Корд покончил с бренди, распорядился подать карету и поехал домой. Вскоре карета уже стояла перед его трехэтажным особняком, и лакей распахивал дверь. Корд вышел из кареты и прошел в дом.
Он бросил лайковые перчатки в шляпу, оставил ее на столике у двери и посмотрел на лестницу, зная, что ему необходимо поспать. С утра предстояло обсудить с солиситором важные бумаги, и делать это лучше на свежую голову.
Но вместо того чтобы подняться наверх, Корд направился в кабинет. Непонятно почему, он больше не вспоминал о веселых дамах, его мысли витали вокруг ожидавших его деловых бумаг и, что совершенно удивительно, вокруг двух недавно нанятых служанок.
Последнее привело его в изумление. Если бы это было просто физическое влечение к Клер, он еще мог бы это понять, но прелестная ангелоподобная девчушка привлекала его все меньше и меньше, а вот ее старшая, немного дерзкая сестра занимала все больше.
Как глупо. И все же когда он наблюдал за плавными движениями Клер Темпл, похожими на движения принцессы из волшебной сказки, его не покидала мысль, что соблазнить прелестную Клер было бы совершенно бессовестно. Корд имел очень большой опыт по части женщин, тогда как Клер… он не был уверен, что она до конца понимает, в чем заключаются различия между мужчиной и женщиной.
Соблазнить ее – это все равно что оторвать крылышки у прекрасной бабочки.
Настроившись против женщин вообще и ругая себя за то, что, прежде чем поехать домой, он не удовлетворил настоятельной физиологической потребности, Корд посмотрел на стопку бумаг, лежащих на столе. Он снял сюртук и набросил его на кресло, потом ослабил и снял шейный платок, закатал рукава рубашки и приготовился поработать пару часов.
Его взгляд упал на шахматный столик в углу кабинета. Корд нахмурился и повернулся к нему.
Корд уставился на шахматные фигуры. Он точно знал, где стояла каждая, он изучал их расположение такое множество раз, что мог закрыть глаза и увидеть их во сне. Что-то изменилось. Немного, но изменилось. Когда он понял, что одна фигура стоит не на прежнем месте, его охватил гнев.
Он сказал себе, что этого не может быть, но, увидев, что конь теперь угрожает его слону, припомнил, как они с Итаном начинали разыгрывать эту партию, которая могла навсегда остаться незаконченной, и на его щеках заиграли желваки. Уверенный, что кто-то из слуг передвинул фигуру, он стремительно вышел из кабинета, полный негодования, быстро прошагал по холлу и спустился вниз.
Погруженный в мысли об Итане, он шагал и шагал, прошел мимо кухни в конец коридора и, все еще пылая гневом, постучал в дверь комнаты Виктории Темпл. Он не стал дожидаться ответа, просто поднял крючок и через крохотную гостиную прошел в спальню.
Грохот его шагов должен был разбудить ее. Дверь спальни ударилась о стенку, и Тори резко села в своей узкой постели и заморгала, пытаясь сбросить с себя сон.
– Доброе утро, миссис Темпл. Есть важное дело, которое я хочу обсудить с вами.
Она еще несколько раз моргнула.
– Что? – Она сидела в тонкой белой ночной рубашке, ее обычно чистые зеленые глаза закрывались от усталости. Толстая каштановая коса свешивалась на плечо, несколько выбившихся прядок колечками лежали на щеках.
Он думал, что она просто привлекательна. Теперь же видел, что она более чем привлекательна. Правильные черты лица, полные губы и прямой аристократический нос – Виктория Темпл была очень красивой. Если бы ее не затмевала неземная красота сестры, Корд давно заметил бы это.
Она повернулась к нему, и кровь в его жилах сгустилась. В лунном свете, проникающем через окно, он мог видеть очертания ее грудей, темные кружки сосков, бледный изгиб шеи у маленького розового бантика на ночной рубашке.
– Милорд?
Он перевел взгляд на ее лицо, увидел, что она смотрит на него как на безумного, и новый приступ гнева овладел им.
– Миссис Темпл, нам необходимо обсудить это сейчас – это очень важно.
Она, кажется, окончательно проснулась. Взглянув на себя, она лишь сейчас поняла, что почти неприкрыта и что рядом с ее кроватью стоит мужчина. Коротко вскрикнув она натянула одеяло на свою прекрасную грудь.
– Лорд Брант, ради Бога! Среди ночи. Нужно ли мне говорить, что ваше появление в моей спальне совершенно неприлично?
В высшей степени неприлично и очень возбуждающе.
– У меня есть на то причина, миссис Темпл. Я ведь уже сказал, что хочу обсудить с вами очень важную вещь.
– И какую же?..
– Миссис Миллз, несомненно, проинформировала вас насчет шахматного столика в моем кабинете.
Она задвигалась на кровати, перемещаясь к изголовью и одновременно натягивая на себя одеяло, пока ее плечи не оказались прижатыми к спинке кровати.
– Насчет чего?
– Миссис Миллз и остальные слуги получили строгий наказ ни при каких обстоятельствах не переставлять фигуры.
– Вы хотите сказать… кто-то трогал их?
– Именно, миссис Темпл, и я надеюсь, что вы отыщете виноватого и проследите, чтобы впредь он не дотрагивался до шахмат.
– И вы явились… в мою комнату в… – она взглянула на маленькие часы, стоявшие на столике, – в половине четвертого ночи, потому что кто-то передвинул шахматную фигуру? Я не вижу никакой необходимости врываться в мою спальню посреди ночи.
– Что вы видите и чего не видите, это ваша забота. Я не хочу, чтобы на доске что-нибудь менялось, пока не вернется мой кузен.
– Ваш кузен?
– Именно. Капитан Итан Шарп с "Морской ведьмы". Он и его команда не вернулись.
Она не сразу смогла произнести:
– Мне жаль. – Он не знал, что она прочитала на его лице, но ее черты смягчились. – Вы, должно быть, очень тревожитесь за него.
Что-то было в ее словах. Или в том, как она взглянула на него. Его гнев испарился, как будто в нем проделали дырку.
– Да, разумеется, я признателен вам за эти слова. В любом случае, если вы узнаете, кто двигал фигуру, пожалуйста, скажите ему, чтобы больше он этого не делал.
Она смотрела на него, залитого светом луны, и видела перед собой измученное лицо.
– Может быть, лучше доиграть эту партию, милорд. Иногда воспоминания приносят больше вреда, чем пользы. Когда капитан Шарп возвратится, вы сможете начать новую.
Он и сам подумывал об этом. Шахматная доска была постоянным мучительным напоминанием, не дающим забыть о том, что Итан пропал, может быть, уже мертв.
– Просто сделайте, как я прошу, миссис Темпл.
Корд еще раз бросил долгий взгляд на Викторию, сидевшую в постели, и подумал, что она невероятно привлекательна. При свете луны ее глаза были как два зеленых омута, губы немного припухли. Ему захотелось сдернуть простыню, задрать ее ночную рубашку и жадно ласкать ее восхитительное тело, угадываемое под тонким ночным одеянием. Ему захотелось выдернуть ленту из ее косы и запустить пальцы в тяжелый темный водопад ее волос.
Тело напряглось от возбуждения, Корд повернулся и вышел. Покидая комнату, он удивленно тряхнул головой – что это с ним? Он никогда не интересовался служанками, и вот две из них захватили его воображение.
Но по-разному. К одной его влекло чувство прекрасного, как к вазе искусной работы или к хорошей картине.
Другая интриговала его своим острым язычком и тем, что по природе своей была защитницей. Теперь, когда он увидел ее в ночной рубашке, она возбудила в нем и мужские желания.
Зря он не посетил мадам Фонтено, сказал он себе, поднимаясь по лестнице. В постели он предпочитал иметь дело с женщинами такого сорта. И снова подумал о Виктории Темпл.
Теперь, когда Оливия Ландерз ушла из его жизни, ему срочно требовалась новая любовница. К Клер его больше не тянуло, он начал думать, что ошибся в выборе. Если младшая сестра была застенчивой и пугливой, то Виктория держалась стойко и по крайней мере не боялась его. За внешней сдержанностью угадывалась страстная натура, и он не прочь был узнать ее получше.
Конечно, он готов позаботиться о ней, устроить наилучшим образом, дать ей все, что она бы захотела. Она смогла бы позаботиться о Клер, как ей того и хотелось. Он бы покровительствовал обеим.
Да, заняться Викторией было бы интереснее, чем ее прехорошенькой невинной сестренкой. Судя потому, какой яростью горели глаза Тори, когда он ворвался в ее комнату, молоденькая экономка будет нелегкой добычей. Но он любил принимать вызов, в конце концов она будет его. Виктория Темпл подчинится своей судьбе.
На следующий день Тори целиком погрузилась в проверку содержимого винных погребов и в получение припасов от мясника и молочника, стараясь не думать о графе и его появлении у нее глубокой ночью.
При одной мысли об этом ее охватывало волнение. Боже, он был вне себя от гнева. Разве перестановка одной-единственной фигуры на шахматной доске может вызвать такую бурю чувств?
Тори предположила, что такую реакцию вызвала тревога за судьбу кузена, а не собственно изменение в расстановке фигур. Очевидно, кузены были близкими друзьями. Она знала, что это такое – потерять того, кого любишь. Она потеряла отца, а спустя недолгое время еще и мать. Она знала, как это невыносимо больно.
И все же она не жалела, что переставила фигуру. Может быть, этот взрыв эмоций пошел графу на пользу, дал выход накопившимся тяжелым чувствам. Она не могла забыть, каким он был – настоящий огнедышащий дракон со сверкающими глазами.
Без сюртука, с закатанными рукавами рубашки, обнажающими прекрасной формы руки почти до локтей, в обтягивающих панталонах, обнаруживающих узкую талию и длинные мускулистые ноги, он тяжело дышал, отчего его мощная грудь производила еще большее впечатление.
В первый раз с момента их встречи, пусть и в гневе, он смотрел на нее. То есть по-настоящему смотрел. И жар его рыжевато-коричневых глаз подействовал на нее странным образом. Ей казалось, что ее сердце может выскочить из груди, что все тело вот-вот задымится.
В глубине души ее давно тревожила странная тяга, которую она испытывала, сталкиваясь с графом. И вот, о Боже, худшие страхи подтверждались. Она неравнодушна к графу Бранту!
Это нелепо. Совершеннейшая глупость. Она ведь даже не уверена, что он ей нравится. И она определенно не доверяет ему; помимо всего прочего, он граф, а она всего-навсего прислуга. Даже если бы он знал, что она дочь барона, после всего, что она наслушалась о нем, он должен был стать последним из мужчин, который мог бы заинтересовать ее.
Разве не далее как сегодня утром мисс Хоникатт, стоя в буфетной, хихикала, пересказывая услышанное от Элис Пейн, камеристки виконтессы Уэстленд?
– Элис говорит, наш граф совершенный жеребец. Он может услаждать женщину всю ночь и наутро не утратить рвения. Она говорит, что у ее светлости после свидания с ним неделю все болело.
Как и всякая другая девушка, Тори надеялась однажды выйти замуж. За доброго и внимательного человека, непременно настоящего джентльмена, такого, как ее отец, который никогда не сказал резкого слова ни дочерям, ни жене.
И уж конечно, не за такого человека, как Брант, с его взрывным характером и взрывными страстями.
К счастью, если не считать горячих взглядов, которые он бросал на нее прошлой ночью, естественных, как она считала, для мужчины в присутствии полуодетой молодой женщины, лорда Бранта интересовала только Клер. И Тори поклялась сохранять бдительность. Если Брант был хотя бы наполовину таким распутным, каким казался, Клер оставалась в опасности.
Тори еще более укрепилась в решимости оберегать сестру от графа.
Глава 4
– Тори? – Клер бросилась к сестре вверх по лестнице. Прошло три дня с тех пор, как граф ворвался в комнату Виктории, и все, казалось, вошло в норму. – Слава Богу, я нашла тебя!
– В чем дело, милая?
– Это все миссис Грин и ее дочка, Гермиона. Они сегодня не работают. Миссис Грин сказала, что у нее лихорадка и что Гермиона тоже заразилась.
– Лихорадка? Утром они обе выглядели совершенно здоровыми. – Тори вспомнила, что этим служанкам она поручила приготовить две комнаты для леди Эймз, одной из кузин графа, и ее маленького сына Тедди, которые должны были приехать в гости. Это была еще одна попытка добиться увольнения Тори, и в данном случае она ничего не могла поделать.
Она посмотрела вниз, на старинные часы у входа. День быстро катился к вечеру. Все слуги были заняты и нехотя выполняли порученную им работу. Любая попытка изменить привычный для них порядок вещей приводила только к большей неразберихе.
– Я разберусь, Клер. Ты ступай, помоги миссис Уоддинг. Она во дворе выбивает ковры.
Клер заторопилась во двор, а Тори спустилась вниз за шваброй и ведром.
Все комнаты особняка были прекрасно обставлены; для гостей лорда Бранта она выбрала две их них с видом на сад, одну в мягких персиковых тонах, а другую – в серовато-голубых. Решив, что для мальчика больше подойдет голубая комната, она начала уборку с нее. Открыла окна, впустив летний ветерок, взбила пышные подушки, стряхнула пыль с каминной полки и висящих на стенах картин. То же самое она проделала в соседней комнате, радуясь, что постели уже застланы, и под конец принялась протирать инкрустированные паркетные полы.
Она усердно оттирала особенно упрямое пятно, когда в поле ее зрения появились сияющие мужские туфли. Она подняла глаза выше – на длинные мускулистые ноги, затем на широкую грудь и на удивительно широкие плечи.
– Милорд?
– Какого черта вы здесь делаете?
Она опустила глаза и увидела, что ее юбка намокла, белая блузка стала влажной и облепила приподнятую корсетом грудь, через тонкую ткань просвечивали соски.
Брант, должно быть, заметил это. Его глаза не отрывались от блузки, в них появился тот же знакомый жар.
Граф продолжал смотреть на влажную ткань, прилипшую к ее груди, и лицо Тори запылало. Она попыталась сделать вид, что все в порядке.
– Две горничные заболели, – объяснила она. – Я вместо них готовлю комнату для ваших гостей.
– Вот как? – Губы графа жестко сомкнулись, и Тори захотелось оказаться подальше от него. Она коротко вскрикнула, когда Брант схватил ее за руку и поставил на ноги.
– Черт, я нанял вас не для того, чтобы вы скребли полы, я нанял вас для управления домом. Как я понимаю, это очень разные вещи.
– Но…
– В доме полно слуг. Прикажите кому-нибудь привести в порядок гостевые комнаты. – Он нахмурился, увидев ужас на ее лице. – Ладно. Я сам пошлю кого-нибудь.
К ее изумлению, граф, выйдя из спальни, стал спускаться вниз по лестнице. Она слышала, как он отчитывал Тиммонза, и почти сразу же в комнату поспешно вошли мисс Хоникатт и миссис Уоддинг.
Настроившись держаться хотя бы отчасти так, как полагается домоправительнице, Тори распорядилась, чтобы женщины закончили протирать полы в обеих спальнях, и сбрызнула несколькими каплями лавандовой воды вышитые льняные наволочки.
Ей предстояло составить меню на неделю и список покупок. Но прежде надо было сменить запачканную блузку. У кабинета графа ее шаги сами собой замедлились, и она неожиданно для самой себя оказалась внутри, у шахматного столика. Она с удивлением обнаружила, что белый конь не был возвращен в прежнюю позицию, а остался там, куда она его передвинула. И что еще удивительнее, граф сделал ответный ход.
Вряд ли он знал, что коня переставила она. Скорее всего, судя по тираде, произнесенной им той ночью, он подумал, что это сделал кто-то из слуг-мужчин, хотя она отчего-то предпочла бы, чтобы он заподозрил ее. Может быть, он подумал, что это сделал Тиммонз или один из двух недавно нанятых лакеев.
Как бы там ни было, ответный ход означал, что вызов принят. Или так, или это ловушка, расставленная, чтобы узнать, осмелится ли наглец еще раз нарушить приказ хозяина.
Тори задумалась, не потеряет ли она место, если верно второе. И решила – вряд ли шахматы могут стать причиной увольнения. Убежденная, что сможет оправдаться, и всегда готовая принять вызов, она уселась перед шахматной доской и стала обдумывать следующий ход.
Стояли длинные и теплые июньские денечки. Корд, одновременно работавший над многими проектами, редко находил время для приема гостей. Кузина Сара была исключением.
Ближе к вечеру следующего дня Сара Шарп Рэнделл, виконтесса Эймз, заменившая Корду сестру, которой у него никогда не было, беседовала с ним в голубом салоне, раскинувшись на обитом бледно-голубой парчой диване. Белокурая красавица, Сара была высокой, стройной и хорошо сложенной молодой дамой. Когда они были детьми, Корд всегда защищал ее, единственную девочку в окружении трех буйных мальчишек, но, по правде говоря, Сара прекрасно могла сама постоять за себя.
Корд прошел через комнату с высокими потолками и хрустальной люстрой, остановился перед буфетом и снова наполнил свой бокал бренди.
– Как Джонатан? – спросил он. – Надеюсь, у него все в порядке.
Сара поднесла ко рту изящную фарфоровую чашку с золотым ободком и отпила ромашкового чая.
– Если не считать неудовольствия от того, что ранее возникшие обязательства не позволили ему приехать с нами. Муж просил передать тебе наилучшие пожелания.
Корд сделал глоток бренди.
– Тедди явно вырос с тех пор, как я видел его в прошлый раз. Я едва узнал его.
Сара от удовольствия заулыбалась. Муж и сын занимали главное место в ее жизни.
– Тедди с каждым днем становится все больше похожим на отца.
– У тебя прекрасная семья, Сара.
– Да, в этом мне повезло. Корд, может быть, пришло время тебе подумать о том, чтобы завести семью?
С бокалом в руке он подошел к дивану.
– Как ни странно, я уже много думал об этом. Я пытаюсь набраться мужества и отправиться на ярмарку невест. Но до сих пор не решился.
– По крайней мере ты признал такую необходимость. Это большой шаг вперед.
– Не просто признал необходимость. Я твердо решил жениться. Осталось просто выбрать невесту.
– У тебя уже есть кто-нибудь на примете?
Он подумывал о Мэри Энн Уинстон и Констанс Фэрчайлд, которые на тот момент занимали первые места в его списке, но не хотел пока называть имена.
– Нет еще.
– Скажи мне, ты отказался от мысли жениться непременно на богатой наследнице? Я по опыту знаю, что гораздо важнее заключить брак по любви.
– Для тебя, может быть. – Он сделал еще глоток. – Боюсь, я не признаю романтических чувств, хотя вижу, что ты счастлива с Джонатаном. Это написано у тебя на лице.
– Я очень счастлива. Только вот судьба Итана не дает мне покоя.
Это было причиной визита Сары. Она приехала, чтобы узнать новости о брате. Корд поставил бокал на круглый столик с резным бортиком.
– Хотелось бы сообщить тебе более обнадеживающие новости. Но по крайней мере мы знаем, что "Морская ведьма" не затонула в шторм. Если верить Эдварду Леггу, Итан был жив, когда судно захватили.
– Да, полагаю, что в каком-то отношении это очень хорошая новость. Мой брат – сильный человек, мы оба знаем его стойкость и решительность. Мы должны верить, что он жив. А это означает, что нам просто надо узнать, куда его отправили.
Если бы это было так просто! Корд глубоко вздохнул, набираясь мужества, чтобы объяснить трудности, с которыми им придется столкнуться в поисках, когда в дверь постучали.
– Это, должно быть, Пендлтон, – сказал Корд, обрадовавшись, что его прервали. – Он прислал утром записку. Возможно, у него появились новые сведения.
Корд открыл дверь и пропустил в комнату седовласого полковника. Пендлтон церемонно поклонился Саре, окинув ее взглядом и отметив уложенные в высокую прическу золотистые волосы, тонкие черты лица и подчеркивающее ее женственность светло-зеленое шелковое платье.
Он что-то сказал Корду, а затем обратился к Саре:
– Леди Эймз, лорд Брант, конечно, рассказал вам последние новости, касающиеся капитана Шарпа.
– Да, разумеется. Мы оба надеялись, что вы сможете сообщить что-нибудь еще.
– К сожалению, пока нет. Но нам удалось отправить на берега Франции своего человека с заданием выяснить, в какую тюрьму был отправлен капитан Шарп.
У Сары исказилось лицо.
– В тюрьму? Я долго не могла смириться с мыслью о тюрьме. Невыносимо думать о том, как мой брат страдает в заключении.
– Дорогая леди, вы не должны отчаиваться. Как только станет известно, где находится капитан, мы найдем способ его вызволить.
Вымученно улыбаясь, Сара кивнула:
– Я уверена, что вам это удастся. В разговор вступил Корд:
– Полковник Пендлтон обещает информировать нас обо всем, что ему станет известно, и я со своей стороны буду делать то же.
Они поговорили еще немного, и Пендлтон удалился, а Сара вышла вслед за ним, чтобы посмотреть, чем занят Тедди. Корд остался один.
Новости об Итане были обнадеживающими. Впервые за долгое время, почти за год, наметился какой-то прогресс.
При мысли об Итане взгляд графа привычно переместился на шахматную доску. На ней снова что-то изменилось. Ноги сами понесли его к столику. Он обнаружил, что еще одна фигура стоит в другой позиции, и им овладел новый приступ гнева.
Он был уверен, что эта новенькая девчонка довела до всех слуг его требование. На всякий случай он подстроил ловушку для наглеца, подталкивая его на новое нарушение запрета. Конь из слоновой кости оставался на прежнем месте, но в ответ на его ход белый ферзь переместился на три клетки.
Корд изучал новую расстановку сил на доске. Ход заставлял задуматься. Слон графа оставался в опасности, и если Корд не примет мер, можно лишиться и ладьи. Брант сказал себе, что нужно вернуть фигуры в изначальную позицию. Он должен доиграть с Итаном. Но окончательно уверить себя в этом не смог. Может быть, в свете последних новостей о кузене продолжающаяся игра была хорошим предзнаменованием.
Корд гадал, не Тиммонз ли рискнул бросить ему вызов, чтобы хозяин воспрянул духом и поверил в возвращение Итана, или же один из новых лакеев не устоял перед соблазном?
Неясная мысль вдруг пришла ему в голову. Клер Темпл вряд ли имела понятие о такой сложной игре, как шахматы, но ее сестра… Нет, Виктория Темпл не могла проявить такое мастерство.
Очень немногие женщины играли в шахматы, и лишь единицы из них были более или менее умелыми игроками, а сделанные неизвестным игроком ходы свидетельствовали, что он знал свое дело. То, что это могла быть Виктория Темпл, представлялось невероятным, но интригующим.
Корд уселся перед столиком и задумался. Часы тикали, время шло. Корд сделал ответный ход, переставив черного коня.
Тори потягивалась и изгибала спину, стараясь избавиться от боли в шее и плечах. Этот день выдался еще более трудным, чем предыдущий, слуги открыто демонстрировали враждебность. Молчаливая злоба миссис Ратбон создавала напряженную атмосферу.
Должность экономки позволяла Тори уволить миссис Ратбон и нанять на ее место другую, но это представлялось ей несправедливым. Тори хотелось изменить отношение к себе, но она не имела ни малейшего представления, как это сделать.
Она подошла к застекленной створчатой двери, ведущей в сад, толкнула ее и вышла на теплое летнее солнце. Белые облачка проплывали над ее головой, очертания одного из них походили на дракона, другого – на фигуру скорбящей женщины. Недовольно отведя взгляд от неба, Тори пошла по саду, пышно зеленому, разросшемуся, с разноцветными крокусами вдоль посыпанных гравием дорожек и фиолетовыми анютиными глазками, бросающимися под ноги на каждом шагу.
Ей не следовало расхаживать по саду. Она была прислугой, а не гостьей. Но она так долго не имела возможности наслаждаться плеском воды в фонтане и дышать благоухающим лавандой воздухом…
– Вы миссис Темпл?
Глаза у Тори широко распахнулись. Она посмотрела вниз и увидела стоящего рядом маленького темноволосого мальчика.
– Да. – Она улыбнулась. – А вы, должно быть, мастер Тедди Рэнделл.
Когда он заулыбался в ответ, она увидела, что у него не хватает двух передних зубов. Ему было, наверное, пять или шесть лет, он был обладателем больших голубых глаз и улыбки, которая озаряла симпатичное личико.
– Откуда вы знаете мое имя? – спросил он.
– Я слышала, как ваша мама и лорд Брант говорили о вас за завтраком.
– Я тоже слышал, как слуги говорили о вас. – Он посмотрел ей в лицо. – Почему вас никто не любит?
Улыбка увяла на губах Тори.
– Граф говорил обо мне? Тедди покачал головой.
– Леди, которую зовут миссис Ратбон, и кухарка. Они сказали, что вы шлюшка лорда Бранта. Поэтому он вас и нанял. Что такое шлюшка? Я думаю, это такая собачка.
Ее лицо, должно быть, запылало. Как они смеют говорить такое! Они заслуживают увольнения. Но Тори отбросила эту мысль.
– Ну… шлюшка – это… такая женщина, которая делает то, что делать не следует. Но это неправда. И поэтому вам не надо слушать сплетни. – Она наклонилась и взяла Тедди за руку. – Вы упомянули собачек, – сказала она, торопясь сменить тему. – Вам нравятся щеночки? Он усиленно закивал.
– Ну тогда вам повезло. В конюшне появились новые щенки.
Тедди расплылся в беззубой улыбке, и на щеке появилась ямочка.
– Мне нравятся щенки. Особенно маленькие, черненькие и кудрявые.
Тори улыбнулась.
– Тогда пошли. – Держа мальчика за руку, она повела его через сад. – Почему бы нам не взглянуть на них?
Когда они вошли в сумрачный каретный сарай, Тедди крепче вцепился в ее руку. Неожиданно она увидела выходящего оттуда лорда Бранта.
Он остановился перед ними.
– Я вижу, вы познакомились.
Вспомнив слова миссис Ратбон, она покраснела. Ей захотелось крикнуть ему в лицо, что он виноват в появлении грязной сплетни, но на самом деле она была виновата не меньше, потому что ей ни при каких условиях не следовало соглашаться на должность экономки. Она постаралась изобразить приветливость.
– Да, мы встретились в саду. – Слова прозвучали немного резковато. Как бы ей хотелось покончить со всем этим! Но она не могла. Следовало подумать о Клер и о том, что будет с ними, если она лишится работы. – Мы с Тедди пришли посмотреть на щенков. Если вы не возражаете, милорд.
Он не двинулся с места. Высокий и широкоплечий, он загораживал им дорогу.
– Я слышал, что собака кучера ощенилась. Если вы ничего не имеете против, я с удовольствием составлю вам компанию и тоже взгляну на щенков.
Она была против. Она в высшей степени была против. Слуги и так уже сплетничают о них. Если их увидят вместе, это вообще развяжет злые языки.
Но ведь не может же она потребовать, чтобы он покинул собственный каретный сарай. Они с Тедди двинулись дальше, и граф оказался рядом с ней. Она напряглась, ощутив, как на ее талии устроилась его теплая рука, влекущая ее через полутемное помещение, мимо черной, сверкающей лаком кареты в дальнем углу.
Она слышала слабый шорох своей юбки, трущейся о его ногу, и сердце прыгало. Стоило его руке слегка коснуться ее груди в тот момент, когда он помогал ей пройти через дверной проем в другое, меньшее помещение, где хранились упряжь и сено, как волна тепла разлилась по животу.
Они дошли до закутка, где, прижавшись к матери, тощей черно-белой дворняжке, спали крошечные щенята, а граф все не уходил. Тори старалась держаться подальше от него, но для этого просто не было места.
– Им всего несколько дней от роду, – негромко сказал он. Она чувствовала на своей щеке его теплое дыхание. И дрожала, смущенная.
– Можно я подержу одного? – спросил Тедди, с таким восторгом разглядывая щенков дворняжки, словно они были отпрысками собачьей аристократии.
– Они еще слишком маленькие, – сказал Брант, ероша темные волосы племянника.
– Как вы думаете, я смогу взять одного с собой?
Граф тихонько засмеялся, и Тори почувствовала, как новая волна тепла разлилась по животу.
– Если твоя мама разрешит, то конечно. Почему бы тебе не спросить ее?
Тедди радостно улыбнулся, повернулся и бросился прочь из сарая; заблудившись, снова забежал в комнатушку и убежал совсем, оставив ее наедине с графом.
– Я… мне пора идти. У меня еще очень много дел.
– Вы дрожите, – сказал он, его карие с золотом глаза впились в ее лицо. – Вы хорошо себя чувствуете, миссис Темпл?
Он стоял так близко, что она могла сосчитать удары его сердца, разглядеть чувственную линию нижней губы, увидеть, как слегка поднимается уголок его рта.
– Это… здесь душно. Мне нужно выйти на воздух. Его губы изогнулись еще сильнее.
– Конечно. – Он так быстро шагнул в сторону, что она чуть не потеряла равновесие. Рука графа протянулась, чтобы поддержать ее. – Вам нехорошо. Позвольте помочь вам.
– Нет! Я хочу сказать… я здорова. В самом деле.
– По крайней мере позвольте помочь вам выйти отсюда.
О Боже, вот этого она как раз хотела меньше всего. Ей хотелось бы оказаться как можно дальше от него. Почему это так трудно?
Тори старалась не замечать его близости, сильную руку, направляющую ее шаги на солнечный свет, к фонтану в саду, но не могла избавиться от пылающих щек и тепла, разлившегося по телу.
Выйдя на воздух, она почувствовала некоторое облегчение, и ей почти удалось взять себя в руки. Граф вежливо отступил в сторону.
– Вам лучше?
– Да, гораздо лучше, благодарю вас.
– Тогда я оставляю вас вашим делам. Всего хорошего, миссис Темпл.
Тори смотрела вслед удаляющемуся графу, а сердце ее продолжало стучать, в коленях чувствовалась слабость. Этот человек играл роль идеального джентльмена, однако ей едва удалось успокоить дыхание. Боже, если у него есть намерения относительно Клер…
Тори пошла к дому, испытывая за сестру тревогу, большую, чем когда-либо прежде.
Над городом разразилась летняя буря, плотные темные тучи закрыли тонкий ломтик луны. Когда Тори в темноте пробиралась в кабинет графа, за окнами раздавались раскаты грома. Старинные часы у входа начали бить полночь.
В Лондоне продолжался светский сезон. Леди Эймз гостила у друзей, и граф в качестве ее кузена вечером отправился туда же.
Большинство слуг уже разошлись по своим комнаткам, Тори тоже пошла к себе. Она легла в кровать, твердя себе, что должна оставаться в постели, что не следует отвечать на последний ход, сделанный графом. Но искушение было слишком велико.
