Гавань ветров

Марис взглянула на него и едва удержалась от смеха. Тоже знаток… Колль и в самом деле слушал как зачарованный, но только Марис знала тому причину. Колль любит музыку, а не небо. Сами песни, а не то, о чем в них поется. Но откуда Корму знать об этом? Блестящему, улыбающемуся Корму, столь уверенному в себе?

— Ты думаешь, только летатели мечтают? — шепнула Марис и тут же повернулась к Барриону, который заканчивал очередную балладу.

— Я знаю еще много песен про летателей, — произнес певец с улыбкой. — Но если буду все их петь, то мы просидим тут целую ночь, и я так и не попаду к столу… — Он взглянул на Колля и добавил: — Когда ты слетаешь на Эйри, узнаешь еще больше. Я побывал всего на десятке островов, а вы, летатели, посещаете сотни.

Колль поднялся со своего места:

— Я хочу спеть.

— Пожалуй, я доверю тебе свою гитару, — произнес Баррион, улыбаясь. — Никому бы не доверил, по тебе могу.

Он встал и уступил место побледневшему от волнения Коллю. Тот потрогал струны, прикусил губу и поглядел на Марис, сощурившись от яркого света факелов.

— Я хочу спеть новую песню. Песню о летателе. Я… Короче, я сам ее написал. Я не видел этого события, но слышал рассказ. Достоверный рассказ. Слова просто просилась на музыку, но до сих пор песни не было.

— Тогда пой, малыш! — прогудел Правитель.

Колль улыбнулся и бросил взгляд на Марис.

— Я назвал ее «Полет Ворона».

И он запел. Чистым, сильным, красивым голосом Колль пел, воскрешая в памяти Марис давние события. Она замерла от удивления и слушала, не сводя глаз с певца. Все, как было… Он даже сумел передать чувства, шевельнувшиеся в ней, когда сложенные крылья Ворона раскрылись, сверкнув зеркальным блеском на солнце, и унесли его от, казалось, неминуемой смерти. Вся ее детская любовь к Ворону звучала в этой мелодии. Ворон, о котором пел Колль, был славным крылатым рыцарем, смелым, отважным, презирающим опасность. Так ей когда-то казалось.

«Да, у него дар», — подумала Марис. Корм наклонился к ней, и по его вопросительному взгляду она поняла, что высказала свою мысль вслух.

Последние аккорды песни замерли.

— Колль превзойдет Барриона, если ему дадут шанс, — негромко сказала Марис. — Это я рассказала ему эту историю, Корм. Я и еще несколько летателей были там, когда Ворон показывал свой трюк. Но никто из нас не сделал бы из события такую красоту, а Колль смог. У него талант!

— Это точно. — Корм ухмыльнулся. — В следующем году мы отберем у Восточных приз в песенном состязании.

Марис взглянула на него, почувствовав прилив раздражения: «Как же они ничего не понимают?!»

Из другого конца зала Колль смотрел на нее взволнованным вопрошающим взглядом. Марис одобрительно улыбнулась, и он гордо засиял: песня удалась. И тогда Марис решилась…

Но тут, не дав Коллю начать следующую песню, вперед вышел Расс.

— А теперь пора заняться серьезным делом, — произнес он. — Мы пели и разговаривали, мы сидели в тепле за отличным столом, но снаружи нас ждут ветры.

Все, как и положено, прислушались с серьезными лицами, и шум ветра, забытый за веселым праздником, казалось, заполнил зал. Марис тоже прислушалась и вздрогнула.

— Крылья! — приказал отец.

Правитель шагнул к нему, бережно, как святыню, держа в руках сложенные крылья, и начал ритуальную речь:

— Долго эти крылья служили нашему Эмберли, связывая нас с другими жителями Гавани Ветров. Многие поколения, начиная еще со Звездоплавателей летали на них: Марион, дочь Звездоплавателя, потом ее дочь Джери и сын Джон, и Анни, и Флан, и Денис — перечисление имен продолжалось долго, — и, наконец, Расс и его дочь Марис.

Тут по залу прокатился сдержанный ропот: Правитель несколько нарушил традицию — поскольку Марис не была из рода летателей, ее имя называть не следовало.

— Теперь, — продолжал Правитель, — эти крылья примет молодой Колль. Я, как и многие предшествующие Правители, касаюсь сейчас этих крыльев, чтобы принести им удачу. Ибо через меня все жители Малого Эмберли касаются этих крыльев и говорят: «Летай достойно, Колль!»

Правитель вручил сложенные крылья Рассу, и тот повернулся к Коллю. Колль стоял — такой вдруг маленький, такой бледный и растерянный. Гитара лежала у его ног.

— Пришло время моему сыну стать летателем, — торжественно объявил Расс.

— Пришло время мне передать крылья и Коллю принять их. Но не дело примерять крылья в доме. Сейчас мы отправимся на прыжковую скалу и станем свидетелями превращения мальчика в мужчину.

Летатели с факелами уже приготовились и все двинулись из зала. Колль на почетном месте в строю между отцом и Правителем, за ними факельщики, Марис и все остальные.

Десять минут ходьбы, десять минут молчания. Когда все собрались наверху и расположились неровным полукругом на площадке. Расс, отказавшись от помощи, одной рукой одел крылья сыну на плечи. Лицо Колля было белее мела. Пока отец расправлял крылья, он стоял совершенно неподвижно, завороженно глядя в пропасть, на дне которой темные волны разбивались о камни.

Наконец все было готово.

— Сын, теперь ты летатель! — произнес Расс и отступил назад, оказавшись рядом с Марис. Колль остался один на один со звездным небом на самом краю скалы, и огромные серебряные крылья делали его совсем маленьким. Марис хотелось закричать, предотвратить это безумие. Слезы катились но ее щекам, но она не могла сдвинуться с места. Как и все, она с замиранием сердца ждала традиционного первого полета.

И вот Колль, судорожно вздохнув, оттолкнулся от скалы. На последнем шаге он споткнулся и сразу скрылся из виду. Толпа рванулась вперед. Когда они подбежали к краю, Колль уже выровнялся и медленно набирал высоту. Сделав широкий круг над морем, он пронесся около скалы и снова заскользил над водой. Порой молодые летатели устраивают представления в первый же день, но это было не в характере Колля. Как серебряный призрак он неуверенно, даже потерянно как-то кружил в небе, чужом для него.

Остальные летатели расправили крылья — Корм, Шалли и другие приготовились к полету. Теперь они присоединятся к Коллю, сделают несколько кругов и полетят на Эйри праздновать до утра в честь своего нового брата.

Неожиданно ветер изменился. Марис уловила это острым летательским чутьем. Она услышала, как холодный порыв воздуха прошелся по каменной гряде, и еще больше убедилась в этом, увидев, как Колль неловко затрепетал над волнами. Он неосторожно спланировал вниз, попытался подняться, но тут его закрутило в воздушном вихре. Кто-то испуганно вскрикнул, однако через несколько секунд Колль справился с ветром и полетел к скале, хотя тяжело и неуклюже. Такой суровый, злой ветер летатель должен уважать и приручать очень осторожно, а Колль пытался бороться с ним… и проигрывал.

— Он в опасности! Я полечу к нему! — крикнул Корм, резким щелчком закрепил последний сегмент крыла и прыгнул со скалы.

Но было уже поздно. Бросаясь из стороны в сторону, побежденный внезапным вихрем, Колль направлялся к посадочной площадке. Словно подчиняясь безмолвному приказу, зрители побежали вниз, Марис и ее отец впереди всех.

Колль быстро снижался, слишком быстро. Не он оседлал ветер, а ветер толкал его к земле. Падая, он накренился, одно крыло чиркнуло по песку, другое задралось вверх. Не так. Все не так… На берегу взметнулся фонтан сухого песка, раздался резкий звук рвущегося металла, и Колль упал на землю.

Все обошлось, но левое крыло сломалось и теперь беспомощно трепетало на ветру.

Расс подбежал первым, упал на колени и принялся расстегивать ремни. Колль слегка приподнялся, и все увидели, что его трясет, а глаза полны слез.

— Не волнуйся, сынок, — попытался успокоить его Расс. — Это всего лишь защелка. Они постоянно ломаются. Ее легко починить. Ты немного неровно летал, но все мы так, когда впервые. В следующий раз все будет в порядке.

— В следующий раз! — закричал Колль. — Я не могу, не могу летать, отец! Я не хочу следующего раза! И не хочу крыльев!

Теперь он заплакал в голос, вздрагивая от рыданий. Пораженные гости молчали. Лицо отца сделалось суровым.

— Ты мой сын, ты летатель. Следующий раз будет, и ты непременно научишься летать!

Колль захлебывался слезами. Крылья, сломанные и временно бесполезные, лежали на песке. Сегодня никто не полетит на Эйри.

Расс положил здоровую руку сыну на плечо.

— Ты слышал? Ты понял, что я сказал? Нечего молоть чепуху. Ты будешь летать, или ты мне не сын!

От протестов Колля не осталось и следа. Он как-то разом сник, кивнул, закусил губу, борясь со слезами, и посмотрел на отца.

— Да. Извини, отец. Я просто испугался там… Я не хотел этого говорить.

Марис глядела на него из толпы гостей. Ему ведь всего тринадцать, он напуган и совсем не летатель.

— Сам не знаю, почему я так сказал, отец, — продолжал Колль. — Я, право, не хотел…

— Нет, хотел! — вдруг нашла в себе силы Марис, вспомнив, как Колль пел и какое она приняла решение.

Гости испуганно обернулись. Шалли успокаивающе взяла ее за руку, но Марис вырвалась и, шагнув вперед, встала между отцом и братом.

— Он сказал то, что хотел сказать, — уже негромко добавила она, стараясь не выдавать своего волнения. — Разве ты не видишь, отец? Он не летатель. Колль хороший сын, и ты можешь гордиться им, но он никогда не полюбит ветер. И закон здесь не поможет.

— Марис. — В голосе Расса не было ни капли тепла, лишь боль и отчаяние.

— Ты хочешь отнять крылья у своего брата? Мне казалось, ты любишь его.

Еще неделю назад она бы заплакала, но теперь у нее не осталось слез.

— Да, я люблю его и хочу, чтобы он жил долго и счастливо. Но он не будет счастлив, если станет летателем; он делает это только ради тебя. Колль — певец, отличный певец. Зачем ты хочешь отобрать у него ту жизнь, о которой он мечтает?

— Я ничего не отбираю у него, — холодно ответил Расс. — Традиция…

— Глупая традиция! — раздался новый голос. Марис поискала глазами неожиданного союзника и увидела, как Баррион пробивается сквозь толпу. — Марис права. Колль поет, как ангел, а вот как он летает, мы все видели. — Он презрительно оглядел летателей, собравшихся вокруг. — Вы, летатели, настолько привыкли к своим правилам, что разучились думать. Вы слепо следуете традициям, не обращая внимания на чужую боль.

Корм, никем не замеченный, мягко опустился на песок и сложил крылья. Его обычно гладкое темное лицо исказилось злой гримасой, и он выступил вперед.

— Летатели и их традиции прославили Эмберли! И — вся история Гавани Ветров держится на них уже долгие годы. Как бы хорошо ты ни пел, Баррион, ты не имеешь права порочить наш закон. — Он повернулся к Рассу и сказал уже мягче: — Не беспокойся, друг. Мы сделаем из твоего сына летателя, каких еще не видели на Эмберли.

Но тут Колль поднял глаза, и, хотя в них стояли слезы, в его лице появились решительность и упрямство.

— Нет! — крикнул он, с вызовом глядя на Корма. — Вы не сделаете из меня ничего, если я не захочу, кем бы вы ни были. Я не трус и не ребенок, но я не желаю летать. Не желаю! — Слова его сливались с поднявшимся ветром и, подобно ветру, срывали покров с затаенной обиды. — Вы, летатели, думаете, что вы лучше всех, но это не так. Баррион посетил десяток островов и знает песен больше, чем все летатели. Мне неважно, что ты подумаешь. Корм. Да, он бескрылый, ему приходится путешествовать морем, которого все боятся. Вам, летателям, легко уходить от опасностей, а Баррион сам убил сциллу гарпуном из маленькой деревянной лодки. Никогда не слышали, да? И я могу быть таким же, как он. Все говорят, что у меня талант… Баррион уходит к Внешним Островам, он обещал взять меня с собой. И еще он сказал, что когда-нибудь подарит мне свою гитару. Он может создавать красоту. Своими песнями он делает летателей прекрасными, но то же он может сделать и для рыбаков, и для охотников. Он все может. Летатели этого не могут, а он может. Потому что он Баррион! Певец — это ничуть не хуже, чем летатель. И я тоже так могу. Я понял это сегодня, когда пел про Ворона. — Он с ненавистью взглянул на Корма и пнул серебристую ткань крыльев ногой. — Заберите свои старые крылья, отдайте их Марис, она настоящий летатель. А я уйду с Баррионом.

Наступило тягостное молчание. Лицо Расса сделалось вдруг старым и усталым. Таким его еще никто не видел. Он долго глядел на сына, потом тихо произнес:

— Это не ее крылья, Колль. Крылья были моими, до этого они принадлежали моему отцу, еще раньше — его матери, и я хотел… Я хотел… — голос его надломился, и он смолк.

— Это ты во всем виноват, — сказал Корм, со злостью глядя на Барриона.

— Ты и его сестра, — добавил он, переводя взгляд на Марис.

— Да, Корм, мы во всем виноваты, я и Баррион, потому что мы любим Колля и хотим видеть его счастливым… и живым. Баррион прав: летатели следовали традициям слишком долго. Каждый год плохие летатели получают крылья от своих отцов и погибают в море. А Гавань Ветров становится все беднее, потому что новые крылья взять негде. Сколько было летателей во времена Звездоплавателей? И сколько сейчас? Ты не видишь, что делает с нами традиция? Крылья — это большая ценность, и владеть ими должен тот, кто любит небо, кто будет летать на них лучше и беречь их. А их передают по праву рождения. По праву рождения, а не по мастерству. Однако только мастерство спасает летателя от смерти. Только мастерство летателя связывает Гавань Ветров воедино.

— Черт знает что! — фыркнул Корм. — Ты не летатель, Марис, и говорить сейчас не имеешь права. Твои слова позорят небо и оскорбляют традицию. Если твой брат отвергает свое право по рождению, ничего не поделаешь. Но мы не позволим ему издеваться над нашим законом и отдать крылья первому попавшемуся. — Он повернулся и обвел взглядом притихшую толпу. — Где Правитель? Пусть он напомнит нам закон!

— Закон… наша традиция… — негромкий голос Правителя прерывался от волнения. — Послушай, Корм, сейчас особый случай. Марис хорошо служила Эмберли, и все мы знаем, как она летает. Я…

— Закон! — настаивал Корм.

Правитель покачал головой.

— Что ж, видимо, это мой долг… Закон гласит, что если летатель отказывается от крыльев, тогда их принимает другой, старший на острове, и они с Правителем должны хранить крылья до тех пор, пока не найдут им нового хозяина. Но, Корм, еще никто никогда не отказывался от крыльев. Закон применяли, лишь когда летатель умирал без наследника, а в данном случае Марис…

— Закон есть закон! — отрезал Корм.

— И вы опять слепо ему подчинитесь, — вставил Баррион. Но Корм сделал вид, что не слышит, и продолжал:

— Поскольку Расс передал свои крылья, они будут находиться у меня, как у старшего летателя острова, до тех пор, пока мы не найдем кого-то, кто готов дорожить честью летателя и уважать традиции.

— Нет! — закричал Колль. — Я хочу, чтобы крылья взяла Марис.

— Твое желание ничего не значит. Ты — бескрылый. — С этими словами Корм наклонился и начал аккуратно складывать сломанные крылья.

Марис оглянулась, ища поддержки, но тщетно. Баррион лишь развел руками, Шалли и Хелмер отвернулись, а отец стоял, сломленный горем, — уже больше и не летатель, всего лишь старый калека. Гости начали потихоньку расходиться.

К Марис подошел Правитель.

— Мне жаль, что так получилось. Будь это в моей власти, я отдал бы крылья тебе. Закон… создан не для того, чтобы наказывать, он должен направлять… Но это закон летателей, и я не могу пойти против них. Если я выступлю против Корма, с Эмберли случится то же, что с Кеннехатом, а меня будут называть сумасшедшим.

— Я понимаю, — кивнула Марис.

Корм, сложив крылья, удалялся вдоль берега. Правитель тоже направился к себе. Марис подошла к Рассу.

— Отец… — начала было она.

— Ты мне не дочь! — бросил он, отвернулся и пошел прочь, медленно, словно тяжелый груз, унося свой позор.

На истоптанном пустынном берегу их осталось трое. Марис подошла к Коллю, молча обняла его, и они замерли как дети, ищущие друг у друга утешения.

— Пойдемте ко мне, — нарушил тишину Баррион. Брат с сестрой расступились, глядя, как Баррион вешает гитару через плечо, и двинулись за ним.

Для Марис потянулись мрачные, тревожные дни. Баррион жил в маленькой хижине недалеко от гавани, рядом с заброшенной, гниющей пристанью. Там они все и поселились. Никогда раньше Марис не видела Колля таким счастливым. Каждый день они с Баррионом пели, и он был уверен, что все-таки станет настоящим певцом. Только то, что Расс отказывался его видеть, тревожило Колля, но и это порой забывалось. Он был молод и откровенно радовался, что многие сверстники смотрят на него с затаенным восторгом, как на бунтаря.

Для Марис же все было гораздо сложнее. Она редко выходила из дому, разве только вечерами к пристани посмотреть на возвращающиеся рыбачьи баркасы. Кроме своей потери, она ни о чем не могла думать. Все осталось по-прежнему: пойманная, беспомощная птица… Вроде бы она все делала правильно, но крылья и теперь так же далеки от нее. Традиции цепко держали ее в плену.

Прошло две недели после инцидента на берегу. Как-то Баррион позже обычного вернулся с пристани от рыбаков Эмберли, куда ежедневно ходил за новыми песнями и где пел в портовых кабачках. Поужинав горячей мясной похлебкой, он взглянул на Колля и Марис и сказал:

— Я договорился насчет лодки. Через месяц ухожу на Внешние Острова.

— И я? — обрадовался Колль.

— Конечно. — Баррион кивнул. — Марис, ты тоже?

— Нет. — Она покачала головой.

— Тебе будет тяжело на Эмберли, — вздохнул Баррион. — Даже для меня настают нелегкие времена. Корм подначивает Правителя, и тот настраивает людей против меня. Те, кто постарше, уже начинают избегать моей компании. Но перед нами большой мир, и он стоит того, чтобы его увидеть. Поедем с нами. — Он улыбнулся. — Может быть, я даже научу тебя петь.

Марис задумчиво вертела в руках вилку.

— Я пою еще хуже, чем мой брат летает. Баррион, я не могу уехать. Я летатель и должна остаться, чтобы получить свои крылья обратно.

— Твой поступок заслуживает восхищения, Марис, но ведь это бессмысленно. Что ты можешь?

— Не знаю. Что-нибудь придумаю. Можно пойти к Правителю. Он издает законы, и по-настоящему сочувствует мне. Если он наконец поймет, что так лучше для Эмберли…

— Он не пойдет против Корма. Кроме того, это закон летателей, а здесь он не властен. И еще…

— Что?

— Есть новость. В порту говорят, что нашли нового летателя. Вернее, старого… Девин плывет на лодке с Гаворы. Он поселится здесь, и ему отдадут твои крылья.

Баррион с тревогой следил за выражением лица Марис.

— Девин! — Она бросила вилку на стол и вскочила. — Они что, совсем ослепли? Да он летает еще хуже Колля! Он утопил свои крылья, когда опустился слишком низко над водой, и, если бы мимо не проходил корабль, то наверняка погиб бы. Значит, Корм хочет отдать ему еще одни крылья?

Баррион горько усмехнулся.

— Он же летатель и уважает традиции.

— Давно он отплыл?

— Говорят, несколько дней назад.

— Оттуда до Эмберли недели две. — Марис задумалась. — Надо действовать, пока он не добрался. Как только он примет крылья, они будут принадлежать ему.

— Но что ты сделаешь, Марис? — спросил Колль.

— Ничего, — сказал Баррион. — Конечно, мы можем украсть крылья. Корм их починил, они теперь как новенькие. Но куда ты с ними денешься? Тебя нигде не примут. Брось это дело, девочка. Ты не изменишь законов летателей.

— Не изменю? — в голосе Марис послышалось возбуждение. Она перестала мерить комнату шагами и остановилась у стола. — Ты уверен? Разве традиции никогда не менялись? Откуда они вообще взялись?

— Ну, когда-то был Совет, — озадаченно произнес Баррион, — когда Старого Капитана убили, и Капитан-Правитель Большого Шотана раздал всем крылья. Тогда и решили, что ни один летатель не должен брать в небо оружие. Некоторые еще помнят страшную битву, когда старые Звездоплаватели использовали две последние небесные лодки, чтобы лить с неба огонь.

— Да-да, — добавила Марис. — И помнишь, было еще два Совета? Через много поколений после первого другой Капитан-Правитель Большого Шотана захотел подчинить себе остальные острова и послал своих летателей с мечами напасть на Малый Шотан. А когда его люди исчезли, летатели других островов собрались, чтобы осудить его, и он был последним Капитаном-Правителем. Теперь Большой Шотан такой же остров, как и все остальные.

— И третий раз, — вмешался Колль, — когда народ проголосовал за то, чтобы не летать на Кеннехат, после того как Сумасшедший Правитель убил Летателя, Принесшего Плохие Вести.

— Все так, — кивнул Баррион. — Но с тех пор никто не созывал Совет. Ты уверена, что они соберутся?

— Конечно. Это неписаный закон. Одна из тех традиций, которые так чтит Корм. Любой летатель может созывать Совет. Я представлю там свои предложения, сразу всем летателям Гавани, и…

Марис замолчала и, взглянув на Барриона, поняла, что он подумал о том же.

— Вот именно — летатель! — Баррион постарался произнести это слово помягче.

— А я уже не летатель. — Марис рухнула в кресло. — И Колль отказался от крыльев. И Расс — даже если бы согласился — он тоже уже не летатель. Нас Корм слушать не станет, а созывать Совет больше некому.

— Ты можешь попросить Шалли, — предложил Колль. — Или дождаться кого-нибудь на прыжковой скале, или…

— Шалли намного моложе Корма и слишком боится его, — перебил Баррион. — Я слышал, она тебе тоже сочувствует, как и Правитель, но не станет ничего делать. Вдруг Корм попытается отобрать и ее крылья? А другие?.. На кого ты можешь рассчитывать? И сколько тебе придется ждать? Хелмер бывает здесь чаще других, но он такой же, как Корм. Джемис слишком молод. Да и остальные… Все-таки это большой риск. — Он задумчиво покачал головой. — Ничего не выйдет. Никто за тебя не вступится, а через две недели Девин заберет крылья.

Все трое замолчали. Марис, невидящим взглядом уставясь в тарелку с холодным мясом, напряженно думала. Неужели ничего нельзя сделать?

— Баррион, — начала она осторожно, — ты совсем недавно сказал… что можно украсть крылья…

Холодный, мокрый ветер зло срывал гребни волн. На востоке собирался шторм.

— В такую погоду хорошо летать, — сказала Марис, держась обеими руками за борт качающейся лодки.

— Да, если бы были крылья… — Баррион улыбнулся и закутался поплотнее в плащ.

Марис повернулась к берегу. Там среди деревьев стоял дом Корма. В верхнем окне горел свет. Когда же его вызовут? Уже третий день… Как долго еще ждать? С каждым часом Девин приближается к Эмберли, чтобы отобрать у нее крылья.

— Сегодня? — спросила она у Барриона.

Тот пожал плечами, продолжая чистить ногти длинным узким кинжалом.

— Тебе лучше знать, — ответил он, не поднимая головы. — Как часто вообще вызывают летателей? На маяке даже света нет.

— Часто, — задумчиво сказала Марис. Но вдруг Корма не вызовут? Они дежурили уже три ночи, надеясь, что он уйдет из дому. Может быть, Правитель решил до прибытия Девина использовать только Шалли? — Не нравится мне это, — добавила она. — Надо что-то делать.

— Я мог бы воспользоваться вот этим, — ответил Баррион, пряча в ножны сверкающий кинжал, — но не буду. Я — за тебя, Марис, и твой брат мне все равно что сын, но я не стану убивать из-за крыльев. Будем ждать, когда Корма вызовут с маяка, потом заберемся в дом. Только так.

«Неужели дошло бы и до этого, если бы Корм оказался дома?» — подумала Марис. Но зная Корма, она решила, что он не уступил бы без боя. Когда-то Марис была у него в доме и видела целую коллекцию обсидиановых ножей, развешанную по стенам.

Надо ждать, когда он уйдет.

— Правитель не вызовет его, — сказала она убежденно. — Если только не какое-нибудь чрезвычайное происшествие.

— Мы вряд ли сможем организовать что-нибудь чрезвычайное, — ответил Баррион, разглядывая облака.

— Но мы можем послать сигнал с маяка.

— Ну-у… — Баррион задумался; потом улыбнулся. — Пожалуй, можем. Послушай, Марис, чем дальше, тем больше законов мы нарушаем. Мало того, что мы собираемся стянуть твои крылья, теперь ты хочешь, чтобы мы пробрались в башню и послали ложный сигнал. Хорошо еще, что я певец, иначе мы вошли бы в историю как величайшие преступники Эмберли.

— Интересно, как твое занятие может этому помешать?

— А кто, ты думаешь, сочиняет песни? Я скорее изображу нас героями!

Они дружно рассмеялись. Баррион взялся за весла и направил лодку к топкому, укрытому деревьями берегу.

— Жди здесь, — сказал он, выпрыгивая из лодки. — Я пойду к маяку. Как только увидишь, что Корм ушел, лезь в дом к забирай крылья.

Марис молча кивнула.

Почти целый час ей пришлось сидеть одной в сгущающейся тьме. Далеко на востоке небо то и дело озарялось вспышками молний. Скоро шторм придет сюда. Марис уже чувствовала холодные укусы крепчающего ветра. Наконец маяк Правителя на самом высоком холме Эмберли часто замигал, и Марис вдруг вспомнила, что ничего не сказала Барриону о сигналах. По он откуда-то знал правильный код. «Похоже, он действительно опытный человек, — подумала Марис. — Может, он вовсе не-такой враль, как казалось».

Через минуту она уже лежала за кустами совсем рядом с домом. Дверь открылась. Корм, одетый в теплый костюм, вышел на порог, перебросил сложенные крылья через плечо и торопливо двинулся к маяку.

Теперь оставалось лишь найти камень и разбить окно. К счастью, Корм был холост и жил один. Они несколько дней наблюдали за домом, и никто за это время не приходил, если не считать женщины, убирающей в доме, но она работала днем…

Марис вытащила из рамы оставшиеся осколки стекла, взобралась на подоконник и спрыгнула внутрь. Глаза постепенно привыкли к темноте. Надо побыстрее найти крылья, пока Корм не вернулся. Он скоро доберется до маяка и обнаружит, что вызов ложный. Баррион, естественно, не станет дожидаться, пока его поймают.

Но искать долго не пришлось. Крылья оказались на полке рядом с дверью, там же, где Корм хранил и свои. Марис сняла их и нежно провела рукой по холодному металлу, проверяя сегменты. Наконец-то! Теперь их никто у нес не отберет!

Она вдела руки в ремни, выбежала из дома и бросилась через лес. Скоро Корм вернется и обнаружит пропажу. К тому времени ей надо быть уже на прыжковой скале.

На дорогу ушло добрых полчаса. Дважды Марис приходилось укрываться в кустах, чтобы не попасться на глаза другим ночным путникам. Но добравшись до скалы, она увидела дежурных на посадочной площадке. Опять пришлось спрятаться и ждать.

Марис совсем закоченела, когда вдали над морем вдруг сверкнула серебряная полоска крыльев. Вскоре летатель пронесся над площадкой, привлекая внимание дежурных, затем уверенно приземлился. Пока дежурные помогали отстегивать крылья, Марис разглядела, что прибывшая — Анни с Кульхолла. Сейчас дежурные проводят ее к Правителю для передачи сообщения. Это как раз То, чего она ждала.

Едва вся троица скрылась из виду, Марис вскочила и бросилась по каменистой тропе к вершине скалы. Самой расправлять крылья было неудобно, но в конце концов она справилась, хотя шарниры на левом крыле проворачивались туго и закрепились только с пятого раза. «Похоже, Корм даже не заботился о них…» — мелькнула горькая мысль.

А затем, сразу забыв обо всем, она разбежалась и прыгнула навстречу ветру. Сильный порыв ударил в лицо, но она увернулась, пошла влево, вправо, пока не нашла восходящий поток, и начала подниматься. Где-то рядом сверкнула молния, и Марис почувствовала мимолетный укол страха, но тут же все прошло. Она летит, снова летит! И если даже ее сожжет молнией в небе, вряд ли кто на Эмберли станет ее оплакивать, кроме Колля, но лучше так, чем… Она развернулась, поднялась еще выше и против своей воли радостно, громко рассмеялась.

И вдруг кто-то отозвался.

— Вернись! — Голос звучал резко и зло.

Вздрогнув, Марис посмотрела вверх и назад. Еще раз сверкнула молния, и в ее сиянии окаймленные ночью крылья полыхнули полуденным серебром. Из облаков прямо на нее быстро снижался Корм.

— Я знал, что это ты! — кричал он яростно, но ветер уносил часть слов.

— Я понял… за этим стоит… не ушел… поджидал у скалы… у скалы… Вернись! Бескрылая!.. Я заставлю тебя приземлиться!

Последнюю фразу Марис расслышала полностью и рассмеялась.

— Попробуй! — крикнула она. — Покажи, какой ты летатель. Корм! Поймай меня, если сможешь!

Марис накренила крылья и легко ушла в сторону, а пока он продолжал падать, не переставая кричать ей что-то, снова набрала высоту. Тысячи раз они с Доррелем играли так, гоняясь друг за другом вокруг Эйри, но на сей раз все было всерьез. Ветер прибавлял высоту и скорость; интуитивно выбирая воздушные потоки, Марис поднималась все выше и быстрее. Далеко внизу Корм выровнял полет и тоже стал набирать высоту. Но к тому времени, когда он поднимется так же высоко, она успеет уйти дальше. Так она рассчитывала. Это не игра, здесь нельзя рисковать. Если ему удастся подняться выше, то, обуреваемый яростью, он может загнать ее в море. Потом будет мучиться, жалеть потерянные крылья, но сейчас он способен на все — столь Много для него значат традиции. Отвлеченно Марис подумала, как бы еще год назад она сама отнеслась к человеку, укравшему крылья?

Эмберли уже скрылся где-то вдали, и только маяк Кульхолла на горизонте указывал ближайший остров. Скоро исчез и он, и вокруг не осталось ничего, кроме неба и моря. Лишь где-то позади на фоне шторма, пытаясь настичь ее, летел Корм. Марис обернулась, и — показалось или нет? — он стал меньше. Отстает? Корм — опытный летатель, это она знала хорошо. Не раз он выступал за Западных на состязаниях, в то время как ей участвовать не разрешали… И все же разрыв между ними увеличивался.

Еще раз сверкнула молния, и через несколько секунд над морем прокатились зловещие раскаты грома. Из воды откликнулась сердитым рычанием сцилла, услышав в небесном громе вызов соперника. Но для Марис это означало другое — она поняла, что шторм проходит стороной. В то время как она летела на северо-запад, шторм отдалялся к западу: так и так ей надо уходить от шторма. Что-то радостно взыграло в ней, она резко развернулась, закружила, вычертила петлю, с наслаждением перескакивая из одного потока в другой, как воздушный акробат. Ветер покоряется ей, и ничего плохого уже не может случиться!