Она рассмеялась:
      – Думаю, будет справедливо, если мы сначала поедим, раз уж ты так голоден.
      Его глаза потемнели.
      – Да, я голоден, Эриел, – сказал он тихо, – но еда меня не насытит.
      Эриел не ответила. Однако тело ее поняло намек и тотчас же откликнулось на него. Но она притворилась, что не понимает, и ответила непринужденно:
      – Ужин или искусство, милорд?
      «Ни то ни другое», – говорил его жадный взгляд, но он покорно сделал несколько шагов и опустился на стул, в то время как она устанавливала свечу и усаживалась с таким деловым видом, что ей самой стало смешно, и она едва сдерживала улыбку.
      – Пора нам покончить с этим, – проворчал он. – Ясно, что ты не успокоишься, пока не добьешься своего.
      – Совершенно верно, милорд.
      Эриел зажгла свечу и принялась за работу, стараясь точно обвести его профиль. Завтра она вырежет его из бумаги, потом его отольют в гипсе, она поместит его на подставку, покрасив гипс золотистой краской, чтобы придать своему произведению законченность. Она знала, что в деревне есть умелец, который делает прекрасные рамки.
      Эриел углубилась в работу, не обращая внимания на то, что Джастин беспокойно ерзал на стуле, шурша одеждой. Она старалась не отвлекаться. Закончив силуэт, она загляделась на чеканный мужественный профиль, провела по нему кончиками пальцев, втайне жалея, что не может так же непринужденно коснуться оригинала. Она покачала головой, глядя на изображение мужа, потом снова заставила себя вернуться к работе, уверенная, что бабушке Джастина подарок понравится. Эриел очень рассчитывала, что старая женщина обрадуется столь долго откладывавшейся встрече с внуком. Тайком она молила Бога, чтобы старая дама приняла и одобрила жену внука и сочла его выбор правильным.
 
      Приближался конец ноября. Джастин был женат менее десяти дней, когда пришло письмо от Клэя. Возникло финансовое затруднение, связанное с разработкой купленных ими копей. В письме Клэя, которое Джастин читал в кабинете, его друг извинялся за то, что нарушает его покой так скоро после свадьбы, но присутствие Джастина было необходимо в Лондоне, если они оба хотели уладить дело с копями.
      Джастин выругался: ему не хотелось уезжать. Хотя ночи без Эриел и были сущим адом, хотя дни он частенько проводил в напряжении, ему казалось, что в их отношениях намечается некоторый сдвиг. Временами она смотрела на него без обычной настороженности. И он надеялся, что это будет случаться все чаще и чаще. Он завоюет ее доверие, чего бы это ему ни стоило.
      Но проект, связанный с угольными копями, был важным делом. Теперь, когда он и Клэй стали совладельцами этих копей, они несли ответственность за безопасность работавших у них горняков. Работы уже начались, и Джастин хотел как можно скорее закончить дела в Лондоне. Он знал, что обеспечение безопасности на копях означало меньшие затраты, а в конечном счете и более высокие прибыли. Это никак не было связано с тем, что десятки, а то и сотни человеческих жизней могли стать ценой неисправностей в оборудовании шахт. Это просто денежный вопрос, убеждал себя Джастин, как и любое другое дело. Почувствовав, что письмо Клэя написано под влиянием важных обстоятельств и требует его немедленного присутствия, он велел оседлать для себя лошадь, потом направился поговорить с Эриел.
      Он нашел жену в оранжерее. Она все еще трудилась над миниатюрой, стараясь тщательнейшим образом передать в гипсе его профиль, и готовилась покрыть его тонким слоем золотой краски. Он остановился в дверях, любуясь ею, когда она была увлечена работой, – тонкие брови вразлет сошлись над переносицей, а кончик языка был высунут от усердия. Приоткрытые губы казались такими же розовыми и влажными, как язык. Джастин стиснул зубы, борясь с неожиданно нахлынувшим желанием. И тут Эриел подняла глаза и улыбнулась ему пленительной улыбкой.
      – Я не слышала, как ты вошел.
      Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, и вдруг ответил ей улыбкой.
      – Ты работала. Кажется, ты уже заканчиваешь портрет.
      – Да, он почти готов. Мне нужно только поместить его в рамку.
      Он кивнул, но мысли его были заняты предстоящим путешествием.
      – Появились кое-какие неотложные дела. Мне придется на пару дней уехать в Лондон.
      – Дела?
      Она отложила кисть и вытерла руки о передник, повязанный поверх серого шерстяного платья.
      – Это касается нашего с Клэем совместного проекта. Речь идет об угольных разработках. Вопрос финансовый – нужны деньги на обеспечение безопасности рабочих и всевозможные технические усовершенствования.
      – И на сколько ты уезжаешь?
      – Ненадолго. На пару дней. Я уеду, как только будут упакованы мои вещи.
      Лицо ее изменилось. В нем появилась знакомая настороженность.
      – Я не хотела бы, чтобы ты уезжал.
      Он потянулся к ней, провел пальцем по ее щеке.
      – Я тоже не хочу уезжать.
      Но ехать ему было надо, и он знал, что чем скорее уедет, тем скорее вернется.
      – Я не могла бы поехать с тобой?
      Джастин подумывал взять ее с собой, но то, что он постоянно желал ее, могло бы помешать делу. Он нервничал. К тому же дороги были не в лучшем состоянии. Они были грязными и ухабистыми, а небеса над ними – мрачными и обложены тучами.
      – Если я поеду один, я вернусь скорее. К тому же и погода не слишком благоприятная. Я бы предпочел, чтобы ты осталась здесь.
      Эриел отвела глаза:
      – Возможно, ты прав. Приближаются святки, и мне надо закончить подарки для всех.
      – Проводишь меня?
      Эриел кивнула, встала, опираясь на его руку, и прошла с ним через холл к парадной двери, потом подождала, пока он поднимется на лестницу, ведущую на второй этаж в его апартаменты. Когда через несколько минут он вернулся с дорожной сумкой в руке, Эриел накинула ему на плечи плащ и завязала шнурки у него на шее. Он обхватил руками ее талию и привлек к себе:
      – Я буду скучать по тебе.
      – Это правда?
      Он наклонился и коснулся ее губ нежным поцелуем.
      – Я вернусь так скоро, как только смогу. – Джастин повернулся и направился к ожидавшей его оседланной лошади, первый раз в жизни сомневаясь, действительно ли предпочитает дело всему остальному.
      Эриел осталась в кабинете. Она сидела, склонив голову к бумагам на блестящем полировкой письменном столе красного дерева. С тех пор как они сюда приехали, Джастин объявил кабинет своей личной комнатой. Впрочем, это ни для кого не имело особого значения. Барбара не пользовалась этой темной, облицованной деревянными панелями и обставленной явно в мужском вкусе комнатой. Дела ее не интересовали. Но Эриел проводила здесь много времени после отъезда Джастина. Чем дольше он отсутствовал, тем беспокойнее она становилась. Стопки деловых бумаг с предложениями о капиталовложениях и папок, требовавших внимания, все выше громоздились на столе. Эриел уже достаточно долго работала с Джастином, чтобы понимать, что надо сделать с большей частью этих бумаг, а так как она чувствовала себя без него одиноко, то постоянно забредала в его кабинет и работала за его столом.
      Как и всегда, она быстро вошла в курс дела, колонки цифр призывали ее заняться ими. В уме она уже предавалась любимым математическим играм и быстро справлялась с делами, которые отняли бы у ее мужа долгие часы. Ее муж. Только теперь она начала думать о нем как о муже. Ей было приятно сознавать себя замужней дамой. С момента как был заключен их брак, Джастин показал себя сильным и способным ее поддерживать, именно таким мужем, о каком может мечтать женщина. И если все будет продолжаться так, то возможно, как ей пророчила Китт, все будет хорошо. Эриел принялась за новую колонку цифр и тут услышала шелест шелка и подняла глаза на дверь. К ней плыла Барбара Таунсенд с самодовольной улыбкой на губах.
      – Похоже, он в конце концов нашел вам применение.
      Поставив гусиное перо в серебряный держатель, Эриел встала.
      – Что вы, собственно, имеете в виду?
      Улыбка Барбары стала шире.
      – О, моя дражайшая сестрица, вы ведь замужем менее двух недель, а ваш молодой супруг умчался в Лондон. Похоже, что ваши таланты проявляются не в спальне.
      Кровь бросилась в лицо Эриел.
      – Мой муж был вынужден уехать в Лондон по безотлагательным делам. Он вернется через пару дней.
      – Вернется? – Густая черная бровь Барбары многозначительно изогнулась. Она пожала плечами: – Впрочем, может, и вернется. Покутит день-другой в обществе Клэйтона Харкорта. Тот способен обеспечить ему желанное разнообразие хотя бы на недельку.
      Кровь отхлынула от лица Эриел.
      – Я вам не верю. Вы хотите осложнить жизнь Джастина, и это единственная ваша цель. Почему вы его так ненавидите? Что он вам сделал?
      – Что он сделал? Он родился, и в этом его вина. Этот человек – бастард, незаконнорожденный, сын одной из многих шлюх моего похотливого отца. Само существование Джастина было оскорблением для моей матери и для меня. И вдобавок он украл у моего сына все права – титул и состояние. Не он, а Томас должен был стать графом Гревиллом.
      – Возможно, когда-нибудь и станет.
      – Вы хотите сказать, что не носите ребенка моего так называемого брата?
      – Пока еще не ношу, но надеюсь когда-нибудь родить его.
      Зловещая улыбка не сходила с лица Барбары.
      – Это, я полагаю, могло бы случиться, если бы он не сеял свое семя во всех притонах Лондона.
      – Он там по делу.
      Барбара рассмеялась:
      – Конечно, вы не так наивны, чтобы верить этому. Джастин никогда не удовольствуется одной женщиной. Он постоянно прыгал из постели в постель и искал наслаждения везде. Он точно такой же, как Клэйтон Харкорт. Харкорту нужно не менее дюжины разных женщин, чтобы удовлетворить свою похоть. Мой же брат предпочитает по одной единовременно. Конечно, теперь, когда он женат, я думаю, он станет скромнее.
      – Это неправда.
      – Вам следует к этому привыкнуть, моя девочка. Они все одинаковы. Так уж устроен мир.
      Эриел не ответила. Ее руки дрожали. Лицо ее как будто окаменело. Конечно, Барбара просто хотела посеять раздор между ней и Джастином. Но Эриел смотрела в эти безжалостные серые глаза Гревиллов и видела, что Барбара Таунсенд убеждена в том, что говорит. Она не сомневалась, что Джастин неверен Эриел, а если сестра так в этом уверена, то, Господи, наверное, так и есть. На нее накатила волна тошноты. Эриел упала на свой стул.
      – Вы бледны. Вам бы не помешала чашка чаю, – сказала Барбара сладким голосом. – Я прикажу Перкинсу принести вам хорошего крепкого чаю.
      С этими словами она вышла из кабинета, покачивая бедрами.
      Эриел смотрела ей вслед, не в силах отвести взгляда и продолжая ощущать тошноту. Ей хотелось доверять Джастину, как прежде, но, Господи, это было так трудно! Со дня их свадьбы он только раз пришел к ней в постель. Ей казалось, что он хочет ее, и все же он оставил ее и уехал в Лондон. Она так и не могла забыть жестокие слова, которые он сказал ей в то утро в кабинете своего лондонского дома. «Прошлой ночью Клэйтон и я… мы встретились с довольно занятными собеседницами». – «Вы ведь не имеете в виду… Вы ведь говорите не о женщинах?» – «Прошу прощения, дорогая, но вы должны были предвидеть, что рано или поздно это случится. Право же, вы были хороши в постели, но у мужчин переменчивые вкусы. Они любят разнообразие». Эриел содрогнулась. «У мужчин переменчивые вкусы». Она знала, что это правда. Покойный граф был живым подтверждением этого. Двумя днями позже, когда Джастин еще не вернулся и она не могла с ним поговорить, то все еще думала, что Барбара, должно быть, права. Эриел не могла уснуть, не могла ничем заниматься. Вместе с мечтами и надеждами у нее пропал аппетит.
      Когда следующей ночью под проливным дождем Джастин прибыл в Гревилл-Холл в мокрой, липнущей к телу одежде, в плаще, с которого стекала вода, она вместо того чтобы выбежать в холл ему навстречу, как намеревалась вначале, осталась в комнате наверху. Она не хотела его видеть, боялась того, что могла бы прочесть в его глазах, в его лице. Она опасалась, что показала себя еще большей дурой, чем прежде, и, если это окажется так, она знала, что второй раз ей не оправиться.
      Джастин сорвал с плеч плащ и передал Перкинсу, который унес его, насквозь промокший и сочащийся влагой, в холл. Он оглядывал холл в надежде увидеть там ожидающую его Эриел, но вместо жены, которую он так страстно желал увидеть, навстречу ему выбежал Томас.
      – Дядя Джастин!
      Ребенок высоко подпрыгнул. Джастин поймал его, поднял и держал теперь на расстоянии вытянутой руки.
      – О Господи! Ты стал тяжелее, пока меня не было.
      Томас восторженно смеялся, пока Джастин бережно опускал его на пол.
      – Ты привез мне подарок?
      Джастин вопросительно поднял бровь:
      – А ты был паинькой?
      Улыбка мальчика потускнела.
      – Мама сказала, что я вел себя плохо. Она отправила меня спать без ужина. – Он снова улыбнулся. – Но тетя Эриел тайком прокралась ко мне и принесла кусок баранины и яблочный пирог. Только не говори маме.
      Джастин сжал плечико малыша:
      – Твоя тайна умрет вместе со мной.
      Он сунул руку в карман и извлек оттуда маленький деревянный кораблик, привезенный им из Лондона для племянника. Он был изготовлен из восточного тикового дерева и оснащен миниатюрными полотняными парусами, а покрашенный в черный цвет шнур играл роль оснастки.
      – Какой красивый! – сказал Томас, с благоговением принимая подарок.
      – Не какой, а какая красивая шхуна! Все корабли в английском языке женского рода. И имя у нее женское – «Мирабель». Видишь? Ее название написано на корме золотыми буквами.
      Ребенок провел пальчиками по буквам.
      – Это и правда очень красивое имя. – Мальчик засмеялся, прижимая кораблик к груди. – Спасибо, дядя Джастин.
      – Не стоит благодарности. – Он снова оглянулся, ища глазами Эриел. – Где твоя тетя? Ты видел ее?
      – Она наверху, в своей комнате. Думаю, она неважно себя чувствует.
      Джастин нахмурился. Он взъерошил темные волосы малыша и направился к лестнице, торопливо поднялся по ступенькам и оказался в холле верхнего этажа. Постучал, тотчас открыл дверь и вошел.
      Эриел сидела перед камином. Ее пальцы поглаживали только что сделанный ею шов на ткани. При появлении мужа она повернула голову.
      – Эриел, дорогая, ты здорова? Томас сказал, что ты чувствуешь себя неважно.
      Он сделал шаг к ней и хотел было поднять ее с софы и обнять, но что-то его остановило. Эриел тщательно собрала шитье и отложила в сторону. Ему она показалась бледной.
      – Со мной все в порядке. Я не… Я не слышала, как ты вошел.
      Почему он усомнился в правдивости ее слов? И если она солгала, то почему?
      – Я несся сюда, как ураган, надеялся попасть домой скорее, но мне пришлось присутствовать на одной деловой встрече. К тому же для меня не подготовили бумаг в банке, которые я должен был подписать. Я мог бы вернуться в Лондон, но мне не хотелось повторять это путешествие снова.
      Эриел встала с софы и улыбнулась ему, но это была не та улыбка, которую он рисовал в своем воображении. И глаза Эриел оставались печальными.
      – Ты уверена, что с тобой все в порядке?
      – Я немного устала – только и всего. Боюсь, у меня начинается мигрень. Я хотела лечь пораньше… если ты, конечно, не возражаешь.
      Конечно, он был против. Он надеялся – что было, разумеется, безумием, – что она скучала по нему, что, когда он вернется, она его встретит, в ней не будет этой постоянной настороженности, и он сможет прийти к ней в постель. Но этому не суждено было случиться, и если она и в самом деле была больна, значит, нуждалась в отдыхе и уходе.
      Джастин с трудом заставил себя улыбнуться:
      – Отдохни. Утром ты почувствуешь себя лучше.
      Но и утром жена показалась ему какой-то другой, и его беспокойство продолжало расти. Большую часть дня она избегала его, а вечером, за ужином, казалась далекой, настолько занятой своими мыслями, что он оставил ее и ушел в кабинет. Он не мог даже предположить, что могло случиться за время его отсутствия и так отдалить ее от него, больше, чем прежде. «Дай ей больше времени», – говорил он себе. Но его грызло беспокойство. Ему казалось, что и та слабая привязанность, которую она питала к нему, теперь окончательно исчезла.
      Декабрь принес пронизывающие ветры и ледяной дождь. Хотя погода и была немилосердной, Эриел редко видела мужа. Со времени его поездки в Лондон она старалась избегать его. И как ни печально, кажется, его это ничуть не беспокоило. Она приходила в ужас, все больше убеждаясь в правоте Барбары и подозревая, что он ездил в Лондон повидаться с другой женщиной. То доверие, которое она питала к нему прежде, почти полностью иссякло.
      И все же иногда их бросало друг к другу. например, когда Барбара устроила званый вечер. Она назвала его рождественским суаре, и он должен был ознаменовать собой начало сезона. Барбара пообещала, что не будет ничего слишком экстравагантного, ничего из ряда вон выходящего. Просто она пригласит нескольких близких друзей.
      Сначала было запротестовал Джастин, но Барбара проявила упорство.
      – Приглашения были разосланы несколько недель назад. Мне и в голову не приходило, что ты станешь возражать. Мы в Гревилл-Холле ежегодно даем прием по случаю Рождества. Собственно говоря, это рождественская традиция. – Она многозначительно улыбнулась. – Но где тебе знать об этом? Верно?
      Джастин стиснул зубы и промолчал.
      – Возможно, это хорошо, – сказал он Эриел, когда Барбара ушла. – Рано или поздно нам придется снова зажить светской жизнью. Этот малый прием в здешнем доме может стать хорошим способом возобновить старые связи.
      Принимая во внимание то, как складывались их отношения, это сообщение не порадовало Эриел, но она понимала правоту слов мужа: рано или поздно им придется общаться с этими людьми.
      – Вероятно, ты прав. Этот вечер состоится всего через несколько дней. Если приглашения уже разосланы, у нас нет выбора.
      – Я тоже кое-кого приглашу, людей, на чью поддержку я могу рассчитывать.
      Званый вечер приближался, но Эриел это не волновало. Джастин так и не приходил к ней в постель. Конечно, если бы он больше ни с кем не спал, он уже предъявил бы на нее права. Наступила ночь бала, и напряжение между ними теперь казалось почти осязаемым. Эриел в этот вечер одевалась тщательно. Из своих туалетов она выбрала платье из золототканой парчи с высоким лифом. Это было изысканное произведение портняжного искусства, расшитое по низко вырезанному корсажу ослепительно сверкающими бриллиантами. Низкий вырез позволял видеть ее прекрасную грудь. Это было платье, вызывающее вожделение у мужчин, и выбрано оно было, чтобы поднять ее дух.
      Вечер был в разгаре, когда она спустилась вниз по лестнице. Нервы ее были напряжены, а голова слегка кружилась. Она была удивлена, заметив, что муж ждет ее. Когда он поднял на нее глаза и оглядел ее туалет и забранные наверх бледно-золотые волосы, на лице его засияла одна из его редких, но так красивших его пленительных улыбок, и напряжение чуть отпустило ее. Она спустилась по лестнице с меньшим трепетом и даже заставила себя улыбаться.
      – Ты выглядишь прелестно, – сказал он, целуя тыльную сторону ее руки. – Мне будут завидовать все присутствующие здесь мужчины.
      Румянец удовольствия окрасил ее щеки, хотя она была убеждена, что завидовать будут ей. Высокий и элегантный, в темно-серых панталонах и фраке цвета бургундского вина, с алмазной булавкой в галстуке, сверкавшей и переливавшейся, он выглядел строгим и не допускающим вольностей, но невыразимо прекрасным.
      Джастин с улыбкой предложил ей руку, они прошли через холл и проследовали в гостиную.
      Хотя Барбара и уверяла их, что вечер будет скромным и камерным, на деле он оказался образцом великосветского приема. На хорах играл оркестр, мебель сдвинули, чтобы освободить пространство для танцев. Гостиная была отдана во власть игроков в карты. Всю ночь к услугам гостей был великолепный буфет. Дом был роскошно убран в кремовые и серебряные тона, и гирлянды из вечнозеленых растений окутывали каменные потолки, а белые роскошные цветы в серебряных вазах распространяли тонкий аромат. С галереи доносилась музыка и смешивалась с голосами из гостиной. Эриел снова охватил страх. Принимая во внимание скандал с Хорвиком и поспешную женитьбу графа Гревилла на женщине сомнительной репутации, Эриел понимала, какой прием ожидает их в обществе. По мере того как они приближались к гостиной, пальцы Эриел, лежавшие на рукаве фрака Джастина, дрожали все сильнее. Ей казалось, что она слышит насмешливый шепот и ловит язвительные взгляды. Лицо Джастина оставалось любезным, но на щеке подрагивал мускул. Эриел отчаянно искала дружеское лицо в толпе гостей и очень жалела, что среди них нет Кассандры, но, увы, отец ее подруги, обеспокоенный своеволием дочери и ее склонностью навлекать на себя неприятности, запретил ей появляться на этом празднике. И на этот раз Китт пришлось подчиниться ему. Вместо нее Эриел встретила улыбающегося Клэйтона Харкорта, отвесившего ей изысканный поклон и склонившегося над ее рукой.
      – Сегодня вы ослепительны, миледи, – сказал он с обворожительной улыбкой.
      – Благодарю вас, Клэй. Я так рада, что вы здесь. – И это было правдой. Ей было так приятно встретить хоть одного друга в стане врагов.
      Должно быть, Клэй прочел ее мысли, потому что он заговорщически наклонился к ней:
      – Ваш муж подумал, что вам потребуется некоторая моральная поддержка. Поэтому я привел с собой друга. – Он повернулся к красивому седовласому мужчине, стоявшему рядом с ним, почти такому же высокому, как Клэй, и с такими же мягкими золотисто-карими глазами. – Ваша светлость, могу я вас представить графине Гревилл? Миледи, это герцог Ратмор.
      Она низко присела в реверансе, и сердце ее бешено забилось – отец Клэйтона. Ей никогда не приходило в голову, что герцог Ратмор может оказаться на их стороне.
      – Для меня это большая честь, ваша светлость.
      Он улыбнулся ей, и в его улыбке она прочла явное одобрение.
      – Напротив, это для меня удовольствие – познакомиться с вами, миледи, уверяю вас. Ваш муж и я, конечно, хорошо знакомы. Мне приятно видеть, что у этого плута наконец достало ума жениться. На женщине редкостной красоты, смею добавить.
      Она, польщенная, слегка покраснела.
      – Благодарю вас.
      – Надеюсь, вы окажете мне честь и оставите для меня танец, молодая леди. Не для того же я трясся по грязным дорогам, чтобы узнать, что в вашей записной книжке все танцы уже распределены.
      Она рассмеялась. Обходительность и любезность герцога привели ее в хорошее расположение духа, и она почувствовала себя легко.
      – Ни в коем случае. Для меня честь танцевать с вами, ваша светлость, когда вы только пожелаете.
      Он улыбнулся, и на одной щеке у него появилась ямочка. Она вспомнила, что и у Клэя есть ямочка, и только на одной щеке. На той же самой. Некоторое время они мило болтали, потом появился старый знакомый герцога и увел его. И все же усилия Клэя не пропали даром. Одобрение герцогом графа и его выбора резко изменило атмосферу в зале. Некоторые гости – лорд Фоксмор, которого Эриел мельком видела в Танбридж-Уэлсе, лорд и леди Окснард и с полдюжины других – по очереди подходили к ней выразить свое почтение. И леди Фоксмор, похоже, простила Эриел ее прежние приключения. Эриел отнесла это главным образом на счет деловых контактов лорда Фоксмора с Джастином и больших прибылей, которые это партнерство приносило. Вечер шел своим чередом, как казалось Эриел, и длился бесконечно долго, но пока все было хорошо. Оркестр заиграл вальс, и Джастин повел ее на площадку для танцев. Когда его рука обвилась вокруг ее талии, Эриел почувствовала себя по-настоящему хорошо и счастливо вздохнула.
      – Я мечтал вальсировать с тобой, – тихо сказал Джастин.
      Он увлекал ее все дальше и дальше по залу, и ей казалось, что они плывут.
      – Мечтал? – Она почувствовала легкое прикосновение его бедра, его руку на своей спине, и знакомый жар вновь охватил ее тело.
      – Много-много раз. – Его глаза не отрывались от ее лица. – Знаешь, что мне обычно снится?
      Она не могла отвести взгляда от его жесткого смуглого лица.
      – Что же?
      – Наша брачная ночь. Я вспоминаю сладостный вкус твоих губ и то, как твое тело откликалось на мои ласки и что я чувствовал, когда был в тебе. Я мечтаю, чтобы это повторилось.
      Внутри у нее все оборвалось. Она пыталась справиться с охватившим ее отчаянным томлением и на мгновение сбилась с ритма. Он привлек ее ближе и повел легко, снова войдя в ритм вальса. Разве могли его слова не вызвать в ней отклика? Она помнила каждое мгновение той ночи так же отчетливо, как и он. Музыка прекратилась слишком скоро. С легким поклоном он отступил в сторону, и взгляд его снова стал загадочным. Через несколько минут в зале появился герцог, чтобы потребовать обещанный танец. Эриел снова оказалась в центре зала, и озабоченный взгляд Джастина следовал за ней. Весь вечер он был к ней внимателен, старался ограждать ее от Барбары и ее прозрачных намеков и фальшивых снисходительных улыбок ее друзей.
      «Возможно, я ошиблась, – думала Эриел. – Не исключено, что Барбара не права».
      Но тут появилась группа запоздавших гостей, и внимание Эриел теперь было приковано к ним. Одна из вновь прибывших дам отделилась от группы. Это была высокая женщина с оливковой кожей, сильно выступающими скулами, высокой и полной грудью. Она была ослепительно красива и затмевала статью сопровождавшего ее седого низкорослого мужчину. Она была экзотична, и как только обратила на Джастина взгляд своих черных глаз, опушенных густыми ресницами, Эриел тотчас же поняла, что когда-то она была его любовницей. У нее на этот счет не возникло и тени сомнения. На мгновение грудь ее так сдавило, что ей стало трудно дышать. Она споткнулась и упала бы, если бы не сильная рука герцога на ее талии.
      – Вы в порядке?
      – Да… да. Я чувствую себя отлично. Только немного устала.
      Он проследил за ее взглядом и нахмурился:
      – Это леди Истгейт, близкий друг вашей золовки, но я удивлен, что она здесь.
      «Не спрашивай», – уговаривала себя Эриел, но не смогла удержаться от вопроса:
      – Это потому, что у моего мужа был с ней роман?
      Ее смятение не ускользнуло от проницательного взгляда герцога.
      – Ваш муж – мужчина, моя дорогая, а не святой. Леди Истгейт – красивая женщина и к тому же вдова. И их… роман случился задолго до того, как он встретил вас.
      Она растерянно улыбнулась и в душе взмолилась, чтобы это оказалось правдой. В этот момент дама решительно направилась к Джастину, и Эриел с внезапной острой болью в сердце подумала, что герцог, вероятно, ошибся. Не была ли леди Истгейт той женщиной, повидать которую Джастин ездил в Лондон? Элегантная и искушенная, она могла не посчитаться с тем, что мужчина женат. Когда танец окончился, Эриел извинилась и вышла на террасу. Она пробралась по черной лестнице в свою комнату. Ее не покидала мысль о Джастине и этой экзотичной женщине. Оказавшись в спальне, в своем убежище, она горько заплакала.

Глава 23