Доктор ушел. Тори влажной тряпочкой осторожно поводила по лицу Корда, потом обтерла его шею, могучую грудь и плечи. Ткань быстро нагрелась, Тори боялась, как бы у него не началась лихорадка.
– Доктор сказал, вам нужно выпить еще опийной настойки. Она облегчит боль, и вы сможете уснуть.
Корд смотрел куда-то за иллюминатор позади нее. Несколько раз он, казалось, мысленно уносился в прошлое, он думал о человеке, которого нашел в тюрьме.
– Я совершенно не узнал его, – сказал Корд. – Он совсем не походит на прежнего Итана. Он выглядит как мертвец.
Тори опустила в тазик с водой ставшую горячей тряпочку, потом выкрутила ее. Руки у нее дрожали.
– Капитан Шарп поправится, и вы тоже. Вы спасли ему жизнь. Если бы вы не проявили столько упорства, он никогда не вышел бы из этой тюрьмы.
Теперь все внимание Корда было направлено на нее. Он взял ее за руку.
– Спасибо за все, что вы сделали для него сегодня ночью. Нам бы не удалось вытащить его оттуда, если бы не вы.
Тори поднесла его пальцы к губам.
– Я рада, что смогла помочь.
Корд какое-то время смотрел на нее. Затем слабость вынудила его закрыть глаза. Тори продолжала обтирать его горячую кожу, потом поднесла чашку с водой к его губам – казалось, Корду было приятно ее присутствие.
Они пришли в Лондон в полдень и наняли кареты, чтобы поехать по домам. Поскольку Корд был ранен, решено было разместить капитана Шарпа в роскошном особняке герцога Шеффилда. Доктор Макколи обещал продолжить лечение обоих пациентов.
Тори впервые увидела капитана Шарпа, когда его усаживали в одну из карет. Он прихрамывал и тяжело опирался на герцога. Он оказался высоким, с чеканными скулами и выглядел таким же суровым и опасным, как Макс Брадли.
Его худоба и свободно болтающаяся одежда подчеркивали ширину плеч и наводили на мысль о перенесенных в тюрьме лишениях. Губы у него были хорошей формы, но сложены в циничную усмешку.
А особенно необычными были его глаза. Тори никогда не видела таких светлых глаз цвета холодного моря и все же решила, что когда он поправится, то будет очень красивым мужчиной.
Так как ситуация решительно не годилась для церемонии представления, она снова засуетилась вокруг мужа, помогая ему сесть в другую карету, чтобы ехать домой. Всю дорогу она благодарила Бога за то, что Корд выжил, и молилась о заживлении его раны.
Вся неделя прошла как в тумане. Уход за Кордом занимал большую часть времени. Тори заботилась о еде, мыла его, следила, чтобы он принимал лекарства, меняла бинты.
К концу недели, к великому облегчению Тори, никаких следов нагноения не обнаружилось; стало ясно, что Корд идет на поправку.
– Дом полон слуг, – ворчал он, и это указывало на то, что у него появились силы. – Если учесть сложившиеся обстоятельства, вы не обязаны заботиться обо мне.
Но ей хотелось заботиться о нем. Она любила его.
– Это нетрудно.
Больше он ничего не сказал, и она подумала, что ему так же приятно, что она рядом, как приятно ей.
В понедельник Тори, войдя к Корду, нашла его одетым; он стоял посреди комнаты – после восьми дней, проведенных в постели. Корд был бледен, как-то нетвердо стоял на ногах, но показался ей таким красивым, что у нее сжалось сердце.
– Вы встали, – сказала она, эгоистично желая провести у его постели еще несколько дней.
– Наконец-то я вырвался из этой проклятой постели, мне следовало сделать это еще несколько дней назад. И я бы встал, если бы не твердокаменность доктора Макколи и ваше постоянное присутствие. – Уголки его губ поползли вверх. – Спасибо, Виктория. Я ценю вашу заботу.
Она не ответила. Она не знала, чего ждать. Уедет ли он или рассчитывает, что она покинет дом. При мысли, как ей будет недоставать его, у нее перехватило горло.
Она постаралась, чтобы ее голос звучал ровно:
– Вы поедете к герцогу, чтобы повидать кузена?
– Я поеду… чуть позже. Надеюсь, у Итана хотя бы вполовину такая хорошая сиделка, какая была у меня.
Она залилась краской и уставилась на носки своих туфель, выглядывающих из-под подола кремовой муслиновой юбки.
– Вы… вы уверены, что чувствуете себя достаточно хорошо? Может быть, мне следует поехать с вами?
– Не думаю, что Итан готов принимать визитеров. Я чувствую себя просто прекрасно.
Она какое-то время изучающе смотрела на него, надеясь, что он вернется домой, но нисколько не будучи в этом уверенной. В любой день ей могли вручить бумаги о признании брака недействительным. Она старалась улыбаться и не замечать, как сжимается сердце.
– Тогда… если вам ничего не надо…
– Есть одна вещь. Мне надо поговорить с вами. Я хочу сказать нечто очень важное.
Бросив на нее непонятный взгляд, отчего ее сердце забилось сильнее, он направился к дивану, стоящему у камина.
– Если вы не возражаете, давайте присядем.
Она кинулась к нему.
– Да, конечно! Вот сюда, позвольте мне помочь вам.
Он отверг ее помощь и сел, слегка поморщившись, ожидая, когда она займет место напротив.
– За неделю, проведенную в постели, я имел возможность поразмышлять. Или, может быть, все дело в том, что смерть ходила совсем рядом. – Он был так серьезен, что ее нервы напряглись до предела.
– Да, понимаю.
– Я много думал о нашей женитьбе.
Она задохнулась. Господи, да она ни о чем другом не думала. Это и тревога за здоровье Корда не давали ей спать ночь за ночью.
– Мы прожили в браке немногим больше трех месяцев, недостаточно, чтобы как следует узнать друг друга. И обстоятельства нашей женитьбы были не слишком удачными для обоих.
Она сцепила руки на коленях, стараясь унять их дрожь.
– Мне жаль, что я вынудила вас принять такое решение. Я не имела такого намерения.
– Это я настоял на женитьбе, не вы. Я деспотично распорядился вашей судьбой. В тот момент мне казалось, что это лучший выход.
– Вы спасли мою сестру. Только это имело значение.
– Ваше счастье тоже имеет значение, Виктория.
Тори не ответила. Ее сердце билось слишком сильно, ее нервы были слишком натянуты.
– На самом деле я хотел жениться на вас. Я желал вас. И в то же время отказывался признаться себе в этом, но, лишив вас невинности на судне, я создал себе оправдание, позволяющее мне жениться на женщине, которую я хотел видеть своей женой.
Внутри ее что-то происходило. Ей не хватало воздуха.
– Но вы… вы хотели жениться на богатой наследнице.
– Было время, когда я верил, что для меня это важно. Я считал, что мой долг перед отцом – увеличить состояние семьи. Не потребовалось много времени, чтобы понять – на самом деле это не имеет значения.
– Но…
– Выслушайте меня, Виктория… пожалуйста. У меня не хватит мужества сказать это в другой раз. – Его глаза встретились с ее глазами, и в них было столько всего, что ей захотелось притронуться к нему.
– В жизни люди иногда совершают ошибки. Я сделал очень большую ошибку, обращаясь с вами после свадьбы так, как я обращался. Мне следовало утопить вас в цветах, дарить вам богатые подарки. Черт, мне следовало дать вам все, что вы захотите.
Ее горло сжалось. Она готова была зарыдать.
– Мне не нужны были подарки. Я хотела только вас, Корд.
Корд отвел глаза в сторону, потом, казалось, решился:
– На прошлой неделе, на шхуне, вы попросили меня остаться в вашей каюте. Вы отдались мне так же, как тогда, когда мы не были женаты. После того как я получил ранение, вы ухаживали за мной и явно тревожились за меня. Поэтому я хочу задать вопрос. Мне нужно знать, было ли то, что произошло между вами и Фоксом, только ошибкой, или он тот мужчина, который может сделать вас счастливой.
Ей стало нестерпимо больно.
– Я не люблю Джулиана и никогда не любила.
– А что вы чувствуете ко мне?
Что она чувствует? Она любит его. Отчаянно, до разрыва сердца, и будет любить всегда.
Она прерывисто вздохнула. Корд сказал, что совершил ошибку. Боже мой, она тоже наделала ошибок. Сговор с Джулианом был ужасной ошибкой.
Теперь она знала, что ее муж хотел жениться на ней. На ней – не на богатой наследнице или на ком-то еще.
– Я люблю вас, Корд, – тихо сказала она. – Я только хотела, чтобы вы проводили со мной больше времени. Джулиан и я – мы никогда…
– Послушайте меня, Виктория. Что случилось между вами и Фоксом, осталось в прошлом. Только будущее имеет значение. Мне просто нужно знать, в будущем вы хотите быть со мной или с Джулианом Фоксом?
О Боже! Как он мог подумать, что она способна предпочесть ему Джулиана? Как он мог смотреть на нее и не видеть любовь в ее глазах?
– Я люблю вас, – повторила она, не зная, как заставить его поверить в это. – Мысль, что я теряю вас, разрывает мне сердце.
Лицо Корда продолжало оставаться настороженным.
– Значит, вы готовы отказаться от Фокса? Никогда не видеть его снова?
У нее пропал голос. Он хочет сохранить их брак, хотя считает, что она изменила ему.
– Пожалуйста, Корд, вы должны мне поверить – Джулиан и я никогда…
– Замолчите! Ни слова больше об этом человеке. Я не хочу, чтобы это имя когда-нибудь произносилось в моем доме. Мне нужно, чтобы вы ответили мне, Виктория. Если вы хотите остаться со мной, вы должны обещать мне хранить верность. Я хочу, чтобы вы принадлежали мне и только мне.
Ее глаза были полны слез.
– Мы притворялись, – шепнула она. – Этого никогда не было.
Его красивое лицо затвердело. Было понятно, что он не верит ей. Поднявшись с дивана, он пошел к двери, и ее бедное сердце болезненно сжалось. Он не считал их брак следствием ее уловки. Он хотел, чтобы она осталась его женой.
А если так, оставался шанс, что он полюбит ее.
Он уже был у двери, когда она сумела собраться с силами; слезы в ее голосе заставили его замереть на месте:
– Я клянусь, что всегда буду вам верна. Я буду вашей и только вашей. Я буду носить ваших детей и любить вас до конца своих дней. Клянусь своей жизнью – и жизнью своей сестры – всем, что мне дорого. – Слезы текли по ее щекам. – Корд, вы единственный мужчина, который мне нужен. Единственный мужчина, который мне когда-нибудь был нужен.
Он повернулся к ней. Хотелось бы ей знать, что он думает, но выражение его лица оставалось непроницаемым. Ей хотелось броситься в его объятия, но нельзя. Пока еще нельзя.
– Мы начнем все сначала, – мягко сказал он, – как будто ничего раньше не было.
– Да… – откликнулась она, страдая за него, любя его еще больше, чем прежде.
И Тори дала себе клятву, что найдет способ доказать ему, что никогда не изменяла ему с Джулианом Фоксом.
Обуреваемый самыми противоречивыми эмоциями, Корд вышел из дома. Отдав кучеру распоряжение везти его в дом Шеффилда, он уселся поудобнее и откинул голову на спинку сиденья.
Он все еще чувствовал слабость, но рана заживала, и силы начали возвращаться. Он надеялся, что Итан тоже постепенно возвращается к жизни.
Оставив Беркли-стрит позади, карета выехала на Мейфэр и теперь катила мимо облетевших деревьев; ветер кружил пыль и листья под вращающимися колесами. Корд смотрел на суету за окном, но мысли были обращены к Виктории.
Он хотел сказать ей, что любит ее. И не смог.
Ему понадобилось собрать все свое мужество, чтобы обнаружить его чувства к ней, смирить себя, чтобы признаться в своих ошибках и попросить ее остаться его женой. В ответ она сказала ему, что любит его и клянется всю жизнь быть ему верной.
Он хотел верить ей. Он молил Бога, чтобы это было правдой. Но невозможно поверить только потому, что хочешь поверить, боль от недавнего предательства еще не прошла.
Время покажет, правду ли она говорила. Любит она его или не любит. Будет верна или нет. Он имел в виду именно то, что сказал. Что там было с Фоксом, осталось в прошлом. Корд переспал с таким количеством женщин, что и не сосчитать. Едва ли он может осуждать наивную молодую жену, которую легкомысленно бросил на съедение волкам.
Он наделал много ошибок и был полон решимости возместить ущерб.
Он молил Бога, чтобы Джулиан Фокс оставался в Йорке как можно дольше.
Глава 23
Корд поднялся по ступеням парадного подъезда особняка Шеффилда и взялся за тяжелый бронзовый молоток, предвкушая встречу с Итаном, тревожась за него, не зная, идет ли кузен на поправку после тяжелых испытаний.
Пройдя вслед за дворецким в клубную комнату, небольшой салон, в интерьере которого преобладали зеленые тона и цвет мореного дуба, Корд обернулся и увидел стоявшего в дверях Итана. Ни тот, ни другой не знали, что сказать. Столько всего случилось. Война многое изменила. Кузен казался совсем другим человеком, и Корд видел, что он не готов прийти в объятия, которые Корд с такой радостью готовился раскрыть для него. Корд сумел улыбнуться.
– Ты начинаешь становиться похожим на себя прежнего. – Корд был рад увидеть, что темные круги под светло-голубыми глазами друга исчезли. Но Итан оставался худым и бледным, что особенно было заметно из-за остриженных волос; кожа, прежде загорелая и тугая, имела нездоровый вид.
– А ты снова на ногах.
– Да. Благодаря Богу – и моей жене. – Они оба восстанавливали физические силы, но Корд видел, что душевное состояние кузена продолжает оставаться тяжелым, что ему потребуется немало времени, прежде чем он сделается похожим на того, каким был до тюрьмы.
Итан, заметно припадая на левую ногу, подошел к буфету.
– Бренди? – Он вынул пробку из хрустального графина, наполненного благородной жидкостью.
– Не для меня, – сказал Корд, чувствуя наваливающуюся слабость и усаживаясь в кресло. – Сегодня я уже достаточно выпил.
– По-прежнему много работаешь?
– Не совсем, я решил пожить немного спокойнее. Пришло время снова порадоваться жизни.
Черная бровь Итана поползла вверх.
– Я поверю этому, если увижу собственными глазами.
– Это длинная история. Могу только сказать, что есть более важные вещи, чем деньги.
– Ты говоришь о своей жене… милой леди, которая так много сделала, чтобы вызволить меня из тюрьмы. Не много найдется женщин, готовых рискнуть своей жизнью ради человека, которого даже не знают.
– Виктория всегда отличалась исключительной храбростью.
– Я с нетерпением жду, когда ты нас познакомишь. Хочу сам поблагодарить ее.
– Что тогда случилось, Итан? Никто ничего не знает. Итан сделал большой глоток бренди.
– Если сказать прямо – нас предали. Корд, среди нас был предатель, и я намерен узнать, кто он. – Его длинные, исхудавшие пальцы сжали бокал. – А когда я узнаю это, я заставлю его расплатиться.
– Ты подозреваешь кого-нибудь?
– Пока нет. Но теперь, когда я стал маркизом, мои возможности почти неограниченны. Я найду его. И когда найду, убью.
Холодок пробежал по спине Корда. Итан не бросал слов на ветер. Он хотел отомстить, и Корд не винил его за это. Если бы его заперли в тюрьму, мучили, избивали почти год, он чувствовал бы то же самое.
– Если есть что-нибудь, чем я могу помочь, скажи мне. Корд поднялся, силы его были на исходе – как оказалось, до полного выздоровления было еще далеко.
– Ты уже достаточно сделал, – сказал Итан, подходя. Он, казалось, впервые перестал сдерживаться и положил руку Корду на плечо. – Если бы не ты, – тихо сказал он, – я бы умер в тюрьме. Ты самый лучший друг, который может быть у человека.
На мгновение кузены обнялись, заново сознавая, что каждый из них был на волосок от смерти.
– Я рад, что ты дома, – хрипло сказал Корд, когда их руки разомкнулись. – И Сара, я знаю, тоже.
Итан кивнул.
– Она с семейством сегодня в городском доме. Который, как я полагаю, теперь мой, как и все остальное.
– Она отказывалась жить в нем, пока ты не вернешься.
– Не могу сказать, что я с нетерпением жду всех этих женских всхлипов и причитаний, однако буду рад видеть ее, и Джонатана, и Тедди, разумеется. Шеффилд – гостеприимный хозяин, но я буду счастлив снова спать в собственной кровати.
– Могу себе представить.
– Почему бы тебе и Виктории не отужинать с нами? Я знаю, Сара будет рада.
Корд кивнул:
– И я тоже. А ты наконец познакомишься с моей женой.
Корд пытался представить себе, какое впечатление Итан произведет на Викторию. За год, проведенный в тюрьме, кузен очень изменился. Итана всегда влекла опасность, он устремлялся навстречу ей с безудержной отвагой. Но он также принадлежал к тому сорту людей, которые любят посмеяться и получают от жизни огромное удовольствие.
Сейчас он стал более осмотрительным, более замкнутым. За все время встречи с Кордом ни разу не улыбнулся. Итану было двадцать восемь лет. Корд надеялся, что со временем кузен снова станет таким же жизнерадостным, каким был раньше.
Немного прихрамывая, клонясь поседевшей головой набок, Итан пошел наверх – собираться домой. От хромоты – один из стражников жестоко избил его – ему уже не избавиться, сказал доктор, но со временем она станет менее заметной.
После того как Итан исчез наверху, Корд отправился искать Рейфа, не зная, как тот примет его решение воссоединиться с Викторией.
– Я всегда восхищался вашей женой, – сказал Рейф, удивив его. – Она сметлива и отважна, она защищает дорогих ей людей. Как вы сказали, порой люди совершают ошибки. Не знаю, смог бы я простить, если бы речь шла о моей жене, но я счастлив за вас обоих. Надеюсь, на этот раз все будет хорошо.
"И я тоже", – подумал Корд. Но только время покажет. Может быть, даже годы.
Не очень утешительная мысль.
Корд продолжал жить в своем доме и, хотя не приходил к Тори по ночам, проводил с ней много времени. Было очевидно, что он намерен стать таким мужем, каким следовало быть раньше.
На этот раз он хотел делать все правильно, и сердце у Тори разрывалось при мысли, что он по-прежнему считает, что она изменяла ему с Джулианом Фоксом.
Она подумывала, не написать ли письмо своему другу, не попросить ли его объяснить Корду, что между ними ничего не было. Но ведь Корд вряд ли поверит Джулиану, что бы тот ни сказал, и переписка может только ухудшить положение вещей.
Придется пока оставить все, как есть, хотя это очень трудно, никогда ей еще не было так трудно.
– Все, что тебе нужно делать, это ждать, – сказала Клер во время одного из своих утренних визитов. – Дай ему время понять, как ты его любишь. Он тебя любит, это ясно. Ни один мужчина не простит такое, если не любит.
– Но я ни в чем не виновата!
– Да, но он-то думает, что виновата, и все же любит тебя. В каком-то смысле это очень трогательно.
Тори представления не имела, что думает о ней Корд, но она любила его и радовалась, что теперь он проводит с ней много времени. Он возил ее по всему Лондону, был с ней в опере, в театре, сопровождал в поездках за покупками на Бонд-стрит. Корд завалил ее платьями, перчатками и шляпками, покупал шелковое белье, которое смущало ее в магазинах, но которое страстно хотелось надеть для него. Он купил ей самые дорогие духи и разрисованные вручную веера, дюжину домашних туфелек из лайки и даже карету. И еще дарил драгоценности: красивую сапфировую брошь, гранатовые серьги, колечко с бриллиантом и изумрудом, которое оказалось велико, оно спадало с ее пальца.
– Это колечко моей матери, – сказал он слегка охрипшим голосом. – Она была крупнее вас. Нам нужно будет отдать его в переделку.
Но ее любимым подарком оставалось ожерелье невесты, которое он подарил ей вдень свадьбы. Стоило ей надеть ожерелье, как ее охватывало чувство спокойствия и безмятежности, тревожные мысли отступали.
Она надела это ожерелье, отправляясь с Кордом на обед к маркизу Белфорду, который в мыслях по-прежнему оставался для нее капитаном Итаном Шарпом.
Тори не знала, как вести себя с ним. По мере того как проходила его ужасающая худоба, Итан становился все более привлекательным. Но оставался холодным и отстраненным, каким-то слишком спокойным и не подпускающим к себе. Взгляд его бледно-голубых глаз приводил ее в замешательство. Она знала, что он много страдал и намеревался отомстить за то, что произошло с ним и его людьми.
Оставалось надеяться, что ради Корда и Сары со временем он откажется от этой мысли.
А пока Тори прежде всего заботил муж. Она беспокоилась, видя, что рана еще причиняет ему боль, но он отказывался признать это.
В следующий раз они были на суаре у герцога Таррингтона. Они вальсировали вместе, чего никогда не случалось раньше, и каждый раз, когда она чувствовала на себе взгляд его львиных глаз, по щекам разливалось тепло.
Она знала этот взгляд. Он желал ее. Но отказывал себе в этом и лишал этого ее. Он давал ей время, он хотел, чтобы она сама решила когда. Ведь он считал, что у нее была любовная связь с другим мужчиной, – без всякого сомнения, причина крылась в этом.
Тори не могла не вспомнить о том вечере, когда они с Кордом в первый раз были в Таррингтон-парке. Тогда он завел ее в кладовку и там овладел ею. Что, если она попробует воспользоваться его же тактикой?
У нее хватило бы на это храбрости, если бы Корд оказался рядом, но он в это время стоял у чаши с пуншем и разговаривал со своим другом-герцогом. Она хотела подойти к ним и тут заметила своего отчима, явно направлявшегося к ней. На губах Хауарда играла самодовольная улыбка.
– Ну, Виктория… Сколько времени мы не виделись?
Легкая дрожь пробежала по ее спине. Еще недостаточно долго, подумала она. Совсем недостаточно. Она выпрямилась.
– Добрый вечер, милорд. Я не знала, что вы в Лондоне.
– Я здесь по делу. – Он вертел в руках бокал с шампанским. – Видите ли, мне предложили продать Уиндмер.
Внутри у нее все сжалось.
– Кто-то хочет купить Уиндмер?
– Точно так. Я намерен покончить с этим делом где-то на следующей неделе.
В голове у нее все смешалось.
– Вы… вы не можете сделать этого Уиндмер триста лет принадлежал семье моей матери. Вы не можете просто взять и продать его!
Теперь она поняла, почему у него такой довольный вид. Он знал, как много это поместье значит для нее, сколько воспоминаний с ним связано, знал, что его продажа будет для нее как нож в сердце.
– Кто покупатель?
– Боюсь, я не могу назвать его. Я слышал, новый владелец предполагает перестроить дом, не исключено, что он устроит в нем что-то вроде гостиницы.
Тори внутренне сжалась. Может быть, он лгал. Он знал, как ей будет больно это слышать, такие вещи вполне в его вкусе. Но это могло быть и правдой.
– Если вы так дорожите этим поместьем, почему бы вам не убедить мужа купить его для вас? Разумеется, цена будет гораздо выше, возможно, вдвое – нет, пусть втрое больше нынешней, – но я уверен, мы придем к соглашению.
Барон ненавидел Корда не меньше, чем ее. Он постарался бы вытянуть из него как можно больше. Корд мог бы пойти на покупку, но Тори не хотела просить его.
Она пришла к нему без пенни в кармане, а ведь он намеревался за счет женитьбы увеличить состояние. Он заплатил немыслимую сумму, которую лорд Харвуд потребовал за похищенное ожерелье, а после этого еще и выкупил ожерелье и подарил украшение ей – это был очень дорогой подарок.
Она не может просить большего.
Если такой ценой она потеряет Уиндмер, пусть будет так.
– А вот и ваш муж идет. Может быть, я дам ему знать о предстоящей сделке?
– Нет, – твердо сказала она. – Нас не интересует покупка дома. – Но ей было необходимо попасть в поместье. Уиндмер был последним шансом отыскать дневник матери. Если новые владельцы начнут там все переделывать, она никогда не найдет его.
Она изучала узкое, как бритва, лицо барона, довольную улыбку, не сходившую с его лица. Этот человек убил ее отца. Тори была уверена в этом. Ничего ей не хотелось так сильно, как заставить Харвуда заплатить за это.
Когда ее муж был уже близко, барон благоразумно удалился. Подошедший Корд нахмурился:
– Что было нужно этому дьяволу Харвуду?
– Он, как всегда, пытался оскорбить, это он умеет.
Тори не сводила глаз с мужа, который в вечернем костюме представлялся ей неописуемо красивым. У него такие широкие плечи, она хорошо знала тяжесть его мышц. Ей захотелось, чтобы он поцеловал ее прямо здесь, в бальном зале, захотелось, чтобы он, как когда-то, увлек ее в кладовку и задрал юбки.
Он словно прочел ее мысли, потому что глаза у него потемнели. Ей пришло в голову, что, если она дотронется до него, его возбуждение достигнет высшей точки.
Но он быстро взял себя в руки, и момент был упущен.
Тори пробежала глазами по залу, ее взгляд упал на барона, беседующего с приятелями.
– Если вы не возражаете, теперь, когда здесь Харвуд, я хотела бы вернуться домой.
Корд посмотрел туда, куда смотрела она, и кивнул.
– Идемте. Возьмем вашу накидку и прикажем подать карету.
Теперь он не отходил от нее, он стал очень предупредительным, но когда они вернулись домой, он ушел к себе, оставив ее одну. В ту ночь ей плохо спалось, ей снились эротические сны – с Кордом – и тревожные – про Уиндмер.
На следующий день ее посетила Грейс. Заплаканная и потрясенная, она позволила Тори увести себя в голубой салон и подождала, пока Тиммонз не закроет за собой дверь.
– Ради Бога, Грейс, что стряслось? Ты бледна как привидение.
Грейс облизала дрожащие губы.
– Мой отец – я узнала, кто он.
– Сюда, садись. Сказать, чтобы принесли чаю? У тебя такой вид, что тебе не мешает подкрепиться.
Грейс отрицательно затрясла головой.
– Я не могу оставаться долго. Я хотела показать тебе это Только сейчас Тори заметила в руках Грейс маленькую деревянную шкатулку.
– Что это?
– Письма. Их написал мне мой отец.
– Господи, откуда они у тебя?
– Я в конце концов набралась мужества и спросила о нем у матери. Сначала она встревожилась, что я узнала ее секрет, но я сказала ей, что уже давно знаю. Я просто хочу знать, кто мой настоящий отец.
– И? – торопила ее Тори.
– Она плакала и умоляла меня простить ее, а потом пошла и принесла эти письма. Она сказала, что собиралась отдать мне их, когда я достаточно повзрослею, чтобы знать правду, но не хотела новых неприятностей с мужем.
– Ты имеешь в виду доктора Частейна.
– Да. Мама сказала, что он никогда не мог принять меня как дочь. Мама была ему неверна, но свою неприязнь он перенес на меня.
Тори взглянула на маленькую резную шкатулку, которая теперь была на коленях у Грейс.
– Ты прочитала их?
– Да.
– Что пишет твой отец?
Рука Грейс любовно погладила шкатулку.
– Больше всего о том, что если бы мог, то сам бы воспитывал меня. Он пишет, что если я когда-нибудь окажусь в беде, то могу обратиться к его тете, Матильде Креншо Она вдова барона Хамфри. Он сказал, что она все обо мне знает.
Слезы стояли в глазах Грейс, она порылась в сумочке и вынула платочек.
– Когда я подросла, отец выразил желание увидеть меня. Я написала ему, Тори. Я спросила его, хочет ли он еще видеть меня, и он ответил – да. Я встречаюсь с ним завтра вечером.
Тори взяла руку подруги.
– Ты уверена, Грейс? Ты действительно хочешь этого?
– Больше всего на свете. Мой отец занимает видное положение в правительстве. Он женат, у него есть дети, и я поклялась, что не выдам его секрет. Они никогда не узнают обо мне. – Она шмыгнула, прижав к носу платочек. – Он никогда не забывал меня, Тори. Все эти годы.
– Я рада за тебя, Грейс. Я знаю, как тебе хотелось иметь любящего отца.
Грейс улыбнулась сквозь слезы.
– Я должна идти. Я заказала новое платье для этой встречи, и у меня последняя примерка. – Грейс наклонилась и обняла подругу. – Я все расскажу тебе после.
Тори кивнула и поднялась.
– Удачи тебе, дорогая.
Грейс выпорхнула из комнаты с обычной жизнерадостностью, Тори почти ощущала исходящую от нее энергию. После ее ухода в комнате, казалось, стало холоднее. Почему-то у Тори закружилась голова, ее подташнивало.
Тошнота усилилась. Тори заспешила наверх и оказалась в спальне как раз вовремя, чтобы опорожнить содержимое желудка в ночной горшок. Боже, ведь то же самое случилось с ней вчера и позавчера.
– Миледи? – В дверях показалась Эмма. – Вам сегодня снова нехорошо?
Тори боролась с новым приступом тошноты.
– Не могу понять, что это со мной.
Эмма налила воды в фарфоровый тазик, намочила в нем полотенце и подала ей.
– Когда в последний раз у вас были месячные, миледи?
– Я не помню точно. – Она вытерла лицо влажным полотенцем. – Несколько недель назад… – Она остановилась, поняв, что имела в виду Эмма. – Бог мой, вы ведь не думаете, что я… что у меня будет ребенок?
– Вы замужем несколько месяцев, миледи. И ваш муж очень зрелый мужчина.
Боже, у нее будет ребенок от Корда! Радость сменилась острым приступом страха. Корд ведь считает, что она была близка с Джулианом Фоксом. И может решить, что ребенок не от него.
Эта мысль вызвала новое бурление в желудке, на лбу выступил пот.
– Вам, наверное, лучше сесть, миледи.
Она опустилась на стул перед туалетным столиком, мучительно стараясь все обдумать. Ей надо написать Джулиану, умолить его объясниться с Кордом. Ей надо поговорить с сестрой, с лордом Перси. Может быть, вместе они смогут убедить Корда, что она никогда не изменяла ему.
– Что с вами, миледи? Вы не рады, что у вас будет дитя?
Тори взглянула на Эмму и постаралась улыбнуться:
– Я очень рада, Эмма.
Но она не могла поделиться новостью с Кордом. Не сейчас. Только после того, как она найдет способ убедить мужа, что ребенок его. Ей надо, чтобы он поверил в ее любовь и верность, а этого не случится, пока они живут отдельно.
Тори повернулась к Эмме:
– Мне нужна ваша помощь. Я хочу собрать вещи.
– Вы намереваетесь путешествовать, миледи? Тори встала со стула.
– Да, Эмма. Путешествие будет очень коротким. Мы перебираемся в комнаты хозяина.
