– Нет, не нахожу. Мы, цыгане, словно мыши. То и дело пробираемся в чей-то амбар, – помолчав, ответила Мина.
Гаррет опустил голову так, что его губы оказались рядом с ее ухом.
– «Пробираемся» – удачное слово, Мина. А теперь скажи точно, когда вы с матерью впервые «пробрались» в Лидгейт. Из того, что ты мне рассказывала, я понял, что ты приехала сюда уже после смерти твоих родителей.
Мина дернула головой, отстраняясь от его губ. Она молчала, но Гаррет видел, как ее руки вцепились в луку седла.
– Твой отказ рассказать о том, что я желаю знать, порядком мне надоел, – холодно сказал он.
– Мне тоже.
– До сих пор это было между нами, тобой и мной. И твоей теткой. Но это ничего мне не дало. Я думаю, что пора обратиться к добрым людям Лидгейта.
– З-зачем? – заикаясь спросила Мина, и ее плечи обмякли.
– Мне ясно, что они знают значительно больше, чем говорят мне. Но сомневаюсь, что они проявят такое же упорство и не расскажут всю правду, когда этого потребует их сосед-граф.
Мина обернулась, чтобы посмотреть на графа.
– Зачем вам их трогать? – испуганно спросила она. – Они не знают ничего, что бы принесло вам пользу. Неужели вы думаете, что они не сказали бы вам, если бы знали обо мне что-то плохое?
Гаррет остановил коня, бросил поводья и положил руки Мине на плечи.
– Да, думаю. Теперь я вижу, как они относятся к тебе, Мина. Они так благодарны тебе за твои лекарства и исцеляющие руки, что никогда сознательно не навредят тебе.
Мина с силой сбросила его руки со своих плеч, затем быстрым движением перекинула ногу через голову лошади, соскользнула на землю и решительной походкой направилась к имению. Гаррет ехал рядом с ней.
– Если они ничего не знают, то почему ты боишься их вмешательства?
– Я не боюсь! Но думаю, что уже очень хорошо знаю вас, милорд. Вы будете задавать им вопросы, на которые они не могут ответить. Тогда вы будете мучить их до тех пор, пока они не скажут что угодно, лишь бы умилостивить разгневанного графа, и кто знает, что могут наговорить напуганные люди.
– А как ты думаешь, что я желаю услышать?
Мина остановилась и, скрестив на груди руки, с обидой и негодованием посмотрела на Гаррета:
– Я думаю, это совершенно ясно, не так ли? Вы хотите услышать, что я действительно хитрая, заслуживающая презрения цыганка, какой вы меня считаете. – Она заплакала. Крупные слезы катились по ее побледневшим щекам. – Если ваши… ваши проклятые подозрения подтвердятся, тогда вы наконец с полным правом сможете заявить, что во всем мире нет никого, кому можно было бы доверять. Тогда вы можете строить ваши злобные планы, изобретать пытки для вашего дяди и больше никогда не беспокоиться о том, что, возможно, только возможно, что вы не правы!
Мина опустила голову и быстро зашагала прочь от графа.
Он соскочил с коня, догнал ее и, схватив за руку, повернул лицом к себе. При виде ее мокрого от слез лица что-то сжалось в груди Гаррета.
– Ты на самом деле думаешь, что я хочу оказаться прав? – спросил он. – Уверяю тебя: не хочу. Больше всего на свете мне бы хотелось забыться в твоих сладких объятиях. Но я не могу. Пока не узнаю правды. Я не могу преодолеть себя и довериться тебе.
– Я знаю, – прошептала Мина, и слезы снова покатились по ее щекам. – И, даже зная почему, я не могу этого вынести. – Она подняла голову и умоляюще посмотрела на Гаррета. – Почему просто не отпустить меня, Гаррет? Если хотите, вы можете послать Уильяма проводить меня и мою тетю до моря. Мы уедем из Англии, этого больше всего хочет моя тетя. Вы никогда больше не увидите нас. Вы сможете воевать с вашим дядей, не опасаясь, что я каким-то образом предам вас.
Гаррет смахнул со щеки Мины слезу.
– Этого я тоже не могу сделать, моя милая, – с чувством сказал он и медленно провел рукой по нежному овалу ее лица.
Внезапно из его груди вырвался стон и, обняв Мину за талию, он резко прижал ее к себе.
– Я не могу отпустить тебя, не узнав о тебе всего.
– Этого никогда не будет… – прошептала Мина.
И тут Гаррет, наклонившись, прижался губами к ее губам со всей страстью, которую сдерживал более двух недель.
Мина пыталась вырваться, но не смогла. Она уперлась руками Гаррету в грудь, но он еще крепче прижал ее к себе и приподнял так, что почувствовал своей возбужденной плотью ее тело. У Мины перехватило дыхание. Гаррет языком разжал ее губы, и она перестала сопротивляться. Ее руки обвились вокруг его шеи.
Гаррет покрывал поцелуями ее лицо, ощущая соленый вкус слез.
– Вы не можете стереть все одними поцелуями, – задыхаясь, прошептала Мина.
Гаррет слегка отстранился от нее, погладил по щеке и накрутил на палец длинный локон ее волос.
– Это правда. Но когда я целую тебя, я забываю обо всем.
– А я не могу, – сказала Мина, и одинокая слеза скатилась по ее щеке.
– Господи, не надо больше плакать, моя милая! – Гаррет пальцем подхватил слезинку и, глядя Марианне в глаза, слизнул ее. – Вот так же легко можно утолить твою печаль, – тихо сказал он. – Только скажи мне все, что я хочу узнать.
Мина отчаянно затрясла головой:
– Тогда это будет настоящим горем для меня.
Гаррет опустил ее голову к себе на грудь.
– Нет. Ты не понимаешь, как сильна моя страсть. У меня достаточно власти и денег, чтобы дать тебе все, что ты пожелаешь, – собственный домик, дорогие платья и столько золота, что его хватит до конца твоей жизни. И если страх вынуждает тебя молчать, я защищу тебя от любого, кого ты боишься… Особенно от Тирла. Только доверься мне.
Мина откинула голову назад. В ее глазах было отчаяние и мука.
– Довериться вам? Единственный человек, которого я боюсь, – это вы! – невольно вырвалось у нее.
Она оттолкнула Гаррета и, приподняв юбки, с рыданиями бросилась бежать к дому.
Он хотел последовать за Миной, но заставил себя остановиться. Ее последние слова еше звучали у него в ушах. Она его боится. Он знал, что ей не нравится, что он аристократ, и она осуждает его жажду мести. Он сразу же понял, что она изо всех сил старается сохранить свою тайну. Но бояться его? Этого Гаррет не мог предвидеть. До этой минуты.
Он не мог в это поверить, и его гнев медленно переходил в ярость. Он ни разу не обидел ее. Он держал ее пленницей, это правда, но в шелковых оковах. Она спала на мягкой постели, на чистых простынях и ела самую вкусную пишу, какой, вероятно, раньше и не пробовала. И все равно сопротивлялась ему, как будто он был каким-то безобразным зверем. Почему? Только потому, что он дворянин? Или была в ее прошлой жизни еще и другая тайна, заставлявшая ее бежать от него?
Гаррет сжал руку в кулак с такой силой, что ногти впились ему в ладони. Она боялась его? Цыганочка, которая, вероятно, всю жизнь спасалась от солдат и констеблей, боялась его – единственного человека, не мучившего ее ничем, кроме своей страсти.
Ну и пусть. Может быть, пришло время дать ей повод чего-то бояться.
– Будь ты проклят, старый дурак! – кричал Питни Тирл на ростовщика, сидевшего с каменным лицом залакированным столом. Питни со злостью смотрел на сокровища этого человека, занимавшие каждый дюйм его набитой вещами комнаты. То, что он видел, все больше возмущало его. Он ударил кулаком по столу. – Как ты смеешь отказываться вести со мной дела?! Как ты смеешь… ты, еретик?!
Ростовщик холодно посмотрел на Питни.
– Я больше не ссужаю деньгами христиан, – пожав плечами, ответил он. – Сегодня они объявляют ростовщичество грехом, а завтра хотят с выгодой воспользоваться им.
– Это паписты ненавидят ростовщиков, – презрительно усмехнулся Питни, – а не добропорядочные англичане. Я ненавижу папистов и все, что они проповедуют. Так что тебе нечего меня бояться в этом отношении.
Старик скрестил на груди руки.
– Для меня это одно и то же. Христианские собаки. Больше я не имею с ними дел.
Питни бросился на ростовщика, стараясь стащить его с кресла.
– Ты раньше давал мне в долг и дашь опять. Ты же каждый день даешь христианам, старик. Не возражай! Я знаю по меньшей мере троих христиан, которым ты постоянно даешь деньги в долг.
– Я даю деньги кому хочу. Вам давать я не хочу, – бесстрашно промолвил старик, глядя Питни в глаза.
Тот толкнул старика обратно в кресло и раздраженно заходил по комнате. Он думал, не следует ли попробовать другой подход. Угрозы явно не действовали. А он, к несчастью, крайне нуждался в деньгах. Деньги, которые он получил, украв земли Гаррета, кончались. Часть их Питни потратил на помощь своим друзьям, на их бесплодные попытки восстановить свое положение в новом парламенте. Остальные ушли на такое же неудачное дело – попытки устранить своего племянника раз и навсегда.
Его красивое лицо исказилось от злобы. Если бы он только мог избавиться от Гаррета. Тогда бы он по-настоящему стал наследником богатства Фолкемов. Никогда больше он бы не зависел от милости ростовщиков. Питни зло посмотрел на старого еврея. Этот был пятый по счету, к кому он обращался с просьбой одолжить ему денег. Никто не захотел сделать это.
– Почему? – вслух спросил Питни.
– Что?
– Почему ты не хочешь дать мне денег? – повторил свой вопрос Питни и снова зло посмотрел на ростовщика.
Тот улыбнулся:
– Это большой риск. Не похоже, что я получу свои деньги обратно.
Питни весь затрясся от гнева.
– Я всегда возвращал тебе деньги. На мне ты, старый дурень, нажил целое состояние.
– Это было раньше, – презрительно заметил ростовщик.
Питни уперся обоими кулаками в стол и наклонился поближе к лицу старика:
– Я – друг сына Кромвеля. Я знаю половину торговцев в этом городе, и каждый из них подтвердит мою платежеспособность.
– Да? А где же ваши прекрасные друзья? Вы стали не нужны им, когда они узнали, как вы получили ваши деньги. Никто не любит воров, даже в дорогой одежде.
Питни похолодел. Что слышал о нем этот человек? Он всегда был очень осторожен. Он сжег все письма Гаррета, собрал много людей на якобы его похороны, а когда Гаррет вернулся, притворился, что удивлен не меньше других.
Теперь он сомневался, не оказались ли все его усилия напрасными. В гневе забыв о всякой осторожности, Питни обошел вокруг стола и ударил ростовщика кулаком в лицо.
– Что ты имел в виду, называя меня вором?
– Я знаю, что вы вор. Все знают. Вы бы удивились тому, с какой легкостью слухи разлетаются по нашему прекрасному городу. Каждый знает о вас, сэр Питни. Раньше, когда вы сжигали на кострах моих друзей евреев за колдовство, никто не осмеливался противиться вам, особенно такие, как я, кому надо было кормить семью. Но теперь… теперь даже ваши друзья знают, как вы предали собственного племянника. И они знают, что он этого так не оставит. Никто вас не боится. И я тоже.
Питни со всей силой снова ударил старика по лицу, но тот только поморщился и потер челюсть.
– Бейте меня, если вам так хочется, – с осуждением в голосе проговорил он. – Кроме силы вашего кулака, у вас уже ничего нет. Ваша власть кончилась. Ваш племянник поаботился об этом. И я скорее умру от ваших побоев, чем дам вам хоть еще одно пенни.
– Да будьте вы все прокляты! – закричал Питни и, развернувшись, выбежал из комнаты.
Он с трудом спустился по расшатанной лестнице. От ярости его всего трясло. Никогда еще ему так не хотелось избавиться от угрозы, которую представлял собой племянник. До сих пор Питни по-настоящему не боялся его. Правда, поддержка Гаррета королем напугала его, но Питни был уверен, что сумеет сохранить свою репутацию в глазах придворных. Как бы ни было ему ненавистно пресмыкаться перед королем, которого он презирал, он делал это, надеясь противодействовать той лжи, которую Гаррет говорил его величеству.
Но слухи, связанные с Гарретом, не так легко было остановить. Изгнанники рассказывали о страданиях Гаррета. А этот напыщенный распутник Хамден без угрызений совести заявлял, что Питни – мерзавец и подлец. Затем появились торговцы, которые слышали эти истории и стали брезгливо отказываться иметь дела с Питни.
Он знал, что Гаррет не может ничего доказать, но это-то и было хуже всего. Гаррету не приходилось что-то доказывать. Намеки и слухи сделали это за него. А если Гаррет и подозревал, кто виноват в смерти его родителей…
Питни зло сцепил зубы. Гаррета надо обезвредить и уничтожить.
Глава 14
Нам Верность никогда не изменяет
Ни в поражены, ни в победе,
Хотя она не озаряет нас, как солнце,
Но, как и солнце, не покинет нас.
Сэмуэл Батлер. Гудибрас
Уильям осторожно ввел Марианну в самую лучшую гостиницу Лидгейта. Со дня своего возвращения из Лондона она не появлялась в городе без накидки и маски и теперь, без нее, чувствовала себя голой. Было странно ощущать себя выставленной на всеобщее обозрение, хотя она знала, что находится среди друзей.
Марианна быстрым взглядом окинула пивной зал, ожидая увидеть Гаррета. Они не виделись с тех пор, когда ранним утром он приезжал к домику фермера. Тогда он вернулся в имение, но лишь для того, чтобы забрать своего коня, который сам нашел дорогу домой, и затем ускакал в Лидгейт.
Несколько часов спустя пришел Уильям и сказал, что хозяин прислал ему приказание приехать вместе с Миной в Лидгейт.
Сердце Марианны бешено колотилось, потому что она знала, зачем была привезена сюда. Ведь этим утром Гаррет пообещал, что в поисках правды обратится к жителям города. Мысль о том, что он собирался сделать, вызывала у Марианны нервную дрожь.
Уильям ослабил руку, сжимавшую ее плечо.
– Не позволяйте хозяину запугать вас, мисс, – шепнул он Марианне на ухо, подводя к стоявшему у камина стулу. – Все это потому, что он совсем не знает, что с вами делать. Вы с вашей тетей так скрытны и все такое… ну, это беспокоит его. Он хочет знать, что можно ожидать от окружающих его людей.
«Это еще мягко сказано», – подумала Марианна, а вслух спросила шепотом:
– Где он?
Уильям кивком указал наверх:
– Мы должны подождать. Нам сообщат, когда надо будет подняться к ним наверх.
Марианна чуть слышно простонала. Городской совет обычно собирался в одной из верхних комнат гостиницы в тех случаях, когда предстояло обсудить важные дела. Если Гаррет наверху, это означает, что он собрал совет. Не стоит удивляться. Он грозил это сделать, если Марианна не скажет ему, кто она. Однако когда она представила себе, как будут страдать из-за нее горожане, она возмутилась. Она возмущалась не только Гарретом.
Она злилась на себя прежде всего за то, что поссорилась с ним. Если бы она вела себя более смиренно во время их первой встречи… если бы была чуть осторожнее, когда лечила его рану… если бы…
Теперь уже поздно упрекать себя. Надо готовиться к тому, что ее ожидает, и думать, что делать.
Марианна могла избавить горожан от опасности оказаться в трудном положении, если они встанут на ее сторону. Признаться, что она дочь сэра Генри, – единственный выход. Если она сделает это, то должна быть готова к тому, что ее посадят в тюрьму. Марианна не сомневалась, что Гаррет, будучи преданным королю, исполнит свой долг и передаст ее солдатам.
Да, признавшись, она окажется в опасности. Но не только это тревожило Марианну. Вместе с ней в опасности окажутся и другие – ее тетка, мистер Тиббет, многие другие, кто, зная правду, помогал ей. Если она сразу же все скажет, кто знает, к чему это приведет? Оказавшись перед выбором, совет может предпочесть сохранить ее тайну, чем подвергать себя риску стать жертвой гнева самого короля. По крайней мере если они ничего не скажут, Гаррет не сможет доказать, что они все время знали, кто она.
Марианна в отчаянии скрипнула зубами. Что бы она ни сделала, ничто не поможет. Продолжая молчать, она заставит горожан сделать трудный для нее выбор. Сказав правду, подвергает их еще большей опасности.
Конечно, может быть, она переоценивала их преданность. Они могут открыть ее тайну графу, лишь только увидев ее лицо. Они могут заявить, что ее маска мешала им узнать правду.
Нет, с болью в сердце думала Марианна, жители Лидгейта никогда так легко не выдадут ее. Как и она не могла предать их. Единственным спасением было молчать и надеяться, что все обойдется.
Беспокойно ерзая на жестком стуле, Марианна оглядела комнату. Осторожные взгляды, которые время от времени на нее бросали посетители гостиницы, в основном были дружелюбными и ободряющими. Это ее немного успокоило.
Вдруг она встретилась глазами с каким-то незнакомым человеком. Марианна прежде никогда не встречала его в Лидгейте, иначе бы запомнила. В его глазах было столько холодного коварства, что она мгновенно насторожилась. Незнакомец с наглым видом кивнул, и Марианна вдруг со страхом поняла, что он знает ее.
Она наклонилась к Уильяму, сидевшему рядом:
– Вон там, что за человек со шпагой?
Уильям проследил за ее взглядом, и на его лице отразилась тревога.
– Это Эштон. Милорд считает его человеком Тирла. Он и есть тот самый негодяй, который зарезал солдата, пытавшегося поджечь поле.
– Почему граф позволяет ему свободно разгуливать по Лидгейту?
– О, Эштон нужен ему для особой цели. Можно не сомневаться, он доносит Тирлу только о том, о чем милорд хочет, чтобы он доносил, хотя этот проклятый ублюдок этого и не знает.
Марианна вопросительно посмотрела на Уильяма. Он опустил глаза, избегая ее взгляда. И тут ее озарило.
– Так вот зачем он здесь! Посмотреть на меня и передать сэру Питни, что твой хозяин поймал меня! Не так ли?
– Нет! – возмутился Уильям и схватил Марианну за руку. – Я уверен, что милорд не имеет отношения к появлению этого типа здесь. Наглец дьявольски любопытен, и скорее всего он просто слышал, что собирается совет. И он хочет посмотреть, в чем здесь дело, вот и все.
Марианна не могла ему верить. Ее не удивило бы, если бы Гаррет собирался отправить таким путем еще одно мстительное послание сэру Питни. У нее заныло под ложечкой. Хотел ли Гаррет, чтобы этот Эштон увидел ее или нет, но если этот человек, как и тот солдат, узнает ее, конец будет один. Или он сразу же сообщит графу, кто она, или передаст эти сведения сэру Питни. Кто знает, что сделает сэр Питни с этими сведениями?
Марианна исподтишка снова взглянула на Эштона, но на этот раз он склонил голову над кружкой эля.
«Пожалуйста, Господи, – молила Марианна, – сделай так, чтобы он не узнал меня».
Через несколько минут Эштон встал и вышел из гостиницы. Марианна не знала, радоваться ли ей. Уильям, нахмурившись, следил, как Эштон уходит, и это еще больше расстроило ее.
«Прекрати, – сказала Марианна себе. – Что толку все время думать об одном и том же». Она решительно запретила себе думать о человеке Тирла.
Но она не могла не беспокоиться, если не о людях Тирла, то о Гаррете и его настойчивости. Раньше она подозревала, даже боялась, что Гаррет был причастен к аресту ее отца. Но был ли в этом какой-то смысл? Гаррет верно служил королю, теперь она это знала. Он положил бы яд, чтобы обвинить ее отца в преступлении, только если бы был уверен, что помешает королю принять его и что его самого не смогут поймать.
Но если он так тщательно подготовил заговор только для того, чтобы обвинить отца и таким образом вернуть свои земли? Гаррет был одержим Фолкем-Хаусом и, вероятно, зол на ее отца за то, что тот купил имение. Но его ненависть к сэру Питни превосходила все. Почему-то Марианна верила, что Гаррет предпочел бы заговор против дяди, а не против ее отца, ибо дядя был настоящим виновником его изгнания.
Более того, сердце подсказывало ей, что Гаррет не мог бы так поступить. Человек, заботившийся о благополучии своих арендаторов, не мог погубить ее отца. Тогда кто же? Возможно, сэр Питни, поскольку он тоже хотел завладеть Фолкем-Хаусом, ненавидел ее отца. И все же поступил бы он так, зная, что его племянник вернулся и предъявил на имение законные права, которых у сэра Питни никогда не было?
Марианна отогнала от себя эти мысли. Сейчас ее больше беспокоила одержимость Гаррета желанием узнать ее имя. После долгой и тяжелой борьбы за возвращение в Англию станет ли он рисковать всем, покрывая человека, скрывающегося от правосудия? Если бы он когда-нибудь узнал…
Марианну все больше охватывал страх, и чем сильнее становился ее страх, тем яростнее она проклинала Гаррета за это его настойчивое желание узнать, кто она такая.
Наконец вниз по лестнице спустился хозяин гостиницы. Избегая смотреть на Марианну, он наклонился и что-то шепнул на ухо Уильяму. Тот кивнул и встал.
– Пойдемте, – сказал он Марианне, предлагая руку. Она оперлась на нее, потому что у нее дрожали ноги, и встала.
Проходя через комнату к лестнице, она увидела, что все смотрят на нее, с беспокойством ожидая, что она каким-то знаком даст им понять, что вполне владеет собой и их будущему, находившемуся в ее руках, не угрожает никакая опасность. Собрав всю волю, Марианна придала своему лицу выражение спокойной уверенности и поднялась по лестнице, убежденная, что жители Лидгейта могут положиться на нее.
Всего через несколько минут они с Уильямом стояли у двери в комнату, где собрался совет. Уильям осторожно постучал, и им разрешили войти. Войдя в комнату, Марианна увидела Гаррета, стоявшего в конце длинного стола. Он смотрел не на нее, а на людей, наблюдавших за тем, как она входила. Очевидно, Гаррет не сказал им, зачем их собрали, ибо на большинстве лиц было написано удивление.
Мистер Тиббет покраснел, что всегда с ним случалось, когда он попадал в неприятное положение. А мэр, над щегольством которого подсмеивался весь город, начал старательно расправлять кружева на своих штанах, как будто, занимаясь этим, он мог заставить Марианну исчезнуть.
Гаррет медленно перевел взгляд на Марианну. Она смело посмотрела ему в глаза.
Наконец тишину нарушил мистер Тиббет, громко прочистив горло. Затем, бросив взгляд на все еще молчавших членов совета, он отважился сказать:
– Милорд, может быть, было бы полезнее, если бы вы сказали нам, что все это значит?
Гаррет перевел взгляд с Марианны на Тиббета и перешел прямо к делу:
– Как вы знаете, с того времени, как я вернулся в Фолкем-Хаус и получил обратно свое наследство, я заинтересовался Лидгейтом. Мои арендаторы приезжают в ваш город за покупками, развлечениями… кружкой эля.
Один из присутствовавших нервно рассмеялся.
Гаррет продолжал:
– Как ваш ближайший сосед, от которого в немалой степени зависит ваше благополучие, я внимательно изучил и ваши нужды. Но сейчас мне нужна ваша помощь.
– Как это, милорд? – спросил мэр, подаваясь вперед.
– Вы все знаете Мину, – указывая на Марианну, сказал Гаррет. – Может быть, вы не… узнали ее без маски, но все равно, вы ее знаете. Как я понял, она лечила многих из вас и ваших детей.
В комнате раздались тихие голоса, подтверждающие его слова.
– Несмотря на то что она цыганка, я понимаю, что она оказывала большую помощь в этом городе. Я заметил, джентльмены, что Мина не та, кем она кажется. Она мне призналась, что в ней есть благородная кровь, возможно, вы этого не знали.
Марианна увидела страх на лицах людей. И поспешила спросить:
– Неужели необходимо объявлять всему свету, что я незаконнорожденная, милорд? Не вижу, чем это вам поможет.
Гаррет нахмурился, но он пытался скрыть свое недовольство.
– В любом случае ее прошлое нетипично для цыганки, – продолжал Гаррет, бросив на Марианну такой грозный взгляд, что от страха дрожь пробежала у нее по телу. – Недавно я также узнал, что у нее есть связи с моим дядей. – Он оглядел всех сидевших в комнате. – Вам всем очень хорошо известно, чего добивался мой дядя, как он забрал мои земли, когда я находился в изгнании. Но возможно, вам неизвестно, что после моего возвращения он подослал людей, чтобы сжечь мои поля и даже убить меня.
В ответ раздались гневные восклицания, и лица присутствующих посуровели. У Марианны часто забилось сердце. Она поняла, что Гаррет умело манипулирует членами совета, завоевывая их симпатии.
– Теперь вы понимаете, почему я вынужден быть осторожным, имея дело с незнакомыми людьми, особенно с теми, кто хорошо знает моего дядю. И поэтому я обращаюсь к вам. Я знаю, что раньше вы доверяли Мине, она лечила вас, не сомневаюсь, заслужила ваше доверие. Но с первой же минуты, когда я увидел ее, я заметил, что она что-то скрывает. И невольно заинтересовался, что же она скрывает и почему не хочет говорить о том, какие отношения существуют между ней и моим дядей.
Мистер Тиббет вдруг побледнел и взглянул на Марианну.
– Милорд, я уверен, что ее отношения с вашим дядей ничего не значат. Что касается того, что она что-то скрывает… осмелюсь сказать, что цыгане часто умалчивают о своем прошлом. Они… они ведут довольно распущенный образ жизни.
Гаррет помолчал, как бы обдумывая услышанное, хотя видел явное смущение мистера Тиббета, затем спросил:
– Как же вы можете так доверять одной из них? Разве вы не задаете себе вопроса, зачем ей лечить вас? Разве не удивляетесь, что она не берет с вас денег?
Марианна сдержала стон. Все ее глупые ошибки оборачивались против нее. Поднялся мэр:
– Но она берет у нас деньги, милорд. – Он запнулся, словно не был уверен, что сказал то, что надо. – Я хочу сказать, что за то добро, которое она делает всем нам, стоит дать ей немного золота.
Гаррет устремил на Марианну холодный взгляд.
– Значит, ты отказываешься брать только мои деньги? – спросил он.
Она нервно сглотнула, но ничего не ответила.
– Милорд, не думаю, что вам надо беспокоиться о нас, – поспешил вставить мистер Тиббет, пытаясь отвлечь внимание графа от вопроса о деньгах. – Мы и раньше имели дело с цыганами. Некоторые из них, бесспорно, негодяи и воры, но мы можем поручиться зато, что Мина заслуживает доверия. Она никому из нас не причинила зла.
Гаррет гневно оглядел каждого из членов совета.
– Тогда скажите мне вот что. Почему она лгала мне, всем нам? И зачем ей маска?
Мэр откинулся на спинку стула и пожал плечами:
– Кто знает? Женщины такие странные. Возможно, она застенчива.
Несмотря на страх, Марианна с трудом сдержала улыбку. Подумать только, эксцентричный мэр Лидгейта нашел такое абсурдное объяснение.
– Может быть, она не хотела, чтобы мы считали ее… женщиной легкого поведения, – заметил другой член совета. – Таких, знаете ли, много среди цыганок. Может быть, она боялась, что мы примем ее за такую, если она… будет открыто показывать свою привлекательность. Вы меня понимаете. – Он смущенно взглянул на Марианну, как будто хотел сказать, что это лучшее объяснение, которое он смог придумать. В знак благодарности она чуть заметно улыбнулась ему.
Однако Гаррет не был удовлетворен. Он зло стиснул кулаки.
– Кажется, вы все готовы смотреть сквозь пальцы на странные привычки Мины. Но до сих пор вы не объяснили сколько-нибудь убедительно, что связывает ее с моим дядей.
У мистера Тиббета хватило храбрости ответить:
– Милорд, вас это не должно беспокоить. Сэр Питни, если он ваш враг, – он враг и нам. Я нисколько не сомневаюсь, что Мина в этом солидарна с нами.
– Конечно, – решительно заявила Марианна. – Я ненавижу сэра Питни.
– Почему? – обратился ко всем Гаррет, неожиданно подходя к столу, за которым сидели члены совета. Он уперся кулаками в стол и, наклонившись вперед, обвел всех взглядом. – Скажите мне, джентльмены, зачем ей это нужно? Она цыганка. У нее нет причины становиться на мою сторону против дяди, как это делаете все вы. У нее нет земли и нет никаких обязательств передо мной. Так почему мой дядя стал врагом Мины? Что он ей сделал, чтобы она ненавидела его?
Сидевшие за столом пришли в замешательство. Тишина в комнате становилась гнетущей.
– Я вам уже говорила, – торопливо объяснила Марианна. – Он знал об отношениях моего отца с моей матерью вполне достаточно, чтобы погубить его.
– А теперь помолчи, – приказал Гаррет Марианне, даже не взглянув на нее. В этом не было необходимости. Жестокого выражения его лица хватило бы, чтобы заставить замолчать любого.
Он оглядел каждого сидевшего за столом.
– Когда Мина впервые приехала в Лидгейт?
Мужчины стали растерянно переглядываться. Марианна едва удержалась, чтобы не ответить за них. «Пожалуйста, Господи, – страстно взмолилась она, – дай им мудрости и не позволь сказать что-либо, что не совпадало с моими словами». После долгого молчания мэр произнес:
– Я… я что-то не могу припомнить, милорд. Однажды мы просто поняли, что она живет неподалеку, вот и все.
Гаррет повернулся к Тиббету:
– И ваш ответ тоже таков, мистер Костоправ?
Лицо мистера Тиббета приобрело все оттенки красного, когда он услышал свое старое семейное прозвище. Было ясно, что он разрывается между своей привязанностью к Гаррету и преданностью Марианне. Поколебавшись, он опустил глаза и кивнул.
– Кто-нибудь из вас знал ее отца? – неожиданно спросил Гаррет присутствующих. – А ее мать?
Стояла тревожная тишина. Это еще больше разозлило Гаррета.
– Вы, господин мэр. – Мэр смущенно заерзал на стуле. – Вам есть что сказать мне о личности Мины, что бы убедило меня в том, что ей можно доверять?
У мэра был такой вид, будто он вот-вот упадет в обморок.
– Милорд, – выдавил он из себя, – однажды она грозилась отхлестать вашего дядю кнутом.
Марианна едва не расхохоталась. Она почти забыла о том случае, когда набросилась на сэра Питни. В тот день он пришел к ее отцу с последним предложением продать дом.
Однако Гаррета слова мэра нисколько не рассмешили. Он стукнул кулаком по столу:
– Да понимаете ли вы, джентльмены, с кем имеете дело?
Снова наступило молчание.
– Чем она вас всех покорила? Как эта девчонка может заставить вас так рисковать, защищая ее?