Глава 1

Луизиана, 1837 год

— Идем, Ники. Мы зашли слишком далеко в болото.

Мишель, конечно же, была права, и некоторая неуверенность, с какой она произнесла тихим голосом несколько слов по-французски, ничуть не обманула Николь Сен-Клер.

Но день был такой чудесный, а она так устала от бесконечной вереницы подруг, которые, заслышав о ее приезде, считали своим долгом непременно навестить ее на плантации Кристофов — Ты напрасно нервничаешь, — с упреком сказала Ники — Это просто вредно для тебя.

Потянувшись, она поборола подступивший к горлу ком и глубоко вдохнула прохладный луизианский воздух.

— Бог мой! Какая же ты упрямица! — Мишель оглянулась, поднялась на цыпочки, вытянула шею, но все равно не смогла разглядеть оставшийся позади белый дом и усадьбу. — Все это мне не нравится. Тут полным-полно змей. К тому же я хочу сменить это старое платье.

Ники, стоявшая с другой стороны кустарника, улыбнулась Ее хорошенькое овальное лицо просияло. Подняв выразительные аквамариновые глаза, она напомнила подруге:

—  — Повар сказал, что, если мы хотим, чтобы на ужин были пироги, надо принести два ведерка ягод.

Николь была небольшого, на несколько дюймов ниже, чем Мишель, роста, однако сложения не хрупкого. Высокая полная грудь, крутые бедра и узкая талия придавали ее фигуре соблазнительность.

— Ты иди вперед, а я чуточку задержусь и пойду за тобой.

— Я думаю, твоей маме это не понравится. — Мишель вновь осмотрелась кругом. Ее взгляд охватил извилистый заливчик Миссисипи, густой травяной ковер под ногами, высокий кипарис, который походил на часового, охраняющего это небольшое болотце посреди плантации. Она отогнала рукой назойливого комара, норовившего вцепиться ей в ухо. Почувствовав, что ее юбка зацепилась за кустарник, она подпрыгнула. — Я не должна оставлять тебя здесь одну.

Медные волосы Ники вынырнули из-за куста.

«Кто посмеет обидеть нас? В самом деле, кто? — подумала Ники. — Времена, конечно, трудные, но Кристофы остаются одной из богатейших семей в этих краях. С большим уважением относятся и к Сен-Клерам».

Мишель, все еще колеблясь, напомнила:

— Папа сказал, что к ужину должен приехать Длен Лефевр.

Упоминание о красивом юноше-французе не возымело на Николь никакого действия.

— Уступаю его тебе. Меня он не интересует.

— Почему?

— На мой вкус он слишком, как бы тебе сказать, угодливый. Вечно подлизывается да еще и надоедает своими дурацкими стишками. Если мне и понравится мужчина, то только отчаянно смелый. Такой, который буквально собьет меня с ног.

— Ты просто сумасшедшая, — заметила Мишель, однако затевать спор не стала. Таких упрямиц, как Николь Сен-Клер, она в жизни не видывала. Робкая по натуре, Мишель казалась полной противоположностью решительной и бесстрашной Ники.

Просто поразительно, что они были так дружны, — Ты уверена, что с тобой все будет в порядке? — спросила Мишель.

— Все будет в полном порядке.

Раздраженно сверкнув глазами, Мишель бросила последний взгляд на подругу, но увидела только ее чуть покачивающиеся бедра, обтянутые старой юбкой, которую та надела вместо своего желтого муслинового платья.

Мишель сердито свела брови, наморщив лоб, но я конце концов решила, что не будет больше ждать. Ники не уйдет, пока не соберет достаточно ягод, а Мишель так хочется принять ванну и подремать, что она больше не может противиться этому желанию.

Приподняв свои поношенные, чуть-чуть коротковатые юбки, Мишель отправилась домой, торопясь скинуть с себя старье и вновь облачиться в дорогие шелка.

Ники проводила Мишель взглядом, пока та не скрылась за холмом. Жаль, что они не видятся чаще, но они так далеко живут друг от друга, ибо плантация Кристофов «Зеленый берег» находится здесь, в Ла-Ронд на Миссисипи, а плантация Сен-Клеров — около Наполеонвиля, в Байю-Лафурш, поэтому и видятся всего несколько раз в году.

Мишель Кристоф была хорошей верной подругой. И все же, продолжая наполнять деревянное ведерко крупными и сочными ягодами ежевики, Ники радовалась, что может несколько минут понежиться одна под этим теплым весенним солнцем.

С довольным вздохом она подняла ветхие юбки и зашла глубже в кустарник. Не успела она сделать и нескольких шагов, как услышала в подлеске треск сломанной ветки, а затем грубый и резкий мужской смех. Ники замерла на месте. Совсем рядом от нее, за кустами, стояли двое мужчин в лохмотьях и с ухмылкой наблюдали, как неловко она движется в слишком просторной одежде, и тут же оба впились глазами в лодыжку, обнажившуюся над плотно облегающим ногу коричневым башмачком.

Опустив юбки, Ники посмотрела на них бестрепетным взглядом своих аквамариновых глаз. Обычно такой ее взгляд смущал людей.

— Что вам надо? — спросила она по-французски.

Они молча осклабились, и она повторила свой вопрос по-английски.

Мужчина повыше ростом изогнул косматую бровь, очевидно, удивленный, что она говорит на его родном языке без всякого акцента.

— Да мы просто бродим тут по соседству.

Когда он подошел ближе, Ники уловила запах виски и дешевого табака. Драная, заношенная одежда — рубаха и брюки — висела мешком на его исхудалом теле. Проведя шершавой ладонью по ее щеке, он улыбнулся, обнажив кривые желтые зубы.

Ники тут же почувствовала смутную тревогу.

— Вы не здешние, — сказала она, попятившись.

Второй мужчина, коренастый седеющий малый в полотняных бриджах и красной клетчатой рубахе сказал:

— Мы увидели, как ты со своей подругой-француженкой собираешь ягоды. Вот и решили подойти поздороваться.

— Эта земля принадлежит Кристофам. У вас нет никакого права тут находиться.

Высокий сдавленно хихикнул:

— Это не твое дело. Ты-то, черт побери, не принадлежишь к этой семейке. — Его глаза пристально прощупали сверху донизу заношенное голубое платье, слишком для нее просторное.

— А девчонка-то прехорошенькая, Честер!

«Держи себя в руках, будь начеку», — сказала она себе, начиная думать на привычном ей английском языке. Это были излюбленные выражения ее матери.

— С вашего позволения, джентльмены, я должна возвратиться домой. — Она хотела пройти мимо, но тот, кого звали Честером, схватил ее за руку.

— Никуда ты не пойдешь. — Резким быстрым движением Честер запустил пальцы за гофрированный вырез платья и разодрал его.

— Ах ты, сволочь! — Ники лягнула мужчину в костлявую ногу, но он не отпускал ее. Выругавшись сквозь зубы, с похотливой улыбкой он прижал ее к груди и свободной рукой обнял за талию.

— Ты, видать, девчонка не из робких. Люблю смелых.

Почувствовав, как прохладный ветер овеял ее обнаженную кожу, а липкая мужская рука скользнула по ее руке, Ники вздрогнула.

— Отпусти меня. — Она попробовала вырваться, но детина лишь рассмеялся. Крепче ухватил ее за талию и потащил к оврагу, заросшему травой.

— Можешь сопротивляться сколько хочешь, — сказал он, опрокидывая ее на землю. — Плевать я на это хотел. Мы с Билли все равно с тобой позабавимся. Бейся, не бейся, мы свое получим.

Она попыталась закричать, но он заткнул ей рот и вновь рванул ее выцветшее голубое платье.

Неужели это происходит с ней наяву? Ее сердце сжалось от страха. Чувство это до сих пор было ей мало знакомо.

Длинной костлявой ногой Честер придавил ее бедро. Билли сжал ее голову. Некоторое время они наблюдали, как над корсетом вздымаются и опускаются ее груди.

Ники охватили страх и отчаяние: почему она не послушалась Мишель? И что же теперь делать?

И тут до нее вдруг дошло, что негодяи посматривают на нее как-то странно: они оценивают ее кружевные панталончики, снежно-белый корсет и дорогую рубашку — все, что составляло разительный контраст с ее обтрепанным платьем.

— Такие дорогие вещички дочки арендаторов не носят, — сказал Билли.

Честер тихо выругался. Видя, что он замешкался, Ники воспрянула духом. Она попыталась пригрозить ему властью и богатством своего отца, но рука Честера затыкала ей рот, и все попытки хоть что-то проговорить не имели успеха.

— Мы зашли слишком далеко, не останавливаться же теперь, — наконец решил Честер. — Да и, — ухмыльнулся он, — мои причиндалы так напряглись, что просто терпежа нет.

Они рывком подняли ее и начали расшнуровывать корсет.

— Дай-ка мне твой ножичек, Билли.

Коренастый со смешком вытащил из кожаного футляра большой арканзасский охотничий нож. Такие Ники видела у матросов в Новом Орлеане. Игра солнечного света на стальном лезвии вызвала новый прилив страха, а затем вдруг возродилась смелость. Улучив момент, она высвободилась и изо всех сил ударила Честера коленом в пах. Тот, охнув, согнулся в три погибели и упал на землю. Не долго думая Ники бросилась бежать к лошадям, стреноженным на лужайке совсем недалеко.

«Помоги мне, Боже!» — молилась она, понимая, что только чудом успеет добежать до лошадей, освободить от пут одну из них и вскочить в седло.

Чудо и в самом деле произошло. Она уже слышала тяжелые шаги: своего преследователя, ощущала его неровное дыхание, а громкие ругательства, когда он зацепился ногой за ветку и грохнулся на землю, прозвучали совсем рядом. Она поклялась, что многократно помолится Деве Марии, и продолжала бежать.

Когда Ники добежала до лошадей, ее всю сотрясала дрожь.

Если бы только у нее было время отвязать и другую лошадь и отогнать ее подальше! Но коренастый опомнился, побежал следом. Поэтому она успела отвязать только маленькую гнедую кобылку и прыгнула в седло. Ники впервые ездила в мужском седле. Оно показалось ей не очень-то удобным. Но выбирать не приходилось. Она пригнулась к холке, пришпорила лошадь и понеслась прочь.

Обернувшись, она увидела, что Честер стоит прямо на дороге к дому, и решила, что поскачет в город. Вряд ли за ней туда последуют. Но по стуку копыт сзади она поняла, что именно таково его намерение.

Ники сжала колени, вцепившись в жесткое кожаное седло.

Ноги не доставали до стремян — едва ли она удержится. Но когда кобылка перешла на ровный устойчивый галоп, Ники почувствовала, что к ней возвращается уверенность. Миновав болото, она пришпорила лошадь. Если удастся перескочить через каменную стену в конце поля, не упав при этом, она сможет уйти от преследователя.

Так по крайней мере она думала, когда проносилась над стеной, но коренастый проделал то же самое.

«Господи, что теперь?» Еще туже зажав поводья, еще ниже пригнувшись, она гнала кобылку во весь опор. В Ла-Ронд ее ждет помощь, кто-нибудь сумеет обуздать этих насильников.

К тому времени как Ники на полном скаку въехала на главную улицу небольшого провинциального городка с вереницей торговых лавок, ее кобылка была в мыле. Продолжая эту безумную скачку, Ники оглянулась через плечо, чтобы поглядеть, не отстал ли ее преследователь, но тут дорогу ей преградила повозка, груженная большими бочками. Кобыла учуяла опасность раньше наездницы и поднялась на дыбы в отчаянной попытке избежать столкновения.

Ники заскользила вниз по ее спине и зажмурила глаза, ожидая болезненного удара о землю. Но ударилась она обо что-то упругое и, открыв глаза, увидела, что покоится в объятиях мужчины. Все еще помня о человеке, который пытался ее догнать, она забилась в руках незнакомца, но ее успокоил низкий мужской голос, который тихо произнес по-французски:

— С вами все в порядке, дорогая. Я не уроню вас.

Она постаралась овладеть собой, но заговорить ей удалось не сразу. Наконец, собравшись с силами, она с трудом выдавила по-французски:

— За мной гонятся… Их двое… Они хотели меня… Они пытались меня… — Она взглянула на свою кружевную рубашку, кое-где порванную, всю в грязи, с прилипшими травинками. Волосы, из которых выпали заколки, рассыпались медной волной по ее плечам. Грудь над корсетом поднималась и опадала с каждым неровным вдохом и выдохом.

Француз перестал улыбаться, и в его голосе зазвучал металл:

— Тебе нечего бояться.

Ники ощутила мягкое прикосновение ткани его темно-синего сюртука к своей коже.

Сурово сжатые челюсти человека, ее спасшего, свидетельствовали, что на его слова можно положиться, и Ники ему поверила.

— Моя одежда… — шепнула она, надеясь, что он поймет, что она хочет сказать. Но в ее недоговоренной просьбе не было необходимости.

Ее спаситель обошел уже остановившуюся повозку, не глядя на озабоченно направлявшегося к ним кучера и собравшуюся толпу, и вынес ее в ближайший переулок с деревянным тротуаром.

Вдыхая пряный запах его одеколона, Ники, чтобы обезопасить себя от малейшей возможности падения, плотнее обвила руками его шею и прижалась к его могучей груди. Искоса поглядывая на своего спасителя, она заметила, что он по-мужски красив. Темно-каштановые волосы сияли янтарным блеском. Бронзовое от загара лицо было гладко выбрито. Она все еще помнила глубокие складки, собиравшиеся у его рта, когда он улыбался. Но в данный момент он выглядел обеспокоенно и хмуро.

Он быстро шел по деревянному тротуару, неся ее как перышко. Она заглянула в его карие глаза. Если сначала они смотрели тепло, то теперь от этого выражения ничего не осталось: они потемнели, глядели отчужденно и сурово. Полные чувственные губы сомкнулись в ниточку, на скулах играли желваки.

Он внес ее в лавку, где торговали всевозможными товарами.

— Мадам Годен, — обратился он к низенькой толстушке хозяйке, — мадемуазель нужна какая-нибудь одежда. — Эти слова прозвучали скорее как повеление, нежели просьба. Он отнес ее за занавес, отгораживающий заднюю часть лавки, поставил на ноги и ободряюще улыбнулся. — Здесь вам ничто не угрожает, а я скоро вернусь.

Несколько мгновений он смотрел на Ники оценивающим взглядом. Затем легко коснулся пальцем ее щеки, что сильно взволновало ее, и отвернулся.

Перестав улыбаться, он шепнул лавочнице несколько слов, еще раз взглянул в сторону Ники и вышел на улицу. Она вновь отметила, как широки его плечи, что было подчеркнуто и покроем темно-синего сюртука, который сильно сужался к бедрам. Даже серые панталоны не могли скрыть этих мускулистых бедер., После того как он вышел и занавеска опустилась за ним, к Ники вышла полнотелая хозяйка.

— Мне велено обслужить вас как можно лучше, мадемуазель. — Засунув под чепец выбившуюся прядь седеющих волос, мадам Годен улыбнулась.

Переведя взгляд с занавески, которая все еще колыхалась, на свою истерзанную грязную одежду, Ники сглотнула. Она была бледна, губы пересохли, пальцы озябли и онемели.

— Не беспокойтесь, мадемуазель, — участливо сказала женщина. — Я подберу вам подходящую одежду, и никто ничего не узнает.

— Весь город уже знает, — сказала Ники, обретя наконец дар речи. — Боже! Какой спектакль я устроила! — Девушка с отчаянием вздохнула. Ну почему она всегда попадает в какие-то истории?! Отец будет в бешенстве, да и мать, которая более к ней снисходительна, не преминет высказать свое недовольство: «Опять умудрилась!..»

— Но спектакль получился довольно-таки милый, — сказала хозяйка лавки, оглядев пышную грудь Ники и ее тонкую талию. Улыбнувшись, мадам Годен коснулась пальцами ее щеки в том же месте, что и француз, но ее рука была не такой теплой.

— Похоже, вы очень понравились месье дю Вильеру.

— Кому, вы сказали? — переспросила Ники, думая, что ослышалась.

— Александру дю Вильеру. Вы, конечно, его знаете? Его семья самая богатая в наших местах. У них большая сахарная плантация Бель-Шен.

— Так это был… Александр дю Вильер? — Ники побледнела. — Но я думала, что Вильеры отправились во Францию, в свои поместья?

— Уехал пока только сам герцог. Александр поедет сегодня.

А его брат Франсуа останется, чтобы управлять Бель-Шен.

— О нет! — сказала Ники, приходя еще больше в отчаяние. — Мой отец будет вне себя.

— Ваш отец дружит с дю Вильерами?

— Да. С самой войны.

— Я никогда вас прежде не видела. Вы не здешняя?

— Нет. Я Николь Сен-Клер. Из Медоувуда, что возле Байю-Лафурш. Мы сейчас гостим у Кристофов.

— Вы дочь Этьена Сен-Клера?

— Да.

В голосе толстухи зазвучали почтительные нотки:

— Вашего отца знают многие. Он показал себя настоящим героем в войне против англичан. Для меня большая честь познакомиться с его дочерью.

— Спасибо. Я тоже рада познакомиться с вами.

Мадам Годен улыбнулась, но глаза ее неотрывно смотрели на грязную и рваную одежду Ники: наверняка ей пришло в голову, что именно Александр дю Вильер виноват в том, что девушка полураздета.

«Господи упаси!» Ники поспешно рассказала мадам, как на нее напали двое, как она вскочила на лошадь и ускакала вплоть до того момента, когда Александр дю Вильер столь своевременно пришел ей на помощь. Выслушав ее, мадам Годен увела Ники за второй занавес, который отделял примерочную от всей лавки.

Она не только жена лавочника, но и швея, пояснила мадам, вернувшись с бледно-розовым платьем из муслина, расшитым темно-розовыми цветочками и с приспущенными рукавами.

— Возможно, оно вам не по росту, но я быстро его укорочу.

— Ничего, и так подойдет, — отказалась Ники. — Я должна вернуться домой до наступления темноты.

— Я уверена, что месье дю Вильер будет счастлив вас проводить, даже если ему придется отложить свой отъезд.

— О нет! — Ники закатила глаза. — Я вовсе не хочу этого.

— Вы правы, — прокудахтала мадам Годен. — Вы слишком молоды для этого необъезженного жеребца. Но кто знает… — Она пожала своими округлыми плечами, — может быть, через несколько лет, когда он вернется из Европы…

Ники усмехнулась, вдруг поняв, что это предположение отнюдь не огорчает ее. Говорила же она, что ей нужен мужчина, который буквально сшибет ее с ног.

— Скорее всего он забудет меня, — сказала она, будучи не совсем уверенной, что именно так тому и быть. — Женится на какой-нибудь заносчивой аристократке.

Глаза мадам Годен заискрились лукавством.

— Может быть, да… А может, и нет. Думаю, он не скоро забудет маленькую мадемуазель с глазами цвета Карибского моря, которая проскакала по улицам Ла-Ронд в одном корсете и нижней рубашке.

Застонав при воспоминании о том, что произошло, девушка быстро осмотрела платье, которое ей было предложено.

— Вы и так добры ко мне. Но могу ли я попросить вас не говорить ему, кто я такая? — В этом случае Ники смела надеяться, что отец ничего не узнает.

Толстушка плутовски улыбнулась.

— Конечно, он спросит меня… Но вы дочь Этьена Сен-Клера, и я постараюсь забыть, кто вы такая. По крайней мере на некоторое время.

— Спасибо, мадам. Я всегда буду перед вами в долгу. И если вы пришлете счет за платье в Медоувуд…

Ей было жаль денег. Времена настали для них тяжелые, и они с матерью берегли каждый цент.

— Месье дю Вильер уже позаботился об оплате.

— В самом деле? — переспросила Ники по-английски.

Хотя ее отец и был французом, на этом языке она говорила дома и в школе при Салемской академии. — Извините, мадам.

Поблагодарите месье дю Вильера от моего имени.

Этот ее поступок вряд ли понравился бы отцу, но, может быть, он все же ничего и не узнает? А дю Вильер вполне может позволить себе потратить не такую уж большую сумму.

«Должна же я хоть раз в жизни, — решила она, — усмирить свою проклятую гордыню и поступить, как подсказывает благоразумие!»

Только бы не встретиться с ним лицом к лицу!

Торопясь уйти до возвращения своего красавца спасителя, Ники быстро отряхнула нижнее белье и натянула через голову нарядное розовое платье.

— Где она?

— Маленькая мадемуазель? — уточнила мадам Годен, забавляясь явной заинтересованностью красавца француза.

— Кто же еще? — пробурчал он — Сколько тут полураздетых женщин, в вашей примерочной?

Мадам сложила губки бантиком и пожала плечами.

— Ушла, месье. Она боялась, как бы не забеспокоились родители. Ее отвез домой Анри в своей повозке.

Анри, по виду сущее чучело, был мужем мадам Годен.

Услышав, что хорошенькая мадемуазель уехала в сопровождении Анри Годена, Александр забеспокоился еще сильнее.

— Он прихватил с собой пистолет, — сказала хозяйка, заметив, как он хмурится. — Вы не нашли людей, которые на нее напали?

— Нет. Тут рядом река, болото. Как их найдешь?

— Черт возьми! Какие негодяи могли напасть на такую невинную крошку?

Александр стиснул зубы.

— Кто она? И где живет, рядом?

— Нет. Она тут гостит у друзей. — Видя его разочарование, мадам Годен улыбнулась. — Вы должны радоваться, что уезжаете. Мадемуазель для вас слишком юна. Она сказала, что ей пятнадцать.

Александр вскинул брови.

— Пятнадцать? — недоверчиво переспросил он.

— Если бы вы лучше рассмотрели ее лицо, а не ее соблазнительное тело, вы бы это поняли.

Алекс усмехнулся. Ему следовало быть более наблюдательным, ибо он на целых двенадцать лет старше ее. Но его еще никогда не привлекала такая юная девушка.

— Видимо, вы правы.

— Какая она красотка, верно? Просто ангел!

Александр рассмеялся.

Ангел с медными волосами, аквамариновыми глазами и телом, которое уже созрело для ласк мужчины. Хорошо, что он уезжает и это опасное искушение испытает на себе кто-нибудь другой. Но все время, пока он ехал на пристань, и позднее, когда смотрел на тростниковые плантации по берегам Миссисипи, а затем и на приближавшиеся огни Нового Орлеана, Александр завидовал тому счастливчику, который первый ляжет в постель с этой девушкой.

К тому дню когда Александр достиг берегов Франции, он почти полностью забыл об этой девушке. Лишь однажды, перехватив взгляд почти столь же живых женских глаз, он вдруг подумал: «Кто же будет этот счастливчик?»

Глава 2

Новый Орлеан, 1840 год

Николь Сен-Клер сидела съежившись в углу сырой, заплесневелой камеры полицейской тюрьмы второго муниципального округа на улице Барон.

Единственная свеча, горевшая на грубо сколоченном деревянном столе, мерцая, отбрасывала странные, зловещие тени на каменные стены. За дверью, в коридоре, стояли несколько тюремщиков в мундирах, но их внимание было сосредоточено на соседней камере, куда два часа тому назад привели двух женщин.

— Я просто не могу слышать их крики, — шепнула Николь, затыкая руками уши.

Эти ужасные, полные отчаяния женские вопли. И крысы — вот что было ей всего ненавистнее в этой мрачной тюрьме. И еще ей очень хотелось солнечного тепла. Две недели назад ее привели в тюрьму. И с тех пор она никак не могла согреться. Мерзло не только тело: отчаяние и страх леденили душу.

— Скоро все это кончится, — сказала Лорна Макинтош, полногрудая темноволосая девушка, ее соседка по камере.

— Какая жалость, что мы ничего не можем сделать!

Из камеры напротив послышался грубый, глумливый хохот, треск разрываемых одежд. Женщины кричали, сыпали проклятиями, но скоро под градом ударов замолчали. Отголоски этих криков разнеслись по всей тюрьме, и по спине Ники бегали мурашки. Сама того не замечая, она комкала коричневую грубую ткань своего длинного, до пят, тюремного платая.

— Все, что ты можешь сделать, — предупредила ее Лорна, — это держаться тихо и молиться, чтобы тебя не тронули.

На самой Лорне можно еще было видеть следы насилия, хотя тюремщики и старались, чтобы никаких синяков не оставалось.

До сих пор Ники везло.

— Никогда не забуду того, что ты для меня сделала, — сказала она Лорне. — Что бы со мной ни случилось.

Николь впервые встретилась с девушкой две недели назад, когда была в полном отчаянии. Лорна, беглая служанка, не отработавшая свой срок по контракту, сначала сторонилась ее, но душераздирающие рыдания Ники принудили ее действовать.

— Замолчи, — шепнула Лорна, присаживаясь на грязный соломенный тюфяк рядом с ней. — Не привлекай их внимания.

Веди себя тихонько, и, может быть, они оставят тебя в покое.

— Здесь… мне… не место, — запинаясь, пробормотала Ники. — Все это ужасная ошибка.

— В этом аду ни для кого нет места, милая. Но тебе надо взять себя в руки. Долго ты тут не пробудешь. Через две недели тебя, как и всех нас, выставят на продажу. Тогда ты выйдешь отсюда.

— А мне все равно, выйду я или нет. Какая разница — жить или умереть? Мне некуда идти. На всем белом свете нет никого, кто мог бы обо мне позаботиться.

При свете свечи Лорна внимательно осмотрела лицо Ники.

Ей сразу же бросились в глаза темно-лиловые синяки на нежных щеках девушки. Не ускользнули от ее внимания и пряди красивых медных волос, выбивавшихся из-под поношенного коричневого капора.

— Ты говоришь как образованная девушка. Стало быть, о тебе было кому заботиться. Кто-то оплачивал твою учебу в школе, ну и все такое.

Ники закрыла глаза. За три года все в ее жизни перевернулось.

— Обо мне заботились мои родители! — шепнула она.

Это, казалось, было так давно, что она с трудом вспоминала прошлое. Можно подумать, что все это случилось в другой жизни. — До того как мы разорились, у нас была плантация возле Байю-Лафурш.

— Это хорошее место. Я там была однажды.

Охваченная вдруг воспоминаниями, Ники печально улыбнулась.

— У нас был двухэтажный дом со стройными белыми колоннами на фасаде. Сложен он был из светлого камня. Видела бы ты, как красиво выглядел наш дом на закате весь лучисто-розовый!

Ники проглотила ком в горле. В детстве она никогда не плакала, зато теперь заливалась слезами по всякому поводу.

— Значит, когда наступили тяжелые времена, вы потеряли свой дом?

Ники кивнула. Для нее было большим облегчением рассказывать о том, что она так долго держала внутри себя.

— Я знала, что папа испытывает денежные затруднения.

Я помогала ему вести бухгалтерские книги… Но только после его смерти я узнала, как плохо обстоят дела. Он так беспокоился за маму и меня. Потерять Медоувуд было выше его сил.

Этого его сердце не могло выдержать. — По ее щекам опять заструились слезы, она отвернулась.

— Продолжай, — сказала Лорна. — Пока ты не выскажешься, ты не сможешь начать жизнь заново.

— А я и не собираюсь начинать жизнь заново, — огрызнулась Ники, вконец расстроенная воспоминаниями обо всем, что потеряла. — Не хочу жить. — И она вновь залилась слезами, еще более горькими, чем прежде. Лорна обняла ее за плечи, но даже не попыталась утешить. И постепенно рыдания стихли и прекратились.

Они разговаривали до позднего вечера. Лорна рассказала ей о своем доме в Шотландии, о потерянной семье.

— Я надеялась, что смогу найти в Америке то, о чем молилась, — насмешливо фыркнула она, осматривая грязную камеру. — Ну что ж, теперь нам остается одно — — как-нибудь выкручиваться.

— То же самое сказала и моя мама, когда умер папа, но у нее явно не хватило силы воли. — Николь устало вздохнула. — Я пробовала спасти нашу плантацию, но было уже слишком поздно.

Никого из прежних друзей у нас не осталось — почти все они, как и папа, потеряли и дома, и все свое состояние. И когда явились люди из банка, чтобы описать наше имущество, мама встретила их на крыльце с мушкетом в руках. Они пытались урезонить ее, но она упала и тут же умерла. Доктор сказал, что у нее был удар.

— И ты нанялась в служанки? — спросила Лорна, когда Ники вдруг замолчала.

— Я просто не могла придумать ничего другого. Не к кому было даже обратиться за помощью. Лучший друг отца, дю Вильер, в том же году умер во Франции. Семейной плантацией около Нового Орлеана управлял его младший сын Франсуа, но они с моим папой… не смогли столковаться.

— Мы все перенесли много несчастий, — сказала Лорна. — И чем дольше до этого мы жили спокойно и безмятежно, тем больнее ударяют по нам невзгоды.

— Тернеры, которые наняли меня, были людьми совсем неплохими. Предполагалось, что мой контракт закончится в мой восемнадцатый день рождения. Все было бы не так уж и плохо, если бы контракт не был перекуплен другими. — Она с дрожью вспомнила об Армане Лоране и его жестокости, затем об этой подлой твари Адриане Пэкстон, которая оговорила ее.

Именно по ее оговору Ники и посадили в тюрьму. — Я никогда не думала, что дело может так обернуться.

А оно так и обернулось, подумала Ники, возвращаясь к действительности. Стоны по ту сторону коридора стали затихать, их сменили горькие рыдания.

— Отчаиваться нельзя. Ни в коем случае. — Лорна подняла ее на ноги. — Завтра ты покинешь это проклятое место.

И где бы ты ни оказалась, хуже, чем здесь, нигде уже не будет. Через несколько лет ты выполнишь свои обязательства по контракту и сможешь делать все, что тебе захочется.

— Если уж говорить точно, то не «несколько», а семь лет, — горько сказала Ники. Трехлетний срок ее контракта превратился уже в десятилетний, а это уже целая вечность. Борясь с накатившей на нее волной отчаяния, она закрыла глаза. — Не знаю, доживу ли я до истечения срока.

— Ну, до сих пор-то ты прожила.

— Только благодаря тебе.

Две недели назад, когда тюремщики начали насиловать заключенных женщин, Лорна — она была девятью годами старше Ники, — заметив выражение ужаса на лице своей подруги, сказала:

— Ты еще никогда не спала с мужчинами?

— Нет, — шепнула Ники. Не в силах отойти от двери, она наблюдала, как тюремщик насилует женщину. Мольбы о пощаде, отчаянные взмахи рук и ног, казалось, только разжигали его.

Крепко ухватившись за плечи Ники, Лорна оттащила ее в уголок камеры, откуда она уже не могла наблюдать за этой отвратительной сценой. Ники в страхе ожидала, что тюремщики вот-вот вломятся в их дверь, но Лорна поспешила прийти ей на помощь.

— Мы спрячем тебя прямо у них под носом, — решительно сказала она.

Быстрыми уверенными движениями девушка заплела густые волосы Ники и убрала их под потрепанный коричневый капор.

— Надо спрятать твои груди, — сказала затем шотландка. Она объяснила, как это сделать. Ники отодрала от своей грязной нижней юбки длинные полосы и намотала их поверх грудей, а Лорна перетянула их так, что Ники с трудом могла дышать.

— Смотри, не поднимай головы, — предупредила ее Лорна. — С убранными волосами и плоской грудью ты выглядишь не больше чем на двенадцать-тринадцать лет. Конечно, некоторых это не остановит, но большинство предпочитают иметь дело со зрелыми женщинами.

Она оказалась права.

Когда они пришли к ним в камеру, Лорна не сопротивлялась, а Ники была так напугана, что могла только смотреть на насильников, не в силах что-либо предпринять. Через два дня они снова вернулись. К этому времени Ники успела оправиться от страха и невзирая на протесты Лорны приготовилась дать отпор. Взяв в руки деревянный табурет, она спряталась за дверью и с такой силой опустила его на голову первого тюремщика, что он свалился в беспамятстве. Второй, молодой человек, лишь недавно ставший тюремщиком, поспешил удалиться, утащив и своего товарища. В тот же вечер привели очередную группу женщин, и тюремщики занялись новенькими, оставив в покое Лорну и Николь — Может быть, на этот раз тебя купит какой-нибудь приличный человек, — сказала Лорна.

Ники должны были продать в четвертый раз за эти три года, но только в первый раз с публичного аукциона.

— Навряд ли. Теперь я не просто законтрактованная служанка, меня считают воровкой.

— Но к таким, как ты, почти детям, относятся снисходительно, Только бы они не заметили, какой возраст написан в твоих бумагах.

— Какое это имеет значение? Не могу же я ходить все время одетая под девочку Рано или поздно кто-нибудь заметит, что я женщина. Один Бог знает, что случится тогда.

Лорна ничего не могла возразить на это. Ее подруга — утонченная образованная леди, но бедственное положение кладет свою печать на всех без исключения, тут уж ничего не поделаешь. А ведь, казалось бы, Ники должна была жить безмятежной жизнью, имея достойного молодого мужа, который бы любил ее, как она того заслуживает.

Но муж у нее вряд ли будет. А вот дети могут быть, незаконнорожденные, ублюдки, неизвестно от кого. Конечно, есть законы, защищающие наемных служанок, но люди, которые перекупают контракт, обычно достаточно богаты, чтобы безнаказанно обходить их. Ники с тяготевшим над ней обвинением в краже, с ее красивым лицом и фигурой, кое-как прикрытой грязной одеждой, трудно рассчитывать на какую-то защиту. Лорна вздохнула: жизнь — штука нелегкая.

В ожидании следующего дня Ники всю ночь ворочалась на своем соломенном тюфяке, брошенном прямо на холодный каменный пол, и, лишь только настало утро, стала беспокойно расхаживать взад и вперед по камере. Не видя солнца, трудно было сказать, сколько часов им пришлось ждать, прежде чем они услышали шарканье ног за дверью. Скорее всего это была уже вторая половина дня.

— Пришла и наша очередь, — сказала Ники, услышав, как лязгнула дверь напротив, а затем послышались голоса женщин, которых конвоиры погнали по коридору. Она словно воочию видела себя стоящей на подмостках, слышала голоса людей, выкликающих цену, точно она не человек, а выставленная на продажу вещь. Впрочем, в сущности, так оно и было.

Ее охватили ужас и страх. Что бы сказал папа, если бы был здесь? Но в глубине души она знала, что он сказал бы:

«Никто не может опозорить тебя, доченька. Ты только сама можешь опозориться». Она помнила эти, как будто бы совсем недавно произнесенные слова.

— Держись поближе ко мне, — сказала Лорна. — Я знаю почти всех городских богачей. Старый козел, который купил мой контракт, был журналистом. Форсайт знал все обо всех. Когда нас выведут, я скажу, каких покупателей надо поощрять, а от каких по возможности отвязываться.

— И как я могу это сделать?

— Ты умница. Сообразишь, когда придет время Плечи Ники поникли. Да, конечно, она постарается сообразить. Вот уже три года, как ей приходится выворачиваться из всяких трудных положений. Но нельзя сказать, что это хорошо ей удается.

Скрежет ключа в замке наполнил ее сердце страхом. Подобного ужаса она еще не испытывала. Никогда не знала она и такой неопределенности, такого унижения. Хорошо еще, что она законтрактовалась под девичьей фамилией своей матери.

Никому и в голову не могло прийти, что Ники Стоктон, тщедушная замарашка с глазами загнанного животного, — Николь Сен-Клер, дочь Этьена Сен-Клера.

— Поднимите юбки, — скомандовали конвойные, намереваясь сковать ноги женщин одной цепью.

Когда холодная цепь обвила стройную лодыжку Ники, врезаясь в ее нежную кожу, она повернулась к женщине, которая сумела занять особое место в ее сердце.

— Я никогда не забуду тебя, Лорна. — Непрошеные слезы закипели в горле. — Как бы я хотела отблагодарить тебя за все, что ты сделала! Если я хоть , когда-нибудь смогу хоть что-нибудь для тебя сделать…

— Ты хорошая подруга, Ники, я буду молиться за тебя.

— Не знаю, как чувствуешь себя ты, но эта проклятая погода действует мне на нервы. Я бы с удовольствием выпил. — С этими словами Александр дю Вильер, для друзей — Алекс, хлопнул по спине своего лучшего друга Томаса Демминга.

Было не так уж холодно, но пасмурно и ветрено. Довольно необычная погода в преддверии лета. Оптимист по натуре, Алекс утешался мыслью, что зато ему не жарко в его двубортном цвета листвы сюртуке. Широкий галстук и плиссированная рубашка выглядели такими же свежими, как и утром, когда он только что их надел.

— Я слышал, в гостиницу «Сент-Луис» привезли коньяк «Наполеон», — сказал Томас. Его блестящие светлые волосы и полы сюртука из тонкого сукна трепетали на ветру.

— Это просто замечательно, — подхватил Алекс на своем почти безупречном английском языке. Вернувшись в прошлом году в Бель-Шен, Алекс старался как можно больше говорить по-английски. Родился он в Америке, но по национальности был французом. Хотя большую часть жизни он провел во Франции, учился в Сорбонне и год в Политехнической школе, своим домом считал луизианский Бель-Шен.

— Как ты думаешь, какова будет цена сахара в этом году? — спросил Томас, когда они пошли по Ройял-стрит, направляясь к гостинице.

Алекс не ответил. Его внимание привлекло скопление народа возле ротонды гостиницы.

— Что там происходит?

— Невольничий аукцион? — предположил Томас. Однако это были не негры, что опровергало его предположение.

— Законтрактованные служанки, — поправил Алекс, замедляя шаг. — Из тюрьмы. Главным образом беглянки и воровки.

Он ненавидел любые формы рабства. Слишком долго жил во Франции, где все люди считаются равными. Томас также испытывал неприязненное чувство к происходящему.

— Обойдем это сборище и зайдем в гостиницу с другой стороны.

Алекс кивнул в знак согласия. Но, увидев на платформе маленькую фигурку, снова замедлил шаг. Вместо того чтобы повернуть к гостинице, он направился прямо к подмосткам.

Томас, хотя и в некотором замешательстве, последовал за ним.

Что бы ни делал Алекс, он редко удивлялся.

— Сколько мне запросить за эту малышку? — нараспев прокричал аукционер. — Она еще совсем юна. Но не дурнушка и, когда подрастет, станет красивой женщиной.

Алекс заметил, что в отличие от остальных несчастных, которые стояли с уныло поникшими плечами:, эта держалась прямо, с гордо поднятым подбородком.

Что-то в ней задержало внимание Алекса. Но что именно?

Протискиваясь сквозь толпу, Алекс подошел ближе.

— Триста долларов, — выкрикнул какой-то высоченный здоровяк в цилиндре. Девушка посмотрела на него, затем на темноволосую женщину, стоявшую у стены. Пышногрудая женщина кивнула, и девушка улыбнулась мужчине приятной, хотя и неискренней улыбкой.

— Пятьсот долларов.

Это был Валькур Фортье, черноволосый полуиспанец, полуфранцуз, которого Алекс знал с самого детства. Фортье был одним из самых богатых горожан Нового Орлеана. При этом своем богатстве он был самым жестоким негодяем, которого когда-либо доводилось встречать Алексу.

Женщина у стены, видимо, выразила свое одобрение, энергично тряся головой. Девушка на подмостках стала еще бледнее. Под поношенным коричневым капором Алекс едва мог рассмотреть личико. Ее волосы, хотя! и давно немытые, были, очевидно, теплого цвета меди.

Она взглянула на Фортье чуть менее Гордо, и он сделал знак аукционеру. С гнусной улыбкой худой человечек поднял юбки девушки, обнажив ее стройные ноги выше колен, где виднелись тонкие белые панталончики.

— Отпусти юбки, — прокричала она, вырываясь из рук аукционера. Раздраженный ее непокорностью, торговец влепил ей звучную оплеуху, которая, однако, не смогла смирить гордячку.

— Она еще молода, ребята. Нужна мужская рука, чтобы поставить ее на место. — И, стараясь разрядить напряжение, худой человечек улыбнулся.

— Шестьсот, — выкрикнул длинный, и девушка, повернувшись к нему, вновь улыбнулась.

Только тогда наконец Алекс увидел необыкновенно живые аквамариновые глаза. И, глубоко пораженный, он понял, что именно они и привлекли его так близко к подмосткам. Да, именно эти глаза, хотя до сих пор он не осознал этого до конца.

— Одна тысяча, — решительно, как бы подводя итог торгам, произнес Фортье.

Качая головой, что-то ворча себе под нос, длинный выжидал.

— Неужели никто не понимает, какое ценное приобретение эта девушка? — спросил аукционер, надеясь расколоть Фортье еще на несколько долларов. Он поднял ее оголенную руку. — У нее крепкие, сильные руки. По контракту она должна служить еще семь, лет. Подумайте, сколько удовольствия вы можете получить… если проявите немножко терпения. — Ухмыльнувшись, он похлопал девушку по заду. Ее бледное лицо сразу пошло розовыми пятнами. На миг она закрыла глаза, стараясь собраться с духом, затем снова устремила немигающий взгляд прямо перед собой.

— Она воровка, — закричал Фортье. — Никто не даст больше меня.

— Я не воровка, — громко возмутилась девушка.

Аукционер тут же дал ей еще одну затрещину.

— Придержи свой язык, — предостерег он, с силой стискивая ее руку. — Улыбнись мистеру Фортье.

Когда он отпустил руку девушки, та гордо выпрямилась.

Пристально осмотрев нанимателя, она оценила его решимость перекупить ее во что бы то ни стало, а также энергичную поддержку подруги и отвесила поклон, одарив Фортье такой лучезарной улыбкой, что на миг показалось, будто взошло солнце.

— Мистер Фортье, — сказала она сладким голоском'. — Я польщена, что вы находите такое жалкое существо, как я, достойным своего внимания.

Алекс не мог не заметить ни безукоризненности ее речи, ни скрытого в ее словах яда. Почувствовал он и презрение к Валькуру Фортье, которое слышалось и в ее медоточивом голосе.

И только тогда он заметил ее слезы.

Она слегка тряхнула головой, и они, точно дождевые капли, блеснули на ее нежной щеке, как бы перечеркивая озарявшую лицо улыбку.

— Тысяча двести, — неожиданно для самого себя крикнул Алекс.

— Тысяча четыреста, — отозвался Фортье, метнув пренебрежительный взгляд на Алекса. Он вновь жадными глазами уставился на девушку, подтверждая опасение Алекса, что тот хочет купить ее, чтобы сделать своей любовницей . Во Французском квартале хорошо знали пристрастие Фортье к молоденьким (чем моложе, тем лучше), неопытным девушкам Эта явно пришлась ему по вкусу.

— Две тысячи, — выдохнул Алекс. В наступившей тишине слышалось лишь бренчание цепи на ногах выставленных на продажу женщин.

Фортье рассмеялся, но в его смехе чувствовалась натянутость.

— Вот уж не думал, что вы предпочитаете таких молоденьких. Если бы знал… — Он пожал плечами с наигранным безразличием, но в его темных глазах сквозило еле сдерживаемое бешенство.

— Через час приведите ее к моему экипажу, — велел Алекс аукционеру, не обращая внимания на раздраженную реплику Фортье. — Он будет стоять у дома номер двадцать один по Ройял-стрит, Аукционер кивнул, толстый охранник увел девушку.

Ее еще не успели увести с помоста, а Алекс уже раскаивался в своем необдуманном, как ему теперь казалось, поступке.

— Что это ты так разошелся? — с легкой насмешкой в голосе спросил Томас. Это еще более усугубило чувство досады на самого себя, которое испытывал Алекс.

— Понятия не имею. Иногда я сам себе удивляюсь.

Томас слишком хорошо знал своего друга, чтобы позволить и дальше развивать эту тему.

Приятели поднялись по каменным ступеням и вошли в элегантно обставленную гостиницу. «Сент-Луис» был одним из самых внушительных зданий в Новом Орлеане, его высокий купол можно было видеть за много кварталов.

— Я думаю, «нам обоим сейчас самое время выпить.

Алекс открыл дверь с панелями из кипариса, которая вела в бар, чуть с большим, чем необходимо, усилием и направился к одному из столов. Вокруг них слышались неторопливые разговоры и громкий мужской смех. Некоторые играли в карты, другие стояли у длинной резной стойки красного дерева.

Алекс почти не смотрел на них. Он и сам не понимал, что толкнуло его на такой опрометчивый поступок. И теперь он раскаивался в нем.

— Я обещал Лизетт, что свожу ее поужинать Как ты думаешь, ей понравилась бы эта история с моей новой служанкой?

— На твоем месте я не стал бы ей и рассказывать Она и без того бесится, что скоро состоится оглашение твоей помолвки.

— Для того чтобы успокоить ее, пришлось купить несколько бальных платьев и совершить с ней прогулку на «Королеве Натчеза». Немногие женщины могут устоять перед роскошью этого парохода, самого великолепного судна на Миссисипи. В это мое приобретение я вложил две тысячи долларов. Возможно, я и свалял дурака, купив служанку, но я, черт возьми, заставлю ее отработать каждый заплаченный за нее цент и еще несколько в придачу.

— Почему бы тебе не оставить ее на ночь в тюрьме?

При одной мысли об этом Алекс почувствовал, как у него сжалось сердце. Он еще не забыл, как девушку награждали оплеухами на торгах. Нетрудно было представить, с какой жестокостью с ней обращались в грязной, полной крыс камере.

— Теперь это собственность Бель-Шен. Я хочу, чтобы она была готова принять на себя свою долю общего труда Томас только усмехнулся. На словах Алекс, может быть, и крут, но со своими рабочими обращается честно и справедливо.

Каждая семья на плантации имеет свою хижину, сад, огород, живность. Все ходят в церковь, справляют христианские праздники, женятся по церковным обрядам, и здесь никогда не разлучают семейные пары. На Бель-Шен рабы получают почти столько же, сколько и арендаторы, и имеют прибавку за хорошую работу на сахарной плантации.

Такое обращение с рабами вызывало возмущение многих плантаторов. Но семья дю Вильер в течение многих лет обладала большим могуществом и влиянием, и немногие решались выражать свое возмущение вслух.

В числе немногих был и Валькур Фортье.

— Представляю себе, в каком бешенстве Фортье, — с усмешкой сказал Томас, когда они оба принялись смаковать «Наполеон».

Алекс повертел в пальцах бокал с янтарной жидкостью.

— Он не любит проигрывать.

— Как ты думаешь, почему он не стал торговаться?

Оба они знали, что Фелисиана, плантация Фортье, находится в лучшем состоянии, чем Бель-Шен, которой депрессия 1837 года и неумелое управление Франсуа нанесли большие убытки.

— Выкладывать такие деньги за воровку, как бы молода и хороша собой она ни была, с его точки зрения, вероятно, неразумно. Деньги для Валькура — самое главное. Ни одна юная девушка, тем более такая, какой нельзя доверять, не заслуживает, по его мнению, вложения сколько-нибудь крупной суммы.

Произнося эти слова, Алекс вдруг ощутил новый прилив ярости.

— А теперь, если не возражаешь, поговорим о чем-нибудь другом. Остается меньше часа до той минуты, когда мне волей-неволей придется признать свою глупость. Сегодняшний вечер не сулит мне ничего приятного.

Обхватив руками колени, Ники с несчастным видом сидела на сыром соломенном тюфяке в своей темной сырой камере.

Она ждала, когда наконец ее выведут.

Хотя было и не так холодно, ее пробирала дрожь. Очень хотелось увидеться с Лорной. Ее подругу ввели на подмостки сразу же после нее. У них не было возможности обменяться хотя бы несколькими словами. Может быть, Лорна знает человека, который выкупил ее контракт?

Ники была уверена, что верх непременно одержит высокий черноволосый мужчина с темными глазами и испанскими чертами лица, но, видя, в каком ужасе Лорна, она все же молилась, чтобы этого не произошло. От его похотливого взгляда у нее поползли мурашки по коже, но он был так уверен в своей победе, что в конце концов она поддалась искушению выказать ему свое презрение. И тут вдруг откуда ни возьмись появился другой покупатель, который, спас ее от, по всей видимости, ужасной участи, хотя, вполне возможно, ей предстоит что-нибудь еще похуже.

Этот покупатель выглядел большим, очень сильным мужчиной. Ники вздрогнула. Такой может удержать ее в руках, как бы она ни вырывалась. Он сумеет сделать с ней то же самое, что тюремщики делали С Лорной и другими женщинами, Борясь со своими страхами, Ники закрыла глаза. А ведь она всегда была так бесстрашна, так уверена в себе. Теперь она не могла не вспомнить, как за дерзкое поведение ее избивал Арман Лоран, как ее лишали ужина за то, что она вела себя гордо и надменно. Хотя и не сразу, после борьбы с собой, она научилась молча страдать, удерживать резкие ответы, которые так и рвались с языка. Кончилось тем, что, ее посадили в тюрьму по ложному обвинению.

За дверью Николь слышала тяжелые шаги тюремщиков, их грубый смех. «Куда бы я ни попала, хуже, чем здесь, мне уже нигде не будет», — твердо сказала она себе. Но когда тяжелая железная дверь открылась и ее вывели наружу, она была уже не так уверена, что может надеяться на лучшее.

Глава 3

Нервно ломая руки, Николь Сен-Клер стояла у сверкающего черного ландо, которое ожидало своего хозяина на Ройял-стрит перед вывеской «Томас П. Демминг, адвокат».

По одну ее сторону стоял седовласый белый охранник, по другую — такой же седой негр в красной с золотым шитьем ливрее.

Вытащив карманные часы, охранник щелкнул крышкой.

— Мы прибыли на несколько минут раньше.

— Он придет, — заверил старый негр, — точно вовремя.

Он и в самом деле не опоздал.

Николь увидела, как из-за угла вышел высокий широкоплечий человек и направился в их сторону. Не веря своим глазам, Ники часто заморгала и, покачнувшись, схватилась за колесные спицы. Неужели это он?

Это и в самом деле был он. Александр дю Вильер. Сколько времени прошло, а она сразу узнала его красивое лицо. В самые тяжелые дни, которые ей пришлось пережить, когда она, свернувшись клубком, старалась согреться на узкой койке служанки, когда мыла грубые деревянные полы или перестирывала горы грязного белья, она часто думала о нем. Где он и что с ним? Навестил бы он ее в той прежней жизни, как того ей хотелось?

Она смотрела, как он взял бумаги у охранника и быстро пробежал их глазами. Когда он взглянул на нее, ее сердце сильно забилось. «Узнает ли? Господи, только бы не узнал!» — молила она.

Предстать перед ним в этих рваных отрепьях, с грязными волосами было для нее тяжким испытанием. «Но может быть, он купил ее именно потому, что узнал? Вспомнил ее и решил спасти вновь?» Сердце застучало еще чаще. Платок, туго стягивавший грудь, не давал дышать.

Написав расписку, дю Вильер вручил ее охраннику. Тем временем кучер уселся на облучок. Ники съежилась от страха, когда суровые карие глаза уставились ей в лицо, а большая ручища подняла ее подбородок. С избитого, в подтеках грязи лица он перевел взгляд на промокшее коричневое, платье из дешевой материи, на плоский, по всей видимости, лиф.

Какая-то тень пробежала по его лицу, и она решила, что это тень разочарования.

— Никакого воровства в Бель-Шен я не допущу, — сказал он категоричным тоном. — А теперь садись в ландо.

Эти слова разрушили все надежды, которые зародились у Ники. Она только его собственность, ничего больше. Он не помнит ее.

Проглотив ком в горле, она постаралась удержать навертывающиеся слезы. Как она могла надеяться, что он отнесется к ней по-другому, если узнает в ней прежнюю Николь. Сама же она ни за что не станет ему напоминать о том странном дне, когда он спас ее. Позже ее отец ездил в Бель-Шен за помощью, но получил грубый отказ. Николь ждала его у дверей кабинета, когда отец возвратился домой.

— Франсуа ничуть не изменился, — сказал он матери. — Такой же бездушный эгоист, каким и был всегда. «Может быть, мой отец излишне добр, — процедил Франсуа дю Вильер, — но я лично деловой человек. С меня хватает и собственных проблем. Такого же мнения придерживается и мой брат».

Никогда в жизни не забудет Николь выражение полного отчаяния на благородном лице отца и слез, которые стояли в глазах матери.

Силой воли подавив в себе горькие воспоминания, Ники села напротив своего нового хозяина, который был одет в дорогой темно-зеленый сюртук. Она старалась, как научилась за эти годы и особенно побывав в тюрьме, держать глаза опущенными в землю. Но позволила себе один раз исподтишка взглянуть на него прямо. Оказалось, что он наблюдает за ней с большим любопытством. Она понимала, что должна сразу же отвести глаза, но не могла себя заставить сделать это.

Он выглядел таким же красивым, каким она его помнила, может быть, даже красивее. Теперь он был зрелым мужчиной.

Черты его лица стали суровее. Чувственные складки у рта разгладились, появились мелкие морщинки у глаз. Теперь он казался старше, словно бремя возложенной на него ответственности приблизило его зрелость.

Вид у него был почти разгневанный, и она с недоумением подумала, уж не она ли причина этого гнева.

Отметив, что он не говорит ни слова, а только смотрит на нее так, словно был бы рад избавиться от ее присутствия, она почувствовала, что и в ней начинает закипать гнев.

— Я не воровка, — наконец проговорила она, уверенная, что он думает именно об этом. Она ничем не заслужила того, что обрушилось на нее за эти три года. Решительно ничем.

— Однако именно это утверждается в твоих бумагах. — Он уперся длинной мускулистой ногой в переднее сиденье, где она сидела — Там говорится, что ты украла у своей хозяйки изумрудную брошь и спрятала в своих панталонах.

Ники залилась румянцем: как смеет он так оскорбительно говорить о вещах, которые касаются ее лично?!

— Пропавшую брошь обнаружила моя хозяйка. В этом нет ничего удивительного, если учесть, что она сама же ее и подложила.

— И зачем же она это сделала? — спросил он, даже не пытаясь скрыть сарказма. Он откинулся на спинку, обтянутую красной стеганой кожей. Его плечи были почти так же широки, как и спинка.

— Зачем? — переспросила она, возмущенная обвинительным блеском его глаз. Ей хотелось выложить всю правду, но, Бог свидетель, она не может сказать ему, что эта женщина ее ревновала Он все равно не поверит, что та могла ревновать к двенадцатилетней девочке.

— Не знаю, — солгала она. Ей хотелось стать как можно незаметнее, врасти в сиденье, но вопреки этому она выпрямилась.

Глаза француза еще более посуровели.

— Что до меня, то я, конечно, не стану подкладывать драгоценности в твои панталоны, поэтому тебе лучше ни на что не зариться.

Ники до боли прикусила язык. «Кем он, черт побери, себя воображает?»

— Вы так и будете все время упоминать о моем нижнем белье? — прошипела она сквозь зубы.

— А у тебя оно есть, нижнее белье?

Ее глаза широко открылись.

— Вы… вы не джентльмен!

Александр усмехнулся. На его щеках впервые появились ямочки.

— Рад убедиться, что им не удалось окончательно сломить твой боевой дух. Скажи мне, маленький беспризорный мышонок, где ты научилась говорить на хорошем английском языке?

Беспризорный мышонок! Подумать только, когда-то ее отец называл его отца другом!

— Если я такая презренная тварь, зачем же вы меня купили? — Улыбка сошла с лица Александра. Его взгляд скользнул по ее рваной и грязной одежде, по тусклым спутанным волосам, которые она тщетно пыталась спрятать под капором.

— Мне хотелось немножко… развлечься»

Далее после этих жестоких слов они ехали в полном безмолвии. Слышался только скрип колес да стук копыт по булыжной мостовой. «Ему, представьте, захотелось поразвлечься. И этим развлечением стала для него грязная и оборванная дочь Этьена Сен-Клера. Вот, оказывается, самый подходящий объект для насмешек. И естественно, для презрения. Но что же такого смешного может найти Александр дю Вильер в жалком, несчастном существе? — подумала она. — И долго ли еще придется сдерживать обуревающее ее желание сказать правду?»

В этот момент ландо остановилось, кучер спрыгнул с облучка и открыл дверцу:

— Приехали, масса Алекс.

Алекс спустился на мостовую, кучер помог сойти Ники.

— Хорошенько вымой сиденье, Юки. Как бы у нее не оказалось вшей.

Николь Сен-Клер, которая некогда была гордостью и, радостью своего отца, красавица, от которой кружилась голова у многих мужчин, сегодня готова была умереть от стыда. И самое худшее то, что Алекс сказал правду.

Сглотнув, она отвернулась. Нет, она ни за что не покажет французу, как больно задели ее его слова. Как бы ни был убог ее облик, в ее жилах течет кровь Сен-Клеров.

— Куда мы? — спросила она, крепясь изо всех сил, чтобы не заплакать.

— Мы должны хорошенько тебя вымыть. — Он хмуро смотрел на нее, роняя оскорбительные слова. Да, конечно, она была бы рада помыться, но это все равно не умалит мучительной боли, которую она испытывает. Только бы он ничего не заметил.

Через узорчатые железные ворота они вошли в небольшой, очень ухоженный двор. Цвели жасмин, глицинии, жимолость, лианы ломоноса. Из середины небольшого бассейна, откуда пили птицы, бил маленький фонтан. За садом стоял бледно-розовый дом, очень похожий на ее дом в Медоувуде, с белыми ставнями и чугунным балконом, который примыкал к одной из верхних комнат. Александр открыл тяжелую кипарисовую дверь, и они вошли в холл, где их встретил дворецкий в ливрее. Он почтительно ждал, пока Александр передавал ему шляпу и перчатки.

— Чей это дом? — спросила Ники, восхищаясь узором паркета и лепным потолком. Гостиная, куда они прошли, была устлана обюсеонскими коврами, на столах эпохи королевы Анны стояли тонкие фарфоровые вазы.

— Мой.

— Но я думала, что вы… — «Но я думала, что вы живете в Бель-Шен или во Франции…»

— Что ты думала? — грубо спросил он.

— Да так, ничего. — «Почему он так зол?»

— У вас есть еще какие-нибудь вопросы, мадемуазель? — насмешливо спросил он. — Или мы поднимемся наверх, где вы сможете принять ванну?

Его саркастический тон привел ее в ярость. Оказывается, он язвительный, подлый человек. Почему же ей так запомнилось его красивое лицо? И то, как великодушно он пришел ей на помощь на пыльных улицах Ла-Ронд? Он был все так же красив, но за эти несколько лет она хорошо усвоила, что наружность ничего не значит. Главное — какое сердце у человека.

Приподняв грязные юбки, стараясь по возможности держаться с достоинством, Ники направилась наверх..

В холле появилась худощавая женщина в чепце и фартуке.

— Добрый день, ваша светлость, — приветствовала она своего хозяина, и Ники шумно глотнула воздух.

Боже праведный, теперь, когда Шарль дю Вильер умер, Александр является герцогом. Герцогом де Бризоном. И как могла она забыть такое?

— Я запретил называть меня так, — резко сказал Алекс.

— Пардон, месье.

— Я также попросил и тебя и твою хозяйку говорить по-английски. Вам не мешает попрактиковаться.

— Да, месье, — почтительно отозвалась она.

— Насколько я понимаю, она еще не вернулась?

— Нет, месье. Она ушла в очень плохом настроении. Сказала, что не желает проводить ночь под одной крышей с преступницей, даже и в вашем присутствии.

Алекс едва сдержал улыбку. Как и предсказывал Томас, Лизетт была в ярости. Когда он сообщил ей, что привезет из тюрьмы новую служанку-контрактницу, она тут же покинула дом. Если он не будет уделять ей больше внимания, пригрозила Лизетт, она навсегда с ним расстанется. Разумеется, они ; оба знали, что это лишь пустая угроза.

Лизетт была женщина вспыльчивая, с горячим темпераментом. Алекс терпел ее только потому, что в постели она была столь же темпераментна. Но она никогда не стала бы рисковать своим выгодным положением любовницы.

— Я подогрела воду, как вы и велели, — сказала служанка, Александр перевел взгляд на девушку, и она нервно облизнула губы.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Ник . Ники Стоктон.

Он внимательно всмотрелся в нее, пытаясь понять, что скрывается в этой головке под потертым коричневым капором.

— У тебя нет здесь никаких родственников? Ну там, сводной или двоюродной сестры?

— Нет.

— Я как-то встречал девушку, чуточку на тебя похожую. Тот же цвет волос, те же глаза. Но она была француженкой и постарше. — Много лет он не вспоминал о девушке, которую видел в Ла-Ронд. И сам удивился тому, что вспомнил ее, ведь она тогда была совсем еще ребенком. — Только пахло от нее не так, как от тебя, — безжалостно добавил он, все еще злясь на себя за минуту слабости, когда ввязался в эту историю. — Та девушка пахла фиалками. А от тебя так несет, как будто ты жила в курятнике.

Лицо Ники посерело. Даже на подмостках аукциона она стояла с гордым видом, но сейчас ее плечи уныло поникли, нижняя губа задрожала. Она вынуждена была потупить глаза.

— Я знаю, — сказала она таким тихим жалобным голосом, что у него дрогнуло сердце.

Алекс почувствовал себя круглым дураком. Какая муха его укусила? Почему он отыгрывается на девушке за совершенную им глупость? Она ничем не заслужила такого к себе отношения. Не ее вина, что он поступил так опрометчиво.

Алекс коснулся пальцами ее подбородка. Из ее глаза закапали слезы.

— Извини, та petite[1], — мягко сказал он. — Тут нет твоей вины.

Большим и указательным пальцами он провел по ее чумазому лицу, оставляя среди грязи светлые полосы. И расплылся в извиняющейся улыбке.

— Что было, то прошло. Теперь ты в полной безопасности, и пока будешь старательно выполнять свои обязанности, тебе ничто не угрожает. Мери поможет тебе выкупаться и переодеться, а завтра я отвезу тебя в Бель-Шен.

Дом. Как давно у нее не было того, что она могла бы назвать домом! Боясь, как бы Алекс не прочитал ее печальные мысли, она старалась не смотреть на него, но это было так трудно. Как ей хотелось чувствовать прикосновения его теплых пальцев к подбородку, слышать его ласковый, как и в те далекие времена, голос! В его словах теперь не слышалось и тени злости, лицо выражало заботливое участие.

Он повернулся к горничной:

— Мери, проследи, чтобы о ней хорошо позаботились.

Женщина кивнула и повела ее за собой на второй этаж.

В комнате горничная принялась помогать Николь раздеваться.

— Если не возражаете, — сказала Ники, когда та расстегнула последнюю пуговицу, — все остальное я предпочла бы сделать сама. — По крайней мере до поры до времени она не хотела, чтобы ее тайну раскрыли. Ей надо было еще выяснить, как относятся к ней дю-Видьеры. Друзья они или враги?

Имеет ли какое-нибудь значение давняя дружба между их семьями? Захочет ли Александр дю Вильер ей помочь?

Женщина кивнула, поняв ее стремление к уединению.

— Я положила на кровать старую униформу моей дочери.

Она хоть и поношенная, но чистая. Думаю, тебе подойдет.

Как только Мери вышла, Николь сбросила г себя все свои грязные одежды и повязки с груди. Груди чуточку ныли, но это была не очень высокая цена за безопасность. Тут ее вдруг осенило, что придется найти новые полоски ткани: о том, чтобы повязать старые, она не могла даже подумать.

Комната, где она находилась, имела вход в другую, более просторную Заглянув туда, она увидела множество безделушек. Запах там стоял очень приятный.

«Интересно, чья это комната?» — подумала она, тихо вернулась обратно и продолжила поиски. В старинном резном комоде она не нашла ничего подходящего. На дне шкафа палисандрового дерева ей удалось обнаружить старую муслиновую простыню, которую она разорвала на полоски: эти полоски она спрятала под чистой черной униформой на кровати.

Затем направилась к стоявшей в углу большой медной ванне.

К этому времени вода в ней остыла как раз до нужной температуры. От нее исходил чудесный запах роз.

Она вспомнила, что всегда любила фиалковый аромат, хотя это и было так давно. Затем ее озарила другая мысль. Александр дю Вильер, герцог де Бризон, все же, хоть и смутно, вспомнил ее Впервые за долгое время прошлое не казалось ей таким непостижимо далеким.

Наслаждаясь купанием, Ники принялась усердно отмывать тело от грязи. Для мытья волос рядом с ванной поставили душистый эликсир. Промыв волосы, она вновь принялась отмывать, точнее, отскребать грязь со своей кожи. Когда вошла Мери, Ники погрузилась глубже в воду, — Тебе незачем спешить. — Мери улыбнулась Николь.

Она была на несколько дюймов выше Ники, с белесыми волосами и некрасивым, хотя и без морщин, лицом. — Так как тебя зовут?

— Ники. Ники Стоктон.

— Ники, — дружелюбно повторила Мери и тут вдруг заметила беспорядок, который устроила Ники, занимаясь своими поисками. Перестав улыбаться, она сурово поджала губы.

— Это не то, что вы думаете, — поспешила сказать Ники, но Мери как будто даже не слышала ее слов. Надменно выпрямившись, она направилась к двери.

«Ну почему все, что я делаю, кончается так плохой — с отчаянием думала Ники, торопливо вытираясь насухо. Боясь, что Мери может вернуться, она быстро перевязала груди и надела хлопчатобумажную рубашку. Чистая, пахнущая мылом тонкая рубашка показалась ей верхом роскоши, а простая черная униформа с накрахмаленным передником — изысканной, как парижский туалет.

Взяв с туалетного столика серебряную щетку, Ники причесала волосы, затем заплела их и обвила косы вокруг ушей.

Белый накрахмаленный чепец прикрыл большую часть ее сверкающих, отливающих медью волос. Взглянув на себя в большое зеркало, она подумала, что так обычно одеваются совсем молоденькие девочки: короткое платье приоткрывало ноги в белых чулках и нижнюю юбку.

Она и выглядела молоденькой. Совсем еще невинной. Однако ее тело не оставляло никаких сомнений относительно ее возраста. Но она не сомневалась, что сможет обмануть даже самых проницательных людей. А там будет видно.

В ожидании Мери она сидела на мягком стуле перед туалетным столиком и смотрела в окно, наслаждаясь буйством красок, среди которых преобладали желтые, светло-лиловые и розовые. Вдруг дверь быстро открылась и в комнату стремительно вошел Александр дю Вильер.

По его грозному, насупленному виду она сразу же обо всем догадалась.

— Я полагал, что ты хорошо поняла меня, — сказал он резким голосом. — Я не допущу воровства в своем доме… — Алекс так и не договорил. На какой-то миг ему почудилось, будто он зашел не в ту комнату. Девушка, которая смотрела на него, ничем не напоминала ту замарашку, которую он купил на аукционе. — Хорошо, что Фортье так и не смог хорошенько разглядеть тебя. Он не раздумывая выложил бы две тысячи.

— Две тысячи? — выдохнула она, вставая. — Вы заплатили за меня две тысячи?

— Да. Хотя, честно сказать, уже сожалею об этом. — Но в самом ли деле он сожалел? Девушка была еще совсем юной, почти ребенком, но, глядя на нее, он чувствовал жгучее томление в паху. Волосы цвета только что отчеканенных центов, глаза как аквамарины. Губы полные, нежнейшего розового цвета.

Черт побери, его еще никогда так сильно не влекло к молоденькой девушке.

— В последний раз предупреждаю тебя, — сказал он. — Если не хочешь, чтобы я опять выставил тебя на аукцион, веди себя как следует.

— Пожалуйста… это не то, что вы думаете… — При одной мысли, что она опять может оказаться на подмостках, ей едва не стало дурно. — Я… я. просто смотрела… на все эти красивые вещи… которых тут так много. — И тут она вдруг поняла, что все это были женские вещи. Эти кружева, это благоухание. Значит, Алекс женат. — Я… я не могла удержаться.

) Алекс внимательно наблюдал за ее лицом. И видимо, хорошо понимал, что она лжет. Ей хотелось провалиться на месте.

— Все эти хорошенькие вещи принадлежат другой женщине. Смотри, не забудь об этом.

— Месье дю Вильер, — произнесла она, стараясь, как и служанка, выговаривать его имя на английский манер. — Я высоко ценю то, что вы сделали — Так-то вот. Она еще не забыла его зловещие слова, что он купил ее для развлечения. — Даю вам слово чести, что ничего у вас не украду.

— И сколько стоит честное слово воровки? — По интонации его голоса можно было понять, что оно не стоит и ломаного гроша.

— Я не воровка. Я знаю, вы не верите мне, но это чистая правда. Я не делала ничего того, в чем меня обвинили. Что до моего честного слова, то я ценю его выше всего на свете. Это единственное, что у меня осталось.

Пока она говорила, Алекс смотрел на нее в упор. Прямой взгляд, гордо поднятая голова сказали ему, что на этот раз она не лжет. Тут у него не было никаких сомнений. В Бель-Шен жили сотни людей. И за всех этих людей он нес ответственность. Он научился разбираться в людях, будь то мужчина или женщина, и редко ошибался.

— Хорошо, Ники. Я поверю твоему слову.

— Поверите? — У нее был такой изумленный вид, что он чуть было не рассмеялся.

— Да. Именно это я и сказал. — Он протянул ей руку, но девушка не шевелилась, напоминая боязливого дикого зверька.

Он продолжал держать руку, чтобы она могла убедиться в искренности его намерений. Наконец, она протянула и свою.

Ее маленькие теплые пальцы утонули в его ладони, а улыбка тронула его сердце. Такую улыбку он видел лишь раз, и сожаление о том, что он выкупил ее контракт, стало быстро улетучиваться.

— Я думаю, ты успела проголодаться.

При упоминании о еде Ники облизнула губы.

— Да.

— Почему бы тебе не спуститься вниз и не отведать стряпни нашей поварихи? Я предупредил ее, что ты придешь.

— Спасибо, — сказала она, не трогаясь с места.

— Иди же.

Слегка улыбнувшись, она исчезла. Впечатление было такое, будто в комнате погас свет, и Алекс впервые осознал, что за окнами уже смеркается.

В последний раз Ники видела Бель-Шен совсем еще девочкой.

В ее памяти лишь смутно сохранилось великолепие большого белого двухэтажного дома, возносившегося над сырой черной приречной землей. Каждый уровень с промежутками в десять футов окружали колонны, которые поддерживали широкие веранды. Благодаря им летом в комнатах было прохладно.

Над двухскатной крышей с маленькими слуховыми окошками вздымались высокие трубы.

Подъезжая в ландо к поместью, Николь уже представляла себе, как увидит в гостиных красивые черные камины из редкого бельгийского мрамора, увидит большую розовую хрустальную люстру, которая обычно освещала вестибюль. Как ни роскошен был дом в Медоувуде, он не мог идти ни в какое сравнение с Бель-Шен.

Об их приближении к дому известил стук колес по вымощенной булыжником подъездной дороге, окаймленной дубами.

Алекс помог ей сойти, и они пошли вместе.

— Я привез вам помощницу, — сказал он экономке. — Ники, это миссис Линдер. Она поможет тебе устроиться.

Миссис Линдер, пышногрудая седеющая женщина на полголовы выше Ники, крепко взяла ее за руку и отвела в крошечную мансарду на верхнем этаже.

— Мы всегда найдем место для трудолюбивой работницы, — многозначительно произнесла миссис Линдер.

— Я буду работать, не жалея сил, — пообещала Ники.

Первую свою ночь она проспала беспокойно, беспрестанно ворочаясь. Хотя в мансарде было тепло, она дрожала. Ей все время снился Арман Лоран. В этих кошмарных снах ее били кулаками, ломали ей ребра так, что обломки костей высовывались наружу. Окрашивая все кругом в алый цвет, лилась кровь, бесконечно струились слезы.

Она слышала также грубый смех тюремщиков, крики и стоны женщин.

И вдруг, пробудившись, Ники села на кровати. Пропитавшаяся потом ночная рубашка плотно облепляла ее тело, в ушах отдавались тяжелые удары сердца. Она тут же осознала, что ей не грозит никакая опасность. Постепенно царившее в комнате тепло согрело ее. Веселые цветочки на стеганом одеяле вселяли надежду на лучшее.

С почти благоговейным чувством она натянула одеяло до подбородка и снова уснула.

Прошло почти две недели. За это время она видела Алекса всего дважды, но успела сделать для себя кое-какие открытия. Домашнее хозяйство велось очень слаженно, и она была не так уж сильно обременена работой. В основном работала на кухне за пределами главного дома, освобождаясь сразу же после ужина, а часто и до наступления темноты. После субботних обедов и по воскресеньям она могла отдыхать, как и рабочие, на сахарной плантации.

В небольшой приходской церкви, построенной для рабочих, еженедельно проходила католическая служба. Ники посещала эту службу, хотя в душе у нее отнюдь не было полной ясности. Она пользовалась свободой, которой не знала целых три года.

Говоря об Алексе, миссис Линдер и некоторые другие женщины сравнивали его с самим пророком Моисеем, которому все было по плечу. Они все время обсуждали его, тревожились, что он работает слишком много, а ест слишком мало, беспокоились, что у него слишком много забот. Ники чувствовала себя все более и более заинтригованной.

— Почему его жена живет в городе, а сам он — здесь? — как-то спросила она нарочито небрежным тоном, стараясь не выдать своего интереса.

— Мистер Алекс не женат, — сдерживая улыбку, ответила Даниэль Ле Гофф, горничная со второго этажа. Она была невысокой смешливой толстушкой с чуть печальными глазами.

Крепко сбитая, с густыми темно-каштановыми волосами, поблескивавшими в солнечных лучах, она была довольно хорошенькой. — Но он не скучает. У него хватает подружек.

— Вы хотите сказать, что у него есть… любовница?

— Да. В последнее время он… развлекается… с мадемуазель Лизетт, но…

Услышав тяжелые шаги миссис Линдер, Даниэль резко оборвала фразу.

— Она еще слишком юна, чтобы знать о таких вещах, — заметила экономка. — Вот подрастет, выйдет замуж и сама все узнает. — Она протянула Даниэль щетку, которую та отставила в сторону. — Принимайся за работу. — Затем, смягчившись, она поглядела на Ники:

— Что до тебя, молодая леди, если ты покончила с уборкой полов, берись за полировку серебра. Его тут целый сундук.

Ники пошла за ней следом в столовую, чувствуя большую симпатию к этой добросердечной пожилой женщине. Но ее мысли были далеки от серебряной посуды, которую ей предстояло чистить.

Она думала об Алексе и его любовнице Лизетт, которая жила в доме на Тулуз-стрит. Она, разумеется, слышала о существовании подобных девиц, но еще никогда с ними не сталкивалась. Поговаривали, что Ричард Пакстон, последний ее хозяин, встречался с замужней женщиной, но это было другое дело. Предполагается, что любовница должна быть красивой, остроумной и возбуждающей. Она была уверена, что любовница Александра именно такая, но эта мысль почему-то действовала на нее удручающе.

После того как Ники провела в Бель-Шен вторую неделю, появился Франсуа дю Вильер, и это, похоже, не предвещало ничего хорошего.

Глава 4

Одна из пожилых служанок заболела, и Николь поручили прислуживать за ужином.

Столовая была просторной роскошной комнатой. Здесь стоял хепплуайтовский[2] стол на двадцать мест, резные, розового дерева стулья с высокими спинками, а под потолком висела позолоченная хрустальная люстра. Окна, выходившие на ухоженный сад и небольшое искусственное озеро, были занавешены шторами персикового цвета.

Держа в одной руке резной хрустальный кувшин, другой рукой Ники толкнула тяжелую дверь, которая вела из буфетной в столовую. На какое-то мгновение ей показалось, что взглянувший в ее сторону человек — Алекс, однако, если братья и были похожи, то только темно-каштановыми волосами и глазами. Франсуа был не такого могучего сложения и на несколько дюймов ниже ростом. Он был красив, но с несколько женоподобными чертами лица, тогда как Алекс выглядел настоящим мужчиной.

— Я все думал, когда ты вернешься домой, — сказал Алекс по-французски, хотя редко говорил на этом языке. Его тон никак нельзя было назвать радушным. — Наверное, деньги кончились?

— Я действительно нуждаюсь в деньгах, топ frure[3]. — На губах Франсуа зазмеилась циничная улыбка. — А ты что, не рад видеть меня?

— Было время, я радовался. Пока не узнал, что главная цель твоей жизни — делать как можно меньше, а тратить как можно больше.

Франсуа побагровел.

— Тебе-то легко говорить. У тебя и титул, и земли. А если я что-нибудь и имею, то только благодаря твоему великодушию.

Николь расставляла фужеры для воды, но все же заметила, как дернулась щека Алекса.

— Усадьба Бель-Шен принадлежала целиком тебе, Франсуа. Я остался бы во Франции, если бы ты здесь успешно справлялся с делами. Но ты поставил под угрозу само ее существование.

— Ты же знаешь, что была депрессия, Великая паника.

Мне еще повезло, что дело не дошло до полного разорения.

— Повезло? — насмешливо повторил Алекс. — Да, верно, времена были тяжелые. Но благосостояние такой плантации, как Бель-Шен, зависит отнюдь не от везения, а от упорного труда. А этого ты, братец, не любишь.

Франсуа отодвинул свой стул и встал, швырнув салфетку на стол.

— Я не позволю, чтобы ты так разговаривал со мной.

Возвращаюсь обратно в город.

Он направился к двери, но остановился, услышав, как Алекс произнес с сожалением:

— Почему мы все время ссоримся, Франсуа? Ведь мы раньше уживались с тобой вполне мирно.

Его брат ничего не ответил.

— Что было, то прошло, — добавил Алекс. — Сейчас самое главное — Бель-Шен. Ты мог бы мне помочь в управлении плантацией.

— Ты же хорошо знаешь, что я не гожусь для этого. Не сомневаюсь, что ты что-нибудь придумаешь. Всегда придумываешь. А я пока снял апартаменты в гостинице «Сент-Луис».

Это я и приехал тебе сказать. Если я тебе понадоблюсь, в чем сильно сомневаюсь, ты знаешь, где меня найти. — И, не оглядываясь, он вышел из столовой. Через несколько минут парадная дверь громко хлопнула.

Алекс отодвинул тарелку с нетронутой едой и откинулся на спинку стула. Николь продолжала стоять на своем посту возле двери.

— А, малышка, — сказал он по-французски, предполагая, что она все равно ничего не поймет. — Ну, почему жизнь такая сложная штука? — У него никогда не было столь удрученно-расстроенного вида.

— Вам следует поесть, месье, — сказала она по-английски, придвигая тарелку к нему. Под политой вином нежной курятиной еще дымилась гора тыквенной каши с маслом.

Ее забота рассмешила его.

— Посиди со мной минутку, — сказал он, удивив этой просьбой не только ее, но и самого себя.

— У меня тут дела… я должна…

— И у меня тоже дела, cherie[4], у меня тоже.

Она присела, начиная понимать, почему он привлекает к себе такое внимание. На нем лежат тяжелые обязанности, и не с кем их разделить. Он похож на одинокий остров.

— Вам, должно быть, приходится трудно, — посочувствовала Ники. — Надо заботиться о стольких людях, а помочь некому.

Он посмотрел на нее каким-то странным взглядом.

«Может быть, она поняла то, что он сказал по-французски? Да нет, навряд ли».

— Все было просто, когда мы занимались делами втроем: мой отец, Франсуа и я. Но теперь все изменилось.

— А где была ваша мать? — спросила Ники.

Он пожал своими могучими плечами:

— Мы с ней редко виделись. Нас воспитал отец. Мы были очень близки, все трое. — Его тело заметно расслабилось. Он ткнул вилкой в золотисто-розовый крабовый салат, затем взялся за курицу.

— Ты не голодна? Если хочешь, я могу попросить, чтобы тебе принесли поесть.

Ники улыбнулась. Много ли на свете таких богатых людей, как Александр дю Вильер, которые могут пригласить служанку поужинать вместе с ними?

— Я уже поужинала. Вы начали рассказывать о своей матери…

— Моя мать и отец никогда не были Особенно близки.

Отец хотел иметь наследников, важнее всего для него были дети. Мать редко бывала с нами вместе. Это был брак, устроенный по сговору родителей. Он был выгоден для обеих сторон, так как каждая извлекала для себя максимальную свободу.

— Так, по-видимому, принято среди аристократии. — Произнося эти слова, она подумала: «Какой ужас, неужели это и есть семейная жизнь?»

— Значит, ты знаешь об этом? — Я не так уж глупа.

— Отнюдь нет, — насмешливо подтвердил он. — Но я не очень дорожу титулами. И предпочитаю считать себя американцем. А в Америке нет герцогов.

Ей понравилось, что он так думает. Это придавало ему человечность, делало не таким уж недостижимым.

— По крайней мере вы можете жениться на той, кого любите.

— Любовь! — фыркнул Алекс. — Я в нее не верю. Мужчина берет себе жену ради выгоды, которую этот брак принесет обеим семьям, и еще ради того, чтобы иметь наследников.

— Вы отвергаете чувства? Неужели вы могли бы жениться на женщине, совершенно дам безразличной?

Алекс тихо рассмеялся.

— Похоже, ты очень разочарована. Есть другие возможности… для удовлетворения… своих чувственных потребностей.

И брачное ложе не единственное место для этого.

— Вы думаете, что достаточно иметь любовницу? — не раздумывая, выпалила она.

Алекс усмехнулся, вновь показывая свои ямочки.

— Ты продолжаешь меня изумлять.

— Я невольно слышу, что говорят между собой служанки, к тому же, если вы помните, я была у нее в доме.

— Дом принадлежит мне. И Лизетт будет там жить до тех пор, пока это меня устраивает. Когда мы расстанемся, я подыщу ей маленький домик в сельской местности или в другом городе — как она захочет.

— Господи, вы говорите таким тоном, как будто подбираете загон для лошади. Мой отец боготворил мою мать. Точно так же относилась и она к нему. — Вспомнив о родителях, она почувствовала, как к горлу подступил комок.

Алекс отхлебнул вина.

— Может быть, это только тебе казалось. Я верю только тому, в чем сам могу убедиться.

— А Лизетт знает, как вы к ней относитесь?

— Лизетт — женщина практичная. Она делает только то, что ей выгодно.

Ники изумленно уставилась на него.

— Неужели такое вас устраивает, любовница, которая встречается с вами только ради денег, и жена, которая не питает к вам никакой любви? — Она отодвинула стул и встала. — Хотя я и моложе вас, но в каких-то отношениях, безусловно, мудрее. — И, расправив плечи, направилась к двери.

«Кажется, я рассердила его», — мелькнуло у нее в голове.

Но, закрыв за собой дверь, она услышала громовой хохот.

Когда, управившись с посудой, она пошла наверх, в свою мансарду, она пыталась и все никак не могла понять: как мужчина может отрицать любовь? Наверняка на этом свете есть женщина, способная показать Алексу, какова она, настоящая любовь. Впервые она начала подумывать, не сказать ли ей Алексу всю правду о себе.

Стоя на борту «Прекрасной креолки», на пути в Новый Орлеан Алекс вспоминал об этом необычном разговоре за ужином. Стычка с Франсуа привела его в дурное расположение духа, но Ники так заботливо уговаривала его съесть ужин, так непринужденно с ним разговаривала, что у него стало куда легче на душе.

Он улыбнулся. Ничего не скажешь, эта малышка — просто прелесть. Где она, интересно, научилась говорить на таком хорошем английском языке Надо будет узнать, когда они вновь будут разговаривать К своему удивлению, он вдруг почувствовал, что с удовольствием предвкушает этот разговор. Поразительно, что эта малышка разговаривает с ним как с равным. У нее быстрый, живой ум, она чувствительна и отзывчива. Обычно он ни с кем не разговаривал так откровенно. Может быть, его так расположили к ней ее юность, ее неискушенность?

Он отметил, что и другим Ники тоже понравилась. Миссис Линдер говорила: «Работать с ней — одно удовольствие: она никогда не жалуется и всегда готова сделать больше, чем ей поручено».

Даниэль рассказала ему о котятах, который: нашла Ники.

Кто-то убил их мать, и Ники выкармливала новорожденных, обмакивая тряпочку в молоко и закапывая его им в рот. Полночи она их кормила. А как только светало, без единого слова жалобы отправлялась работать.

Патрик, пятнадцатилетний подпасок, который жил при конюшне, едва завидев ее, тут же спросил, как ее зовут. Алекс отмолчался: не хватало еще, чтобы этот щенок гонялся за девушкой. Слишком уж она молода. И к тому же сулит столько радостей всякому мужчине. Когда настанет время, он, Алекс, сам позаботится, чтобы она попала в хорошие руки.

Послышался громкий гудок, пароход дал задний ход, взбивая воду за кормой и причаливая к пристани. Сегодня он увидится с Лизетт и разрядит скопившееся в нем раздражение. Женщина она не очень понятливая. Но то, что он хотел ей внушить, почти не требовало слов.

Идя по набережной, он пересек дебаркадер и направился по Тулуз-стрит к своему дому. Все это время он вспоминал то» что Ники сказала о любви Она еще очень молода и во многих отношениях наивна. Ничего, пусть цепляется за свои иллюзии, пока может. Она уже столкнулась с жестокой реальностью.

Позднее она убедится, что любви не существует, как не существует гномов и фей.

Зная, что Александр хлопочет на плантации и не вернется к ужину, Николь пораньше освободилась на кухне. Солнце еще не закатилось, и она направилась к конюшне, как частенько это делала в последнее время.

Идя по дорожке, утрамбованной толченым кирпичом, она увидела, как над головой у нее пролетали канадские журавли.

В саду играли чернокожие дети. Пахло воском: где-то недалеко запалили свечи.

«Здесь точь-в-точь как дома», — думала Ники, чувствуя, что она полюбила эту большую плантацию.

Войдя в конюшню, Ники поднялась на нижнюю ступень стремянки и, перегнувшись через воротца стойла, произнесла несколько ласковых слов. К ней тотчас подбежал породистый гнедой жеребец Наполеон. Она погладила его бархатистый нос.

— Оказывается, малышка, ты любишь лошадей, не меньше чем людей.

Ники мгновенно развернулась: совсем близко, так, что их тела чуть ли не соприкасались, стоял Алекс. Он был в облегающих бежевых бриджах для верховой езды и белой рубашке из льняного полотна с длинными рукавами. Ворот ее был полурасстегнут. В такой одежде он обычно отправлялся на плантации.

Но на этот раз он был без белой широкополой шляпы, какие обычно носят плантаторы.

— Я очень люблю лошадей. — Она почувствовала, как у нее вдруг пересохло горло. Она сглотнула. Сердце забилось чаще, внизу живота странно заныло.

— Ты умеешь ездить? — Он поставил высокий черный сапог на перекладину ворот. Она увидела, как взыграли мускулы на его бедре. Через расстегнутый ворот были видны темно-каштановые завитки волос на его груди. Все это отвлекало от простого вопроса. Поняв, что она задерживается с ответом, он решил: просто она не умеет ездить. — А ты хотела бы научиться?

«Скажи „нет“, — предостерег ее внутренний голос, но она редко слушалась подобных предостережений. И в этот раз тоже не послушалась.

— Очень хотела бы.

— Тогда я тебя научу.

Его большие, теплые и сильные руки схватили ее за талию и спустили со стремянки на землю.

— Патрик, — позвал он. Из закутка в конюшне тотчас появился высокий худощавый паренек, которого Николь уже видела раньше. — Оседлай Красотку.

— Сейчас?

— Надеюсь, до утра ты управишься, — сухо заметил Алекс.

Высокий парень посмотрел на Ники так же внимательно, как и в первый раз, когда ее увидел, и принялся выполнять распоряжение хозяина.

— Леди ездят в дамском седле, — сказал Алекс, как будто ее ягодицы не годились для обычной посадки верхом. — Подойди сюда, я тебе покажу. — Его голос звучал с непривычной ласковостью. В лучах вечернего солнца его загорелая кожа отливала красноватым золотом. Он улыбнулся, обнажая свои крепкие белые зубы, на щеках играли такие милые ямочки. Ей ничего не оставалось, кроме как ощетиниться.

Алекс, казалось, этого не заметил. Легко сбросив тяжелое седло на кипу сена, он помог ей забраться на него.

— А теперь попробуй забросить ногу за луку.

Начиная увлекаться этой игрой, она повиновалась.

— Так?

— Не совсем. Чуточку выпрями спину.

Одной рукой он поправил положение ее ноги, другой подвинул ее бедро, чтобы оно оказалось на нужном месте. Ники почувствовала, как по всему ее телу, вплоть до кончиков пальцев ног, разливается тепло.

— Так лучше, — сказал он, и на этот раз в его голосе прозвучала напряженность.

— Красотка готова, — крикнул Патрик.

Алекс был, похоже, рад это слышать Они вышли в загон, где Патрик ожидал их с лошадью мышастой масти.

— Ей уже двадцать лет, — объяснил Алекс Ники. — Она и мухи не обидит.

Прежде чем она успела что-нибудь оказать, его руки обхватили ее за талию Он посадил ее на кобылу. Ловкими точными движениями он перенес одну ее ногу через луку, другую вдел в стремя. Лошадь была так стара, что едва держалась на ногах, но поездить на ней в седле было очень приятно.

— Берись за поводья, — наставительно произнес Алекс, показывая, как это делается. — Держись прямо и старайся не терять равновесия.

Ники покорно выполнила эти распоряжения, сдерживая желание проскочить через ворота и помчаться по плантации.

Когда заметно стемнело, Алекс научил ее ездить и шагом, к рысью, и пускать лошадь в легкий галоп.

— У тебя врожденные способности, — сказал он. И она слегка устыдилась, что обманывает его. — Если хочешь, мы будем заниматься с тобой вечерами, пока, ты не подучишься достаточно, чтобы выехать из загона.

— Это было бы замечательно, — улыбнулась Ники.

Он поглядел на нее как-то странно.

— :.Так сколько тебе лет?

«Боже, что-то его настораживает в моем поведении! Так трудно играть роль ребенка, когда ты сделала все возможное. чтобы забыть о своем детстве!»

— Сколько лет? — переспросила она, стараясь выиграть время.

— Ну да, сколько лет?

Сказать «двенадцать» она не рискнула.

— Тринадцать, — проговорила она, радуясь тому, что сумерки скрывают ее лицо. — В октябре мне исполнится четырнадцать.

Она родилась двадцать четвертого октября, это по крайней мере было правдой.

— Ты выглядишь старше, — Мне пришлось рано повзрослеть, Он согласно кивнул. Вернулся Патрик, чтобы забрать Красотку. Когда кобылу уводили, она тихо заржала. Алекс подошел к Ники, которая прислонилась к изгороди.

— Как же все это случилось? — спросил он. — Как ты стала наемной служанкой? Очевидно, что ты девушка образованная. Почему ты очутилась в тюрьме?

Опершись руками об изгородь загона, Ники смотрела на высокие дубы, большими серыми тенями маячившие в отдалении. Солнце уже закатилось, и загон озаряли теперь звезды и круглая луна. Она смутно ожидала, что он начнет расспрашивать ее о прошлом. Это было вполне вероятно, но она и боялась, и хотела этих расспросов.

— Мы потеряли свой дом во время депрессии. Отец скоропостижно скончался, и мы с матерью остались одни. В том же году умерла и она. Доктор сказал, что с ней случился удар, но я думаю, что она просто не перенесла смерти мужа.

— Неужели не было никого, совсем никого, кто мог бы вам помочь?

«Да, был. Твой отец, — с негодованием подумала она. — Твоя семья Мы просили вас о помощи, но вы отказали».

— Большинство наших друзей были в еще худшем положении, чем мы. В конце концов я решила законтрактоваться на несколько лет, обучиться какому-нибудь ремеслу, которое помогло бы мне прожить.

Алекс внимательно наблюдал за ней, своей заинтересованностью понуждая ее продолжать.

— Рэмзи, наши старые знакомые, заключили со мной контракт. К несчастью, они тоже вскоре оказались в трудном положении и перепродали меня человеку из Нового Орлеана, который казался вполне достойным… — Ники вздрогнула, вспомнив о Лоране. Как всегда при воспоминании о нем, ее охватил холодный слепой страх. — Всякий раз, напиваясь, он бил меня. Все мое тело было в синяках. А однажды он сломал мне руку… — Стараясь заглушить мучительные воспоминания, Ники смотрела вдаль. — Я была только рада, когда и он продал меня: мне было все равно, к кому я попаду, лишь бы избавиться от него.

— Масса Алекс? — раздался голос Лемюэля, лакея Алекса. — К вам приехал масса Томас.

Алекс с сочувствием посмотрел на Ники, заметив, что ее хорошенькое личико помрачнело от тяжелых воспоминаний. Какой негодяй обращался с ней так жестоко? Хорошо, что он не знает его имени, а то мог бы что-нибудь натворить сгоряча.

Алекс бессознательно сжал кулаки. Затем перевел взгляд на Лемюэля, который стоял в нескольких шагах от него, терпеливо ожидая хозяина.

Он провел пальцем по ее щеке: ему так хотелось сказать Николь что-нибудь утешительное, но он не находил слов.

— Я должен идти.

Он почти забыл, что договорился о встрече с Томасом Деммингом. Им надо было просмотреть несколько новых транспортных контрактов, и Томас вызвался приехать к нему домой.

Алекс знал, что Томас ценит эти короткие выезды в сельскую местность, любит ночевать в Бель-Шен. И Алекс с удовольствием с ним общался. Это была одна из редко выпадавших на его долю возможностей расслабиться.

Ники протянула руку:

— Спасибо за урок, за доброту. А то я почти забыла, что это такое.

Алекс помрачнел. Он взглянул на нее так, точно хотел что-то сказать, но так и не произнес вслух.

— Не оставайся здесь надолго, — только и посоветовал он, повернулся и ушел.

Ники отправилась домой через конюшню, освещенную светильниками, которые заправляли китовым жиром. Пахло лошадьми и свежим сеном. Недалеко от выхода ее остановил молодой парнишка-конюх.

— Для первого раза ты держалась совсем неплохо. — Заткнув пальцы за голубые полотняные штаны, он улыбнулся ей. Он был хорош собой — высокий, светлокожий, со светло-каштановыми волосами и карими глазами, которые, однако, трудно было рассмотреть при тусклом освещении.

— Спасибо.

На плантации работали десятки ирландцев. Спасаясь от голода, свирепствовавшего у них в стране, они целыми семьями приезжали в эти края.

— Меня зовут Патрик О'Флэннери. А тебя?

— Ники Стоктон.

— Рад познакомиться с тобой, Ники. — Он вновь улыбнулся. Улыбка у него была прямая, открытая. — Может быть, это и удобно — ездить в дамском седле, но если ты хочешь научиться ездить по-настоящему, то должна уметь ездить по-мужски. Если хочешь, я могу тебя научить, — Но меня будет учить месье дю Вильер. — Ей не очень в это верилось, но он обещал, а Алекс, она знала, всегда выполняет свое слово.

— Ты можешь продолжать учиться у него, но если ты поедешь со мной, мы хорошо позабавимся.

Глаза Ники вспыхнули. Похоже было, что Патрик О'Флэннери не очень-то надежный парень, хотя и услужливый, но кто может сказать это точно?

— Что ты имеешь в виду?

— Продолжай ездить с ним, а как-нибудь вечером мы возьмем пару хозяйских лошадей и всласть покатаемся.

— Ты предлагаешь их украсть?

— Что ты? Небольшая пробежка пойдет им только на пользу.

Предложение было заманчивое.

— Я мечтаю покататься на Наполеоне. — Ей так хотелось хотя бы почувствовать под собой большого породистого жеребца.

— На нем нельзя. Герцог просто взбеленится, если узнает, что мы брали Наполеона. Ты можешь взять любого другого…

Конюшни Бель-Шен славились своими скакунами. Покататься на них было бы большим удовольствием, которого она не испытывала уже несколько лет.

— А что они сделают, если поймают нас? — В былые времена Николь редко взвешивала последствия своих поступков. Но после того как ее много раз били и пороли, после чего ей приходилось ходить в синяках, ома стала благоразумнее.

— Могут подбросить какую-нибудь лишнюю работу. Но бить у нас никогда не бьют, на этот счет можешь не беспокоиться.

Ники усмехнулась. Чего-чего, а лишней работы она не боится. Зато как приятно мчаться на лошади, чувствуя, как ветер обдает твое лицо свежей прохладой! Ради этого стоит рискнуть.

— На пару недель я уеду, — сказал Патрик. — Я должен доставить несколько лошадей на бега в Плакмин. Ты продолжай учиться, и, когда я вернусь, как-нибудь вечером мы устроим свои скачки.

— Хорошо, Патрик. Договорились.

Прежде чем встретиться с Томасом Деммингом, Алекс поднялся наверх.

Лемюэль, стареющий негр, его лакей, уже приготовил воду в медной ванне и разложил одежду: темно-серый сюртук, лиловый жилет и темно-лиловые бриджи. На откидном столике красного дерева был приготовлен поднос с холодной говядиной, сыром, хлебом и фруктами, а также бутылка вина и большая хрустальная рюмка.

Заботливость старика тронула его. Позднее они с Томасом будут ужинать в кабинете, но пока он сможет заморить червячка.

Лемюэль всегда прислуживал ему. Алекс сделал себе мысленную зарубку: надо сказать доктору, чтобы он подлечил его ревматизм, а также проследить, чтобы его не слишком загружали работой.

Быстро приняв ванну, Алекс растерся полотенцем и начал одеваться. Ему следовало бы думать о контрактах, которые он должен просмотреть вместе с Томасом, но вместо этого он обнаружил, что его мысли сосредоточены на маленькой служанке с волосами цвета гречишного меда. Теперь он был рад, что купил ее, тем более в свете того, что она ему рассказывала. Его возмущало, как с ней обращались ее прежние хозяева. Она сумела завоевать его симпатии. Сегодняшний вечер лишний раз подтвердил это. Она открыта и честна. Отнюдь не склонна обманывать, как можно было бы ожидать после такой трудной жизни.

Его только тяготило, что в ее присутствии он всякий раз ощущал физическое влечение. Господи, да ведь она совсем еще ребенок! Ну не совсем уж ребенок, но в таком возрасте, когда совесть не позволяет ему обращать на нее подобное внимание.

Конечно, она кажется старше своих лет. Но ее тело еще далеко не созрело. Где те округлые холмики, которые его всегда так возбуждают, когда он их ласкает?

Он сам понимал, что это чистейшее безумие. И все ж6 его спокойствие было нарушено. Весь вечер наблюдая, как она разъезжает на старой кобыле, он не переставал думать об этом.

И нашел для себя, так ему по крайней мере казалось, какое-то решение.

Через три, самое большее четыре года она станет взрослой и, по всей видимости, очень красивой женщиной. Совершенно очевидно, что он ей нравится. У нее нет никого, кто бы мог ей помогать, защищать ее. Лучшей любовницы и не найти.

Алекс был человеком терпеливым, он умел ждать. Чутье подсказывало ему, что девушка стоит того. Пока же он может сдерживать свое желание. В конце концов, у него есть Лизетт, а скоро будет еще и жена. С довольной улыбкой Алекс расчесал свои темно-каштановые волосы, поправил манжеты на плиссированной рубашке и стал спускаться вниз.

— Томас, — сказал он, входя в обставленную с большим вкусом гостиную и радушно протягивая руку, — рад видеть тебя.

Стройный блондин в темно-синем сюртуке и облегающих серых бриджах поднялся с кресла и обменялся с ним добрым рукопожатием.

— Томас не единственный твой гость, Алекс. Надеюсь, ты не возражаешь против моего приезда, дорогой?

Алекс обернулся на женский голос.

— Кларисса! — Он сжал ее тонкие в белых перчатках пальцы. — Честно говоря, в ближайшие две недели я тебя не ожидал. — Нагнувшись, стараясь не задеть ее элегантные, серебристо-голубые, обшитые кружевом юбки, он поцеловал ее в щеку.

— К счастью, Максвелл выздоровел быстрее, чем мы предполагали. — Максвелл Торнтон был единокровным братом Клариссы Эндикот. Заболел он два месяца назад. Все это время, ожидая его выздоровления, Кларисса находилась со своей. сестрой Маргарет в Нью-Йорке. — К тому же, — добавила она, шутливо закатывая свои бледно-голубые глаза, — Маргарет иногда бывает такой занудой. — Она качнула головой, и по обеим сторонам ее лица заколыхались кудряшки, выбившиеся из аккуратно уложенных, завитых волос. — Я просто мечтала вернуться домой.

— Хорошо, что ты вернулась, — приветливо сказал Алекс, и Кларисса улыбнулась. Это была высокая худощавая женщина, по-своему хорошенькая.

.Хотя она и была англичанкой, ее семья приехала в Луизиану, когда она была еще совсем маленькой. Эндикоты владели одной из больших соседних сахарных плантаций — Элмтри.

Но свое состояние они нажили главным образом печатанием денег. Компания «Эндикот» делала это почти для всех южных штатов, каждый из которых имел собственную валюту со своим обменным курсом.

Отойдя чуть назад, Кларисса внимательно посмотрела на Алекса и сразу заметила усталые морщинки у его глаз.

Чувствовалось, что он очень утомлен и даже не старается это скрыть.

— Работаешь допоздна?! — В ее голосе прозвучали нотки не только сочувствия, но и одобрения. Все Эндикоты верили в упорный труд, который за долгие годы создал немалый капитал целой династии.

Кларисса была намерена добиться еще большего благосостояния и процветания.

— Я хотел приехать немного пораньше, но меня задержали прибывшие от Фортье документы, они требовали принятия срочных мер. — Он никогда не лукавил в разговоре с ней. От своей будущей жены он ожидал лишь правды и сам тоже был до конца откровенным. Это предусматривалось их уговором.

Вошел слуга, неся на серебряном подносе два хрустальных бокала бренди и большую рюмку хереса. Все уселись возле камина с мраморной доской. Приближалось лето, и огня в камине не было, его заменяли ветки пурпурной глицинии.

— Не очень-то справедливо, — сказал Томас, — что тебе приходится работать по четырнадцать часов, отдуваясь за Франсуа, который чуть не разорил плантацию.

Вздохнув, Алекс откинулся на спинку кресла.

— В сущности, это не его вина. Отец знал, что управление плантацией не для Франсуа. Мой брат никогда не интересовался нашим семейным делом. Отец ожидал от него слишком многого.

— Как я понимаю, — деловым тоном сказала Кларисса, — отец нуждался в твоей помощи для ведения дел во Франции, и это не оставляло ему никакого выбора.

— Да, — согласился Алекс. — Похоже, что так.

— Франсуа — избалованный мальчик, привыкший ни в чем себе не отказывать, — сказала она. — Его присутствие только обременяет тебя.

Алекс почувствовал, что должен возразить: хотя то, что она сказала, и верно, ей все же не следовало этого говорить.

Сострадание явно не входило в число добродетелей Клариссы.

— Сейчас брат испытывает кое-какие трудности. Со временем он остепенится.

— Тем лучше для него, если так, — сказала она. — После того как мы поженимся, Бель-Шен и Элмтри будут составлять одно целое. Я не могу допустить, чтобы Франсуа тратил наши общие деньги, как транжирит твои.

У Алекса заиграли желваки на скулах: совместная жизнь с Клариссой не обещала быть легкой. Но преимущества этого брака, очень выгодного как для Бель-Шен, так и для дю Вильеров, явно перевешивали.

— За Франсуа несу ответственность я, а не ты, Кларисса. — Конечно, у Клариссы, когда она станет его женой, будет право голоса в семейных делах, это только справедливо, но решающее слово будет оставаться за ним. Он оговорил это условие, прежде чем они решили пожениться. Однако можно было не сомневаться, что ему придется вновь и вновь отстаивать свое право на окончательное решение.

Взвешивая каждое слово, Кларисса медленно сказала:

— Ты прав, дорогой. А раз уж мы заговорили и об ответственности, которую будет нести каждый из нас, я как раз и хотела обсудить это. Я рада, что ты здесь, Томас. Хочу, чтобы ты подвел под все это прочную легальную основу.

Алекс слегка изогнул бровь, но ничего не сказал. Кларисса — женщина умная. То, что, она задумала, возможно, принесет пользу им обоим.

Глава 5

Николь с нетерпением ждала возвращения Патрика О'Флэннери, мечтая об обещанной конной прогулке. Четыре раза в неделю после ужина она встречалась с Алексом в конюшне.

Остальные дни он проводил в городе. Николь не было необходимости спрашивать о цели этих поездок, она и так знала.

Лизетт. То, что он регулярно ездит к ней, задевало Николь за живое, хотя она старалась себя убеждать, что это не должно ее трогать.

Благодаря Александру дю Вильеру, у нее впервые за долгие годы было пристанище, даже больше — дом. Чего еще могла она хотеть? Но каждый вечер, когда после занятий в конюшне она возвращалась в свою комнату, ее преследовала одна и та же мысль: если бы он увидел в ней женщину?! Ей явно было мало той дружбы, которую он ей предложил.

Она понимала, что это несбыточная мечта, фантазия. Герцог никогда не сблизится с ничтожной служанкой, какого бы она ни была происхождения.

В этот вечер, закрыв за собой дверь, Николь сняла с себя чепец, расплела и расчесала свои волосы, сняла слишком узкую и короткую для нее черно-белую униформу, которую ей дали в день ее прибытия на плантацию. За верхней одеждой последовали нижние юбки, рубашка, полотнище ткани, туго перетягивающее груди. Слава Богу, она живет одна. Это помогает ей сохранить секрет.

Но сколько еще времени она сможет его сохранять? И захочет ли? Мало-помалу она начинала доверять Александру дю Вильеру, верить, что он может ей помочь, даже расторгнуть ее контракт.

Но куда она денется, куда ей податься? Чем заняться?

Она выросла на плантации. С детства ей прививали навыки, необходимые для жены плантатора. Считалось, что женщина должна помогать в семейных делах, заботиться о муже и детях, присматривать за рабочими, за сотнями людей, которые обрабатывали плантации.

Дело это было трудное, но благородное. И она бы, конечно, с ним справилась. Ее мать принимала активное участие в ведении дома и в управлении хозяйством и научила Николь всему, что знала.

Затем на сахарном рынке произошло обвальное падение цен. Ее родители умерли, плантация пошла с молотка.

Сейчас ей восемнадцать, но она находится в еще худшем положении, чем три года назад, когда подписала контракт. Тогда у нее по крайней мере была цель, был план, как наладить свою Жизнь.

Рэмзи обещали научить ее бухгалтерскому делу, к которому она имела явную склонность, обладая хорошими математическими способностями. Среди женщин очень немногие занимались этой профессией, но Николь надеялась, что соберет достаточное количество денег, чтобы по окончании срока контракта подыскать себе подходящее место.

— Господи, что здесь происходит?

Услышав голос миссис Линдер, Ники быстро повернулась.

Стоя в открытых дверях, экономка уставилась на обнаженные груди Ники. Она стала усердно креститься, как бы отгоняя нечистую силу. Войдя в комнату, экономка закрыла за собой дверь.

Ники сглотнула.

— Я не слышала, как вы постучали.

Вместо ответа экономка громко фыркнула:

— А ну-ка объясни мне, маленькая мисс, что за чертовщина здесь происходит.

Ники быстро набросила мягкий халат, который, однако, не мог скрыть ее развитую, полную грудь.

— Извините, миссис Линдер. Я только пытаюсь себя защитить.

— Пытаешься себя защитить? Обманывая нас всех? Притворяясь не тем, кто ты есть?

— Я не собиралась этого делать. Все произошло как бы само собой. — Стремясь заручиться сочувствием домоправительницы, Ники стала рассказывать ей о Лорне и о том, что вытворяли тюремщики. — А затем подошло время аукциона.

И Лорна подумала, что я смогу избежать… дурного обращения… если буду по-прежнему притворяться.

Пожилая женщина вновь перекрестилась.

— Да смилостивится над нами Господь. Дело-то, выходит; непростое.

— Рано или поздно месье дю Вильер все равно узнает правду. Может быть, сказать ему прямо сейчас? — попросила совета Николь.

— Да ты что, рехнулась? — Домоправительница подняла свои белесые брови. — Мисс Кларисса ни за что не потерпит, чтобы ты осталась здесь, в доме.

— Кто это? — «Еще одна любовница!»

Миссис Линдер была явно изумлена.

— Ты же не глухая старуха! Слуги только и толкуют о ней, о том, какая она расчетливая, холодная женщина и как несчастлив будет с ней бедный мистер Алекс.

— В последнее время я, видимо, мало с кем разговаривала.

— Мисс Кларисса — невеста хозяина. К первому января она станет здесь хозяйкой.

— Что?

— Как только спадет летняя жара, она собирается пригласить гостей и объявить об их помолвке и о дате венчания.

Вероятно, это произойдет сразу после сбора урожая. Этот прием будет стоить кучу денег, но это не имеет особого значения, потому что платит она.

— Он… он женится? — растерянно переспросила Николь, все еще не веря своим ушам.

— О том-то я и толкую. А мисс Кларисса ни за что не оставит таких, как ты, в доме массы Алекса. — И экономка оглядела ее с ног до головы — от медных волос до изящных голых ступней, выглядывающих из-под халата.

Николь бессильно опустилась на кровать.

— Если он продаст меня опять, я этого не переживу. — Она опустила глаза на руки, покоившиеся у нее на коленях. — Бель-Шен для меня как родной дом. Я даже не могу подумать о том, что мне придется отсюда уйти. Просто не могу. — Из ее глаз хлынули слезы.

— Ну-ну… Масса Алекс не продаст тебя какому-нибудь жестокому негодяю.

Ники зарыдала еще громче. Миссис Линдер прижала ее голову к своей пышной груди.

— Ничего, ничего, дорогая! Не сокрушайся так уж сильно. , — Она потрепала волосы Ники. — Если тебе некуда податься, мы никому не откроем твоего секрета. После того как хозяин женится на Клариссе, она, возможно, разрешит тебе остаться. Она женщина практичная и, когда узнает, сколько денег он выложил за тебя, захочет получить обратно каждый потраченный цент.

Мысль была не очень утешительная, но по крайней мере позволяла на что-то надеяться…

— Значит, вы меня не станете выдавать?

— Конечно, нет. Не хочу доставлять такое удовольствие мисс Клариссе. Между нами будь сказано, я думаю, что хозяин совершает большую ошибку. Он человек хороший. И заслуживает хорошей любящей жены, а не такой, которая выходит за него, чтобы увеличить свои богатства и повысить положение в обществе.

— Алекс не верит в любовь.

— Значит, он тебе нравится?

— Я стараюсь о нем не думать.

— И правильно делаешь. Упаси тебя Бог влюбиться в него.

Ники сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и принудила себя улыбнуться.

— Конечно, вы правы.

Миссис Линдер поднялась, за ней встала и Николь.

— Я никогда не забуду вашей доброты.

— Не уверена, что это к добру, — нахмурившись, сказала миссис Линдер.

Ники не совсем поняла, что она хочет сказать.

На следующий день в Бель-Шен возвратился Патрик. Его возвращение отвлекло Ники от мыслей о предстоящей женитьбе Алекса. Ей просто необходимо было небольшое приключение, чтобы почувствовать себя свободной. Сколько времени она не делала ничего такого, что было бы ей по душе.

Горя от предвкушения, она встретилась с Патриком перед полуночью.

— Я поеду на Наполеоне, — без всякого вступления заявила она.

— Ты в своем уме? На нем не ездит никто, кроме самого герцога.

— Ты сказал, что никто ничего не заметит. Если я поеду, то только на Наполеоне.

Патрик с нерешительным видом почесал голову. Затем вдруг усмехнулся.

— У тебя дух настоящей ирландки, — сказал он, нарочито усиливая свой акцент. — Не говори потом, что я тебя не предупреждал.

Они оседлали лошадей. Ники настояла, чтобы Патрик дал ей дамское седло, хотя тот хотел, чтобы она непременно ехала на мужском.

— Смотри, как бы из-за этой дурацкой шутки ты не сломала себе голову, — предостерег он.

— Мне так удобнее, — возразила она, умолчав, что ездила в дамском седле много лет.

Они отвели лошадей к деревьям за конюшней. Патрик, подставив свое колено, помог ей сесть, затем вспрыгнул в седло и сам. Наполеон явно нервничал, закусывая удила, приплясывал и фыркал, и Ники подумала, что он никогда не ходил под дамским седлом. Она стала успокаивать его ласковыми словами, и скоро он перестал нервничать, — Я вижу, ты знаешь, как с ним обходиться. — Патрик С одобрительной улыбкой пришпорил высокого вороного жеребца, на котором он ездил, и они оба поскакали. Копыта лошадей громко стучали по утрамбованной земле.

Ники давно уже не была так счастлива. С неба светили бесчисленные звезды, огромный гнедой жеребец послушно выполнял все ее желания. Чувство свободы буквально окрыляло ее.

Проездив несколько часов по плантации, они остановились возле речки, чтобы лошади могли утолить жажду. Сами же они, сидя на берегу, болтали в воде босыми ногами.

— А ты хорошенькая, — сказал Патрик. — Когда подрастешь, станешь красивой женщиной.

— Спасибо, Патрик.

— Ты так хорошо, по-образованному говоришь. Бьюсь об заклад, из тебя получится хорошая жена. — Он бросил на нее одобрительный взгляд и хотел что-то сказать, но Наполеон вдруг заржал, напомнив, что время уже позднее, и они решили: пора возвращаться домой.

Ники была благодарна Патрику. Он, оказалось, был на .два года моложе ее, хотя и считал себя старше. Парень он славный, совсем неплохо иметь такого друга. Она надеялась, что он простит ее, когда узнает, что она обманывала его.

И тут она вдруг подумала, простит ли ее Алекс, когда обман раскроется.

После того как они сели на лошадей, Патрик сказал:

— Мы поскачем наперегонки до вершины холма.

Сначала лошади шли голова в голову, по, понукаемый Ники, Наполеон перескочил через поваленную изгородь и начал уходить вперед. Когда они пересекали брод, он был уже на два туловища впереди. Уши у него были опущены, шея вытянута.

Чувствовалось, что большой гнедой жеребец наслаждается скачкой, как и она.

Радуясь одержанной победе, Ники придержала жеребца на холме, с вершины которого открывался вид на дом и конюшню внизу.

— Это было замечательно, — сказала она. Натянув поводья, они остановили лошадей под дубом, давая им возможность хорошенько отдышаться.

— Ну ты и молодчина! — сказал Патрик, поглядывая на Ники едва ли не с благоговейным трепетом.

— Какая уж там молодчина! — сказал Алекс, выходя из-за дерева. — Просто дурочка, которая во что бы то ни стало решила свернуть себе шею.

Патрик охнул.

— Она… она очень хорошо ездит, ваша светлость. Ведь она ваша ученица. Очень способная…

— Отведи лошадей в конюшню, — велел Алекс. — Салливан хочет потолковать с тобой. — По его тону было ясно, что главный конюх вряд ли ограничится просто словами.

— Да, ваша светлость.

— И не называй меня так.

— Слушаюсь, ваша светлость… извините, сэр.

Дожидаясь, пока Патрик уведет лошадей, Алекс сурово и молча смотрел на Ники. Ее сердце заколотилось так часто, что она с трудом могла дышать.

— Что до тебя, та peilte… — Он схватил ее за плечи и приподнял. — О чем ты только думала, когда отправилась кататься? Наполеон — очень ценное животное. К тому же и опасное. Просто удивительно, что ты не свалилась. — Он сильно встряхнул ее. — Мне следовало бы уложить тебя на колено и задать хорошую взбучку. А почему бы и не… — г ;0н сжал ее и кинул взгляд на лежавшее поблизости бревно, как бы намереваясь выполнить свою угрозу.

У Ники широко открылись глаза. Устремленный на нее взгляд можно было охарактеризовать единственным словом — уничтожающий. Она чувствовала могучую силу его рук, гнев, который заставлял его сильно стиснуть зубы. И вдруг она как бы перенеслась в дом Лорана — снова уворачивалась от тяжелых ударов хозяина и старалась превозмочь боль, прилагая отчаянные усилия, чтобы не показать страха. Она всхлипнула и вдруг обмякла в руках Алекса.

— Пожалуйста, не бейте меня» — в ужасе взмолилась она, — Пожалуйста…

Алекс ослабил хватку. Ни за что на свете не позволил бы он себе ударить ее. Аквамариновые глаза стали большими-большими, чуть ли не во все бледное лицо. Она вся дрожала.

— Ну что ты! То такая смелая, а то трусиха. Боже, что они с тобой сделали?

Она заплакала, ее тихие всхлипывания надрывали ему сердце. Он прижал ее к груди и дал выплакаться. Плакала она так долго, что его рубашка промокла от ее слез.

— Ничего, ничего, — успокаивал он ее, убирая медные пряди с заплаканных щек.

— И я даже не могу сказать, что сожалею. Было так чудесно вновь обрести свободу, хотя бы на один вечер.

Алекс отодвинулся.

— Бель-Шен не тюрьма, — пробурчал он. — И я прошу не так много. Только чтобы ты не крала моего самого ценного жеребца.

— Не говорите так… — Она подняла глаза, встречая его суровый взгляд. — Я же его не крала. Только дала ему немножко размяться.

— Да уж, конечно.

— Если вам это очень не нравится, обещаю, что никогда больше не буду этого делать.

Ники наблюдала за ним из-под густых темных ресниц. Он был в сильной ярости, вне себя. Но его лицо выражало и заботу, сочувствие. Неужели Алекс беспокоится за нее?

— А теперь домой, — велел он.

Она побежала вниз с холма, и Алекс проводил ее внимательным взглядом. «Почему она так занимает мои мысли?» Он пришел в бешенство, когда, маясь от бессонницы, отправился в конюшню и обнаружил, что стойло Наполеона пустует. Конечно, он даже не предполагал, что жеребца могли украсть, но не мог и догадаться, кто на нем разъезжает.

Когда он увидел, как она скачет наперегонки с грумом, то просто не поверил своим глазам. Она справлялась с лошадью лучше, чем он мог себе представить. Но с таким норовистым жеребцом, как Наполеон, шутки плохи. Странно, что он позволил надеть на себя непривычное для него седло. Странно, что подчинился такой крошке… Что ж, на этот раз ей повезло, а в другой раз, может, и не обойдется.

Вероятно, все же стоило высечь ее. Если на нее вдруг опять нападет желание скакать по плантации среди ночи, воспоминание о наказании должно ее остановить.

Алекс недовольно фыркнул. Он давно уже привык управляться со слугами. Почему же он сейчас ведет себя так Неуверенно? Эта девочка почему-то трогает его сердце, вызывает непривычное желание беречь и защищать ее.

Алекс тряхнул головой. У него не было никаких сомнений, что Ники — существо совершенно особое. В глубине души он был рад, что выкупил ее контракт: она заслуживает лучшей участи. И надо дать ей шанс показать себя. Если бы его не тянуло к ней все сильнее, он, конечно, и думать не стал бы, чем лучше всего занять ее в Бель-Шен.

Однако каждый раз, когда он глядел на нее, он как будто перевоплощался в Валькура Фортье. Его преследовали видения: как будет выглядеть ее тело, когда она достигнет зрелости. Как упадут и рассыплются по плечам ее медные волосы…

«Подожди три года, — сказал он себе. — Через три года ты сможешь сделать ее своей любовницей».

Впереди столько забот. В ближайшее время он должен жениться. Надо постараться как-то уладить напряженные отношения с братом. А сколько сил требует управление плантацией! Все эти три года он будет так занят, что они пролетят как одно мгновение.

В течение двух последующих недель Николь почти не видела Алекса. Он проводил изнурительные часы на плантации, а она работала дольше, чем всегда. Таково было назначенное ей наказание. Однажды она видела его на веранде, которую как раз подметала, но сделала все, чтобы избежать всякого с ним разговора.

Она отнюдь не сожалела о своей последней конной прогулке: одна ночь абсолютной свободы стоила всего, что ею было пережито раньше. Ее беспокоило собственное поведение.

«Как я могла позволить себе так раскрыться перед ним?» Ей надо было, не говоря ни слова, принять любое наказание, которое Алекс назначил бы ей. Как бы он ни поступил, все было бы тут же кончено: это никак не уронило бы ее в собственных глазах. Вместо этого она повела себя как трусиха.

Всего этого не случилось бы, не вспомни она в ту минуту Армана Лорана, торговца мануфактурой, который перекупил ее контракт у Рэмзи. Именно Лоран привил ей чувство страха.

Напиваясь, он нещадно ее бил, ломая кости и ребра. Вот почему она жила в постоянном страхе.

Затем ее перекупила Адриана Пэкстон. Эта красивая темноволосая женщина никогда ее не била, зато лживо обвинила в краже броши и отправила в тюрьму, так же наглядно показав, какую власть может иметь один человек над другим.

«Но прошлое осталось позади, теперь все иначе, — твердо сказала она себе. — Ты дочь Этьена Сен-Клера. Ты уже не в тюрьме, и, хотя ты там была, ты должна помнить, кто ты такая». Она помолилась, чтобы у нее хватило сил жить в соответствии со своими убеждениями: лучше уж потерпеть неудачу, чем изменить самой себе.

К следующему понедельнику она уже вернулась к своему обычному распорядку. Как-то сидя под дубом около конюшни, она обедала куском говядины и сыром, что было ее обычным обедом, когда вдруг увидела, как к ней направляется Алекс.

— Я так и думал, что найду тебя здесь, — сказал он, удивляя ее своими словами.

— Вы меня искали?

— Да, соскучился, видишь ли, по тебе, — сказал он с иронической усмешкой. В облегающих бежевых бриджах для верховой езды и снежно-белой рубашке он выглядел очень красивым. Из-под шляпы с плоскими полями, какие обычно носили плантаторы, сияли темно-карие глаза.

У Ники сразу загорелись щеки, сердце забилось чаще. Она хотела ответить, что тоже скучала по нему, однако промолчала.

— Через час я поеду на сахарный завод. Я могу взять тебя.

У тебя появится возможность вновь потренироваться в верховой езде. К тому же поездка, возможно, будет для тебя интересной.

Предложение было заманчивое. Конечно, она не торопилась рассказать ему, что когда-то проводила немало времени на сахарном заводе в Медоувуде, который принадлежал ее семье.

Больше всего она любила ночной праздник, каким отмечали окончание уборки сахарного тростника. По этому случаю устраивался бал, все рабочие со своими семьями пили ром и силлабуб — смесь белого вина и взбитых сливок. И танцевали до рассвета среди чанов с остывающим сахаром.

Ей отчаянно хотелось поехать с ним, но она отрицательно помотала головой:

— Сегодня понедельник. Я должна подмести полы и поменять постельное белье.

— Я сказал прислуге, что мне «понадобится твоя помощь на несколько часов.

Ники улыбнулась.

— В таком случае я с удовольствием составила, бы вам «компанию.

Затаив дыхание, она увидела, что Алекс пристально оглядывает ее с головы до пят. Она отдала бы еще два года своей жизни службе по контракту, лишь бы на ней было красивое платье, а не это поношенное черное платье с чужого плеча.

— Почему бы тебе не пойти и не переодеться?

«Во что?» — подумала она с внезапно нахлынувшим гневом. Он знает, что ей нечего надеть.

— Мне придется поехать В том, в чем я есть. — Она вздернула подбородок. — Если это, вас смущает, я могу остаться здесь.

Алекс снисходительно улыбнулся.

— Я попросил миссис Линдер, чтобы она заказала для тебя кое-что из одежды. Сегодня утром она сказала, что все готово. Зайди в свою комнату.

Выражение ее лица, вероятно, было очень забавным.

— Вы дарите мне новую одежду?

— Она уже лежит наверху.

Ники почувствовала ком в горле. Стало быть, все это время Алекс думал о ней, заботился о ней. Она улыбнулась, надеясь, что ее улыбка скажет ему больше, чем слова.

— Спасибо. Я очень вам благодарна за заботу.

— Поторопись.

Ники кивнула и поспешила к дому. Она была рада, что он обратился со своей просьбой к единственной женщине, которой была известна ее тайна-. — Ее порадовали, бы детские платья, даже если бы у нее и был в них глуповатый вид, и она не сомневалась, что миссис Линдер позаботится, чтобы эти платья скрывали ее груди.

Войдя к себе в комнату, она убедилась, что платья вполне отвечают ее желаниям. Их было два: одно — светло-желтое муслиновое, другое — бледно-розовое батистовое. К каждому прилагалась широкополая шляпа соответствующего цвета. Платья были бы прелестными, если бы не избыток рюшей, спереди, на широком воротнике и не слишком короткие верхние юбки, из-под которых, так было задумано, видны были кружева нижних юбок. На кровати лежали также и длинные белые панталончики с рюшами понизу, которые, по замыслу портного, должны были выступать из-под юбок, умиляя взрослых.

Ники скорчила гримасу. Ей так хотелось одеться по своему возрасту, чтобы почувствовать себя молоденькой, но женщиной. Ее повязки, казалось, стягивали грудь еще туже, чем обычно. И тут она вдруг заметила на кровати темно-синий костюм для верховой езды. Свободный лиф украшали лишь узкие ряды складок. Костюм был короткий, но это не подчеркивалось нижней юбкой. К костюму прилагалась небольшая темно-синяя шляпка с узкими полями.

Ники приложила к себе костюм и несколько раз повернулась влево и вправо, разглядывая себя в зеркале в деревянной раме над ее дубовым туалетным столиком. Это была первая новая одежда за много лет, и купил ее для нее заботливый Алекс.

Она торопливо надела костюмчик с маленькой нарядной шляпкой и вышла через заднюю дверь дома. Лошади были уже приготовлены и оседланы. Для нее предназначался высокий, гнедой жеребец.

— Я подумал, что Макс понравится тебе больше, чем Красотка.

— Какой красавец! — сказала она, гладя гладкую темную шею.

Алекс прочистил горло. «Она еще слишком юна для того, что ты затеваешь», — напомнил он себе, заметив, что красота отнюдь не исключительная привилегия мерина. Он едва не пожалел, что заказал платья. Охотничий костюм выгодно оттенял светлую кожу Ники, сверкавшую медь ее волос. Она выглядела совсем юной и в то же время не такой уж и малышкой. Он вдруг понял, что ему не следовало приглашать ее на прогулку, и решил, что больше не повторит этой ошибки.

Но она так радостно улыбалась, предвкушая предстоящее удовольствие, что у него не хватило духу пойти на попятный.

— Спасибо за наряды, — поблагодарила она, вскарабкавшись на большой камень, с которого садилась па лошадей, и устраиваясь в дамском седле с таким привычным видом, как будто делала это тысячи раз. — Это первые обновки за много лет.

— С чем и поздравляю. — Алекс вскочил на Наполеона.

Они поехали по направлению к дороге, огибавшей плантацию за изгородью усадьбы.

— Бель-Шен означает «Прекрасный дуб», — сказал Алекс. — Мой отец назвал эту плантацию в честь огромного дуба, стоящего у самого входа.

— Прекрасное название. Лучше и не придумаешь.

Алекс был явно польщен.

— Многие плантации выходят на реки или их заливы, — объяснил он. — Очищенный сахар перевозится отсюда по реке в Новый Орлеан. О цене договаривается посредник, так называемый фактор. Он продает сахар по самой выгодной цене.

— Что-то вроде счетовода?

Алекс улыбнулся.

— Да, но с гораздо большей ответственностью.

Ники кивком дала понять, что ей все ясно. Ее внимание привлекла большая цапля, которая, грациозно вытянув шею, хлопая крыльями, неторопливо летела над болотом.

— Болото так же необходимо для Нашей плантации, как и река. Здесь мы собираем топливо для костров, которые разводим под чанами. Сюда же мы спускаем избыток воды с плантации.

Ники поощрительно улыбнулась ему. Ей претило притворяться, что она все это знает, но Алекс был так доволен ее заинтересованностью, что у нее не хватило духу прервать его.

— Когда сажают тростник?

— Весной. Работники пропахивают борозды с промежутком в шесть футов. Ростки садят в эти бороздки на глубину в шесть дюймов.

— А когда собирают урожай?

— Осенью. Между октябрем и декабрем, в зависимости от содержания сахара в тростнике. Но если ждать слишком долго, урожай может погибнуть от холода.

Ей нравился его голос — низкий и звучный. Он выговаривал слова с легким французским акцентом. Это был настоящий мужской голос, его модуляции наполняли ее теплом.

Они ехали по грязной дороге между рядами тростника, который вырос уже до четырех футов. Насколько хватало глаз, вдоль дороги простиралось волнующееся изумрудное море тростника. Чернокожие работали здесь рядом с ирландскими эмигрантами, получавшими доллар в неделю за тяжелейшую работу.

— Дорога идет между полями и выводит к реке, — сказал Алекс. — Сахарный завод построен на самом берегу, чтобы легче было грузить бочки с сахаром на пароходы.

Сахарный завод занимал большое, похожее на амбар строение. Он был больше, чем завод в Медоувуде. Рядом с ним размещались машины, каких ей никогда не доводилось видеть.

Около них суетилось с полдесятка рабочих. За стенами завода изнутри слышался непрерывный стук молотков.

— Мы проводим реконструкцию, — объяснил Алекс. — Модернизируем производство. — Он спешился и, обхватив ее большими руками за талию, помог спуститься на землю. Ники старалась не показать ему, как ей приятно прикосновение его теплых и сильных рук.

— К тому времени когда начинается рубка, тростник достигает шести футов высоты. Я люблю смотреть, как рубщики, орудуя своими острыми мачете, обрубают сначала листья, затем верхушки и наконец отсекают стебель внизу. Затем тростник укладывают на двухколесные телеги и отвозят на завод, где они идут под пресс. До сих пор для отжимания сока использовались мулы. Теперь мы будем использовать паровую машину. Это куда эффективнее.

— А что вы делаете с отжатым соком?

— Выпариваем его в чанах, заодно удаляя и всякого рода сор.

Ники улыбнулась.

— Все это так захватывает, месье. Где вы почерпнули эти новые идеи?

Александр улыбнулся в ответ:

— Зови меня Алекс. По крайней мере когда мы одни, — Хорошо, Алекс.

Ему, видимо, понравилось, как она это сказала.

— Я проучился год в Политехнической школе в Париже.

Там я и познакомился с Норбером Рилье. Теперь он работает у меня, помогая осуществлять намеченные перемены.

— Какие перемены? — Теперь Ники была уже в самом деле заинтересована. Отец рассказывал ей об экспериментах с древесным углем, применяя который удавалось добиться более белого сахара и соответственно продавать его дороже. Он также рассказывал ей об использовании химикатов, кислот и оснований для более точного определения сахаристости.

— Месье Рилье изобрел так называемую вакуумную систему, — объяснил Алекс. — Она еще не прошла полной апробации, но он уверен, и я тоже, что она поможет сделать более качественным, а следовательно, более выгодным весь процесс изготовления сахара.

— Но тот, кто ищет, тот рискует? — заметила Ники.

Алекс улыбнулся.

— Ты неплохо размышляешь, та petite. Риск? Разумеется, он есть. Но я убежден, что наш замысел в полной мере удастся. — Алекс не стал уточнять, что риск был огромный.

Если новое оборудование не поможет увеличить производительность продукта и его качество, семья дю Вильер потеряет не только Бель-Шен, но и свои поместья во Франции. Даже Франсуа не знает, как близки они к полному разорению.

— Надеюсь, я вам не помешаю, — послышался сзади холодный, бесстрастный голос. Это был Валькур Фортье. — Прослышал, что вы замышляете большие нововведения, и решил посмотреть своими глазами.

Он оглядел их, по ястребиному лицу скользнула понимающая улыбка.

— Вы оказались проницательным, Александр, Поздравляю.

Она, конечно, стоит тех денег, которые вы за нее заплатили.

— Прекратите этот разговор, Валькур. Дело обстоит не так, как вы думаете. «По крайней мере пока еще…» — На какой-то миг Алекс устыдился своих намерений, хотя и отложил их выполнение на несколько лет.

— Как скажете, топ ami[5], — с усмешкой сказал Фортье, но его суровые темные глаза внимательно осмотрели Ники с головы до ног.

О его мыслях нетрудно было догадаться. Ники невольно придвинулась чуть ближе к Алексу. А он с трудом сдерживался, чтобы не взять ее под свою защиту, обняв одной рукой.

— Посмотрите на все это, Фортье. — Алекс показал на оборудование. — Возможно, вы найдете кое-что для себя полезное.

Фортье, однако, не проявил никакого интереса.

Алекс отвел Ники к лошадям, посадил ее в седло и вскочил на Наполеона. Лишь когда они отъехали, Фортье начал осматривать оборудование.

— Не нравится он мне, — сказала Ники, когда они вернулись в конюшню.

— Держись от него подальше, — предостерег Алекс. — Он может в два счета похитить тебя. Настоящий подонок, без стыда и совести.

— Неужели он посмеет?..

Выражение лица Алекса подтвердило ее худшие опасения.

— Его плантация Фелисиана граничит с нашей. Он часто ездит вдоль этой границы. Если ты вдруг окажешься там одна…

— У меня нет лошади. Каким образом я могу…

Алекс пронзил ее острым взглядом.

— Однако до сих пор это тебе не мешало…

Ники потупилась. Алекс просто чертовски проницателен. Оба знали, что она как-нибудь снова поедет кататься. Но только в следующий раз сядет не на Наполеона и постарается не попасться.

— Я должна вернуться к работе, — сказала она, когда Патрик увел лошадей.

Алекс кивнул. «О чем он думает?» — попыталась она угадать, но так и не смогла.

Он направился к дому. Она сделала то же самое, но свернула на другую дорожку. Повернув за угол, ко входу для слуг, она взглянула на широкое парадное крыльцо и остановилась как вкопанная.

Перед домом, улыбаясь Алексу, стояла блондинка в модном зеленом платье. Скорее всего это и была Кларисса.

Глава 6

Николь продолжала стоять неподвижно. Она знала, что ей надо уйти: Кларисса вполне могла ее увидеть, а это не сулило ничего хорошего. Но ноги отказывались двигаться.

Алекс склонился над затянутой в перчатку рукой Клариссы и чисто джентльменским жестом поднес ее к губам. Держался он прямо и строго. И куда только подевалась недавняя свобода в движениях, сменившаяся почти высокомерным равнодушием!

Кларисса, светловолосая, стройная, исполненная достоинства женщина, улыбнулась чему-то, сказанному Алексом, приняла предложенную им руку, и они вместе пошли по мощенной ракушечником дорожке к веранде, которую старательно подметала Даниэль. Занятая работой, маленькая толстушка продолжала мести пол, пока не задела метлой шелковую юбку бледно-зеленого платья Клариссы.

— Смотри, что делаешь! — бросила Кларисса.

— Pardonnez-moi, mademoiselle![6] — вскрикнула Даниэль, вдруг очнувшись.

— Говори по-английски, дура.

Алекс, который и сам требовал того же, нахмурился.

— Она же извинилась. Просто не заметила нас.

— Вот бестолковая! — напустилась на Даниэль Кларисса, оставляя без внимания легкое раздражение в голосе Алекса. — Пора тебе учиться аккуратности. Через несколько месяцев ты будешь получать распоряжения прямо от меня. А я не потерплю такой неряшливости.

— Кларисса! — повысил голос Алекс. — Даниэль извинилась. Чего еще ты от нее хочешь?

— Даниэль? — удивленно повторила она. — Ты так хорошо знаешь эту девицу?

— У нас работала еще ее мать, потом умерла, — с явной неохотой объяснил Алекс. — Даниэль помолвлена с одним из грумов Фелисианы. Как только они поженятся, Валькур подыщет ей какое-нибудь местечко у себя, Кларисса осмотрела служанку с головы до ног, не упустив ничего: ни слишком пышной фигуры, ни розоватого цвета ее хорошенького, но слишком уж круглого лица с куда более грубыми чертами, чем у нее самой. Даниэль все еще сжимала метлу побелевшими пальцами. Так и не поднимая глаз, она присела.

— Я очень трудолюбивая работница, мадемуазель Эндикот. Я не доставлю вам никакого беспокойства.

— Тем лучше для тебя. — Бросив последний недобрый взгляд на Даниэль, Кларисса повернулась к Алексу, который выглядел не слишком-то довольным. — Служанка просто нуждается в некотором наставлении, — пояснила она, давая понять, что разговор окончен. Снова приняв его руку, она пошла вместе с ним в дом.

Ники прислонилась к стене дома. Неужели Алекс в самом деле собирается связать себя брачными узами с такой женщиной? Если он рассчитывает подчинить своей воле Клариссу Эндикот, то будет глубоко разочарован. Она в жизни не видела такой властной и такой отталкивающей женщины, как эта.

Миссис Линдер, конечно же, права, подумала девушка. Если Кларисса Эндикот узнает, что она, Ники, совсем взрослая, то тут же перепродаст ее контракт. При этой мысли Ники даже вздрогнула. И все же, направляясь на кухню, она раздумывала, сможет ли вести себя достаточно покорно и вежливо с женой Алекса.

И как она вообще воспримет женитьбу Алекса?

День за днем погода становилась все жарче, влажность увеличивалась. Но Ники привыкла к долгим летним месяцам, а большой усадебный дом был построен так, чтобы его по возможности овевал речной ветер.

Тем временем Кларисса готовилась к балу, на котором они с Алексом должны были огласить свою помолвку. Она наметила его на конец сентября, ибо к этому времени все работы должны были закончиться и все плантаторы, уехавшие на жаркое время в Европу, должны были возвратиться. Испытывая к Элмтри такую же глубокую привязанность, как Алекс — к Бель-Шен, все жаркие месяцы года, никуда не уезжая, Кларисса продолжала управлять плантацией.

— Она выбрала для приема Бель-Шен, — сказала миссис Линдер Ники, — потому что хочет произвести впечатление на здешнее высшее общество. Бальный зал здесь куда больше, Чем в ее собственном доме.

Хотя Кларисса и приезжала раз в дом, она редко встречалась с Александром, потому что он пропадал на сахарной плантации.

Несколько раз Николь наталкивалась на Клариссу, но та обычно с ней не разговаривала и почти не замечала. Она просто передавала миссис Линдер свои распоряжения, а остальные слуги для нее как будто не существовали.

Ники с содроганием думала, что Алекс намеревается жениться на такой женщине. «В конце концов, — рассудила она про себя, — у нас с Алексом что-то вроде дружеских отношений, поэтому я хочу видеть его счастливым». Странное болезненное чувство, которое ощущала при виде этой пары, она объясняла неприязнью к Клариссе, понимая, что эти двое плохо подходят друг другу.

Ей хотелось прямо сказать Алексу, что он совершает большую ошибку, но она понимала, что у нее нет на это никакого права. А с тех пор как они ездили на сахарный завод, он неизменно исчезал при ее появлении или был слишком занят, чтобы разговаривать с ней.

Она не встречалась с ним уже две недели, когда ей вдруг велели пойти на кухню и помочь подать на стол ужин. Ее также предупредили, что в столовой будут присутствовать Кларисса, Франсуа и Томас Демминг.

Этот день был прохладнее предыдущих, веяло приятным свежим ветерком. Может быть, попозже она сможет погулять по берегу реки, подумала Ники, открывая дверь столовой.

— Как идут дела на заводе? — спросил Франсуа Алекса, когда Ники стала разносить первое блюдо: восхитительный суп из телячьей головы, напоминающий по вкусу черепаховый.

— Мои ожидания как будто оправдываются. — Алекс поднял глаза на Ники как раз в тот момент, когда она поставила перед ним позолоченную фарфоровую супницу. Хотя он и не произнес ни слова, девушка чувствовала, что его взгляд посылает ей теплое приветствие. — Это самая главная наша задача, и для ее выполнения я привлек самых лучших специалистов и рабочих.

— Я уверена, что все будет готово точно к сроку, — вставила Кларисса. — Алекс никогда не разочаровывает ожиданий.

— Да, на Алекса всегда можно положиться, — добавил Франсуа, даже не пытаясь скрыть свой сарказм.

— Ну почему вы ведете себя, как избалованный мальчик? — одернула его Кларисса. — Неужели у вас нет более подходящего занятия, чем отпускать язвительные реплики в адрес брата, который так старается вам помочь?

Франсуа побагровел.

— О да, он старается мне помочь… оставаться вечно хнычущим прихлебателем.

— Франсуа.

— начал Алекс.

— Не потакай ему, Алекс. Ты и без того слишком снисходителен. Будь он моим братом, я бы не давала ему ни цента.

Просто удивительно, как быстро приходят в чувство «хнычущие прихлебатели», когда оказываются на мели.

— Здесь неподходящее место для такого разговора, — тихо предостерег Томас Демминг.

Франсуа прочистил горло.

— Томас прав, — подтвердил он, впервые на памяти Ники выказывая себя зрелым мужчиной — Пожалуйста, прими мои извинения, Алекс. — Вместо враждебности мальчишески красивое лицо Франсуа выражало теперь что-то вроде раскаяния, а также другое чувство, которое Ники мысленно определила как отчаяние.

Когда Франсуа посмотрел на Алекса, его лицо уже успело принять выражение равнодушия Но Алекс, вероятно, почувствовал, какая буря в душе брата. Ему так и не удалось совсем скрыть ее. Все это не ускользнуло от внимания Ники. Что происходит между этими двоими? Понимает ли Алекс чувства брата или он в таком же недоумении, как и она, Ники.

Все время, пока подавали главные блюда жареное рыбное филе, глазированные французские булочки, жареную перепелку с» желе, — этот разговор, хотя и обрывочно, продолжался. Пока служанки подавали и убирали всю эту вкусную еду, Ники подливала воду в бокалы. Очередь как раз дошла до Клариссы, когда приземистый, средних лет негр, убирая тарелку Клариссы, опрокинул большую рюмку с недопитым белым вином, пролив несколько капель на абрикосово-желтую шелковую юбку Клариссы.

— Боже, какой недотепа! Ты кто? — Она стала яростно тереть белой льняной салфеткой юбку.

— Джошуа, мэм. Вы уж простите меня.

— Должна сказать, Алекс, что твоих слуг надо как следует вышколить.

— Должен напомнить тебе…

— Джошуа, ты будешь работать полный воскресный день, — перебила Кларисса. — Тогда в другой раз ты будешь осторожнее — В воскресенье у моего малыша день рождения, — взмолился Джошуа. — Я обещал ему…»

«

— Все в порядке, Джош, — сказал ему Алекс — Нет, не в порядке, — вмешалась Кларисса. — Твои слуги должны научиться вести себя. И чем скорее, тем лучше.

«Боже, кем она себя воображает?» Ники едва удержалась, чтобы не произнести эти слова вслух. Кларисса стала вновь выражать свое недовольство, и тут нервы Ники не выдержали.

С улыбкой мрачного удовлетворения она подняла кувшин и вылила его содержимое прямо на колени Клариссы Эндикот.

В комнате наступило глубокое молчание.

— Что?.. Что?.. — Кларисса вскочила на ноги, опрокинув на пол стул с высокой спинкой. — Кто эта… Кто эта… плохо воспитанная девчонка?

Выражение лица Алекса было прекомичное. Его явно разбирал смех, и в то же время он с трудом сдерживал ярость.

Франсуа и Томас, казалось, готовы были разразиться хохотом.

— Меня зовут Ники Стоктон. — Как ей хотелось бросить в лицо этой злобной женщине всю правду!

— Твои родители, должно быть, были дурно воспитанными невежами. — Кларисса яростно одернула юбки. — Сию же минуту извинись.

Еще миг назад Ники готова была извиниться. Это казалось такой пустячной платой за одержанный ею триумф. Но после того, как Кларисса так непочтительно отозвалась о ее семье, это стало невозможно.

— Нет, — только и сказала она.

— Что?

Ники посмотрела на Алекса, который сидел мрачнее тучи.

— Извинись, Ники, — решительно сказал он. — И отправляйся к себе в комнату.

— И не подумаю извиняться. Эта мерзкая женщина позволила себе дурно отозваться о моей семье. А уйти я готова.

С большим удовольствием. — И, прошуршав по-детски короткими юбками, она направилась к двери.

Отодвинув стул, Алекс встал.

— Ники! — крикнул он.

— Я не уеду, не получив извинения, — не унималась Кларисса.

— Обещаю, ты его получишь. — Алекс поспешил вслед за Ники и нагнал ее в буфетной. Не говоря ни слова, схватил ее за руку и потащил к себе в кабинет. Пропустив ее вперед, решительно закрыл дверь.

— Неужели я должен напоминать тебе, что в этом доме ты только служанка? — резко сказал Алекс.

— Я знаю, Алекс. Я просто не смогла стерпеть, что эта женщина…

Алекс выругался.

— Отныне будь любезна обращаться ко мне месье дю Вильер.

— Хорошо, месье. — Он был даже в большем бешенстве, чем она предполагала.

— Я не стану утверждать, что Кларисса никак не заслужила того, что с ней произошло. — Он почти улыбнулся. — Но не тебе решать, как поступить в таком случае. Кларисса Эндикот скоро станет моей женой. И тебе придется так или иначе уживаться с ней.

— И вам тоже, месье, — напомнила она.

— Совершенно верно. — Предстоящая женитьба, очевидно, не слишком-то его радовала. — А теперь ты пойдешь в столовую и попросишь прощения. На том и дело с концом.

— Я не могу этого сделать.

Глаза Алекса потемнели.

— Это еще, черт побери, почему? — Губы у него сузились, скулы подрагивали. Ники почувствовала старый знакомый страх.

— Потому что она оскорбила мою семью. Да и вообще она не заслуживает, чтобы у нее просили прощения. Я не намерена извиняться перед этой отвратительной особой. Ни сейчас, ни когда-либо еще.

Алекс схватил ее за руки и подтянул к себе. Он смотрел на нее с такой суровостью, что у нее даже задрожали коленки.

— Я несу за тебя ответственность. Я дал слово, что ты извинишься, и тебе волей-неволей придется это сделать.

Николь покачала головой:

— Что бы вы ни делали, заставить меня извиниться невозможно. Хотите побейте меня, это все равно ничего не изменит Алекс, казалось, готов был убить ее.

— Побить тебя? Это самая превосходная мысль, которая когда-либо приходила тебе в голову.

Он оттащил ее к кожаному дивану перед камином. Ники сильно побледнела и, похоже, готова была лишиться чувств, но это не ослабило его решимости.

— Мне уже давно следовало это сделать, — сказал он, укладывая ее на колени и прижимая к своим мускулистым бедрам.

На этот раз она решительно отказывалась просить о снисхождении. Она почувствовала, как Алекс все выше задирает ее юбки… накрывая ее с головой. Ники закрыла глаза, одновременно испытывая смятение и решительность. Хорошо уже то, что она не съежилась, как обычно, от страха.

Не в состоянии сдержать ярость, Алекс крепче ухватил Ники за тонкую талию, занес руку, чтобы нанести первый удар. Рука повисла в воздухе. Алекс увидел перед собой не узкие, костлявые, а полные, соблазнительно округлые ягодицы.

Он уже давно заметил, как тонка ее талия, но даже не представлял себе маленьких, очаровательно округлых ягодиц, скрывавшихся под юбками.

Ники еще не женщина… и в то же время женщина. От этого просто с ума можно сойти, взбеситься. Алекс почувствовал, как прихлынула кровь к его паху, и это разъярило его еще сильнее.

Негодуя не столько на Ники, сколько на самого себя, он откинул юбки и поставил девушку на ноги.

— Тебе все равно придется извиниться, — сказал Алекс, подтаскивая ее к двери. — Миссис Линдер, — проревел он, — проследите, чтобы она не покидала этой комнаты, пока не надумает извиниться перед мадемуазель Эндикот.

Но, взглянув на лицо Ники, понял, что ждать придется до следующей весны.

— Не давайте ей ничего, кроме хлеба и воды, — добавил он, надеясь, что голод поможет ему добиться своей цели.

Ники он сказал:

— Хозяин здесь я, а не ты. Я знаю, что она получила то, что заслужила. Но проблема все равно требует своего решения.

Рано или поздно тебе придется встретиться с ней лицом к лицу. Чем скорее это произойдет, тем лучше.

С этими словами Алекс поспешил в столовую, но оказалось, что Кларисса уже уехала.

— Она сказала, что не вернется, пока ты не научишь слуг уважать ее, — сказал Томас.

— Проклятие, — буркнул Алекс.

Франсуа тихо смеялся.

— Я заплатил бы тысячу франков, только чтобы посмотреть на это представление. Спасибо, что пригласил меня сегодня.

— Придержи язык, — бросил Алекс.

— Поскольку никто не хочет ужинать, — вставил Томас, — почему бы нам не поехать в город? Если поторопимся, мы еще успеем на вечерний пароход.

Алекс тут же ухватился за это. В самом деле, очень удачная мысль. Почему бы ему не провести несколько дней с Лизетт? У него не было ни малейшего желания видеть, как страдает Николь, тем более обострять ее страдания. Когда через несколько дней он вернется, извинения будут уже принесены, все уладится, пойдет своим обычным ходом.

Отдав несколько распоряжений миссис Линдер, в частности приказав, чтобы Ники, как только она изъявит желание, отвезли в Элмтри, мужчины отправились в город.

— Ты сегодня какой-то задумчивый, мой дорогой. — Лизетт провела длинным ногтем по его спине.

Приятно усталые, они лежали обнаженные на большой кровати, когда-то принадлежавшей отцу Алекса. Эту комнату он разрешил Лизетт обставить по собственному вкусу, и она явно перестаралась. Все кругом было в рюшах и складочках. Иногда у него было такое чувство, будто он вот-вот задохнется ОТ этого переизбытка тканей и драпировок.

— Пора возвращаться домой, — сказал он. — Работы там всегда невпроворот.

Дело было, однако, не только в этом. Просто он обнаружил, что три дня с Лизетт — слишком долгий срок. Вновь и вновь занимались они любовью, и с каждым разом Алекс чувствовал себя все менее и менее удовлетворенным. Вскоре он уже начал недоумевать, зачем вообще путается с Лизетт. Может быть, пора подыскать себе новую любовницу?

Подумав, Алекс отмахнулся от этой мысли. Заменить Лизетт на другую женщину было делом не только хлопотливым, но и дорогостоящим. К тому же у него никого не было на примете. Если кто-нибудь ему и нравился, то только Ники — эта девочка-женщина, которой он не мог обладать.

Наконец он пришел к решению относительно ее судьбы.

Через пару недель из Франции должна прибыть его бабушка, чтобы некоторое время погостить, а также присутствовать на балу, который будет устроен в честь помолвки. Вместе они выберут какой-нибудь пансион для Ники. Через несколько лет она вернется в Бель-Шен, и тогда, если у него не пропадет желание, он сделает ее своей любовницей.

— Жаль, что ты уезжаешь так рано, — обворожительно, как ей казалось, надув губки, сказала Лизетт.

Вряд ли она говорила всерьез. В этот раз он был просто ненасытен. Не обращая внимания на ее чувства, требовал все новых и новых ласк. Вид у нее был усталый, если не сказать больше. По-видимому, она чувствовала себя истерзанной и униженной.

— Я думаю, что тебя не так уж огорчает мой уход, — улыбнувшись, сказал он.

— Напрасно ты злорадствуешь. Это тебе не к лицу.

После того как Алекс оделся, Лизетт проводила его вниз.

Она поцеловала его с преувеличенной страстностью, видимо, считая это залогом его возвращения. Но как все здесь было бесконечно далеко от мыслей Алекса…

Солнечные лучи только-только начали пронизывать влажный летний воздух, когда он шел по булыжным мостовым еще сонного города. Он пришел на пристань задолго до отправления первого парохода вверх по реке. Но вот судно отчалило, и скоро он был уже в Бель-Шен.

Хотя было еще очень рано, рабочие уже трудились на плантации. Сразу же по прибытии Алекс предупредил миссис Линдер, что весь день проведет на плантации, а вечером поработает над бумагами у себя в кабинете.

Алекс, в бриджах и чистой белой рубашке — у него всегда было несколько комплектов одежды в городском доме, — открыл резную парадную дверь красного дерева и вошел в усадебный дом.

Дворецкий, высокий негр Фредерик, всегда такой веселый и приветливый, принимая из его рук шляпу, едва кивнул. Повесив ее на позолоченную вешалку, он тут же удалился.

Даниэль проскользнула мимо него с потупленными глазами, даже не улыбнувшись.

Лемюэль, его стареющий лакей. Коротко поздоровался с ним у подножия лестницы и проявил беспокойство по поводу царапины на носке черного сияющего ботинка хозяина»

— Миссис Линдер, — позвал Алекс пышнотелую домоправительницу, которая тут же появилась со скорбным видом. — Что у вас тут, черт возьми, творится?

— Что?

— Если что-то случилось, почему вы меня не предупредили? Вы же знали, где я нахожусь.

— Да, конечно, сэр. Ничего, не случилось.

— А если ничего не случилось, почему у всех такие мрачные физиономии?

Заламывая руки, что было совсем не в ее характере, миссис Линдер сказала:

— Это все из-за маленькой Николь, сэр. Она сидит в своей комнате вот уже три дня.

— Что?

— Сперва мы делали, как вы сказали. Носили ей только хлеб и воду. Но вчера… вчера у нее был такой жалкий вид, что я отнесла ужин. — Миссис Линдер расправила плечи, как бы заранее готовясь отразить хозяйский гнев.

— Продолжайте.

— Она не стала есть. Сказала, что это дело чести. И так как вы человек чести, то должны ее понять.

Алекс пробурчал себе под нос несколько ругательств и, перепрыгивая через ступеньку, взбежал по лестнице на верхний этаж, где жила Ники. Постучав пару раз, он открыл дверь и вошел. Ники сидела у окна, читая шекспировские сонеты.

Его удивило, что она так образованна, хотя, если подумать, оснований для удивления не было.

— Месье дю Вильер, — сказала она. — С вашей стороны очень любезно навестить меня в моем скромном жилище.

— Ты выглядишь просто ужасно. — Алекс подошел к ней. Ее глаза по-прежнему горели своим необычайным аквамариновым огнем, но кожа приобрела какой-то восковой оттенок, и она явно похудела. Угрызения совести больно кольнули Алекса.

Он не ожидал, что она так заупрямится, а рассчитывал, что скоро сдастся, тем более если узнает о его отъезде.

— Ты должна поесть, — сказал он, тщательно следя, чтобы в его голосе не прозвучали сочувственные нотки. Ему хотелось сказать, что он сожалеет о случившемся, но он сдержался.

— Это приказ?

— Да, черт возьми, приказ. Самый что ни на есть настоящий. — Взяв поднос с нетронутой едой, который принесла накануне миссис Линдер, он вытащил из-под белой салфетки ломоть хлеба и кусок мягкого желтого сыра.

— Ешь, — приказал он.

У Ники перехватило горло.

— Все что угодно, только не хлеб, — тихо сказала она.

Алекс вновь почувствовал укол совести.

— А как насчет этого? — Он протянул ей яблоко.

Ники улыбнулась и кивнула. Она с удовольствием вонзила зубы в сочное румяное яблоко. Алекс подошел к двери и велел Даниэль принести завтрак.

— Какая же ты упрямица! — сказал он, возвращаясь к Ники.

— Я знала, что рано или поздно вы меня поймете, — сказала Ники. — В некоторых случаях компромисс невозможен, а это именно тот случай.

Улыбка сбежала с лица Алекса.

— Вот тут ты ошибаешься. Иногда компромисс просто неизбежен.

Ники только молча взглянула на него.

— Я хочу, чтобы ты как следует поела. А затем тебя отвезут в Элмтри.

Ники отложила яблоко. Откушенный кусок встал поперек горла. Стало быть, Алекс ничего не понял. Он только переменил тактику.

— Я не могу этого сделать, — шепнула она.

Алекс что-то пробормотал, в его глазах появилось умоляющее выражение.

— Даже ради меня? — С ласковой улыбкой он провел пальцем по ее щеке.

Его слова, тот поток тепла, который переполнил ее, едва не сломили ее решимость, но ведь она была из семьи Сен-Клеров. Защитила друга и воздала дурной женщине по заслугам. А Кларисса Эндикот оклеветала ее родителей. Ничто не заставит ее пойти на попятный.

Она покачала головой:

— Даже ради вас.

Алекс посуровел.

— Я дал слово чести. Ты должна извиниться, как я тебе велю, либо…

— Либо что?

— Либо завтра же я продам тебя Валькуру Фортье.

Казалось, весь мир для нее обрушился.

— Вы этого не сделаете!

— Сделаю, — сказал он, глядя ей прямо в глаза.

Она не поверила ему, не могла поверить, и все же… Ее доверие обманывали столько раз, что она уже не доверяла и собственному чутью. На такой риск она не могла пойти. Ее глаза наполнились слезами, но она постаралась не уронить ни одной из них.

— Хорошо, я поступлю, как вы велите, — тихо сказала она. Одна слеза все же покатилась по ее щеке, но она вытерла ее тыльной стороной ладони. Пройдя мимо Алекса так, точно его не было в комнате, обойдя Даниэль с подносом, ломившимся от еды, соблазнительно пахнувшим овсянкой и беконом, она вышла и стала спускаться по лестнице.

Алекс хотел, чтобы она сначала подкрепилась, но не стал ее останавливать. Он приказал подать экипаж, и через несколько минут Юки, вернувшийся в Бель-Шен из городского дома, хлестнул лошадей и покатил по жаркой пыльной дороге.

Провожая экипаж взглядом, Алекс обдумывал свое решение. Может быть, ему следовало сказать ей правду: само существование Бель-Шен зависит от этой женитьбы. Он надеялся, что ему не придется принимать финансовые условия, выставленные Клариссой, но установка нового оборудования затягивалась, а засушливое лето губительно отразилось на урожае.

Может быть, Ники смогла бы это понять?..

Он вдруг выругался. Что с ним такое? Какое ему, в конце концов, дело до мнения служанки! С этой девчонкой одна морока. Пусть уезжает. Может быть, пансион, где она будет учиться, излечит ее от упрямства и научит послушанию. Он представил ее себе кроткой и покорной, и этот образ, созданный его воображением, ему не понравился.

«У тебя не было выбора», — напомнил он себе. Однако он знал, что никогда не забудет проступившее на ее лице глубокое разочарование, мучительное ощущение, что ее предали.

Так сильно подействовала на нее угроза, что ее могут продать Фортье. Разумеется, у него и в мыслях не было продавать ее, но других способов воздействия на нее у него уже не было.

Главное, что вопрос решен. Через час Ники будет дома, и постепенно этот их спор забудется.

Однако Ники вернулась не скоро.

Глава 7

Алекс провел весь день на плантации и вернулся только к сумеркам. Он очень устал, обливался потом. Но все его мысли были о Ники, о том, какое ожесточенное сопротивление она ему оказала. Думая о ней, он испытывал гордость и сожалел, что не сказал ей правду.

Но может быть, даже «то не подействовало бы на нее.

Бель-Шен — его дом. Этот дом так много значит для него, и, несомненно, сохранит это значение для его будущих детей. Откуда молодой девушке понять это? Почему она должна покоряться его желаниям? Однако в глубине души он чувствовал, что если бы правдиво рассказал обо всем, она, возможно, вняла бы его доводам.

— Где она? — спросил он, врываясь в парадную дверь с такой стремительностью, что над головой у него зазвенели хрустальные подвески.

— Она еще не вернулась. И экипаж тоже, — с озабоченным, хотя и сдержанным видом сообщила миссис Линдер.

— Что?

— Да не волнуйтесь вы так. Вы же знаете мисс Клариссу.

Скорее всего она назначила девушке какое-нибудь наказание.

Я думаю, что это не причинит ей большого вреда.

Это звучало так правдоподобно, что Алекс подумал, что домоправительница права.

— Эта женщина когда-нибудь меня доконает. — Он направился в свой кабинет, чтобы выпить вина. Миссис Линдер потрусила следом за ним. — Мне надо было поехать вместе с ней. — Он вынул хрустальную пробку из большого флакона с бренди и налил себе изрядную порцию. — Если к вечеру она не вернется, я поеду за ней. — И он залпом осушил бокал.

Николь устало открыла дверцу щеголеватого черного фаэтона, который Юки подогнал ко входу для слуг. Только-только собралась она сойти на землю, как Юки уже подбежал, чтобы ей помочь. Он был встревожен и хмур, но его руки поддерживали ее прочно и надежно.

Она возблагодарила Бога за эту помощь. Ей стоило больших трудов встать и спуститься на землю. Платье, пропитанное потом, липло к телу. В пустом желудке неприятно ныло.

Растрепанные пряди волос приклеились к затылку. Промокли насквозь и повязки, которыми она обматывала грудь, кожа под ними покраснела, а местами была покрыта ссадинами.

— Масса Алекс очень рассердится, когда все узнает.

— Я не хочу, чтобы он что-нибудь знал. — Ники постаралась подавить дрожь в руках и ту невыносимую боль, которую она чувствовала при каждом движении. — Обещай, что ничего ему не скажешь. — Юки отвернулся. — Обещай.

— Если вы так хотите, я ничего не скажу. Но это не значит, что я одобряю подобное, — Спасибо, Юки.

Негр помог ей добраться до буфетной, где, на ее счастье, никого не оказалось, и она направилась к лестнице, ведущей в комнаты слуг. Когда она достигла второго лестничного пролета, дверь, ведущая в главную часть дома, открылась и появился Алекс. Какое-то мгновение он стоял неподвижно, точно не веря своим глазам. ;

— Что с тобой случилось?

Прежде чем она успела ответить, он уже стоял рядом.

— Извините, месье, я не очень хорошо себя чувствую. — Она облизнула пересохшие губы. — Если не возражаете, мы поговорим с вами чуточку попозже.

— Расскажи мне, что случилось.

— Ничего, месье. Пожалуйста, пропустите меня.

Алекс вовремя подхватил ее, иначе она бы упала. Ругаясь по-французски и по-английски, он поднял ее на руки и пошел вверх по лестнице.

— Миссис Линдер, — проревел он.

Ники обхватила его могучую шею и прижалась к нему. Ей невольно вспомнилось, как еще недавно он держал ее в своих объятиях.

— Я испорчу вам одежду, — сказала она, когда он достиг лестничной площадки.

— Плевать я хотел на одежду.

Когда он свернул в холл, вместо того чтобы подняться в ее мансарду, она подозрительно поглядела на него:

— Куда вы меня несете?

— Я хочу, чтобы тебя осмотрел доктор. Хочу, чтобы о тебе хорошенько позаботились.

— Нет, — вскрикнула Ники.

Не обращая внимания на ее возражения, Алекс открыл ногой дверь спальни и уложил ее на шелковое покрывало с кружевной отделкой, которое застилало высокую кровать с резными спинками Появившаяся миссис Линдер отвернула покрывало и опустила москитную сетку.

— Пожалуйста, — шепнула Ники. — Со мной все в порядке.

— Принесите ванну, — велел экономке Алекс. — А заодно и чистую одежду на смену. — Миссис Линдер поспешила исполнить поручения.

— Скажи мне, что случилось, — повторил Алекс.

— Все уже кончилось. Ничего делать не надо.

— Что сделала с тобой Кларисса? — повторил Алекс, словно не слышал ее слов.

Хотя она и не хотела его вмешательства, она не могла не наслаждаться его участием. Она улыбнулась ему. Он сидел рядом с ней на краю кровати, которая пружинила под его тяжелым телом. Только тогда он обратил внимание на ее руки.

— Господи, это еще что? — Они были красные, опухшие и все в огромных волдырях.

Алекс приподнял ее подбородок так, что ей пришлось посмотреть ему прямо в глаза.

— Расскажи мне.

Как обычно, он не оставил ей почти никакого выбора.

— Кларисса была в бешенстве. С трудом могла говорить.

Даже мои извинения не успокоили ее, она сказала, что я притворщица. — Ники заставила себя улыбнуться. — Впрочем, так оно и было.

— Продолжай.

— Она сказала, что одних извинений недостаточно. Дескать, я нуждаюсь в том, чтобы преподать мне хороший урок, и велела одной из служанок принести линейку. — Она вздрогнула, когда Алекс взял ее ладошки в свои лапищи, чтобы внимательнее осмотреть. — Я могла бы этого избежать, — призналась девушка, — если бы не вела себя так упрямо.

Глаза Алекса пылали убийственным гневом.

— А что потом?

— Потом она велела запереть меня в сарай, где хранили метлы, лопаты, всякие инструменты.

Алекса передернуло: жара в эти дни стояла нестерпимая, нетрудно было представить, что творилось в этом запертом сарае.

— Все было бы не так плохо, если бы не жуки и пауки. — Ники невольно содрогнулась, и Алекс вдруг почувствовал, что в горле у него пересохло.

— Надеюсь, это все. Если я услышу хотя бы еще одно слово, я просто убью Клариссу.

Ники ничего не ответила, только посмотрела на него таким взглядом, что было ясно она верила в то, что он вполне может осуществить свою угрозу.

Алекс встал.

— Мне даже в голову не приходило, что такое может случиться. Я обещал, что в Бель-Шен ты будешь в безопасности, но не выполнил своего обещания. — Нагнувшись, он откинул со лба девушки шелковистую прядь медных волос. — Я хочу, чтобы тебя осмотрел доктор.

Николь хотела отказаться, но ей помешало появление миссис Линдер со слугами, которые занесли в комнату ванну с водой.

— Я хочу, чтобы ты поела и поспала, — ласково сказал Алекс. — А я тем временем займусь Клариссой.

— Пожалуйста, Алекс, — сказала она, забывая, что он велел не называть его больше по имени. — Я не хочу больше никаких неприятностей.

— Этот дом принадлежит мне, а не Клариссе. А ты принадлежишь Бель-Шен. Поэтому ответственность за тебя несу я, а не она. Я не потерплю ее вмешательства — ни на один миг. — И он быстро вышел из спальни.

— Я больше не допущу этого, Кларисса, — в ярости произнес Алекс. — Не позволю, чтобы ты дурно обращалась с моими людьми, — Он расхаживал по толстому персидскому ковру, отбрасывая большую тень.

Алекс решил не дожидаться утра. Он знал, что не уснет, пока эта проблема не будет разрешена — так или иначе.

— Как ты могла сделать такое? — возмущался он, подавляя в себе желание задушить Клариссу. Всякий раз когда он вспоминал, что перенесла Ники в сарае, ему едва не становилось дурно.

— Должна признаться, — сказала Кларисса, ничуть не устрашенная, хотя и держалась на некотором расстоянии, — я просто забыла об этой девчонке. У меня столько дел и…

— Я не желаю даже слышать об этом. — Алекс запустил пальцы в свою волнистую каштановую шевелюру, стараясь вернуть себе самообладание — Если ты будешь моей женой, то никогда не станешь применять физические наказания для моих людей. Мы должны договориться об этом прямо сейчас. Если это условие представляется тебе неприемлемым, придется отменить нашу свадьбу.

— Алекс, дорогой! Я даже не предполагала, что ты можешь быть так расстроен. — Под его суровым взглядом Кларисса плотнее завернулась в свой тяжелый халат. Она уже собиралась спать, когда в ее дом ворвался Алекс.

— Но мисс Кларисса уже готовится ко сну, — сказал ему дворецкий.

— Плевать я хотел на это. Скажи ей, чтобы она сейчас же спустилась, или я сам притащу ее вниз.

Глядя на него, Кларисса не сомневалась в серьезности его намерений. Она никогда не видела его таким разъяренным.

— Я только хотела поставить эту девчонку на место, — сказала Кларисса. — Если мы хотим, чтобы от нее была какая-то польза…

— Я предупредил тебя. И не намерен это обсуждать. Решай прямо сейчас, Кларисса сглотнула. В первый раз с тех пор, как они договорились о браке, у нее появились сомнения. Она знала, что Алекс не тот человек, с чьим мнением можно не считаться, но не предполагала такой властности.

— У меня не будет никакого права голоса по ведению нашего хозяйства?

— Конечно, будет. Я рассчитываю, что ты будешь выполнять в полной мере обязанности моей жены. — Он устало вздохнул — Мне очень нужна твоя помощь. Я беспокоюсь о людях, которые окажутся в твоем подчинении. Я хочу, чтобы ты относилась к ним со всем уважением. Ничто другое меня не устраивает.

В этом пункте он был совершенно непреклонен. Но ведь впереди долгие годы совместной жизни, за это время она вполне сможет утвердиться сама и утвердить свою власть.

— Но в Элмтри, как и сейчас, буду распоряжаться я.

— Да, конечно. Мне хотелось бы, чтобы и с твоими людьми обращались мягче и добрее, но это твое дело.

— В таком случае я согласна на твои условия. Извини, если причинила тебе какое-то беспокойство.

Извини. Одно короткое словечко. Но юная девушка чуть не задохнулась в прокаленном насквозь сарае. Более того, казалось, что Кларисса вложила в это слово даже какой-то противоположный смысл: что бы ни говорил Алекс, рано или поздно девушке придется склониться перед волей Клариссы, или ее контракт будет перепродан.

— Стало быть, я считаю инцидент исчерпанным, — сказал Алекс. — Разговор на эту тему закончен.

— Не хочешь выпить чаю? — спросила Кларисса, довольная тем, что худшее осталось позади. — Или, может быть, коньяку? — Она убрала под ночной чепец выбившийся светлый локон.

— Завтра у меня тяжелый день. Мне лучше вернуться домой.

Алекс был очень трудолюбив. И эта черта в нем нравилась Клариссе. Это была одна из главных причин, почему она предложила ему заключить брак.

— Тогда увидимся на следующей неделе, — сказала, она. — Мне надо еще многое приготовить для приема.

Алекс кивнул. Он с подчеркнутой официальностью склонился над ее рукой и ушел. Через плотные оконные шторы с кружевами она наблюдала, как он вскочил на своего породистого гнедого жеребца. Что ни говори, а мужчина он красивый.

Крепко сколочен, с сильными руками, мужественным лицом.

Она знала, какой успех он имеет у женщин, знала, что он держит любовницу в городе, и предполагала, что он будет делать то же самое и после женитьбы.

Это не имело большого значения для Клариссы Она будет выполнять все обязанности жены, родит ему детей, вырастит их в интересах страны и государства, но супружеское ложе отнюдь не сулило ей больших радостей.

В семнадцать лет она потеряла девственность, переспав с одним из граверов с фабрики своего отца. Ей хотелось понять это странное чувство, которое влечет к себе одинаково мужчин и женщин, тем более что она не имела никакого понятия, как сложится ее семейная жизнь.

Ночь, проведенная с Уильямом Лаки, принесла ей глубокое разочарование. Она так и не поняла, какое удовольствие получают мужчины от трения двух потных тел друг о друга. С тех пор она вела целомудренный образ жизни.

Она не стала обманывать Алекса и рассказала ему о своем неудачном опыте. Он был явно удивлен. Но не испытывал никаких сомнений относительно правдивости ее рассказа. Похоже было, что единственная забота Алекса — иметь сына-наследника, Исповедовавшись, она предложила ему посредством брака объединить их большие плантации, соединить капитал своей семьи с богатствами дю Вильеров. Он не мог не оценить все преимущество такого союза и дал свое согласие. Далее все пошло своим чередом.

В свои двадцать четыре года Кларисса имела все, на что могла рассчитывать самостоятельная незамужняя женщина. Теперь ей нужен был муж. Брак с Александром дю Вильером сулил ей власть и богатство, о которых она даже не смела мечтать.

Беспокоило только одно она не была уверена, что сможет справиться с таким мужчиной, как Александр.

На следующей неделе Николь вернулась в свою маленькую комнату в мансарде.

Миссис Линдер рассеяла опасения Алекса по Поводу ее здоровья. Еще через неделю руки окончательно зажили и она смогла выполнять свои обязанности. Николь как раз подметала вестибюль, когда ее внимание привлекла какая-то сумятица у парадной двери.

Послышался решительный стук. Фредерик открыл дверь, в вестибюль вошла невысокая седая женщина в элегантном шелковом черном траурном платье.

— Добрый день, Фредерик, — сказала она. — Где мой внук?

Фредерик расплылся в радостной улыбке.

— Уехал по делам, мадам. Вас ждали лишь на следующей неделе.

— Ну что ж, тогда я передохну. — Она бросила взгляд на Николь, которая изумленно изогнула брови, узнав старую женщину.

Женщина улыбнулась.

— Николь Сен-Клер, — сказала она, непринужденно говоря на французском языке. — Что ты здесь делаешь?

Метла со стуком упала на пол. Ники стояла неподвижно, не произнося ни слова. Старая женщина подошла и прижала ее к себе. Объятия были добрые и ласковые. Так обнимала маленькую Николь мать, когда девочка больше всего нуждалась в утешении.

У Ники перехватило горло. Ее вдруг с головой захлестнули воспоминания о муках, перенесенных за эти три года.

Она всхлипнула, а потом зарыдала и обвила руками плечи француженки. Все ее тело дрожало, она продолжала плакать взахлеб.

Удивленная таким бурным проявлением чувств, Рашель дю Вильер не выпустила ее из своих рук, а, ласково покачивая взад и вперед, стала нашептывать нежные утешительные слова по-французски.

— Твоя бабушка здесь, — говорила она. — Все будет хорошо.

— О бабушка! — рыдала Ники.

— Ну, успокойся, малышка. Я о тебе позабочусь.

Ники только кивала. Впервые за три, года она не чувствовала себя одинокой.

В холле было не очень-то удобно разговаривать, и когда Ники, поуспокоившись, перестала плакать, обе женщины рука об руку поднялись по лестнице в комнату, которую обычно занимала бабушка Алекса, когда приезжала на плантацию. Она была очень светлая, вся залита солнцем, и у Ники сразу стало легче на душе.

Рашель подвела ее к вышитому шелковому дивану перед камином из розового мрамора.

— Ну а теперь расскажи мне, почему ты одета как служанка и подметаешь дом моего внука.

В ответ на эти слова излился беспорядочный поток Признаний и слез. Николь без утайки выложила всю свою горестную историю. Закончив, она, совершенно опустошенная, откинулась на спинку дивана. Ей больше нечего было добавить.

— Я ничего не знала ни о трудностях, которые испытывал твой отец, ни о вашей семье. Александр написал мне о смерти Этьена, ни словом не упомянув о ваших невзгодах. Мы решили, что ты вместе с матерью вернулась в Англию.

— Там у нее никого не осталось.

— Почему ты не попросила нас о помощи?

— К тому времени, когда дела пошли совсем плохо, ваш сын уже умер. Отец обратился к Франсуа, но тот отказал в помощи, уверив, что и Александр даст такой же ответ.

— Франсуа!.. — Она махнула рукой, ясно выражая свое отношение к младшему внуку. — Франсуа не Александр. Неужели можно подумать, что Алекс не принял бы тебя, если бы знал, кто ты?

— Сначала я не была уверена. Потом, когда я стала доверять ему, гордость помешала мне сказать правду. Сами подумайте, дочь Сен-Клера оказалась служанкой по контракту, к тому же сидела в тюрьме как воровка. Но когда я узнала о том, что Алекс женится на Клариссе, я просто не смогла смириться с мыслью, что мне придется оставить этот дом, мое единственное пристанище за несколько лет.

— Если бы ты приехала ко мне, та fille[7]…

— Я ничего о вас не знала. — По щекам Николь опять заструились слезы. — Все было так запутано, я просто не знала, что делать.

Рашель промокнула слезы Ники кружевным платочком.

— Ну ничего. Отныне во всем можешь положиться на меня.

Слегка покачивая черными юбками (бабушка Александра все еще носила траур по умершему два года назад сыну), Рашель по-солдатски промаршировала к двери и стала отдавать приказания.

Она велела Перенести нехитрый скарб Николь из мансарды в комнату с собой по соседству. Также велела принести ванну и доставить в дом лучшую модистку, которая только есть в Новом Орлеане.

Николь была в смятении.

— Но что скажет Александр, когда узнает обо всем этом?

— Фредерик сказал, что Александр вернется лишь на следующей неделе.

— Наверное, он у Лизетт, — сказала она не подумав и тут же пожалела, что так разоткровенничалась.

— У своей любовницы? — К изумлению Николь, Рашель проявила полную осведомленность. — Нет, Фредерик говорит, что он поехал по делам в Мобил. Вернется только в среду.

Будет небольшой ужин в мою честь А уж мы позаботимся, чтобы дочь старинного друга нашей семьи присутствовала на этом семейном празднике.

— Вы даже не предупредите его? — широко раскрыв глаза, спросила Николь.

— Он мог бы догадаться и сам. К тому же, — Рашель лукаво улыбнулась, — так будет куда забавнее.

Забавнее?

— О Боже! — прошептала Николь по-английски.

— Предоставь Александра мне, — сказала Рашель с уверенностью, вполне естественной для старой герцогини Однако это уверение не рассеяло опасений Ники.

— Бабушка! — воскликнул Алекс, увидев старую даму на лестнице. Когда она спускалась в вестибюль, он схватил ее в свои медвежьи объятия и смачно поцеловал в морщинистую щеку. — Вы, как всегда, прекрасно выглядите.

— А ты, дорогой, выглядишь усталым. Слишком много работаешь, Александр. — Они вновь обнялись.

— Теперь, когда вы здесь, у меня есть предлог отдохнуть несколько дней. Когда вы приехали?

— Корабль причалил несколько дней назад. Я приехала на прошлой неделе.

— Вы тут скучали?

— Не очень. Меня посетила дочь нашего давнего семейного друга — Этьена Сен-Клера. Я настояла, чтобы она присутствовала на ужине.

— Она здесь?

— Да.

— Со своей матерью?

— К сожалению, ее мать умерла.

— Печальная новость. Надеюсь, вы выразили ей наше соболезнование и предложили любую помощь, какая только может ей понадобиться?

— Да. — Она тепло улыбнулась внуку.

— Буду рад ее повидать. Она была совсем маленькой девочкой, когда я видел ее в последний раз. Честно сказать, я плохо ее помню.

— Ну, теперь она уже взрослая. — Чтобы скрыть почти проказливую улыбку, Рашель нагнула голову и смахнула невидимую пылинку со своего черного бомбазинового платья. — Сам увидишь за ужином.

Алекс кивнул:

— А до тех пор мы можем поговорить о наших делах.

— Прекрасная мысль, Александр Я с большой охотой послушаю, как обстоят наши дела.

Никогда в жизни Николь так не трепетала и не прихорашивалась, как в этот день. Несколько часов назад шум внизу оповестил ее о прибытии Александра. Вновь и вновь испытывала она искушение пойти к нему. Рассказать ему все, не дожидаясь, пока это сделает его бабушка. Она не позволила себе это только потому, что Рашель высказала полную уверенность в своей правоте и своем влиянии на Алекса.

Ники молилась, чтобы герцогиня оказалась права.

В тот момент, когда Ники вылезла из ванны и надела нижнюю рубашку, появилась Даниэль.

— Я пришла, чтобы помочь вам, мадемуазель, — с подчеркнутой вежливостью произнесла Даниэль. — Об этом меня попросила мадам дю Вильер. Отныне я буду вашей служанкой.

Ники положила свою руку на руку толстушки.

— Я все та же, какой была на прошлой неделе, Даниэль.

Тогда мы были подругами. Надеюсь, мы такими и остались.

— Конечно, мадемуазель.

— Тогда почему ты не зовешь меня Ники, как всегда?

— Нет, я не могу.

— И все же, прошу тебя, постарайся.

Даниэль заколебалась:

— А что скажет герцог?

В самом деле, что скажет Алекс?

— Это уже не твоя, а моя забота. — Дружески улыбнувшись, Ники протянула руку. — Значит, друзья?

Даниэль пожала протянутую руку и сразу заулыбалась.

— V — Значит, мы все еще друзья. И я могу рассказать о своей последней встрече с Рене?

Рене Буталер был ее дружком.

— Конечно. Я сгораю от нетерпения, чтобы узнать все подробности.

Даниэль захихикала. Излишняя полнота отнюдь не мешала ей быть женственной и привлекательной. Она получила уже несколько предложений, но ее сердце завоевал Рене.

— Пока ты будешь одеваться, я все, расскажу.

Теперь, когда между ними восстановились прежние отношения, Ники позволила Даниэль помочь ей надеть вышитое нижнее белье и зашнуровать корсет. Сидя на мягком бледно-голубом пуфе перед туалетным столиком с зеркалом в позолоченной раме, Ники нетерпеливо ждала, пока Даниэль завьет ее медные волосы, которые волнами спадали до самых плеч. Когда она оделась, ее грудь соблазнительно засияла над самым вырезом шелкового платья цвета аквамарина. Рашель выбрала ткань под цвет ее глаз. Платье было сшито по последней моде, выгодно подчеркивая контраст между тонкой талией, налитыми грудями и округлыми бедрами.

Николь нежно погладила ткань. Уже много лет не одевалась она в шелка и бархат, не чувствовала себя женственной и желанной. Хотя Николь и побаивалась, что Алекс может устроить сцену, она радовалась возможности показаться ему во всей своей красе. Может, ей и не следует этого делать, и все же есть надежда, что теперь ее жизнь изменится.

— Все уже пошли в столовую, — доложила ей миссис Линдер. — Мадам дю Вильер сказала, что вы можете спуститься, как только будете готовы.

Таков был их замысел: Николь появится в столовой с некоторым опозданием, и Алексу не останется ничего другого, кроме как принять гостью.

— Вы уверены, что я хорошо выгляжу? — спросила она, хотя отражение в зеркале говорило ей, что она никогда не выглядела так прекрасно.

— Конечно. — Миссис Линдер подбодрила ее восхищенной улыбкой. — Доверьтесь мадам. Она знает массу Алекса лучше всех на свете.

Ники сделала несколько робких шагов, затем, повинуясь безотчетному порыву, вернулась и обняла пышногрудую домоправительницу.

— Спасибо» вам за все.

Миссис Линдер потрепала ее по щеке:

— Идите. И выше голову.

Кивнув, Николь стала спускаться по лестнице. Ей понадобилась вся ее смелость, чтобы войти в столовую.

— Кажется, прибыла наша последняя гостья, — сказала Рашель с довольной улыбкой, переводя взгляд с Николь на своего внука.

Алекс восседал во главе стола, поглощенный разговором с Томасом Деммингом, который сидел слева от Клариссы. Рашель располагалась рядом с внуком, но через один стул, который был пуст и предназначался для Ники. Напротив этого никем не занятого стула, небрежно откинувшись на резную спинку, сидел Франсуа.

Александр как раз протянул руку за бокалом вина, когда вдруг заметил стоящую в открытых дверях Ники. Его рука замерла на полпути к бокалу.

— Могу я представить вам своего внука Александра? — сказала Рашель с улыбкой, которую можно было назвать только торжествующей.

— Как поживаете? — деревянным голосом сказала Ники.

Рашель повернулась к женщине, которая сидела рядом с Алексом:

— Это Кларисса Эндикот, невеста Александра.

— Кажется, мы где-то встречались, — не преминула съязвить Николь. Кларисса смотрела на нее с открытым ртом.

— Месье Томас Демминг, поверенный в делах моего внука, его близкий друг, — продолжала Рашель. — А это мой второй внук, Франсуа.

— Рада познакомиться с вами.

Алекс вскочил на ноги. Его взгляд мгновенно охватил всю Николь, не упустив ни красивых медных локонов, ни трепетно вздымающейся груди. Все черты его лица выражали холодную ярость.

— Ты же знаешь, что смотреть пристально невежливо, — послышался в зловещей тишине голос Рашель. — Почему ты не пригласишь мадемуазель Сен-Клер сесть?

Франсуа и Томас одновременно отодвинули свои стулья и встали.

— Все в порядке, друзья, — заверил их Алекс. В его голосе явственно слышались язвительные нотки. — Конечно, я приглашу мадемуазель… Сен-Клер сесть. Я только хочу сказать ей несколько слов наедине.

Николь умоляюще взглянула на Рашель. Старая женщина только улыбнулась.

Алекс крепко, до боли, схватил Николь за руку.

— Извините, — сказал он и вытащил ее из комнаты. Не говоря ни слова, провел ее по коридору в свой кабинет. Николь припомнила, как в прошлый раз он тащил ее в эту строгую, по-мужски обставленную комнату с кипарисовыми панелями, и у нее чуть порозовели щеки.

Подняв глаза, она увидела, что он изучает ее с улыбкой, в которой не было ничего веселого.

— Кто ты? — спросил он.

— Ваша бабушка все сказала вам обо мне.

Его глаза продолжали упорно разглядывать ее. Он как будто все еще не мог поверить, что стоящая перед ним девушка в аквамариновом шелковом платье — та самая замарашка, которую он выкупил из тюрьмы.

— Я не верю.

Такого недоверия она не ожидала…

— Этьен Сен-Клер — мой отец. Маргарет Стоктон Сен-Клер была моей матерью. В течение многих лет наша семья с вашей бабушкой постоянно встречалась.

— Ники Стоктон, — повторил он, начиная понимать, почему она так назвалась. — Николь Сен-Клер.

— Да.

— Это ты была тогда в Ла-Ронд?

Она не могла удержаться от улыбки.

— Вы купили мне тогда платье.

Алекс смотрел на элегантное аквамариновое платье, на глаза точно такого же цвета, на тонкую талию и похожие на сочные плоды груди. Кожа, которую можно было видеть через вырез лифа, была нежной и гладкой; шея, возвышавшаяся над тонкими плечами, поражала грациозностью. Все в ней, казалось, превосходило многие его мечты.

— Выходит, я купил не только служанку, а нескольких женщин.

Ники отвернулась.

— Честно сказать, я хотела открыть вам правду. И если этого не сделала, то только из-за…

— Из-за своей проклятой гордыни, — договорил он за нее. — Так ведь? Ты предпочла молча страдать, работать служанкой, чем попросить меня о помощи. К тому же тебе, как видно, приятно было выставить меня полным болваном.

Николь подняла голову:

— Не понимаю, о чем вы?

— Не понимаешь? — В его глазах вновь вспыхнул гнев. — Ты полуфранцуженка. Бегло говоришь по-французски. Стало быть, понимала каждое мое слово с того самого момента, как мы встретились.

— Обычно я говорю по-английски. Но вы почему-то решили, что я не знаю французского языка.

Его гнев разгорался все сильнее.

— А как ты, вероятно, смеялась про себя, когда я учил тебя верховой езде! Ведь ты опытная наездница, не правда ли?

— Да, но…

— Ты так внимательно слушала то, что я рассказывал тебе о производстве сахара. Но ведь дочь Этьена должна прекрасно все это знать. — Казалось, он готов был влепить ей пощечину. Ее вдруг охватил все тот же прежний страх.

— Все не совсем так, как вы представляете, — мягко сказала Николь. — Мне было приятно в вашем обществе. За многие годы вы были первым человеком, который отнесся ко мне по-человечески.

— Забавно, вероятно, было наблюдать со стороны, как Александр дю Вильер поучает простую служанку.

Она попятилась к двери и уперлась спиной в деревянную панель. Он подошел еще ближе, его дыхание обжигало ее щеки.

Она остро ощущала запах вина и пряного одеколона.

— Все было не так, как вы изображаете, — повторила она, ощущая уже сильный страх. — Я не могла вам сказать, потому что не знала, как вы примете мое признание.

Алекс схватил ее за руки и притянул еще ближе к себе. Он смотрел на нее сверху вниз с глубочайшим презрением, а она даже не могла отвести глаза. Когда он вдруг рванул ее руку вверх, она плотно смежила веки и вся съежилась в ожидании неминуемого, как ей казалось, удара. У нее закапали слезы.

Почувствовав, что Алекс ослабил хватку, она разомкнула веки и увидела, что он смотрит на нее с большим изумлением.

— Неужели ты до сих пор не поняла, что я никогда не ударю тебя? — В его голосе зазвучала неожиданная доброта. — Никогда!..

— Но вы хотели продать меня Фортье. — Она была смущена тем, что он заметил ее слабость. Он не должен этого видеть. Никогда больше не увидит. — Как же я могла доверять вам?

— Но ведь ты же дочь Этьена Сен-Клера. Я помог бы тебе.

— Вы не понимаете. Я боролась за выживание. Ради этого я сделала бы все что угодно, сказала бы все что угодно. Вы и понятия не имеете, что это такое, когда с вами обращаются как с животным, когда вас всячески оскорбляют, и унижают.

Если бы мне опять пришлось пройти через все это, я поступила бы точно так же — нравится вам это или нет, все равно.

Теперь она не скрывала слез, но не от страха, а от гнева.

— Вы даже не можете представить себе, какой это ужас — сидеть в тюрьме! Грязь, крысы. А как поступают там с женщинами! — Она остановилась, переполненная горькими воспоминаниями. — От одного только пребывания там у меня все болело внутри. — Бессознательным жестом она приложила руку к сердцу. — И до сих пор еще болит.

Последние остатки ярости, которую испытывал Алекс, исчезли.

— Не плачь, дорогая. — Он обнял ее, прижал к груди. — У тебя больше нет причин плакать. — Ее высокие полные груди уперлись в его черный вечерний сюртук. Как хитро она прятала их все это время!

В мерцании лампы поблескивали ее шелковистые медные волосы. Ему хотелось вытащить все заколки и погрузить руки в длинные пряди. Хотелось прижать губы к гладкой белой шее сзади.

Тут вдруг он понял, что его тело отзывается на близость женщины Отзывалось оно и раньше, инстинктивно, но теперь ему пришлось сознательно подавить желание. И ему понадобилась вся сила воли, чтобы не поцеловать ее, не говоря уже о большем.

— Я никогда не продал бы тебя Фортье, — сказал он — Никогда. И хочешь верь, хочешь нет, я хорошо представляю себе, что ты испытала, и вполне могу понять твои чувства.

Он хорошо знал, что она имеет в виду, когда говорит о выживании, потому что некогда провел сам шесть месяцев в алжирской тюрьме. Ему было тогда двадцать лет. Он захотел принять участие в славной французской войне. Его отец, разумеется, не одобрил его решения, но проявил понимание. Ведь его сын должен выполнить свой долг.

С войны Алекс вернулся другим человеком. Более суровый. Более циничным. В тюрьме ему пришлось учиться выживанию. Поступать вопреки всем своим убеждениям, лишь бы раздобыть еды. Он хорошо знал, что должна была перенести Николь, знал, как обращаются с женщинами в таких ужасных местах Он крепче прижал ее к себе.

— Что прошло, то прошло, — сказал он, приподнимая ее лицо, чтобы она смотрела прямо на него. — Ты вернулась туда, где твое истинное место, здесь ты и останешься.

Ники чуточку отодвинулась, чтобы ей была удобно смотреть на него.

— Мне понравилось здесь С самого первого дня. С того самого дня, как я тут оказалась.

Боже, как она прелестна! Гораздо прелестнее, чем ему представлялось в самых ярких мечтах. Все в нем кипело при мысли, что ей пришлось перенести такое с собой обращение, даже насилие. С другой стороны, если она уже не девственница, это облегчает положение.

Вглядываясь в ее доверчивое лицо, понимая ее привязанность к Бель-Шен, Алекс ощутил укол совести.

Но ей будет лучше всего в городском доме: надо только разделаться с Лизетт. Подумав об этом, он почувствовал сильное томление в паху.

— Пора вернуться к гостям, — сказал он хрипловатым голосом.

Николь смахнула слезы.

— Я, должно быть, ужасно выгляжу.

— Ты выглядишь замечательно. — Давно уже она не слышала таких приятных о себе слов. — Но пожалуй, мне лучше вернуться первым и приготовить всех к твоему дебюту.

Это его предложение вернуло ее к реальности, она сразу все поняла. И Франсуа, и Томас Демминг теперь знают, кто она такая.

— Я не голодна. Если не возражаете, я пропущу ужин.

Алекс снисходительно улыбнулся:

— Ты зашла уже слишком далеко, чтобы отступать. Ты дочь Этьена Сен-Клера. Если вдруг почувствуешь робость, всегда вспоминай об этом.

Немного помолчав, Николь нежно улыбнулась.

— Спасибо, месье.

— Можешь называть меня Алексом. Как ты и делала все это время.

Ники покраснела.

— Я думала, что вы не заметили.

— Дорогая, ты сильно заблуждаешься.

Ники не очень хорошо понимала, что он имеет в виду, но ей понравилось, каким взглядом он посмотрел на нее при этом.

Все в ней затрепетало, а щеки еще сильнее порозовели.

Алекс предложив ей руку, и она приняла ее. Он отвел ее к подножию лестницы, и она стала подниматься к себе, собираясь привести себя в порядок, пока Алекс будет разговаривать с гостями.

— Жду тебя через несколько минут, — сказал он не допускающим возражений тоном.

— Как скажете, Александр; — И с мягкой улыбкой она начала подниматься по лестнице.

Алекс наблюдал, как плавно покачиваются ее бедра. В этот вечер с его души спало тяжкое бремя. На месте маленькой служанки оказалась соблазнительная женщина, которая будет скоро согревать его постель.

Он не станет торопить Ники. Она слишком много выстрадала, и это, естественно, сделало ее осторожной и боязливой.

Придет время, и она сама раскроет ему свои объятия. Ему и в голову не приходило, что он может натолкнуться на решительный отказ. Ведь она сама сказала, что у нее нет никакого выбора.

Глава 8

Остальная часть вечера прошла для Ники куда лучше, чем она ожидала.

Имея за спиной поддержку Александра и его бабушки — герцога и герцогини, пусть они и не придавали значения этим титулам, Ники обрела прочное положение как друг семьи. Отныне никто не будет ее считать просто служанкой.

Алекс успел объяснить гостям, что его отец и Этьен Сен-Клер были закадычнейшими друзьями. Оба служили офицерами в американской армии в тот короткий период, когда Соединенные Штаты вели войну с Англией. В битве при Борне, возле Нового Орлеана, Этьен с риском для жизни спас раненого Шарля, или в ашлийском произношении Чарлза Александра, который, истекая кровью, лежал в полном беспамятстве на поле боя в том месте, где некогда была плантация Маккарли.

— Это долг, которого дю Вильеры не забыли, — сказал Алекс. Франсуа отвернулся. Это стыдливое движение не укрылось от глаз Рашели. Молодой человек выглядел бледным и сильно потрясенным.

— Мы должны с тобой поговорить, Франсуа, — сухо заметила Рашель. Но она не хотела затрагивать эту тему в присутствии Александра. Последние несколько лет Франсуа часто вызывал недовольство своего брата. Раскрыть, что Франсуа отказал в помощи Сен-Клерам, означало только подлить масла в огонь.

— Но вы же не можете позволить этой… служанке… сидеть за одним с вами столом? — попробовала было возмутиться Кларисса.

— Она наш друг, — сказала Рашель, заставив ее замолчать одним предостерегающим жестом. До отъезда герцогини Николь могла не опасаться никаких выпадов по-своему адресу.

Томас Демминг удивил Николь. Он смотрел на нее такими же глазами, какими на нее обычно смотрели молодые люди, приезжавшие в Медоувуд. Еще до конца вечера он пригласил ее в городской театр на спектакль о пиратах.

Взглянув на Алекса, она увидела, что тот просто мечет глазами громы и молнии, выражая неодобрение поведению Томаса. Вспылив, она уже была готова принять предложение Томаса, но в последний миг ее остановило благоразумие, хотя она была очень уязвлена, неужели Алекс считает ее недостойной общества его друга?

Она мягко отклонила приглашение.

— Хорошо, дорогая, — собираясь уже встать и изображай некое подобие улыбки, пропела Кларисса к концу ужина. — Наслаждайтесь своим пребыванием в Бель-Шен. — Ее тон подразумевал, что это пребывание вряд ли долго затянется. — Приходится сожалеть, что начало оказалось столь неблагоприятным. Но такое, увы, случается.

Это отнюдь не походило на извинение, и они обе это знали.

— Алекс, дорогой, я буду признательна, если ты проводишь меня домой.

Алекс склонил голову в знак согласия, и гости стали расходиться. Томас и Франсуа отправились домой, а Рашель и Николь вернулись в свои комнаты наверху.

— Я же тебе сказала, что неожиданность бывает иногда важным козырем, — довольная собой, сказала Рашель.

Ники не была вполне уверена в этом.

— Спокойной ночи, бабушка. — Она устало отворила дверь своей комнаты.

На следующий день, когда Алекс работал в полях, дворецкий доложил, что к ним пожаловал гость. Ники была удивлена, увидев в гостиной Франсуа.

— Доброе утро, месье, — сухо поздоровалась она. — Вы пришли повидать бабушку?

— Я пришел повидать вас. Мы не могли бы потолковать наедине? — Безупречно одетый, в темно-серых бриджах и светло-сером сюртуке, он казался двойником Алекса, только более молодым и не таким самоуверенным.

— Да, конечно, — согласилась она не без некоторой сдержанности. Она не забыла, как он поступил с ее отцом, как и того, что его отказ помочь им повлиял и на ее собственную судьбу.

Пока Ники усаживалась на обитый кремовой парчой диван, Франсуа закрыл дверь гостиной и сел рядом с ней. Оправляя складки юбок своего бледно-голубого платья из канифаса, она тем временем исподтишка наблюдала за ним.

— Я знаю, что вы обо мне думаете, — сказал Франсуа.

Он был явно взволнован, глаза смотрели нерешительно.

— Я знаю, что мой отец обращался к вам за помощью, а вы отказали.

Франсуа тяжело вздохнул.

— Nom du del![8] Сотни раз я каялся, как вел себя во время той встречи. Честно говоря, мне и во сне не снилось, что все может так обернуться. Я был совсем молод и глуп. Я сам тогда изнемогал под бременем возложенных на меня обязанностей. В то время когда ваш отец приехал в Бель-Шен, плантация находилась в ужасном финансовом состоянии. Чтобы спасти ее от краха, я занял деньги и почти весь этот заем растратил.

Мне просто нечего было ему дать, но, вместе того, чтобы честно признаться в своей неплатежеспособности, я сделал вид, будто мы не хотим ему помочь, такие, мол, мы прижимистые.

Николь была поражена глубиной раскаяния Франсуа, хотя и ничуть не удивлена упоминанием о финансовых трудностях, которые испытывала плантация.

— Бель-Шен еще не выкарабкалась из этих трудностей? — спросила она, думая, что ее присутствие может быть дополнительным бременем для плантации.

— Алекс как будто бы выправил положение. Он всегда добивается успеха. — В голосе Франсуа послышались нотки « раздражения.

— Разные люди одарены разными талантами, — сказала Ники. — Алекс успешно разрешает всевозможные трудности, управляет плантацией. Ваш талант, видимо, в другой сфере.

Темноволосая голова Франсуа взметнулась вверх.

— Вы знаете, что я занимаюсь живописью?

Это признание удивило ее.

— Нет. Но если у вас есть талант художника, вам нечего его стесняться. А тем более незачем завидовать деловитости брата.

— Я знаю, что вы правы, но…

— Но что? — Приятно было думать, что Франсуа отнюдь не такое чудовище, каким она его себе представляла.

Просто запутавшийся молодой человек.

— Нелегко сознавать, что ты всегда на втором плане. Я разочаровал моего отца. Теперь я разочаровываю Алекса.

— Я думаю, что вы предвзято относитесь к брату. Он любит вас. Я вижу, с каким выражением он на вас смотрит.

— Мы были так близки, — задумчиво заметил Франсуа.

— Ничто не мешает вам снова сблизиться. Я знаю, что Алекс был бы рад этому. Вы тоже, видимо, были бы рады. — Она улыбнулась ему. — А теперь расскажите мне о своей живописи.

Лицо Франсуа просияло. Они проговорили почти целый час. Младший дю Вильер говорил с ней свободно и открыто, как никогда раньше. У Ники было такое чувство, будто она наконец выбирается из тьмы, в которой прозябала целых три года. Она была удивлена, что братья не могут мирно ужиться, но надеялась, что в конце концов им удастся уладить свои разногласия.

В течение нескольких последующих недель Ники часто встречалась с Александром. Она опасалась, что он никак не может простить ей обман. Но он вел себя внимательно, заботливо, по-джентельменски.

Он пригласил Рашель проехаться вместе с ними по плантации, чтобы показать свои нововведения, хотя ему и не удалось еще довести их до конца.

— Каждые триста акров земли приносят двести бочек сахара, бабушка. Сахар продается по цене примерно тысяча долларов за баррель. Если мы сумеем увеличить объем производства и добиться более высокого качества, мы сможем получить изрядную прибыль.

— Конечно, если будет стоять благоприятная погода, — вставила Ники, зная, что важнее для сахарного тростника.

— Меня поправляют. — Он улыбнулся ей.

Вечером он проводил Ники наверх в ее комнату.

— Это был чудесный день для меня, — сказала она.

— И для меня тоже, дорогая.

— Вы с такой добротой восприняли случившееся, Алекс.

А я знаю, что этот сюрприз был для вас не так уж приятен.

Он приложил палец к губам.

— Я же сказал: что было, то прошло. — Нагнувшись, он коснулся ее щеки вроде бы безобидным поцелуем. Но как ни легок он был, по спине у нее побежали мурашки, а внизу живота что-то туго сжалось.

— Спокойной ночи, — шепнула она.

Узнав, что она умеет играть на фортепиано, Алекс настоял, чтобы она села за инструмент, а затем расхваливал ее исполнение.

— Ты не только хороша собой, но и талантлива, — сказал он.

— Главное не тушеваться, — сказала Николь, но приняла комплимент с благодарностью. — Моя мать настаивала, чтобы я училась музыке. Она говорила, что женщина должна вносить радость в семейную жизнь.

— Есть много способов нести радость в семейную жизнь. — При этих словах его теплые карие глаза потемнели.

Алекс явно изменился по отношению к ней. Держался не так отчужденно, как прежде. При этом оставался все таким же высокомерным и самоуверенным, перемена была чуть заметная, трудноопределимая. В его глазах теперь появилась смелость, даже дерзость, чего прежде она не замечала. Что-то в его взгляде заставляло ее сердце биться сильнее и обдавало расслабляющим теплом.

Когда он отвел ее наверх в этот вечер, его поцелуй в щеку был отнюдь не дружеским. Стоя совсем близко, он выводил пальцем узор на ее ладони, пока, задрожав, она не отпрянула.

Теперь она с нетерпением ожидала возможности поговорить с ним, ожидала их совместного с Рашель ужина. В присутствии Алекса Николь чувствовала себя необычайно женственной. Она знала, что ее влечет к нему с каждым днем все сильнее.

«Алекс принадлежит другой женщине», — твердо внушала она себе, но внутренний голос не соглашался:

— «Он не любит Клариссу. Они даже еще не помолвлены».

«Ты же служанка, — возражала она себе. — Его служанка. К тому же ты уголовная преступница».

Она не забыла, какое недовольство выразилось на лице Алекса, когда Томас Демминг пригласил ее в театр. Алекс, видимо, чувствует себя в долгу перед Сен-Клерами. Но хотя он купил ей красивые платья, и она больше не моет полы в его доме, она по-прежнему его собственность. Ко всему этому он стоит куда выше на общественной лестнице. Да, это так, но ей трудно смириться с его превосходством.

В этот вечер после ужина они вышли в сад, чтобы прогуляться. Ники была удивлена, что Алекс сделал такое предложение, а бабушка поддержала его одобрительной улыбкой.

— Развлекитесь немножко, дети мои, — почти благословила их Рашель. Они почтительно расцеловали ее в щеки, и, простившись с ними, она поднялась к себе наверх.

— Ты просто покорила бабушку, — со смешком сказал Алекс.

Ники улыбнулась:

— Я люблю вашу бабушку. Она одна из самых добрых женщин, которых я знаю.

— А ты одна из самых прелестных.

У Николь запылали щеки. Она и в самом деле в этот вечер была просто необычайно хороша собой. Светло-лиловое шелковое платье с буфами, с низким вырезом подчеркивало все ее прелести: высокую грудь, медь волос в мягких завитках, украшенных прекрасной белой магнолией. Алекс был в отлично сшитом черном сюртуке поверх серебристого парчового жилета.

Когда они шли вдоль подстриженных кустов к небольшому озеру с обитавшими там лебедями, на атласных лацканах сюртука Алекса играли лунные отблески. С реки, разгоняя комаров, дул прохладный ветерок.

— Ты выглядишь точно такой, какой я тебя представлял, — сказал Алекс.

Ники удивленно выгнула брови.

— Вы думали о том, какой я буду, когда стану взрослой?

— Да, случалось. Но ты превзошла мои самые смелые ожидания.

Она улыбнулась. Они поговорили о погоде. О видах на урожай. О бабушке. Она не упомянула о своей встрече с Франсуа, о его увлечении живописью, ибо он просил ее не делать этого. Не стали они говорить и о контракте, который все еще находился в его руках. Беседовали они все больше на легкомысленные, даже чуточку фривольные темы. Такие разговоры она могла бы вести с поклонником. Но ведь Алекс не ухаживал за ней и не был ее женихом…

Словно отвечая на ее мысленный вопрос, как только они вошли в тень ветвистых ив, он повернулся и обнял ее. Его взгляд был нежным, но в глазах оставалась знакомая тревожная тьма. Она чувствовала себя очарованной настолько, что не могла оторвать глаз.

Это казалось так естественно, что он поцеловал ее. Поцелуй был нежный, ничего, казалось бы, не требующий. Она улавливала запах коньяка вперемешку с одеколоном. Такие знакомые запахи. И тут она вдруг подумала, что она мечтала, чтобы Алекс поцеловал ее. Еще с того дня в Ла-Ронд. Все время, пока была в Бель-Шен.

Алекс оторвал губы гораздо раньше, чем хотелось Ники, И сделал он это сознательно.

— Пора возвращаться, — сказала она, смущенная тем, что он с такой легкостью прочитал все, о чем она думала. В прежние времена такого бы не случилось. Она была уверена в себе, никогда не теряла самообладания.

— Завтра вечером мы прокатимся вверх по реке.

— Втроем? — невольно спросила она, не сомневаясь, что их будет сопровождать бабушка.

Он покачал головой, снисходительно улыбнулся:

— Вдвоем.

«А как же Кларисса?» — хотелось ей задать вопрос. Но она так ничего и не сказала.

Проснувшись поутру, Николь чувствовала себя не в своей тарелке. Спала она плохо, все время вспоминала прогулку по саду. Ее тяготила неопределенность: что там, в будущем? Волновало и неутихающее влечение к Алексу. Ни на миг не покидали ее тревожные сомнения.

Занятая приготовлениями к приему в честь помолвки, Кларисса неделями не показывалась в Бель-Шен, что не мешало Ники постоянно о ней помнить. Ей так хотелось знать, думает ли о своей невесте Алекс!

Встав раньше обычного, Ники надела золотисто-коричневый костюм для верховой езды, один из подарков бабушки Алекса, и направилась к двери. Небо было чистое, голубое, только на горизонте плыли пушистые облачка. Прекрасный день, чтобы прокатиться на лошади, побыть наедине с собой.

— Значит, это правда?

В открытых дверях конюшни стоял Патрик, который недавно вернулся. Солнце только что взошло, его золотистые лучи пробивались через щели, высвечивая мириады пылинок, поднятых вилами Патрика, разгребавшего сено.

— Боюсь, что да.

Патрик переправлял одного из жеребцов с усадьбы на племенной завод. Сегодня Ники встретилась с ним впервые с тех пор, как ее положение в доме изменилось. Она пошла ему навстречу, влекомая знакомыми запахами конюшни: свежего сена, лошадей, старой кожи. Все это были ее любимые запахи.

Патрик вдруг усмехнулся, прислонил вилы к небольшой двери и скрестил ноги в поношенных сапогах.

— Но какое это имеет значение? Вы все равно никого, кроме него, не замечали.

Ники резко остановилась.

— Но это не так, Патрик.

Он грустно усмехнулся, покусывая золотистую соломинку.

— Пусть будет по-вашему. Я помню, какой вы были.

Ники улыбнулась. Она собиралась попросить оседлать для нее Макса, как вдруг в конюшню вошел Алекс.

— Так я и думал, что найду тебя здесь. — Когда он попал в полосу света из открытого оконца конюшни, в его каштановых волосах заиграли янтарные солнечные блики. Он выглядел очень красивым в своих бриджах для верховой езды и белоснежной полотняной рубашке. «Эта одежда идет ему больше всего», — решила Ники, оглядывая мускулистые ноги, восторгаясь его широкой грудью и мощными плечами.

— С реки тянет прохладой, — сказала она, стараясь не вспоминать, как он держал ее в своих объятиях, но не в силах забыть, как под ее пальцами играли его тугие мускулы и как нежно он ее поцеловал. — Сегодня утром попрохладнее, и я хотела бы прокатиться.

— Прекрасная мысль, я поеду вместе с тобой.

Стало быть, прощай прогулка в блаженном одиночестве!

После того как лошадей оседлали, Алекс поднял ее и усадил в седло, продержав в руках чуть дольше, чем это было необходимо. Приятное тепло, исходившее от его рук, окутало ее. Впечатление было такое сладостное…

— Спасибо, — с трудом выговорила она пересохшими губами.

Алекс вскочил на Наполеона, который бил задними ногами, ржал и сильнее обычного выказывал свой норов.

— Чувствует запах кобылы, — сказал он.

Ники покраснела. Алекс, усмехнувшись, тронул жеребца.

Ники поехала рядом, очарованная внушительным видом своего спутника на гнедом жеребце.

— У моей бабушки великолепный вкус, — сказал он, любуясь костюмом цвета чуть темнее ее медных волос. — Или ты сама выбрала эту одежду?

— Мы выбирали вместе.

Они ехали к реке мимо плантации тростника.

— Я хочу, чтобы вы знали, как я признательна вам за все, что вы для меня сделали. — Слегка смутившись, она притронулась к манжетам своего костюма из изысканных бельгийских кружев. — Я знаю, как все это дорого, и надеюсь, что когда-нибудь смогу отплатить вам.

Натянув поводья, Алекс остановил коня под старым дубом на берегу широкой Миссисипи, которая катила мимо них свои полные воды.

— Твой отец спас моего отца. Они были друзьями. И мы должны быть друзьями. Я думал, ты понимаешь это.

Он помог ей спешиться, они привязали лошадей у самого берега, чтобы те утолили жажду и могли бы даже плескаться в воде. Прогуливаясь возле дуба, Ники хотела спросить, означает ли сегодняшнее положение дел то, что он расторгнет подписанный ею контракт. Но она не чувствовала себя достаточно уверенной и вовсе не знала, каким будет ответ.

— Мне понравился ваш друг Томас, — сказала она, переключаясь на первую пришедшую ей в голову тему.

Алекс помрачнел.

— Если он так тебе понравился, почему ты не приняла его приглашение и не пошла с ним в театр?

Гнев, прозвучавший в его голосе, поразил ее, но она постаралась скрыть свое удивление, с наигранным безразличием сорвав листок с дерева и покручивая его пальцами.

— Потому что вы явно опасались, что ваш друг может подмочить свою репутацию, появившись вместе с бывшей служанкой.

— Ты в самом деле так думала? — спросил Алекс, искренне изумляясь.

Ники вздернула подбородок.

— А что я должна была думать? Вы так на меня посмотрели… Ведь я ваша собственность.

Алекс сделал несколько шагов, оттесняя ее к дереву. В нем не осталось и следа доброты, с которой он относился к ней все это время.

— Я не хотел, чтобы ты с ним встречалась, потому что опасаюсь… осложнений.

— Осложнений? Что вы имеете в виду?

— Что имею в виду? — Алекс, казалось, тщательно обдумывал, что ей сказать. Откинув волосы назад, он пристально смотрел в лицо Ники. Когда она попыталась отвернуться, он взял ее за подбородок и повернул к себе. — Я не хотел, чтобы ты с ним встречалась, потому что у меня есть на тебя свои виды. Твой маленький розыгрыш мог бы обмануть мой ум, но не мое тело. А оно желает тебя с самой первой встречи.

В его словах было что-то успокаивающее и в то же время будоражащее. Стало быть, Алекс увлекся ею? Он хотел бы покорить ее как женщину? У нее слегка закружилась голова.

Сердце забилось чаще. Она вдруг почувствовала, что к ней возвращаются силы для того, чтобы опять быть обаятельной, возвращаются женские инстинкты, которые в прежней жизни так естественно подсказывали ей, что именно делать.

— Вас влечет к себе одна женщина, но жениться вы собираетесь на другой.

— Кларисса не имеет к нам никакого отношения, — решительно отрезал Алекс. — Значение имеет только то, что я мужчина, а ты женщина. Взрослая женщина. И теперь в моих чувствах к тебе нет ничего запретного.

Он взял ее лицо в свои ладони. Его теплые руки выражали его чувства вернее, чем слова. В его поцелуе не было ничего от вчерашней сдержанности. Это был опаляющий, требовательный поцелуй, от которого у нее перехватило дыхание.

Открыв ее губы своими, он с опытностью знатока принялся исследовать своим языком ее рот, пока и ее язык не стал повторять те же чувственные движения. Его руки обвили ее талию, и Ники прильнула к нему. Она чувствовала игру его мускулов под рубашкой. От струившегося от него жара ноги у нее подкашивались, дрожали, но она не отодвигалась.

Когда, рассыпав горячие поцелуи по ее щекам, он чуть сжал губами мочку ее уха, Ники прошептала его имя и обвила руками его шею. Она чувствовала под своими пальцами его шелковистые волосы, его мощные плечи, и что-то властное, обжигающее поднималось в ней.

Он вновь принялся ее целовать, погружая язык в глубь ее рта. Ники вцепилась пальцами в его плечи, Алекс застонал.

Его руки поползли вниз по ее спине, обхватили ягодицы и прижали к себе. В глазах у нее все поплыло.

Алекс чувствовал, как стучит кровь в его висках, чувствовал, как разгорается огонь в его чреслах. Груди Ники упирались в него тугими сосками. Ее ягодицы наполняли его ладони.

Его пульсирующее естество, снова и снова упираясь в нее, упорно напоминало о своем существовании.

Подняв одну руку, он расстегнул пуговички на платье и сунул руку внутрь. Ее полные груди с окаменевшими сосками, необыкновенно гладкая кожа под его пальцами все сильнее разжигали в нем страсть. — Вся дрожа, Ники всхлипнула и прижалась к его руке.

— Я хочу тебя. Хочу прямо сейчас, — шепнул он, в то время как его пальцы волшебным образом продолжали будоражить ее чувственность.

Ники отпрянула, словно он влепил ей пощечину. Прикрыв расстегнутый верх платья, она смотрела на его вздувшиеся в одном месте бриджи. Она даже не шевельнулась, не проронила ни слова, но ее щеки вдруг побелели. Алекс был уверен, что она вспоминает о том, чему была свидетельницей в тюрьме.

— Не беспокойся, дорогая, — сказал он. — Я не сделаю ничего такого, чего ты не хочешь. — Ее щеки стали еще бледнее. — Я не хотел торопить тебя. Извини.

Она покачала головой, как бы опровергая его слова, но, по-прежнему молчала.

— Я знаю, что ты думаешь. Знаю, что ты перенесла. Но ведь необязательно все должно быть плохо. Близкие отношения между мужчиной и женщиной могут доставлять большую радость. Поверь, что это так.

— Вы не понимаете.

— Мне не надо было так спешить, да еще и подгонять тебя.

— Это была не ваша вина, — сказала Ники, удивив его этими словами — Вина была моя. Я могла вас остановить, но не сделала этого. Не знаю, что нашло на меня. Мне были приятны ваши поцелуи, но я не уверена, что хотела бы…

Он приподнял ее подбородок:

— Чего бы ты не хотела, дорогая? Чтобы я держал тебя в объятиях? Чтобы прикасался к местам, которые когда-то считались запретными?

Она посмотрела на него, чувствуя, что не может солгать.

— Да.

Алекс обнял ее. Она почувствовала, что его внутреннее напряжение ослабевает.

— Мы больше не будем спешить. Пусть все идет своим чередом.

Опасения Ники окончательно улеглись. Алекс обо всем позаботится. Как всегда. Она вдруг поняла, что прониклась к нему большим доверием. Привыкла во всем на него полагаться.

Она утвердительно кивнула, и он коснулся ее уст легким как пушинка поцелуем. Не говоря больше ни слова, они сели на лошадей и поехали домой.

Какое-то время они ехали молча, но даже после всего происшедшего она чувствовала себя спокойно в его присутствии.

— Вы сказали, — вдруг напомнила она, — что знаете о моих невзгодах.

Он кивнул.

— В молодости я провел несколько месяцев… за решеткой.

— В самом деле?

— Да.

— Где?

— В Алжире. Я служил во французской армии и попал в плен. Тюрьма была сущим адом.

— Как долго вы там пробыли?

— Шесть месяцев. К счастью, я подружился там с одним человеком, который помог мне пережить все это. Это был здоровенный турок по имени Рам. С тех пор он даже работал у меня. Но его все время тянет к себе море.

— А у меня была подруга по имени Лорна. — У Ники сдавило горло. — Я никогда ее не забуду.

— Но как ты туда попала? — тихо спросил Алекс.

Ники рассказала о Ричарде Пэкстоне, который перекупил ее контракт у Лорана. Рассказала о том, как Пэкстон пробовал за ней ухаживать, а жена Адриана приревновала его к Ники.

— Она спрятала брошь, заявила, что ее украли, затем «нашла» в присутствии мужа и послала за полицией. Остальное вы знаете.

— Что было, то прошло. Для нас обоих.

Алекс улыбнулся ей. Но его взгляд был прикован к холму на западной границе плантации, откуда за ними наблюдал одинокий всадник. Алекс приложил ладонь козырьком ко лбу, но он и так знал, кто это.

— Фортье, — произнес он, переводя взгляд на Ники. — Обещай, что никогда не будешь ездить одна.

— Но ведь теперь он знает, что я под вашей защитой, и не посмеет беспокоить меня.

— Для него ты навсегда останешься воровкой, которая сидела в тюрьме. Это не мешает Фортье хотеть тебя. А он всегда берет то, что хочет.

По ее спине пробежал холодок.

— Что бы вы сделали, если бы он меня похитил?

— Убил бы его , если бы, конечно, он не опередил меня.

Глава 9

Тяжелый стук молотка, украшенного серебряной львиной головой, застал Николь на самом верху лестницы. Спускаясь в столовую, она с любопытством наблюдала, как Фредерик открыл дверь, впуская вместе с прохладным воздухом темноволосую женщину на несколько дюймов выше ростом Ники. Это была оливково-смуглая красавица в темно-красном шелковом платье с черной каймой. Шелк отливал ониксом. Так же как и ее глаза. Улыбнувшись Фредерику, смуглянка сказала, что хочет видеть Александра.

— Кто она? — шепотом спросила Ники у Даниэль, которая шла за ней следом.

Даниэль отвела ее в сторонку, откуда их нельзя было видеть снизу.

— Это мадемуазель Эме, любовница месье дю Вильера.

— Лизетт? — недоверчиво переспросила Николь. Она не могла не заметить соблазнительности женщины, ее прелестных пухлых губок.

Ники бессознательно вонзила ногти в ладони, у нее было такое чувство, как будто ее окатили холодной водой.

Через несколько минут в вестибюль вошел Алекс.

— Я же просил, чтобы ты не приходила сюда, — сказал он вместо приветствия.

По его лицу было заметно, что он неприятно поражен этим визитом.

— Но почему ты так долго не приходил? — Лизетт говорила с акцентом, который придавал особую пикантность ее речи. Она была так же раздосадована, как и он. — Где ты пропадал?

— Я не у тебя на побегушках, Лизетт. Когда будет время, тогда и приду, черт возьми.

Лизетт надула и без того пухлые губки.

— Чем я не угодила тебе? Неужели ты меня бросаешь? — Ее тон говорил, что она даже мысли о подобном не допускает.

И в этом Николь была с ней согласна.

Видя, что Алекс тянет с ответом, она кокетливо повертелась у него перед глазами, демонстрируя элегантное платье.

— Разве я не красива? — Ее лицо смягчилось. Черные глаза искрились почти детским восторгом.

— Красива, красива, — уже не таким сердитым голосом сказал Алекс. При этой похвале Лизетт просияла, вновь уверившись в силе своих чар.

— Вообще-то, — сказал Алекс, — я собирался повидать тебя на этих днях. — Взяв Лизетт за руку, он повел ее к двери. — Почему бы нам не прогуляться по саду, где мы сможем поговорить с глазу на глаз?

Как только они вышли за порог, Лизетт обвила его руками и поцеловала. Ники успела мельком уловить, какой торжествующий был у нее взгляд и как по-хозяйски она его обнимала.

— Да как он смеет! — Взмахнув желтыми юбками, она повернулась и кинулась к себе в комнату. Она была готова убить обоих. Никогда в жизни не была она в таком бешенстве.

Еще вчера он распинался в своих к ней чувствах. Целовал и ласкал ее, как ни один мужчина до него. Значит, сегодня вечером он отправился к Лизетт! Хорош гусь!

Ярость буквально душила ее. Ники хотелось сбежать по лестнице и вцепиться в блестящие черные волосы этой женщины. Заодно ей хотелось отхлестать по щекам этого красавчика и назвать его, как он того заслуживает, подонком.

Даниэль помогла ей надеть костюм для верховой езды.

— Вы очень рассержены? Да?

— Да, я очень сердита. Как смеет он путаться с этой… этой… девкой? Подумай только, в столовой сидит его бабушка.

Никакой он не джентльмен, одна только видимость, и я сейчас выложу ему это.

Даниэль поймала ее за руку.

— Я думаю, это не очень удачная мысль.

— И почему же, позволь тебя спросить?

— Потому что герцог может подумать, что вы его ревнуете.

— Ревную?.. К этой… этой падшей женщине? — Но, произнося эти слова, она знала, что «высокомерный подонок» именно так и подумает. И что хуже всего, будет прав. Она яростно ревнует его к Лизетт. И оттого еще сильнее бесится.

Быстрыми решительными движениями она натянула мягкие кожаные перчатки, спустилась с лестницы и промаршировала по коридору к выходу для слуг. Оказавшись на свежем воздухе, она несколько раз глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. И отправилась в конюшню.

Сегодня, понравится это Алексу или нет, она покатается на Наполеоне. Главное — держаться подальше от плантации Фортье, и тогда ей ничто не угрожает.

У Патрика хватило благоразумия не спорить с ней. Он никогда еще не видел ее в таком состоянии, но почувствовал ее решимость и в развороте плеч, и в нервных ударах хлыста по сапожкам.

— Будьте осторожны, — предупредил он. — Погода меняется. Может начаться сильная гроза.

— Я скоро вернусь, — сказала она, подумав про себя: «Я буду кататься сколько мне захочется. К черту всех этих мужчин!» Алекс владеет ее контрактом, но не ее душой. Теперь уже она не прислуга, а гостья, которую принимают со всем подобающим уважением. Она будет поступать, как ей вздумается, и пусть Алекс попробует ее остановить!

Подведя Наполеона к высокому камню на конюшенном дворе, она села в свое дамское седло. Наполеон казался спокойнее, чем обычно, и она догадалась почему. Алекс случил его с кобылой. При этой мысли все в ней вскипело. «Ох уж эти мужчины! — Она пришпорила жеребца. — Неужели они только и могут думать, что о случке?»

— Ты видела Ники? — спросил Алекс у Рашели, которая сидела в столовой. Она уже позавтракала, на тарелке у нее оставался лишь кусочек овсяного печенья.

— Она должна была присоединиться ко мне, но Так и не спустилась. Может быть, зачиталась?

«Или, может быть, видела Лизетт?» Уж как ему не хотелось этого! Тихонько выругавшись, он принялся искать Даниэль. Она должна знать, где Ники. Он нашел служанку за домом, где она проветривала стеганые одеяла своей хозяйки перед наступлением холодов.

— Ты видела Ники? — спросил он.

— Да, месье.

— И где же она, черт побери?

— Поехала на лошади. Вы же знаете, как она любит ездить верхом.

— Кто ее сопровождает?

Даниэль пожала плечами. Ветер поигрывал ее черными юбками. Подняв глаза, Алекс увидел, что небо затягивает сплошная серая пелена — предвестие урагана или грозы.

«Какого черта она поехала одна!» — досадовал Алекс, направляясь к конюшне. Не обнаружив ни Наполеона, ни седла Ники, он получил ответ на волновавший его вопрос.

— Она поехала одна?

Патрик, не дрогнув, встретил его суровый взгляд.

— Вы знаете, если она что-нибудь вбила себе в голову, ее не остановишь. Но на вашем месте я не стал бы волноваться. Я предупредил ее, чтобы она следила за погодой.

— И ты думаешь, у нее хватит ума вернуться, не дожидаясь, пока разразится гроза?

Патрик благоразумно воздержался от ответа.

— Какого коня прикажете седлать?

— Пожалуй, Вольтера. Он самый быстрый.

Патрик вывел из стойла большого серого коня и тщательно пригладил его шерсть на спине, прежде чем на него наденут седло. Алекс дождался, пока он это сделает, и положил на спину легкое седло, затянув подпругу.

Он мысленно поклялся, что найдет ее. А когда найдет!..

Едва ли он удержится от того, чтобы не свернуть ее хорошенькую шейку.

Ники скакала галопом по одной из тропинок по краю плантации. Она подгоняла неутомимого Наполеона. Ветер посвежел, тучи на небе сгустились, но Ники не замечала этого. Она не вернется, пока ее гнев окончательно не уляжется. Тогда она, если и встретится с Алексом, сможет владеть собой, Теперь она понимала, как глупо с ее стороны было рассчитывать на что-то серьезное в их отношениях. Она не имеет ни гроша за душой и целиком зависит от Александра. При желании он может продать ее, она для него только обуза, от которой он вполне может освободиться. Конечно, он вряд ли это сделает. Но после того, что она видела в холле, ее уверенность сильно поколебалась.

Вдалеке загрохотал гром. Молнии пока не было видно: должно быть, гроза была еще далеко. Ники остановила Наполеона и спешилась. Она подвела коня к речке, впадавшей в находившееся совсем рядом болото. Ее изумляла собственная ярость. Как можно ревновать такого человека? И зачем только она доверилась ему: большей глупости не придумаешь. Ведь она хорошо знает, каковы они, эти мужчины. От них можно ожидать чего угодно. Она сама это испытала.

Ники сорвала высокий стебель растения. Подняв глаза, она увидела, что к ней приближается всадник. Вначале она не узнала серую лошадь, но сразу же распознала полного мрачной решимости всадника. «Будь он проклят! Будь он проклят, адское отродье!»

Алекс, натянув поводья, остановил коня в тот самый миг, когда упали первые капли дождя.

— Какого черта ты здесь делаешь? Ты обещала не выезжать одна.

— Это вы так решили. А я ничего не обещала.

— Я полагал, что ты поняла, как это опасно.

— Я не ездила в сторону Фортье, — сказала она.

— Это мне безразлично. Я просто не хочу, чтобы ты подвергалась глупому риску. С этого дня ты будешь ездить со мной или с кем-нибудь другим. Или вообще не будешь выезжать.

— Иди к черту!

У Александра потемнели глаза.

— А ну-ка повтори!

— Иди к черту!

Он схватил ее за руки и притянул к себе.

— Ах ты, упрямая ослица! Ты будешь делать то, что я тебе скажу?

— А если нет, что тогда? Запрешь меня в подвале? Будешь морить голодом?

Алекс отпустил ее руки.

— Я не хочу, чтобы с тобой стряслась какая-нибудь беда.

— Какое это имеет значение? У тебя есть Лизетт, с которой ты можешь развлекаться.

— Лизетт? — переспросил Алекс. Он хорошо уловил воинственные нотки в ее голосе. Не ускользнул от него и яростный блеск ее аквамариновых глаз. — Так вот, оказывается, в чем дело, — усмехнулся он. — Ты ревнуешь?

— Ревную? Тебя… к этой образине? Да ты, должно быть, рехнулся.

Алекс обхватил ее талию и прижал к себе, стараясь скрыть мрачную удовлетворенную ухмылку. Он потерся носом у нее за ухом. Ники попробовала оттолкнуть его, но он, крепко удерживая ее, наслаждался ее близостью, теплом ее тела.

— Убирайся прочь! — яростно крикнула она. — Ты так гордишься собой, а на самом деле ты просто-напросто жалкий ловелас.

Ее гнев уже не отпугивал его, а скорее делал более привлекательной.

— Я рад, что ты ревнуешь. Никогда не думал, что в тебе столько огня.

Ники вырвалась. И в следующий же миг изо всех сил хлестнула его по щеке. Звук пощечины напоминал раскат грома.

Алекс улыбнулся и потер щеку.

— Не такой уж слабый удар для маленькой женщины.

— Из… извините. Я не хотела. Но вы так меня разозлили.

Алекс протянул к ней руки, но она отступила, не зная, что у него на уме.

Он усмехнулся, у его рта появились знакомые ей чувственные складки.

— Значит, ты видела нас в холле?

— Да, — тихо сказала она, стараясь не выдавать Свою обиду.

— Я собирался встретиться с ней вечером, чтобы сказать, что между нами все кончено.

« — Что?

— Но она пришла в мой дом раньше. А я сказал ей об этом днем.

— Вы… вы сказали, что не хотите ее больше видеть?

— Верно.

— Потому что питаете ко мне какие-то чувства?

— Да.

— Но вы сказали ей, что она прекрасно выглядит. Вы целовали ее.

— Она и на самом деле выглядела прекрасно. Но поцеловала она меня, а не я ее. Тут есть кое-какая разница. Если позволишь, я буду рад продемонстрировать это тебе.

По его высокомерной улыбке, по довольному выражению лица она видела, что он говорит правду.

— О Алекс!..

Ники бросилась в его объятия и повисла у него на шее. Он нашел своим ртом ее губы, и она почувствовала его мужской запах. Ощутив его язык у себя во рту, она принялась дразнить его своим языком. Это был сладкий поцелуй, которым она хотела сказать, что раскаивается в том, что усомнилась в нем.

— Вы прощаете меня? — спросила она.

— Я готов простить тебе почти все. — Он вновь ее поцеловал, прижимая к себе. Прижимая так, что она почувствовала, как оставляют ее последние силы.

К реальности их возвратили тяжелые капли. Пошел дождь, который быстро намочил их одежду.

— Нам предстоит путь домой, — с ласковой улыбкой сказала она. — Пора трогаться…

— Мы не поедем домой. Все равно не успеем добраться туда. Гроза, кажется, будет сильнее, чем я думал. Тут есть небольшой охотничий домик. Там мы и укроемся.

— Хорошо. — Она позволила отвести себя к лошадям. К этому времени дождь уже лил ровно и безостановочно. Алекс помог ей взобраться на Наполеона, сам вскочил на Вольтера, и они поскакали вдоль плантации.

Тростник покачивался, напоминая волнующееся темно-зеленое море. Рабочие давно уже укрылись кто где мог. Кипарисы с противоположной стороны дороги, за которыми начиналось болото, поскрипывали и постанывали. Под напором дождевого потока ломались пересохшие сучья. Кружась, опадали листья с деревьев.

— Ветер предвещает ураган, — крикнул Алекс. — Мы должны спрятаться, пока он окончательно не разбушевался. — Он погнал своего коня быстрее, и Ники последовала за ним.

Ослепительная молния расколола небо, и как из ведра хлынул ливень. Они доехали до раскисшей боковой дорожки, которая вела в болото. Над головой у них зашелестели ветви, и Ники все больше охватывала тревога. Но тут она вдруг заметила трубу над двухэтажным бревенчатым домом.

Алекс соскочил с лошади и помог девушке войти под навес крыльца. Ее костюм для верховой езды весь намок и был обрызган грязью. Медные волосы намокли, заколки растерялись.

Алекс повернул ручку двери и распахнул ее.

— Заходи. Я позабочусь о лошадях и приду.

Ники кивнула. Алекс повел лошадей в загон с навесом.

Ники закрыла за ним дверь и стала оглядывать дом.

В комнате с довольно высоким потолком стоял большой камин из необожженного кирпича. Наверх вела деревянная лестница. Почти вся мебель, включая кожаный диван перед камином, была грубо сколочена по большей части из кипарисовых бревен. Деревянные полы были устланы плетеными циновками.

На окнах висели полотняные белые занавески. Все это выглядело оригинально, хотя и не слишком элегантно.

Дверь открылась, снаружи донеслось шуршание листвы, и вошел Алекс. Только тут Ники заметила, что он так же промок, как и она.

— Наверное, мне надо было вернуться пораньше, — проговорила она виноватым голосом.

Алекс делал вид, что хмурится, но на его губах играла улыбка.

— Да, наверное, тебе следовало вернуться пораньше.

Мимо окна пролетела ветка, обломанная ветром. Ники вздрогнула. Алекс в два больших шага оказался возле нее.

— Обычно в эту пору камины не затапливают. Но я думаю, что на этот раз нам придется сделать исключение.

Когда он принялся укладывать дрова на решетку, Николь вновь осмотрелась и спросила:

— Тут кто-нибудь живет?

— Нет. Мы использовали этот домик как охотничий. Большей частью мы охотимся на оленей, иногда на медведей. Некоторым нравится ходить на енотов. За домиком присматривает Нора Джеймс, жена надсмотрщика. — Растопив камин, он вернулся к ней. — Пожалуй, нам надо раздеться.

Ники заколебалась.

— Мы здесь одни, Алекс. Как же я могу раздеться? Это неприлично.

Алекс снисходительно улыбнулся.

— А прилично подцепить воспаление легких?

По деревянной лестнице он поднялся наверх и принес оттуда два мягких шерстяных пледа.

— Можешь завернуться в один из них. — Вручив ей плед, он повернул ее, чтобы расстегнуть пуговицы на спине.

Она не решилась спорить, ибо боялась заболеть. — Мы высушим все перед огнем, — сказал он, снимая с нее мокрый лиф.

— Алекс, — возмутилась Ники, отодвигаясь. — Что вы делаете?

— Исполняю обязанности твоей служанки, — усмехнулся он. — Стой, пожалуйста, спокойно.

Ники с пылающими щеками повиновалась.

Алекс помог ей снять юбки, затем расшнуровал корсет, оставив ее в рубашке и панталончиках, которые тоже промокли и стали почти прозрачными. Она взглянула на Алекса, и сразу поняла, что он не сводит глаз с ее грудей, которые проступали сквозь намокшую ткань как два бутона.

Глядя на выражение его лица, потемневшие от желания глаза, Ники почувствовала, что задыхается. Она стояла словно зачарованная, а его взгляд тем временем скользил по ее телу, на миг задержался на тонкой талии, затем обежал крутые изгибы бедер. Окончательно его взгляд остановился на темно-рыжем треугольнике между ними.

— Хороша, — тихо шепнул он?

Дрожащими пальцами Ники завернулась в плед. Сердце у нее, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.

Алекс только улыбнулся. Он думал о том, что она выглядит совсем невинной. Но в каком-то смысле она и остается невинной. Из того, с каким ядом она говорила о прошлом, можно было заключить, что те мужчины, в чьих руках она побывала, взяли свое, даже не подумав о ней.

Сегодня ночью все это изменится.

Сегодня ночью он сможет подарить ей бесчисленные радости И удовольствия любви. Он уже представлял себе, как это будет?

Обстоятельства сложились так удачно, как он и не мечтал.

Глава 10

Кутаясь в плед, Ники смотрела, как Алекс расстегивает манжеты на рукавах, ворот рубашки, как снимает ее.

Мокрые бриджи плотно облегали его мускулистые ноги, обтягивали тугие круглые ягодицы. Увидев, с какой решительностью его напрягшееся естество рвется, наружу, она жадно глотнула воздух.

Раскрасневшись от смущения, она повернулась к камину, успев, однако, уловить веселый смешок. Она слышала, как грохнулись на пол высокие сапоги, затем зашуршала спадающая материя. Ей вдруг пришло в голову, что у него хватит наглости снять с себя всю одежду.

— Сними с себя все, — велел он, и она поняла, что сам он уже полностью разделся.

— Ни за что на свете.

— Нужно ли мне напоминать, что я вдвое больше тебя? — сказал он сзади.

— Нет. И я еще не забыла ваши тиранические замашки.

Когда Алекс вновь засмеялся, Ники повернулась лицом к нему.

— Все это доставляет вам удовольствие?..

Он стоял всего в нескольких дюймах от нее. Плед небрежно повязан вокруг бедер, мускулистые руки сложены на широкой груди. По обеим сторонам рта резко обозначились складки.

— Конечно.

Она даже отдаленно не могла себе представить, как будет выглядеть полуобнаженный Александр дю Вильер, стоя перед пылающим камином. Его волосы казались скорее золотистыми, чем каштановыми, и в глазах играли золотистые отблески огня.

Поросшая курчавыми волосами грудь казалась такой литой и загорелой, что хотелось к ней притронуться.

— Ну, — сказал он, прерывая волнующие ее мысли, — я жду.

Ники хотела было запротестовать, но возражение застряло у нее в горле. Она знала, что спор кончится не в ее пользу.

Мысль о том, что он может силой сорвать с нее остатки одежды, пугала, в то же время по всем ее жилам заструилось тепло.

— Отвернитесь.

— А если я обещаю закрыть глаза?

— Это не смешно. Отвернитесь.

Алекс отвернулся от нее подчеркнуто театральным движением. Николь торопливо сдернула с себя последние мокрые принадлежности туалета и перебросила их через его широкое голое плечо.

Он даже не шевельнулся.

— Так-то лучше.

Подойдя к камину, Александр оттащил в сторону два высоких стула и положил между ними метлу с длинной ручкой.

На эту метлу он и повесил их мокрую одежду. Затем опустился на диван, где она сидела, подтянув к себе колени.

Опытной рукой Алекс вытащил заколки из ее волос, и мокрые завитки тяжелой массой упали ей на спину. Он разделил их на отдельные шелковистые пряди.

— Всегда мечтал об этом.

С довольным видом он намотал один завиток на свою руку, и даже от этого легкого движения на его руке заиграли мускулы.

Ники отодвинулась от него как можно дальше.

— Я думаю, что и вам следует отодвинуться от меня подальше.

Он улыбнулся.

— Ну уж нет.

Пододвинувшись к Ники, Алекс обвил ее рукой и прижал к себе. Его губы, прильнув к ее губам, заглушили ее протесты.

Ники уперлась ладонями ему в грудь, намереваясь оттолкнуть, но притронуться к его курчавой груди было так приятно, что она забыла о своем намерении.

Алекс раздвинул ее губы и проник внутрь своим языком.

Ники тихо всхлипнула. Алекс сжал ее крепче. Его теплое мужское дыхание, казалось, разливалось по всему ее телу.

Целуя и лаская ее, Алекс старался, чтобы она расслабилась. Он точно уловил момент, когда настороженность Ники стала проходить и она начала сдаваться. И все же он не торопился. Не хотел принуждать ее… Алекс ждал, чтобы она отозвалась на его чувство. Хотел, чтобы она льнула к нему, объятая страстью, ласково звала по имени…

Через плед он чувствовал, как бьется ее сердце, как учащенно она дышит. Сунув одну руку под плед, он обхватил ладонью ее грудь, Ники отодвинулась.

— Алекс, — прошептала она в замешательстве.

— Все в порядке, дорогая.

Его рука стала ласкать ее грудь, обхватывая, приподнимая, играя соском, пока он не затвердел, на этот раз уже не от холода, а от его прикосновений. Она тихо застонала. Никогда в жизни не испытывала она ничего подобного. Даже в сладчайших мечтах.

Губы Алекса скользнули от ее рта к щеке, затем к уху, обжигая огненными прикосновениями… Она не могла — и даже не хотела — вернуть себе обычное благоразумие. Ее руки, как бы сами по себе, отдельно от нее, стали ласкать его мускулистую грудь и плечи.

Алекс уложил ее на диван и расправил плед. Его потемневшие глаза горели неутоленной страстью.

— Алекс, — повторила она, зная, что должна остановить его, хотя бы против своего желания.

— Обещаю, что не причиню тебе боли.

Алекс никогда не причинял ей боли. Никогда. Хотя и имел на это все права. Что бы ни происходило, с Алексом она всегда была в безопасности. Она почувствовала, что теряет остатки самообладания. Когда его губы заскользили вдоль ее плеч, к груди, задержавшись на соске, Ники с невольной нежностью прошептала его имя.

— Алекс… пожалуйста…

Казалось, именно этого слова он и ждал. Его рука спустилась ниже, раздвинула ее ноги, лаская… На какой-то миг она напряглась, но чувство, которое она испытывала, было таким невероятно волнующим и таинственным, что она расслабилась и уступила его ласкам.

— Так-то лучше, дорогая. Я сам обо всем позабочусь. — Его палец проскользнул через рыжие колечки и углубился внутрь.

Ее охватило чувственное волнение. Инстинктивно она вся изогнулась. Почему она такая мокрая? Эта мысль тут же растворилась в неизъяснимо сладком возбуждении. Его палец легко двигался вниз и вверх, задавая ритм, который заставлял ее извиваться и стонать.

— Пожалуйста, Алекс… — взмолилась она.

Он лег на нее. Ей ничего не оставалось, кроме как довериться ему.

На миг она вспомнила Лорну и бесчинства тюремщиков.

Затем все заслонило лицо Алекса. Человека, которому она доверяла больше всех на свете. Человека, которого впервые в своей жизни полюбила.

Это было, казалось бы, странное ив то же время естественное время для постижения правды. Есть у женщины дар, который она может поднести лишь одному человеку.

Алекс вдруг остановился, что-то мешало ему проникнуть глубже. Новая попытка привела к тому же результату.

— Все в порядке, Алекс, — сказала Ники. — Я не боюсь.

И вдруг его осенило. Это было неожиданно, как гром с ясного неба. Задержанный выдох шумно вырвался наружу.

— Господи, да ты девственница!

Она была явно смущена.

— А вы что думали?

— Но ведь тебя избивали. Потом эти тюремщики…

Алекс был в такой растерянности, что Ники решила подтолкнуть его. Она крепко прижалась к нему всем телом, вынуждая проникнуть глубже. Ее попытка удалась, и Ники с трудом удержалась от вскрика.

— Вот черт. — Хотя Алекс и получил доступ внутрь, он слегка отодвинулся. — Худшее уже позади, — наконец произнес он, как бы оправдываясь и надеясь, что боль не так уж сильна. — Больно только в первый раз.

Ники храбро улыбнулась и понимающе кивнула. Даже это легкое движение воспламенило его. Он хотел доставить ей такое удовольствие, о котором она никогда и не мечтала. Теперь он уже не был уверен, что сможет долго ждать. Стараясь успокоить ее поцелуями, он стал постепенно входить в нее.

Сначала Ники вся напряглась, но с каждым мгновением боль затихала. Язык Алекса как бы подразнивал ее язык, его руки гладили ее груди, стараясь, чтобы она забыла о перенесенной боли. Сама не сознавая, что делает, она поднимала бедра в такт медленным проникновениям Алекса… Его движения стали быстрее, глубже…

И вдруг что-то странное, непонятное произошло с ней: огромный огненный шар взорвался в ней мириадами солнц, заполняя вселенную.

И в этот момент она услышала, как Алекс выкрикнул ее имя…

Какое-то время Алекс лежал неподвижно. Его дыхание постепенно успокоилось, но он не отодвинулся. Наконец, чуть приподнявшись на локтях, он взглянул ей в лицо.

— С тобой все в порядке?

— Да.

— Почему ты мне не сказала?

— Я думала, что ты знаешь. — После всего случившегося было так естественно перейти на ты.

Отказался бы он от нее, если бы знал правду? Или все равно поступил так же? У него были десятки женщин в разных городах и странах. Но никогда он не хотел ни одну так сильно, как эту. В ней было что-то совершенно особенное — он сразу почувствовал. Рано или поздно он все равно овладел бы ею.

Это неизбежность… К тому же, продолжал рассуждать он, она все равно принадлежит ему. Он выложил за нее немалые деньги. Да она и сама желала его. В конце концов положение складывается для них наиболее удачным образом.

— Ты недоволен? — спросила Ники.

Недоволен? С какой стати? То, как она ему отдалась, вызывало в нем неизъяснимую нежность. Почти все женщины, которых он знал, спали с ним ради своего удовольствия, ради денег или какого-нибудь подарка. Пожалуй, только одна Ники подарила ему себя.

— Недоволен? Я очень счастлив, — сказал он, и Ники улыбнулась. Ее застенчивая улыбка необычайно тронула его.

— Я была уверена, что мне понравится.

Алекс улыбнулся.

— И тебе в самом деле понравилось?

— Это было чудесно. Если забыть о том, что сначала было больно.

— Об этом ты забудешь. — Он заметил, что одной рукой она играет со складками одеяла, а другой быстро рисует что-то вроде маленьких кружков на его плече.

— Нервничаешь?

— Нет. Я так делаю, когда какое-нибудь место чуть-чуть зудит, а почесать его трудно.

Алекс приглушенно рассмеялся.

— Мне кажется, я знаю, что делать.

Взяв ее за подбородок, он нагнулся и поцеловал ее. Еще не разгадав его намерения, она почувствовала его нарастающую жгучую страсть. В следующий миг он скользнул внутрь ее, переполняя невыразимым Наслаждением. Она стала целовать его, проникнув языком в его рот.

Ее руки исследовали его тело, все, вплоть до чуть заметных жилок Она коснулась его плотного, медного цвета соска, провела вокруг него пальцем. Алекс застонал…

— Продолжай, продолжай, — шепнул он, — и я смогу избавить тебя от этого легкого зуда.

Ники не совсем понимала, что он хочет сказать, но заметила, что он стал двигаться медленнее и размереннее, усиливая то томление, которое она испытывала внизу живота. Алекс обхватил губами ее затвердевший сосок и стал играть с ним языком.

Бедра Алекса поднимались и опускались в чувственном ритме. Он ускорял его, и проникновения его плоти становились все глубже и чаще, она ощущала их не как отдельные движения, а как сплошные накаты чувственных волн, которые захлестывали ее с головой.

Она вплела пальцы в его волосы, выгнула спину и застонала Алекс тут же заглушил этот стон поцелуем, его язык двигался в том же волнующем ритме, что и его тело.

Ей казалось, будто между бедрами полыхает жаркое пламя, которое вот-вот поглотит всю ее целиком Тело напряглось, изогнулось, переполненное страстью. Кажется, она произнесла его имя но, может, это ей только показалось?.. Наслаждение кружило ее в своем водовороте с такой силой, что все плыло перед глазами. Она всецело отдалась необыкновенно сладостным ощущениям…

Он откатился в сторону, увлекая ее за собой, и его тело полностью расслабилось. Только тут она поняла, что ее лицо в слезах.

Алекс коснулся ее подбородка.

— Я не причинил тебе боли?

Ники улыбнулась.

— Нет. Я никогда еще не испытывала ничего подобного.

Мне казалось, будто ты проник в самую глубину моей души.

Алекс понимал, что она хочет сказать. Его тоже еще никогда не захватывало столь сильное чувство. В его мужском опыте не было ничего похожего. Ни с одной женщиной не испытывал он чего-либо подобного. То, что она может волновать и трогать его как ни одна другая, обеспокоило его.

— Так не всегда бывает, — сказал он, давая понять, что в этой их близости было что-то особенное, хотя не зная, почему это так важно. — Я хочу сказать, с кем-то другим это могло быть по-иному.

— Я не хотела бы испытать это ни с кем другим.

Он и сам не знал, почему эти слова означают для него так много. Он посмотрел на камин. Там уже остались одни головешки. Все еще буйствовал ветер, но гроза ушла куда-то в сторону, изредка освещая небо всполохами.

— Мы можем постелить тюфяк на полу или подняться наверх. К сожалению, кровати наверху не шире дивана.

— Останемся возле камина. — Она не хотела расставаться с ним и на секунду. Только быть рядом и смотреть, как он будет засыпать.

— Хорошо. — Поцеловав ее, он поднялся наверх.

Через несколько минут он вернулся со старым голубым ватным одеялом для нее, прихватив и еще несколько для того, чтобы приготовить для них ложе на полу. Несколько минут без него показались ей целой вечностью.

— Не шевелись, — сказал Алекс, отодвигаясь от того места, где она сидела, сложив ноги по-турецки. — Я хочу посмотреть на тебя.

При этих словах ее соски отвердели. Она смело выпрямилась, позволяя ему любоваться собой и удивляясь, что не испытывает при этом никакого смущения.

— Даже если бы мне пришлось ждать три года, — сказал он, — ты была бы достойна этого ожидания, — Его низкий голос звучал необыкновенно приятно. И в мерцании огня его глаза оставались темными.

До чего красив, подумала Ники, но не сказала этого вслух.

Алекс не понял бы ее восторга. Как может человек такого могучего сложения, человек, который испепеляет врагов одним грозным взглядом, представить, что он не только мужествен, но и красив?

— Господи Боже, — сказал он, — я снова хочу тебя, — и уложил ее на, одеяла. — Но если ты не хочешь… — Он заботливо посмотрел на нее.

— Я тоже хочу.

Он поцеловал ее с необычайной страстностью. Через несколько минут она уже вся пылала желанием, и Алекс глубоко погрузился в нее.

В ту ночь, самую незабываемую в жизни Ники, они еще не раз занимались любовью.

Когда она проснулась, вся комната была залита солнечным светом. Алекс нагревал воду для ванны.

— Похоже, я теперь постоянно замещаю Даниэль, — сказал он с улыбкой, когда она шагнула в дымящуюся паром медную ванну.

— Меня это вполне устраивает.

Николь искупалась, вымыла волосы, затем заплела их в косу и закинула за спину. Алекс тоже принял ванну, но у него не было с собой бритвы, чтобы побриться. Она подумала, что небольшая, отросшая за ночь щетина делает его еще более красивым.

Он застегнул сзади пуговицы ее платья, затем поцеловал, разбудив этим поцелуем свою задремавшую было страсть. Когда Алекс сделал шаг назад, она заметила, как оттопырились его бриджи. Покраснев, она отвернулась.

Алекс тихо рассмеялся.

— Я не могу насытиться тобой. Если бы я не опасался, что бабушка отправит на наши поиски половину всех работников, я бы остался здесь и занимался с тобой любовью еще две недели.

Упоминание о Рашели пробудило впервые за эти два дня проблески благоразумия в душе Николь.

— И что же ты ей скажешь?

— Правду. — Заметив испуганное выражение на лице Ники, Алекс добавил:

— Почти всю правду. Скажу, что мы попали в грозу и вынуждены были укрыться в охотничьем домике.

— Поскольку моя репутация безнадежно испорчена, терять мне нечего, я полагаю, что это не имеет особого значения — Ты, кажется, забыла, маленький бесенок, кто вскочил на коня и ускакал перед самой грозой?

Она улыбнулась.

— А когда ты скажешь Клариссе?..

— Ну, ей-то не обязательно знать. А если до нее все же дойдет слух, я повторю ей то же самое.

— О нас?

Алекс снисходительно улыбнулся.

— Насколько мне известно, Клариссу отнюдь не привлекает супружеское ложе как таковое, тем не менее ее терпимость отнюдь не безгранична.

Ники, вздрогнув, почувствовала беспокойство.

— Но ведь рано или поздно она узнает. Наверное, разумнее всего сказать ей прямо сейчас.

Алекс ничего не ответил, взвешивая в уме ее слова. Улыбка исчезла с его лица, чувствовалось, что он колеблется и даже насторожен.

— И что же я, по-твоему, должен ей сказать?

Ники нервно сглотнула. Почему он так все усложняет?

— Скажи ей о своих чувствах ко мне.

Алекс почувствовал, что его начинает душить страх. Он помолился, чтобы его опасения оказались ошибочными. Подойдя ближе, он взял ее руки в свои и заметил, какими холодными они стали.

— Клариссе незачем знать о нас: пока мы будем соблюдать осторожность, с ее стороны не будет никаких неприятностей.

Ники облизнула губы. Они так пересохли, что она едва могла говорить.

— Так ты по-прежнему собираешься жениться на ней?

Алекс молчал.

— Скажи же, Алекс… Скажи, что не женишься на ней.

Алекс помрачнел. Крепче сжал ее руки и притянул ближе.

— Я думал, ты все поняла. Мы уже говорили об этом.

Мужчина женится ради тех выгод, которые приносит ему заключаемый союз. Ради каких-то благ для своей семьи. Кларисса ничего для меня не значит. И никогда не значила.

Ники помотала головой, не в силах осмыслить его слова.

Внутри у нее образовался тугой узел, горло тоже сдавило.

— О Боже, — шепнула она, стараясь вырваться из его рук.

Алекс взглянул на ее бледное лицо и проговорил как можно спокойнее:

— Послушай, дорогая. Кларисса ничего для меня не значит. Решительно ничего.

Николь наконец вырвалась. Она с трудом удерживалась на ногах. Все плыло у нее перед глазами. В комнате вдруг стало душно, невыносимо жарко.

— Ничего не значит? Ничего не значит? И эта женщина будет твоей женой? Если она ничего не значит, то что значу я?

Меньше, чем ничего. Я не гожусь даже чистить тебе ботинки.

Она кинулась к двери, но Алекс догнал ее в два шага и крепко обхватил за талию.

— Прекрати. Дело обстоит совсем не так, и ты это знаешь.

— Не так? — По ее щекам покатились слезы, и она даже не стала их вытирать. — Тебе надоела Лизетт. Вот ты и решил заманить еще кого-нибудь в свою постель. Как я могла быть такой дурой?

— Это не имеет отношения ни к Лизетт, ни к кому-нибудь другому. То, что произошло между нами, произошло по нашему обоюдному желанию. Это было чудесно. Ты сама так сказала.

— Сказала, потому что думала, что ты меня любишь.

— А я и люблю.

Ники покачала головой.

— Отпусти меня. — Она попыталась скинуть его руку с талии.

— Не отпущу, пока ты не поймешь.

— Я никогда этого не пойму, Алекс. Никогда. — Оттолкнув его с такой силой, что он вынужден был ее отпустить, она кинулась к двери. Слезы катились градом, ослепляя ее. Снаружи было грязно, тропинка, по которой она бежала, была устлана упавшими во время грозы ветками. Она не знала, куда направляется. Ей было все равно. Она только знала, что должна убежать от Алекса, от чудовищной боли, которая терзала ее душу.

Ветки цеплялись за ее юбки, царапали ей щеки, но она продолжала бежать. Только слышала сзади голос Алекса, умолявшего ее остановиться. Перед ней было болото. Стволы деревьев поросли призрачным серым мхом. Под ногами хлюпала вода, темная и угрожающая. Ветер, казалось, нашептывал ее имя.

Она поняла, что это не ветер, а Алекс, всего за несколько минут до того, как он схватил ее. Они упали на кучу листьев и сучков. Он оказался сверху.

Безудержно рыдая, она отталкивала его, колотила по его груди, царапалась.

— Оставь меня!

Алекс держал ее за руки, стараясь унять ее дрожь и в то же время боясь причинить ей боль».

Когда ее силы иссякли, он поднял Ее на руки.

— Я-то думала, что ты любишь меня, — рыдала она. — Как я могла так ошибаться?

Алекс закрыл глаза. У него было чувство, будто вся его грудь налилась свинцом, он с трудом мог дышать. Он знал, что она будет возражать против того, чтобы быть его любовницей.

По крайней мере сначала. Но оказывается, она ожидает, что он женится на ней?! Такое ему и в голову не приходило. Он баюкал ее как маленького ребенка.

— Я думал, ты поняла, — повторял он. — Я никогда не хотел ранить тебя.

Но она рыдала все сильнее. Ее тело сотрясалось от рыданий. Ему было невыносимо сознавать, что именно он виновник этих слез.

— Я думала, что ты человек чести. Думала, что тебе можно доверять.

Ее слова ранили его как удары шпаги. Человек чести. Таким она его считала. Но уже не считает.

— Ну пожалуйста, дорогая!

Почему ее мнение имеет такое для него значение? Ведь она, черт возьми, его служанка. К тому же воровка Он стиснул зубы.

Нет, это ложь. Она леди. Его леди.

— Я не могу видеть, как ты убиваешься. — Он не в силах был вынести муку, которая слышалась в каждом ее слове, не в силах был думать о причиненном им горе. — Попробуй меня понять.

Услышав сострадание в его голосе, она подняла глаза. Глаза Алекса были пусты, лицо походило на маску отчаяния.

— Это ты не понимаешь.

Ее захлестнула новая волна боли. Ники закрыла глаза, но гнев уже исчез, оставив после себя чувство одиночества и опустошенность.

— Не важно, — шепнула она. — Глупо было надеяться, что тебе может быть нужна такая женщина, как я.

— Но ты мне нужна, черт возьми, — хрипло сказал он. — Я все еще хочу тебя.

— Как и другие, — тихо сказала она. — Они тоже меня хотели.

Алекс схватил ее за руку.

— Не так, как другие. Ты должна мне поверить.

— Почему?

— Потому что это правда.

Она горько рассмеялась.

— Правда? — повторила она. — Правда для меня меняется что ни день. Вместе с каждым моим новым хозяином.

Твоя правда мало чем отличается от правды Фортье.

У Алекса сжалось сердце.» Он не находил слов в свою защиту.

— Ники смахнула слезы ладонью.

— Я думаю, нам пора уже вернуться, — сказала она со спокойствием, которое еще больнее ранило его. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь беспокоился о нас.

— Ники, пожалуйста. Я хочу тебе объяснить…

Она поднялась и стала счищать грязь, ветки, выбирать листья из своих медных волос.

— В этом нет необходимости, месье. Я все скверно поняла. — И повернувшись к нему спиной, она направилась к охотничьему домику.

Алекс даже не пытался ее остановить. На душе у него было скверно и гадко.

И одна-единственная мысль преобладала над всеми другими: «Что я натворил, Господи!»

Глава 11

Николь ждала в домике, пока Алекс оседлает лошадей.

Она была бледна, в лице ни кровинки, руки дрожали, но плакать перестала.

Все, что они пережили с Алексом на своем ложе из одеял у камина, навсегда закончено. Воспоминание об этом останется запертым в ее сердце до тех пор, пока она не сможет воскрешать его без слез. Она законтрактованная служанка, а по сути дела, рабыня. Хотя ему и удалось соблазнить ее своей притворной заботой, дорогими нарядами и светским обхождением, она напрасно поверила, будто Александр дю Вильер, герцог де Бризон, может ее полюбить.

Что сказал бы ее отец, узнай он обо всем случившемся?

Скорее всего он был бы разочарован в ней. Но представив себе его реакцию, она подумала о наивности и простодушии отца. Да, его могли одурачить так же легко, как и ее, яблоко от яблони…

«Ты же носишь имя Сен-Клеров, — сказал бы он. — Тебе есть чем гордиться».

«О, папа, ты наделил меня такой гордыней! Это тяжелое бремя. Чересчур тяжелое». — Она отнюдь не была уверена, что сможет долго его нести.

Они возвратились домой в полном молчании. Ники была рада, что у нее есть время, чтобы запрятать как можно глубже свои чувства. Ведь она уже не раз это делала. Училась владеть собой, молча сносить все удары судьбы.

В дверях их встретила бабушка.

— Слава Богу, оба живы и невредимы.

— Гроза была ужасная, — сказала Ники, силясь улыбнуться. Улыбка была как бы приклеена к ее лицу и все же могла сойти за искреннюю. — Мне повезло: Александр вовремя пришел на помощь.

Алекс промолчал.

Ники спешилась, прежде чем Алекс успел предложить ей свою руку. Она не хотела, чтобы он дотрагивался до нее, потому что боялась потерять самообладание.

— Вы оба выглядите усталыми, — сказала Рашель, беря Николь под руку. — Вам нужно хорошенько отдохнуть и поесть.

— Я должен позаботиться о лошадях, — сказал Алекс.

Даже не взглянув на Николь, о» взял поводья и повел лошадей к конюшне.

Войдя в дом, Ники пожаловалась на головную боль. И это не было ложью.

— Мне надо немножко отдохнуть, — сказала она.

— Я велю приготовить тебе ванну. — Рашель участливо взглянула на нее. — Я уверена, что ты почувствуешь себя лучше, если поспишь.

Ники кивнула. Наверху Даниэль помогла ей раздеться и ушла. Только тогда она заметила на своем теле легкие кровоподтеки — следы поцелуев и страсти Алекса, эти маленькие клейма, которые невозможно стереть. Во всяком случае, в самые ближайшие дни.

Она резко рассмеялась. Алекс заклеймил не только ее тело, но и сердце, и едва ли не прочнее, чем если бы сделал это раскаленным железом.

Приняв ванну, она легла и тут же уснула долгим беспокойным сном. Она не спустилась к ужину, и бабушка проявила полное понимание: ведь Ники пришлось пережить такую ужасную бурю.

Так оно и было. Она испытывала бурю чувств, страстей, в ней бушевала любовь к человеку, для которого она ничего не значила.

К утру Ники почувствовала себя лучше. Но как только она открыла резную дверь платяного шкафа, ей тут же стало хуже.

До сих пор она принимала даримые ей платья как свидетельства доброго к ней отношения, знаки дружбы, издавна существовавшей между их семьями.

Когда она оглядела свой гардероб, ее вдруг обожгла мысль:

«Да ведь я же куплена. Как и Лизетт».

Она почувствовала во рту горечь: неужели он замышлял это с самого начала? Просто задарить ее элегантными платьями, усыпить ее бдительность ласковыми словами, и все только для того, чтобы заманить к себе в постель? Но ведь ее не .соблазнишь тряпками и льстивыми словами. Она не Лизетт, и чем скорее Алекс это поймет, тем лучше!

Выбрав самое скромное муслиновое платье, Ники спустилась вниз, надеясь найти Алекса. Она хотела раз и навсегда покончить с этим. Она собиралась сказать, что вчерашнее никогда не повторится. Но больше всего она жаждала знать, как он поступит с ней, когда узнает, что отныне она не намерена покоряться его воле.

В вестибюле Фредерик сказал ей, что Алекс уже уехал.

Этого, впрочем, и следовало ожидать. Тяжело вздохнув, она направилась в столовую и тут же наткнулась на Клариссу.

— Доброе утро, — сказала Ники, невольно расправляя плечи и поднимая подбородок.

— Как себя чувствуете? — спросила Кларисса. — Лучше?

— Гораздо лучше, спасибо.

Ники внимательно присмотрелась к Клариссе, ища каких-либо признаков осведомленности и осуждения, но ей так и не удалось ничего заметить.

— Вы не могли бы мне помочь? — вдруг попросила Кларисса. — До бала остается всего две недели, а у меня на руках. список неоконченных дел длиной в ярд.

— Только скажите мне, что еще надо сделать.

Они прошли в гостиную, и Кларисса разложила на столе свои списки. Николь было поручено проследить за работой слуг. «Как раз подходящее задание для меня», — подумала она с горькой усмешкой.

К концу недели все подробности были уточнены. Алекс уехал куда-то по делам. Вернуться он должен был лишь к самому балу.

Накануне прибыло бальное платье Николь. По настоянию бабушки оно было заказано еще несколько недель назад.

— Примерь его, — ласково велела герцогиня. Она широко улыбалась, довольно глядя на отделанное золотом белое кисейное платье. Лиф был с низким вырезом, широкая юбка украшена воланами, из-под нее выглядывала золотая парча нижней юбки. Изумительный наряд. Но ей было неприятно его надевать.

— Красивое платье, — сказала она Рашели, которая сидела в кресле-качалке, покачиваясь перед окном, куда заглядывало солнце.

— А на тебе оно смотрится еще красивее, — сказала Рашель.

Ники попыталась улыбнуться, но у нее задрожала нижняя губа.

— Все равно все будут знать о моем прошлом, — тихо сказала она.

— Конечно, слуги будут болтать. Будут знать, но это не имеет значения. Ты принадлежишь к семье Сен-Клеров и находишься под нашим покровительством. Это они тоже будут знать.

Повинуясь безотчетному импульсу, Ники притронулась к руке старой дамы.

— Я хотела бы вас кое о чем попросить. Но сначала я хочу, чтобы вы знали, как я вам признательна за все, что вы сделали для меня.

Рашель нетерпеливо махнула рукой.

— Я не сделала ничего особенного. Чего ты хочешь?

— Когда вы уезжаете из Бель-Шен?

— Раньше, чем думала. Сегодня утром мне сообщили, что одна моя подруга заболела. Болезнь не смертельная, но тяжелая. Через неделю я возвращаюсь во Францию.

— Возьмите меня с собой.

Рашель сдвинула седые брови. Похоже было, что это предложение не вызывает у нее никаких возражений. Она продолжала спокойно покачиваться, в то время как Ники, затаив дыхание, ждала ответа.

— Мне кажется, это хорошая мысль. Не знаю, почему она не пришла мне самой в голову.

— О, бабушка! — Николь обняла ее худенькие плечи с такой силой, что даже испугалась, как бы ее хрупкие косточки не треснули. — Вы не пожалеете. Я могу и готова для вас сделать все что угодно. Все что угодно!..

— Замолчи. Ты говоришь вздор. Ты поедешь со мной, и я введу тебя в высший свет. Там-то никто не будет знать твоего прошлого. Уж мы постараемся, чтобы так оно и было.

Найдем тебе хорошего мужа.

При этих словах улыбка Ники сразу поникла, но не стала возражать. Всему свое время. Вначале она должна уехать как можно дальше от Бель-Шен, от Александра дю Вильера и стать наконец свободной.

Алекс стоял, облокотясь на поручень «Саратоги», маленького юркого суденышка, которое развозило пассажиров по прибрежным городам. Он возвращался из Мобила, куда ездил во второй раз за последние несколько месяцев. Но в отличие от первой поездки, сугубо деловой, эта была абсолютно личной.

Он ездил, чтобы заручиться поддержкой своего друга Байрама (он же Рам) Сита. Рам работал на пристани, пока не зажила его раненая нога. Он хотел завербоваться на какое-нибудь судно.

— Приятно опять оказаться в море. Хотя бы на несколько дней, — сказал он, проводя рукой по голой, чисто выбритой голове. Турок стоял, чуть расставив ноги, сцепив мускулистые руки за спиной. Роста он был не слишком высокого, но зато необыкновенно мощно сложен.

— Стало быть, ты можешь побыть недолго во Французском квартале?

Рам захохотал, шевеля своими свисающими черными усами.

— Я не прочь побездельничать какое-то время.

Странно, что турок так легко согласился поехать с ним в Новый Орлеан. Видимо, заметил, что в глазах Алекса затаилось отчаяние.

— Но может быть, тебе следует открыть этой девушке всю правду? — заметил Рам.

Алекс устало вздохнул.

— У нее и так хватает поводов для волнений. Я надеюсь, она никогда ничего не узнает.

Рам кивнул. Они молча стояли у поручня, погруженные в свои мысли.

— Пожалуй, я спущусь вниз, — наконец сказал Рам, — поиграю в картишки.

Проводив взглядом друга, нырнувшего в открытый люк, Алекс задумчиво уставился вдаль. В воде отражался лишь узкий серп луны, над головой трепетали паруса. На дальнем берегу мерцали манящие точки желтого света. Смутные очертания берега напомнили ему о домашнем очаге, он задумался о Николь «А я думала, что ты любишь меня. Как я могла так ошибаться?» — Ее слова мучительно отзывались в его душе. Ники юна, наивна и простодушна. Потому и верит в любовь. Неужели именно ему суждено погубить ее девичьи мечты?

Алекс редко сомневался в себе или своих поступках, но на этот раз горько раскаивался в том, что сделал. Ему следовало откровенно предупредить ее о своих намерениях. Николь по-своему умна Она сумела бы понять, что он поступает вполне разумно. Когда она успокоится, он вновь поговорит с ней, постарается ее убедить.

И все же что разумного в том, чтобы лишить девушку девственности? Уговорить ее доверять ему, а затем разрушить это доверие?

Защищаясь от холодного ветра, Алекс поднял воротник.

Он не должен думать о Николь, должен заботиться о своей семье. Без помощи Клариссы, это стало почти очевидным, он не сможет выплатить деньги, которые Франсуа занял у Фортье. Им угрожает опасность лишиться всего, что у них есть.

Он должен позаботиться о бабушке, о брате, в конце концов о детях, которые у него будут. Он в долгу перед ними. В долгу перед своим отцом. Он не может потерять Бель-Шен.

Алекс крепко стиснул поручень. Ему вдруг пришла в голову мысль, что, кроме Николь, у него нет ничего такого уж ценного, что он боялся бы потерять.

Из бального зала, расположенного в дальнем правом крыле дома, доносились звуки музыки. Оркестр играл венские вальсы. Чудесные мелодии напоминали Ники о балах, которые она посещала дома. То были веселые времена, дивные, наполненные счастливыми мечтами о будущем.

Сегодняшнее веселье не будило в ее душе ничего, кроме печали. Впечатление было такое, будто Бог, управляющий ее судьбой, потешается над ней.

С тяжелым вздохом она посмотрела в зеркало, отметив с некоторым удовлетворением, что никогда еще не выглядела так прекрасно. Заставив себя ослепительно улыбнуться, она направилась к двери.

Понадобилась вся ее смелость, чтобы сойти по широкой лестнице. Она пожалела, что не проскользнула в зал раньше, затерявшись среди приглашенных гостей. Вместо этого она ждала до последней минуты.

Внизу музыка звучала громче, разносился аромат гардений. И в вестибюле, и в коридорах все вазы были заполнены цветами. В открытых дверях, выпрямившись, стоял Фредерик в накрахмаленной белой рубашке и черном смокинге. Он улыбнулся ей и подмигнул.

Это было небольшое поощрение, в котором она как раз нуждалась. Николь улыбнулась в ответ и вошла в зал. Оркестр продолжал играть, и мало кто заметил ее появление в огромном, наполненном цветами зале. После того как оркестр смолк, послышались рукоплескания, и сразу же несколько пар повернулись в ее сторону. Затем еще и еще. Ей почудилось, что в зале стало неестественно тихо. На нее смотрели во все глаза, но ни один человек ей не улыбался.

Вдруг заскрипел стул, отодвигаемый по мраморному полу.

Из-за хрустального канделябра появился какой-то высокий мужчина и тут же пошел к ней. С другой стороны заспешил еще один. Франсуа дю Вильер подошел к ней на мгновение раньше Томаса Демминга. Его восхищенная улыбка была для нее поистине драгоценным даром.

— Мадемуазель Сен-Клер, — сказал Франсуа, склоняясь над ее рукой. — Вы, несомненно, самая красивая женщина в этом зале.

— И я так считаю, — поддержал его Томас. Он тоже смотрел на нее с теплой улыбкой. — Как я понимаю, Франсуа пригласил вас на первый танец. Поэтому я сочту за честь, если вы запишете за мной второй.

— С большим удовольствием.

Когда оркестр заиграл новую мелодию, Франсуа предложил ей свою руку. Он повернулся к гостям, приглашая всех танцевать.

— Я вижу, ты нашла себе хорошую пару, — проходя мимо них, с одобрительной улыбкой сказала бабушка. — Нашему Франсуа будут завидовать все молодые люди в этом зале.

— Томас уже мне завидует, — сказал Франсуа.

Его слова подбодрили Николь.

— Это я должна быть счастлива, — сказала она, уверенная, что так оно и есть. Франсуа начинал ей нравиться, она видела теперь в нем доброту, которой не замечала раньше.

Франсуа вывел ее на середину зала и всем своим поведением заставил других смириться с ее присутствием. Танцор он был замечательный, лучший, кого она когда-либо знала. Одной рукой придерживая ее за спину, другой он почтительно сжимал ее руку. Ники заметила, какая у него сильная и нежная ладонь. Его приветливая улыбка, веселый разговор отвлекали ее от неприятных мыслей по поводу того, что о ней будут злословить в этом зале. Николь вполне освоилась. Но подсознательно она продолжала кого-то искать глазами. И тут Франсуа сказал ей с усмешкой:

— Он на террасе.

На щеках Николь вспыхнул румянец.

Зачем она искала глазами Алекса?

— Я не знала, вернулся ли он домой, — стала она оправдываться.

— Вернулся, но с большим опозданием. Нам пришлось послать экипаж за Клариссой. К тому времени когда он спустился вниз, она была вне себя от ярости.

Ники не могла не улыбнуться.

— Это, видимо, один из тех браков, что совершаются на небесах.

Франсуа раскатисто, по-мальчишески рассмеялся.

Танец закончился. Подошел Томас, чтобы пригласить ее на следующий. Он уже обнял ее, когда в дверях появился Алекс вместе с Клариссой. Улыбка, сиявшая на лице Алекса, сразу же погасла, вместо нее появилось хорошо знакомое Николь суровое выражение.

«Ему не нравится, что я танцую с Томасом, — с некоторым удовлетворением отметила она. — Томас — красивый, богатый, холостой. К тому же умный и честный. Серьезный конкурент для любого мужчины. Почти любого».

Николь вновь посмотрела на Алекса. В прежние времена она вся съежилась бы под его мрачным взглядом. Но сегодня вечером она прежде всего Николь Сен-Клер! И не склонит голову ни перед кем на свете.

Улыбнувшись Томасу, она рассмешила его какой-то шуткой. Они принялись вальсировать. В зеркалах на стенах отразилось все: и девушка в платье из белой кисеи с золотом, и красивый светловолосый джентльмен в черном, и хмурый Александр дю Вильер.

Впервые за все это время Ники была в приподнятом настроении. Алексу явно не нравились ее партнеры. И это ее только радовало. Она смеялась остроумным репликам Томаса, отчаянно флиртовала и всем расточала улыбки. Когда танец закончился, Томас оказался близко к тому месту, где стояли Алекс и Кларисса.

— Веселитесь? — с некоторой натянутостью спросил Алекс у Томаса.

Томас усмехнулся:

— С каждой минутой все больше и больше.

Он улыбнулся Николь, у которой хватило здравого смысла ответить ему сдержанной улыбкой.

— Я вижу, ты превзошла себя, — сказал ей Алекс. — Я не был уверен, что тебе это удастся. — В его голосе прозвучали явные нотки вызова.

— У каждого из нас свой крест. — Она посмотрела в сторону Клариссы, которая оживленно обсуждала результаты жатвы с каким-то джентльменом.

Алекс был так красив в своем черном фраке, который подчеркивал его мужскую стать. Прошла всего одна неделя, но она почти забыла, какой он высокий, какая у него гладкая и загорелая кожа. Смотреть на него было больно. Но это только подстегнуло ее.

— Поздравляю вас обоих, — сказал Томас, целуя Клариссу в щеку.

— Я надеюсь, этот танец за мной, — сказал Алекс Николь, не сводя с нее глаз.

— Только если мисс Эндикот согласится потанцевать со мной, — ответил за нее Томас. Кларисса кивнула в знак согласия, и оба они закружились в танце.

Алекс протянул руку Николь.

— Извините, месье, — сказала она, явно довольная собой, — но у меня уже не осталось ни одного свободного танца. — Торжествующе улыбнувшись, она хотела было уйти, но Алекс крепко ухватил ее за руку.

— Ты будешь танцевать со мной здесь, — решительно сказал он. — Или я вытащу тебя на террасу и заставлю танцевать со мной там.

Ники поджала губы, ее аквамариновые глаза полыхнули огнем.

— Это бал в честь вашей помолвки. Думаю, месье, вы не станете навязывать кому-либо свое общество.

— Ты будешь танцевать со мной, или я устрою сцену.

Она знала, что эта не пустая угроза. Знала, что Алекс способен на все. Поэтому, удержав готовую сорваться с языка язвительную реплику, она позволила ему обнять себя.

— Нам надо поговорить, — сказал он без всякого предварительного вступления.

— Если вы хотите вновь предложить мне стать вашей любовницей, боюсь, что нам не о чем говорить.

Он до неприличия тесно прижал ее к себе.

— Рано или поздно ты выслушаешь меня. Даже если, мне придется связать тебя и заткнуть рот кляпом. Ты можешь сама облегчить или затруднить свое положение. Но я советую тебе выслушать меня. Если ты откажешься, все в этом зале будут знать, что между нами что-то происходит.

— Между нами ничего не происходит. И никогда не будет происходить.

Он улыбнулся, глядя на нее темными подразнивающими глазами.

— Вот тут ты ошибаешься, — тихо сказал он. Но все же изменил свою позу в соответствиями с требованиями танцевального этикета.

— Завтра в два часа в моем кабинете, — сказал он, зная, что бал продлится почти всю ночь.

— Слушаюсь, месье, — ответила она, очень похоже передразнивая Даниэль. — Кто я такая, чтобы возражать? Простая служанка.

Глаза Алекса потемнели еще больше. Желваки на его скулах угрожающе заходили. Больше он не произнес ни слова, продолжая молча танцевать. Но когда танец закончился, он передал Ники Франсуа, а не Томасу. Сама не зная почему, Николь была вполне довольна.

Хотя Алекс и оказывал все внимание Клариссе, он не мог не видеть, как и с кем танцует Николь. Она была удивительно хороша в своем бело-золотом наряде. Медные волосы спадали длинными шелковистыми прядями на плечи. Соблазнительно круглилась высокая грудь, напоминая о том, с каким наслаждением он ласкал ее. Каждый раз, когда он находил ее взглядом, его тело обжигала волна страсти и ему поневоле приходилось отстраняться от Клариссы.

— Я надеюсь, вы будете вести себя благоразумно, — сказала она, удивив его своей проницательностью. Кларисса посмотрела на Николь, однако ничего не добавила к сказанному.

— Я запомню это, — сказал он. И только тут его впервые обеспокоило ее полнейшее равнодушие к нему. «Любовница, которая любит вас ради денег, и жена, которая вообще не любит» — он вспомнил эти слова Ники. Слова наивной разобиженной молодой девушки? Или мудрой прекрасной женщины?

Перед самым ужином прибыл Валькур Фортье. Алекс не мог его не пригласить. Валькур принадлежал к элите плантаторов, и, хотя с ним многие не ладили, Фортье никогда не делал ничего, что могло бы вызвать возражения Алекса. То, что он человек жестокий, а может, и садист, особенно по отношению к женщинам, просто никогда не обсуждалось.

— Поздравляю, — сказал Фортье Алексу, касаясь легким поцелуем щеки Клариссы.

— Благодарю вас, — ответил Алекс, принимая протянутую ему руку.

Трудно было отрицать, что Валькур — красивый мужчина.

Смуглый, с задумчивыми черными глазами, он пользовался успехом среди женщин. Но Кларисса была совершенно равнодушна к его обаянию. Она улыбалась комплиментам Фортье, приняла его приглашение на танец, но было видно, что он ее не интересует.

Алекс поймал себя на мысли, что чуть ли не жалеет об этом. С некоторой долей цинизма он подумал о том, что если бы Кларисса не устояла перед сомнительными чарами Фортье…

Уже позднее он заметил, что испанец, каковым считал себя Валькур, танцует с Николь. Даже издалека он чувствовал, как нервничает Ники. А когда Алекс заметил, как рука Валькура ласкает ее тонкую талию, все в нем возмутилось.

— Итак, мадемуазель Стоктон оказалась «мадемуазель Сен-Клер». — Фортье был первым, кто осмелился произнести это вслух.

— Вам это не нравится, месье? — спросила Ники.

— Мне кажется это забавным.

Ники насторожилась. Она согласилась на танец с Фортье, потому что он буквально припер ее к стенке. Это он умел делать.

— Не нахожу в этом ничего забавного.

Фортье снисходительно улыбнулся.

— Здесь душно. Не выйти ли нам на террасу?

— Нет, — поспешно возразила она. Фортье рассмеялся мягко, нарочито мягко; его смех повергал ее в трепет. Сколько бы она ни прожила, никогда не забудет, каким взглядом он смотрел на нее в тот день, когда ее продавали с аукциона.

— Все еще боитесь меня, мой прелестный цветок? Напрасно. Если бы тогда я Перекупил ваш контракт, вы бы согревали мою постель, получая незабываемое удовольствие.

Ники почувствовала, как от ее лица отхлынула кровь. Она была рада, что музыка закончилась, прежде чем Фортье успел что-нибудь добавить к тому, что уже было сказано. Ники сквозь зубы поблагодарила за танец. И отошла.

Убедившись, что он не идет за ней следом, она устремилась к террасе.

Как здесь приятно, вдали от натянутых разговоров, угрожающих взглядов Алекса, от ее беспрерывно сменяющихся партнеров. К его вящей досаде, она лишь улыбалась и продолжала танцевать.

На террасе было несколько пар, а ей хотелось побыть одной. Спустившись по широким мраморным ступеням, она прошла по окаймленной подстриженными кустами дорожке, ведущей к озеру. Дорогу ей освещали небольшие лампы, бросающие желтый свет.

Усевшись на каменной скамье, она стала смотреть на дубы, которые высились по ту сторону залитого луной озера. Свежий ветерок успокаивал ее разгулявшиеся нервы. Ники наслаждалась уединением, радуясь, что хоть на несколько минут может остаться одна.

Вскоре она услышала звук шагов, и на дорожке показалась какая-то фигура. На скамью рядом с ней сел Валькур Фортье.

— Не возражаете, если я присоединюсь к вам?

Она нервно облизнула губы.

— Я как раз собиралась вернуться в зал.

Она хотела было встать, но Валькур удержал ее.

— Зачем торопиться? Тут так красиво.

— Да. Прелестное место.

Схватив ее за подбородок, Валькур развернул ее голову так, чтобы видеть лицо в профиль.

— Но вы еще прелестнее.

Ники отвернулась и опять сделала попытку встать. Фортье удержал за руку.

— Вы должны были принадлежать мне.

Прежде чем она смогла остановить его, он обнял ее и прильнул губами к ее рту. Ники попробовала оттолкнуть его.

Она почувствовала приступ смутного страха. Как бы отстранение она заметила, что от него слегка пахнет табаком, а его губы, хотя и сухи, отнюдь не неприятны. Когда он попробовал проникнуть в ее рот языком, она вновь стала сопротивляться, но вдруг кто-то оторвал его от нее так резко, что она чуть не упала.

— Насколько я понимаю, мадемуазель Сен-Клер собиралась уходить. — В голосе Алекса звенела сталь, а его глаза казались такими же черными, как у Фортье. Он отпустил рубашку Валькура.

— Да. Она собиралась… — подтвердил Фортье, поправляя на себе одежду. Кожа на его высоких скулах туго натянулась, но голос звучал ровно, сдержанно. — Похоже, вы даже не предполагали, что ваша сделка окажется такой удачной, — сказал он Алексу. И, обращаясь к Николь, произнес:

— До встречи, мадемуазель. — С легким насмешливым поклоном он повернулся и пошел прочь.

Ники молча сидела на скамье. Ее сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.

— Что ты тут делаешь?

Подняв глаза, она увидела, что Алекс смотрит на нее злыми глазами.

— Любуюсь озером, — ответила она. — И этого вы тоже не одобряете?

— Я предупреждал тебя об этом человеке. И думал, что у тебя хватит благоразумия держаться от него подальше.

Николь стиснула зубы и подбоченилась.

— Простите меня, ваша светлость. Мне не следовало поощрять его, но он кажется мне таким привлекательным.

— Прекрати!..

— В следующий раз я постараюсь сдержать свои страсти.

— Довольно, черт тебя побери! — Грубо схватив ее в объятия, Алекс закрыл ей рот своими губами. Ники уперлась в его грудь и попыталась вырваться, но он легко удержал ее и проник языком в ее рот.

На какой-то миг в Ники вспыхнуло желание, но она тут же отпрянула, тяжело и прерывисто дыша. Она постаралась обрести самообладание.

— Вы предупреждали меня, чтобы я держалась от него подальше, но сами-то вы не лучше.

Алекс стоял перед ней, испепеляя взглядом. Наконец его лицо смягчилось.

— Извини, — сказал он, приглаживая рукой свои темно-каштановые волосы. — Ты не заслужила того, что я тебе сказал.

— Или сделал.

Алекс сдержал улыбку.

— Трудно сожалеть о том поцелуе, дорогая. Все эти долгие дни я только и мечтал об этом.

Эти слова обрадовали ее, как услаждают взор распустившиеся цветы. И в то же время они укрепили ее решимость.

— По-моему, вам лучше и не мечтать об этом. — Ив своем кисейном бело-золотом платье она пошла по дорожке.

— Завтра в два, — крикнул он.

Звук его голоса подстегнул ее ярость» но она постаралась не показать этого. На самом деле она с нетерпением ожидала этой встречи. Ибо хотела, чтобы все ее проблемы наконец разрешились. Завтра — тот самый день, когда она преподнесет небольшой сюрприз Алексу.

Глава 12

Алекс сидел за резным столом красного дерева, просматривая содержимое зеленой, в кожаном переплете папки. Его мысли были заняты Николь. С нетерпением смотрел он на деревянные часы над каминной полкой. Без пяти минут два…

Если она не заявится через пятнадцать минут, а он вовсе не был уверен, что она придет, он поднимется к ней в комнату и притащит в свой кабинет.

За одну минуту до назначенного срока раздался вежливый стук. Алекс облегченно вздохнул. Выйдя из-за стола, он подошел к двери, повернул ручку и отворил ее. Он увидел перед собой Николь в ярко-желтом платье и рядом с ней бабушку.

По безмятежному выражению лица бабушки можно было с уверенностью сказать, что Рашель ничего не знает о том, что произошло между ним и Николь в охотничьем домике.

— Добрый день, бабушка, — сказал Алекс, почтительно поцеловав ее в сморщенную щеку.

— Бонжур, Александр. Ты, как видно, вполне отдохнул от вчерашнего приема?

Алекс был в коричневых домашних брюках и легкой рубашке. Ему хотелось, чтобы Николь чувствовала себя так же непринужденно, как и прежде.

— А как вы, бабушка? Хорошо провели время?

— Настолько хорошо, что решила снять траур по твоему отцу: прошло уже достаточно времени…

Только тут он заметил, что она сменила черное платье на бледно-голубое.

— Папа одобрил бы ваше решение.

— Возможно. Во многих отношениях я не очень-то хорошо его знала. Твой дед настаивал на том, что главная роль в воспитании сына должна принадлежать ему, а я была молода и глупа и поэтому позволила ему поступать по-своему.

— Я рад, что нам с вами повезло больше, — убежденно произнес Алекс.

— Твоя мать сделала ту же ошибку, — продолжила Рашель. — Позволила Шарлю одному воспитывать тебя. — Поцокав языком в знак неодобрения, она ласково коснулась щеки Алекса — Похоже, никто из дю Вильеров так и не научился ценить истинно хороших женщин.

— Не знаю. — Алекс тепло улыбнулся. — Я думаю, мы вполне можем распознать сокровище, когда его находим. — Его глаза устремились на Николь. — Тебе следует чаще носить желтый цвет, дорогая. Он очень идет тебе. — И подумал.

«Ты в любом наряде хороша. А без него еще красивее».

— Я рада, что вам нравится, — сказала она лукавым тоном. Даже игривым. И куда только подевалась ярость, которая бушевала в ней накануне?

Он легонько поцеловал ее, хотя мечтал отнюдь не о таком поцелуе. Вдруг повеяло фиалками, и в нем сразу же вспыхнуло желание. Ему нравилось, как платье подчеркивает ее тонкую талию, нравилась ее прическа: медные кудри ниспадали ей прямо на щеки. Но его насторожила ее заговорщическая улыбка — У вас ко мне дело, бабушка? — спросил он, стремясь как можно быстрее перейти к тому, что его заботило.

— С этим можно не спешить. — Она села около Николь на стеганый кожаный диван.

Алекс прочистил горло. Нет, дерзкой малышке не удастся так легко отвертеться.

— Я попросил Николь зайти ко мне, чтобы обсудить с ней кое-какие проблемы. — Он сел на высокий стул прямо напротив них.

— Продолжай, — сказала бабушка , . — Я должен поговорить с ней с глазу на глаз, — добавив Алекс. Он еще никогда не видел бабушку столь озабоченной — Хорошо, — наконец уступила она со вздохом. — Я только зашла, чтобы попросить тебя о билетах, — мне нужно заказать два. Я уже навела справки у твоего друга Томаса. Он сказал, что корабль во Францию отправляется в следующую субботу.

Алекс удивленно поднял брови.

— Вы хотите уехать так скоро?

— Боюсь, у меня нет выбора. — Рашель рассказала о болезни своей подруги и закончила словами:

— По крайней мере у меня будет с собой компаньонка, а не просто служанка.

Алекс нахмурился. В его уме мелькнуло первое подозрение.

— И кто же с вами поедет?

— Как кто? Разумеется, Николь. Мы с ней обо всем договорились. Ведь это все упрощает.

Алекс едва сдержался, чтобы не выругаться вслух. Он посмотрел на Николь испепеляющим взглядом, но она только пожала плечами.

— Это могло бы быть неплохим решением, — согласился он. — Если бы не одно «но».

— Какое же? — спросила Николь.

— Она не поедет.

— Что? — Николь вскочила на ноги — Почему, позвольте спросить? Вы отказываете своей бабушке в компаньонке. Это ведь очень трудное путешествие.

— Я сказал, ты не поедешь.

— Но… но я не могу остаться здесь… после того как вы женитесь. Кларисса этого не потерпит.

— А ты и не останешься здесь. Переедешь в город.

Николь сильно побледнела. Она попыталась что-то сказать, но слова застряли у нее в горле. Тулуз-стрит Дом, где жила его любовница. Подхватив юбки и тяжело дыша, она упала на диван.

— Ну пожалуйста, Алекс, — тихо сказала она, — отпустите меня с бабушкой.

— Нет.

— Александр, — удивленно сказала Рашель, подвигаясь к нему, — ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь?

На какой-то миг он задержался с ответом.

— Ее контракт принадлежит мне, вернее, Бель-Шен. Она никуда не поедет. Разговор закончен.

Рашель внимательно оглядела его. Он ждал от нее взрыва гнева, но вместо этого она только улыбнулась.

— Как скажешь, Александр.

Она подошла к изумленной Николь и похлопала ее по руке.

— Александр знает, как лучше, — сказала она.

— Но бабушка…

— Я буду скучать по тебе, девочка моя. — Повернувшись, она улыбкой простилась с Алексом и вышла, закрыв за собой дверь.

Николь сидела, ничего не видя перед собой. Ее глаза были застланы сплошной пеленой слез.

— Никогда не думала, что вы можете быть таким жестоким.

Алекс взял ее холодные руки в свои теплые ладони.

— Я не желаю тебе зла. Никогда не желал.

— Тогда отпустите меня.

Он посмотрел в окно на сад. По озеру плавали лебеди, и мягкий ветерок шевелил листву на дубах.

— Ты согласилась выслушать меня. И должна это сделать.

Николь ничего не ответила, однако и не отвернулась.

Алекс глубоко вдохнул и заговорил спокойнее, стараясь как можно точнее подбирать слова:

— Когда я узнал о тебе, вначале я думал, что сделаю тебя любовницей, полагая, что это будет для тебя удачей. Я знал, что приятен тебе, и хотел тебя. Очень хотел. — Он замолчал, но она все еще не произносила ни слова. — Я предполагал, что тебе пришлось пережить надругательство над собой, что ты уже не девственница. Утаить от всех твое прошлое было невозможно, а значит, и невозможно подобрать тебе достойного мужа.

Поэтому я был уверен, что тебе лучше остаться со мной.

— Я бы куда-нибудь уехала. Вы могли бы мне помочь начать жизнь заново.

Алекс фыркнул.

— И кто бы о тебе заботился?

Ники развернула плечи, вздернула подбородок.

— Тот же, кто заботился обо мне до — вашего появления, — я, сама.

— Ты — о себе? — повторил он, не вполне уверенный, что правильно расслышал. — Стоит ли мне говорить, в какой ужас ты бы превратила свою жизнь? Сама, собственными усилиями? В наше время одинокая женщина имеет мало надежды на выживание. А уж на личное счастье тем более.

— Я не буду вашей любовницей, Алекс. И меня не интересуют ваши доводы.

— Но ведь мы были с тобой близки. Ты хотела меня так же сильно, как я тебя.

— Я думала, что люблю вас. Я ошибалась.

— Значит, сейчас ты ко мне совершенно равнодушна?

— Пожалуй. Теперь я понимаю, что испытывала к вам чувство благодарности.

— Что? Ты отдалась мне из благодарности?

— Именно так.

Алекс пронизал ее взглядом.

— Лгунья.

Он опрокинул ее на диван и поцеловал. Такой поцелуй повелительно требовал ответа.

Ники всячески отталкивала его, изо всех сил стараясь не поддаваться исходившему от него жару, который буквально прожигал ее насквозь, лишая сил сопротивляться. Она еле удерживалась от того, чтобы обвить его шею и со стоном произнести его имя. Помня силу его мускулов, она даже не пыталась высвободиться из его крепких рук.

Она чувствовала, как возбуждается его плоть. Одной рукой он продолжал держать ее, Другой — ласкал через ткань платья ее грудь. Она почувствовала, что вопреки ее воле сосок твердеет, даже побаливает.

Собравшись с силами, она преодолела слабость и отпрянула.

— Отпустите меня. Неужели вы не понимаете, что я не хочу иметь с вами никакого дела?

Алекс ответил ей дразнящим смехом.

— Насколько я понимаю, дорогая, благодарность не имеет никакого отношения к тому, что происходит между нами.

Его голос, все еще хриплый от страсти, нежно обволакивал ее — Я хочу тебя, а ты хочешь меня. Вот и все, что имеет значение.

Николь дрожащими руками оправила кое-как свое платье.

— Вы ошибаетесь. Но даже если вы и правы, это ничего не меняет. Я не буду вашей любовницей, не буду вашей шлюхой.

Алекс устало вздохнул.

— Я должен жениться на Клариссе. Франсуа занял деньги под Бель-Шен и поместья дю Вильеров во Франции Я делал все, что мог, чтобы уплатить долг, но срок уже истекает.

Кое-какие проблемы возникли во Франции. Невзирая на все наши нововведения плантация приносит недостаточный доход Единственный способ заплатить долг — взять деньги у Клариссы. Она сама это предложила. Соответствующие документы уже подписаны. Они войдут в силу в день нашего бракосочетания.

Вид у него был такой печальный, что Ники не могла не пожалеть его. Но не в ее силах было и помочь ему.

— Простите, Алекс. Я не знала.

— Никто не знает. Я хотел бы сохранить это в тайне.

— А вы не можете достать деньги у кого-нибудь еще?

— Бог свидетель, я пробовал. Какую-то сумму я могу достать, но, к сожалению, этого не хватит. Франсуа получил так много денег от Фортье только потому, что Валькур хочет завладеть Бель-Шен. Давая деньги, он знал, что мы не сможем вернуть долг. Именно на это он и рассчитывал. Но я не могу этого допустить.

Николь хорошо понимала, что такое любовь к дому и семье. И хорошо знала, как тяжело терять то и другое.

— Простите, — сочувственно повторила она.

— Эта женитьба — лишь финансовая сделка, что я и пытался тебе втолковать.

Ники удивленно вскинула брови.

— Но ведь Кларисса захочет иметь детей.

Алекс отвернулся.

— Конечно, без наследников не обойтись.

— То-то и оно, — сухо сказала она.

— Я хотел бы, чтобы все обстояло по-другому, но тут уж ничего не изменишь. Так по крайней мере мы сможем быть вместе.

— Нет, — просто сказала она.

— Да, черт побери!

Ники вскочила на ноги.

— Я отказываюсь продолжать этот разговор. Я не буду вашей любовницей, Александр. Никакие ваши слова не смогут заставить меня переменить это решение. Поэтому я в последний раз прошу вас позволить мне уехать с вашей бабушкой.

Глаза Алекса потемнели, как грозовые тучи.

— Ты принадлежишь мне. Ты моя, и оба мы знаем это.

Ты останешься здесь, со мной.

— Будь ты проклят! Чтоб тебе провалиться в преисподнюю! — С этими словами она бросилась вон из комнаты.

Хватит разговоров. Как только Рашель уедет во Францию, она тоже уедет. Одна так одна.

Другого выхода у нее попросту нет.

— Я буду скучать по вас. — Ники обняла маленькую женщину, прощаясь с бабушкой на пристани Нового Орлеана Над головами у них пронзительно кричали чайки, поскрипывали корабельные снасти. Кругом расхаживали моряки самого разнообразного обличья, одни в парусиновых брюках и тельняшках, другие в военно-морской форме.

Ники впервые посетила город, где когда-то сидела в тюрьме — Я тоже буду скучать по тебе, девочка моя, — ответила Рашель.

Из глаз девушки хлынули слезы, она крепче прижала к себе старую герцогиню. После столкновения с Алексом Николь искала у нее защиты.

— Мой внук никогда еще так не привязывался ни к одной женщине, — сказала Рашель. — А уж к такой милой, как ты, и подавно. Рано или поздно Алекс убедится в твоей правоте, вот увидишь. — Она похлопала Ники по руке.

Ники не стала говорить, что, возможно, он очень к ней привязан, но жениться-то все равно должен на Клариссе. Она только улыбнулась.

— Я возвращусь осенью, — сказала Рашель. — Или ты приедешь вместе с Александром, когда он посетит наши поместья во Франции — Впечатление было такое, будто она совсем забыла о предстоящей женитьбе внука. Как будто жизнь в Бель-Шен будет продолжаться по-старому.

Если бы так.

— Пишите почаще, — попросила Ники и тут же сообразила, что не сможет получать письма, потому что ее самой не будет в Бель-Шен.

— Конечно. А ты уж проследи, чтобы и Александр писал.

— Хорошо, — согласилась она. Ради бабушки они старались поддерживать видимость хороших отношений, но вряд ли от герцогини ускользнула их суть. Последний день они провели в походе по лавкам, занимаясь покупками для герцогини, пообедали у Луи, в лучшем ресторане во Французском квартале, и все же у них осталось достаточно времени, чтобы удобно разместить Рашель со служанкой в каюте первого класса.

— Не печалься ты так, — сказала Рашель, вытирая белым платком с кружевами слезы с лица Ники. — Александр будет о тебе заботиться.

На какое-то мгновение Ники охватило отчаяние.

— Я уверена в этом…

Но она подумала, что постарается лишить его такой возможности. К ночи они с Алексом вернутся в Бель-Шен. А через три дня она станет одинокой жительницей этого города Если же Алекс добьется своего и она станет его наложницей, как Лизетт, то во вторник она должна будет переехать в его городской дом. Однако он не знает, что она решилась бежать и к понедельнику ее уже не будет в поместье.

— Я люблю вас, бабушка, — сказала Ники.

Старая герцогиня повторила эти слова по-французски, прослезилась, еще раз попрощалась с внуком и приняла руку высокого, темноволосого капитана судна «Морской цыган», собираясь отправиться в каюту.

— Она в надежных руках, мой друг, — сказал Алексу капитан Морган Траск с приятной улыбкой, которая казалась искусственной на его прокаленном всеми ветрами лице.

— Если я кому и доверяю, то только вам. — Алекс знал Моргана Траска не меньше десяти лет. Траск составил себе хорошее состояние, занимаясь хлопком и морскими перевозками Он был человек сведущий, вполне надежный Алекс знал не много людей, которые были бы так крепки и выносливы, как капитан.

Рашель в последний раз обняла Ники, оперлась на руку бывалого морского волка и прошла в каюту. Но прежде бабушка в последний раз помахала им платком с палубы. Алекс повел Ники к экипажу.

Она тихо плакала, промокая слезы платком, и пыталась не думать, как одиноко ей будет без женщины, которая, можно сказать, заменяла ей мать в эти последние несколько недель.

— Но у тебя остался я, — тихо сказал Алекс, угадав ее печальные мысли.

«Ты принадлежишь Клариссе, — подумала она. — А у меня никого нет». Но вслух она ничего не сказала.

— Я ужасно устала, Алекс. Давай поскорее вернемся домой Алекс собирался посмотреть какой-то спектакль в небольшом театрике на окраине, но Ники чувствовала себя слишком утомленной для того, чтобы развлекаться. Тем более что она не имела ни малейшего понятия, что ее ждет впереди.

— Хорошо, пусть будет по-твоему, — к ее удивлению, уступил Алекс:

— Когда ты будешь жить в городе, у нас будет много времени для развлечений.

Его глаза, в которых читалась страсть, говорили о том, что главное развлечение он будет искать в ее постели.

Ники натянуто улыбнулась:

— Да, конечно.

Последующие два дня, казалось, тянулись бесконечно. Наступил сезон уборки тростника, и Алекс был чрезвычайно занят. Ники была рада, что может спокойно приготовиться к осуществлению своих замыслов.

Она решила взять только два муслиновых платья и кое-какую мелочь. Для побега она решила не брать Наполеона или Макса, которые были очень дорогими лошадьми. Красотка — эта, наоборот, была слишком стара. Она решила, что сначала поедет вдоль реки до пристани в Ла-Ронд, а там пересядет на ночной пароходик, который отвезет ее вверх по течению. Но сойдет она не в Батон-Руж или Натчезе, как предположил бы Алекс, а в одном из захолустных городков по пути. А уже оттуда она намеревалась направиться в Джексон, Монтгомери или даже в Атланту.

Денег у нее нет, поэтому придется их позаимствовать у Алекса. Дело это неприятное, но неизбежное. Она знала, что Алекс держит деньги на хозяйственные расходы в одном из выдвижных ящиков стола.

Она оставит ему записку, изложит причины своего бегства и заверит, что каким-нибудь способом вернет долг. Лошадь будет ждать ее в Ла-Ронд. Если никто ее не украдет до этого.

Только Даниэль она посвятила в свой тайный замысел.

Ники доверяла толстушке француженке и нуждалась в ее помощи. Они договорились, что Даниэль постарается помочь ей утром. Скажет, что она плохо себя чувствует. Это позволит усыпить бдительность Алекса, который в противном случае наверняка за ней последует.

Если Николь повезет, он не сможет сразу кинуться вдогонку. А может быть, он поймет, как драгоценна для нее свобода, и проявит сочувствие? Что бы ни случилось, она все равно не останется в приготовленной для нее клетке. Он сам не оставил ей никакого выбора.

Наконец настал понедельник. Днем Николь тщательно скрывала свое волнение. Весь вечер за ней наблюдал Алекс. Не потому, что предчувствовал побег: по его глазам она видела, что он страстно желает ее. Из уважения к ее чувствам он, видимо, решил подождать, пока они не поселятся В городском доме.

Однако в том, что он исходит страстью, не было никаких сомнений.

Хуже того, она тоже желала их близости. Каждый раз, когда их глаза встречались, ее сердце начинало бешено колотиться, а по рукам и ногам разливалось тепло. Какое счастье, что она уезжает!

— Я ужасно устала, Алекс. Если вы не возражаете, пойду в свою комнату и прилягу… — Она тщательно избегала всяких упоминаний о постели.

Алекс снисходительно улыбнулся, словно хорошо знал, что она имеет в виду, хотя вслух и не говорит об этом.

— Пожалуй, это неплохая мысль. Завтра у нас будет трудный день. Я хочу, чтобы еще к вечеру ты окончательно устроилась на месте.

В его глазах, в чувственных складках рта — во всем читалось непреодолимое желание обладать ею. Поднявшись со стула, он подошел к ней.

— Я провожу тебя наверх.

— Я дойду сама, — сказала она, но он как будто ее не слышал, взял за руку и повел вверх по лестнице к ее комнате.

Повернув ее лицом к себе, он взял ее за подбородок.

— Пойми, дорогая, сегодняшняя ночь последняя, когда ты будешь спать отдельно от меня, за закрытой дверью.

Видя, что она не возражает, он наклонился и поцеловал ее с такой страстью, что у нее подкосились колени и она вынуждена была схватиться за него. Она не стала сопротивляться, так как хотела внушить ему мысль, что сдалась.

Закрыв за собой дверь, Ники прислонилась к ней спиной, тщетно пытаясь унять биение сердца. Она машинально поднесла руку к груди, как бы опасаясь, что ей станет дурно. Будь он проклят, этот волокита! Уму непостижимо, почему ее так волнует простой поцелуй.

Даниэль помогла ей снять бледно-голубое платье и надеть темно-синий костюм для верховой езды. Остается подождать часок, пока Алекс уснет, хотя это и не имеет особого значения.

Все в доме было тихо и спокойно. Если она спустится по черной лестнице, он не сможет услышать ее шагов.

— Скажешь ему, как мы с тобой договорились, — велела Николь служанке по истечении часа. — Мне надо выиграть время.

Девушки обнялись. Ники подхватила небольшой саквояж, глубоко вздохнула, набираясь смелости, и направилась к двери.

Наиболее слабая часть ее замысла заключалась в том, что она должна была увести лошадь. Но даже если Патрик поймал бы ее, он скорее всего не стал бы ей мешать. Еще днем, когда Алекс находился в полях, она взяла у него сумму, достаточную, по ее мнению, для побега. Она также взяла с собой его пистолет.

В конюшне все сошло гладко. Привыкшие к ней лошади не встревожились. Судя по храпу, доносившемуся из каморки Патрика, он крепко спал. Вероятно, хватил перед сном грогу.

Улыбнувшись, она подумала, что расстается еще с одним другом, которого ей будет недоставать.

Остановив свой выбор на Весперсе, кауром мерине, которого использовали для разных работ, Ники оседлала его, вскочила на него с камня и спокойно тронула с места.

Через час она уже была на причале в Ла-Ронд. Трое мужчин, судя по виду, — двое рабочих и джентльмен, а также полногрудая женщина слегка навеселе — вот и все пассажиры в этот поздний час. На причале горел фонарь Ники заняла недорогую пассажирскую каюту на «Мемфисской леди», старой посудине, которая использовалась для перевозок груза и редко заходила дальше Батон-Руж.

Утром Ники намеревалась сойти на берег в первом же подходящем порту и отправиться в глубь материка. Это был ее шанс, и она собиралась воспользоваться им как следует. Она подыщет себе какую-нибудь работу, непременно найдет. Уж как-нибудь заработает себе на жизнь.

Ники прилегла на узкую койку не раздеваясь. Стены каюты были обшиты кипарисовыми панелями. Кроме койки, здесь был небольшой стол с зеркалом, намертво закрепленный. Закрытая, без окон, каюта напоминала тюремную камеру. «Скоро ты будешь на свободе, — напомнила она себе. — Над тобой не будет никакого хозяина. Никто не будет говорить тебе, что ты должна делать или чувствовать. Никто не будет требовать, чтобы ты согревала ему постель».

Но с ней не будет никого, кто мог бы ее поддержать.

Никого, кто целовал бы и утешал в горестные минуты.

По ее щекам неудержимо катились горькие слезы. Было время — она любила Александра. Не только его любила, но доверяла ему. Но он не оправдал этого доверия. С его стороны было просто низостью отказать ей в поездке во Францию, где она могла бы быть счастлива и не только начать все заново, но могла бы стать настоящей Николь Сен-Клер.

Алекс, несомненно, дорожил ею только как собственностью, как вещью, которую, попользовавшись, можно выбросить за ненадобностью. Он даже не знает значения слова «любовь». И уж конечно, не верит в нее.

А после того, как он с ней обошелся, она и сама не верит.

Охваченная неизбывной печалью, она закрыла глаза. Лопасти с плеском загребали воду, пароходик слегка покачивался.

Что ж, со временем она забудет Александра. А он? Долго ли он будет ее помнить?

Алекс проснулся еще до рассвета. Он хотел успеть на первый пароход, который отправлялся в Новый Орлеан. Ники вот уже два дня укладывает свои вещи и, должно быть, готова.

Он-то, во всяком случае, готов.

Накануне вечером ему нестерпимо хотелось быть с ней. Их поцелуи разожгли его кровь, едва ли не лишили самообладания. В постель он улегся такой разгоряченный, что не мог уснуть. Дважды порывался пойти к ней, чтобы довести ее ласками до исступления. До того, чтобы она сама умоляла его овладеть ею. Он был уверен, что сможет этого добиться. Ведь она не та женщина, которая целиком и полностью владеет своими чувствами.

К своему удивлению, он убедился, что то же самое может сказать и о себе.

Шагая через две ступени, Алекс поднялся к Ники. Ему пришлось постучать несколько раз, прежде чем дверь наконец открылась и перед ним предстала Даниэль.

— Она встала? — спросил он.

— Да, месье. Но ей понадобится время, чтобы привести себя в порядок.

— Скажи, что мы можем опоздать на пароход.

Кивнув, Даниэль закрыла дверь. Алекс быстро сбежал в столовую, чтобы выпить чашку кофе. Подали завтрак, а Ники все еще не было, и он вновь поднялся по лестнице. Дважды громко постучал и вновь увидел перед собой Даниэль.

— Сегодня утром она неважно чувствует себя, месье. Просит ее извинить. Она скоро спустится.

От Алекса не ускользнуло, что Даниэль смотрит все время вниз, на ноги. Одной рукой она играла со складками черной юбки, тогда как другой крутила прядь темных волос.

Выругавшись себе под нос, он распахнул дверь и ворвался в комнату, едва не опрокинув служанку.

— Где она?

— Наверное, пошла по черной лестнице в столовую.

Алекс схватил ее за руки и встряхнул.

— Ты врешь. Я хочу знать, где она. Немедленно!

Даниэль задрожала.

— Она уехала. Можете уволить меня, месье, но она велела мне молчать, и я согласилась.

— Куда? Куда она поехала?

— Этого я не знаю.

Алекс еще сильнее встряхнул ее.

— Где она, черт побери?

Круглые серые глаза Даниэль наполнились слезами, но она все еще не хотела говорить. Алекс сердито зарычал и выпустил служанку из рук.

— Я так и думал, что она выкинет что-нибудь в этом роде. Только попозже, когда мы переедем в город.

— Ники никогда не теряется, месье. С ней все будет в порядке.

— Все в порядке? Да она же законтрактованная служанка. А теперь еще и беглая. Все о ней слышали. Кто-нибудь ее узнает, вспомнит. Если ее задержат власти, то посадят в тюрьму. А могут сделать что-нибудь и похуже. Пройдет не одна неделя, прежде чем они известят меня о ее местонахождении.

— Господи, мне это и в голову не приходило, — сказала Даниэль. В ее голосе послышалась неуверенность.

— Я должен найти ее, Даниэль. Пока это не сделает кто-нибудь другой.

Даниэль стояла, ломая пальцы. Он хорошо видел ее колебания, видел, как страх за подругу борется в ней с желанием сохранить ей верность.

— Что вы собираетесь с ней сделать?

— Повезти ее туда, где она и должна быть.

Даниэль со вздохом сдалась.

— Она села на полночный пароход, идущий вверх по реке.

Оттуда она направится куда-нибудь в глубинку. Вот и все, что я знаю.

Алекс тихо выругался.

— Мог бы и догадаться, — сказал он, ни к кому не обращаясь.

Зайдя в свою комнату, он переоделся, взял с собой нож, пистолет, взамен того, который пропал у него вместе с деньгами, вышел из дома и зашагал к конюшне. Нашел он, конечно, и эту чертову записку, где Ники обещала расплатиться с ним рано или поздно и где она просила не преследовать ее.

«Отпустить ее?» — подумал он. Если бы это было так просто! Как там она — одна, без всякой помощи? Неужели у нее в самом деле лишь одно желание — быть от него подальше? На первый взгляд, может быть, оно и так. Но ведь она так молода и наивна. Она не понимает реальной жизни. Пока она с ним, под его защитой, ей ничто не угрожает Ники будет иметь все, что душа пожелает. Он действовал прежде всего в ее интересах. Какого черта она этого не видит?

Зайдя в конюшню, Александр вывел Макса из стойла.

Этот жеребец куда больше подходил для его цели, чем норовистый Наполеон. Алекс почти кончил седлать коня, когда появился Патрик и торопливо помог ему завершить работу.

— Надеюсь, наша Ники не попала опять в беду?

— Если еще не попала, — рассерженно буркнул Алекс, — то непременно попадет, когда я ее поймаю. — И, вскочив на коня, он галопом умчался.

Глава 13

Ники уснула в своей маленькой каюте как раз в то время, когда небо стало постепенно светлеть.

В ее снах неизменно являлся Алекс. Вот он гонится за ней в утреннем тумане, тщетно пытается схватить. Каким-то несвойственным ему жалобным голосом он твердит о любви, вновь и вновь повторяет, как он ее любит. Но Ники только смеется резким пронзительным смехом, открыто обвиняющим его во лжи. Кажется, вот-вот он ее настигнет, но она каждый раз ускользает.

Наконец она уснула более крепким, спокойным сном. Так как в каюте не было окон, утренний свет не мог ее разбудить, и проснулась она позднее, чем собиралась. Но настроение у нее было бодрое. Она была готова встретить лицом к лицу то, что ее ждет, готова начать жизнь заново.

Ники налила воды из голубого кувшина в тазик, сполоснула сонные глаза, смочила и пригладила волосы. Заплела косу и уложила в тугой узел на затылке. Взяв саквояж, она открыла дверь каюты и вышла через коридор на палубу. Утренний ветер освежил ее и даже разрумянил щеки, и она повеселела.

Пароход сделал остановку, чтобы выгрузить часть груза. Ники увидела на берегу всего несколько домов. И ни одного человека, который мог бы отвезти ее в глубь материка. До Батон-Руж оставался еще один город Тот, который она обозревала сейчас, пользовался не очень хорошей репутацией, но Пики все же решила сойти именно здесь. Монтен, как назывался этот город, был не слишком велик, но и не слишком мал. Когда-то она побывала здесь вместе с отцом Одна здешняя дорога вела на север к Батон-Руж, другая — на восток к Хаммонду. По этой-то дороге она и решила поехать, чтобы свернуть на север к Джексону или направиться прямо в Атланту.

— Вы едете в Батон-Руж? — Эти слова, произнесенные с мягким южным акцентом, привлекли ее внимание. Худощавый пассажир упирался сапогом в борт. Он был ростом ниже Алекса, но достаточно высок. Светлокожий и темноволосый, он смотрел острым проницательным взглядом, от которого, казалось, ничто не ускользало.

— Нет, в Монтен, — поправила она и тут же пожалела, что сказала правду.

— Неплохой городок, — сказал пассажир. Он постучал пальцами по своей черной, с плоскими полями шляпе. — Меня зовут Престон, мэм. Трэвер Престон. Счастлив с вами познакомиться.

— Я тоже рада, — сказала она, не называя своего имени.

Он не стал ее выспрашивать, а просто стоял и смотрел на деревья и бедняцкие лачуги на берегу. В воде плескались и резвились полуголые темнокожие ребятишки. Их отцы, стоя чуть поодаль, ловили рыбу.

Трэвер Престон достал спичку из кармана своего жилета и зажег ее о поручень.

— Вы не возражаете», если я закурю? — спросил он с некоторым опозданием.

Ники покачала головой, вдыхая острый табачный запах. В своем черном сюртуке, плиссированной рубашке и полосатом голубом шелковом жилете он походил на профессионального игрока. Вид у него был не очень джентльменский, хотя и достаточно приличный.

— Ну, мне пора идти, — сказала она, — мой муж, вероятно, уже недоумевает, куда я запропастилась. Была рада познакомиться с вами, мистер Престон.

— И я тоже, мисс…

— Миссис, — поправила она. — Миссис Донован Сен-Мишель.

— Миссис Сен-Мишель, — повторил он.

Даже стоя к нему спиной, она чувствовала, как он оценивает ее опытным взглядом. Лгать она не умела. Ники подумала, что впредь не должна допускать подобных промахов.

На причале она присоединилась к небольшой группе пассажиров, которые сошли на берег: толстяк в заношенном сюртуке, пышногрудая женщина из Ла-Ронд, супружеская пара с выводком детей. Город выглядел таким, каким сохранился в ее памяти: типичный перевалочный пункт между Миссисипи и глубинными частями страны. Вдоль центральной улицы тянулись магазины, таверны и дома, которые пользовались дурной славой. Более респектабельные магазины находились на внутренних улицах.

Уже совсем рассвело, солнце начинало пригревать, но пока еще было прохладно. Большинство заведений на набережной еще не открывались, лишь некоторые обслуживали своих клиентов всю ночь.

Николь подождала, пока все уйдут, затем пошла по набережной к транспортной конторе, надеясь нанять там какой-нибудь экипаж — Потеряли своего мужа, мэм? — послышался вдруг сзади голос Трэвера Престона.

— Он… он ушел вперед.

— Оставлять леди одну в этой части города не стоит, — протянул он. Когда он улыбался, то выглядел вполне милым, хотя что-то в нем беспокоило.

— Вам что-нибудь нужно, мистер Престон?

— Нет, мэм. Просто я решил, что вы нуждаетесь в помощи.

— Я не нуждаюсь ни в чьей помощи. — И, расправив плечи, она зашагала по улице. Престон шел почти рядом, но она делала вид, будто не замечает его. Николь хотела было сказать, чтобы он оставил ее, как вдруг из таверны вывалились двое пьяных и чуть не сбили ее с ног. Она упала бы, если бы Престон не успел придержать ее за талию.

— Трудно поверить, что такая крошка, как вы, не нуждается в помощи. — Он приложил руку к шляпе и пошел прочь.

Поколебавшись с минуту, Николь догнала его.

— Извините. Я была недостаточно вежлива. Конечно, я нуждаюсь в помощи. Я направляюсь в Атланту. И была бы вам очень признательна, если бы вы помогли мне найти какой-нибудь экипаж Он недоверчиво посмотрел на нее.

— Послушайте, моя маленькая леди, это же чертовски длинный путь. Вы не сможете преодолеть его одна, без сопровождающих.

— Уверяю вас, что осилю его, мистер Престон. — Она хотела добавить: «И я не ваша „маленькая леди“. Я не „маленькая леди“ Александра и кого-нибудь еще». — Но все же было бы лучше, если бы вы мне помогли.

Всего мгновение Престон колебался, пожирая взглядом ее фигуру в дорогом платье.

— Хорошо, мэм. Если вы так решительно настроены, то я знаю одного человека, который с радостью отвез бы вас по крайней мере до Хаммонда.

— Это было бы замечательно.

Оттуда она рассчитывала проехать дальше на восток.

Извинившись, Престон оставил ее и зашел в таверну. Немного погодя он вышел с коренастым человеком, который, казалось, был срублен топором.

— Это Маркус. Он отвезет вас в Хаммонд за десять долларов.

Сумма показалась Ники непомерно большой.

— А на пяти мы не сойдемся?

Маркус рассмеялся. Его толстый живот заходил ходуном от смеха.

— Десять.

— Пять, — настаивала она, сознавая, как туго у нее с деньгами.

Они ударили по рукам, и Маркус отправился на конный двор.

Престон предложил ей чуточку подождать. Они с Маркусом вошли в сарай и выкатили видавшую виды повозку. Колеса у нее выглядели так, будто отвалятся при первом же толчке. Да и костлявый мерин, которого вывел из конюшни Маркус, ковылял так, что, казалось, каждый его шаг может оказаться последним.

Она не удержалась от вопроса:

— Вы что, никогда его не кормите?

— Не тревожьтесь, старый Зик довезет вас до места, — заверил ее Маркус.

Трэвер Престон помог ей взобраться на повозку.

— Благодарю вас, мистер Престон.

— Приятно было познакомиться, мэм. — Он притронулся к шляпе и улыбнулся, провожая взглядом повозку.

Ники облегченно вздохнула. После того как она доберется до Хаммонда и решит, куда направиться дальше, Алексу будет трудно ее отыскать. Скорее всего она никогда больше его не увидит. Он женится на Клариссе, заведет себе новую любовницу и заживет так, как ему нравится.

Отчужденный.

Равнодушный.

Никем не любимый.

Но почему ей больно думать, что он будет жить без нее?

Что ей до того, счастлив он или нет? Что заставляет людей симпатизировать Александру, уважать его? Вероятно, то, что он заботится о них — они просто платят ему заботой за заботу. «Да, он заботится обо всех. Обо всех, кроме меня…»

— Тпру! — вдруг хрипло осадил коня Маркус, изо всех сил натягивая поводья. Они проехали всего несколько миль вдоль сахарных плантаций, где работали негры. Здесь было пустынно. С одной стороны тянулись болота. С другой — пустоши. Над головой у путешественников с ветвей деревьев противно каркали вороны.

— Почему мы остановились?

— Старому Зику надо отдохнуть, — сказал Маркус.

— Но мы проехали всего несколько миль. Не мог же он так быстро устать!

Маркус только пожал своими квадратными плечами.

— Извините, мэм, — послышался голос откуда-то со стороны болота. — Мне чертовски неприятно огорчать вас, но я вынужден это сделать. — Из-за насыпи вылез Трэвер Престон и пошел по направлению к ним.

— Что вы тут делаете? Что вы имеете в виду?

Престон подошел к повозке, схватил Ники за талию и ссадил ее на землю.

— Я еду в Хаммонд, — напомнила она. — Вы сказали, что поможете.

— Не все в жизни получается так, как нам хочется. Будьте любезны, передайте мне свой саквояж: мы с Маркусом поедем дальше одни.

Ники увидела за его спиной двух оседланных лошадей.

— Мне придется вас связать, но я сделаю это не очень туго. Как только распутаете веревку, сможете вернуться на этой колымаге обратно в город.

— Стало быть, вы действуете заодно? Давно знакомы?

— Никогда не видел этого человека, — сказал Престон. — Но мы оба нуждаемся в деньгах.

— У меня… нет… денег. — Она вцепилась в ручку своего саквояжа.

Престон вновь внимательно ее осмотрел, обращая особое внимание на изысканный покрой дорогого темно-синего костюма для верховой езды.

— Леди, такая одежда стоит недешево. Отдайте мне саквояж.

Он протянул руку, но она увернулась.

— Я говорю правду. У меня нет денег. Вернее, есть, но очень мало, как раз столько, чтобы доехать до Атланты.

— Куда? — Он поднял тонкую темную бровь.

— Я… я хочу сказать, что должна добраться до Хаммонда. Там я должна встретиться с мужем.

— Донованом Сен-Мишелем, — саркастически сказал он.

— Да, именно.

Престон хохотнул.

— Много лгунишек повидал я на своем веку, но вы самая отъявленная. Знаете, что я думаю? Вы просто-напросто сбежали. И скорее всего мистер Донован Сен-Мишель или какой-то другой человек, который считает себя вашим мужем, готов выложить кучу денег, чтобы вернуть вас домой.

— Что и говорить, она просто красотка, — вставил Маркус. — А до чего же хороши ее рыжие кудри!

— Она прехорошенькая. И с хорошим вкусом. Не из тех женщин, которые путешествуют в одиночку.

— Я ни от кого не сбежала, — соврала она.

Престон пропустил ее слова мимо ушей.

— Если у нее нет денег, может, мы отвезем ее обратно в Монтен? Наверное, ее разыскивает констебль. Скорее всего она жена или дочь какого-нибудь богатого-человека и за нее объявлено вознаграждение.

— Нет, — резко крикнула Ники. — Я им скажу, что вы пытались ограбить меня.

— Если ты беглая, а я бьюсь об заклад, что это именно так, они поверят нам, а не тебе.

— Ничего у вас не выйдет, — сказала Ники. Она быстро шагнула назад, открыла саквояж и вытащила пистолет Алекса. — Если ты сделаешь шаг в мою сторону, я выстрелю.

Престон рассмеялся и вытащил заткнутый за пояс бриджей пистолет.

— Видишь? И у меня такой. Лучше убери свой, пока не поранилась.

И с этой улыбкой он бросился к ней. Ники нажала спусковой крючок Ее руку отбросило назад, в воздухе запахло едким пороховым дымом. К ее ногам, тихо постанывая, рухнул Трэвер Престон. Отбросив пистолет, она нагнулась и схватила лежавшее в грязи оружие Престона, которое было многозарядным в отличие от пистолета Алекса.

— Не вздумай и ты что-то выкинуть, — стараясь, чтобы ее голос не дрожал, предупредила она Маркуса, который слез с повозки Она решительно навела на него пистолет. — Ты уже понял, что я слов на ветер не бросаю?..

— Да, мэм.

— Подойди ближе. — Маркус повиновался. — А теперь повернись и скрести руки за спиной.

Когда Маркус скрестил свои неуклюжие руки, Ники связала их всего-навсего носовым платком. Конечно, такие путы долго не могли бы продержаться, но Ники на это и не рассчитывала. Трэвер Престон, постанывая, слегка приподнялся. Пуля задела его плечо.

— Извините, мистер Престон, — сказала Николь. — Я никому не собиралась причинять боль, но я сыта по горло грубыми приставаниями. Заткните рубашкой рану, чтобы остановить кровотечение и обратитесь к ближайшему доктору.

Она села в повозку и слегка подстегнула лошадь. К ее изумлению, старый Зик потрусил рысью и бодро прокатил ее несколько миль.

Через час она сбавила темп и в течение дня уже не торопилась. До Хаммонда она, конечно, не доедет, но наверняка вдоль дороги ей встретятся постоялые дворы. В первом же она остановится на ночлег.

Ники старалась не вспоминать, какой опасности избежала.

Если бы Трэвер Престон вернул ее в Монтен, рано или поздно там установили бы, кто она и кому принадлежит. До приезда Алекса, если бы он соизволил приехать, ей пришлось бы сидеть в тюрьме.

При одной этой мысли по спине у нее побежали мурашки.

Затем она приободрилась. Теперь, когда опасность миновала, она стала думать, что весьма удачно выбралась из щекотливого положения. Она разделалась с этими людьми, как это сделал бы Алекс. Защитила справедливость и себя. Доктор быстро вылечит Престона. Вряд ли он обратится в полицию, ибо она уже далеко уехала, да и рассчитывать на вознаграждение двум жуликам не приходится.

Как и поклялась, она сама о себе позаботилась. И если понадобится, сделает это вновь. Не нужен ей ни Александр, ни кто-нибудь другой. Она сделала первый настоящий шаг к свободе.

Почему же внутренний голос все время твердит ей, что свобода от Алекса — всего-навсего другая сторона одиночества?

Алекс сел на «Прекрасную креолку» в Ла-Ронд и поплыл вверх по реке. Он хорошо знал капитана Мэддокса, седеющего пожилого человека, который водил роскошный пароход вот уже пять лет. За приличное вознаграждение капитан согласился сделать дополнительные остановки по пути «Мемфисской леди».

Каждый раз, когда «Креолка» причаливала, Алекс сходил на берег и быстро опрашивал всех, кто мог видеть одинокую беглянку.

Один худощавый блондин, который работал на конечном причале, как раз этой ночью находился на «Мемфисской леди». Он припомнил, что девушка, соответствующая описанию Алекса, села в Ла-Ронд, но больше он ее не видел и не знает, где она сошла.

— Очень красивая женщина, — сказал худощавый. — Волосы просто необыкновенного цвета Да и глаза — сине-зеленые. Аквамариновые. Не ослепительная красавица, и все же очень хороша собой. И такая соблазнительная фигурка.

— Это она, — дрогнувшим голосом сказал Алекс. Чересчур точное описание блондина вызвало у него и гнев, и боль.

Ники хороша собой, по-девичьи наивна и одинока. Ему было неприятно при мысли, что на нее будут глазеть мужчины, недоумевая, почему она путешествует одна, без спутника.

Стараясь размышлять хладнокровно, он подвергал сомнению свои чувства. Почему она занимает такое важное место в его сердце? Почему он не вернул ей контракт и не позволил уехать куда она хотела? Тут он вспомнил о ее доброте. Она столько выстрадала, а по-прежнему смотрит на мир такими чистыми, простодушными глазами. Она нуждается в мужской защите, в его защите. Все, что он от нее требует, — отбросить дурацкую гордыню.

Алекс стиснул зубы. Ники принадлежит ему. И никому больше! Трудно сказать, плохо ли, хорошо ли он поступил, вне брака овладев ею, но он несет за нее ответственность и не позволит ей ускользнуть от него.

Он вновь и вновь клялся, что непременно ее отыщет, но к концу дня его беспокойство стало усиливаться. До Батон-Руж оставалась всего одна остановка. Что, если она изменила свое решение и отправилась еще дальше, вверх по реке? Что, если Даниэль все-таки обманула его. И то и другое представлялось маловероятным. Даниэль не посмела бы обмануть его, а Ники не имеет обыкновения менять принятые решения, у нее просто дьявольское упрямство. Если он не найдет никаких следов в городишке Монтен, он перевернет вверх дном весь Батон-Руж, затем вернется назад, еще раз тщательно проверяя все попутные города.

Алекс чертыхнулся: такие поиски требовали много времени. Мог ли он позволить себе терять столько дней?!

Расхаживая по палубе, он то и дело поглядывал на берег.

Алекс испытывал страшное беспокойство за Ники: кто знает, что может с ней случиться? И тут же проклинал ее, строя планы мести, когда наконец догонит ее.

— Следующая остановка — Монтен, — сказал один из стюардов, проходя мимо.

Александр сошел на берег вместе с пассажирами.

— Я видел эту девушку, — сказал один из носильщиков. — Очень хорошенькая. Она ждала, пока все остальные уйдут, и пошла по набережной в транспортную контору.

— Спасибо, — с облегчением сказал Алекс. Теперь по крайней мере он знал, откуда начинать поиски. — Вы оказали мне большую услугу.

Вручив носильщику монету, Алекс вернулся на пароход, взял свою дорожную сумку и, перебросив ее через плечо, спустился на причал, где среди других лошадей его ждал Макс.

Сойдя на берег, Алекс оседлал жеребца и поскакал в транспортную контору Оказалось, что Ники туда не заходила. Отгоняя всяческие опасения, он направился на конный двор.

— Она приходила сюда в сопровождении двух мужчин, — сказал владелец двора, лысеющий мужчина с седыми, закрученными кверху усами, — какого-то коренастого парня и игрока.

Они наняли по дешевке старую телегу и поехали в Хаммонд. Не знаю, как насчет игрока, а коренастый и девушка точно поехали.

А куда делся игрок, я не знаю.

— Давно они уехали? — Беспокойство Алекса росло с каждой минутой.

— Еще до полудня.

— Спасибо. — Догнать их ему представлялось вполне возможным Макс не подведет. К ночи они скорее всего остановятся на каком-нибудь постоялом дворе. Остается лишь надеяться, что с Николь все будет в порядке и что ее сопровождающие заинтересованы только в ее деньгах.

«В моих деньгах», — поправился он, мысленно выругавшись. Когда он догонит эту беглянку, он ей покажет.

Ники смертельно устала. Когда она увидела, что солнце уже садится, совсем забеспокоилась. Скоро уже стемнеет. Если она не найдет пристанища, ей придется ночевать прямо в повозке.

— Иди, иди, мой дорогой, — молила она старого Зика, к которому успела даже привязаться. — Продержись хотя бы еще чуть-чуть.

Она решила, что купит ему овса и сена и накормит вдоволь, а сама пересядет в почтовую карету. Зик тихо заржал, словно угадав ее мысли, и потрусил дальше.

Уже стемнело, дорогу освещал лишь месяц, а она все ехала. Достигнув дальнего поворота, она вдруг задрожала от холода и пожалела, что не прихватила с собой ничего потеплее.

Немного времени спустя она увидела вдалеке какие-то желтые точки. Подъехав ближе, она разглядела окна. Это был двухэтажный постоялый двор.

— Слава Богу, — с облегчением вздохнула Ники.

От тряски на деревянном сиденье болели все мышцы и суставы. Натянув поводья, она остановила лошадь, спустилась с повозки и слегка размялась.

Из дома доносились мужские голоса, не очень стройное пение и бренчание расстроенного пианино.

— Вам помочь, мэм? — предложил появившийся из-за угла маленький негритенок.

— Да, пожалуйста. Позаботься о моей лошади. Проследи, чтобы ей дали торбу овса и сена.

— Да, мэм, — сказал мальчик.

Он повел старого Зика в конюшню, а Ники поднялась по кирпичным ступеням и открыла тяжелую деревянную дверь.

Низкий потолок таверны подпирали толстые резные балки, окна были зарешечены. Строили ее, видимо, испанцы, хотя последующие хозяева изрядно попортили ее интерьер.

— Вы кого-то ищете? — спросил хозяин, оглядывая ее с ног до головы. Говорил он с французским акцентом, куда более сильным, чем у Алекса.

— Я должна встретиться здесь с моим мужем, Донованом Сен-Мишелем.

— Боюсь, что он еще не приехал. — Хозяин, здоровенный мужчина с густыми черными длинными волосами, массивными плечами и руками и окладистой черной бородой, приветливо улыбнулся.

— Значит, скоро приедет, — сказала она. — А пока мне нужна комната.

— Только для вас одной?

— Я же сказала, вот-вот приедет мой муж.

— Да, да, вы так сказали.

Он вытер свои ручищи о полотенце, заткнутое аа пояс плотного кожаного передника.

— Его зовут Донован Сен-Мишель, да?

— Да.

— Так я и думал. Когда он приедет, я пошлю его к вам.

— Буду признательна.

— Но заплатить вы должны вперед.

— Да, конечно, — согласилась она, как будто знала это заранее.

Она вытащила из своего саквояжа кожаный мешочек с монетами.

— Я хочу поужинать. А ваш мальчик должен покормить моего коня Хозяин пробурчал, что все понял, и назвал сумму, которую ей следует заплатить. Она показалась ей слишком большой, но Ники была очень утомлена и не стала торговаться. К тому же в таверне было полно мужчин, которые с любопытством за ней наблюдали.

Некоторые отпускали похотливые шуточки по ее адресу и сами же похохатывали. Обслуживали зал две официантки, разносившие кружки эля и стаканы с вином.

Когда она вслед за французом поднималась по лестнице, зазвонил дверной колокольчик и вошел рыжий мужчина в запыленной драгунской форме. Ники почти не обратила на него внимания. Хозяин отпер дверь и сказал:

— В туалет можно попасть по черной лестнице.

Маленькая комнатка оказалась на удивление уютной и опрятной, хотя и по-спартански обставленной На кровати лежал набитый мхом матрас, одеяла выглядели теплыми и чистыми.

Над старым обшарпанным дубовым бюро висело небольшое зеркало. Для нее уже были приготовлены кувшин и тазик. Огня в камине не было, но холод особенно не чувствовался.

В ожидании ужина Ники бросила саквояж на постель и стала расчесывать волосы. Пользуясь серебряной щеткой, прихваченной из Бель-Шен, единственной ценной вещью, которую она позволила себе взять, Ники причесала длинные волнистые пряди. Они ярко засверкали в свете плошки с китовым жиром.

Послышался стук в дверь. Грудастая служанка поставила поднос с едой на стол.

— Спасибо, — сказала Ники, награждая ее улыбкой вместо чаевых.

От запаха поджаренного хлеба и жаркого у нее дотекли слюнки.

Сначала она поест, затем снимет свою пыльную одежду, осушит бокал вина и, смертельно усталая, тут же уснет..

Молодой рыжий драгун уселся на стул и хватил кулаком по столу.

— А ну принесите мне рома, да поскорее!

Официантка поспешила принести выпивку, которую он уничтожил одним залпом.

— Еще! — потребовал он, на этот раз широко ухмыляясь и звучно шлепнув ее по заду. Широкобедрая служанка захихикала и, пританцовывая, поспешила прочь.

В любой другой вечер Сентимус К. Уоткинс вполне довольствовался бы ее ласками. Но только не в этот. Он получил повышение и намеревался отпраздновать это событие. Как следует набраться рома, а затем переспать с самой аппетитной девицей в таверне.

— Как тебя звать, парень? — спросил лысеющий одноглазый человек, видимо, матрос, сидевший на скамье напротив него.

— Сен-Уоткинс, — Он протянул худую руку.

— Подходящее имя для боевого солдата, — сказал матрос, принимая руку. — Сержант?

— С сегодняшнего дня капрал.

— А меня зовут Уилок Аптон. — Матрос хлопнул себя по спине, затем повернулся к служанке, которая стояла тут же, над его плечом. — Принеси парню выпить, — с ухмылкой сказал он. — А заодно и мне тоже.

Через час матрос отбивал на столе ритм, распевая веселую морскую песню.

Будучи навеселе и надеясь позабавиться с какой-нибудь девицей, Сеп чувствовал себя превосходно.

Он подошел к дубовой стойке, где хозяин наливал вино из бочонка.

— Мне нужна самая хорошая девица во всей таверне.

— Это Дезире, — сказал француз, показывая на широкобедрую официантку, которая обслуживала зал в этот вечер.

Сеп покачал головой:

— Только не сегодня. Карманы у меня набиты монетами, живот полон рома. Мне нужно что-нибудь такое особенное… — И он позвенел кошельком с монетами по стойке.

Хозяин погладил бороду.

— Есть у меня и кое-что особенное, — сказал он, показав глазами на лестницу. — Но она из дорогих.

— Сегодня я щедро плачу.

— У этой волосы как медь, — разогреваясь, начал говорить хозяин. — Талия вот такая тоненькая, — показал он пальцами. — А глаза цвета морской волны.

Сеп одобрительно улыбнулся, но хозяин, пожав плечами, охладил его пыл.

— Но может быть, ты ее и не захочешь. Видишь ли, она любит настоящих мужчин. Таких, которые могут взять ее против воли. Что бы она там ни делала. Понятно?

Драгун выпятил грудь.

— Я покажу ей, какой я мужчина. Она меня не скоро забудет.

— Ты уверен?

— Еще бы.

Хозяин хлопнул его по спине.

— А ну-ка покажи свои денежки. Я думаю, мы поладим.

Когда Сеп открыл дверь Ники ключом, который дал ему хозяин, то убедился, что ему говорили правду. Девушка и впрямь была красоткой. Какой-то миг он стоял в дверях и, подняв лампу, рассматривал ее, любуясь разметавшимися по подушке волосами.

Ее глаза были закрыты, на щеках лежали густые темно-золотые ресницы, губы — пухлые, нежно-розовые. На ней была простая белая ночная рубашка, которая соблазнительно обрисовывала ее округлые груди.

Сеп решительно вошел в комнату и поставил лампу на столик. Предвкушая наслаждение, он молча отстегнул пояс со шпагой, стащил тяжелые черные сапоги и, расстегнув медные пуговицы на мундире, снял и его. Затем сдернул с себя красное нижнее белье, оставшись нагишом. После долгих месяцев службы на благо страны тело у него было подтянутое и жилистое.

Сеп ощупал дрожащими пальцами ее грудь, расстегнул ночную рубашку и засунул руку внутрь. Ощутив, какая гладкая у нее кожа, какой упругий сосок, Сеп почувствовал сильное желание. Только бы поднять белую полотняную рубашку.

Нагнувшись, он коснулся ее губ легким поцелуем, и она вздохнула. А затем открыла глаза необыкновенного аквамаринового цвета.

— Алекс? — шепнула она.

«Кто этот счастливчик?» — с любопытством подумал он.

При виде ее приоткрытых губ им овладело нестерпимое искушение поцеловать ее. Сеп прильнул к ее губам и сунул язык внутрь. В следующий миг она вцепилась в его ярко-рыжую шевелюру и впилась зубами в язык.

Громко завопив, он отпрянул от нее. Из языка полилась кровь. Но он быстро ухватил ее за кисти и навалился на нее всем телом.

— Убирайся из моей комнаты? — вопила она, тщетно пытаясь приподняться.

Сел только улыбнулся. Он был готов к такому обороту событий. Первое предупреждение, которое он получил, было довольно неприятным.

— Уж я на тебе покатаюсь, милая леди. Хочешь сопротивляйся, хочешь нет, я все равно тебя уделаю.

— Нет! — закричала она, но он зажал ей рот губами.

Ники царапалась, брыкалась, всячески выкручивалась, стараясь освободиться. Она ощущала, как в ее бедро упирается набухший член, в то время как драгун старался раздвинуть ей ноги. Однако ее доблестное сопротивление привело лишь к тому, что ее ночная рубашка разорвалась, а волосы рассыпались по всей постели. Когда она вновь попыталась укусить его, он схватил одной рукой обе ее кисти, а другой зажал ей рот.

— Все равно я оседлаю тебя, леди. Сегодня ты узнаешь, что такое настоящий мужчина.

Сжав ноги, Ники молча боролась. Пистолет Трэвера Престона все еще лежал в саквояже, в нескольких футах от нее.

Если бы она могла высвободиться, она дотянулась бы до него.

Это «если бы» казалось почти нереальным…

Глава 14

— Чем могу помочь, месье?

Алекс ответил хозяину на его родном французском языке:

— Я ищу невысокую женщину с волосами медного цвета и аквамариновыми глазами.

— Вы ее муж? — спросил француз, явно чем-то обеспокоенный. — Донован Сен-Мишель?

Алекс еле сдержал улыбку, разгадав ее хитрость.

— Стало быть, моя жена здесь? — решительно спросил он, не давая никаких объяснений.

— Да, но…

— Какое еще «но»? В какой она комнате? Где ключ?

Француз встревожился еще сильнее.

— У меня для вас очень дурные вести, месье. — Он нервно подергивал свою густую черную бороду, и его глаза беспокойно шмыгали по сторонам. — Ваша жена наверху со своим любовником. Наверное, не ожидала вас так рано.

— Со своим любовником? — До сих пор он кое-как сдерживал себя, но теперь гнев захлестнул его с головой. — Ты хочешь сказать, что она наверху с мужчиной?

— Да, месье.

— Ключ.

— По-моему, вам лучше вернуться домой и подождать ее там.

— Ну!

Хозяин протянул ключ.

— Комната в конце коридора, но предупреждаю, что этот человек с ней… солдат.

Алекс даже не потрудился ответить. Он стремительно взбежал по лестнице и, миновав коридор, открыл последнюю дверь.

Войдя, он увидел, что Ники лежит под голым рыжим человеком с полуснятой ночной рубашкой, с оголенной грудью. Алекс в ярости сразу понял, что она пытается бороться, одновременно подтаскивая к себе свой саквояж.

— Мне следовало бы бросить тебя на произвол судьбы, — проревел он, но его рука схватила рыжего за загривок и оттащила с такой легкостью, словно тот был ребенком.

— Что за черт!.. — Пораженный драгун так и не успел договорить.

Алекс ударил его кулаком наотмашь. Тот согнулся в три погибели. Тогда Александр двинул солдату в челюсть. Ники вскрикнула. Солдат врезался в стол, едва не перевернув свечную плошку. Удары сыпались один за другим. Драгун схватился за сломанную переносицу, все лицо залила кровь.

— Если сам хочешь ее поиметь — пожалуйста, — выдавил Сеп, когда Алекс потащил его за волосы. — Деньги уже заплачены.

— Деньги заплачены? О чем ты говоришь?

— Я говорю, можешь ее поиметь.

— Кому ты заплатил?

— Французу. Двадцать долларов. Все, что у меня было в кошельке.

Алекс отпустил волосы Сепа, и тот повалился на пол.

— Выметайся.

Драгун схватил в одну руку свою форму, в другую сапоги, поднялся и так, не одеваясь, вышел в коридор.

Ники стояла на коленях и, придерживая порванную сорочку, тщетно пыталась прикрыть свои груди.

Он был трижды прав. Слава Богу, что подоспел вовремя.

Этой проклятой гордячке так нужна его защита. Его так бесило, что она отказывается его слушать. Щека Алекса дрогнула.

Он должен каким-то образом убедить ее, что прав.

Она нервно облизнула губы:

— Алекс… я…

— Я поговорю с тобой, когда вернусь. — От его сурового взгляда Ники пробрала дрожь. Стиснув зубы, он направился к двери.

Ники кинулась за ним. Отворив дверь, она с лестницы увидела, как он подходит к хозяину.

— Проклятие, — выругался француз, когда Алекс схватил его за рубашку. Одной рукой он перетащил бородатого здоровяка через стойку и нанес ему сильный удар в лицо. Из носа француза ручьем хлынула кровь. От второго удара тот, шатаясь, попятился назад, натыкаясь на Грубые деревянные скамьи и столы. Никто из посетителей даже не шевельнулся, чтобы прийти на помощь.

Издавая невнятное мычание, француз бросился в атаку.

Алекс уклонился от сильнейшего удара в голову и дал нападающему еще две оплеухи. Француз отлетел к стене, ударившись о нее затылком, и с закрытыми глазами сполз на пол.

Когда Алекс повернулся к лестнице, Ники жадно глотнула воздух. Никогда еще она не видела его в таком бешенстве.

Губы брезгливо поджаты, глаза мрачно горят. При виде ее его лицо перекосила гримаса гнева. Ники кинулась в свою комнату и заперлась изнутри.

Обнаружив, что дверь закрыта, Алекс, ругаясь на чем свет стоит, вставил в скважину ключ, который ему дал француз Войдя в комнату, он увидел, что Ники стоит, чуть расставив ноги, и обеими руками сжимает наставленный на него пистолет.

— Я… я не хочу причинять тебе вред, Алекс. Я очень ценю твою помощь, но не поеду с тобой.

Он никогда еще не видел ее такой язычески дикой. Волосы горели огнем, грудь поднималась и опадала, как цветы розовели соски. Глаза сверкали смело и решительно.

— Брось эту штуку, — велел он, подходя ближе.

— Я не вернусь обратно.

— Куда же ты поедешь?

— Куда-нибудь!

Шагнув вперед, Алекс точным движением выбил пистолет из ее руки, но задел курок. Грянул выстрел, пуля попала в потолок, с которого посыпалась щепа. Ники, ругаясь, попятилась назад. Алекс внимательно осмотрел теплое, еще дымящееся оружие. В его глазах возникло недоумение: он предполагал, что это его пистолет, но оружие было чужое.

— Где ты взяла эту хлопушку? — спросил он, уставившись на нее так мрачно, что она побледнела.

— Я… я…

— Я жду. Говори.

— Я… я… — Она облизала пухлые розовые губки, напомнив ему, что всего несколько минут назад ее грубо целовал солдафон, и о том, какой опасности она подвергалась.

— Мы оба знаем, что лгунья ты никудышная, — холодно произнес он, с трудом сдерживая рвущийся наружу гнев.

Собравшись с силами, Ники взглянула ему прямо в глаза.

— Мне пришлось выстрелить из пистолета, который я взяла у вас. А этот я взяла у человека, которого застрелила.

— Застрелила? — Он не верил своим ушам.

— Да. Он пытался ограбить меня. А денег у меня было в обрез, ни одного лишнего цента. Поэтому мне пришлось застрелить его. Разумеется, это была самооборона. Ведь он первый напал на меня.

— Ну, это уже черт знает что. С меня, во всяком случае, хватит. — Он подхватил ее на руки. Она отбивалась кулачками, сердито протестовала, но, не обращая на это ни малейшего внимания, он отнес ее на постель и сам сел на краю кровати, придерживая ее силой.

— Отпустите меня! — кричала она, извиваясь всем телом.

— Мне уже давно следовало задать тебе хорошую взбучку. Но я этого, к сожалению, не сделал. — Он задрал ее порванную рубашку, обнажив тугие круглые ягодицы.

— Не смейте, Александр! Слышите?

Но он таки посмел. Все ее попытки уклониться от его крепкой ладони кончились ничем. Его рука довольно ощутимо хлопала по нежному задику.

— Будьте вы прокляты!

— Я стараюсь заботиться о тебе, а ты все убегаешь. — И опять посыпался град шлепков. — Ты вновь и вновь подвергаешь себя опасности. Больше я этого не допущу.

— Я все равно не буду вашей подстилкой.

Последовал заключительный шлепок. Он поставил ее на ноги. По ее щекам текли гневные слезы, но она не уклонилась от его взгляда.

— Пойми, Ники, хорошенько подумай! Ты моя служанка по контракту. И должна быть там, где я сказал. И должна делать то, что я тебе велю. — Он крепко сжал ее руку. — С этого времени ты будешь выполнять все мои желания. Ты все поняла?

Ники стиснула зубы.

Алекс встряхнул ее.

— Ясно я говорю?

— Совершенно ясно, ваша светлость, — процедила она. — Но только учтите, вы можете обладать моим телом, но вы не владеете моей душой.

Все еще в ярости, он отшвырнул ее на кровать. Не обращая внимания на ее ругательства, он подошел к двери, открыл ее и захлопнул за собой с такой силой, что задребезжало окно.

«Негодяй, — мысленно выругалась она. — Гнусный негодяй, который заставляет всех плясать под свою дудку». Она потерла ягодицы через ткань рубашки. Они горели адским огнем, но все же он обошелся с ней куда мягче, чем она ожидала.

Она никогда не забудет, как он расправился с капралом, а затем и со здоровяком хозяином постоялого двора.

Очевидно, его отношение к женщинам куда снисходительнее. Он не то что другие. Например, Арман Лоран или тюремщики. Нельзя не признать, что его поступки в значительной мере были продиктованы заботой о ней. Но ему от природы свойственна забота о людях, которые в силу разных обстоятельств находились на его попечении. Она прочувствовала все это на себе.

Внимательно вслушиваясь в звуки, доносившиеся снизу, Ники взбила подушку и залезла под одеяло. «И куда подевался Алекс?» — удивлялась она. Но в то же время она хотела, чтобы он не возвращался до самого утра В скором времени, однако, она услышала его тяжелые шаги. Дверь открылась, и он вошел с дорожной сумкой в руке.

Притворяясь спящей, она наблюдала за ним из-под густых ресниц. Он небрежно бросил сумку на пол, сел на кровать и стянул с ног черные сапоги из грубой кожи. С громким стуком они упали на половицы Он снял рубашку, спустил бриджи.

Ники села на кровати.

— Что вы делаете?

— Раздеваюсь, чтобы поспать, — ответил он, даже не оборачиваясь в ее сторону.

— Но вы не можете спать здесь.

— Именно тут я и лягу.

— Тогда я буду спать на полу.

Схватив одно из одеял, она хотела было слезть с кровати, но Алекс крепко схватил ее за руку.

— Ты будешь спать здесь, на этой кровати.

Ярость его заметно утихла, но достаточно было взглянуть на его мускулистое тело — на его возбужденное мужское естество, чтобы понять, каковы его намерения.

— Не смейте прикасаться ко мне. И учтите, я буду сопротивляться.

Его рот искривился в полуулыбке.

— Ты моя. И сегодня ночью я намерен это тебе доказать, детка!

— И не надейся, Алекс. — Ники отодвинулась.

— Этот твой солдафон сказал сегодня, что ты любишь, когда тебя берут силой. Похоже, он прав Ты хочешь, чтобы тебя насиловали. Ну что ж, ты свое получишь!

— Он не мой! — сказала она с отчаянием. — Я его никогда в жизни не видела.

— Это его и твое счастье, дорогая.

Наблюдая, как вздымается широкая грудь Алекса, глядя на его сердитое лицо, на сжатые в кулаки руки, Ники почувствовала прилив старого знакомого страха. В те ночи, что они провели вместе, она знала только его ласку и нежность, ничего похожего на грубость. Но ведь она не трусиха. И ее больше никогда не запугать.

Она спрыгнула с кровати и кинулась к столу Схватив подвернувшуюся под руку серебряную щетку, она запустила ею в Алекса. Щетка попала ему в лицо. Он зло вскрикнул и устремился вслед за Николь. Она успела увернуться В следующий миг она схватила кувшин с водой и швырнула его в Алекса. Но тот увернулся, и вода разлилась по полу. Затем таз просвистел мимо его головы и ударился о стену.

Алекс довольно ухмылялся, видимо, ему нравилась эта игра.

— Как я и подозревал, моя маленькая проказница оказалась сущей ведьмой.

— Убирайтесь, — чтобы спастись от него, она перебралась через кровать, — я ненавижу вас.

— Посмотрим, любовь моя, посмотрим.

Поймав ее, Алекс крепко схватил ее за талию. Она размахивала кулачками, пыталась его укусить, продолжая сопротивляться, пока не почувствовала, что ее силы убывают. Но он все еще не выпускал ее из своих рук.

И тут вдруг он скомкал ночную рубашку и легко сорвал ее.

Она оказалась совершенно обнаженной. Его мускулистое тело было совсем рядом, и она чувствовала, как в ее плоть упирается его отвердевшее естество. В призрачном мерцании свечи его глаза горели предвкушением наслаждения, но рот выглядел суровым и неуступчивым.

Ники задрожала, впервые почувствовав настоящий страх.

Сейчас он ее изнасилует. Причинит ей боль, заставит забыть о той последней чудесной ночи, которую они провели на одеялах перед камином.

Алекс грубо бросил ее на кровать. И вдруг она как будто снова оказалась в тюрьме. Слышала, как молотят кулаками по своим жертвам тюремщики, как голосят женщины. Видела, как один из тюремщиков раздвигает ноги женщины и насильно овладевает ею.

Ники изо всех сил вертела головой, пытаясь избавиться от этого кошмарного наваждения, пытаясь подавить возрастающий страх. Она чувствовала теплые руки Алекса на своей груди, но видела только насмешливое лицо охранника, казалось, он вот-вот засунет крючковатые пальцы в ее тело. И ей было заранее больно.

Ее глаза набухли слезами.

— Пожалуйста, — шепнула она. — Пожалуйста, не делайте мне больно.

Движения Алекса замедлились. Он как будто отрезвел.

Теперь он не стискивал ее, а только нежно прикасался.

— Никогда, — мягко сказал он, — никогда я не причиню тебе боли.

Одну руку он погрузил в ее волосы, другой обнял ее с такой нежностью, будто никогда не собирался расставаться.

— Успокойся, — тихо сказал он. — Я не причинил бы тебе боли. Всю обласкал бы, но не причинил боли.

Подняв на него глаза, она убедилась, что он говорит правду. Она вдруг прижалась к нему.

— Я так за тебя беспокоился, — сказал он, играя ее волосами. — Боялся, чтобы кто-нибудь не причинил тебе вреда.

Она чуть отодвинулась и поглядела на него.

— Я справлюсь, Алекс, со всеми трудностями. Ты должен меня отпустить.

Он взял ее лицо в ладони, пристально посмотрел ей в глаза.

— Пойми же, я не могу тебя отпустить. Просто не могу.

Затем он поцеловал ее. Поцелуй был такой ласковый, такой нежный, чувствовалось, что Алекс и в самом деле истосковался по ней. Ники не могла и не хотела сопротивляться. Ее губы устремились навстречу его губам. Руками она обвила его мощную шею.

Алекс с тихим стоном прижал ее к себе, впиваясь своими губами в ее рот. Его руки без устали ласкали ее тело. Ладонью он гладил ее грудь. Потом сполз ниже и стал целовать затвердевшие соски. От его ласк все ее тело запылало огнем. Продолжая ее целовать, он сполз еще ниже и притиснул к себе ее ягодицы.

От его рук исходило такое тепло и сила, что она застонала.

Алекс поднял голову, но ничего не сказал. Только опять принялся ее целовать. Его поцелуи доставляли ей и наслаждение, и волнение. Туда, вниз, где только что был его рот, он запустил пальцы, которые тотчас же обволокла шелковистая влага.

Под ритмичными ласками его пальцев Ники тихо стонала.

Она повернулась лицом к нему, а он все ласкал и ласкал ее.

Его губы вернулись к ее губам. Его поцелуи будили в ней такое волнение, что она забыла обо всем на свете, кроме их близости: она ждала того необыкновенно прекрасного и удивительного ощущения, которое могла даровать лишь его страсть.

Алекс как будто читал ее мысли. Его мужское естество отыскало узкий влажный проход и скользнуло в него. Оно как будто дышало, жило, пульсировало и заполнило ее всю целиком. Она никогда еще не ощущала такого неудержимого и сильного влечения к Алексу.

Она отдавалась ему как бы в полном забытьи, ее бедра с силой устремлялись навстречу его бедрам, мышцы Сокращались, стремясь втянугь его как можно глубже. Ее все сильнее захлестывало, поглощало уже знакомое блаженное ощущение.

— Алекс, — шепнула она, сжимая его шею.

— Все будет хорошо, дорогая.

И в самом деле, последующее было до изумления прекрасно. Высоко поднялась волна страсти, сменившаяся волной наслаждения, столь сильного, что, казалось, она не сможет его пережить.

Алекс чувствовал, как все в ней содрогается, чувствовал, как ее мышцы затягивают его все глубже и глубже. Тем временем его тело делало свое дело, словно подгоняемое какой-то неистовой дикой силой. Он произнес ее имя, но вслух или про себя, он не мог бы сказать. Не помнив он и того, что бормотал после этого. Но очевидно, в этих звуках излилось испытываемое им наслаждение.

Несколько мгновений они лежали, обнявшись, н полном изнеможении, но он не отодвигался. Он просто не находил в себе для этого сил. Тем более после всего, что ему пришлось пережить. После страха, который буквально душил его за горло.

Мало-помалу они уснули. Ночью какой-то шум разбудил его, и он почувствовал новый прилив желания. На этот раз он овладел ею более спокойно, не спеша довел ее до пика наслаждения, и затем они снова уснули. Когда он проснулся утром в потоке солнечных лучей, оказалось, что она уже встала и оделась. Он постарался скрыть свое разочарование, но приподнятая простыня ясно свидетельствовала о его намерениях.

Преодолевая желание, он натянул бриджи.

— Я вижу, ты торопишься домой, дорогая?

— Похоже, у меня нет другого выбора.

«Никакого выбора», — подумал он, но ничего не сказал — Ты сожалеешь о том, что случилось? — затаив дыхание, спросил он.

— Нет, месье. Этой ночью я отдалась вам по своей доброй воле. Знаю, попроси я вас оставить меня, вы так и поступили бы.

Она замолчала, ожидая его подтверждения.

— Да. Я только хотел тебя соблазнить. Но никак не изнасиловать.

Ники облегченно вздохнула.

— Я сделала все, чтобы отблагодарить вас за заботу. Ведь я причинила вам немало беспокойства.

— Так это в знак благодарности? — насмешливо сказал он, напоминая, что она уже произносила прежде эти слова.

— Нет. Наше желание было обоюдным. Но запомните, Александр, с сегодняшнего дня вы только силой сможете получать то, что хотите. Я Сен-Клер. И никогда не буду вашей наложницей.

Алекс крепко выругался.

— Я никогда так не заботился ни об одной любовнице Ни за кого я так не переживал. Я отношусь к тебе не как к шлюхе, а как к леди.

— Вашей леди скоро станет Кларисса. А что будет со мной?

— Кларисса станет моей женой. А ты так и останешься моей леди.

— Я думаю, вы заговорите по-другому, когда столкнетесь не с покорной любовницей, а с женщиной, готовой сопротивляться вам до последнего вздоха.

Алекс испустил долгий усталый стон. До этого, конечно, дело не дойдет, но она не поверит ему, если он это скажет. В конце концов пусть думает, что хочет. Он пригладил свои волнистые темно-каштановые волосы.

— Если именно этого ты хочешь, так оно и будет.

Алекс привязал Макса позади разболтанной колымаги и уселся в нее вместе с Николь. Солнце сверкало ярко, но осенний ветер, перебирая его волосы, освежал. Близилось время уборки урожая.

— Спасибо, месье, — сказала Николь, прерывая его мысли, — за то, что вы решили выкупить старого Зика.

— Я предпочел бы, чтобы ты звала меня Алексом. Что до этого престарелого коня, то я думаю, что он никогда не помешает на пастбище, хотя конюх и сочтет меня глупцом.

Ники ласково улыбнулась.

— Сердце у вас все же доброе.

По прибытии в Монтен Алекс расплатился с хозяином постоялого двора за наем колымаги и выложил приличную сумму за Зика. Как только старого коня вывели из стойла, он сразу зашевелил ушами.

— Должно быть, намаялся на этой конюшне, — заметила Ники.

Алекс тепла улыбнулся.

— Думаю, ему будет очень хорошо в Бель-Шен, и он это оценит.

— В отличие от меня? — сказала она с укором.

Алекс широко улыбнулся.

— Я думаю, что иногда… ты все же проявляла… свою признательность.

Ники метнула на него сердитый взгляд, но промолчала.

Наняв какого-то парня, чтобы он позаботился о Зике и Максе до прибытия парохода, они направились к полицейскому участку, который размещался в приземистом старом здании рядом с транспортной конторой. К этому времени все таверны были уже открыты, из дверей доносились громовой смех и похабные песни, по деревянным тротуарам и мостовой бродили вдрызг пьяные матросы.

— Вы уверены, что это необходимо, Алекс? — спросила Ники, не испытывая особого желания ворошить дело. — Человек, в которого я стреляла, вряд ли осмелится прийти сюда с доносом. Ведь он пытался меня ограбить.

— В этом-то и вся суть, дорогая.

Они шли под руку. Маленькая ручка Ники уютно расположилась на большой мускулистой руке Алекса. На ней было одно из муслиновых платьев, которые она захватила с собой, — бледно-розовое. Алекс был одет в чистую белую рубашку, коричневатые бриджи и сапоги.

— Он был не такой уж плохой парень, — закончила Ники. — Надеюсь, он уже поправился.

Алекс пробормотал себе под нос:

— Теперь ты беспокоишься о человеке, который хотел тебя обобрать.

— Он отпустил бы меня. Ему нужны были только мои деньги.

— Он, выходит, не только вор, но и дурак, — мрачно процедил Алекс, сердито взглянув на нее Полицейский участок производил довольно угрюмое впечатление Здесь стояли два дубовых стола. На стенах висели объявления о розыске преступников. В задней стене была дверь, которая вела к камерам.

Констебль Роудс попросил, чтобы она описала напавших на нее людей.

— А что с ними сделают, если поймают? — поинтересовалась Ники.

Роудс был худой, лысоватый, с длинной шеей. На ней покоилась небольшая головка, единственным украшением которой были маленькие проницательные глазки.

— Их засадят на несколько лет в тюрьму.

У Ники пересохло в горле.

— Понятно…

— Расскажи констеблю, как выглядели эти люди, дорогая.

Нам надо еще успеть на пароход.

— Я… я что-то плохо помню.

Алекс посмотрел на нее в упор, но она сделала вид, что не замечает его взгляда.

— Один из них был светловолосый и худой. Другой — низенький, с проседью в волосах и бороде.

— Бороде? — переспросил Алекс, не отводя от нее внимательных глаз.

— Да. — Она с трудом удержалась, чтобы не отвернуться.

— А что-нибудь еще вы помните? — спросил констебль Роудс. — Может быть, какое-то имя?

— Кажется… один назвал другого Ватом.

— Просто Беном? — уточнил Роудс, почесывая свою лысину. — Никаких фамилий?

— Вроде бы нет.

— Я думаю, нам пора, — сказал Алекс. Он пожал руку констеблю и повел Ники к двери. — Если вам понадобятся еще какие-нибудь сведения, вы можете связаться со мной в Бель-Шен.

— Извините за беспокойство, мэм.

— Благодарю вас, констебль Роудс. — Ники повернулась и вышла.

Алекс тут же нагнал ее.

— Почему ты соврала?

— Откуда тебе известно, что я соврала?

— Я знаю.

— Я не соврала.

— Не выводи меня из терпения, Ники. — Он насквозь прожигал ее взглядом.

— Хорошо, я соврала. Не хотела, чтобы этих людей засадили за решетку. Они показались мне не столько испорченными, сколько отчаянно нуждающимися. Я хотела дать им еще шанс в жизни.

— Шанс? — недоверчиво переспросил он.

— Каждый должен иметь свой шанс.

— Включая и тебя?

Она только взглянула на него.

Алекс с трудом отвел от нее глаза.

— Едем домой.

— Если ты говоришь о том, который на Тулуз-стрит, это твой дом, Алекс. Моим он никогда не будет.

Глава 15

На пристани Ники поджидала Алекса, который покупал билеты. Следующим рейсом должен был пойти «Ганнибал», куда более роскошный пароход, чем «Мемфисская леди».

Вокруг нее играли детишки, дергая матерей за юбки. Женщины, по большей части жены плантаторов, были разодеты в модные шелковые, кружевные и кисейные платья. Их обшитые яркой каймой капоры, снежно-белые перчатки, разноцветные зонтики радовали глаз. Хотя городок Монтен и был переполнен азартными игроками и всякого рода прощелыгами, здесь обитали и зажиточные плантаторы.

Издалека послышались гудки. Ники увидела пароход, колеса которого взбивали воду. Из его трубы шел густой черный дым.

— Пароход! — раздался громкий крик. Как всегда, речной красавец вызывал всеобщее волнение.

При виде его у Ники, как и у других, заколотилось сердце.

Красно-белый четырехпалубный «Ганнибал», казалось, воплощал в себе все стремления человечества к красоте и скорости. С почти четырьмя сотнями пассажиров, со скотом и другим грузом на борту, «Ганнибал» развивал более пятнадцати миль в час.

— Ну что, готова? — спросил Алекс, вернувшись с билетами.

Она улыбнулась.

— Я никогда не плавала на таком огромном судне.

— Стало быть, нам предстоит незабываемое путешествие Она подумала, что они недостаточно хорошо одеты для торжественного ужина в салоне. И отгоняла от себя мысли о том, что наверняка кое-кто из пассажиров узнает его и, конечно, вспомнит о его предстоящей женитьбе на Клариссе.

Но ведь он Александр дю Вильер, герцог де Бризон. Он может позволить себе делать все, что захочется.

Алекс отвел ее на палубу, где помещались каюты первого класса, оставив ее пока полюбоваться окрестными видами.

— Я отнесу наши вещи в каюту, — сказал он, — а затем мы осмотрим весь пароход.

Она не видела, в какую каюту он внес ее вещи, но ее сердце больно сжалось при мысли, что ночью ей придется выдержать настоящую битву. Она совершенно недвусмысленно высказалась по этому поводу. И ни за что не уступит.

— Вот сюрприз! Неужели это ты?

Услышав знакомый голос, Николь резко обернулась.

— Мишель! — вскричала она, узнав в стройной девушке подругу детства. Они крепко обнялись и, смеясь, пролили счастливые слезы.

— Не верю своим глазам, — сказала Мишель, внимательно всматриваясь в Николь. — Я так часто о тебе вспоминала, думала, где ты, что с тобой! До меня доходили кое-какие слухи, но… — Мишель покачала головой, закатив прелестные зеленые глазки, как , бы опровергая их. Она затрясла своими русыми кудряшками, как бы все решительно отвергая.

Радость Ники угасла.

— После того как вы уехали, дела в Медоувуде пошли совсем плохо. Папа умер. Следом за ним ушла и мама. Имение было в долгах, кругом долги.

— Прости. Я не знала.

Ники принужденно улыбнулась.

— Как ты могла знать? Ты же уехала.

Мишель кивнула.

— У нас тоже хватало неприятностей. Во Франции отец сумел поправить дела и даже разбогатеть. В прошлом году мы вернулись в Луизиану. Папа купил плантацию к северу от Батон-Руж.

— Как замечательно! Твой отец всегда был таким предприимчивым. — Она вновь обняла Мишель — А ты, Ники? Где ты сейчас живешь?

Через плечо Мишель Николь увидела, что к ним приближается Алекс. Через несколько мгновений он подойдет к ним.

Мишель узнает, что они путешествуют вместе, отсюда уже нетрудно будет догадаться, какие отношения их связывают.

Она сглотнула, не зная, что сказать — Я… я живу в Бель-Шен. Ты, вероятно, помнишь, что мой отец дружил с Шарлем дю Вильером.

— Его дочь сделала нам честь, остановившись у нас, — сказал Алекс из-за спины Николь.

— Мишель Кристоф, это Александр дю Вильер.

Александр поднес к губам руку Мишель в тонкой перчатке.

— Счастлив познакомиться, мадемуазель Кристоф!

Мишель залилась краской.

— Знакомство с вами для меня большая честь, месье. — Она повернулась к Николь, которая стояла с отсутствующим выражением. — Вы возвращаетесь в Бель-Шен?

— У мадемуазель Сен-Клер дом в Новом Орлеане, — ответил за Николь Алекс. — А где живете вы, мадемуазель?

— Я еду, чтобы повидаться со своей подругой, как раз в этот город Не правда ли, это замечательно, Ники? Мы опять возобновим наше знакомство, будем проводить вместе время — Да… — нерешительно согласилась Николь. — Это будет чудесно…

Мишель достала из карманчика своего голубого шелкового платья фарфоровые часики на черной бархатной ленточке.

— Извините, — сказала она. — Я должна идти. Меня ждет тетушка Лаура. Она, кажется, уже распланировала наш вечер.

— Где вы остановитесь в городе? — спросил Алекс. — Я уверен, что Николь захочет с вами повидаться.

— На Ройял-стрит восемь дробь двенадцать. Но может быть, я освобожусь пораньше и загляну в твою каюту. Ники, какой у тебя номер?

Ники замешкалась.

— Каюта номер триста, — ответил за нее Алекс. — Через несколько номеров от моей.

— Если сегодня не встретимся, тогда в городе. — Мишель еще раз обняла Николь и поспешила к трапу.

Николь посмотрела на Алекса.

— Спасибо, что выручили, месье, но, если она придет, ложь тотчас же обнаружится.

— Ты в этом уверена?

Ники едва сдерживала улыбку.

— Имея дело с вами, Александр, в чем можно быть уверенной?

Он раскатисто рассмеялся.

— А с тобой?

Алекс, оказалось, действительно купил им отдельные каюты. Николь была ему за это благодарна. Она чувствовала себя смертельно усталой и была не в духе. Одна мысль о том, что ей придется сражаться с Алексом за остатки своих принципов, была просто невыносимой.

К ее удивлению, вечер прошел приятно и легко. Они поужинали в спокойном уголке элегантного главного салона с резными деревянными балками — белыми с золотыми листьями. Ники никогда еще не видела такой роскоши. Она любовалась изысканными цветными узорами дорогих ковров, мозаикой люков по бортам.

Столы были накрыты белоснежными скатертями, уставлены хрустальной посудой. В одном конце просторного салона стоял огромный кувшин чистого серебра, в другом сверкало огромное зеркало в позолоченной раме.

Позже они с Алексом бродили в лунном свете по палубе.

Чувствуя, что она утомлена, может быть, даже угадывая, какую битву ей приходится вести с собой каждый раз, когда он рядом, Алекс говорил с ней ласково, тщательно избегая каких-либо неприятных тем. Он проводил ее в каюту. Ники насторожилась, когда Алекс склонился над ней, но он лишь слегка коснулся ее губ.

— Спокойной ночи, — сказал он, открывая дверь в каюту.

«Пойму ли я когда-нибудь его?» — пронеслось у нее в голове. Но она была слишком утомлена, чтобы размышлять на эту тему. С большим трудом ей удалось расстегнуть мелкие пуговички на спинке платья, и она наконец улеглась спать.

К утру, без Зика и Макса, которые остались в Ла-Ронд, они прибыли в Новый Орлеан. Сюда прибывали суда со всего света. Лучшие пароходы стояли отдельно. Красивые плавучие дворцы, как правило, отчаливали к вечеру, тогда как небольшие суденышки курсировали весь день.

На Декейтер-стрит Алекс остановил кеб. Лошади резво зацокали копытами по булыжной мостовой, и скоро они оказались на Тулуз-стрит. Когда кебмен остановил экипаж перед чугунной решеткой подъезда, на нее нахлынули воспоминания о том дне, когда она была здесь в первый раз.

Она не забыла свой жалкий вид в тот майский день, когда ее привели из тюрьмы. Не забыла она и его любовницы, красивой креолки с волосами цвета воронова крыла. Что стало с Лизетт? Горюет ли она, разлучившись с Алексом? Ожидает ли и ее та же участь, что Лизетт?

— Идем, дорогая, — ласково сказал Алекс, обнимая ее, чтобы помочь спуститься на землю.

Не глядя на него, Ники позволила провести себя через сад к ступеням широкого крыльца, а затем через резную кипарисовую дверь в дом. Дверь открылась еще до того, как Алекс постучал. В холле стоял высокий, прямой как палка Фредерик.

Вид у него был очень церемонный, пока он не улыбнулся и не подмигнул ей. Сбежавшая по лестнице Даниэль не удержалась и обняла ее.

— Хвала Всевышнему, с вами все в порядке. — Перекрестившись, она посмотрела на Николь своими круглыми серыми глазами, которые, казалось, умоляли понять ее беспокойство. — Месье герцог сказал, что вас могут арестовать. Я не знала, что делать. Я… я так беспокоилась за вас… — Ее неуклюжие пальцы нервно одергивали оборки платья.

— Все в порядке, Даниэль. — Николь тепло пожала ее пухлую ручку. — Ты поступила, как считала нужным… — Она умолчала о том, что Александр успел выручить ее из беды, ибо была уверена, что смогла бы постоять за себя.

— Но ты же не можешь жить вместе со мной в Новом Орлеане, — сказала она, вдруг вспомнив о женихе Даниэль. — Как насчет Рене?

Даниэль прыснула.

— Говорят, что разлука только укрепляет любовь. Может быть, Рене соскучится по мне и объявит наконец день нашей свадьбы.

Ники рассмеялась.

— Может быть, и так. — Она повернулась к Алексу. — Но вы привезли сюда и Фредерика.

— И Бетси… — Бетси была женой Фредерика. — Надеюсь, она чувствует себя лучше? — участливо спросил Алекс у дворецкого.

— Ребеночек, кажется, успокоился, — улыбнулся Фредерик, ярко сверкнув белыми зубами, особенно заметными на угольно-черном лице. — До его рождения мама может отдыхать. Но зато уж потом забот у нее будет достаточно — только вертись. — Первенец Бетси должен был родиться через шесть месяцев.

— Она женщина сильная, — сказал Алекс. — У нее никаких трудностей не будет.

Ники поглядела на него, словно хотела спросить, откуда у него такие сведения о младенцах, однако промолчала. Хозяин Бель-Шен должен знать обо всем.

Алекс улыбнулся ей.

— Я думал, тебе будет приятнее в окружении знакомых людей.

— Да. Спасибо за заботу.

— Есть еще один человек, с которым я хотел бы тебя познакомить. — Он провел ее в гостиную. Там, опираясь на серую мраморную каминную доску, стоял плотно сбитый человек с огромными руками и плечами. Одет он был в темно-синие брюки и домотканую рубаху.

— Николь, это Байрам Сит, мой старый друг. Мы познакомились с ним в Алжире. Друг еще с тюремных времен.

— Вы, кажется, о нем упоминали. — Они переглянулись, и она поняла, что права.

— Иногда меня зовут просто Рам, — с заметным акцентом сказал турок и слегка кивнул головой, видимо, в знак приветствия. — Вы можете звать меня Рамом.

Голова у Байрама Сита была чисто выбрита, а разрезом глаз он походил на монгола. Из-под его носа свисали густые черные усы. Она никогда еще не видела человека с такими чудовищно большими руками и ногами.

— Рада с вами познакомиться.

— Какое-то время Рам будет жить здесь, — сказал Алекс.

— В Бель-Шен?

— Здесь, — тихо повторил он.

— Здесь? — удивилась Ники: с какой стати такой человек будет жить в городском доме?

— Он проследит, чтобы с тобой ничего не случилось, пока я буду занят работой на плантации.

— Но мне же ничего не… — Ники запнулась, поняв, для чего тут будет этот человек. — Он приставлен для слежки, как бы я не удрала? Это вы хотите сказать?

— Тебе понадобится какое-то время, чтобы освоиться.

— Так этот человек — тюремщик? Я буду такой же пленницей, как и в тюрьме на Барон-стрит?

— Рам здесь для того. Чтобы заботиться о тебе, — подчеркнул Алекс. — А ты явно нуждаешься в заботе.

Ники сделала глубокий успокаивающий вдох, прежде чем заговорить.

— Я немного устала, — сказала она, проходя мимо него. — Пожалуй, я поднимусь к себе в комнату.

Алекс не, стал ее останавливать, но последовал за ней. Она стояла в коридоре, не зная, какая именно комната ей отведена.

— Вот эта, — подсказал он сзади, указывая на дверь, ведущую в хозяйские апартаменты.

У Ники сжалось сердце. Неужели он и в самом деле потребует, чтобы она спала в комнате Лизетт? Она просто задохнется в атмосфере, насыщенной запахом ее духов!..

— Нет ли какой-нибудь другой комнаты? — спросила она, надеясь, что он правильно ее поймет.

Не отвечая, Алекс подтолкнул ее к двери. К ее удивлению, комната была совершенно пуста, если не считать придвинутой к стене огромной кровати с четырьмя опорными столбиками для балдахина.

— Я оставляю выбор за тобой. Я хочу, чтобы тебе было здесь хорошо. Это лучшая комната во всем доме. Я надеялся, что ты обставишь ее по своему вкусу и желанию. Кровать принадлежала моему отцу. Я очень ею дорожу. Но если она тебя раздражает, я прикажу, чтобы ее убрали.

Ники внимательно огляделась, удивленная, что он взвалил на себя столько хлопот ради нее.

— Обставить комнату стоит недешево, А Я знаю, что у вас нет лишних денег.

— Сумма, которая на это потребуется, просто жалкие гроши по сравнению с тем, что я должен Фортье. Чуть больше, чуть меньше, какая разница?

Комната была чудесная. Свежевыкрашенная, с прекрасным паркетным полом и изящными ставнями на окнах. С прелестного чугунного балкона можно было видеть сад, Все вокруг было залито солнцем.

— Эта комната подойдет.

— Должен ли я велеть убрать кровать?

Не только белье, но и перьевой матрас были убраны.

Ярко сверкало отполированное красное дерево. Все было чисто, опрятно.

— Прекрасная кровать. Я буду счастлива спать на такой.

— Мой отец был бы счастлив это слышать.

Ники выпрямилась.

— Вряд ли ваш отец был бы счастлив, узнав, что вы собираетесь разделить это ложе со мной.

Алекс не стал спорить. Шарль дю Вильер приказал бы выпороть сына на конюшне, если бы знал, какое будущее он готовит для дочери старинного друга. Алекс и сам с трудом понимал, что заставляет его действовать так, а не иначе.

— Я рад, что ты согласилась. Со временем ты увидишь, что все это к лучшему.

— Да поймите же вы, черт возьми, я ни с чем не согласилась! Все, что я говорила, остается в силе. Ни за что на свете я не буду вашей любовницей.

Сжав зубы, Алекс подавил закипающий гнев.

— Я возвращусь через неделю. Надеюсь, что к этому времени ты образумишься. Мы еще будем счастливы на этой кровати.

— Катитесь ко всем чертям! — крикнула она.

Трудно было, однако, надеяться, что это проклятие возымеет силу. Да, Алекс уедет, но в Бель-Шен. Наступило время уборки урожая. Работники будут трудиться до самого Рождества по шестнадцать часов в сутки. Удивительно, что в таких случаях никто обычно не жалуется на изнурительный труд.

Атмосфера царит праздничная. Угощения вдоволь, выдают виски и табак, а в конце работ и вознаграждение. Завершается все, разумеется, общим балом, который так и называют — «сахарный».

В дни сборки урожая мать Ники всегда помогала ее отцу.

Но кто поможет Алексу? Никто. Во всяком случае, в этом году. В следующем году он будет женат. Кларисса Эндикот, несомненно, будет хорошей помощницей для своего мужа. Она будет выполнять обязанности жены плантатора так же хорошо, как этому обучена Николь, а может быть, и лучше.

Присев на подоконник, Ники выглянула в сад. Свадьба Алекса назначена на десятый день нового года. Как раз перед истечением срока займа. Остается чуть больше двух месяцев начиная с сегодняшнего дня. До этого времени Ники должна уехать. И никто не сможет ее задержать — ни сам Алекс, ни его верный Рам. На этот раз она должна тщательно продумать свой побег. Дождаться, когда Алекс ослабит наблюдение. Получше узнать своего тюремщика Рама и его уязвимые места.

Раздобыть достаточно денег для поездки на корабле. Только после этого она сможет совершить задуманный побег.

А пока она займется тем, что обставит комнату. Что же касается его желания присоединиться к ней в большой отцовской кровати, то тут ему предстоит настоящий бой.

В пятницу приехал Франсуа. Из платьев, кем-то заблаговременно повешенных в шкафу, она выбрала модное темно-лиловое из саржи, которое походило и для этой прохладной осенней погоды.

— Я приехал сопровождать вас в поездке по городу, — сказал Франсуа. — Алекс говорит, что вам нужны зимняя одежда и мебель для спальни.

Ей пришлось нехотя признать, что Александр, как всегда, заботлив.

— Очень любезно с вашей стороны.

Они выпили по чашечке ароматного черного кофе, который Ники очень любила, и полакомились французскими пирожными, которые Бетси каждое утро покупала в кондитерской.

Немного погодя, когда они уже вышли из гостиной, готовясь к поездке, прибыл Томас Демминг.

— Я пришел, чтобы засвидетельствовать свое почтение, — сказал он Ники с порога, — и чтобы удостовериться, что у вас все в порядке.

— Спасибо, Томас.

Он выглядел настоящим денди в своем темно-синем сюртуке и светло-серых брюках. Его голубые глаза лучились юмором. — К сожалению, мы как раз уходим, — сказал Франсуа. — Необходимо совершить небольшой поход по магазинам. Если хочешь, можешь к нам присоединиться.

— Мне следовало бы поехать с вами, — насмешливо произнес Томас, — хотя бы для того, чтобы ублажить Алекса. Но у меня уйма дел.

Разговор прервал стук в дверь. Фредерик поспешно ее распахнул, и перед ними предстала хорошо одетая женщина На какой-то миг яркий солнечный свет помешал рассмотреть ее лицо. Затем, не обращая никакого внимания на Франсуа и Томаса, с довольно раздраженным видом вошла Мишель Кристоф.

— Я-то думала, что мы добрые друзья. — сказала она, подходя к Ники. Ее розовая шелковая юбка так и шуршала. — Ты могла бы мне все сказать. Я бы поняла.

Ники невольно улыбнулась. Мишель, как она помнит, очень редко повышала голос.

— Не думаю, что вы знакомы, — сказала она. И щеки Мишель стали такими же розовыми, как и ее юбка. — Мадемуазель Кристоф, это месье Франсуа дю Вильер, брат Александра, и месье Томас Демминг, один из его ближайших друзей.

— Очень приятно… — Мишель взглянула на Франсуа, затем на Томаса, чьи глаза сразу потеплели и глядели на нее с явным одобрением. Мишель вновь покраснела.

Только тогда Ники поняла, как похорошела ее подруга за те годы, что они не виделись. Вместо худощавой, хотя и гибкой, как ветка ивы, школьницы в холле стояла статная красивая молодая девушка.

Она по-прежнему оставалась стройной, только чуточку округлилась, шея грациозно изогнулась. Зеленые глаза, особенно заметные на чистой, цвета персика коже, оттеняли длинные ресницы. Небольшие груди выглядели упругими и соблазнительными, что не ускользнуло от внимания Томаса — Мы едем по магазинам, — сказала Ники, чтобы разрядить, как ей казалось, некоторую неловкость. — Если хочешь, поехали с нами.

Мишель перевела взгляд с Томаса на Николь, с Николь на Томаса.

— Извините за несдержанность. Мне следовало быть вежливее. Надеюсь, вы не думаете, что я всегда так резка на язык.

— Обычно она так застенчива, — с лукавыми искрами в глазах объяснила за подругу Ники.

— Друзья на то и друзья, чтобы откровенно говорить друг с другом, — сказал Томас, добавив:

— Мы были бы рады, если бы вы согласились нас сопровождать.

— Я не хочу обременять вас.

— Нет, нет, ни в коем случае, — заверил ее Томас. — Сперва мы отправимся на Шартр-стрит, затем пообедаем в «Маленьком Трианоне» у сквера.

— У тебя, кажется, были неотложные дела? — поддел его Франсуа с еле скрываемой улыбкой.

— Ничего подобного. Мне как раз нужно отдохнуть.

Весь день они бродили по улицам и магазинам. По настоянию Франсуа Ники заказала несколько новых туалетов: из саржи, шерстяной ткани, а также зеленый бархатный костюм для верховой езды, хотя было маловероятно, что он может здесь понадобиться.

Франсуа не настаивал, чтобы она купила еще и бальное платье, как ее уговаривала продавщица. Ясно было, что Алекс не будет брать свою любовницу на предстоящие празднества.

Они оба знали об этом.

Хотя это отчасти испортило настроение Николь, она вполне насладилась изысканным обедом, а затем выбрала для спальни кое-какую антикварную мебель, включая и гардероб розового дерева. Для занавесок, которые должна была сшить Бетси, она подобрала ситец бледно-персикового цвета, купив такой же материал для покрывала и балдахина над массивной кроватью с четырьмя столбиками.

Комната будет просто прелестной. Ники даже вздохнула, думая, каким недолгим будет там ее пребывание.

Между Мишель и Томасом сразу же установились самые милые отношения. Николь было любопытно, каким образом ее подруга ускользнула от бдительного ока тети, однако спрашивать об этом она не стала. Обе они стали уже взрослыми женщинами. С той лишь разницей, что Мишель сохранила девственность для своего будущего мужа.

— Кажется, я вижу знакомого, — прервал ее мысли негромкий голос Франсуа. — Вы извините меня?

— Да, конечно.

Он вошел в модный галантерейный магазин для мужчин.

Пока Мишель и Томас оживленно беседовали, Ники шла по улице, разглядывая витрины. Через стекло она вдруг увидела Франсуа, который увлеченно беседовал с красивым, изысканно бледным молодым человеком своего возраста.

Он был высокий, как и Франсуа, но более худощавый. На лице с высокими скулами и четко очерченными губами витала улыбка, которую так и хотелось назвать соблазнительной. А двигался он так изящно, словно парил. Видимо, слова Франсуа вызвали у него румянец. Франсуа коснулся его щеки, и молодой человек перехватил его за руку. В этом движении Ники почудилось что-то неестественное.

Ники почувствовала себя невольной свидетельницей интимного свидания двух людей, которых соединяет что-то более глубокое, чем дружба и даже чем любовь.

Кровь отлила от лица Николь. Не веря своим глазам, она вновь глянула через витрину, и в этот миг Франсуа поднял глаза. Их взгляды на мгновение встретились.

Она возвратилась к Мишель и Томасу совершенно потрясенная. Ей было мало известно о любви между мужчинами. По большей части все это были слухи о неких запретных страстях.

Но что-то подсказывало ей, что Франсуа из породы именно таких мужчин, приверженцев однополой любви.

Он возвратился такой же бледный и потрясенный, как и она.

— Жан-Пьер — мой старый школьный друг, — объяснил он, тщательно избегая ее взгляда.

Они подошли к дому, где теперь жила Николь. Он быстро простился и ушел, явно расстроенный. Нехотя ушел Томас, предварительно получив согласие навестить Мишель в доме тети. Девушки остались одни.

— Он тебе понравился? — спросила Ники, когда они уселись на диван.

— Да, обаятельный молодой человек. И такой красивый! — Мишель закатила свои хорошенькие зеленые глазки.

— Мне он тоже нравится.

Мишель стянула перчатки.

— Я рада, что встретилась с ним, но пришла прежде всего для того, чтобы повидаться с тобой. О тебе рассказывают столько всякого… Я не верю, что все это может быть правдой.

— Что же ты слышала?

— Тетушка говорит, что ты собственность Александра дю Вильера. Что ты его служанка по контракту, который он перекупил. По ее словам, все во Французском квартале знают, что он выкупил тебя из тюрьмы за огромную сумму денег. Я считаю, что месье дю Вильер только хотел тебе помочь. Ведь он и твой отец были друзьями.

Ники принялась расхаживать перед камином. Отныне ей нечего было скрывать, незачем лгать.

— Алекс и в самом деле помог мне. Во многих отношениях он был добр.

— Во многих отношениях?

— Это долгая история, Мишель, достаточно сказать, что прошло очень много времени, прежде чем я стала ему доверять.

В конце концов он все-таки завоевал мое доверие. Я думаю, он искренне привязан ко мне. Я… я позволила себе увлечься им…

Совершила поступки… о которых теперь сожалею… С тех пор я обнаружила, что ошибалась в его намерениях… — Этими словами она и ограничилась. Пусть Мишель сама делает свои выводы.

— Боже мой! — шепнула та по-французски.

— Я думала, что люблю его, — тихо сказала Ники, всей душой надеясь, что подруга поймет ее правильно.

— А теперь?

Вздохнув, Ники остановилась и села на диван.

— А теперь я сама не знаю, что чувствую.

— Но неужели, если бы ты его попросила, он не расторг бы твой контракт?

— Он не хочет этого.

— Но почему? Его отец непременно так поступил бы, я думаю.

Ники повернулась к ней лицом.

— Я задавала себе этот вопрос тысячу раз. Я не знаю почему. — «Потому что он хочет меня. Потому что владеет мной, а Алекс никогда не отдает того, чем владеет». И все же Алекс — человек достаточно добрый, он не ставит своего счастья выше счастья других. То, что она ему принадлежит, еще не ответ на вопрос. Но какой еще другой ответ может быть?

— Что я могу для тебя сделать? — спросила Мишель.

— Только одно — оставайся моей подругой. — Ники невесело улыбнулась. — Думаю, что это будет не так легко.

Удивительно, что тетушка разрешила тебе навестить меня.

Мишель искренне вздохнула.

— Вообще-то она уже запретила ходить к тебе. Но вот что я тебе скажу. Мы были подругами в прежние времена. Мы и сейчас подруги. — Она выпрямила свои худенькие плечи. — Мы навсегда ими останемся. Ничто не сможет этого изменить.

Мишель встала и обняла Николь.

— Сообщи мне, если тебе что-то понадобится.

— Алекс заботится о моих потребностях. — с горечью промолвила Ники, не добавив, однако, что сама она отнюдь не намерена удовлетворять его потребности.

Глава 16

Неделя, которую Ники прожила праздно, почти ничего не делая, тянулась бесконечно медленно. Она скучала по простору Бель-Шен, не чувствовала себя свободной, какой она была там. Хотя при доме был уютный сад, где можно было уединиться, и шумный город будоражил ее воображение, Ники предпочитала сельское уединение.

Она поклялась себе, что, если ей удастся совершить бегство, именно в таких вольных местах она и поселится.

Совершить побег, однако, было не так-то легко. Для этого был необходим тщательно продуманный план, в который входила и такая задача — отвлечь внимание Рама.

Первым делом надо было узнать слабые места Рама. Она не упускала ни одного удобного случая, чтобы поговорить с ним, расспросить об Алексе и их дружбе. Он всегда отвечал вежливо, но с некоторой строгостью, видимо, взвешивая, насколько она достойна любви его замечательного друга. А что он считал Алекса замечательным, не вызывало никаких сомнений.

Несколько дней Ники незаметно наблюдала за ним. Он был загадочным человеком, молчаливым и проницательным.

Иногда даже казалось, что он без труда читает ее мысли.

По ночам он проявлял особую бдительность. Несколько раз она слышала шаги в коридоре. Дважды она видела его из своего окна: он бродил по темному, освещенному луной саду.

Бежать из-под охраны Рама было не таким-то легким делом Но Ники не сомневалась, что рано или поздно придумает какой-нибудь выход.

— Расскажи мне об Алжире, — попросила она однажды вечером после ужина, когда Рам сидел за письменным столом Алекса в его кабинете, уже давно им облюбованном.

Вспоминая давние события, Рам улыбнулся и устремил глаза вдаль. Он погладил рукой массивную бритую голову, затем устремил взгляд на нее.

— Мы были тогда молоды и глупы. Александр сражался за свою родную Францию, а я — просто так, ради развлечения, да еще в расчете на богатую добычу. Мятежники взяли в плен несколько десятков наемников и солдат, и нас отвели в пещеру, которую они использовали как тюрьму. Место это было ужасное, здесь бегали крысы, разило мертвечиной.

Ники с внутренней дрожью вспомнила о своих личных впечатлениях.

— Но вы с Алексом все же выжили?

— Да. В этом месте выживали только сильные. Я привык к всевозможным трудностям. Пребывание в тюрьме я воспринимал как временное неудобство. Другое дело Алекс с его светскими манерами и офицерским мундиром. В то время он был совсем еще юношей.

— Значит, ты ему помог?

— Я помог ему раскрыться, стать настоящим мужчиной.

Его надо было лишь чуточку подбодрить. Он должен был кое-что усвоить, кое-чему научиться. В то время как другие день ото дня чахли, Алекс набирался сил. Люди, которые осмеливались бросать ему вызов, на собственной шкуре испытывали его беспощадность Постепенно он начал вызывать к себе страх и уважение. Короче, он выжил.

— Как и ваша дружба.

— Да. Когда тюрьму захватили французские солдаты, он сражался за мою жизнь с двумя своими соотечественниками.

Этого я не забыл.

«Никто не может забыть Алекса», — подумала она в холодном отчаянии.

Она пошла к двери, но ее остановил низкий голос Рама:

— Вы умеете играть в шахматы?

— Шахматы?

Это предложение из уст человека столь могучего сложения показалось ей довольно странным.

— Да. Меня научил Александр. Мы вырезали деревянные фигурки и играли прямо на расчерченном полу. — Ники улыбнулась.

Желая немножко развлечься, она уселась напротив него.

Рам также улыбнулся и протянул руку к роскошно инкрустированной шахматной доске.

Целую неделю Ники думала не столько о предстоящем приезде Александра, сколько о Франсуа. Она надеялась, что он заедет, может быть, что-нибудь ей скажет, да и она найдет для него несколько добрых слов, и их дружба возродится.

— Даниэль, — позвала она улыбчивую француженку, которая спокойно сидела за вышивкой в своей небольшой комнатке наверху. — Не могли бы мы поговорить с тобой?

— Конечно. — Она бросила на Ники понимающий взгляд — У вас какие-то неприятности с его светлостью? — Даниэль, казалось, получала тайное удовольствие, называя так герцога. Хотя она никогда так к нему не обращалась.

— У меня всегда с ним неприятности, но дело Не в этом.

— А в чем?

Ники присела на край постели рядом с Даниэль, которая отложила свою вышивку в сторону.

— Ты что-нибудь слышала о мужчинах… отличающихся от других мужчин? Я кое-что о них знаю, но мне этого мало.

— В каком смысле отличающихся?

Ники слегка покраснела.

— Они не интересуются женщинами, их привлекают мужчины.

— Проклятие! — Даниэль широко открыла свои серые глаза.

— Значит, ты что-нибудь знаешь?

Даниэль улыбнулась наивной улыбкой, которая придавала ее лицу особое обаяние.

— Я знаю только то, что случайно подслушала.

— И что ты слышала?

— Говорят, что это грех. Проклятие дьявола. Женщина должна притворяться, будто ничего не знает, даже если ей все известно.

— Ты думаешь, они…

— Не знаю. И честно сказать, не стала бы спрашивать… — В глазах Даниэль зажглись плутовские огоньки. — Но если ты что-нибудь узнаешь, пожалуйста, поделись со мной.

Ники едва не улыбнулась. «Проклятие дьявола», — подумала она, вспомнив искаженное лицо Франсуа, когда он увидел ее сквозь стекло витрины.

Позднее, набравшись смелости, она заговорила об этом с Рамом. Она догадывалась, что именно у него как раз и не следует спрашивать. Но на нем лежал отпечаток большого жизненного опыта, которого не хватает большинству мужчин. И ничто, казалось, не смущало его. Он никогда не выказывал замешательства или предубежденности.

— Добрый день. Рам, — сказала она, заходя в кабинет Алекса.

— Для кого-то, может быть, и добрый, — сказал Рам. — Но я предпочел бы провести его на свежем воздухе.

— А я бы предпочла, чтобы вы с Александром отправились куда-нибудь подальше, но, очевидно, это мое желание не сбудется.

В его гулкой, как барабан, груди заметался смех.

— Я пробуду здесь не так уж долго. Вот только дождусь, когда закончится уборка тростника.

Ники вспылила.

— Почему ты думаешь, что я не уеду сразу же после твоего отъезда?

— Этот вопрос вам придется задать самому Александру.

И Рам опустил глаза, видимо, намереваясь продолжить прерванное чтение книги.

Но Ники не двинулась с места и начала пристально следить, как его черные глаза неторопливо движутся по странице.

Он читал «Два года под мачтой», книгу, написанную Ричардом Генри Дейной. В свое время она была удивлена, что человек столь необразованный умеет читать, но он объяснил ей, что по его просьбе Алекс нанял ему учителя.

— Я хотела бы кое о чем спросить тебя. Рам, — «сказала она, вновь прерывая его чтение.

Устремив на нее взгляд, он снисходительно спросил:

— Да?

Она стала нервно накручивать на палец длинную медную прядь своих волос.

— Считается, что женщины не должны разговаривать на эту тему.

— Если я знаю, что вас интересует, я отвечу.

Ники облизнула вдруг пересохшие губы.

— Я хотела бы спросить о мужчинах… которых привлекают другие мужчины.

— И что бы вы хотели о них знать? — спросил он без малейшего смущения.

— Значит, ты знаешь таких людей?

— Знал нескольких. На Востоке к этому относятся терпимее, чем здесь.

— Почему… почему они становятся такими?

Он пожал могучими плечами.

— Не знаю. Некоторые говорят, что это дело рук шайтана. Но по-моему, это просто причуда природы. Многие чувствуют подобное влечение с самого детства. Но так как я лично не принадлежу к числу этих людей, — он насмешливо осклабился, и его зубы засверкали на оливково-коричневом лице, — судить об этом не мое дело.

— И с этим ничего не поделаешь?

— Насколько мне известно, нет. — Он посмотрел на нее в упор.

— Кажется, я знаю такого человека.

— Франсуа, — не раздумывая сказал он.

Ники шумно вдохнула.

— Откуда ты знаешь?

— Все признаки налицо. Но Александр отказывается их видеть.

— Он любит своего брата.

— Да. Но оттого, что отрицаешь правду, ничто не меняется.

— Думаю, что мало кто об этом подозревает, — сказала Ники.

— Это верно. Но Александр не из этих людей. А Франсуа так боится огорчить брата, что отказывается от собственного счастья.

— Я хотела бы что-нибудь для него сделать. Мне так его жаль.

Рам внимательно присмотрелся к ней.

— Что вы чувствуете по отношению к Александру? Ненависть? Страх? Страсть? Или любовь?..

Ники вздернула подбородок, но глаз не отвела.

— Александр дю Вильер — мой хозяин. В разное время я испытывала по отношению к нему все эти чувства и еще кое-какие другие.

— А теперь?

— А теперь я хочу только быть подальше от него.

Больше Рам ничего не сказал.

В среду, когда Алекс намеревался приехать, Ники получила от него записку. Дела задерживают его в Бель-Шен, но он очень просит ее присутствовать вместе с ним в пятницу на концерте итальянских певцов, который состоится на так называемой Веранде.

Она фыркнула, прочитав формальное приглашение. В сущности, это было повеление, а не просьба, и они оба это знали.

— Даниэль, — выкрикнула она, решительно поднимаясь по лестнице. — Мне нужна форма служанки. По возможности старая, потрепанная, даже ветхая. Можешь найти такую?

— Силы небесные! На что вам нужна форма?

— Месье дю Вильер изволил приказать, чтобы я была с ним послезавтра вечером на концерте. Посмотрим, с каким видом он будет сопровождать свою законтрактованную служанку.

— Я не думаю…

— Знаю-знаю. Но мне нужна форма.

Качая головой, давясь смехом, Даниэль пошла искать что-нибудь подходящее. На чердаке она обнаружила черную форму, принадлежавшую прежней экономке. Платье было старое, потрепанное, но чистое. Белый передник не пожелтел. Чтобы подогнать одежду по фигуре, они укоротили подол, ушили талию и прикрыли грудь кружевной косынкой.

— Просто идеально, — сказала Ники, глядя на свое отражение в старинном зеркале, купленном ею на прошлой неделе. За прошедшие семь дней комната была почти обставлена, на кровати лежала новая перина, застеленная мягкими полотняными простынями и красивым желтым стеганым одеялом. Оставалось только дошить ситцевое, персикового цвета покрывало.

Зачесав назад волосы, Ники закрепила их сзади. Прическа получилась простая, строгая. Сверху она водрузила домашний чепец.

— А месье Рам не будет возражать?

— Не думаю. Все это только его забавляет.

К шести часам Ники прибрала весь верхний этаж. Когда появился Алекс, она, стоя на четвереньках, деловито полировала паркет в столовой.

Его раскатистый голос в вестибюле вызвал на ее лице усмешку. Выглянув в дверную щель, Ники увидела, что он стоит там, высокий и красивый, и почти пожалела, что не приняла его приглашения. Тщетно пыталась она не замечать, какой он импозантный, как широки его плечи и каким теплом лучатся карие глаза. Но сердце у нее учащенно билось, внутри все трепетало. — Фредерик взял из рук хозяина черную шелковую шляпу, в свете хрустальной люстры засверкал его черный вечерний наряд.

— Скажите мадемуазель Сен-Клер, что я приехал за ней, — сказал он Фредерику, с трудом подавлявшему улыбку.

— Да, сэр.

— А где Рам? — спросил он, и Фредерик показал на гостиную. Хотя Рама и не было видно, Ники знала, что он там. Вероятно, не хочет пропустить веселый спектакль.

Алекс направился к своему другу и тут заметил, что Фредерик идет по коридору к столовой, а не поднимается, как он ожидал, наверх.

— За вами прибыл месье дю Вильер, — провозгласил высокий негр-дворецкий.

— Скажите ему, что я занята.

Алекс услышал ее ответ и прошел мимо Фредерика в столовую. Заметив, что она на четвереньках стелет ковер, он глубоко вздохнул.

— Какого черта ты тут возишься?

— Полирую ваши полы, месье, — ответила она сладким голосом, двигая ковер по сверкающему полу.

Алекс метнул на нее убийственный взгляд.

— Поднимись наверх и оденься.

— Но я одета, месье.

— Не валяй дурака, Ники. Поднимись к себе и смени эти ужасные отрепья.

— Но у меня еще столько работы.

Алекс в одно мгновение оказался рядом с ней, схватил ее за талию и поднял на ноги.

— Наверх, — приказал он. — Немедленно.

— Как прикажете, месье.

Скрывая довольную усмешку, Ники пошла к себе. Но переодеваться не стала. Помыв руки, она напялила свой чепец и вдела в уши небольшие бриллиантовые серьги — подарок бабушки Алекса. Прихватив с собой сумочку и черный веер из перьев, она поспешила вниз.

Алекс стоял в гостиной, разговаривая с турком.

— Повеселись немножко, — сказал Алекс, хлопая друга по спине. — Ты это вполне заслужил.

Рам хотел что-то ответить, но тут вдруг заметил Ники в ее обносках и с черным веером и улыбнулся.

— Похоже, самое большое веселье сегодня у нас дома, — сказал Рам, благоразумно направляясь к двери.

Ники улыбнулась Алексу, который стоял мрачнее тучи.

— Что ты тут вытворяешь?

— Если вы хотите провести вечер в компании своей служанки, я готова, месье.

Алекс молча подошел к ней, схватил ее за руку, взвалил на плечо и, сердито бурча, понес по лестнице, как мешок с мукой.

Стараясь не замечать, какой жар исходит от его руки, прижатой к ее бедру, Ники только улыбалась и не делала никаких попыток вырваться.

Он грубо швырнул ее на кровать.

— Снимай эти лохмотья.

Ники стиснула зубы, но даже не пошевелилась.

— Снимай их, Ники, или я сделаю это вместо тебя.

Ники вздернула подбородок:

— Нет.

Взмахнув рукой, Алекс схватил ткань черного платья и разорвал его сверху донизу.

— Я не поеду, — взбешенная, вскричала Ники.

Алекс изобразил отдаленное подобие улыбки.

— Ты не хочешь слушать концерт на Веранде?

— Я предупреждала вас, Алекс. Вы знаете мои чувства по этому поводу.

— И я тоже, в свою очередь, предостерегал тебя, дорогая. — Нахмурившись, он приблизил к ней свое лицо так близко, что она почувствовала сильный запах одеколона. — Поскольку вы так жаждете моих прикосновений, — решительно произнес он, — мы отменим задуманное посещение Веранды и займемся тем, на что вы меня толкаете.

Ники попыталась встать с кровати, но Алекс без труда распластал ее на постели. Несколькими ловкими движениями он освободил ее от остатков потрепанной черной формы. За платьем последовали нижние юбки, содранные молниеносно и пушистым белым шаром брошенные на пол. Тщетно Ники барахталась и проклинала Алекса. Теперь она уже жалела, что не пошла на концерт. Тогда по крайней мере не было бы этой схватки.

Но может быть, долгое ожидание того, что все равно неминуемо последовало, было бы еще мучительнее.

Чувствуя, что его рука скользит по ее рубашке, она подняла на него глаза.

— Что? — возмущенно пробасил он. — У тебя нет корсета? Какая уважающая себя служанка будет драить полы своего хозяина в полуголом, можно сказать, виде?

Ники вспыхнула, уловив в его голосе насмешливые нотки.

Все-таки зря она не надела эту неудобную вещицу. На его расшнурование ушло бы много времени.

— В следующий раз я оденусь более пристойно. — Она попыталась выбраться из-под него, но только почувствовала, как его сильные пальцы раздирают рубашку. Горящим взглядом он скользнул по ее вздымающимся грудям. Она попыталась хотя бы чем-то прикрыться, но у нее ничего не получилось.

Алекс снял галстук, сюртук и жилет, вытащив что-то из карманов. Отодвинувшись от него, она убрала ноги под себя и, гневно глядя на него, прислонилась к деревянной спинке кровати.

Не обращая на это внимания, Алекс схватил ее руку, потянул к себе и обмотал что-то шелковистое вокруг ее кисти. Затянув петлю, он привязал другой конец шелковой веревки к спинке кровати.

— Что вы делаете? — Широко открытыми глазами она увидела, как он схватил другую руку и тоже обмотал шелковой веревкой.

— Спасаю тебя от самой себя, — ответил он. Всего за несколько минут он крепко примотал ее к массивной кровати. — Я думал, что дело не дойдет до этого, — добавил он. — Но, Хорошо зная тебя, я приготовился к любым выходкам.

— В последний раз вы обещали не прибегать к насилию.

— В последний раз я не был уверен, что ты желаешь меня так же сильно, как я тебя…

— А сейчас вы уверены?

— Сейчас я знаю, что только твоя проклятая гордыня мешает нашей близости.

Она не могла этого отрицать. Достаточно ей было взглянуть на его обнаженную грудь, как желание пронизывало все ее тело. Пытаясь вырваться из шелковых пут, она испытывала непреодолимое сладостное предвкушение.

— Будь ты проклят, Алекс! — выкрикнула она, но он молча стащил с нее вышитые панталончики.

Николь тихо застонала, когда он схватил ее лодыжку, затем другую и привязал их к столбикам кровати, обнажив ее самые интимные места. Она залилась краской, видя, в каком он лихорадочном возбуждении и как сильно желает ее.

Чувствуя ее смущение, Алекс немного затенил лампу, хотя и оставил достаточно света, чтобы видеть то, что ему хотелось.

В несколько секунд он сорвал с нее одежду и сам лег рядом с ней обнаженный.

— Скажи, что ты не хочешь меня. — Алекс нежно обхватил губами ее сосок. — Скажи, чтобы я остановился, и я остановлюсь.

Ники с трудом заговорила:

— Алекс, пожалуйста… Я прошу тебя не… — Ее голос вдруг пресекся, бедра выгнулись вверх, из горла вырвался сладостный стон.

— Я что-то тебя плохо понимаю. — Алекс нагнулся и коснулся ее рта легким поцелуем, прежде чем она успела увернуться от него.

Хотя она и мотала головой, он успевал поцеловать ее в щеку, в шею, в нежную мочку уха. По ее телу заструилось тепло. Алекс провел языком по краю ушной раковины, по ее внутренней части, а потом начал целовать ее плечи.

Она почувствовала, что внутри у нее вот-вот вспыхнет пламя.

Алекс сполз ниже, ласкай ее всю ладонями, а затем целуя в те же места. В мерцании лампы можно было видеть, как вздымаются мускулы на его груди, которая щекотала своими курчавыми волосками ее чувствительную кожу.

Алекс обласкал ее груди, нежно покрутил соски между пальцами, пока они не затвердели. Языком он провел вокруг них влажные круги, Ники застонала. Вся дрожа, она потянула путы, но не смогла их оборвать. Как ни странно, это подстегнуло ее желание. Мягкий голубой шелк не врезался ей в кожу, но зато открывал всю ее Алексу.

— Сопротивляться бесполезно, дорогая. Это ни к чему.

Позволь мне любить тебя.

Его язык ласково тронул ее пупок, заскользил по коже, порождая искры, готовые воспламенить огонь. Против воли эта ласка заставляла отзываться всем телом. Алекс сползал все ниже и ниже, проводя языком влажный след вплоть до рыжего пушка магического треугольника.

Но он все еще не останавливался.

Целуя гладкую кожу ее ног, покусывая ее зубами, он медленно поднимался все выше.

Ники беспокойно стонала, вся извивалась. Она так и, не догадывалась о его намерениях, пока он не достиг цветка ее женственности. Волнение, охватившее ее при этом, оказалось не сильнее смущения.

— Алекс, пожалуйста, — беззвучно шептала она, испытывая одновременно и наслаждение, и стыд, — ты… ты не можешь это сделать.

Отодвинувшись, Алекс посмотрел на нее.

— Тебе нечего стыдиться, дорогая. В тебе прекрасно все без исключения. То, что мы переживаем вместе, остается между нами. Я хочу доставить тебе большое наслаждение этой ночью. Может быть, еще большее наслаждение испытаю я.

Его язык рисовал огненные узоры на ее животе. И снова он сдвинулся ниже, целуя бедра, лаская руками. А затем его губы прильнули к ее самому укромному месту.

На этот раз Алекс был беспощаден. Никакие протесты уже не могли остановить его. Губами и пальцами он доводил ее до исступления. Распростертая на постели, вся трепеща, она стонала и молила: «Еще, еще». Когда его язык проник в нее, Ники выкрикнула его имя. Ее тело напряглось.

В ее глазах мерцали россыпи серебряных искр. Все выше и выше вздымалась она на волне наслаждения, которое мог вызвать только Алекс.

Вся выгнувшись дугой, она воскликнула:

— Ну пожалуйста, Алекс! Я хочу тебя!

Алекс припал к ней долгим страстным поцелуем. В его дыхании она чувствовала свой собственный возбуждающий запах. Затем в нее уткнулось его горячее тугое естество. Скользнув внутрь, оно заполнило., ее и превратило их обоих в одно целое.

Сначала Алекс двигался медленно, как бы давая ей время приготовиться к самому пику его страсти. По мере того как она все более отвечала ему, отзываясь на его страсть, движения Алекса становились все быстрее. Ее тело покорно подчинялось его воле и, не в силах насытиться, требовало: «Еще, еще».

— Развяжи меня, — попросила она. — Я хочу касаться тебя руками.

Собрав все свое самообладание, Алекс приподнялся и снял шелковые путы с рук Ники. Вспыхнув, она вплела пальцы в его волосы и притянула его рот к своим губам. Ее язык вторил ритму Александра.

Мир, каким его знал Алекс, сузился до плато в поднебесье, где они были только вдвоем. Там он и любил ее, хотя его тело находилось здесь, внизу, и властно требовало ответа на свои ласки.

Выкрикнув ее имя, он углубился в нее в отчаянности желании обладать ею, требуя, чтобы она вернула ему все, что он с такой готовностью давал.

Алекс почувствовал, как напряглось ее тело, как ее внутренние мышцы обхватили его естество, которое извергло семя как раз в тот момент, когда она достигла пика блаженства. Она обвила руками его шею и так тесно прижалась к нему всем своим маленьким телом, что на какой-то миг они превратились в единое целое.

Через какое-то время они спустились с небес, по-прежнему убежденные, что в мире нет никого, кроме них двоих.

— Я скучал по тебе, — тихо сказал он.

— Да простит меня Бог, но я тоже скучала по тебе.

Соскользнув с нее, он освободил ее лодыжки и заключил ее в объятия. Только поцеловав ее в щеку, он понял, что она плачет.

— В чем дело, дорогая? — спросил он. Она только покачала головой и отвернулась. — Скажи мне.

Ники судорожно сглотнула.

— Я просто поняла, что должна сражаться не только с вами, но и с собой.

Алекс тихо выругался. Убрав с ее лица сверкающие пряди медных волос, он слегка коснулся губами ее щеки.

— Пойми наконец, что пора уже кончать со всей этой глупостью. Ты не можешь не понимать, что твое место здесь.

Нас связывают взаимные чувства, и только таким образом я могу позаботиться о тебе.

Повернувшись на бок, Ники посмотрела ему в лицо.

— Вы думаете, что предлагаете наилучший выход? Для кого-то другого это, возможно, так и было бы.

— Но не для тебя?..

— Не для меня. — Она коснулась его щеки. — Вы, несомненно, почувствовали, что мне желанны. Я не отрицаю, что испытываю к вам сильную привязанность. Но я принадлежу к Сен-Клерам. Мои предки — основатели этой страны. Вы знали моего отца. Знали, какой гордый он был человек. Он берег и защищал свою честь… Я его дочь, Алекс. И то, что я женщина, не означает, что у меня нет чувства собственного достоинства и я — не имею представлений о добре и зле.

— Неужели твое счастье, то есть наше с тобой счастье, тебе не дороже, чем какие-то смутные понятия о чести?

— Счастья без чести не бывает.

Алекс молча обнял ее.

— Должен же быть какой-нибудь выход, — тихо сказал он, осушая поцелуями ее щеки. Но в глубине души он знал, что положение безвыходное.

Глава 17

Алекс постучал в дверь дома номер 121 по Ройял-стрит Мимо, смеясь и разговаривая, проходили хорошо одетые джентльмены с дамами, катились экипажи и кебы, в которых ехала самая разнообразная публика: от ирландских батраков до аристократов, от служанок с Примесью негритянской крови до матросов.

Все это проходило мимо сознания Алекса. На его повторный резкий стук тяжелая деревянная дверь отворилась. На пороге стоял слуга Томаса Демминга Джексон Терчер.

— Хозяин дома? — спросил Алекс.

— Да, господин дю Вильер. — Джексон, плотный мужчина не старше тридцати, но уже лысеющий, поклонился. — Я доложу ему о вашем приходе. — Он прошел через узкий, тускло освещенный коридор, загроможденный с обеих сторон книжными палками, и вскоре вернулся с Томасом — Рад тебя видеть, Алекс, — сказал Томас. Они пожали друг другу руки. Томас тут же повел его в свой кабинет, обшитый деревянными панелями. По стенам висели дипломы и свидетельства всяческих достоинств в деревянных рамках, на одной из стен расположилась картина: парусное судно попало в шторм.

Томас показал на одно из обтянутых кожей кресел перед широким дубовым столом. Алекс устало опустился в него.

Томас внимательно посмотрел на лицо друга: вид утомленный, озабоченный, веки набрякли.

— Я понимаю, что ты пришел неспроста.

Алекс тяжело вздохнул и потянулся к голове как бы для того, чтобы пригладить свои волнистые каштановые волосы.

— Томас, мне очень нужно с тобой поговорить.

Томас насторожился.

— Продолжай.

— Речь идет о Николь.

Томас с тревогой поднял голову.

— С ней ничего не случилось?

Алекс махнул рукой, успокаивая его.

— Нет-нет, с ней ничего не случилось.

Томас никогда еще не видел Алекса в таком состоянии. Его как будто раздирали совершенно противоположные желания.

— Я бы хотел знать, Томас… что ты думаешь о ней? Ты общался с ней не так уж долго, но все же… — Он отвернулся к окну, сосредоточив взгляд на судне, которое боролось с волнами.

Можно было подумать, что и в его душе бушует буря. — Ты знаешь, мы были с ней близки. Не хочу отрицать это… Но я подумал, что если ты питаешь к ней настоящую любовь, то это, не имеет большого значения…

Томас был ошеломлен.

— Ты хочешь от нее избавиться? — «Господи, ведь Алекс только что переспал с ней, и вот…» — Ты спрашиваешь меня, не хочу ли я взять Ники в любовницы?

— Нет, черт возьми! Нет! — закричал Алекс, вскакивая. — Подобное мне просто не приходило в голову.

— Чего же ты хочешь?

— Я наблюдал за вами за ужином и во время приема. Я заметил, как ты смотрел на нее. Я хотел бы знать, достаточно ли ты влюблен, чтобы жениться на ней.

— Жениться? — переспросил Томас, открыв рот.

Алекс весь подобрался.

— А что в этом предположении удивительного? Я знаю, что ее прошлое… скажем так… небезупречно, но могу заверить тебя, что до встречи со мной она была девственницей. Я не встречал женщин с более добрым сердцем. Она отзывчива и заботлива. Безупречно честна. Ты не будешь сожалеть, если женишься на ней.

— Ты все понимаешь превратно, мой друг, — сказал Томас, начиная сознавать, в чем заключается проблема. Лицо Алекса выражало тревогу за Ники. Под этим бременем поникли его гордые плечи.

Алекс то вставал, то садился. Его грудь теснило, словно она налилась свинцом. Во рту пересохло, внутри все свело.

— Стало быть, твои намерения по отношению к ней вполне, честные?

— Алекс, у меня нет никаких намерений по отношению к Николь. В тот день, когда я пригласил ее на прогулку, ты похоронил мое предложение. — (Алекс понурился.) — Ники — красивая молодая женщина. Одна из самых прелестных, каких я когда-либо видел. И я уверен, что все сказанное тобой о ней правда, но…

— Но что?

— Во-первых, я хочу знать, чего ты добиваешься, — сказал Томас. — Если, конечно, она тебе не надоела?

— Надоела? Сомневаюсь, что она вообще когда-либо может надоесть. — Закрыв глаза, Алекс откинулся на спинку кресла. — Ники не похожа ни на одну женщину из тех, что я знал. Власть, деньги, общественное положение — все это для нее ровно ничего не значит. Больше всего она дорожит своей честью. И готова на все, только бы ее сохранить. Даже рискуя своей жизнью. На прошлой неделе она попыталась убежать от меня. Бог свидетель, я был страшно обеспокоен. С ней могло случиться все что угодно.

— И, чтобы оградить ее от подобных случайностей, ты хочешь отдать ее мне.

— Я доверяю тебе, Томас. Знаю, что ты будешь относиться к ней по-доброму. Если бы у меня были основания думать, что она может выйти замуж и быть счастливой, я не стал бы мешать этому.

— А что чувствует сама Николь?

— Не знаю. Знаю только, что она не хочет быть моей любовницей.

Томас вышел из-за стола.

— На балу я ее развлекал, потому что был уверен в одном: она хочет отвлечься от своих мыслей. Ты ведь был с Клариссой. Однако вы с Ники обменивались такими взглядами, что всем было ясно: между вами что-то происходит. — Томас присел на край стола возле Алекса. — Я хорошо понимаю твое положение, Алекс. Знаю о притязаниях Фортье на Бель-Шен. Знаю, что ты не можешь жениться на Ники. И знаю, что ни одна женщина никогда не влекла тебя так сильно.

— Она очень мне дорога. Но почему, я и сам не знаю, ведь она доставила мне столько хлопот.

— На твой вопрос нетрудно ответить: ты впервые встретился с доброй и славной женщиной, с которой тебе есть о чем поговорить, женщиной довольно самостоятельной, которая отнюдь не спешит выполнить каждое твое повеление. Короче говоря, Алекс, ты впервые встретил женщину, достойную твоей любви.

Алекс фыркнул:

— Я не верю в любовь. Уж кто-кто, а ты должен бы это знать.

— А вот я верю. И не успокоюсь, пока не найду женщину, которую действительно полюблю.

Алекс тихо рассмеялся.

— Прости, друг, но ты сентиментальный глупец.

— А ты, Александр, циник.

Алекс рассмеялся. Поняв, что его друг не испытывает личного интереса к Николь, он почувствовал облегчение и снова взял себя в руки. Но ведь он пришел именно для того, чтобы узнать, не женится ли его друг на Николь, не возьмет ли на себя заботу о ней.

— Как ты думаешь, не постараться ли осуществить мое намерение? — сделав над собой усилие, спросил он. — Она прелестная женщина, я думаю, не составит особого труда найти приличного человека, который женился бы на ней.

— Ты полагаешь, что сможешь от нее отказаться? — напрямик спросил Томас, и Алекс отвернулся.

— Честно сказать, я очень не хотел бы этого. Когда я с Ники, у меня такое чувство, будто я в раю, вдали от всех земных неурядиц.

«Он любит ее, — подумал Томас. — И Ники любит его».

С некоторых пор он был уверен в этом.

— Ники так же привязана к тебе, как и ты к ней, Алекс.

К тому же у тебя она впервые за много лет в полной безопасности. Вспомни, что случилось с Ники, когда она попробовала действовать самостоятельно.

— Стало быть, ты считаешь, что я должен удерживать ее даже без ее согласия?

— Но ведь она принадлежит тебе.

— А если она вновь попробует убежать?

— Я уверен, что ты сможешь приглядеть за ней, пока она не смирится со своим положением. — Томас понизил голос. — Ты принимаешь во внимание, что она, возможно, уже понесла?

— По правде говоря, я даже надеюсь на это. Если у нее будет ребенок от меня, она вынуждена будет принять уготованное ей будущее.

— Верно, — согласился Томас.

Алекс встал, и Томас проводил его по коридору к двери.

— Теперь по крайней мере твоя совесть чиста. Ты попытался найти ей мужа, но никакой подходящей кандидатуры не оказалось.

Алекс широко улыбнулся. У него словно тяжелый камень с души свалился. Он хлопнул друга по спине.

— Спасибо, топ ami[9]. У тебя всегда готовы ответы на все Вопросы.

— Может быть, и не всегда, но… — Стук в дверь помешал ему закончить фразу. Он открыл дверь и увидел на пороге Мишель Кристоф с тетушкой.

— На двенадцать часов у меня Назначена встреча, — с улыбкой сказал Томас Алексу. — Прошу вас, леди.

Одетая в платье бежевого цвета Мишель, сопровождаемая тетей, впорхнула в дверь.

— Мадемуазель Кристоф, кажется, вы уже встречались с Александром дю Вильером?

— Добрый день, месье.

— А это мадам Тренье, ее тетя.

— Очень рад, мадам, — галантно раскланялся Алекс.

— Добрый день, месье. — Женщина плотного телосложения натянуто улыбнулась. Она была в строгом темно-зеленом платье с высоким воротником. В ее интонации, в том, как она держала свой веер ручной работы, было что-то такое, что давало основание подумать: до нее дошли кое-какие слухи о последней любовнице Алекса, о дочери Этьена Сен-Клера, их старого семейного друга. Но Алекс испытывал такое облегчение от недавнего разговора с Томасом, что это его даже не задело.

Он попрощался с Томасом, протянув ему руку.

— Зайду, когда буду в городе в следующий раз.

С некоторой церемонностью попрощавшись с леди, Алекс вышел на улицу. Солнце, казалось, сияло ярче, воздух был чище. Приятно было сознавать, что он поступал правильно, заботясь о Ники. В сложившихся обстоятельствах он делал все, что в его силах. Он даже не отрицал мысленно, что ему очень повезло. И готов был сделать все возможное, чтобы и Ники чувствовала себя такой же удовлетворенной, как он. Рано или поздно она поймет, что ее дурацкая гордость ничто по сравнению с их счастьем. Как только она окажется беременной, она вынуждена будет уступить настояниям Александра. А до тех пор он сделает все возможное, чтобы удержать ее у себя.

Иногда ему казалось, что если кто и загнан в угол, кто лишен выбора, то это именно он.

Идя по улице — Мишель — по одну руку, ее тетя — по другую, — Томас размышлял о том, насколько верен его совет Алексу. Он знал Александра много лет, но никогда не видел его в таком смятении. Такое впечатление, будто тот ослеп и не видит очевидного. Но он, Томас, хорошо видит, что Алекс влюблен в Николь.

Он вынужден жениться на Клариссе, тут у него нет выбора. Но, если Николь будет его любовницей, он может рассчитывать хотя бы на такое счастье.

А вот как Николь?

И тут его совет как будто бы уместен. Совершенно очевидно, что Ники влюблена в Алекса. К тому же у нее нет ни семьи, ни денег, нет возможности позаботиться о себе. Последняя ее попытка проявить свою самостоятельность кончилась тюрьмой. Вполне вероятно и то, что Ники уже носит ребенка Алекса под сердцем.

Все-таки он поступил правильно. По крайней мере они будут вместе, и, хотя проклятая гордость Ники, возможно, будет страдать, со временем Алекс сумеет сделать ее счастливой.

Он взглянул на Мишель, и на душе у него потеплело. Каждый человек должен кого-то любить. И быть любимым в ответ.

— Прекрасный день, — сказал он ей.

Мишель улыбнулась ему, в ее прелестных зеленых глазах было столько ласки, что у него отлегло от сердца.

— С некоторых пор все дни такие, — сказала она. И Томас опять почувствовал, что поступил правильно.

Все утро Ники с нетерпением ждала возвращения Алекса.

Она не имела понятия, куда и зачем он пошел. Но вероятно, именно так и поступают с любовницами.

В своем шерстяном сине-зеленом с бархатной отделкой платье Ники сидела в гостиной на светло-голубом парчовом диване, стараясь сосредоточиться на чтении сонетов Шекспира, как вдруг дверь открылась и вошел Алекс. Насвистывая и улыбаясь, он вручил свой серый цилиндр Фредерику. Вид у него был куда более радостный, чем утром, перед уходом. Более того, он выглядел веселым. Слишком веселым.

Ники это совсем не понравилось.

— На улице ждет экипаж, — сказал он. — Почему бы нам не покататься? — Нагнувшись, он слегка ее поцеловал. — Скоро нам все время придется сидеть дома, но сегодня, когда такая хорошая погода…

Хотя он и произнес эти слова небрежным тоном, его глаза быстро оглядели ее, как всегда задержавшись на груди и тонкой талии. Утром он ушел в сильном возбуждении, и она была. отчасти удивлена, что он не потребовал, чтобы они провели весь день в постели.

— Это было бы чудесно, — ответила она, стремясь оттянуть неизбежное столкновение.

Что бы ни произошло вчера ночью, облегчать его положение она не собирается. Удерживать его хоть на каком-то расстоянии будет трудно, может быть, невозможно, но рано или поздно он устанет каждый раз прилагать столько усилий для достижения своей цели. Тогда, возможно, его внимание переключится на что-нибудь более доступное и он оставит ее в покое.

Ники нервно сглотнула: при одной мысли, что он может оказаться в объятиях другой женщины, кровь застыла у нее в жилах.

— Да, это было бы неплохо, — повторила она, подстраиваясь под его небрежный тон.

— Мне надо заехать к моему управляющему плантацией Луи Мутону. После этого мы можем делать все, что нам заблагорассудится.

Алекс отпустил Рама до позднего вечера, затем они с Ники спустились к городскому экипажу Алекса. Их ждала сверкающая черным лаком коляска, запряженная парой ухоженных гнедых. Контора управляющего помещалась на Декейтер-стрит, около пристани.

Экипаж скоро доставил их до места назначения. Ники была уверена, что — Алекс ни в коем случае не станет афишировать их запретные отношения и демонстрировать тот факт, что она его любовница. Каково же было ее удивление, когда, обойдя коляску, он помог ей сойти на землю и, взяв ее под руку, решительно повел к двери. С улицы кирпичное здание выглядело старым, нуждающимся в ремонте. Внутри же контора Луи Мутона, отгороженная от товарного склада, походила на выставочное помещение.

Приемная, где работал его помощник, отличалась солидностью и элегантностью. В кабинете управляющего висело несколько неплохих картин, писанных маслом. Среди них были и такие, что принадлежали кисти известных живописцев. Полы устилали пушистые восточные ковры. Письменный стол в стиле Людовика XIV просто поражал своей изысканностью.

— Александр! — сказал Луи Мутон, поднимаясь им навстречу и тепло улыбаясь. Он пожал руку Алекса. — Какая неожиданная радость!

— Луи, это мадемуазель Сен-Клер.

— Я в восторге. — Мутон поцеловал ей руку, затянутую в белую перчатку.

Это был человек среднего роста, по-своему привлекательный, с прямым аристократическим носом, прекрасными зубами и светло-каштановыми волосами, уже начинающий лысеть. Правда, чувствовалось, что он склонен к высокомерию.

— Рада познакомиться, — сдержанно сказала Ники.

Мужчины стали разговаривать о предстоящей уборке урожая, о том, сколько баррелей сахара следует отправить в различные пункты назначения и какой можно ожидать от этого доход.

Мутон искоса поглядывал на Ники.

— Мы должны обсудить еще одну вещь, Александр. Могу ли я говорить открыто или вы предпочитаете, чтобы мы обсудили это попозже?

— Говорите открыто, мне нечего скрывать от мадемуазель Сен-Клер.

Доверие, которое испытывал к ней Алекс, подкупило Ники.

— Я тщательно изучил состояние ваших дел, — сказал Мутон, — и не уверен, что вы будете располагать достаточной суммой, чтобы полностью заплатить свой долг Фортье.

— Я это хорошо понимаю, Луи. Вот одна из причин, почему я вас посетил. Заверяю, что деньги будут внесены до истечения срока закладной.

— Вам удалось занять у кого-нибудь такую сумму? — удивленно спросил Мутон.

— Эту проблему решит расширение плантации. В скором времени Элмтри вольется в Бель-Шен.

.Ники почувствовала что-то вроде укола в самое сердце.

— Понятно. — Мутон улыбнулся. Напряжение, которое он явно испытывал, заметно спало. — Очень рад это слышать.

Алекс также улыбнулся.

— Ну, вам-то нечего бояться, Луи. Пока я хозяин Бель-Шен, вы на ближайшие пятьдесят лет обеспечены работой.

«Пятьдесят лет, — подумала Ники. — Где же я тогда буду?

Неужели я, как и Кларисса, буду стареть рядом с Алексом?»

Втроем они подошли к двери.

— Кстати, Александр, вы не привезли с собой бухгалтерские книги? Год заканчивается, пора подвести итоги и навести порядок в бумагах.

— Я был чертовски занят. — Алекс открыл дверь. — Постараюсь, чтобы вы получили их к концу месяца, даже если мне самому придется засесть за письменный стол.

— Вот и хорошо, — сказал Мутон.

Алекс и Ники вышли на улицу.

— Он как будто человек дельный, — сказала Ники, когда они уселись в коляску.

— Он уже много лет служит интересам нашей семьи.

— Мой отец пользовался услугами человека, которого звали Арсенено. Просто поразительно, как мы полагались на него.

Он проводил все наши финансовые операции и, случалось, даже авансировал нас, если был неурожай или происходило что-нибудь непредвиденное… И он же нас разорил…

— Луи — очень верный помощник.

Экипаж миновал многолюдные улицы Французского квартала, свернул на Эспланаду, одну из самых красивых площадей. По плацу, окаймленному травой, маршировали солдаты.

Сидя под магнолиями, которые росли перед плацем, за ними с восторгом наблюдали и дети, и взрослые.

Они проехали мимо Монетного двора Соединенных Штатов — большого здания в греческом стиле, облицованного гранитом.

— Во времена моего отца, — сказал Алекс, — здесь был форт Сент-Чарлз.

— Я помню, мой отец тоже рассказывал об этом. Он также упоминал, что президент Эндрю Джексон лично инспектировал здесь войска перед битвой при Новом Орлеане, На углу Рэмпарт-стрит коляска опять свернула и проехала мимо Конго-сквер, где по воскресным дням собирались негры — и рабы, и вольные, чтобы потанцевать под свою африканскую музыку.

— Отец однажды приводил меня сюда, — задумчиво сказала Ники. — Мы наблюдали, как негры танцуют бамбулу и калинду. Варварское, языческое зрелище. Но и незабываемо красивое.

— Боюсь, что ты в какой-то степени усвоила их темперамент. Я имею в виду постель, — со смешком сказал Алекс.

Залившись румянцем, Ники отвернулась, сожалея, что выдала свои заветные мысли. Алекс повернул к себе ее разгоряченное лицо.

— Это был комплимент, дорогая. Страстная женщина — сущее сокровище.

Его пальцы словно обжигали ее, и она вдруг ощутила сильное желание. «Стало быть, я стою королевского выкупа», — подумала она, но тут же постаралась отмести эту мысль.

Через несколько кварталов, на углу Сент-Питер-стрит, Алекс велел кучеру остановиться. Он вышел из коляски и помог сойти Ники. Площадь Оружия была буквально запружена элегантно одетыми мужчинами и женщинами, которые прогуливались по газону, как это явно намеревался сделать и Алекс.

Поняв, что перед ней элита Нового Орлеана, Ники заколебалась, прежде чем принять его руку.

— Вы уверены, что мы правильно поступаем, Алекс? А если кто-нибудь нас увидит? Что скажут люди?

Алекс прикрыл своей сильной рукой ее внезапно похолодевшие пальцы.

— Я уже говорил тебе, что многие женятся отнюдь не для того, чтобы обрести личное счастье. Нет ничего странного в том, что они проводят свое время с теми, кто доставляет им удовольствие.

— Иными словами, — сказала Ники, вздергивая подбородок, — всем на все наплевать.

Алекс вновь рассмеялся.

— Главное, что мне не наплевать. Дорогая.

Они прошли по площади и остановились, чтобы понаблюдать за молодым художником-французом, который, сидя перед мольбертом, рисовал прекрасный собор на Шартр-стрит. Ники любовалась, как ловко управляется молодой человек с палитрой и кистью, как вдруг почувствовала, как Алекс сжал ее талию.

Оглядевшись, она поняла, в чем дело. К ним направлялся Валькур Фортье. Ники судорожно глотнула воздух, узнав, кого он ведет под руку. Лизетт!

Фортье был сама любезность.

— Добрый день, мадемуазель… Сен-Клер, если не ошибаюсь. Добрый день, Александр. Я полагаю, вы знакомы с Лизетт.

Алекс пронзил француженку острым взглядом.

— Извините, я хотел бы сказать несколько слов вашей даме, — сказал он Валькуру, крепко схватил Лизетт за руку и отвел ее в сторону. Когда он повернул ее к себе, его глаза метали молнии. — Какая муха, черт возьми, тебя укусила? Ты же знаешь, что это за человек. Знаешь, как он обращается с женщинами?

— Это все пустые слухи. Я им не верю. — Она вскинула хорошенькую головку, тряхнув пышной гривой черных волос. — К тому же теперь это не твое дело.

— Я не хочу, чтобы ты пострадала.

— Валькур позаботится обо мне. Он умеет ценить хороших женщин. Не то что ты. Ты бросил меня ради этой английской девки?

— Она полуфранцуженка. И никто тебя не бросал. У тебя теперь есть прелестный маленький домик на окраине города, как ты и хотела.

— Скоро он мне не понадобится. Я стану хозяйкой Фелисианы.

Алекс тихо выругался.

— Ты просто дура. Валькур никогда на тебе не женится.

Лизетт сердито надула губки.

— Он не такой, как ты. Валькур любит меня. Он уже давно вдовец и непременно женится на мне, вот увидишь!

Шелестя своей синей шелковой юбкой, Лизетт резко отвернулась. Прежде чем Алекс вернулся к Ники, Лизетт и Валькур исчезли из поля зрения.

— Надеюсь, ты не обиделась, — сказал он. — Я должен был поговорить с ней, предупредить.

Ники не ответила. Ей было неприятно видеть Алекса с Лизетт. Это опять зародило в ней грустные мысли Она обдумывала слова Валькура с их, как всегда, тайным значением.

— Вы ревнуете? — наконец проронила она, поднимая глаза с некоторым опасением. — Она, видимо, еще что-то значит для вас?

— Ревную? Этого только не хватало. — Алекс обвил рукой ее талию. Не обращая внимания на проходящих мимо джентльменов и леди, он тесно прижал ее к себе. — Я просто беспокоюсь за нее. Когда-то она была на моем попечении. И я не хочу, чтобы она пострадала. Я только тревожусь за ее благополучие, как тревожился бы за любую другую женщину.

— Так вы не сожалеете, что она ушла?

— Нет, дорогая. Я только сожалею, что не встретился с тобой раньше.

Ники постаралась скрыть, что тяжелый камень упал с ее души.

— Расскажите мне о Валькуре. Почему вы его так ненавидите?

— Нельзя сказать, что я его ненавижу. Скорее жалею. — Алекс предложил ей руку, и они пошли по площади. — Валькур — мой сверстник. Мы с ним знакомы с самого детства.

Наши отцы соперничали между собой, пытаясь выстроить свои империи. Оба они преуспели, но Жибер, отец Валькура, никогда не довольствовался тем, что имеет. Он выкладывался сам и как сумасшедший подгонял своего сына.

— А что вы знаете про его мать?

— Его мать была дочерью высокородного испанца. По словам моего отца, женщина она была красивая и благородная.

— Стало быть, вы знали Валькура еще мальчиком?

— Большую часть времени я проводил во Франции, поэтому встречался с ним лишь изредка. К несчастью для Валькура, его юность очень отличалась от моей. Жибер Фортье был человеком деспотическим. Он придерживался поговорки:

«Жалеть розги — только детей портить». Валькур был его единственным сыном, и Жибер хотел, чтобы он был идеальным. Разумеется, в своем понимании.

— Но разве мать не могла его защитить?

— Она умерла, когда ему было семь. После этого требования отца стали еще строже, наказания — еще суровее. Я уверен, что все это изуродовало характер Валькура.

Ники ничего не сказала. Все в ней заледенело. Уж она-то на своей шкуре испытала, что такое жестокое обращение.

— И Жибер, очевидно, требовал, чтобы его сын соперничал с вами, так же как он сам — с вашим отцом?

— Совершенно верно. Валькур не жалел усилий, но… — Алекс усмехнулся, — рискуя быть нескромным, скажу, что ему редко удавалось меня превзойти.

Сдержав улыбку, Ники толкнула его локотком:

— Не отвлекайтесь от сути.

Они сели на скамью под большой магнолией, опавшие листья которой шуршали под ногами.

— В двадцать четыре года Фортье познакомился с испанкой по имени Фелисиана и без памяти в нее влюбился. Она была и впрямь хороша Собой. Такая же смуглая, как Валькур, но мягкая и добрая, как его мать. Валькур обожал ее.

— И что же с ней стало? — спросила Ники.

— Никто не знает точно. К концу первого года их совместной жизни Валькур стал буквально одержимым. На балах не позволял ей танцевать с другими мужчинами. Несколько раз сражался на дуэли, потому что, видите ли, считал, что его жену оскорбляют. Фелисиана ушла в себя. Она перестала вообще появляться в обществе, что вполне устраивало ее мужа. А затем однажды ночью исчезла. Валькур клянется, что она утопилась. В сильном лихорадочном жару, почти в полном беспамятстве якобы вошла в залив…

— Но вы этому не верите?

— Это вполне возможно. Но молва утверждает другое.

Слуги рассказывают, что Валькур застал ее толкующей с уличным разносчиком, который хотел расспросить о дороге. Малый, очевидно, был красивый и обаятельный, а Фелисиана чувствовала себя такой одинокой… Она пригласила его зайти в дом. Между ними ничего не было, но в ту ночь Валькур связал и избил ее. А затем заставил лечь с собой в постель. На следующую ночь Фелисиана убежала.

Ники подняла глаза на Алекса.

— Он мучил ту, которую любил больше всего на свете?..

— Да… — подтвердил Алекс. Его голос вдруг изменился, ему, видимо, пришла в голову какая-то — она не могла угадать какая — мысль. — Поместье Фортье обычно называли Тер-Соваж — дикая земля. После бегства жены Валькур назвал его Фелисианой. Мне кажется, он все еще надеется на ее воз-, вращение.

Ники невольно вздрогнула, Алекс прижал ее к себе.

— Ты замерзла, — сказал он. — Пора возвращаться.

Ники кивнула в знак согласия, но холод, который она чувствовала, шел изнутри, а не снаружи.

Глава 18

К тому времени когда они возвратились в свой городской дом, мысли Алекса приняли именно то направление, которого в она и опасалась.

Сидя рядом с ней на диване, он наблюдал за ней ласковыми темными глазами, чертя пальцем кружки на ее ладони. Сердце Ники участило свой ритм. Мысленно проклиная его, она старалась подавить зарождающееся в ней самой желание.

— Знаете, о чем я думала, Алекс? О том, — что сказал управляющий. — Она улыбнулась, стараясь оттянуть приближающуюся бурю. — Если уж вы держите меня здесь, почему бы вам не получить от этого хоте какую-то пользу?

Алекс усмехнулся.

— Ты уже принесла много пользы. А ведь это только самое начало.

Ники бросила на него раздраженный взгляд.

— Вы прекрасно знаете, что я говорю не о том… Я хочу помочь с вашими бухгалтерскими книгами. Мне приходилось вести их в Медоувуде, а у Рэмзи я получила еще, лучшую практику. Я могла бы сэкономить ваше время, а заодно и избавиться от скуки.

Алекс, нагнувшись, поцеловал ее.

— Я просто не могу допустить, чтобы ты скучала, — сказал он. И вновь широко улыбнулся.

— Я говорю совершенно серьезно, Алекс, — сказала Ники, стараясь успокоить сердцебиение. — Или вы считаете, что я с этим не справлюсь?

Алекс вздохнул.

— Если ты говоришь, что справишься, значит, так оно и есть. Ты не перестаешь изумлять меня. — Он убрал со лба выбившуюся прядь ее волос. — Я пришлю их тебе, как только вернусь в Бель-Шен.

— Спасибо.

— Спасибо тебе. Вести эти книги — для меня самое тяжкое наказание. Каждый день я благодарю Бога, что он послал мне на помощь Луи Мутона.

На ужин они ели устрицы, джамбалайю[10] с креветками и пистолеты, маленькие поджаренные булочки. Хотя домашняя стряпня Бетси отличалась от того, что готовил шеф-повар-француз в Бель-Шен, Ники очистила свою тарелку.

— Я вижу, тебе понравился ужин? — улыбнулся Алекс.

— Это походит на то, что мы ели дома.

Алекс был явно доволен.

После пирожных с пралине и кофе с молоком они удалились в гостиную, чтобы выпить хереса и коньяка. Не успели они как следует расположиться, как послышался громкий стук в дверь. На пороге возник Фредерик.

— Просили передать, — сказал он Алексу, — что в Бель-Шен неприятности.

Алекс поставил рюмку с коньяком и развернул врученную ему записку.

— Похоже, ты получила отсрочку, дорогая.

— Что случилось?

— Видимо, сломался пресс. К несчастью, ранило надсмотрщика.

— Сильно?

— Будем надеяться, что нет. Но там нет никого, кто мог бы устранить неисправность. — Он не стал добавлять, что, когда идет уборка урожая и выжимается сок, работа не прекращается все двадцать четыре часа в сутки. — Мне надо ехать.

Ники проводила Алекса до двери, не желая с ним расставаться и все же довольная, что он уезжает.

— Фредерик, — кликнул Алекс высокого стройного негра, который говорил по-английски лучше, чем большинство слуг.

Хотя законы, принятые после знаменитого восстания Ната Тернера, и запрещали обучение негров, Алекс тайно помогал ему заниматься самообразованием.

— Так как я предполагал остаться, то отпустил Рама на всю ночь. Это означает, что за все отвечаешь ты. Я надеюсь, что по возвращении застану мадемуазель Сен-Клер дома, — ответственность за это будет лежать на тебе. Я говорю ясно?

Одного сурового взгляда Алекса было достаточно, чтобы Фредерик все понял.

— Не беспокойтесь. Она будет здесь.

— Значит, теперь у меня два охранника! — воскликнула Ники, сразу же перестав сожалеть об отъезде Алекса.

— Рам вернется утром, — сказал Алекс Фредерику, который ответил ему кивком. Александр обнял Ники и поцеловал ее так пылко, что у нее подкосились колени.

Как только дверь за ним затворилась, она бессильно прислонилась к стене спиной. Что за человек! Совершенно невозможный. Александр дю Вильер ведет себя как настоящий тиран, он просто невыносим. И самое страшное, что она с каждым днем все сильнее влюбляется в него. Он подтачивает ее волю, старается всецело подчинить себе.

Хмуро взглянув на Фредерика, который на это только пожал плечами, Ники направилась в свою комнату. Хорошо хоть Алекс какое-то время будет занят и у нее будет возможность обдумать свои тайные замыслы.

— Даниэль, — крикнула она с лестницы, и из двери столовой тут же выглянуло круглое личико служанки. — Я хочу с тобой поговорить.

Когда Даниэль вошла в спальню, к ее удивлению, Ники показала на стул возле стола, который стоял перед окном.

— Ты не хотела бы научиться игре в шахматы?

С того самого дня как она впервые сыграла с Рамом в шахматы, в ее уме зародилась некая идея, которая ее не оставляла. Когда Рам играет в шахматы, все вокруг него не существует. Кажется, упади крыша, он и то бы не заметил.

С тех пор как он узнал, что Ники тоже любит играть в шахматы, они играли почти каждый вечер. Отодвигая стул, Ники улыбнулась. После того как Даниэль выучится играть, у него будет еще одна партнерша. Занятый игрой. Рам невольно будет забывать о Николь. Когда играть в шахматы с Даниэль войдет у Рама в привычку, она, Николь, и нанесет свой удар.

Крыша, возможно, и не упадет, но впечатление у турка будет именно такое. Такой удар по его самолюбию и чести наверняка будет чувствительным. А это единственная гарантия, что ее побег окажется удачным. Конечно, надо еще где-то раздобыть денег и испытать бдительность Фредерика…

«Ну ничего, — сказала она себе, — всему свое время!»

Пока же она обучит Даниэль игре в шахматы и навестит Франсуа.

Предупредив брата Алекса запиской, однажды утром Ники отправилась в гостиницу «Сент-Чарлз», где жил Франсуа.

— Возможно, он встретит вас не слишком-то приветливо, — предупредил Рам, когда коляска подкатила к кирпичному дому внушительного вида. Привратник в ливрее помог Ники выйти из экипажа.

— Я догадываюсь…

Пройдя через роскошный вестибюль с лепными потолками и хрустальной люстрой, Ники поднялась по широкой, украшенной резьбой лестнице в комнату Франсуа. Это было не очень прилично, но Ники уже не слишком дорожила остатками своей репутации.

— Я подожду здесь, — сказал Рам, усаживаясь на плюшевую банкетку в коридоре. На стенах висели медные, с хрустальными подвесками бра; паркетные полы, инкрустированные красным и кипарисовым деревом, устилали пушистые обюссонские ковры.

Услышав легкий стук, Франсуа сразу отворил дверь. Он был в светло-серых бриджах, лиловом парчовом жилете и темно-сером сюртуке. Ее золотисто-рыжеватое кашемировое платье прекрасно гармонировало с осенней листвой деревьев и прохладной погодой.

— Рад вас видеть, » — с некоторой натянутостью сказал Франсуа. Склонившись над ней, он слегка коснулся губами ее щеки.

— Я соскучилась по вас, — искренне сказала Ники.

Они сели на обитый кремовым шелком диван перед нетопленым камином. Комната была изысканно отделана в пастельных тонах, ковры здесь были толстые и дорогие. На стенах красовались радующие глаз натюрморты в позолоченных рамах, картины с пасторальными сценами, несколько творений маринистов: корабли у причалов Нового Орлеана, чайки, парящие над морскими заливами.

Ники не сразу догадалась, что все эти работы принадлежат кисти одного очень талантливого художника.

Она еще раз оглядела стены комнаты.

— Все это ваши картины?

— Да. Вам они нравятся?

— Очень.

При этих словах Франсуа смягчился, высокомерное выражение исчезло с его лица.

— Вам правда нравится? Это не просто светский комплимент?

По его глазам было видно, что он, как ребенок, нуждается в одобрении.

— Я не привыкла фальшивить. Картины замечательные, Франсуа. Лучших мне не доводилось видеть. — Сопровождаемая Франсуа, Ники пошла вдоль стен гостиной, внимательно всматриваясь в каждое полотно, интересуясь техническими приемами и высказывая самые искренние похвалы.

— Я хотел бы поучиться во Франции, — сказал Франсуа. Ники удивленно обернулась.

— Алекс об этом знает? — спросила она. — Впрочем, откуда ему знать? Едва ли он знает, что вы занимаетесь живописью.

Франсуа вздохнул.

— Боюсь, он подумает, что я валяю дурака. Я не переживу, если он станет издеваться надо мной.

Ники вернулась к дивану.

— Не представляю себе, чтобы Алекс над кем-нибудь издевался. Тем более над родным братом. Или у вас есть сомнения?

— То, как я управлял Бель-Шен, привело его в бешенство. Он просто высмеял меня. Назвал невежественным болваном. Позднее он извинился, но такие оскорбления нелегко забываются.

— Все мы делаем ошибки. Вы натворили много ошибок, управляя Бель-Шен. Алекс не должен был так обращаться с вами. Но Бель-Шен много для него значит.

— Если не сказать — все, — поправил Франсуа. — Но тут нечто большее. Он беспокоится о бабушке и обо мне. О своих слугах и работниках. Он просто ужасается при мысли, что их хозяином может стать Фортье.

— Я много слышала о его жестокости.

— Ну, вообще-то Валь не так уж сурово обходится со своими людьми, во всяком случае, по сравнению со многими другими хозяевами. Рабы для него — прежде всего имущество. А имущество надо беречь. — Франсуа провел рукой по своим волнистым темно-каштановым волосам. Этот жест напомнил Ники его брата. — Но для Алекса, — продолжил он, — они нечто большее. Он знает почти всех по именам, всячески способствует тому, чтобы они создавали семьи, он крестит их детей, общаясь с ними скорее как с людьми, за жизнь которых он отвечает перед Богом. До того как были введены запрещающие законы, он позволял им учиться. Алекс чувствует ответственность за них всех.. Даже личное для него на втором плане.

— Почему вы мне это говорите? — спросила Ники, хотя уже знала ответ на свой вопрос.

— Чтобы вы понимали, почему он считает своим долгом жениться на Клариссе.

Ники отвернулась, почувствовав ком в горле.

— От этого зависит будущее Бель-Шен, — мягко сказал Франсуа. — А это будущее включает всех, за кого Алекс несет ответственность.

Ники подняла глаза на своего собеседника.

— Стало быть, так или иначе расплачиваться придется нам с Алексом. Но для вас, Франсуа, еще не все потеряно.

Расскажите брату, что занимаетесь живописью. Он поможет вам уехать во Францию.

Франсуа понурился:

— Как бы я ни хотел уехать, я не могу.

— Но почему?

Он с минуту колебался.

— Есть вещи, о которых лучше не упоминать. — Его глаза затуманились, юношеские черты лица напряглись.

Ники положила ладонь ему на руку.

— Это из-за Жан-Пьера? Вы не хотите оставить его?

Франсуа закрыл глаза Она видела, что он изо всех сил старается сохранить самообладание.

— Я думал, вы ничего не заметили. Надеялся, что вы ничего не узнаете.

— Я мало что смыслю в подобных вещах, но зато я знаю вас. Убеждена, что вы человек хороший и добрый. Никому не желаете зла. Если вы не можете расстаться, то забирайте его с собой.

Франсуа удрученно покачал головой:

— У меня нет денег, а Алекс эту ситуацию никогда не поймет.

— Может быть, и поймет, — сказала Ники, сама мало веря в то, что говорит. Александр дю Вильер во всех отношениях был настоящим мужчиной.

— Я не могу позволить себе это, — заключил Франсуа.

Какое-то время они сидели молча, довольные тем, что понимают друг друга.

— Спасибо, что объяснили многое в Алексе, — наконец произнесла Ники.

— Спасибо, что зашли, — откликнулся Франсуа.

Он проводил ее до двери, и она поднялась на цыпочки, чтобы он мог ее поцеловать.

— Берегите себя. И пожалуйста, навещайте меня.

Франсуа улыбнулся.

— Я зайду в четверг. Если, конечно, это вас устраивает.

Мы пообедаем, а затем понаблюдаем, как художники работают на площади.

— Очень заманчивое предложение. — У нее мелькнула мысль, не попросить ли Франсуа помочь ей бежать. Но скорее всего он откажется. А даже если не откажется, у нее просто нет права вбивать еще один клин между братьями.

Обняв Франсуа, Ники вышла. Рам терпеливо ждал ее в вестибюле, там, где она его оставила.

— Ну как, отвели душу? — спросил он, вставая.

— Да, отвела. — Они вместе направились к выходу. — Но я была бы очень рада, если бы смогла убедить Александра отправить брата учиться во Францию. Естественно, вместе с его другом. Тогда все было бы просто идеально.

Рам расхохотался так оглушительно, что на него стали со всех сторон оглядываться.

— Купив вас, малышка, Александр купил себе целый мешок проблем.

Его слова звучали вроде бы как оскорбление, но взгляд Рама говорил о другом. Жаль только, что она была недостаточно в этом уверена.

В ту ночь Ники спала беспокойно. Во сне они с Алексом занимались любовью. Дважды она просыпалась вся в поту, с отвердевшими ноющими сосками.

Николь кляла его на чем свет стоит, но не могла не думать, где он сейчас и что делает. Хорошо хоть он не с Лизетт. Но тут она вспомнила, что очень скоро Александр будет спать с Клариссой.

— Я должна бежать, — произнесла она вслух. — Пока еще не слишком поздно.

Хотя она и получила несколько нежных записок от Алекса, он все еще оставался в Бель-Шен, наблюдая за уборкой урожая. Следующий четверг она провела с Франсуа, вечером же и почти всю пятницу играла в шахматы с Даниэль.

— Если я сумею раздобыть немножко денег, — сказала Ники служанке, когда они уселись перед горящим камином, — и ты сможешь отвлечь Рама, я попытаюсь бежать на следующей неделе. — Она решительно посмотрела на Даниэль. — На этот раз я не оплошаю.

Даниэль закатила свои круглые глазки.

— На этот раз я ничего ему не скажу. Даже если он вырвет мое сердце.

Ники усмехнулась. Когда они кончили играть, она убрала доску и встала, — Ты стала играть лучше, — сказала она, хотя только что легко обыграла Даниэль.

— В конце концов это лишь развлечение. Как я играю — не имеет большого значения. Я пущу в ход все свои женские чары. Наш могучий турок не устоит. — Она состроила гримасу. — «Ну пожалуйста, месье Рам, — сказала она томным голосом, играя своими густыми темными ресницами. — Я знаю, что вы гораздо умнее меня, и конечно, такой человек, как вы, может научить простую женщину…» — Даниэль прыснула, и Ники тоже расхохоталась.

Они направились вниз, собираясь выпить в буфетной по рюмочке ликера перед сном, но, услышав голоса в холле, остановились.

— Месье герцог, — шепнула Даниэль.

— Да. — Сердце Ники невольно забилось, ее пальцы, сжимавшие перила, задрожали.

Когда Алекс, подняв глаза, увидел ее, по его лицу расползлась широкая улыбка. Ники с трудом удержалась от того, чтобы не кинуться в его объятия.

— Добрый вечер, месье, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал.

Когда Ники спустилась с последней ступеньки, Алекс тут же подошел к ней широкими упругими шагами. Он сгреб ее в охапку и поцеловал таким жарким требовательным поцелуем, что Ники ухватилась за его шею.

— Что вы здесь делаете? — спросила она, с трудом переводя дыхание. — Стало быть, и с надсмотрщиком, и с урожаем все в порядке?

— С надсмотрщиком будет все в порядке, его рана заживает, скоро пройдет и сотрясение мозга. Пока, во всяком случае, трудностей особых нет, а я так жутко скучал по тебе, что не выдержал и приехал.

Сердце Ники готово было выпрыгнуть из груди.

— Вели Бетси принести мне поесть, — сказал он Фредерику. — И нам всем подай по бокалу вина.

Алекс повел Ники в гостиную, не сводя глаз с ее трепетно вздымающейся груди. Ему достаточно было взглянуть на нее, как он начал ощущать жгучее томление в паху. Даже в простом саржевом платье она выглядела обворожительной. И куда соблазнительнее, чем представлялось его воображению. Ее щеки разрумянились от его поцелуя, живые аквамариновые глаза нежно вглядывались в его лицо. «Она тоже рада меня видеть, маленькая кокетка. Хотя и старается этого не показать».

А Ники и не собиралась этого показывать. Оправившись от сюрприза, она поняла, почему он приехал. Ведь каждую неделю он привык трижды навещать Лизетт. Если бы не страда, он приезжал бы и к ней точно с такой же регулярностью.

Чем больше она об этом думала, тем сильнее портилось ее настроение. К тому времени когда Алекс съел холодную курицу, хлеб, сыр и осушил бокал вина, она была на грани взрыва.

Алекс притворился, будто ничего не замечает.

— У тебя усталый вид, — сказал он с насмешливыми искорками в глазах. — Я думаю, пора уже подняться наверх.

— Я не устала, — сказала Ники, и глаза Алекса потухли. — Я скорее погуляла бы по саду.

— Я приехал издалека, дорогая. Всю неделю я работал не покладая рук, дьявольски устал и не желаю играть в твои детские игры.

— Можете считать их детскими. Я придерживаюсь другого мнения. Я не ваша любовница, Алекс, как вы, видимо, воображаете. И никогда добровольно не лягу с вами в постель.

Извините меня, — сказала она, вставая. — Я пойду в сад. — И, вздернув подбородок, Ники направилась к двери.

— Возможно, ты и права, — сказал Алекс, догоняя ее. — Тебе полезно будет немножко размяться. — Но вместо того чтобы выйти за ней во двор, он обвил рукой ее стан и, не слушая ее протестов, повел вверх, в спальню.

— А ну-ка иди ко мне, — с алчно пылающими глазами велел Алекс. — Я и так заждался.

Ники попятилась.

— Нет, — твердо сказала она.

Алекс с притворным спокойствием скинул с себя сюртук, стащил сапоги и бросил их на пол, затем снял рубашку.

При виде его широкой груди, покрытой курчавыми волосами, поблескивавшими в теплом желтом мерцании лампы. Ники облизнула внезапно пересохшие губы. Алекс расстегнул брюки и стянул их с длинных мускулистых ног. От этого шороха по спине у нее забегали мурашки.

— Не глупи, Ники. Я знаю, что ты скучала по мне так же сильно, как и я по тебе.

— Не имеет значения.

— Имеет значение. — Он вздохнул. — Так что, снова привязать тебя? — спросил он. — Могу это сделать, хотя предпочел бы чувствовать, как ты обнимаешь меня руками.

— Какое удовольствие вы получаете от этого, зная, что поступаете против моей воли?

— Ничего подобного, — заявил Алекс, как бы ощупывая ее взглядом. От него не ускользнуло, что ее дыхание вдруг стало поверхностным, а соски напряглись под лифом. — Мы оба этого хотим.

Обнаженный, в сильном возбуждении, он направился к ней. Ники старалась не смотреть на него, но, прежде чем она успела пошевелиться, Алекс уже схватил ее за талию и развернул к себе спиной. Его ловкие пальцы быстро расстегнули маленькие пуговички. Затем он расстегнул застежки на ее юбках, и она осталась в корсете и рубашке.

«Беги, — подсказал ей здравый смысл. — Беги от него»

Однако сильного желания бежать у нее не было. Да и куда?

Она стояла перед ним полуобнаженная, думая, как легко было бы отдаться, позволить ему убаюкать себя в его объятиях. Она хотела его, хотела с того самого момента, как он вошел в холл.

Только гордость удерживала ее. Гордость и честь.

Алекс расшнуровал ее корсет, который тут же упал. Ловко вынул заколки из волос, и волосы ее волной упали на плечи.

«Ты поклялась», — напомнила она себе. Если она будет сопротивляться, слуги по крайней мере будут знать, что она здесь не по своей воле. Пока Алекс возился с пояском ее белых панталон, собравшись с духом, Ники вырвалась из его рук.

— Если вы хотите овладеть мной, вам придется применить силу.

Алекс тихо выругался, не проявляя, однако, особого удивления.

— Когда у тебя в последний раз было женское недомогание? — спросил он.

Этот вопрос поразил Ники.

— Что? — переспросила она, широко распахнув глаза.

— Женское недомогание, — повторил он, видимо, изумленный ее недогадливостью. — Когда оно было в последний раз?

— На прошлой неделе, — сказала она. — Но при чем тут оно?

Алекс опять выругался, на этот раз громче.

— Я буду укладывать тебя в постель при каждой возможности, пока у тебя не будет от меня ребенка.

— Что? — Ники отодвинулась еще дальше. — Но какое это имеет значение?.. — Она не договорила, догадавшись наконец, что у него на уме. Вот почему Рам собирается уехать после окончания уборки тростника. — Вы уверены в себе, в своей великой мужской силе, поэтому не сомневаетесь, что у меня будет от вас ребенок? — Взволнованно дыша, Ники сжала свои кулачки. — Вы надеетесь, что появление ребенка все переменит. После этого я вынуждена буду остаться здесь, с вами?

— А какая другая возможность у тебя будет?

— Самая обычная. Я сама буду воспитывать ребенка.

— Не мели чепухи! — рявкнул Алекс, придвигаясь ближе. — В последний раз, когда ты действовала, полагаясь на себя, ты оказалась в тюрьме.

— Я стала старше и намного умнее.

— Это еще следует доказать, — фыркнул Алекс.

Ники схватила вазу абрикосового цвета, купленную накануне — Это будет стоить вам дорого, — предупредила она, подняв вазу.

Алекс только ухмыльнулся.

— Всякий мужчина так или иначе платит за свои страсти — Черт возьми! — Ники швырнула вазу ему в голову и бросилась к двери. Однако Алекс быстро наклонился, и ваза разбилась о стену. Не успела Ники открыть дверь, как он тут же ее захлопнул.

Хотя она ругалась, проклинала его на чем свет стоит, он схватил ее и потащил к кровати.

— Я вас ненавижу, — кричала она, вырываясь.

— Сейчас перестанешь, — насмешливо сказал он. И распластал ее на постели.

Ники высвободила руки и повернулась на живот. Это было явной ошибкой.

Алекс схватил ее запястья.

— Мы еще так мало были вместе, дорогая. Ты только начала познавать плотское наслаждение.

Его хватка ослабла. Теплые губы приникли к ее плечам, рука убрала со щеки медные волосы.

— Но ведь дети будут незаконнорожденными, — шепнула Ники.

— Не важно. — Он коснулся ее уха, затем шеи. — Все равно они будут нашими, и мы будем их любить.

Ники старалась не обращать внимания на его дыхание, обдававшее жаром ее кожу, на пылкие поцелуи, которыми он покрывал ее плечи. Его напрягшееся мужское естество упиралось в ее ягодицы.

Алекс сунул широкую ладонь под рубашку и стал гладить ее грудь своими сильными пальцами. Он искусно ласкал ее сосок, и возбуждение, которое вызывали его движения, увлажняло ее заповедное место между ног.

Под его ласками она вся затрепетала.

— О Боже! — шепнула Ники, когда его рука заскользила к пупку и еще ниже. Алекс наконец развязал шнурок ее панталон и стянул их с бедер. Он приподнял подол ее рубашки.

Проникнув внутрь, он обнаружил, что она готова принять его. Ритмичные движения порождали в ней все новые и новые ощущения. В них ощущалась та же жгучая страсть, которая сжигала и ее саму.

Алекс отпустил ее руки, обвил ее стан и приподнял ее бедра к своему животу, привстав на колени. Ники подалась ему навстречу, стремясь ощутить его как можно ближе и сильнее.

Алекс, застонав, произнес ее имя, зашептал по-французски любовные слова. В пылу страсти Ники едва слышала их. Алекс с каждым разом проникал в нее все глубже и глубже. В конце концов все, казалось, утратило значение Все, кроме его проникновении. Ники стонала и извивалась под ним. То, что она так сильно отзывается на его страсть, изумляло его и распаляло еще жарче.

Они вознеслись вместе на самую вершину чувственности.

Алекс весь задрожал и крепче прижал к себе ее бедра. Он все еще продолжал вонзаться в нее, пока оба они не утратили последние силы, покрывшись блестящими каплями пота. Тогда он положил ее на постель рядом с собой, нежно отвел волосы с ее лица и поцеловал в шею.

— Ты моя, — шепнул он ей на ухо. — Ты принадлежишь мне, и ничто не может этого изменить.

— Ты не будешь вечно владеть мной, — помолчав, ответила она. — В один прекрасный день я все равно стану свободной.

Алекс улыбнулся в темноте.

— Я говорю не о твоем контракте, моя возлюбленная, а о твоем сердце.

Ники отодвинулась от него, не желая признать, что она в самом деле испытывает глубокое влечение.

— Но ведь и в Лизетт вы тоже были уверены.

Алекс помрачнел.

— Лизетт — совсем другое дело.»

— Да? Но ведь и я ваша любовница. Как и она.

— Тут есть разница.

— Какая?

— Лизетт ничего для меня не значила.

— А что значу я для вас, Алекс? Что вы ко мне чувствуете?

«Почему бы не сказать ей?» Почему бы не сказать, что она для него все на свете? Что он нуждается в ней как ни в какой другой женщине, что, когда Ники улыбается ему, все трудности, которые он испытывает, отходят прочь и его как будто озаряет яркое солнце.

Всего этого он не мог ей сказать: просто потому, что это не было принято. Вздумай он поступить так, отец высмеял бы его.

Да он и сам высмеял бы другого.

Поэтому он ограничился словами: «Спи, дорогая» и прижал ее к себе.

Когда Ники проснулась, Алекса уже не было рядом. Еще дважды в эту ночь он занимался с ней любовью, и она не возражала. По его поведению явственно чувствовалось, что он нуждается в ней как никогда прежде.

И все же утром, заметив, что его вновь обуревает желание, она притворилась спящей. Алекс не стал ее будить, только подержал некоторое время в объятиях и встал с кровати.

Слова, сказанные им накануне, ее насторожили. Ей повезло, что она до сих пор не забеременела. У нее еще остается возможность бежать. О себе одной ей будет гораздо легче позаботиться.

Хотя Ники с самого начала знала, какому риску подвергается, она старалась об этом не думать. Алекс заставил ее взглянуть правде в глаза. Она решила не откладывая поговорить с Даниэль.

Даниэль скоро станет женой Рене. Вполне возможно, что она говорила со своими замужними подругами о различных способах предохранения, хотя и знала, что все они не очень-то надежны.

Не то чтобы Ники не хотела детей; сложись обстоятельства по-иному, для нее не было бы лучшего дара, чем сын от Алекса. Но незаконнорожденный? С его стороны просто жестоко желать такого. Однако мужчины — существа странные.

Из того, что Алекс рассказывал о своем отце, вполне можно сделать вывод, что Шарль дю Вильер имел целый выводок незаконнорожденных отпрысков.

Одна мысль, что она может стать матерью таких детей, бросала ее в жар.

Может быть, она успеет бежать еще до возвращения Алекса с плантации. Отправится ли он в погоню за ней?

Отныне она его не боится. Однако в его характере есть особая черта. То, что принадлежит ему, он старается удержать. Любой ценой.

На этот раз она должна преуспеть. Один Бог знает, что он может сделать, если побег не удастся. Она опять вздрогнула, представив себе, как над ней возвышается мощная фигура Алекса, глядящего на нее потемневшими от ярости глазами.

Одного этого было почти достаточно, чтобы она отказалась от своих замыслов. Но Почти — это еще не все…

Глава 19

Принимаясь за осуществление своих замыслов, Николь послала Мишель записку с просьбой навестить ее. Через несколько дней подруга откликнулась на ее приглашение.

Хотя Николь трудно было просить об одолжении, другого выхода она не видела. Невзирая ни на что она была очень рада видеть Мишель. Сидя на светло-голубом парчовом диване перед затопленным камином, они разговаривали и смеялись как в детстве. В разговоре Мишель часто упоминала о Томасе и проговорилась, что он бывает у них почти каждый день.

— Алекс очень высокого о нем мнения, — сказала Ники.

— Да, он человек кристальной честности. И что, может быть, еще важнее, добрый и отзывчивый. — Мишель поиграла своим кремовым кружевным веером, ее нежные щеки подернулись легким румянцем. — Мне кажется, я влюбляюсь в него.

— Я счастлива за тебя, — сказала Ники, хотя слова подруги и напомнили ей о собственном горестном положении.

— Он еще не сделал предложения, но я думаю, что оно скоро последует.

Ники отвернулась. Хотя она и нуждалась в помощи Мишель, но не решалась попросить о ней. И все же, когда подруга заговорила о замужестве, она почувствовала, что у нее не остается выбора.

— Сегодня так мило, — сказала Ники, — как в добрые старые времена.

— Да.

Улыбка сошла с лица Ники.

— Честно говоря, Мишель, хотя мне и бесконечно приятно общаться с тобой, я позвала тебя по важному делу.

Мишель встретила эти слова без особого изумления, видимо, ожидая их.

— Так я и полагала.

— Я хочу уехать отсюда, Мишель. Я не могу оставаться здесь после женитьбы Алекса. Ты поможешь мне?

Тонкие пальцы Мишель нежно пожали руку Николь.

— Конечно, помогу. Но что я должна делать?

— Мне нужны деньги. Не слишком много. Но достаточно, чтобы обосноваться в каком-нибудь другом месте.

— Но ведь твой контракт принадлежит Александру. Он постарается тебя отыскать.

— Я постараюсь продумать все так, чтобы это ему не удалось. Куплю билет на корабль, идущий на север. Сяду на него ночью, чтобы отплыть с приливом. Если я буду осторожна и не выдам себя, уверена, все пройдет благополучно.

Мишель колебалась.

— Не знаю, Ники. Месье дю Вильер — человек очень упорный и настойчивый. Он приложит все усилия, чтобы вернуть тебя.

— Я должна попытаться. Ты могла бы жить с Томасом, если бы он был женат на другой женщине?

Мишель вздохнула.

— Нет, конечно. Я люблю его. И не могу делить с другой женщиной.

— Тогда ты понимаешь, почему я решила бежать.

Мишель выпрямила свои худенькие плечи, ее милые глаза смотрели с пониманием.

— Я попрошу деньги у Томаса. Уверена, он мне не откажет.

— Но Томас захочет знать, для чего ты просишь у него деньги.

— Я скажу, что они для моей сестры. Не думаю, чтобы он стал задавать лишние вопросы. Томас очень бережно относится к моим чувствам. — При мысли о любимом человеке она улыбнулась.

— Я прошу тебя о большом одолжении, — сказала Ники. — У тебя нет сомнений?

— Нет. Если мы поженимся, его деньги будут моими.

Стало быть, я как бы одалживаю у самой себя. Если мы не поженимся, я сама выплачу ему эти деньги.

— Я сама их верну, — со спокойной решимостью сказала Ники. — Возможно, и не сразу, но все-таки выплачу. Обещаю тебе.

Мишель наклонилась и обняла ее.

— Деньги будут у тебя еще до конца недели.

— Спасибо тебе. — Ники смахнула набежавшие слезы.

С этого дня она занялась тщательными приготовлениями.

Алекс прислал несколько записок, в которых писал о том, что очень занят, и просил ее проявлять терпение. Хотя она ужасно скучала, думая о нем даже против своей воли и по ночам испытывая страстное желание, Ники благодарила Бога, что он задерживается.

Через три дня Мишель, как и обещала, принесла деньги.

Даниэль купила ей билет на корабль, идущий в Чарлстон, Южная Каролина. Отплытие было назначено на среду, с утренним приливом.

Во вторник ночью, если все пройдет хорошо, она будет свободна.

В понедельник, когда Даниэль играла в шахматы с Рамом, а это уже вошло у них в привычку, к Ники пожаловала неожиданная посетительница.

Ники была в вестибюле, где разговаривала с Фредериком, когда кто-то тихо постучал в парадную дверь.

Извинившись, Фредерик открыл дверь. На крыльце обозначился темный силуэт невысокой женщины, закутанной в складки плаща. Женщина, вся дрожа, удерживала подбитый шелком капюшон, который срывало ветром.

— Извините за беспокойство, — сказала женщина с сильным французским акцентом. — Не могла бы я поговорить с Александром? Он дома?

— Хозяин в Бель-Шен, — ответил Фредерик.

Прислонившись к дверному косяку, посетительница залилась слезами.

— Простите, что побеспокоила вас.

Она повернулась, чтобы уходить, но Ники перехватила ее, взяв женщину за руку.

— Входите, Лизетт. Алекса действительно нет дома. Но расскажите мне, какие у вас неприятности?

Подняв залитое слезами лицо, Лизетт покачала головой:

— Я не могу.

— Алекс будет огорчен, если вы не расскажете мне, что случилось…

— Если бы я послушалась Александра… — Она доверилась Ники и позволила ввести себя в дом. Каждый шаг давался ей с таким трудом, что Николь встревожилась.

— Вы сильно ушиблись? — спросила она, заметив, что на шум в вестибюль пришли Рам и Даниэль.

Лизетт облизнула сухие, обескровленные губы.

— Я… я… — Не успей Рам подхватить ее своими ручищами, она бы рухнула на пол. Из-под капюшона рассыпалась копна черных волос. Под глазом Лизетт лиловел огромный синяк. Рам отнес несчастную наверх в комнату для гостей.

Даниэль постелила простыни, Ники сняла с бедняги тяжелый черный плащ.

— Пожалуйста, бережнее, — без особой на то надобности попросила Ники. — А дальше я сама обо всем позабочусь.

Как только силач турок положил свою маленькую ношу на кровать и вышел из комнаты, Ники сняла с Лизетт голубое саржевое платье. Она ахнула, увидев следы побоев и издевательств на нежной смуглой коже женщины. На плече — рубцы от укусов, на ребрах, спине, бедрах, ногах — темные синяки, ссадины, кровоподтеки.

— Валькур, — прошептала Ники. — Как он смеет так обходиться с женщиной?

Даниэль перекрестилась.

— Какой жестокий человек! Должно быть, все, что о нем рассказывают, чистая правда?

— Да, — выдохнула Ники.

— Противно, что Рене работает у такого человека, — с отвращением сказала Даниэль. — Как только мы поженимся, я попрошу месье герцога, чтобы он подыскал ему какую-нибудь работу в Бель-Шен.

Николь не стала напоминать Даниэль, что она и сама вскоре может остаться без места, если Алекс дознается, какую роль она сыграла в бегстве ее госпожи.

Лизетт зашевелилась, тихо застонала и, с трудом подняв веки, открыла большие черные глаза.

— Вы можете разговаривать? — спросила Ники, пока Даниэль обрабатывала примочкой раны на теле француженки и перевязывала их.

Лизетт через силу улыбнулась. По обеим сторонам лица струились ее роскошные черные волосы.

— Спасибо за помощь. Вы очень добры. Недаром Александр так вас любит.

— Он не любит меня. Александр вообще не верит в любовь. Уж вам-то следовало это знать.

— Наверное, он и сам этого не понимает, но любовь может оказаться сильнее его.

— Вполне возможно, — согласилась Ники.

— Даже после всего, что Фортье сделал со мной, я все еще его люблю.

— Но он избил вас.

— Он не хотел этого делать. — Лизетт поглядела куда-то вдаль. — Началось вроде бы как игра. Валькур — очень страстный мужчина — Она слегка улыбнулась. — А когда он пришел ко мне сегодня ночью, то был злой как черт. Что-то у него там не заладилось в Фелисиане. Вообще-то ничего особенного, но он расстроился. Мы занимались любовью сколько было сил. Но ему все было мало.

Ники молчала, участливо глядя на Лизетт.

— «Я покажу тебе, какое наслаждение может быть в боли», — сказал он. Но я так разошлась, что была согласна на что угодно. — Лизетт вздрогнула, вспомнив об атом. — Валь очень умело пользуется кожаным бичом. Больно он не делал, просто разжигал и разжигал.

Ники убрала прядь густых черных волос с заплаканной щеки Лизетт.

— Сначала это только возбуждало меня, — продолжила она. — Валь любил меня как бешеный. Но потом что-то случилось. Он как будто забыл обо всем на свете. Принялся хлестать меня все сильнее и сильнее. Я умоляла его остановиться, а он словно и не слышал меня. Он такой сильный…

Лизетт вновь заплакала, ее, всхлипывания отзывались сочувствием в сердце Ники.

— Он то и дело называл меня Фелисианой. Обзывал проституткой и другими нехорошими словами. Затем взял меня.

Грубо, даже жестоко. А когда кончил, расплакался. Начал просить, чтобы я простила его. Он из тех людей, которые сами себя мучают.

— Мне жаль вас обоих, — сказала Ники.

Постепенно Лизетт успокоилась. Ники сидела около нее, поглаживая ее растрепанные волосы, пока та не забылась тяжелым сном. Тогда и Ники наконец позволила себе отдохнуть.

Утром Лизетт застала ее в гостиной.

— Вы уверены, что сможете добраться домой? — спросила Ники, отодвигая резной стул и вставая.

— Спасибо, я хорошо себя чувствую.

— Я рада, что смогла вам помочь.

— И я рада, что Александра здесь не было, — сказала она удивленной Ники. — Он бы решил посчитаться с Валькуром, а я этого не хочу. Александр все еще мой друг, а Валькура я люблю. И не хочу, чтобы кто-нибудь из них пострадал. — Она с мольбой посмотрела на Ники:

— Обещайте, что не скажете ему.

— А вы уверены, что Валькур вновь не поднимет на вас руку? Надо ню-то сделать.

— Обещайте, — настаивала Лизетт.

— Хорошо, я не скажу ему.

Лизетт улыбнулась.

— Еще раз спасибо, что помогли. Надеюсь, вы будете счастливы. — Александр заслуживает счастья. Я верю, что и вы тоже. — И, покачивая голубыми саржевыми юбками, она ушла.

Еще одна проблема у порога Алекса. Как ради Лизетт, так и ради Александра Ники от души надеялась, что она не всплывет вновь.

В какой-то степени она радовалась, что, если это и случится, ее уже здесь не будет.

— Пока все идет гладко, — сказала Даниэль.

Ники стояла перед овальным зеркалом в своей спальне.

Был вечер вторника, и все уже было в полной готовности.

— Отлично. Я почти готова. — Ники собрала волосы в пучок на затылке и спрятала их под широкополой шляпкой.

Одетая в простое коричневое шерстяное платье, она надеялась, что сможет незамеченной пройти по улицам.

— Старайтесь не поднимать головы. Кто заметит ваши. глаза, вас не забудет.

Ники кивнула.

— Где Рам?

— Расставляет шахматы на доске. Он говорит, что я способная ученица. А я отвечаю, что он слишком скромен, мои успехи объясняются тем, что он хороший учитель.

Ники усмехнулась:

— Попробуй проделать то же самое с Алексом, может быть, тебе удастся смягчить его.

— Я стану рыдать и молить его о милосердии.

— Так и действуй.

— Не беспокойтесь за меня. Со мной все будет в порядке.

Ники именно на это и надеялась.

— Я буду скучать по тебе.

— И я тоже… — Женщины обнялись. — Дайте мне хотя бы полчаса, — сказала Даниэль. — За это время снотворное непременно подействует.

Они изменили свой первоначальный замысел и решили, что не станут бить Рама по голове, а дадут ему лучше снотворного, которое возьмут у Мари Габарде, известной местной колдуньи. Все знали о ее эликсирах, включая приворотное зелье и всяческие яды. Добавить немного снотворного порошка к бокалу вина, который обычно выпивает Рам на сон грядущий, не составляло особого труда.

— От этого порошка он должен проспать от заката до заката, — объяснила Даниэль.

Целые сутки. И Николь дорога будет каждая секунда.

— А тебе лучше спуститься.

Даниэль кивнула головой, но не пошевелилась.

— У меня есть новости, которые я оставила на самую последнюю минуту, — со смешком сказала она. — Рене и я назначили день нашей свадьбы. Мы поженимся ровно через два месяца.

Восторженно ахнув, Ники обняла Даниэль.

— Это просто замечательно!

— Мы договорились об этом в воскресенье. Он говорит, что ужасно скучал по мне все это время.

— Значит, все получилось, как ты и думала.

— Да, — сказала Даниэль. — А теперь надо приниматься за осуществление нашего плана. — В последний раз обняв Ники, она поспешила вниз.

Как раз в это утро стало известно, что заболела мать Фредерика Ему пришлось уехать в Бель-Шен, что значительно упрощало дело Ники оставалось лишь отправиться на пристань и сесть на корабль. Конечно, ее появление в такой поздний час может вызвать недоумение, но вряд ли капитан заинтересуется подробностями. А утром они уже будут в море Через полчаса Ники спустилась вниз. Даниэль стояла возле Рама, который громко храпел, уткнувшись головой в шахматную доску. Под его могучими руками лежали рассыпавшиеся фигуры.

Они, с Даниэль осторожно прошли к черному ходу, и служанка открыла дверь.

— Счастливого пути, — , шепнула она. Николь махнула рукой и тихо скользнула в ночную тьму.

Придерживая руками тяжелый шерстяной плащ, она подняла глаза на затянутое тучами небо Начал накрапывать мелкий дождь, полы плаща трепал холодный ветер.

Пройдя мимо небольшого огорода, она вышла через большие деревянные ворота на улицу и зашагала по подъездной дороге, рассчитывая нанять какой-нибудь проезжающий экипаж.

Внезапно она услышала позади тяжелые мужские шаги.

Ники пошла быстрее, чувствуя, как за спиной у нее развевается плащ В это время послышались шаги еще одного человека.

Охваченная тревогой, Ники бросилась бежать по улице. Было уже за полночь, и не горел ни один газовый фонарь.

Шаги за спиной становились все ближе.

Кто это? — мысленно ужаснулась Николь. Неужели Алекс нанял еще людей, чтобы сторожить ее? Не может быть…

Преследователи были совсем близко: Ники метнулась влево, но ее плащ зацепился за терновый куст. И тут же кто-то схватил ее за талию. Она попыталась вырваться, но бесполезно Нападавший был груб и жесток, он до боли стискивал ее ребра и руки.

«Это не люди Алекса», — в ужасе осознала она. Это была ее последняя связная мысль К ее лицу приложили белый платок, пропитанный каким-то раствором. Ники потеряла сознание.

Почувствовав, что к ее щекам прикасается что-то теплое, Ники открыла глаза В висках сильно стучало Щурясь от ярких солнечных лучей, она Повернулась к окну, забранному узорчатой чугунной решеткой Комната с белеными стенами, в которой она очнулась, была скудно обставлена мебелью в испанском стиле. В одном углу стоял резной деревянный стул с толстым кожаным сиденьем, в другом — большой терракотовый кувшин с сухими ивовыми ветками Николь лежала на широкой кровати с пологом.

Невзирая на тупую боль в висках Ники соскользнула босыми ногами на холодный дощатый пол и только тут заметила, что на ней белая ночная рубашка, а не коричневое шерстяное платье, в котором она уходила из дома. Она вздрогнула при мысли, что кто-то переодевал ее.

Где она, черт возьми? И чего они хотят от нее?

Борясь с паническим страхом, Ники подошла к окну. Через чугунные завитки решетки она осмотрела двор, обнесенный высоким оштукатуренным каменным забором. Между кустами были проложены насыпные дорожки из битой черепицы, а в самой середине терракотовый фонтан извергал большую струю воды.

Двор выглядел довольно привлекательно, тем неприятнее было вспомнить о том, что случилось ночью.

«Где я?» — вновь призадумалась она. Но так и не нашла ответа на этот вопрос. Расхаживая по комнате, Ники заметила в массивном старинном шкафу дорогое темно-синее платье с бархатными воротником и манжетами. С одного взгляда она поняла, что платье подойдет ей, и ее сердце забилось.

Кто-то обо всем заранее подумал. Но кто мог знать о ее тайных замыслах? Неужели за ней следили с того самого дня, как она приехала в городской дом? Или таким образом Алекс хочет наказать ее за попытку бежать?

Найдя аккуратную стопку нижнего белья, Ники торопливо оделась и толкнула дверь. К ее удивлению, дверь оказалась незапертой.

Стены коридора были также оштукатурены и украшены в типично испанском стиле.

— Масса ждет вас внизу.

Стремительно повернувшись на звук женского голоса, Ники увидела перед дверью второй спальни высокую, кофейного цвета негритянку.

— Кто, — переспросила она, — кто ожидает меня?

— Фортье, — коротко ответила женщина, и кровь застыла в жилах Ники.

— Фелисиана, — шепнула она, обращаясь скорее к себе, чем к служанке.

Ничего не ответив, высокая негритянка провела, ее вниз по лестнице в гостиную. Ее красная африканская юбка развевалась, словно на ветру. В доме витал запах благовоний.

— Подождите здесь.

Через несколько минут, которые показались ей целой вечностью, вошел Фортье. Он был одет в черные бриджи для верховой езды и белую полотняную рубашку. Так же примерно одевался и Алекс, когда работал. Однако у Алекса была широкая мускулистая грудь, тогда как у Фортье грудь была узкая, но сильная. Отличалось и его лицо с острыми высокими скулами. Когда к руке Ники протянулись длинные смуглые пальцы, она инстинктивно попятилась.

— Пойдемте, — сказал Валькур, как бы не замечая ее смятения. — Я уже завтракал, но вы, вероятно, голодны.

Он говорил таким тоном, словно в том, что она оказалась в его доме, не было ничего необычного. Она гостья, вот и все.

— Зачем вы привезли меня сюда?

— Я привез вас домой.

Она хотела было сказать, что ее дом — Бель-Шен, но вовремя спохватилась. Прекрасная плантация, которую она полюбила, уже никогда не будет ее домом.

— Я принадлежу месье дю Вильеру. Надеюсь, вы не забыли, что он уплатил за меня деньги?

— Нет, не забыл. Я позабочусь, чтобы ему возвратили его деньги.

— И вы думаете, он не станет возражать? — с сомнением спросила она.

— Это не имеет значения. Вы должны были принадлежать мне с самого начала. Александр не имел никакого права соваться в это дело.

Ники не ответила. Положение не позволяло ей спорить.

Фортье отвел ее в столовую, где стояли блюда с жареной говядиной, овсяной кашей и свежевыпеченным хлебом.

При виде еды у Ники неожиданно для нее самой пробудился аппетит.

— Когда вы покончите с едой, я покажу вам ваш новый дом. — Он вышел, но она была уверена, что он где-нибудь недалеко.

Да это и не имело особого значения. Она посмотрела на высокого мускулистого негра, который стоял в дверях. Куда бы она ни пошла, кто-нибудь будет наблюдать за ней. Кто-нибудь из рабов Валькура, из страха покорно исполняющий все его распоряжения Глаза Ники наполнились слезами. Ее корабль уже отплыл, ее одежда и деньги пропали, никто не знает, где она. А что до замыслов Валькура Фортье, то она предпочитала даже о них не задумываться. Господи Боже, почему ее преследует злой рок!

Ники отрывисто вздохнула и расправила поникшие было плечи. Она должна бороться! Не сдаваться до тех пор, покуда остается хоть какая-то надежда. Но сейчас она будет делать то, что говорит ей Фортье. Другого выхода у нее попросту нет.

Зная, что ей понадобятся силы, Ники как следует подкрепилась. И тут как раз вернулся Валькур.

— Пойдем? — спросил он, но это был отнюдь не вопрос.

Играя роль гостеприимного хозяина, Валькур показал ей Фелисиану. Десять тысяч акров — примерно такой же величины, как и Бель-Шен. Они ехали по грязным дорогам в небольшом черном фаэтоне, запряженном лоснящейся вороной лошадью. Валькуру при всей его жестокости нельзя было отказать в обаянии и красоте Он явно гордился своими достижениями. Глядя на него, трудно было поверить, что он так жестоко обошелся с Лизетт.

— Моя семья потратила сорок лет, чтобы превратить Фелисиану в преуспевающую плантацию, какой она является сегодня. — Валькур показал на тростниковые поля, тянувшиеся да самого горизонта. Одни работники прорубали широкие просеки своими кривыми мачете, тогда как другие нагружали отрубленные стебли на повозки и отвозили сахарный тростник на завод.

— Вы, очевидно, трудились очень упорно. Ваш отец мог бы гордиться вами.

Темные глаза Валькура так и впились в ее лицо.

— Что вы знаете о моем отце?

— Совсем немного. Я знаю, что он возлагал на вас большие надежды. Будь он жив, я уверена, что он был бы вами доволен.

В его глазах мелькнул и тут же исчез проблеск какого-то чувства.

— Он всегда бывал недоволен.

Они довольно долго осматривали завод, а затем вернулись в дом. Он был также возведен в испанском стиле. Крыша — красная, черепичная. Два этажа, и по всей длине второго этажа — балконы. Выкрашен дом был в легкий кремовый цвет.

— Крыло, где ваша комната, я выстроил несколько лет назад.

— Когда женились? — спросила Ники, и взгляд Фортье сразу посуровел.

— Да, — сказал он. — Вы спали в комнате, которую я приготовил для Фелисианы. Кроме нее, никто там не спал.

Ники смутилась.

— А почему я?

— А почему нет? — холодно ответил он, прекращая этот разговор.

Когда они вернулись в дом, Валькур отвел ее в ту комнату, где она проснулась. Перед самой дверью Ники остановилась в нерешительности.

— Ужин в семь, — сказал Фортье, как бы не замечая ее замешательства. — Одежда для вас приготовлена. — Он улыбнулся. Но не той приятной, чарующей улыбкой, которая могла ввести в заблуждение, а холодной, суровой улыбкой, не оставлявшей никаких сомнений относительно его подлинных намерений. — А пока отдыхайте, — сказал он. — На вечер у меня задумана интересная программа, она потребует вашего… участия.

Ники вздрогнула от ужаса.

— Увидимся за ужином. — Валькур открыл дверь, подождал, пока она войдет внутрь, а затем тихо затворил ее.

Дождавшись, когда в окнах главного дома покажется желтый свет, Рене Буталер сел на одну из лошадей. Как конюший, он имел полное право ездить когда и куда ему угодно. Но Валькур Фортье обладал почти сверхъестественной проницательностью. Рене боялся своего хозяина. При одной мысли, что тот может поймать его, у него заходилось сердце».

Но ведь госпожа Сен-Клер в опасности. Если он ничего не предпримет, свадьба с Даниэль не состоится. К тому же именно он виноват в случившемся.

Выбрав кроткого гнедого жеребца, который не должен был привлечь к себе особого внимания, Рене оседлал его и поскакал в Бель-Шен. Его участие в похищении грозит ему самыми неприятными последствиями, тут у него не было никаких сомнений. Но ведь он не какой-нибудь подлец. И постарается исправить причиненное им зло. Может быть, месье дю Вильер поймет, что его толкнуло на этот шаг, поверит, что он не замышлял предательства.

Однажды Рене видел «большого француза» в гневе. Кто-то намеренно покалечил одну из его лучших лошадей. Француз одним ударом поверг его наземь со сломанной челюстью. Впрочем, это было вполне заслуженное наказание. Можно себе представить, как он расправится с человеком, из-за которого может пострадать его любимая женщина.

Рене содрогнулся. В этот момент он не мог бы сказать, кто внушает ему больший страх — Валькур Фортье или герцог де Бризон.

Глава 20

— Надеюсь, ужин вам понравился? — спросил Фортье, изогнув гладкие черные брови. Ники сидела рядом с ним под тяжелым бра из дерева и чугуна. Потолок над их головами поддерживали толстые, украшенные резьбой балки.

— Да, — с, притворным спокойствием ответила она, — ужин был прекрасный.

— Но не такой прекрасный, как вы. — Его глаза устремились на ее грудь, выступающую из-под низкого выреза.

Платье из сине-зеленого шелка, отделанное затейливыми черными бельгийскими кружевами, очень ей шло. Перед тем как надеть его, она внимательно все осмотрела и заметила, что подол юбок подрублен, а лиф слегка выпущен. Она поняла, что эта одежда предназначалась для Фелисианы, и тревога, которую она испытывала, стала еще сильнее.

— Благодарю за комплимент. — Пока все шло гладко, обаяние Валькура почти заставило ее забыть, в каких опасных обстоятельствах она находится. Неудивительно, что Лизетт даже увлеклась им.

— Странно принимать благодарность за то, что говоришь сущую правду, — это как-то не по-джентльменски, — сказал он.

Ники отвернулась, не желая его поощрять. Весь день она пыталась найти какую-нибудь возможность для бегства. Но из комнаты не было никакого другого выхода, а в коридоре постоянно находился слуга. Она хотела передать послание через жениха Даниэль, Рене Буталера, просила даже высокую негритянку, которую встретила утром, о помощи. Но та молча отвернулась.

Она и сейчас видела замкнутость на лицах всех слуг, беспокойство, с которым они ждали любых, даже самых незначительных, повелений Фортье. Они всегда боятся его, подумала она. И она сама тоже боится. Смертельно боится. Однако это другой, не прежний страх. Этот человек отнюдь не мучительный призрак прошлого. Он живой человек из плоти и крови, а с таким она может бороться.

Фортье повернул тяжелое сапфировое кольцо, которое носил на указательном пальце левой руки.

— Вы попали к Александру девственницей? — спросил Фортье таким обыденным тоном, словно речь шла о погоде.

Ники удивленно вскинула голову, на миг смутилась, затем почувствовала гнев.

— По-моему, это совершенно вас не касается.

Темная кожа на скулах Фортье натянулась.

— Отвечайте, — потребовал он тихим голосом, который отнюдь не умерил ее растущего страха.

«Ты должна непременно выбраться отсюда», — приказала она себе. Она мучительно искала хоть какую-то лазейку для бегства. Фортье же как будто читал ее мысли. Он явно ждал, когда наступит время для осуществления его желаний.

Улыбка вновь раздвинула его губы.

— Мы выпьем коньяку и хересу в моем кабинете. — Кивнув пожилому, с пробивающейся сединой в волосах рабу, стоявшему у двери столовой, Валькур отодвинул стул и встал.

Обойдя стол, он отодвинул и стул Ники, помог ей встать и повел из комнаты.

Когда он повернул к лестнице, Ники попыталась остановиться.

— Куда мы идем?

— В мой кабинет, — повторил он.

— Но…

— Это наверху.

Ники оглянулась. У большой парадной двери стояли два негра. Еще один слуга сопровождал ее слева. Бежать не было никакой возможности.

— Ну так что, пойдем? — Валькур продолжал идти вперед.

Ники нервно облизнула пересохшие губы.

— Если хотите, они вам помогут.

Ники гордо выпрямилась.

— Мне не нужна ни их, ни ваша помощь. — Когда она попыталась вырваться, Валькур больно сжал ее руку.

— Я думаю, бокал хереса успокоит ваши нервы.

Ники подумала, что успокоить ее может только его отсутствие.

Когда они поднялись на лестничную площадку, Фортье открыл тяжелую деревянную дверь и провел ее в комнату, которая и в самом деле была его кабинетом. На какой-то миг она почувствовала облегчение. Но когда он закрыл дверь, сердце Ники забилось подстреленной птицей.

— Я думаю, окончание вечера покажется вам забавным, — сказал он, беря со своего стола большую рюмку хереса. Он протянул ей напиток, и, стараясь успокоиться, Ники сделала небольшой глоток.

Сам Валькур, улыбаясь ей, отпил коньяк из приготовленного для него бокала. К ее удивлению, он подошел к книжному шкафу у дальней стены и, просунув руку между книг, потянул за какой-то металлический рычаг. В шкафу отворилась большая дверь. За ней открылась вторая комната, очевидно, его спальня.

— Комната Фелисианы примыкает к моей с другой стороны. Я хотел быть рядом с ней, поэтому и построил здесь свой кабинет. Удобно, не правда ли?

С бьющимся сердцем Ники приложилась к двери. С портрета на дальней стене на них взирала улыбающаяся Фелисиана в таком же сине-зеленом, отделанном черными кружевами платье, которое было и на Ники. Рубиново горели ее губы, кротко смотрели лучистые карие глаза.

— Идемте, — повелительно произнес Валькур, протянув ей руку. Ники не двинулась с места. Продолжая смотреть на портрет, она заметила у одной стены огромную резную кровать, толстые обюссонские ковры на полу.

— Идемте, — повысил голос Валькур.

— Нет, — шепнула Ники.

— Да, — холодно уронил Валькур, направляясь к ней. Он схватил ее как раз в тот момент, когда она повернулась, чтобы бежать.

Устав после долгой работы на плантации, водрузив ноги в сапогах на стол, Алекс отдыхал перед камином в своем кабинете. В руке у него был бокал коньяка, который он согревал в своих ладонях. Все мысли его были о Николь.

Боже, как он скучает по ней! Скучает долгими томительными днями и бессонными ночами. Когда-то он по глупости верил, что, переспав с ней, сможет ее забыть или по крайней мере отвести ей не слишком важное место в своей жизни.

В действительности же произошло прямо противоположное. Сколько ни старался, он так и не смог насытиться ею, хуже того, постоянно тосковал по ней. Он вдруг вспомнил, как взволнованно улыбалась Ники, когда они катались по улицам Французского квартала. Ей никогда не надоедали ни люди, ни места. В каждом, с кем она знакомилась, Николь всегда находила неиссякаемый источник добра. Ему очень нравилось, как она смеется, поэтому он старался смешить ее как можно чаще.

Он во что бы то ни стало должен сделать ее счастливой. И сделает.

Когда он представил себе ее обнаженное податливое тело, представил, как ее груди упираются в его грудь, в паху родилась истома. Он тихо застонал. Лишь однажды, когда Ники верила, что он собирается на ней жениться, пришла она к нему добровольно. Но и потом, бывая с ним, она испытывала наслаждение.

И все же он больше всего хотел, чтобы она дарила ему свою любовь добровольно. Он даже поклялся себе, что рано или поздно непременно добьется этого.

— Извините, месье Алекс. — На пороге появилась не на шутку встревоженная миссис Линдер. — Вас хочет видеть Рене Буталер.

Алекс спустил ноги на пол.

— Буталер?

Это имя казалось ему смутно знакомым.

— Жених Даниэль. Он ужасно расстроен.

Недоброе предчувствие сдавило сердце Алекса.

— Пусть войдет.

В кабинет вошел Рене Буталер, в мокрых от пота полотняных бриджах и домотканой рубахе. В руке он держал шляпу.

— Простите, что беспокою вас, месье. Но у меня для вас очень плохие новости. — Рене был стройным парнем, на год или два моложе Алекса, с кофейного цвета волосами и карими глазами, вокруг которых уже начали прорезаться морщинки. В сильном волнении Рене дрожащими руками мял шляпу, и Алекс почувствовал тревогу.

— Выкладывай, в чем там дело.

Рене тяжело сглотнул.

— Фортье схватил мадемуазель Сен-Клер.

— Это невозможно. — Однако, произнося эти слова, видя мучительно искаженное лицо неожиданного посетителя, он уже осознал, что это правда.

— Он отвез ее в Фелисиану.

Алекс почувствовал такую ярость, что перед его глазами поплыли красные круги.

— Подожди здесь.

Выйдя в коридор, он направился к вестибюлю.

— Беги на конюшню, — велел он высокому негру-дворецкому, — скажи Патрику, чтобы оседлал Наполеона. Да побыстрее. — Не дожидаясь ответа, он кинулся к себе в кабинет.

— Как он мог ее схватить? — спросил Алекс, выдвигая ящик стола и доставая пистолет.

— Простите, месье, это случилось по моей вине. — Впечатление было такое, будто Рене вот-вот шлепнется на пол в беспамятстве. — Простите меня…

— Продолжай, — в ярости приказал Алекс.

— Месье Фортье платил мне за кое-какие новости о Бель-Шен, которые я узнавал от Даниэль Я думал, в этом нет ничего плохого. Эти деньги я хотел потратить на свадебный подарок. Даже не предполагал, что дело может дойти до такого.

— Значит, ты шпионил за мной?

Рене повалился на колени перед Алексом.

— Прошу вас, месье…

— Рассказывай все до конца, — холодно сказал Алекс.

— Мадемуазель Сен-Клер собиралась сесть на корабль, чтобы отправиться в Чарлстон и еще дальше на север. Я сказал об этом Фортье. И его люди, наверное, устроили засаду. Я не знал, что он задумал. Но сегодня увидел ее в его коляске.

Алекс буквально пронзил взглядом побледневшего Рене.

— Я разделаюсь с тобой, когда вернусь. — Схватив куртку, он ринулся к двери. — Смотри, не вздумай убежать. Если, когда я вернусь, тебя здесь не будет, я достану тебя хоть из-под земли. И уж тогда пеняй на себя.

Он быстро прошел по широкому мраморному вестибюлю, рывком открыл тяжелую наружную дверь и поспешил к конюшне.

— Можешь считать себя покойником, Фортье, — тихо выругался он. Но думать он мог только о Николь: вновь она убежала, убежала в таком отчаянии, что оказалась в ловушке у другого любителя женщин — порочного и жестокого.

— Допивайте свой херес, — велел Фортье, насильно вливая вино, рюмку с которым Ники держала у дрожащих губ. — Вам надо расслабиться.

Сидя перед неярко горящим камином в спальне, куда ее затащил Фортье, Ники умоляюще посмотрела на него.

— Зачем? Зачем вы это делаете?

В тусклом мерцании на них укоризненно смотрела со стены Фелисиана. Каждый раз, поднимая голову, Ники воспринимала ее взгляд как зловещее предостережение.

Фортье тоже смотрел на портрет, но на ее вопрос он ничего не ответил.

— Женщины находят вас привлекательным, — продолжила Ники. — Лизетт влюблена в вас. Но что вам надо от меня?

Валькур отставил коньяк в сторону.

— Она сама сказала, что влюблена в меня?

— Да. — Ники не упомянула о том, какое впечатление произвела на нее истерзанная женщина, хотя ей и стоило большого труда удержаться от этого.

— Лизетт — дура. Как может женщина любить человека, который так с ней обращался?

— Понять любовь — дело очень непростое.

Фортье громко фыркнул.

— Фелисиана — единственная, кого я любил и буду любить.

Хотя он и старался говорить убежденно, Ники почувствовала, что его гложут сомнения Может быть, Лизетт значила для него больше, чем он хотел показать.

— Вы не ответили на мой вопрос. Чего вы хотите от меня?

Уголок его жесткого рта приподнялся в некоем подобии улыбки.

— Как и Лизетт, вы принадлежите Александру. Но вас он ценит даже выше, чем ее. — Он провел худым смуглым пальцем по щеке Ники, и она вздрогнула. — Одной этой причины достаточно, чтобы я переспал с вами сегодня ночью.

— Лизетт хотела быть с вами. А я не хочу.

Валькур только пожал плечами.

— Вы не хотите расстраивать Алекса? Эта для вас так важно?

Он вновь рассмеялся. От этого смеха по спине у Ники забегали мурашки.

— Мы всегда были соперниками — Алекс и я… Он не рассказывал вам, что Фелисиана была влюблена в него?

Ники приподняла голову.

— Нет.

— Тем не менее это так. Разумеется, все это было до того, как Фелисиана встретилась со мной.

— Понятно, — согласилась она с некоторым сарказмом Валькур постарался его не заметить.

— Значит, вы делаете все это только для того, чтобы досадить Алексу?

По его лицу скользнула тень.

— Да.

— Но это не единственная причина? — настойчиво допрашивала Ники.

Выгнув тонкие черные брови, он улыбнулся.

— Может быть, я жду от вас спасения… Может быть, вы моя последняя надежда. — Уже не такой сдержанный, как все это время, он посмотрел на портрет. Мыслями он сейчас весь был в прошлом, глаза устремились куда-то далеко. — Она все еще причиняет мне боль, — тихо сказал он. — Ту самую, какую я почувствовал, когда увидел ее нагую в объятиях разносчика.

У Ники похолодело в груди.

— Она лежала, глядя на меня своими ласковыми карими глазами, и, вся в слезах, умоляла, чтобы я пощадил разносчика. Я всегда старался удовлетворять все ее желания, всегда потакал ей… Так же поступил я и в тот раз. И этот трусливый пес удрал, даже не оглянувшись.

— Не думаю, что было что-то подобное. В таком случае от слуг наверняка пошли бы разговоры…

Валькур закрыл глаза, явно стараясь превозмочь испытываемые им страдания.

— Те несколько рабов, которые знали, что случилось на самом деле, уже давно проданы.

— А что вы сделали с ней? — спросила Ники, невольно вспоминая избитую Лизетт.

— Я хотел ее простить. Пробовал это сделать… На следующую ночь я пошел к ней Даже и тогда я хотел ее, как ни одну другую женщину. Она попыталась разыграть страстную сцену, но не смогла меня одурачить. Нет, она хотела разносчика, только разносчика, а не хозяина Тер-Соваж.

— О Господи!

— Я не помню, чтобы я ее бил, помню только, что она молила меня остановиться. И конечно, помню, как овладел ею.

Никогда еще не испытывал я такого торжества, такого экстаза. — Его пальцы сжали ножку бокала. — В тот момент, когда я навсегда ее потерял, я как будто одновременно был в раю и в аду.

Валькур повернулся к ней лицом, в его суровых черных глазах мерцали слезы. Как, впрочем, и в глазах Ники.

— Мне так жаль, — сказала она. — Так жаль…

Он любил так сильно, что уничтожил свою любимую. Теперь он уничтожает себя…

С призрачном свете лампы Ники наблюдала за ним. В следующий миг все чувства на его лице сменились холодным равнодушием Перед ней был теперь совсем другой человек.

— Мы поговорили достаточно.

Отставив коньяк в сторону, он поднял ее на ноги.

— Пожалуйста, отпустите меня, — тихо попросила она. — Ведь на самом деле вы не хотите причинить мне боль?

— Нет. Я надеюсь, что на этот раз все будет по-иному.

— А если нет?

— Именно это я и постараюсь сейчас выяснить, дорогая. — Если на его лице и оставались какие-то признаки сожаления, то они целиком исчезли. Дальнейшей отсрочки не будет.

Резким движением руки Ники выплеснула остатки хереса ему в лицо и бросилась к двери. Фортье, громко ругаясь, вслепую бросился за ней. Она уже успела отодвинуть засов на двери, когда он вдруг схватил ее.

— Ты все равно будешь моей, маленький цветок, — сказал он ей на ухо, потащив ее в спальню. Она как могла изворачивалась, царапалась, но не могла высвободиться. Через несколько секунд он притиснул ее к кровати и крепко привязал руки к одному из столбиков. Она стояла около массивной кровати, с трудом сдерживая слезы.

— Но почему? — повторяла она. — По крайней мере скажите почему?

Фортье скомкал ткань ее сине-зеленого платья и нижней рубашки и одним движением разодрал их.

— Потому что вы ничем на нее не похожи: у вас светлая кожа, у нее была смуглая, ваши волосы горят как пламя, а ее были черны как ночь. Потому что, даже надев ее платье, вы не можете стать ею.

Он запустил пальцы в ее сверкающие медные волосы и резким движением откинул голову — Назад.

— Сегодня я намереваюсь избавиться от терзающих меня демонов — раз и навсегда.

С этими словами он впился в ее нежные губы так сильно, что она почувствовала вкус собственной крови. Сунув руку за лиф, он так грубо стиснул ее нежную грудь, что она вскрикнула от боли, Вся дрожа, Ники постаралась вырваться, но он всем своим телом прижал ее к столбику.

— Только попробуйте меня тронуть, — пригрозила она, — клянусь, я убью вас.

Валькур рассмеялся.

— Попробуй, маленький цветок. Честно сказать, я буду разочарован, если ты этого не сделаешь. Но в конце концов ты принесешь мне избавление. Или я обуздаю тебя.

Он разорвал лиф платья, чтобы лучше разглядеть ее белые груди.

— Обещаю тебе, я не буду спешить. У тебя будет вполне достаточно времени. Сегодня ты познаешь удовольствие, которое есть и в боли.

— Боже! — Ники почувствовала, что в ней закипает злоба. Извернувшись, она изо всех сил ударила его коленом между ног. — Удар застиг его врасплох, он вскрикнул от боли. Не будь мягких нижних юбок, удар получился бы еще сильнее Но и без того он достиг своей цели.

Пока садист, согнувшись, приходил в себя, Ники старалась освободить руки.

Наконец он пришел в себя.

— Сука! — злобно выругался он. Его черные глаза зажглись яростью. — Ты ничем не похожа на мою Фелисиану.

Ты всего лишь жалкая воровка. Недостойная носить ее одежды, недостойная ходить по ее стопам.

— Вот тут ты ошибаешься, Фортье, — прогремел в дверях угрожающий раскатистый голос. — Она настоящая леди.

Моя леди. И ты совершил смертельную ошибку, пытаясь причинить ей зло.

Подавив невольный крик, Ники заморгала, смахивая выступившие на глазах слезы. Свет лампы обрисовывал высокую мускулистую фигуру Алекса, его плечи заполняли почти весь дверной проем. Он явился, чтобы спасти ее. И уже не в первый раз. Как он узнал, что она здесь?

Фортье попятился.

— Вечно ты вмешиваешься в мои дела, дю Вильер. И всегда побеждаешь. Но только не на этот раз. — Подскочив к резному комоду возле кровати, Валькур быстро выдвинул верхний ящик. При свете лампы мелькнуло серебром лезвие ножа, который он зажал в руке. — Прежде чем закончится эта ночь, ты увидишь, как я буду брать ее снова и снова. И будешь бессилен ей помочь…

— Осторожно, Алекс, — крикнула Ники, но тот даже не повернул головы. Все его внимание было сосредоточено на человеке, которого он хотел убить, Вытащив из-за пояса пистолет, он бросил его на кровать.

— Мне бы следовало пристрелить тебя как собаку, Фортье, но это было бы слишком легко.

Пока Валькур, размахивая ножом, осторожно кружил вокруг него, Алекс снял куртку и обмотал ее вокруг руки.

— Я уничтожу тебя, — с угрозой сказал он. — Это последняя женщина, которая страдает из-за твоей жестокости.

В этот миг Фортье ударил ножом, лишь чудом не задев грудь своего противника. Хотя Алекс был выше ростом и более крепкого сложения, Валькур был подтянутым и ловким, с тугим жилистым телом. А его нож давал ему явный перевес.

— А ну иди сюда, — насмешливо позвал Фортье. — Пора кончать с этой дракой. Лучше позабавлюсь с твоей женщиной.

Алекс подавил ярость, которую небезуспешно старался разжечь в нем Фортье. Ни За что на свете не должен он терять самообладания. Не мог он и смотреть на Николь. Он сразу увидел, каким взглядом смотрит Фортье на ее грудь, заметил и то, что ее нежные розовые губы искусаны до крови. И всем своим существом осознал, что должен убить этого человека.

Фортье вновь пустил в ход нож, но Алекс умело увернулся. Они продолжали схватку. Тут Валькур сделал ложный выпад, а затем лезвие, пронзив ткань куртки, ушло глубоко в руку Алекса, до самой кости.

Увидев кровь, Ники вскрикнула. Фортье оглянулся на нее.

Улучив момент, Алекс кинулся вперед, схватил за руку своего врага и стал выкручивать ему кисть, пока нож со стуком не упал на пол. Удар в челюсть повалил Фортье на стул. Вскочив, Фортье, набычившись, бросился на Алекса. Оба повалились на пол. Фортье оцарапал своим массивным золотым перстнем щеку Алекса. Алекс ответил ему ударом в нос. Белоснежная рубашка Фортье обагрилась кровью.

Алекс наносил противнику убийственные удары, но тот пока держался. Из руки Алекса хлестала кровь, но это его не остановило. Они обменялись несколькими сильными ударами, затем Алекс нанес удар такой силы, что Фортье потерял сознание. Алекс приподнял его за грудки и продолжил жестокое избиение.

— Алекс, — закричала Ники, — ты убьешь его!

Алекс, не отвечая, продолжал молотить противника. С Окровавленных губ Фортье сорвался глухой стон.

— Прекрати, Алекс, — умоляла Ники. — Ты же не изверг, как он. Пожалуйста, перестань!.. — Впервые в эту ночь слезы безудержно полились из ее глаз. — Пожалуйста, Алекс, не убивай его!

Наконец ее мольбы стали доходить до его сознания. Отпустив Фортье, который рухнул как мешок, Алекс вразвалку прошел по комнате, подобрал нож и перерезал путы, стягивавшие руки Ники. Как только ее руки освободились, заливаясь слезами, она бросилась ему на шею.

Закрыв глаза, Алекс крепко прижал ее к себе и погрузил лицо в разметавшиеся по плечам медные волосы.

«Этот изверг легко мог ее ранить, даже убить!» — Тугой ком встал в его горле, глаза увлажнились.

— Все в порядке, моя крошка, — сказал он хриплым голосом. — Мы возвращаемся домой.

Но она не выпускала его из объятий, прижимаясь все теснее и теснее.

Алекс напрягся: она только делает вид, что он так ей нужен… Это сплошное притворство. На самом деле единственное ее желание — оставить его. Сколько раз она пыталась ему растолковать это, а он оставался глух к ее объяснениям. Вместо этого он убеждал себя, что она в нем нуждается, что он удерживает ее только в ее же интересах, ради безопасности.

Он даже поверил, что может сделать ее счастливой.

Какой же он глупец! Ему, как всегда, надо было держать свои чувства в узде. Надо было найти себе женщину, которая будет дорожить его титулом и высоким положением. Женщину, у которой нет других желаний, кроме как согревать его постель, и которая сама падет к его ногам. Женщину, которая будет удовлетворять его страсть, не затрагивая чувств.

Алекс ругал себя на чем свет стоит. На что ему женщина, которая его не хочет? Ники стремится лишь избавиться от него.

С этого момента ее желание исполнится.

Он отстранил ее от себя, и она увидела кровь на его рубашке.

— Твоя рука! — воскликнула она, внимательно рассматривая рану. — Надо перевязать.

— Разорви простыню, — велел ей Алекс. Ники аккуратно наложила повязку на его рану.

Придерживая разодранное на груди платье, Ники прислонилась к Алексу, который, в свою очередь, оперся о нее. Вместе они, чуть пошатываясь, направились к двери.

И вдруг их настиг мстительный голос Валькура:

— Помни, дю Вильер, эта девушка входит в общую собственность Бель-Шен. Если ты разоришься, она перейдет ко мне. — Повернувшись, Алекс увидел, что Фортье, тяжело дыша, весь в крови, стоит, прислонясь к стене.

— Алекс! — Подавляя страх, Ники посмотрела на него.

Судя по его виду, он готов был довершить то, что начал. — Пожалуйста, отведи меня домой, Алекс.

Где ее дом и что означают зловещие слова Фортье, она не знала. Но со всем этим можно было разобраться позднее.

Внизу у лестницы высокая, цвета кофе негритянка молча набросила шаль на плечи Ники. Других слуг не было видно;

— Спасибо, т — поблагодарила Ники и подняла глаза туда, где оставался Фортье. — Вы позаботитесь о нем?

— Я вылечу его раны, но я не могу исцелить его душу.

Ники притронулась к руке негритянки, а затем позволила Алексу вывести ее наружу. При их приближении Наполеон громко заржал. Алекс помог ей взобраться на коня, сам уселся сзади.

Прислонившись к нему спиной, она с удивлением почувствовала, как напряжены мышцы его груди. Хотя Алекс и поддерживал ее, он старался делать это, почти к ней не прикасаясь.

— С вами все в порядке? — спросила она.

— Все в порядке.

Ники уловила гнев в его голосе. Она много раз видела его в ярости, хорошо представляла себе, как он будет бушевать, если ее замысел не удастся. Но на этот раз что-то в нем явно изменилось: впечатление было такое, точно гнев был направлен не на нее, а скорее на самого себя. И этим он помогал себе как бы отгородиться от нее. Что-то вроде самозащиты.

Но от чего?

— Кровь как будто идет уже не так сильно, — , сказала она, озабоченно глядя на его руку. — Вы уверены, что мы сможем добраться домой?

— Я уже сказал, что со мной все в порядке. — Он бросил на нее такой холодный взгляд, что она поникла. — А как ты, Ники? С тобой все в порядке? Готова ли ты повторить, что не нуждаешься в моей помощи? Что ты вполне могла бы обойтись без меня?

— Нет, конечно, нет. Один Бог знает, что случилось бы со мной, не подоспей вы вовремя.

Алекс ничего не ответил.

Они долго ехали молча.

— Как вы узнали, где я? — наконец спросила она.

— За тобой шпионил Рене Буталер. Он сказал Фортье о поездке… которую ты намеревалась… совершить на север. В конце концов в нем пробудилась совесть. Он не хотел, чтобы ты пострадала. — Она ничего не ответила. Он добавил:

— Что ты сделала с Рамом?

— Ничего страшного. Только подсыпала ему в питье немножко снотворного.

Александр выругался.

— И конечно, ты сделала это, прибегая к помощи моих «верных» слуг?

— Я заставила Даниэль помочь мне.

Алекс фыркнул.

— И она тебе помогла. Поднесла тебя Фортье как зажаренное филе на блюде.

— Вы не должны ее винить, Алекс. Она доверилась Рене, потому что любит его.

— Но теперь-то ты убедилась, что любви нет? — повторил он слова, сказанные им в столовой много месяцев назад.

Николь замолчала, чувствуя нестерпимую боль в сердце.

Если когда-нибудь Алекс и был близок к тому, чтобы полюбить ее, то, безусловно, не сейчас.

Когда они подъехали к Бель-Шен, Алекс помог ей спешиться и передал поводья стоявшему в ожидании груму.

— Может быть, нам лучше поехать в Ла-Ронд? — спросила она, опасаясь сплетен. Не обращая внимания на ее слова, Алекс помог ей подняться на крыльцо и вошел вместе с ней в холл.

— Как насчет слуг? — шепнула Ники. — А как же Кларисса?

— Миссис Линдер, — крикнул Алекс, и почти тут же появилась запыхавшаяся седая женщина. Она мельком взглянула на Николь и вдруг побледнела, заметив кровь на рубашке Алекса.

— Отведите мадемуазель в комнату для гостей. Прикажите принести ей ванну и подать еду.

— Я не голодна, — возразила Ники.

— И бокал вина, — добавил он, словно не слышал ее слов. — Пошлите кого-нибудь из слуг за миссис Джеймс.

Скажите, что мне надо обработать рану на руке. — Простую врачебную помощь в Бель-Шен оказывала жена надсмотрщика и без работы не сидела. — Скажите Буталеру, чтобы он переночевал в конюшне. Я поговорю с ним завтра.

Домоправительница кивнула и ушла.

— Пожалуйста, Алеш., — сказала Ники, как только они остались одни. — Мы не могли бы поговорить?..

Алекс пронзил ее мрачным взглядом.

— О чем тут говорить? Я был глупцом, веря, что привязанность ко мне может заставить тебя остаться. Я был глупцом, веря, что могу сделать тебя счастливой. Больше этой ошибки я не повторю. Спокойной ночи.

И он поднялся вверх по лестнице, предоставив Николь и подоспевшей миссис Линдер тащиться позади.

Ники почувствовала дурноту. Алекс в сильном гневе. Алекс в ярости. Никогда еще она не видела его таким холодным и отчужденным. Казалось, он так далеко от нее, что она уже никогда не сможет найти к нему дорогу.

Глава 21

Выкупавшись, Ники вытирала волосы перед камином. Она отчаянно хотела спать, и ее манила к себе пустая кровать в углу.

Ей, вероятно, надо бы радоваться, что Алекс обращается с ней так заботливо поселил ее в комнате для гостей, держится от нее вдали, не давая повода для слухов, которые могли бы дойти до Клариссы. Кое-кто мог бы предположить, что Алекс бережет свою репутацию. Но Ники знала, что его заботит другое.

Надев принесенную миссис Линдер мягкую белую ночную рубашку, Ники легла на чистую прохладную простыню, натянула одеяло до подбородка и закрыла глаза.

Она хотела помочь перевязать руку Алексу, но он отказался от ее услуг. Когда с лестницы послышались тяжелые шаги миссис Линдер и более легкие шаги Норы Джеймс, Ники поняла, что они сделали все необходимое, чтобы рана зажила как можно быстрее.

За все время, пока зашивали и перевязывали рану, Алекс со свойственным ему мужеством не издал ни единого звука.

Ники повернулась на бок, наслаждаясь необыкновенно удобной и мягкой постелью. Совершенно изнуренная, некоторое время она лежала без движения. Тщетно пытаясь уснуть, она поняла, что все случившееся в этот день продолжает ее волновать. Она вновь и вновь переживала все, что произошло. Она опять ощущала на себе острый, пронзительный взгляд Валькура, который с садистским наслаждением рассматривал ее полуобнаженное тело; в ее ушах продолжали звучать его прямые и замаскированные угрозы Этот человек — сущий изверг. Мало сказать, что он не знает сожаления и сочувствия, — он просто упивается страданиями других. Напрасно он надеется, что когда-нибудь избавится от терзающих его демонов. Они ненасытно прожорливы и не успокоятся до тех пор, пока не погубят его самого.

С ледяным ужасом думала Ники об опасности, которой ей удалось избежать. Она стояла у самого края бездны, и спасло ее, как всегда, своевременное вмешательство Алекса. Его участие было как чудо. Каким образом он узнал, что она в плену у Фортье? И не только успел узнать, но и подоспел вовремя, чтобы спасти ее?

В голове Ники, вновь и вновь повторяясь, мелькали отдельные моменты жестокой схватки между Алексом и Вальку ром: вот они кружат по комнате, вот сверкает нож в руке у хозяина Фелисианы. Только необыкновенная сила и ловкость позволили Алексу одержать верх.

Ники была переполнена благодарностью. Но как и чем сможет она отблагодарить своего спасителя? Все, что она делает, совершенно помимо ее воли направлено против него. И особенно этот злополучный побег. Сможет ли понять ее Алекс? Или воспримет это как очередное проявление неблагодарности, даже пренебрежения? В какое странное положение поставила ее судьба: она должна покинуть его и, стало быть, навсегда потерять! Но ведь он так дорог ей! За это время он сумел заполнить собой все ее существо. Без него ее жизнь будет совершенно пуста. И все же ее путь предопределен, свернуть с него невозможно.

Долго ворочалась Ники, обуреваемая разными мыслями, и все же усталость наконец взяла свое: она уснула тяжелым беспокойным сном.

Во сне Ники так и не услышала стука в парадную дверь.

Но Алекс не спал. Он вышел в холл, чтобы посмотреть, кто пожаловал в этот час.

Дворецкий впустил в дом Рама.

Всегда невозмутимый, турок на этот раз казался обеспокоенным и взволнованным. Заметно было и то, что он сильно утомлен.

При виде своего друга, раненого, но все-таки живого, он пробормотал несколько слов на родном языке, среди которых можно было различить имя Аллаха. С видимым облегчением он прислонился спиной к двери.

— Я послал человека, чтобы предупредить тебя. Но ты, вероятно, выехал раньше, — сказал Алекс.

— Не знаю, какого зелья подсыпали мне эти женщины, но оно действовало много часов. Очнувшись, я обыскал весь дом Я грозил Даниэль перерезать глотку, но она так ничего и не сказала. — Он улыбнулся. — Николь повезло, что у нее такая верная подруга.

— Если бы Даниэль не проговорилась своему жениху, Фортье не удалось бы заполучить Ники.

— Фортье?

Алекс кивнул.

— Не выпить ли нам коньяку? — предложил он.

— С удовольствием.

Они прошли в спальню Алекса.

Рам тяжело опустился в кресло перед камином, где еще тлели головешки. Алекс вручил ему полный бокал, налил себе коньяку из хрустального графинчика, стоявшего на мраморном столике, и уселся напротив.

Рам подбросил полено в камин и разворошил угли.

— У меня такое чувство, как будто я подвел тебя.

Алекс махнул рукой.

— Чепуха. Если кто и виноват, то я. Мне следовало рассказать ей правду о Фортье. Следовало убедить, что ей придется побыть со мной до моей свадьбы. И еще… Мне не следовало спать с ней.

— Не зря говорят: «Крепок задним умом», — пробурчал турок.

Алекс устало кивнул.

— А что ты собираешься сделать с Буталером? — спросил Рам.

— Ты его знаешь?

— Он несколько раз приходил к Даниэль.

Алекс качнул головой.

— Не думаю, что на уме у него было недоброе. К тому же; если бы он не прискакал в Бель-Шен, я бы так и не узнал, что Николь в беде. Рене сильно рисковал. Я, черт побери, не могу отослать его обратно: кто может сказать, что с ним сделает Фортье!

— Те, кому прощают вину, становятся самыми верными слугами…

— Да, бывает и так… Ники полагает, что каждый должен иметь свой шанс в жизни. Завтра Рене его получит…

— А Даниэль?

— Если она так верна Николь, как ты говоришь, кому же как не ей быть рядом с Николь! — Впервые за все это время Алекс улыбнулся. — Хотел бы я слышать, что скажет Даниэль своему жениху, когда узнает, что он был шпионом Фортье.

Силач громко расхохотался.

— Пусть она и накажет его. Я думаю, это будет справедливо.

После того как они осушили бокалы. Рам пошел по коридору в отведенную для него комнату, Алекс же лег на кровать.

Он потерял довольно много крови и мог рассчитывать на то, что быстро уснет Но он находился слишком близко к Николь, так близко к двери ее комнаты, к постели, где она спит. Он любил тайком наблюдать за ней. Она выглядела такой милой и невинной, когда не пряталась за свой защитный панцирь. Если бы он мог сделать ее своей женой! Если бы она была рядом с ним и они могли вместе строить свое будущее! Она стремится помогать ближним, она так любит Бель-Шен. Нет сомнений, что сообща они могли бы горы свернуть.

Алекс сжал кулаки. Мечтать об этом не только бесполезно, но и вредно. Его путь уже назначен судьбой, и на этом пути нет Николь-жены.

Он опять подумал, что ее комната совсем рядом. Сладостное воспоминание о том, как она льнула к нему, разожгло в нем желание.

Алекс посмотрел на балдахин над его кроватью. Нет, отныне он не ляжет с ней в постель. Эту клятву он дал себе, когда мчался в Фелисиану. Если Господь убережет ее от беды, поклялся тогда Алекс, он оставит ее в покое.

К тому же этот побег выразил ее чувства яснее, чем могли сделать любые слова. Видимо, она не испытывает к нему ничего, кроме физического влечения. Этого недостаточно, чтобы связать их навсегда.

Алекс закрыл глаза и постарался уснуть. Он нуждался в отдыхе, нуждался в восстановлении своих сил, чтобы отвезти Ники в городской особняк и оставить ее там, даже не поцеловав на прощание.

Облокотившись на поручень «Мемфисской леди», Алекс смотрел на проплывающие мимо берега. Рядом с ним стояла Николь, одетая в чужой плащ поверх обычного платья служанки. Она побледнела, под глазами темнели круги. Ветер трепал сверкающие медные волосы.

— Алекс, — тихо и нерешительно окликнула она его.

Услышав ее голос, он повернулся к ней лицом. — Я знаю, вы очень на меня сердиты…

— А почему я должен сердиться? — Помимо его воли этот вопрос прозвучал саркастически. Слишком долго он валял дурака. Отныне с этим покончено. — Ты одинокая женщина, вынужденная терпеть общество человека, который, очевидно, мало для тебя значит. На твоем месте я вел бы себя точно так же. Чего бы это ни стоило, я бы пытался сбежать.

Она протянула к нему руку, но он отодвинулся. Он не хотел ее близости, не хотел испытывать искушение, которое неминуемо должно было принести с собой нежное прикосновение ее руки.

Вдоль берега, где негритята плескались в воде, тянулись убогие деревянные домишки. Поодаль на плантациях чернокожие работники рубили сахарный тростник. Уборка близилась к завершению.

— Фортье сказал, что Фелисиана была влюблена в вас, «мягко сказала Ники. — Это правда?

Алекс искоса взглянул на нее.

— Нет До ее брака с Валькуром мы редко с ней виделись. — Вспомнив, в каком состоянии находится Валькур, он покачал головой. — Эта нелепая выдумка — просто плод его воспаленного воображения.

Ники не выразила по этому поводу никакого удивления.

Ее волновало другое.

— Что он имел в виду, когда сказал, что 9 все равно окажусь в его руках, если вы разоритесь?

Именно этого вопроса Алекс и боялся.

— Я надеялся, что тебя это не коснется. Не хотел, чтобы ты беспокоилась. — Он заглянул в ее глаза, в два аквамариновых озерца, испытывая одно желание — обнять ее и прогнать. все страхи.

— Пожалуйста, скажите мне все.

Устало вздохнув, Алекс провел рукой по своим волнистым темно-каштановым волосам.

— Когда я выкупил твой контракт, ты стала как бы неотъемлемой частью Бель-Шен. Фортье держит в своих руках закладную на эти земли и на все остальное.

— Недвижимое и всякое другое имущество, — прошептала она. Сердце Алекса переполнилось жалостью.

— Да…

— Включая и меня?

— Да.

— В случае расторжения вашей помолвки с Клариссой вы не сможете выкупить закладную. Тогда Фортье получит Бель-Шен вместе со всем другим имуществом? Включая и меня?

Алекс кивнул.

— Но этого не будет. Не надо зря беспокоиться. Теперь ты понимаешь, почему я не мог отпустить тебя, даже если бы и хотел? Если ты уедешь прежде, чем весь долг будет полностью погашен, у Фортье будут законные основания преследовать тебя. Чего, разумеется, он не преминет сделать.

— Вам следовало рассказать мне об этом.

— Я не думал, что это может удержать тебя от очередного побега. К тому же я был настолько глуп, что надеялся удержать тебя своими чувствами, заботой о тебе. Я хотел, чтобы ты оставалась со мной по своему собственному желанию, а не из страха перед Фортье… И раже не на сочувствия ко мне…

— Алекс…

— Городской особняк теперь полностью твой. Я буду бывать лишь наездами, чтобы удостовериться, что у тебя все в порядке, но я не буду ждать от тебя ничего… Кроме учтивости…

— Алекс, пожалуйста…

— Прости, но нам предстоит достаточно долгий путь, поэтому я спущусь вниз и присоединюсь к Раму, который играет в карты. — И он пошел прочь, меряя палубу крупными шагами.

Провожая взглядом его высокую фигуру, Ники почувствовала сильную боль в сердце Такой гордый, сильный и такой заботливый человек. Но такой одинокий. Он нуждается в ней гораздо больше, чем она думала, а она так глубоко его ранила Пальцы Ники задрожали, она невольно вцепилась в поручень. Что ж, зато она будет свободна. Как только закладная будет выкуплена, Алекс отпустит ее. Он уверен, что она не испытывает к нему никаких чувств, и поэтому не станет ее удерживать.

«Но ведь этого ты хотела с самого начала, — твердо сказала она себе. — Ты сможешь вновь принадлежать себе самой. Сможешь жить, как тебе хочется».

Почему это вдруг перестало ее волновать?

Ники почувствовала, как у нее болезненно перехватило горло. То, что было для нее святой правдой, вдруг превратилось в ложь. Как она допустима это? Что привязало ее к вроде бы чужому ей человеку так сильно, что уже и свое счастье не имеет для нее особого значения? Теперь для Николь уже не так важно то унижение, которое должны переносить незаконнорожденные дети. Гораздо важнее утешить его и оказать сочувствие, которые ему столь необходимы.

«Пожалуйста, папа! Подтверди, что я поступаю правильно. Скажи, что честь и добродетель превыше всего». Но она так и не услышала утешительных слов отца Не увидела его доброго лица. На нее не снизошло ни одно доброе напутствие, которое могло бы указать ей дорогу, по какой следовать.

Она посмотрела на черную воду за бортом.

— Будь ему защитой, Всевышний, — прошептала она. — Даруй ему счастье и понимание.

При появлении Ники Даниэль разразилась слезами.

— Господи, что случилось? Ведь вы должны были уехать?

Как он вас нашел? Клянусь, что я ничего ему не сказала. — Она с опаской посмотрела на Алекса, который ответил ей сердитым взглядом.

— Я ценю твою верность госпоже, — к ее удивлению, сказал он. — Но боюсь, что у нее не слишком-то приятные новости о твоем женихе. Вы можете обсудить их, как только я уйду.

— С Рене что-то случилось?

— Нет, Даниэль, — успокоила ее Ники. — «С Рене все в порядке.

Алекс знаком приказал всем слугам уйти.

— Надеюсь, в течение нескольких недель ты позаботишься о себе сама, — обратился он к Ники. — Как только все долги будут погашены, я предоставлю тебе возможность уехать, куда ты пожелаешь. — Его взгляд смягчился, темные глаза смотрели на нее почти ласково. — А до тех пор, дорогая, знай, что я буду скучать по тебе как ни по одной другой женщине.

— И я тоже буду скучать, не сомневайтесь, — болью в голосе шепнула Ники.

Алекс торжественно кивнул и подошел к двери.

— Алекс!

На какой-то миг его рука застыла на дверной ручке, но Оп не оглянулся. Открыл дверь и вышел. Дверь за собой он затворил с подчеркнутой решимостью.

Прошло три недели, а Алекс все не появлялся. Даниэль так отчитала Рене, что он, моля о прощении, поклялся любить ее до гроба, только бы она согласилась выйти за него замуж Он так горячо, взахлеб говорил об Алексе, что Ники пришлось выйти: зачем кому-то видеть ее слезы?

Приходил Франсуа, почти в таком же отчаянии, как Ники.

— Я никогда не видел Александра таким подавленным.

Пытаясь забыться, он работает по восемнадцать часов в сутки.

Кларисса в бешенстве. Она считает, что Он пренебрегает ею.

Так оно, впрочем, и есть. — Франсуа покачал головой. — А ведь еще недавно он казался таким счастливым. Просто не понимаю, что с ним. — Он умоляюще посмотрел на Ники. — Я знаю, с какой добротой он к вам относится. Поговорите с ним, выясните, в чем дело.

— Алекс больше здесь не бывает.

— Что? Не бывает здесь? Но я думал…

— Как только Алекс женится на Клариссе, он выплатит всю сумму по моему контракту, и тогда я уеду в Саванну. Или, может быть, в Чарлстон.

— Но я думал, что вы его любите. Вы вслух этого не говорили, но я был убежден…

— Я не могу быть его женой, Франсуа. И не хочу быть его любовницей. И дело не только в моих убеждениях, я просто не могу ни с кем его делить. Вы-то должны меня понять.

Франсуа опустился на диван.

— Да, — сказал он. — Кажется, я понимаю.

Больше они не упоминали об Алексе.

Ноябрь прошел довольно тихо, но затем в городе стало более шумно: верный признак скорого наступления рождественских праздников.

За это время Ники и Мишель дважды обедали вместе.

Хотя Ники было трудно развлекаться да и как-то не было поводов для веселья, она, как всегда, радовалась возможности повидаться с подругой.

— Расскажи мне о Томасе, — попросила Ники, желая услышать хоть какие-нибудь хорошие новости.

— Он попросил моей руки, и я дала свое согласие.

— Как замечательно, Мишель! — Протянув руку через стол, Ники пожала руку подруги. — Вы уже назначили дату?

— Четыре месяца начиная с этой субботы. Кажется, это целая вечность, но Томас вернется вместе со мной в Батон-Руж, чтобы попросить согласия моего отца. — Она улыбнулась. — Это меня не беспокоит. Я не сомневаюсь, что он понравится папе.

— Конечно, понравится. И ему, и твоей матери.

— Даже моя тетя расхваливает его на все лады.

— Твой Томас способен уговорить и нищего отдать последние ботинки.

— А как насчет тебя? — сказала Мишель, внимательно вглядываясь своими зелеными глазами в лицо Ники. — Александр еще не возвратился?

— Нет. — Ники отвернулась. — И я даже не ожидала, что буду так скучать по нему.

— Бедная Ники!

— Я работала с его бухгалтерскими книгами. Хотела сделать для него что-нибудь полезное перед отъездом. К тому же это помогает скоротать время… Я просмотрела книги за последние десять лет, но для окончательной проверки мне нужны книги Луи Мутона.

— Почему бы тебе не послать записку Александру? Может быть, он привезет их сам?

— Я думала об этом. Но если я увижусь с ним, боюсь, . мне станет еще тяжелее.

— Наверное, ты права. И все же, если бы мы с Томасом оказались в таком положении, я не расставалась бы с ним все оставшееся время.

Весь день ее преследовали слова Мишель. Времени остается так мало. И все же она не решается позвать его. Боится, что, если это сделает, уже никогда с ним не расстанется.

— Рад видеть тебя, Алекс. — Томас протянул руку. — Ты помнишь Мишель?

— Мадемуазель Кристоф. — Алекс поднес ее руку в перчатке к своим губам. — Приятно снова встретиться с вами.

— Ты что-то сильно исхудал, Александр, — заметил Томас. — Наверное, замучила работа?..

— Мы чуточку отстаем с уборкой, но, я думаю, скоро войдем в колею. Новое оборудование работает даже лучше, чем мы предполагали. Это одна из причин моего приезда. Я думаю, надо тщательно просмотреть контракты на морские перевозки, присланные Мутоном.

— Да, кстати, — неожиданно вставила Мишель. — Вчера я обедала с Николь. Она работает над вашими бухгалтерскими книгами. Говорит, что почти закончила, но ей нужны и те книги, которые ведет управляющий, чтобы она могла их сверить.

Алекс постарался придать своему лицу безразличное выражение.

— Я распоряжусь, чтобы она их получила. Спасибо, что сказали. — Он улыбнулся с некоторой натянутостью. — Я слышал, что вас скоро можно будет поздравить.

— Да, верно, мой друг, — сказал Томас. — И ведь все благодаря тебе. Если бы не ты и Николь, мы с Мишель никогда бы не встретились.

— Да… Благодаря Николь случилось много разных событий.

Закончив все дела в конторе Томаса, Алекс сразу же направился к Луи Мутону. Он понимал, что бухгалтерские книги — всего лишь предлог, чтобы вновь увидеться с Ники, но ничто не могло его остановить. Более того, он даже радовался.

Самого Мутона в конторе не оказалось, но по настоятельному требованию Алекса молодой конторщик вручил ему книги. Однако прежде чем он смог отвезти их Николь, ему пришлось побывать на двух деловых встречах, которые, казалось, никогда не кончатся. Позже он поужинал с другом, который не преминул заметить, что внимание Алекса отвлечено какими-то посторонними мыслями.

— Ты слишком много работаешь, — сказал Джонатан Уитмор. — Дело, которое мы должны с тобой обсудить, не такое уж срочное. Мы сможем обговорить его, когда у нас будет больше времени.

— Боюсь, ты прав, — со вздохом облегчения согласился Алекс. — Сегодня вечером мне надо кое о чем подумать. — «В частности, о моем свидании с Николь Сен-Клер». Заняться с ней любовью, само собой разумеется, он не сможет. Даже прикоснуться к ней не посмеет. Хорошо хоть повидает.

К восьми часам вечера он подъехал к своему дому на Тулуз-стрит. Светились лишь два окна: одно в его кабинете, где, вероятно, находился Рам, другое — на втором этаже в спальне Ники. При одной мысли о ней его сердце забилось сильнее.

Держа в руках стопку тяжелых книг в кожаных переплетах, Алекс постучал в резную кипарисовую дверь. Открыл ему Фредерик. Он весь светился приветливой улыбкой.

— Добрый вечер, сэр.

— Добрый вечер, Фредерик. — Его взгляд невольно устремился на лестницу, ведущую в спальню, которую он когда-то делил с Николь.

— Она ужинает у себя наверху, — объяснил Фредерик. — В последнее время она часто так поступает.

Алекс нахмурился.

— Она не больна?

— Нет. Дело не в этом… — Фредерик, видимо, хотел что-то добавить, но промолчал.

Алекс не стал его расспрашивать.

— Сказать ей, что вы здесь? — спросил Фредерик. — Или вы сами подниметесь наверх?

В глубине души Алекс знал, что ему следует остаться внизу, не искать личного общения, которое может оказаться слишком для него болезненным.

— Я сам скажу ей, — ответил он. Чувствуя, что его ладони, державшие кожаные книги, вдруг стали влажными, он поднялся по лестнице и постучал в дверь.

Глава 22

Прошло несколько мгновений. Алекс крепче сжал книги.

И тут Ники открыла дверь. Он наконец перевел дух.

В своей простой ночной рубашке, с длинными распущенными медными волосами, Ники выглядела необыкновенно красивой. Он даже не представлял себе, что она может быть так хороша.

— Сегодня утром я был у Томаса, — сказал он хрипловатым голосом. — Там была и Мишель, она сказала, что ты работаешь над бухгалтерскими книгами и для сверки тебе нужны также книги Мутона.

— Да, — шепнула она.

— Луи не было на месте, но его помощник нашел и отдал мне бухгалтерские книги. — Осторожно обойдя Ники, Алекс прошел в комнату и положил книги на письменный стол, который поставили по просьбе Ники в ее спальне. Его руки дрожали, и потому он немного повозился с книгами, укладывая их посреди стола. Наконец он обернулся к девушке.

— Похоже, ты очень рано ложишься спать? — Произнося эти слова, Алекс почувствовал, как в нем что-то дрогнуло.

Его охватило желание подойти К ней, поднять на руки, отнести в мягкую постель и раздеть, задушить ее своими поцелуями, нежно лаская ее груди. Он так хотел погрузиться в нее, пробудить в ней сильное ответное чувство, такое же, какое ощущает и он сам.

— Я привыкла работать здесь вечерами, — сказала она, смущенно играя лентами розового банта, на которых держался ворот ее рубашки. Ее руки казались такими нежными в бледно-желтом мерцании лампы. Алекс вспомнил, как приятно было чувствовать их прикосновение. Когда она нервно провела языком по чуть припухшей нижней губе, ему стоило большого труда удержаться от того, чтобы не подбежать к ней и не заключить ее в объятия.

— Я надеюсь, все идет, как тебе хочется, — сказал он. — Иными словами, я надеюсь, что ты счастлива.

«С того дня как мы расстались, я не была счастлива ни одного мгновения», — подумала она.

— Я живу неплохо, спасибо. А как вы? Уборка идет успешно?

— Да. Паровая машина Рилье работает даже лучше, чем мы надеялись. И конечно, обеспечивает более высокое качество.

— А как поживают все в Бель-Шен? Хорошо?

«Да, хорошо. Все, кроме меня». Алекс не сказал этого вслух.

— Ничего. Проблем, естественно» хватает. Но для беспокойства нет никаких поводов.

— Вы собираетесь остаться на нота?

«Вот черт! — мысленно вскричал он. — Да я просто мечтаю остаться и на эту ночь, и на все последующие. Но только в твоей постели».

— Я еще могу успеть на последний пароход. Вероятно, лучше уехать сегодня же.

— Пожалуй, это самое разумное, Алекс кивнул с таким горьким смирением, что у Ники екнуло сердце.

— И когда вы возвратитесь?

— Точно не могу сказать Как только ты просмотришь книги, я пришлю за ними кого-нибудь.

«Что, если он так и не появится до моего отъезда? Что, если это последняя возможность открыть ему правду?» — стучало у нее в голове.

— Я очень ценю твой труд, — сказал он.

— Пустяки Это самое малое, что я могла сделать, чтобы отблагодарить вас за вашу доброту.

— За доброту? Какую доброту? — Алекс помрачнел. — Что же хорошего я сделал? Лишил тебя девственности… Держал в своем доме против твоей воли. Принудил дочь человека, лучшего друга нашей семьи, стать моей любовницей.

— Не говорите так, Алекс. Теперь это не имеет значения.

— Для меня имеет, — сказал он. — Всегда имело! Похоже, я не смог справиться с самим собой. — Его глаза впились в нее. — Если бы я каким-нибудь образом мог искупить свою вину…

У Ники перехватило дыхание. Как он высок и красив!

Какой он мужественный и гордый!

И как же он одинок!

— Такая возможность у вас есть, — шепнула она.

— Только окажи! чего ты хочешь, — вскинулся он. — И твое желание будет тотчас исполнено.

— Останьтесь со мной на ночь.

Алекс, онемев от изумления, смотрел на нее во все глаза.

— Неужели ты не знаешь, что я люблю тебя? Что каждый день, проведенный без тебя, невыносим? Что, сложись наша жизнь по-другому, я никогда не покинула бы тебя?

В один миг Алекс очутился возле нее, заключил в объятия.

— Я люблю тебя, — шепнул он ей на ухо. — Я люблю тебя больше жизни. Я старался скрыть это от самого себя, но больше не могу.

Ники теснее прижалась к нему.

— О, Алекс! — Ее пальцы зарылись в его волосы. — Мне хотелось верить, что ты любишь меня, но я никогда не думала, что ты решишься сказать об этом.

— Ты мне нужна, Ники. Я Просто не уверен, что смогу жить без тебя.

Ники поцеловала его в глаза, в нос, в губы.

— Люби меня, Алекс. Заставь забыть обо всем на свете, кроме тебя.

— Я люблю тебя, — шепнул он, целуя ее, пока она, как и он сам, не задохнулась. Он слышал стук ее сердца. От нее пахло фиалками и тем едва уловимым женским ароматом, который всегда так воспламенял его. Он хотел ее так сильно, что руки у него дрожали. Он был готов взять ее прямо сейчас, пусть даже грубо, чтобы заставить вновь и вновь повторять, что она его, его — и ничья больше.

Вместо этого он целовал ее с необыкновенной нежностью и страстью, затем развязал ленту на ее ночной рубашке и припал губами к ее груди. Застонав, Ники качнулась к нему. Ее пальцы расстегнули пуговицы его рубашки, и стали играть плоским медным соском.

Алекс со стоном, стараясь не отрываться от нее, потянул рубашку из бриджей и скинул сапоги. Ники помогла ему вытащить из рукава все еще забинтованную руку и, нагнувшись, поцеловала ее.

— Люблю тебя, — шепнула она.

Алекс взял ее лицо в свои широкие ладони и поцеловал долгим, неизъяснимо нежным поцелуем, который был ответом на ее слова.

Спустив ее ночную рубашку с нежных белых плеч, а затем и с бедер, он поднял ее и отнес на кровать. Он осыпал всю ее жаркими поцелуями, когда вдруг, содрогнувшись, почувствовал, как ее пальцы сомкнулись вокруг его мужского естества.

Ласковым прикосновением Ники уложила его на спину.

Затем губами и языком проложила влажную дорожку по его груди, по тугому животу, двигаясь все ниже и ниже. В самом конце этого пути ее мягкие полные губы вобрали в себя его пульсирующую плоть.

Впервые с той ночи в охотничьем домике она отдавалась ему добровольно. Стараясь показать, как сильно она его любит, Ники все с большей уверенностью ласкала губами и языком его напрягшуюся плоть. Алекс стонал, но она не прекращала своих ласк, пока он не схватил ее за талию и не усадил на себя верхом.

— Об этом я и мечтал, дорогая. Мечтал, чтобы ты пускала меня в твое лоно без всякого принуждения.

— Ты ошибаешься, если думаешь, что брал меня только силой, — искренне сказала она. — Я любила тебя с самого начала.

В доказательство своих слов Ники приподнялась, чтобы устроиться поудобнее, и впустила его в себя. Алекс погрузился в самую глубь, наполняя своим теплом все ее тело.

Ники бросало то в жар, то в холод. Всю ее пронизывал сладостный трепет. Энергично двигая бедрами, она сама задала тотчас же подхваченный Алексом ритм страсти. Через несколько минут Ники растворилась в блаженном самозабвении. Одним ловким движением Алекс опрокинул ее на спину. Они одновременно достигли пика чувственности и оба низверглись с него в пропасть.

— Алекс, — шепнула Ники и, услышав в ответ свое имя, почувствовала, как все ее тело трепещет в истоме. Алекс с такой силой изверг семя, словно хотел утвердить свое обладание ею. Несколько мгновений он, обессиленный, лежал на ней.

Затем лег рядом и сжал в своих объятиях.

— Я уже перестал надеяться, что когда-нибудь буду держать тебя в руках вот так.

В какой-то степени она уже сожалела о случившемся. Ибо наконец осознала ужасающую правду.

— Я не покину тебя, Алекс. Пока ты сам этого не захочешь.

— А это значит, что ты останешься со мной навсегда, — сказал он, целуя ее в шею.

Они засыпали и вновь предавались любви. И опять засыпали, чтобы на рассвете снова обладать друг другом.

— Я хочу кое-что тебе сказать, — обронила Ники, уютно устроившись у него на груди.

Алекс скорчил насмешливую гримасу:

— Может, мы уже ждем ребенка?

Ники, улыбнувшись, игриво ткнула его в бок.

— Нет. Ты вчера признался в том, что сделал со мной много дурного.

Лицо Алекса сразу посерьезнело. В его руках почувствовалось напряжение.

Ники потрепала его по щеке.

— Возможно, ты мог бы поступить по-другому, — сказала она. — Была бы такая возможность, ты, может быть, так и сделал бы. Но ведь ты с самого начала исходил из наилучших намерений. И если ты меня чего-то лишил, то троекратно вознаградил за это.

— Я заставил тебя столько страдать.

— Ошибаешься, Алекс. Трудно даже представить себе, какая судьба ожидала меня, если бы не ты. Ты позаботился обо мне, принял меня в свой дом, дал не только кров, еду, но и твою дружбу. Ты верил в меня, когда никто больше не верил. Что еще важнее, ты вернул мне мою отвагу. Вернул самое себя.

Алекс поднес ее руку к губам и поцеловал в ладонь.

— Перед тем как ты появился в моей жизни, — сказала Ники, — я забыла, кто я такая. Теперь я знаю и уже никогда не забуду. Что бы ни ждало меня, Алекс, это самый большой дар, полученный мной за всю жизнь.

Алекс нежно ее поцеловал.

— А я никогда не забуду, что ты даровала мне свою любовь. Это ведь тоже неоценимый дар.

В этот день Алекс покинул Бель-Шен с большим сожалением. Он обещал себе, что вернется, как только сможет, во всяком случае не позднее чем дня через три-четыре.

Вопреки всему Ники была в приподнятом настроении. Алекс любит ее. Она всегда мечтала услышать признание в любви, хотя и опасалась, что это может очень сильно привязать ее к нему. Итак, роковое слово произнесено, и она не ощущает ничего, кроме радости.

Ники отказывалась заглядывать вперед дальше чем на несколько дней, когда Алекс опять вернется. Она старалась не думать о его свадьбе, которая должна была состояться через несколько недель.

Было и еще одно обстоятельство, о котором она не хотела задумываться. Случайная догадка Алекса оказалась правильной: у нее была задержка с месячными. Едва ли не с улыбкой думала она о том, как доволен собой он будет, как беспредельно горд своим будущим отцовством.

И все же он никогда не сможет официально признать своего ребенка. Но она запретила себе даже думать об этом. За долгие дни, когда она была служанкой по контракту, Ники научилась глубоко прятать свои проблемы.

Зато она усиленно трудилась над бухгалтерскими книгами.

Эта работа позволяла ей чувствовать себя ближе к Алексу и тому месту, которое он считал своим домом. Через несколько дней она уже не сомневалась, что в этих книгах концы не сходятся с концами.

— Рам, — позвала она, — ты не можешь зайти ко мне на несколько минут?

Силач турок поднялся по лестнице, без всякого стеснения войдя в женскую спальню.

— Я знаю, что ты любишь читать, — сказала она, когда он остановился по ту сторону письменного стола, глядя на стопу книг в кожаных переплетах. — Но умеешь ли ты считать?

— Боюсь, нет. А что?

— В бухгалтерских книгах Луи Мутона и Алекса довольно значительные расхождения. Те, что ведет Алекс, показывают гораздо большую прибыль. Пока я еще не все просчитала, но…

— И большая получается разница?

— Очень большая.

— Мы должны сразу предупредить Алекса.

— Нет. Сначала нужно в этом полностью удостовериться.

Алекс уже много лет работает с Луи Мутоном, безгранично ему доверяет. Без полной уверенности нельзя выдвигать такие серьезные обвинения.

— Хорошо. Пока помолчим.

— Но скоро я буду знать все точно, — Ники улыбнулась, — если, конечно, перестану с тобой болтать и примусь за работу.

К вечеру прибыл Алекс. На его лице уже не было следов тревоги. Манеры стали опять уверенными. Плечи расправились, спина выпрямилась. Впервые за долгое время Ники почувствовала, что поступила правильно.

— Как приятно видеть тебя! — Могучими руками он обнял ее и прижал к своей груди, — Эти три дня показались мне целым месяцем.

— Я тоже скучала по тебе.

Они поужинали вдвоем. Рене ушел прогуляться с Даниэль.

Рам тоже исчез. Перед уходом он хитро подмигнул Алексу, давая понять, что и у него есть свои планы.

После ужина они расположились у камина в гостиной. Алекс довольствовался тем, что только смотрел на нее. Когда он допил свой коньяк, она почувствовала, что он хочет сообщить ей что-то важное, и насторожилась.

— Я хочу кое-что тебе сказать…

Подтверждая ее догадку, он посерьезнел. На миг сердце Ники замерло.

— Что, Алекс?

— Если будет хотя бы малейший шанс, что Кларисса одолжит мне деньги, не выходя за меня замуж… Я попрошу ее об этом. Хочу, чтобы ты это знала.

Ники положила ладонь на его руку.

— Я верю, Алекс.

— Если я до сих пор этого не сделал, то только потому, что знаю: для Клариссы брак со мной — чисто деловая сделка. Она окажет мне помощь. Если только получит что-нибудь взамен.

— И это «что-нибудь» — Бель-Шен?

— Да. Я мог бы отдать плантацию. Но это поможет Фортье завладеть твоим контрактом. Даже если бы я убил этого негодяя, ты принадлежала бы его наследникам, где бы они ни были. Прошли бы долгие годы, прежде чем все дела с поместьем уладились.

Один Бог знает, что может случиться с тобой за это время.

— Я понимаю, Алекс, у тебя нет выбора…

— Вчера я был у нее, — продолжил он. — Я спросил, есть ли у нее какие-нибудь оговорки, дополнительные условия по поводу нашей предстоящей женитьбы.

— И?..

— Она сказала, что наш брак и наши деловые договоренности тесно взаимосвязаны. Она намеревается быть хозяйкой Бель-Шен и надеется, что таково же мое намерение по отношению к Элмтри.

Только сейчас Ники впервые подумала о той выгоде, которую мог получить Алекс, женясь на одной из богатейших женщин Луизианы. Плантация Элмтри почти так же велика, как и Бель-Шен. К тому же Эндикоты владели монетным двором и многими другими предприятиями.

— Я знаю, ты сделал все, что мог. — Она отвернулась. — Я буду признательна тебе, если мы больше не станем разговаривать на эту тему.

Алекс кивнул. В эту ночь они так же самозабвенно, как и всегда, занимались любовью. Ники старалась не вспоминать мрачные слова Алекса.

На следующее утро, когда он уже собирался уезжать, приехал Франсуа. Алекс и Ники прощались в вестибюле, когда послышался негромкий стук в дверь.

— Здравствуй, Александр, — удивленно произнес Франсуа, когда дворецкий препроводил его в дом. — Не ожидал тебя встретить.

— Отныне ты будешь встречать меня здесь довольно часто, — широко улыбнулся Алекс, подмигнув Николь.

— Счастлив за тебя, — довольно печально проговорил Франсуа. В этот день он выглядел как никогда изнуренным и бледным.

— Как поживаешь, брат? Ты что-то неважно выглядишь.

Какие-нибудь неприятности?

Франсуа взглянул на Николь, которая ободряюще кивнула головой.

— Я чувствую себя таким бесполезным. Бесполезным и ненужным. Как бы мне хотелось заняться любимым делом, но, к сожалению, я не имею такой возможности.

— Каким же делом ты решил заняться? — скептически спросил Алекс.

Франсуа покрутил цилиндр, который держал в руках.

— Я собирался поговорить с тобой. Почему бы не сделать это сейчас? — Чтобы успокоиться, он глубоко вздохнул. — Я хочу вернуться во Францию, Александр. И… заняться живописью.

Александр вперил в него сердитый взгляд.

— Значит, ты хочешь малевать? — буркнул он. — Приезжай в Бель-Шен, я дам тебе ведро краски и кисты И малюй себе сколько влезет.

— Алекс, — поспешила вмешаться, Ники, — помилуй Бог, что с тобой? Франсуа открывает тебе заветнейшую мечту, а ты… Ты ведешь себя как грубый тиран, да еще и не слишком умный.

Алекс строго взглянул на нее:

— Простите, мадемуазель Сен-Клер. Кажется, идет разговор между мной и братом. Если вы хотите говорить от моего имени, извольте, в добрый час!

— Не смей уходить!

Но как всегда, Алекс все-таки посмел. Выходя, он громко хлопнул дверью.

Ники с досадой вздохнула.

— Я очень его люблю, — сказала она Франсуа, — со всем его проклятым упрямством и высокомерием.

— Я же говорил, что так оно и будет.

— Да, верно, — она ободряюще похлопала Франсуа по руке, — но вы не должны отчаиваться. Почему бы нам не выпить кофе? Вы еще не завтракали?

— Нет. Собирался, поесть вместе с вами, но увы, потерял аппетит.

Ники понимающе кивнула.

— Иногда Алекс , ужасно действует на нервы. Уж я-то это знаю.

Франсуа пошел к выходу.

— Я еще поговорю с ним, — сказала Ники. — У него будет время хорошенько подумать обо всем этом. Возможно, он и прислушается к нашим доводам.

— Сомневаюсь. Но буду вам благодарен, если вы все же попытаетесь уговорить его.

Алекс собирался приехать к Ники лишь через несколько дней. Между тем она внимательно изучала счетные книги Бель-Шен. И к пятнице получила все подтверждения того, что Луи Мутон вот уже долгие годы обкрадывает дю Вильеров.

— Мы сообщим об этом Алексу, как только он приедет, — сказал Рам.

— Нет, Рам. У меня есть идея получше. Если Алекс узнает про дела, которые обделывает все эти годы Мугон, он может его убить. В лучшем случае исколотит до потери сознания.

Тогда Мутон не вернет денег, потому что закон есть закон, и он будет на стороне потерпевшего. Я думаю, мы должны поехать к Мутону. Пригрозить, что разоблачим его, если он не вернет украденное, да еще с процентами У нас в руках есть огромный козырь: Мутон дорожит репутацией, и ему совсем не улыбается долгая отсидка в тюрьме.

Рам усмехнулся Его раскосые, восточные глава хитро блеснули из-под смуглых век.

— На эти деньги Алекс сможет выкупить закладную у Фортье. И тогда отпадет надобность жениться на Клариссе.

Улыбка Ники была ослепительной — Вот именно

Глава 23

— Что за нелепая, чудовищная ложь!

— Вы в самом деле так думаете? — с вызовом спросила Ники. — А вот я располагаю другими сведениями.

Она и Рам приехали в элегантно обставленную контору Мутона и предстали перед письменным столом в стиле Людовика XIV.

— Кто вы такая, чтобы предъявлять мне подобное обвинение? — воскликнул Мутон. — Последняя любовница Александра, обычная потаскуха…

Рам сделал шаг вперед, приняв угрожающий вид.

— Предупреждаю, — сверкнул он глазами, — не смейте оскорблять леди. До того как Александр узнает обо всем и примет свое решение, вам придется иметь дело со мной.

Мутон откинулся на спинку кресла. Он провел указательным пальцем между накрахмаленным белым воротником и побагровевшей от гнева шеей, потом поправил свой белоснежный галстук на темном фраке.

— И кто вам наговорил такое?

— Ваш помощник дал Александру счетные книги, которые велись вашей конторой, — сказала Ники. — А сравнив учет в Бель-Шене и у вас, было легко установить факт воровства.

— Вы? Женщина! Что вы понимаете в бухгалтерском учете?

— Мой отец — покойный Этьен Сен-Клер — был владельцем плантации Медоувуд. У него-то я и выучилась этому делу.

Голубые глаза Мутона остекленели, в них застыла неприкрытая злоба.

— Видите ли, те бухгалтерские книги, которые мой помощник дал Александру, содержат не все сведения. В них отражена только часть расходов. Он должен был дать и те книги, где показано, на что была израсходована полученная прибыль.

— Да? — Ники подняла брови. Стряхнув воображаемую пушинку со своего отороченного мехом, сшитого из фая темно-синего платья, она вздернула подбородок и уставилась прямо в глаза Мутону. — С какой стати вам понадобилось вести бухгалтерские книги в двух экземплярах?

— Из… предосторожности. На случай, если какая-нибудь книга затеряется. Вам не понять всех тонкостей нашего дела.

Ники угрожающе улыбнулась.

— В таком случае, для того чтобы установить этот двойной учет, лучше всего обратиться в полицию Уверена, что с помощью Алекса эксперт, которого назначит констебль, сможет разобраться во всем этом деле.

Мутон нервно сглотнул.

— Я думаю, в таких крайних мерах нет надобности.

— До той поры, пока вы полностью не расплатитесь с Алексом.

— Настаиваю, речь не может идти о краже.

— Рам, позови, пожалуйста, полицейского.

— С удовольствием. — Рам направился к двери, но его остановил истерический возглас Мутона:

— Если вы хотите поднять шум, то… То у меня не остается никакого выбора. Я позабочусь, чтобы Александру полностью выплатили те деньги, на которые он имеет право.

— С процентами… — уточнила Ники.

— Вы меня разорите, — простонал Мутон.

— Сомневаюсь. Я уверена, что любые суммы, которые только попадают в ваши умелые руки, приобретают волшебную способность десятикратно увеличиваться.

— А как я передам ему деньги… не сообщая о нашем уговоре?

— Решайте сами Скажете, умер какой-нибудь дальний родственник и оставил ему наследство. Что угодно. Я уверена, вы что-нибудь придумаете.

Мутон нехотя кивнул.

— А затем вы покинете Новый Орлеан…

— Покинуть Новый Орлеан? Я потратил столько лет, чтобы развернуть здесь свое дело. Как же я уеду?

— Вы многие годы обманывали людей. Сомневаюсь, что у вас останется много клиентов, как только всплывет правда.

У Мутона поникли плечи, он побледнел и даже постарел на глазах.

— Боюсь, что мне придется оставить у себя бухгалтерские книги, — добавила Ники. — Это будет гарантией, что вы выполните этот договор.

— А где гарантия, что вы не отправите меня за решетку?

— Вам придется довольствоваться моим честным словом.

Уверяю, что я ценю его гораздо выше, чем вы свое.

— Но мне понадобится время, чтобы собрать деньги.

— В вашем распоряжении неделя, — сказала Ники. — Затем я обращаюсь в полицию.

— И не пытайтесь скрыться, — предупредил Рам. — Даже если полиция вас не найдет, я из-под земли достану.

— Всего вам доброго, месье, — вежливо сказала Ники.

Открыв дверь. Рам пропустил ее вперед, и они вышли через контору на улицу.

Рам давился от смеха.

— Наверное, приятно сознавать, что вы скоро станете герцогиней?

Улыбнувшись ему, Ники закружилась под ярким декабрьским солнцем.

— Честно сказать, я не задумывалась над этим. Моя мечта — выйти замуж за Алекса и вернуться домой.

До свадьбы Алекса оставалось несколько недель. Ники с нетерпением ждала его приезда, чтобы рассказать ему о состоявшемся между ней и Мутоном разговоре. И еще одно дело беспокоило ее с того момента, как он, разгневанный, ушел на прошлой неделе.

Приехал он в среду вечером, усталый и измученный, однако довольный, что видит ее. Чувствовалось, что он слегка раскаивается в том, как хлопнул дверью.

Они поговорили о погоде, поужинали рисом с лангустом, как всегда, удалились в гостиную, чтобы выпить хересу и коньяку. На улице похолодало, но вечерние небеса оставались светлыми и яркими.

Ники взяла рюмку с хересом.

— Ты виделся с Франсуа? — спросила она с напускным равнодушием.

Алекс нахмурился.

— Во всяком случае, он не приезжал в Бель-Шен.

— Я спрашиваю, видел ли ты его, Алекс. Твой брат любит тебя. Он сожалеет, что не может поговорить с тобой.

— Все, что ему нужно сделать, — это вернуться домой.

Ники поставила рюмку на мраморную полку камина.

— Бель-Шен, Алекс, — это твой дом, но не дом Франсуа. У него нет желания быть плантатором. У Франсуа собственная жизнь, свои цели и нужды.

— У Франсуа нет никаких целей. Это должно быть совершенно ясно даже такому человеку, как ты, который хочет видеть в нем только хорошее. Франсуа не желает становиться взрослым, не хочет принять на себя ответственность. Он отказывается видеть жизнь такой, какая она есть.

Ники ласково притронулась к его руке.

— На этот раз ты, Александр, отказываешься видеть реальную жизнь.

Алекс убрал руку.

— И что это, по-твоему, значит?

— Это значит, что Франсуа… отличается от других. Он более мягок, более… чувствителен, чем многие мужчины. И у него иные пристрастия, нежели у тебя.

Алекс брезгливо скривил рот.

— Да, у него иные пристрастия. Они отличаются от моих как ночь и день.

— Это единственная веская причина, чтобы его осуждать?

Алекс не ответил. Их взгляды встретились, он затаил дыхание.

— Так ты все знаешь о нем? ;

Сердце Ники дрогнуло: ей следовало догадаться, что Алекс осведомлен о тайне своего брата… ил№ по крайней мере что-то подозревает…

— Я не очень хорошо разбираюсь… в таких делах, но я знаю, что Франсуа добрый и привязчивый человек. Он любит тебя и нуждается в твоей любви… даже если и отличается от тебя.

Алекс тяжело вздохнул. Эта забота сразу сделала его старше. — Я надеялся, что рано или поздно он станет обычным, каким и был. Что это лишь временная перемена темперамента.

И я был уверен: когда он возвратится в Бель-Шен и начнет работать, его пристрастия станут нормальными.

— Он таков, каков есть, Алекс, — мягко улыбнулась Ники. — Замечательный художник, невероятно одаренный. Он хочет учиться во Франции. Я думаю, он будет там счастлив.

— Вместе со своим другом? — мрачно проронил Алекс.

— Да. И это лучше, чем одиночество…

— Ты считаешь, что я должен ему помочь?

— Он любит тебя, он гордится тобой, но не может изменить себе. И по-моему, он может рассчитывать на подобное же к себе отношение.

Алекс хрипло произнес:

— Я думал, что так будет лучше для него.

— Я знаю.

Скользнув по ней быстрым взглядом, Алекс обхватил ее за талию и усадил к себе на колени.

— Ты не перестаешь меня удивлять, — сказал он, прижимаясь губами к ее шее. — И как я жил без тебя?

— Просто не представляю себе, — насмешливо ответила Ники.

Он поцеловал ее долгим нежным поцелуем, как бы благодаря за то, что она так хорошо его понимает.

— Я сделаю так, как ты просишь, — сказал он, слегка отстранившись. — Скажи ему, что я не встану на его пути и желаю ему счастья.

В глазах Ники блеснули слезы.

— Верю, что так и будет.

Алекс проснулся рано утром. Готовясь к деловой встрече, он надел темно-коричневые бриджи и накрахмаленную батистовую рубашку. На стуле были приготовлены парчовый с золотом жилет и темно-зеленый фрак.

— У меня встреча с Луи Мутоном, — шепнул он на ухо Ники, которая, свернувшись калачиком, лежала в постели.

Ники подскочила.

— В самом деле?

Алекс поцеловал ее в носик.

— Сегодня утром, в семь.

Перед зеркалом над бюро он аккуратно завязал на шее белый галстук.

— Вчера он прислал своего человека в Бель-Шен с просьбой приехать по срочному делу. Надеюсь, ничего не случилось с транспортными контрактами?

— Я… я уверена, что с ними все в порядке.

«Только бы Мутон выполнил свое обещание и вернул Алексу его деньги», — мысленно твердила Ники.

— Дай Бог, чтобы ты была права, — сказал Алекс, застегнув пуговицы жилета и продев руки в рукава фрака. Он подошел к кровати.

— Почему бы тебе еще не поспать? — Отведя с ее лица спутанные волосы, он поцеловал ее в щеку.

— И когда ты вернешься?

— Не сразу. Я вынужден вернуться в Бель-Шен, но обещаю, что при первой же возможности приеду.

Ники потянулась и зевнула. Выгнувшись, она уперлась в деревянную спинку кровати. Собрав рассыпавшиеся волосы, она перебросила их через плечо. Подняв глаза, она заметила, что Алекс посматривает на ее обнаженную грудь, — Уверяю вас, мадемуазель, Луи Мутон может подождать, если вы этого пожелаете. — Его пальцы нежно обхватили ее грудь.

Прикосновение Алекса наполнило жаром все ее тело.

— Нет, — шепнула она с непривычной твердостью, — ты должен выяснить, что ему надо.

Алекс покорно вздохнул и поцеловал ее.

— Я постараюсь вернуться побыстрее.

Едва он вышел, Ники вскочила с кровати, позвала Даниэль и велела принести ванну. Она быстро искупалась и оделась, так как была уверена, что Алекс вернется сразу же после разговора с Мутоном. Она хотела выглядеть как можно привлекательнее в тот момент, когда он сделает ей предложение.

Ники прождала весь день. Алекс не возвращался.

В ее голове роились разные предположения. Может быть, Мутон не отдал ему деньги? Может, Алекс отправился в Фелисиану, чтобы расплатиться с Фортье? А что, если он поехал к Клариссе договориться о расторжении помолвки?

«В любом случае завтра он должен приехать», — решила она.

Она все ждала и ждала. Алекса не было. В пятницу Ники попросила Рама сходить в контору Мутона. Турок увидел, что там полным ходом укладывают вещи, по-видимому, готовясь к переезду на новое место жительства»

— Мутон выполнил наш договор, — вернувшись, сообщил Рам. — Он показал мне расписку Александра в получении крупной суммы денег, якобы наследства, оставленного ему каким-то французским родственником.

— Ты поверил ему? — спросила Ники.

— Он выглядел слишком уверенным, чтобы лгать. Я не сомневаюсь, что он заплатил деньги.

— Тогда где же Алекс?

— Он собирался выкупить закладную и договориться обо всем с Клариссой. На это нужно время.

Однако эти слова лишь усугубили опасения Ники.

— Может быть, и так… А может быть, я не правильно поняла его намерения. Мы с Алексом говорили обо всем, но он ни разу не сказал, что хочет жениться на мне.

— Александр любит вас, — сказал Рам. — И обязательно сделает предложение.

Ники промолчала. Через некоторое время прибыл посыльный с запиской о том, что Алекс вот-вот прибудет. Вечером она узнает всю правду.

— Вы не должны беспокоиться, — сказала Даниэль, видя, как нервничает Ники. — Все будет хорошо.

— Надеюсь, ты права, Даниэль. — Заслышав внизу голос Алекса, Ники дрожащими пальцами побрызгала духами за ушами. Она надела простое темно-зеленое шелковое платье, одно из тех, что особенно нравились Алексу.

Алекс ждал ее в вестибюле. Он был в черном вечернем костюме. Глаза его светились теплом и любовью. Не обращая — Уборка почти закончена. Но боюсь, нам придется искать нового управляющего. Луи Мутон покидает город.

Что-то екнуло в груди Ники.

— Но ведь он прожил здесь столько лет.

Алекс вздохнул.

— Кто бы мог предположить подобное?

— Он сказал, почему уезжает?

— Хочет переменить обстановку. — Алекс пожал ее руку. — Но к чему говорить о делах? Сегодня надо бы поговорить о вещах более важных?

— Каких же? — с замиранием сердца спросила Ники.

— Ну, например, о том, что хорошо бы снова заняться любовью. — Его взгляд соскользнул с ее шеи на плечи, а затем остановился на груди. — Поедем домой.

Алекс поднялся и отодвинул ее стул. Вставая, Ники неопределенно улыбнулась. «Должно быть, он сделает предложение в карете, — подумала она с растущим отчаянием. — Это вполне подходящее место».

Но он так и не сделал этого. Только поцеловал ее с такой страстью, что она не могла не откликнуться. Его широкая ладонь забралась под платье и начала ласкать ее грудь. Ники, застонав, прижалась к нему. К тому времени когда они достигли городского дома, у нее кружилась голова, она задыхалась от желания. Но вот кучер, открыв дверь, впустил поток холодного воздуха, и она почувствовала, как к ней возвращается здравый смысл.

«Стало быть, он и не собирается делать мне предложение, — осознала она, трезвея от этой мысли. — Он по-прежнему намеревается жениться на Клариссе».

Сбитая с толку, совершенно ошеломленная, она направилась к дому. Тут она вдруг споткнулась, Алекс подхватил ее.

— Ты, видимо, выпила слишком много шампанского.

— Да. У меня… закружилась голова. «И так скверно на душе, что не хочется жить», — чуть не разрыдалась она вслух, но сдержалась.

Алекс понес ее по лестнице. Ники обеими руками обнимала его за шею. Распахнув ногой дверь, он отнес ее на кровать.

Заметив, как она побледнела, он насупил свои темные брови.

— У тебя что-то нездоровый вид. Может быть, вызвать доктора?

— Нет. Просто шампанское ударило мне в голову. Через несколько минут я приду в себя.

Алекс быстро раздел ее. Всякий раз, когда он касался ее груди, его руки подрагивали. Ники всячески старалась сдерживать себя.

— Алекс?

Он поцеловал ее в лоб.

— Что ты хочешь сказать, моя любовь?

— Я хочу знать… не изменилось ли что-нибудь в наших отношениях? Скажи мне, как ты ко мне относишься?

Алекс сжал ее холодные руки своими теплыми ладонями.

— С каждым мигом я люблю тебя все сильнее. Я намерен позаботиться о твоем будущем, чтобы ты была счастлива…

Ничего не изменилось.

Ники с трудом удержалась от того, чтобы не разрыдаться.

— Я знаю, ты хочешь меня, Алекс, но я и на самом деле чувствую себя… неважно. Ты не возражаешь, если мы немного подождем?

— Конечно, возражаю. — Он усмехнулся, на его щеках появились ямочки, которые она так любила. — Тем более что я должен уехать на заре. — Он коснулся ее губ легким поцелуем. — Но я постараюсь довольствоваться тем, что буду просто обнимать тебя.

— Спасибо.

Алекс быстро раздел ее и разоблачился сам. Он старался побороть страсть, но ее признаки были чересчур очевидны. Ее собственное тело пронизывали такие же пылкие чувства, но она сдерживала их.

У нее не было никаких сомнений, что Алекс ее жаждет.

Она допускала, что по-своему он даже ее любит. Однако еще сильнее он любит Бель-Шен, этот оплот собственника, построенный дю Вильерами, эту империю, которую он намеревается расширять. Осознание того, что Алекс и мысли не допускал, чтобы жениться на ней, обдавала ее леденящим холодом. Почувствовав к ней влечение, он решил сделать ее своей любовницей и преуспел в этом больше, чем она могла предположить.

Итак, Алекс отнюдь не раздумал жениться на Клариссе Эндикот. Эта женитьба по меньшей мере удвоит богатство и влияние дю Вильеров. Как же наивна она была, поверив, что он может отрешиться от всего этого!

И ради чего? Ради того, чтобы сделать своей женой служанку, у которой нет за душой ни цента.

Всю ночь Пики боролась со слезами. Всю ночь, как бы стараясь оградить от зла, ее обнимали руки Алекса. Она чувствовала, как стремится к ней его мускулистое тело, и только притворялась, будто спит. На заре, когда Алекс проснулся, она выглядела совсем бледной и осунувшейся.

— Если тебе не станет лучше, — сказал он, — пусть Рам вызовет доктора.

— Со мной все в порядке, — уверяла она. — Честное слово.

— Завтра вечером я приеду, чтобы лично в этом убедиться. А если потребуется, то и раньше.

— Я же сказала тебе: со мной все в порядке.

Алекс нежно ее поцеловал.

— Я люблю тебя, дорогая. Все будет хорошо. Доверься мне.

«Довериться тебе?!» — сквозь еле сдерживаемые слезы подумала она. Сколько же раз она это делала? И что же?

— Я доверяю тебе, Алекс. Знаю, ты никогда не починишь мне зла.

Он посмотрел на нее с любопытством и как будто хотел что-то сказать, но так и не решился.

— Увидимся завтра.

— Хорошо.

Он поцеловал ее в последний раз.

Ники прильнула к нему и ответила поцелуем, который воплотил всю ее любовь, но отныне она вынуждена будет ее подавлять.

— Береги себя, Александр! — крикнула она вдогонку.

— До завтра, — нежно откликнулся он, исчезая за дверью.

— Ну теперь-то ты мне веришь? — спросила Ники у Рама, который вместе с Даниэль присоединился к ней в кабинете.

— Все так, как вы сказали. Свадьба не отменена, хотя долг Фортье полностью погашен.

Ники сидела на кожаном диване перед камином.

— Значит, ты, как и обещал, поможешь мне уехать?

— А вы не хотите встретиться с ним? Не хотите переубедить его?

— Я уже пробовала.

Рам кивнул, подтверждая свое согласие, — Я помогу.

Ники вручила ему свежую газету.

— Посмотри на третью полосу.

Рам развернул газету.

— А теперь найди статью о Техасской республике.

Рам сложил для удобства чтения газетный лист и уткнулся в статью.

— Неужели вы думаете об этом всерьез? — Он посмотрев на нее с изумлением.

— Совершенно!

— Вы собираетесь поехать в Техас? Выйти замуж за человека, которого никогда не видели?

— Техас — край больших возможностей. Его должны заселять семьи Я поеду с человеком, который возьмет меня в жены. Мое прошлое ни для кого не будет иметь значения, а сама республика настолько обширная, что я могу не опасаться. что меня обнаружат.

— До сих пор Александр не отпускал , вас. Почему вы думаете, что на этот раз он не будет возражать?

— Скажите ему, что я знаю о его «наследстве». Знаю и то, что он, заплатив долг Фортье, мое бы жениться на мне.

Если бы захотел… Я никогда не прощу ему этот обман. Алекс это поймет На этот раз он не бросится за мной вдогонку.

— Не могу в это поверить, — запричитала Даниэль. — Я знаю, что он любит вас.

— Любовь и деньги, — тихо произнесла Ники. — Страсть и власть Все это вещи очень разные.

— Но тогда вы должны поторопиться, — сказал Рам, — если хотите успеть до его возвращения…

— Мои вещи уже упакованы. Если Фредерик погрузит их в экипаж, я могу ехать. В час дня отходит пароход на Техас. Где-то на следующей неделе он прибудет в Галвестон. Там его и ждут колонисты. После того… как я повенчаюсь… мой муж и я, мы отправимся внутрь материка на пароходе, далее на повозке. Судя по статье, колония предполагает обосноваться где-то около реки Бразос.

— Я поеду с вами, — сказал Рам. — По крайней мере до Галвестона.

— Нет, Рам. Ты отдал мне свои деньги.. Этого более чем достаточно.

— Или я Доеду с вами, или вы останетесь. Выбирайте.

Глядя на массивные плечи турка, на его решительные раскосые глаза, Ники поняла, что спорить бесполезно. Его решение окончательно и бесповоротно.

— А как же Алекс? Ты должен быть здесь, хотя бы для того, чтобы убедить его: не стоит ему ехать следом за мной.

— Оставьте ему записку. Скажите в ней всю правду. Если он захочет поехать за вами, я его остановлю.

Ники вскинула голову.

— Ты не должен идти против него. Рам, что бы ни случилось. Ведь вы с Алексом дружите долгие годы.

— Того Александра дю Вильера; который был моим другом, больше не существует. Он никогда бы так не поступил.

Ники колебалась всего один миг.

— Я пошла за вещами.

Ну что ж, она напишет записку, с которой Алекс не сможет не посчитаться. Скажет ему, что знает всю правду о Фортье и его предстоящей женитьбе на Клариссе, взовет к его чувству чести, если оно, конечно, сохранилось, и попросит оставить ее в покое В глубине души она верила, что на этот раз он больше не будет ее искать.

Глава 24

— Ники! — Швырнув свою шляпу Фредерику, Алекс поспешил в гостиную. Он мечтал об этой минуте столько дней!

И все же нервничал словно школьник. Это чистейшее безумие, ведь он знает, что Ники любит его, а он любит ее.

Николь Сен-Клер — женщина умная, волевая. В ней никогда нельзя быть уверенным полностью. Но это только разжигает его любовь.

— Рам! — позвал он, удивляясь, почему дом выглядит таким холодным и пустым. Так и не получив ответа, он заглянул в столовую, затем в свой кабинет, но нигде не встретил ту, которую искал.

— Ты мог бы сказать мне, где она. Чтобы я не бегал попусту, — обратился он к Фредерику, пряча радость и стараясь, чтобы его голос звучал повелительно.

Фредерик только пожал плечами. В другое время Алекс не преминул бы заметить преувеличенно прямую осанку негра-дворецкого, его укоризненно поджатые губы, но сейчас он словно ослеп. Перепрыгивая через две ступеньки, Алекс поднялся вверх по лестнице и обнаружил, что комната Ники тоже пуста.

— Даниэль! — громко позвал он, но пухлая маленькая француженка отнюдь не спешила выбежать на его зов. Она только высунула голову из двери и медленно направилась к нему. — Куда подевалась твоя госпожа?

— Уехала вместе с Рамом.

— С Рамом? Но она же знала, что я должен приехать.

Куда они направились?

Даниэль отвернулась.

— Она оставила для вас это письмо. — Даниэль сунула ему в руки простой белый конверт, тщательно запечатанный воском. На нем было аккуратно выведено рукой Ники его имя.

Алекс вскрыл печать и начал читать письмо:

«Мой дорогой Алекс! Как бы далеко жизнь ни забросила меня, я знаю, ты навсегда останешься в моем сердце…»

Рука Алекса задрожала, его охватил озноб. Далее Ники писала, что знает об унаследованных им деньгах, знает, что он расплатился с Фортье, но все еще намеревается жениться на Клариссе. За это она его не винит. Ибо хорошо понимает, как много значит для него Бель-Шен, понимает, какие преимущества сулит ему объединение с семьей Эндикотов.

Нет, она, Ники, всего лишь просит понять ее.

«…Мы много раз говорили, о чести. О мрем отношении к детям и семье. Я, уважаю принятое тобой, решение, . Прояви такое же уважение и к моему решению. Отпусти меня, Александр. Докажи, что твои клятвы в любви были не пустым звуком. Позволь мне жить по-своему, точно так же живи и сам.

С любовью Николь».

Алекс схватился за полированные перила из красного дерева. Бумага шуршала в его дрожащей руке, и этот звук, как ему казалось, разносился по всему холлу.

— Где она? — с трудом выдавил он.

— Не знаю, месье.

— Знаешь, — сказал Алекс, глядя на служанку умоляющими глазами. — Богом заклинаю, скажи мне, где она.

— Что бы вы ни сделали, ни сказали, месье, я все равно не открою вам этого.

Алекс заморгал, чувствуя, что его глаза затопила соленая влага.

— У меня есть что сказать, Даниэль. Только выслушай меня…

На то, чтобы достичь порта Галвестон, ушла почти неделя.

Это были самые тяжелые дни в жизни Ники.

За последнее время, когда она сама, по своей доброй воле и желанию, отдавалась Алексу, ее любовь к нему стала едва ли не во сто крат сильнее. Она даже не представляла себе, что будет так о нем тосковать. Только о нем она и могла думать: где он сейчас и тоскует ли по ней так же сильно, как и она по нему?..

Тщетно уверяла она себя, что это не имеет значения. Александр доказал, что для него нет ничего дороже Бель-Шен и богатства. То, что между ними было, навсегда кануло в прошлое, превратившись всего лишь в один из моментов этой жизни, изобилующей трудностями и несчастьями.

Тяжело проходило их путешествие. Ветер гнал высокие могучие волны: качка была очень сильной. Первые дни Ники страдала от морской болезни, ничего не могла есть; ибо ее выворачивало наизнанку, и, естественно, не могла выходить из своей тесной каютки.

Присутствие Рама оказалось для нее сущим благословением. Как бывалый моряк. Рам, разумеется, чувствовал себя превосходно. Он помогал тем пассажирам, кто страдал от морской болезни, а при надобности даже и экипажу.

Особенно заботился он о Ники, и благодаря его стараниям на четвертый день ей стало лучше. Когда они подошли к галвестонскому берегу, небо было затянуто темными преддождевыми тучами, дул пронизывающий холодный ветер. Погода вполне соответствовала настроению Ники.

Ее пугало скорое венчание с незнакомым ей человеком, пугало, что ей придется жить в пустынной местности, населенной лишь племенами диких индейцев. Ко всему прочему в день отъезда она поняла, что не беременна.

Вероятно, ей следовало бы радоваться, что она не носит под сердцем ребенка Алекса, который мог стать бременем для ее будущего мужа. Но ее это не радовало, ибо она привыкла думать о ребенке Алекса как о его частице, которая останется с ней навсегда. Сын или дочь Алекса — вот настоящий плод его любви к ней. Это стало бы живым воспоминанием, которое сопровождало бы ее повсюду.

К тому времени когда Николь и Рам спустились по сходням, почти все пассажиры уже покинули корабль. Ники была рада вновь ощутить под ногами земную твердь. На пристани кипела работа: перетаскивали тюки с хлопком и другие грузы.

Здесь тоже, как и в Новом Орлеане, царили беспорядок и оживление. Пробираясь среди моряков и колонистов, свиней, собак, клеток с птицей и коров, они направились по пыльной набережной. Ники с изумлением смотрела на город, разительно отличавшийся от того, который они оставили позади.

— Тут совсем не так красиво, как во Французском квартале, — сказал Рам, словно читая ее мысли.

— Зато здесь не так многолюдно, — ответила она, решительно вздернув подбородок. Не обращая внимания на хохот, которым Рам встретил ее замечание, она достала из своего ридикюля вырезанную газетную статью и перечитала слова, которые знала почти наизусть.

— Мы должны обратиться к капитану Мерсеру, главе экспедиции, в гостиницу «Галвестон», что возле сквера. И где она может быть, эта Гостиница?

Пока Рам — в одной руке он держал свою сумку, на широком плече. — ее сундучок — оглядывал окружающие деревянные дома, Ники подошла к высокому мужчине в военном мундире:

— Прошу прощения, сэр. Вы не могли бы подсказать, как пройти к гостинице?

Высокий человек улыбнулся, обнажив белые зубы, ярко выделявшиеся на его загорелом лице. Свежий ветер шевелил его густые каштановые волосы.

— Лейтенант Брендан Траск, морской пехотинец Техасской республики, к вашим услугам, мэм.

«Траск. Знакомая фамилия…» Глядя на его точеное лицо, она вспомнила высокого морского капитана Моргана Траска, командовавшего «Морским цыганом», кораблем, на котором бабушка Алекса отправилась во Францию. Кроме цвета волос и глаз, сходство было разительное. «Уж не братья ли они?» — подумала Ники. Однако не стала спрашивать. Чем меньше людей знает о ее прошлом, тем лучше.

— Здравствуйте, лейтенант, — ответила она. — Итак, я ищу гостиницу «Галвестон».

— Да, мэм. Она находится на Мэйн-стрит. Идите прямо до самой церкви, там вы и найдете гостиницу.

— Спасибо, лейтенант.

— Не стоит благодарности, мэм. — И он притронулся к своей фуражке.

Когда Ники пошла дальше, Рам бросил на Лейтенанта предостерегающий взгляд. Но высокий худощавый офицер как ни в чем не бывало продолжал смотреть вслед Ники. Она почувствовала, как он смотрит ей в спину, а может быть, чуточку пониже, и невольно улыбнулась.

Они подошли к скверу, который оказался всего в нескольких кварталах от порта. Хотя Галвестон был маленьким городком и во всех отношениях уступал тому, который остался позади, чувствовалось, что его жители усиленно готовятся к рождественским праздникам, до которых оставалось всего две недели. Витрины магазинов были украшены гирляндами, зелеными ветками с яркими плодами и золотистыми початками кукурузы, а на дверях висели бумажные украшения.

Ники старалась не смотреть на витрины. Последние три Рождества прошли для нее не очень весело. И не было никаких оснований полагать, что четвертое пройдет лучше.

Прибавив шагу, они скоро увидели перед собой неказистое двухэтажное здание гостиницы.

— Капитан Мерсер будет рад вас видеть, мэм, — сказал клерк за стойкой. — У него там целый табун… извините, мэм, целая группа колонистов, которые жаждут обзавестись женами.

Ники заставила себя» улыбнуться.

— Как мне его найти?

— Он вернется к ужину. Тем временем вы можете отдохнуть или побродить по городу.

— Пожалуй, я предпочла бы отдохнуть. — На самом деле ей надо было побыть одной. — А ты мог бы пока осмотреть город, Рам.

— Сперва я отнесу сундучок в вашу комнату.

Ники кивнула и пошла вслед за ним: по лестнице.

Немного погодя она вернулась в холл и вскоре увидела человека, которого искала.

— Рад с вами познакомиться, мэм. — Реймонд Мерсер, пожилой человек с бакенбардами, быстро оглядел ее с головы до ног.

— Спасибо, капитан. — Ники протянула руку, и широкоплечий капитан почтительно пожал ее.

— Почему бы нам не присесть? — предложил он. Они уселись на небольшую, орехового дерева скамью, приставленную к другой такой же спинка к спинке.

— Ваша жена будет вас сопровождать? — спросила Ники, заметив обручальное кольцо на его руке.

— Моя жена остается со своей сестрой здесь, в Галвестоне. Через несколько месяцев ей рожать. С последним у нее были кое-какие сложности, поэтому на этот раз мы решили не рисковать.

— Понятно. — Ники нервно поигрывала пояском своего коричневого шерстяного платья. Рам стоял чуть поодаль, у огромного, украшенного ветками остролиста камина, опираясь своим могучим плечом о стену. По настоянию Ники они поужинали в крошечном ресторане гостиницы, где мощная фигура и восточные черты лица Рама произвели настоящий фурор. Они съели по бифштексу с гарниром из кукурузы и картофельного пюре с подливой.

— А где остальные? — спросила Ники. — Я же не единственная женщина, откликнувшаяся на ваше объявление?

— Нет, конечно. Всего у нас шесть женщин, — ответил капитан. — Вы встретитесь завтра перед гостиницей, чтобы выбрать себе мужа.

— И как это будет происходить?

— Мы предлагаем тянуть жребий. Женщина, имя которой сбудет вытянуто первым, получите право первого выбора, и так далее.

— Это, наверное справедливо.

Капитан Мерсер с симпатией посмотрел на нее.

— С вашей красотой вы можете сегодня же найти себе мужа, где угодно. Было бы только желание…

Ники больно кольнуло в сердце.

— Нет, — тихо сказала она. — Я попытаю счастья вместе с остальными. По крайней мере эти мужчины хотят создать семейный очаг.

— Все они, могу поручиться, настоящие трудяги. Может быть, они не все красивы и не очень образованны, но, кого бы вы ни выбрали, он будет хорошо относиться к вам. В тех местах мало женщин, чтобы рисковать потерять ту, которая тебя выбрала.

Ники грустно улыбнулась. Реймонд Мерсер поднялся.

— Извините, я должен идти. У меня много разных дел до отъезда.

— Спасибо за объяснение, капитан. Я ценю вашу доброту.

— Приятно было с вами поговорить, мэм. — Капитан Мерсер надел свою плоскую шляпу, коснулся в знак прощания двумя пальцами ее полей и пошел прочь.

Тут же к ней подошел Рам:

— Вы уверены, что на правильном пути?

— Я ни в чем не уверена, Рам. По я приняла решение. И хочу его осуществить.

Почти всю ночь Ники не спала. Завтра ее жизнь полностью переменится. Даже Рам останется позади, когда она отправится в глухой уголок Техаса с первым встречным, с кем она уже не сможет разлучиться с той минуты, как только произнесет брачный обет.

Ники судорожно сглотнула. До сих пор к ней прикасался лишь один мужчина Алекс мог зажечь ее одним взглядом, ласковым словом или прикосновением к щеке. А теперь ей придется спать с незнакомцем. Каким он будет, добрым или жестоким? Что, если он покажется ей отталкивающим и она вынуждена будет бороться с собственными чувствами?

Глаза Ники наполнились слезами. Сегодня она может позволить себе поплакать в последний раз. Будущий муж не увидит ее слез. Она сама будет нести свою боль. И постарается любой ценой сделать его счастливым. Остается надеяться, что и он сможет сделать ее счастливой.

Ники обняла подушку, вообразив на миг, что это Алекс. Она вспомнила, как он ласкал ее, как шептал слова любви. Завтра все эти сожаления должны остаться позади, как и мучительные воспоминания о человеке, которого она так любила. Она полностью сотрет память о нем. Когда-то в тюрьме она научилась не слышать криков, теперь это умение ей пригодится.

Ники еще крепче обняла подушку А ведь все могло быть по-другому. Если бы только он любил ее по-настоящему.

И тут она захлебнулась рыданиями. Она плакала по человеку, которого любила и потеряла. По ребенку Александра, которого она тоже потеряла. Она рыдала до тех пор, пока тонкая простыня не стала мокрой от слез. Это и было ее единственным спасением.

Завтра она начнет новую жизнь. И еще до наступления утра найдет в себе необходимые для этого силы.

— Доброе утро, мэм.

— Доброе утро, капитан Мерсер. — Широкоплечий человек внимательно посмотрел ей в лицо, наверняка заметив темные круги под глазами, бледные щеки, хотя она пыталась изобразить что-то вроде улыбки.

Улицы Галвестона были в этот день не такими оживленными, как накануне. Пронизывающий холод загнал почти всех жителей в дома. Солнце застилали плоские темные тучи, сильный ветер проникал даже сквозь толстый шерстяной плащ Ники.

Хотя по улице и проехало несколько тяжело груженных фургонов, деловая жизнь шла преимущественно на пристани, куда постоянно прибывали суда.

Капитан Мерсер провел Ники мимо индианки с маленьким ребенком к группе женщин, собравшихся недалеко от входной двери гостиницы.

— Леди, — обратился капитан к женщинам, — позвольте вам представить Николь Сен-Клер. Мисс Сен-Клер, это Изабель Джарвис, Мария Гонсалес, Элеонор Хоскинс и Присцилла Фонтен.

Ники дружелюбно поздоровалась, но поняла, что они нервничали, как и она. Кто-то из них просто кивнул, кто-то улыбнулся, кое-кто подал голос.

— Вы сказали, будет шесть женщин, — удивилась Ники.

Капитан пожал плечами.

— Так мы ожидали. Возможно, еще одна женщина появится позже, но у нас нет времени ее ждать.

Чуть поодаль собралась и сравнительно большая группа мужчин Кто был в кожаных штанах и куртках, кто — в полотняных бриджах и домотканых рубашках. Одни чисто выбриты, другие с длинными волосами и бородами, которые трепал ветер. Кое-кто, стараясь выглядеть прилично, пригладил и смазал волосы бриолином и надел белую рубашку с накрахмаленным воротничком. Подойдя по просьбе капитана к ним поближе, Ники почувствовала сильный запах сиреневой воды.

— Мужчины, идите сюда, — позвал их капитан.

Стараясь успокоиться, Ники несколько раз глубоко вздохнула.

— Сайлас, — Мерсер показал на одного из мужчин, улыбавшегося в радостном предвкушении, — ты будешь доставать имена.

Капитан Мерсер вынул из кармана сюртука шесть бумажных квадратиков. Он нашел и засунул обратно, в карман тот, на котором была написана фамилия отсутствующей женщины, а остальные пять бросил в свою перевернутую шляпу.

Сайлас, темноволосый худой человечек со щербатым ртом, стал по очереди вытаскивать их, тут же передавая Реймонду Мерсеру.

— Мисс Джарвис, мисс Гонсалес, мисс Сен-Клер, мисс Фонтен и мисс Хоскинс. Даю вам пару минут на то, чтобы вы осмотрели этих парней и выбрали себе мужа. С минуты на минуту должен подойти священник, и уже сегодня нам предстоит отправиться в долгий путь.

Ники облизала пересохшие губы. Мужчины стояли, переминаясь с ноги на ногу, и выжидающе глядели на женщин.

Изабель Джарвис, толстуха лет тридцати, решила не терять времени.

— Вот этот мне подойдет, — сказала она, приближаясь к верзиле с квадратной челюстью, который был на несколько лет старше ее. Верзила ласково улыбался. Когда он снял шляпу с потной головы, толпа одобрительно загудела.

— Мэтью Спрингер, — с довольным видом представился верзила. — Вы оказали мне большую честь, мисс Джарвис. — Мужчины разразились восторженными криками Изабель Джарвис улыбнулась. Ники подумала, что она сделала хороший выбор.

— Мисс Гонсалес? — сказал капитан.

— Да, господин Мерсер, я готова, — отозвалась молодая хорошенькая смуглая женщина со сверкающими черными глазами. Заметно было, что мужчины ожидают ее решения с явным нетерпением, хотя она и была в положении, о чем свидетельствовал довольно большой живот, который она и не скрывала, а как бы даже выпячивала.

— Я выбираю того, что стоит последним, — сказала она, указывая на приземистого смуглого, как и она, мексиканца.

— Я буду хорошим отцом твоему ребенку, — сказал мексиканец, и щеки Марии залились ярким румянцем.

Теперь взгляды обратились на Николь, которая открыла рот, но не могла выдавить ни слова.

— Мисс Сен-Клер, — сказал капитан.

— Я… я… выбираю… джентльмена в клетчатой фланелевой рубашке. — Дрожащей рукой она показала на мужчину чуть старше ее, который стоял позади двух других. Ее избранник был высокий худощавый парень с добрым лицом и кроткими голубыми глазами. Он не поверил, что его выбрали, и стал оглядываться по сторонам. Наконец он взглянул на свою клетчатую рубашку.

— Вы выбираете меня, ? — с широко раскрытыми от удивления глазами переспросил он.

— ° Ники слабо кивнула. Она выбрала мужчину, который показался ей наименее агрессивным. Главное, чтобы он относился к ней по-доброму.

— Черт возьми, — сказал он, — кто бы мог подумать, что она выберет меня?

В какой-то миг она смутилась и засомневалась в том, что он согласился с ее выбором. Затем, ухмыльнувшись, он выступил вперед.

— Что и говорить, ребята, я счастливчик. — Все вокруг засмеялись, а кое-кто, прикрывая рот рукой, стал отпускать соленые шуточки.

— Меня зовут Саймон Стилуотер, я из Теннесси. Рад с вами познакомиться, мэм. — Он снял шляпу с обвислыми полями и протянул ей свою худую костлявую руку. Она была теплая и чуть влажная. Ощущение, что и говорить, было не из приятных.

Пока остальные женщины делали свой выбор, Саймон отвел Ники на скамью перед магазином Харбисона.

Она с облегчением уселась на скамью, отчаянно стараясь сохранять самообладание.

— Я буду хорошо заботиться о вас, мэм, — серьезно и с оттенком нежности заверил Саймон.

Ники собрала все силы, чтобы понять, о» чем он говорит.

— Я в этом уверена, Саймон, — с трудом выговорила она.

— Раз нас вот-вот окрутят, мэм, может быть, вы скажете, как вас называть?

— Да, конечно, — пробормотала она, так и не сказав ему своего имени. В церкви напротив зазвонили. Ники медленно поднялась. Эти звуки напомнили ей чудесный перезвон колоколов в Новом Орлеане.

— С вами все в порядке, мэм? — спросил Саймон, внимательно глядя на ее осунувшееся лицо и застывший взгляд.

— Да. Но мне надо побыть одной.

Не дожидаясь его ответа, Ники пошла через грязную улицу, чувствуя, как холодный зимний ветер треплет ее юбки.

Открывая тяжелую деревянную дверь церкви, она оглянулась и увидела Рама, который о чем-то разговаривал с Саймоном.

Он, вероятно, о чем-то предупреждал Саймона, и тот согласно кивал головой.

Печально улыбаясь, Ники подумала, что нуждается в доброй поддержке силача турка почти так же, как в силе и страсти Александра. Ей будет очень его недоставать.

Тут она почувствовала ком в горле. «Нет, я не буду плакать, — поклялась она. — Ни за что не буду…»

Отныне прошлое останется позади. Потому она и пришла в церковь, чтобы набраться сил и смелости, необходимых ей, чтобы идти вперед. Перекрестившись, она села на деревянную скамью и подняла руки, не отводя глаз от мягко мерцающих перед алтарем свечей и распятия. Ники начала молиться.

Она потеряла счет времени. Ники ждала, что за ней вот-вот придет Саймон Стилуотер.

Но безмолвие этой безлюдной церкви нарушил отнюдь не голос Саймона. До нее донеслись слова человека, обладающего раскатистым и до боли знакомым голосом. В них была такая теплота, что ее сердце сразу встрепенулось.

— Ты предпочитаешь выйти замуж за незнакомца, только чтобы не быть любовницей человека, который тебе дорог?..

Повернувшись, она увидела, что поодаль, в церковном приделе стоит Алекс. На его мужественное лицо легла тень усталости. А все же он красив как никогда.

— Я надеялась, что на этот раз ты не последуешь за мной, — прошептала она. — Я надеялась, что ты наконец все поймешь и отпустишь меня.

Алекс протянул руку, чтобы коснуться ее лица. Она отодвинулась.

— Я никогда тебя не отпущу, — хриплым голосом сказал он.

Поднявшись, Ники взглянула на него. Ей понадобилась вся сила воли, чтобы сказать:

— Это дело чести. Там, где нет чести, нет ничего.

— Да, — сказал он. — В этом ты меня убедила.

— Пожалуйста, Александр, оставь меня…

Но Алекс будто и не слышал ее слов. Он схватил своими теплыми ладонями ее ледяную руку.

— Мадемуазель Сен-Клер, я безгранично люблю вас. Без вас я не могу жить. Окажите мне величайшую честь — станьте моей женой!

Ники упала на деревянную скамью. Когда Алекс поднес ее трепещущие пальцы К своим губам, по ее щекам заструились слезы.

— Я бы и раньше сделал тебе предложение, — сказал он, так и не получив ответа на свое предложение, — но я не мог допустить, чтобы репутация Клариссы пострадала. — Он вынул из кармана жилета обшитую бархатом коробочку и осторожно открыл крышку. На подушечке из белого атласа лежало мерцающее при свете церковных свечей бриллиантовое кольцо.

В его середине был помещен квадратный аквамарин того же цвета, что и глаза Ники.

— О, Алекс! — шепнула Ники, протягивая к нему руки.

Обняв ее, он поцеловал Ники в лоб, мысленно благодаря Бога, что успел до венчания.

— Выходи за меня замуж, — сказал он ей на ухо, пропуская через пальцы ее медные волосы. — Прямо здесь. Прямо сейчас.

Ники крепко обняла его. Она тихо плакала, вновь и вновь произнося его имя, словно боялась, что он вдруг исчезнет.

— Я люблю тебя, Алекс, — проговорила она сквозь слезы. — Я думала, что умру от любви к тебе.

Она целовала его в щеки, шею, губы.

Алекс застонал от переполнявших его чувств. Он знал, что ни у одной другой женщины прикосновения не бывают такими нежными, а дыхание таким сладким.

— Слава Богу, я нашел тебя. Мне уже давно надо было сделать тебе предложение. Я причинил нам обоим столько неприятностей… Простишь ли ты меня когда-нибудь?

— Я не должна была сомневаться в тебе. Должна была больше тебе доверять.

— Я всегда буду любить тебя, дорогая. Никогда больше не сомневайся во мне.

Они обменялись страстным поцелуем.

— Но ты не ответила мне, — сказал он, отстраняясь.

Ники, улыбнувшись, вновь поцеловала его.

— Но ведь я как будто уже помолвлена, — сказала она, поддразнивая Алекса. — Что мне делать с моим женихом?

— Узнав, что ты уже сговорена, Саймон Стилуотер любезно согласился на расторжение вашей помолвки.

Ники улыбнулась.

— В таком случае месье дю Вильер, я с радостью выйду за вас замуж.

Нагнувшись, Алекс поцеловал ее долгим чувственным поцелуем, который будил желания, не очень-то уместные в церкви.

— Обещаю, что вы никогда не будете сожалеть о своем согласии выйти да мене замуж.

— Я никогда не сожалела ни об одном мгновении, которое мы провели вместе.

Приняв предложенную ей руку, Ники подошла вместе с Алексом к алтарю. Из придела вышел низенький черноволосый священник в длинной сутане.

— Не могу ли я вам чем-нибудь помочь?

— Святой отец, — сказал Алекс, — я знаю, что моя просьба не совсем обычна, но все же надеюсь, вы нам не откажете. — Он улыбнулся, и на его щеках показались такие знакомые Ники ямочки. — Я хочу, чтобы через час эта леди оказалась в моей постели, и не хочу, чтобы ее честь пострадала.

— Алекс!

Алекс улыбнулся еще шире.

— Что скажете, святой отец?

Низенький священник стоял с невозмутимым видом.

— Бывают случаи, сын мой, когда приходится идти на некоторое нарушение правил. По-видимому, это как раз такой…

Алекс повернулся к Николь:

— Дома мы пышно отпразднуем это событие, но я не могу больше рисковать потерять тебя.

— И я тоже, — согласилась она. — Это был мой последний побег…

Глава 25

Добрый священник соединил руки Алекса и Николь, совершив торжественный обряд, совершенно непохожий на тот, который он совершал на пыльной улице снаружи церкви, где собирались колонисты.

Свидетелем со стороны жениха был Рам, а со стороны Ники оказалась плачущая от умиления мексиканка в черной кружевной мантилье. После того как были произнесены слова брачного обета и Алекс поцеловал невесту, теперь уже жену, он подхватил ее на руки и вынес из церкви.

— Честно говоря, я не собираюсь проводить медовый месяц в здешней гостинице, дорогая, но сегодня у нас нет выбора.

— Мне все равно, где мы будем, лишь бы вместе, — сказала Ники, обнимая его мускулистую шею.

— Мы отдохнем здесь несколько дней, а затем вернемся домой.

— В Бель-Шен?

— Да, дорогая, Бель-Шен — отныне твой родной дом. — Алекс еще раз страстно ее поцеловал. — Мы вернемся к Рождеству, как раз к балу.

— Рождество в Бель-Шен, — задумчиво произнесла она. — Это должно быть прекрасно.

— Миссис Линдер вот уже несколько недель наводит блеск и украшает комнаты.

Ники счастливо улыбнулась:

— Я просто не могу дождаться, когда мы вернемся домой.

Алекс опустил Ники на тротуар. Неожиданно он заметил, что Рам выглядит довольно мрачно, хотя, казалось, должен бы радоваться.

— В чем дело, друг? — спросил Алекс.

— Друг? — недоверчиво переспросил Рам. — Если бы ты и впрямь был моим другом, я бы не усомнился в тебе.

После стольких лет дружбы мне следовало бы знать, что ты поступишь, как и подобает честному человеку.

— Ты делал именно то, что я только и мог от тебя ждать, — оберегал мою любимую женщину. Поэтому я и доверил ее тебе.

Рам с облегчением рассмеялся.

— Я смотрел на все это по-другому, но, пожалуй, ты прав. — Рам хлопнул Алекса по спине. — Теперь моя работа закончена, отныне у тебя есть верная подруга жизни, которая будет заботиться о тебе! А теперь я смогу спокойно уехать.

— И куда ты собираешься отправиться? — спросил Алекс, не выказывая особого удивления.

— В Мехико отплывает корабль Техасской республики, Он везет оружие мятежникам, которые сражаются с мексиканским правительством. Техасцы набирают наемников. Я никогда не был в Мехико и собираюсь наняться к ним.

— Я знаю об этой экспедиции, — сказал Алекс — В ней участвует и брат Моргана Траска. Я уже перебросился с ним несколькими словами.

— Мы, кажется, встречались с ним на пристани, — вставила Ники.

— Он похож на своего старшего брата. Брендану пока недостает благоразумия Моргана, он, пожалуй, чересчур горяч, но парень, по-моему, хороший.

Предстоящая разлука с Рамом огорчила Ники, но она знала, как он любит жизнь, полную приключений — Мы будем скучать по вас. — Она поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его в бритую щеку. Как раз в этот момент в просвете между тучами появились солнечные лучи.

— В Бель-Шен всегда найдется для тебя местечко, — сказал Алекс, пожимая мощную ладонь Рама.

На другой стороне улицы мужчины и женщины из колонии Питерса, сгрудившись у фургонов, занимались последними приготовлениями к отъезду. Священник в белом воротничке, который скрепил их брак с Алексом, был тоже там. Он совершал брачный обряд сразу для нескольких пар. Ники рассмотрела, как Саймон произносил свой обет. Женщина, стоявшая рядом с ним, была низкорослая, темноволосая и пышногрудая, с карими глазами и крупным подбородком. Стало быть, шестая женщина все же успела приехать. В следующий миг Ники узнала ее. Это была Лорна Макинтош. И надо же случиться так, что она выбрала себе в мужья Саймона Стилуотера!

Ники с радостным возгласом схватила за руку Алекса и бросилась к подруге. Услышав шум, Лорна обернулась, и ее глаза от изумления округлились.

— Это ты, Ники? Боже мой, неужели это ты?

— Не могу поверить своим глазам! — крепко ее обнимая, воскликнула Ники. — Как ты здесь очутилась?

— Человек, который меня купил, умер в прошлом месяце.

Пока эти стервятники, наследники, дрались за наследство, я сбежала. Там, где я буду, им уже не достать меня.

— Как я рада, что ты освободилась! Лучшего свадебного подарка я себе и не могла бы представить. — Женщины вновь обнялись и вытерли счастливые слезы.

— Ты преподнесла мне неплохой подарочек, — сказала Лорна, нежно поглядев на своего мужа.

Саймон улыбнулся, очевидно, довольный своей женой.

— А это мой муж, — улыбаясь Алексу, сказала Ники. — Александр дю Вильер, познакомься с моей дорогой подругой Лорной Макинтош.

Лорна мило улыбнулась и протянула руку, которую Алекс дружелюбно пожал.

— Я вам очень многим обязан, — сказал он, вспомнив темноволосую женщину, которая помогала Ники на аукционе.

— Ничем вы мне не обязаны Это вы спасли ее. Вы вполне можете гордиться женщиной, на которой женились. — Она разразилась звучным веселым смехом, которого Ники почти не приходилось слышать в их мрачной камере — Вы, наверное, думали, что купили себе кота в мешке, но только посмотрите, какое сокровище приобрели.

Алекс с готовностью согласился с ее словами.

— Николь всегда говорила о вас с большой любовью. Она никогда не забудет, как вы ей помогли.

— Я хотела предостеречь ее против этого подонка Фортье, но боялась, что она все равно достанется ему. А когда я увидела, что ее купили вы, я поняла, что с ней все будет в порядке.

Алекс взял лицо Николь в свои теплые ладони.

— Через несколько дней после того, как я выкупил плантацию, Фортье покончил с собой. Жил плохо и умер плохо.

— Боже, — шепнула Ники, сжимая руку Алекса.

— Одним негодяем будет меньше, — вставила Лорна.

— Я должна была бы смертельно ненавидеть его, — заметила Ники, — но чувствую лишь жалость. Мне кажется, он хотел изменить свою жизнь, но раны, оставленные прошлым, были слишком глубоки.

— Возможно, ты и права, — согласился Алекс. — Он оставил Лизетт целое состояние. Думаю, он все же ее любил.

Глаза Ники застилали слезы.

— Надеюсь, с ней все будет хорошо.

В этот момент Саймон Стилуотер, стоявший поодаль, громко покашлял, и все повернулись к нему.

— Мне не хочется мешать вашей счастливой встрече, но капитану пора отправляться, а я еще даже не поцеловал свою жену.

Все рассмеялись, а Лорна подмигнула Ники.

— Ну, это дело поправимое, муженек. — В два шага Лорна оказалась возле худощавого колониста, обвила руками его шею и припала к его губам долгим поцелуем. Оторвавшись друг от друга, они выглядели довольно возбужденными.

— Кажется, я заполучила нечто ценное, — с довольной улыбкой сказала Лорна.

Саймон ухмыльнулся:

— Может быть, поначалу я и не такой бойкий, женушка, но когда я уложу тебя в постельку, ты увидишь, какое хорошее приобретение сделала.

Лорна покраснела, засмущался и Саймон, видимо, не ожидавший от себя такой смелости. Прощаясь, все пожелали друг другу счастья и расцеловались. Саймон и Лорна пошли к колонистам. Рам отправился на пристань.

— Ну что, «женушка», — сказал Алекс, передразнивая Саймона, — почему бы и мне не уложить тебя «в постельку», чтобы убедить, какой замечательный муж тебе достался? — Потемневшими глазами он уставился на плавную линию ее груди.

— Я помню, — игриво сказала Ники, — что пока еще не отработала две тысячи долларов, которые ты заплатил за мой контракт. Пожалуй, самое время рассчитаться с тобой.

Алекс, добродушно рассмеявшись, достал лист бумаги из внутреннего кармана своего сюртука. Он развернул его и вручил Николь.

— Даже если бы ты отвергла мое предложение, я все равно отдал бы тебе контракт.

Ники перечитала слова, причинившие ей столько горя. Затем решительно разорвала лист на мелкие кусочки.

Улыбнувшись, она показала на чудесное кольцо с бриллиантами и аквамарином на своем пальце:

— Такой контракт имеет для меня куда большую силу. Отныне я навеки твоя.

— Ошибаешься, дорогая. Это я твой. Ты не догадываешься, что я принадлежал тебе с первой встречи?

Ники поцеловала его, не обращая внимания на прохожего, который с завистью глазел на них. Она чувствовала, как лучи солнца греют ее сквозь платье. Ей было так спокойно в крепких объятиях мужа. Отныне она Николь Сен-Клер дю Вильер.

Жена и друг Александра. Свободная. Она может отдавать ему всю любовь до самого донышка. Без подозрений и обид…

Ее ждало возвращение в Бель-Шен. Возвращение к жизни, для которой она и была рождена.

Наконец-то она возвратится в свой дом…

1

малышка (фр.).

2

Стиль английской мебели (по имени мебельщика Джорджа Хепплуайта)

3

мой брат (фр.)

4

дорогая (фр.).

5

мой друг (фр.).

6

Извините меня, мадемуазель! (фр.)

7

доченька (фр.).

8

Вот черт! (фр.)

9

мой друг (фр.).

10

Креольское блюдо из риса, зелени и овощей с добавлением мяса или креветок.