ГЛАВА XI

ПРИЗНАНИЕ?

Вначале Найджел был настолько ошарашен, что сразу не заметил замешательства Уайлда. А тот с очень бледным лицом тихо стоял, погрузив руки в мыльную воду.

— Я… я извиняюсь, — пролепетал наконец . Найджел, — я перепутал вас с Аллейном. Уайлд нехотя улыбнулся.

— Аллейн? Ах да, Аллейн. Насколько я понял, Батгейт, он должен быть где-то здесь. Скорее всего в комнате моей жены. Или в моей гардеробной. Где он?

Найджел молчал.

— Хотелось, чтобы вы нашли возможность ответить мне, — очень спокойно произнёс Уайлд и, взяв полотенце, начал вытирать руки. Внезапно он уронил полотенце на пол и произнёс свистящим шёпотом:

— Боже мой! Какой ужас!

— Ужас, — эхом отозвался Найджел.

— Батгейт, — неожиданно страстно заговорил Уайлд, — вы должны сказать мне: где вы ожидали найти инспектора? Здесь, в гардеробной или, может быть, в комнате Марджори? Ответьте мне.

Дверь из ванной в гардеробную была широко открыта, однако дальняя дверь была закрыта. Найджел невольно взглянул на эту дверь.

— Уверяю вас… — начал он.

— А вот врать, Батгейт, вы, оказывается, не умеете, — послышался голос извне. Дверь распахнулась, на пороге стоял Аллейн.

— Вы были совершенно правы, мистер Уайлд, — сказал он. — Я и в самом деле проводил маленькое расследование в комнате вашей супруги. Должен сказать, что проделал это во всех комнатах. Так надо.

— Но пора ведь уже закончить. Неужели вам мало? — бросил Уайлд. — Зачем вы нас мучаете? Моей жене нечего, абсолютно нечего скрывать. Ну подумайте сами: как она могла убить Ренкина или сделать что-то подобное? Да она приходит в ужас от одного вида ножа. Это общеизвестно. Именно в тот вечер, — вы помните, Батгейт, — она чуть не упала в обморок, увидев этот злосчастный кинжал. Это невозможно. Я ещё раз вам повторяю: невозможно!

— Мистер Уайлд, именно это я и пытаюсь доказать. Что такое невозможно.

Уайлд ссутулился, отчего казался сейчас ещё более маленьким, и издал что-то похожее на всхлип.

— Уайлд, держите себя в руках, — вырвалось у Найджела.

— А вас, сэр, я прошу придержать свой язык, — вдруг обрезал его Уайлд, но тут же немедленно добавил: — Извините, Батгейт. Я просто не в себе, буквально потерял голову.

— Да, конечно, я вас понимаю, — поспешил сказал Найджел, — но помните: у миссис Уайлд есть алиби, прекрасное алиби. Горничная Анджелы, Флоранс, и я, мы оба знаем, что она была в своей комнате. Разве не так, Аллейн? — В отчаянии он повернул голову к детективу.

Аллейн молчал.

После примерно минуты такого мрачного молчания он неожиданно бросил:

— Я полагаю, мистера Уайлда ждёт сейчас чай. А с вами, Батгейт, я хотел бы перед уходом поговорить. Пойдёмте вниз.

Найджел последовал за ним к двери. Они уже почти вышли, как сзади раздался крик Уайлда:

— Стойте!

Они обернулись.

Уайлд стоял посередине комнаты, плотно обхватив себя руками за плечи. Поскольку он находился спиной к окну, лицо его, слегка приподнятое вверх, находилось в тени. Он медленно произнёс:

— Инспектор Аллейн, я решил сделать чистосердечное признание. Это я убил Ренкина. Я надеялся как-то выкрутиться, но теперь вижу, что это невозможно. Я просто не могу выдержать этого напряжения. Теперь вот вы принялись за мою жену. Не надо. Его убил я.

Аллейн не произнёс ни слова. Только в упор глядел на Уайлда, в то время как последний не сводил с него глаз. Никогда в жизни ещё Найджелу не приходилось видеть лицо, настолько лишённое какого-либо выражения, какое было сейчас у детектива.

— Ну, так что же? — истерически выкрикнул Уайлд. — Разве вы не собираетесь предупредить меня? Ваше обычное клише, любые ваши высказывания могут быть использованы обвинением против вас.

Неожиданно Найджел услышал свой собственный голос.

— …это невозможно, невозможно, — проронил он. — Все это время вы находились в ванной, я разговаривал с вами, я точно знаю — вы были там. Боже мой, Уайлд, зачем вы это говорите?… И кроме того, как вы это сделали?

Он внезапно замолк, осознав всю неуместность своих слов. Наконец заговорил Аллейн.

— Да, мистер Уайлд, — мягко произнёс он, — когда и как вы это сделали?

— Прежде чем подняться к себе. Мы были с ним одни.

— А как насчёт горничной Мэри? Она видела его живым, после того как вы ушли.

— Она… она все перепутала. Я ещё был там.

— В таком случае как вы могли одновременно разговаривать через эту дверь с мистером Батгейтом?

Уайлд молчал.

— Вы говорили мне, — Аллейн повернулся к Найджелу, — что беседовали с ним и его супругой непрерывно, пока не погас свет?

— Да.

— И ещё, мистер Уайлд. Вы погасили свет и взяли на себя труд ударить в гонг, оповестив тем самым весь дом о том, что вы совершили убийство? Зачем?

— Так ведь это была игра. Я… я вовсе не хотел его убивать. Это произошло случайно…

— Вы хотите сказать, что, беседуя с мистером Батгейтом наверху, вы одновременно находились в холле и перед самым носом у горничной, которая, впрочем, ничего не заметила, взяли и в шутку ударили мистера Ренкина в самое сердце острейшим кинжалом?

Молчание.

— Ну так в чем же дело, мистер Уайлд? — сочувственно спросил Аллейн.

— Вы что, мне не верите? — визгливо выкрикнул Уайлд.

— Если честно, то нет, — Аллейн открыл дверь. — Но должен предупредить: вы затеяли очень опасную игру. Батгейт, я буду в кабинете через минуту.

Он вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Уайлд подошёл к окну и перегнулся через подоконник. Внезапно он уронил голову на раскрытые ладони. Найджел подумал, что более трагической позы ему прежде видеть не доводилось.

— Послушайте, — произнёс он быстро, — у вас просто разыгрались нервы. Я абсолютно уверен: вашу жену никто не подозревает. Аллейн тоже знает, что это невозможно. Мы все трое — вы, я и она — вне подозрений. Понимаете? А сейчас вы поступили, несомненно, очень храбро, но одновременно и очень глупо. Возьмите себя в руки и забудьте обо всем.

Он ласково погладил его по плечу и вышел.

Внизу, в кабинете, его ждал Аллейн.

— Я собрался с мужеством и осмелился спросить мисс Анджелу, не против ли она, чтобы мы втроём попили вместе чаю, — сказал инспектор. — Она принесёт его сюда сама, поскольку беспокоить слуг я счёл нецелесообразным.

Странно, но Найджел не удивился, а только проронил:

— Как вам нравится выступление Уайлда?

— Весьма огорчён.

— Вообще говоря, когда у человека нервы на пределе, он вполне может выкинуть такой фортель. Я ведь и сам что-то подобное пытался говорить вначале.

— Да, конечно, но у Уайлда на это было больше оснований. Бедняга.

— И все же я считаю, он достоин восхищения.

— Я тоже.

— Его жена, разумеется, невиновна? Аллейн не ответил.

— А как насчёт её алиби? — спросил Найджел.

— Да, — ответил Аллейн, — алиби у неё есть. И очень милое, надо сказать, алиби. Появилась Анджела с чаем.

— Итак, мистер Аллейн, — вопросила она, ставя поднос на стол, — что вы затеваете на этот раз?

— Садитесь, мисс Анджела, — предложил Аллейн, — и налейте нам, пожалуйста, по чашечке чая. Для меня очень крепкий и без молока. А теперь вопрос: вам известна женщина по имени Сендилендс?

Анджела застыла с чашкой в руке.

— Сендилендс? Н-нет, не думаю. Хотя погодите… сейчас… Вам достаточно крепкий?

— О да, вполне. Благодарю вас.

— Сендилендс? — задумчиво повторила Анджела. — Да, я помню эту фамилию. Но где же я её видела?..

— Может быть, это было в… — начал Найджел.

— Молодой человек, пейте свой чай и помолчите, — посоветовал Аллейн.

Найджел посмотрел на него и замолк.

— Все, вспомнила, — оживилась Анджела. — Это старая дева, мисс Сендилендс, портниха. Иногда она что-то шила для Марджори.

— Так, начало положено, — весело произнёс Аллейн. — А шила она для неё случайно не в Танбридже?

— В Танбридже? Но Уайлды никогда не жили в Танбридже.

— Но, может быть, миссис Уайлд посещала его, останавливалась там — для лечения, например?

— Я никогда об этом не слышала, — решительно заявила Анджела. — К тому же Танбридж Марджори никогда не нравился.

— Ладно, оставим это, — сказал инспектор. — Теперь ещё один вопрос: рассказывала ли вам мисс Грант, где она была, пока вы принимали ванну?

Анджела грустно посмотрела на него и повернулась к Найджелу.

— Прошу вас, мисс Анджела, — настаивал инспектор.

— Она мне ничего не рассказывала, но… я и без того знаю. Я уверена, что она была в комнате Чарльза.

— Да? И что даёт вам такую уверенность?

— На следующее утро вы попросили меня запереть его комнату, а ключ передать вам. Я пошла сделать это сама. У Розамунды есть домашние тапочки, без задников, ну, знаете, такие…

— Да, да, зеленые, а сверху пушистые.

— Да, — удивлённо согласилась Анджела. — Так вот, ключи эти были в комнате, и, когда я зашла туда их взять, то увидела на ковре клок зеленого пуха с её тапочек.

— Мадемуазель, — торжественно объявил Аллейн, — вы гениальны. Итак, вы подняли этот клочок пуха, и… Ведь не выбросили же вы его?

— Нет. Но я сделаю это, если вы используете его против Розамунды.

— Вот это да! Начинается шантаж. Вы сохранили его, потому что надеялись тем самым помочь ей. Верно?

— Да.

— Хорошо. Оставим это. И наконец, третий вопрос: в каких отношениях находились мистер Ренкин и мисс Грант?

— Я не хочу обсуждать эту тему, — холодно заявила Анджела.

— Дитя моё, сейчас не время для таких демаршей Я вполне оцениваю ваше благородство и принципиальность, но грош им цена, если они помогают скрывать истинного убийцу или бросить тень на невинного человека. Если бы это не было необходимо, я бы вас никогда не просил. Позвольте рассказать вам, как я сам представляю это. Между Ренкиным и Розамундой Грант были близкие отношения. Он просил её выйти за него замуж. Она отказалась, так как знала о его отношениях с другой женщиной. Я прав?

— Боюсь, что да.

— Она любила его?

— Да

— Именно это я и хотел знать. Она ревновала его?

— Нет, нет! Это не ревность. Просто она была глубоко уязвлена.

Аллейн раскрыл блокнот, вынул оттуда обрывок промокательной бумаги и передал его Анджеле.

— Возьмите лупу и посмотрите на это.

Анджела повиновалась, а затем передала лупу и бумагу Найджелу. Тот без труда прочёл вслух.

— "…10 октября. Дорогая Джойс! Извини, что морочу тебе голову, но…"

— Чей это почерк? — спросил Аллейн.

— Розамунды, — ответила Анджела.

— Это было написано в субботу после семи тридцати за столом в гостиной. Да, да, за альковом, — сказал Аллейн, глядя на Найджела. — В семь тридцать несравненная Этель как раз навела порядок на столе и положила свежую промокательную бумагу. В воскресенье утром, заметив на этой бумаге пятна, она положила её снизу пачки, оставив сверху чистый лист.

— То есть вы вообразили себе… — начал Найджел.

— Я ничего себе не воображал. Детектив не может позволить себе что-то воображать. Он оценивает вероятность того или иного события. Ясно? Я абсолютно уверен, что мисс Грант, вместе с вами, Батгейт, подслушала разговор миссис Уайлд и Ренкина. Это она тогда выключила свет в гостиной.

— Я что-то вообще ничего не понимаю, — взмолилась Анджела..

Найджел кратко рассказал ей о разговоре, подслушанном им в оружейной. Несколько минут Анджела молчала. Затем повернулась к Аллейну.

— В этом деле есть один фактор, — начала она, — который озадачивает меня больше остальных.

— И что же мой учёный коллега предлагает на обсуждение? — торжественно спросил Аллейн.

— А вот что: почему, в самом деле, почему убийца ударил в гонг? То, что он погасил свет, это понятно. Он знал, что по правилам игры у него в запасе две минуты, чтобы скрыться. Ну а гонг зачем ему понадобился?

— Чтобы поддержать иллюзию игры? — предположил Найджел.

— Нет, это не объяснение. Зачем ему это? Темнота была желательна, но шум, суета…. Психологически это никак не оправдано.

— Доводы моего учёного коллеги весьма резонны, — сказал Аллейн. — Но смею вас заверить, что убийца, — неважно, он это был или она, — к гонгу не прикасался.

— Тогда кто же? — хором спросили Найджел и Анджела.

— Ренкин.

— Что?!

— Ренкин ударил в гонг.

— Что, черт побери, вы имеете в виду? — воскликнул Найджел.

— Я не собираюсь здесь демонстрировать все свои приёмы, но в данном случае все настолько просто, что каждый может это увидеть сам.

Найджел и Анджела беспомощно посмотрели друг на друга.

— Ну вот, а мы не видим, — уныло произнёс Найджел.

— Ладно, возможно, позднее я вам объясню, — примирительно сказал детектив. — А пока я предлагаю вам сегодня вечером совершить поездку в Лондон.

— В Лондон? Зачем?

— Мисс Анджела, я наслышан о том, что вы мастерски водите машину. Короче говоря, вы в этом деле ас. Так вот, я прошу вас сегодня вечером сесть в свой «бентли» и, не говоря никому ни слова, съездить в Лондон и выполнить там моё поручение. А с вашим дядей я поговорю сам.

— Но ведь, собственно говоря, уже вечер, — растерянно проговорила Анджела.

— Да, вы правы, уже темнеет. Думаю, вам следует отправляться не позднее чем через полчаса. Завтра на рассвете вы должны быть здесь. Но я надеюсь, что вы прибудете раньше. И знаете, я тут подумал и решил, что поеду с вами тоже.

Он лукаво посмотрел на лица собеседников и большого энтузиазма в них не обнаружил.

— Я буду спать на заднем сиденье, — добавил он рассеянно. — В последнее время я постоянно недосыпаю.

— Найджел, ты едешь? — спросила Анджела.

— Конечно. А что, собственно, мы должны делать?

— Вы доставите мне огромное удовольствие, если согласитесь поужинать со мной. Там, за ужином, я все и объясню. А сейчас только один маленький вопрос. Вы, конечно, слышали рассказ Ренкина о том, как этот кинжал, которым он был убит, попал к нему. Так вот, может ли припомнить кто-нибудь из вас, — постарайтесь, пожалуйста, — описывал ли Ренкин человека, который подарил ему этот кинжал?

— Что там Чарльз говорил, ты не помнишь, Найджел? — спросила Анджела после паузы.

Аллейн подошёл к окну и остановился у задёрнутых штор. Выглядел он необыкновенно напряжённым.

— Он сказал, — задумчиво произнёс Найджел, — что это был русский, с которым он познакомился в Швейцарии. Он говорил ещё, что кинжал был послан ему в знак благодарности за помощь.

— Какую? — спросил Аллейн, возвращаясь к столу.

— Помню, он говорил что-то о ледниковой расселине, что он помог ему выбраться оттуда.

— Это все?

— Я что-то больше ничего вспомнить не могу. А ты, Анджела?

— Да я вот все думаю об этом, — пробормотала Анджела.

— Может быть, у них были общие знакомые? Может быть, он говорил, как выглядел этот человек?

— Нет, — сказал Найджел.

— Н-нет, но он говорил что-то ещё, — заявила Анджела.

— Что же? Постарайтесь вспомнить. Может быть, он говорил о том, каким образом попал в беду этот человек? Возможно, он был ранен?

— Ой! — вскрикнула Анджела.

— Что?!

— Вспомнила. Русский отморозил себе два пальца, и их пришлось удалить.

— Точно! — воскликнул Найджел. — Совершенно точно! А разве это относится к делу? — спросил он немного погодя.

— Это важно, невероятно важно, — произнёс Аллейн очень громко. — Это наводит нас прямо на «русский след». Разрешите мне объяснить вам, что я имею в виду, говоря о «русском следе».

Произнося все это, детектив стоял лицом к собеседникам и спиной к зашторенному окну. Свет люстры ярко освещал его тёмную голову и широкие плечи.

— Позвольте вам сообщить, — патетически начал он, — что в субботу ночью в Сохо был убит один поляк. Он был опознан по левой руке.

Аллейн медленно поднял левую руку к люстре, зажав два средних пальца.

В течение минуты, а может быть и больше, Найджел с Анджелой сидели не шелохнувшись, не сводя глаз с его руки. Только потом они сообразили, что инспектор что-то шепчет.

— Батгейт! — бормотал он. — Там, под окном Токарев, он подслушивает нас. В течение этой минуты я повернусь и направлюсь к балконной двери. Идите следом. Вы поможете мне схватить его за шиворот. А вы, мисс Анджела, выходите за дверь — как ни в чем не бывало, быстро оденьтесь в любое, что попадётся под руку, и ждите нас в «бентли».

Затем он опустил руку и громко добавил (Анджела в это время покидала комнату):

— А теперь, Батгейт, когда мы, наконец, одни, позвольте мне подробно рассказать все, что я знаю о русских…

Он резко развернулся и был у балконной двери раньше, чем Найджел успел вскочить на ноги. Отбросив шторы, Аллейн рванул дверь.

— Вперёд! — бросил он. — Быстро!

Посыпались осколки стекла, и в комнату ворвался холодный ветер. Аллейн исчез в темноте. Следом за ним Найджел.

ГЛАВА XII

АРЕСТ И НОЧНАЯ ПОЕЗДКА

Выбежав наружу, Найджел увидел, что инспектор держит доктора Токарева, а тот молча и отчаянно вырывается. Слабый свет из комнаты, то и дело прерываемый колышущимися шторами, освещал его лицо, в очках, странно безразличное. Найджел прыгнул к нему и рывком прижал к промёрзшему каменному полу балкона. Инспектор Аллейн выпрямился и посмотрел назад. И в этот момент доктор сделал неожиданный рывок, ударил Найджела ногой в живот и растворился в темноте.

— За ним! — прохрипел Аллейн.

Тишину прорезала пронзительная трель свистка.

Найджел бежал, не разбирая дороги. Только не в рощу, стучало у него в голове, ни в коем случае он не должен попасть в рощу. Впереди был слышен глухой топот русского. Найджел сделал яростный рывок и настиг беглеца, упав вместе с ним на землю.

— Вот так-то лучше, — пробормотал он, заламывая ему руку. — Он у меня, все в порядке, — крикнул он назад.

— Поймал! — эхом отозвался из темноты голос Аллейна. А через мгновение инспектор был уже рядом, склонившись над пленником. Тут же мигом появился констебль Банс с сильным фонарём в руках.

Токарев издал тихий стон.

Аллейн достал карманный фонарь, и узкий луч высветил Токарева. Он лежал на спине, на нем сидел Найджел.

— Возвращайтесь на свой пост, Банс, и чем быстрее, тем лучше, — приказал Аллейн. — Грин ещё там?

— Да, сэр, — выдохнул Банс, — мы слышали ваш свисток.

— Я, мистер Батгейт и мисс Норт через десять минут выедем на «бентли». Держите ворота открытыми. Пропустите нас, а дальше смотрите, чтобы ни одна душа не просочилась наружу. Теперь идите.

— Да, сэр, — бросил Банс и вместе с фонарём ринулся в темноту.

— Ну а теперь, доктор Токарев, когда вам в ребра упирается дуло этого симпатичного пистолета, я надеюсь, вы начнёте вести себя прилично.

— Будьте вы прокляты! Прокляты! — заикаясь прокричал он по-русски.

Раздался резкий щелчок наручников.

— Ну вот. А теперь поднимайтесь. Некоторое время, пока глаза не привыкли к темноте, они все трое стояли молча.

— Не думаю, чтобы у него было с собой что-то страшное, — сказал Аллейн, — но на всякий случай, Батгейт, обыщите его. Доктор Токарев, вы арестованы. В карманах брюк? В заднем кармане? Ничего? Вы уверены? Хорошо. А теперь пошли, и побыстрее. И без того потеряли уйму времени… О черт, ещё и это!…

Со стороны дома были слышны голоса. На фоне окна кабинета виднелись силуэты двух фигур.

— Аллейн! Батгейт! — позвал сэр Хюберт.

— Мы здесь, — откликнулся Аллейн. — Все в порядке. Ничего не случилось.

— Ничего себе, «ничего не случилось», — проревел неожиданно Токарев. — Я позволю себе решительно не согласиться. Произошло! И ещё как произошло! Я арестован. Но я ни в чем не виноват! Я никого не убивал! Сэр Хюберт! Мистер Уайлд!

— Пошли, — кивнул Найджелу Аллейн, и они повели своего пленника в сторону дома.

Хендсли и Уайлд встретили их в квадрате света у окна.

— Наш милый гость тут немного нашалил, — объяснил Аллейн. — Пришлось надеть браслеты. Теперь поедем в участок. Ничего страшного, там у доктора второй дом.

— Доктор Токарев, — устало произнёс сэр Хюберт, — что все это значит?

— Токарев! — бормотал Уайлд, обращаясь к Найджелу. — Неужели это все-таки Токарев?!

Найджелу очень хотелось расслышать в его голосе нотки облегчения. Или это было только удивление, и ничего больше.

Доктор Токарев неистово протестовал, звеня наручниками. Найджелу вдруг ни с того ни с сего захотелось смеяться.

— Сэр Хюберт, — сказал Аллейн, вклинившись в паузу между выкриками доктора, — я прошу вас и мистера Уайлда возвратиться в дом. Кратко объясните всем, что произошло.

— А что вы собираетесь делать?

— Мы будем отсутствовать некоторое время. Я попросил мисс Анджелу подвезти нас до полицейского участка. Доктор Токарев…

— Я невиновен! Спросите дворецкого Василия! Он знает, что в тот вечер, когда было совершено преступление… я расскажу вам…

— Моя обязанность вас предупредить, — прервал его Аллейн, и Найджел увидел, как он едва заметно подмигнул Уайлду, — что любое ваше высказывание может быть использовано обвинением против вас. Позднее, если вам будет угодно, можете сделать заявление. А теперь, сэр Хюберт, и вы, мистер Уайлд, прошу вас, идите. Я встречусь с вами завтра.

Они молча повернули к дому.

— Мне нужен адвокат! — продолжал неистовствовать Токарев — Вызовите адвоката!

— В своё время, все в своё время. Уверяю вас, все у вас будет. Пошли, Батгейт. Вокруг дома к гаражу. А вас, доктор Токарев, убедительно .прошу — никаких арий, никаких вариаций на тему «Смерть Бориса».

Он повёл их к заднему выходу, у которого, уютно урча, уже стоял «бентли».

— Умница! — похвалил Аллейн. — Доктор Токарев, прошу в экипаж. Вы, Батгейт, садитесь впереди. В местную тюрьму, мисс.

— Прямо сразу в тюрьму? — прошептала Анджела, нажимая на газ.

— Разумеется. Ведь доктор Токарев арестован.

— За убийство?

— А за что же ещё?

— Но ведь он все время пел «Смерть Бориса»?

— Видимо, плохо пел.

— Все, приехали, — объявила Анджела через немыслимо короткое время.

— Подождите в машине, — попросил Аллейн. — Доктор Токарев, на выход.

Полицейский сержант проводил их в ярко освещённую, тщательно убранную комнату, где их приветствовал высокий офицер в синей форме.

— Инспектор Фишер — мистер Батгейт, — представил их друг другу Аллейн. — А это доктор Токарев. Я предполагаю предъявить ему обвинение в…

Токарев, который молчал все это время, вдруг снова взорвался.

— Я никого не убивал!

— А кто говорит, что вы убивали? — устало возразил Аллейн. — Вам предъявляется обвинение в подстрекательской, антиправительственной деятельности. Так, кажется, правильно звучит эта фраза? Я вечно здесь что-то путаю. Правда, Фишер? Этот человек обвиняется в принадлежности к подпольной русской просоветской организации, штаб-квартира которой находится в Сохо, на Литтл-Рекет-стрит. Он обвиняется в изготовлении и распространении листовок, содержание которых носит подрывной характер.

— Ясно, — произнёс инспектор Фишер. Он подошёл к окну и надел очки.

После краткого молчания, украшаемого только скрипом пера инспектора Фишера, был вызван сержант, который весело объявил:

— Доктор, прошу пройти в соседнее помещение.

— Я хочу сделать заявление, — неожиданно произнёс доктор.

— У вас для этого ещё будет достаточно времени, — заверил его Аллейн.

— Это все из-за кинжала, — продолжал бубнить доктор. — Дарить кинжал было предательством. Этот поляк Красинский, который подарил Ренкину этот кинжал… это из-за него все неприятности.

— Красинский мёртв, — сказал Аллейн, — а при нем нашли ваши письма. Кто его убил?

— Откуда мне знать? Никто в «Братстве» не знает. Красинский — сумасшедший. Я хочу написать нашему послу.

— Пишите сколько угодно. Он будет в восторге. А теперь мы вас покидаем, Фишер. Где-то в час я позвоню. Спокойной ночи.

Анджела по пути в Лондон и не пыталась опровергнуть слухи о её славе отчаянной автомобилистки. Аллейн объявил, что они едут на Ковентри-стрит, и тут же заснул на заднем сиденье. Найджел любовался милым профилем рядом и думал свои собственные думы.

— Ты считаешь, Аллейн верит, что это сделал доктор Токарев?

— Понятия не имею, — ответил Найджел. — Насколько я понял, Токарев, ваш дворецкий Василий и этот поляк Красинский, с которым Чарльз встретился в Швейцарии, — все они члены какой-то большевистской банды. Красинский, неизвестно почему, подарил Чарльзу кинжал. Судя — по тому, что говорили об этом сэр Хюберт, Артур Уайлд и Токарев, этот кинжал — священный символ их «Братства» и передавать его кому-либо — это самое большое у них преступление. Так вот, в субботу ночью в Сохо кто-то убил Красинского.

— А в воскресенье во Франтоке кто-то убил Чарльза Ренкина, — закончила Анджела. — Ты думаешь, доктор Токарев смог ринуться из своей комнаты, сбежать по лестнице, вонзить кинжал, бегом возвратиться назад и безмятежно запеть «Смерть Бориса»?

— Едва ли. А кто погасил свет?

— И что имел в виду Аллейн, когда говорил, что Чарльз сам ударил в гонг? — продолжила вопрос Анджела.

— Даже не могу себе вообразить. Но сейчас я рад, что он спит. Анджела, ты не будешь против, если я поцелую тебя вот здесь, чуть выше вот этого мехового воротника?

— А если я врежусь в столб, тогда как? Нашёл время для глупостей.

— Пусть я умру после этого, — заявил Найджел, — но все равно рискну.

— Но это же совсем далеко от воротника. Совсем не там…

— Милая…

— Интересно, который сейчас час? — раздался голос Аллейна с заднего сиденья.

— Через двадцать минут будем на месте, — заверила его Анджела, и вскоре её слова подтвердились.

«Бентли» затормозил в конце одного из глухих переулков, выходящих на Ковентри-стрит. Аллейн вставил ключ в английский замок, вделанный в зеленую дверь.

— Хочу предупредить, — бросил он через плечо, — вас ждёт здесь сюрприз.

И действительно, в небольшом холле их встретил старый знакомец.

— Василий! — крикнула Анджела.

— Мисс Анджела, моя маленькая мисс! Душечка! — Это он произнёс по-русски. Василий покрыл её руку поцелуями.

— Василий! — нежно проговорила Анджела. — Что случилось? Почему ты убежал?

— Я был в ужасе. В полном ужасе. Вообразите себе, маленькая мисс, что могло произойти. Я сказал себе: надо бежать, пока во Франтоке не появилась полиция. Она все раскопает. Стоит им спросить Ефима Андреевича, доктора Токарева, и он им, наверное, расскажет, что я у себя на родине, давным-давно, конечно, я был членом «Братства». Он повторит, что я сказал тогда, то есть что мистер Ренкин не имеет права владеть этим кинжалом, который принадлежит «Братству». Это его святыня. Английская полиция, — а она знает все, — конечно, разнюхает, что я получал письма от «Братства» из Лондона. И было бы бесполезно мне заявлять, что я уже очень давно, как это сказать, ничем не связан с этим обществом. Теперь я под подозрением. Поэтому, прежде чем явилась полиция, я сбежал. Меня арестовали здесь, в Лондоне, препроводили в Скотланд-Ярд, где допросили. А потом пришёл инспектор Аллейн, и меня освободили. И вот я здесь. Просто чудеса!

— Да, вёл он себя как старый осел, — сказал Аллейн. — Вы получили мою записку, Василий?

— Да, конечно. Вас уже ждёт ужин и коктейль.

— Тогда позволим мисс Анджеле припудрить свой носик в комнате для гостей, пока мы с мистером Батгейтом будем извлекать землю из ушей в левом крыле.

Аллейн ещё был занят у себя, когда Найджел выскочил из маленькой гардеробной и разыскал Анджелу. Она расположилась в уютном кабинете инспектора.

— Ты знаешь, — прошептала Анджела, — наш инспектор полностью разрушает все стереотипы, существовавшие в моем сознании, связанные с полицией и сыщиками.

— Да, — согласился Найджел, — он совершенно необычный. Похоже, он занимается этим ради искусства.