6

Ночь была морозная и ясная, но не такая холодная, как в день бала. Саймон сидел за столом в своей комнате и смотрел в окно. Он отпустил слугу — свободного негра по имени Луис, и теперь совсем захмелел от бренди, которое прислал ему Жак Зэн в знак дружбы.

Сегодня он опять ходил на бал. Понимал, что совершает ошибку, и все равно пошел. Себя не обманешь — он хотел увидеться с мадемуазель Гирон. Посмотреть на нее издали. К сожалению, стоило ей только заметить его, как она сразу же подала этот глупый условный знак, о котором упоминала в день их последней встречи: сигнал того, что она будет ждать его на балконе. Он не пошел ни на какой балкон. Удрал с бала, как последний трус, и вернулся домой. Он вздохнул и посмотрел на стол, где были разложены три ее письма — по одному в день. И каждое последующее было еще более нахальным и требовательным, чем предыдущее.

Рано или поздно придется на них отвечать. Она писала, что четыре предложенных майором имени не произвели на кузину ни малейшего впечатления, и просила подумать, что делать дальше. Может, он перепутал имена или кого-нибудь забыл упомянуть?

Он покачал головой. Кроме этих четверых, никто из его подчиненных не покидал Нового Орлеана за последние два месяца. Так что одно из двух: или она сама что-то напутала, или ее кузина просто дурачится.

Скорее всего, последнее. И еще мадемуазель Гирон вот до чего додумалась: она говорит, что отцом ребенка может быть не солдат, а офицер. Карамба и черт подери, эта кузина наверняка наврала ей с три короба. Женщина, оказавшаяся в столь опасной ситуации, готова городить бог знает что.

Проще, конечно, было бы об этом вообще не задумываться. Но само собой ничего не происходит. Значит, Дезире клянется, что ее любимым был американский солдат, который теперь уехал. Таким образом, она может скрыть его имя и спокойненько выйти замуж. Мадемуазель Гирон говорит, что девушка не особо привлекательна. Так почему она будет пренебрегать шансом отхватить себе богатого мужа?

Однако Камилле он сказать этого не может. Она попросту обидится в очередной раз. Она наотрез отказывается верить, что ее кузина может строить какие-то корыстные планы.

Он глотнул бренди. Горло обожгло, и по всему телу разлилось приятное тепло. Внутри потеплело. Он развязал галстук и бросил его на стол. Потом скинул пиджак, жилетку и расстегнул верхние пуговицы на рубашке. И сделал еще глоток бренди, затем еще и еще.

Нужно отдать должное Зэну — напиток отличный, может, даже самый лучший. Пират ничего не делал наполовину. Так же, как его племянница. Если она поставила себе цель найти любовника кузины, то ее ничто не остановит.

Он откинулся на спинку стула, и хмель повлек его мысли туда, куда он запрещал себе заглядывать в трезвом виде. Камилла Гирон на балу! Она была в одном из этих дурацких полупрозрачных платьев, которые оставляют мало простора для воображения. Когда она стояла, или шла, или танцевала, ему чудилось, что он видит под тканью ее красивые длинные ноги и узкие щиколотки.

Он мрачно допил бренди. Однако не он один положил глаз на девушку. После выступления на предыдущем балу к ней как магнитом тянуло креолов… Он успел заметить, как она танцевала по крайней мере с двумя из них.

Креолы. Он усмехнулся. И как она вообще терпит этих напыщенных снобов? Один негодяй прижался к ней так плотно во время танца! Щеки ее пылали, а тело грациозно повиновалось ритму музыки. Неудивительно, что в головах молодых людей возникали весьма фривольные мысли.

С губ его сорвался вздох. Вероятно, мысли, схожие с его теперешними, терзали многих. Как жаждал поцеловать он этот влекущий розовый рот, выпустить из плена шпилек и гребней волосы и погрузить в них пальцы… уложить ее в постель…

Карамба, черт тебя подери! Он заерзал на стуле от резкой боли в паху. Если и дальше продолжать в том же духе, он скоро сойдет с ума. Он не переставая думал о ней с их последней встречи, поэтому, как дурак, потащился сегодня на бал. Не смог удержаться, так захотелось ему увидеть Камиллу.

И почему она на него так действует? Рассказ Мариньи о ее детстве, конечно, вызвал в нем сочувствие, но дело не только в этом. И даже не в том, что она так восхитительно красива. Нет, этого нельзя объяснить. Он только понимал, что думает о ней больше, чем допустимо… и безопасно.

Ее ежедневные послания только подливали масла в огонь. Если бы он мог потянуть время, пока не разберется с Жаком Зэном… Тогда бы до нее дошло, что он ничем не может помочь ее кузине.

К сожалению, промедление невозможно. Ближайшая возможность арестовать Зэна и его людей появится у него не раньше чем через две недели, когда пираты предпримут вылазку в город для сбыта нелегальных товаров. Тут он их и сцапает.

Кроме того, тянуть время означало избегать ее. А это оказалось выше его сил. И игнорировать ее отчаянные послания он тоже не мог. Он просто обязан объяснить ей, что она ошибается насчет своей кузины, иначе и быть не может.

Он взял ее последнюю записку, перечитал и вздохнул. Очередная версия, как обычно. Она предполагает, что кузина говорила не о солдате, а о ком-то другом, имеющем отношение к Саймону, может быть, об офицере. Проблема в том, что ни один офицер не покидал города за последние месяцы.

Но был человек, имя которого связано с Саймоном и который уехал из Нового Орлеана после недолгого пребывания. И этот человек — его младший брат Нейл.

«Это невозможно, — говорил он себе, шагая по комнате. — Нейл не повел бы себя как негодяй. Никогда! Он хорошо понимает, что такое честь».

Если Джошуа и Саймон провели детские годы на природе, путешествуя с отцом в самые отдаленные закоулки страны, то Нейл родился как раз перед тем, как отец приобрел торговую компанию. Саймону тогда исполнилось девять, а Джошуа тринадцать. Так что Нейл был цивилизованным человеком до мозга костей. В чем, в чем, а уж в этом отец преуспел. Мать Саймона умерла, рожая Нейла в полузаброшенной избушке вдалеке от врачей. Отец принял единственно возможное решение — перевезти семью в город. Так что Нейл воспитывался в совершенно иных условиях, чем Саймон и Джошуа.

Джошуа пошел в армию в шестнадцать лет, Саймон последовал его примеру, едва дождавшись положенного возраста. Нейл единственный, кто остался заниматься семейным бизнесом. Когда отец заболел, именно младший брат взял в свои руки управление торговыми операциями, и у него, надо признать, отлично получалось. Он был смелым, честным… может, излишне скромным, но, несомненно, хорошим человеком. Нет, ему было не свойственно обманывать юных дев.

И уж разумеется, если бы Нейл соблазнил девственницу, он бы обязательно на ней женился. Не бросил бы ее беременной, не позволил бы выходить замуж за нелюбимого человека.

Кроме того… Саймон налил себе еще бренди. Кроме того, Нейл… ну, словом… он совсем другой. Он мягкий и настолько уважает женщин, что частенько позволяет им водить себя за нос. Мадемуазель Гирон сказала, что кузина ее порвала с любовником, когда узнала, что отец будет возражать против их свадьбы. Саймон слишком хорошо знал, что, если женщина решает порвать с Нейлом, он не будет спорить, уважая ее решение, а отправится зализывать раны в одиночестве.

Но все это, разумеется, вовсе не означает, что именно Нейл был любовником Дезире Фонтейн.

Саймон потряс головой, чтобы в мозгу прояснилось. Несмотря на алкогольный туман, он знал, что прав. Нейл не способен совершить ничего предосудительного. Он не стал бы заводить роман с девушкой, чья семья недовольна его происхождением. Нейл относился к подобным условностям с намного большим уважением, чем кто бы то ни было из знакомых Саймона.

Саймон шагнул к столу и поставил стакан. Нет, Нейл не может быть отцом ребенка. Это абсолютно невозможно. Значит, кузина Камиллы просто выдумала эту историю.

Но тогда перед ним снова встает дилемма. Как убедить в этом Камиллу? И каким образом тогда он предупредит ее вмешательство в план поимки Зэна?.. Ах, черт!..

…Луна посеребрила крыши Нового Орлеана, когда Камилла тайком выскользнула из дома Фонтейнов. Она на мгновение замерла у стены и огляделась в бледном сиянии уличных фонарей. Похоже, ее исчезновения никто не заметил. Ну и слава богу — и без этого проблем выше головы.

К счастью, на улице в этот вечер было почти безлюдно, хотя время было не позднее. Соседи еще не вернулись с бала, откуда она только что сбежала. Майор Вудвард тоже там был, но никак не отреагировал на ее знаки, так что ей не удалось потребовать у него ответа на все ее записки.

Он просто взял и удалился, а она чуть не выскочила вслед за ним, окончательно рассвирепев. И тогда ей пришла в голову великолепная мысль. Он же говорил, что живет за городскими воротами на Бэйю-роуд. Почему бы ей не отправиться прямиком туда и не заглянуть в гости к майору? Тогда уж он не отвертится от прямого ответа.

Сказавшись больной, она попросила дядю отпустить ее домой. Август Фонтейн был всецело поглощен заботой о том, чтобы Дезире проводила как можно больше времени с месье Мишелем. Тетушка во все глаза следила за другими дочерьми. Благодаря этому Камилле было позволено не только покинуть бал, но и вернуться домой без сопровождения.

Она не могла не воспользоваться такой прекрасной возможностью потратить два часа с лишним как ей заблагорассудится. Примчавшись домой, она сказала Чу-чу, что ложится спать, а сама — за дверь. Теперь остается только отыскать дом вероломного американца и призвать его к ответу.

Это, разумеется, безрассудство. Ни одна благородная леди не отправится в гости к мужчине без сопровождения. Тем более к мужчине вроде майора Вудварда. Сама идея подобного поступка внушала ей трепет. Но она была ко всему готова! Рука ее скользнула в карман пальто и нащупала перламутровую рукоять кинжала, некогда принадлежавшего отцу. Если майор начнет выходить за рамки дозволенного, она по крайней мере сможет за себя постоять.

Нужный ей дом оказался несколько дальше, чем она предполагала. После утомительной прогулки по совершенно пустой ночной дороге она наконец добралась до пересечения Экспландэ и Бэйю-роуд. Здесь стоял единственный дом, эта часть Нового Орлеана еще не была толком заселена. Неудивительно, что дядя Жак обеими руками ухватился за идею использовать это здание как перевалочный пункт. Позади столь удобно расположенного дома шумел залив, вокруг — ни одной живой души, ни одной постройки, так что вряд ли кто-то заметит небольшую группу людей с поклажей.

Волнуясь, Камилла поднялась на крыльцо. Постучав, она сразу поняла, что действительно не ошиблась адресом, потому что до боли знакомый голос прорычал из-за двери:

— Кто там?

Она не ответила, боясь, что, узнав посетителя, он не откроет. На ее счастье, это сработало, за дверями раздались шаги, щелкнул замок, и она очутилась лицом к лицу с майором Вудвардом.

Он держал в руке канделябр с горящими свечами, ярко освещая собственное изумленное лицо.

— Мадемуазель Гирон, — словно не веря своим глазам, удивленно произнес он.

Она сразу же засомневалась в правильности своей затеи, заметив, что на нем ни пиджака, ни жилета, а рубашка наполовину расстегнута. Вид был довольно-дикий и беспокойный, не так должен выглядеть человек, с которым не страшно оставаться наедине.

— Я… прошу прощения, сэр… вижу, я не совсем вовремя…

— Вовсе нет. Зайдете? — Он освободил проход и оглядел улицу за ее спиной. Она медлила и неуверенно смотрела на него. Тогда он добавил чуть резче: — Да заходите же, пока вас никто не заметил.

Она молча вошла, хотя в душе кляла себя на чем свет стоит за то, что явилась вот так, без предупреждения — мало ли чем может быть занят человек. Вудвард закрыл дверь и поставил свечи на столик в прихожей.

— Позвольте вашу накидку, мадемуазель, — голос у него был хрипловатый, а тон несколько фамильярный.

Да, ей не стоило приходить, это точно.

— Нет, я… я вообще-то ненадолго, — начала она, но он уже развязал ей пояс, и, не успела она опомниться, накидка уже висела на вешалке.

Он снова обернулся к ней, в глазах плясали пугающие огоньки.

— Итак, мадемуазель Гирон собственной персоной. Какая нежданная радость, — это прозвучало немного насмешливо, а глаза его, печальные и любопытствующие, скользили по ее платью.

Она не переоделась после бала и теперь корила себя за оплошность. Платье было весьма неподходящим для делового разговора. Для бального зала, где сотни других женщин были одеты примерно так же, этот наряд годился как нельзя лучше, но в тесной комнате, освещенной мягким сиянием нескольких свечей, он казался просто вызывающим. Под голодным взором майора Вудварда Камилла ощущала себя девственницей, отданной на растерзание ненасытному дракону.

Ох, право, лучше было дома сидеть. До чего же она глупа! Теперь надо как можно скорее ретироваться, да постараться сделать это повежливее, чтобы, не дай бог, не обидеть его. Она шагнула к вешалке, схватила накидку и поспешила к выходу.

— Я вижу, что пришла не вовремя, месье, — бросила она на ходу, — не хочу отнимать у вас время, извините…

Ей удалось даже отворить дверь, но он тут же захлопнул ее перед самым носом Камиллы. Она резко обернулась и снова, как тогда на улице, попалась в ловушку его рук.

— Ну что вы, не уходите. Зачем же так торопиться? — Его голос, бархатный, обволакивающий, окончательно поверг Камиллу в смятение. — Вы ведь еще не сказали, зачем пожаловали.

Тут она вспомнила, что вооружена, хотя кинжал лежал в кармане накидки, которую в этот момент она держала в руках. Она ощущала под ладонью его твердый край и при необходимости могла им воспользоваться, нужно только немного ловкости. А уж этого ей не занимать.

Гордо подняв голову, она медленно нащупала кинжал, пытаясь незаметно высвободить его.

— Вы пьяны! — бросила она ему в лицо, вложив в это слово все презрение, на какое только была способна.

Губы его скривились в циничной усмешке.

— Ну разве самую малость. Я как-то не ждал гостей, знаете ли. А бренди вашего дядюшки весьма действенно…

— Моего дядюшки? — удивленно переспросила она, помня в этот момент только о дяде Августе. Потом сообразила, что он говорит о дяде Жаке. — Ах, нонк Жак.

— Да-да, нонк Жак, тот самый пират. — На мгновение она удивилась горечи, звучавшей в его словах, но тут же забыла об этом, встретившись с его глазами, которые пристально ее ощупывали, как будто платье не было им преградой. — Вы мне вот скажите, мадемуазель. А что подумает ваш нонк Жак, если узнает, что его Пиратская Принцесса пожаловала к мужчине среди ночи?

Она вдруг расстроилась, услышав от него это прозвище, доставлявшее ей столько огорчений.

— Не называйте меня так.

— Ну, почему же? На мой взгляд, вполне по существу, и притом идет вам, разве не так? Дочь знаменитого пирата! Ни одной женщине на свете так не шло это прозвище, как вам. Вы ведь вечно бросаетесь в бой, лезете на рожон, ищете опасности, правда?! Вот как сейчас, например, — голос его дрожал от злобы. — Не стоило вам приходить сюда, Принцесса.

— Я… догадалась. Так что, если позволите, я уйду, майор Вудвард.

— Так официально? — он насмешливо приподнял бровь. — Зовите меня просто Саймон. А я буду звать вас Камиллой. Мы с вами уже достаточно близко знаем друг друга.

Она замерла на месте. Что он имеет в виду? Почему он так смотрит на нее, почему так сверкают его глаза? Она почувствовала, как от лица отхлынула кровь. И вдруг сообразила, что сама-то глаз не сводит с его широкой груди. Он так эффектно выглядел в своей полурасстегнутой рубашке, открывающей ее нескромному взгляду его сильное, крепкое тело.

Пресвятая Дева Мария, что с ней происходит? Камилла заставила себя погасить неведомые доселе чувства, грозящие погубить ее. Она сжала руки и с облегчением вздохнула, ощутив под пальцами рукоять кинжала. Это придало ей уверенности.

Когда Вудвард приблизился почти вплотную, она выхватила оружие и приставила к его животу.

— Отойдите, — сказала она тихо. — Отойдите, или я применю его по назначению.

Чтобы продемонстрировать всю серьезность своей угрозы, она немного надавила на клинок, чтобы он почувствовал острие. Удивление вспыхнуло у него в глазах. Он опустил взгляд и недоуменно уставился на нож.

К ее изумлению, с губ его сорвался смешок.

— Ах, так Принцесса Пиратов не на шутку готовилась к этому походу и пожаловала с ног до головы вооруженная, а? — Он смотрел на нее и не двинулся ни на дюйм. — Значит, вы догадывались, что мои мысли о вас далеки от… ну, скажем, мыслей джентльмена. Вы знали, что я буду один дома ждать вас?

Несмотря на страх, она вздрогнула от возбуждения. Его откровенность ошеломила Камиллу, вот так просто заявить, что он желает ее.

— Пожалуйста… отойдите, — произнесла она дрожащим голосом.

Но он и не подумал. Вместо этого прижался еще теснее, вынуждая ее либо погрузить клинок ему в живот, либо… Она, конечно, стала отодвигать руку дюйм за дюймом, а он наклонялся все ближе.

— Чего же вы боитесь? — Глаза его, казалось, излучали уже живой огонь. — Что я сделаю это? — Он поцеловал ее, будто легчайшее перышко опустилось ей на щеку, и она ощутила его дыхание. — Или это? — Второй поцелуй, такой же невесомый, коснулся краешка ее губ.

Она почувствовала слабый запах бренди, но это ее не раздражало. Он смешивался с мускусным запахом его тела и уносил ее воображение так далеко, что постепенно Камилла и понимать перестала, где она и что происходит. Пальцы, сжимавшие рукоять, ослабли, она не могла пошевелиться и умирала от желания узнать, что же будет дальше.

И он не заставил ее долго ждать. Его губы приблизились к ее губам, дыхания слились в одно, и он шепнул:

— Вот что я нестерпимо хочу сделать с того самого дня, как увидел вас впервые, — и поцеловал ее в губы.

Она испытала настоящий шок, ощутив его губы, теплые и твердые. Ее никогда еще не целовал мужчина. Ни разу. Камилла не очень понимала, почему она их не привлекает. Она просто смирилась с этим, но теперь была рада, что так долго оставалась в неведении. Ах, ни один человек на свете не смог бы это сделать лучше майора Вудварда.

Он дотрагивался до ее губ мягко и ласково — как на флейте играл. Она и не представляла, сколько нежности можно вложить в поцелуй, сколько волнения.

Как сквозь сон почувствовала она его пальцы на своем запястье: он отвел руку с кинжалом, и теперь им ничто не мешало. Потом, нежно поглаживая шею Камиллы, вновь припал к ее рту.

Когда он пробежал языком по ее полураскрытым губам, она испугалась, но он слегка провел пальцем по ее подбородку, коснулся щеки, заставляя ее следовать своим желаниям. Она не успела опомниться, как его язык коснулся ее языка, затевая нежнейшие и опасные игры.

Она охнула и отшатнулась, но деться было некуда, сзади была стена. Он смотрел на нее своими бездонными глазами, а она молча погружалась в них, растворяясь и погибая, только это ей и оставалось. В одном дядя Август оказался прав: Саймон Вудвард, очевидно, имел к ней один-единственный интерес, и этот интерес заключался не в женитьбе. Кроме того, теперь-то она знала, какой он грубый и беспринципный человек. Это следовало из его отношений с дядей Жаком.

Тем не менее, когда он обнял ее покрепче и их губы снова слились, она не предприняла никакой попытки остановить его. И даже приоткрыла губы навстречу.

И тогда характер поцелуя резко изменился. Саймон жадно прижался к ее рту, будто хотел выпить ее до дна. Кровь текла расплавленным огнем, пульсируя в венах, колени подгибались. Комната исчезла, когда его язык глубоко проник в рот Камиллы, призывая ее ответить тем же.

И она ответила. Когда она нерешительно коснулась его языка своим, глаза ее медленно закрылись, а у него вырвался стон. Пальцы его поглаживали ей шею, затем опустились ниже, коснулись груди… Но она все так же ничего не сделала, чтобы его остановить, только глубоко вздохнула и выгнула шею, чтобы еще лучше ощутить вкус его поцелуя, его нежности, его страсти.

Он целовал ее долго, умело и уверенно. Его пальцы скользнули по обнаженной коже над вырезом платья, и ей захотелось, чтобы они дотронулись до кожи, скрытой тканью. Кинжал окончательно выскользнул из безвольных пальцев и ударился об пол. Она обняла Саймона за талию, наслаждаясь силой мышц, напрягавшихся под ее прикосновениями.

Он со стоном оторвался от ее губ и покрывал поцелуями ее щеки, тонкую кожу вокруг глаз, розовые уши.

— Вам определенно не следовало приходить, — шепнул он и чуть-чуть прикусил ей мочку уха. — Вы сводите меня с ума.

— Саймон, прошу вас, — пробормотала она, умоляя то ли о пощаде, то ли прося не останавливаться.

— Я видел вас на сегодняшнем балу, — в голосе проскользнули резкие нотки. Он прижался губами к ее шее. — Видел: вы танцевали с этими чертовыми креолами, которые вас ни капли не уважают.

Пресвятая Дева Мария, он ее ревновал.

— Вы меня в этом обвиняете? Но сами-то вы меня не пригласили, не так ли?

Он вдруг резко отстранился. В глазах запрыгали злые огоньки.

— Я боялся, что у вас потом будут неприятности с месье Фонтейном.

Она опустила глаза.

— Да, понимаю. Поэтому я и пришла сюда, чтобы поговорить.

— Скорее, чтобы помучить меня. — Его взгляд был полон грубого желания. Он погрузил пальцы в гущу ее волос, на пол посыпались шпильки и гребни, и кудри упали ей на плечи. — И вы будете говорить мне, что кузина ваша была невинной, когда ее соблазнили, — он покачал головой и накрутил завиток на палец. — А на самом-то деле вы обе слишком хорошо знаете, как поймать мужчину на крючок в минуту слабости. Кто бы он ни был, этот ее любовник, он, вероятно, просто не в силах был сопротивляться такому искушению. Бедный дурачина.

Она смотрела на него, онемев от неожиданности. Он снова властно притянул ее к себе, но на сей раз она его оттолкнула. Значит, он решил, что они с Дезире… нарочно соблазняли мужчин! Да как он посмел! Негодяй!

Она вырывалась, кипя от возмущения.

— Дезире не соблазняла парня, который бросил ее беременной, уверяю вас! А уж я-то сюда тем более шла не за этим.

Он не выпустил ее, и голос у него был коварный, как у самого дьявола.

— А зачем же в таком случае вы пожаловали посреди ночи в дом одинокого мужчины — одна, безо всякой защиты?

— Я пришла не беззащитной, — она растерянно оглядела пол в поисках кинжала. Своим глупым молчаливым согласием она, наверное, еще больше утвердила его в мысли, что креолкам остро не хватает целомудрия. Теперь он, конечно, не испытывает ни малейшего желания помогать Дезире. — Я принесла оружие! Я пыталась остановить вас, прекратить ваши… отвратительные ухаживания!

— Вот как! «Отвратительные ухаживания»?! — Лицо его потемнело, как небо перед штормом. Он проследил за направлением ее взгляда и увидел кинжал. — Ах да, я и забыл. Вы и впрямь принесли оружие! — Он поднял кинжал, поиграл им и протянул ей, пристально глядя в самые зрачки ее глаз. — Вот ваша защита, Принцесса. Берите и защищайтесь.

Она с беспокойством взирала на протянутую руку. Секунду помедлив, она все-таки схватила нож, но он мгновенно перехватил ее руку и приставил лезвие к своей обнаженной груди.

— Ну давайте, — усмехнулся он, — накажите меня за «отвратительные ухаживания». — Он заставлял ее надавливать на кинжал, пока острие не пронзило кожу и на поверхности не выступила капля крови. — Вы меня можете на кусочки порезать, а я даже не смогу вас арестовать. Слишком много вы знаете о моих преступных связях. Вы ведь так в себе уверены! — Он отпустил ее руку. — Так не бойтесь, вырежьте свои инициалы на моей груди. Отплатите мне за все. Ну, что же вы?!

Рука ее дрожала. Она никогда не причинила бы ему боль, тем более после того, что произошло между ними. Но она также не хотела, чтобы он думал, что они с Дезире — легкомысленны и доступны.

— Я не имела в виду…

— Чего?! — он вздернул бровь и встал в позу полного безразличия, будто она не держала у его груди смертельное оружие. — Чего вы не имели в виду? Может, мои ухаживания вовсе не были такими уж отвратительными? Может, они вам даже понравились? Или у вас не хватает смелости в этом признаться?

Она молчала. Саймон взял нож из ее рук и бросил со страшной силой. Кинжал с резким стуком вонзился в дверь за ее спиной.

— И впредь не лгите, что наши желания не обоюдны, — проговорил он с насмешкой. — Может быть, вам и «отвратительно» сознавать, что вы желаете такого «американского дикаря», как я, но это несомненно. По-моему, наш поцелуй говорил сам за себя. Вот почему вы пришли сюда, и вот почему…

— Я пришла попросить у вас помощи. Без вас я не смогу найти любовника Дезире! Только и всего!

Он отрицательно покачал головой.

— Нет, не все. Иначе вы не пожаловали бы сюда ночью, да еще в таком соблазнительном наряде, — он окинул ее взглядом с ног до головы, и Камилла чувствовала жар там, где его взгляд касался ее тела. — Можете объяснять себе свой приход как угодно, но на самом деле вы пришли потому, что между нами что-то есть, и это «что-то» заставляет нас искать встреч друг с другом.

Она начала было протестовать против такой наглой самоуверенности, но он не дал ей и слова сказать и продолжал тоном, в котором читалась неприязнь к самому себе:

— И я поплелся сегодня на бал по той же самой причине. Мне было необходимо видеть вас. Потому что… — он дышал с трудом, — потому что я слишком сильно желаю вас.

Не обратив внимания на дрожь, вызванную его признанием, она вздернула подбородок.

— И как все мужчины, вы полагаете, что ваше желание — закон для любой женщины.

— Ах, вы до сих пор пытаетесь протестовать?! — Он шагнул к ней и, обняв крепкой рукой за талию, второй резко поднял вверх ее подбородок и поцеловал. Поцелуй его был скорее наказанием, а не лаской.

Она хотела бы не отвечать на него, но это было выше ее сил. Двадцать пять лет прожила она без мужской ласки и за один вечер поняла, сколько она упустила. До появления Саймона она и не предполагала, что в теле ее живут какие-то желания, и теперь, когда он их пробудил, вряд ли ей удастся запрятать их обратно в потаенные уголки души.

Он упорно целовал ее, пока она не сдалась и не раскрыла губы ему навстречу. Жар, распалявший его, становился все сильнее, а свободная рука перемещалась по ее телу намного раскованнее, чем прежде. Он гладил ее спину и бедра, как будто платье, разделявшее его ладонь и ее кожу, было невидимым. Это было возмутительно… оскорбительно… восхитительно!

Когда он наконец остановился, глаза его сверкали.

— Ну что, будете и дальше отрицать? Собираетесь настаивать и впредь, что вам отвратительны мои поцелуи?

С прерывистым дыханием и дрожью в каждой клеточке тела она никак не могла бы доказать обратное. Краснея, она отвела взгляд.

— Вряд ли, — с трудом проговорил он.

Он слишком резко разжал объятия, так что она едва не упала. Он подошел к двери, вытащил нож и отдал ей, потом поднял пальто. В глазах у него была усталость.