Соломенные люди (№1) - Соломенные люди

Неожиданно ощутив боль и грусть, я вернулся в гостиную, чтобы забрать с кофейного столика свой телефон. Ломило нижнюю часть спины – вероятно, от долгого сидения в этом дурацком кресле.

Кресло. Возможно, все дело было в изменившемся освещении – солнце с утра проделало свой путь вокруг двора, отбрасывая новые тени. Но скорее всего, после нескольких часов рыданий у меня просто несколько прочистилось в голове. Так или иначе, теперь при взгляде на кресло подушка на его сиденье показалась мне несколько странной. Медленно убрав "нокию" в карман, я хмуро уставился на кресло. Подушка, которая была его неотъемлемой частью, явно выпирала в середине. Я осторожно протянул руку и потрогал утолщение, оказавшееся довольно твердым.

Возможно, отец перетянул кресло или набил его чем-нибудь – судя по всему, камнями. Я выпрямился, собираясь обо всем забыть и покинуть дом. Мое похмелье начинало цвести пышным цветом. И тут еще кое-что привлекло мое внимание.

Есть определенный порядок, в котором располагают предметы друг относительно друга, особенно если эти предметы достаточно велики. Некоторые этого не замечают. Они просто расставляют мебель вдоль стен, или под нужным углом, или так, чтобы все могли смотреть телевизор. Мой отец всегда удостоверялся, что мебель стоит именно так, как положено, и его весьма раздражало, когда кто-то ее двигал. А кресло отца стояло не на своем месте – оно было сдвинуто совсем немного, вряд ли кто-то другой обратил бы на это внимание. Кресло стояло слишком ровно по отношению к остальной мебели и казалось чересчур выдвинутым вперед. Так просто не должно было быть.

Присев перед креслом, я присмотрелся к линии, по которой подушка крепилась к сиденью. Соединение было прикрыто полоской бахромы, потертой и изношенной. Я взялся за один ее конец и потянул. Она легко отошла, открыв отверстие, которое выглядело так, словно прежде было зашито.

Я сунул внутрь руку. Пошарив пальцами в старой набивке, сделанной, вероятно, из нарезанных кусков поролона, я обнаружил некий твердый предмет, который и извлек наружу.

Это оказалась книга – роман в мягкой обложке, выглядящий вполне новым экземпляр одного из популярных триллеров, из тех, что мать могла взять в супермаркете возле кассы и прочитать за день. Похоже, однако, что книгу вообще не читали. Корешок не был согнут, а мать не относилась к числу сторонников держать книги в идеальном состоянии. В любом случае, в кресле книга оказалась явно не случайно.

Я пролистал страницы. В середине книги обнаружился маленький листок бумаги – записка всего в одну строчку, почерком моего отца.

"Уорд, – говорилось в ней. – Мы не умерли".

Глава 3

Река в южном Вермонте, с чистой и холодной водой, бежит по усыпанному светлыми камнями руслу между крутых берегов посреди долины в Зеленых горах. Небо словно начинается всего в нескольких футах над деревьями, покрытое серыми, будто сахарная вата, облаками, застывшими в угасающем свете дня. Листья на земле, похожие на осколки цветного стекла, присыпаны снежной пылью. По обеим сторонам реки, соединенным двумя старыми каменными мостами, которые разделяет расстояние в пятьдесят ярдов, расположился небольшой поселок Пимонта. В нем всего домов двадцать, хотя больше половины из них, судя по их виду, используются лишь летом или вообще заброшены. Рядом с одним из них видны приземистые очертания очень старого "бьюика", окислившийся кузов которого приобрел окраску грозовой тучи. У других домов стоит еще несколько машин. Судя по потрепанному виду, у их владельцев имеется несколько детей и по крайней мере одна собака. Вокруг тишина, если не считать шума реки, которая течет здесь столь долго, что звук этот стал для всех привычным фоном. Из нескольких труб лениво тянется дым, включая ту, что на крыше "Пимонта-Инн", недавно отремонтированной гостиницы на берегу реки, в которой почти нет свободных мест в эту последнюю неделю осени.

На одном из мостов стоит человек, облокотившись на перила и глядя на несущуюся внизу воду. Его зовут Джон Зандт. Он чуть ниже шести футом ростом, одет в теплое пальто, подчеркивающее его подтянутую широкоплечую фигуру, и производит впечатление человека, который очень долго может тащить пару чемоданов или хорошенько кому-то врезать. И то и другое – верно. Волосы у него короткие и темные, черты лица жесткие, но пропорциональные. Подбородок и щеки покрывает двухдневная щетина. Последнюю неделю он провел в "Пимонта-Инн", в номере, состоящем из спальни, ванной и маленькой гостиной с дровяным камином. Все очень уютно и выдержано в истинно сельском стиле. Зандт провел все эти дни, прогуливаясь по окрестным горам и долинам, избегая проторенных троп, где полно ярко одетых туристов, которых больше всего волнует, нет ли тут медведей. Иногда ему попадались остатки старых поселений, превратившиеся в груды старых бревен, разбросанных среди растительности. Здесь не слышно никакого эха, сколько ни прислушивайся, и некоторые места, когда-то попадавшиеся на пути, теперь снова исчезли с карт. Дороги разошлись в разные стороны – некоторые куда-то приводят, другие же уходят в чащу, возможно, навсегда.

Зандт любит немного посидеть в подобных местах, представляя, как и что могло быть тут раньше. Потом он идет дальше, пока не почувствует, что устал и пора возвращаться в гостиницу. Вечерами он сидит в своей уютной гостиной, вежливо уклоняясь от разговоров с другими гостями и хозяевами заведения. Книги в маленькой библиотеке наводят на мысли о косности и самодовольстве. Наверное, человек сорок обменялись с ним кивком за последнюю пару недель, так и не узнав его имени и не имея возможности описать его хоть в каких-то подробностях.

После ужина, обычно отменного, хотя и неторопливого, он возвращался к себе в номер, разжигал огонь в камине и бодрствовал до тех пор, пока мог выдержать. В последнее время ему часто снились сны. Иногда это были сны о Лос-Анджелесе, о жизни, которая прошла навсегда и потому от нее невозможно было убежать. В прошлом он пробовал и алкоголь, и героин, но обнаружил, что это мало чем может ему помочь. Теперь же он просто просыпается и лежит на спине, ожидая утра и не думая ни о чем. Он никогда не пытался покончить с собой – подобное было не в его натуре. Иначе он давно уже был бы мертв.

А сейчас, прислонившись к ограждению моста в наступающих сумерках, он размышляет, что делать дальше. У него есть деньги, часть из которых – остатки заработанного тяжким трудом за все лето. Он думает о том, что, возможно, пришло время вернуться в какой-нибудь город – может быть, где-нибудь на юге, хотя он обнаружил, что ему нравятся холод и темные леса. Однако этим побуждениям препятствует тот факт, что особой потребности в деньгах у него нет, как нет и никакого желания что-либо делать с теми, которые уже есть. И вообще, после целой жизни, проведенной среди каменных зданий, деньги внезапно перестали иметь для него какое-либо значение. Безлюдные дороги и неограниченные пространства куда больше ему по душе, чем что-либо иное.

Он поднимает взгляд, услышав звук мотора автомобиля, приближающегося по дороге с севера. Вскоре на склоне холма появляется свет фар, включенных несколько раньше, чем обычно принято здесь. Машина въезжает в поселок, мимо небольшого универсального магазина и пункта видеопроката. Это "лексус" черного цвета, новый. Автомобиль плавно тормозит возле гостиницы.

Двигатель с тихим гудением выключается. Некоторое время из машины никто не выходит. Зандт наблюдает за ней, пока не убеждается, что сидящие внутри смотрят в его сторону. Его собственная машина, дешевая иномарка, купленная на распродаже в Небраске, стоит перед пристройкой, где находится его номер. Ключи от машины у него в кармане, но он не может до нее добраться, не оказавшись в непосредственной близости от "лексуса". Он может повернуться, перейти через мост, а затем, пройдя среди домов на другом берегу, скрыться среди холмов, но подобных намерений у него нет. Он знает, что за гостиницу следовало заплатить наличными, как он обычно и делал. Но приехал он без денег, и время было довольно позднее. Пришлось взять немного из банкомата в ближайшем городке, судя по всему, оставив достаточно четкий след. Время, когда можно было избежать этой встречи, чем бы она ни была вызвана, прошло две недели назад. Он снова смотрит на воду под мостом и ждет.

Открывается дверца со стороны пассажира, и из машины выходит женщина с аккуратно подстриженными темными волосами, в темно-зеленом костюме, среднего роста. У нее удивительное лицо, которое можно счесть как ничем не выделяющимся, так и прекрасным. Большинство поставило бы на первое, что вполне ее устраивает. Ее молчание во время поездки уже начало раздражать агента Филдинга, который впервые встретился с ней три часа назад, и если бы ему не поручили отвезти ее в Пимонту, он уже несколько часов как мог бы быть дома. Филдинг до сих пор понятия не имеет, зачем ему пришлось тащиться в эту дыру, что, может, и к лучшему, поскольку поездку вряд ли можно назвать деловой. Он просто делает то, что ему велели, – во многом недооцененное качество.

Женщина закрывает дверцу с мягким щелчком, который, как она знает, сможет услышать мужчина на мосту. Он не двигается с места, даже не поднимает взгляда, пока она проходит мимо гостиницы, мимо огражденного участка недавно умершего местного гончара, а затем поднимается на мост.

Она подходит к нему и останавливается в нескольких ярдах, ощущая некоторую абсурдность ситуации и довольно сильный холод.

– Привет, Нина, – говорит он, все так же не глядя на нее.

– Просто здорово, – отвечает она. – Впечатляет.

Он поворачивается к ней.

– Неплохой костюм. Прямо Дана Скалли[5].

– В наше время все хотят так выглядеть. Даже некоторые парни.

– Кто в машине?

– Местный агент, из Берлингтона. Весьма приятный человек, который меня подвез.

– Как ты меня нашла?

– По кредитной карточке.

– Ясно, – говорит он. – Долго же тебе пришлось добираться.

– Ты этого стоишь.

Он скептически смотрит на женщину, которую когда-то считал удивительной, а теперь – снова самой обычной.

– И что же тебе нужно? Мне холодно, я проголодался и буду весьма удивлен, если нам есть что сказать друг другу.

На несколько мгновений она вновь кажется ему прекрасной, и в глазах ее мелькает боль. Затем, словно это ничего для нее не значит, она говорит:

– Это снова случилось. Я думала, ты захочешь узнать.

Она поворачивается и направляется обратно к машине. Двигатель заводится еще до того, как она открывает дверцу, и две минуты спустя в долине снова пусто и тихо, если не считать человека на мосту, который стоит, побледнев и слегка приоткрыв рот.

* * *

Он нагнал ее в двадцати милях к югу, мчась на полной скорости по узким горным дорогам и бросая машину в сторону на каждом повороте. Южный Вермонт не рассчитан на быструю езду, и машину дважды заносило на обледеневших участках. Зандт не замечал ни этого, ни местных водителей, которые едва успевали осознать его приближение, как он уже обгонял их, набирая скорость. В Уилмингтоне он наткнулся на развилку. "Лексуса" не было видно ни в той ни в другой стороне. Решив, что она направляется туда, откуда может самолетом вернуться назад к цивилизации, он повернул налево по шоссе номер девять в сторону Кина, к границе штата Нью-Хэмпшир.

Прибавив скорость на широкой дороге, он вскоре отчетливо увидел задние фары "лексуса" далеко впереди, мелькавшие среди деревьев на изгибе дороги или по другую сторону впадины. Наконец он нагнал его на прямом участке к югу от Хардсборо, где дорога шла вдоль берега холодного спокойного озера, напоминавшего зеркало, отражающее полное теней небо.

Он мигнул фарами. Ответа не последовало. Он подъехал ближе и снова мигнул. На этот раз "лексус" слегка прибавил скорость. Зандт надавил на газ и увидел, как Нина оборачивается и прижимает лицо к заднему стеклу. Она что-то сказала водителю, но тот не замедлил хода.

Зандт вдавил педаль в пол и вырвался вперед, затем развернул машину и резко затормозил. Он выскочил наружу еще до того, как смолк двигатель, и точно так же поступил Филдинг, уже вытаскивая руку из-за отворота пиджака.

– Убери, – предложил Зандт.

– Пошел к черту.

Агент держал пистолет обеими руками. Тем временем Нина выбралась из машины с другой стороны, стараясь не ступить в грязь.

– Назад, я сказал, – бесстрастно произнес Филдинг.

– Все в порядке, – сказала Нина. – Черт, туфли пропали.

– Хрен вам все в порядке. Он пытался столкнуть нас с дороги.

– Скорее всего, он просто хотел поговорить. Здесь иногда бывает очень одиноко.

– Может поговорить с моей задницей, – ответил Филдинг. – Эй, ты, положи руки на капот.

Зандт остался где стоял, пока Нина обходила "лексус" спереди, чтобы выйти на дорогу.

– Ты уверена, что это снова он? – спросил он.

– Думаешь, иначе я проделала бы такой путь?

– Никогда не понимал ни единого твоего поступка. Хоть сколько-нибудь. Просто ответь на вопрос.

– Положишь ты руки на капот или нет, черт бы тебя побрал! – заорал Филдинг. Послышался тихий металлический щелчок предохранителя.

Зандт и Нина повернулись к нему. Агент был вне себя от ярости. Нина бросила взгляд на дорогу, по которой к ним приближался большой белый "форд", явно взятый напрокат и двигавшийся не спеша, так чтобы его пассажиры могли хорошо разглядеть озеро в том свете, который еще оставался.

– Спокойно, – сказала Нина. – Или хотите объясняться по поводу этого инцидента с вашим руководством?

Филдинг оглянулся через плечо, увидел машину, подъезжавшую к месту с хорошим обзором, примерно в ста ярдах от них, и опустил оружие.

– Может, все же расскажете, что, черт побери, происходит?

Нина коротко качнула головой, затем снова повернулась к Зандту.

– Я уверена, Джон.

– Тогда почему ты здесь, а не там?

Она небрежно пожала плечами.

– Собственно, сама не знаю. Я не должна была здесь оказаться и уж тем более не должна была с тобой разговаривать. Хочешь послать меня подальше или поедем куда-нибудь и поговорим?

Зандт посмотрел в сторону, на ровную гладь озера. Часть была черной, другая – морозно-серой. На противоположной стороне виднелись небольшая поляна и деревянный летний домик, у стены которого были сложены вязанки дров. Строение не выглядело типовым или купленным по каталогу; скорее кто-то, один или двое, провел немало вечеров, проектируя его на чертежных листах, принесенных домой с работы, и испытывая отчаянное желание как-то поменять свою жизнь. Уже не в первый раз Зандт пожалел, что он не кто-то другой. Скажем, человек, живущий в этом доме. Или один из туристов там, на дороге, которые сейчас стояли у воды, глядя на деревья и напоминая в своих ярких куртках небольшое скопление дорожных огней.

Наконец он кивнул. Нина подошла к Филдингу и немного с ним поговорила. Минуту спустя пистолет агента вернулся на свое место. Когда Зандт отвел взгляд от озера, Филдинг уже с невозмутимым видом сидел в машине.

Нина ждала Зандта у его машины с большой папкой под мышкой.

– Я сказала ему, что поеду с тобой, – коротко бросила она.

Пока Нина садилась, Зандт подошел к "лексусу". Филдинг посмотрел на него сквозь стекло с непонятным выражением на лице и завел двигатель, потом нажал кнопку и опустил стекло.

– Ладно, забудем на этот раз, – сказал он.

Зандт мрачно улыбнулся.

– Только на этот раз.

Филдинг наклонил голову.

– И что это должно означать?

– То, что если мы снова встретимся и ты наставишь на меня пистолет, в каком-нибудь озере будут плавать ошметки федерального агента. И мне плевать, если это нанесет вред экологии.

Зандт отвернулся, оставив агента сидеть с открытым ртом.

Филдинг быстро дал задний ход, подняв облако пыли, нажал на газ и промчался мимо, притормозив лишь затем, чтобы показать средний палец правой руки.

Сев в машину, Зандт увидел, что Нина наблюдает за ним, сложив руки на груди и приподняв бровь.

– Ты все лучше умеешь обращаться с людьми, – сказала она. – Возможно, тебе стоит преподавать соответствующий курс или написать книгу. Я серьезно. Это твой дар. Не борись с ним, лучше поделись с другими. Будь тем, кто ты есть.

– Нина, заткнись.

* * *

До самой Пимонты они ехали молча. Нина сидела, положив папку на колени. Когда они вернулись в поселок, было уже темно и на улице появилось больше автомобилей местных жителей. Во многих окнах горел свет. Зандт остановился перед гостиницей, выключил двигатель, но не стал открывать дверцу, так что Нина продолжала сидеть рядом.

– Все еще хочешь есть? – наконец спросила она. В машине начинало становиться холодно. Мимо уже прошли две пары, направляясь к главному зданию в предвкушении ужина.

Зандт вздрогнул, словно возвращаясь мыслями откуда-то издалека.

– Как пожелаешь.

Она попыталась улыбнуться.

– Мне все равно.

– Здесь – не все равно. Ужин с половины седьмого до девяти. Либо мы поедим сейчас, либо уже утром. Завтрак с семи до восьми и не слишком обильный.

– Здесь что, нигде не купить даже гамбургера? Или чуть позже они уже и сэндвич не могут приготовить?

Зандт повернулся к ней, и на этот раз его улыбка выглядела почти настоящей.

– Ты ведь не из этих краев, верно?

– Нет, слава богу. Как и ты. Там, откуда мы родом, можно поесть когда захочешь. Даешь деньги, и тебе дают еду. Современно и удобно. Или ты столь долго тут прожил, что обо всем забыл?

Он не ответил. Неожиданно она уронила папку под ноги и открыла дверцу.

– Подожди здесь.

Зандт ждал, глядя через ветровое стекло, как она целеустремленно шагает к главному зданию. Голод, который он ощущал после дневной прогулки, давно прошел. Зато он чувствовал холод, как снаружи, так и изнутри. Он не привык иметь дело с теми, кто его знал, и ему было слегка не по себе – мысли и чувства никак не удавалось привести в порядок. Он долгое время провел в пути, и люди, которых он встречал, воспринимались лишь как некий фон: человек за стойкой бара, наполнявший его стакан; парень, несколько дней работавший на заднем дворе мотеля; некто на заправочной станции, который глядел в никуда поверх его машины, пока он заправлялся, а потом выехал на дорогу и быстро исчез. В последнее время он почти ни о чем не думал, чему помогало полное отсутствие каких-либо зацепок, касавшихся его прошлого существования. Появление Нины все изменило. Он пожалел, что не уехал днем раньше и что она, приехав, не обнаружила, что его уже нет. Но Зандт знал о ее настойчивости куда больше других и знал, что если уж она решила его найти – то сделала бы это во что бы то ни стало.

Он посмотрел на лежащую на полу папку. Она была толстая. У него не было никакого желания к ней притрагиваться, не говоря уже о том, чтобы заглянуть внутрь. Большая часть того, что там находилось, и так уже была ему хорошо известна. Остальное наверняка мало чем от нее отличалось. Его охватило странное чувство оцепенения, смешанного с ужасом, подобное завернутому в вату острому лезвию.

Услышав звук закрывающейся двери, он поднял взгляд и увидел возвращающуюся от главного здания гостиницы Нину, которая несла что-то в руке. Он вышел из машины. Стало намного холоднее, небо приобрело свинцовый цвет. Шел снег.

– Господи, – сказала она, и пар от дыхания окутал ее лицо. – А ты и в самом деле не шутил. Еда навынос не продается. Однако я все-таки купила вот это.

Она протянула ему бутылку ирландского виски.

– Сказала, что мне очень нужно.

– Собственно, я больше не пью, – ответил он.

– Зато я пью, – сказала она. – А ты можешь сидеть и смотреть.

Она открыла дверцу и забрала папку. Зандт заметил, что она проверяет, не сдвинута ли та с места, желая узнать, не заглядывал ли он туда в ее отсутствие.

– Нина, почему ты здесь?

– Я приехала, чтобы тебя спасти, – ответила она. – Добро пожаловать назад в мир.

– А если я не хочу возвращаться?

– Ты уже вернулся. Просто еще об этом не знаешь.

– Что ты имеешь в виду?

– Джон, здесь холодно, как в морге. Давай зайдем в дом. Я уверена, ты столь же успешно сможешь испепелять меня взглядом и под крышей.

Он удивленно рассмеялся.

– Несколько грубовато, тебе не кажется?

Она пожала плечами.

– Ты же знаешь правила. Ты спишь с женщиной – она получает право командовать тобой всю оставшуюся жизнь.

– Даже если она сама это начала? И закончила?

– Насколько я помню, ни за первое, ни за второе ты не дрался зубами и когтями. В каком из этих деревенских сараев ты сейчас обитаешь?

Зандт кивнул в сторону своей пристройки, и Нина пошла прочь. Несколько мгновений он размышлял, не вернуться ли в машину и не уехать ли, но в конце концов передумал и последовал за ней.

Глава 4

Зандт развел огонь в камине, пока Нина сидела в потертом кресле, положив ноги на кофейный столик. Он понимал, что сейчас она анализирует окружающую обстановку в свете лампы: изношенные ковры, пообносившуюся, хотя и изящную мебель, картины, которые могли понравиться только владельцу гостиницы. Половицы были выкрашены в мягкий белый цвет, и в нескольких дюймах от ног Нины в вазочке стоял букет местных цветов. Зандт направился в ванную за стаканами.

Нина улыбнулась, глядя на пламя за каминной решеткой. Огонь потрескивал, словно радуясь пробуждению, готовый пожирать брошенное ему топливо. Казалось, прошло немало времени с тех пор, как она видела настоящий огонь. Он напомнил ей о каникулах в детстве, и она вздрогнула.

Когда Зандт вернулся, она открутила пробку с бутылки и налила две порции. Он немного постоял, словно не в силах заставить себя к ней присоединиться, но затем взял второй стул. В комнате постепенно начинало становиться теплее.

Она поднесла стакан обеими руками к губам и посмотрела через его край на Зандта.

– Ну, Джон, как ты жил все это время?

Он сел, уставившись прямо перед собой и не глядя на Нину.

– Просто расскажи обо всем, – сказал он.

* * *

Три дня назад девочка по имени Сара Беккер сидела на скамейке на Третьем бульваре в Санта-Монике, Калифорния, и слушала диск, вставленный в плеер, который ей подарили на четырнадцатилетие. Дома она напечатала на компьютере аккуратную этикетку со своим именем и адресом и приклеила ее сзади к плееру прозрачной лентой, чтобы не выцвели чернила. Хотя ей очень не хотелось портить гладкую хромированную поверхность, еще больше ей не нравилась мысль о том, что она может его потерять. Когда плеер нашли, оказалось, что она слушала альбом "Generation Terrorists" британской группы под названием "Мэйник стрит причерс"[6] – хотя, как знала Сара, их обычно называли просто «Маньяки». Группа не пользовалась особой популярностью в ее школе, что было одной из причин, по которой она слушала именно их. Все остальные грезили принцессами поп-музыки и безвкусными юношескими поп-группами или раскачивались в едином порыве под неразборчивые, понятные только им слова в сопровождении столь же неразборчивой мелодии в стенах концертного комплекса в Малибу. Сара предпочитала музыку, в которую создатели вложили хотя бы некоторый смысл. Она полагала, что для ее возраста это нормально. В четырнадцать лет ты уже не ребенок. По крайней мере не в наши дни и не в Лос-Анджелесе. Не здесь и не в 2002 году. Ее родителям требовалось некоторое время, чтобы это понять, но даже они сознавали, что это так.

Постепенно они свыкались с неизбежным, подобно неандертальцам, наблюдавшим за приближением первых орд кроманьонцев.

В том конце, где она сидела, возле фонтана напротив магазина "Барнс энд Нобль", бульвар в это вечернее время был почти пуст. В двери книжного магазина время от времени входили и выходили люди, а за стеклянными окнами в два этажа можно было видеть и других, сосредоточенно листавших журналы и книги, изучавших спецификации компьютеров или искавших магические заклятия в руководствах по прохождению игр. Год назад она вместе с родителями две недели провела в Лондоне, и тамошние книжные магазины поставили ее в совершеннейший тупик. Они действительно были весьма странными. Там не было ничего, кроме книг. Ни кафе, ни журналов, ни даже туалетов. Просто ряды книг. Люди выбирали их, покупали и снова уходили. Ее мать, похоже, считала, что это в каком-то смысле даже хорошо, но, по мнению Сары, подобное оказалось в числе тех немногих вещей, которые по-настоящему не понравились ей в Англии. В конце концов они нашли большой новый магазин "Бордерс", и она застряла там, обнаружив диск "Маньяков" в одной из стоек для прослушивания записей. Британские группы были классные, а "Маньяки" – в особенности. Да и в Лондоне, в общем-то, тоже было классно. Вот и все.

Она сидела, покачивая головой в такт певцу, громко объявлявшему себя "проклятым псом", и глядя на бульвар. В другом конце занимавшей три квартала пешеходной зоны располагались в основном рестораны. Отец высадил ее здесь двадцать минут назад и должен был вернуться за ней ровно в девять – как всегда происходило раз в месяц, когда она встречалась со своей подругой Сиан в "Бродвей дели", чтобы вместе поужинать. Идея эта принадлежала матери Сиан, которая пыталась свыкнуться со взрослением дочери, открывая перед ней все двери, какие только можно было найти, – из опасения, что хоть одна из них, оставленная закрытой, может разрушить сложившиеся между ними отношения.

Мать Сары достаточно легко с этим согласилась – отчасти потому, что все, как правило, соглашались с Моникой Уильямс, но еще и потому, что Зоя Беккер находилась со своей дочерью в достаточно тесном контакте для того, чтобы понять, насколько ей самой бы понравилось то же самое, будь она в ее возрасте. Отец Сары, однако, время от времени обладал правом вето, и какое-то время ей казалось, что он им обязательно воспользуется. Несколько месяцев назад случилось большое количество убийств, в которых были замешаны местные банды, – часть сезонного передела сфер влияния среди торговцев наркотиками. Однако в конце концов, после того как был предложен и одобрен ряд мер предосторожности – включая то, что ее будут привозить и забирать в строго определенное время и в строго определенном месте, она будет демонстрировать полностью заряженную батарею мобильника и выучит наизусть основные способы избегать неприятных случайностей, – отец согласился. Теперь же это стало частью распорядка их семейной жизни.

Проблема заключалась в том, что, когда они этим вечером приехали на место, Сиан на углу не оказалось. Майкл Беккер вытянул шею, глядя по сторонам.

– Ну и где же легендарная мисс Уильямс? – пробормотал он, постукивая пальцами по рулю.

Что-то у него не клеилось с сериалом, который он разрабатывал для студии Уорнера, из-за чего он постоянно нервничал. Сара в точности не знала, в чем именно проблема, но ей хорошо была известна убежденность отца в том, что в бизнесе существует бесконечное множество неверных путей и лишь один верный. Она видела предложения и наброски для пилотного эпизода шоу, отец даже несколько раз прибегал к ее помощи, оценивая ее реакцию как представительницы потенциальной целевой аудитории. Собственно, к ее легкому удивлению, сериал оказался довольно занимательным. Во всяком случае, лучше, чем "Баффи" или, например, "Ангел"[7]. Она лично полагала, что сама Баффи – сплошное несчастье и что пожилой англичанин даже наполовину не похож на Хью Гранта[8], как тот, похоже, считал. Героиня «Темной перемены» была куда более сдержанной, не столь эффектной и не жаловалась постоянно на жизнь. К тому же, хотя Сара этого и не осознавала, ее прототипом во многом являлась дочь Майкла Беккера.

– Вон она, – сказала Сара, показывая вдаль.

Ее отец нахмурился.

– Не вижу.

– Да вот же – прямо под тем фонарем, рядом с "Хеннеси энд Инглс".

В это мгновение позади начал сигналить какой-то придурок, и отец обернулся, яростно глядя в заднее стекло. Он почти никогда не сердился в присутствии семьи, но иногда мог выплеснуть свой гнев на окружающих. Сара знала, поскольку недавно это проходили в школе, что таким образом устанавливается иерархия в асфальтовых джунглях, – но в душе ее беспокоило, что однажды отец начнет отстаивать свои права не перед той голой обезьяной, перед которой бы следовало. Похоже, он также не понимал, что отцы способны противостоять судьбе и что возраст не оказывает почти никакого влияния на силу их возмездия.

Она открыла дверцу и выскочила из машины.

– Я добегу, – сказала она. – Все будет в порядке.

Майкл Беккер, плотно сжав губы, наблюдал за нетерпеливым водителем "лебарона", пытавшимся их объехать. Затем он повернулся, и выражение его лица изменилось. На мгновение показалось, будто голова его вовсе не занята сценариями, проектами и расчетами гонораров для приглашенных актеров. Он просто выглядел очень усталым, нуждающимся в глотке крепкого кофе и снова похожим на ее отца.

– Увидимся позже, – подмигнув, сказала Сара. – Надеюсь, у тебя не случится сердечного приступа по пути домой.

Он посмотрел на часы.

– На это просто нет времени. Разве что на небольшие проблемы с простатой. В девять?

– Ровно. Я всегда прихожу раньше. Это ты опаздываешь.

– Бывает. Пока, юная леди.

– Пока, пап. Привет Тук-туку.

Она закрыла дверцу и некоторое время смотрела ему вслед. Он помахал ей, а потом исчез, вновь погрузившись в свой внутренний мир, отдавшись на милость тех, кто покупал слова на ярды и никогда толком не знал, что ему нужно, пока работа уже не шла полным ходом. Сара наверняка понимала лишь одно – в бизнесе ничто не дается даром.

Сиан под фонарем, конечно, не было. Сара солгала отцу, чтобы тот мог спокойно вернуться домой, к своей работе. В последующие десять минут она так и не появилась, а потом зазвонил телефон.