Олигарха из него не получилось, но количество бензоколонок в Москве и области росло. Главным его достоинством было умение договариваться с людьми любых возрастных и умственных категорий, что сохранило ему жизнь в расцвете беспредела, рэкета и войны кланов за рынок.
Справа от именинника работал вилкой и ножом Сева. Всеволод Дикой слыл человеком тихим и незаметным. При желании он мог бы не слезать со страниц газет и красоваться на экранах телевизоров. Дело в том, что Дикой был очень известным адвокатом и вел в основном шумные уголовные дела. Получалось так, что чаще всего отпетые преступники, которых Сева защищал, выходили на свободу прямо из зала суда. Вот где надо было слушать красноречие адвоката. Особенно на закрытых заседаниях. Дикой немного стеснялся своей популярности и старался не попадать под объективы репортеров. Но в деловых качествах Севе не найдется равных. Когда на Вяткина наехала нефтяная мафия, то ему помог именно скромный Сева Дикой. Он просто связался с ворами в законе, которых зубами вытаскивал из-за решетки и попросил о помощи. В этих кругах Сева был неоспоримым авторитетом. Странно, что его самого не короновали в ранг вора в законе. Инцидент решился в течение суток, и на Евдокима Вяткина, которого свои звали Кимом, больше не наезжали.
Рядом с Севой глотал боржоми Игнат Анисимов. Игнат считался самым безалаберным и разбитным мужиком. Он всегда стоял на стороне Вени Гортинского, какую бы глупость тот не предлагал. Гнат был единственным в компании, кто читал книги виновника торжества в рукописях, не желая ждать, когда их оденут в безвкусную обложку. Анисимов был вторым стопроцентным технарем в компании. Он занимался электроникой и преуспел на этом поприще. Его кооператив по производству слуховых аппаратов и дорос до крупной фирмы, принимающей заказы от самого «Роскосмоса». Свою любовь к радиотехнике Гнат пронес с детства, делая еще в юношеские годы транзисторные приемники в мыльницах и рации в пачках из-под сигарет.
И, наконец, взгляд Гортинского упал на последнего гостя. Жора не очень любил, что его так называют. А Гортинский и вовсе называл приятеля Жоржем. На самом деле его звали Георгием, а дома — Юрой. Так вот, Жора Уваров в их компании считался самым везучим. Он не придерживался определенного профиля деятельности. Хватался за все, что приходило в голову. Шесть предприятий за полтора года. Фирмы-однодневки, быстрый взлет, афера, хороший куш и предприятия нет, и Жоры тоже. Аферист, умеющий вкладывать деньги по назначению и никогда не попадающий впросак. Его называли беспроигрышным лотерейным билетом, но только не те, кто ему доверял свои деньги. Эти люди ничего и никогда не выигрывали.
Девиз Жоры был известен со времен немого кино: «Главное в моей профессии — вовремя смыться!» Правда, по сценарию крылатая фраза звучала иначе, но Жора не считал себя вором, так как сроду ничего не украл. Ему несли сами и говорили спасибо. Остап Ибрагимович Бендер в сравнении с Жорой казался утопическим пережитком прошлого с примитивным мышлением, мелкими амбициями и ущербной фантазией. Прочитав очередной роман Гортинского, Жора, улыбаясь, говорил: «А хочешь, я покажу тебе, как это сделать в жизни?» Но писатель уже не помнил того, о чем писал несколько месяцев назад. Он жил новой идеей и был ею поглощен целиком и полностью. Стоило ему закончить рукопись, как он забывал о ней. Он не имел привычки возвращаться к пройденным материалам, а по сему компания ни разу не ездила в отпуск туда, где они уже побывали. Жажда новых ощущений и никакой ностальгии.
Вся жизнь строится только на ощущениях и ни на чем больше. В этом друзья оставались убежденными единомышленниками, что, собственно, и связывало столь непохожих друг на друга людей.
— Итак, господа! — нарушив мерное чавканье, начал хозяин дома. — Не пора ли нам призадуматься об очередном надвигающемся на нас отпуске? Глазом не успеешь моргнуть, как придет время собирать чемоданы. Хочу выслушать ваши предложения и пожелания. Начнем опрос беспорядочно.
— Но по твоему выбору, — съязвил сидящий слева Платон Пелевин. — Только не с меня.
— Хорошо. Что скажешь, Ким?
Владелец бензоколонок едва не выронил вилку из рук. Вопрос застиг его врасплох. Ему тут же вспомнилась статья в журнале «Огонек».
— Есть идея половить камчатского краба. У меня связи с дальневосточными поставщиками мазута. Нам дадут зеленый свет, и пограничники закроют на нас глаза.
— Крабов у нас и на столе хватает, и на складах их завались, причем консервированных. А ты хочешь тащить тухлятину аж с Дальнего востока? — противоречил Вяткину все тот же зануда Платоша Пелевин.
— Речь идет об отдыхе, а не о морепродуктах, — подался вперед Паша-музыкант. — Крабы, дело хорошее, но слишком укачивает. Тихий океан мы уже попробовали три года назад. Но мы не ездили в Кению на сафари. Лицензия на антилопу стоит каких-то семьсот долларов.
— Убивать безобидных животных? Увольте, — покачал головой Жора Уваров, не чтивший закон, как его коллега из прошлого Остап Бендер. — На Соломоновых островах самый чудный климат, а главное, там живут гигантские морские черепахи, на которых можно покататься.
— И сдохнуть со скуки через три дня, — добавил скептик Пелевин. — И что вы голову морочите себе и остальным. Все равно поедем все, как миленькие, куда укажет наш Шекспир. Первый раз что ли? Посмотрите на его ухмылочку. Все равно никто не придумает ничего более бредового, чем он. Вы же сами все запоем читаете его бредятину и восторгаетесь. И все отпуска проводим по его бредовым сценариям. Так что не вижу смысла в пустой полемике — пустая трата времени.
Игнат Анисимов даже как-то растерялся. — Ты что городишь, счетовод хренов? Кто из нас пожалел хоть об одном загубленном отпуске. Таких нет! Всегда получаешь больше, чем ожидаешь. А опрос, это так, разминка перед нанесением сокрушительного удара по нашей убогости. Ладно, Веня, толкай идею. А то этот хмырь все равно всю песню уже испортил.
Гортинский снисходительно глянул на компанию. Да, за зиму они немного закисли и поржавели. Но он знал, что каждый из них личность. Все отлично подготовлены физически, молоды, сильны и отчаянны. Не все выглядели мускулистыми громилами, а если говорить точнее, то никто, но выносливости каждого могли позавидовать многие альпинисты, яхтсмены и пловцы.
— Я хочу внести разнообразие в наш монотонный режим, — заявил писатель.
Раздался гомерический гогот. Не было еще ни одного отпуска, похожего на предыдущий, и говорить о монотонности и однообразии просто смешно, вот почему тирада именинника вызвала столь бурную реакцию.
Гортинский спокойно выдержал резкий всплеск эмоций и, когда наступила тишина, решил продолжить, но тихоня адвокат добавил:
— По возвращении из очередного отпуска тебя не покидает мысль, что после него неплохо бы пару недель отдохнуть.
Аудитория зааплодировала. Гортинский решил, что необходимо выпить еще по рюмке и можно продолжить. Он поднял тост за предстоящий сезон и все выпили.
— Не тяни жилы, Веня, — подал голос Анисимов.
— Итак, мы едем в Швецию.
За столом раздался протяжный гул разочарования, будто сдувался воздушный шарик.
— И что мы там будем делать? — с тоской в голосе спросил Паша-музыкант.
— Ограбим Национальную галерею искусств. Мы вынесем из нее шесть полотен великого испанского мастера Эль Греко. Тем самым перекрыв рекорд по сумме краденного за один заход во все известные криминальные времена.
Обрадовался только Жора-Бендер, захлопав в ладоши.
Близкую реакцию проявил и гений электроники Гнат Анисимов, но не так бурно — он просто потер руки. Остальные застыли с висящими в воздухе вилками и, открыв рты, смотрели на невозмутимо-спокойного писателя.
— План ограбления я уже составил. Место действия проверено, отход обеспечен, процент риска сведен к нулю.
Скептик Платоша тряхнул головой, словно желал проснуться от дурного сна, и спросил совсем не то, что хотел:
— А на кой черт тебе сдался этот Эль Греко?
— Он мне задаром не нужен, несмотря на сумму миллионной страховки за каждое полотно. Вопрос в наших возможностях. Такие ли мы умные, сильные, хитрые, ловкие и бесстрашные, как сами себе кажемся. Способны ли мы выдержать настоящие испытания в экстремальной ситуации, когда одна мелкая оплошность может погубить всех и лишить всего. Способны ли мы воевать, а не играть в войну. Удачливы ли мы на самом деле. Чего мы все стоим на самом деле. Амбиций у каждого хватает на сотню смертных, а каковы они в действительности, если их попробовать на зуб?
— Говоришь, у тебя готов остроумный план и он гарантирует успех мероприятия? — тихо спросил Сева Дикой, защитник уголовного мира. — Ты знаешь о том, что в Швеции не было ни одного крупного преступления после того, как закончилась война и из страны выдворили последнего эссесовца, из тех, что пытались там укрыться?
— Конечно, знаю. Мы больше полутора часов разговаривали с одним высокопоставленным офицером шведской лолиции. Марту все из вас видели?
Опять повисла пауза, после которой Ким Вяткин задал свой вопрос:
— Веня, скажи на милость, ты хохмишь или говоришь серьезно? У меня коленки уже заранее трясутся.
— Это пройдет, Ким. Когда на твои бензоколонки наезжали бандиты, ты тоже по началу мандражировал, но потом брал себя в руки. За свою собственность человек грызется насмерть. Ту же задачу я ставлю перед вами. Представим себе, что у нас нет выбора и на ограбление мы вынуждены идти. Теперь вам предстоит бороться за свою собственность. Потому что если вас поймают и засадят за решетку, то собственность конфискуют или разворуют. Лет через пятнадцать, когда многим из нас перевалит за пятьдесят, придется начинать все заново. Но к тому времени, я думаю, рынок будет поделен и престарелому зэку не найдется в нем места. Зато сколько ощущений и адреналина в крови! Какое самоутверждение, каков пьедестал! Вот они амбиции! Каждый из вас станет человеком, совершившим ограбление века!
Опять в комнате воцарилась тишина.
— Я скажу так, господа, — прервал паузу Жора Уваров. — Если мне план Вени понравится, то я пойду на эту аферу.
Гортинский довольно улыбнулся. По его расчетам, Жорж должен был сломаться первым, и он не ошибся. Вторым сломается Паша Назаров. Продюсер всю жизнь делал ставки на темных лошадок и ни разу не промахнулся. А пока гром не грянет, мужик не перекрестится. — Я и через пятнадцать лет сумею создать группу, которая войдет в первую десятку года, — подтвердил Павел выводы Гортинского. — Прослеживать движение хит-парадов можно и в тюрьме. Я не растеряюсь.
Вениамину Борисовичу лился бальзам на душу. Ну, думал он про себя, чего же ты молчишь, мэтр уголовного мира. И Сева Дикой, словно под гипнозом, заговорил.
— Мне надо ознакомиться с юриспруденцией Швеции поближе, разобраться в нюансах и поискать лазейки. Можно и не сесть, а отделаться легким испугом. Тут важно вникнуть в тонкости. А в принципе — идея дерзкая и очень заманчивая.
— Только я не думаю, что в шведской тюрьме тебя коронуют в законника — поправил его Гнат Анисимов. — Ты и в тюрьме сможешь получать бюллетени по законотворчеству и вернешься к своей деятельности в России в большом авторитете. А что делать мне, когда сегодняшнее электронное оборудование завтра превращается в хлам? Пополнять ряды армии бомжей?
— К тому времени их не будет. Мир вплотную подойдет к светлому будущему коммунизма, — усмехаясь, вставил Вяткин. — Но дело не в этом. Я потеряю больше всех. Рынок, завоеванный потом, кровью, страхом и непосильным трудом. И ради чего? Самоутверждения? Я уже утвердился. Хотите на Эверест? Пожалуйста. К тигру в клетку? И это не так страшно. Можно и с тифом найти общий язык. Но ехать в чужую страну, где все тебе непонятно, и совершать смертельные трюки, преследуемые неведомым тебе кодексом? Это без меня. Черт с ним, давай обчистим Третьяковку. Ну чем Репин или Крамской хуже Эль Греко? На кой черт нам нужна Швеция? Шведские музеи должны грабить шведы! Что скажешь, Платоша?
Великий математик махнул рукой.
— И говорить ничего не хочу. Это вы все сумасшедшие. Один псих предложил вам прыгнуть с вершины в бездну, а вы обсуждаете, кто из вас расшибет себе коленку, а кто лоб и будет ли вам больно. Я только понять не могу, зачем ты меня позвал, Веня? Я, конечно, человек заводной, как все, но я не полоумный. Смотри, скольких ребят ты не пригласил, которые подняли бы за тебя обе руки. Костя, Яшка, Лева Сидоркин, Сашка…
— Не стоит продолжать список, Платоша, — оборвал его Гортинский. — Каждая кандидатура была мною обдумана и не раз. Я выбрал лучших из лучших, самых из самых и столько, сколько потребуется при осуществлении моего плана, над которым я работал два месяца, сверял, прокручивал, перепроверял, а когда забыл одну детальку, то не поленился слетать в Стокгольм на полтора часа, чтобы убедиться в своей правильности и устранить ошибку. Каждый из вас имеет свои плюсы и минусы. Мы проверены в деле и неоднократно. Я думал, прежде чем объединить всех вас в одну команду.
— Спасибо за доверие, Веня, но ты не Господь Бог и не можешь принудить никого против его воли, — жестко поставил точку Платон Пелевин.
— И тем не менее мы все пойдем на это дело, — уверенно заявил Вениамин Гортинский. — Я знал, что наша команда разделится на две половины, как расколотый грецкий орех. Трое натрое. Себя я не считаю. Для команды скептиков у меня припасен козырь в рукаве. Пора его выбросить на стол. Выкладываю подробности. Руководство музея знает о предстоящем ограблении. У меня с ними заключен официальный договор. Я взял подряд на кражу картин. А история подряда началась со знакомства с директором галереи. Он наивный считает, что его галерея неприступна. Я ему объяснил, что есть на земле люди, для которых нет ничего неприступного и непреодолимого. Им все по плечу: и полет на Марс, и спуск в тихоокеанскую расщелину. Этот человек оказался столь же любопытным и азартным, как мы с вами. Он захотел увидеть героев, а главное, проверить их на деле, а не слушать мои басни, которых он уже начитался к тому времени.
Вот тогда у нас и созрел план для договора, гарантирующий двустороннюю безопасность на время операции. Музей нас нанимает для ограбления с целью проверки эффективности охранных систем. Договор у меня на руках, и вы с ним успеете ознакомиться. Мешать нам никто не будет. Если сигнализация сработает и нас схватит полиция, то тут же отпустит, увидев договор, который, естественно, будет проверен у заказчика. Тогда мы с вами окажемся в полном дерьме и каждый сам сможет убедиться, насколько он хорош. Герой ты или слабак, возомнивший себя рыцарем на поле. Если операция нам удастся и мы уйдем незамеченными, то через сутки мы вернем картины в музей и получим за работу вознаграждение и благодарность, а страховые компании порвут договоры с производителями сигнализации. Вот тогда каждый из нас сможет смело сказать, что нет на этой земле препятствий, которые мы не способны преодолеть! Виват! Мы непобедимы!
Все, что от нас требуется, — это оставаться мужчинами и не молоть языками о своих подвигах. Мы доказываем свое превосходство только самим себе, а не работаем, как клоуны, на публику. Такой расклад вас устраивает?
— Покажи договор?
Этот вопрос мог задать только Платон Пелевин.
Гортинский выложил договор на стол.
— А если нам подстроят ловушку? — спросил осторожный Жора. — Они же будут знать день и точный час ограбления.
— Им это не выгодно. Их интересует только надежность. И потом, это всего лишь пари, не больше. С картинами мы никуда не сбежим. Да и делать нам с ними нечего. Музейные шедевры никто покупать не станет. А по поводу ловушки, я думаю, мы сами сумеем подстраховаться. Каждый из нас — человек с опытом и незаурядным умом. Мы не гангстеры, у которых стреляют автоматы, наше главное оружие — мозги.
Договор прошел по кругу.
— Теперь вы убедились в том, что нас ждет великолепный отпуск? Прошу поднять руки, а точнее, бокалы с шампанским всех, кто за?
Семь бокалов поднялись над столом.
Гортинский не сомневался, что так и закончится его день рождения. Не зря он в течение двух месяцев готовился к счастливой минуте, когда зазвенят бокалы.
5.
В начале мая семеро заговорщиков покинули Россию и отправились в свой очередной отпуск. На сей раз, каждый ехал сам по себе и в разные стороны.
Главный казначей компании — Платон Пелевин — вылетел в Париж по приглашению своего приятеля, которого он и в глаза не видел и Не собирался видеть. Король бензоколонок Евдоким Вяткин получил приглашение из Германии и улетел в Мюнхен.
Игнат Анисимов решил навестить знакомых в Финляндии, а адвокат Сева Дикой — в Бельгии. Продюсер Паша Назаров укатил в Швейцарию. Гортинский с Жоржем направились прямиком в Швецию.
Они прибыли в Стокгольм на пять дней раньше остальных и поселились в разных гостиницах.
Воспользовались приглашениями четверо из семерых. Остальные имели Шенгенские визы и улетели без посторонней помощи.
Погода стояла изумительная. Гортинский и Уваров встречались утром в тихом кафе в центре города и гуляли по Стокгольму. Гортинский проводил своеобразную подготовку своего напарника, которому он мог доверить самые сокровенные детали операции, неведомые остальным участникам ограбления.
В музей они не ходили. Во-первых, Герман Шверник не знал о прибытии Гортинского в страну — его приезд намечался чуть позже. Не знала об этом и Марта, с нетерпением ожидавшая Веню.
Во-вторых, по задумке Гортинского, Жора в галерею не пойдет. Ему отводилась особая роль. Роль «седьмого» игрока, не отмеченного в договоренностях со Шверником. На улице против Национальной галереи Гортинский остановился.
— Музей обнесен стальным забором, — полушепотом говорил Уваров. — Натыкали трехметровых копий, даже голова между ними не пролезет.
— Это хорошо. После закрытия музея ворота тоже запираются, включаются прожектора и камеры наблюдения. Это избавляет охрану от лишних забот. Им не надо устанавливать видеоаппаратуру в каждом зале и топтать паркет, разгуливая по анфиладам. Камеры установлены только на центральной лестнице. От забора до здания метров пятнадцать чистого газона. Перемахнуть ограду и добежать до здания, оставаясь незамеченным, невозможно. Пункт охраны на первом этаже, окна которого защищены решеткой. Все надежно, и беспокоиться не о чем.
— Давай, Веня, колись. Никто до сих пор ничего не знает. Ты кидаешь людей в омут и обещаешь бросить спасательный круг в момент, когда всех потянет ко дну.
— Не торопи событий, Жорж. Ты узнаешь обо всем первым. Даже на войне каждый делает только свою работу и выполняет поставленную перед ним задачу. Чем меньше знаешь, тем дольше живешь.
— Об этом я уже читал в твоих романах.
— Видишь пятиэтажный дом, стоящий справа от музея?
— На расстоянии десяти метров. Хочешь перепрыгнуть с крыши на крышу?
— Угадал. Я всегда считал тебя смышленым мужиком. Не даром тебя считают первым «каталой» в Москве. По-моему ты уже достиг международного уровня. Ладно, к делу. Тебе прыгать не придется. Ты оставишь свою машину на параллельной улице возле этой пятиэтажки. Идем, я покажу тебе окно, под которым ты будешь стоять.
Этот дом не имеет выходов на другую сторону. На втором этаже для нас снята квартира с балконом. Балкон выходит в сторону музея. Два окна на ту сторону и два на эту улицу. Мы будем заходить и выходить через подъезд, мимо которого проходим. Видишь. Здесь есть парковка для машин. Каждый приедет на своей и в разное время. Все, кроме тебя. Ты тот самый человек, что относится к категории несуществующих.
Они свернули в переулок и не спеша обошли здание с другой стороны.
— Вы спуститесь через окно, и я вас подберу? — спросил настороженно Уваров.
— Нет, конечно. Глупая затея. Ты подъедешь на грузовичке с открытым кузовом в двенадцать сорок пять ночи и притормозишь у окна на несколько секунд.
Из окна выпадет коробка или рулон прямо в кузов, и ты тут же уедешь. Машину возьми в прокате сегодня вечером, и мы проедем по твоему маршруту. За городом есть неплохая дачка. Там ты и будешь нас ждать. После твоего отхода, минут через Десять, мы начнем выходить из дома но одному на другую улицу с другой стороны дома и разъезжаться. Если нам уготовили ловушку, то они не станут хватать каждого по одиночке, а скорее всего, проследят. Для этого им понадобится шесть бригад, учитывая, что все мы поедем в разные стороны и каждый будет иметь в руках рулон свернутой бумаги.
— Вы берете огонь на себя?
— Не преувеличивай. Если нас арестуют, то ничего не найдут. Мы ничем не рискуем. У них есть только один способ накрыть нас — это устроить засаду в квартире. Но здесь живут приличные люди, и никто не захочет поднимать шум. Не исключено, что мы вооружены. О русских грабителях ходят всякие слухи. Так что брать нас будут на улице. Ночью в этом районе тишь да гладь, полная благодать. Прохожих практически нет, машин очень мало. Идет чемпионат мира по хоккею. Матч заканчивается около часа ночи. Вся полиция стянута к стадионам. Слежку мы увидим, если она будет. Облава нас вряд ли напугает. Важно, чтобы ты проскочил незамеченным.
— О квартире знают?
— Конечно. Ее снимал заказчик на подставное лицо. В день операции, когда мы туда приедем, я тут же сменю замки. На тот случай, если у них имеются запасные ключи. Потом мы накроем хлебосольный стол по-европейски и сядем веселиться. Стандартная вечеринка. Съезд назначен на шесть вечера. К семи все подтянутся. Квартира удобная. Окна на все стороны.
— Веня, но объясни мне, тугодуму, каким образом ты собираешься из этой квартиры попасть в музей?
— Не забивай себе голову мусором, Жорж. Твоя задача не самая легкая.
Придется думать одному. Уверен, ты справишься. Как-никак, а за эту работу через десять лет ты получишь около миллиона долларов.
Уваров остановился и открыл рот. Он чувствовал себя полным идиотом.
— Опять писательские бредни?
Пока он соображал что к чему, Гортинский успел отойти шагов на десять и не слышал его. Пришлось догонять.
— Послушай, Веня, ты долго будешь мне мозги парить? Какие десять лет?
— Мы не сдадим картины обратно в музей. Директор наш сообщник и заказчик.
Он выкупит у нас картины через десять лет по миллиону за штуку. Но не раньше.
Вывозить мы их из Швеции не будем. Надежное хранилище уже есть. Закончим дело и махнем на юг Франции, покатаемся на яхтах. Хочется отдохнуть без суеты. Но о плане ребятам лучше не знать до поры до времени.
— До какого времени? Веня? Платошу инфаркт хватит, а Гнат тебе этого никогда не простит. А Вяткин, так вообще трус. Он же всю оставшуюся жизнь трястись будет. Парень со своими бензоколонками такого натерпелся, что скрипа телеги боится.
— Не преувеличивай, Жорж. Каждый из вас проверен в деле и не раз.
— Но зачем тебе понадобился Платон, Гнат, Евдоким? Почему их не сменить на Костю, Яшку, Серегу? Тоже мужики проверенные. И вякать ничего не стали бы!
Гортинский шел по улице вальяжной походкой и снисходительно поглядывал сверху вниз на невысокого суетливого приятеля.
— Объясняю для непонятливых. Все перечисленные тобой кандидатуры — люди семейные. Жены всегда знают секреты мужей, куда реже случается наоборот. А что знают двое, то знают все. Тем более женщина. Эти существа опаснее динамита, когда речь идет о мужских играх. Ты не забывай, речь идет о десяти годах.
Сохранить тайну в течение такого срока, очень непросто. Все мы люди тщеславные и амбициозные. Подумай только, как поведет себя Костик или Яшка через год-два, когда все стихнет, а он, чувствуя себя астронавтом, побывавшим на другой планете, должен об этом молчать. И потом, у твоих кандидатур сомнительный бизнес. Они могут разориться через год-два, и им захочется денег. А где взять?
Вот когда закипят настоящие страсти. Шесть миллионов зарыто в земле, а они нищенствуют.
— Никто из нас не застрахован от разорения.
— Разумеется. Но у каждого есть воля и мозги. Мы выкрутимся и встанем на ноги. А они? Там семья, дети. А главное — язык.
— Ладно, будь что будет. Удочки сворачивать поздно.
— Хорошо, что ты это понял. Я в тебе не сомневался. А теперь нам стоит поискать грузовичок и прокатиться на дачу. Сделаем Марте сюрприз. Ты должен запомнить дорогу так, чтобы смог с закрытыми глазами найти путь к даче.
***
На следующий день Гортинский встретился с Германом Шверником, и они провели два часа, гуляя по зоопарку и уточняя детали. День и план утвердили.
После операции они уже не смогут встретиться, а потому арендовали один и тот же почтовый ящик на телеграфе, куда будут отправлять друг другу послания.
Придя к выводу, что нерешенных вопросов не осталось, они разошлись.
Через сутки команда начала съезжаться со всех сторон света. Сбор состоялся на арендованной квартире рядом с музеем. Каждый приехал на своей машине, взятой на прокат в разных фирмах. Встреча носила предварительный характер, ознакомительный.
Прибыли все, за исключением Жоры Уварова. Как это ни странно, но о нем никто и не вспомнил. Перед тем, как накрывать стол и отметить встречу, Гортинский выложил на скатерть длинный цилиндр из нержавеющей стали с герметично закручивающейся крышкой и ручкой посередине.
— Многие из вас, господа, когда-то ходили с похожими картонными тубами, обтянутыми дерматином и таскали в них чертежи. В квартире их шесть. В день «икс» каждый из вас выйдет из этого дома с металлической тубой; сядет в машину и поедет в свою гостиницу. Назовем этот трюк отвлекающим маневром. Если нам готовят западню, то они клюнут на приманку. Сначала выйдут двое сразу, сядут в автомобили и разъедутся в разные стороны. В тубах будут лежать скрученные подробные карты Европы. Смотрите в оба. Нам очень важно знать: находимся мы под наблюдением или нет. Захотят нас контролировать или не сочтут нужным. Приедете к себе и не ложитесь спать, а сохраняйте бдительность. Холл отеля, главный подъезд, вид из окна. Тубы оставьте в машине, нет смысла привлекать к себе внимание персонала нестандартным багажом. Уезжать из страны мы будем дня через три-четыре, так как нам предстоит уладить ряд формальностей с музеем.
— Красивое здание, — глядя на галереек" через окно, сказал Платон Пелевин. — Кажется, ты решил еще раз проверить наши способности скалолазов.
— От тебя ничего не скроешь, Платоша.
— А что тут скрывать. К музею не подойдешь. Он стоит посреди обозреваемой площадки, обнесен высоченной оградой, освещен…
— И?… — спросил Гортинский.
— И камеры наблюдения смотрят вниз, — добавил стоящий у соседнего окна Гнат Анисимов. — Значит, лезем через крышу?
— Отличный вывод! — Гортинский зааплодировал и достал из-под стола сумку — Складной арбалет военного образца с тросом в тридцать пять метров и стальными стрелами. Убойная сила — двести метров. С тридцати пробивает бронированный стальной лист. Отличный прицел. Самый лучший стрелок из нас — Паша Назаров. Ему и карты в руки. Таких тросов у нас два и двенадцать карабинов с ручками и тормозными зажимами. План действий следующий. Собираемся на этой квартире от шести до семи вечера. По одному. Устраиваем застолье. В одиннадцать часов мы поднимаемся на крышу дома. Ключ от замка у меня в кармане. Назаров стреляет из арбалета в большую каменную трубу музея, и стрела уносит с собой один конец троса, который намертво врезается в кирпич. Далее по тросу по одному мы на карабинах скатываемся на горб галереи. Спуск не очень крутой, скорость не велика, так что тормозные зажимы сработают. На всякий случай приготовьте мягкие толстые резиновые накладки на обувь. Ноги придется выставлять вперед, и весь удар ляжет на ступни. По моим расчетам пролет одного человека займет пять-семь секунд. С земли крышу галереи уже не видно. Когда мы все перекочуем туда, нам придется пройти в другой конец, где находятся реставрационные мастерские. У них стеклянный потолок. Третья слева рама будет открыта. Сигнализации на стеклах нет. Открываем раму, и четыре метра вниз по веревке. В мастерской два выхода.
Один слева на парадную лестницу, но нас она не интересует, так как оборудована видеокамерами. Вторая лестница служебная, но она не выходит на улицу, а кончается на первом этаже. Двери в залы закрыты на ключи от случайных посетителей. Эта лестница не просматривается и даже не освещается. В этом нет необходимости, потому что вы не можете по ней выйти: в любом случае придется проходить через зал и попадать к главному входу, где и сидит охрана. Ключи от зала у нас есть, но для убедительности надо покорежить замки. Ограбление должно выглядеть дерзким, беспощадным и даже наглым. Им, чистюлям, стоит нос утереть!
В двадцать три сорок пять мы должны находиться в четырнадцатом зале второго этажа. К окнам не подходить. В залах горит дежурный свет, и нас заметят. Каждый встает у своего полотна. Их шесть. Размер самого большого — метр в ширину и семьдесят сантиметров в высоту. Только пейзажи. Ровно в полночь, по моему сигналу мы одновременно снимаем картины со стен и ставим их на пол. За ними висят серебряные пластины с датчиками и проводками. Они были приклеены к холсту, и вы их только что отодрали. Датчики срабатывают на свет. В ту же секунду на пульте зажигается лампочка. И если охранник не успел среагировать, и, выключив тумблер, не побежал с командой наверх, то через тридцать секунд здание разорвется визгом сирен. Наша задача: в течение десяти-пятнадцати секунд после снятия картин заклеить светодиод пластырем и закрыть его от света. Тогда на пульте лампочки погаснут. Чтобы не дожидаться наводящих вопросов, отвечаю сразу. Ровно в полночь происходит процедура сдачи смены. Не больше двух минут, но в соседней комнате. Сдача оружия и роспись в журнале. Операторы покинут пульт наблюдения на минуту-две, и эти минуты и секунды наши. В этом весь фокус.
Никто не увидит загоревшихся на пульте датчиков, а когда охрана займет свои места, они уже погаснут.
Наши дальнейшие действия. Мы срезаем картины с рам, скручиваем в рулон и возвращаемся назад. Слабое звено — веревка, по которой из мастерской на крышу придется подниматься по одному, рамы слабые и стекло может посыпаться на голову.
Надеюсь, все мы люди сдержанные и гонку устраивать не будем. Первым лезет наш стрелок. Он готовит арбалет со второй стрелой и тросом, а первый трос перекусывает. В дневное время тросы будут видны на фоне голубого неба. Их следует обрубить, чтобы они обвисли вдоль стен.