к нужной точке. Рев стал сильнее.
      - ...приближаетесь к моменту отделения. Отсюда выглядите отлично. Похоже по всему, бьете точно в яблочко. Приготовиться к отделению...
      - Триста шесть и четыре десятых секунды...
      Гром смолк.
      На капсулу обрушилась тишина.
      Ускорение исчезло; веса не стало.
      Пруэтт повалился вперед. "Нет, держись! - сказал он себе. - Это просто прекратились перегрузки".
      Изумление переполнило его. Он на орбите! Тишина! Он...
      Б-БАХ!
      Это снова сработали взрывные болты. Переходное кольцо, соединявшее капсулу с ракетой, распалось, освободив их друг от друга.
      И вдруг - гром!
      Под ним-приглушенный гром и вибрация. Легкий толчок. Короткий толчок трех коррекционных двигателей, и капсула освободилась от теперь уже безжизненной ракеты-носителя. Яркая, изгибающаяся линия земного горизонта внезапно качнулась, когда сработали двигатели капсулы, и автопилот повернул ее в нужное положение.
      Он доложил на Мыс об отделении ракеты и развороте капсулы и получил ответ, что его поняли.
      И, наконец, те слова, которые он с таким нетерпением ждал... Электронно-вычислительные машины Годдардского центра выдали сообщение; оно молнией понеслось на мыс Кеннеди, зажгло цветные огни на огромном табло контроля за ходом полета, было с восторгом прочитано и с теми же чувствами передано человеку, летевшему высоко над планетой.
      - Вы запущены по меньшей мере на тридцать два витка. Все идет отлично...
      К тому времени, когда он обогнет земной шар и снова войдет в зону связи пункта управления, у них уже будут готовы точные параметры орбиты; пока же он знал только, что орбита была расчетной или настолько близкой к расчетной, насколько это возможно. На этом он покончил с деловыми размышлениями и принялся вкушать плоды свершившегося чуда.
      Чудо удобства-скафандр, абсолютно не давящий на тело. Ощущение глубокой тишины, капсула больше не сотрясается от грома.
      Сказочная картина: его ракета медленно кувыркается и вращается в полутора сотнях метров от него. Она сверкает на солнце, а вокруг теперь уже опустевшего кислородного резервуара ясно видна широкая полоса серебристого инея; поблескивают металлические заклепки. Белые и зеленые кристаллы неторопливыми струйками текут из двигателя. Целых шесть минут он мог наблюдать покинутую ракету, обреченную на гибель в огненных объятиях атмосферы, затем она пропала из виду.
      Он вгляделся в крутой изгиб горизонта. На мгновение почувствовал разочарование-на небе оказалось меньше звезд, чем он ожидал, но тут же вспомнил, что глаза, ослепленные солнечным светом, еще не привыкли к темноте.
      Он взглянул вниз-на Бермудские острова и ярко-голубой океан. Полюбовался исключительно четким, ювелирным рисунком кучевых облаков над водой. Через пятнадцать минут после старта он уже разглядывал Канарские острова, а затем Атласские горы в Африке и длинные узкие тучи дыма и пыли над пустыней. А как изумительна резкая чернота теней под облаками на земной поверхности; какое немое восхищение будит зрелище великой пылающей звезды, которую люди называют Солнцем, когда на нее смотришь сквозь сильно затемненное стекло оптического прибора!
      Он огибал Землю, взбираясь все выше и выше, и за Австралией прошел апогей - высшую точку своей орбиты.
      Когда он завершил первый виток вокруг планеты, армия журналистов в пресс-центре на мысе Кеннеди уже срочно сообщала всему миру данные о невероятном совершенстве ракеты-носителя "Атлас".
      - Пятый американский космонавт, отправившийся в орбитальный полет,-захлебывался восторженный радиокомментатор,- сейчас летит в космосе по пути, точность которого некогда считалась недостижимой. Уже пятый раз подряд могучий "Атлас" возносит американца на орбиту с потрясающей точностью. Мы полагали, что невозможно превзойти совершенство "Атласа", доставившего на орбиту Гордона Купера, но сегодня ракета совершила невозможное. Притом она выполнила это с капсулой, которая по весу больше любого из кораблей типа "Меркурий", побывавших в космосе! Тысяча четыреста килограммов-это на сорок пять килограммов тяжелее капсулы Джона Гленна "Френдшип-7".
      Инженер подал комментатору сигнал поднятыми вверх большими пальцами, и тот продолжал свой рассказ. Но публику не очень интересуют цифры. Когда слышишь цифры по радио, они не много значат. Хочется знать результаты, вот и все.
      Среднему человеку наплевать на технические подробности, ему важно знать, что космонавт вышел на орбиту, что запуск был удачным и что корабль, как все надеются, сделает положенные сорок восемь витков.
      Людям не нужны детали, ведь в конечном итоге это тонкости, которые трудно постичь - от них, чего доброго, еще голова разболится. Когда человек покупает машину, его не интересует литраж цилиндров или степень сжатия двигателя; он хочет знать, сколько лошадей у него под капотом, как быстро ходит машина и сколько стоит.
      Но на орбите технические тонкости имеют решающее значение.
      Через несколько дней, когда полет будет успешно завершаться, этим тонкостям начнут уделять все больше внимания.
      В конце концов, так ли часто вам приходится читать смертный приговор, написанный математическими знаками и формулами?
      ГЛАВА XI
      Его полет был важной вехой, перекидывавшей мост из настоящего в будущее. Некоторые говорили, что космонавт Ричард Дж. Пруэтт-первый американец, совершающий будничный космический полет. До этого каждый шаг был вторжением в неизвестность. Каждый космонавт исследовал какую-то область впервые; каждый из них, минуя освоенный участок, шел дальше и проводил новые опыты, новые орбитальные эксперименты.
      Пруэтт был первым американским космонавтом, познавшим, что такое "повторение пройденного" в космосе. Он многократно наблюдал, например, чередование -дня и ночи на орбите. А его тело трижды повторило полный цикл биологических функций; врачи могли теперь изучать и истолковывать все процессы, чтобы впервые определить и уточнить направление исследований на будущее. Он трижды погружался в ночной сон и пробуждался.
      Небольшая телевизионная камера, установленная в капсуле "Меркурия-7", давала возможность ощутить весь драматизм полета космонавта с остротой, которую можно сравнить только с переживаниями в первые моменты взлета капсулы Джона Гленна. Камера имела ограниченные возможности и весила всего пять килограммов; развертка изображения была медленной, само изображение-нечетким. Но это не имело значения. Она все же была лучше и чувствительнее, чем камера в капсуле Гордона Купера, она передавала картины, которые заворожили не только всех американцев, но и миллионы людей во всем мире.
      Теперь Пруэтт высчитывал свое время такой меркой, какой до него не пришлось пользоваться ни одному человеку в космосе, ни американцу, ни русскому,-часами, минутами и секундами, оставшимися до того момента, когда невидимые остатки кислорода с шипением вытекут из баллона и поглотятся легкими. Затем начнет нарастать процент углекислого газа и водяных паров; загрязненный воздух начнет проникать в тело, накапливаться в ограниченном объеме скафандра и в самой кабине.
      Знание процессов, происходящих в организме, когда-то было его преимуществом, а теперь стало проклятием; он слишком хорошо отдавал себе отчет в том, что случится, когда эта газовая смесь вторгнется в его легкие, и теплые, влажные стенки альвеол будут тщетно и беспомощно ловить кислород, который так нужен крови...
      и без которого его мозг очень скоро погибнет.
      Понимание неизбежности смерти уже не порождало в Пруэтте панического страха, который терзал его, когда он впервые осознал неотвратимость рокового исхода. Он знал, что может покончить с собой быстро и безболезненно. Он мог уменьшать подачу кислорода в скафандр и снижать давление в кабине, пока его мозг не поддастся явлениям гипоксии (Гипоксия-резкое кислородное голодание организма.-Прим. ред.). Начнутся галлюцинации, появится странное ощущение, похожее на легкое блаженное опьянение. Он медленно, без сожаления и страха, скользнет в беспамятство. Его чахнущий без кислорода мозг будет выходить из строя, а клетки-гибнуть, и он в сладкой дремоте погрузится в вечный сон смерти.
      Пруэтт знал, что это можно сделать-надо только повернуть одну-две рукоятки, но он также знал, что не сможет этого сделать... пока есть хоть малейшая надежда. Он больше не верил в чудо спасения - ни в то, что он сможет растянуть запас кислорода, ни в то, что неким таинственным образом заработают тормозные ракеты.
      Но могло случиться всякое, даже самое невероятное, и, смирясь с неизбежностью гибели, Пруэтт не собирался уступать ни секунды оставшегося времени.
      В последний раз он вел переговоры с системой связи "Меркурий", когда пролетал над островом Кэнтон; там оператор станции запросил - точнее, передал запрос пункта управления на мысе Кеннеди, - чтобы он доложил обо всем, что происходи г в капсуле, и обо всех его действиях. Он тогда только усмехнулся: капсула работала безупречно свыше трех суток и "выдала" губительную неполадку внезапно, в самый последний момент полета. Впрочем, она и .сейчас продолжала функционировать в соответствии с замыслами инженеров-вся аппаратура внутри работала превосходно.
      Кроме, разумеется, электрической цепи, загадочный отказ которой помешал тормозным ракетам прожить их короткую пламенную жизнь.
      Человеческое тело, рассуждал Пруэтт, это двигатель, механическое устройство, которое требует определенного питания для поддержания процессов обмена, как любой двигатель внутреннего сгорания требует питания, чтобы давать тепло, которое человек преобразует в энергию. Это установлено уже давно.
      Если весишь восемьдесят килограммов, то твоему телу ежедневно требуется свыше девятисот граммов кислорода. Нормальному здоровому человеку наряду с этим килограммом атмосферного "горючего" необходимо больше двух литров воды и примерно полкилограмма твердого топлива. Каждые двадцать дней человек, точнее его тело, потребляет количество топлива, почти равное его весу. Ему, Пруэтту, фактически нужно меньше нормы: он невесом, ему не приходится бегать, ходить, работать, потребность в топливе здесь меньше, чем на поверхности Земли... Земли, которая теперь, казалось, удалилась от него на миллиарды километров...
      Он знал, что его тело, получая питание извне, ежедневно выделяет около килограмма углекислого газа и водяных паров, а также небольшие количества твердого вещества, мочевины, минеральных солей.
      Он попал в беду, которую не мог бы даже представить себе ни один изгнанный людьми отщепенец, как бы ни была жестока и враждебна пустыня, в которой его бросили одного. Ведь у Пруэтта воды и пищи было более чем достаточно-а именно это неизменно нужно человеку в борьбе за жизнь. Зато у обреченных на голодную смерть на Земле столько воздуха, что его хватает на миллиарды человек,-необъятный океан воздуха!
      Инженеры и врачи-создатели системы управления средой в капсуле Пруэтта-располагали солидным опытом, накопленным авиационной и космической медициной. Учитывая опыт четырех орбитальных полетов по программе "Меркурий", они оснастили капсулу Пруэтта тремя кислородными баллонами; в каждом из них содержалось тысяча восемьсот граммов кислорода под давлением пятьсот атмосфер. Это составляло основной и аварийный запас Пруэтта. Предусмотрены были и редукторы, которые снижали давление основного запаса до семи атмосфер, а аварийного запаса-до пяти атмосфер перед подачей кислорода в кабину и скафандр. Они же дозировали подачу в размерах, необходимых для дыхания Пруэтта и работы механизмов капсулы.
      Пруэтт мысленно перебрал все элементы этой системы и в сотый раз пытался найти ту немыслимую возможНость, которая позволила бы ему как-нибудь растянуть запас кислорода. Он был так близок по времени к началу затухания орбиты, к вхождению капсулы в верхние слои атмосферы, что даже ничтожная экономия, какаянибудь неожиданная находка могла бы спасти его.
      Через шесть суток и восемь часов после выхода на орбиту над Бермудскими островами "Меркурий-7" начнет погружаться в атмосферу и... Пруэтт затряс головой, стараясь избавиться от навязчивой мысли. В конце концов, как бы он ни пытался растянуть запас кислорода, кислород все равно кончится за полдня до вхождения капсулы в атмосферу.
      И сколько ни ломал он голову, он не мог найти ни одного события за время полета, которое могло бы послужить ключом к загадке-почему отказали тормозные ракеты.
      Он щелкнул тумблерами, включил питание рации.
      Пусть разогреется. Через несколько минут он войдет в зону связи с мысом Кеннеди. Кантон сообщил ему только одно-у пункта управления на мысе Кеннеди есть для него какая-то "особая информация".
      Несмотря на то что он инстинктивно старался не обнадеживать себя, сердце его забилось быстрей. Неужели они что-нибудь нашли? А вдруг они порылись поглубже в технических архивах и нашли решение, которое значило, что он будет жить?
      - Ты просто размечтался, лихач,-услышал он голос и поморщился -голос был его собственный, трезвый и саркастический.
      ГЛАВА XII
      Глубоко в стальных утробах морских судов: быстрых эсминцев, пузатых транспортов, крейсеров и в недрах ядерного чрева гигантского авианосца "Энтерпранз", энергия едва пульсировала. Огромный морской отряд спасения капсулы "Меркурий-7" медленно курсировал, отбрасывая расплывчатые пятна-тени на поверхность океана; многочисленная и внушительная эскадра военных судов забыла про пушки ради спасения человека, который должен упасть в море, как падали до него другие космонавты после путешествий сквозь глубины космического океана.
      Между кораблями отряда спасения шло яростное и лихорадочное соревнование. Выловить из моря человека, который возвращается из чуждого людям мира, простирающегося там, за пределами воздушного океана, было все равно, что выиграть труднейшее пари. И когда наступит великий момент, люди столпятся на палубах, стараясь первыми заметить белый инверсионный след, который оставляет в воздухе раскаленная от трения капсула, когда она, шипя, несется к Земле, заметить маленький вытяжной парашют, а на высоте трех километров-раскрытие желто-белого купола основного парашюта.
      Когда человек возвращался на Землю из своего путешествия "туда", люди на палубах задирали головы и показывали пальцами вверх, а крик поднимался такой, что он далеко разносился над волнами, громом катился от корабля к кораблю, и всех захлестывал могучий вал восторга и радости.
      Но сейчас всех захлестнула волна уныния-каждый чувствовал свою беспомощность. Было решено: флот останется; будет медленно, ритмично курсировать по большому кругу-скорбная, безнадежная процессия... А куда еще идти? Кто мог уйти отсюда?
      Они останутся... пока там, в капсуле, не иссякнет последний глоток прохладного кислорода, и человек, которому были посвящены сейчас все их помыслы, не задохнется и не утонет, как может случиться с любым из них, если вдруг их затянет в морскую бездну под стальными бортами кораблей.
      Лунный свет заливал корабли, и их силуэты отражались на поверхности воды, а люди хмуро смотрели на фосфоресцирующие волны, плескавшиеся вокруг стальных плавучих громад. 'Палуба "Энтерпрайза" казалась бесконечной, крылатые тени беспомощно громоздились над ней, а надстройка, словно чудовищная каракатица, уродливо высилась над морем.
      Там, высоко над ними, погибал человек. И каждый из них, казалось, ощущал, что какая-то доля смертельного гнета давит и на него...
      Крр-ак!
      Джордж Кейт оторопело взглянул на половинки карандаша, неуклюже торчавшие между его пальцами, и раздраженно отбросил их в сторону.
      Стоявшие позади него усталые, осунувшиеся, небритые люди без пиджаков не выразили никакого удивления перед этим проявлением нервозности обычно невозмутимого руководителя Центра управления полетами. В обстановке смятения, возникшей после отказа тормозных двигателей капсулы Пруэтта, Кейт был тверд как скала, ни на минуту не терял самообладания и был беспощаден к любому, кто отклонялся от выполнения единственной задачи, единственной, которая имела сейчас значение.
      Человек погибнет, если Кейт и его товарищи не сотворят чуда и не ликвидируют аварии, которая была для всех не только беспрецедентной, но и совершенно загадочной. А время бежало. Время!..
      Кейт взглянул на большие стенные часы. Красная минутная стрелка неумолимо двигалась по кругу, словно знаменуя своим бегом поражение и осуждение-никого из них в частности, но в то же время всех их вместе - и здесь, на пункте управления, и в ангаре "С", и на заводах в Сент-Луисе и Хьюстоне. Неважно, что в полете почти все протекало гладко; причиной гибели могло стать несовершенство мелкой, незначительной детали.
      "Это все равно, что прыжок без парашюта",- подумал Кейт. Само падение не опасно. Человек погибает от резкого прекращения падения.
      Пруэтту суждено было погибнуть именно от чего-то незначительного, невидимого, неизвестного...
      Скоро он войдет в зону радиосвязи, а Кейт мог сообщить ему лишь то, что ответ не найден. Пруэтт знал, что они мучительно ищут этот ответ. Излишне говорить человеку, летящему там, на высоте полутораста километров, что они не спят и казнят себя, что бранятся и ищут виноватых.
      Какого черта говорить об этом Пруэтту? Он и без того знает слишком много.
      Джордж Кейт медленно оглядел пункт управления, душу и сердце орбитального полета, нервный центр на поверхности планеты, работавший на человека в капсуле, которая вот-вот стремительно пронесется над головой. Каждый, кого он видел перед собой в этом большом "Оперативном зале", в этой пульсирующей нервной клетке размером пятнадцать на восемнадцать метров, где слились в странном, удивительном содружестве люди и электроника... каждый здесь чувствовал себя так же, как Кейт-связанным по рукам и ногам, беспомощным, разъяренным от сознания собственного бессилия помочь человеку, который так нуждался в их помощи, так рассчитывал и...
      "Ты неправ, - пристыдил себя Кейт,- ведь ты лучшего мнения о Дике Пруэтте. Ему худо сейчас, он может страдать-и наверняка сильно страдает от всего этого, но о чудесах он не станет грезить. Он будет надеяться на всех нас, пока жизнь будет теплиться хоть в одной клетке его мозга, но смерть примет стойко, и не мелькнет у него ни одной мысли, о которой постыдился бы узнать любой из нас, сидящих здесь..."
      Кейт сидел в центре, лицом к дальней стене командного пункта. Справа от него, положив голову на руки, примостился начальник стартового комплекса (он не спал, Кейт был уверен в этом). Слева от Кейта сидел руководитель средств спасения, человек с бледным лицом, на котором было буквально написано тягостное чувство бессилия, нелепой беспомощности; ему подчинялось множество людей, а он, будь все проклято, ничего не мог поделать.
      Прямо перед Кейтом находился стол Джона Новака, руководителя полета "Меркурия-7". По обе стороны от него сидели оператор глобальной сети слежения и начальник телеметрической связи с кораблем. Графики их работы поломались-Пруэтт экономил батареи и не включал ни радиолокационный приемоответчик, йи телеметрические передатчики. Но в любой момент могла возникнуть необходимость в немедленных действиях, и никто не уходил из зала. Все спали за своими столами или на раскладных койках в коридорах.
      В третьем ряду -считая от дальней стены зала - сидели ответственный за взаимодействие средств обеспечения, старший врач (Майклз не спал уже больше двух суток), специалист по системам жизнеобеспечения капсулы, начальник связи с капсулой и ответственный за управление бортовыми системами (бедняга чувствовал себя да и выглядел несчастнее всех).
      Кейт медленно повернулся и окинул взглядом часть зала позади себя. Вдоль правой стены сидели специалист по динамике полета и оператор тормозной системы, который непрерывно говорил по радио или по телефону, настойчиво теребя всех, кто мог хоть чем-нибудь помочь разгадать причину аварии "Меркурия-7".
      Перед ними стояли четыре прибора, регистрирующих параметры полета. Здесь, на жаргоне, понятном лишь счетно-решающим устройствам и инженерам, можно было прочитать весь ход полета. Перед теми, кто знал язык этих записей, раскрывалась трагедия Пруэтта. Самописцы регистрировали все - отклонение капсулы от оси трассы и изменение высоты по дальности; начертание орбиты как функцию высоты и земного времени; скорость вывода на орбиту и продольное ускорение как функцию времени, и величины курсовой ошибки, и... На черта теперь все это нужно!
      Да Пруэтт погибнет раньше, чем начнет затухать орбита, если вот эти люди, сидящие здесь, и все другие, с кем они связаны, не ухитрятся сотворить величайшее чудо в истории космических полетов! (А журналисты уже готовили высокопарные панегирики и некрологи; режиссеры телевидения судорожно собирали все обрывки кинопленки, запечатлевшей Пруэтта, какие им только удалось добыть; радиостанции разыскивали и клеили магнитофонные записи его голоса. Кейт надеялся, что полиция уже оцепила дом Пруэтта, а может, его родным просто удалось скрыться куда-нибудь, потому что на них обязательно должна свалиться, как чума, целая армия людей с ручками и блокнотами. Кейта очень беспокоило все это, но тут от него ничто не зависело. Он никогда не слышал о человеке по имени Эд Лайонз, вырастившем летчика из мальчишки, которого звали Диком Пруэттом, поэтому ему было невдомек, что именно в этот момент разъяренный Лайонз выбрасывал горластого репортера из окна своего дома...)
      Перед рядами столов висела огромная карта мира высотой два с половиной и шириной почти десять метров. На разноцветную и светящуюся поверхность ее были нанесены орбиты капсулы и места расположения всех станций связи и слежения. Как только капсула входила в зону действия одной из радио- или радиолокационных станций, на карте вспыхивал цветной круг, и все в Центре могли в любое время определить, в радиусе действия каких наземных средств слежения и связи находится капсула.
      Окраска кольца иллюстрировала состояние каждой станции, ее неисправности, но сейчас всех интересовала одна неисправность-в самой капсуле, за которой неотрывно наблюдали электронные глаза станций слежения.
      Кейт взглянул на светящийся круг, обозначавший положение капсулы в данный момент. Пруэтт выйдет на связь через одну-две минуты; начальник станции связи Центра Гарольд Спенсер уже пытался установить с ним микрофонную связь.
      Кейт перебирал бумаги на своем столе. За его спиной ожидали два инженера фирмы "Макдоннелл" и несколько подчиненных Кейта. Это они томительно долгие часы поддерживали непосредственный контакт с людьми, работающими в ангаре "С", на заводе Макдоннелла в СентЛуисе и в монтажно-проверочном корпусе Хьюстонского центра пилотируемых полетов. Тщательное обследование ничего не дало, кроме подтверждения того факта, что неисправность пятнадцатой капсулы продолжала оставаться загадкой. Сейчас, медленно листая представленные ему отчеты, Кейт надеялся найти в них хотя бы что-нибудь, что проливало бы свет на причину неисправности.
      "Черт побери, а что мы вообще понимаем под неисправностью?"-сердито спросил он себя... Ракета, состоящая из трехсот с лишним тысяч деталей, сработала безукоризненно. Более трех суток маленькая капсула, насчитывающая десять тысяч деталей, функционировала с беспрецедентной точностью. Сотни миллионов узлов и блоков огромной глобальной сети слежения тоже оказались на высоте. Но сейчас все-таки от всех этих показателей баснословного совершенства техники космонавту Пруэтту нет пользы ни на грош.
      Но что, что же это могло быть? Неисправность маячила, словно призрак, где-то близко-казалось, вот-вот они до нее дотянутся, - и все же ускользала от них. Приходилось же им и раньше сталкиваться с головоломными проблемами, куда более сложными, причем в узлах, более простых, чем тормозная установка. И всегда им удавалось расправляться с любыми загадками с помощью остроумнейших технических решений; они преодолели все преграды и провели все полеты капсулы "Меркурий" с полной безопасностью... Он резко оборвал бег мыслей.
      Но это же правда, черт побери! Они сумели решить проблемы, которые казались неразрешимыми, в отведенные им сроки. Они не принимали на веру ничего, абсолютно ничего-точнее, ничего, кроме неизбежности затруднений и неполадок.
      Тринадцатая капсула, капсула Гленна, ожидала запуска на мысе Канаверал сто шестьдесят шесть дней.
      Инженеры внесли в ее конструкцию ни больше ни меньше, как двести пятьдесят пять изменений и усовершенствований.
      О полете Гленна ходила такая шутка: "вокруг света за девяносто минут после восьмидесяти двух дней на стартовой площадке". Конечно, это был смех сквозь слезы. А потом был еще этот леденящий сердце сигнал в пятьдесят первом секторе, сигнал о том, что теплозащитный экран капсулы отстал и появилась ужасающая вероятность того, что космонавт вернется на Землю только в виде пепла, медленно падающего сквозь толщу атмосферы. Но и это была еще одна ступенька к вершинам опыта и знаний.
      В самом начале работ по программе "Меркурий", вспоминал Кейт, одна из деталей энергосистемы капсулы довела всех буквально до исступления. Система прошла все квалификационные испытания и работала безукоризненно. Но стоило вмонтировать ее в капсулу, как она отказала. Она отказывала снова и снова, пока инженеры не начали оглядываться, ощущая на своих спинах недобрые взгляды. Они не только подвергли систему всем известным испытаниям, но и сами выдумали ряд новых. Им все-таки удалось найти ее, эту неисправность. Оказывается, в системе имелись некоторые компоненты, чувствительные к определенным уровням температуры. И никто этого не знал. Когда эти детали устанавливали в капсулу, они отказывали. Как только их снимали для проверки-они работали. Устанавливали обратно в капсулу отказ!
      А все дело было в том, что на борту капсулы в непосредственной близости от злосчастной системы находился источник тепла. Стоило только немного отодвинуть систему, защитить ее от прямого воздействия тепла, и она заработала великолепно. Но это было лишь еще одним предостережением - оно указывало, как неисчерпаема вероятнесть возникновения неполадок и аварий. А что если бы такое случилось на орбите, а не раньше, в испытательной камере?.. Что ж, в этой игре всегда ходишь по краю пропасти.
      Так и сейчас.
      Возможно ли, что какая-нибудь деталь в тормозном отсеке, в его электрической системе вмонтирована неправильно? Инженеры клялись, что это абсолютно исключено. Если бы они только могли поставить на карту собственную жизнь, Кейт знал,-они с радостью поменялись бы местами с Диком Пруэттом, так они верили в свою технику. Но ведь и эта их готовность, увы, не облегчает участи Пруэтта...
      Электрические провода могли по ошибке поменять местами. Такое может случиться, да уже и случалось. Однажды здесь, на мысе Кеннеди, ВВС понапрасну потеряли ракету "Top" - совершенно исправную ракету. Техник, собиравший схему контрольного пульта для офицера, который отвечал за безопасность взлета, подключил два провода накрест. Пульт работал безукоризненно, если не считать того, что провода были перепутаны; в результате приборы показали, будто "Тор" вышел из коридора, установленного для его взлета.
      Ракета устремилась вверх, все шло без сучка, без задоринки, но офицеру не оставалось иного выхода, как нажать кнопку и подорвать ракету стоимостью в несколько миллионов долларов.
      И был еще обиднейший, классический пример с первым запуском к Венере "Маринера-1". Виновником этой истории оказался один талантливый научный работник, готовивший запись программы полета для введения в Счетно-решающее устройство, которое должно было управлять кораблем в ходе полета к планете. И ошибка-то у него была ничтожная-он всего только упустил при кодировании инструкции одно тире, а в результате огромная система "Атлас-Аджена В" полетела не в том направлении. Офицеру, отвечавшему за безопасность взлета, оставалось только смачно выругаться и снова нажать кнопку. Восемнадцать миллионов долларов пошли прахом. И все из-за какой-то черточки...
      Кейту никогда не доводилось видеть такого стерильного помещения, как специальная камера на заводе фирмы "Макдоннелл", в которой происходила сборка капсул. По сравнению с ней обычная операционная в больнице никуда не годилась - столь невообразимые требования к чистоте предъявлялись при постройке различных типов космических кораблей. Стены и потолок этого герметизированного помещения были ослепительно белыми, кондиционированный воздух поступал туда через целый лабиринт фильтров. Никто не имел права входить в комнату без тщательного осмотра, без белоснежного халата, белых носков, белых пластмассовых туфель... но даже тогда позволялось смотреть на корабль только через прозрачную пластмассовую защитную пленку.
      В этой работе даже отпечатки пальцев могут стать причиной неисправности. Влага, оседающая в результате прикосновения пальца, может вызвать медленную, никому не заметную коррозию какой-нибудь важной детали.
      А когда в корабле одиннадцать километров электропроводов и десяток тысяч взаимосвязанных деталей, так и знай - все шансы за то, что где-нибудь оставлен этот коварный "отпечаток пальца".
      Достаточно вспомнить хотя бы случаи с капсулами Гриссома и Ширры. Гриссом проверял готовность своей капсулы еще на заводе в Сент-Луисе. Попробовав на стенде управление реактивными двигателями ориентации, он оторопел: капсула все делала наоборот! Оказалось, что в системе ручного управления зажиганием провода были подключены крест-накрест...
      Ширра же едва не стал жертвой излишнего усердия одного техника. Уже на орбите начала угрожающе расти температура в скафандре. Только находчивость и смекалка космонавта помогли избежать преждевременного прекращения полета. А причиной всему были несколько лишних капель смазки, запущенных в один из клапанов не в меру старательным техником. По инструкции полагалось три капли, а он впустил десять, и клапан отказал!
      Кейт тряхнул головой, закурил и...
      - Джордж! "Меркурий-7" ответил нам!-крикнул Спенсер со своего пульта.
      Кейта вдруг осенило:
      - Поговори с ним немного, Спенс. Прими полный доклад, а потом пусть выскажет все-все, что может, любые предположения о причине отказа. Я подключусь через минуту.
      Он отключил прямую связь и нажал другую кнопку.