ГЛАВА 24

Официант немедленно принес меню, когда лорд Фитэйн, не посоветовавшись с насмерть перепуганной женой, объявил, что собирается отобедать в каюте.

– Ты не подвержена морской болезни, Катриона? – с холодной вежливостью спросил он, в то время как два стюарда наводили блеск в каюте и расставляли корзины с цветами и фруктами.

Видимо, лорд проявил исключительную щедрость и великодушие, если вся прислуга на корабле заглядывала ему в рот и проявляла готовность выполнить любое его распоряжение. Правда, Катриона имела все основания усомниться, что подобное поведение распространяется и на нее.

– Я… я не знаю. Я никогда не путешествовала на корабле, разве только по Тибру, с тобой.

Она бросила на мужа быстрый многозначительный взгляд, но он в этот момент был всецело поглощен изучением меню и, казалось, совсем забыл о проведенных вместе счастливых днях и часах.

– Думаю, если бы ты была предрасположена к морской болезни, это бы уже как-то дало о себе знать – по-прежнему не глядя на Катриону, равнодушно констатировал Питер.

Он заказывал все новые и новые блюда, а в душе у молодой женщины поднимался молчаливый протест. Меньше всего ей сейчас хотелось есть.

С свойственной ей неуклюжей прямолинейностью она решила немедленно поговорить с мужем.

– Я знаю, ты на меня сердишься…

– Сержусь? – перебил ее Питер и снова повторил. – Сержусь?! Если вы решили, что я просто сержусь, миледи, то вы либо совсем меня не знаете, либо ваши умственные способности соответствуют вашему умению лгать. Однако, – он сделал нетерпеливый жест рукой, – мы поговорим об этом несколько позже. У вас есть достаточно времени, чтобы переодеться.

– Я не буду переодеваться. Я…

– А я, – снова перебил ее Питер, и опять в его голосе прозвучало ледяное презрение, – не желаю сидеть за столом с женой, одетой в грязное и мятое дорожное платье. Мы поговорим после обеда.

Катриона подумала, что ее возлюбленный Пьетро, с которым ей было так хорошо во Фридженти, и этот напыщенный английский лорд были совершенно разными людьми – с теперешним лордом Фитэйном будет очень трудно поладить. Несмотря на страх, который она вдруг стала испытывать перед мужем, Катриона сделала попытку сохранить собственное достоинство и, высокомерно вздернув подбородок, заявила:

– Я бы предпочла поговорить именно сейчас.

– То, что ты предпочла бы, в данный момент не имеет для меня ни малейшего значения, – холодно ответил он. – Будь любезна, позови горничную, чтобы она помогла тебе переодеться. Я не намерен долго ждать.

Когда супруги жили на вилле в Риме, Питер всегда отсылал прислугу и они обедали вдвоем. Здесь же официанты постоянно кружились возле стола, а он в это время вел ни к чему не обязывающий бессмысленный разговор. Катриона не слышала и половины слов, а отвечала кратко и неохотно.

– Ты ничего не ешь, дорогая, – небрежно сказал он, с аппетитом поглощая обильный обед.

– Я не голодна, – ей стоило большого труда сохранить спокойствие.

В душе молодой женщины все кипело от негодования. С какой бы радостью она запустила свою тарелку с едой в нахальную физиономию этого негодяя.

Казалось, Питер прочел мысли супруги и с пониманием усмехнулся. Катриона решила, что если проклятый лицемер снова посмеет сказать ей «моя дорогая», она отбросит к черту всякую осторожность и вцепится в мерзавца мертвой хваткой. Лорд или не лорд, муж или не муж, она не намерена терпеть все эти издевательства до конца своих дней.

Приняв такое решение, она встала и, прижав салфетку к губам, пробормотала:

– Прошу прощения. Вы можете присоединиться ко мне, когда пожелаете, – Катриона грациозно наклонила головку и коварно улыбнулась, с вызовом посмотрев на мужа.

«Не станет же он устраивать скандал перед прислугой!»

– Я скоро приду, дорогая, – вынужден был согласиться он.

Несмотря на маленькую победу, молодая женщина боязливо ждала появления мужа. С каждой минутой страх овладевал ею все больше и больше. Питер отсутствовал целый час, и от перенесенного напряжения Катрионе сделалось плохо. Она решила, что у нее и в самом деле начинается приступ морской болезни, или это – результат перенесенного только что потрясения и нужно просто подышать свежим морским воздухом, выйдя на палубу.

Муж вошел в каюту именно в тот момент, когда Катриона протянула руку за плащом.

– Он тебе не понадобится, дорогая, – спокойно заявил он, вешая плащ обратно на крючок.

– Не смей называть меня «дорогая»!

– Ты предпочитаешь, чтобы я называл тебя как-нибудь иначе? У меня есть несколько вариантов, только я сомневаюсь, что они тебе понравятся.

– Тогда никак меня не называй!

– К нашему взаимному несчастью, я должен называть тебя своей женой. В нашу первую ночь я уже говорил тебе, что ничего теперь изменить нельзя, как бы нам обоим этого не хотелось. Мы женаты, и следует смириться с этим фактом.

Питер порылся в кармане брюк, и Катриона сразу же поняла, что он сейчас оттуда достанет.

– Подойди сюда и возьми кольца.

В душе молодой женщины боролись самые противоречивые чувства, а сама она словно приросла к полу.

– Я сказал, возьми их!

Она подошла к мужу, и он молча положил ей на ладонь оба кольца. Питер не стал сам одевать жене обручальное кольцо, как это уже было в замке Креспи и в церкви, во время венчания.

– Можешь делать все, что захочешь, с моим подарком к помолвке, – небрежно заметил он, – но обручальное кольцо ты носить будешь. Мы связаны с тобой навеки, как муж и жена, и я настаиваю, чтобы ты признала это. А теперь обсудим новые правила, которых мы будем придерживаться при создавшихся обстоятельствах. Да, наши отношения несколько изменились. Что ж, все течет – все изменяется.

– Ты сказал, – попыталась было сказать дрожащим голосом Катриона.

Голубые глаза мужа были холодны и непроницаемы, как мрамор.

– Все, что я говорил раньше, теперь не имеет никакого значения. Тогда я был влюблен, как последний дурак, и искренне верил, что тебе удалось преодолеть отвращение к супружеству. Мне очень хотелось верить, что твои чувства ко мне были искренними.

«Черт возьми! Оказывается, этого мерзавца оскорбили в лучших чувствах! Его, принявшего участие в заговоре всего семейства Сильвано, смеявшегося над ней и бессовестно ее дурачившего! Этот негодяй смел разглагольствовать о своей ненависти, переросшей в пламенную любовь, и о том, что он укротил-таки саму Катриону Сильвано! И после этого у него хватает наглости говорить о каких-то нежных чувствах. Ну и пусть! Никогда этот мерзавец не узнает, что и она влюбилась в него без памяти, сама того не желая, и искренне хотела верить в его любовь. Что ж, гордость Катрионы Сильвано не пострадала, а это уже немало!»

– Я собираюсь оговорить лишь основные условия нашей сделки, – продолжил Питер, не дождавшись ответа. – Ты не будешь ни в чем нуждаться, я найму для тебя лучших учителей музыки и займусь твоей карьерой. А за это ты должна быть мне женой и хозяйкой в доме, – он с холодным равнодушием посмотрел на Катриону, будто она была мебелью, которую он собирался приобрести. – Ты научишься одеваться и вести себя так, как подобает светской даме, чтобы я не испытывал неловкости за твое поведение. Принимая во внимание все случившееся, я вынужден настаивать на полном послушании. Если ты будешь выполнять все мои условия, я не буду слишком суров, – устало договорив до конца, он сделал вид, что не заметил гневного румянца, залившего щеки жены.

Затем, снова смерив ее взглядом с ног до головы, Питер добавил:

– Я сдержу свое слово, и у тебя не будет детей в течение ближайших трех лет. Чтобы не оставалось ничего недосказанного, давай оговорим все сразу: ты – моя жена и должна выполнять свои супружеские обязанности – тебе это не составит большого труда. Я знаю, что ты просто великолепна в постели, как и положено быть здоровой и темпераментной женщине, – продолжил он насмешливо. – Наше брачное ложе будет гораздо привлекательнее, чем у большинства других супружеских пар, хотя в остальном наш союз оставляет желать лучшего.

Наступила короткая, напряженная пауза, после которой Питер удивленно поднял брови.

– Как, тебе нечего ответить, дорогая? Это на тебя совсем не похоже. В таком случае, – он снял с себя сюртук и стал вынимать золотые запонки, – я прямо сейчас хочу получить все радости супружеской любви. В постели ты меня полностью устраиваешь, к сожалению, этого нельзя сказать обо всем остальном.

Сняв рубашку, Питер сделал шаг по направлению к жене.

– Ты что, собираешься защищать свою честь, Катриона? Можешь не беспокоиться, потому что у тебя ее нет.

Вдруг его лицо потемнело.

– Не смей, Катриона! – обратился он к ней. – Тебе бы и в голову не пришла такая бредовая мысль, если бы ты знала, как мне хочется за все тебе отплатить, – добавил он тихим, почти ласковым голосом.

ГЛАВА 25

Когда Катриона впервые увидела дом на Уимпол Стрит, он показался ей настоящим дворцом. Однако ее муж заявил, что это всего лишь обычная резиденция джентльмена, которая может без труда поместиться в одном из уголков фамильного имения в Эссексе.

Экономка, миссис Битон, показала миледи весь дом, от кладовых до мезонина. Эта процедура полностью заняла утро того дня, когда супруги приехали в Плимут. Днем лорд Питер вернулся с заседания палаты лордов и показал жене галерею на втором этаже.

– Вот это – мои предки, – сказал он, сделав жест рукой.

– Как, у тебя их так много? – спросила изумленная жена.

– Боюсь, что да. Не слишком приятная компания, правда?

– А твои родители тоже здесь?

– Нет, их портреты находятся в моей библиотеке Фитэйн-Парка. Они умерли совсем молодыми, так что у них не было возможности оставить после себя много собственных изображений, – равнодушно ответил Питер.

Делая вид, что она поглощена созерцанием портретов далеких предков рода Фитэйнов, Катриона украдкой наблюдала за мужем.

«Какой же он все-таки странный человек! Сильный и страстный ночью, он был предупредительно вежлив днем, но абсолютно холоден. С собственной женой он обращался так же, как с миссис Битон или со своим слугой Фрейзером».

В день приезда Питер и Катриона обедали за огромным столом из красного дерева, стоявшем в слишком просторной для одной семейной пары столовой. Супруги сидели друг против друга и иногда обменивались ничего не значащими фразами. Внезапно Питер погрузился в мрачное молчание.

– Вас что-то удручает, милорд? – спросила Катриона по-итальянски. – Вы сожалеете, что не можете отослать меня обратно в Италию? – Она приторно улыбнулась. – Или вас раздражает плебейская веснушка на моем носу?

Что-то проворчав в ответ на первое замечание жены, Питер не смог сдержать улыбки в ответ на второе.

– Прости меня. Мои мысли были далеко отсюда. Сегодня в палате лордов я встретил Дизраэли. Ты знаешь, палата лордов – это один из органов управления страной, а мистер Дизраэли – бывший канцлер казначейства.

– Даже живя во Фридженти, я слышала о палате лордов, – спокойно сказала Катриона. – Я даже прочла несколько книг мистера Дизраэли, а его отец в свое время написал для мамы песню, правда, это было так давно.

Питер что-то смущенно пробормотал.

– Прости, Катриона. Я не хотел умалять твоей образованности, я просто обдумывал возникшую перед нами проблему: Дизраэли напомнил мне, что, как супруга пэра, ты должна быть представлена королеве.

– Королеве?!

– Да, королеве Виктории.

– Как это замечательно! Будет что рассказать Бьянке! – в этот момент Катриона совсем забыла, что поклялась не разговаривать с сестрой до конца своих дней. – Во Фридженти все умрут от зависти.

Катриона стала энергично раскачиваться на стуле, напоминая ребенка, которому пообещали дорогую игрушку.

– Мы пригласим ее сюда или сами пойдем во дворец? Я слышала, что королева очень любит музыку. Может быть, я для нее спою?

Муж не мог сдержать улыбки.

– Боюсь, – сказал он извиняющимся тоном, – это не так просто и приятно, как ты предполагаешь. Представление ко двору – чрезвычайно формальная церемония.

Он начал объяснять жене все подробности представления королеве, а она с изумлением смотрела на мужа, чувствуя, что эта затея нравится ей все меньше и меньше.

– Перья в волосах – это же смешно! Целовать ей руку? А это еще зачем?.. Реверанс до земли, а потом пятиться задом, как рак. Да я же могу шлепнуться на задницу!

Питер многозначительно поднял брови.

– Напомни мне, чтобы я как-нибудь по оплошности не нанял слугу или кучера, понимающих по-итальянски.

– Какой вы утонченный, милорд! – безжалостно парировала Катриона.

– Нет, я всего лишь выражаю радость по поводу того, что наша семья двуязычная, – мягко ответил муж. – Я не возражаю, хотя ты все равно наплюешь на все мои возражения, чтобы ты передавала свои бурные эмоции по-итальянски, но умоляю, запомни хорошенько что ты – леди Фитэйн.

– Да, милорд. Как прикажете, милорд. Я буду во всем вам послушна, милорд.

– От души хотел бы в это верить, – добродушно заметил он, посмеиваясь над внезапным всплеском чувств у жены.

– Я не могу притворяться и делать вид, что мне нравятся совершенно нелепые и глупые вещи. Но если это необходимо, я сделаю все, чтобы представление королеве прошло надлежащим образом.

Питер пристально посмотрел на жену и сказал:

– Я подумал и решил, что лучше будет представить тебя ко двору в следующем году.

– Спасибо, Питер, – пробормотала она.

Катриона была искренне рада, что неприятную церемонию можно отложить на неопределенное время.

– Тебе надо очень многому научиться, – серьезным тоном заявил муж, чтобы она, не дай бог, не подумала, что он поощряет весь этот вздор, который она только что здесь болтала.

Катриона поняла намек, но наряду с этим хорошо заметила, как изменилось лицо Питера, когда она случайно назвала его по имени.

– Жду ваших распоряжений, милорд, – покорно сказала она, безмятежно улыбнувшись и слегка наклонив голову.

Покорность жены его насторожила. Он хорошо знал, что улыбающаяся и послушная Катриона гораздо опаснее Катрионы, охваченной порывом гнева.

– Очень хорошо, – ответил лорд сдержанно. – Начнем первый урок. Когда вы обедаете с супругом, миледи, или в компании его друзей, вы должны в конце трапезы встать из-за стола и попросить разрешения удалиться, оставив джентльменов одних, чтобы они могли в сугубо мужском обществе насладиться бокалом вина.

Катриона посмотрела на мужа непонимающим взглядом.

– Какого черта?

– Принято, чтобы дамы болтали о своих делах за чашечкой чая, – непринужденно ответил он, – а джентльмены – решали серьезные вопросы за бокалом вина.

Молодая леди недоверчиво покачала головой, а затем спросила:

– И что, я сейчас должна все это проделать перед тобой?

– Именно. Поднос с чаем принесут в гостиную.

– То есть по вашим обычаям я иду в гостиную и пью там чай одна, а ты остаешься здесь и наслаждаешься бокалом вина в гордом одиночестве?

– Ничего не поделаешь – таков обычай!

– И его нельзя изменить?

– На людях – нет. Но когда супруги предоставлены сами себе, то влюбленный мужчина, который не хочет расставаться со своей женой, может выпить с ней чаю в гостиной или приказать слугам принести туда бокал вина.

– Ну, к нам это не относится, правда?

– Разумеется, относится, – бесстрастно заявил Питер. – А сейчас самое время попросить разрешения удалиться.

– Ну, конечно, милорд. Вы позволите мне удалиться?

– Да, мадам, – сказал лорд с ледяным безразличием.

Катриона с высоко поднятой головой подошла к двери и в тон супругу заявила:

– Не нарушу ли я священный обычай, если попрошу слуг не носить поднос с чаем в гостиную, так как я туда не собираюсь?

– А куда же вы собираетесь?

– В библиотеку, с вашего позволения. Хочу выбрать себе книгу. А оттуда я направлюсь в свою спальню.

– Я к вам присоединюсь через часок.

– Не стоит себя утруждать. Я не… как бы это поточнее выразиться по-английски? Ах, да, вспомнила! Для вас меня нет дома, милорд.

Несмотря на язвительный отказ жены, минут через сорок милорд появился в ее спальне. К своему большому неудовольствию, Катриона заметила, что на супруге не было ничего, кроме халата.

Она молча подняла глаза от книги, которую читала в постели. Катриона предусмотрительно одела самую скромную и закрытую ночную рубашку с длинными рукавами и глухим воротом, украшенным рюшами.

– Как мило с вашей стороны, что вы зашли пожелать мне доброй ночи. Это что, еще одна английская традиция?

Краем глаза она заметила, что Питер развязывает пояс халата.

– Боюсь, вы меня неправильно поняли, – сказала Катриона ласковым голосом. – Сегодня я… х-м-м, не нуждаюсь в ваших услугах.

– Нет, боюсь, это вы чего-то не поняли, – ответил Питер еще более ласково. – Я нуждаюсь в ваших услугах, и в данный момент только это имеет для меня значение.

Он быстро сбросил халат, взял книгу из рук онемевшей от такой наглости жены, выключил лампу и нырнул под одеяло.

Катриона яростно сопротивлялась, не давая ему снять с себя ночную рубашку, но Питер только тихонько посмеивался в темноте.

– Ты что же, надеешься выиграть эту схватку, девочка? Хочешь показать, какой сильный у тебя характер? Ну, побрыкайся, если хочешь, все равно проиграешь! Твое тело жаждет наслаждений, даже если рассудок подсказывает тебе совсем другое. Поверь мне, твое желание всегда будет брать верх над разумом.

Его тон был таким легким и шутливым, а руки такими сильными и ловкими, что Катриона на минуту почувствовала свою полную беспомощность. Внезапно ее осенило, каким образом поражение можно превратить в победу. Она вдруг вся обмякла в руках мужа.

– Вы правы, мой благородный друг, – покорно прошептала она. – Я должна удовлетворять все ваши желания, как вы мне своевременно напомнили, я – всего-навсего женщина и мне следует во всем вам подчиняться. Умоляю, простите меня и подскажите, что мне нужно делать. Может, для начала поцеловать вас? – Катриона положила мужу руки на плечи и прильнула холодными, вытянутыми в трубочку губами к его лицу – Не желаете? – разочарованно протянула она. – А может быть, поласкаете мою грудь? Ну, как же мне вам угодить, милорд? Хотите, чтобы я пошла вам навстречу. Так, например?

Катриона с трудом подавила довольный смешок, когда услышала, как Питер выругался по-итальянски.

– Кажется, мне не удалось вам угодить, милорд? Мне искренне жаль, – кротко пролепетала она. На сей раз он выругался на своем родном языке. – Возможно, вы жаждете немедленного облегчения? Прикажете мне помочь вам в этом?

После этих слов, к огромной радости Катрионы, Питер, как ошпаренный, выскочил из постели и бросился к двери, ругая на чем свет стоит свою нелегкую супружескую долю.

Как только дверь за ним с грохотом захлопнулась, роковая соблазнительница больше не стала сдерживать душившего ее хохота. Она смеялась до слез, а затем трясущимися руками с трудом включила лампу.

Подобрав с пола упавшую книгу, Катриона выпрямилась и застыла в оцепенении. Супруг, который, по ее расчетам, должен был в бессильном гневе кружить по своей спальне, стоял перед ней совершенно голый и мило улыбался. Когда ошарашенная Катриона окинула взглядом всю его статную фигуру, то, к своему удивлению, обнаружила, что все-таки угодила ему.

Питер улегся рядом, она подвинулась к стене.

– Твоя стратегия просто замечательна, – сообщил он жене. – В будущем я ее обязательно учту, вот только сначала оправлюсь от изумления, в которое ты меня повергла своим намерением во всем слушаться и угождать. А сейчас я нуждаюсь, как ты метко выразилась, в немедленном облегчении. – Он крепко прижал к себе Катриону. – В следующий раз мы для начала обязательно поцелуемся и предадимся новым для тебя радостям любви. Ты узнаешь многое такое, о чем пока еще не имеешь понятия. Смею заметить, что ты – очень талантливая ученица. А сейчас, миледи, будьте добры, выполните супружеский долг, как умеете. Благодарю…

ГЛАВА 26

– Катриона, я договорился – твои уроки начнутся через две недели. Не хочешь ли перед началом занятий съездить в Фитэйн-Парк и взглянуть на дом, где я родился?

– Очень хочу! – с радостью воскликнула Катриона, но потом с подозрением посмотрела на мужа. – А о каких уроках идет речь?

– Леди Лэтис Хэррингтон, дочь одного разорившегося герцога, зарабатывает бешеные деньги на том, что обучает молодых дам искусству правильно вести себя в светском обществе. Она согласна и нам оказать эту услугу, за деньги, разумеется. Леди Хэррингтон расскажет, как надо одеваться, устраивать приемы, словом, посвятит тебя во все тонкости светской жизни и придворного этикета. Это тебе очень пригодится в следующем году, когда ты будешь представлена королеве Виктории.

Губы молодой женщины скривились в презрительной усмешке, и она бросила на мужа вызывающий взгляд.

– Ты также начнешь заниматься музыкой, – спокойно сообщил Питер. – Мне сказали, что самый лучший педагог по вокалу – синьор Бернарди. Он будет приходить к нам три раза в неделю, днем. В эти же дни, только по утрам, ты будешь заниматься с леди Хэррингтон, разумеется, если это тебя устраивает.

– А если не устраивает? – с возмущением в голосе спросила Катриона. – Можно подумать, у меня есть выбор!

Питер улыбнулся кончиками губ, а Катриона внезапно рассмеялась.

– Ах ты, каналья! Я должна либо согласиться на все, либо не иметь ничего. Ну, что ж, будь по-твоему. Когда мы едем в Эссекс?

– Утром, если ты вовремя будешь готова, – ответил озадаченный муж, который никак не рассчитывал на такую быструю капитуляцию.

– Разумеется, я буду готова. – Перед тем, как выйти из комнаты, она повернулась к нему и ответила на его немой вопрос: – Я согласилась только потому, что мне самой это нужно, а вовсе не потому, что так распорядился ты.

Питер рассмеялся и покачал головой, глядя вслед сбегавшей по лестнице жене. С каждым днем ему было все труднее сердиться на нее. Несмотря на то, что трудно было найти людей более разных, Катриона наполняла его ночи неземным блаженством, а дни – весельем.

Чтобы сохранить хоть какую-то дистанцию, лорд неоднократно напоминал себе о коварстве Катрионы в тот памятный день в Риме, когда он, случайно обернувшись, заметил, что жена спрятала документы под подушечку на стуле.

В первые часы после увиденного Питер еще тешил себя надеждой, что она задумала какую-то невинную шутку. Однако все рухнуло, когда он нанял карету и проследил за ней: Катриона направилась в корабельную контору. После ее отъезда оттуда, лорд без труда узнал у служащего о цели ее приезда.

Никогда не забудет он чувства пустоты и отчаяния, когда в руки ему попался конверт с кольцами, адресованный лорду Фитэйну. Затем он наткнулся в корзине на разорванный лист, а когда развернул его, то прочел роковые слова: «Покидаю тебя навсегда».

В последнее время ему приходилось напоминать себе об этом горестном эпизоде по нескольку раз в день, чтобы не поддаться слабости и не простить окончательно коварную беглянку.

– Расскажи мне о Фитэйн-Парке, – попросила Катриона мужа, когда на следующее утро их карета катила по лондонской мостовой.

– Через несколько часов ты все увидишь сама. Старинный дом, который был построен во времена Тюдоров, сгорел и был восстановлен во время правления короля Георга I. К нему было сделано множество пристроек. Сейчас это большое и красивое здание. Думаю, что мое имение больше, чем весь Фридженти. Я люблю его и одновременно ненавижу, – задумчиво произнес он.

– Ненавидишь? – отозвалась эхом удивленная Катриона. – Почему ты ненавидишь свой великолепный дом?

– А ты почему любишь и в то же время ненавидишь свой родной Фридженти?

– Ах, да! Ведь ты там пережил множество радостных и скорбных моментов.

– Да, графский титул не может оградить человека от превратностей судьбы.

Катриона внимательно посмотрела на мужа, понимая, что, высказав такое весьма банальное и неоригинальное суждение, Питер просто хотел уйти от дальнейших расспросов.

По прибытии в Фитэйн-Парк, они увидели выстроившуюся в ряд прислугу, готовую приветствовать хозяев. Питер не был сторонником соблюдения формальностей и, выйдя из кареты, дружески пожал руку дворецкому Томпкинсу, а затем обнял экономку, миссис Трэдвел, которую он ласково называл Тэдди.

Узнав, что ей нужно будет что-либо сказать слугам, Катриона, переполошившись, с трудом выдавила: «Я рада, что приехала сюда, и хочу познакомиться с вами поближе».

Затем муж повел ее осматривать окрестности фамильного замка. По возвращении Катриона выразила желание взглянуть на портреты родителей Питера, поэтому супруги сразу же отправились в библиотеку.

– Ты очень похож на него! – воскликнула молодая женщина, глядя на портрет покойного графа. – Те же светлые волосы, голубые глаза и орлиный нос. Только губы у тебя чуть полнее, да подбородок более упрямый.

Про себя она отметила, что ее муж был гораздо красивее своего покойного родителя, но вслух об этом она сообщать не собиралась и стала внимательно вглядываться в портрет графини.

Катриона увидела красивое молодое лицо с карими глазами и ямочкой на подбородке, обрамленное ореолом кудрявых светло-каштановых волос.

– Твоя мать была очень хороша собой, – сказала она вслух.

«И немного скучновата», – подумала она про себя.

– А как они погибли?

– Несчастный случай. Их карета перевернулась – мне тогда было четыре года.

– Наверное, ты чувствовал себя очень одиноким, без сестер и братьев.

– Граф Фитэйн даже в возрасте четырех лет не имел права чувствовать себя одиноким, – насмешливо сказал Питер.

Катриона поняла, что он не принял ее сочувствия.

– Здесь есть еще чьи-нибудь портреты? – холодно спросила она.

– Множество. И среди них мой любимый. Пойдем наверх, и я тебе его покажу.

Молодая женщина последовала за мужем в картинную галерею, которая была гораздо больше той, что находилась в их доме на Уимпол Стрит.

– Это моя бабушка, – сказал Питер, останавливаясь перед женским портретом в полный рост, помещенным в резную золоченую раму. – Она была дочерью набоба.

– Кого?

– Дочерью набоба. Ты разве не слышала раньше этого слова? Набоб – это очень богатый и могущественный человек, как правило, европеец, наживший себе состояние в Индии или другой восточной стране. У англичан было принято посылать младших сыновей на Восток, чтобы они могли сами обеспечить себе будущее, не являясь обузой для семьи. Обычно их посылали в колонии или даже в армию или флот.

– Как это жестоко!

– Жестоко. Мой прадед, ставший впоследствии набобом, был выслан в Австралию как преступник. Когда он вышел на свободу, то сколотил небольшой капитал. Никто не знает, как он попал в Индию и как нажил там огромное состояние. Когда он вернулся в Англию в сопровождении красавицы-дочери, деньги затмили его темное прошлое и непонятное происхождение. Ему удалось выдать дочь за пятого графа Фитэйна, моего деда, который, следуя примеру своих предков, разорился дотла, проявляя неумеренную любовь к азартным играм, пьянству и дорогим шлюхам. Естественно, что после свадьбы он держал свою незнатную жену в Фитэйн-Парке, а сам, проматывая ее деньги, вел привычный образ жизни в Лондоне.

Катриона внимательно стала изучать портрет дочери набоба.

– На портрете она выглядит счастливой и очень энергичной.

– Она оставалась энергичной до конца своих дней.

– Ты думаешь, она не раскаивалась, что вышла замуж за твоего деда? Такая очаровательная женщина… У нее очень выразительное лицо. Наверняка твоя бабушка отличалась пылким нравом, – молодая леди наморщила лоб. – Она мне кого-то напоминает…

– Разумеется, напоминает, глупышка, – почти с нежностью сказал Питер. – Упрямством и сообразительностью она очень похожа на тебя. Посмотри на эти непокорные черные волосы, оливковую кожу и миндалевидные глаза… Несмотря на то, что мой отец был блондином, как и я сам, мне всегда казалось, что во мне течет индийская кровь. Впрочем, в нашем семействе это все упорно отрицали.

– Так тебе нравится твоя бабушка, а вовсе не я! – дерзко заявила она.

– Думаю, это одно и то же, потому что вы очень похожи.

Катриона решила больше не подтрунивать над мужем.

– Но что она делала одна в Фитэйн-Парке?

– Она сумела сделать свою жизнь вполне сносной. Если хочешь, можешь почитать ее дневники. Они заперты в библиотеке.

Молодая женщина энергично закивала головой, а Питер сказал:

– А взамен я прошу разрешения прочесть твои стихи.

– Если хочешь, можешь почитать их сразу после обеда, – небрежно бросила она. – Я привезла тетради с собой. – Она еще раз внимательно посмотрела на дочь набоба. – Бедная девушка! Не очень-то приятно, когда тебя продают и покупают, как вещь.

Внезапно Катриона покраснела до корней волос, вспомнив день, когда она в доме у отца подслушала разговор своих родственников. Они бесстыдно перечисляли подарки лорда Питера, полученные за Катриону Сильвано. Возможно, покупать жен стало традицией в роду лорда Фитэйна.