- Из-за вас парень бросит хорошую работу.
      - Ничего подобного, мы и это с ним обсудили. Он хороший механик и найдет работу получше, чем ему предложили в здешнем гараже. Бедняга рассказал мне про свою жену. Дрянь, каких мало, уже сколько лет поедом его ест.
      - Интересно, что бы вы говорили, если б вам пришлось предсказывать судьбу ей, - сказал я довольно иронически.
      Цыган добродушно рассмеялся, он отлично понял, что я имел в виду.
      - Да, - сказал он. - Ты прав. Тогда было бы совсем другое дело.
      К этому времени все ярмарочные увеселения уже начали действовать. Народ толпился у палаток, и зазывалы выбивались из сил, стараясь заманить посетителей.
      - Сегодня здесь слишком много всяких аттракционов, - сказал Цыган, задумчиво поглядывая в проход между палатками. - Когда дюжина зазывал надрывается одновременно, публика начинает колебаться. Люди слоняются от одной палатки к другой и никак не могут решить, что интереснее. У каждого отложено на развлечения столько-то монет. И если человек начинает бродить от палатки к палатке, это верный признак, что в конце концов он не потратит ни гроша. Надо заговорить их, задержать перед своей палаткой, пока не начнутся другие представления.
      Я бы мог переманить к нам много народу, но тогда тебе придется работать вовсю. Ну как, ты не передумал?
      - Нет. А что, пора уже? Он критически оглядел меня.
      - Этот твой пиджачишко, может, и хорош для писателя, но для предсказателя судьбы он не годится. Сейчас я подыщу тебе костюм.
      Мы вошли в палатку, и он достал из чемодана поношенный парчовый камзол. На нем были изображены зеленые и красные драконы.
      - Вот. Надевай!
      Я снял пиджак, облачился в камзол и почему-то почувствовал себя значительно увереннее. В палатке появился Альберт.
      - Ты где болтался? - спросил Цыган.
      - Разговаривал с одним парнем, у которого только что издохла корова. Свалилась на него и сдохла.
      - Опять чушь мелешь. Ведь корова расшибла бы его в лепешку, - отозвался Цыган. Он уже надел японское кимоно и теперь закручивал на голове красный тюрбан. - Придумай что-нибудь поумнее.
      - Так оно и случилось, - сказал Альберт, не моргнув глазом. - Она расшибла беднягу в лепешку. Мне приказано явиться на следствие. Я всегда держался такого мнения - можно купить другую корову, но жизнь человеческую уж не купишь.
      - Теперь ты видишь, что у него не все дома, - сказал Цыган, указав пальцем на сына. - Убирайся, Альберт, - скомандовал он. - Мы начинаем.
      Альберт заговорщически ухмыльнулся в мою сторону:
      - Ну что, начинаешь-таки выкликать неверное время?
      - Наоборот, верное, - поправил я. Беззвучно смеясь, он вышел.
      - Значит, так: ты - профессор Ренуи из Новой Зеландии, - перешел на деловой тон Цыган. - Три минуты на каждого посетителя. Слушай и запоминай, что я тебе говорю. Как только войдет женщина, уставься ей в глаза и не отрывайся, пока она не сядет. Это вызывает у них чувство неловкости и делает более податливыми к внушению.
      - Это похоже на фразу из книги, - заметил я.
      - Это и есть фраза из книги, - коротко бросил Цыган и продолжал: Слушай дальше. Следи за выражением их лица, как овчарка за овцами. Прочитаешь ты их мысли по лицу, а не по руке. Они сами должны рассказывать о себе, подумать, что это ты им рассказываешь. Когда женщина начинает разговор о болезнях, отвечай - но руке видно, что на следующей неделе она пойдет к врачу. И если почему-нибудь не пойдет, ее ожидает несчастье. Если женщина спрашивает, не изменяет ли ей муж, отвечай; "Я вижу, что вам удастся удержать его" - и ни слова больше. Предсказывай выигрыш в лотерею и богатое наследство - но в отдаленном будущем. Замужним женщинам нравится думать, что они не утратили своей привлекательности. Говори каждой, что один мужчина влюблен в нее, но никогда не решится сказать о своем чувстве. Надо, чтоб вначале они жалели себя, но под конец постарайся вызвать у них чувство жалости к другим. Ну, хватит время терять. Ты как, готов?
      - Да, боюсь только, что трех минут мне будет мало.
      - Ладно. Я объявлю, что за каждый вопрос сверх трех минут - шесть пенсов. Вот увидишь, у тебя дело пойдет отлично.
      Он торопливо вышел.
      Я сел за стол лицом к входу. Стол был накрыт темно-синей бархатной скатертью, обшитой по краю золотой тесьмой. Для посетителей предназначался стул - тот самый, с починенной ножкой.
      Мой стул стоял вплотную к задней стенке палатки, и посетитель, чтоб подойти ко мне, должен был пересечь всю ее. Таким образом, у меня было время для его изучения.
      Цыган советовал приветствовать женщин словами: "Добрый день, мадам. Присаживайтесь, пожалуйста". Такая официальность была мне не по нраву, я решил держаться более непринужденно.
      Снаружи Цыган начал зазывать народ. Меня поразили мощь и звучность его голоса - такого я не слышал ни у одного зазывалы. Слова его звучали настойчиво, многозначительно, и я почувствовал вдруг, что не подготовлен к важной роли, которую мне предстоит играть; паника охватила меня, однако усилием воли я взял себя в руки и стал смотреть на парусиновый полог, закрывающий вход в палатку.
      - Слушайте! Слушайте! Слушайте! - Голос Цыгана гремел, казалось, по всей ярмарке. - Предсказания и пророчества Великого ученого, Великого ученого, Великого
      ученого! Только один день в этом городе! Великий ученый, Великий ученый, Великий ученый! Профессор Ренуи из Новой Зеландии. Последнее представление перед отъездом в турне по Америке, где он пробудет год. Внимание, только один день. Великий ученый! Спешите!
      - Не забывайте - с вами будет говорить Великий ученый, к которому обращались за советом знатнейшие люди мира!
      - Что ожидает вас: дурные или добрые вести, любовное письмо, обручальное кольцо? Кто ваш враг? Кто друг? Все это вы узнаете от Великого ученого, от профессора Ренуи из Новой Зеландии!
      - Два шиллинга за вход. Сеанс три минуты. Продление сеанса по договоренности.
      - Слушайте! Слушайте! Слушайте!
      Он умолк; потом, громко проговорив:
      - Одну минутку, мадам. Я узнаю, готов ли профессор Ренуи, - поспешно вошел в палатку.
      - Она одна, - отрывисто прошептал он. - Без парня. Без родителей. Без обручального кольца. И, выйдя за дверь, пригласил:
      - Пожалуйста, мадам, сюда. Проходите.
      Вошла девушка лет девятнадцати. У нее были светлые волосы, только что уложенные у парикмахера. Она вся сверкала поддельными драгоценностями; дешевенький кулон, дешевые серьги, дешевый браслет.
      Она была в новом пестром платье, новых чулках, новых туфлях и с новенькой сумочкой. Туфли такого фасона "Модная обувь" выпускала тысячами пар.
      Она двигалась скованно - видно, больше привыкла к туфлям на низких каблуках. От нее пахло духами.
      Это была здоровая девушка с пышными формами. (Свежий воздух. Сытная еда. Зажиточные родители.)
      Мой пристальный взгляд ее смутил. Усаживаясь, она постаралась принять изящную позу - явно чье-то влияние или результат чтения статей в дамских журналах о манерах и поведении в обществе. Она скрестила ноги, сумочку положила на стол.
      Лицо у девушки было круглое, туповатое. Что-то угрюмое читалось в его очертаниях. И губы у нее были надутые. "Нет, - думал я, - это не результат минутной хандры, это жизнь наложила на нее отпечаток, Впрочем, возможно, она мрачна по натуре".
      - Будьте добры, - я улыбнулся ей, - положите левую руку на стол.
      Рука была широкая, с большими промежутками между короткими пальцами. Кожа на ладони - блестящая, гладкая, как у всех, кому изо дня в день приходится доить коров; ногти короткие, кончики пальцев слегка сморщены от мытья посуды и полов, от стирки...
      Несмотря на кажущуюся вялость, чувствовалось, что она может быть очень упрямой.
      Таковы были исходные данные. О чем они говорили? Времени на то, чтобы сделать выводы, было в обрез.
      Предсказатель судьбы делает умозаключение после первого же внимательного взгляда. Дальнейшее наблюдение увеличивает число данных, возникают все новые догадки, и к тому моменту, когда клиент занимает место напротив тебя, ты уже готов поделиться с ним своими соображениями. Вначале это осторожные, неокрепшие еще догадки, потом, когда выражение лица и реакция клиента подтверждают их правильность, догадки переходят в уверенность.
      В этом случае суть дела стала мне ясна почти сразу же. Первое мое утверждение подсказывалось логикой, и вытекало оно из следующих соображений:
      Босуэлл - провинциальный городок, окруженный деревнями; предприятий, которым требовались бы молодые работники, здесь нет. Девушка одета во все новое. Эти вещи - не подарены. Она купила их на свои деньги.
      Деньги появились недавно - раньше их не было, - иначе вещи на ней не были бы одинаково новенькими. Если бы девушка покупала постепенно, это отразилось бы на их внешнем виде. Мать или подруга не купили бы ей таких драгоценностей, - значит, она покупала их сама.
      Ее внешний вид, манеры и то, что пришла она одна, - все это говорило о том, что росла она не здесь и что друзей в городе у нее нет. Девушка, очевидно, была дочкой фермера. Разумеется, отец не стал бы платить ей жалованье - деньги достались ей другим путем.
      Пришла она на ярмарку без родителей - значит, живет в городе одна.
      Руки свидетельствовали, что занимается она работой по дому. Безусловно, прислуга. Кто в Босуэлле может нанимать прислугу? Хозяева ее должны быть люди состоятельные. Кто же эти хозяева? Ее походка, то, как она усаживалась, наводило на мысль, что девушка кому-то подражает. Возможно, это влияние дамы, принадлежащей к лучшему босуэллскому обществу, - дамы, которой знакома жизнь больших городов. Возможно, это жена врача или юриста. Во всяком случае, не кого-то из местных бизнесменов, владельцев магазинов, расположенных на главной улице. Торговля сейчас идет довольно вяло. Жена врача? Скорей всего. Да! Эта девушка работает в семье врача.
      Почему она ушла из родительского дома? Неудовлетворенность жизнью на ферме? Это не могло не вызвать недовольства со стороны матери. Несомненно, у девушки были нелады с матерью, может быть, даже ссоры... Эти надутые губы, упрямое выражение лица...
      Ей хотелось веселья, поклонников. Да, она относится именно к такому типу девушек. Но дружка у нее нет. Иначе он непременно пришел бы с ней на ярмарку. Ведь день сегодня праздничный.
      И подруги у нее тоже нет. Значит, она одинока, склонна к мечтательности. И, несомненно, вообразила, будто влюблена в какого-то парня, пусть даже он в нее не влюблен и не ухаживает за ней. Ведь должен же быть какой-то парень, который соответствует ее идеалу будущего мужа. Но пока что это одни мечты - не больше. И, конечно, она разочарована, жизнь в городке серенькая, а ей хотелось бы жить в Мельбурне, там много развлечений и парней хватает.
      - В последнее время у вас были нелады с матерью, - сказал я.
      На лице девушки мелькнуло удивление. Она кивнула.
      - Вы иногда даже ссорились, верно?
      - Да.
      - Мать не хотела, чтоб вы уезжали из дому. У ваших родителей ферма недалеко от города, но вам не нравится деревенская жизнь. Вам хотелось бы поискать работу в Мельбурне, но отец и мать не соглашались. Они считали, что это слишком далеко от дома, твердили, что вы слишком молоды, что у вас неправильное представление о жизни в городе. Они хотели бы, чтоб вы помогали дома по хозяйству, но в конце концов, после долгих споров, мать все же согласилась, чтоб вы нанялись к доктору в Босуэлл - это место вы нашли по объявлению в газете.
      - Все это чистая правда, - сказала она, пораженная. Скованность точно слетела с нее. Она напряженно слушала меня.
      - Есть в городе один молодой человек, с которым вы хотели бы встречаться, только он вас не приглашает, - сказал я.
      Щеки девушки вспыхнули. Она потупилась.
      - Это не его вина, - прошептала она.
      Итак, теперь мне стало известно еще, что какой-то юноша хотел бы с ней встречаться, но ему кто-то мешает. Кто ему мешает и почему? Кто был юноша, которого она могла постоянно видеть, который давал понять, что не прочь был бы сводить ее в кино или потанцевать, но ему этого не разрешают. Они должны были часто разговаривать, прежде чем он признался ей в этом. Возможно, речь идет о хозяйском сыне. Это было самое разумное предположение. И я сказал:
      - Он - сын ваших хозяев.
      - Да, - призналась девушка.
      - Он сын врача, - сказал я, думая, как мне вывернуться, если я ошибся.
      Но выражение ее лица говорило, что я прав. Я продолжал:
      - Как сложатся ваши отношения с ним, будет зависеть от многих обстоятельств. Видеться вы будете по-прежнему часто, но родители его против того, чтобы он ухаживал за вами. У них другие планы насчет сына. А настоять на своем у него не хватает характера. Он - домосед и больше всего интересуется своими книгами.
      Она слушала, не отрываясь, на лице ее я читал, что догадки мои справедливы.
      - Вы найдете себе работу в Мельбурне. Службу в Босуэлле скоро бросите. Вы и сейчас ведь подумываете уехать.
      В Мельбурне вы встретите юношу, который вас полюбит. Вы с ним поженитесь. У него темные волосы, ростом он выше вас. Лицо у него того типа, который вам нравится. У вас будут дети. Свою первую дочку вы назовете любимым вашим женским именем.
      В течение пятнадцати лет я ежедневно получал письма читательниц. Я отвечал на все эти письма, в статьях или личным письмом.
      Хейвлок Эллис в своей "Психологии пола" писал:
      "Сейчас уже признано, как пагубно влияние невежественных, безответственных и легкомысленных родителей. Даже самые лучшие родители часто, под влиянием настроения, бросаются от неразумной суровости к столь же неразумной снисходительности; это вызывает у детей сугубо критическое к ним отношение, так как дети постоянно и крайне придирчиво судят своих родителей, детский эгоизм требует, чтобы именно их родители были образцами совершенства".
      Подтверждение правильности этой мысли я постоянно находил в письмах, которые получал. Во многих семьях родители воспитывали детей, тщательно оберегая их от встречи с реальностью, лепя их сознание по собственному образцу, внушая им преклонение перед идеалами, которым поклонялись сами, направляя их по пути, с их родительской точки зрения, наиболее достойному.
      В других семьях родители вообще не интересовались внутренним миром своих детей и ограничивались исключительно поверхностным общением.
      Иные родители, решившись объяснить детям физиологию пола, считали свою задачу выполненной и тем ограничивались.
      Встречались и такие семьи, где дети были брошены на произвол судьбы и вынуждены были сами ощупью находить дорогу в мир.
      А там, в этом мире, гудели горны, взлетали кверху огромные молоты, готовые проверить на прочность результат родительского воспитания. На этот грозный испытательный полигон и попадали слабые девушки. Им предстояло пройти закалку среди гама и песен, смеха и объятий, криков о помощи, растерянности, благородства, бескорыстного участия и сочувственных речей.
      И от девушек, дрогнувших под ударами, к которым они не были подготовлены, шли ко мне письма.
      "Когда я начала встречаться с молодыми людьми, мне все было ясно, я знала точно, что можно и чего нельзя. Потом выяснилось, что существует много полудозволенных поступков (которые, к сожалению, доставляют мне удовольствие), и надо только уметь вовремя остановиться".
      "Понимаете, я просто не знаю, как мне вести себя. Если в театре мы сидим три часа подряд, взявшись за руки, мне начинает хотеться поцелуев... хочется, чтоб меня обняли... Мама была бы в ужасе, узнав это".
      "...и почти все молодые люди ведут себя так. Следует ли уступать им? Я пишу вам вовсе не потому, что у меня испорченное воображение, мне действительно нужна помощь. Видите ли, трудно принимать решение, когда знаешь, что потеряешь его дружбу, если не уступишь. Ведь если им отказываешь, они не хотят больше с тобой встречаться. С мамой я не могу говорить о таких вещах, потому и пишу вам".
      "...Я пошла в школу шести лет, но из-за высокого роста мне можно было дать двенадцать. В начале года я сильно болела, и когда мама привела меня в класс, она сказала учительнице, что я "отстала". Тогда учительница посадила меня туда, где, по ее мнению, мне следовало сидеть - рядом с тремя слабоумными учениками, одинакового со мной роста. С этого и-началось то, о чем я хочу вам рассказать..."
      "...Я сильно хромаю, так как в детстве со мной произошел несчастный случай. Немало слез я пролила, потому что из-за моей хромоты мужчины не обращают на меня внимания... Там, где я работаю, у всех девушек есть женихи, мужья или дружки. А что ожидает меня?"
      "...Моя мама не одобряет ваши статьи, но я с ней не согласна; мне нужна ваша помощь. Если вы можете ответить мне, пожалуйста, пошлите письмо по адресу моей подруги в...".
      "...Я спросила об этом свою мать, и она дала мне книгу по вопросам пола, но мне от этого стало только тяжелей".
      Вот о каких столкновениях с жизнью писали мне. Эти проблемы были невыдуманные, а настоящие, и помочь разрешить их мог только человек, сам обладающий жизненным опытом.
      Отвечать на такие признания можно было только письмами, написанными в доброжелательном тоне, адресованными прямо встревоженной девушке, обратившейся к вам: ведь проблемы, какими бы типичными они ни казались, порождены в каждом отдельном случае множеством самых разнообразных причин, влияющих на девушку с младенческих лет.
      Нет в мире двух людей, которые пришли бы к какому-нибудь решению одинаковыми путями. И, обращая к человеку слова сочувствия, протягивая руку помощи в тяжелый для него момент, нельзя упускать из виду, что у каждого за плечами свой неповторимый путь к решению общей проблемы - иначе помощь ваша не будет иметь никакой ценности.
      В каждом отдельном случае внимания требует не сама проблема, а путь к ней.
      Книги, рассказывающие девушкам о вопросах пола, предполагают ограниченное число путей к решению этих проблем, и сухие книжные фразы обычно кажутся читательнице далекими от жизни, не имеющими отношения к ее личным затруднениям.
      Человеку нужен живой голос.
      Читательницы моих статей отводили душу не только в письмах. Они узнавали мой адрес и являлись со своими бедами прямо ко мне домой.
      Чаще всего это были девушки, дошедшие до отчаяния; не проходило недели, чтобы какая-нибудь из них не являлась ко мне со своей бедой, надеясь, что, взмахнув некоей волшебной палочкой, я зачеркну прошлое. Увы, на свете нет такой палочки. Прежде чем вновь обрести веру в себя и в будущее, ей предстояло пройти через новые страдания.
      Это относилось к девушкам, ждавшим ребенка, на которых неотвратимо надвигалось объяснение с родителями.
      Меня поражал ужас, охватывавший их при одной мысли об этом.
      "Они убьют меня!"
      "О, вы их не знаете".
      "Мать с ума сойдет".
      "Они будут говорить, что я их опозорила".
      Вот какие восклицания приходилось мне слышать.
      Под любым предлогом девушки старались оттянуть разговор с родителями.
      Если девушка была совсем уж не в силах объясниться с родителями, я сам, случалось, делал это за нее. Для разговора с родителями, я выбирал время, когда самой девушки не было дома.
      Вспоминаю пригородную виллу с гортензиями на внешнем выступе окна. Дверь открыла мать. Из освещенной комнаты позади нее выскочил пес и стал обнюхивать мои башмаки, виляя хвостом в знак приветствия.
      - Вам кого? - неуверенно спросила женщина, вглядываясь в мое лицо.
      Я назвал свое имя и сказал, что я журналист и мне хотелось бы поговорить с ней, если она не возражает. Есть одно дело, которое мне хотелось бы обсудить с ней, и я рассчитываю на ее помощь.
      - А-а! Так это вы? - протянула женщина. - Ну, конечно... Я слыхала о вас. Заходите, пожалуйста. Она улыбнулась:
      - Эдит читает ваши статьи, она будет жалеть, что вы приходили без нее. А сейчас ее нет дома.
      Это была полная женщина в пестром платье; на талии оно собралось складками, открыв ноги выше, чем следовало. У нее было усталое, раздраженное лицо; но сейчас, когда произошло нечто необычное, обещавшее внести разнообразие в жизнь, лицо женщины просветлело, и жесткие линии рта смягчились.
      Она одернула платье и пригласила меня в дом. Я вошел в комнату, где в кресле, протянув ноги к пылающему камину, сидел мужчина, одетый в старый серый джемпер и хорошо отглаженные брюки.
      Он просматривал проспект скобяных товаров. Когда я вошел, он положил проспект на пол и встал, напряженно всматриваясь в меня, стараясь угадать причину моего появления.
      - Это Алан Маршалл, Джим, - представила меня жена. - Ну, знаешь... тот, что пишет те самые статьи.
      - Что?.. - неуверенно произнес мужчина, он повернул голову и озадаченно поглядел на жену, ожидая дальнейших объяснений.
      - Статьи... ты же слышишь - статьи! - нетерпеливо пояснила жена, с трудом сохраняя приветливую улыбку. - Которые читает Эдит. Ну, ты же знаешь.
      - А! Да, да. - Мужчина вновь обернулся ко мне. - " Статьи? Верно, верно! Рад познакомиться. Садитесь, пожалуйста.
      Мы пожали друг другу руки. Он опустил глаза, и я догадался, что он так и не понял, кто я такой.
      - Холодно, не правда ли? - сказал он. - По радио говорили, что в горах снег выпал. Видимо, зима будет холодная.
      - Да, похоже на то, - сказал я.
      Он заговорил о том, как опасно водить машину ночью но мокрым дорогам, и пожаловался, что нынче развелось множество неумелых водителей.
      - Это все молокососы, - сказал он. - Следовало бы запретить им садиться за руль.
      Жена слушала его с растущим нетерпением. Наконец она не выдержала:
      - Откуда вы нас знаете, мистер Маршалл? - спросила она, подавшись вперед на стуле.
      - Я знаком с вашей дочерью, - сказал я. - Она мне очень нравится. Чудесная девушка. Вы - счастливые родители.
      - Мы тоже так думаем, - самодовольно улыбнулась мать. - Временами, правда, с ней бывает трудно, что и говорить. Но в наши дни все девушки такие.
      - Думаю, что в юности с нами со всеми бывает нелегко, - заметил я и добавил, кивнув на фотографию в рамке, стоявшую на каминной доске: - Это ведь Эдит?
      - Да, - сказала мать. - Два года назад, когда она кончала школу.
      Она встала, взяла фотографию с каминной доски и, проведя рукавом по стеклу, протянула ее мне.
      - Очень похоже вышла, правда?
      - Да, - сказал я. - Сразу можно узнать.
      Это была цветная фотография, ретушированная, сильно приукрашенная, больше похожая на портрет кинозвезды, хотя сходство с оригиналом и сохранилось. Черные, резко очерченные брови, искусно вырисованные губы, карие глаза под темными штрихами ресниц.
      Я видел другое лицо, - лицо, искаженное горем, когда она сидела у меня дома, комкая в руках мокрый платочек. Но в том лице была индивидуальность; в этом, на фотографии, ее не было.
      - Действительно, снимок очень искусно раскрашен, - сказал я.
      - Да, она совершенно как живая! Такие фотографии значительно лучше, чем обычные черно-белые. - Женщина поставила фотографию на место и снова села.
      - За ней сейчас ухаживает превосходный молодой человек. Вы знакомы с ним?
      - Нет, незнаком. - Мне нужно было собраться с силами, чтобы сказать ей правду. - Только боюсь, вы ошибаетесь, он отнюдь не превосходный молодой человек. Собственно, из-за него-то я и пришел к вам. Мне очень неприятно расстраивать вас, но, видите ли, ваша дочь просила у меня совета. Дело в том, что она беременна, а этот молодой человек вовсе не собирается на ней жениться.
      При этих словах муж и жена резко повернулись, ища взглядом поддержки друг у друга. У женщины вырвалось какое-то восклицание, потом она умолкла, зажав рукой рот. В широко раскрытых глазах ее застыл испуг.
      Муж ее вцепился в ручки кресла и наклонился вперед, точно готовясь встать. На несколько мгновений он застыл в этой позе, затем судорожно глотнул - гнев постепенно закипал в нем.
      Гнев этот, как мне показалось, был направлен не толь- " ко против дочери, но и против жены. Взгляд его, устремленный на жену, говорил о многом - муж точно обвинял ее и снимал с себя всякую ответственность за случившееся.
      Некоторое время они сидели так, молча, потом жена, пытаясь уйти от взгляда мужа, умилостивить его видом собственных страданий, вскочила и, колотя воздух кулаком, стала выкрикивать с отчаянием:
      - Что подумают соседи? Что они скажут? Что нам делать? Что же нам делать?
      - Успокойся, - оборвал муж, и так же резко обратился ко мне: - Вы в этом уверены?
      - Она сама мне сказала.
      - И как давно это с ней случилось?
      - Она говорит, три месяца.
      Женщина опять страдальчески вскрикнула, потом с внезапной яростью обрушилась на меня:
      - Но почему она не сказала нам? У нас не спросила совета? Почему обратилась к вам? Она же вам чужая. Теперь все об этом узнают. Все знакомые узнают. На улице будут тыкать в меня пальцами. Что будет с нами? Об этом она подумала? Почему сразу не сказала нам? Дождалась, когда уже ничего нельзя сделать... А потом пошла к вам. Она опозорила нас, вот что она сделала. Мы для нее ничего не жалели. Воспитывали как принцессу. Мы порядочные люди. Всякий раз, как она приходила после полуночи, я ее предупреждала, чем это кончится. И вот как она нас отблагодарила за все. Она нас опозорила, опозорила.
      - Поздно теперь разговаривать, - отрывисто сказал муж. - Ничего не поделаешь. Придется ее куда-нибудь отправить. Необходимо замять дело. - Он обернулся ко мне. - Надеюсь, на вас можно положиться...
      "...Отец придет в ярость, когда вы ему скажете! - предупреждала меня Эдит. - Он будет неистовствовать. Он вас возненавидит. Возненавидит меня. Он захочет меня выгнать". - "Этого он наверняка не сделает", - сказал я. "Но сделает?! Вы его не знаете!"
      Она в отчаянии озиралась по сторонам, словно за ней захлопнулась дверца западни. "Лучше бы мне умереть..."
      - ..Я не стану говорить об этом никому, - сказал я ее отцу.
      - Что ж, больше, пожалуй, обсуждать нечего. - И он встал, давая мне понять, что пора уходить.
      - Прежде чем уйти, - сказал я, поднимаясь, - позвольте мне сказать вам одну вещь. Ваша дочь - порядочная девушка. Она не относится к числу тех девушек, которых люди невежественные называют легкомысленными. Она любила этого юношу и верила, что и он ее любит. Она не сомневалась, что со временем они поженятся. То, что произошло потом, вполне естественно, если люди любят друг друга. Ее ошибка была в том, что она поверила ему. Трагическая ошибка! Она не сумела его понять - в этом все дело. Но каково ей теперь! Она невыносимо страдает. Сейчас больше, чем когда-либо, ей необходимы ваша любовь и сочувствие. Она говорила мне, что иногда думает о самоубийстве. Все будущее вашей дочери зависит от того, как вы встретите ее сегодня. Обнимите ее, когда она придет, скажите, что любите ее. Скажите, что вы верите, что она порядочная девушка. Скажите, чтоб она не тревожилась: что бы ни произошло, вы поддержите ее. Улыбнитесь, погладьте ее по голове. Если вы сделаете это, вы спасете ее. Если же встретите с возмущением и злобой, вы погубите ее.
      - Там увидим, - коротко бросил отец. - Приходится думать не только о ее будущем, но и о нашем. Благодарю за то, что пришли.
      Жена его опустилась на стул, а я следом за хозяином пошел к двери.
      ГЛАВА 26
      Среди девушек, приходивших ко мне, были и такие, которые жили в вечном страхе. Им казалось, что они находятся на краю пропасти, скрывающей в своих безднах страшные призраки. Об этих призраках девушки иногда рассказывали мне.
      Я почти не был знаком с основами психологии, а о душевных болезнях знал и того меньше. Бывали случаи, когда я заходил в тупик, не знал, что предпринять, и направлял своих посетительниц к психиатру, с которым у меня была договоренность на этот счет.
      Передо мной сидела девушка. Она покачивала ногой и напряженно улыбалась. Я открыл дверь на ее стук, и когда она сказала, что хочет поговорить со мной, я пригласил ее в комнату; войдя, она села и стала молча озираться по сторонам.
      Это была девушка лет девятнадцати, одетая в темно-зеленую юбку и красную блузку. У нее были тонкие, нежные руки, ногти покрыты красным лаком. Казалось, она изо всех сил старается сохранить неприступное выражение лица, - зачем ей было это надо, я пока понять не мог. Временами, однако, она теряла власть над собой, и тогда вместо застывшей маски я видел перед собой глаза, полные смятения и мольбы; но это выражение исчезало так же быстро, как появлялось, и вполне могло быть плодом моей фантазии.
      Девушка была хорошенькая, с большими темными глазами и длинными ресницами. Казалось, она обладала большим обаянием, - впрочем, впечатление это, возможно, было обманчивым.
      Я старался представить себе, что именно привело эту девушку ко мне. Какая беда заставила ее искать помощи у совершенно чужого человека? Я заметил на безымянном пальце ее левой руки обручальное кольцо и решил, что речь пойдет о женихе, уклоняющемся от брака. Такие случаи встречались сплошь и рядом.
      Я сел за письменный стол и повернулся к ней.
      - Ну, - сказал я. - Что же с вами случилось?
      Казалось, она не слышала моего вопроса.
      - Что это? - спросила она, показав на предмет, лежавший на столе.
      - Череп коалы, - ответил я.
      - Череп коалы, - удивленно повторила она. - Почему череп коалы? И почему - у вас на столе? Разве вас интересуют черепа и смерть?
      - Нет, но меня интересуют коалы.
      - Мертвые коалы?
      - Скорее, живые. Я нашел этот череп в зарослях. Благодаря этому черепу я теперь больше знаю о живых коалах.
      - Пройдет немного времени, и наши черепа будут такими же, - сказала она, вкладывая какой-то тревожный смысл в эти слова. - Такими же белыми, отполированными. И, наверное, они тоже будут валяться в траве - и жуки будут ползать по ним.
      Я улыбнулся:
      - Что это вы вдруг? Черепа в траве! Боже праведный! Вам больше пристало бы думать о цветах в траве. Видели вы когда-нибудь цветы в траве?
      - Видела.
      Мысли, казалось, унесли ее далеко от меня. Она подняла руки над головой, словно собираясь потянуться, потом, вздрогнув, опустила их. Подавшись вперед, она взглянула мне прямо в глаза. Однако мне показалось, что смотрит она не на меня, а на какую-то точку в пространстве между нами.