— Я тебя понял, Борис. В следующий раз мы к ним зашлем нашего генерала со своим вопросником. Уж с ним они постараются вести себя более почтительно.

— Ты что, смеешься? Нашего Черногорова? Такой же без мата ни одной фразы сказать не может.

— Я же сказал, что ему вопросник дадим и диктофон, чтобы можно было услышать оригиналы ответов, а не в его пересказе. Справится. В конце концов, он не меньше нашего заинтересован в результатах расследования. Не век же ему в кабинете сидеть и в телефон рычать. Пусть в люди выйдет, на мир посмотрит.

На столе затрещал аппарат. Майор снял трубку.

— Степа, это Дик. Выслушай меня, только не перебивай. Сегодня в полдень возле дома Метелкина взорвалась моя машина. Сгорела дотла. Очень важно, чтобы в новостях сообщили, будто машина сгорела вместе с водителем. Ты меня понял?

— Что случилось? Опять вляпался? Ты уже однажды был покойником, еле восстановили.

— И в машине, если помнишь, я тоже погибал. Но тут дело серьезней. Короче говоря, все объясню потом. Времени в обрез. Свяжись со СМИ, пусть преподнесут все, как надо. До скорого.

В трубке послышались короткие гудки.

— Года на месте не просидел! Чума! Опять в разнос пошел.

— Ты о чем, Степан Яковлевич?

— Да, так. Живет один псих в Москве, от которого никому покоя нет. Не человек, а головная боль. В кабинет постучали, и вошел майор Кораблев.

— По твоему виду можно сказать, Альберт Леонидыч, что у тебя есть новости.

В разведчики ты не годишься, а вот партнер в покер из тебя отличный. Все эмоции на физиономии отпечатаны.

— Ты прав, Степан, кое-какие новостишки есть.

Он присел к столу и достал пакетик с несколькими гильзами.

— Это те самые, что мы подобрали в Москве и на Симферопольском шоссе.

Серия та же самая. Все это нам давно известно. Меня другое интересовало — они абсолютно новые, незалапанные, свежак, изготовлены на филиале Тульского оружейного завода. Тут тоже удивляться нечему. Серия выпущена год назад, но самое интересное заключается в том, что эта серия выпускалась под заказ Министерства обороны и вместе с оружием была переправлена в воинские части, что подтверждается документами. Схема простая. Определенный округ заказывает для своих воинских частей определенное вооружение и дает заявку в министерство. Там заявка рассматривается, одобряется или нет, потом дают заказ на завод, оплачивают, а затем округ забирает выполненный заказ. В данном случае оружие и боеприпасы заказывал стрелковый полигон Уральского округа с целью проведения учений. Короче говоря, в военной документации черт голову сломает. Я особо не вникал. Даже чтобы заполучить эту информацию, мне пришлось использовать все связи нашего отдела. Кто чем мог, как говорится. Нет ничего более закрытого для нас, чем Министерство обороны.

— Есть, Алик, — церковь, — поправил его Марецкий. — Извини, что перебил.

— Так вот, копии документов с оружейного завода нам получить удалось. Тут помогли ребята из Тулы. Обычная финансовая проверка, к ним везде привыкли. Мне было важно установить доподлинно точно, куда и в какую часть попали патроны этой серии. Результат ошеломляющий! Партия из трехсот автоматов и шести тысяч патронов к ним с рожками были распределены между двумя стрелковыми подразделениями, готовившимися к показательным учениям. Теперь по пунктам.

Таких воинских частей в природе не существует. Никаких учений на территории Уральского округа не проводилось.

В кабинете воцарилась тишина. После долгой паузы Сухоруков спросил:

— Кого в этом случае следует обвинять?

— Завод выполнял заказ согласно заявке. Деньги на счет поступили.

Удивительно то, что отправитель денежного перевода неизвестен. Нигде не указано, что за заказ расплачивалось военное ведомство. За руку никого не цапнешь. Заказ получал Уральский округ. Так значится в накладных, где стоят фальшивые печати несуществующих воинских частей. Заявка министерства, посланная заводу, завизирована правильно, но подписи не соответствуют оригиналам. Виза начальника управления Хомякова стоит, но Хомяков никогда не подписывал эту заявку, и его подпись не имеет ничего общего с проставленной на документах, где все печати подлинные.

— Какое резюме, Альберт Леонидович? — спросил Марецкий.

— Надо подключать к делу военную прокуратуру. Другого пути к документации министерства у нас нет. И лучше, если это сделать через Генерального прокурора.

Надо идти к генералу Черногорову. Он имеет выходы на Генерального.

— Да мы уж для Черногорова нашли работенку. Ну ничего, пусть разнообразит свою жизнь. Сначала к патриарху сходит, потом к Генеральному прокурору.

Капитан улыбнулся.

— Жаль, мы не нашли для него повода заглянуть мимоходом к Президенту.

— Еще найдем. Лиха беда начало.

В кабинет вновь постучали. На пороге появился подполковник Сорокин, старый друг майора Кораблева, ходячая энциклопедия Петровки, со своей профессорской бородкой напоминавший ученого позапрошлого века. Все встали, чем смутили скромного труженика умственного труда.

— Садитесь, господа, не смущайте меня.

— У нас сегодня день великих открытий, Валерий Михалыч. Ведь вы с пустыми руками не приходите.

— Серьезно? А разве я у вас уже был?

— А как же! Кто шофера «джипа» опознал?

— Да-да, склероз! Ничего уже не помню. Так вот, Степан Яковлевич, вы интересовались «Белыми волками» — татуировка на левом плече, изображающая пасть с клыками и надписью, точнее логотипом «Белые волки». Я кое-что узнал о людях с такой наколкой. Так назывался батальон десантников во время первой чеченской кампании. Командовал им некий майор Шмарин Сильвестр Егорович. Чеченцы называли себя «черными волками», а эти в противовес им «белыми». Воевали отчаянно. Сам Шмарин погиб — попал в окружение с пятью ребятами в Грозном. Но в основном батальон дрался без потерь. Его еще называли бунтарским. Они больше всех шумели, когда наши войска начали выходить из Чечни. Как только развязалась вторая чеченская кампания, капитан Сопин, бывший зам Шмарина, собрал «Белых волков» и вновь отправился в Чечню. По некоторым данным, через батальон прошло больше тысячи солдат. Сколько осталось в живых, сколько погибло, сказать трудно. Сами знаете, численность погибших установить невозможно. Но одно доподлинно известно: каждый боец батальона, прошедший крещение боем, награждался наколкой на плече и гордился ею больше, чем орденом. Я покопался в архиве и нашел два случая гибели людей с наколкой «белых волков». Их тела так и не были опознаны. Одного убили во время бандитской разборки в Балашихе под Москвой, где выясняли отношения две группировки, одна кавказская, другая славянская. Во втором случае также не определили личность убитого. Киллер поджидал в подъезде одного коммерсанта, причем чеченца. Но тот вернулся домой не один. Киллер уложил пятерых человек и был ранен. Тем не менее он успел сделать пять контрольных выстрелов. Все убитые — чеченцы. Сам же сумел дойти до соседнего дома, спрятался в подъезде и умер от потери крови. Его нашли сутки спустя. На левом плече киллера имелась татуировка «Белые волки». Вот, собственно, и все, что я хотел вам сказать. Майор Кораблев покачал головой.

— Ты уникум, Валера. По твоему докладу можно фильм снять в десять серий, а ты скромничаешь. — Он глянул на Марецкого. — Вот учись, Степа, как надо копать. Взялся и все вопросы решил от "А" до "Я".

— К сожалению, в нашем случае все иначе. Ведь эти ребята охотились вдвоем за одной женщиной, причем русской и ни в чем не повинной. Где же их принципы?

— А если их ввели в заблуждение? — вмешался Сухоруков. — Судя по всему, ребята фанатики, одержимые. Ведь на наших мальчишек, вернувшихся из Чечни, всем плевать. Ни о какой реабилитации и речи не идет. Все они с искалеченными душами. Психика неустойчива, надломлена. Им сказали «фас», и они бросились на врага. К тому же вспомни: один в окно выбросился, другой машину на стену направил. Это нормально? А стрелять в опера на лестнице? Он тоже не чеченец.

— Вот что, Боря, поезжай-ка ты в больницу Может, этот паренек пришел в себя. Он же был жив, когда его на машины вытащили.

— Самое время. Теперь у меня есть к нему вопросы.

В кабинет постучали, и вошел майор, которого никто не знал.

— Извините за вторжение. Мне сказали, что майор Марецкий находится в этом кабинете.

— Совершенно верно. Марецкий — это я.

— Старший оперуполномоченный РУБОП майор Телегин. Извините, мне, может, подождать в коридоре?

— Выкладывайте, майор, что у вас случилось.

И он стал выкладывать в прямом смысле слова. Из сумки на стол перекочевал бежевый пиджак, а в руки Марецкого — водительское удостоверение на имя Журавлева Вадима Сергеевича.

— Как это понимать?

— Около тринадцати часов этот человек похитил ребенка из школы на глазах у учителей. Пиджак уронил во время бегства. Пять человек его опознали по фотографии на правах. Ребенка охраняли двое телохранителей. Одному Журавлев сломал челюсть, второй убит выстрелом в горло. Преступнику удалось скрыться вместе с ребенком в неизвестном направлении. По месту проживания Журавлева никого не нашли.

У Марецкого отвисла челюсть.

Выйдя из пельменной, они направились к машине. Вадим остановился посреди улицы и замер. Митрофан глянул на своего напарника и спросил:

— Ты что, Дик? Живот прихватило?

— Нет, смотри.

Прямо перед ними на тротуаре на подставке стоял предупреждающий знак, следом полосатая загородка, какие обычно ставят во время ремонта дорог, а за ней открытый люк колодца. Рабочих на месте не было, а оранжевые безрукавки дорожников висели на кольях переносного заборчика.

— И что? Какой-нибудь кабель протягивают.

— Это не важно. Будем менять план.

— Зачем? Мы все отлично придумали!

— Не совсем так. Я уверен, Настя будет постоянно находиться под прицелом.

На выстрел хватит секунды. От пули не увернешься, если не знаешь, откуда она летит.

— Я тебя не понимаю.

— Подгоняй машину, после объясню.

Митрофан дошел до «жигулей», сел за руль и подал назад. Журавлев в считанные секунды закинул на заднее сиденье все атрибуты ремонтников и не забыл закрыть люк, чтобы никто из прохожих не сломал себе ноги.

— Поехали.

«Копейка» тут же скрылась с места кражи.

— Никогда в жизни не видел, чтобы крали рабочую спецовку, — удивился Митрофан.

— Я тоже. Неожиданная идея, навязанная приключениями Насти. Она научилась хорошо ориентироваться в московской канализации. Почему бы и нам не попробовать.

— Слушай, Дик, ты, как я уже догадался, отличный стратег. Идеи из тебя так и прут. Жаль, что в нашем распоряжении нет вертолетов и танков. Ты бы один выиграл войну. Я мужик настырный, но туповатый. Так что прошу тебя разжевать свои сокровенные планы доступным языком, а еще лучше — чертить планы на бумаге.

Я готов выполнить любую задачу, но если она мне досконально ясна. В потемках я работать не умею.

— Понимаю. Трудность заключается в том, что я всегда из неприятностей выкручивался сам. Ты ошибаешься, я не стратег. Меня всегда спасал экспромт, чутье и немного удачи. Глобальных планов мне строить не приходилось. Появлялась идея, черновик, а дальше все решалось по обстоятельствам.

— Хорошо. В чем состоит конкретный черновик?

— Идет по улице человек, он знает, что находится на мушке. Какой выход?

Идеальный выход провалиться сквозь землю. Исчезнуть в долю секунды.

— Уже понятней. Напрашивается второй вопрос — эта идея принадлежит тебе, как Настя сможет понять твой замысел?

— Ты должен привлечь ее внимание, как, пока не знаю. И еще — нам нужен матрац и что-то еще мягкое. Сейчас едем в «Детский мир», а потом на улицу Горького, ныне Тверскую, там оживленное движение круглые сутки, широкие тротуары и полно машин.

— Хорошо, у меня по ходу дела появилась еще одна идейка. Через полчаса мы можем им звонить.

— Заждались, поди. Митрофан махнул рукой.

— Для нас время ничего не значит. После предупреждающего звонка Пигмей за десять минут мог поднять целую армию в ружье. Вот и пусть сидят потеют в бронежилетах. Томить их ожиданием — тоже психологический ход. Нового они ничего не придумают, злоба затихнет, станут более податливыми. Пластилиновыми.

Машина затормозила у «Детского мира».

— Что мы будем покупать? — спросил Митрофан.

— Детские матрасы, а главное, нам надо найти плюшевого кота в красных сапогах. Такого, как я подарил ей на день рождения, мы уже не найдем, но похожего можно подобрать.

— Ничего не понимаю! — пожал плечами Митрофан.

Команда Сократа находилась в полной боевой готовности. Шел четвертый час ожидания, но похитители так и не звонили. Настю привели в порядок, припудрили и одели. Она сидела в кресле в углу кабинета Сократа, и на нее никто не обращал внимания. Пигмей не отрывал взгляда от трубки мобильного телефона, изредка вытирая мокрым платком пот с лица. Хозяин кабинета принимал доклады своей разведслужбы.

— Неразбериха получается, Юрий Федорович, — докладывал высокий мужчина в очках, похожий на преуспевающего дельца. — Машина ее приятеля взорвалась. Никто другой в нее сесть не мог. До сводкам происшествий значится гибель водителя.

Сама по себе машина не могла сдетонировать и взлететь на воздух. Тут все сходится. Теперь вернемся к похищению в лицее. Парень, утащивший ребенка, уронил по дороге пиджак. В нем обнаружены водительские права на имя Журавлева В. С. Внешность похитителя соответствует фотографии на водительском удостоверении. На девяносто процентов ребенка выкрал Журавлев, но взорвавшаяся «четверка» тоже принадлежит Журавлеву.

— Идиот! Ты идиот, Дрозд! Парень взорвался, а потом побежал красть сына Пигмея.

— Он был не один. Там работает целая команда. Верзилу убили пулей от карабина СКС либо из «Калашникова». У Журавлева в руках ничего не было.

Стреляли от ворот.

— Понятно, что он не один работал. Мальчишка сказал по телефону, будто видел человек десять. Не с той стороны копаете. Важно другое: в Москве существует банда отморозков, которая о нас знает если не все, то очень много.

Им понадобилось меньше часа, чтобы четко отреагировать на похищение этой бабы.

Если они знают, где учится сын Пигмея, то им также известно, кто я и кто ты.

Мгновенная реакция и четкость исполнения без подготовки. Мы имеем дело не со шпаной, а с профессионалами. А вам потребовалось двое суток дежурить под окнами, чтобы взять девчонку. Мало того, вы уже однажды умудрились ее упустить.

За что я вам деньги плачу, уроды?! Чему вас там учили в высших школах? Плевать в потолок или бить по мишеням? Что вы знаете об этом Журавлеве?

— Бывший следователь, потом вор, аферист. С этой курицей, — он кивнул на Настю, — работали в детективном бюро, которое год назад МВД прикрыло. Он ушел в бизнес, она создала новое агентство. Ничего особенного он собой не представляет. Великовозрастный шалопай. Квартира, где Журавлев жил с девчонкой, принадлежит репортеру Метелкину. Он в отпуске, куда-то уехал и дома не появлялся. Наверняка в Москве его нет. Мне очень трудно себе представить, что эти оболтусы имеют связь с какой-то группировкой, у которой есть на нас полное досье и ко всему прочему готовой не задумываясь идти с нами на конфликт такого масштаба. Это равноценно тому, чтобы войти в клетку к спящему тигру, отрубить ему хвост и выйти, забыв закрыть за собой решетку. Мне не понятно, на что они рассчитывают.

— Мне плевать на их расчеты! Иди и найди мне это-то Журавлева, живого или сгоревшего, но я должен его видеть. Лучше живого. Мы не можем позволить себе иметь свидетелей, не говоря уже о скрытых врагах. Нам в спину кидают ножи, а мы боимся оглянуться. Трое суток тебе на поиски и доставку. В противном случае сам получишь нож в спину. Убирайся вон!

Именно во время этих грозных слов зазвонил мобильный телефон Пигмея. Тот схватил трубку, словно воробей мошку.

— Слушаю вас!

— Девушка жива?

— С ней все в порядке.

— Я хочу услышать ее.

Пигмей поднес ей трубку.

— Не больше двух слов.

Настя взяла телефон и тихо сказала:

— Со мной все в порядке.

— Когда пойдешь по улице, будь внимательна, возможны препятствия.

Пигмей вырвал у нее трубку.

— Вы убедились? Где мой сын?

— Слушай и не перебивай, осел. Работаем по моим условиям. Нам жизнь твоего ублюдка не нужна, а жизнь женщины вам необходима, как кровь вампирам. Подвозите ее к Пушкинской площади и высаживайте возле памятника. Полчаса вам на дорогу.

Дальше она идет по Тверской в сторону Кремля, заходит в метро «Охотный ряд» и садится в поезд в сторону «Сокольников». Когда и где она выйдет, вас не касается. Если доберется до места живой и невредимой, то она сама тебе позвонит и скажет, где тебя ждет твой щенок. Все. Выполняй, а то у меня руки чешутся оторвать твоему засранцу башку.

Телефон был подключен к громкой связи, и не имело смысла пересказывать разговор.

Сократ нажал кнопку в столе, и в кабинет вошли трое мужчин.

— Забирай ее в машину! — приказал Сократ.

Один из вошедших подошел к Насте, взял ее под руки и вывел из кабинета.

— Действуем так, — начал Сократ. — Расставить наших людей по три человека у выходов метро «Лубянка», «Чистые пруды», «Красные ворота», «Комсомольская», «Красносельская» и «Сокольники». На «Лубянку» и «Комсомольскую» послать по пять человек. Как только девка сядет в поезд, они должны спуститься вниз и ждать на платформе. По одному в машинах остаются наверху. Пусть люди на нее посмотрят и отправятся на точки. На «Охотном ряду» в переходе расставить шесть человек.

Думаю, главный маневр произойдет именно там. По Тверской ее поведут трое. Один на десять шагов впереди, двое на десять сзади. Дистанцию держать строго. От Пушкинской вниз по другой стороне пустить микроавтобус с тремя снайперами.

Расстояние большое, и пешеходов на тротуаре полно. Держать на мушке. Стрелять по моему сигналу. Я пойду следом за ней сам. Всех обеспечить связью и оружием.

По той стороне, где будет идти девчонка, расставить машины с шоферами с интервалом в сто метров — на случай срочной эвакуации. Основная задача — захватить противника, не одного, а нескольких. Девчонка должна быть уничтожена в любом случае. Нам важно взять в оборот ее освободителей, не менее двух. Они будут крутиться возле нее, это без вопросов. Иначе они не пустили бы ее пешком в двухкилометровый отрезок. Не думаю, что на этом участке что-то произойдет, сажать ее в машину — глупо, а затеряться в толпе — наивно. Они хотят нас вычислить и выяснить, какие мы силы задействовали. Это их проблема. — Он глянул на часы. — Нам пора.

Пигмей вскочил на ноги.

— Если ты ее убьешь, мой сын…

— Заткнись, Вова! Речь идет об организации в целом и о ее престиже.

Отдельные личности тут ни при чем. Ты останешься здесь до моего возвращения. На данный момент ты уже представляешь опасность. Мои ребята присмотрят за тобой. Я буду держать тебя в курсе дел.

Все вышли, кроме Рукавишникова. К двери был приставлен охранник. На задание выехало более сорока машин, в операции были задействованы все силовые подразделения группировки. Большая часть распоряжений и приказов отдавалась по дороге, сверка плана, уточнение и изменения проводились по рации. Вряд ли государственные силовые ведомства были способны на такую слаженность, организацию и оперативность.

Точно в назначенное время Настю выпустили из машины у памятника Пушкину.

Инструкции ей давать не приходилось, она слышала их по громкой связи в кабинете Сократа. Такой маневр был для нее неожиданностью. Кто мог звонить, она не представляла. В одном Настя не сомневалась — ее спасает Вадим, больше некому.

Он жив и где-то рядом, но он ничего не знал о ее похитителях, а тем более о их детях. Как ему удалось организовать похищение ребенка в такие короткие сроки и выставить ультиматум?

Вопросов было слишком много. Но сейчас ей надо думать о другом. В том, что ее убьют, не дав уйти, сомнений не было, но она их может навести на Дика и потащит его за собой. Он же сумасшедший. Сколько раз они попадали во всякие передряги! Если где-то скандал или неприятности, то они там.

Настя шла и старалась сосредоточиться на главном. Ей предложено сесть в метро и доехать до «Сокольников». Маршрут выбран со смыслом. Она не знала этого направления, и у нее не было знакомых в названных районах. Что «Сокольники», что «Красносельская», там она как в лесу без тропинок. Значит, маршрут не имеет никакого значения, а выбран для отвода глаз. Хотели, чтобы она сосредоточилась на пути к метро. По телефону говорили о каких-то препятствиях на пути, понимали, что больше одной фразы сказать не дадут. И в этой фразе было самое главное.

Она шла неторопливо, поглядывая на витрины магазинов, всматриваясь в лица прохожих, бросая взгляды на припаркованные к тротуару машины. Город жил своей жизнью, ничего необычного не происходило. Вот уже памятник Юрию Долгорукому, Настя пересекает площадь. Удобный момент, тут можно подъехать на машине прямо к ней. Она специально шла ближе к проезжей части, но никто не подъезжал. Хоть бы какой-нибудь встречный прохожий подмигнул ей или подал знак, но она никого не интересовала, а в обычные дни мужчины на нее оглядывались.

Вдруг она улыбнулась. Ну конечно! Все должно произойти в последнюю секунду Не зря они морочили голову этому Сократу о метро. Пока она шла по улице, было по меньшей мере четыре возможности ее подхватить и увезти, но они не стали этого делать. Усыпляют бдительность, делают вид, будто ее прогулка лишь подтверждение того, что она в порядке и с ней ничего не случилось. Главное впереди, там, в метро, где полно людей и есть варианты для маневра. Она прошла больше половины пути, и ничего не произошло.

Настя вновь вспомнила о препятствии, когда миновала телеграф, оставшийся позади другой стороны улицы. Кровь хлынула ей в лицо, она даже испугалась, будто по ее физиономии все станет ясно. Шагах в тридцати на пути стояло препятствие, предупреждающий знак, за ним находился маленький заборчик, окрашенный в бело-красные полосы, а потом открытый люк. Какой-то парень в оранжевой безрукавке тянул из него провод. Но все это не главное. То, что приковало ее внимание, Настя сумела разглядеть только с пятнадцати шагов. На земле валялась сумка с инструментами, а на ней сидел плюшевый кот в сапогах. У Насти чуть сердце не выскочило из груди.

Теперь все сходится, только бы не выдать себя. Она была все ближе и ближе к заборчику, и ее волнение уже не могло оставаться незамеченным. Всеми силами девушка старалась себя сдержать. Голова шла кругом. Что ей делать? Машина?

Подворотня? Подъезд? До метро далеко еще… Метро! Подземка! Люк!

Канализация…

Оставалось не более трех метров. Рабочий в безрукавке вдруг взял знак на подставке и повернул. На секунду перед ее глазами мелькнула обратная сторона треугольника. Она успела прочесть надпись «вниз» и увидела стрелку, указывавшую на землю. Он отставил подставку в сторону и спрыгнул в люк, подсказав этим, что безопасность гарантирована. Настя по опыту знала, что глубина колодца может достигать трех метров и внизу проходят трубы. Девушка, как и все остальные пешеходы, обошла заборчик, затем сделала резкий шаг в сторону и провалилась сквозь землю.

Падение длилось недолго. Счастье, что ей не нашли туфли на высоких каблуках, а вырядили во что попало. Она приземлилась на кучу матрасов, положенных прямо в проточном ручье с помоями. Ни удара, ни боли она не почувствовала. Ее подхватила сильная рука, подняла на ноги и толкнула вперед. — Беги на фонарь! И Настя побежала. Она к свету, свет от нее. Кто-то бежал впереди, держа фонарь за спиной, а может, он был прикреплен на поясе. Катакомбы оказались достаточно широкими и высокими, по дну текла вода, источая невыносимое зловоние. В лучах фонаря мелькали какие-то живые твари. Они плавали и лазили по выступам. Крысы! Как она их боялась! Их здесь была целая армия.

Центр города, сотни или тысячи продуктовых точек, объедки, хлеб, мусор. Луч свернул в левый коридор, Настя следом. Вода поднялась до колен, бежать стало трудней. Где-то за спиной раздалась автоматная очередь, потом вторая, а может, это эхо разнеслось по черному лабиринту. Еще один поворот. Она старалась не отставать и не обращала внимания на крыс, хотя те отвратительно пищали, разбегаясь по сторонам.

Наконец фонарь замер на месте. Она догнала его. Перед ней стоял Дик.

— Ты жив?

— Наверное.

Над ними находился колодец. Журавлев полез первым и вытолкнул крышку.

Где-то внизу прогремел взрыв. Они вылезли под какой-то узкой аркой. Вадим подал ей руку, и девушка оказалась на твердой почве.

— Туда! — он указал на двор.

Там стояла машина. Они сели в нее, и Вадим выехал через проходной двор прямо к Театру оперетты. Дальше она ничего не понимала. Она смотрела на Вадима и знала, что впервые за последние пять лет влюбилась. Какие там, к черту, опасности! Жизнь только начинается.

Толкнув девушку вперед, Митроха положил мину в протоку и растянул проволоку от стены до стены. У него все уже было заготовлено заранее. Установив растяжку, парень взял автомат и отступил назад метров на десять. Погоня не заставила себя ждать. С Тверской в подземелье посыпались людишки, словно горох из перевернутой банки.

Он встретил огнем первых четырех. Дальше выжидать не имело смысла.

Митрофан юркнул в проулок, и через несколько секунд раздался мощный взрыв. Он знал, что собой представляет бомба и каковы будут последствия. Огненная волна вихрем промчалась по коридорам подземелья. Митрофан не думая бросился в вонючую воду. Вынырнул он оглушенным, но целым. По тоннелю носились пылающие факелы.

Уцелевшие крысы горели живьем, в судорогах пытаясь выкарабкаться из цепей неминуемой смерти.

Парень бросился вперед. Он знал свой маршрут. На улицу он выбрался в другом месте. Это был подвал жилого дома. Здесь лежала его одежда, а возле подъезда стояла машина, угнанная у человека, который ожидал его в другом подвале, с кляпом во рту, связанными руками и надеждой на обещание, что его не только освободят, но и вернут ему трехсотый «мерседес». Правда, никто ему не обещал, что машину после возврата придется месяц проветривать и отмывать салон, но что это в сравнении с жизнью, висевшей часом раньше на тонком волоске.

«Мерседес» выехал из двора на Тверскую улицу и медленно поехал вдоль пешеходного тротуара.

Возле магазина «Подарки» собралась толпа. Выйти он не мог, его запах заставил бы разбежаться зевак, но через открытое окно слышал, как люди обсуждали происшествие. Митрофан простоял на месте минут пять. Никто не произносил слова «теракт», в основном говорили oб утечке пропана и о том, что во всем виноваты рабочие, занимавшиеся ремонтом. В этом месте образовалась широкая воронка. Прохожие не пострадали, кто-то сломал ногу, но несколько человек, находившихся в этот момент в подземелье, погибли. Подробностей никто не знал. Когда; загудели сирены подъезжавшей милиции и «скорой помощи», Митрофан тронул машину с места и медленно отъехал. Уже в ста метрах от происшествия жизнь приобрела свои привычные формы.

На столе зазвонил телефон. Ожидавший звонка Пигмей встал и снял трубку. К его удивлению, он услышал голос шефа. Дантист разговаривал спокойно, словно ни о чем не знал.

— Кто это?

— Пигмей.

— И что ты там делаешь?

— Жду Сократа. Он куда-то отъехал.

— По моим сведениям, в мир иной. Мне тут позвонил один из его людей и наплел всякой ерунды.

— А что именно?

— Будто он и пятеро его ребят спрыгнули в колодец прямо на Тверской и взорвались. Звоню диспетчеру, тот мне докладывает, что по приказу Сократа все люди подняты в ружье и рассеялись по городу. Что происходит, в конце концов, может, ты мне объяснишь?

— Попытаюсь, Илья Михалыч. Как я понял, у Сократа опять неприятности. Сами знаете его самонадеянность и вседозволенность. От него опять сбежала свидетельница. Вам он об этом не стал докладывать, решил сам все устроить.

Ничего хорошего из этого получиться не могло. То, что он свою голову подставил, еще полбеды, не велика потеря, но людей губить понапрасну ему никто не разрешал. Боюсь, его подразделение придется расформировать и подумать о реорганизации структуры.

— Ладно, я подумаю над этим. А пока возьмешь его команду под свое крыло. Потом разберемся.

— Будет исполнено.

Пигмей положил трубку и вышел в коридор. Охранник перегородил ему дорогу.

— Тебе жить надоело, Фанера? По приказу Дантиста ваше подразделение переходит в мое подчинение. Сию минуту дай команду по цепи о прекращении операции. В шесть часов вечера все бригадиры должны прибыть в мой штаб для получения новых установок и инструкций. А теперь пошел вон!

Охранник растерянно посторонился. Рукавишников выбрался из здания и вышел на улицу, где его все еще ждала машина с телохранителем. Толку от них как от козла молока. Теперь заработал сотовый телефон. Пигмей прижал трубку к уху.

— Говорите.

— Молодец, Пигмей. Я знал, что ты осел, и ты это снова доказал. Езжай в Сокольники, твой сын гуляет на аттракционах. Пока он пять сотен не растратит, оттуда не уйдет. Думаю, ты успеешь. Передай ему привет, умный парень растет, не в пример папаше.

На другом конце бросили трубку.

Пигмей сел в машину и коротко скомандовал:

— В Сокольники!

В связи с осложнениями и перестановками в организации Зиновию Даниловичу Гельфанду пришлось один день отсутствовать в своей адвокатской фирме. Он редко не приезжал в свой офис. Здесь ему было вполне комфортно и удобно, все дела решались в его кабинете. Исключением были военные. Чиновники министерства в генеральских погонах очень боялись потерять свои должности и для тайных встреч выбирали всякие экзотические места, опасаясь, что военная контрразведка или прокуратура не спускает с них глаз. Гельфанд только посмеивался над перестраховщиками, но потакал им. Ну скажите на милость, что может быть более безобидного, если солидный генерал посещает врача или адвоката? Ничего. А они этого не понимали. Бог с ними, у каждого свои проблемы.