Открытый черный экипаж катился по дорожкам Гайд-парка, из него доносился смех. Низкий голос мужчины перемежался со звонким хрустальным смехом женщины. Земля еще мерцала следами предутреннего тумана, опустившегося влагой на траву, и хотя постоянно дул слабый ветерок, сквозь облака уже проглядывало солнце и начинало пригревать, а главное, освещало абрикосовый зонтик Эриел, заставляя его сверкать, и высокую бобровую шапку Филиппа Марлина.
      – Моя дражайшая Эриел. – Он завладел ручкой, затянутой в белую перчатку, и поднес ее к губам. – Когда ветер развевает ваши волосы и румянит щеки, вы выглядите настоящей принцессой.
      Щеки Эриел еще больше разрумянились от комплимента. Она опустила глаза под длинными ресницами, чтобы скрыть, какое действие произвели на нее его слова. Теперь она каждое утро встречалась в парке с Филиппом. Он был высоким и красивым. Его светлые волосы отливали золотистым блеском, и весь он был эталоном лондонского аристократа. Он умел носить одежду с непринужденностью и некоторой небрежностью, а сшита она была из лучших тканей и прекрасно облегала его широкие плечи и всю статную фигуру.
      – Вы мне льстите, сэр. – Эриел играла длинным светлым локоном, выбившимся из-под шляпки. – Дует ветер. Он растрепал мои волосы. Я, должно быть, выгляжу ужасно. Просто вы слишком галантны, чтобы признать это.
      – «Южный ветер трубит, вещая солнца приговор, и шелестом глухим листвы и свистом грозу пророчит нам и ураган».
      Эриел рассмеялась, узнав «Генриха IV» Шекспира:
      – «Пускай целуют землю небеса! Пускай рука природы даст простор морским волнам!»
      Филипп улыбнулся, довольный ее репликой:
      – Вы просто чудо, моя радость, моя прелестная Эриел. Мне так посчастливилось, что я встретил вас.
      Эриел ничего не ответила. Она позволяла себе нежиться в лучах обожания Филиппа и слушать цоканье копыт его ухоженных гнедых лошадей по дорожке парка. Но облака над их головой начали темнеть и сгущаться, превращаясь в тучи, а ветер усилился. Когда в отдалении послышался раскат грома, Филипп направил лошадей к дому.
      – Нам лучше поспешить, – сказал он. – Дождь может начаться в любую минуту.
      Ветер кружил листья вокруг ее ног. Эриел приняла его руку, и они оба бросились вверх по ступенькам большого каменного особняка на Брук-стрит. Она не поняла, как это произошло, кому это пришло в голову – ему или ей, но через несколько секунд они с Филиппом оказались в вестибюле дома, и, похоже, он собирался остаться к чаю. Она вспомнила, что он спрашивал, вернулся ли уже ее кузен, и она, покачав головой, ответила, что его ждут через день или два.
      Она ослепила улыбкой дворецкого Ноулза. Однако выражение его лица ни на йоту не изменилось и оставалось таким же бесстрастным, как всегда.
      – Мистер Марлин будет пить чай вместе со мной в Красной комнате, – непринужденно сообщила ему Эриел, уже поняв, что повиновения слуг можно добиться очень легко – надо только делать вид, что имеешь на это право. – Вы об этом позаботитесь, Ноулз?
      Этот тощий, как огородное пугало, и лысеющий человек переводил взгляд с Эриел на Филиппа и обратно. Но на этот раз, вне всякого сомнения, лицо его выражало неодобрение. Однако он только поднял кустистые брови и сказал:
      – Как вам будет угодно.
      Эриел взяла Филиппа за руку и повела его через холл в Красную комнату, к софе перед камином. Принесли чай, и Эриел принялась разливать его, вознося мысленно благодарственную молитву Господу за то, что ее обучили хорошим манерам, позволяющим ей теперь так легко войти в мир Филиппа. Он отхлебнул маленький глоточек чаю из чашки с золотым ободком по краю, которую она передала ему, в то время как взгляд его глаз, голубых, как дельфтский фарфор, медленно скользил по ее лицу.
      – Не могу выразить словами, какое наслаждение мне доставили эти несколько дней, которые мы провели вместе.
      Эриел поставила свою чашку с блюдцем на стол.
      – Мне тоже это было приятно.
      Какое удовольствие, когда за тобой ухаживает красивый молодой человек, графский сын, уж никак не меньше, и ты впервые в жизни пробуешь на нем свои женские чары! Вначале она испытывала в его обществе смущение. Ведь Филипп принадлежал к аристократии и на социальной лестнице стоял намного выше ее, но его учтивость и обаяние очень быстро успокоили ее.
      – Вы замечательный, Филипп. Если бы не вы, мои дни в этом мрачном доме были бы печальны.
      Он улыбнулся:
      – Напротив, это мне повезло. Ваше умение вести приятную беседу отрадно. «Вы мне милы смиренным видом и учтивой речью».
      Эриел почувствовала, что краснеет. Он постоянно цитировал стихи. Это было так романтично, изысканно и свидетельствовало о его образованности и светскости.
      – Шекспир? – Она знала, как он любит барда, но на этот раз полной уверенности у нее не было.
      Он кивнул:
      – Да, «Ричард II».
      Эриел отпила несколько глотков чаю и поставила чашку.
      – Мне хотелось бы когда-нибудь увидеть это на сцене.
      – В таком случае я обязательно свожу вас в театр. – Он потянулся к ней и завладел обеими ее руками. – Моя дорогая Эриел, вы должны догадываться о моих чувствах к вам.
      Она опустила глаза на его руки, все еще сжимавшие ее пальчики. Это были бледные нежные руки, руки истинного джентльмена. Сердце ее отчаянно забилось. Конечно, было еще слишком рано говорить о браке.
      – Я… я, право, не знаю, что сказать.
      Филипп бросил взгляд на дверь, которая была закрыта, но Эриел не осознала этого. Он заключил ее в объятия.
      – Мы не так давно знаем друг друга, но случается, что люди внезапно проникаются друг к другу взаимным чувством. Я должен вас поцеловать, моя дорогая Эриел. С первой минуты, как я увидел вас, я не мог думать ни о чем другом. Вы просто сводите меня с ума.
      Внезапно Эриел ощутила неловкость. Как и сказал Филипп, они были знакомы совсем недавно, не дольше недели.
      – Право, Филипп, я не думаю…
      Он прервал ее речь поцелуем. Прежде ее никто никогда не целовал, но она часто мечтала об этом. Хотя ощущение и было приятным, в этом поцелуе не было той страсти, того огня, которые она представляла в мечтах. Но она испытала нечто вроде шока, когда почувствовала, как рука Филиппа скользнула за ее корсаж, а язык его проник в ее полураскрытые губы. Почему он так ведет себя с ней? Неужели он причисляет ее к женщинам, позволяющим малознакомому мужчине такие интимные ласки? Она сделала попытку высвободиться из его объятий, упираясь руками в его грудь. В этот момент Филипп вскочил на ноги так стремительно, что чуть не столкнул ее с дивана. Он тяжело дышал. Руки его были сжаты в кулаки.
      – Гревилл… – Это было все, что он произнес.
      Она не слышала, как распахнулась дверь. Теперь же, пытаясь понять, что произошло, она разглядывала человека, стоявшего посреди гостиной. Он был на несколько дюймов выше Филиппа. У него была смуглая кожа и черные как смоль волосы. Губы его были плотно сжаты, лицо столь сурово, будто высечено из камня. Глаза цвета олова смотрели на нее, и у нее возникло ощущение, что его взгляд пронзает ее, как кинжал.
      – Кто… кто вы? – спросила она, теряясь под его пристальным ледяным взглядом и чувствуя, что лишается дара речи.
      – Полагаю, что ваш приятель… отлично знает, кто я.
      Филипп смущенно смотрел на нее голубыми глазами:
      – Мне казалось, вы назвали Гревилла своим кузеном.
      – Я сказала, но он не…
      Высокий мужчина подчеркнуто вежливо и официально поклонился ей:
      – Джастин Росс, пятый граф Гревилл, к вашим услугам, мадам. – Едва сдерживаемая ярость чувствовалась в каждом отчеканенном им слове. Когда он обратил свои сверкающие яростью глаза к Филиппу, она была готова поклясться, что тот вздрогнул и отшатнулся. – Мисс Саммерс и мне надо обсудить кое-какие деловые вопросы, – сказал граф сухо. – Думаю, мистер Марлин, вам лучше удалиться.
      Филипп без единого слова поднялся с дивана. Его бледные руки все еще были сжаты в кулаки. Казалось, в комнате повеяло холодом, пока двое мужчин мерили друг друга неприязненными взглядами. Филипп сжал зубы, повернулся и направился к двери.
      – Филипп… подождите!
      Но он продолжал идти к выходу и, не оборачиваясь, спустился в холл. Она слышала его шаги, их звук все слабел, пока не умолк совсем.
      Эриел посмотрела на человека, стоявшего у двери:
      – Я не понимаю… не понимаю, что происходит.
      – Случилось то, моя дорогая, что мой отец, четвертый граф Гревилл, был так любезен, что соблаговолил скончаться пару лет назад, оставив мне свой титул.
      Эриел нервно облизала губы.
      – Граф… граф скончался? – Ей было трудно осознать это. Ей казалось, что и в ее голове, и вокруг нее все кружится.
      – Бывший граф скончался. Я – Джастин Росс, пятый нынешний лорд Гревилл, человек, оплачивающий ваши наряды, комнату, стол и образование. И вы, полагаю, представляете, что все это стоит недешево.
      – Да-да, я не сомневаюсь в этом. Это как раз то, о чем я хотела поговорить с покойным графом, то есть теперь с вами…
      Господи! Значит, граф умер. Она по-настоящему никогда не знала его, не видела более четырех лет, но была уверена, что это он оплачивает ее образование и несет остальные расходы.
      – Насколько я понимаю, вы уже прежде говорили об этом с покойным графом и четыре года назад заключили определенного рода соглашение.
      Она глотнула, собираясь с силами.
      – Да, тогда мы заключили некое соглашение.
      – Если я не ошибаюсь, в обмен на ваше образование и содержание вы согласились по достижении зрелости стать любовницей графа.
      – Да, но тогда я была… много моложе. И я не вполне сознавала…
      – Зато теперь вы на несколько лет старше. Вам почти девятнадцать. И, как я понимаю, вы не та невинная девица, о чем свидетельствует ваше поведение с мистером Марлином.
      Эриел побледнела.
      – Вы получили хорошее и дорогостоящее образование. Надеюсь, за это время вы успели осознать, какого рода сделку заключили. Или это не так?
      Эриел чувствовала себя униженной и несчастной. Ее начало подташнивать.
      – Да.
      – Но вы принимали деньги, которые я посылал вам, и позволяли оплачивать ваше образование.
      – Да.
      – Вы позволяли мне покупать для вас одежду. Ну, например, это платье, которое сейчас на вас.
      Неосознанно она разгладила ладонью прелестный абрикосового цвета шелк и изящно вышитые на нем розочки. В горле ее образовался болезненный комок.
      – Да.
      – Раз дело обстоит так, то сделка все еще имеет силу.
      – Да.
      Она почувствовала жжение в глазах и постаралась сдержать слезы. Горло ее сжала болезненная спазма. Господи, она никогда не думала, что дойдет до этого! Граф повернулся к ней спиной и принялся ходить по комнате. В несколько шагов он добрался до двери в холл и вышел, миновав резные дубовые двустворчатые двери. Потом вернулся.
      Он был высоким, смуглым, темноволосым и поджарым. И даже когда он выходил из комнаты, казалось, она оставалась проникнутой его личностью и присутствием. Он остановился, повернулся к ней и теперь смотрел на нее.
      – Я прошу вас подняться наверх, мисс Саммерс.
      Он не снизошел до того, чтобы подождать ее. Просто пошел вперед, уверенный, что она последует за ним. Окаменев от ужаса, она не посмела ослушаться и следовала за ним, как служанка за господином, как рабыня. Стараясь не думать об унижении, она поднялась по широкой каменной лестнице, огибавшей обширный холл с каменными нишами для подсвечников, и наконец оказалась в хозяйских апартаментах.
      Прежде она никогда не бывала в этих комнатах. Теперь какой-то уголок ее сознания отметил тускло-синий турецкий ковер, выцветшие бархатные драпировки на окнах, настолько обветшалые, что даже слабые лучи солнца могли пробиться сквозь них, расцвечивая комнату в цвета витражей, украшавших окна. Длинная анфилада комнат, мрачных и неуютных, шла через весь дом. Снаружи полыхнула молния. Серые мрачные тучи закрыли солнце. Разразилась настоящая буря. Свистел ветер, дождь барабанил по стеклам и подоконникам. Эриел замедлила шаги, когда граф миновал гостиную, прошел в спальню и направился к массивной кровати с балдахином о четырех столбах.
      На мгновение она задержалась. Сердце ее билось мучительно, болезненно. Она чувствовала пристальный ледяной взгляд его серых глаз, холодный, как ветер, дувший в окна. Он стоял в ожидании с неподвижным лицом, а она медленно и боязливо приближалась к нему. Наконец остановилась у входа в спальню.
      – Закройте дверь, – приказал он.
      Его голос звучал так, будто осыпались чуть подтаявшие сосульки. Вместо огненной ярости отца, изливавшейся на нее в детстве, теперь ледяная ярость графа окутывала ее, как холодное покрывало, и это было еще страшнее.
      Она закусила губу и повиновалась, бесшумно опустив задвижку на положенное место дрожащей рукой.
      – Сюда, Эриел.
      Ей не хотелось приближаться к нему. Господи! Как ей хотелось повернуться и убежать! Но она никогда не была трусихой. Она пережила побои отца. Как-нибудь переживет и это.
      Гордость заставила ее выпрямиться. Она подошла к нему, чувствуя, что ноги ее стали будто деревянными, про себя моля Бога, чтобы они не подкосились.
      – Я выполнил условия договора. Теперь дело за вами. Снимите одежду, я хочу посмотреть, за что я платил своим трудом заработанными деньгами.
      Несколько секунд она просто смотрела ему в глаза с ужасом и недоверием.
      – Я не могу… не смею…
      – Если бы я не явился, вы бы сделали это ради Марлина. Почему бы вам не потрудиться ради меня?
      По спине ее пробежали мурашки. Она была по-настоящему испугана. В горле ее клокотали готовые прорваться рыдания. Господи! Этого не могло быть! Из всех возможных вариантов, которые она представляла заранее, этот был худшим. Ее глаза жгли непролитые слезы. Она с трудом сдерживала их, решив, что ни за что не заплачет при этом животном с ледяным сердцем, теперь ставшем графом. Она вздернула подбородок:
      – Вы ошибаетесь, милорд. Я не позволила бы Филиппу… такую свободу обращения с собой.
      Тонкая черная бровь недоверчиво приподнялась:
      – Не позволили бы? – Губы искривились в горькой насмешливой улыбке. – А та умилительная сцена, которую я наблюдал в Красной комнате? Вы собираетесь уверить меня, что мне привиделись ваши тела, сплетенные в объятии?
      Эриел снова прикусила губу. Это был всего только поцелуй, и с самого начала все пошло как-то не так.
      – То, что вы увидели, было недоразумением. Ни один из нас не был готов…
      Его брови гневно сошлись над переносицей, а губы сжались. Он шагнул к ней. Лицо его было грозным, и она невольно отступила назад.
      – Если вы воображаете, что Филипп Марлин не собирался соблазнить вас, то вы еще глупее меня. А теперь раздевайтесь, иначе я сам вас раздену.
      Глаза ее наполнились слезами. Она яростно заморгала, пытаясь не дать им пролиться, и в конце концов ей это удалось. Откуда-то изнутри пришло мужество, выработанное, еще когда отец жестоко избивал ее. Он мог ее бить, но ему не под силу было сломить ее. Не удастся это и графу.
      Она повернулась спиной к нему и стояла прямо, хотя ноги ее дрожали.
      – Помогите мне расстегнуть пуговицы.
      Граф шагнул к ней. Она слышала, как его блестящие черные башмаки мягко и приглушенно двигались по ковру. Не обращая внимания на пуговицы, он прикоснулся горячими пальцами к ее шее, потом потянул за вырез платья и располосовал ткань до пояса. Из ее груди вырвалось долго сдерживаемое рыдание, но, когда она повернулась к нему лицом, в его жестких серых глазах она не увидела ни крупицы жалости.
      – А теперь делайте, как я говорю. Снимите платье.
      Он отступил на несколько шагов, будто хотел видеть ее смущение издали.
      Руки ее дрожали. Она вцепилась в тонкую шелковую ткань нежного абрикосового цвета и спустила безжалостно испорченное платье с плеч. Такое красивое платье, подумала она мимоходом. А все ее платья были так дороги ей. Ведь у нее никогда прежде не было красивых вещей. Она пыталась придумать, как объяснить ему, что произошедшее между ней и Филиппом – ошибка, но достаточно было одного взгляда на его лицо, чтобы понять, что все ее усилия были бы тщетными. Она стояла перед ним в одних домашних туфельках, белых шелковых чулках и атласных подвязках, а также в легкой полупрозрачной сорочке, столь тонкой, что сквозь нее можно было видеть ее бледно-розовые соски и гнездо золотистых волос между ног. Под взглядом этих холодных серебристо-серых глаз, неспешно скользившим по ее груди, она залилась краской. Но взгляд не остановился на груди, он заскользил ниже. Граф рассматривал ее талию, спустился к ногам, к лодыжкам, потом снова поднялся к лицу.
      – Выньте шпильки из волос. Хочу видеть, как вы выглядите, когда они падают вам на плечи.
      Эриел прикусила щеку изнутри, опасаясь, что сорвется и не сможет продолжать. По всему ее телу пробежала дрожь. Она не могла вынести мысли о том, что собирается сделать с ней этот мрачный и холодный человек. Снова ей в голову пришла шальная мысль бежать. Но она ни на минуту не усомнилась в том, что этот хищник, стоявший прямо перед ней, не позволит ей этого.
      Она взяла себя в руки и сделала то, что он требовал, моля Бога о чуде и надеясь, что изобретет какой-нибудь способ спастись. Ее пальцы так сильно дрожали, что она не могла удержать в них шпильки. Они с мягким звоном падали на ковер и на деревянный пол у края ковра. Когда последняя шпилька была вынута из волос, бледно-золотая грива рассыпалась по плечам.
      – А теперь снимите сорочку.
      О Боже! На глаза ее снова навернулись слезы, и на этот раз ей не удалось сдержать их. Они потекли из глаз, заструились по щекам.
      – Пожалуйста! – прошептала она. – Я сожалею о том, что произошло. Знаю, что мне не следовало разрешать ему войти, но я и понятия не имела о том, что он вздумает поцеловать меня.
      Он стиснул зубы. Она закрыла глаза, чтобы не видеть его высокой сильной фигуры, угнетавшей и пугавшей ее, как призрак, явившийся из ада. Он остановился прямо перед ней, и руки его потянулись, чтобы взять ее за плечи.
      – Я не глупец, Эриел. Очевидно, что Филипп Марлин – ваш любовник. А раз дело обстоит так, то начиная с сегодняшнего дня вы будете греть мою, а не его постель.
      Ее любовник? На нее накатила мутная волна печали и отчаяния. Она покачала головой:
      – Филипп мне не любовник. Да у меня и не было любовника. Никогда не было. И вообще, впервые в жизни меня поцеловал мужчина.
      Его пальцы вцепились в ее плечи с такой силой, что ей стало больно.
      – Вы лжете!
      – Я говорю вам правду. – Она смотрела в его жесткое суровое лицо. – Мы познакомились только на прошлой неделе. Я гуляла в парке, и появился он. Сегодня мы поехали кататься в его экипаже. Пошел дождь. Поэтому я и… пригласила его к чаю. А потом он поцеловал меня.
      Снаружи бушевала гроза. Раздался удар грома. Молния прорезала мрачную серость неба, обложенного тучами. Стекла дребезжали от порывов ветра. Снова молния прочертила зигзаг по небу, осветив выступы и впадины его угловатого лица. Эриел уловила в его глазах проблеск чувства, которого не рассчитывала там увидеть. В них появилось нечто непонятное, похожее на боль и не предназначенное для ее глаз.
      Его длинные смуглые пальцы упали с ее плеч. И впервые за это время она заметила нерешительность в выражении его лица.
      – Вы не хотите же сказать мне… Не хотите сказать, что вы еще девственница?
      Эриел обдало жаром. Она уставилась на ковер под ногами и принялась изучать его сложный узор, переплетение синих и красных фигур.
      – Я никогда не позволила бы мужчине… Я бы не… Да…
      Гревилл приподнял ее лицо за подбородок, стараясь заставить ее смотреть ему прямо в глаза. И снова она увидела в его глазах боль, горечь, уязвленные чувства, будто его предал лучший друг. Она не понимала, в чем дело, но почему-то его взгляд растрогал ее. В течение нескольких мгновений он молча смотрел на нее. Он стоял так близко, что она ощущала тепло его тела, и его одежда касалась ее кожи. И цвет его глаз, как ей показалось, изменился. Они стали темно-серебристыми, а не льдисто-серыми. В них еще тлела ярость, но ее характер изменился. Теперь скорее в них мерцал жар.
      Потом внезапно его губы прильнули к ее губам, расплющив их в яростном поцелуе. В этом поцелуе не было ни крупицы нежности. Он был жестоким, яростным, жадным, будто он хотел наказать ее этим поцелуем за предательство. Второй раз за этот день она испытала на себе волю и власть едва знакомого человека. Грубый и жестокий поцелуй графа она восприняла как наказание, как возмездие за проступок, но шли секунды, и поцелуй его менял характер – он становился нежнее и жарче. Эриел слегка качнулась, когда его губы принялись обольщать ее, соблазнять, и теперь она ощущала нечто совершенно новое и вовсе не тягостное, нечто такое, что напомнило ей, что в ее теле есть места, значение которых она не вполне сознавала, и он будто вытягивал ее из темноты к свету этим своим поцелуем. Его поцелуй взбудоражил ее, совсем не так, как поцелуй Филиппа Марлина.
      Этот поцелуй прервался так же неожиданно, как и начался. Гревилл отвернулся от нее и подошел к окну с цветными стеклами. Теперь он выглядел столь же потрясенным, как и она. Он провел рукой по своим волнистым черным волосам, спускавшимся до ворота. В неровном свете молний они казались иссиня-черными.
      – Возможно, вы говорите правду. Только едва ли это имеет значение.
      Но в его броне появилась трещина, и в первый раз с момента, когда начался этот кошмар, луч надежды засиял для Эриел. Она собрала все свое мужество и с трудом перевела дыхание.
      – Я не могу понять, что думаете вы обо мне. Но, сколь бы плохого мнения вы обо мне ни были, я искренне сожалею о случившемся.
      Он повернулся, пристально глядя на нее своими холодными серыми глазами:
      – Неужели?
      Она провела языком по пересохшим губам, все еще помнившим вкус его поцелуя.
      – Я заключила сделку. Как вы справедливо заметили, вы выполнили свою часть ее. Я никогда не думала уклоняться от своих обязательств. Я только надеялась, я молила Бога, чтобы то, что должно произойти между нами, было приятно для обеих сторон. – Граф ничего не ответил. – Я хочу сказать, что у нас могли бы возникнуть дружеские отношения. Я думала, у нас будет время обсудить это. Я не ожидала, что вы потребуете от меня, чтобы я выполнила свои обязательства немедленно и так неожиданно.
      Сейчас он выглядел озадаченным и смущенным.
      – Вначале у меня не было такого намерения.
      В ней затеплилась надежда, и сердце ее забилось быстрее.
      – Если это так, я хочу попросить вас об одолжении.
      Его густая черная бровь снова вопросительно поднялась:
      – Об одолжении? Думаю, вы получили от меня более чем достаточно.
      На мгновение она отвела взгляд, чувствуя, что краснеет от смущения. Конечно, он дал ей уже намного больше, чем она могла бы попросить.
      – Я говорю только о времени. Дайте мне время. Это и будет одолжением, милорд.
      Граф отошел от окна. Теперь гнев его почти прошел, и лицо уже не казалось таким неумолимым и жестким. И впервые Эриел отметила про себя, что граф ничуть не менее красив, чем Филипп, но его красота более мужественна и сурова.
      – Вы хотели, чтобы мы стали друзьями? – повторил он с иронией. – Ну, это прямо сюжет для романа, мисс Саммерс. Завести друга-женщину. Я нахожу эту идею забавной.
      Эриел вздернула подбородок, жалея о том, что вынуждена вести такой разговор, будучи почти неодетой. Но то, о чем они говорили, уже было чудом, и она благодарила Бога и за это.
      – В дружбе нет ничего забавного, милорд. И нет никакой причины, почему мужчина и женщина не могут стать друзьями.
      Его глаза блуждали по ее телу, едва прикрытому сорочкой, по ее груди, до тех пор пока яркий румянец не обжег ее щеки. Ей с трудом удавалось заставить себя стоять на месте. Такое беззастенчивое разглядывание смущало ее.
      – Есть множество причин, дражайшая мисс Саммерс, почему дружба между людьми, принадлежащими к разному полу, встречается крайне редко. И то, что вы, похоже, не знаете этих причин, вынуждает меня поверить в то, что вы так невинны, как утверждаете.
      Он шагнул к ней и теперь стоял всего в нескольких дюймах от нее. Хотя рост Эриел был выше среднего, для того чтобы видеть его лицо, ей пришлось запрокинуть голову. Он приподнял локон ее бледно-золотых волос и теперь разглаживал его, держа между двумя пальцами. У Эриел возникло странное ощущение, как будто внутри ее что-то оборвалось.