— А третья подружка — кто? На фотокарточках ее попка сверкает, — спросил Марецкий, показывая снимок.

— Значит, осталась без контроля. Из тех, кого участковые предупреждали. Мне так думается: они собрались здесь, чтобы составить план мести своему общему хахалю. Все они без мужей остались.

— Похоже на то. Вот только где они полную коллекцию снимков собрали? Свои могли иметь, а чужие? — удивился Марецкий.

— Сложный вопрос, — пожал плечами Глушко. В разговор вмешался Копылов.

— Вот что у меня записано. После возвращения Зайцевой с рынка до шестнадцати часов входили в дом четверо мужчин и двое пацанов лет по тринадцать. Они здесь во дворе играли. В двенадцать сорок вошел старик с палочкой и авоськой. Очевидно, из магазина возвращался. В тринадцать сорок три приехал тип на машине. Она так и стоит возле дома. «Семерка» номер Е 435 МА 77. Поднялся на лифте на шестой этаж. В четырнадцать восемнадцать зашел мужик в спецовке с инструментами. Похож на слесаря из РЭУ. Поднялся на четвертый этаж. Мне он показался подозрительным, но он ушел через шестнадцать минут. Без пяти три появился парень лет тридцати. В руках у него ничего не было. Кавказская внешность. Поднялся на пятый этаж. Вот и все. Остальные приходили позже. Только одного понять не могу: а почему женщина не могла быть убийцей? Тут одна бабенка вышла из дома около четырех. По виду сразу можно сказать, что нездешняя…

— Бабенка тут ни при чем, — заявил появившийся на площадке майор, — В комнате обнаружены знакомые следы. Та же рифленая подошва и тот же сорок третий размер. Следы четкие, пыльные. Какое-то время этот тип стоял за столом лицом к двери, откуда предположительно и прогремели выстрелы.

— Выстрелы не гремели. Мы бы их услышали, — с обидой возразил Копылов.

— Что еще, Ваня? — спросил майора Марецкий.

— На столе стояли четыре чашки, а трупов только три. Осколков много, но вот ручки от чашек не побились, а их четыре. На окурках три цвета помады, сорт сигарет разный. А у Зайцевой губы не накрашены. Значит, отсутствует женщина, у которой губы накрашены перламутровой помадой темно-вишневого цвета. Курит коричневые сигареты «Море».

— Я же говорил! — оживился Копылов. — Помню я ее. Когда входила, не знаю, возможно, сразу после прихода Зайцевой. Прошмыгнула какая-то дамочка. Не успел засечь, отвлекся. Но без четверти четыре такая выходила. Очень эффектная дама, лет сорока, шляпкой пол-лица загорожено. Одета необычно. Шарф через плечо перекинут, платье тоже темно-вишневое. Ткань такая облегающая. В общем, одно могу сказать: в метро такую не встретишь. Но лица я не запомнил — она слегка склонила голову, прикрывшись полями шляпы.

— Похоже на сладкую парочку, — усмехнулся подполковник. — Один работает, а баба на подхвате. Но она обычно к делу свидетелей привлекает, а тут ушла.

— Свидетели ей нужны, чтобы Журавлева подставить, а его здесь не было. В этом вся штука.

— А ботиночки, Степа? Что скажешь?

Марецкий приоткрыл дверь квартиры и крикнул:

— Слава, войди сюда! — Повернувшись к Самохину, он добавил: — Странная история, Коля. На улице дождь идет, а на ботинках пыль. Он что, их специально на пороге переодевает вместо тапочек?

— Дождик с двух часов начался, — подтвердил Копылов.

— Может быть, он их в подъезде поджидал? — спросил Самохин. — А когда они собрались, то и нагрянул.

— Светиться он не станет.

На площадку вышел капитан.

— Вот что, Славик, возьми фонарь и Коршунова с собой, и осмотрите подъезд и чердак. Там пыли должно быть больше, чем где-либо.

— И я с вами пойду, — сказал эксперт. — Фотографа тоже не мешает позвать, а то вы там все мне затопчете.

— Правильно, Ваня, действуй.

Группа из четырех человек отправилась наверх.

— Вот что я добавить забыл, — мялся Копылов. — После того как Зайцева вернулась с рынка, буквально минут через десять она плотно закрыла окно комнаты.

— После того, как дамочка прошмыгнула?

— Пожалуй, так.

— То-то я смотрю, что в комнате так душно, — заметил подполковник. — В такую погоду устраивать в квартире курилку, да еще окна прикрыть. Странно.

— Значит, ее попросили это сделать.

— И что ты за человек, Степа? — удивился Самохин. — Ну тут же все черным по белому написано. Ботинки принадлежат Журавлеву, бабы тоже. Ну кого бы они впустили, кроме него? Вызвали к себе, чтобы кастрировать, а он с ними не согласился и пристрелил свидетелей. Кому еще нужно убивать женщин, с которыми спал только один мужик? Ты же видел фотографии.

— А их, по-твоему, тоже Журавлев принес? Похвастаться. Мол, вас много, а я один. Давайте жить дружно одной семьей. Убийца очень ловко использует Журавлева с единственной целью: заставить нас поверить в то, что, кроме Журавлева, никто этого сделать не может. Ладно, давай остановимся на том, что убийца Журавлев. Убедил. Но почему бы не прокрутить другие версии, чтобы потом не оказаться в тупике. И прошу тебя: не пори горячку. Сейчас приедут с Петровки и из прокуратуры. Не козыряй фотографиями. Если они так же, как и ты, вцепятся в Журавлева, уже других версий не останется. Мы сами его найдем, а высокое начальство пусть другие варианты разрабатывает. У них возможностей во сто крат больше, чем у нас. Им и карты в руки. А сдашь ты им Журавлева — они и искать-то никого не станут.

— А завтра еще пару баб пришьют, — обозлился подполковник. Глянув на лейтенанта, он рявкнул: — А вы чего тут болтаетесь без дела? Живо обойдите все квартиры и проверьте, все ли дома из тех, кто входил в подъезд, — пенсионеры, кавказцы, дети. Кого видели из чужих. Может, он в подъезде баб караулил? Живо, вперед!

Копылова и Глушко как ветром сдуло.

— Ты чего-то мудришь, Степан. Зачем ты потребовал, чтобы я машину Журавлева к его дому поставил? Или ты знаешь, где он скрывается?

— Знаю, Коля.

— Тебе мало трупов? Ты чего выжидаешь? Журавлева надо брать.

— Мы его похороним, а потом найдем убийцу. Слежка за женщинами ничего не даст. Они непредсказуемы. Захочет — уйдет, захочет — послушает. Их даже страх не берет. И убийца знает, как их выманивать.

— Ты чего, парень, остаканился уже? Кого похороним?

Их беседу прервали. Лейтенант Коршунов спускался вниз.

— Несу вам рождественские подарки, господа начальники.

В одном целлофановом пакете лежало оружие с глушителем, а во втором, поменьше, — листок бумаги.

— На чердаке нашли? — спросил Марецкий.

— Да, ребята там потеют. Света побольше просят. Следы от рифленых подошв в обе стороны ведут. Убийца проходил через пятый подъезд, поэтому его никто не видел.

Он подал пакеты майору.

— Именной, с обратным адресом. Револьвер системы «наган», четыре пули выпущены, гильзы в барабане. Следов нет. Майор просил не вскрывать. Глушитель самопальный, нарезка на стволе свежая. А главное, гравировка: «Сергею Журавлеву за отличную службу от Бурденко».

— Кто такой Сергей? — спросил Самохин.

— Отец Вадима Журавлева, известный прокурор, потом судья, а Бурденко был когда-то генеральным прокурором Советского Союза. На Нюрнбергском процессе выступал. Год назад отец Вадима погиб.

— Тебе и этого доказательства мало? — возмутился Самохин.

— Наоборот, только подтверждает мою теорию. Убийца крутит нас за нос как хочет. А с другой стороны, оставляет свои следы и оружие убийства. Окровавленный нож бросил в собственной машине. Отпечатки стер, а кровь оставил. Теперь теряет револьвер своего отца, но не забывает вытереть отпечатки.

— Погоди, Степан. Отпечатков и быть не должно, если он работал в перчатках.

— А как, по-твоему, должны среагировать женщины на присутствие своего любовника в перчатках? Руки замерзли в квартире? А потом, ты ведь видел точность попадания пуль. В Зайцеву он стрелял с трех метров и попал в переносицу, другой — в сердце, третьей — в мозжечок. Ювелирная работа, а Журавлев с одного метра в баобаб не попадет. Это тебе любой из его бывших коллег в московской прокуратуре подтвердит.

— Что там в записке? — раздраженно спросил подполковник.

— Распечатка на компьютере — пять женских имен. — Коршунов начал читать: — Кира Каверина. Дальше идут все данные, адрес, место работы, телефоны. Потом Полина Тучина. Против этих двух стоят галочки. И еще три имени: Антонина Зайцева, Галина Ростоцкая и Вероника Уварова. И опять со всеми данными.

— Понятно. Значит, третью женщину зовут Галина Ростоцкая. Иди-ка, лейтенант, за Славой и езжайте с капитаном по адресам. Ты — домой к Уваровой, а он — к Ростоцкой. Может быть, кто-то знает, как они попали сюда. Опросите соседей.

— Понял.

— А улики верни Ивану.

— Понял.

— Действуй.

Самохин закурил. Перемещая беломорину из одного угла рта в другой, он продолжил:

— Что-то ты знаешь, Степа, и скрываешь. В одном могу с тобой согласиться: слишком наш преступник рассеянный. И все-то он теряет и оставляет нам стрелки и указатели, а сами преступления выполняет виртуозно. Но почему мы должны проходить мимо фактов? Наша задача в первую очередь остановить маньяка, прекратить серию убийств, а потом копаться в деталях. А для этого Журавлева надо найти и посадить.

— А он уже сидит.

Подполковник открыл рот, но ничего не сказал.

— Я арестовал его вчера днем. Кстати, на нем модные мокасины на гладкой кожаной подошве. А теперь, Коля, нам придется думать, что предпринять, чтобы поймать настоящего убийцу. Хочешь того или нет, а Журавлева придется отпустить.

— Его отпускать, а тебя сажать. Вот зачем тебе понадобилась его машина! Мол, Журавлев на свободе — и тем самым ты подстрекал убийцу к действиям.

— Но мы же поставили все возможные жертвы на контроль. Я рассчитывал загнать головореза в ловушку.

— Плохо мы женщин знаем! Ты бы взял у Журавлева платную консультацию. Мол, так и так, что делать? А убийцу-то мы вовсе не знаем. Непростой тип. Знает толк в своем деле.

Затвор щелкнул, и дверь камеры со скрипом открылась. Свет из коридора ударил Вадиму в глаза. Он сбросил ноги со скамейки и встал.

— Выходи.

Он вышел в коридор. Ему уже не хотелось качать свои права и бить себя в грудь. Пара дней в темной клетке размером с деревенский сортир быстро приводят к смирению и покою. От яркого света приходилось щуриться. Его провели мимо дежурной части и сопроводили на второй этаж, где располагались кабинеты начальства. Иначе и быть не могло. Дежурный разбирается только со шпаной, а ему предстоит серьезный процесс, изолятор, следователи и адвокаты. И никто из них ему не поверит. Эту партию он проиграл, а помог ему в этом Женечка Метелкин. Без его усердия сыскари не смогли бы вычислить Журавлева. Он знал методы их работы и мог бы водить за нос ментов столько, сколько ему надо, пока сам не поставил бы в этом деле точку.

— Стой.

Конвоир постучал в кабинет с табличкой «Начальник отделения». Заглянув внутрь кабинета, он спросил:

— Можно заводить?

— Давай.

Журавлев вошел в кабинет, и дверь за ним закрылась. За длинным столом, накрытым зеленым сукном, сидели трое мужчин. Все в форме. Он знал только одного. Майор Марецкий сидел слева, подполковник справа, а полковник в центре.

— Присаживайтесь, Вадим Сергеевич. Будем совместно решать наши проблемы, — предложил полковник.

Журавлев взял стул, поставил посреди комнаты спинкой вперед и оседлал его, будто коня.

— Слушаю вас, — раздался хрип из его горла, и он сам не узнал собственного голоса.

— Я из главного управления внутренних дел, заместитель начальника по оперативной работе. Моя фамилия Скороходов, зовут Валерий Игнатьевич. Для начала я введу вас в курс дела. Вы подозревались в убийстве двух женщин. Все улики говорили о вашей причастности к этим преступлениям. Однако среди нас нашелся сотрудник, который не верил даже прямым доказательствам. Майор Марецкий знаком с вами с детства и был убежден в том, что вы невиновны. Ему удалось это доказать, создав вам алиби. Пусть он действовал незаконным путем и не теми методами, но, надеюсь, вы его извините. Вы были задержаны и помещены в камеру временного содержания. В то же время в вашей квартире появился наш сотрудник, а машина, принадлежащая вам, поставлена во дворе под окнами. Несмотря на то что мы имеем дело с очень опытным преступником, он все же клюнул на приманку и сделал вывод, что вы на свободе. Вчера он совершил новое убийство, дерзкое, изощренное и наглое, чуть ли не на глазах у оперативников. Действует он вместе с сообщницей. Теперь у нас есть ее отпечатки пальцев.

Им удалось собрать в квартире Антонины Зайцевой еще двух женщин — Веронику Уварову и Галину Ростоцкую. Все женщины застрелены из нагана вашего отца. Убийца успел побывать у вас дома и взять все необходимое для того, чтобы очередной раз ввести следствие в заблуждение. На месте происшествия найдено оружие с самодельным глушителем, следы от ваших ботинок и фотографии. Преступникам удалось скрыться. Если бы в это время вы оставались на свободе, то вопрос о вашей причастности к очередному преступлению ни у кого не вызвал бы сомнений. Боюсь, в этом случае отвести от вас подозрение было бы очень сложно или даже невозможно. Проблему решил майор Марецкий. Разумеется, он получит взыскание за произвол, однако не дал увести расследование по ложному следу.

Теперь перед нами стоит новая задача: как и каким образом остановить серию убийств, после того как мы вас освободим. Я не уверен в том, что мы поймаем преступника в считанные дни. У него широкий выбор для маневра. Двадцать три потенциальные жертвы с неуправляемым характером. Ко всем подхода не найдешь, а сказать им правду мы не имеем права. Информация может дойти до убийцы или его сообщницы. Какие будут предложения?

Журавлев откашлялся.

— Я так думаю, что некий господин Метелкин уже высказал мое предложение майору Марецкому. Необходимо устроить мои похороны. Кто-то из сообщников убийцы обязательно придет убедиться в моей гибели. Прощание с телом нужно организовать в зале крематория, где установить видеокамеры. Появление чужого лица будет подтверждением. Необходимо заранее известить только самых близких, а их у меня нет. Значит, роль родственников сыграют ваши люди, одетые в штатское. Волокиты много, но цель оправдывает средства. Убийства прекратятся. А потом действуйте по своему усмотрению. Что касается меня, то я умею менять внешность до неузнаваемости и просто уеду из Москвы на то время, пока вы будете заниматься розыском. Полковник немного помолчал.

— Вы правы. Я уже слышал о вашем предложении. Очень неординарный ход. Пожалуй, стоит рискнуть. Надеюсь, руководство примет это предложение.

— А вы возьмите мою голову для убедительности. Через день она будет лежать у вас на столе в шляпной коробке. Макияж я тоже возьму на себя. А вы позаботьтесь о документах и об организации похорон.

— Хорошо, вы свободны. Извините за доставленные неудобства. Постарайтесь не появляться в тех местах, где вас знают и где может вас увидеть убийца. Его надо ввести в некоторое замешательство. Он не должен знать, что вы на свободе. То ли спрятались, то ли уехали из города, а может быть, специально проводите время на людях, чтобы иметь твердое алиби. А мы будем делать вид, что ведем активные поиски Вадима Журавлева.

— Согласен. Задачи поставлены, будем выполнять.

Вадим встал.

После долгого молчания Марецкий подал голос:

— Твоя машина стоит во дворе. Ключи в зажигании. Номер мы тебе поменяли на всякий случай.

— Спасибо за очередную заботу, товарищ майор.

Разговор проходил на даче в Салтыковке — той, что Крылов называл резервным объектом. Все дачи в Подмосковье покупались на подложные имена. Престарелых отставных офицеров обеспечивали временными доплатами к пенсии, и они соглашались проводить торговые сделки и покупать на свои имена недвижимость. Таких дач имелось шесть, пользовались, как правило, двумя, остальные стояли на консервации. Никто там не жил, кроме Ингрид, которая никогда не появлялась на фирме и в Москву выезжала только по мере необходимости.

Сегодня сюда приехал Шефнер. В последнее время по настоянию Крылова принимались самые серьезные меры предосторожности, так что шефу фирмы пришлось добираться до места больше часа, в то время как хватило бы и сорока минут. Он садился в одну машину и после нескольких хитроумных петель по московским переулкам пересаживался в другую, в результате до дачи он добрался а на пятой. Все машины имели тонированные стекла, кроме последней. Приезжать в деревню на «мерседесе» — значит привлекать к себе внимание. Так что к калитке он подъезжал на запыленном сером «москвиче».

Шефа ждали к обеду, стол был уже накрыт. Учитывая занятость хозяина, разговор намечалось провести во время трапезы. Посторонних не было. Когда приезжал Шефнер, Ингрид отпускала свою экономку и повариху домой к внукам и хозяйничала сама. Впрочем, предосторожность излишняя, так как пожилая прислуга была глухонемой, а они разговаривали по-немецки, в том числе и Крылов. В Москве, и тем более на фирме, он себе этого позволить не мог.

Как правило, разговор начинал начальник службы безопасности. Сегодняшний день не отличался от остальных.

— Все, что мы можем делать, мы делаем. Результаты не заставят себя ждать. Как сообщают мои люди, возле дома Журавлева дежурят мальчики в штатском. Вряд ли Журавлев рискнет вернуться домой. Безусловно, он человек ловкий и не даст взять себя голыми руками среди беда дня. Но милиция уже доведена до состояния кипения, и арест Журавлева вопрос не дней, а часов. На детективное агентство у нас собралось достаточно материалов, и мы сумеем его прикрыть с помощью той же милиции. Но существует одно очень важное «но». Расследование серии убийств в Москве приобретает соответствующие масштабы. Я думаю, помимо прокуратуры к работе подключены все подразделения милиции. В руках следственных органов имеются фотографии всех женщин, и если у них не найдется снимка Наташи, то они найдут ее имя в каких-нибудь списках, как нашел имена я. А это значит, что все женщины будут найдены и опрошены, а также не оставят без внимания их мужей. К такому обороту и мы должны подготовиться. Тебе, Ханс, ничего не надо скрывать от следствия. Они знают схему, и не стоит выглядеть белой вороной. Ты обманутый муж, ты об этом знаешь, но, в отличие от русских мастодонтов-собственников, принял известие с достоинством и жене ничего об этом даже не сказал. Ее простил и обошелся без скандалов. Она съездила в Германию, вернулась, а сейчас отправилась отдыхать на Черноморское побережье под присмотром одной супружеской пары. И не в определенное место, а на машине вдоль побережья в поисках уютного дикого уголка природы. Так что точнее ее местонахождение ты узнаешь только из присланных открыток. Подходящую семейную пару я уже подобрал. Надежные люди — из тех, кто соответствует нашим критериям.

— А Наташа? А открытки? — спросил Шефнер, оторвавшись от еды.

— Она приведена в должное состояние. Психотропные уколы сделали свое дело. У нее прослеживается некоторая заторможенность, вялость и даже безразличие. Она плохо понимает, где находится, абсолютно послушна и выполняет команды. Содержание открыток ей продиктует Ингрид, и она напишет их собственной рукой, так что ты будешь получать их регулярно, если не ежедневно: сегодня из Геленджика, завтра из Лазаревского. Думаю, скоро к тебе придут из следственных органов. А посему нам нужно доказательство того, что с твоей женой все в порядке и она действительно прощена за свою неверность. Завтра в Москве День города. Это отличный фон для фотографий. Я вывезу Наташу в центр, где ты будешь нас поджидать. Пять-шесть кадров на фоне плакатов и иллюминации будут отличным доказательством того, что вы с женой счастливы и никаких размолвок между вами нет.

— Не возражаю, — кивнул Шефнер. — Ее действительно надо вывезти из Москвы. Пришло время нам перебираться в Смоленск. Теперь там будет наша основная база. Работы идут полным ходом. На следующей неделе Ингрид должна выехать на базу. Пусть она и возьмет с собой Наташу, а ты им дашь пару человек для охраны. Как только все вопросы по Москве будут решены, ты отправишься следом. В Смоленске у нас на данный момент не больше, чем в столице. Вскоре и я к вам присоединюсь Нам необходимо готовить резервные базы в районе Смоленска, покупать землю, расширять строительство, открывать действующие фирмы, а не заниматься пустой показухой.

— Теперь послушайте меня, уважаемые джентльмены, — подала голос Ингрид.

Она говорила долго и интересно. Но мы оставим на время их компанию, а о том, что предлагала женщина, мы узнаем чуть позже, когда наступит подходящий момент.

Ему надели резиновую шапочку, в ноздри вставили трубочки, чтобы он мог дышать, а потом весь череп обмазали гипсом. Так он должен был просидеть до тех пор, пока гипс не затвердеет. Впоследствии слепки будут разрезаны, сняты, опять склеены и залиты специальным воском. Так в гримерной одной из самых лучших киностудий делалась посмертная маска обычного смертного, а вовсе не звезды или просто популярной личности.

Метелкин сидел рядом, наблюдал за работой и не закрывал рта. Его не смущали посторонние уши, и вряд ли гримерам была интересна его сбивчивая болтовня.

— Гришка в сознание все еще не пришел. Врачи опасаются, что он впадет в кому — тогда ему уже не выкарабкаться. Ребят разрешили похоронить. Я был у следователя. У обгоревшего трупа все же взяли кровь и провели анализы для идентификации. За рулем «восьмерки» сидел Лёньчик. Я ничего не сказал, что он не умеет водить машину и никогда за руль бы не сел, даже под пистолетом. Авария подстроена. Крылов раскусил ребят и уничтожил. К сожалению, ты оказался прав. Одно мне непонятно: почему Степан ничего не делает по отношению к Крылову и Шефнеру? Он будто не слышит ничего, о чем я ему говорю.

Метелкин замолк, словно ждал ответа, но гипсовая голова не могла ничего сказать. Пришлось разговаривать с самим собой.

— Нам удалось купить сведения о недвижимости, которой владеет фирма Шефнера. Как это ни странно, но в Подмосковье у Шефнера есть только особняк, записанный на Наташу, о котором мы все знаем и где состоялось наше знакомство. А под Смоленском несколько участков земли. Их еще найти надо. Сведения скупые, есть только регистрационные номера. А почему бы нам не обратиться к Виноградову? Помнишь того майора из ФСБ? Ну да, мы как-то ему помогли. Помнишь дело с алмазной мафией? Ну да, он должен быть нам благодарен. По идее, иностранцами должно заниматься их ведомство…

Метелкин еще очень долго рассуждал, но, когда с головы Журавлева сняли гипс, получил на все свои идеи отрицательную реакцию. У Вадима вырос слишком большой зуб на банду Шефнера, как он выразился, и решил, что они сами, без посторонней помощи справятся с ними. Так, как те того заслуживают.

Появление оперативника в офисе ничуть не удивило Шефнера. Он встретил майора Марецкого у себя в кабинете и любезно предложил сесть. Марецкий сел и положил папку на колени.

— Слушаю вас, Степан Яковлевич. Чем могла заинтересовать моя персона?

— Не совсем так, господин Шефнер. Меня интересует ваша жена. Но, перед тем как с ней встретиться, я решил поговорить с вами. Речь идет об очень деликатных вещах.

— Это очень любезно с вашей стороны. Слушаю.

— Вы в курсе того, что ваша супруга позволила себе слабость и завела любовника?

— Мне об этом известно. Но почему такие вещи интересуют милицию, я не понимаю.

— Идет следствие, и подробности я вам изложить не смогу, но обстановку в целом разъяснить в состоянии. В Москве совершена серия убийств молодых женщин. Судя по почерку, действовала одна и та же рука. В ходе расследования выяснилось, что все жертвы в недавнем времени были разведены с мужьями либо оставлены ими. В дальнейшем мы установили, что причиной разрыва являлась супружеская неверность. Мало того, все женщины изменяли мужьям с одним и тем же человеком, который впоследствии через некое детективное агентство шантажировал мужей. Вам, очевидно, пришлось с этим столкнуться?

— Вы правы, но я не назвал бы это шантажом. Агентство не занималось вымогательством. Они предлагали свои услуги — я их нанял и заключил договор. Все отношения строились на добровольных началах. У меня нет претензий к агентству. Правда, я не настолько импульсивен и разводиться с женой не стал. Ошибки молодости. Я даже ничего ей не сказал о том, что мне известно. Просто я постарался сделать так, чтобы она не встречалась со своим любовником, и отправил ее по делам фирмы в Германию.

— Не все мужчины способны на такое благородство. В России по-другому смотрят на измену жен и приравнивают такие поступки к предательству. Женщины легче переносят измену мужей. Но не будем отвлекаться. С определенного момента бывшие любовницы некоего донжуана начали погибать. Их зверски убивали. Тут трудно объяснить причины. Возможно, женщины объединились в общий кулак и решили отомстить шантажисту, который поломал им жизнь. Другое объяснение трудно найти, если он решился защищаться таким варварским методом.

— Я надеюсь, моя жена не входила в эту коалицию. Ее Две недели не было в России. Она вернулась два дня назад, пробыла в Москве ровно сутки, мы погуляли по красочной столице в День города, а вчера она уехала отдыхать… Кстати, — Шефнер выдвинул ящик стола и выложил перед оперативником несколько фотографий, — Утром принесли мне из фотолаборатории. Как видите, у меня с женой вполне хорошие отношения.

— Хотите вы того или нет, но мне придется с ней поговорить. Дело в том, что именно в День города небезызвестный донжуан был убит. Ему подлили яд в бокал с вином. Труп найден в его квартире. На столе стояли два бокала. Во втором яда не оказалось, но остались отпечатки женских пальцев. Теперь мы вынуждены взять отпечатки для экспертизы у всех женщин, которые так или иначе проходили по спискам отравленного.

— Вы можете снять их с посуды в моем доме.

— Речь вдет об убийстве, серии убийств. Я вас понимаю, но прокуратура ни на какие поблажки не пойдет. Если Наталья Шефнер сама не явится к следователю для дачи показаний и дактилоскопической экспертизы, то ее приведут под конвоем.

— Вряд ли я смогу вам помочь. Наташа уехала вчера на юг в отпуск с семейной парой на машине. Они собираются путешествовать вдоль морского побережья Кавказа от Адлера до Тамани. У меня нет ее адреса. Вся надежда на то, что она мне позвонит из Сочи или какого-нибудь другого крупного города. Но я даже не могу себе представить что ей сказать. Вернись, тебя вызывают в прокуратуру по делу об убийстве. Так?

— Следствие есть следствие. Ваши взаимоотношения с супругой тут ни при чем. В конце концов, если бы она была более осмотрительна и целомудренна, я в вашем кабинете не появился бы. За свои ошибки приходится платить. Вашей жене повезло. Она осталась жива и даже мужа не потеряла. Другие пять женщин лишились и мужа, и жизни. Теперь и главного героя придется хоронить. Может быть, он убийца и подлец, но родственники готовят ему пышные похороны, а мы в настоящее время вынуждены искать ту, которая стала виновницей этих похорон. К сожалению, нам не удалось взять его вовремя, и сейчас вместо одного подозреваемого их стало двадцать три.

Двадцать три женщины составляют список донжуана. Пятеро погибли. Но и мужей этих женщин нельзя не брать под подозрение. Одно дело — если ты бросил свою жену. Другое — если ее убили и ты можешь предположить, кто это сделал. Земля быстро слухами полнится. Об убийствах в Москве не писала только самая ленивая пресса, целиком поглощенная политическими сплетнями. А «МК» уже известил публику о похоронах знаменитого бабника. Похороны могут превратиться в манифестацию.

— Чует мое сердце, что неприятностей не избежать.

— Для вашей жены эта история кончится небольшим испугом, и не более того. Вы сказали, что она уехала на юг с супружеской парой. Кто они?

— Мои старые знакомые — Алексей Лучников и его жена Валерия. Они каждый год путешествуют по югу, и я подумал, что Наташе будет с ними интересно. Мне не хотелось, чтобы она оставалась в Москве. К тому же наступил бархатный сезон. Ей лучше отвлечься.

— Хорошо, не буду вас больше задерживать, но прошу проявить инициативу, и если Наталья Шефнер позвонит, то попросите ее вернуться в Москву. Если она откажется, то у следователя ее сопротивление вызовет определенные выводы. А вам это ни к чему.

После ухода майора Шефнер отправился в кабинет Крылова. В последние дни он уже не вызывал к себе начальника службы безопасности, а ходил к нему сам, даже несмотря на то, что секретаршу отправили в месячный отпуск.

Как ни старались родственники скрыть от общественности тайну похорон Вадима Журавлева, но любопытных и пронырливых зевак все равно набралось немало.

Из морга судмедэкспертизы тело покойного решили не завозить домой, а отправили сразу в крематорий. Три автобуса и вереница машин длиной в четверть километра вытянулась вдоль дороги к последнему пристанищу бывшего виновника шумных убийств в Москве. К провожатым примкнули репортеры и даже телевизионщики. Пришлось подключиться автоинспекции и милиции. По просьбе родственников использовать видео — и фотокамеры запретили, а в зал прощания прессу вовсе не допустили. Нашлись недовольные крикуны, кто-то встретил похоронную процессию с транспарантами: «Убийцу в костер!», «Туда тебе и дорога!» — и прочими нелицеприятными лозунгами.

Никто не ожидал такого резонанса. Милиции пришлось поработать. Но у протестующих нашлись мегафоны, и покой на кладбище был нарушен злобными выкриками. Манифестантов пришлось оттеснить к воротам. Больше всех вопили женщины из общества «Равноправие всем».

Автобус подогнали прямо к дверям зала, и гроб с телом перенесли на каталку. Крышку сняли только после установки гроба на лифт. Народу набился полный зал. Кто родственник, кто друг, а кто враг — разобрать было невозможно. Процедуру прощания сократили до минимума. Короткое выступление Одного из друзей длилось две минуты. К гробу подпустили только шесть человек, после чего крышка была забита, и гроб под печальную музыку начал опускаться в шахту. Шторки из черного бархата задернулись, и входные двери раскрылись.

Толпа повалила на улицу. Никто не знал, что из стоявшего рядом с автобусом «РАФика» с опущенными занавесками шла съемка, и каждый выходивший попадал в объектив видеокамеры. Велась также и фотосъемка.