Эти широко распространенные взгляды основаны на расовых предрассудках и незнании фактов. Метисы лишь в редких случаях происходят от опустившихся белых и распущенных женщин-аборигенок. Зачастую они дети белых, уважаемых своими согражданами, и темнокожих, уважаемых своими соплеменниками. Если бы в нашем обществе расовые предрассудки не влияли на отношения между людьми, из метисов выходили бы такие же люди, не хуже и не лучше, чем их белые отцы.
      Но поскольку метисы чаще встречаются с презрением или снисхождением, чем с уважением и пониманием, они начинают стыдиться своей, туземной крови и всячески стараются выдать себя за белых.
      Сестра милосердия, которая, когда началась война с Японией, должна была эвакуировать детей-метисов из миссии на острове Крокер в Сидней, рассказала мне, как болезненно реагировали дети, когда цвет их кожи вызывал любопытство окружающих.
      Однажды, когда группа белых стала глазеть на детей, одна из девочек с кожей цвета меда спросила:
      - Сестра, вы знаете, что говорят эти люди?
      - Нет, они стоят слишком далеко от нас, - ответила та.
      - Нетрудно догадаться.
      - Что же они говорят?
      - Они говорят: посмотрите-ка на этих черных детишек!
      В поезде к сестре подошла одна из девочек и сказала со слезами, что "белая леди" в вагоне назвала Дженни черной.
      Другая девочка, перехватив любопытные взгляды группы белых, сказала с горечью: "Нечего глядеть на нас. Вы думаете, что вы - белые, а ведь на самом деле кожа у вас розовая".
      Я не помню всего, что я говорил метисам Мапуна. Помню только, что в какой-то связи сказал, что дети - гордость родителей. Тут я обратил внимание на маленькую девочку, внимательно слушавшую меня. У нее была оливковая кожа, льняные волосы, и голубые глаза. На ее лице была написана удивительная чистота. Рядом с, ней сидела другая девочка с раскосыми, как у японцев, глазами и прямыми черными волосами. Ее кожа была очень темной, но отливала желтизной.
      В другом углу я заметил темнокожего мальчика с тонкими нервными ноздрями и изящно очерченным ртом. Позади него сидела темнокожая женщина с младенцем, у которого кожа напоминала по цвету смолу камедного дерева. Вокруг были другие лица, и все они, казалось, предъявляли мне молчаливое обвинение.
      Назначение таких миссий, как в Мапуне, - готовить метисов к жизни в цивилизованном обществе. Но миссии не достигают сваей цели. Метисы все равно не смогут стать полноправными гражданами северных городов Австралии до тех пор, пока белое население этих городов не примет их в качестве таковых.
      Метисы вовсе не лишены качеств, необходимых для того, чтобы стать полноправными гражданами. Дело в том, что белые, эксплуатируют метисов и способствуют их невежеству, считая их постоянным источником дешевой рабочей силы. Вот почему сегодня метисы занимают столь приниженное положение.
      Воспитание белых в духе расовой терпимости не менее важно для дальнейшей судьбы метисов, чем воспитание самих метисов.
      Выйдя из церкви, я пошел по песчаной дорожке мимо длинного ряда хижин, в которых жили метисы. На крошечных верандах, скрестив ноги, сидели женщины.
      Они улыбались мне. Одно из моих самых ярких впечатлений от Мапуна улыбки и смех местных жителей. Это приветливые люди, их легко рассмешить.
      Жители Мапуна опрятны и чистоплотны и следят за своей внешностью. Некоторые из девушек просто красивы, особенно те, в ком смешалась японская и австралийская кровь. У них тонкие черты лица, прямые черные волосы и великолепная гладкая кожа, по-видимому, не поддающаяся губительным лучам жаркого тропического солнца.
      Японцы - ловцы жемчуга, промышлявшие вдоль северного побережья Австралии, покупали ласки местных женщин, снабжая их мужей рисом и табаком. Их детям, несмотря на прекрасные внешние данные, нет места в городах Австралии. Из всех метисов они - объект наибольшего презрения, хотя те, которых я встретил в Мапуне, были приятными, умными людьми.
      В Мапуне мало мужчин. В основном мужчины Мапуна работают на окрестных скотоводческих фермах. Одна женщина сказала мне, что не виделась с мужем уже два года. Это была стройная, опрятная женщина, довольно бойкая. У нее было озорное улыбчивое лицо. Когда она вступала в разговор, остальные женщины начинали весело смеяться.
      Мы заговорили о книгах, и я спросил, что она читает.
      - Я читаю книжки про любовь. Когда нет любви в жизни, приходится о ней читать, - - ответила она с забавной гримасой, вызвав смех у своих подруг.
      Я познакомился с одной местной девушкой - няней сына миссис Кейн, пухлого мальчугана со светлыми волосами и важным выражением лица.
      У Энни - так звали девушку - было приятное, умное лицо. Она говорила на отличном английском языке с шотландским выговором: миссионер, у которого она училась, был шотландец. Закрой я глаза, у меня могло бы создаться впечатление, что моя собеседница - образованная девушка из Эдинбурга.
      - У вас приятный голос, - сказал я Энни. - Мне нравится слушать вас.
      Рассмеявшись, она ответила:
      - Странные люди эти белые! Им кажется, что в моем голосе есть что-то необычное. Когда миссис Кейц взяла меня с собой в Брисбен, все просили меня побольше говорить, потому что им приятно слушать мои голос. Почему? Разве я говорю не так, как белые?
      - Не так, как большинство белых. Вы говорите, как образованная белая девушка. Жителям Брисбена, конечно, казалось странным, что темнокожая девушка может говорить так же хорошо, если не лучше, чем они.
      - Наверное, они ожидали, что я стану коверкать английские слова? спросила Энни.
      - Конечно.
      - Мне не понравился Брисбен.
      - Почему?
      - Там слишком холодно.
      - Холодно! Мне казалось, что в Брисбене жарко.
      - Не так жарко, как у нас.
      - Это верно. А люди вам понравились?
      - Я чувствовала себя одинокой и чужой.
      - Они относились к вам дружелюбно?
      - О да! Те, с кем я встречалась, были очень дружелюбны, - ответила Энни и добавила: - Но это не такое душевное дружелюбие.
      - Что значит "не такое душевное дружелюбие"?
      - Не такое, как здесь.
      - Здесь вы - своя, - сказал я. - Здесь все равны.
      - В том-то и дело, - сказала она с жаром. - А в Брисбене было по-другому.
      - Как хорошо было бы жить на свете, если бы цвет кожи не имел значения! - сказал я.
      - О, да, - согласилась девушка.
      Она задумалась и после небольшой паузы продолжала:
      - Я люблю Мапун. Когда я уезжаю, мне все время вспоминаются эти места. Я люблю кокосовые пальмы и здешних людей. Мне кажется, что этот край полон романтики. Иногда его красота навевает на меня грусть.
      Энни - чистокровная представительница австралийских аборигенов, которых в Мапуне немного. Ей двадцать лет.
      Кроме мальчугана, которого нянчила Энни, у миссис Кейн было еще двое сыновей: Рэймонд четырех лет и Илан - шести. Они пришли ко мне вместе с маленьким темнокожим мальчиком, требуя, чтобы я выполнил данное им утром обещание.
      - Ты забыл про прогулку? - спросил Илан.
      - Нет, но сейчас еще слишком жарко.
      - А мне уже совсем холодно, - возразил Рэймонд.
      - Разве? - спросил я без воодушевления.
      - Мы готовы, - сказал Илан. - Когда ты будешь готов, можно идти.
      Темнокожий малыш молчал. Он сосал палец и напряженно наблюдал за мной.
      - Ладно, - сказал я. - Пошли!
      Мои отношения с Иланом и Рэймондом уже достигли стадии полного взаимного уважения. Мы подробно обсудили множество вопросов и выяснили, что сходимся во взглядах. Братья все время сообщали мне различные сведения, настаивая, чтобы я заносил их в свою записную книжку.
      Рэймонд был здоровый, крепкий мальчик. На нем не было ничего, кроме коротких штанишек; тело его было покрыто густым загаром. Он был готов на любое, самое отчаянное приключение. Илан охотно признавал его превосходство над собой и постоянно восхищался смелостью младшего брата. Сам он был не такой "отчаянный" и больше любил рассказы о приключениях. Однажды, когда мы беседовали о животных, Илан сказал мне: - У меня был поросенок, он умер. У Рэймонда тоже был поросенок, он тоже умер. Мой поросенок выбежал под дождь, потом прибежал. Потом опять убежал и лежал под дождем, а Рози - наша кухарка - принесла его к печке. Думали, он откроет глаза, а он не открыл, потому что совсем умер. Я очень плакал в тот вечер.
      - Грустно, когда животные умирают, - сказал я.
      - Да, - согласился Илан. - Это неправильно, когда маленькие животные, с которыми играют дети, умирают. Например, щенки. Мужчины не играют с собаками, и им их не жалко. А мальчики возятся с собаками, и им жалко, если щенок умрет.
      Прогулка началась. Будучи джентльменом, Рэймонд положил руку на плечо темнокожего мальчика и представил его:
      - Это Джон; он пойдет с нами. Он нам нравится.
      Смысл его слов был мне ясен: он хотел исключить возможность возражений с моей стороны. Я поспешил; рассеять его опасения, сказав:
      - Здравствуй, Джон! Мне ты тоже нравишься.
      Джон был молчаливым, но полезным спутником. Рэймонд обращался с ним, как с доверенным лицом, поверяя ему на ухо свои тайны.
      Меня заинтересовали следы на песке. Каждое утро я видел следы ящериц, жуков и змей. Двигаясь по мелкому песку под кокосовыми пальмами, все эти существа оставляли следы.
      - Я ни разу не видел ни одной ящерицы, но на песке множество их следов, - заметил я.
      - Они выползают ночью. Я видел их, - сказал Илан.
      - Змеи, наверное, тоже выползают ночью, - откликнулся я.
      - Вот след ястреба, - Объявил Рэймонд, присев на корточки рядом с обнаруженным им следом какой-то птицы.
      Я посмотрел на следы.
      - След курицы, - поправил я мальчика.
      Рэймонд снова бросил беглый взгляд на следы:
      - Ястреба, - сказал он упрямо.
      - Курицы, - повторил я.
      - Ястреба!
      - Курицы!
      Создалось щекотливое положение. Наша прогулка могла сорваться. Я не знал, как выйти из тупика, и боялся, что нашей дружбе придет конец, но тут выступил вперед Джон и, сдвинув брови, начал рассматривать следы. Он ничего не сказал, но, поднявшись, стал рядом с Рэймондом. Это был плохой знак.
      Теперь принялся изучать следы Илан, Наконец, он сказал, обращаясь к Рэймонду:
      - Все-таки это след курицы, Рэймонд. - Повернувшись ко мне, он добавил: - Зато раньше Рэймонд нашел следы ястреба.
      - Много следов, - поспешил сказать Рэймонд.
      - Не сомневаюсь, - сказал я.
      Напряжение рассеялось. Мы продолжали идти, вместе, рассуждая о следах вообще.
      - Когда ты вернешься домой, ты запишешь все, что мы тебе сказали спросил Илан.
      - Конечно.
      - Тебе не придется расспрашивать кого-нибудь еще. Мы тебе все расскажем про следы.
      - Я и не собираюсь спрашивать кого-нибудь еще, - сказал я. - Вы рассказали мне все, что я хотел знать.
      - А мы еще много чего знаем, - сказал Илан. - Если ты будешь ходить с нами, мы еще много чего расскажем тебе про следы. Верно, Рэймонд?
      - Конечно, - ответил тот.
      Восхищенный взгляд, брошенный Джоном на Рэймонда, ясно показывал, что тот согласен с таким утверждением.
      Я предложил мальчикам поплескаться в море, но они дали мне понять, что это опасно.
      - Тут водятся медузы с длинным синим жалом, - сказал Илан. - Они гоняются за людьми. Ужалит - умрешь.
      Илан явно интересовался проблемой смерти. Наше внимание привлекло мертвое насекомое, покрытое муравьями. Лицо мальчика исказилось. Он сказал:
      - Это было живое существо. А теперь? Теперь оно мертвое. И никогда уже не будет ползать по деревьям.
      - Насекомое умерло, поэтому могут жить муравьи, - сказал я.
      - Оно лучше муравьев, - возразил мальчик.
      Рэймонд ухватился за свисавшую с дерева веревку, сильно раскачался, чтобы взлететь как можно выше, затем внезапно отпустил веревку. Он описал дугу в воздухе, упал на мягкий песок и покатился по нему. Джон побежал поднять его, но Рэймонд гордо встал без посторонней помощи.
      - Когда ты вырастешь, будешь выступать в цирке, качаться на трапеции, сказал я.
      - Рэймонд все может, - сказал Илан и добавил: - Иногда мне хочется быть взрослым!
      - Ты просто счастливец, - сказал я. - Ты знаешь, что скоро вырастешь. А взрослые знают, что маленькими им больше не бывать, и это грустно,
      - Ведь правда, можно стать большим, если ты маленький? - спросил он.
      - Правда. А вот я большой, но уже никогда не смогу стать маленьким. Это грустно.
      - Не так уж я хочу быть большим, - сказал мальчик.
      - Я хотел бы совершать храбрые поступки.
      - И я тоже.
      - А обязательно надо быть большим, чтобы совершать храбрые поступки?
      - Нет, не обязательно.
      - Можно быть большим, даже когда ты маленький, верно?
      - Да. Вот ты, например, такой.
      - О-о! - воскликнул он, смутившись, и погрузил в песок босую ногу.
      - Разве горячий песок не обжигает тебе пятки? (Сам я ощущал, как песок жжет мне ноги сквозь подошвы ботинок.)
      - Когда мы были маленькие, - обжигал, - ответил он. - А теперь кожа огрубела. Смотри! - и он вышел из тени на солнце.
      - Мои ноги на таком песке поджарились бы.
      - В нем можно сварить яйцо.
      - Однажды курица снесла яйцо, и мы его нашли, - сказал Илан. - Яйцо сварилось! Может быть, его надо было еще поварить, но совсем чуточку.
      Мы подошли к пальмовой роще, в тени которой стояли строения миссии. Впереди расстилался луг, а за ним полоса кустарника, словно колебавшегося в знойном воздухе.
      Я заметил на шее у Рэймонда подвешенный на шнурке медный свисток, в который был вделан маленький компас. Мальчик частенько поглядывал на компас: свистнет в свисток, вытащит его изо рта и серьезно посмотрит на компас, словно получая сведения величайшей важности.
      - С компасом не заблудишься, - объявил он мне.
      - Как он работает? - спросил я. - Почему с ним не заблудишься?
      - Надо идти туда, куда указывает маленькая стрелка, - объяснил Рэймонд.
      - Но ведь она указывает вон туда. - Я кивнул в сторону деревьев, росших в противоположной от домов стороне. - Если ты пойдешь туда, то заблудишься.
      - С моим компасом мы не заблудимся. Верно, Илан?
      - Верно, - подтвердил Илан. - Мы вышли бы на берег, а по берегу пришли бы домой.
      - Вот видишь! - воскликнул Рэймонд.
      - Тогда пошли, куда указывает стрелка, - предложил я.
      Мы пересекли луг и подошли к большой проволочной западне для ворон. В ней лежала куча костей. В западне была одна ворона. Она металась в испуге, натыкаясь на стенки.
      Разыгрывая из себя гида, Илан объяснил мне:
      - Это западня для ворон. Ворона попадает сюда, - он показал пальцем на отверстие в крыше. - Ей уже не выбраться. Тогда берут палку, продевают руку в дыру и убивают ворону.
      Он просунул в отверстие палку и ударил птицу. Ворона совсем обезумела.
      - Не делай этого! Это жестоко, - сказал я.
      - Ворон надо убивать, - твердо заявил он.
      - Но ты ее мучаешь. Ее надо убить сразу.
      Мальчик бросил палку и озадаченно поглядел на ворону.
      - Ворона - ошибка природы, - сказал он. - Все, что надо убивать, ошибка природы.
      Я не сразу нашел ответ. Илан повернулся ко мне и сказал:
      - Может быть, рассказать тебе еще что-нибудь о воронах?
      - Пожалуй, хватит, - ответил я.
      - Больше никого не расспрашивай о воронах. Мы рассказали тебе все. Можешь это записать; когда вернешься домой.
      Оставив западню позади, мы вошли в заросли акации и казуарина. Я остановился и, взяв на себя роль руководителя экспедиции, скомандовал:
      - Ко мне!
      Мальчики выстроились передо мной. Мой тон настроил их на серьезный лад.
      - Мужчины, наши запасы воды иссякают, - торжественно объявил я. Положение опасное. Мы не менее чем в ста милях от дома, и только наш друг Джон может спасти нас.
      Это заявление обеспокоило Рэймонда. Очевидно, он не слишком полагался на Джона как на проводника. Он бросил взгляд на компас, затем оглянулся на строения миссии, которые виднелись за деревьями, и заметно приободрился.
      - В ста милях от дома! - взволнованно сказал он.
      - Веди нас, Макдуфф! - сказал я Джону.
      - Его зовут Джои, - поправил Рэймонд.
      - Веди нас, Джон!
      Джон пошел вперед плавным широким шагом, отличающим коренных австралийцев. Рэймонд и Илан запугали за ним, высоко держа голову и взмахивая руками. Джон был неутомим. Он увел бы нас в Центральный Квинсленд, если бы я не попросил его остановиться, чтобы взглянуть на компас.
      Рядом, росло, наклонившееся к земле дерево, как раз такое, на которые любят влезать ребятишки. Я дал команду всем троим лезть наверх, чтобы посмотреть, нет ли на горизонте признаков жилья.
      По дереву ползали зеленые древесные муравьи. Они забирались на ноги мальчиков, падали с верхних веток на их голые спины. Я прислонился к накренившемуся стволу.
      Мне было видно, как муравьи впиваются в тела моих спутников, но те проявляли безразличие к боли и только смахивали муравьев свободной рукой, продолжая карабкаться вверх. Вместо упавших муравьев наползали другие, но ни один из мальчиков не обращал на них внимания. Зато москиты обратили нас в беспорядочное бегство. Мириады насекомых слетали с деревьев, преследуя нас до самых ворот миссии.
      Здесь мы расстались. В этот момент Джон внес свой единственный за целый день вклад в нашу беседу.
      - Там был след курицы! - сказал он.
      8
      БЕННИ ЧАРДЖЕР ИЗ МАПУНА
      Бенни Чарджер был главным скотоводом миссии в Мапуне. У него была более светлая кожа, чем у большинства здешних метисов, а черты лица напоминали черты белого человека. Он носил широкополую шляпу и бриджи.
      Мы поехали верхом по берегу: я - впереди, Бенни - на почтительном расстоянии от меня. Он намеренно держался сзади. Остановив лошадь, я подождал, пока он меня не нагнал.
      - Поедем рядом, как друзья, - предложил я.
      - Хорошо, мистер Маршалл. Куда бы вы хотели поехать?
      - Мне бы хотелось побывать там, где были стоянки Старых Людей.
      - Извольте, мистер Маршалл.
      Я почувствовал разочарование при мысли, что наши отношения могут остаться официальными и мне не удастся подружиться с этим человеком, к которому я чувствовал расположение. Но мало-помалу, видя мой интерес ко всему окружающему, Бенни оживился. Он старался подробно отвечать на все мои вопросы, но оказалось, что он не знает ни названий' птиц, ни названий деревьев. Мои расспросы совершенно его обескуражили. Он ужасно обрадовался, когда смог сообщить мне название одного плода - "дамское яблоко".
      - Ну что это за название! - сказал я. - Интересно было бы знать, как его называли ваши Старики.
      - Тинипра, - тут же ответил Бенни.
      - Значит, это название вы знаете? - сказал я.
      - Конечно. Я знаю все местные названия.
      - Да ведь это как раз то, что мне нужно!
      - А я думал, вас интересуют английские слова.
      После этого я услышал столько местных названий, что совсем запутался. Мы придержали лошадей под деревом, усыпанным красными ягодами.
      - Это мейна, - сказал Бенни. - Старые Люди едят их.
      Не слезая с лошадей, мы отведали этих ягод, сорванных с веток над головой. Они оказались сладкими и пришлись мне по вкусу. Я набил ими карманы.
      Когда мы въехали на сырую, прохладную лужайку, поросшую густой зеленой травой, которая заглушала стук копыт, Бенни спешился и начал искать ямс. {Ямс дикий (Dioscorea sativa) - вьющееся растение, клубни которого широко использовались в пищу аборигенами Австралии.} Откопав несколько клубней, он протянул их мне. Клубни пахли сырой землей. Ему хотелось найти более крупную разновидность ямса, для которой имелось особое название. Наконец, он нашел это растение. Став на колени, он принялся подкапывать корень. Почва здесь была мягкой, и скоро его рука скрылась в земле по локоть. Он лег на живот и рыл глубже и глубже, пока рука по плечо не ушла в землю.
      Наконец он вытащил большой уродливый клубень с мясистыми щупальцами, напоминавший морское чудовище.
      - Это кутей, - сказал он, протягивая мне корень. - Старые Люди его едят. Иногда они питаются ямсом и кутеем целые месяцы.
      - Откуда вы все это знаете? - спросил я. - Ведь вы родились в миссии и никогда не жили среди Старых Людей?
      - Старики очень умные. Когда я был молод, они брали меня с собой в заросли и учили всему, что знали сами. Нынешняя молодежь не водится со Старыми Людьми. Она думает, что большему научится у белых. Но Старики знают такое, чему не научишься у белых. Я сказал себе: "Они знают больше меня". Теперь я никогда не пропаду с голода в зарослях, не то что молодые.
      Дорога, которая вела туда, где раньше находилась стоянка Старых Людей, проходила мимо большого заросшего камышом болота. Мы поехали вверх по пологому склону холма. За гребнем холм круто обрывался. Болото, напоминающее большой амфитеатр, лежало перед нами.
      В первый момент я решил, что у меня галлюцинация: болото двигалось! Тысячи длинноногих серебристо-серых журавлей, которых часто называют "спутниками аборигенов", испуганные нашим появлением, медленно двигались в противоположную сторону, настороженно повернув к нам головы. Их было так много, что образовался серебристо-серый покров, местами скрывавший от наших глаз поверхность болота.
      Я крикнул; те птицы, что были ближе, расправили огромные крылья. Неуклюже подпрыгивая, они взлетели. За ними поднялся в воздух следующий ряд, потом следующий. Скоро все они поднялись в воздух, сильно взмахивая крыльями. Резкие крики птиц и шум их крыльев долго звучали у нас в ушах.
      Подняв лицо к небу, Бенни Чарджер сказал:
      - Старики тоже это видели.
      - Да. Наверное, они много раз охотились на этом болоте. Как называют Старые Люди эту птицу?
      - Друли, - ответил Бенни. - Накануне охоты на друли Старые Люди рано ложились спать, а утром рано вставали.
      - Почему они охотились ранним утром? - поинтересовался я. - Разве нельзя подкрасться к болоту и метать в птиц копья в любое время дня?
      - Нет. Друли к себе не подпускают. Они рано покидают место ночлега. Проснувшись, они сразу перелетают на другое место. Летят они низко над землей. Старые Люди знали, где пролегает их путь, потому что друли всегда летят по одному пути. Двое мужчин, которые охотятся вместе, прячутся в зарослях. Когда птицы пролетают над ними, один из мужчин с криком выбегает. Друли расправляют крылья, чтобы взмыть вверх. Тогда второй охотник бросает палку, целясь в раскрытые крылья, подбивает птицу, и она падает.
      - Они охотились с бумерангом? - спросил я.
      - Нет. В наших краях Старые Люди никогда не охотились с бумерангом. "Они метали копья, а в друли они бросали палки.
      На низком холме впереди нас раскинулось огромное фиговое дерево. Под его ветвями мы остановили лошадей. Ветви широко разметались вокруг могучего ствола, свисая вниз, так что часть листьев касалась земли подобно бахроме занавеса.
      - Все Старые Люди знали это дерево, - сказал Бенни. - Они говорили, что дерево выглядело точно так же, еще когда они были детьми. Оно старше Старых Людей, а ведь они все умерли. Они никогда больше не придут сюда, их больше нет...
      Путь к месту покинутой стоянки лежал по берегу узкой лагуны. На поросшем редкой травой холмике, господствовавшем над лагуной, я видел стаю птиц. Каждая стояла на одной ноге, спрятав голову в перья на спине между крыльями. Мы ехали между ними, но они, казалось, спали летаргическим сном. Они взлетали только из-под самых копыт лошадей и тут же садились на землю. Я принял их за перевозчиков {Перевозчик (Tringa hypoleucos) - птица семейства ржанок отряда куликов.}, но Бенни сказал, что это кроншнепы.
      - Скоро все они погибнут. Их убивает зной во время дождей. Повсюду будут их трупы. Они уже заболели.
      То была страна птиц. Неуклюжие аисты бродили по мелководью лагуны; вереница карликовых гусей быстро, плыла среди камыша. Из зарослей камыша доносилось кряканье уток и крики водяных курочек.
      Бенни показал пальцем на птицу, голова которой виднелась над сухой травой в ложбине.
      - А это обыкновенный индюк!
      Я хотел подъехать к индюку, но он неуклюже побежал, взмахивая крыльями. Наконец ему удалось оторваться от земли. Чуть отлетев, индюк опустился. Я опять попытался приблизиться к нему, но он снова пустился в бегство. Пришлось отказаться от своего намерения.
      Бенни сказал с улыбкой:
      - Он ни за что не подпустит к себе. Мы посылаем ему зеркальцем зайчиков, тогда он подходит.
      Чем дальше мы ехали вдоль лагуны, тем больше становилось деревьев. Наши лошади пробирались по старой заброшенной дороге.
      - Скоро приедем, - сказал Бенни.
      Мы неожиданно выехали на зеленую лужайку, спускавшуюся к лагуне. В этом месте лагуна заросла белыми и голубыми водяными лилиями. В центре лужайки росло большое фиговое дерево вроде того, что мы уже видели. Запах травы, растоптанной копытами лошадей, ударил нам в ноздри.
      - Вокруг этого дерева разбивали лагерь, - сказал Бенни. - Здесь они жили.
      Мы замолчали, и над лужайкой нависла тишина. Не слышалось даже щебета птиц. Вдруг подул легкий ветерок, словно ребенок вошел поиграть в пустую комнату. Деревья стали перешептываться, на траве затанцевали темные тени.
      - Здесь они собирались на корробори {Корробори - празднество с плясками у аборигенов Австралии.}, - сказал Бенни. - Здесь они танцевали для Припригги. Так говорили мне Старые Люди.
      - А кто это Припригги? - спросил я.
      - Припригги - это мужчина. Понимаете, мистер Маршалл, у Старых Людей есть легенды, так же как есть легенды у вас. У нас есть легенда о Млечном Пути. Старики верили, что Млечный Путь - человек такой же, как вы или я. Этого человека звали Припригги. Старые Люди говорили, что он жил в Уорд-Пойнт, в устье реки Пайн. Припригги часто бывал тут. Это было его любимое место. Каждый раз, когда они плясали, Припригги был с ними. Он был певец и танцор.
      Однажды Припригги отправился в мангровые заросли поохотиться на летучих лисиц {Летучая лисица (Pteropus medius) - млекопитающее из подотряда крыланов. Размах крыльев достигает 1,5 м. Питается фруктами.}. Но их было так много, что они подхватили его и потащили вверх. Утром они бросили его на полпути к небу, и Припригги запел на прощание.
      Старые Люди проснулись рано и услышали пение Припригги, а тот спел прощальную песню и умолк. Старые Люди взяли у Припригги эту песню и придумали танец. Это прекрасная песня, это песня Припригги. После того как он спел ее и попрощался с людьми, они никогда больше его не видели. А когда стемнело, они увидели в небе Млечный Путь - раньше его там не было - и исполнили большой танец для Припригги и повторяли слова его песни.
      Но я не знаю слов этой песни, мистер Маршалл. Слова знают только Старые Люди.
      - А их уже нет, - сказал я.
      - Да, их уже нет.
      Должно быть, ему захотелось побольше сообщить мне о Старых Людях. Натянув поводья, он сказал:
      - Я вам кое-что покажу.
      Мы поехали через заросли, пробираясь среди деревьев, увешанных красными плодами, среди панданусов {Панданус (Pandanus) - род однодольных деревьев и кустарников.}, акаций и фиговых деревьев, увитых лианами. Наконец мы выбрались на площадку, сплошь заросшую ямсом и ползучими растениями.
      Бенни показал мне большой плоский камень, лежавший под искривленным деревом. Поблизости не было камней, и этот камень казался инородным телом.
      - Как сюда попал камень? - спросил я у Бенни.
      - Видите ли, мистер Маршалл, белые часто уводили Старых Людей.
      - Уводили? Вы хотите сказать, уводили силой?
      - Не совсем силой, но вроде бы так. Белые называли это вербовкой. Они приезжали на люгерах. Старые Люди шли на борт, не зная, что их ждет, а белые увозили их искать раковины. И однажды - это было давным-давно - Старые Люди, которых заманили в море, выбросили капитана за борт и повернули люгер к берегу. На люгере были камни для балласта. Старики взяли один камень, чтобы толочь на нем корни водяных лилий. Вот этот камень. А теперь я покажу вам еще кое-что.
      Мы поехали дальше. В густых зарослях, куда почти не проникал свет, Бенни остановил лошадь.
      - Здесь Старые Люди прятались, когда в них стреляли. По-вашему это называется убежище. Вот убежище Старых Людей.
      Это было красивое место, но после слов Бенни оно сразу показалось мне зловещим. Я представил себе дрожащих от страха людей, пробирающихся сквозь чащу, задыхаясь, страдая от кровоточащих ран...
      Мне не хотелось оставаться здесь.
      - Поедем отсюда, - попросил я. - Здесь страшно.
      - Поедем. Мне тоже страшно.
      Домой мы ехали медленно. Бенни рассказывал мне истории, некогда услышанные им от Старых Людей.
      Он пытался объяснить мне одно из их верований, согласно которому колдун племени может лишить человека сознания и выпустить из него всю кровь; жертва возвращается в стойбище внешне не пострадавшей, но обреченной на скорую смерть.
      Позднее, в Арнхемленде, я слышал много таких рассказов, но тогда, слушая Бенни, я подумал, что это скорее миф, нежели верование, и не стал его об этом расспрашивать.
      Тем временем мы подъехали к строениям миссии.
      - Может быть, в другой раз вы еще что-нибудь расскажете мне о Старых Людях? - спросил я.
      - Конечно, - ответил Бенни. - Один из Стариков еще живет здесь, но вы не сможете с ним объясниться: он говорит только на родном языке. Я попрошу его рассказать истории, которые он знает, а потом расскажу их вам.
      Но мне не довелось больше слушать рассказы Бенни Чарджера. На люгере готовились к отплытию.
      Позднее с веранды миссии я заметил нескольких женщин, собравшихся на берегу. Я пошел попрощаться с ними. Оказалось, что они специально ждали меня. Каждая из них обязательно хотела что-нибудь дать мне на память.
      - Это вам подарок.
      - А это вашей жене.
      - Приезжайте еще. А это возьмите на память.
      - Может быть, ваша жена сфотографируется с моими цветами и пришлет нам карточку?
      Тут были ожерелья из красных с черным горошин, веера из листьев пандануса, цветы из перьев попугая, карликовых гусей и журавлей, раковины и браслет из раковин...