Клайд поинтересовался, с чего лучше начать поиски.
      - Слава Богу, этим будем заниматься не мы, - заверил его инспектор. - Редклиф ударился в бега, не так ли? Почувствовав запах крови, он потерял осторожность. Сейчас он может быть где угодно. Думаю, это дело Скотланд Ярда.
      Нельзя сказать, что Клайда это сильно расстроило.
      Временами он ощущал, что напряженность становится постоянным фактором в жизни деревни.
      - Вы собираетесь уезжать, сэр?
      Инспектор зевнул и уставился на сержанта ничего не выражающим взглядом.
      - Да, и уверен, что вы об этом особенно жалеть не будете, Клайд. Вы сможете вернуться к своим повседневным обязанностям или займетесь чем хотите. Мы соберемся, я выслушаю доклады подчиненных, и мы уедем не позднее вторника. Можете угостить меня на дорожку кружкой пива, чтобы показать, что ничего не таите на душе. - Он задержался в дверях. - Это приказ. - Он подмигнул и вышел.
      Клайд усмехнулся и нажал на кнопку, расположенную на столе. Через некоторое время появилась его жена, озабоченная, с тряпкой в руках.
      - Он уже ушел?
      Клайд кивнул головой.
      - Да, они уедут через несколько дней. Если ты еще не слышала, будет объявлен розыск Редклифа.
      Женщина удивилась.
      - Жуткое дело. А что они собираются делать с этой девушкой?
      - Делать? Ничего. Она же не виновна, или ты думаешь иначе?
      Правая бровь жены драматически поднялась вверх.
      - Не виновата? Я бы так не сказала. Тут за километр тянет чем-то другим.
      Клайд застонал.
      - Ее моральные принципы - это ее дело, и ты это знаешь. По закону она в настоящее время считается невиновной. Так что ты со своей теорией попала пальцем в небо.
      Она вздохнула, быстро протерла пыль со стола.
      - Я ведь предупреждала насчет Редклифа, а?
      Сержант Клайд сел, подвинул к себе журнал происшествий и открыл его. Иногда такое занятие, как заполнение журнала, помогало ему сохранить равновесие и оставить неизменным расстояние между ним и сумасшедшим домом графства.
      Еще до наступления темноты Тренч уложил тело Эдварда Шорта в тачку, накрыл одеялом и покатил к склепу. Был теплый вечер, самое приятное время для прогулок и очень подходящее для выполнения заданий Господа Бога. Упавшие лепестки цветов вминались в землю под его ногами и под колесом тяжело груженой тачки. Аромат раздавленных цветов реял в воздухе и навевал воспоминания - печальные и приятные. О детстве. В детстве он часто бродил со своим отцом по их старому саду, и, отстав от него на несколько шагов, внимательно выслушивал названия деревьев, цветов и трав, определял виды птиц, впитывая в себя благодать этого маленького уголка природы и господней любви, которая была разлита повсюду. Казалось, что сегодня, в этот вечер, Тренч был, наконец, близок к своей конечной цели - восстановить безмятежность природы, созданной Богом. Нужно изгнать зло, и воцарится добро. Тренч мог бы поклясться, что сегодня сад благоухал, как никогда раньше.
      Добравшись до склепа, он поставил тачку у маленькой лестницы, обошел ее, вынул из кармана ключ и вставил в скважину. С трудом повернув его, он толкнул дверь и чуть было не задохнулся от внезапного ударившего в нос запаха.
      Тело Редклифа находилось в склепе недолго, но погода стояла необычно теплая и здесь было жарко, как в печке. Войдя в склеп, Тренч увидел раздувшийся труп: кожа на нем приобрела теперь темно-синюю окраску и влажно блестела, вздувшиеся вены напоминали ивовые прутья, голова по-прежнему была свернута на сторону. Ничто уже не напоминало Редклифа. Отечность придала его лицу черты восточного, монголоидного типа. но, как ни странно, на нем еще можно было прочитать выражение боли и удивления. Разлагающиеся останки выглядели отвратительно, но сильнее всего подействовал на Тренча ужасный запах. Трудно было поверить, что одно-единственное тело могло так отравить воздух. Все вокруг было наполнено тяжелым зловонием, оно напоминало Тренчу запах испортившегося сыра, тухлых яиц, гнилого мяса одновременно. Тренч чуть было не упал в обморок. С большим трудом он выполз наружу. Запахи ада, подумал он. Гнусные серные испарения бездонной преисподней.
      Отец рассказывал ему об этом.
      Желая поскорей закончить свою работу, Тренч крепко ухватил куль, завернутый в одеяло, и, с трудом передвигая ноги под тяжестью ноши, снова направился в склеп. Задержав дыхание, вошел и что было сил отшвырнул от себя тело доктора Шорта. Одеяло осталось у него в руках, а уже закоченевший труп тяжело упал под ноги Редклифа. Вдруг волосы на голове у Тренча встали дыбом, он застыл, крепко вцепившись в одеяло. Раздувшиеся, разлагающиеся останки Редклифа начали медленно оползать. При этом скопившиеся трупные газы через разверзшийся рот с шипением вырвались наружу, и Том Редклиф издал громкий, сводящий с ума стон. Подобно мягкой, тягучей массе ила расползшееся тело накрыло верхнюю часть только что брошенного трупа и, наконец, успокоившись, застыло.
      Тренч почувствовал - еще мгновение и он забьется в истерике. Он с трудом повернулся и, волоча ноги, сделал несколько шагов к выходу. Ударившись о входную дверь, он завизжал как испуганный кот. Вырвавшись наружу, он простоял несколько минут не в состоянии повернуться и закрыть дверь. Контрасты, которые он наблюдал, имели апокалипсический характер. Вечная жизнь сада, обещанная тем, кто следовал по пути праведности и добродетели. И вечная смерть в склепе, ужасные реальности разложения для тех, кто преступил границы, нарушил священные законы, установленные Богом. Немного отдышавшись, Тренч сделал несколько шагов назад, чтобы закрыть дверь склепа.
      Вернувшись в дом, он сбросил одежду и полез в ванну.
      Он долго намыливался и тер себя, чтобы смыть ужасный запах, который, казалось, пропитал все поры его тела, наполнил голову. Эти ужасы напомнили ему, что и он смертен. Вытираясь и надевая чистую одежду, он думал об одном: не останавливаться. Его задача еще не решена, он не должен успокаиваться.
      Пробило одиннадцать, затем полночь, и Анита Кроутер наконец поняла, что Эдвард не придет. Это ее не обеспокоило, но здорово возмутило. Эти ученые такие ненадежные, подумала она. Они постоянно витают в облаках и смотрят вдаль отсутствующим взглядом. Это, конечно, привлекательно, но не до таких же пределов - чтобы заставлять женщину ждать, особенно такую женщину, как Анита, которая любит мужчин больше всего на свете, и, когда ее ожидания не сбываются, она приходит в отчаяние. В начале первого она поставила на столик свой пустой стакан и приготовилась провести ночь одна.
      День сегодня прошел явно неплохо. После ухода Эдварда она еще целый час не могла отойти от того, что случилось, и думала о своем будущем, она восхищалась искренностью Эдварда и обдумывала, как примет новый, явно высший, общественный статус. Чтобы тебя просто хотели - организовать очень легко. Но сделать так, чтобы тебя хотели, любили, восхищались - гораздо сложнее и редко удается. Но у нее получилось, и она была благодарна за это своей звезде, данной фазе луны - всему. Выйти замуж за ученого - это действительно удача. Ее покойный муж был бакалейщиком. Правда, состоятельным - он владел сетью магазинов и ездил на "бентли". Но, все равно, бакалея, по ее мнению, - не самый достойный вид бизнеса. Всегда нужно было что-то придумывать, чтобы приукрасить действительность и имидж собственного мужа. На вечеринках, ведя беседу с другими дамами, она всегда со страхом ожидала вопроса: "А чем занимается ваш муж?" Разумеется, у нее было припасено множество ответов: у него целая сеть магазинов, он занимается сбытом продуктов питания и так далее. Иногда, не моргнув глазом, она заявляла, что ее муж - финансовый магнат средней руки. Но когда ей приходилось отвечать на конкретные вопросы, вдаваться в подробности - все становилось на свои места: он был бакалейщиком и больше никем. Другие дамы вели разговоры о разных интересных делах, которыми занимались их мужья, а Анита пыталась вспомнить что-нибудь любопытное или смешное, или даже трагическое, что могло бы случиться в этой торговой стране чудес среди яиц, сливочного масла, хлеба и джема, где правил ее муж. Бесполезно. Ей никогда не удавалось привлечь к себе внимание общества. И, несмотря на значительное состояние, которым обладал ее муж, у нее не было надежд войти когда-нибудь в то общество, где дамы замужем за блестящими, неотразимыми мужчинами, сделавшими сногсшибательную карьеру, например за дипломатами. Однако и ученый это уже кое-что, новое чувство, новый взгляд на жизнь. И самое главное: он очень хорош в постели - это выяснилось после того, как он расстался со своей природной скромностью.
      Закрыв все двери и потушив свет на первом этаже, Анита сбросила туфли и стала медленно подниматься по лестнице в спальню, наслаждаясь прикосновениями коврового ворса к ступням. По ее собственным наблюдениям, ее тело представляло собой сплошную эрогенную зону. Еще будучи подростком, она добивалась сильных эротических ощущений просто массируя подошвы ног грубым полотенцем. Ее руки также были способны вызвать сильнейшие сексуальные переживания, от которых у нее перехватывало дыхание; особенно чувствительны к нежному поглаживанию были внутренние поверхности локтевых сгибов. Такая повышенная чувствительность, по ее мнению, являлась ценным качеством. Большинство мужчин были такими неуклюжими, невнимательными к тонкостям секса, что только настроенность Аниты на эротику позволяла ей быстро заводиться и получать удовольствие даже при самой примитивной технике любви, которую, как правило, демонстрировали мужчины.
      Она прошла по темной галерее, из которой была видна ее гостиная, и зашла в ванную. Она уже дважды мылась сегодня, но еще один разок не повредит. Включив свет, она подошла к окну, чтобы задернуть занавески, и увидела, что оно до сих пор раскрыто настежь. Сегодня было так жарко, поэтому, вероятно, окна и остались открыты по всему дому. Как глупо, подумала она, ходить по дому и крепко запирать все двери, совершенно не обращая внимания на окна. Слабая безопасность, как обычно говорил ее покойный муж. У него была масса таких коротких определений. Иногда она скучала без них. Вдохнув свежий ночной воздух, Акита наклонилась вперед и взялась за края распахнутой рамы... Внизу, в темном саду, кто-то был.
      Сердце ее чуть не выпругнуло из груди, пока она торопливо закрывала окно. Кто-то подглядывал за ней. Ей рассказывали, что некоторые мужчины в деревне имеют привычку шляться теплыми летними ночами и, устроившись где-нибудь в кустах, наблюдать через освещенные окна за тем, что делается в доме. Она вспомнила, что несколько недель назад заметила в баре мужчину, который, не отрываясь, смотрел на нее. Он никогда с ней не заговаривал, только молча стоял где-нибудь в углу за стойкой и подглядывал на нее из-под полуприкрытых век. Ей не раз приходило в голову, что этот скользкий, неприятный на вид человек один из тех, кто обычно пристает к девушкам или заглядывает женщинам под юбку на автобусной остановке. Она была глубоко убеждена в своей проницательности, поэтому, закрывая окно на задвижку, не сомневалась, что человек, прятавшийся внизу у дерева, и есть тот мужчина из бара.
      В окне были обычные прозрачные стекла, поэтому, естественно, ее хорошо было видно из сада. Эта мысль возбудила Аниту. Черт побери, она просидела целый вечер у себя в комнате, поджидая мужчину, представляя, чем они займутся, и ее просто распирало от неудовлетворенного желания. Конечно, справедливости ради необходимо признать, что подобные ощущения в аналогичной ситуации она испытывала и раньше. Она почувствовала, как вспыхнули ее щеки и перехватило горло, когда, стоя у окна, она начала расстегивать блузку. Еще раз обдумав ситуацию, она, как всегда четко, определила, что с того места, где находится этот человек, она видна только по пояс. Что ж, это можно исправить, если встать на табуретку около ванны. Левой ногой она придвинула к себе табуретку и встала на нее. Теперь, подумала, она, видно почти все. Непослушными пальцами Анита расстегнула последнюю пуговицу и сбросила блузку на пол. На ней остался белый, прозрачный, как паутинка, бюстгальтер, который буквально соскочил с ее грудей, когда она его расстегнула. Прерывисто дыша и слегка изогнувшись, отведя зад в сторону, она медленно и нежно провела ладонями по округлости груди, чувствуя сильное сексуальное возбуждение. Резко сжав пальцами соски, она позволила своим рукам соскользнуть ниже, к юбке, и расстегнуть ее. Потом она рывком расстегнула молнию, и юбка легко соскользнула с бедер. Анита посмотрела на себя и почувствовала, что глаза ее от возбуждения стали заволакиваться слезами. Что же должен чувствовать тот человек, глядя на эту прекрасную, вызывающую женскую плоть, которая ему недоступна. Эта мысль чуть не свела ее с ума.
      Скорчившись под деревом, Тренч с нарастающим ужасом, к которому, помимо его воли, примешивалось восхищение, наблюдал, как эта бесстыжая публичная девка сбрасывает с себя последнее, что еще на ней оставалось. В муках борьбы разума и плоти он видел, как она кладет руку на средоточие своей похоти, центр развращенности. Она дотрагивалась до себя, ласкала себя, извиваясь, как животное во время случки, волосы ее были раскинуты по плечам, груди покачивались из стороны в сторону. Он услышал какие-то звуки, удивился и вдруг понял, что этот стон сорвался с его собственных губ. Он разогнулся и отодвинулся в тень - подальше от этого грешного места, прочь отсюда. Его трясло как в лихорадке, он весь вспотел, как человек, долго пробывший на солнце. Отсюда, из гущи этого великолепного, благоухающего сада, дара Господня, Тренч наблюдал самое отвратительное и гнусное действо, которое когда-либо мог представить. В нем смешались ярость, желание карать, его собственная плотская слабость, неспособность повернуться спиной и убежать. Не довольно ли с него или он должен еще остаться? Он умолял Господа освободить его от этой тяжелой обязанности. Он достаточно насмотрелся. Но он не мог заставить себя уйти и изумленно наблюдал, как эта самка, медленно двигаясь, предстала перед ним наконец во всем своем бесстыдстве: ноги вызывающе разведены, руки по-прежнему ласкают тело. Глаза ее были широко раскрыты, и Тренч не сомневался: она смотрит именно туда, где он стоит. Едва ли она видит его, но взгляд ее так сосредоточен и пристален, так обжигает... Тренч отвернулся и бросился к воротам, в темноту, по-прежнему видя перед собой только это похотливое тело. Он бегом пересек небольшое поле, перепрыгнул через канаву, упал, снова побежал и, наконец, уперся в церковную ограду.
      Несколько минут он простоял неподвижно, пытаясь успокоиться. Потом, отдышавшись, медленно побрел вдоль церковного двора, пересек по склону сад и направился к своему дому. На лужайке перед домом он снова почувствовал зловонье. Но он находился слишком далеко от склепа - запах не мог исходить оттуда, кроме того, склеп был плотно закрыт. Нет - это снова знак, напоминание о необходимости покарать грешницу. Тренч почувствовал холодок, пробежавший по спине, его снова зазнобило. Он поспешно вошел в дом.
      Спустя час, уже лежа на широкой кровати, уставившись на стену, освещенную неярким светом из окна, Тренч думал о том, что надо быть более осторожным. Конечно, Бог всегда оградит его, защитит от полиции или кого-то еще, проблема не в этом. В опасности была сама душа Тренча. Он пошел в сад по прямому указанию Господа, но переоценил силу своего духа, оказавшись в такой близости от дьявола. И эта предательская плоть между ног снова дала о себе знать. Тренчу удалось подавить порыв. Внимательно изучая Библию и религиозные трактаты, он не раз находил указание на то, что плотские грехи - самые опасные, самые разрушительные. Женщина может быть святым созданием и воплощением красоты, но может быть и воплощением похоти и разврата, вместилищем порока, совратительницей мужчины. Проститутка всегда была презираемой, ее побивали камнями, раздирали и разбрасывали ее плоть. Тренч читал и о том, что похотливость в женщинах как зараза, которую могут подхватить даже самые крепкие духом мужчины, и тогда душа их погибнет. Сегодня ночью Тренч испытал это на себе. Он заразился этой заразой, она проникла в него. Чему был свидетельством его упругий трясущийся кусок плоти. Слава Богу, Тренч сумел овладеть собой, он выиграл, но слабость поразила его да самой глубины души. А душа его должна быть защищена любыми средствами.
      Он закрыл глаза и стал тихо, но истово молиться. Сегодня он стал свидетелем, что страшный грех прелюбодеяния все еще находит место в душах его паствы, но сам, он, благодарение Господу, прошел через это испытание. И ничто не остановит его движения по пути искоренения скверны. Перед тем как заснуть, Тренч еще раз попросил Бога дать ему силы и уберечь его от соблазнов, чтобы мог он противостоять любому греху, сохраняя свою бессмертную душу.
      Глава XIII
      По меньшей мере странно не давать о себе знать, подумала Анита. Она была дома все утро: протирала пыль, чистила ковры и делала массу всякой ненужной работы в надежде, что Эдвард позвонит. Но он не звонил. Около десяти часов утра она сама позвонила в научно-исследовательскую лабораторию. Его секретарша сказала (Аните показалось, что эта сука разговаривала с ней, не разжимая губ), что доктор Шорт на работу не приезжал. Бедняжка, должно быть, заболел, убеждала себя Анита, отгоняя другие мысли: кто знает - Эдвард мог оказаться среди тех мужчин, что давали задний ход и отказывались от обещания жениться. Она надела голубое джинсовое платье, набросила на себя легкий джемпер на пуговицах без воротника и вышла из дому. Проходя по саду, она обратила внимание на все еще открытую калитку в дальней его части.
      Эдвард как-то сказал ей, что лучше, если она не будет приходить к нему в дом. Он не хотел попадаться на язык местным кумушкам. В этом случае, подумала Анита, и ему не стоило бы ходить к ней. Начни он прислушиваться к местным сплетням, наверняка услышал бы ее имя. Сплетни сплетнями, но она собиралась навестить его. Одна из обязанностей жены как раз и заключается в том, чтобы проявлять заботу о муже, поддерживать его в болезни и доставлять ему удовольствия, выполняя и другие функции. Пересекая узкую улочку, она засекла того чудака из бара, который, по ее мнению, получал вчера- в саду удовольствие от импровизированного ночного шоу. Он стоял в дверях табачной лавки. Анита пристально на него посмотрела. Мужчина отреагировал своеобразно: сначала он сделал движение, чтобы войти в лавку, затем остановился и высморкался в нечистый носовой платок. Ага, пробрало, подумала она. Должно быть, она сумела вывести его из себя. Если это, конечно, был он. Сейчас она в этом сомневалась. Хотя обычно была уверена, что в таких делах она не ошибается. Но если не он, то кто же? Ситуация была интригующей.
      По пути Анита перехватила рюмочку в баре, поболтала со случайными знакомыми, но так и не поняла, кто же был тот неизвестный в ночи. Она улыбнулась своим мыслям.
      Она и прежде занималась такого рода эксгибиционизмом, но прошлой ночью показала высший класс.
      Она шла по улице, и солнце уже пекло ей спину. По дороге она успела переброситься кое с кем парой слов. Кто-то из тех, кого она встретила, бывал у нее дома, а один или двое с ними она не заговаривала - побывали у нее и в постели. После свадьбы, думала она, нужно будет обязательно куда-нибудь переехать.
      У дома Эдварда она толкнула калитку и пошла по тропинке к дому. Она заметила, что пакеты с молоком никто не взял, а почта лежала сбоку от двери. Она постучала несколько раз, но не получила ответа. Обойдя дом, она постучала в окно спальни. Странно, подумала она. Вернувшись к парадной двери, она взяла почту. Эдвард говорил ей, что всегда торопится ее забрать, чтобы не сдуло ветром с узкого крыльца. Почта наверняка была важная, так как несколько конвертов были очень толстые и смотрелись солидно. Пока Анита задумчиво перебирала письма, из-за живой ограды сада просунулась старушечья голова.
      - Вы ищете доктора? - спросила старуха, сморщенная, как печеное яблоко.
      - Да. Вы не знаете, где он может быть?
      Голова закачалась из стороны в сторону.
      - Нет, не могу себе представить. Но я точно знаю, что дома его нет.
      - Я тоже так думаю.
      - Вчера он домой не вернулся.
      - Вот как? - Анита шагнула к старухе, которая, видимо, с трудом оставалась на своем месте. - А когда вы его видели в последний раз?
      - Он вышел вчера из дома между десятью и одиннадцатью часами утра. Я это хорошо помню, потому что сижу в это время у окна. Когда доктор выходил, передавали сигналы точного времени...
      Анита почувствовала сильное беспокойство и оборвала словоохотливую рассказчицу:
      - Вы хотите сказать, что с того времени он не возвращался?
      - Точно вам говорю, что нет. Я бы обязательно услышала, как он вернулся.
      - Боже мой! - Анита поблагодарила пожилую женщину и направилась домой, чтобы обдумать ситуацию. После двух чашек кофе она решила, что имеются веские основания для небольшого расследования. Эдвард ничего не говорил ей о том, что куда-то собирается, в противном случае он распорядился бы не приносить молоко, а важную корреспонденцию оставить на почте. На работе также ничего не знали о его отъезде. Итак, что же могло произойти? Он не уезжал по делам, вышел утром из дома и, после того, как ушел от нее, на улице его больше никто не видел. По дороге домой, Анита расспросила об этом на почте, в газетном киоске, поговорила с дворником, который знал всех жителей, наконец, с хозяйкой кондитерской. Кроме владельца газетного киоска, который вообще ни видел вчера Эдварда, все остальные вспомнили, что видели его после двенадцати дня, но не позже.
      Она решила обратиться в полицию. Вдруг Эдвард Шорт валяется где-нибудь в канаве - ограбленный или сбитый машиной, да мало ли что еще могло с ним случиться?
      Сержант Клайд, судя по всему, был чрезвычайно удивлен исчезновением Шорта.
      - Вчера сюда приходила молодая девушка, искала своего приятеля. Он тоже исчез из дома.
      - Боже праведный! Его нашли?
      Клайд улыбнулся:
      - Нет, но нам бы очень хотелось. Боюсь, не смогу быть с вами откровенным до конца, миссис Кроутер, но все это весьма странно.
      - Вы считаете, есть какая-то связь между этими исчезновениями? - спросила Анита, чувствуя, что дело приобретает серьезный оборот.
      - О нет. Я бы так не думал. Тот, первый, был перекати-поле, если вы понимаете, что я имею в виду, у него не было никаких знакомых в деревне. Вряд ли доктор Шорт был с ним знаком. Они совершенно разные люди.
      - Я не это имела в виду, - сказала Анита. - Я хотела сказать, нет ли связи между этими исчезновениями?
      - Нет, если первый исчез по тем причинам, о которых мы думаем, - ответил Клайд. - Но я вполне могу понять вашу озабоченность. Доктор вел довольно упорядоченный образ жизни, неправда ли? И если он не уехал по служебным делам, я думаю, с этим делом стоит разобраться подробнее. Так вы говорите, после того как он ушел от вас, он направился к священнику?
      - Совершенно верно. Он собирался встретиться со священником, посидеть, попить чаю и поболтать.
      - Они не собирались обедать?
      - Доктор Шорт никогда не обедает.
      Клайд похлопал себя по животу.
      - Очень мудро.
      - Что вы думаете предпринять? - с тревогой спросила Анита, видя, что сержант не собирается покидать участок.
      - Полагаю, мне следует пойти и поговорить с мистером Тренчем, священником, надо попытаться нарисовать себе картину передвижений доктора Шорта за вчерашний день. Конечно, вы представляете, что он скажет.
      - Нет, а что?
      - Он посоветует, чтобы мы обязательно проверили пруд. Клайд было рассмеялся, но внезапно умолк, увидев встревоженное выражение на лице Аниты. - Я сейчас же пойду к священнику, миссис Кроутер.
      Анита направилась к выходу, но остановилась в задумчивости:
      - Сержант, а по поводу всех этих событий, что произошли за последнее время - пожары, смерть старика, - вы еще не пришли ни к каким выводам?
      - У нас есть кое-какие соображения, но я не имею права обсуждать их с вами.
      - Но Эдвард... Он исчез...
      Клайд обошел вокруг стойки и положил свою ладонь на ее руку.
      - Это только ваше воображение, миссис Кроутер. Люди всегда воображают что-нибудь ужасное. Я уверен, что доктор жив и здоров, но, тем не менее, я приведу необходимое расследование и буду держать вас в курсе.
      - Спасибо, сержант.
      Анита снова направилась в бар. Только две вещи могли исправить ее настроение - мужчины и выпивка. В данном случае, решила она, лучше всего подойдет порция джина. Возможно, это успокоит ее, и она поймет, что зря волнуется.
      Клайд нашел священника в саду срезающим цветы старым перочинным ножом. Как только тень сержанта упала на ведро, стоящее рядом с Тренчем, тот обернулся и на мгновение на лице его появилось выражение человека, загнанного в угол. Но оно почти сразу исчезло, сменившись мягкой простодушной улыбкой.
      - Сержант, вы меня напугали. - Он крепко пожал сержанту руку. - Давненько вы не оказывали мне чести видеть вас. Проходите, давайте выпьем чаю.
      Клайд еще не забыл возмущения, которое охватило его, когда он слушал проповедь Тренча на похоронах старого Джона Харриса. Тем не менее Тренч обладал особым, свойственным только ему обаянием, которое могло бы подавить и более сильную антипатию. И Клайд с легким сердцем последовал за ним на кухню. Увидев священника без пиджака, Клайд обратил внимание на два его качества, которых прежде не замечал. Во-первых, священник оказался очень подвижным и гибким человеком, что, как правило, свойственно людям более молодым и хорошо тренированным. Кроме того, без этой черной одежды, скрывавшей его прирожденное изящество, в нем можно было распознать человека, который, по крайней мере в делах, являл собой тип непременного победителя. Клайд обнаружил, что ему очень легко говорить с ним как мужчине с мучиной. - Ради Бога извините за беспокойство, мистер Тренч, но...
      В этот момент Тренч замер, держа чайник в руке.
      - Вы никоим образом не беспокоите меня, сержант. Я здесь для того, чтобы принимать людей и выслушивать их, в этом и заключается большая часть моих обязанностей.
      - Что ж, хорошо. Святой отец, я пришел, чтобы поговорить с вами о деле, касающемся исчезновения...
      Видно было, что Тренч ждал продолжения, однако приготовление чая, очевидно, занимало его больше.
      - Да? Могу ли я чем-нибудь помочь?
      - Откровенно говоря, официального дела еще не заведено, но человек действительно исчез, не хочется думать, что навсегда, и я бы хотел проследить его передвижения.
      - Вы полагаете, я могу помочь? - Тренч продолжал наблюдать за чайником, все еще сохраняя отрешенный вид. Клайд замечал такое за священниками и врачами. Всегда они чем-то озабочены. Клайд полагал, что люди, связанные с таинствами жизни, должны быть немного не в себе.
      - Да, сэр. Человек, о котором я говорю, - доктор Эдвард Шорт. Он был вчера у вас около половины первого.
      - А, доктор Шорт... - Лицо Тренча прояснилось при упоминании этого имени. Клайд почувствовал, что у священника проснулся интерес к разговору. - Он что же, пропал?
      - Похоже на то. Так он приходил к вам, мистер Тренч?
      Священник кивнул головой.
      - Приходил. Это я пригласил его. Он ведь новый член нашей общины. Я счел необходимым оказать ему обычные знаки внимания и уважения. Не так уж много столь замечательных людей переезжают в нашу деревню. (Тренч начал заваривать чай.) Что же заставляет вас думать, что он исчез?
      - Он не был дома со вчерашнего дня. После того как он ушел от вас, его никто не видел.
      Тренч молчал и сосредоточенно помешивал ложечкой в заварном чайнике. Затем он поставил чайник и вздохнул.
      - Как странно. Надеюсь, вы проверили на работе и в других местах?
      Клайд заверил его, что все сделано.
      - Он пробыл у меня около часа. Значит, ушел он примерно в половине второго. Он сказал, что ему необходимо сделать какую-то работу.
      Тренч налил две чашки чая и одну протянул Клайду. Он видел, что сержант в тупике и не знает, о чем еще спрашивать. Тренч пил чай и смотрел через окно в сад, не пытаясь ему помочь.
      - Как он вам показался, мистер Тренч? Не было в нем чего-нибудь необычного? - Ничего лучшего Клайд придумать не мог. - Временное затмение разума - такое вполне может быть. Не мог ли Шорт изменить своему привычному распорядку?
      - Сержант, я вчера встретился с ним впервые. Мне трудно сказать, выглядел ли он как обычно или нет. Но если вы хотите знать мое мнение, то я ожидал от него гораздо большего.
      Глаза у Клайда загорелись. Тренч поставил свою чашку и непроизвольно отвел руку в сторону.
      - Он высказывал довольно дикие взгляды о своем месте в обществе. Например, он упорствовал в мысли, что задача ученого - заменить Господа нашего в душе человеческой. Машины и формулы должны прийти на смену вере и красоте.
      - Постойте, постойте, - Клайд вынул записную книжку и что-то в ней нацарапал. - Он был агрессивен, мистер Тренч?
      - Да, он был агрессивен и позволил себе оскорбительные высказывания в отношении моей профессии. Ну, к этому я уже привык. Но, в целом, доктор Шорт очень неплохой человек. У него было много добродетелей, даже если они не все осознавались им.
      - Святой отец, вы сказали "было". У нас пока нет оснований предполагать, что доктор Шорт мертв. По крайней мере, в настоящее время.
      Тренч сидел молча, ухватившись за край кухонного стола. Тело его провисло между двумя напряженными руками. Взгляд был тяжел, лицо меняло выражение так быстро, словно Тренч подыскивал подходящее. Наконец он сказал:
      - У меня особое чувство, сержант...
      - Вы хотите сказать - он мертв?
      - Я сейчас говорю по наитию, основываясь на интуиции. Ничего конкретного я, конечно, не знаю. Очевидно, это мои чувства определили мое высказывание об этом человеке.
      - Конечно. - Клайд заглянул в записную книжку, но решил ничего не писать. Он допил чай и собрался уходить.
      - Боюсь, что чувства необходимо подкрепить неопровержимыми фактами мистер Тренч. Тем не менее спасибо за помощь. Будем надеяться, что на этот раз ваши чувства подвели вас.
      - Я тоже надеюсь. - Тренч проводил его до двери дома и долго смотрел вслед. Как только сержант исчез из виду, Тренч повернулся и резко схватился за нож, которым обрезал цветы.