Глава 18

– Доктор Шейли, скажите, в каком она состоянии? Старенький лысый доктор не успел еще прикрыть за собой дверь детской, как Присцилла преградила ему дорогу. Весь день она слонялась по коридору, не в силах ничем заняться, то приближаясь к двери, то поспешно уходя, словно звук ее шагов мог отвлечь доктора. И вот теперь он снял пенсне, потер переносицу и устало улыбнулся:

– Худшее позади, мэм. Уже завтра вы сможете зайти к девочке на четверть часа и даже немного развлечь ее разговором, но сегодня она снова получила дозу настойки опия и спит.

Бенлерманы зашли в комнату дочери час назад, но Присцилла и Брендон оставались в коридоре.

– Благодарю вас, – тихо сказала Присцилла.

– Спасибо за все, доктор Шейли. – Брендон энергично потряс ему руку.

– Я всего лишь инструмент в руке Божьей, так что лучше возблагодарите нашего Создателя, – отмахнулся доктор.

– За этим дело не станет.

Простившись с доктором, оба вошли в детскую. Чарити мирно спала, и они постояли, с глубоким состраданием глядя на маленькую фигурку под одеялом.

– Прошу тебя, отдохни, – обратилась Присцилла к Сью Элис. – Я сменю тебя.

– Нет, я должна быть здесь, когда она проснется, – воспротивилась молодая женщина, хотя вид у нее был неважный и она явно нуждалась в отдыхе.

– Обещаю разбудить тебя, как только она пошевелится.

– Похоже, все обошлось, – вмешался Крис, – подумай теперь и о себе.

– Да… наверное, ты прав, – со слабой улыбкой откликнулась Сью Элис.

– Пойдем. – Крис взял ее за руку и помог подняться. – Чарити не порадуется, если она увидит, как изнурены родители, когда вернется наконец из мира сновидений.

– Может быть, мне остаться с тобой? – спросил Брендон, когда дверь за ними закрылась.

– Нет, спасибо.

– Ты уверена?

– Все будет в порядке, я справлюсь.

– Если почувствуешь усталость, только позови. Несколько секунд он всматривался в лицо Присциллы, потом вышел, бесшумно притворив дверь.

Она провела у постели девочки несколько часов, беспрерывно повторяя имя Сью Элис и рассказывая сказку за сказкой. Пришла Пейшенс и молча села рядом, держа руку сестры и глядя на Присциллу большими печальными глазами. Порой, бросая на нее взгляд, Присцилла тревожилась за душевное состояние этой девочки больше, чем за здоровье Чарити, на щеках которой уже играл румянец.

Наконец больная проснулась, и с тех пор Присцилла старалась проводить все свое время с близнецами. Она почти не виделась с Брендоном и не разговаривала с ним, ограничиваясь короткими репликами. Когда он вернулся во флигель, Присцилла осталась в комнате для гостей.

– Присцилла, мне это очень и очень не по душе. Здесь бывает много визитеров, особенно сейчас. Тебя могут узнать и сообщить Эгану.

– Я осторожна, Брендон. Когда кто-нибудь приезжает, я ухожу к себе. Пойми, я не готова… не готова вернуться туда.

О да, она была не готова. Казалось, ее вполне устраивало то, что они удалились друг от друга.

Тревога все сильнее овладевала Брендоном. Несколько раз он пытался завязать разговор об этом, но Присцилла уклонялась от него под любым предлогом. Наконец как-то после ужина Брендон задержал ее на лестнице.

– Сегодня чудесный вечер. Может, погуляем в саду, как прежде?

– Мне нужно… мне нужно идти к Чарити.

– Туда только что пошла Сью Элис, так что девочка не одна. Нам давно уже следует поговорить, так почему бы не сейчас?

Несколько мгновений казалось, что Присцилла откажется, но потом, с едва слышным вздохом, она кивнула.

Вечер и правда был на редкость хорош. Стояло полнолуние, и яркий желтый диск залил серебряным сиянием темную листву магнолий, густую ровную траву и шпалеры роз. Брендон взял руку Присциллы в свою, но она осталась безучастной, вялой, смотрела вперед, в никуда. Не выдержав, он увлек ее в тень большого дерева.

– Я все понимаю, милая. Это было нелегко для тебя… для всех нас. Но ведь с Чарити давно уже все в порядке, она вне опасности. Очень скоро все вернется на круги своя…

– На круги своя? – с неожиданной силой спросила она. – Ты всерьез веришь, что все может еще вернуться на круги своя?

– Ты о чем?

– Ты что же, ничего не заметил, не понял? Ты же видел, что со мной сталось в тот жизненно важный момент! Чарити истекала кровью, а я… я не могла сдвинуться с места! А если бы это был наш ребенок? Если бы тебя не оказалось рядом? Если бы это случилось не в большом городе, а посреди техасской глуши, где доктор живет на расстоянии многих миль? Я бы не справилась, Брендон! Если бы в тот день ты не появился вовремя, один Бог знает, как бы все обернулось.

– Послушай, Присцилла…

– Нет, я не стану слушать тебя! Когда я слушаю, то начинаю верить, что все образуется, что рано или поздно я стану такой, какой ты хотел бы меня видеть, что мы будем счастливы вместе. Теперь, после случившегося, я знаю, что это невозможно.

– Ничего подобного, просто ты очень устала. Отдохнешь как следует, и…

– Нет! – Она покачала головой. – Родители готовили меня для городской жизни, а когда их не стало, тетушка Мэдди пошла ж этом по их стопам. Она сделала из меня леди, и я способна только на то, что свойственно леди, а не женщине с пограничных земель.

Присцилла говорила с прежней силой, но глаза смотрели отстраненно, а бледное лицо казалось чужим, незнакомым.

– Значит, прав был все-таки Стюарт, когда сделал мне предложение. С его деньгами я могла бы вести именно ту жизнь, для которой себя готовила, – жизнь обеспеченную и далекую от опасностей. А ты… ты предлагаешь мне день за днем видеть вокруг насилие, жить среди него и смириться с ним. Боюсь, это мне не по силам.

Брендон слушал и не верил своим ушам. Кто она, эта женщина, внешне похожая на Присциллу, но внутренне не имеющая с ней почти ничего общего? Где та, в ком он видел умение выживать, мужество и стойкость, которую полюбил за все это?

– Знаешь, – медленно начал он, – я понял одно: тебе по силам все, во что ты веришь, чего жаждешь. Вот только твои устремления слишком часто меняются. – Брендон всмотрелся в пустые глаза, в неживое лицо, надеясь найти хоть какое-то сходство с исчезнувшей Присциллой. – Что ж, может, тебе пора выбрать, кем прожить жизнь: несчастной доченькой давно умерших родителей, хорошо воспитанной племянницей чопорной тетушки или собственностью Стюарта Эгана. Правда, есть еще четвертая возможность – стать самой собой и впредь жить, как ты, именно ты, считаешь нужным. Решай, Присцилла.

В лице ее ничто не изменилось. Никакого отклика, словно Брендон вообще ничего не сказал! Тщетно он вглядывался в нее, тщетно пытался проникнуть сквозь стену, которую она воздвигла вокруг себя. Брендон отказывался верить, что перед ним та самая женщина, которая проделала с ним путь длиной во многие мили, пережила множество опасностей, движимая упрямым намерением построить новую жизнь. Пусть Присцилла ошибалась тогда, но она жила, она была собой!

Брендон повернулся и медленно пошел прочь. Через несколько часов Присцилла так и не вернулась в дом. Он не мог сказать, когда это случилось, потому что вышел на свою ежедневную прогулку в Нижний Натчез.

– Нелепость какая-то!

– Уверяю тебя, Крис, я совсем не шучу. Вернее, я в жизни не говорил так серьезно.

Друзья сидели в уютном ресторанчике на углу Мэйн-стрит. Здесь было очень чисто, прилично и в это время дня немноголюдно. Из городской элиты сюда захаживали только плантаторы средней руки. Брендон намеренно выбрал это заведение для разговора по душам.

– Присцилла решила, что не создана для жизни в прерии. Часом раньше, в «Эвергрине», Криса не на шутку встревожило осунувшееся лицо друга. Поэтому он и предложил пойти куда-нибудь выпить стаканчик. Брендон ухватился за предложение и привел его в «Таверну на углу». У него еще оставалось время до выхода в трущобы Нижнего Натчеза.

– Но Присцилла так смотрит на тебя… Только слепой не увидит, что она любит тебя всем сердцем.

– Не теперь, Крис. С тех пор как раздался тот злополучный выстрел, я для нее перестал существовать. То ли она все еще винит меня, то ли… Дьявольщина, я не знаю!

– Дай ей время прийти в себя, Брен.

– А если это невозможно? Если что-то сломалось в ней уже навсегда? Что за жизнь ждет нас тогда? Я в долгу у Присциллы за то, что она помогла мне разобраться с прошлым, но не готов выплачивать этот долг всю жизнь. Насильно мил не будешь, ведь так говорят.

– Ты выплачиваешь свой долг пока еще не слишком долго. Иногда человек не способен пережить кризис без посторонней помощи.

– Думаешь, я этого не понимаю? Проблема в том, что Присцилла Уиллз видит лишь одну сторону вещей – ту, которая в данный момент завладевает ею. Никто, кроме нее самой, не справится с этим. Я здесь бессилен, Крис… – Брендон сделал глоток, помолчал и продолжал задумчиво: – Признаться, после последнего разговора я склоняюсь к мысли, что она права. Я просто забыл, предпочел забыть, как в начале нашего знакомства неустанно убеждал ее в том, что она не создана для жизни в прерии, в глуши. Изменилась не Присцилла, а лишь мое отношение к ней. Любовь застит глаза, не так ли?

Он с горечью улыбнулся и мгновенно осушил свой стакан. Обычно это проходило у него без помех, но сегодня Брендон так обжег горло, что надолго закашлялся.

– А если вам пойти по пути наименьшего сопротивления? – спросил Крис, дождавшись, пока он успокоится. – Поезжайте в Саванну, попробуйте построить семью там. Брат охотно тебе поможет.

– Я думал об этом, Крис, думал долго, и если бы пришел к выводу, что это поможет, то так бы и поступил. Саванна – место цивилизованное, а меня тянет в дикие места, где я мог бы начать все с нуля, основать свои маленький мир и взрастить его. – Брендон покрутил в руке пустой стакан, потом медленно отодвинул его и положил рядом несколько монет. – Я не могу здесь задерживаться, пора идти. Дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки, и было бы непростительной беспечностью упустить нужный момент. Встретил я одного… вроде из шайки Мак-Лири. С каждым следующим разговором он выбалтывает чуточку больше. Думаю, еще одна хорошая попойка за мой счет окончательно расколет его.

– Только бы удалось выяснить время и место следующей вылазки бандитов! Тогда останется только тайком явиться туда, арестовать Мак-Лири и как следует на него надавить, чтобы выдал сообщника.

– Да уж, хотелось бы, – невесело усмехнулся Брендон. – Тогда я буду чист, как ангел, и поскорее вернусь в Техас.

«С Присциллой или без нее», – подумал он, но вслух этого не сказал.

Присцилла потуже завязала под подбородком широкополую шляпу, натянула перчатки и взяла со столика ридикюль. На этот раз она направилась вниз не обычным путем, а по черной лестнице и вышла из дому через дверь для слуг. Ей не понадобилось много времени, чтобы найти Захарию. Старший конюший «Эвергрина», чернокожий гигант, как обычно, находился на конюшне, и Присцилла попросила его приготовить самый маленький и скромный экипаж Бенлерманом.

Она чувствовала себя неловко оттого, что не спросила разрешения у хозяев. Однако Крис был в отлучке, а Сью Элис в это время сидела у постели Чарити и читала. Кроме того, если бы Присцилла объяснила, куда именно собирается, ее просто-напросто не отпустили бы.

Захария подал экипаж и занял место кучера. Очевидно, он счел себя более пригодным к роли защитника дамы, выезжающей в столь поздний час, чем юный кучер, почти такой же хрупкий, как и Присцилла. Она подумала, что покровительство любого рода ей не помешает.

– Куда ехать, мэм?

– Отель «Бриль», пожалуйста.

Ни о чем больше не спрашивая, Захария прищелкнул языком, и упряжка побежала рысцой. Улицы затихали и были почти безлюдны как в фешенебельной части города, так и ниже по склону. Отель располагался на углу Уолл и Вашингтон-стрит. Экипаж остановился перед входом.

– Мэм, я подожду здесь.

Он не добавил: «Если что, зовите», – но Присцилла и сама догадалась об этом. Ей показалось, что в темных глазах светится вопрос, что понадобилось благовоспитанной леди в отеле в столь поздний час.

К счастью, Присцилла не должна была отчитываться в своих поступках хотя бы перед Захарией, а потому молча подобрала юбки и ступила на дощатый тротуар. Здание отеля казалось весьма внушительным. Его украшали зеленые ставни и пара башенок на крыше. Внутренняя отделка имитировала староиспанский стиль: красные плиточные полы, низкие темные балки потолка, беленые стены. За конторкой сидел, уткнувшись в затрепанный томик, унылый коридорный в серой униформе. Когда Присцилла приблизилась, он неохотно оторвался от чтения и выпрямился:

– Чем могу служить, мэм?

– Видите ли, – начала Присцилла, собрав всю свою решимость, – у вас здесь проживает мисс Рози Коннорс. Не скажете ли, какой номер она занимает?

Он хлопал глазами, очевидно, не припоминая названного имени.

– Она живет с дядей, мистером Мак-Лири, – добавила Присцилла, стараясь не краснеть.

– Ах эта мисс Коннорс! – воскликнул коридорный, поднимая брови. – Вы найдете ее в номере «люкс» на втором этаже, в самом конце коридора. Попросить ее спуститься?

– Только если мистер Мак-Лири сегодня вечером дома. «Господи, сделай так, чтобы его не было!»

– Нет, мистер Мак-Лири, как обычно по вечерам, у себя в… в таверне.

«Благодарю тебя, Господи!»

– В таком случае я сама поднимусь в номер. Ей совсем не хотелось, чтобы эта встреча походила на светский визит. Разговор, к которому Присцилла готовилась весь этот вечер, был слишком личным, чтобы вести его в вестибюле отеля, пусть даже пустом.

– Как знаете. – Коридорный снова уткнулся в роман.

Судя по обложке, роман был любовным.

Присцилла, собравшись с духом, поднялась по лестнице. Ее вдруг посетило странное ощущение, что встреча эта предопределена изначально и никакие обстоятельства не позволили бы избежать ее.

Она постучала в дверь номера. Изнутри послышались шелест юбок и торопливые шаги – без сомнения, женские. Присцилла ждала вопроса, но ключ повернулся в замке, и дверь открылась.

– Здравствуй, – тихо сказала Присцилла. – Можно войти?

– Почему бы и нет? – Рози Коннорс усмехнулась и оглядела ее с головы до ног. – Я знала, что ты появишься, только ждала тебя, раньше.

Присцилла последовала за ней в гостиную, по меркам Среднего Натчеза, довольно элегантную.

– Значит, ты знаешь, кто я.

– Допустим.

– И почему я пришла сюда?

– Вот об этом я понятия не имею. Впрочем… со временем тебе предстояло сложить два и два. Теперь, когда ты знаешь все, тебе, конечно, хочется позлорадствовать.

– Позлорадствовать? – изумилась Присцилла. – Насчет чего? И чего ради?

Рози не ответила, только указала на диван. Присцилла села и, тщательно расправляя юбки, дала себе время собраться с мыслями. Букет цветов на столе наполнял комнату приятным ароматом. Все здесь было обставлено в том же староиспанском стиле, тяжелой и грубоватой мебелью, что давало неожиданное ощущение общего комфорта. Не вызывало сомнений, что в отеле следят за чистотой.

– Глоток-другой бренди? Чай кончился как раз сегодня.

Каждое слово Рози выдавало ее нервозность. При первой встрече она держалась спокойно, теперь же с явной горечью.

– Пожалуй, я выпью, – храбро заявила Присцилла, за всю жизнь не отведавшая спиртного.

Однако она не собиралась изображать оскорбленную добродетель. Рози усмехнулась, достала две коньячные рюмки и плеснула в них из хрустального графина янтарную жидкость. Присцилла недрогнувшей рукой взяла свою. На Рози был домашний халат, очень дорогой, с богатой кружевной отделкой и рисунком в японском стиле. Только тут Присцилла заметила, что у молодой женщины такие же длинные и густые волосы того же оттенка, что и у нее. Лицо Рози было невероятно гладким и нежным.

Однако эта женщина была сложена иначе и, несмотря на хрупкость, отличалась пышными формами. Ее чертам не хватало тонкости, но в целом она была ослепительно хороша.

Присцилле казалось, будто она смотрит на свое чуть искаженное отражение, однако сохранившее значительное сходство с оригиналом. И, вглядываясь в это отражение, она заметила побледневший синяк под глазом Рози.

– Что, любуешься печатью Мак-Лири?

Рози уселась в кресло напротив Присциллы и сделала глоток из своей рюмки.

«Насилие! Везде и всегда насилие! Ну почему не может быть иначе?»

– Почему он это сделал?

– Наверное, один из его головорезов донес, что я осмелилась пообедать с кавалером в отдельном кабинете. Кавалером был Джеми Уокер, твой знакомый. Калеб терпеть не может, когда за мной увиваются.

– Тогда почему бы тебе не бросить его?

– А что потом? Снова оказаться на улице? Как, по-твоему, я смогу прокормиться?

– Ну… ты ведь неглупая. Найдешь работу, было бы желание. Каждый человек…

– Слушай, Присцилла… тебя ведь зовут Присцилла, если не ошибаюсь? Какое тебе до этого дело? Восемнадцать лет назад тебе было на меня глубоко плевать, так чего ради беспокоиться теперь?

– Восемнадцать лет назад мне было только шесть. И кстати, я вообще ничего не помнила. Только совсем недавно я… я начала припоминать… кое-что…

– Ах ты не помнила! – Рози поднялась. – Как удобно, подумать только! Ты не помнила, что твоя мамаша прикончила моих родителей, пристрелила их, как собак? Не помнила, скажите на милость! А вот я помню все. И не было дня, чтобы я не проклинала эту тварь и не желала ей гореть в аду до скончания времен! Я и тебя проклинала – за то, что ты жила себе припеваючи, пока я голодала, пока каждую ночь ложилась с кем попало в публичном доме! Что ж, я не возражаю и впредь все помнить за нас обеих!

Присцилла, не зная, что ответить на эту тираду, сидела молча, пока часы на каминной полке не пробили следующую четверть часа.

– Мне очень жаль, – промолвила она наконец. – Тетушка так и не рассказала мне, что случилось, как умерли мои родители. Она утверждала, что они утонули, а я… у меня был провал в памяти. Если бы не возвращение в Натчез, я бы так и не вспомнила. На днях произошел несчастный случай… ранили… ребенка… и тут я кое-что припомнила, даже обмолвки тетушки, полагавшей, что я ничего не слышу. Я вспомнила, как мама плакала и говорила, что Меган О'Коннор украла у нее мужа… она привязала его к себе ребенком.

– Да, женат он был на твоей матери, но мою любил. Мы были его настоящей семьей. И я любила его.

– Я тоже, – прошептала Присцилла.

– Ты? Да ты восемнадцать лет не вспоминала о нем! Возразить на это Присцилла не могла, поскольку Рози была отчасти права. Отчасти, но не вполне.

– Насилие, всегда и повсюду насилие, – пробормотала Присцилла. – Неужели иначе не бывает?

– Такова жизнь, – отрезала Рози. – А ты перестань, как страус, прятать голову в песок.

– Я никогда не смирюсь с этим. Мне бы только достать немного денег, а там уж я направлюсь прямиком в Цинциннати. Найду работу… как-нибудь проживу.

– А что же твой шикарный муженек? Сдается мне, с ним ты могла бы жить, как орхидея в теплице.

– Я оставила Стюарта. Наш брак был ошибкой, я не люблю его и никогда не любила… – На миг в памяти возникло лицо Брендона, но Присцилла решительно избавилась от видения. – Мой адвокат уже начал дело о разводе.

«В Цинциннати мне самое место», – подумала она и спросила:

– Не хочешь поехать со мной?

– Что?! – Рози расхохоталась. – Нет уж, милочка! Я не для того столько лет выбиралась из сточной канавы, чтобы вернуться туда по доброй воле.

– По-твоему, лучше жить на содержании и получать оплеухи?

– Это только ступенька на лестнице, ведущей вверх. Может, однажды появится тот, кто никогда не бьет свою женщину… – задумчиво проговорила Рози. Потом, встряхнувшись, взглянула на Присциллу. – Словом, никуда я не поеду, да и тебе советую одуматься, пока не поздно.

Присцилла всей душой желала бы одуматься. Правда, сомневалась, что Стюарт и на этот раз примет ее, но как знать? Шанс все же был. Но тогда все осталось бы по-прежнему: Присцилла давала бы зарок за зароком и изменяла бы мужу с Брендоном. Ну уж нет!

Присцилла поставила на стол непочатую рюмку и поднялась.

– Спасибо, что согласилась меня принять, Рози. После всего, что с тобой случилось по вине моей матери, я не могу упрекать тебя за ненависть к нам обеим. Однако прошу тебя еще раз все обдумать… и постараться понять. В конце концов, мы же сестры…

– Только по отцу.

– Ну и что же? Ведь у нас нет больше никого в целом свете… Мы могли бы стать семьей.