— О какой жене может идти речь, Степан Яковлевич? — улыбнулся подполковник Зимин. — Адвокат Дикой жил в гостинице «Астория», в портфеле лежит его гостевая карточка. А где же живет жена? Мы звонили в «Асторию». Дикой живет там уже два месяца в одноместном номере. Дорогое удовольствие. Такого масштаба адвокат и должен так жить, а оплачивает, разумеется, питерская братва. Дикой — москвич. В паспорте есть его адрес, он не женат и никогда не был. Мы уже проверяли.
Слова подполковника из Подмосковья прозвучали, как оплеуха. Лучший опер Петровки, которому поручили следствие, — майор Марецкий чувствовал себя полным идиотом.
7.
Ничего у них не получалось. Второй день бились над тайнами Вяткина, и ни одного намека на разгадку.
Все, что Метлицкий прихватил из квартиры Вяткина, не приблизило их ни на шаг к разгадке преступления. Фотографий мало и только семейные. Записная книжка примерно с четырьмя сотнями телефонов требовала долгого и скрупулезного изучения. А компакт-диск и вовсе спутал все карты.
Они уже который раз просматривали его на компьютере и не понимали, зачем человек хранил пять цветных слайдов на отдельном диске.
На первом слайде был изображен загородный дом. Очень своеобразной архитектуры, похожий на колбасу, длинный, но одноэтажный. У нас принято экономить землю и строить ввысь, а не вширь. На втором слайде красовался гараж.
Вероятно, расположенный на том же участке. Третий слайд запечатлел дорогу за калиткой, уходящую куда-то к холмам, на которых стояли ветряные мельницы необычной конструкции, и их там было невероятное множество. Четвертый и пятый слайд были самыми интересными. Несколько мужчин сидели на траве полукругом и ели шашлыки. На подстилке — овощи и вино. Один стоял спиной к объективу и колдовал над мангалом, еще одного тоже не было видно, он отвернулся и что-то говорил тому, кто готовил. Четверо других получились неплохо, и их лица можно при желании разглядеть. Последний кадр дублировал предыдущий.
— Ну, что мы можем из этого высосать, кроме того, что я вижу среди мужиков того покойничка, которого обнаружила на даче? — раздраженно спросила Настя.
— Со снимками надо поработать. Увеличить отдельные места, разобрать детали. Снимал все кадры никто иной, как сам Вяткин. Его в этой компании нет.
Причем снимал «мыльницей», паршивым аппаратом. Скорее всего, делал это так, чтобы не заметили другие. Во-первых, кадры смазаны, когда он фотографировал людей, но очень четкие, когда мы видим дом, дорогу и гараж. Во-вторых, никто из компании не смотрит в объектив, все сняты в дурацких позах. Если тебя фотографируют, то ты не станешь жевать и сморкаться. Хорошо. Он их подловил и потихоньку щелкнул. Мол, потом посмеемся. Но зачем эти кадры хранить, да еще на лазерном диске, который надо прятать в книгах?
— Хороший вопрос. Одно могу сказать, что снимки старые. У покойничка на даче успели появиться залысины и виски поседели. А тут он килограммов на семь полегче и с нормальными волосами. Что еще ты заметил?
— Место какое-то странное. Скажу тебе больше. — Метлицкий вернул кадр с изображением дома. — Смотри внимательно. Правый край дома, вернее, угол. Там табличка.
— Вижу. Слишком мелко, прочесть невозможно. Цифры — двенадцать, а буквы неразборчиво.
— Я их увеличу, но ты все равно их не прочтешь. Надпись сделана не по-русски. Возможно, где-то в Прибалтике. На доме указан адрес.
— И что это нам дает?
— Пока не знаю. И вот еще. — Он перешел на кадр с мельницами. — Дорога уходит на холм, а там большие ветра. Поверь моему глазомеру. До мельниц километра полтора, а то и два. А теперь представь себе, что ты подойдешь к ним.
Высота каждой не меньше трехэтажного дома, если не выше. А размах лопастей и просчитать невозможно. Боюсь, что такие мы не найдем в Прибалтике. Их там не менее полусотни. Мы же не видели, что творится за холмом.
— Хорошо, я все поняла. Но какая разница, где это находится? Куда интересней знать, кто эти шестеро мужиков.
— Семеро. Седьмой фотограф. Теоретически им может быть Вяткин. Эдакая великолепная семерка. Двоих уже нет.
— Не торопись, Женечка. Мы ничего не знаем о других. Может быть, они уже давно кормят червей в земле, а Вяткин и дачник-неудачник последние в списке.
— Надо узнать адресок и смотаться в это местечко, а там, глядишь, и подробности узнаем. Если только ребята с фотографии имеют хоть малейшее отношение к убийствам.
— Вот именно. Время-то терять.
— Но он же их спрятал. Фотки на диск скатал и в книжку сунул. Зачем? Да еще, как ты говоришь, многолетней давности. Что за блажь на Вяткина накатила?
Он же серьезный человек, крупный бизнесмен, почти олигарх. Тут чувствуется запах нефти.
На столе зазвонил телефон, и Настя сняла трубку.
— Слушаю вас, бюро «Титановый щит».
— Не забывай добавлять, что он весь в дырах и хреново защищает. Убитый на даче — адвокат Всеволод Дикой. Приехал из Питера.
— Это ты, Степа?
— Я. Или то, что от меня осталось.
— Готов раскрыть тайну следствия?
— С одним условием. Ты меня познакомишь со своей азовской подопечной. У меня есть к ней вопросы.
— Считай, договорились. Но ты начнешь первым?
— Когда?
— Через полчаса у входа в «Белград».
— Заметано.
Настя положила трубку.
— Боюсь, Женечка, что нефтью тут не пахнет. Второй покойничек был адвокатом.
— И что? Универсальная профессия. Адвокаты, как охранники, каждой фирме нужны.
— Поработай над слайдами, а я смотаюсь на свидание с Марецким. Кажется, он что-то разнюхал.
Через полчаса они встретились.
— Она у себя? — спросил Марецкий.
— Я заглядывала. Ключа от номера на доске нет, значит, она на месте.
— Пойдешь?
— Нет, Степа, ты мне доложишь о результатах своей работы, а я уж потом, а то я тебя, жука, знаю. Из тебя клещами приходится тянуть подробности.
— Ладно, уговорила. Куда пойдем?
— А тут рядом какая-то забегаловка есть.
Они направились вниз к набережной и увидели справа кафе.
Милое, тихое, уютное местечко. Сели у окна.
— Может угостишь даму? Я бы выпила чего-нибудь легкого. А то как-то неудобно прокуривать помещение на халяву.
Марецкий огляделся по сторонам.
— Здесь нет официантов, Степа. Подойди к бару, и тебе нальют чего попросишь.
Он кивнул и направился к стойке.
— Вина налейте пару бокалов.
— Какого? — спросил бармен.
— На ваше усмотрение, только не сухого.
— "Бужеле" подойдет? Великолепный букет.
Майор чуть было до потолка не подпрыгнул.
— У вас есть «бужеле»?
— И даже «бордо», но коллекционное. Жена нашего шефа француженка. Прямые поставки, и никаких подделок, можете не сомневаться.
Марецкий повернулся и подозвал Настю. Девушка подошла.
— У тебя есть фотография Ляли?
— Да, конечно.
— Покажи ее молодому человеку. Может, он ее видел раньше.
Настя положила на стойку фотографию.
— Что скажете?
Бармен глянул на снимок, а потом на гостей. Марецкому пришлось лезть в карман за удостоверением. Слишком парень недоверчив.
— Понятно. Да, я помню эту дамочку. Очень эффектная штучка. И даже не один раз ее видел. А может, мне так кажется. Но несколько дней назад, точно видел.
Она подошла и, так же как и вы, заказала два бокала «бужеле». Взяла их и отнесла к столику. К тому самому, где вы сидите. У окна.
— Кто с ней был?
— Мужчина.
— Узнать смогли бы?
— Нет. Он закутался, как человек в футляре. Какая-то дурацкая фетровая шляпа на голове, плащ с поднятым воротником, темные очки. Шпион какой-то.
— Но не молодой и еще с зонтиком?
— Лет пятидесяти, а зонтик складной лежал на столе.
— Долго они сидели?
— Не больше пяти минут. Оглянуться не успел, а их уже нет. Выпили вино и ушли.
— Вместе?
— Я не видел. Девушка подошла, взяла вино, и я проводил ее взглядом. Там было на что посмотреть. Я еще подумал: «У такой крали такой кавалер». Но может, отец или начальник. Кто их знает.
— Хорошо, спасибо. — Марецкий взял бокал. — Идем на место, Настя.
Они вернулись за столик.
— Степа, ты просто Шерлок Холмс или Ниро Вульф. Как тебе это удалось? Ведь сюда привела тебя я.
— И посадила за тот же столик. Судьба, Настена. А суть в том, что адвокату Дикому подсыпали уникальное психотропное средство в редкое у нас вино «бужеле». Давай попробуем, что это такое.
Они отпили по глотку.
— Так, ничего особенного, — почмокав языком, сказал Марецкий.
— А что ты хотел? «Бужеле» — это молодое очень дешевое вино урожая текущего года. Одним словом — брага. А у нас все, что из Парижа, — шик. Ну да ладно, значит, адвокату снотворного подсыпала Ольга?
— Выходит, что так. Вопрос в другом. Это была самозащита или подготовка к убийству?
— Послушай, Степан, не будь наивным. Если она пила с ним вино, они тихо сидели, потом поехали на дачу и там она его застрелила. Ну а причем здесь снотворное? Достала пистолет и выстрелила. Поверь мне, это очень просто, если человек не ждет атаки. Со снотворным явный перебор. Хорошо. Я потом выскажусь. Колись, до чего вы там докопались?
Марецкий в течение получаса изливал Анастасии груду деталей, нестыковок, странностей и непонятностей и в конце концов пришел к выводу, что делать выводы еще рано.
В какой-то момент Настя отвлеклась и внимательно посмотрела в центр зала.
Семен оглянулся. По проходу между столиками шла высокая стройная блондинка с высокой прической, в джинсовом костюме и со спортивной сумкой на плече.
— Таисия? — окликнула Настя девушку. Та повернула голову и улыбнулась.
— Я сейчас к вам подойду. — Она кивнула на дамскую комнату в конце зала.
— На ловца и зверь бежит, — заметил Марецкий.
— Зверь? Она и на зверюшку не тянет.
— А что она здесь делает? Сестренка ее тоже сюда захаживала. А если представить, что они здесь встречаются?
— Нет, Степа. Бармен даже не взглянул в ее сторону. Если бы он ее знал, то хотя бы кивнул ей. А Ольгу он запомнил сразу.
Наконец к их столику подошла Тая.
— Добрый день. А я проходила мимо и увидела тебя в окне, Настя. Решила, что ты хочешь заглянуть ко мне, вот и зашла в кафе.
— Ты права. Я со своим коллегой направлялась к тебе, но вот решили зайти выпить по бокальчику красненького, Не хочешь?
— Нет, спасибо, я совсем не пью. У меня тут же начинает кружиться голова.
— Куда это ты собралась с сумкой? Хочешь уехать?
Тая улыбнулась.
— Пока я Лялю не найду, никуда не уеду. А шла я в химчистку. Кофе на платье пролила за завтраком.
— Присаживайся.
Марецкий подал девушке стул.
— Если ты ко мне, значит, есть какие-нибудь новости?
— Увы! — ответил Марецкий. — Новостей нет, хотели поговорить с вами, может, подскажете что-нибудь интересное.
— Я же все уже рассказала Насте.
— Наверное, не все. Убиты двое мужчин. Тот, что уехал с вашей сестрой из гостиницы. Его зовут Всеволод Дикой. И еще один Евдоким Вяткин. Вашу сестру видела соседка возле его подъезда. Он погиб от руки того же убийцы.
Таисия нахмурилась.
— Но это же не Ляля их убила. Она муху не способна убить. Поверьте мне, я знаю свою сестру. В детстве многие дети таскают животных домой. Красивых. А Лялька таскала больных. Котенка с перешибленной лапой, собаку с поломанными ребрами. Мы их лечили.
— Никто не обвиняет вашу сестру. Мы пытаемся разобраться. Ведь она писала вам о каких-то неприятностях. Видите, какие получаются последствия?
— Да, конечно, я все понимаю. Имя Евдоким я слышала. Вы знаете, у Ляли море поклонников, она любила о них рассказывать. Но, разумеется, я не запоминала их имен, а только какого-то Игната запомнила, может, еще вспомню. Вы знаете, мне кажется, что ей грозит серьезная опасность. Письмо не шутка. Я не имею права рассказать чужие секреты, но мне сейчас кажется, что есть во всех случаях какая-то роковая связь. Вряд ли я могу связно изложить ту путаницу, что творится в моей голове и как-то выстроить логическую цепочку, но, может, вам это удастся сделать.
Тая немного помолчала, потом достала сигареты, закурила и, уставившись в окно, тихо начала говорить:
— Три года назад Ольга развелась с мужем из-за одного человека. Мне она сказала тогда: «Такого со мной ни разу в жизни не происходило. Поверь, если я сказала слово „любовь“, значит, оно имеет вес и значение, это не признание обезумевшей десятиклассницы!»
И я ей поверила. Ляльки не везло с мужчинами. Права пословица «Не родись красивой, а родись счастливой!» Кто-то ее придумал для моей сестры. Наконец-то ей повезло. Она называла его Феликсом, Филей, без конца придумывая ему разные прозвища. Я знаю, что они хотели пожениться. Ляля преобразилась, стала совсем другой, для нее мужчины перестали существовать. Никого, кроме Феликса. Но мне казалось, что это не настоящее его имя. Что-то она недоговаривала.
Прошел год, и вдруг мне звонит Ляля. Я думала из Москвы, а она звонила из Таганрога. Сказала, что приезжала на могилу к родителям попрощаться и хочет заехать ко мне. Я, конечно, обрадовалась. Только не поняла, что значит «попрощаться». Не сообразила спросить. На следующее утро она приехала ко мне. Я не узнала сестру. Ляля осунулась, похудела, бледная и мрачная. Вся в черном: черный костюм, черные колготки, а на голове черная шаль. Ее вид поверг меня в шок. Ольга не выносила черного цвета. Она предпочитала яркие цвета. Красный, желтый, голубой, салатовый.
Сестра пробыла у меня один день, а на утро уехала. Пила водку и не пьянела, много курила и ничего не ела. Мы весь день просидели за столом и разговаривали. Тогда она мне сказала, что ее Филю убили за день до их свадьбы.
Как выяснилось, он относился, как она выразилась, к определенному клану масонов. На мой взгляд, это обычная банда. Просто в нее входили очень высокопоставленные богатые люди с громкими именами. Но, по сути, они совершали страшные преступления. Одно или много, я сказать не могу. В чем смысл этих преступлений, тоже не знаю. Но у них был свой кодекс чести. Филя его нарушил.
Вряд ли тем, что решил жениться на Ляле. И его убили. Причем, он знал об этом.
Как говорила Ляля, он торопился на ней жениться, чтобы она унаследовала его имущество. Но расписаться они не успели. Филя умер у нее на руках. Она открыла дверь, он вошел в квартиру и упал. Все, что он успел сказать: «Они мне этого не простили», — и умер. Еще Ляля сказала мне, что знает всех членов клана, их девять. Как-то странно сказала: «Их девять, а я одна». Вот тогда я слышала какие-то имена. Но мне показалось, что это прозвища. Понимаете, она не хотела называть мне настоящие имена. Зачем? Что-то осело в моей памяти. Евдоким, Игнат. Но я не придавала особого значения словам. Мне до слез ее было жаль. Она всегда цвела и сияла, как солнышко. А тут я увидела старуху, пьющую водку стаканами.
На следующий день я пошла ее провожать, по пути забежала на работу и на вокзале спросила ее: «Куда ты поедешь?» Она криво ухмыльнулась и ответила:
«Искать справедливость. Не волнуйся обо мне. Со мной ничего не случится. Я обязана выжить до конца. Но на всякий случай, приехала на тебя взглянуть. Если что, то я позвоню тебе. Все будет хорошо, малыш!» И вот прошло почти два года, и я получила это письмо. Больше я ничего не знаю.
— Кто вы по профессии, Тая? — спросил Марецкий.
— Врач.
Зависла пауза. Настя и Степан переглянулись, словно она на вопрос о профессии ответила «киллер».
— Вы знаете такое лекарство «предозинол»?
— Конечно, знаю. А вы откуда о нем знаете?
— А могло оно оказаться у вашей сестры?
— Вряд ли. За два года, очевидно, уже закончилось.
— Как вас понимать?
— Я дала ей упаковку — двадцать капсул. Я же сказала, что, провожая ее, забежала на работу. Она страдала бессонницей, и я поняла, что недалека от белой горячки. Ей необходимо снять стресс и как можно больше спать. Я объяснила ей, как его принимать и какое воздействие оно оказывает.
— Вы смогли взять в больнице целую упаковку?
— Я главный врач больницы. Просто мне пришлось подменять больным «предозинол» на более слабые средства. Но сами понимаете, я на все готова ради сестры.
— Спасибо. Если позволите, я буду обращаться к вам за консультациями. В частности, по редким именам.
Они посидели еще какое-то время и потом разошлись. Настя хотела предложить денег Тае, но девушка сказала, что на работе ей выделили материальную помощь и выслали деньги в Москву.
День подходил к концу. Он был слишком насыщенным по части информации, и сводить концы с концами на ночь глядя, не имело смысла.
Утро вечера мудренее.
8.
В девять утра Настю разбудил междугородний телефонный звонок. Она так и не выспалась. Всю ночь ей снились кошмары.
— Настена, солнышко, рад тебе сообщить, что я до сих пор жив и даже местами здоров.
— Журавлев! Как странно, что ты еще жив. Звонишь из больницы и хочешь сказать, что лежишь в гипсе и в ближайшие месяцы тебя не ждать.
— Почти угадала. Через час отлетает мой самолет на Москву. Не хочешь встретить меня на своей шикарной тачке? Ладно, оркестр можешь не заказывать, переживу.
— Извини, Дик, но ты в Москву не летишь.
— А куда же, позволь тебя спросить?
— В Таганрог. Начинай с него. Улица Кирова дом шестнадцать. Тридцать два года назад там родились две девочки-близняшки. Одну зовут Таисия, другую — Ольга. Ципканские. Сейчас обе в Москве. Тая приехала из Азова по зову сестры, но Ляля, так все зовут Ольгу, пропала. Мы ее ищем. Но не все так просто. Ольга, как показывает расследование, напрямую или косвенно замешана в двух убийствах.
Мотивом может служить месть за гибель любимого. Концы Ольги найти очень трудно.
Она трижды была замужем, меняла фамилии и города. Очень темная лошадка. Таисия, мне кажется, более открытая, но особо не желает рот раскрывать. Нам остается только гадать на кофейной гуще. Расследование убийств поручено твоему однокашнику Степе Марецкому. Его тоже особо не разговоришь. Но Таисия обратилась к нам, и наша контора начала раскручивать дело. Так что сам понимаешь, Дик, речь идет о нашем престиже. Постарайся узнать как можно больше о сестрах. Очень неприятно ходить в дураках. Я так думаю, что убийства будут продолжаться. Погибают коммерсанты. Уверена, что следствие и пресса придут к выводу, что дело связано с коммерческой деятельностью. Пусть они эту версию и отрабатывают, а ты попробуешь зайти с другого конца. И что еще важно. У Ляли мужиков хватало, всех не запомнишь. Записывай их имена. Возможно, они сыграют какую-то роль.
— Спасибочко за задание. Затащила ты меня в болото. А я мечтал отдохнуть.
— Имей совесть, ты только что отпуск отгулял.
— Знала бы ты, какой это был отпуск. Ладно, госпожа генеральша, задание получено, приступаю к исполнению.
Настя положила трубку и пошла под душ. Через час она уже пила кофе в конторе. Метлицкий заявился на сорок минут позже.
— Где тебя носит, оболтус?
— Прошу без фамильярностей. Я проделал такой объем работы, что тебе и не снилось. Кстати, я ушел вчера из конторы в первом часу, а ты так и не вернулась. И сегодня с семи утра уже на ногах.
— Очередь в пивную занимал?
— Кошмарная баба. Настена, тебе тридцать три года, а ты уже зануда. Ну кто с такой уживется?
— Давай к делу. Меня очень заинтересовали те мужики на слайде.
— А я только ими и занимался. Увеличил, почистил, распечатал и с местностью разобрался.
— Тогда выкладывай.
— Сначала кофе мне сделай и кусочек колбаски оставь. — Метлицкий сел за стол и достал из сумки фотографии. — Наш компьютер многого не может, но кое-что я из него вытянул и распечатал в цвете. Вот портрет каждого. Смотри, чего я добился. Четыре рожи вышли идеально, хоть на паспорт клей.
— Одну уже пора на могильную плиту вешать.
— Не перебивай, циничная особа. Задницу типа, жарящего шашлыки, я увеличивать не стал. Не впечатляет в плане выразительности. Но тип, сидящий в круге, не отвернувшийся от камеры, меня заинтересовал. И вот почему. У него на левой руке, ближе к локтю, есть татуировка. Рисунок разобрать невозможно, но очень смахивает на якорь. Скорее всего, так оно и есть. Посмотри сама. И если учесть, что несколько лет назад у него проглядывала плешь на затылке, то можно предположить, что сейчас он лысый. Из нагрудного кармана рубашки торчат очки.
Этого уже не мало. Все приметы носят постоянный характер. Новые волосы не выросли, зрение не улучшилось, и татуировка никуда не делась.
— А ты случайно фамилию его не прочел по волосам на груди?
— Придет время и фамилию узнаем.
— Да, когда его родственники в морге опознают.
— Не пачкай все подряд в горчице. Мы работаем в детективном бюро, а не в похоронном. Смотри дальше. Вот увеличенная надпись на доме. Видишь шрифт. Тут есть две точки над буквой. Похоже на немецкий или скандинавский язык. Северная Европа. Сегодня спозаранку я отправился в турагентство, специализирующееся на путешествиях по Скандинавии. Там нашелся один финский переводчик, и он мне сказал, что надпись сделана на шведском языке. Нашли словарь и перевели. «Мыс Укселесунд дом двенадцать». Я купил карту Северной Европы, облазил по ней всю Швецию и нашел. Ты представляешь, нашел. Мыс Укселесунд находится примерно километрах в сорока-пятидесяти к югу от Стокгольма. Тут же позвонил в свою бывшую редакцию. У нас там целый отдел по скандинавским странам и Великобритании. Мне повезло, я застал Валеру Харченко. Он работал спецкором и в Дании, и в Финляндии, и в Швеции. Спросил его про мельницы. И он мне подтвердил. В Швеции такие мельницы строят фермеры для вырабатывания электроэнергии, так как тянуть провода в отдаленные уголки очень дорого и стоимость самого электричества слишком высока. Пару десятков таких вертушек может обслуживать не только одно хозяйство, но целый район. Фермеры ухитряются еще и продавать излишки. Особенно прибрежным рыбачим поселкам. Ну что скажешь? Какое нам наследство оставил покойничек?
— Хорошая работа, Женечка. Только зачем нам все это надо?
— Нет, Настена, ты не сыщик. Хочешь узнать, когда сделана эта фотография?
— Допустим.
— Позвони Степе. В письменном столе Вяткина лежит загранпаспорт. Они наверняка забрали все его документы. Пусть глянет на штамп в Швецию, и там указаны сроки пребывания. То же самое можно сделать и с паспортом Дикого. Жаль, что мы не успели обследовать его квартиру. Надо пойти к ним на похороны и посмотреть, кто придет.
— Уже слышала. Адвоката будет хоронить вся московская братва. Ему уже памятник заказали из белого мрамора и полированный гроб из дуба. Авторитеты поклялись отомстить убийце за смерть великого мэтра.
— Да! Достойный был человек!
— А Вяткина будут хоронить нефтяные олигархи. Уж те, небось, бюст из золота сваяют. И тоже поклялись найти убийцу. Они министерство внутренних дел нанять способны, а не сыщиков вроде нас. Не завидую я убийце.
— Ты права, конкуренты у нас серьезные.
— Послушай, Женечка, ты можешь поверить, что роковая женщина решила убить десяток мужиков за то, что те убили ее жениха? Якобы все мужчины, человек восемь-десять, были повязаны какой-то тайной и один из них нарушил кодекс молчания и его пришили. Невеста убитого решила посвятить свою жизнь мести.
Метлицкий улыбнулся.
— Избитый старый сюжет. Эту тему сотни раз обсасывали в книгах и кино.
Помнишь шикарный фильм Трюффо «Невеста была в черном». Один к одному.
— Но двоих убитых мы уже знаем. Возможно, они не первые. Фотографии компашки из Швеции мы имеем. Женщина-призрак в лице Ляли Ципканской у нас есть.
Так или иначе, но она участница событий. Тая вчера рассказала нам со Степой сценарий, очень похожий на фильм Трюффо. С другой стороны есть факты. Степа вовсе махнул рукой и сказал мне, что только потерял время. Правда, он нашел место, где Вяткину подсыпали снотворное в вино. А лекарство Ляле дала Тая.
Оказывается, она заведует больницей в Азове. Но я не могу себя заставить поверить в экранную романтическую историю.
— Во Франции был писатель Симонен, не путать с Сименоном. Его в конце концов по настоянию полицейского департамента перестали издавать. Каждый его новый детектив расценивался как пособие по ограблению. Преступники претворяли его романы в жизнь и очень удачно. Почему Ляля не могла использовать книжный или кинематографический сюжет для осуществления своих планов. И придумывать ничего не надо. Сюжет мелькнул в голове случайно и стал инструкцией, толчком к действию. Мы рассматриваем это как романтику, а она — как выход из положения.
Ведь мы нормально воспринимаем кавказский обычай кровной мести или испанскую вендетту. Нам это чуждо, а люди так живут.
— Ляля Ципканская не испанка и не чеченка. Она русская дамочка, капризная, избалованная, привыкшая к роскоши. И потом, месть — дело мужчин, а не женщин. Бабы мстят с помощью другого оружия.
— Гадать бессмысленно. Надо работать.
— И что ты предлагаешь?
— Я хочу съездить в Швецию на недельку. За свой счет, разумеется. Вдруг сумею зацепить след там? Только надо выяснить у Степы, когда наши покойнички туда ездили.
Идея Насте не понравилась, но и для возражений не нашлось аргументов.
9.
Последующие две недели проходили в томительном ожидании. Следствие уткнулось в тупик. Связь между убитыми Вяткиным и Диким просматривалась слишком туманно. Да, они были знакомы, в молодости дружили, но давно уже не поддерживали отношений. Новости из Питера тоже не радовали. Удалось найти горничную, которая по просьбе Дикого играла роль ревнивой жены и нанимала сыщика. Но второй раз в Москву не звонила. О чем это говорило? Ни о чем. То, что адвокат имел нестандартную сексуальную ориентацию, к делу не относилось.
Опрос питерских авторитетов тоже ничего не дал. Адвокатов не убивают, их либо уважают, либо не признают.
Нефтяной след в деле Вяткина так же не просматривается. Никаких серьезных сделок Вяткин в последний год не заключал и не намечал заключать. Компания работала ровно и стабильно, не имея серьезных конкурентов. Каждый занимал свою нишу и не мешал другим.
Тая безнадежно ждала появления своей сестры, а Настя ломала голову над старыми загадками, не находя на них ответов.
***
Жил в Москве человек по имени Игнат Анисимов. Личность незаурядная.
Ученый-электронщик, работающий на космос в закрытом институте. А у него все имелось из того, что он хотел. Деньги, семья, интересная работа, успешная карьера и любовницы.
В свои пятьдесят семь он не пропускал мимо ни одной стоящей юбки, даже на работе. Коллеги закрывали глаза на слабости ученого, не успевая следить, как у него меняются секретарши.
Жена, разумеется, догадывалась о похождениях мужа, но изменить ситуацию не могла. Не разводиться же, в конце концов. Не тот возраст. Приходилось мириться.
Однако в день рождения своей супруги, как и восьмого марта, он вспоминал о долге и проводил вечер в кругу семьи. Сегодня он решил пригласить жену в ресторан. Не просто в ресторан, а в заведение, которое принадлежало одному из старых друзей. Ему хотелось взглянуть, как процветает бизнес у человека, который еще два года назад не имел ни гроша за душой и продал самую ценную вещь из всего, что имел.
Ресторан оказался больше, чем он предполагал, уютный, хорошо оформленный.
Полумрак, на столиках стояли подсвечники со свечами, тихо играл оркестр в углу, не мешая посетителям общаться между собой. Все пристойно и интеллигентно.
Метрдотель проводил пару за двухместный столик и сказал, что сейчас позовет официанта.
— Я хотел бы увидеть владельца ресторана.
Анисимов извинился перед женой и последовал за метрдотелем. Возле стойки бара находилась дверь, прикрытая занавеской. Гостя попросили подождать несколько секунд. В служебное помещение посторонние не допускались. Игната это не смутило. Он очень обрадовался, что его приятель на рабочем месте и даже выходит к посетителям по первому требованию.
Не прошло и нескольких секунд, как вновь появился метрдотель.
— Георгий Николасвич сейчас выйдет. Одну секундочку.
И точно, жать пришлось недолго. Одетый в смокинг и с серой бабочкой у самого кадыка появился высокий поджарый мужчина с седыми висками. Прямо у дверей его ждал гость.
— Черт! Жора, тебя хрен узнаешь. Ну прямо голливудский герой.
— Гнат? Что ты здесь делаешь?
Он опасливо огляделся по сторонам. Рядом за стойкой бара сидели люди.
— А что можно делать в ресторане? Привел жену, отметить ее день рождения.
— Почему в мой ресторан?
— Хотел глянуть, как идут твои дела.
— На дела можешь смотреть, а на меня не обязательно.
— Брось, Жора. Не перегибай палку. У нас нет повода ненавидеть друг друга.
Иногда хочется увидеть кого-то, с кем связаны лучшие годы жизни.
— Извини, Гнат, но я ностальгии не испытываю. Мои лучшие годы прошли не там, где я хотел. Нам не о чем говорить. — Владелец ресторана повернулся и скрылся за занавеской.
Анисимов опешил. Женщина, сидящая спиной за стойкой, буквально в полуметре от него, неожиданно оглянулась, и он увидел ее красивое лицо.
Еще один удар. Такого он не ожидал. Вот что значит — выходить на публику.
Эту красотку он не мог не узнать. Неделю назад он подвозил ее к дому, а потом назначил свидание. У Анисимова имелась квартира в центре города, которую он снимал специально для интимных встреч. На следующий день он и привел ее туда.
Девушка его покорила. Она так разительно отличалась от остальных, что он чуть было не потерял голову. Три вечера подряд они провели вместе. В пьяном угаре он обещал ей златые горы и чуть ли не жениться на ней и увезти в свадебное путешествие на край света. Поняв, что переборщил, испугавшись самого себя и возможности погрязнуть в долгосрочную любовную историю, Игнат решил исчезнуть из ее поля зрения и оборвать связь. Ее взгляд был таким тяжелым и пронзительным, что он быстро отвернулся и направился к столику, где сидела жена.