I

Пришло лето, настало утро, и благодать Господня лилась с небес, и в человецех благоволение, но мистера Самуэля Уиплстоуна это, похоже, не слишком устраивало. Он был как-то странно, по-глупому несчастен, став владельцем двух массивных серебряных блюд в стиле короля Георга и вместе с ними ещe множества других бесполезных прощальных подарков. Уход из Министерства иностранных дел Её величества он воспринял на тот же манер, к которому успели привыкнуть его коллеги. В душе он давно уже смирился с тем, что не придётся больше вставать в половине восьмого, мыться, бриться, и ровно в восемь завтракать, — не стоит впрочем перечислять все пункты его неизбежного повседневного ритуала. Он рад был выходу на пенсию, но сейчас ощущал настоящее отчаяние. Ему ничего не хотелось. Перед ним не было никакой цели. Жизнь кончилась.

К десяти часам надоевшая обыденность обжитой квартиры начинала действовать ему на нервы. Кроме того, своим присутствием он мешал уборщице, ежедневно приходившей в это время.

Он вдруг ошеломлённо уяснил, что двадцать лет прожил в унылом, тесном, некрасивом и тёмном доме. До глубины души потрясённый этим неожиданным открытием, мистер Уиплстоун вышел в лондонскую жару. Десятиминутная прогулка в парке тоже настроения не поправила. Увернувшись от струй воды, бивших из фонтана с водопадом, он отметил несколько изысканно одетых всадников, обошёл куртины розовых и жёлтых тюльпанов, под раздутыми ноздрями вздыбленных Эпштейновских лошадей вышел из парка и направился на Бэронсгейт.

Там его оглушила какофония часа пик, рёв моторов машин, шофёры которых непрерывно переключали передачи и жали на газ. Старику пришло в голову, что ему самому теперь впору перейти на низшую скорость и терпеть на ней, пока не придёт время последней остановки в каком-нибудь унылом закоулке. И там ждать, — если продолжать сравнение, — куда его оттащут. Картина получалась неприятная и его совсем не утешало, что это обычное явление.

Так он провёл следующие четверть часа.

С западного конца Бэронсгейт можно было попасть на Каприкорн сквозь застеклённый пассаж, слишком узкий для проезда машин. За поворотом на Каприкорн Мьюс и чуть дальше по той же стороне находилась Каприкорн Плейс. Он всегда проходил мимо, и проделал бы так и сейчас, если бы не маленькая исхудавшая кошечка. Та выскочила ему прямо под ноги и последовала за ним в пассаж, исчезнув в его дальнем конце. И тут же старик услышал, как завизжали шины и раздалось жалобное мяуканье.

Мистера Уиплстоуна это задело за живое. Таких вещей он не переносил и рад был бы поскорее исчезнуть и про все вообще забыть. Вместо этого, однако, он кинулся через пассаж на Каприкорн Мьюс.

Машина — какой-то грузовик — уже свернула на Каприкорн Плейс. Трое подростков перед гаражом пялились на кошку, которая как чернильное пятно распласталась на мостовой.

Один подошёл поближе.

— Готова, — сказал он.

— Бедная кошечка, — фыркнул другой и все трое захихикали.

Первый ткнул кошку ногой, словно собираясь еe перевернуть. К его удивлению та отчаянно задёргала задними ногами. Парень вскрикнул, опустил ногу и протянул к ней руку.

Кошка тут же вскочила и отчаянно кинулась к мистеру Уиплстоуну, который тем временем остановился неподалёку.

Он решил, что это реакция на испуг или что кошка просто обезумела от боли или от страха. Она вдруг напружинилась и прыгнула ему на грудь, зарывшись в ткань пиджака тонкими коготками и — мистер Уиплстоун не поверил собственным ушам — довольно замурлыкала. Кто-то когда-то говорил ему, что умирающие кошки иногда мурлычут. Глаза у неe были синие-синие. Кончик хвоста на пару пальцев длины — белый, как снег, все же остальное — чернее чёрного.

Мистер Уиплстоун к кошкам был всегда неравнодушен.

В правой руке он держал зонтик, левой же рефлекторно прикрыл бедняжку. Та была чудовищно истощена, но тёплая и вся дрожала.

— Одна из еe девяти жизней накрылась, — заметил парень и все трое со смехом исчезли в гараже.

— Чтоб тебя перевернуло, — проворчал мистер Уиплстоун, который ругался весьма необычно.

Он неловко перевесил зонтик на левое предплечье, правой рукой поправил монокль и осмотрел исхудавшее тельце. Кошка замурлыкала ещe громче. Но когда он еe коснулся, слабо пискнула.

Что с ней?

Да ничего. Рана вряд ли серьёзная. Кошка, вероятно, жила где-то по-соседству, так что не потеряется — мистер Уиплстоун знал, что у кошек очень развит домашний инстинкт. Та тем временем просунула свою кругленькую головку под пиджак, а потом и под жилет, лапками ощупала его грудь. И старику стоило немалого труда оторвать еe от себя.

Он поставил кошку на тротуар, ласково сказав:

— Иди домой.

Та все не отрывала от него глаз, задрав крошечную головку. Разинула розовый ротик, словно хотела мяукнуть, но не издала ни звука.

— Нет, — повторил он, — иди домой.

У кошки подобрались бока, словно она опять собиралась прыгнуть.

Повернувшись к ней спиной, он поспешно зашагал по Мьюс, едва не пустившись бегом.

Каприкорн Мьюс — маленькая тихая улочка с булыжной мостовой. Там поместились три гаража, коммерческое агенство, две дюжины небольших зданий в викторианском стиле, миниатюрное бистро и четыре магазинчика. Приближаясь к одному их них, к цветочной лавке, в стекле витрины он разглядел отражение домов на противоположной стороне улицы, себя и кошку, решительно шагавшую следом. Та снова замяукала.

Мистер Уиплстоун пришёл в отчаяние и даже принялся в смятении размышлять, не позвонить ли в Лигу охраны животных, но тут прямо у него за спиной из гаража вырулил грузовик, проехал мимо, и когда он оглянулся снова, кошки уже не было — мистер Уиплстоун решил, что она испугалась шума.

Неподалёку от цветочной лавки, по другую сторону, к Мьюс выходила ещe одна улица. До глубины души взволнованный, мистер Уиплстоун зашагал в ту сторону.

Улица внушала уважение: красивая, солнечная, с видом на верхушки деревьев и купола базилики на Бэронсгейт. За коваными калитками нежились небольшие, тщательно ухоженные коттеджи, выстроенные в прошлом веке, с балконами и окнами, полными ярких цветов.

Откуда-то потянуло свежим кофе. Помешанные на порядке хозяйки драили тротуары и чистили бронзовые молотки. По улице трусила прислуга с корзинками для покупок. Из одного дома вышел мужчина примерно в возрасте мистера Уиплстоуна, с военной выправкой и багровой физиономией. Какая-то женщина катила в сторону парка коляску с младенцем крайне серьёзного вида. Сопровождал их мальчик лет шести и пёс размером с телёнка. На привычный маршрут вышел почтальон.

В Лондоне ещe уцелело немало маленьких тихих улочек, похожих на Каприкорн Плейс. На них живут представители верхнего среднего класса, и им тут — как не раз давали понять мистеру Уиплстоуну — было весьма удобно. Сам он относился к тому же слою, но отнюдь не разделял их мнения. Квартал Каприкорн казался ему слишком однообразным, но с другой стороны не был ни крикливым, ни роскошным, ни претенциозным, казался вполне приятным и обладал какой-то особой прелестью. Прямо перед ним оказался паб «Солнышко в лесу», украшавший собой тот угол, где Каприкорн Плейс вливалась в небольшую площадь Каприкорн Сквер, обычный кусок газона, окружённый чугунной решёткой, с несколькими платанами и парой лавочек. Свернув направо, он зашагал через неe на Каприкорн Уол.

Прямо ему навстречу солидно вышагивал тучный, изысканно одетый чёрный джентльмен, ведущий на кожаном поводке белую афганскую борзую.

— А, дорогой посол! — воскликнул мистер Уиплстоун. — Какая приятная неожиданность!

— Мистер Уиплстоун! — эхом отозвался голос посла Нгомбваны. — Рад вас снова видеть. Вы тут живёте?

— Нет, просто вышел прогуляться. Я… у меня теперь времени сколько угодно, ваше превосходительство.

— Слышал, слышал. Им вас будет очень недоставать.

— Сомневаюсь. Ваше посольство — я как-то совсем забыл — где-то поблизости, верно?

— На Плейс Парк Гарденс. И я люблю по утрам прогуляться с Аманом. Жаль, что мы не одни, — он махнул тростью с золотым набалдашником в сторону могучей фигуры, которая безучастно подпирала один из платанов.

— Жаль, — согласился мистер Уиплстоун. — Но вам приходится платить дань вашему положению, — добавил он и погладил борзую.

— Очень мило от вас это слышать.

Мистеру Уиплстоуну в его весьма деликатной работе в Министерстве иностранных дел немало помогало умение всегда выбрать нужный тон в контакте с представителями других держав, особенно с африканцами.

— Полагаю, мне следует поздравить ваше превосходительство, — заметил он, впадая в профессиональный энтузиазм. — Укрепление дружеских отношений! Новый договор о дружбе! Исключительная работа!

— Это целиком заслуга нашего президента, мистер Уиплстоун.

— Да, вы правы. Все мы предвкушаем его предстоящий визит. Это будет исключительное событие.

— Верно, это будет событие исключительного значения. Посол на миг умолк, потом чуть понизил свой величественный бас. — Разумеется, не обойдётся и без проблем. Как вы конечно знаете, наш великий президент не понимает — рука с тросточкой вновь взмахнула в сторону телохранителя — таких мер предосторожности. — Из его груди вырвался тяжёлый вздох. — Жить он будет в посольстве.

— Знаю.

— Такая ответственность! — снова вздохнул посол. Потом он очнулся от задумчивости и подал мистеру Уиплстоуну руку. Разумеется, вы должны прийти на приём. Нам нужно чаще встречаться. Au revoir, мистер Уиплстоун!

Они распрощались и мистер Уиплстоун продолжил прогулку, причём, минуя охранника, тактично постарался его не заметить.

Прямо перед ним, в том месте, где Уол замыкала площадь с северо-востока, между двух больших домов стоял один поменьше, двухэтажный, выкрашенный в белый цвет с блестящими дверьми, покрытыми чёрным лаком. Окна второго этажа выходили на миниатюрные балкончики, окна бельэтажа украшали полукруглые арочные эркеры. Цветочные ящики на балконах мистера Уиплстоуна шокировали: он-то ожидал увидеть в них нарциссы, но торчали оттуда зеленые стебли, которые прекрасно подошли бы к рельефу от Делла Робио. Вьющиеся растения были умело подстрижены так, что свешивались над вершиной арок и симметрично расходились в обе стороны.

Двое рабочих со стремянкой прикрепляли к дому табличку.

Мистер Уиплстоун вдруг почувствовал, как рассеивается его депрессия. Люди, которые не живут в Лондоне, любят потолковать о «лондонском духе». Вам наговорят, что стоит пройтись по лондонским улицам, и сразу чувствуешь себя счастливее, ощущаешь духовный подъем, едва ли не озарение. Мистер Уиплстоун таким разговорам не верил. Но сейчас ему пришлось бы согласиться, что почувствовал он себя явно бодрее. И, казалось, причиной стал этот маленький дом. На табличке стол его номер: Каприкорн Уол, 1.

Мистер Уиплстоун подошёл ближе. Печные трубы и скат крыши озаряли солнечные лучи.

«Дом смотрит именно в нужную сторону, — подумал он. — Я сказал бы, зимой там будет все солнце, которое только есть.»

Окна его квартиры выходили на север.

В ту минуту, когда мистер Уиплстоун переходил улицу, к дому, насвистывая, приблизился почтальон. Взбежав по ступенькам крыльца, он что-то просунул в окованную бронзой щель и вернулся так быстро, что они едва не столкнулись.

— Оп-ля! — воскликнул почтальон. — Я слишком спешил, это верно. Дивное утро, правда?

— Да уж точно, — подтвердил мистер Уиплстоун. — Вы не знаете, нынешние жильцы… — он замялся.

— Съехали. На прошлой неделе, — ответил почтальон. — Но откуда мне это знать? О таких вещах нужно предупреждать заранее, верно? — он, насвистывая, удалился.

Рабочие сложили стремянку и ушли. На доме осталась табличка:

ПРОДАЁТСЯ обращаться в фирму «Эйбл, Вирт и сыновья»

Каприкорн Стрит, 17.

II

Каприкорн Стрит — самая главная улица в Каприкорн. Она шире и оживлённее остальных. И поскольку она параллельна Уол, оказалось, что контора фирмы «Эйбл, Вирт и сыновья» помещается точно напротив маленького дома по Каприкорн Уол, 1.

— Доброе утро, — сказала пухленькая дама за столом слева, и любезно поинтересовалась: — Могу я вам чем-то помочь?

Мистер Уиплстоун избрал самый незаинтересованный тон, на который только был способен бывший дипломат; а чтобы тот звучал не слишком холодно, придал ему рассеянный оттенок.

— Вы можете удовлетворить моё любопытство, если, разумеется, будете так любезны, — сказал он. — Речь идёт о доме по Каприкорн Уол, номер один.

— Каприкорн Уол номер один? — переспросила дама. — Да, мы только что повесили объявление. Он продаётся, правда кроме полуподвала. Тут я не совсем уверена, — она повернулась к столу с правой стороны, за которым сидел молодой человек с длинными локонами. Тот задумчиво разглядывал свои ногти и прислушивался к чьему-то голосу в телефонной рубке. — Как обстоят дела с полуподвалом в доме номер один по Уол? — спросила дама.

Молодой человек недовольно прикрыл рукой трубку.

— Я как раз об этом говорю, — и опять открыл микрофон, теперь сам заговорив в трубку. — Полуподвал дома номер один занимает владелец дома. И желает там остаться. Он предложил указать в договоре, что собственность на весь дом перейдёт в руки покупателя, а продавец станет квартирантом в полуподвале за согласованную плату и на конкретный срок. — Некоторое время он слушал. — Нет, боюсь, изменить тут ничего нельзя. Да, разумеется. Благодарю вас. До свидания.

— Вот как обстоят дела, — сказала дама мистеру Уиплстоуну.

— А цена? — спросил мистер Уиплстоун, ощущая странную лёгкость в голове. Произнёс он это голосом, которым обычно заявлял:" — Это следует проработать на низшем уровне… "

— Сколько мы хотели? Тридцать девять? — спросила дама своего коллегу.

— Тридцать восемь.

— Тридцать восемь тысяч, — повторила дама мистеру Уиплстоуну, который затаил дыхание и интеллигентно, едва слышно присвистнул.

— В самом деле? — спросил он. — Вы меня удивляете.

— Это очень популярный квартал, на недвижимость в Каприкорн всегда большой спрос.

Взяв в руки какой-то листок, она уставилась в него. Мистера Уиплстоуна это начинало раздражать.

— А комнаты? — резковато спросил он. — Сколько там комнат? Не считая пока полуподвал!

Дама и холёный молодой человек сразу стали любезнее. Оба сразу взялись за дело, то и дело перебивая друг друга и поминутно извиняясь.

— Всего шесть, — наконец заявила дама. — Кроме кухни и комнаты для прислуги. Ковры по всей площади и шторы включены в цену. Как и обычное оборудование: холодильник, плита и так далее. В бельэтаже — большой салон, рядом столовая. На втором этаже спальня и ванная с туалетом. На третьем, в мансарде, две комнаты с душем и туалетом. Предыдущий владелец их использовал как квартиру для супружеской пары.

— Так, — протянул мистер Уиплстоун, скрывая подсознательное беспокойство. — Для супружеской пары? Как это понимать?

— Они у него работали, — сообщила дама.

— Простите?

— Прислугой. Жена — кухаркой, муж — дворецким. По договорённости убирали и полуподвал.

Тут вмешался молодой человек.

— Так это и должно оставаться. Продавец поручает покупателю возобновить с ними договор. Раз в неделю они должны будут убирать в полуподвале. Разумеется, это не обременительно.

— Разумеется нет, — мистер Уиплстоун сухо кашлянул. — Я хотел бы взглянуть…

— Как вам угодно, — согласилась дама самым сладким голосом. — Когда бы вы…

— Немедленно, если не возражаете.

— Конечно нет. Если вы будете любезны минутку подождать…

Она сняла трубку. Мистера Уиплстоуна охватило чувство, схожее с паникой.

"Я с ума сошёл, — сказал он себе. — Все та чёртова кошка… "

И тут же опомнился. Ведь пока он ничем ещe не обязан. Внезапный импульс, странный позыв, явно от безделья, к которому он привык. И что дальше?

Дама уставилась на него. Видимо, она ему что-то сказала.

— Простите, — извинился мистер Уиплстоун.

Она видимо решила, что он плохо слышит, и стала тщательно выговаривать слова.

— Дом можно осмотреть. Прежние жильцы уже съехали. Прислуга выехала на уикэнд. Владелец дома у себя внизу. Мистер Шеридан, — уже почти кричала дама. — Так его зовут — Шеридан.

— Благодарю вас.

— Марвин, — крикнула дама, и из задней комнаты вышел бледный юноша невзрачной наружности. — Этот джентльмен хочет осмотреть дом по Уол номер один. — Подавая ключи, она на прощанье улыбнулась мистеру Уиплстоуну и добавила: — Дом хороший, я убеждена, что и вы будете того же мнения.

Юноша с мрачным видом проводил его на Каприкорн Уол к дому номер один.

«Тридцать восемь тысяч фунтов! — повторял про себя мистер Уиплстоун. — Господи Боже, это просто кошмар!»

Улица купалась в солнечном свете. Солнце отражалось в бронзовом дверном молотке и накладке почтового ящика. Мистер Уиплстоун задержался на свежевымытом крыльце, бросил взгляд на миниатюрный палисадник и должен был признать, что тот удивительно удачно распланирован.

«Псевдояпонский стиль,» — подумал он, панически силясь как-то погасить впечатление, и спросил у мрачного юноши:

— Кто за ним ухаживает? Жилец снизу?

— Ну, — буркнул тот.

«Не имеет понятия,» — рассудил мистер Уиплстоун.

Юноша открыл дверь и отступил в сторону, чтобы мистер Уиплстоун мог войти.

Холл и лестницу покрывал вишнёво-красный ковёр, гладкие стены — приятного перламутрово-жемчужного цвета. То же сочетание тонов нашёл он и в салоне. Два окна с красно-белыми полосатыми шторами были достаточно велики и весь интерьер удивительно светел для лондонского жилья.

Уже добрых два десятка лет мистер Уиплстоун подсознательно жаждал избавиться от серости своей квартиры. И внезапно он пережил такое, что человек с меньшим жизненным опытом назвал бы галлюцинацией. Совершенно отчётливо видел он эту прекрасную комнату, обставленную своей мебелью. В ней стоял чиппендейловский письменный стол, карминовая кушетка со столиком, большая ваза рубинового стекла, книжный шкаф в стиле короля Георга, а на стене — пейзаж кисти Трой Аллен; и все сочеталось как нельзя гармоничнее. Когда юноша распахнул двустворчатые двери в небольшую столовую, мистер Уиплстоун с первого взгляда понял, что его стулья прекрасно подойдут туда и размером, и стилем.

Он попытался отогнать искушение

— Перегородку можно складывать? — спросил он, героически прикидываясь незаинтересованным. — Так, чтобы получилась одна комната?

— Ну, — ответил юноша и сложил перегородку. Раздвинув красно-белую штору на одной стене, он открыл вид на дворик и сад.

— Маловато солнца, — пробурчал мистер Уиплстоун, качая головой. — Зимой тут будет совсем темно.

Сейчас, правда, в комнате света вполне хватало.

— И сыро, — упрямо стоял на своём мистер Уиплстоун. — Значит новые расходы. Придётся все приводить в порядок. — А в душе он подумал: «Лучше бы я держал язык за зубами.»

Кухня помещалась справа от столовой. Оказалась она очень современной, небольшой, с окошком для подачи блюд.

— Маловата, — хотел сказать мистер Уиплстоун, но совсем не был в этом уверен.

Лестница оказалась крутой; хоть тут утешение. Как по ней можно носить подносы или багаж? А если, не дай Бог, человек умрёт, как его оттуда спустить? Но не сказал он ничего.

Из спальни через французские окна открывался вид на Каприкорн Сквер с ресторанчиком «Солнце в лесу» слева и с куполом базилики справа. Прямо под окнами — Уол с прохож ими и стоящими машинами. Автомобили по улице проезжали редко. Стоило открыть французское окно, как долетел звон колоколов.

«Видимо, к службе», — подумал мистер Уиплстоун, но так и не решился заявить, что место слишком шумное.

Колокольный звон стих. Где-то, где — он не видел — раздались голоса. Выкрики ритмично повторялись. Слов было ещe не разобрать, но голос приближался. Он вышел на один из балкончиков.

— Цветы, купите цветы, — выкрикивал голос, и в дальнем конце улицы показалась лошадь с тележкой, полной тюльпанов. Вёл лошадь мужчина с багровым лицом. Проходя мимо дома номер один, он вдруг посмотрел вверх и выкрикнул: — Самые свежие! прямо мистеру Уиплстоуну, который поспешно отступил назад.

(Его большая ваза рубинового стекла, полная тюльпанов… )

Мистера Уиплстоуна вдруг охватило какое-то безумное веселье. Отходя от окна, он даже похлопывал в ладоши. И вдруг очутился лицом к лицу с мужчиной и женщиной.

— Простите, — произнесли все сразу, и небольшого роста мужчина добавил:

— Не сердитесь, сэр. Мы слышали, как открылось окно, и я решил взглянуть, в чем дело. — Он обернулся к юноше. — Пришли показать дом?

— Ну.

— Значит вы, — протянул мистер Уиплстоун, совершенно вопреки своей воле, — вы те… сверху.

— Да, сэр, — кивнул мужчина. Его жена улыбнулась и едва заметно поклонилась.

Они были почти на одно лицо: пухлые щеки, как яблочки, и голубые глаза. «Где-то под пятьдесят», — подумал он.

— Вы, если я верно понимаю,.. гм… так сказать…

— Мы остались, чтобы все тут немного привести в порядок, сэр. Мистер Шеридан любезно разрешил пожить до конца недели, пока мы не найдём другое место, сэр, если не понадобимся вам.

— Если я правильно понимаю, вы будете… э-э…

— К вашим услугам, сэр, — поспешно поклонились оба, и мужчина добавил: — Мы рады будем остаться, если вам подойдут условия, сэр. С жильцами, которые только что уехали, мы прожили здесь целых шесть лет и были счастливы. Наша фамилия Чабб, сэр, можем предъявить наилучшие рекомендации, и мистер Шеридан за нас тоже поручится.

— Ладно, ладно, — поспешил остановить его мистер Уиплстоун. — Я… Э-э… Я ещe не решил… И вообще… Я тут больше из любопытства. К сожалению. Но если я… Если я вдруг… то буду рад, но пока… я ещe не решил.

— Конечно, сэр, разумеется. Хотели бы осмотреть комнаты наверху, сэр?

— Что? — отшатнулся мистер Уиплстоун, словно в него выпалили из пушки. — О, благодарю. Пожалуй, можно бы. Да-да.

— Простите, сэр, я только закрою окно.

Мистер Уиплстоун шагнул в комнату. Мужчина протянул руку к щеколде окна, и сразу словно движущийся фильм превратился в застывшую фотографию. Рука вдруг замерла, взгляд остекленел, рот отвис, как челюсти скелета.

Мистер Уиплстоун был потрясён. Он посмотрел вниз, на улицу. Там возвращался с прогулки посол Нгомбваны, с собакой и телохранителем. И Чабб смотрел прямо на него. Что-то заставило мистера Уиплстоуна взглянуть и на его жену. Та подошла к окну и через плечо мужа тоже смотрела на посла.

В следующий миг фотография ожила. Чабб захлопнул и закрыл на щеколду окно, и с услужливой улыбкой повернулся к мистеру Уиплстоуну.

— Я провожу вас, сэр.

Мансарда оказалась ухоженной и чистой, гостиная — прилично обставленной, но несколько бесцветной комнатой, разве что за исключением фотографии круглолицей девушки лет шестнадцати. Портрет привлекал внимание, поскольку его украшала чёрная лента и был он помещён между двумя вазами с разноцветными бессмертниками. С рамки свисал какой-то китайский медальон. На стене висела ещe одна фотография: сам Чабб в мундире с миссис ЧАбб в подвенечном платье.

Обставлен этаж был, видимо, мебелью Чаббов. Мистер Уиплстоун понимал, за ним озабоченно наблюдают. Первая прервала молчание миссис Чабб:

— Это наш дом, мы тут привыкли. Каприкорн очень милый квартал…

На миг у мистера Уиплстоуна возникло неприятное чувство, что она готова расплакаться. Он поспешил распрощаться с Чаббами и зашагал за юношей. Пришлось приложить немалые усилия, чтобы снова не зайти в салон, но он поборол себя, выскочил наружу и тут же нарвался на новую встречу.

— Доброе утро, — поздоровался с ним мужчина, стоявший на перед входом. — Кажется, вы зашли посмотреть мой дом? Меня зовут Шеридан.

На первый взгляд в нем не было ничего примечательного, разве что кроме лысины и необычайного загара. Среднего роста, прекрасно одетый, объяснялся он на чистейшем английском. Волосы у него когда-то, видимо, были тёмными, — судя по чёрным глазам и густой чёрной поросли на руках. У мистера Уиплстоуна промелькнуло неясное, мимолётное ощущение, что этого человека он уже когда-то видел. Тот поднялся на крыльцо, миновал калитку и остановился перед мистером Уиплстоуном, которому ничего не оставалось, как поздороваться.

— Добрый день. Знаете, я просто так, мимоходом. Внезапный порыв…

— Бывает, — согласился мистер Шеридан. — Особенно летом. Все-таки он немного шепелявил.

— И мне так кажется, — согласился мистер Уиплстоун совершенно серьёзным тоном. И сделал шаг вперёд.

— Вам понравилось? — как бы мимоходом спросил мистер Шеридан.

— О, прекрасно, просто роскошно, — сказал мистер Уиплстоун в полном соответствии с правдой.

— Хорошо. Я рад. Доброе утро, Чабб, мне бы нужно с вами поговорить, — сказал мистер Шеридан.

— Разумеется, сэр, — согласился Чабб.

Мистер Уиплстоун ушёл. Мрачный юноша проводил его до угла. Мистер Уиплстоун хотел было с ним распрощаться и продолжить путь в сторону Бэронсгейт, обернулся, чтобы поблагодарить, но тут взгляд его опять упал на дом, залитый солнцем, с зелёными вьющимися растениями над арками окон, и чудесным палисадником. Ни слова не говоря, он свернул налево и потом опять налево, чтобы на три ярда опережая своего провожатого войти в контору фирмы «Эйбл, Вирт и сыновья». Там он сразу положил перед пухленькой дамой свою визитную карточку.

— Я хотел бы внести задаток.

С той минуты дело было решено. Он обстоятельно обо всем расспросил и предпринял нужные шаги. Уточнил, как выглядит договор купли-продажи, и в каком состоянии дом. Поговорил со своим консультантом по финансовым вопросам, со своим банкиром и с поверенным в делах. Если бы один из них не рекомендовал ему предпринять этот шаг, вероятно он все равно не стал бы обращать внимания. Но никто не возражал, и в результате мистер Уиплстоун, удивляясь сам себе, решился и через четырнадцать дней переехал в новое жилище.

Своей сестре, бывшей замужем в Девоншире, он писал:

Даром предвидения мистер Уиплстоун никогда не отличался.

III

— Все прекрасно, — кивнул суперинтендант Аллен, — но как себе это представляют люди из Особого отдела? Полагают, что будут сидеть и размахивать нгомбванскими флажками?

— Что конкретно он сказал? — спросил Фокс, имея в виду заместителя комиссара.

— Ах, да вы прекрасно знаете, — отмахнулся Аллен. — Он щедро умащал меня мёдом своих слов.

— Не похоже, мистер Аллен.

— Это цитата. Только я не знаю откуда.

— А я уже хотел удивиться, — позволил себе пошутить Фокс. — Но вернёмся к шефу.

— Придётся, хотим мы этого или нет. Ну, разумеется, речь шла об этом визите.

— Президента Нгомбваны?

— Да. Вся суть в том, Фокс, что я его знаю. И шеф знает, что я его знаю. Мы учились в одном колледже, у Дэвидсона. Год даже сидели вместе в аудитории. Он был хорошим парнем. Не всем по вкусу, но мне нравился. Мы дружили.

— Надо же, — протянул Фокс. — И теперь шеф хочет, чтобы вы вспомнили былые времена?

— Да. Хочет, чтобы я с ним встретился. Все равно, официально или по-дружески. Чтобы я объяснил президенту, что тот должен слушаться советов Особого отдела. Иначе его вполне могут убрать и тогда начнутся проблемы на всех уровнях. Вот что, можете себе представить, я ему должен объяснить. Тонко и тактично, чтобы не задеть.

— Он не хочет подчиняться обычным мерам безопасности?

— Бумер всегда был упрям, как осел. Если мы хотели, чтобы Бумер что-то сделал, достаточно было сказать, что этого делать не следует. Он из тех людей, которые ничего не боятся. И к тому же чертовски самолюбив. Как это, он под охраной? И слышать об этом не хочет. Он желает разыгрывать Гаруна Аль Рашида, гулять по Лондону и осматривать его сам по себе. Незаметный, как угольный ящик в райском саду.

— Ну, — протянул Фокс, — это просто замечательно. Парень выбрал лучший способ пасть жертвой какого-нибудь дурацкого покушения.

— Вы не ошибаетесь, это весьма неприятно. С той поры, как введены новые законы, он стал бельмом на глазу крайне правых. Черт возьми, Фокс, ведь только недавно он выступал на Мартинике и кто-то выстрелил в него в упор. Не попал, и сам застрелился. Никого не арестовали. А Бумеру хоть бы что, словно ничего не случилось, он весело шагает дальше, шесть футов пять дюймов роста, сплошные глаза и зубы, а у его охраны волосы стоят дыбом на каждом метре пути.

— Да, тот ещe фрукт.

— Вот именно.

— У меня голова идёт кругом, — признался инспектор. — Не разбираюсь я в этих новорождённых государствах.

— Не вы одни.

— Вы только посмотрите на Нгомбвану. Что это? Республика, но одновременно член Британского Содружества Наций. Но если она входит в Коммонуэлс, то почему имеет здесь посла, а не Верховного комиссара?

— Меня не спрашивайте. Все это результаты манёвров моего старого друга Бумера. Официально они все ещe состоят в Содружестве. И имеют и того, и другого. Сумели и независимость приобрести, и приличия соблюсти — короче, все удобства. Потому они и настояли, чтобы их человек в Лондоне именовался послом и получил резиденцию, достойную и великой державы. Все Бумера работа.

— А что его люди в здешнем посольстве? Посол и все остальные?

— Пытаются вразумить его, но кажется, президент стоит на своём. Ему невозможно выбить из головы мысль, которую вбили в Лондоне во время учёбы и адвокатской практики: Британия в своей истории политических убийств не знает, из чего следует, что и никогда в будущем их не произойдёт. Не будь это столь безумно, могло бы показаться любопытным.

— Ведь он не может запретить Особому отделу делать своё дело. Разумеется, вне стен посольства.

— Но может чертовски усложнить им жизнь.

— Так что собираетесь делать вы? Дождётесь, когда он прибудет, и попытаетесь уговорить в аэропорту?

— Ну нет. Я завтра на рассвете лечу к нему. Дело Дагинхема придётся вам закончить самому.

— Премного благодарен. Какая радость! — воскликнул Фокс.

— Лучше мне сейчас пойти домой и начать собираться.

— Не забудьте повязать старый школьный галстук!

— Столь извращённые идеи я отказываюсь даже комментировать, — фыркнул Аллен.

Он подошёл к дверям, потом остановился.

— Хочу ещe кое о чем спросить. Не приходилось вам когда-нибудь случайно сталкиваться с человеком по имени Сэмюэль Уиплстоун? Из Министерства иностранных дел?

— В таких кругах я не вращаюсь. А в чем дело?

— Он был экспертом по Нгомбване. Полагаю, что недавно ушёл на пенсию. Симпатичный мужик. Когда вернусь, приглашу его пообедать.

— Он может как-то вам помочь?

— Тяжело ожидать, что он станет на коленях просить старика Бумера взяться за ум, если у того нет на это охоты. Но все же я надеюсь. До свидания, Фокс.

Через сорок восемь часов Аллен в лёгком тропическом костюме уже выходил из президентского «роллса», встретившего его в нгомбванском аэропорту. Под палящим солнцем он поднялся по величественной лестнице, уставленной стражей в парадных мундирах, и вскоре очутился в приёмном зале президентского дворца. Там, к счастью, работал кондиционер.

Встреча началась на высшем уровне. С Алленом с самого начала обращались как с исключительно важной персоной.

— Мистер Аллен? — встретил его молодой нгомбванец — президентский адьютант — в мундире с золотыми шнурами и аксельбантом на груди. — Президент счастлив, что сможет с вами встретиться. Через минуту он вас примет. Хорошо долетели?

Аллен шёл за небесно-голубым мундиром адьютанта по великолепному коридору с видом на экзотический сад.

— Подскажите мне, — спросил он по дороге, — как правильно титуловать вашего президента?

— Его превосходительство господин президент предпочитает такое обращение, — ответил адьютант.

— Благодарю, — кивнул Аллен, входя за своим провожатым в приёмную внушительных размеров. Исключительно представительный, широко улыбающийся секретарь что-то сказал на местном языке. Адьютант перевёл:

— Если не возражаете, можем войти.

Два стражника в сверкающих мундирах распахнули двустворчатые двери и Аллена ввели в гигантский зал. В дальнем его конце, за огромным столом, сидел его старый школьный товарищ Бартоломью Опала.

— Суперинтендант Аллен, ваше превосходительство господин президент, сэр, — торжественно сообщил адьютант и удалися.

Гигантская фигура была уже на ногах и лёгким шагом боксёра приближалась к Аллену. Могучий голос прогремел:

— Господи! Рори Аллен!

Рука Аллена очутилась в могучем захвате и плечо содрогнулось. Он с трудом сохранял почтительную позу со склонённой головой, что, как он полагал, предписывалось этикетом.

— Господин президент… — начал он.

— Что? Глупости, глупости, глупости! Наплюй на это, мой дорогой мальчик, как мы говаривали у Дэвидсона. — Аллен заметил, что президент повязал старый школьный галстук и что на стене за ним висит фотография их выпуска, на которой они с Бумером стояли в заднем ряду. Это его странно и чуть болезненно тронуло.

— Прохожи, садись, — гремел Бумер. — Куда ты? Сюда, сюда! Да садись же! Ты не мог мне доставить большую радость!

Голову его покрывали волосы, схожие со стальной проволокой; они уже поседели и стояли высоко, словно женская шляпка. Могучая фигура — одни мышцы. Глаза немного подналились кровью. Аллен словно двойной экспозицией видел за этой фигурой эбенового юношу, который ел одну гренку с яйцами за другой, приговаривая:

— Ты мой лучший друг, до сих пор у меня тут никого не было.

— Хорошо выглядишь, — польстил ему президент. — Совсем не изменился. Куришь? Нет? А сигары? А трубку? Да? Так закуривай! Ты обедаешь со мной, тебе сказали?

— Это великолепно, — заметил Аллен, когда наконец сумел вставить слово. — Ещё минута, и я забуду про протокол.

— Забудь сразу. Мы тут одни. К чему протокол?

— Мой дорогой…

— Бумер — называй меня так. Сколько лет я этого не слышал!

— Боюсь, это уже вертелось у меня на языке с самого начала. Дорогой мой Бумер!

Чёрный гигант раскатисто расхохотался. Аллен почувствовал себя как в доброе старое время.

— Как это прекрасно, — заметил президент. Потом помолчал и чуть погодя добавил: — Я должен спросить, преследует ли твой визит какую-то цель. В подробности меня не посвятили. Лишь сообщили, что ты приедешь и рад будешь со мной увидеться. Разумеется, я был в восторге.

«Это будет нелегко, — подумал Аллен. — Одно неверное слово, и я не только провалю свою миссию, но в два счета угроблю и нашу дружбу. Да ещe и посею политические трения».

Тем не менее скрепя сердце он начал:

— Я прибыл просить кое о чем, хотя предпочёл бы тебя не обременять. Не хочу делать вид, что мой шеф не знает о нашем давнем приятельстве; о дружбе, которую я ценю превыше всего. И скажу совершенно откровенно, он рассчитывает, что я смогу на тебя по-дружески повлиять. Полагаю, его позиция вполне разумна. А поскольку я и сам весьма заинтересован в твоей безопасности, то не стал отказываться.

Ответа пришлось ждать долго. Было такое впечатление, словно опустили штору. В первый раз, глядя на отвисшую челюсть и затуманенные, мутные глаза, Аллен осознал, что говорит с чернокожим.

— Ах да, — заговорил наконец президент, — я совсем забыл. Ты ведь полицейский.

— Говорят «если хочешь сохранить друга, никогда не одалживай ему денег.» Этой поговорке я не верю, но если вторую часть несколько изменить, чтобы она звучала «никогда не используй дружбы в своих интересах», тогда другое дело. Хочешь верь, хочешь нет, но моя конечная цель — спасение твоей жизни.

Новая напряжённая пауза. Аллен подумал:

«Так он обычно смотрел, если считал, что кто-то его оскорбил. Стеклянным взглядом.»

Но стеклянный взгляд растаял и сменила его привычная мина Бумера, который тихонько хихикнул.

— Понятно. За всем этим стоят ваши сторожевые псы, Особый отдел. «Господи, лишь бы этот чёрный парень взялся за ум. Пожалуйста, добейтесь нам разрешения переодеться официантами, журналистами, прохожими, да просто гостями; потом мы уже проще простого сольёмся с толпой.» Я прав? Вот такова твоя большая просьба?

— Полагаю, они все равно будут действовать по-своему. И сделают все, что в их силах, хотя это будет гораздо труднее.

— К чему тогда столько лишних разговоров?

— Они будут гораздо счастливее, если ты не станешь поступать, как на Мартинике.

— А что я сделал на МАртинике?

— При всем моем уважении должен напомнить, что ты настаивал на ограничении мер безопасности, и едва не погиб.

— Я фаталист, — провозгласил Бумер, и поскольку Аллен не ответил, добавил: — Дорогой мой Рори, вижу, придётся тебе многое объяснить. Кто я такой, какая у меня философия, в чем моё чувство чести. Нужно мне тебе об этом рассказывать?

«Вот мы опять все начали сначала, — подумал Аллен. — Он ещe меньше изменился, чем я ожидал». Но, подавив свои сомнения, ответил:

— Разумеется. Я весь внимание.

Бумер начал рассказ. Оказалось, что это его старые школьные взгляды, дополненные идеей торжества правды и пониманием своего народа. Он все рассказывал, то и дело прерывая речь приступами гомерического хохота; говорил о махинациях нгомбванской оппозиции, которая уже несколько раз пыталась от него избавиться, и не удалось им это только потому, что Бумер имел обыкновение делать из себя самую яркую мишень.

— Они видят, — продолжал он, — что мне на них, как мы говаривали у Дэвидсона, дерьма жалко.

— Мы так говаривали у Дэвидсона?

— Ей-Богу! Ты должен это помнить. Безусловно.

— Ну значит так и есть.

— Это было твоё любимое выражение. Да, — воскликнул Бумер, заметив, что Аллен собрался возразить, — ты так говаривал. Мы остальные это переняли от тебя.

— Если не возражаешь, вернёмся к делу.

Но Бумер гнул своё.

— Ты у Дэвидсона задавал тон, — сказал он, и заметив на лице Аллена сердитое выражение, наклонился вперёд и погладил его по колену. — Я отклоняюсь от темы. Вернёмся к нашим делам?

— Да, — облегчённо кивнул Аллен. — Вернёмся.

— Как скажешь, — великодушно согласился Бумер. — О чем мы говорили?

— Ты уже думал, что случилось бы, не промахнись тот парень?

— Да, думал. Чтобы напомнить тебе твоего любимого драматурга — видишь, я все помню — «гласы ужасны нам вещают пожары страшные, волнения и смуты.» Нечто подобное последовало бы после моей смерти, — со вкусом протянул Бумер. — И это по меньшей мере.

— Вот именно. Теперь послушай: случай на Мартинике должен был убедить тебя в том, что опасность не грозит тебе лишь дома, в Нгомбване. В Особом отделе знают, причём достоверно, что в Лондоне есть несколько безумцев, готовых зайти как угодно далеко. Некоторые группируются вокруг дискредитировавших себя приверженцев колониализма, другие просто безумно ненавидят твой цвет кожи. Есть там и люди, которые действительно пострадали, и ненависть которых обрела чудовищную силу. Ты сам об этом вспоминал. Они есть, и их немало; сейчас они организовались и готовы действовать.

— А я их не боюсь, — заявил Бумер со спокойствием, которое могло довести до белого каления. — Не боюсь, я говорю совершенно серьёзно. Никогда не испытывал ни малейших следов страха.

— Я не разделяю твоих представлений о собственной неуязвимости, — фыркнул Аллен. — На твоём месте я бы изрядно перетрусил. — Ему пришло в голову, что они уж слишком отклонились от протокола. — Ладно. Положим, ты не боишься; но сам же говорил, какие тяжкие последствия постигли бы вашу страну после твоей гибели. Эти «пожары страшные, волнения и смуты» не заставят себя ждать. Тебе следует думать о своём народе и быть настороже.

— Дорогой друг, ты меня не понимаешь! Меня не убьют! Я это знаю, просто нутром чую. Мне просто не суждено умереть насильственной смертью.

Аллен раскрыл было рот, но тут же снова сжал губы.

— Это так просто, — повторил Бумер, триумфально выпячивая грудь, — понимаешь?

— Ты полагаешь, — осторожно спросил Аллен, — что пуля на Мартинике, копьё где-то в нгомбванской глубинке и ещe два-три давних выстрела, направленных в тебя, были обречены миновать цель?

— В этом уверен не только я, в этом убеждён весь мой народ. Это одна из причин, почему меня опять единогласно выбрали главой государства.

Бумер вытянул крупную, прекрасной формы руку, и положил еe Аллену на колено.

— Ты был и остаёшься моим добрым другом, — сказал он. — У Дэвидсона мы были весьма близки. Остались мы близки и когда я выбрал право и стал обедать в Темпле. Мы близки до сих пор. Но вещи, о которых мы говорим, касаются моего цвета кожи и моей расы. Я чёрный. Прошу тебя, не пытайся меня понять; старайся принимать меня таким, как есть, мой дорогой Рори.

Единственное, что мог ответить на эту просьбу Аллен:

— Это не так просто.

— Почему?

— Если я скажу, что боюсь за тебя, это будет значить, что я тебя не понимаю, то есть именно то, чего ты не хочешь слышать. Тогда мне придётся вернуться к роли твердолобого полицейского, которому выпала нелёгкая миссия. Я не состою в Особом отделе, но мои коллеги попросили сделать все, что смогу. Подумай, их работа высокоспециализирована и очень нелегка, но будет ещe вдвое тяжелее, если ты откажешься с ними сотрудничать. Если, например, по пути на какой-нибудь приём сменишь маршрут, или ни кому не говоря ни слова отправишься на прогулку по Кенсингтон Гарденс. Говорю тебе это откровенно и прямо, как есть: если тебя убьют, кое-кому в Особом отделе это выйдет боком, весь отдел получит плохую репутацию в самых высоких кругах, а вековая репутация Англии как страны, где не бывает политических убийств, рухнет. Как видишь, я говорю не только про полицию.

— Полиция должна служить людям, — начал Бумер и вдруг запнулся.

— Ты хочешь сказать, что мы должны знать известные границы? — вежливо спросил Аллен.

Бумер заходил по комнате. Аллен встал.

— У тебя удивительный талант подсунуть человеку слова, которые тот вовсе не хотел говорить, — возмущался Бумер. — Я это заметил ещe в добрые старые времена у Дэвидсона.

— Должно быть, я был невыносимым типом, — заметил Аллен. Школа Дэвидсона уже начинала действовать ему на нервы, и вдруг оказалось, что больше говорить не о чем. — Я отнял у вашего превосходительства слишком много времени. Простите меня. — Умолкнув, он стал ждать, когда с ним распрощаются.

Бумер грустно взглянул на него.

— Но мы же обедаем вместе, — сказал он. — Мы договорились. Все уже устроено.

— Благодарю вас за любезность, ваше превосходительство, но сейчас только одиннадцать часов. Мне пока где-то подождать?

Он запнулся. В налитых кровью глазах сверкнули слезы. Бумер с неимоверным достоинством заявил:

— Ты меня огорчаешь.

— Сожалею.

— Я был так рад, что ты приехал. А теперь все пошло к черту и ты мне говоришь «ваше превосходительство».

У Аллена дрогнули уголки губ, но одновременно он ощутил нечто совершенно иное — сочувствие. Он понимал, что совершенно не прав. Президент Нгомбваны отнюдь не был невинным ребёнком. Это жестокий, могучий, а когда нужно — и безжалостный диктатор: правда, нужно добавить, что не забывший друзей. К тому же исключительно восприимчивый." — И смешной, подумал Аллен, силясь погасить улыбку. — Просто с ума сойти, при всем при этом ещe и смешной!"

— А! — тут же воскликнул президент. — Ты смеёшься! Мой дорогой Рори, ты смеёшься, — и сам бурно расхохотался во весь голос. — Это уже чересчур! Понимаю, очень смешно! О чем собственно речь? Ни о чем! Послушай: я буду хорошим мальчиком. Буду хорошо себя вести. Скажи своим приятелям из Особого отдела, что я не убегу, пока они не попрячутся за олеандрами и не переоденутся модистками. Ну что, ты доволен?

— Я просто очарован, — сказал Аллен. — Если ты серьёзно.

— Ну разумеется. Увидишь. Я буду воплощением приличий. Повсюду, — добавил он, — где ответственность будет лежать на них. То есть на территории Соединённого Королевства. Идёт?

— Идёт.

— И больше мне не говори «превосходительство». Ладно? По крайней мере не тогда, когда мы будем tete-a-tete, — добавил Бумер, не моргнув глазом. — Как сейчас.

— Как сейчас — идёт, — согласился Аллен и они энергично ударили по рукам.

Час, оставшийся до обеда с президентом, Аллен решил провести в поездке по городу. Потом в зале вновь появился элегантный адьютант. На обратном пути Аллен разглядывал сквозь французские окна сад, ослеплявший огненно-красными цветами, среди которых живописно били несколько фонтанов. За струями воды, переливавшейся всеми цветами радуги, на равных расстояниях маячили неподвижные фигуры в мундирах.

Аллен остановился.

— Прекрасный сад, — заметил он.

— Да? — улыбнулся адьютант. Цветные отблески из сада отражались на его сверкающих чёрных щеках и скулах. — Вам нравится? Президент очень его любит.

И тут же дал понять, что пора идти.

— Пойдёмте?

Аллен молча зашагал по коридору.

За фонтанами маршировал по саду отряд вооружённых гвардейцев в роскошных мундирах. За россыпью водяных брызг он их отчётливо разглядеть не мог, но видел как строились солдаты, которых они пришли сменять.

— Смена караула? — спросил Аллен.

— Да, это чисто церемониальные подразделения.

— В самом деле?

— Как перед Букингемским дворцом, — пояснил адьютант.

— Угу, — кивнул Аллен.

Пройдя через обширную приёмную, они спустились по лестнице между рядами возбуждавшей невольное уважение стражи.

— И это тоже чисто церемониальное подразделение? — рискнул спросить Аллен.

— Разумеется, — заверил адьютант.

Стражники были вооружены если не до зубов, то по крайней мере по пояс современным и исключительно эффективным оружием.

— Весьма разумная предусмотрительность, — вежливо заметил Аллен.

— Президент будет рад узнать ваше мнение, — заверил адьютант, и они вышли в удушающую жару.

Перед воротами уже ожидал президентский «роллс», украшенный нгомбванскими гербами и президентским штандартом (что было, между прочим, неверно, поскольку в нем не собирался ехать президент). Аллена поместили на заднее сиденье, адьютант сел впереди. В машине работал кондиционер, окна были закрыты. Аллен подумал:

«Если я ехал когда-нибудь в абсолютно непробиваемом автомобиле, так это сейчас.»

Ему пришло в голову, что в нгомбванских службах безопасности явно существуют силы, имеющие на президента большее влияние, чем смог — и то благодаря воспоминаниям про времена у Дэвидсона — добиться он.

Сопровождали их два непроницаемых элегантных мотоциклиста на сверкающих ухоженных машинах.

«Почему таких типов, где бы ты их не встретил, отличает столь бросающаяся в глаза тупость?» — думал Аллен.

Автомобиль мчался по немилосердно раскалённым улицам, полным людей. Аллен хвалил большие белые здания: Дворец культуры, Дворец справедливости, ратушу, публичную библиотеку. Адьютант принимал его комплименты с заметной благосклонностью.

— Да, — согласился он. — Очень красивые здания. Все совершенно новые. Построены за время правления нашего президента.

На улицах кишела толпа, но перед их эскортом расступалась, как Красное море перед Моисеем. Люди глазели на них издалека. Когда они сворачивали вправо и на миг их задержала проезжавшая автомашина, шофёр, не поворачивая головы, прокричал еe водителю нечто такое, что того явно перепугало.

Благодаря жене-художнице Аллен любую сцену видел словно двояким взглядом. Как хорошо обученный полицейский автоматически искал в ней нечто необычное. Как человек чувствительный, привыкший к манере восприятия своей жены, искал гармонии. Теперь, когда его окружало море круглых чёрных голов, которые покачивались, сновали взад-вперёд, рассеивались и снова собирались в ослепительном солнечном свете, он видел эту сцену, как бы еe нарисовала жена. В городе было немало старых, но свежевыкрашенных зданий. Его внимание привлекло одно их них, где ещe шли работы. Через свежую побелку просвечивали буквы старой надписи:

На ступенях перед зданием колыхалась пёстрая толпа, и Аллен стал прикидывать, как бы Трой расставила этих чернокожих, чтобы картина зазвучала. Ей бы пришлось найти центральную фигуру, какое-то яркое пятно, и подчинить ему все остальное.

И едва это пришло ему в голову, как сцена вдруг переменилась в точном соответствии с его представлениями. Фигурки людей вдруг переместились, как стёклышки в калейдоскопе, и сразу среди них нашлась центральная фигура, человек, которого нельзя было не заметить: гротескно тучный длинноволосый блондин в белом костюме.

Блондин смотрел на автомобиль в упор. Он был не меньше чем в пятидесяти ярдах, но Аллену казалось, что в пятидесяти футах. Они заглянули друг другу в глаза и полицейский сказал себе: «Этого парня стоит взять на заметку. Он негодяй.»

В калейдоскопе щёлкнуло. Фрагменты картинки оторвались друг от друга и сложились заново. Из здания вырвался поток людей, стек вниз по лестнице и рассеялся. Когда лестница снова опустела, блондина уже не было.

IV

— Тут вот в чем дело, — пояснил Чабб. — Когда оказалось, что у вас в квартире для нас обоих работы не хватает, мы стали помогать и по соседству. Например, жена работает каждый день по часу в полуподвале на мистера Шеридана, а я каждую пятницу вечером хожу на два часа к полковнику Монфору и его жене — на Плейс. Через воскресенье по вечерам мы присматриваем за ребёнком в доме 17.

А…

— Да, понимаю, — прервал его мистер Уиплстоун.

— С нами вы можете быть спокойны, сэр, мы за всем присмотрим и ничего не упустим, — добавила миссис Чабб. — Нами всюду были довольны. Мы свои обязанности знаем.

— Разумеется, сэр, жалование у нас было твёрдо установленное. Думаю, тут ничего менять не стоит.

Они стояли рядышком, с круглыми озабоченными лицами, ожидая его ответа. Мистер Уиплстоун слушал с вежливым вниманием и непроницаемым лицом. Наконец он решил, что Чаббы будут работать на него шесть дней в неделю. Станут готовить ему завтрак, обед и ужин. Если они будут безупречно выполнять свои обязанности, могут подрабатывать хоть у мистера Шеридана, хоть у кого угодно. В пятницу мистер Уиплстоун станет обедать и ужинать в своём клубе или где-нибудь ещё. Оплату он считал приемлемой.

— Большинство обитателей КАприкорн, — пояснял Чабб, когда они разобрались по основным пунктам и перешли к деталям, — имеют счета в «Наполи», сэр. Конечно, если вы предпочитаете другого поставщика…

— А если речь идёт о мяснике… — вмешалась миссис Чабб, тут есть…

Они наперебой посвятили его в маленькие секреты Каприкорн.

— Звучит весьма привлекательно, — заметил в итоге мистер Уиплстоун. — Пожалуй, я немного прогуляюсь и осмотрюсь как следует.

И он так и сделал.

«Наполи» оказался одним из четырех небольших магазинчиков на Каприкорн Мьюс. В миниатюрном помещении могли поместиться человек восемь, и то если вплотную. Принадлежал магазинчик итальянской супружеской паре: смуглому любезному мужчине и столь же смуглой, пухлой, весёлой жене. Помогал им довольно бодрый кокни.

Магазинчик ему понравился. Ветчина и копчёности там были свои. Мистер Пирелли делал ещe и паштеты, и прочие деликатесы. Сыры у них были всегда только свежайшие. Над головой висели фляги с сухим «орвьето», а за дверьми на полках теснились бутылки с прочими итальянскими винами. Обитатели Каприкорн с гордостью говорили, что «Наполи» — их маленький «Фортнэм». Собак внутрь не пускали, но из стены у входа торчал ряд металлических крюков. И каждое утро оттуда доносился лай собак всевозможных пород, привязанных в рядочек.

Мистер Уиплстоун обогнул собак, вошёл внутрь и купил соблазнительный на вид камамбер. У прилавка стоял краснолицый мужчина с армейской выправкой, которого он уже видел на улице. Тот как всегда был в безупречно сидящем костюме и перчатках. Пирелли именовал его «полковник» (видимо, Монфор, — прикинул мистер Уиплстоун.) В магазине тот был с женой.

«Она ужасно выглядит», — подумал привередливый мистер Уиплстоун. — Размалёвана, как клоун, да и одета более чем странно."

Женщина неподвижно, как-то странно выпрямившись, стояла за спиной мужа. Но когда мистер УИплстоун подошёл к прилавку, сразу шагнула в сторону и наткнулась на старого дипломата. Острый каблук вонзился ему в носок ботинка.

— Простите, — едва не вскрикнул он от боли и приподнял шляпу.

— Ничего, — хрипло бросила она, смерив его мутноватым, но кокетливым взглядом.

Муж обернулся; казалось, он испытывает желание с кем-то поговорить.

— Нет тут места для манёвров, верно? — проворчал он.

— Верно, — согласился мистер Уиплстоун.

Он открыл в «Наполи» счёт, вышел на улицу и продолжил свои исследования.

Вот здесь недавно встретился он с маленькой чёрной кошечкой. В гараж въезжал огромный грузовик. Вдруг показалось, что краем глаза он на миг заметил какую-то тень, а когда грузовик остановился, как-будто донеслось слабое, жалобное мяуканье. Но ничего не произошло, и он, странно взволнованный, побрёл прочь.

В дальнем конце Мьюс, у входа в пассаж, стояло небольшое здание, когда-то бывшее конюшней, которую позднее перестроили в мастерскую. Грустная толстая женщина лепила там глиняных поросят с розами или маргаритками вокруг брюшка и дыркой в спине, которых можно было использовать как горшочки для сливок или вазочки для цветов, — по собственному усмотрению. Фигурки разной величины казались совершенно одинаковы с виду. Сзади в помещении была гончарная печь. Мистер Уиплстоун заглянул внутрь. Тучная женщина уставилась на него из темноты. Над входом тянулась надпись:" Х. и К. Санскрит. Поросятки".

"Ничего себе торговая марка, — пошутил про себя мистер Уиплстоун. — Кем по национальности может быть человек, носящий фамилию Санскрит? Скорее всего индус, — подумал он. — А "Х" — Икс? Вероятно, Ксавьер? Зарабатывать на жизнь, бесконечно формуя одних и тех же глиняных поросят… Но почему странная фамилия ему что-то напоминает?"

Тут вдруг он осознал, что тучная женщина все ещe смотрит на него из полутьмы, и побрёл дальше. Очутившись на Каприкорн Плейс, направился прямо к красной кирпичной стене в еe дальнем конце. Через арку в стене можно было попасть в узкий проулок за собором, а по нему на улицу, кончавшуюся в изысканном Плейс Парк Гарденс, где высилось величественное здание посольства Нгомбваны.

Мистер Уиплстоун взглянул на красный щит с государственным гербом — зелёным копьём и солнцем — и вспомнил, что начинается важный визит и что посол и все его сотрудники не знают, что и делать, чтоб приготовиться к приезду своего безмерно жизнерадостного президента. За каждым древесным стволом будут видеть заговорщика. Особый отдел поднимет обычную суматоху, и в Министерстве иностранных дел тоже зашевелятся.

«Я рад, что для меня все это уже позади. По крайней мере, я надеюсь», — сказал он сам себе. И понял, что внутри что-то болезненно отозвалось.

I

Уже больше месяца мистер Уиплстоун жил в своём новом доме. За это время он пообвык, обустроился и успокоился, но ни в коем случае не впал в летаргию. Напротив, смена обстановки заставила его почувствовать себя бодрее. Он вошёл в ритм жизни в Каприкорн. «Смахивает на маленькую деревушку посреди огромного Лондона, — записал он в дневнике. — В магазинах встречаешь одних и тех же людей. В тёплые вечера здешние обитатели прогуливаются по улицам. Можно посидеть и в „Солнышке в лесу“, найдя там весьма уютное и даже милое убежище».

Дневник он вёл уже несколько лет. До тех пор его записки ограничивались сухой констатацией фактов, лишь изредка приукрашенной ироническими комментариями, которыми он был известен на все министерство. Под влиянием нового окружения его заметки разрослись и стали отдавать философией.

Вечер выдался очень тёплым. Мистер Уиплстоун держал открытым окно и раздёрнутой штору. Вечерняя заря заливала багровым светом платаны, выделяя силуэт базилики. В воздухе разливалась волна ароматов из свежеполитых палисадников, сквозь распахнутое окно в комнату проникали мягкие звуки шагов, мешавшиеся с голосами прохожих. Издали долетал приглушённый гул Бэронсгейт, словно создавая фон для здешней дивной тишины.

Потом он отложил перо, извлёк монокль и довольно оглядел комнату. Все смотрелось просто изумительно. Его дивная старинная мебель и безделушки под заботливыми руками Чаббов буквально ожили. Ваза рубиново сияла на окне, а от полотна Трой Аллен словно исходил внутренний свет.

«Как же все прекрасно», — подумал мистер Уиплстоун.

В доме царил покой. Он полагал, чтоб Чаббов нет дома, но приходили и уходили они так неслышно, что он и не замечал. Зато услышал, как по металлическим ступеням в полуподвал спускаются посетители. Мистер Шеридан принимал гостей.

Погасив настольную лампу, мистер Уиплстоун встал, размял затёкшие ноги и подошёл к окну. По улице шли мужчина и женщина, приближаясь к нему через окутанный сумерками сквер. Когда они вошли в пятно света из распахнутых дверей «Солнышка в лесу», на миг стало видно отчётливее. Оба были исключительно тучными, причём женщина показалась ему чем-то знакомой.

Они все приближались, то исчезая в тени платанов, то появляясь снова. Странный порыв заставил его отступить от окна, словно кто-то застал его за подглядыванием. Женщина посмотрела ему прямо в глаза! Совершенно абсурдная мысль, поскольку та никак не могла заметить его за шторой.

Теперь он вспомнил: миссис или мисс Санскрит. И еe партнёр? Брат или муж? Скорее всего брат. Керамисты.

Выйдя из тени, они пересекали освещённую улицу, направляясь прямо к нему. И теперь он разглядел, что это была за гротескная пара.

Мало того, что оба были невероятно тучными, так что вполне могли служить друг другу моделями для их гончарных изделий; они ещe были совершенно шокирующе одеты. В наши, можно сказать, весьма свободные времена никаким нарядам удивляться не приходилось. Мистера Уиплстоуна не удивило, что у мужчины были ожерелье, браслеты на руках и ногах и серьги в ушах, что его редкие волосы свисали из-под вышитого тюрбана, как водоросли; и даже не то, что женщина (которой явно было не меньше пятидесяти) разгуливала в гигантских чёрных кожаных шортах, которые дополняли туника в чёрную полоску и чёрные босоножки. Хотя все это само по себе смотрелось чудовищно, но казалось ничем по сравнению с глазами и губами Санскритов; как заметил мистер Уиплстоун, когда они приблизились, у обоих наложены были толстые слои теней и помады.

"Что они вообще тут забыли, — в смятении подумал он, словно пытаясь защитить уравновешенность Каприкорн. — Что за маскарад! Им место в Челси, или откуда там они взялись… "

Перейдя улицу, пара остановилась перед его домом. Он ещe глубже отступил в комнату. Щёлкнул замок, калитка металлически лязгнула. Раздались шаги по железной лестнице, внизу задребезжал звонок. Голос мистера Шеридана пригласил входить.

«Надо же! — подумал удивлённый мистер Уиплстоун. — Это уже слишком! А казался порядочным человеком», — он вспомнил свою встречу с мистером Шериданом.

Слава Богу, компания внизу оказалась не шумной. Слышно было или чуть-чуть, или совсем ничего. Ему пришло в голову, что Санскриты могут быть медиумами. Возможно, мистер Шеридан занимается спиритизмом и они составляют некий кружок. Или что-нибудь ещe хуже.

Решив было выбросить все из головы, мистер Уиплстоун вернулся к автобиографии бывшего шефа их управления. Но чтение оказалось не из занимательных. Реклама на обложке пыталась создать сенсацию из того, что книгу смогли издать только через десять лет после смерти автора. «Почему, одному Богу известно», — подумал мистер Уиплстоун. Этому нудному старому хрычу, к сожалению, нечего было разоблачать. Его воспоминания спокойно могли читать и самые заскорузлые старые девы.

Но сосредоточиться он не мог, поняв вдруг, что где-то в уголке мозга прочно угнездилось беспокойство. Беспокойство, вызванное звуком, которого он бы предпочёл не слышать, поскольку подсознательно отождествлял его с заботой и смятением.

На улице мяукала кошка.

«Ба!» — подумал он, если человек вообще может подумать" — Ба!". По лондонским улицам бегает столько кошек! В Каприкорн он видел целые стаи избалованных любимиц. В «Солнце в лесу» живёт огромный кот, полосатый словно тигр, а в «Наполи» — холёная белая кошечка. Кошки…

Мяуканье доносилось все отчётливее. Кошка, должно быть, подошла совсем близко. Можно сказать, прямо к дверям. Сидит на тротуаре и разглядывает его дом. Может быть, смотрит прямо на него. И мяучит. Непрестанно. Он попытался не обращать внимания и вернулся к чтению. Подумал даже, не включить ли радио, чтобы заглушить мяуканье. Но то становилось все сильнее. Прежде оно было отдалённым и прерывистым, теперь звучало непрерывно и едва не на расстоянии вытянутой руки.

«Не стану я выглядывать из окна, — решил мистер Уиплстоун. — Не хватало, чтобы она меня заметила.»

— Черт возьми! — не выдержал он через пару минут. — Как кто-то может выгнать кошку! Придётся идти жаловаться!

Прошли ещe три минуты, мистер Уиплстоун вопреки всем своим намерениям выглянул из окна. И не увидел ничего. Мяуканье раздавалось совсем близко, доводя его до безумия. Неслось оно с лестницы, ведущей на его крыльцо.

"Нет! — подумал он. — Нет, так не пойдёт. Это нужно прекратить. Когда подумаешь, что по сути дела… "

Ещё не додумав, что же по сути дела, он уже оказался в холле и открывал двойной замок. Цепочка не была надета из-за Чаббов. Едва он приоткрыл немного дверь, нечто, смахивавшее на тень или озябший скелет, вдруг перескочило порог.

Мистер Уиплстоун решительно захлопнул дверь, прислонился к ней и уставился на пришелицу.

Он все время на это надеялся. История, если приключение месячной давности можно назвать историей, повторилась. Опять это была маленькая чёрная кошка; та самая кошка, но теперь до смерти исхудавшая. Глаза воспалённые, шерсть свалявшаяся. Сидя перед ним, она снова разевала розовый ротик, только не раздавалось ни звука. Бока кошки задрожали, и вдруг, точно как при их последней встрече, кошка прыгнула ему в объятия.

Обняв еe, мистер Уиплстоун удивился, как нашлись у неe силы для прыжка. Казалось, еe сердце билось прямо у него под пальцами.

"Это уже слишком, — подумал он и забрал кошку в салон. — Животное буквально при смерти, какая жестокость… "

Мысль о смерти кошки его возмутила. Отнеся еe в кухню, он достал из холодильника молоко, налил немного в блюдечко, добавил горячей воды из-под крана и поставил на пол, рядом с кошкой.

Вначале он думал, что кошечка — а мистер Уиплстоун был убеждён, что созданьице это безусловно женского рода — молока не заметит. Глаза еe были полузакрыты, голова клонилась к полу. Но когда придвинул блюдечко поближе, у кошки дрогнули усы. А потом так внезапно, что он даже испугался, она вдруг принялась глотать, поспешно и стремительно, как будто заработал маленький моторчик. Потом подняла на него глаза.

Блюдце пришлось наполнить ещe дважды. Второй раз до конца она уже не допила. Подняла мордочку, всю в молоке, взглянула на него, пару раз попыталась облизнуться, устало привалилась к его ноге и сразу уснула.

Не скоро он услышал, как снизу расходятся гости. Потом вернулись Чаббы. Тихо и деликатно, как обычно. Мистер Уиплстоун услышал, как звякнула цепочка на дверях. Ему пришло в голову, что видимо они обслуживали гостей мистера Шеридана.

— Это вы, Чабб? — окликнул он.

Чабб приоткрыл дверь и, разрумянившись, остановился на пороге. Миссис Чабб стояла за ним. Мистеру Уиплстоуну показалось, что им немного не по себе.

— Посмотрите, — позвал он.

Чабб так и сделал. Кошка лежала у мистера Уиплстоуна на коленях, как тень.

— Кошка, сэр, — неуверенно сообщил Чабб.

— Бродячая. Я еe уже видел.

— С ней ничего не случилось? — отозвалась из-за спины супруга миссис Чабб. — Она кажется нездоровой, верно?

— Оголодала.

Миссис Чабб сочувственно цокнула языком.

— Она совсем не движется, сэр, — заметил Чабб. — Она не сдохла?

— Нет, просто спит. Выпила полбутылки молока.

— Простите, сэр, — вмешалась миссис Чабб, — но, полагаю, вам бы не стоило с ней связываться. Неизвестно, где она была до этого.

— Не знаю, — покачал головой мистер Уиплстоун и странно дрогнувшим голосом добавил: — Знаю только, где она сейчас.

— Желаете, чтобы Чабб еe утопил, сэр?

Сочтя такое предложение невероятно отвратительным, он все-таки нашёл силы ответить с деланной небрежностью:

— О, полагаю, это ни к чему. Утром я сам с ней что-нибудь придумаю. Позвоню в общество охраны животных.

— Позволю себе заметить, что если еe отпустить, она вернулась бы туда, откуда пришла.

— Или давайте, — предложил Чабб, — я отнесу еe в сад. По крайней мере на ночь.

— Да… — нерешительно протянул мистер Уиплстоун, — спасибо. Не думайте об этом. Я что-нибудь придумаю. Благодарю вас.

— Спасибо, сэр, — машинально ответили супруги хором.

Поскольку они не трогались с места, а ему было не по себе, мистер Уиплстоун к собственному удивлению вдруг спросил:

— Приятно провели вечер?

Ответа не последовало. Взглянув на них, он заметил, что Чаббы не спускают с него глаз.

— Да, спасибо, сэр, — наконец в один голос ответили они.

— Отлично! — воскликнул он с такой фальшивой сердечностью в голосе, что поразился сам. — Прекрасно! Спокойной ночи, Чабб, доброй ночи, миссис Чабб.

Едва они ушли, опять погладил кошку. Та приоткрыла воспалённые глаза — или они уже просветлели? — тихонько замурлыкала и вновь уснула.

Чаббы удалились на кухню. Он был почти убеждён, что открыли холодильник, и совершенно ясно услышал, как из крана течёт вода. «Моют блюдце», — виновато подумал он.

Подождав, пока слуги поднялись в мансарду, прошмыгнул с кошкой в кухню: вспомнил, что так и не доел устрицы, которые миссис Чабб приготовила на обед.

Кошка проснулась и съела целую кучу устриц.

В сад можно было выйти через дверь в конце коридора, от которой вниз вела крутая лестница. С кошкой в руках дело шло тяжко и он наделал немало шума. Правда, помогал свет, пробивавшийся между штор, закрывавших окна квартиры мистера Шеридана. В дальней части сада, под кирпичной стеной, ему удалось найти клочок земли, на котором ничего не росло. Посадив туда кошку, мистер Уиплстоун подумал было, что та может скрыться в тени и сбежать, но опасения были напрасны: подождав немного, она присела. Мистер Уиплстоун тактично отвернулся.

Из полуподвала, в щель между шторой и оконной рамой, за ним кто-то наблюдал.

Тень почти наверняка принадлежала мистеру Шеридану. Явно тот нарочно сделал щёлку, чтобы наблюдать за ним. Когда мистер Уиплстоун обернулся, наблюдатель отступил глубже в комнату.

В ту же минуту тихий скрип над головой заставил мистера УИплстоуна взглянуть на верхний этаж своего дома. Взглянуть как раз вовремя, чтобы заметить, как закрылось окно спальни Чаббов.

Разумеется, не было причин воображать, что за ним следили.

«У меня разгулялось воображение», — подумал он.

Тихий ритмичный шорох вернул его внимание к кошке. Прижав ушки назад, сосредоточенно, с явно вернувшимися силами, она себя причёсывала. Потом стала старательно умываться. Закончив, она взглянула на мистера Уиплстоуна и прижала круглую головку к его лодыжке.

Взяв еe на руки, он вернулся в дом.

II

Модный, ну и разумеется подобающе дорогой магазин товаров для домашних животных сразу за углом на Бэронсгейт располагал и консультацией, где в среду по утрам принимал ветеринар. Мистер Уиплстоун заметил объявление об этой услуге и на следующим утро, поскольку как раз была среда, забрал кошку на осмотр. Чаббам он объяснил своё решение так осторожно и уклончиво, как только способен был после сорокалетней дипломатической карьеры. При иных обстоятельствах можно было бы сказать, что он действовал украдкой.

Заявил, что хочет «чтобы о животном позаботились». Когда Чаббы поначалу решили, что это всего лишь иное выражение для усыпления, поправлять их он не стал. Не счёл нужным и упоминать о том, что кошка провела ночь в его постели. И разбудила на рассвете, коснувшись лапкой его лица. Он открыл глаза, и кошечка игриво свернулась клубочком, кокетливо поглядывая на него из-под лапки. Когда Чабб вошёл в спальню с подносом, мистер Уиплстоун едва успел прикрыть еe покрывалом. Потом угостил гостью блюдечком молока. Спускаясь по лестнице, прикрывал еe «Таймс». Улучив удобный момент, выпустил чёрным ходом в сад и уже потом обратил внимание миссис Чабб на настойчивые требования животного впустить в дом.

Теперь он сидел на жёсткой скамейке в маленькой приёмной вместе с несколькими дамами с Бэронсгейт. Каждая из них держала на поводке пса. Рядом с мистером Уиплстоуном оказалась женщина, которая ему в «Наполи» наступила на ногу. Как он довольно быстро выяснил, это была жена полковника, миссис Монфор. Как и тогда, они любезно раскланялись. Мистер Уиплстоун счёл еe совершенно невыносимой особой, хотя и не столь ужасной, как дама из гончарной мастерской. Миссис Монфор держала на коленях пекинеса. Пёсик презрительно глянул на кошку и повернулся к ней спиной. Кошка на него вообще не обращала внимания.

Он понимал, что выглядит смешным. Единственным транспортным средством, которое Чаббы нашли для кошки, была старая птичья клетка; в ней когда-то держали попугая, который давно издох. Кошка в ней выглядела как-то неуместно, а мистер Уиплстоун с клеткой на коленях и моноклем производил впечатление тихопомешанного. Не случайно дамы весело переглянулись.

— Как зовут вашу кошечку? — спросила исключительно элегантная сестра с блокнотом в руке.

Мистер Уиплстоун почувствовал, что скажи он «не знаю» или «никак», оказался бы в неудобном положении перед дамами.

— Люси, — сказал он, и добавил, словно это ему только что пришло в голову: — Локкет.

— Ага, — сестра пометила в блокноте. — Вы не были записаны, верно?

— Боюсь, что нет.

— Ничего, долго ждать Люси не придётся, — улыбнулась сестра и ушла.

Из кабинета вышла женщина с крупным, злобным короткошёрстным котом на руках.

Шерсть свежеокрещенной Люси встала дыбом. Она издала звук, который означал, что кровь еe вскипела. Кот сразу завыл. В глотках псов урчали двусмысленные комментарии.

— О, Господи, — вздохнула женщина и покосилась на мистера Уиплстоуна. — Будет лучше, если мы исчезнем. Тихо, Бардольф, не глупи.

Когда они ушли, Люси задремала, и миссис Монфор спросила:

— Ваша кошка очень больна?

— Вовсе нет, — возмутился мистер Уиплстоун и пояснил, что Люси просто бродячая сиротка.

— Как мило с вашей стороны, так о ней заботиться, — похвалила его миссис Монфор. — Люди по большей части недобры к животным. И меня это так огорчает… Такова уж я уродилась… — она посмотрела на него в упор. — Меня зовут Китти Монфор. А мой муж — тот военный с красным лицом. Полковник Монфор.

Мистер УИплстоун, загнанный в угол, пробурчал своё имя.

От миссис Монфор пахло крепкими духами и джином.

— Знаю, — кокетливо продолжала она, — вы наш новый сосед из дома номер один по Уол. Я вас знаю, по пятницам к нам приходят ваши Чаббы.

Мистер Уиплстоун, как истинный джентльмен, поклонился, насколько ему позволила клетка.

Миссис Монфор улыбнулась ему и положила руку в перчатке на клетку. Двери за спиной мистера Уиплстоуна открылись. Улыбка на губах миссис Монфор вдруг погасла, словно кто-то прикол ей булавкой уголки губ. Отдёрнув руку, она уставилась прямо перед собой.

С улицы вошёл абсолютно чёрный человек в ливрее с белой афганской борзой на роскошном поводке. Остановившись, он огляделся. Возле миссис Монфор с другой стороны было свободное место. Все ещe упрямо глядя прямо перед собой, она вдруг подвинулась на скамье, чтобы ни с одной стороны места для негра не осталось. Мистер Уиплстоун, разумеется, тут же увеличил расстояние от себя до миссис Монфор и жестом предложил мужчине садиться. Тот сказал: — Благодарю вас, сэр, — и остался стоять, даже не взглянув на миссис Монфор. Пёс принюхался к клетке. Люси продолжала спать.

— На твоём месте я бы к ней не приближался, дружище, заметил мистер Уиплстоун. Пёс помахал хвостом, и мистер Уиплстоун его погладил. — Я тебя знаю, — заметил он. — Ты из посольства, верно? И зовут тебя Аман. — Он взглянул на мужчину, который привёл пса, тот слегка поклонился.

— Люси Локкет! — весело пригласила сестра. — Можете войти.

Осмотр был краток, но результативен. Люси Локкет было около семи месяцев, температура нормальная, она не страдала ни паразитами, ни паршой, ни лишаем, хотя и была сильно истощена. Тут ветеринар замялся.

— У неe на теле шрамы, — сказал он, — и сломано ребро, которое зажило само. Бедняжка была очень запущена, полагаю, что с ней дурно обращались. — При виде потрясённого мистера Уиплстоуна врач добавил: — Лекарства и хорошее питание быстро поставят еe на ноги.

Ещё он добавил, погладив против шерсти и осмотрев как следует, что она стерилизована, что это наполовину сиамская кошка, наполовину Бог весть что, потом посмеялся белому кончику еe хвостика и сделал прививку.

Люси отнеслась к мучительным процедурам с полнейшим безразличием. Но очутившись на свободе, прыгнула в объятия своего спасителя и выдала свой коронный трюк: просунула головку ему под пиджак и устроилась на его груди.

— Она вас полюбила, — заметил ветеринар. — Кошки знают, что такое благодарность, особенно самочки.

— Я ничего о них не знаю, — поспешно заявил мистер Уиплстоун.

По дороге из консультации он заглянул в магазин и купил для Люси корзинку для спанья, фарфоровую миску с наклейкой «кошачье счастье», гребень, щётку и ошейник, на который велел прикрепить бирку:" Люси Локкет, Каприкорн Уол, 1, "и со своим телефонным номером. Продавщица показала ему красную прогулочную попонку и объяснила, что проявив терпение, можно научить Люси в ней ходить. Потом надела е на Люси сама, и результат получился настолько эффектным, что мистер Уиплстоун купил и еe.

Оставив там клетку, пообещав, что зайдёт за ней позднее, нагруженный покупками, с Люси, спрятанной под плащом, он поспешил домой, готовясь мобилизовать все свои дипломатические способности для разговора с Чаббами, и понятия не имея, что несёт под пиджаком свою судьбу.

III

— Какой прекрасный вечер, — заметил мистер Уиплстоун, повернувшись к хозяйке и чуть склонившись в лёгком поклоне. Некоторой манерностью он был обязан своей профессии. — Я чувствую себя у вас великолепно.

— И на здоровье, выпейте, — предложил Аллен. — Я вас предупреждал, что приглашаю с известным умыслом.

— Я готов. Портвейн у вас превосходен.

— Я оставлю вас одних, — предложила Трой.

— Нет, останься, — возразил Аллен. — Мы сами тебя отправим, если наткнёмся на нечто тайное или секретное. А твоё общество — такое удовольствие! Не так ли, мистер Уиплстоун?

Мистер Уиплстоун стал распространяться о том, какое счастье, что он может вечер за вечером наслаждаться шедевром Трой, висящим над камином, И даже встретиться с самой художницей в домашней обстановке. Слегка запутавшись в комплиментах, он все-таки отважно выбрался.

— А когда вы откроете, какой же умысел имели в виду? спросил он, приходя сам себе на помощь.

— Перейдём к делу! — предложил Аллен. — У нас это займёт немало времени.

По предложению Трой портвейн перенесли в еe ателье и расселись перед широким окнами с видом на сад, погружавшийся в полутьму.

— Хочу, чтобы мы немного поразмыслили, — начал Аллен. — Вы, случайно, не эксперт по Нгомбване?

— Эксперт по Нгомбване? — повторил мистер Уиплстоун. — Вы меня переоцениваете, дорогой. В молодости я провёл там три года.

— Я полагал, что недавно, когда они добились независимости…

— Да, некоторое время я там был. Меня послали в тот период, когда завязывались первые контакты с новой властью, в основном потому, что я владею местным языком. Собственно, мне это дело в известной степени просто повесили на шею.

— И вы их завязали?

— Ну, частично, — он взглянул поверх края бокала на Аллена. — Надеюсь, вы не перешли в Особый отдел?

— Нет, не перешёл. Но можно сказать, что меня неофициально попросили о сотрудничестве.

— Речь идёт о предстоящем визите?

— Да, черт возьми. О мерах безопасности.

— Да, нелёгкая задача. Между прочим, вы же, кажется, коллега президента по… — мистер Уиплстоун вдруг запнулся. Надеюсь, вы поговорите с ним как старый друг?

— Господи, вы в самом деле схватываете на лету! — воскликнула Трой, и он ей благодарно поклонился.

— Я встретился с ним три недели назад, — сообщил Аллен.

— В Нгомбване?

— Да. Приехал как старый товарищ, попросить его по-хорошему.

— И вы чего-нибудь добились?

— В общем-то толком ничего. Он обещал, что не станет вмешиваться в меры безопасности, но что в самом деле имелось в виду, знает только он сам. Должен сказать, что иногда он становится просто непереносим.

— Вы полагаете? — спросил мистер Уиплстоун, откинулся назад и стал поигрывать моноклем, раскачивая тот на шнурке. Аллен понял, что это была его излюбленная поза за столом переговоров. — Ну, мой милый Родерик?

— Хотите знать, что мне от вас нужно?

— Вот именно.

— Я буду крайне вам признателен, если вы — как сейчас говорится — помогли мне представить положение в Нгомбване. Разумеется, с вашей точки зрения. Мне интересно, к примеру, сколько по вашему людей желает Бумеру смерти.

— Бумеру?

— Это школьное прозвище его превосходительства. Он непрестанно поминал его.

— Оно ему идёт. Ну, если так навскидку и чисто приблизительно — по крайней мере тысяч двести.

— Господи Боже! — воскликнула Трой.

— Могли бы вы припомнить какие-то фамилии? — спросил Аллен.

— Скорее нет. Ведь я не знаю ничего конкретного. Все в общих чертах, как это часто бывает в африканских странах. В первую очередь — нгомбванские политики, которых президент отстранил от власти. Те, которые пережили переворот, сидят в тюрьме или эмигрировали к нам и ждут, пока его свергнут или прикончат.

— Особый отдел утверждает, что располагает подробным списком таких людей.

— Возможно — сухо согласился мистер Уиплстоун. — Так же думали и мы. Но потом в один прекрасный день на Мартинике до тех пор совершенно неизвестный человек с фальшивым британским паспортом выстрелил в президента из пистолета. Не попал и вслед за этим выстрелил в себя — и более успешно. Ни в каком списке он не значился и его истинную личность так никогда и не установили.

— Об этом я напомнил Бумеру.

Мистер Уиплстоун шутливо обратился к Трой:

— У него куда больше информации, чем у меня, и куда подробнее. Чего он от меня хочет?

— Понятия не имею. Но пожалуйста, продолжайте. Мне очень интересно.

— Среди его африканских врагов, разумеется, есть и экстремисты, которым не по нраву его умеренность, да ещe то, что он отказался вымести метлой всех еспропейских советников и специалистов. Кроме того, там уйма чёрных националистов-террористов, которые сражались за независимость, но теперь полны решимости уничтожить режим, который сами помогали создавать. Неизвестно, сколько у них сторонников, хотя наверняка немало. Но вы-то все это знаете, дорогой мой друг.

— Ведь он избавляется от все большего количества белых, не так ли? Хотя и с неохотой.

— Его вынуждают экстремистские движения.

— Вот тут мы, собственно, коснулись хорошо известного, и даже неизбежного процесса, — заметил Аллен. — Президент национализирует все иностранные предприятия и присваивает имущество многих европейских и азиатских колонистов. Они оказываются самыми заклятыми противниками его режима.

— Да. И многие из них имеют реальную причину его ненавидеть. Для людей в возрасте это означало катастрофу. От их прежней жизни и так уже мало что осталось. — Мистер Уиплстоун потёр нос. — Должен признать, — добавил он, — что некоторые из нас и в самом деле не слишком приятные люди.

— К чему этот визит? — спросила Трой. — Я имею в виду Бумера?

— Официальная причина — переговоры с Уайтхоллом о том, что нужно его стране для дальнейшего развития.

— Уайтхолл настроен оптимистично, — сказал Аллен. — А у людей из Особого отдела уже сейчас болит голова, они лишились сна и страдают от недобрых предчувствий.

— Вы сказали, мистер Уиплстоун, официальная причина, вмешалась Трой.

— В самом деле, миссис Аллен? Ну, в общем да. В заслуживающих доверия кругах говорят, что приезжает он вести переговоры с конкурирующими фирмами о передаче им нефтяных месторождений и медных рудников из рук бывших владельцев, которые ценой огромных затрат оснастили их новейшим оборудованием.

— Ну вот мы и дошли до сути! — воскликнул Аллен.

— Я не утверждаю, — деликатно добавил мистер Уиплстоун, что лорд Кэрнли, или сэр Джулиан Рэйфель, или кто-нибудь из их партнёров собираются убить президента. Но за этими высокими особами скрывается толпа разъярённых акционеров, чиновников и сотрудников.

— И среди них вполне может найтись тип, способный взяться за оружие. Ну, а кроме людей, у которых есть тот или иной мотив, — продолжил Аллен, — есть те, которых полиция больше всего не любит: фанатики. Люди, которые ненавидят чёрный цвет, одинокая женщина, которой каждую ночь снится чёрный насильник, мужчина, которому Антихрист видится с чёрным лицом или которому кажется, что чернокожий сосед угрожает его собственности или жизни. Чёрный для них — символ зла, и баста.

— А члены «Блэк Пауэр» то же самое думают о белых, — перебила Трой. — Просто какая-то война предрассудков.

Мистер Уиплстоун чуть кашлянул и вернулся к портвейну.

— Хотел бы я знать, что таит в душе старик Бумер, — заметил Аллен.

— Ну не к тебе же, — возразила Трой, и поскольку он не ответил, спросила: — Не веришь?

— Дорогой Аллен, если я верно понял, вы утверждали, что он акцентировал ваше старое знакомство?

— Ох, да. Просто сходил с ума. Ужасно жаль, если выяснится, что за сладкими речами скрывалось нечто иное. С моей стороны неприлично так говорить?

— Наихудшая ошибка, — заметил мистер Уиплстоун, — делать преждевременные выводы об отношениях, которые пока толком не проявились.

— Ну и какие это отношения?

— Гм… Может быть, никакие. Мы с вами строим версии и предположения, а все это может быть ни к чему,

— Он кое-что пытался сделать, — сказал Аллен. — Поначалу пытался строить какое-то многорассовое общество. Думал, что оно сможет функционировать.

— Ты разговаривал с ним об этом? — спросила Трой.

— Ни слова на эту тему. Даже речи не было. Мне пришлось действовать весьма осторожно. У меня такое впечатление, что меня он принял так любезно потому, что хотел как-то компенсировать все то ужасное, что творится у него под носом.

— Вполне возможно, — согласился мистер Уиплстоун. — Кто знает?

Аллен вынул из нагрудного кармана сложенный лист бумаги.

— Особый отдел дал мне список фирм и особ, которым придётся убираться из Нгомбваны, с примечаниями о всех фактах их биографий, которые могли возбудить подозрение.

Он уставился в бумагу, потом спросил:

— Говорит вам о чем-нибудь фамилия Санскрит? — спросил он. — Х. и К. Санскрит, если говорить точнее. Господи, дружище, что с вами?

Мистер Уиплстоун что-то невнятно выкрикнул, уронил монокль, всплескнул руками и хлопнул себя по лбу.

— Эврика! — восторженно вскричал он. — Вот оно! Наконец-то! Наконец!

— Прекрасно, — согласился Аллен. — Я рад это слышать. Что вы вспомнили?

— "Санскрит, импорт-экспорт Нгомбвана трейдинг компани".

— Да, есть такая фирма. Или точнее была.

— На улице Эдуарда YII.

— Да, я видел; только сейчас называется как-то иначе. А Санскритов выгнали. Почему это вас так взволновало?

— Потому что вчера вечером я их видел.

— Вы их видели?

— Да, это должны быть они. Похожи, как два толстых поросёнка.

— Они? — переспросил Аллен и переглянулся с женой.

— Но как я мог забыть? — с ораторским пафосом воскликнул мистер Уиплстоун. — Когда я был в Нгомбване, каждый день проходил мимо этого здания.

— Вижу, мне не стоит вас прерывать.

— Дорогая миссис Аллен, дорогой Родерик, простите меня, прошу вас, — розовея, извинялся мистер УИплстоун. — Я должен объяснить вам, как обстояло дело…

И он подробно рассказал им о гончарной мастерской и посетителях мистера Шеридана.

— Вы должны признать, — воскликнул он в заключение, — что это единственное в своём роде стечение обстоятельств!

— Вполне возможно, — согласился Аллен. — Хотите послушать, какую информацию о Санскритах имеет особый отдел?

— Разумеется.

— Это краткая выписка из того, что ребята Гибсона нашли в полицейской картотеке.

— Санскрит Кеннет, — Господи ты Боже, — возраст — приблизительно 58. Рост 5 футов 10 дюймов. Вес 164 килограмма. Исключительно толстый тип. Блондин. Длинные волосы. Одежда: эксцентрично-ультрасовременная; браслеты, в том числе на ноге. Ожерелья. Косметика. Вероятно, гомосексуалист. В одном ухе серьга. Происхождение: неизвестно. Якобы голландец. Имя, вероятно, фальшивое. В 1940 году в Лондоне уличён в мошенничестве, связанном с оккультизмом. Приговор: три месяца. В 1942 году подозревался в торговле наркотиками. С 1950 года поставщик керамики, драгоценностей и галантереи в Нгомбвану. Крупная процветающая компания. Владела многими торговыми и административными зданиями, которые теперь принадлежат различным нгомбванским фирмам. Убеждённый сторонник апертеида. Подозревался в сотрудничестве с антинегритянскими и антиафриканскими экстремистами. Единственный известный родственник: сестра, в настоящее время его деловой партнёр, гончарная мастерская и магазин «Поросятки», Каприкорн Мьюс, 3.

— Вот видите! — развёл руками мистер Уиплстоун.

— Ну, далеко мы не продвинулись. И нет особых оснований полагать, что Санскрит представляет угрозу безопасности президента. То же можно сказать об остальных, включённых в список. Взгляните сами. Может быть, ещe что-то припомните? Вдруг обнаружится ещe какое-то странное стечение обстоятельств?

Мистер Уиплстоун надел очки и заглянул в список.

— Да, — признал он сухо, — тут можно найти немало людей, разочарованных и огорчённых развитием событий в Африке. И тех, которых лишили собственности. Больше мне добавить нечего. Боюсь, дорогой друг, что уже ничем не смогу вам быть полезен. Мы выяснили только, что один из ваших потенциальных подозреваемых — мой сосед. Больше мне ничего не приходит в голову. Ненадёжный я человек, и боюсь, бесполезный.

— Ну, никогда заранее не известно, — весело бросил Аллен. — Между прочим, посольство Нгомбваны тоже где-то в ваших краях, верно?

— Да, разумеется. Временами я встречаю старого Карумбу. Это их посол. Мы оба любим прогуляться, обычно в одно и то же время. Очень милый старик.

— Он озабочен?

— Похоже, ужасно.

— Вы правы. Угодил как кур во щи и не знает, как выбраться. Особому отделу он наделал немало проблем. Прорывался даже ко мне. Несмотря на то, что заботы о безопасности государственных деятелей — вовсе не моё хобби. Ему есть чего бояться! Я знаю Бумера, и этим все сказано. А он от меня хочет, чтобы я учил Особый отдел их собственной работе. Только представьте! Будь по его, в каждой мусорной урне пришлось бы ставить тревожную сигнализацию, а агентам — прятаться под постелью Бумера. Должен признать, я его понимаю. Ведь он хочет устроить приём. Полагаю, что и вы приглашены.

— Да, приглашён, А вы?

— Мне предстоит выступить в роли школьного товарища Бумера. И Трой приглашена тоже, — сообщил Аллен, ласково положив руку ей на плечо.

Они помолчали.

— Разумеется, — заговорил наконец мистер Уиплстоун, — в Англии такого не бывает. На приёмах и вообще. Безумец, спрятавшийся в кухне, или где это было…

— В окне на верхнем этаже склада…

— Вот именно.

Зазвонил телефон, и Трой пошла снять трубку.

— Придётся привыкнуть к мысли, что всегда что-то должно случиться в первый раз, — вздохнул Аллен.

— Глупости, — возразил мистер Уиплстоун. — Глупости, дорогой друг. Глупости, и все! Говорю я вам, — убеждённо добавил он, — это невозможно.

— Будем надеяться.

Трой вернулась.

— Посол Нгомбваны, — сообщила она. — Хочет о чем-то поговорить с тобой, милый.

— Прости Господь его седую курчавую голову, — пробурчал Аллен и возвёл очи горе. Шагнул к дверям, но остановился. Ещё одно стечение обстоятельств, касающихся вашего Санскрита, Сэм. Полагаю, его видел и я. Три недели назад в Нгомбване, перед его бывшими владениями, с браслетом на ноге и кольцами в ушах. Это должен был быть Санскрит, разве что тем раскормленным голландцем с бусами и русыми кудрями был я сам.

IV

Чаббы против Люси ничего не имели.

— Если она не больна, мне все равно, — сказала миссис Чабб. — По крайней мере, хоть мышей не будет.

За неделю Люси удивительно окрепла. Шёрстка у неe теперь лоснилась, глазки блестели и вся она изрядно округлилась. Её преданность мистеру Уиплстоуну становилась все более очевидной, а он доверил дневнику, что боится превратиться в старого болвана, обожающего кошек." — Удивительно фальшивое животное, — писал он, — но признаюсь, что мне льстит его внимание. Ведёт она себя прекрасно." Прекрасное поведение состояло в том, что она повсюду ходила за ним, а стоило ему хоть на час удалиться, встречала так, словно он вернулся минимум с северного полюса, что шлялась по дому, задрав хвост и изображала изумление, с ним встречаясь, и во внезапных проявлениях преданности, при которых она сжимала передними лапами его руку, царапала еe задними, прикидываясь, что дерётся с нею, а потом начинала жалеть, тереться и облизывать.

Она категорически отказалась привыкать к красной попонке, но когда мистер Уиплстоун выбирался на вечернюю прогулку, обязательно к нему присоединялась; в первый раз это его поразило. Но хотя она вечно уносилась вперёд и выскакивала на него из всяческих укрытий, на проезжую часть Люси не выбегала и они скоро привыкли к совместным прогулкам.

Тревожила его только одно, да и то весьма странное обстоятельство. Люси всегда спокойно проходила по Каприкорн Мьюс до гаража, стоявшего в тридцати ярдах от мастерской глиняных поросят. Но оттуда ни за что на свете не хотела двигаться дальше. Либо одна возвращалась домой, либо проделывала свой привычный трюк и прыгала мистеру Уиплстоуну на руки. Каждый раз он ощущал, как она дрожит, и очень расстраивался. Полагая, что она помнит о несчастном случае, не был полностью удовлетворён этим объяснением.

«Наполи» они избегали из-за собак, привязанных перед магазином, но однажды, когда в магазине не было клиентов, а снаружи собак, Люси проскользнула внутрь. Мистер Уиплстоун извинился и забрал еe на руки. С супругами Пирелли он уже подружился, и разумеется о ней рассказывал. Отреагировали те как-то странно: выкрикивали «poverina» и издавали звуки, какими итальянцы подзывают кошек. Мадам Пирелли протянула палец и засюсюкала. Она сразу заметила белый кончик хвоста и принялась внимательно его разглядывать, что-то бросив по-итальянски супругу. Мистер Пирелли мрачно кивнул и раз десять повторил «si».

— Вы еe узнали? — спросил удивлённый мистер Уиплстоун. Супруги подтвердили. Миссис Пирелли плохо говорила по-английски. Женщина крупная, теперь она казалась ещe здоровее, поскольку устроила нечто вроде маленькой пантомимы: согнула перед собой обе руки и надула щеки. Потом кивнула в сторону пассажа.

— Вы имеете в виду ту особу из гончарной мастерской? воскликнул мистер Уиплстоун. — Хотите сказать, что кошка принадлежит ей?

Миссис Пирелли сделала другой древнейший жест: перекрестилась и приложила руку к сердцу.

Мистер Уиплстоун непонимающе пожал плечами.

— Моя жена говорит: злые, жестокие люди, — пояснил мистер Пирелли. — Не возвращайте им вашу маленькую кошечку.

— Нет, — в смятении заверил мистер Уиплстоун. — Не верну. Спасибо вам. Ни за что.

С того дня он уже не брал Люси на Мьюс.

Миссис Чабб Люси восприняла как что-то вроде мебели и в связи с этим проделывала с ней свой обычный ритуал: тёрлась об ноги. Чабба она полностью игнорировала. Большую часть времени проводила в саду за домом, неистово гоняясь за воображаемыми бабочками.

Через неделю после визита к Алленам в половине десятого утра мистер Уиплстоун сидел в салоне, разгадывая кроссворд в «Таймс». Чабб вышел за покупками, а миссис Чабб, закончив хлопотать на кухне, убирала в цокольном этаже у бывшего владельца дома. Мистер Шеридан, который чем-то занимался в Сити, как понял с его слов мистер Уиплстоун, до полудня дома не бывал. В одиннадцать миссис Чабб должна была вернуться, чтобы приготовить обед мистеру Уиплстоуну.

Все шло по заведённому порядку.

Мистер Уиплстоун раздумывал над исключительно сложным словом, как вдруг его внимание привлёк странный звук. Словно Люси держала что-то в зубах и пыталась при этом мяукать. Она вошла в комнату, пятясь словно рак, не поднимая головы приблизилась к мистеру Уиплстоуну и положила ему на ногу что-то тяжёлое. Потом села, голову склонила набок и уставилась ему в глаза, издавая при этом тот самый вопросительный звук, который его так очаровывал.

— Господи, что это у тебя? — спросил он, поднимая вещицу.

Это был медальон из обожжённой глины, небольшой, но тяжёлый. Должно быть, он изрядно натрудил еe крохотные челюсти. Глиняная рыбка, с одной стороны покрытая белой глазурью, держащая в пасти собственный хвост.

Сверху была дырочка.

— Где ты это нашла? — строго спросил мистер Уиплстоун.

Люси приподняла лапку, кокетливо глянула из-под неё, а потом, как ни в чем не бывало, вскочила и вышла из комнаты.

— Маленькое чудовище, — пробурчал он. — Наверняка это вещь Чаббов.

Когда миссис Чабб вернулась, мистер Уиплстоун подозвал еe и показал медальон.

— Это ваше?

У той был свой способ избежать немедленного ответа, и она уже не раз им пользовалась. Он держал вещицу у неe под носом, но она еe не замечала.

— Притащила кошка, — пояснил мистер Уиплстоун равнодушным тоном, каким каждый раз поминал Люси Локкет при Чаббах. — Не знаете, откуда это?

— Полагаю… Полагаю, это мистера Шеридана, сэр, — наконец сказала миссис Чабб. — Одна из его безделушек. Когда я там убираю, кошка вечно влезает в открытое окно. Вот и нынче тоже. Я никогда вам не говорила…

— Вот как! Черт возьми! Придётся еe наказать. Можете отнести это обратно, миссис Чабб? Неприятно, если вдруг пропадёт…

Миссис Чабб судорожно сжала в пальцах глиняную рыбку. Мистер Уиплстоун смотрел на неe с растущим удивлением. Щеки, всегда румяные, как яблочки, ужасно побледнели. Он уже хотел спросить, не дурно ли ей, но прежде чем решился, кровь вновь прилила к еe лицу.

— С вами все в порядке, миссис Чабб? — осведомился он.

Казалось, она хочет что-то сказать. Губы шевельнулись, но она прикрыла их пальцами. И наконец выговорила:

— Я никогда не имела привычки спрашивать об этом, но полагаю, вы нами довольны?

— Разумеется, — поспешил заверить он. — Все идёт как по маслу.

— Спасибо, сэр, — сказала она и вышла.

«Видимо, хотела она сказать совсем другое, — подумал мистер Уиплстоун, и в душе добавил: — Лучше бы она отнесла эту чёртову вещицу на место.»

Но миссис Чабб уже возвращалась. Перейдя в столовую, он следил в окно, как она спускается по лестнице в сад за домом и исчезает в квартире мистера Шеридана. Через несколько секунд услышал, как хлопнула дверь и увидел, как она возвращается.

Белая глиняная рыбка. Медальон. Не стоит думать, что все уже когда-то случалось, что он все уже когда-то видел или слышал. Существует научное объяснение такой ошибки. Одна часть человеческого мозга работает на одну биллионную долю секунды быстрее другой, или это как-то связано с временными спиралями, — он не знал. Правда, если речь идёт о Санскрите, тут все ясно: в прошлом он наверняка встречал где-то его фамилию. И просто позабыл.

Возбуждённая Люси вновь примчалась к нему. Влетела в комнату, словно за ней сам черт гнался, стремительно остановилась, прижав ушки и делая вид, что видит мистера Уиплстоуна впервые: Господи! Это вы?

— Поди сюда! — резко бросил он.

Люси прикинулась, что не слышит. Незаметно подкралась ближе, сразу прыгнула ему на колени и принялась мурлыкать.

— Не смей шляться по чужим квартирам и воровать глиняных рыбок, — сказал он, потрепав еe за шкирку.

На том все и кончилось.

Через пять дней, в один из тёплых вечеров, Люси опять украла глиняный медальон и положила его к ногам хозяина.

Мистер Уиплстоун не знал, сердиться или посмеяться над Люсиным упорством. Он отчитал кошку, но та вела себя так, словно думала совсем об ином. Он был в растерянности — то ли опять попросить миссис Чабб вернуть глиняную безделушку на место, но потом решил на этот раз сходить самому.

Мистер Уиплстоун перевернул медальон. На обратной стороне был выжжен какой-то знак, вроде волнистого"Х". Вверху — отверстие, похоже для шнурка. Обыкновенная маленькая безделушка, видимо какой-то сувенир.

Мистер Шеридан был дома. Свет из открытого кухонного окна освещал сад, свет пробивался и между шторами в гостиной.

— Ты просто чудовище, — укорил мистер Уиплстоун Люси Локкет.

Сунув медальон в карман пиджака, он вышел из дому и сделал несколько шагов по тротуару, потом открыл кованную калитку и стал спускаться по крутой лестнице к дверям мистера Шеридана. Люси, которая решила, что они вышли на вечернюю прогулку, поспешила вперёд, проскользнула у него под ногами, сбежала по лестнице и исчезла за подстриженным тиссом.

Мистер Уиплстоун позвонил.

Дверь открыл сам Шеридан. Свет из холла бил ему в спину, так что лицо оставалось в тени. Двери в квартиру были открыты и мистер Уиплстоун заметил, что там опять гости. Два кресла, которые он видел, стояли к нему спинками, но над ними виднелись чьи-то головы.

— Я должен извиниться, — начал мистер Уиплстоун, — не только за то, что вас беспокою, но и… — он полез в карман и вытащил медальон. — Но и за это.

Реакция мистера Шеридана странно походила на реакцию миссис Чабб. Он словно превратился в соляной столп. Несколько секунд стояла тишина, и они казались бесконечными. Потом мистер Шеридан произнёс:

— Не понимаю, вы…

— Полагаю, мне следует объяснить, — перебил его мистер Уиплстоун и рассказал все по порядку.

Пока он говорил, один из гостей, сидевших в креслах, обернулся. Мистер Уиплстоун видел только лоб и глаза, но не сомневался, что это миссис Монфор. Их взгляды встретились и миссис Монфор отвернулась.

Шеридан молча ждал, пока мистер Уиплстоун закончит. Но и потом не издал ни звука, не сделал даже движения, чтобы забрать свою собственность; руку он протянул только когда мистер Уиплстоун вновь подал медальон.

— Прискорбно, что это маленькое чудовище ходит за миссис Чабб в вашу квартиру. Полагаю, через кухонное окно. Мне очень жаль, — добавил мистер Уиплстоун.

Шеридан сразу встрепенулся.

— Не стоит извиняться, — зашепелявил он. — Не волнуйтесь. Эта вещица не имеет никакой ценности, как вы могли подумать. Я уберу еe куда-нибудь так, чтобы кошка не добралась. Спасибо, большое спасибо.

— Спокойной ночи, — распрощался мистер Уиплстоун.

— Доброй ночи, доброй ночи. Для этого времени года очень тепло, вам не кажется? Доброй ночи.

Нельзя сказать, что он закрыл дверь у мистера Уиплстоуна перед носом, но едва тот отвернулся, дверь захлопнулась.

Когда мистер Уиплстоун ступил на последнюю кованую ступеньку, его ждал новый сюрприз. Прямо навстречу ему улицу переходили Санскриты. В ту же секунду Люси, которая вышла из своего укрытия и тёрлась у его ног, как молния метнулась через улицу.

Через несколько секунд мистер Уиплстоун закрыл за собой калитку. Санскриты приближались, явно вновь направляясь в гости к Шеридану. И ждали, пока он пройдёт. Он ощутил их запах и снова оказался в Нгомбване. Что это было? Сандал? Там его добавляли в лампады, которые дымились на всех площадях. Мужчина выглядел как всегда странно. Размалёванный и разряженный, он казался ещe толще. А когда мистер Уиплстоун уже отворачивался, что заметил он на его невозможной шее? Медальон? Белую рыбку? Он толком не разобрал. Куда больше его беспокоила Люси. Та исчезла. Он боялся, что может потеряться. Не знал, то ли идти дальше, то ли звать еe, рискуя показаться смешным.

Пока он раздумывал, к нему приблизилась маленькая тень. Мистер Уиплстоун поманил, и Люси прижалась к нему, и как обычно прыгнула на руки. Он понёс еe по лестнице к своим дверям, приговаривая:

— Все в порядке, пойдём домой. Мы с тобой пойдём домой.

Войдя в салон, мистер Уиплстоун решил, что ему нужно чего-нибудь выпить. Столько событий за такое короткое время — нет, он слишком взволнован. Хуже всего была встреча с мистером Шериданом.

«Я его уже видел когда-то, — говорил он себе. — Нет, в тот раз, когда покупал дом, я не ошибся. Видел когда-то давно. Где-то далеко. И воспоминание не из приятных.»

Но память отказывала. Ещё некоторое время он безрезультатно ломал голову, потом допил бокал и, сдерживая возбуждение, позвонил своему приятелю суперинтенданту Аллену.

I

Здание, в котором помещалось посольство Нгомбваны, выстроили в своё время для промышленного магната эпохи короля Георга; для молодой африканской республики, по мнению мистера Уиплстоуна, оно было великовато. Когда истёк срок многолетней аренды, здание пустили в свободную продажу и его купили уполномоченные Бумера в Лондоне. За подобную резиденцию не стыдно было бы и великой державе.

Аллен наслаждался, разглядывая этот архитектурный шедевр. Несмотря на огромные размеры, здание не подавляло. В нем ощущался вкус к покою и простору. Почти весь первый этаж занимали помещения для посетителей. Из них открывался вид на обширный сад, в котором кроме всего прочего был даже небольшой бассейн. Прежние хозяева сад весьма запустили, но фирма «Вистас» с Бэронсгейт привела его в идеальный порядок. А еe дочерняя компания, «Декор и дизайн», тоже с Бэронсгейт, реставрировала интерьер.

— Они явно получили больше, чем могли ожидать, — заметил Аллен. — Вот, должно быть, вытаращили глаза, когда распаковали чемоданы.

Его спутником при осмотре дома был коллега из Особого отдела, суперинтендант Фред Гибсон, непрестанно напоминавший, что они тут по приглашению посла Нгомбваны и, собственно, находятся на нгомбванской территории.

— Можно сказать, они нас только терпят, — произнёс Гибсон с заметным ирландским акцентом. — Разумеется, они все ещe состоят в Содружестве, но в любой момент могут сказать «спасибо вам за все — и до свидания».

— Я знаю, Фред.

— Нет, я не рвусь к этой работе. Бог мне свидетель, она мне ни к чему. Но стоит его превосходительству высунуть нос за дверь — мы сразу отвечаем за его безопасность.

— Весьма прискорбная ситуация, — заметил Аллен. Когда-то давно они вместе начинали службу в полиции и очень хорошо друг друга понимали.

Теперь они стояли в огромной, словно бальный зал, приёмной, куда их проводил молчаливый африканец. Сам он удалился в противоположный конец помещения и замер неподвижно.

Аллен разглядывал неглубокую выгородку, занимавшую почти всю стену. Она была оклеена карминно-красными и золотыми обоями и заполнена всяческими нгомбванскими редкостями: щитами, масками, плащами, копьями, образовавшими своеобразную выставку военных трофеев. На полу, под развешенными предметами, стоял церемониальный барабан. Все пространство освещалось точечным рефлектором. Зрелище получилось впечатляющим; оно весьма напоминало те времена, когда этот дом построили и в Лондоне были модны статуи из Нубии и маленькие чёрные пажи в тюрбанах." — Бумер не разочаруется", — подумал Аллен.

Галерея для музыкантов тянулась вдоль трех сторон зала. Гибсон пояснил, что на ней разместится оркестр, а вместе с ним — четверо его людей

Шесть пар французских окон выходили в сад. Садовники фирмы «Вистас» создали в нем ложную перспективу; по обе стороны продолговатого бассейна высадили тиссы — впереди повыше, потом все ниже и ниже, в конце — совсем миниатюрные. Изменили и форму бассейна. В том конце, где стояли высокие деревья, он был широким, в противоположную сторону сужался. Обман зрения рассчитан был мастерски. Аллен когда-то читал, как Генри Ирвинг снимал «Корсиканских братьев». Прямо перед камерой стояли королевские гвардейцы шести футов ростом, а за ними — карлики.

«Тут впечатление будет обратным, — подумал он, — потому что в дальнем конце бассейна выстроили павильон, в котором вечером соберётся избранное общество: Бумер, посол и некоторые гости. Из зала они будут выглядеть, как Гулливер в Лилипутии. Бумера это весьма потешит.»

С Гибсоном они беседовали почти шёпотом, чтобы негр не слышал.

— Ну вот, видите, как обстоят дела, — сказал Гибсон. — Я вам коротко расскажу о принятых мерах. Приём будет проходить в зале на первом этаже. Потом продолжится в этом чёртовом саду. На верхние этажи доступ будет открыт только здешнему персоналу, об этом мы позаботимся. На каждой лестнице разместятся наши люди. Да… Как видите, холл за нами немного ниже, чем зал, а сад прямо перед нами, за окнами. Налево — остальные помещения: малый салон, столовая, которую смело можно назвать банкетным залом, и наконец кухня и канцелярия. Направо — дамский салон, и возле него, за этой выставкой скобяного товара, — Гибсон показал на нгомбванские трофеи — дамский туалет. Разумеется, верх изысканности. Ковры — так что ноги в них тонут. Мягкие кресла, туалетные столики. К услугам дам все, чем там они себя размалевывают, и прислуга. Самих туалетов тут четыре, в них есть окна с видом в сад. Сомневаюсь, что оттуда можно стрелять по павильону, мешают деревья. Но все равно там будет надёжная женщина, наш сержант.

— Под видом прислуги?

— Если не возражаете.

— Ладно; а где мужской туалет?

— По другую сторону от входного холла. Вход в него через курительную комнату, или что-то в этом духе. Там есть даже бар. Из окон в туалетах вполне прилично виден павильон. Потому мы приняли соответствующие меры предосторожности.

— А что с садом?

— Тут чертовская проблема. Сплошные деревья и кусты, проворчал Гибсон.

— Вокруг кирпичная стена, верно? Достаточно высокая?

— Да, и поверху стальные шипы. В последний момент мы все обстоятельно проверим, это наша первоочередная задача. Дом, сад, все вообще. И весь персонал. Обслуживать банкет будет старая фирма «Костад и Си» из Мейфера. Роскошное заведение с тщательно подобранным персоналом. Все их люди пользуются максимальным доверием. И много лет работают в фирме.

— Разве при таких чрезвычайных обстоятельствах они не привлекают дополнительные силы?

— Да, но утверждают, что среди них нет никого, кто бы не заслуживал доверия.

— А как насчёт… — Аллен едва заметно кинул в сторону мужчины в ливрее, который смотрел в окно.

— Нгомбванцы? Тут всем заправляет один из них. Кончил школу в Англии и стажировался в первоклассном отеле в Париже. Наилучшие рекомендации. Остальной персонал посольства набирали в Нгомбване, по крайней мере мне так сказали. Не знаю, имеет ли это вообще какой-то смысл при тех отношениях, которые там царят. Всего их человек тридцать, но добавятся люди из президентской свиты. Все они будут стоять здесь, чтобы создать эффектное зрелище. Вряд ли от них будет ещe какой толк. Парень у окна — краем рта шепнул Гибсон, глотая слова, — нечто исключительное, что-то вроде президентского личного телохранителя. Появляется на всяких торжествах, наряжённый как каннибал, и носит чертовски большое церемониальное копьё. Нечто вроде носителя королевского меча; впрочем, вам лучше знать, как это называется. Он прибыл заранее вместе с частью президентской свиты. Президентский самолёт, как вы конечно знаете, приземлится завтра в одиннадцать утра.

— Как ведёт себя посол?

— Дрожит от страха.

— Бедняга.

— Сейчас он с головой ушёл в подготовку к приёму, и особенно трясётся над мерами безопасности. Мы тут по его приглашению.

— Он звонит мне каждую минуту. Явно рассчитывает на то, что я знаком с их норовистым главарём.

— Между прочим, я вам позвонил по той же причине, — подчеркнул Гибсон. — И уж если вы тут будете как гость… Простите мою фамильярность, но ситуация требует…

— Черт возьми, что же вы от меня хотите? Чтобы я бросался закрывать Бумера грудью каждый раз, когда что-то зашелестит в кустах?

Оба помолчали.

— Я не думаю, что у вас возникнут какие-то проблемы, продолжал Гибсон начатую мысль. — Нет, по крайней мере не на приёме. По-настоящему я боюсь лишь его приходов и уходов. Полагаете, он будет с нами сотрудничать, как обещал, и не станет нигде шляться без нашего ведома?

— Будем надеяться. Какова программа вечера?

— Все начнётся в парадном холле. Президент будет стоять на ступенях лестницы, ведущей в его апартаменты. Этот парень с копьём займёт место у него за плечами, посол справа, остальные сотрудники посольства в нескольких шагах за ним с левой стороны. Личная охрана образует кордон от входа до самого президента. Вооружены они будут пистолетами.

Охрану от автомашины до входа обеспечат восемь моих людей. Ещё двенадцать разместятся в холле и прилегающих помещениях. Они будут в ливреях. Люди все надёжные. Я договорился с сотрудниками Костада, что им найдут какую-нибудь работу; пусть разносят шампанское и бутерброды, чтобы лучше вписываться в общую картину.

— Что потом?

— К 9. 30 начнут собираться гости. О приходе каждого объявит дворецкий. Они станут подниматься по проходу между охранниками, посол их представит президенту, после обмена рукопожатиями все пройдут внутрь. На галерее будут играть ребята Луиса Франчини, я их уже проверил. На помосте перед этим складом железа установят столики для официальных гостей. Другие столики разместят вдоль стен.

— И всем нам некоторое время предстоит тут разгуливать, верно?

— И притом попивать шампанское, — бесцветным тоном добавил Гибсон. — До десяти часов. Потом откроются французские окна и прислуга, включая моих людей, станет настойчиво приглашать вас выйти в сад.

— И вот тут у вас начнётся головная боль, верно, Фред?

— Черт возьми, да только поглядите!

Через французское окно они вышли в сад. Дом отделяла от бассейна узкая терраса. По берегам шли мощёные дорожки, а за другим концом водной глади возвышался павильон, элегантный шатёр из полосатой ткани, подпёртый огромными копьями с роскошными султанами из перьев. Стулья для гостей были размещены по обе стороны на этом конце бассейна, а позади возвышались деревья, которые Гибсон так ужасно ненавидел.

— Разумеется, — хмуро заявил он, — вся эта чёртова иллюминация будет включена. Заметьте, и она в направлении павильона уменьшается. Все рассчитано на эффект. Нужно признать, они славно поработали.

— По крайней мере будет светло.

— Не волнуйтесь, ненадолго. Наступит черёд музыкальных номеров и кинофильма. Перед зданием натянут экран, проектор поместят на подставку в дальнем конце бассейна. А когда начнётся показ, погаснет весь свет, кроме декоративного светильника в павильоне, который осветит его превосходительство так, что промахнётся только слепой.

— И долго это будет продолжаться?

— Говорят, минут двадцать. Потом покажут какой-то воинский танец под аккомпанемент туземных барабанщиков, затем придёт очередь ещe пары номеров с пением. Вся программа займёт около часа. Потом вы все отужинаете в банкетном зале. И лишь потом, если Бог даст, спокойно отправитесь домой.

— Вы не могли уговорить их несколько изменить план?

— Безнадёжно. Его авторы — сам главный штаб.

— Тот, что в Нгомбване, Фред?

— Да. Двое ребят из фирм «Вистас» и «Декор и дизайн» летали туда с планами и фотографиями. Президент их внимательнейшим образом изучил и продумал все в деталях. Даже прислал одного из своих соглядатаев проверить, все ли сделано по его хотению. Полагаю, что даже посол не в силах что-то изменить. А как вам это понравится? — В голосе Гибсона прозвучала гневная нотка. — Посол настойчиво потребовал, чтобы мы держались подальше от павильона. Это приказ президента и обсуждению не подлежит.

— Бумер в своём репертуаре!

— Он нас хочет выставить дураками. Я спланировал меры безопасности, чтобы услышать, что президента они не интересуют. Все бы можно было устроить, найди я хоть кого-то, пожелавшего меня выслушать.

— А что, если пойдёт дождь?

— Весь этот цирк переместится внутрь.

— Будем молиться за пасмурную ночь.

— Верно, будем.

— Посмотрим наверху.

Они осмотрели роскошные верхние этажи, сопровождаемые нгомбванским носителем копья, который держался на все большей дистанции, но ни разу их не оставил одних. Аллен пару раз пытался с ним заговорить, но казалось, что тот либо слабо, либо вообще не знает английского. Держался он с достоинством, но непроницаемо.

Гибсон опять повторил, какие меры безопасности приготовил на завтра, и Аллен в его планах не нашёл никаких ошибок. Особый отдел в полиции действительно занимает особое положение. Его сотрудники никогда не рассказывают, что и как делают, и если не вмешиваются в компетенцию других отделов, их никто и не спрашивает. Аллен был, однако, настолько близок с Гибсоном, и обстоятельства настолько исключительны, что об этом обычае можно было забыть.

Они вернулись в машину и закурили трубки. Гибсон завёл разговор о подпольных движениях, которым пришлось покинуть новые независимые страны и осесть в Лондоне.

— Некоторые остались в полной изоляции, — заметил он, — но многие в одиночестве не выдерживают. Возникают всяческие тайные союзы. Никакого смысла это не имеет, разве что атмосферу накалят. Кроме того, не следует забывать о профессионалах.

— Профессиональных убийцах?

— Когда нужно, они всегда под рукой. Есть тут, например, Хинни Пакман. После той шведской головоломки он ушёл в тень, но вполне бы мог на нечто подобное согласиться, посули ему приличные деньги. Не меньше трех тысяч.

— Хинни сейчас в Дании.

— Так утверждает Интерпол. Не знаю, как это выглядит с политической точки зрения, — сменил Гибсон тему, — и меня это не интересует, но что произойдёт, если этого парня выведут из игры?

— Мне сказали, что это означало бы революцию, может быть вторжение наёмников, марионеточное правительство. В конце концов туда бы вернулись крупные компании, которые потеряли в Нгомбване больше всех.

— Это тоже следует принимать в расчёт, как и неизвестного фанатика. А таких я больше всего не терплю, — заметил Гибсон и стал пояснять свои взгляды на разницу между потенциальными убийцами. — Нигде никаких сведений, ничего. И никогда не знаешь, что и где искать.

— Есть список гостей?

— Разумеется, я его покажу. Подожди немного.

Гибсон выловил из внутреннего кармана сложенный лист бумаги. Оба принялись его разглядывать. Гибсон подчеркнул в списке с полсотни фамилий.

— Все они жили в Нгомбване и занимали там более-менее видное положение, — заметил он. — Начиная с нефтяных магнатов и кончая бывшими торговцами. Почти всех оттуда выдворили или их это ещe ожидает. Похоже, главная идея приёма — сказать людям, что лично против них никто ничего не имеет." — Мы вам даже рады, так что приходите как-нибудь на вечеринку… "

— А как насчёт" — я страдаю от этого не меньше вас?"

— Вот именно. И почти все приглашение приняли.

— Ничего себе! — воскликнул Аллен, ткнув в список. — И этого пригласили?

— Кто там? А, да. Ну, в отличие от прочих, этот у нас значится.

— Тут есть выписка, которую сделали ваши люди, — заметил Аллен, доставая ещe один лист бумаги.

— Ага… Никакого насилия, но сомнительное прошлое.

— Его сестра лепит глиняных поросят. Мастерская в паре минут ходьбы от посольства, — заметил Аллен.

— Знаю, грязная и тёмная дыра. Удивительно, как он занялся чем-то подобным. Ведь в Нгомбване он должен был заработать уйму денег.

— А они у него ещe есть? Он мог обанкротиться.

— Трудно сказать. Кто знает, успел ли он вовремя вернуть инвестиции.

— Об этом что-нибудь знаете? — спросил Аллен, показывая на фамилию мистера Уиплстоуна.

Гибсон выдал краткую характеристику.

— Точно, он, — кивнул Аллен. — Может это и неважно, Фред, но все равно стоит обратить внимание.

И он рассказал ему историю мистера Уиплстоуна про кошку и глиняную рыбку.

— Старика все это происшествие несколько разволновало, но вполне возможно, тут нет ничего общего с тем, что нас интересует. Тип из полуподвала, Шеридан, и наш Санскрит могли встречаться просто чтобы сыграть партию в бридж. Или, скажем, они принадлежат к некой дурацкой секте: предсказателей судьбы или просто спиритов.

— За нечто подобное Санскрита уже раз арестовывали. Его даже подозревали в торговле наркотиками. Но позднее он перебрался в Нгомбвану. И попал в число тех, кого выдворили, заметил Гибсон.

— Знаю.

— Знаете?

— Полагаю, я видел его там, в Нгомбване, перед их бывшей резиденцией. Я там был недели три назад.

— Надо же!

— И если уж зашла речь о тех, кто жалуется на своё изгнание, не известно о каком-то кружке, члены которого носят медальоны с рыбками?

— Фи, — презрительно фыркнул Гибсон.

— Мистера Шеридана нет в списке гостей. А как насчёт полковника Монфора и миссис Монфор? В тот вечер они были у Шеридана.

— Посмотрим…

— Нет, — сказал Аллен, просмотрев список — На букву "м" никаких Монфоров нет.

— Подождите минутку. Что-то тут было. Смотрите сюда. На "к". «Полковник Кокбурн-Монфор, Барсетская лёгкая пехота (отст.)». Как звучит: Кокбурн!

— Не произносится ли это случайно как «Кобурн»? — поинтересовался Аллен. — Вы ничего о нем не знаете?

— Есть кое-какая информация. Вот: «Организовал армию Нгомбваны. Возглавлял еe с 1960 до провозглашения независимости в 1971, когда новая власть взяла армию под свой контроль.»

— Ну, — протянул Аллен после долгой паузы, — это ещe ничего не значит. Нет сомнений, что бывшие колонисты из Нгомбваны объединяются точно также, как делали это бывшие колонисты из Индии. На Каприкорн может располагаться их прибежище, где они в тишине и уюте жалуются друг другу на судьбу. А что с прислугой? Я имею в виду здешнюю прислугу.

— Ничего, совершенно ничего. Мы детально проверили каждого. Хотите взглянуть?

Он извлёк ещe один лист.

— Тут все сотрудники Костада. Вначале постоянные, потом временные. Чисты, как лилии.

— А вот этот?

Гибсон взглянул, куда показывает длинный палец Аллена. И прочитал про себя:"Уже десять лет работает у Костада нештатным сотрудником. Постоянное занятие: дворецкий. На последнем месте уже восемь лет. Исключительные рекомендации. В настоящее время… " Ого!

— Что?

— В настоящее время служит на Каприкорн Уол, дом один…

— Похоже, — заметил Аллен, — многовато для случайного стечения обстоятельств. Тебе не кажется, Фред?

II

— Не часто мы с тобой так наряжаемся, — заметил Аллен жене.

— Ты выглядишь так, словно во фраке ходишь каждый вечер. Как в анекдотах о строителях империи в джунглях. Когда ещe существовала империя. А эти планки, что ты понавешал!

— Что значит «понавешал»?

— Ты пурист, дорогой.

— Был, пока ухаживал за своей женой.

Трой, облачённая в зеленое вечернее платье, присев на постель, натягивала длинные перчатки.

— Нам это пошло на пользу. Обоим. Ты не думаешь?

— Ещё бы.

— Нам повезло.

— Верю.

Он помог жене застегнуть перчатки, заметив:

— Ты выглядишь роскошно. Пойдём?

— А у дверей уже стоит наш элегантный лимузин, взятый напрокат?

— Да.

— Тогда вперёд!

Плейс Парк Гарденс закрыли для проезда, так что перед посольством Нгомбваны не было обычной толпы любопытных. Ступени покрывал красный ковёр, из широко распахнутых дверей лился свет и доносились обрывки старых мелодий. Толпа мужчин в ливреях, чёрных и белых, открывала и снова закрывала двери автомобилей.

— Господи Боже, я забыла этот проклятый пригласительный! — воскликнула Трой.

— Он у меня. Пойдём.

Аллен заметил, что мужчины, принимавшие приглашения, внимательно их просматривали и передавали дальше людям, сидевшим в сторонке за столиками. Его позабавил вид суперинтенданта Гибсона, стоявшего позади во фраке с белой бабочкой. Тот выглядел посланником из некоего доминиона.

Гости, которым нужно было привести себя в порядок, оставив вещи, направлялись в туалетные комнаты справа или слева; вернувшись в холл, они получали вещи обратно и оказывались в начале двойного ряда нгомбванских стражников, где сообщали свои имена величественному чёрному мажордому, который их торжественно и звучно объявлял.

Трой с Алленом нечего было оставлять в гардеробе. Они направились прямо к рядам стражи.

За ними, на вершине лестницы, которая вела в большой салон, во всем своём величии возвышался Бумер. Его мундир явно был вдохновлён наполеоновской «старой гвардией», но чувствовалось в нем и облагораживающее влияние Сандхерста. За президентом стоял туземец с копьём.

Трой прошептала:

— Он прекрасен. Господи, как он великолепен!

«Она была бы рада писать его», — подумал Аллен.

По правую руку Бумера стоял посол. Он был не столь блестяще экипирован и, судя по лицу, весьма озабочен. Члены свиты великолепным полукругом расположились позади.

— Ми-истёр Родерик Аллен с супругой!

На лице Бумера засияла широкая улыбка.

— Нас представлять не нужно, — громко заявил он и сжал руки Аллена своими лапищами, затянутыми в белые перчатки. — И тут же продолжал: — Так вот она — знаменитая женщина! Мне так приятно! Потом поговорим. Я вас хотел бы кое о чем попросить. Хорошо?

Аллены отошли, осознавая, что стали предметом всеобщего внимания.

— Рори?

— Знаю. Силён, верно?

— Фи.

— Что-что?

— Фи. Удивлённое посвистывание.

— Тяжело состязаться с Гилбертом и Салливаном.

Они перешли с большой зал. Музыканты на галерее, незаметно дополненные несколькими агентами Гибсона, вспомнили «Гондольеров», весело и едва слышно пиликая на своих инструментах.

По залу странствовали подносы с шампанским. Шутки о грубых полицейских башмаках и оттопыривающихся подмышкой ливреях были неуместны. Людей Гибсона невозможно было отличить от других официантов.

Интересен был аромат этого гигантского сборища. В фантастической смеси косметики, парфюмерии, цветов, лосьонов для волос, еды и алкоголя поражало ещe что-то особенное, что для таких случаев казалось несколько необычным. Где-то в доме курились благовония, возможно, сандал. Да, именно он. Последний раз Аллен принюхивался к нему в президентском дворце в Нгомбване. Сандал и неопределённый чуждый запах людей с другим цветом кожи. Французские окна скрывали шторы, но воздух в большом зале оставался прохладным. Люди двигались по нему, как умело размещённые статисты в сцене из рекламного ролика.

Они встретили знакомых: человека, чей портрет Трой писала несколько лет назад, бледного начальника Аллена с супругой, кого-то из Министерства иностранных дел, и совершенно неожиданно — брата Родерика, сэра Джорджа Аллена. Это был высокий, красивый мужчина с внешностью дипломата, впрочем, довольно заурядной. Трой находила его вполне симпатичным, но муж всегда считал брата тупицей.

— Господи! — воскликнул сэр Джордж. — Рори!

— Джордж!

— И наша дорогая Трой! Ты просто замечательно выглядишь. Прелестно. Очаровательно. А что, позвольте спросить, делает Рори на этой каторге?

— Меня пригласили присмотреть за серебряными ложечками, Джордж.

— Хорошая шутка, ха-ха-ха! В самом деле, — вполголоса сообщил сэр Джордж, нагибаясь к Трой, — я, например, понятия не имею, зачем собственно здесь. Знаю только, что пригласили нас всех.

— Хочешь сказать, всю семью, Джордж? — полюбопытствовал брат. — Племянников и всех прочих?

— Ты шутник. Я имею в виду дипломатический корпус, или по крайней мере тех, кто имеет честь представлять Её величество во всяких чужеземных станах, — игриво сообщил Трой сэр Джордж и весело заключил: — Ну, и вот мы здесь, хоть не понимаем толком, для чего.

— Чтобы придать блеск здешнему обществу, — с убийственно серьёзным видом сказал Аллен. — Посмотри, Трой, — там Сэмуель Уиплстоун. Поговорим с ним?

— Да, пойдём.

— До свидания, Джордж, возможно, ещe увидимся.

— Ты не ошибся. Только осторожнее, не упади в пруд.

Удалившись на безопасное расстояние, Трой сказала:

— На месте Джорджа я бы тебя избила.

Мистер Уиплстоун стоял неподалёку от помоста перед нишей с нгомбванским оружием. Поредевшие волосы были тщательно уложены. Напряжённое лицо украшал монокль, сквозь который он с живым интересом следил за происходящим вокруг. Заметив Алленов, старик радостно улыбнулся и с любезным поклоном пошёл им навстречу.

— Великолепный приём, — заметил он.

— Вы хотите сказать, даже слишком великолепный? — помог ему Аллен.

— Пожалуй, они несколько перестарались, согласен. — Мистер Уиплстоун взглянул на Аллена в упор. — У вас все пока идёт нормально?

— У меня?

— Но ведь к вам обратились за советом.

— Ах да, — сообразил Аллен. — Но только неофициально. Меня пригласили зайти взглянуть, как и что. За нашу семью тут отдувается брат.

— Ага…

— Кстати, вы в курсе, что в списке прислуги числится ваш Чабб?

— Чабб частенько подрабатывает таким образом, и его охотно приглашают.

— Ещё одно удивительное стечение обстоятельств, верно?

— Ну… вряд ли… Возможно.

— А как поживает Люси Локкет? — спросила Трой.

Мистер Уиплстоун чуть поморщился, отчего монокль выпал и закачался на шнурке.

— Соблюдает приличия, — туманно сообщил он.

— Свои охотничьи подвиги оставила?

— Слава Богу, — чуть обиженно ответил он, и добавил: — Вы должны зайти на неe взглянуть, и кроме того, отведать стряпню миссис Чабб. Обещайте мне, что придёте.

— С большим удовольствием, — любезно согласилась Трой.

— Завтра я вам позвоню и договоримся.

— Между прочим, — заметил Аллен, — Люси Локкет мне напомнила про вашего мистера Шеридана. Вы имеете какое-то представление, чем он, собственно, занимается?

— Полагаю, чем-то в Сити. А что?

— Мы им заинтересовались, поскольку он встречается с Санскритами. Его что-то связывает с Нгомбваной?

— Не знаю.

— На приёме его нет, — заметил Аллен.

Человек из свиты протискивался сквозь толпу. Аллен узнал в нем своего сопровождающего в Нгомбване. Заметив Аллена, тот направился прямо к нему. Сплошные глаза и зубы.

— Мистер Аллен, его превосходительство господин посол хочет, чтобы я сообщил вам, что президент будет очень рад, если вы с миссис Аллен примете участие в официальной части программы в павильоне. Я вас провожу, когда подойдёт время. Встретиться мы могли бы здесь.

— Это очень любезно, — ответил Аллен. — Такая честь для нас…

Когда адьютант ушёл, Трой спросила:

— Не знаешь, что он имел в виду, когда хотел меня о чем-то попросить?

— Он это сказал тебе, дорогая, а не мне.

— Хорошо, но и я его хочу о чем-то попросить.

— Не стоит даже спрашивать, и так понятно, о чем речь. Она хочет его писать, — пояснил Аллен мистеру Уиплстоуну.

— Разумеется, — поспешно согласился мистер Уиплстоун, стоит только пожелать… Господи Боже!

Он умолк и уставился туда, где в зал входили последние гости. Среди них бросались в глаза те, кто напугал мистера Уиплстоуна: брат и сестра Санскриты, едва не вдвое выше и толще все окружающих.

Оба были облачены во вполне приличные вечерние туалеты. Правда, рубашка брата на строгий вкус мистера Уиплстоуна выглядела слишком смелой: плоёная, с жабо, на котором сверкало несколько венецианских монет. Пухлые пальцы унизывали множество перстней. Светлые волосы подстрижены в кружок, закрывая уши. На лице заметён тонкий слой грима. При его виде мистер Уиплстоун содрогнулся. Сестра, могучая фигура которой была затянута в зелёный атлас, почти пурпурные волосы тоже подстригла в кружок. С такой причёской еe громадное лицо казалось просто тёсаным из камня. Двигались они степенно, словно два громадных танкера, подталкиваемые буксирами.

— Я знал, вас это удивит, — заметил Аллен, пригнув голову, так как не хотел, чтобы из-за его высокого роста им с мистером Уиплстоуном пришлось перекрикиваться. Нестройный гул голосов почти заглушал оркестр, который в своём путешествии по столетиям как раз добрался до золотого века ревю Кохрейна.

— Вы знали, что они приглашены? — спросил мистер Уиплстоун, имея в виду Санскритов. — Кто бы мог подумать!

— Согласен, они люди не из приятных. Между прочим, где-то тут должны быть и ещe одни обитатели вашего каприкорновского заповедника.

— Надеюсь не…

— Монфоры.

— Это меня не волнует.

— Похоже, полковник немало потрудился над созданием их армии.

Мистер Уиплстоун испытующе взглянул на него.

— Вы говорите о полковнике Кобурн-Монфоре? — спросил он наконец.

— Да.

— Почему тогда, черт побери, она не назвала фамилию правильно? — сердито спросил мистер Уиплстоун. — Вот дура! Я готов ручаться, что она сказала… что все говорят просто «Монфор». И Чаббы, и все остальные. Ну почему же опускают «Кобурн»? Наверное, считают слишком длинным. Разумеется, его не могли не пригласить. Я никогда с ним не встречался. Когда служил там в молодости, он ещe не появился на сцене, а позднее, когда опять туда вернулся, он уже покинул страну. — Старик на миг задумался, потом заметил: — С ним дело плохо. Боюсь, что и с его женой тоже.

— Спились?

— Да, полагаю, взялись за бутылку. Я говорил вам, что в тот вечер, когда я звонил, они были у Шеридана? И что жена полковника от меня спряталась?

— Да, говорили.

— И что меня… гм…

— И что заговорила с вами у ветеринара? Да.

— Вот именно.

— Полагаю, это последует и сегодня, если она вас увидит. Можете и нас познакомить.

— Вы это серьёзно?

— Совершенно серьёзно.

Минут через десять мистер Уиплстоун сообщил, что Кобурн-Монфоры действительно здесь, метрах в десяти от них, и понемногу приближаются. Аллен предложил как был случайно направиться к ним навстречу.

— Хорошо, дорогой друг, если вы так хотите…

Так они и сделали. Миссис Кобурн-Монфор заметила мистера Уиплстоуна и поклонилась. Видно было, как она разговаривает с мужем, явно настаивая, что нужно подойти, и когда наконец приблизились, воскликнула:

— Добрый вечер! В каких странных местах мы с вами встречаемся, верно? То зоомагазин, то посольство! Я рассказывала супругу о вас и вашей несчастной кошечке. Дорогой, это мистер Уиплстоун, наш новый сосед с Уол, дом один. Помнишь?

— Я вас приветствую, — произнёс полковник Кобурн-Монфор.

Мистер Уиплстоун, следуя желанию Аллена, попытался завязать разговор.

— Очень приятно. Знаете, я чувствую себя немного виноватым. Когда мы встретились, я не сообразил, что ваш супруг — тот самый знаменитый Кобурн-Монфор. Из Нгомбваны, — добавил он, видя, что дама недоуменно нахмурилась.

— О? В самом деле? Мы стараемся, чтобы люди позабыли про первую половину фамилии. Слишком уж огорчает, что еe вечно неверно произносят, — заметила миссис Кокбурн-Монфор, испытующе поглядывая на Аллена и мистера Уиплстоуна, который подумал: «По крайней мере оба трезвые!». Едва он представил Аллена, она сосредоточила на нем все внимание, периодически бросая сочувственные взгляды на Трой, которую, окинув долгим масляным взглядом, принялся атаковать полковник.

«В сравнении с Санскритами, — подумал мистер Уиплстоун, — они не столь ужасны; или, точнее, ужасны на более приятный манер.»

Полковник хриплым голосом сообщил Трой, что они с женой стояли прямо за Алленами, когда тех приветствовал президент. Явно заинтригованный сердечностью, с которой президент их принял, он засыпал Трой вопросами. Она уже была в Нгомбване? Если да, почему они там никогда не встречались? Он конечно не мог бы забыть такую встречу, — заверил полковник, поглаживая усы и окидывая еe взглядом с ног до головы. Когда его галантность стала слишком навязчива, Трой решила, что сумеет от него избавиться, если скажет, что еe муж с президентом учились в одной школе.

— Ах! — воскликнул полковник. — В самом деле? Так вот в чем дело!

Трудно сказать почему, но ей показалось, что реплика прозвучало обидно.

Общество притихло, так что стал слышен оркестр на галерее. Музыканты тем временем перебрались в современность и услаждали слух мелодией из «Моей прекрасной леди». В это время в зал вошёл президент со свитой и с почти королевским достоинством приблизился к помосту перед нишей. Аллен заметил, как в ту же минуту на затемнённую часть галереи поднялся Фред Гибсон, не отрывая взгляда от собравшихся внизу. Оркестр играл «Если повезёт чуть-чуть», и Аллен подумал, что это могло бы стать гимном Гибсона. Как только Бумер ступил на подиум, музыканты услужливо смолкли.

Носитель церемониального копья последовал за ним и неподвижно замер перед коллекцией туземных трофеев как величественная статуя в фантастическом наряде из перьев, браслетов, ожерелий и львиной шкуры. Бумер сел. Посол шагнул к краю помоста и дирижёр выжал из музыкантов торжественные фанфары.

— Ваше превосходительство господин президент, многоуважаемые леди и джентльмены, — обратился посол к присутствующим. После цветистых приветствий в адрес президента и его гостей он заговорил про обновление дружественных отношений между властями Нгомбваны и Соединённого Королевства, про сближение, которое послужит развитию, — и тут его речь утратила сквозную нить, но посол сумел довести еe до благополучного финала и сорвал вежливые аплодисменты.

Потом встал Бумер. Трой подумала:" — Это мне нужно запомнить. Ясно. Чётко. Всю картину целиком. Густую шапку седых волос. Свет, отражающийся в ямочках на щеках. Отутюженный белый с голубым мундир, руки в белых перчатках, подрагивавшие золотые украшения. А фон, Господи! Нет, не справлюсь, но должна. Должна!"

Она покосилась на супруга, который кивнул и шепнул:

— Я его попрошу.

Трой крепко сжала руку мужа.

Бумер был краток. Голос его напоминал скорее звук контрабаса, чем продукт человеческих голосовых связок. Превознеся прочность дружеских связей, объединяющих членов Содружества, потом он уже не столь формально подчеркнул свою радость от возможности навестить места, где провёл лучшие дни своей молодости. Аллен не веря себе услышал, как он развивает эту тему, вспоминает годы, проведённые в школе, и родившуюся там прочную дружбу. При этих словах Бумер окинул взглядом аудиторию и, завидев Алленов, одарил их одной их своих потрясающих улыбок. Зал зашумел, и мистер Уиплстоун, забавлявшийся от души, пробормотал что-то о центре внимания. В заключение краткой речи прозвучало ещe несколько неизбежных звучных фраз. Когда стихли аплодисменты, посол сообщил, что приём продолжится в саду. Прислуга моментально распахнула шторы и отворила шесть французских окон. Открылся бесподобный вид. Гирлянды фонарей, смахивавших на звезды, размер которых постепенно уменьшался, тянулась вдаль и отражалась в бассейне, ещe более усиливая фальшивую перспективу. На противоположном конце выделялся ярко освещённый золотисто-белый павильон. Фирма «Вистас» с Бэронсгейт могла гордиться своей работой.

— Должен сказать, — заметил мистер Уиплстоун, — что декорации просто исключительны. Я заранее рад увидеть вас обоих восседающими в павильоне.

— Вы просто злоупотребили шампанским, — фыркнул Аллен, но мистер Уиплстоун только ухмыльнулся.

Избранное общество перешло в сад, остальные гости потянулись следом. Аллена и Трой разыскал адьютант и проводил в павильон. Там их восторженно приветствовал Бумер и представил десятку видных гостей, среди которых к пущему веселью Аллена оказался и его брат Джордж. Остальные гости были последними британскими губернаторами Нгомбваны и представителями дружественных независимых африканских стран.

Неверно было бы сказать, что Бумер восседал в павильоне как на троне. Кресло его не возвышалось над остальными, но было изолировано от них, и за ним стоял носитель церемониального копья. Гости разместились по обе стороны от президента группой, напоминавшей перевёрнутый наконечник стрелы.

«Тем, кто остался в здании, и гостям в саду должен открываться изумительный вид», — подумал Аллен.

Музыканты спустились с галереи и скромно сгрудились неподалёку от здания под деревьями, которые, как утверждал Гибсон, частично прикрывали окна туалета.

Когда все расселись, перед зданием со стороны павильона растянули большое белое полотно. Вначале на нем показали сцены из нгомбванской истории. Потом перед экраном появилась группа туземных нгомбванских музыкантов. Свет в саду погас и музыканты ударили в барабаны. Барабаны гремели все громче, то взрываясь, то глухо рокоча, и монотонный их звук возбуждал тревогу. Но вот они перешли в фортиссимо. Из темноты вынырнула группа воинов, исполняющих ритуальный танец. Они были разрисованы и вооружены, ноги топали по стриженому газону. Все в саду стали хлопать им в такт, — вначале нгомбванцы, потом присоединились все новые и новые гости, которым явно придало отваги шампанское и скрывающая все полутьма. Выступление закончилось эффектным финалом.

Бумер сделал необходимые пояснения. Опять по кругу пошло шампанское.

Кроме самого президента, в Нгомбване выросла и ещe одна знаменитость: певец, бас по общепринятым критериям, но с удивительным диапазоном в четыре октавы, причём переходил он из октавы в октаву гладко, плавно, без малейшего усилия. Его туземное имя вызывало у европейцев проблемы, потому его упростили до Карбо. Он был знаменит на весь мир.

Теперь пришла его очередь.

Выйдя из тёмного зала, Карбо остановился перед белым полотном, освещённый точечным рефлектором. В вечернем костюме он производил необычайно изысканное впечатление.

Звезды-фонари и свет в зале погасли. Лампочки на пюпитрах музыкантов прятались под колпаками. Горела только лампа над президентом, на которой настаивал Гибсон, так что в саду, на который опустилась ночь, были видны только двое на противоположных концах бассейна: президент и певец.

Оркестр сыграл увертюру.

Из горла певца вырвался звук исключительной мощи и красоты. Звук все ещe висел в воздухе, когда прозвучало нечто вроде хлопка бича и где-то в доме истерически закричала женщина.

Свет в павильоне погас.

Все последовавшее походило на порыв безумного вихря: гул голосов, отдельные выкрики, не столь пронзительные, как тот, эхо которого все ещe висело в воздухе, громкие команды, стук переворачиваемых стульев, плеск чего-то падающего в воду. Аллен схватил Трой за руку и крикнул:

— Не двигайся. Оставайся здесь.

И тут раздался голос, который несомненно принадлежал Бумеру. Тот кричал что-то на родном языке, и Аллен воскликнул:

— Нет, нельзя! Нет!

Неподалёку раздался короткий сдавленный вопль и что-то загремело. Множество голосов выкрикивали:

— Свет! Свет! Дайте свет! — словно миманс в театральном спектакле.

Зажёгся свет, вначале в зале, а потом и в саду. Он осветил гостей, которые сидели по обе стороны бассейна, и тех, кто вскочив, в смятении оглядывались вокруг. Стал виден великий певец, замерший в круге света, и множество мужчин, целеустремлённо сбегавшихся со всех сторон; одни направлялись в павильон, другие в дом.

В павильоне мужчины, обращённые спинами к Трой, заслонили от неe мужа. Издали время от времени долетал женский крик.

Она услышала голос деверя, дающего взвешенные советы: — Только никакой паники. Сохраняйте спокойствие. Нельзя поддаваться панике, — и даже в этой суматохе подумала, что советы эти вполне уместны, но в его устах звучат по крайней мере смешно.

Высокий мужчина, появившийся рядом с певцом, повторял инструкции Джорджа, но на этот раз в них не было ничего смешного.

— Сохраняйте спокойствие, леди и джентльмены, и пожалуйста, оставайтесь на своих местах, — говорил он и Трой сразу узнала манеры человека из Ярда.

Ей показалось, что кричащая женщина находится где-то далеко. Теперь крик перешёл в истерические рыдания, доносившиеся все тише, пока не стихли.

Высокий представительный мужчина вошёл в павильон. Люди, которые закрывали Трой обзор, расступились, и теперь она увидела, на что все глазели: фигуру в великолепном мундире, лежащую ничком с раскинутыми руками, а из спины еe торчало копьё. На светлом мундире, где копьё вошло в тело, растекалось пятно. Пёстрые перья, касавшиеся раны, побагровели.

Аллен склонился над телом.

Высокий мужчина остановился впереди и закрыл ей вид. Трой услышала голос мужа:

— Будет лучше, если вы освободите это место.

Вскоре он уже был с ней, взял за руку и отвёл прочь.

— Ты в порядке?

Она кивнула и заметила, что и прочих гостей выпроваживают из павильона.

Когда помещение опустело, Аллен вернулся к пронзённой фигуре и вновь опустился возле неe на колени. Потом поднял взгляд на коллегу и спокойно кивнул.

Суперинтендант Гибсон проворчал:

— Значит они все-таки добились своего!

— Не совсем, — заметил Аллен. Он встал, люди Гибсона расступились. И тогда открылся вид на Бумера. Тот напряжённо выпрямившись сидел в кресле, похожем на трон, глубоко дышал и смотрел прямо перед собой.

— Это посол, — сказал Аллен.

I

Расследование убийства в посольстве Нгомбваны позднее вошло в полицейские анналы как классический пример работы полиции. Гибсон, подгоняемый приступом ярости, с помощью Аллена за несколько минут смог преобразить место преступления в нечто вроде казарменного двора с перепуганными рекрутами. Скорость, с которой это произошло, была просто удивительной.

Гостей собрали в зале, откуда их поочерёдно отправляли в столовую, к длинному сервировочному столу. Изысканные приборы фирмы «Костад и Си» отодвинули в сторону, освободив место для шести сотрудников, которых уже прислали из Скотланд Ярда. Те занимались списками гостей и с положенным тактом записывали имена и адреса.

Большинству гостей потом позволяли уйти, некоторых весьма вежливо попросил остаться.

Подойдя к столу, Трой заметила, что среди сотрудников Ярда находится и инспектор Фокс, постоянный спутник Аллена. Он сидел в самом конце ряда и когда поднимал голову, его левое ухо щекотал хвост изысканно сервированного холодного фазана. Взглянув на неe через старомодные очки, Фокс удивлённо поднял брови. Она наклонилась к нему и шепнула:

— Да, Фокс, это я, Трой Аллен, Регенс Клоуз, 48.

— Фантастика, — буркнул Фокс, глядя в список. — Что, если вам отправиться домой?

— С удовольствием. У нас тут арендованный лимузин. Им уже звонят — Рори все устроил.

Инспектор пометил в списке.

— Благодарю, мадам, — сказал он вслух. — Не буду вас задерживать.

И Трой поехала домой. Только там она осознала, как утомили еe события этого вечера.

Павильон был оцеплен полицией. Внутри горел свет, и шатёр сиял в тёмном саду, как бело-золотой полосатый надувной шар. На его стенах мелькали, то увеличиваясь, то уменьшаясь, искажённые тени. Там усиленно работали эксперты.

В маленькой комнатке справочного бюро Аллен с Гибсоном пытались чего-то добиться от миссис Кобурн-Монфор.

Та уже перестала кричать, но казалось, что по малейшему поводу могла начать снова. По лицу еe тёк грим, приоткрытые губы бессильно обвисли, она непрерывно потирала виски. Рядом стоял муж, полковник, и держал в руке флакончик с нюхательной солью.

Трое женщин в платьях цвета лаванды с наколками и крахмальными фартуками сидели в ряд у стены как хористки, ожидающие команды дирижёра. Самая высокая из них была сержантом полиции.

Аллен опирался на стол, лицом к миссис Кобурн-Монфор, Гибсон стоял сбоку, потирая челюсть и пытался скрыть разочарование.

— Нам очень жаль, миссис Кобурн-Монфор, — говорил Аллен, очень жаль, что приходится вас обременять, но от вашего рассказа зависит очень многое. Я попытаюсь повторить все, что вы нам уже сказали. Если я ошибусь, будьте любезны меня поправить. Хорошо?

— Ну же, Крисси, девочка моя, — уговаривал еe супруг. Выше голову, все уже позади. Вот так! — Он поднёс ей соль, но она отодвинула руку.

— Вы были в дамском туалете, — резюмировал Аллен, — зашли в него тогда, когда последние гости уже выходили из зала, и в саду должны были присоединиться к супругу. Никого из гостей там уже не было, только прислуга. Так? Хорошо, пойдём дальше. Вы вошли в одну из кабинок, по стечению обстоятельств вторую слева. И оставались в ней, когда погас свет. Пока все верно?

Женщина кивнула и перевела взгляд с Аллена на мужа.

— Продолжаем. Излагайте все так подробно, как только сможете, хорошо? Что происходило с того момента, как погас свет?

— Не могу я даже думать о том, что случилось. Почему я? Я вам все уже сказала, — отбивалась миссис Кобурн-Монфор, выдавливая из себя слова, словно зубную пасту из тюбика, — и меня давно пора отпустить. Я пережила ужасный шок, посчитав, что меня хотят убить. И теперь… Хьюго!..

— Успокойся, Крисси, ведь тебя же не убили. Продолжай. Чем раньше ты все расскажешь, тем скорее мы отсюда уйдём.

— Грубиян, — фыркнула она и повернулась к Аллену. — Разве не так? Разве он не груб со мной?

После долгих уговоров она все-таки решила продолжать.

— Я была там. В кабинке, честное слово. И было весьма неприятно. Весь свет погас, но снаружи в окошко проникало какое-то зарево. Полагаю, это имело что-то общее с представлением. Ну знаете, с танцами под барабаны. Я знала, что ты будешь сердиться, Хьюго, что так долго ждёшь меня, раз программа уже началась, но поделать ничего не могла…

— Все в порядке.

— Потом барабаны стихли, и я уже собралась выходить, когда дверь резко распахнулась и ударила меня по… по спине. Кто-то схватил меня за плечо и вышвырнул наружу. Я до сих пор вся дрожу, никак не отойду от шока, а вы меня тут задерживаете! Меня толкнули так сильно, что я упала. Там было ещe темнее, чем в кабинке. Черно, как в бочке. И вот я лежала там, а снаружи раздавались аплодисменты, потом зазвучала музыка и какой-то голос. Все было прекрасно, но я лежала там, раненая, в шоке, и мне в голову лезли мысли об успении заблудшей души…

— Продолжайте, пожалуйста.

— Потом прогремел тот ужасный выстрел. Совсем близко. Оглушающе. Из кабинки. И тут же тот тип вылетел наружу и пнул меня ногой.

— Пнул вас? Вы хотите сказать, умышленно?

— Он об меня споткнулся, — уточнила миссис Кобурн-Монфор. — Чуть не упал и притом меня ужасно больно пнул. Я подумала, что он меня застрелит. И, разумеется, стала кричать.

— Да уж…

— И он исчез.

— А потом?

— Ну, потом пришли эти трое, — она показала на прислугу туалета. — Они бежал в темноте и тоже об меня споткнулись. Разумеется, только случайно.

Три дамы заёрзали в креслах.

— Откуда они появились?

— Почём я знаю? Ах нет, знаю, потому что я слышала, как хлопнули двери. Они были в трех соседних кабинках.

— Все трое? — Аллен взглянул на сержанта. Та встала.

— Ну? — спросил он.

— Мы хотели увидеть Карбо, сэр, — сержант покраснела. — Он пел прямо под нами.

— Вы стояли на стульчаках, верно? Все трое?

— Да, сэр.

— Поговорим позже. Садитесь.

— Да, сэр.

— Что происходило дальше, миссис Кобурн-Монфор?

Оказалось, что нашёлся фонарик, и светя им миссис Кобурн-Монфор смогли поставить на ноги.

— Это были вы? — спросил Аллен сержанта. Та подтвердила. Миссис Кобурн-Монфор кричала не переставая. В саду и в доме царила паника. Потом зажёгся свет.

— А эта девушка, — показала миссис Кобурн-Монфор на сержанта, — знаете, что она сделала?

— Ударила вас по лицу, чтобы прекратить истерику?

— Как она посмела! После всего, что я пережила! Она на меня набросилась, и все расспрашивала, расспрашивала. А потом набралась наглости заявить, что не может терять со мной времени и оставила меня с теми двоими. Правда, они были настолько любезны, что нашли мне аспирин.

— Замечательно, — любезно поддакнул Аллен. — Будьте теперь так любезны и внимательно ответьте на следующий вопрос. Вы имеете хоть какое-то представление, как выглядел тот мужчина? Ведь через окно в кабинке внутрь проникало немного света. Или вы совсем ничего не разглядели?

— Ну что вы, — совершенно спокойно заявила она, — кое-что я заметила. Это был негр.

После еe заявления воцарилась мёртвая тишина. Гибсон прокашлялся.

— Вы уверены? Что он в самом деле был негром? — спросил Аллен.

— Безусловно. Я видела его профиль на фоне окна.

— А не мог это быть, скажем, белый с чёрным чулком на голове?

— О нет. В самом деле, у него на голове был чулок, но это был негр. — Покосившись на мужа, она понизила голос. — Я ведь ощутила его запах. Если бы вы жили среди них так долго, как мы, тоже легко распознали бы их вонь.

Её муж согласно проворчал.

— В самом деле? — протянул Аллен. — Между прочим, вы знаете, они то же самое говорят о нас! Один мой африканский приятель доверительно сообщил, что ему понадобилось не меньше года, чтобы не испытывать тошноты в лондонских лифтах.

И прежде, чем она смогла что-то сказать, продолжал:

— Дальше все взял в руки один из наших людей. Полагаю, нам будет достаточно его донесения. — Он взглянул на Гибсона. — Разве что вы…

— Нет, — перебил его Гибсон. — Спасибо, у меня уже нет вопросов. Когда протокол нашей беседы перепечатают, мы попросим вас его прочесть и подписать, если не будет замечаний. Сожалею, что пришлось вас так обременять, мадам. — И добавил затёртую фразу: — Вы нам очень помогли.

Аллен хотел бы знать, какого усилия стоила ему эта профессиональная любезность.

Полковник, игнорируя Гибсона, напустился на Аллена.

— Если я правильно понимаю, я могу наконец увести жену. Ей бы нужно к врачу.

— Разумеется, как вам будет угодно. Кто ваш врач, миссис Кобурн — Монфор? Позвонить ему, чтобы пришёл к вам с визитом?

Она открыла рот, потом снова его закрыла, потому что за неe ответил полковник:

— Мы не станем вас обременять, спасибо. Желаю доброго вечера.

Супруги были уже почти в дверях, когда Аллен вмешался ещe раз:

— Да, кстати, у вас не возникло впечатления, что тот человек был в парадном мундире? Или в ливрее?

Прежде чем миссис Кобурн-Монфор ответила, прошло несколько секунд.

— Боюсь, что нет. Нет. Не имею понятия, как он был одет.

— Нет? Между прочим, полковник, эта нюхательная соль ваша?

Полковник взглянул на него, как на ненормального, а потом тупо уставился на флакон, который держал в руке.

— Моя? — удивился он. — Почему, черт возьми, вы так решили?

— Соль моя, — поспешно и взволнованно заявила его жена. Полагаю, вы не думаете, что мы еe украли? Ещё не хватало!

Прижавшись к мужу, она сердито смотрела на Аллена.

— Когда нас чудак Уиплс — не помню как там дальше — знакомил, мог бы сказать, что вы полицейский. Пойдём отсюда, дорогой Хьюго, — бросила миссис Кобурн-Монфор и величественно удалилась.

II

Аллену пришлось пустить в ход весь свой такт, терпение и авторитет, чтобы убрать Бумера в сторону и удержать его в библиотеке, небольшой комнате на первом этаже. Когда тот оправился от потрясения, которое видимо оказалось сильнее, чем можно было судить по нему, то тут же попытался взять расследование в собственные руки.

Ситуация стала ужасно щекотливой. Ведь в посольстве они были, собственно, на нгомбванской территории. Гибсон и его люди оказались там исключительно по приглашению посла, и вопрос, как далеко простирались их полномочия в случае столь экзотического убийства, вызывал у них изрядную головную боль.

Впрочем, у Аллена сложилось впечатление, что и его присутствие тоже, хотя и по совсем иному поводу. Особый отдел привык полагаться только на самих себя. Фреду Гибсону приходилось изо всех сил сдерживать униженную профессиональную гордость. В нормальных обстоятельствах он никогда бы не обратился с просьбой о помощи. Присутствие Аллена совершенно по-новому повернуло столь деликатную ситуацию: после убийства посла тяжесть ответственности легла на него.

Гибсон разрешил дилемму тем, что позвонил своему начальству и добился, чтобы расследование убийства поручили обоим, ему и Аллену; им предстояло сотрудничать при условии, что посольство не возражает. Аллен знал, что они легко могут оказаться в сложной ситуации.

— Будем продолжать расследование, пока нас не остановят, — заявил Гибсон. — Таковы мои инструкции. К тому же ваш шеф согласен, а президент даже лично просил об этом.

— Именно в эту минуту он вознамерился собрать весь нгомбванский персонал, включая того парня с копьём, и произнести перед ними речь на родном языке.

— Комедиант чёртов, — выругался Гибсон.

— Да, но если он будет настаивать… Слушайте, — заметил Аллен, — это недурная мысль, если мы узнаем, о чем пойдёт речь.

— Ну…

— Фред, а что, если мы позовём мистера Уиплстоуна? Конечно, совершенно неофициально? Достаточно будет вежливо его попросить, чтобы старик не почувствовал, что мы с ним говорим как полицейские…

— А зачем? — без особого воодушевления спросил Гибсон.

— Он говорит по-нгомбвански. Живёт в пяти минутах ходьбы отсюда и сейчас наверняка уже дома. Это на Каприкорн Уол номер 1. Можем позвонить. Его ещe нет в телефонной книге, но попытайтесь найти номер, — велел Аллен дежурному сержанту, и когда тот направился к телефону, добавил: — Сэмюэль Уиплстоун. Пошлите за ним машину. И дайте потом мне трубку, я с ним поговорю.

— Что вы замышляете? — спросил Гибсон.

— Дадим президенту выступить перед толпой, все равно помешать ему мы не можем. Но по крайней мере узнаем, что он будет говорить.

— А вообще-то где он? Куда вы его дели? — спросил Гибсон, словно президент был какой-то домашней утварью, которую не поставили на место.

— В библиотеке. Согласился оставаться там, пока я не вернусь. В коридоре сторожат полицейские.

— Надеюсь. Раз убили не того, могут попытаться ещe раз.

Сержант говорил по телефону.

— С вами хотел бы поговорить суперинтендант Аллен, сэр.

В голосе мистера Уиплстоуна Аллен ощутил профессиональную выдержку.

— Дорогой Аллен, — сказал тот, — какое волнующее событие! Я слышал, что убили посла…

— Да.

— Это ужасно. Ничего хуже случиться не могло.

— Разве если бы удар поразил намеченную жертву.

— О… понимаю. Президента?

— Послушайте, — перебил его Аллен и изложил свою просьбу.

— О Господи! — воскликнул мистер Уиплстоун, когда он кончил.

— Знаю, что я требую от вас слишком многого. Но пройдёт слишком много времени, пока мы найдём незаинтересованного переводчика. Ведь нельзя же пригласить одного из нгомбванцев…

— Нет-нет, вы правы. Тихо, киса… Хорошо, я приду.

— Я вам весьма признателен. Перед домом вас будет ждать машина. До свидания.

— Придёт? — спросил Гибсон.

— Придёт. Сержант, попросите, пожалуйста, мистера Фокса привезти его сюда. Это сухощавый старик лет шестидесяти с моноклем. Обращайтесь с ним в лайковых перчатках.

— Да, сэр.

Через несколько минут в комнату осторожно вошёл мистер Уиплстоун. Фрак сменил несколько поношенный смокинг. Сопровождал его инспектор Фокс, которому Аллен кивком велел остаться.

Гибсон хмуро начал извиняться перед мистером Уиплстоуном.

— Понимаете, мы попали в сложную ситуацию. Президент настаивает, что он должен обратиться к своим людям…

— Да-да, понимаю, мистер Гибсон. Вам, конечно, нелегко. Могу я узнать, что случилось? Как переводчику, разумеется, мне не нужно знать ничего лишнего, но я бы предпочёл хотя бы вкратце…

— Разумеется, — заверил его Аллен. — Но действительно вкратце: кто-то выстрелил, вы должны были слышать, вероятно в дамском туалете. Никто не пострадал, но когда включили свет, посол лежал в павильоне мёртвый, проткнутый церемониальным нгомбванским копьём. Носитель копья лежал скорчившись в нескольких футах поодаль, и насколько мы поняли — человек этот не говорит по-английски — утверждает, что в то время, когда погас свет и все вокруг метались в панике от выстрела, кто-то ударил его по затылку и вырвал копьё.

— Вы ему верите?

— Не знаю. Я был в павильоне с Трой. Она сидела почти рядом с президентом, а я — рядом с ней. Когда прогремел выстрел, я велел ей оставаться на месте; и в тот же миг увидел, что Бумер вскочил и куда-то собрался. Его фигура выделялась на фоне освещённого экрана. Я рванул его назад в кресло, сказал, чтобы не двигался, и кое-как заслонил. Через миг что-то упало к моим ногам. Какой-то идиот завопил, что президента застрелили. Бумер и все прочие кричали, чтобы зажгли свет. Когда свет включили, посла мы нашли буквально пригвождённого к земле.

— Значит — ошибка?

— Похоже, так все и думают. Оба были примерно одного роста и схожи фигурами. Да и мундиры их при таком освещении казались похожими. Его проткнули сзади, а сзади его фигура была видна на фоне освещённого экрана. Тут есть ещe одно обстоятельство. Мой коллега говорит, что двое его сотрудников стояли неподалёку от входа в павильон. Сразу после выстрела они видели, как из павильона выскочил чёрный официант. Его задержали, но потом оказалось, что он просто до смерти испугался выстрела. Верно я говорю, Фред?

— Верно, — подтвердил Гибсон. — Все дело в том, что пока мы разбирались, кого схватили, кто-то мог в этой проклятой темени… простите, сэр,.. проскользнуть в павильон.

— Кто-то? — спросил мистер Уиплстоун.

— Ну, собственно, кто угодно, — кивнул Аллен. — Гость, официант, как вам больше нравится. Это не слишком правдоподобно, но могло произойти и так.

— И вы полагаете, что потом он опять выбрался обратно… после того, что случилось?

— И это малоправдоподобно, но возможно. А теперь, мистер Уиплстоун, если не имеете ничего против…

— Разумеется нет.

— Где состоится эта племенная сходка, Фред? Президент сказал, в зале. Ты согласился?

— Да.

— Взгляните, пожалуйста, собрались ли они. Я пойду выясню, что нового в павильоне. Потом присоединюсь к вам. Хорошо?

— Ладно.

— Пойдёте со мной, Фокс?

По пути Аллен коротко ознакомил Фокса с показаниями миссис Кобурн-Монфор. Упомянул и о выстреле из пистолета, если это вообще был выстрел из пистолета, точно подоспевшем к финалу сцены в саду.

— Странно, — прокомментировал Фокс.

В павильоне они нашли двоих детективов в форме — фотографа и эксперта по отпечаткам пальцев, сержантов Бейли и Томпсона, вместе с Джеймсом Кертисом, о котором газеты никогда не писали иначе, как о «знаменитом патологе». Сэр Джеймс почти закончил осмотр. Грозного вида копьё все ещe торчало из тела и Томпсон снимал его крупным планом. Недалеко от трупа лежал перевёрнутый стул.

— Беспорядок тут у вас, — заметил сэр Джеймс.

— Удар в сердце?

— Прямо в сердце, и полагаю, что копьё вошло довольно глубоко в землю. Иначе не торчало бы так крепко. Похоже на то, что убийца, уже воткнув копьё, бросился вперёд и буквально пригвоздил жертву к земле.

— Странно…

— И весьма.

— Вы закончили? — спросил Ален Томпсона, который устало выпрямился. — Со всех сторон? Все?

— Да, сэр.

— Бейли, как дела с отпечатками?

Бейли, будучи человеком медлительным и методичным, сообщил ему, что осмотрел все копьё и нашёл всего одну группу отпечатков, да и те оказались смазаны. Добавил, что конечно фотография может открыть что-то незаметное простым глазом, но особо надеяться не стоит. Теперь он замерял угол, под которым копьё вошло в тело. Сэр Джеймс заявил, что удар направлен был сверху вниз.

— Судя по всему, убийца был высокого роста, — добавил он.

— Или среднего роста, но стоял на стуле? — предположил Аллен.

— Да, так тоже могло быть.

— Ладно, — вздохнул Аллен. — Будет лучше, если мы эту штуку вынем.

— Удовольствия вам это не доставит, — предупредил сэр Джеймс.

И оказался прав. Приятной работой это назвать было нельзя. Тело пришлось придержать и извлечь копьё мощным рывком. Что-то отвратительно чавкнуло и из раны полилась кровь.

— Переверните его, — распорядился Аллен.

Вытаращенные глаза и отвисшая челюсть превратили лицо посла в гротескную маску изумления. Входное отверстие раны оказалось куда больше выходного. Коротко подстриженный газон пропитался кровью.

— Жуть, — содрогнулся Аллен.

— Полагаю, его можно увозить, — предложил сэр Джеймс. Скоро я вам дам результаты вскрытия.

— Я в этом не уверен. Мы на территории Нгомбваны. Катафалк уже прибыл, но не думаю, что мы можем что-то делать с телом без их чётко выраженного согласия.

— Господи Боже!

— Кто знает, на что мы ещe нарвёмся: всякие обычаи, табу…

— Хорошо, — без всякого воодушевления согласился сэр Джеймс. — В таком случае оставляю его вам. Если я ещe понадоблюсь, звоните.

— Разумеется. Все мы тут словно по углям ходим. Чертовски деликатная ситуация. А вот и Фред Гибсон.

Тот передал указание президента, что тело следует перенести в зал.

— Зачем? — не понял Аллен.

— На собрание, или что там будет. Потом его должны отнести в какое-то помещение внизу. Чтобы самолётом отправить в Нгомбвану.

— Желаю удачи, — кивнул сэр Джеймс и ушёл.

Аллен кивнул одному из полицейских, чтобы тот нашёл двух человек, носилки и покрывало. И вот представитель своей страны опять оказался в здании посольства, навсегда уже избавившись от столь обременявшей его ответственности.

Аллен наставлял полицейских:

— Вы должны сохранить павильон в таком состоянии, как сейчас. Один из вас останется здесь на страже.

Потом повернулся к Фоксу.

— Вы обо всем составили ясное представление, Фокс? Мы все сидели здесь. Нас было двенадцать, включая, что вас конечно удивит, и моего брата.

— В самом деле, мистер Аллен? Удивительное стечение обстоятельств.

— Если не возражаете, давайте обойдёмся без этого выражения, Фокс. Со времени моего полёта в Нгомбвану оно с монотонной регулярностью преследует меня повсюду.

— Простите.

— Ничего. Пойдём дальше. Наша группа расположилась наподобие острия стрелы: кресло президента было в его вершине. Вот кресло, тут сидела Трой. По другую сторону — посол. Носитель копья, которого сейчас стерегут в туалете, стоял за креслом своего повелителя. У столов с напитками, чуть впереди них, лежит перевёрнутый массивный деревянный стул, значение которого мне пока не совсем ясно. Проходом сзади пользовались официанты. Их было двое: тот, что повыше — из местной прислуги, а другой, краснолицый приземистый тип, — в ливрее от Костада. Когда погас свет, оба были поблизости.

— И ещё, — добавил Фокс, который обожал систематизировать факты, — едва на сцене появился Карбо, на него навели рефлектор и на полотне, которое висело за ним, появился круг света. Из задней части шатра, где стоял ваш эксперт по копьям, каждый появлявшийся на фоне освещённого экрана должен был выглядеть как человек, опоздавший в кино.

— Вы прекрасно это сформулировали.

— Когда прогремел выстрел, вы помешали президенту встать; но посол вскочил и вам, как говорится, чертовски повезло.

— Вот именно.

— Что ещё? — продолжал Фокс в своей невозмутимой манере. Да, сам выстрел. По показаниям той дамы, которую вы упоминали, он был произведён из окна дамского туалета. Оружие не нашли, верно?

— Дайте время.

— И кроме того, никто не подтвердил еe историю о здоровенном чернокожем, который еe толкнул.

— Нет.

— И его тоже не нашли?

— Исчез, как сквозь землю провалился.

— Следует ли нам считать, что преступник выстрелил, промахнулся, и тогда его сообщнику, будь им человек с копьём или кто-нибудь иной, пришлось закончить дело за него?

— По крайней мере от нас ожидают именно такой версии. Но по-моему тут кое-что не сходится. Не слишком, но…

— И что тогда?

— Меня не спрашивайте, Фокс. Но намеренно или нет, выстрел вызвал панику.

— Как выглядела обстановка, когда включили свет?

— Президент сидел в кресле, куда я его усадил, и Трой тоже. И ещe две дамы оставались на своих местах. Тело лежало в трех футах слева от президента. Гости метались по павильону. Мой старший брат дрожащим голосом убеждал их не поддаваться панике. Носитель копья корчился на земле и тёр шею. Стул был перевернут. Прислуга исчезла.

— Я словно вижу это собственными глазами.

— Ладно, тогда пошли. Между прочим, уже началось то торжественное племенное вече, или конференция землячества, или колдовской шабаш, называйте как хотите, и ждут только нас.

Аллен повернулся к Бейли и Томпсону.

— Задача ваша не из лёгких, ребята, но если удастся найти во второй кабинке слева в женском туалете отпечатки слишком крупных для женщины пальцев, это станет бальзамом на наши раны. Пошли, Фокс.

Перед входом в посольство они встретились с Гибсоном и Уиплстоуном. Гибсон выглядел расстроенным.

— Что случилось, Фред? — спросил Аллен. — Ваше отношение к чёрной расе стало ещe хуже?

— Можно сказать и так, — кивнул Гибсон. — Начинаются проблемы.

— Президент?

— Ну да. Не хочет иметь дело ни с кем, кроме вас.

— Черт возьми…

— Он не собирается покидать библиотеку, пока вы не придёте.

— Господи, что ему ещe взбрело в голову?

— Сомневаюсь, что он сам это знает.

— Может быть, он не хочет, — несмело заметил мистер Уиплстоун, — чтобы я присутствовал на этом сборище?

— Я бы так не сказал, сэр, — с несчастным видом заверил Гибсон.

— Это он выпускает пар, — вздохнул Аллен. — Я с ним поговорю. Все нгомбванцы уже в зале?

— Да, и ждут прихода своего повелителя, — подтвердил Гибсон.

— Есть что-то новое, Фред?

— Ничего заслуживающего внимания. Я поговорил с сержантом, дежурившей в туалете. Судя по всему, покинув своё великолепное место на толчке и примчавшись на помощь миссис Кобурн-Монфор, она стала действовать вполне профессионально: нашла ближайшего из моих людей и сообщила тому, в чем дело. Они пустились на розыски того чёрного типа, но безрезультатно. Те, кто сторожил дом снаружи, заверяют, что никто не выходил. А если они говорят, значит так и было. — Гибсон воинственно выпятил челюсть. — Начат поиск оружия — пистолета или что там было.

— Судя по звуку, вероятно, пистолет, — подтвердил Аллен. Я отправляюсь ко льву в его логово. Встретимся здесь. Мне очень жаль, Сэм, что мы вас так обременяем.

— Ничего, дорогой друг. Боюсь, мне это даже почти нравится, — ответил мистер Уиплстоун.

III

Аллен не имел ни малейшего понятия, как примет его Бумер, какой придерживаться тактики, оказавшись с ним лицом к лицу.

Бумер же повёл себя в привычной манере — широкими шагами кинулся навстречу Аллену и схватил его за руки.

— Ах! — загремел его бас, — наконец-то ты здесь! Я так рад. Теперь мы наконец сможем закрыть все это дело.

— Боюсь, что до этого ещe далеко.

— Все из-за ваших чёртовых легавых. Поверь мне, дорогой Рори, тебя я к этой категории не отношу.

— Это очень любезно с вашей стороны, сэр.

— "Сэр, сэр"! Прекрати ты наконец! Ну ладно, не будем терять времени. Я пришёл к известному решению и ты будешь первым, кто о нем узнает.

— Благодарю, я рад это слышать.

— Ладно, тогда слушай. Я знаю, что твой потешный коллега… Как его зовут?

— Гибсон? — подсказал Аллен.

— Да, Гибсон. Я знаю, что Гибсон и вся его команда телохранителей были тут по приглашению моего посла. Я прав?

— Да.

— Но мой посол откинул копыта, как говаривали мы у Дэвидсона, и теперь здесь командую я. Верно?

— Безусловно.

— Безусловно, — повторил Бумер с безмерным удовлетворением. — Моё слово тут решающее, и я решил этим воспользоваться. Меня пытались лишить жизни, и ничего не вышло, поскольку все подобные попытки уже заранее обречены на провал. Это я уже объяснял тебе, когда ты приехал меня навестить.

— Да, было такое.

— Но они попытались, — повторил Бумер. — Убили моего посла; а преступление нельзя оставлять безнаказанным.

— Полностью с тобой согласен.

— Потому я и созвал всех обитателей этого дома и буду задавать им вопросы в полном соответствии с нашей исторически сложившейся демократической практикой. Нгомбванской, разумеется.

Аллен представил, что могло быть результатом такой практики, и потому осторожно спросил:

— Полагаешь, может быть замешан кто-то из ваших?

— Возможно, выяснится, что нет. В таком случае… — могучий голос стих.

— Что в таком случае? — настаивал Аллен.

— Мой дорогой, в таком случае я рассчитываю на ваше сотрудничество — твоё и вашего старательного Гибсона.

«Он все продумал,» — мелькнуло в голове Аллена. Бумер займётся чёрным персоналом, а они с Особым отделом могут делать что угодно с белыми. В действительности начинал вырисовываться какой-то извращённый вариант апартеида.

— Не стоит даже говорить, — заметил он, — что начальство на всех уровнях станет интересоваться, что тут, собственно, произошло. По крайней мере Особый отдел этим крайне заинтересован.

— Ха! — вырвалось у Бумера. — Так вот почему в кустах сидело столько ваших парней!

— Если, дорогой Рори, и в самом деле хотели убить меня, то своей жизнью я обязан только тебе!

— Глупости.

— Почему глупости? Посмотрим на все логически. Ты меня усадил в кресло, а несчастный посол размахался руками и его явно приняли за меня. А потом — трах! И все. Так что я тебе обязан жизнью. Я твой должник; никому другому я бы в этом не признался.

— Перестань, — смутился Аллен. — Может оказаться, что моё вмешательство было совершенно лишним, просто перестраховкой высшей степени.

На миг он заколебался, так хотелось добавить"как говаривали у Дэвидсона". Но поскольку это было неправдой, произнёс он нечто совсем иное:

— Если развить твою мысль до конца, можно с таким же успехом сказать, что я виновен в смерти посла.

— Это обратная сторона медали, — великодушно отмахнулся Бумер.

— Что ты думаешь о пистолетном выстреле? — спросил Аллен.

— Что? — поспешно переспросил президент. — Пистолет? Так вы уже нашли оружие?

— Нет. Я просто условно говорю о выстреле из пистолета. Это мог быть и револьвер. И даже автомат. Что угодно. Если не возражаешь, мы начнём поиски оружия.

— Где?

— Ну… в саду. Например, в пруду.

— В пруду?

Аллен коротко пересказал показания миссис Кобурн-Монфор. Как оказалось, Бумер знал Кобурн-Монфоров очень хорошо и даже сотрудничал с полковником, когда Монфор помогал организовать нынешнюю нгомбванскую армию.

— Он был способным человеком, — заметил Бумер, — но, к несчастью, слишком часто заглядывал в рюмку. И его жена тоже, как мы говаривали, из мокрого квартала.

— Она утверждает, что человек в туалете был чернокожим.

Последовала долгая пауза.

— Если это правда, мы его найдём, — заверил наконец Бумер.

— Во всяком случае, посольства он не покидал. Все выходы были под охраной.

Если Бумер опять хотел высмеять методы Гибсона, то сдержался.

— Как, собственно, обстоит дело с этим снайпером? — спросил он. — В самом деле он в меня выстрелил и не попал? Вы это выяснили?

— Мы не выяснили ничего. Скажи, ты доверяешь тому парню с копьём?

— Абсолютно. Но допрашивать его буду, как будто не верю.

— Ты позволишь мне при этом присутствовать?

Вначале казалось, что Бумер откажет. Аллену привидилась на лице президента недовольная мина, но если и было так, она тут же исчезла. Бумер только махнул громадной ручищей.

— Разумеется, разумеется. Но ты не поймёшь ни слова, дорогой Рори.

— Знаешь Сэма Уиплстоуна? Из Министерства иностранных дел? Он сейчас на пенсии.

— Я о нем, разумеется, слышал. Он немало сделал для моей страны. Но до сегодняшнего вечера мы не встречались. Он был на приёме. А теперь он тут с твоим Гибсоном. Не понимаю, зачем.

— Я просил его прийти. Он бегло владеет вашим языком и к тому же он мой близкий друг. Ты ему позволишь побыть со мной? Я буду тебе весьма благодарен.

«Вот теперь, — подумал Аллен, — он взорвётся.»

Но нет, взрыва не последовало. После напряжённой паузы Бумер произнёс:

— Это не так просто. На допросах такого рода обычно присутствуют только лица с официальными полномочиями. На публику ничего не должно просочиться.

— Я тебе гарантирую, что никто ничего не узнает. Уиплстоун — воплощённая деликатность. Я могу за него поручиться.

— Можешь?

— Могу. И ручаюсь.

— Хорошо, — смягчился Бумер. — Но никаких Гибсонов.

— Ладно. Но за что ты так зол на несчастного Гибсона?

— За что? Трудно сказать. Может быть за то, что он такой большой, — гигант Бумер на миг замялся и наконец выдал: — И такой белый… Он ужасно белый.

Аллен намекнул, что все уже собрались в зале, и Бумер стал собираться. Что-то в его манерах напоминало Аллену звезду эстрады, готовящуюся к выходу на сцену.

— Немного непривычно, — заметил Бумер. — В нормальных обстоятельствах меня бы сопровождали посол и мой личный млинзи, то есть охранник. Один, однако, мёртв, а другой может оказаться убийцей. Что делать…

— Тебя это должно здорово огорчать…

— Пойдём?

Они покинули библиотеку, перед которой стоял один из людей Гибсона в ливрее фирмы «Костад и Си» и в холле нашли мистера Уиплстоуна, терпеливо ожидавшего в кресле с высокой спинкой. Бумер, видимо, решил держать себя сдержанно, но великодушно. Мистер Уиплстоун принёс безупречно сформулированные соболезнования по случаю кончины посла, а Бумер заявил в ответ, что посол очень высоко о нем отзывался и собирался пригласить на чай.

Гибсона нигде не было.

Один из его людей молча подал Аллену сложенный листок. Пока Уиплстоун с Бумером обменивались любезностями, он торопливо в него заглянул:

«Нашли пистолет. Встретимся позже,» — сообщала записка.

IV

Зал был убран. Французские окна закрывали тяжёлые шторы. Люстры сияли, цветы благоухали. Только тяжёлые запахи сандала, шампанского и сигаретного дыма выдавали, что тут проходило торжество.

Толпа нгомбванцев сгрудилась у витрины с выставкой военных трофеев.

Народу собралось больше, чем ожидал Аллен: мужчины в вечерних костюмах, какое-то здешнее начальство, секретарь, его заместитель, поверенный в делах. Ещё с дюжину мужчин в ливреях и примерно столько же женщин с белыми наколками на головах и в белых фартучках. И на самом краю — кучка слуг в белых куртках. Похоже, все были выстроены по местной иерархии. Президентская свита ждала сзади на подиуме. По обе стороны помоста стояли стражники в парадных мундирах; их белые гамаши и оружие просто сверкали.

Перед помостом стоял массивный стол; под тонким покрывалом на нем угадывались контуры трупа.

Аллен с мистером Уиплстоуном вошли следом за Бумером. Охрана взяла на караул, толпа умолкла. Бумер не спеша и достойно шагал к помосту. По его приказу неподалёку поставили два стула и Бумер кивнул Аллену и мистеру Уиплстоуну, предлагая садиться. Аллен бы предпочёл не столь заметную позицию где-нибудь сзади, но ничего не поделаешь, приходилось подчиняться.

— Я не могу себе позволить записывать, верно? — шепнул ему мистер Уиплстоун. — И даже не смогу переводить вам сразу.

— Придётся все запомнить.

— Да, просто замечательно!

Бумер, очень прямо сидевший в огромном кресле, выпятив челюсть, плотно сведя колени и скрестив руки на груди, походил на свой собственный парадный портрет. Глаза, как всегда немного налитые кровью, вращались и сияли, зубы сверкали; речь его состояла, казалось, из одних гласных, гортанных согласных и каких-то щелчков. Голос президента был столь звучен, что мистер Уиплстоун, пытавшийся говорить как чревовещатель, позволь проронить два слова.

— Описывает инцидент.

Драматизм речи нарастал. Теперь руки Бумера опирались на поручни кресла. Аллену показалось, что слушателей охватывает все большее напряжение. Последовала пауза, а потом, несомненно, какой-то приказ.

— Парень с копьём, — прошептал мистер Уиплстоун. — Велено привести его.

Два стражника ловко взяли на караул, шагнули навстречу друг другу, повернулись лицом к президенту, отсалютовали, повернулись кругом и промаршировали на выход. Воцарилась абсолютная тишина. Только снаружи доносились какие-то звуки. Наверняка это люди Гибсона шныряли по саду; долетел даже голос самого Гибсона.

К тому времени, когда пауза стала невыносимой, вернулись стражники, ведя между собой носителя копья.

Тот все ещe был в церемониальном наряде. Браслеты на лодыжках и запястьях сверкали, умащённое тело блестело.

«А ведь он совсем не чёрный, — подумал Аллен. — Если бы его писала Трой, он бы мог быть каким угодно, но не чёрным: синим, серым, пурпурным, а в тех местах, где на тело ложились отблески ковра и стен, даже красным.» Коротко остриженная голова сидела на охваченной множеством ожерелий и колец шее, как большой эбеновый шар. Львиную шкуру он носил как настоящий лев. Аллен заметил, что правая рука спрятана под шкурой, словно на перевязи.

В сопровождении стражников млинзи приблизился к самому помосту, там его оставили одного между телом несчастного посла и президентом, так близко к Аллену и мистеру Уиплстоуну, что те почувствовали сладковатый запах масла, которым он был натёрт.

Начался допрос. Аллен понятия не мел, о чем идёт речь. Оба говорили очень спокойно. Временами у них сверкали глаза или зубы, но голоса звучали ровно. Долго никто не шелохнулся, пока носитель копья не схватился за шею.

— Удар, — шепнул мистер Уиплстоун. — Что-то вроде карате.

Скоро оба замолчали. Никто не проронил ни слова секунд десять. Потом, к недоумению Аллена, Бумер все ещe по-нгомбвански обратился к нему. Это была только краткая реплика, и закончив, он кивнул мистеру Уиплстоуну. Тот откашлялся.

— Президент велел мне попросить вас описать то, что вы видели в павильоне. Ещё он мне велел перевести ваши слова, поскольку желает, чтобы все разбирательство велось на нгомбванском языке.

Они встали. Аллен рассказывал, Бумер делал вид, что не понимает ни слова, мистер Уиплстоун переводил.

Когда нудная процедура была закончена, Бумер спросил Аллена, заметил ли тот, обнаружив труп, что носитель копья тоже ранен.

При взгляде на величественную фигуру, возвышавшуюся как скала, тяжело было представить, что удар по шее или куда угодно мог бы ей хоть немного повредить. Аллен сказал:

— Он скорчился и правой рукой держался за шею, как только что показывал. Похоже, испытывал боль.

— Что произошло потом? — перевёл мистер Уиплстоун.

Аллен сдержал безумное желание напомнить Бумеру, что тот тоже был там, и предложить перестать валять дурака и говорить по-английски.

Но вместо этого он сказал:

— Возникло замешательство. Его прервал президент, — тут он взглянул на Бумера в упор, — который что-то сказал человеку с копьём на их языке. Казалось, тот что-то объясняет или отрицает. Потом пришли пять сотрудников Особого отдела с двумя охранниками президента, которые стояли перед павильонном. Носителя копья отвели в посольство.

Мистер Уиплстоун старательно переводил.

Теперь Бумер хотел знать, нашла ли полиция какие-то следы при осмотре самого копья. Аллен ответил, что пока не имеет на этот счёт никаких сведений.

Тем, собственно, и кончились его показания, если их так можно было назвать. Он сел.

После новой паузы — Аллену начинало казаться, что нгомбванцы — большие мастера впечатляющих пауз — Бумер встал.

Атмосфера, и без того достаточно напряжённая, сразу накалилась до предела. Президент величественно показал на укрытое тело и отдал какой-то приказ.

Носитель копья, не выказывая с виду ни малейшего волнения, протянул левую руку — правую он по-прежнему прятал под львиной шкурой — и отбросил покрывало, очутившись лицом к лицу с послом, который, судя по раскрытым глазам и рту, словно пытался что-то произнести.

Носитель копья положил руку на мёртвое тело и произнёс несколько чётких и кратких слов. Президент ответил ещe короче. Покрывало снова вернулось на место и собрание, судебное заседание или что бы там ни было, кончилось. За все время с минуты, когда он сел, Бумер ни разу не взглянул на Аллена.

С короткой речью он обратился к присутствующим. Мистер Уиплстоун прошептал, что президент просит каждого, кто имеет хоть какую-то информацию, пусть даже косвенно касающуюся происшествия, немедленно заявить об этом. В заключение Бумер сообщил, что всеми вопросами в посольстве будет заниматься он сам. И ушёл, сопровождаемый адьютантами. Тот, с которым Аллен был знаком, задержался и передал, что президент просит его прийти в библиотеку.

— Приду, — пообещал Аллен. — Через десять минут. Будьте так любезны передать ему привет.

Адьютант заморгал и хотел что-то сказать, но потом передумал и побрёл за хозяином.

— Слишком резко с вашей стороны, — заметил мистер Уиплстоун.

— Если не понравиться, это его дело. Мне нужно поговорить с Гибсоном. Пойдёмте.

Гибсон выглядел кисло. Они с Фоксом ждали Аллена во временной штаб-квартире, в кабинете секретаря. На столе, на влажном носовом платке лежал пистолет. Томпсон и Бейли со своими причиндалами стояли рядом.

— Где он был? — спросил Аллен.

— В бассейне. Обнаружили его при помощи фонарика на плиточном дне в углу, напротив туалетов, примерно в трех футах от берега.

— Из окон дамского туалета его туда вполне можно было забросить.

— Верно.

— На нем хоть что-то есть? — спросил Аллен Бейли.

— К сожалению нет. Полагаю, стрелявший был в перчатках.

— Это «люгер», — заметил Аллен.

— В Нгомбване раздобыть такой проще простого, — заметил мистер Уиплстоун.

— Сразу после выстрела я слышал, как что-то плюхнулось в пруд, — заметил Аллен. — Всего за миг до того, как воцарился всеобщий хаос.

— Странно, — заметил Фокс, — и не слишком разумно, с какой стороны ни смотри. Все они такие…

— Кого вы имеете ввиду, Фокс?

— Политических террористов — дилетантов. Чудовищное сборище.

— Вы правы, Тэдди, — присоединился Гибсон. — Полагаю, мы этот «люгер» сохраним, — повернулся он к Аллену.

— В данных обстоятельствах будет чудом, если мы сохраним хотя бы здравый разум. Чтоб мне провалиться, если я знаю, что из всего этого выйдет. Дело все больше смахивает на чёрную комедию.

— Звонил шеф.

— Чего хотел?

— Сюда должен прибыть заместитель начальника полиции Лондона, чтобы выразить соболезнования президенту. И несомненно, — зло добавил Гибсон, — поздравить меня с успешной операцией. Господи! — он не выдержал и отвернулся от коллег.

Аллен с Фоксом переглянулись.

— Вы не могли сделать больше, — помолчав, заметил Аллен. — С какой стороны не смотри, лучших мер безопасности не предусмотришь.

— И ещe эта наша чёртова ротозейка!

— Ну, если миссис Кобурн-Монфор не лжёт, сержант бы его в темноте все равно не остановила,.

— Да я им говорил. Я говорил этим болванам, чтобы не гасили свет.

— Стрелок не смог сделать своё дело, — вполне разумно заметил Фокс. — Можно ведь и так взглянуть на вещи, верно?

Гибсон не ответил и повернулся к Аллену.

— Придётся выяснить, готов ли президент к визиту.

— Когда?

— Заместитель едет из Кента. Примерно через час будет здесь.

— Я спрошу. — Аллен повернулся к мистеру Уиплстоуну. — Не могу передать, как я вам благодарен, Сэм. Если вас не затруднит, будьте так добры и напишите пару слов о ходе того спектакля в зале. Пока все ещe свежо в памяти. Мне пора отправляться в библиотеку.

— Разумеется, — согласился мистер Уиплстоун. — Рад буду помочь.

Сев к столу, он моментально ощутил себя словно в своём прежнем кабинете с любезной секретаршей.

— Что нас ждёт и что нас не минует, Фред? — спросил Аллен. Это был вопрос, которым он прославился на весь Ярд.

— Ждёт нас ещe часть гостей из павильона. Кроме тех, которые совершенно определённо не имели с происшествием ничего общего. Включая миссис Аллен, — не к месту добавил Гибсон. Она уехала.

— Её можно выслушать и дома.

— И… гм… — продолжал запинаться Фред, — там ещё… ваш брат.

— Что? — воскликнул Аллен. — Джордж? Только не говорите мне, что он вот так без скандала остался сидеть и ждать грубого полицейского допроса!

— Ну…

— Миссис Аллен и сэр Джордж, — задумчиво протянул Фокс. И не говорить о стечении обстоятельств!

— Старина Джордж! — расхохотался Аллен. — Нет, я просто лопну от смеха. Фокс, вы могли бы начать допрашивать все это сборище. И Джорджа тоже. Я же ещe разок зайду к Бумеру. А что будете делать вы, Фред?

— Продолжим обычную процедуру. Могли бы вы одолжить мне эту парочку? — он кивнул в сторону Бейли и Томпсона. — Осмотрим дамский туалет. Не то, чтобы я рассчитывал там Бог весть что найти, но тут где-то все ещe разгуливает парень, которому принадлежал «люгер». Нужно, разумеется, найти пулю, а это не кусок торта искать. До встречи, — кисло бросил он и удалился.

— Будет лучше, если вы займётесь туалетом, — посоветовал Аллен Бейли и Томпсону, а сам вернулся в библиотеку.

— Смотри, как обстоит дело, — сказал Аллен. — Ведь ты можешь при желании послать нас к черту когда вздумается. Пока идёт речь о расследовании на территории вашего посольства, любой из нас по мановению ока может стать persona non grata, и наша деятельность, о которой ты явно невысокого мнения, сразу ограничится только заботой о твоей безопасности, когда ты высунешь нос из посольства. Разумеется, мы будем продолжать следствие за пределами посольства. Так что речь, собственно, о том, хочешь ли ты, чтобы мы продолжали расследование, или нам пора убираться. Полковник Синклер, заместитель начальника полиции Лондона, уже спешит сюда. Надеюсь, ты его примешь. Он, несомненно, выразит тебе глубокое соболезнование и разъяснит ситуацию. Но в целом скажет то же, что и я.

Впервые после встречи через годы Аллен заметил, что Бумер колеблется. Он даже набрал в грудь воздуха, словно собираясь что-то сказать, потом передумал, взглянул в упор на Аллена и заходил по библиотеке, напоминая тигра в клетке.

Наконец он остановился перед Алленом и схватил того за плечи.

— Что ты думаешь о нашем разбирательстве? Скажи мне, только честно!

— Весьма впечатляюще, — сказал Аллен.

— Ты в самом деле так считаешь? Разумеется, тебе все казалось непривычным, ты удивлялся: как я, закончив юридический факультет и поработав адвокатом, мог согласиться на участие в таком спектакле. Конечно, это очень отличалось от методов британского правосудия, верно?

— Да уж…

— Ты прав. Но мне это, дорогой Рори, сказало много больше, чем узнал бы глубокоуважаемый суд.

— Да? — любезно спросил Аллен. И с лёгкой усмешкой добавил: — Могу я узнать, что ваше превосходительство выяснило в ходе дознания?

— Моё превосходительство выяснило, что мой нкуки мту мвене — носитель копья — говорил правду.

— Понятно…

— Ты сомневаешься. Хочешь знать, как я пришёл к такому выводу?

— Если сочтёшь нужным мне это сказать.

— Он сын верховного вождя, — пояснил Бумер, — мой отец и его отец, и отец его отца, и многие их предки были верховными вождями. Как этот человек, который присягал, что будет защищать меня, будь он виновен в убийстве нашего преданного сотрудника, мог бы открыть передо мною труп и заявить, что невиновен? А он это сделал. Будь он виновен, никогда бы на такое не отважился.

— Ага…

— Правда, ты можешь заметить, что это доказательство не для британского суда.

— Опытный защитник мог бы упомянуть про это в заключительной речи. Но как доказательство невиновности такое не прошло бы. Ты знаешь это не хуже меня.

— Скажи мне ещe кое-что. Это для меня очень важно. Веришь ты тому, что я сказал?

— Полагаю, да, — не спеша ответил Аллен. — Ты своих людей знаешь. Я не совсем уверен, но готов поверить, что ты прав.

— Ах! — вздохнул Бумер. — Теперь мы понимаем друг друга, как в добрые старые времена. Это хорошо.

— Но должен сказать тебе откровенно: ничто из того, что я думаю или не думаю, не окажет ни малейшего влияния на то, как я возьмусь за это дело, хоть на территории посольства, если ты нас тут оставишь, хоть за его воротами. И если что-то будет говорить не в пользу твоего охранника, я им займусь.

— Если бы он и совершил преступление, в Англии его все равно не могли бы привлечь к ответственности, — подытожил Бумер.

— Ты прав. И самые исчерпывающие доказательства не помогли бы. Нам бы пришлось выдать его вам.

— А человек, что выстрелил из немецкого пистолета в окно дамского туалета? Ты говорил, он тоже был чёрным?

— Так утверждает миссис Кобурн-Монфор.

— Дура-баба.

— И я так думаю.

— Лучше бы муж периодически давал взбучку и не брал с собой в свет, — заметил Бумер и расхохотался.

— Скажи, тебя не утомляют разговоры про посла? ТЫ ему доверял? Вы были близки? Могу я о нем распрашивать?

Бумер прикрыл огромной лапой рот, издал долгий трубный звук, звеневший где-то глубоко в груди, и сел.

— Трудно сказать, — наконец ответил он. — Что он был за человек? Старая перечница, как мы говаривали. Выбился из крестьянской семьи и сделал карьеру. Порою был непереносим. А иногда — просто смешон. Обладал известными административными способностями, но ему недоставало авторитета.

Игнорируя это проявление нгомбванского снобизма, Аллен заметил, что посол должен был быть незаурядным человеком, раз сумел завоевать такое положение. Бумер махнул рукой и сказал, что восхождение посла по ступеням социальной лестницы ускорило развитие событий в его стране.

— У него были враги?

— Мой дорогой Рори, в народе, который недавно получил независимость, врагов имеет каждый видный человек. Но ни о чем конкретном я не знаю.

— Он был чрезвычайно озабочен твоей безопасностью во время визита, — заметил Аллен, на что Бумер небрежно заметил: — О, ты так считаешь?

— И Гибсону, и мне названивал с утра до вечера.

— Представляю, что это было за удовольствие, — подытожил Бумер, потрясающе напомнив бывшего школяра.

— Больше всего его беспокоил концерт в саду с погашенным светом. И нас тоже.

— Он вечно трусил, — заявил Бумер.

— Черт побери, пусть так, но как видишь, ему было чего бояться.

Бумер выпятил огромные губы и наморщил лоб.

— Можно и так взглянуть на вещи, — допустил он.

— К сожалению, он мёртв.

— Это верно.

Никто на свете не умеет так дать понять, что ты ему наскучил, как чернокожий. Глаза прикрыты, так что видны только края белков, губы отвисли, голова поникла. Весь он как-то сразу увял. Бумер артистически продемонстрировал все признаки скуки, и Аллен, который знал их наперечёт ещe с прежних времён, сказал:

— Ну ладно, не смею тебя задерживать. Но в завершение нам следует договорится хотя бы о двух вещах: во-первых, примешь ли ты заместителя начальника столичной полиции…

— Разумеется, — кивнул Бумер, даже не подняв век.

— Во-вторых, хочешь ли ты, чтобы криминальная полиция продолжала работать на территории посольства, или нам придётся удалиться. Мы хотели бы услышать от тебя точное и официальное решение.

Бумер открыл налитые кровью глаза и взглянул прямо на Аллена.

— Оставайтесь.

Кто-то постучал в дверь. Вошёл Гибсон, высокий и бледный, с виноватой улыбкой.

— Простите, сэр, — обратился он к президенту. — Прибыл полковник Синклер. Надеюсь, вы его примете.

Бумер, не глядя на Гибсона, буркнул:

— Попросите моего адьютанта проводить его сюда.

Аллен направился к выходу. По глазам Гибсона он видел, что тот хочет сообщить что-то срочное.

— Не уходи, Рори, — попросил Бумер.

— К сожалению, не могу, — извинился Аллен.

Снаружи в коридоре он обнаружил мистера Уиплстоуна. Тот пощёлкивал пальцами и выглядел глубоко взволнованным. Аллен поинтересовался, что случилось.

— Возможно, ничего необычного, — ответил Гибсон. — Дело в том, что я говорил с человеком от Костада, который прислуживал в павильоне.

— С тем стройным, крепко сложенным блондином?

— Да, это он. Фамилия его Чабб, — заметил Гибсон.

— К сожалению, — вздохнул мистер Уиплстоун.

I

Чабб стоял едва ли не по стойке смирно, глядя прямо перед собой и держа руки по швам. В ливрее фирмы «Костад и Си», которая состояла из темно-синей куртки и брюк с золотыми лампасами, он производил вполне приличное впечатление. Поредевшие русые волосы были коротко острижены и аккуратно причёсаны, свежая кожа и лёгкий загар придавали ему вид человека, редко сидящего дома. На руках у него все ещe были белые перчатки.

Аллен согласился с мистером Уиплстоуном, что будет лучше, если тот не станет участвовать в разговоре.

— Хотя, — подчеркнул он, — нет никаких причин считать, что Чабб имеет больше общего с этим делом, чем, скажем, старый олух Джордж.

— Понимаю, понимаю, — кивнул мистер Уиплстоун. — Но все-таки, пусть это нелогично и глупо, я бы предпочёл, чтобы Чабб не оказался в этом проклятом павильоне. Точно также как был бы рад, не подрабатывай он в свободное время у Шеридлана и этих отвратительных Монфоров. Ну да ладно. Не сомневаюсь, что поступаю глупо, но будь что будет.

И в результате Аллен с незнакомым сержантом остались в кабинете с Чаббом с глазу на глаз.

Начал Аллен.

— Прежде всего я хочу проверить некоторые основные факты. Вы разносили шампанское, которое брали в холодильнике, помещённом за павильоном. Кроме вас там был ещe слуга из посольства. Он обслуживал президента и людей из его ближайшего окружения, верно? Помню, едва мы уселись, он подал шампанское моей жене и мне.

— Да, сэр, — подтвердил Чабб.

— А вы занимались остальными гостями.

— Да, сэр.

— Хорошо. Мы вас так надолго задержали, Чабб, потому что надеемся — вы поможете нам выяснить, что же все-таки произошло в павильоне.

— Трудно, сэр. Я ничего не видел, сэр.

— Боюсь, тут мы с вами в одинаковом положении, — заметил Аллен. — Все случилось, словно гром с ясного неба, верно? Вы тогда были в павильоне? В тот момент, когда погас свет?

Оказалось, да. Чабб стоял позади, за гостями. За минуту до этого положил поднос на сервировочный столик, приготовившись к выключению света: официантов заранее предупредили. И оставался там, пока шёл первый номер программы.

— Вы оставались там и когда на сцене появился Карбо?

— Да, — кивнул Чабб. Он прекрасно видел Карбо в луче рефлектора, бросавшего тень на белое полотно экрана.

— Вы заметили, где стоял стражник с копьём?

— Да, за креслом президента.

— Слева от вас?

— Да, сэр.

— А ваш коллега-официант?

— Тот чёрный? — спросил Чабб и, взглянув на Аллена, поправился: — Простите, сэр. Тот туземец.

— Да, африканец.

— Тоже был где-то позади. Я за ним не следил, — с каменным лицом заявил Чабб.

— Вы ни с кем из них не разговаривали?

— Нет. Сомневаюсь, что мы смогли бы понять друг друга.

— Вы не любите чёрных? — спросил Аллен словно мимоходом.

— Нет, сэр.

— Хорошо, вернёмся к тому моменту, когда раздался выстрел. Мы хотим собрать как можно больше информации от людей, которые были в павильоне. Вы конечно помните, что певец успел взять всего одну ноту — долгий протяжный звук. А что, по вашему, последовало потом?

— Выстрел, сэр.

— Вы заметили, откуда донёсся звук?

— Из дома, сэр.

— Хорошо. А теперь, Чабб, постарайтесь рассказать мне так подробно, как только сможете, что, по-вашему, произошло после выстрела. Я имею в виду, в павильоне.

Но Чабб не заметил ничего, что бы заслуживало внимания. Люди вскакивали. Кто-то кричал, что нельзя поддаваться панике. («Джордж», — подумал Аллен.)

— Да, все сходится. Но я хотел бы слышать, что вы видели с того места, где стояли, от задней стены павильона.

— Трудно сказать точно, — выдавил Чабб скованным голосом. — Видел, как мечутся люди.

Аллен заметил, что те должны были выделяться на освещённом фоне.

— Да, они казались чёрными силуэтами на светлом фоне экрана, — согласился Чабб.

— А стражник, тот парень с копьём? Он стоял слева от вас, совсем близко. Верно?

— Только поначалу, сэр. До того, как погас свет.

— А потом?

Чабб помолчал.

— Точно не знаю, сэр.

— Как это?

Чабб тут же взорвался.

— Меня схватили, — выкрикнул он. — На меня напали сзади. На меня!

— Напали? Кто на вас напал? Человек с копьём?

— Нет, не он. Другой чёрный ублюдок.

— Официант?

— Вот именно. Напал на меня сзади. На меня!

— Он захватил вас врасплох? Применил какой-нибудь приём? Нельсон?

— Нет, сдавил мне горло. Я не мог даже крикнуть. И упёрся мне в спину коленом.

— Как вы узнали, что это имено официант?

— Я прекрасно это знал и не мог ошибиться.

— Но откуда?

— Я видел его голое запястье. Это во-первых. И потом, он вонял, как масло в салате или что-то вроде. Я это знал.

— Долго он вас держал?

— Довольно долго, — буркнул Чабб и провёл пальцами по горлу. — Полагаю, достаточно для того, чтобы его сообщник мог проткнуть копьём свою жертву.

— Он вас держал, пока не включили свет?

— Нет, сэр. Только пока они не сделали своё дело. И потому я не видел, что произошло. Меня скрутили, едва не переломив позвоночник. Меня! — уже третий раз повторил Чабб, задыхаясь от злости. — Но звук я слышал. Такое не пропустишь. И слышал, как он рухнул на землю.

Сержант кашлянул.

— Ваши слова чрезвычайно важны, — заметил Аллен. — Вы и сами это понимаете, верно? Значит вы утверждаете, что нгомбванский официант напал на вас и держал, пока охранник проткнул посла…

— Да, сэр.

— Ладно. Но почему, как вы считаете? Почему именно вас?

— Я был ближе всех, сэр. Мог оказаться у них на пути или помешать, верно?

— Тот тяжёлый стул перевернули во время нападения?

— Может быть, — сказал Чабб, помолчав.

— Сколько вам лет, Чабб?

— Мне, сэр? Пятьдесят два.

— Что вы делали во время Второй мировой войны?

— Служил в десантных частях, сэр.

— Ах, вот как, — негромко протянул Аллен.

— Тогда бы меня не застали врасплох, сэр.

— Уверен, нет. Когда раздался выстрел, перед тем, как на вас напали, вы видели посла, верно? Он стоял, и его силуэт был виден на фоне освещённого экрана.

— Да, сэр.

— Вы его узнали?

Чабб молчал.

— Ну что, вы его узнали?

— Не могу сказать; не совсем точно.

— Как это — не совсем точно?

— Все произошло слишком быстро. Я имею в виду, мне показалось, что это тот, другой — президент.

— Почему?

— Ну… Потому что он был близко от места, где сидел президент. Мог же тот встать со своего места, верно? И держался он повелительно, а ведь президент что-то прокричал в суматохе, верно?

— Значит вы считаете, Чабб, что посла убили по ошибке вместо президента?

— Не берусь утверждать это сэр, не уверен. Но сказал бы, что весьма возможно. Так вполне могло случиться.

— Вы не видели, кто напал на человека с копьём?

— На человека с копьём? Но на него напасть не могли. Напали на меня, сэр. А человек с копьём сделал своё дело.

— Он сказал, что его вырубили ударом по шее и человек, который это сделал, вырвал у него из рук копьё. Утверждает, что не видел, кто это был. Видимо и вы припоминаете, что когда включили свет и все увидели тело посла, носитель копья корчился на земле у задней стены павильона.

Пока Аллен говорил, Чабб успокоился и стал вести себя как прежде, упорно глядя прямо перед собой. Держался он настолько равнодушно, что возникало впечатление: и внезапная бледность, и повторный прилив крови к лицу совершенно не зависели от его ощущений.

Когда он заговорил снова, это был все тот же старый и рассеянный Чабб.

— Ни о чем таком я не знаю. Никогда не обращаю внимания.

— Но ведь вы были совсем близко. Стояли прямо возле него. Я вас там видел.

— Я был слишком потрясён. После того, что сделал тот, другой.

— А когда загорелся свет, официант, который, как вы говорите, на вас напал, все ещe был там?

— Тот? Он испарился.

— Вы его с тех пор видели?

Чабб заявил, что не видел, но добавил, что не отличает одного чёрного ублюдка от другого.

При этих словах он позабыл и про манеры вышколенного слуги, и про правильную речь. Чабб весь кипел от гнева. Аллен спросил, почему он не заявил полиции о нападении, и Чабб стал вести себя обиженно и раздражённо. Он, мол, вообще не имел такой возможности, когда всех согнали вместе, а потом разделили на группы и приказали вести себя спокойно и ждать.

Теперь он стал потеть и потирать руками спину, заявив, что ему нехорошо. Аллен пояснил, что сержант напечатает его показания и предложит их прочитать и подписать, если он решит, что все записано верно.

— Потом можете возвращаться к мистеру Уиплстоуну.

К Чаббу вернулись его прежние манеры:

— Простите, сэр, я не знал, что вы знакомы…

— Я очень хорошо знаю мистера Уиплстоуна. Он мне о вас рассказывал.

— Да, сэр. Это все, сэр?

— Пока да. Спокойной ночи, Чабб.

— Спасибо, сэр. Доброй ночи, сэр.

Покинул он комнату, сжав кулаки.

— Десантные части, да? — позволил заметить сержант.

II

Фокс пока делал все, что мог, с группой из пяти особ, утомлённо восседавших в апартаментах, которые во время приёма служили небольшим баром и курительной для мужской половины гостей. Там пахло застоявшимся табачным дымом, алкогольными испарениями, несвежим дыханием и сандалом, который пропитал все вокруг.

Группа, которую допрашивал Фокс, состояла из чернокожего поверенного в делах и его жены, последнего губернатора Британской Нгомбваны с женой и баронета сэра Джорджа Аллена. Из двенадцати гостей лишь они помнили хоть что-то, отчасти связанное с событиями в павильоне.

Экс-губернатор сэр Джон Смит вспоминал, что сразу после того, как прогремел выстрел, все кинулись вперёд. Ему возражала леди Смит, которая утверждала, что если речь идёт о ней, она оставалась в кресле. Жена поверенного, которая едва говорила по-английски, сообщила при помощи мужа, что и она осталась сидеть. Фокс вспомнил, что миссис Аллен по совету мужа тоже не трогалась с места. Поверенный утверждал, что кресла были расставлены в форме буквы V с президентом и послом на вершине, гости образовали два расходящихся крыла.

— Значит, вот как это было, — протянул Фокс. — Понимаю. Когда вы встали, то очутились между президентом и проёмом в павильоне, верно?

— Вот именно, мистер Фокс, вот именно, — подтвердил сэр Джордж, который пытался держаться с какой-то растерянной фамильярностью. С самого начала он заверил Фокса, что много о нем слышал, на что что Фокс заметил: — В самом деле, сэр? Будьте любезны назвать свою фамилию…

Сэр Джордж помнил точный порядок, кто где сидел, и хотя Фокс уже получил эти сведения от Аллена, он с серьёзным видом все записал. Слева от президента сидели посол, сэр Джон и леди Смит, жена поверенного, поверенный, гость, который уже ушёл домой, и сэр Джордж.

— Меня усадили в угол, — заметил сэр Джордж Смитам, которые несогласно загудели.

— Хорошо, спасибо, — сказал Фокс. — А справа, сэр?

— О, — сэр Джордж махнул рукой. — Мой брат. Мой брат с женой. Да… Необычайное стечение обстоятельств. — И видимо считая нужным как-то пояснить, обратился к остальным гостям. Мой брат — полицейский. Смешно, верно?

— Он исключительный полицейский, — пробормотал сэр Джон Смит, на что сэр Джордж ответил:

— Ох, вы правы, вы правы! Мне не пристало об этом говорить, но так и есть! — Добродушно ухмыльнувшись, он умолк.

— Так, — протянул Фокс, глядя в свои пометки. — И ещe четверо гостей, которые уже ушли. Спасибо, сэр. — Он взглянул на свидетелей сквозь очки. — Теперь мы переходим к самому инциденту. Раздался выстрел из пистолета или какого-то иного огнестрельного оружия. Свет в павильоне погас. Кроме дам и президента все вскочили. Что вы при этом делали?

— Что вы имеете в виду? — спросил сэр Джон Смит.

— Ну, например, не пытались вы выйти в сад, чтобы выяснить, что происходит?

— Если говорить о себе, — сказал сэр Джордж, — то я остался на месте. И наблюдал признаки… гм… возбуждения и неконтролируемых передвижений. Такие вещи нужно подавлять в зародыше, если не хотите, чтобы возникла паника.

— И вы с ней справились? — спросил Фокс.

— Ну… не могу утверждать, что это удалось полностью. Человек делает то, что в его силах. Я что-то сказал. Совершенно спокойно.

— Если признаки паники и появились, — сухо заметил сэр Джон Смит, — за ними ничего не последовало.

— Не последовало, — повторил мистер Фокс. — А когда вы предостерегали других, сэр, вы смотрели внутрь? Стоя спиной к саду?

— Да. Да, я глядел внутрь, — подтвердил сэр Джордж.

— И не заметили ничего необычного?

— Я вообще ничего не видел. Меня ослепил резкий свет, который падал на экран и освещал солиста.

— Этот свет не проникал в павильон?

— Нет, — отрезал сэр Джордж. — Не проникал. Нисколько. Было слишком далеко.

— Понимаю, сэр, — примирительно кивнул Фокс.

Леди Смит тут же заметила, что свет от экрана отражался в глади бассейна.

— Он меня просто ослеплял, — заметила она. Остальные согласно кивнули.

Фокс спросил, не оборачивался ли кто до того момента, как погас свет, спиной к саду и не смотрел ли внутрь. Ответы последовали растерянные и неуверенные. Из них можно было понять, что пронзительный вопль миссис Кобурн-Монфор произвёл куда большее впечатление, чем сам выстрел. Супруги Смиты слышали, как Аллен посоветовал президенту сесть. После выстрела все слышали, как президент что-то выкрикнул на своём языке. Поверенный в делах утверждал, что это был приказ включить свет. И сразу после — или перед этим — сэр Джон Смит почувствовал, как что-то упало к его ногам.

И тогда вспыхнул свет.

— Могу только сказать, инспектор, — заметил сэр Джон, что к сожалению не в состоянии добавить больше ничего, что бы имело хоть малейшую связь с этим трагическим происшествием. Дамы пережили огромное потрясение, и потому я хочу просить вас немедленно избавить их от дальнейшего допроса.

Все остальные его поддержали. Сэр Джордж громко поддакивал:

— Вот именно, вот именно.

Фокс согласился, что требование весьма разумное, и выказал сожаление, что пришлось всех так обременять. Дам он заверил, что не намерен долго их задерживать, однако добавил, что не мог действовать иначе, поскольку речь шла о столь важных обстоятельствах…

— Ну, в таком случае… — произнёс сэр Джон, все начали вставать.

Тут вошёл Аллен.

И все почувствовали, что непонятным и необъяснимым образом испытали какое-то облегчение. Словно на сцену совершенно незаметно вступила долгожданная звезда и привлекла внимание зрителей.

— Нам очень жаль, — сказал он, — что пришлось вас так долго задерживать. Мистер Фокс, надеюсь, объяснил причину. Дело весьма запутанное, трагическое и загадочное. Для меня ситуация вдвойне усложняется тем, что я одновременно и беспристрастный свидетель, и следователь.

Он виновато улыбнулся леди Смит. И та к своему великому удивлению вдруг произнесла:

— Мне жаль вас.

— Вот именно. И остаётся лишь надеяться, что кто-нибудь из вас заметил больше, чем я.

Тут отозвался его брат:

— Мы сделали все, что в наших силах. Вот так!

— Очень мило с вашей стороны, — заметил Аллен, просматривая записи сержанта.

— Надеюсь, — начал сэр Джон, — вы нас отпустите домой. Дамы…

— Да, разумеется. После ужасных переживаний все должны быть на пределе сил.

— А вы? — спросила леди Смит. Казалось, еe посетило озарение.

Аллен поднял глаза от заметок.

— О, вы мне их почти вернули. Эти заметки, можно сказать, исчерпывающи. Хотел бы задать только один вопрос. Знаю, что все скрывала тьма, но я хотел бы слышать, не возникло ли у вас по какой-то причине — или без причины — хоть какого-то впечатления о личности убийцы?

— Господи Боже! — воскликнул сэр Джордж. — Дорогой Рори! Кто ещe это мог быть, как не тот парень, которого увели твои люди! Должен поздравить тебя с таким везением!

— Ты думаешь…

— Господи Боже, я имею в виду того здоровенного неотёсанного дикаря с копьём. Простите, — тут же поклонился он в сторону поверенного и густо покраснел. — Боюсь, я отклонился от сути. Но вы меня понимаете…

— Джордж, — исключительно любезно произнёс его брат, — а не пошёл бы ты домой?

— Я? Все мы рады бы уйти. Но я не могу покинуть остальных. Мне не нужны никакие исключения.

— Я тебя уверяю, что совершенно не это имел в виду. Если я правильно понимаю, — продолжал Аллен, повернувшись к остальным, — все вы считаете, что человек с копьём и есть убийца.

— Ну… да, — протянул сэр Джон Смит. — Ведь он там был. Кто же ещё? Господи, ведь убили-то копьём!

Жена чернокожего поверенного произнесла что-то на родном языке.

Аллен испытующе взглянул на еe супруга, который откашлялся.

— Моя жена, — сказал он, — вспомнила.

— О чем?

— Тело лежало рядом с ней. Она кое-что слышала.

— Что именно?

— Звук удара и предсмертный хрип. — После короткого совещания с женой он добавил: — И ещe слово. Кто-то почти неслышно произнёс его по-нгомбвански. Моя жена считает, что это был сам посол.

— И что это было за слово?

«Предатель», — сказал посланник. И помолчав, добавил: Жена хотела бы уйти. У неe на платье кровь.

III

Бумер вышел в халате, смахивая на Отелло в последнем акте. Халат был красный с золотом, под ним карминная пижама. Президент приказал разбудить его, если Аллен захочет с ним поговорить. И сейчас принимал его, Фокса и поникшего, но все ещe любопытного мистера Уиплстоуна в библиотеке. Аллену поначалу казалось, что присутствие мистера Уиплстоуна Бумеру не по душе. Казалось, он даже хотел что-то сказать, но потом видимо решил быть великодушен. В конце концов мистер Уиплстоун знал, как вести себя с Бумером: его дипломатичность имела приятный аромат учтивости без признаков лести, а слова рассудительны, но не заумны.

Когда Аллен сказал, что хотел бы поговорить с нгомбванским официантом, который в тот вечер обслуживал павильон, Бумер, не говоря ни слова, поднял трубку внутреннего телефона и что-то коротко в неe бросил.

— Я бы не стал вас этим обременять, — пояснил Аллен, — но никто не взял на себя ответственность привести этого парня без вашего согласия.

— Они в дурацкой ситуации, — весьма неопределённо буркнул Бумер. — Зачем тебе этот парень?

— Английский официант из павильона утверждает, что тот на него напал.

Бумер прикрыл глаза.

— Сплошное рококо, — сказал он, и даже не стал добавлять,"как мы говаривали у Дэвидсона". В последний год учёбы эта фраза надоела всем до смерти. С ужасающей точностью она вызвала перед внутренним взором Аллена образ тёмной комнаты, пропахшей гренками и углём, вернув его к жизни, которую они с Бумером и их товарищи вели немало лет назад.

Появившийся официант впечатления на него не произвёл. На том были белые штаны, футболка и наперекосяк застёгнутая куртка. Казалось, он в смятении и до смерти боится своего президента.

— Я с ним сам поговорю, — заявил Бумер.

Судя по тону, взялся он за официанта круто. Тот, сверкая белками, отвечал — по крайней мере так Аллену показалось — с чёткостью солдата на строевом смотру.

— Он говорит, что это неправда, — сообщил Бумер.

— Можно на него немного поднажать?

— Толку не будет. Но попробую.

На этот раз ответ был значительно длиннее.

— Он утверждает, что во тьме наткнулся на кого-то, при этом потерял равновесие и в результате некоторое время был вынужден за неизвестного держаться. Но просто смешно называть это нападением. Он давно уже все забыл. Полагает, что вполне мог столкнуться и с другим официантом.

— Что он сделал после столкновения?

— Выбежал из павильона. Стоял рядом с чёрным ходом и когда возникла суматоха, испугался. Его окружили люди из полиции и вместе с остальной прислугой отвели в холл.

— Ты ему веришь?

— Он бы не отважился меня обманывать, — спокойно ответил Бумер.

— Ну, тогда лучше всего ему отправиться спать.

Отпустив беднягу, Бумер встал; Аллен, мистер Уиплстоун и Фокс, разумеется, тоже поднялись.

— Мой дорогой Рори, — сказал Бумер, — один вопрос следует решить немедленно. Речь идёт о теле покойного. Мы его отправим обратно на родину и похороним по нашим обычаям.

— Могу обещать всяческую помощь с нашей стороны. Полагаю, тебя в этом заверил и заместитель начальника полиции.

— О да, он был весьма любезен. Симпатичный человек. Но я слышал, ваш патолог что-то говорил о вскрытии. Об этом и речи быть не может.

— Понимаю.

— В Нгомбване произведут обстоятельнейший осмотр.

— Хорошо.

— Если, как я вижу, с вопросами покончено, полагаю, стоит выяснить, как дела у Гибсона. Если и он тоже закончил, я хотел бы попросить, чтобы мне перед уходом из посольства предоставили отчёт о результатах. Я пока тут наведу кое-какой порядок.

Это было неприкрытым предложением удалиться. Аллен заверил, что всех сотрудников Ярда скоро отзовут. Бумер поблагодарил его за приложенные усилия и заявил, что даст Аллену знать, если вдруг выяснится, что преступник — один из его собственных людей. С другой стороны, полиция будет продолжать обеспечивать безопасность за пределами посольства. После этого говорить было уже не о чем. Аллен стал прощаться, но Бумер его остановил.

— Есть ещe одна вещь, которую мне хотелось бы решить немедленно.

— Что именно?

— Речь идёт об окончании моего визита в Англию. Мне трудно решиться.

«Уж не думает ли он досрочно вернуться в Нгомбвану?» прикинул Аллен. — Лететь вместе с телом? Как бы это порадовало Гибсона!"

— Разумеется, от приёма в Букингемском дворце отказаться я не могу, — продолжал Бумер. — Разве что попытаюсь перевести все в более камерное русло. Правда, это не от меня зависит.

— Когда он состоится?

— Завтра вечером. Нет, уже сегодня. Господи, время уже к утру!

— Есть ещe какие-то обязательства? — спросил Аллен.

— Торжественную посадку деревьев я отменю, и, разумеется, не пойду на скачки. После всего, что тут произошло, это неуместно, — серьёзно добавил он.

— Верно.

— Потом ещe визит в Министерство финансов. Не знаю, как быть, — он величественно развернулся к мистеру Уиплстоуну. Нелёгкая задача, верно? А как бы поступили вы?

Аллен чувствовал, что вопрос подвергает тяжкому испытанию дипломатические способности мистера Уиплстоуна. Но тот с честью вышел из положения.

— Я убеждён, — ответил он, — что премьер-министр, как и все организации и институции, которые рассчитывали иметь удовольствие принимать ваше превосходительство, поймут, что столь драматические события не допускают даже мысли о чем-то подобном.

— Ох, — вздохнул Бумер.

— Ваше превосходительство может в этом не сомневаться, с достоинством закончил мистер Уиплстоун.

— Хорошо, — опять вздохнул Бумер.

Аллен подумал, что звучало это как-то невесело.

— Не смеем тебя более задерживать, — сказал он, — но прежде чем уйти, хочу задать последний, несколько необычный вопрос. Можно?

— Что за вопрос?

— Я знаю, ты убеждён, что ни нгомбванский официант, ни твой охранник, — кажется ты называл его млинзи, — невиновны.

— Я в этом уверен.

— И ты полагаешь, что миссис Кобурн-Монфор ошибается, считая напавшего на неe человека африканцем?

— Исключительно глупая и истеричная женщина. Я не обращаю внимания на еe слова.

— Была у Кобурн-Монфоров причина таить обиду на тебя или посла?

— Да, — без малейших колебаний сразу ответил президент. Причины были, и не сомневаюсь, что они все ещe злы на меня. Известно, что полковник, который помогал формировать наши вооружённые силы, ожидал, что мы будем и впредь пользоваться его услугами, и даже ждал повышения. Полагаю, он уже видел себя на весьма высокой должности. Но как ты знаешь, моей политикой было размещение на всех ключевых постах собственных людей. Я убеждён, что полковник ушёл в вынужденную отставку, пыша огнём и пламенем. Но ничего другого не оставалось, — подытожил Бумер, словно подведя итог воспоминаниям, — он превратился в алкоголика и на него уже нельзя было положиться.

— И несмотря на это его пригласили на приём?

— Это был просто красивый жест. Не могли же мы его полностью игнорировать. А теперь давай свой необычный вопрос, дорогой Рори.

— Он очень прост. Ты кого-то подозреваешь в убийстве посла?

Опять все тот же знакомый взгляд прищуренных глаз. После долгой паузы Бумер сказал:

— Ничего я не знаю; но абсолютно убеждён, что мой млинзи невиновен.

— Тогда кто-то из гостей в павильоне?

— Конечно нет.

— Больше ничего не остаётся, — сухо поправил его Аллен.

— Дорогой мой! — Аллену на миг показалось, что его охватит приступ гомерического смеха, но вместо этого приятель ласково похлопал его по плечу и окинул взглядом, в котором было столько заботы и симпатии, что он почувствовал себя странно тронутым.

— Разумеется, не гость. Больше мне сказать нечего, — завершил беседу Бумер.

— В таком случае… — Аллен покосился на Фокса и мистера Уиплстоуна; те уже собрались уходить.

— Но и у меня есть вопрос, — заявил Бумер, и все трое остановились. — Наш парламент желает, чтобы в здании сената висел мой портрет. Я хотел официально спросить, не захочет ли твоя жена меня писать.

— Я передам ей твоё предложение, — ответил Аллен, с трудом скрывая удивление.

В дверях он буркнул спутникам:

— Я немного задержусь, — и когда они ушли, заметил президенту: — Я хотел тебе ещe кое-что сказать. Будь поосторожнее, ладно?

— Разумеется.

— В конце концов…

— Тебе нечего опасаться. Я буду спать спокойным сном, а мой млинзи будет стоять под дверью на страже.

— Не хочешь же ты сказать, что…

— Ну разумеется. Это его тщательно оберегаемая привилегия.

— Господи Боже!

— И кроме того, я запру дверь.

Аллен ушёл, сопровождаемый громоподобным хохотом.

Когда он вернулся в импровизированный кабинет, мистер Уиплстоун провёл худой рукой по редким волосам, опустился на стул и сказал:

— Он лгал.

— Президент, сэр? — спросил Фокс. — Насчёт того типа с копьём?

— Нет-нет! Когда утверждал, что никого не подозревает.

— Ну-ка, скажите нам, — вмешался Аллен, — почему вы так думаете?

— Довод может вам показаться несерьёзным. Это его поведение. Когда-то я знал этих людей так хорошо, как только может знать белый человек. Я их люблю. Они не умеют лгать. К тому же, дорогой Аллен, вы сами очень хорошо знаете президента. У вас не было такого впечатления?

— Он честный человек и верный друг, — ответил Аллен. — Полагаю, что ему было неприятно меня обманывать. Да, мне казалось, что ему не по себе. Может быть он и в самом деле кого-то подозревает, но решил оставить сомнения при себе.

— Не представляете, кто это мог быть?

Аллен сунул руки в карманы и заходил по комнате. Во фраке с белой бабочкой и рядами планок на груди он выглядел невероятно элегантно и странно контрастировал с Фоксом в повседневном костюме, сержантом в мундире и даже с мистером Уиплстоуном, который был в довольно поношенном смокинге и с шарфиком на шее.

— Пока что нам совершенно не за что зацепиться, — сказал он наконец. — Забудем на миг о гипотезах и станем придерживаться фактов. Сэм, могли бы вы, прежде чем мы уйдём, коротко изложить, что говорилось на собрании в зале? Знаю, вы составили отчёт, я вам за это безмерно благодарен и внимательно его прочту. Но все равно хотел бы слышать все из первых уст. И то, что говорил официант, когда пришёл в библиотеку, если можно, дословно.

— Попытаюсь, — зарумянился мистер Уиплстоун. — Значит, начнём с официанта. Президент ему поначалу велел рассказать, что он делал в критические минуты, перед самым убийством и сразу после него. Ответ, в дословном переводе, звучал так: «Скажу все, что должен».

— Это означало «Должен сказать правду»?

— Возможно; но с тем же успехом могло означать «Скажу, что мне велели».

— Хотел дать знать, что его запугали?

— Возможно. Я не знаю. Потом он сказал, что в темноте столкнулся с другим официантом.

— С Чаббом?

— Да, — как-то смущённо подтвердил мистер Уиплстоун.

— А Чабб утверждает, что парень напал на него.

— Да. Так мне сказали.

— Вы полагаете, этот человек лгал?

— Он мог просто замолчать истинные обстоятельства столкновения с Чаббом.

— Понимаю. А парень с копьём, млинзи, или как там его… И он вызвал у вас сомнения?

Мистер Уиплстоун заколебался.

— Нет, — сказал он наконец. — Там совершенно иной случай. Тот заявил, — полагаю, что помню точно, — что давал президенту присягу на верность. И потому, будь виновен, никогда бы лицом к лицу с президентом над трупом своей жертвы не мог заявить о невиновности.

— Почти дословно то же сказал мне президент.

— Да, и полагаю, это верно. Не считайте меня циником, дорогой Аллен, но мне кажется, что президент весьма наивный человек, и он не станет обращать внимания на неясные двусмысленности в показаниях своих людей, которые бросают на них тень сомнения. Разумеется, я могу ошибаться. Вы очень хорошо его знаете, я — нет.

— Я его знаю? — протянул Аллен. — Возможно. Но бывают моменты, когда я в этом начинаю сомневаться. Могу уверить, тут не все так просто.

— В нем есть что-то невероятно симпатичное. Мне кажется, вы вспоминали, что в школе были добрыми приятелями.

— Бумер утверждает, что я был его лучшим другом. Он был моим наверняка. Он исключительно интеллигентен. И в юриспруденции давал всем сто очков вперёд. Но вы правы, — задумчиво продолжал Аллен, — все, чему не хочет верить, он просто игнорирует.

— И разумеется, не хочет верить, что один из его приближённых совершил преступление, — не отставал мистер Уиплстоун.

Фокс согласно поддакнул.

— Похоже, не хочет, — согласился Аллен и задумчиво почесал нос. — Но я все же думаю, что мы ловим рыбку не в том пруду. Во всяком случае, в довольно мутных водах.

— Не возражаете, — спросил мистер Уиплстоун, — если я задам очень прямой вопрос?

— Как я могу сказать, прежде чем его услышу?

— Хорошо. Вы полагаете, покушение было действительно на президента?

— Да.

— И может повториться?

— Весьма возможно, что попытку повторят. Весьма возможно, — повторил Аллен.

Последовала продолжительная пауза.

— Что дальше? — спросил наконец Фокс.

— Чтоб мне провалиться, если я знаю. Мы получили ясное указание, что пора убираться. Пойдём, нужно передать это Фреду Гибсону.

Фред Гибсон не жалел, что их выставили из посольства. Он избавился от морочной и неблагодарной работы и мог полностью посвятить себя подготовке обычных мероприятий по обеспечению безопасности вокруг посольства и повсюду, куда за оставшиеся дни визита мог заглянуть президент. Когда Аллен ему сказал, что программа визита сократится и некоторые мероприятия вовсе отменят, он в душе был глубочайше удовлетворён.

— Наконец хоть какая-то радость, — пробурчал Фред. Потом сообщил, что нашли гильзу, которая после выстрела вылетела из «люгера». Та лежала на земле под окном туалета. С пулей, правда, им не повезло.

— Но расстраиваться не стоит, — совершенно спокойно заявил Гибсон. — Посмотрите на это!

И раскрыл большую бледную ладонь. Аллен с Фоксом склонились над ней.

— Пыж? — удивился Фокс. — Тут? Подождите минутку. Мне кое-что пришло в голову.

— Вот именно, Фред, — кивнул Аллен. — Полагаю, вы нашли гильзу от холостого патрона.

Они вышли из посольства.

Когда Аллен вернулся домой, Трой ещe не спала и его окликнула. Когда он вошёл в спальню, жена сидела на постели, обхватив руками колени.

— Да, весёлым вечер не назовёшь, — заметил он. — Мне очень жаль, дорогая.

— Ты…

— Нет. Пришлось отпустить тебя, не сказав ни слова. Трой, не мог я о тебе позаботиться. Тебя это очень шокировало?

— Я ничего, собственно, не видела. То есть, я что-то видела, но это было так странно, словно во сне. И только на миг, на одну-две секунды. Я просто не поверила.

— Это хорошо.

— Все там столпились…

— Верно.

— И ты нас сразу отогнал.

— Да?

— Да. Но… — она закусила губу и торопливо спросила: Это копьё, да? Его проткнули?

Он кивнул и откинул с лица еe непослушные кудри.

— Вы не арестовали потом этого великолепного дикаря?

— Бумер утверждает, что твой великолепный дикарь к убийству непричастен. И кроме того, в посольстве мы не можем никого арестовать. Есть в деле что-то странное. Мне рассказать?

— Не теперь. Лучше тебе хоть немного поспать.

— И тебе тоже. Я приму душ. Доброе утро, моя милая. Ох, я забыл: у меня для тебя сюрпризик от Бумера.

— Для меня? Что ты имеешь в виду?

— Он хочет, чтобы ты его писала. Сам попросил об этом.

Трой на несколько секунд замерла. Потом бросила на Аллена короткий сияющий взгляд и сразу зарылась лицом в подушку.

Он смотрел на неё, размышляя о творческом темпераменте. Чуть коснулся еe волос и ушёл в ванную. За окнами уже светало.

I

Когда Аллен, условившись по телефону, на следующий день пришёл на Каприкорн Уол, его встретила Люси Локкет. С хозяйским видом она восседала на верхней ступеньке и разглядывала его в упор.

— Я знаю, кто ты, — сказал Аллен, — здравствуй, моя милая, — и протянул к ней руку. Люси встала, лениво потянулась и обнюхала пальцы. Мистер Уиплстоун выглянул в открытое окно.

— А, это вы. Сейчас открою.

Люси ловко прыгнула со ступенек на оконную раму, а оттуда в объятия своего хозяина, который открыл двери, все еe держа еe на руках.

— Проходите, проходите, — приглашал он Аллена. — Мы вас уже ждём.

— Какой красивый дом!

— Вам нравится? Должен признаться, мне очень.

— Значит вам вчера вечером, точнее сегодня утром, не пришлось далеко идти.

— Нет. Верите, Аллен, возвращаясь домой я поймал себя на мысли, что все, что случилось, могло быть какой-то галлюцинацией. Нечто вроде путешествия во времени или какой-нибудь ещe ерунды из научно-фантастических фильмов: словно все произошло за пределами нормального мира. Вам не кажется?

— Вы правы, — подтвердил Аллен.

Он подумал, что мистер Уиплстоун сам, похоже, немного из другого времени; тот сидел, ссутулившись на табуретке, в прекрасно сшитом костюме, с причёской а ля Трампер, сдержанным галстуком, элегантными запонками в манжетах, моноклем и маленькой чёрной кошечкой, свернувшейся на безупречном жилете.

— Речь идёт о Чаббе, — озабоченно заметил хозяин. — Он меня беспокоит. Не знаю, что случилось; он мне ничего не говорит, а миссис Чабб глядит так грозно, что я боюсь еe о чем-либо спрашивать.

— Он не говорил вам, что на него напал тот чёрный официант?

— Не сказал ничего, и у меня сложилось впечатление, что неуместно начинать его распрашивать.

— Что вы думаете о Чаббе? Какое у вас о нем вообще сложилось мнение?

Тут у мистера Уиплстоуна возникли некоторые трудности, но наконец выяснилось, что с его точки зрения Чаббы — почти совершенство.

— В самом деле, — уверял мистер Уиплстоун, — я считал, что такой прислуги сегодня уже не бывает, разве что у миллионеров. Иногда мне даже казалось, что они слишком хороши для того, чтобы быть правдой. Нехорошее предзнаменование! — заметил он.

— Вы не замечали, что Чаббы недолюбливают чёрных?

— Нет. Впрочем, я пожалуй догадывался. Что-то я заметил, когда осматривал дом. Мы находились в мансарде и… о, Господи, несчастный посол шёл внизу по улице. Чаббы стояли у окна и его заметили. Нет, ничего не произошло. Они просто уставились на него, не отводя глаз. Думаю, дорогой Аллен, вы не сделаете из этого неуместных выводов, например, что Чабб… Нет, это совсем не так.

— Я только подумал, что предрассудки такого рода могли повлиять на его показания. Когда я с ним разговаривал, он не скрывал своей неприязни к чёрной расе.

— Ничего удивительного, если один из них едва его не задушил.

— Это он так утверждает.

— Вы ему не верите?

— Не знаю, — задумчиво протянул Аллен. — Пожалуй, верю. Но с известными сомнениями.

— В конце концов может оказаться, что происшествие из самых заурядных, — заметил мистер Уиплстоун. — Нгомбванский стражник и официант по какой-то причине сговорились убить президента или посла. В критический момент появляется Чабб, им мешает, и потому официант на него нападает, чтобы дать возможность стражнику совершить преступление. Стражник убивает посла и убеждает президента, что его, как говорит мой несчастный Чабб, подставили.

— Да, — кивнул Аллен, — почти образцовая версия, почти.

— Ну видите, видите! — воскликнул мистер Уиплстоун, поглаживая кошку.

— А выстрел из пистолета?

— Часть заговора; впрочем, не знаю… Погодите, эта ужасная дама ведь говорила, что там был негр, нет? И что тогда?

— Кто бы там ни был, выстрелил он холостым.

— В самом деле? Ну, тогда выстрел — всего лишь отвлекающий манёвр. Рассчитанный на то, чтобы отвлечь внимание присутствующих от павильона. Президента же выстрел должен был заставить вскочить.

— Может быть, — согласился Аллен. — Но зацепка не в том.

— А в чем же?

— Дорогой мой, понятия не имею. Честное слово, не знаю. Просто у меня такое странное предчувствие, что даже кончики пальцев свербят; впрочем есть и другие признаки, которые полицейские инструкции не предусматривают. Все мне кажется уж слишком подозрительно совершенным, как рыбы в аквариуме, которых выставляют в ресторанах на трансокеанских пароходах, но никогда не подают к столу.

— Ну так рассказывайте!

— Есть немало вопросов, на которые нужно найти ответ. Например, тот чёрный головорез с чулком на голове, о котором говорила миссис Кобурн-Монфор. Она видела его силуэт на фоне окна кабинки. Якобы он выскочил из дамского туалета в холл, но там были четверо людей Гибмлона; один из них стоял прямо за дверью. Все с фонариками. И никто из них ничего не заметил. В соседнем коридоре неподалёку от главного рубильника случайно оказался ещe один охранник. Через десять секунд после выстрела он уже включил свет. Убийство должно было произойти за этих десять секунд.

— Ну и…

— Наша общая знакомая утверждает, что после выстрела нападавший выскочил из кабинки, споткнулся об неe и кинулся бежать; она же осталась лежать в темноте. И только потом выбежала из кабинок прислуга туалета, среди них наш сержант, и тоже налетели на неё. Все ещe было темно. С другой стороны, прислуга утверждает, что выбежали они сразу после выстрела.

— Но они были так растеряны…

— Сержант — вряд ли.

— Черт возьми! — отвёл душу мистер Уиплстоун, — но что тут общего с моим несчастным Чаббом?

— Понятия не имею. Но я готов поклясться, что если говорить о достоверности показаний, миссис Кобурн-Монфор никак не складывается с вашими чёрными кандидатами.

Мистер Уиплстоун задумался. Люси погладила лапкой его подбородок и уснула.

— Это следует понимать так, — спросил он наконец, — что миссис Кобурн-Монфор лгала, говоря о чёрном мужчине с чулком на голове?

— Я убеждён, что она его выдумала.

— Кто же тогда, черт побери, стрелял из пистолета?

— Ну, — вздохнул Аллен, — я полагаю, это очевидно. Она сама.

II

Мистера Уиплстоуна эти слова окончательно вывели из равновесия. Он долго молча вдумывался в их смысл. Потом спустил кошку на пол. Та с обиженным видом принялась умываться. Её хозяин отряхнул жилет, перебросил ногу на ногу, сомкнул кончики пальцев и наконец произнёс:

— Все слишком запутанно.

Ещё немного помолчав, он спросил Аллена, существуют ли какие-то более конкретные факты, которые могли бы подтвердить его ошеломляющие взгляды на деятельность миссис Кобурн-Монфор.

— Ничего конкретного, — признал Аллен. Но тут же обратил внимание на то, что чернокожий мужского пола, задумай он стрелять из пистолета что холостым, что боевым патроном, поступил бы разумнее, воспользовавшись окном мужского туалета, где на его присутствие не обратили бы внимания, приняв за слугу, будь он в ливрее, или за гостя, приди он в вечернем костюме. В дамском же туалете его присутствие выглядело слишком экстравагантно.

— Попытка проникнуть в дамский туалет с риском нарваться на скандал стала бы непоправимой глупостью, — заметил он.

— Правда ваша, — расстроенно протянул мистер Уиплстоун. Верно. Все верно.

— И больше того, — продолжал Аллен, — наш сержант, хотя и совершила ошибку, нарушив инструкции, смогла дать очень ценную информацию. Она убеждена, что кроме выстрела и крика миссис Кобурн-Монфор больше ничто там не нарушило покоя.

— Понимаю.

— Что касается оружия, сегодня утром провели экспертизу. И результаты подтверждают, что вероятнее всего стреляли холостым патроном. На пистолете нет никаких отпечатков пальцев. Это, конечно, не доказательство, но сержант и прислуга туалета утверждают, что у миссис Кобурн-Монфор на руках были длинные перчатки. Обычно такие перчатки в туалете расстёгивают, спускают от запястья вниз, потом концы засовывают в верхнюю часть, чтобы не мешали. Но у нашей дамы перчатки оказались натянуты и застёгнуты, на что у неe никак не оставалось времени. Вряд ли можно представить, что она сидела на полу, застёгивала перчатки и притом орала во весь голос.

— Все кажется ясным, — протянул мистер Уиплстоун.

Аллен подумал, что он наспех приводит в порядок мысли, чтобы приспособиться к новому повороту событий.

— Полагаю, — заметил Аллен, — что это лучшее объяснение. Я никак не могу вообразить, что могло бы заполнить все прорехи в выдумках этой дамы. И к тому же она слишком принюхивалась к ароматической соли, чтобы выступили слезы. Во всяком случае, я с ней ещe поговорю.

— Когда? — тут же спросил мистер Уиплстоун.

— Как только уйду от вас. А в чем дело? Что случилось?

— Ничего особенного. Кроме того, что откроет вам скорее всего Чабб.

— Чабб?

— Ну да. Каждую пятницу после обеда он подрабатывает у Кобурн-Монфоров. Тут ничего такого нет, Аллен, можете мне поверить. Чаббы часто работают на соседей. Каждое второе воскресенье, например, сидят с детьми из дома 17. Такой у нас договор.

— А миссис Чабб помогает по хозяйству вашему жильцу.

— Она ходит туда через день. Между прочим, — он взглянул на часы, — с минуты на минуту нам принесут чай. Я попросил приготовить побольше, в надежде, что вы зайдёте. Миссис Аллен вспоминала о том, что у вас не было времени пообедать.

— Очень мило с вашей стороны, с удовольствием.

Люси поскреблась в дверь и ей удалось приотворить их настолько, чтобы проскользнуть в щель. Комнату она покинула с гордо задранным хвостом и весьма двусмысленным видом.

— Иногда меня так и тянет порасспросить Чаббов, — признался мистер Уиплстоун.

— О Шеридане и Кобурн-Монфорах?

— Ну да, только как-нибудь невзначай. Разумеется, так не поступают. По крайней мере, — добавил мистер Уиплстоун и протестующе поднял руку, — по крайней мере не я.

— Верю, верю, — согласился Аллен. — Вы не тот человек. Но полагаю, вы не станете возражать, если с миссис Чабб поговорю я.

— Здесь? Сейчас? — вырвалось у мистера Уиплстоуна. Предложение его явно потрясло.

— Если не возражаете, я предпочёл бы не откладывать.

— Она так перепугана! И от того, что на Чабба напал тот чёрный тип, и что его потом допрашивали…

— Я постараюсь еe больше не расстраивать. Пока мне кажется, что наш разговор не выйдет за рамки обычной полицейской рутины.

— А я уверен, что ничего вы от неe не добьётесь. Тс-с! — Он поднял палец. Откуда-то снаружи доносились размеренные удары — или хлопки. И становились все громче.

Аллен подошёл к дверям в холл, которые Люси Локкет оставила открытыми, и выглянул.

Люси Локкет спускалась по лестнице, пятясь как рак, и тянула за собой на цепочке какой-то небольшой предмет, который со стуком ударялся о каждую ступеньку. Спустившись с лестницы, кошка с немалым трудом взяла предмет в зубы, приглушённо мяукая, прошла мимо Аллена, вошла в салон и положила свою добычу к ногам мистера Уиплстоуна.

— О нет, нет! — воскликнул тот. — С меня хватит! Господи Боже, с меня хватит!

Это опять была белая глиняная рыбка.

Он все ещe с ужасом созерцал еe, когда с лестницы донеслось звякание фарфора. Аллен быстро нагнулся, поднял рыбку и сунул еe в карман.

— Ни слова! — шепнул он.

Вошла миссис Чабб с подносом.

Аллен пожелал ей доброго вечера и придвинул к креслу, в котором сидел мистер Уиплстоун, маленький столик, спросив:

— Так хорошо?

Миссис Чабб смущённо поблагодарила и поставила туда поднос. Когда она уже вышла из комнаты и зашагала по лестнице, Аллен заметил:

— Это не Шеридана. Кошка принесла еe сверху.

У мистера Уиплстоуна отвисла челюсть. Он уставился на Аллена, словно впервые его увидев.

— Покажите! — вдруг попросил он.

Аллен вытащил безделушку из кармана и покачал еe на цепочке перед мистером Уиплстоуном. Тот подтвердил:

— Да, эта принадлежит Чаббам. Я вспомнил…

— О чем?

— Думаю, я вам уже рассказывал. Когда она первый раз украла внизу эту, или точнее весьма похожую рыбку, у меня тоже было впечатление, что я еe уже где-то видел. И в тот же вечер, едва успев вернуть еe Шеридану, я вдруг увидел другую рыбку на толстой шее этого кошмарного Санскрита. И снова у меня возникло то же самое чувство. А теперь я наконец вспомнил: впервые я еe увидел, когда осматривал этот дом. Рыбка была вверху, в мансарде Чаббов. Висела на фотографии девушки, украшенной траурной лентой. Да, именно эта рыбка, — мистер Уиплстоун закрыл руками лицо. — Как неприятно…

— Возможно, выяснится, что вы придаёте этому слишком большое значение. На вашем месте я бы так не волновался. Это может быть опознавательным знаком какого-то глуповатого, но безвредного культа, который все они исповедуют.

— Да, но Чабб? Вместе с более чем сомнительными Кобурн — Монфорами и отвратительными Санскритами? Нет, мне это не нравится, — возразил мистер Уиплстоун. — Совершенно не нравится.

Его рассеянный взгляд упал на Люси, которая между тем устроилась поудобнее, сложив лапки под грудью.

— Ведь даже кошка их боится, — припомнил он. — Перепугалась до смерти при одном взгляде на эту жуткую парочку! Пирелли из «Наполи» думают, что Люси когда-то принадлежала этой женщине, и та с ней плохо обращалась. Конечно, я не утверждаю, что дурные привычки Люси не нужно осуждать, ни в коем случае.

— Я не совсем понимаю…

— Ладно, ладно, оставим это. Налейте чай, — любезно предложил гостю мистер Уиплстоун, — и посоветуйте, что же мне делать с этим медальоном.

Аллен вновь вытащил из кармана рыбку и повертел еe в руке. На брюшке было выжжено клеймо изготовителя в виде волнистого "Х".

— Солидная работа, — заметил он. — Счастье, что не разбилась на ступенях. Если ничего не имеете против, я поднимусь наверх и верну еe хозяйке. Есть причина для визита, как вы считаете?

— Полагаю, вполне. Не знаю, следует ли мне…

— Да уж, спасибо. Так лучше. Желаю удачи.

— Я пойду, пока она не вернулась в кухню. Где их комната?

— Первая дверь от лестницы.

— Хорошо.

Оставив мистера Уиплстоуна расстроенно прихлёбывать чай, Аллен поднялся в мансарду и постучал.

Дверь тут же отворилась и появилась миссис Чабб, взирая на него с ужасом в глазах. Аллен попросил разрешения на минутку войти; на миг ему показалось, что она скажет «Нет!» и захлопнет двери перед его носом. Но потом женщина оступила в сторону, прижав пальцы к губам, и он вошёл.

Взгляд его тут же упёрся в фотографию на стене. Девушка лет шестнадцати с прелестным здоровым круглым личиком, очень похожая на миссис Чабб. К верхнему углу рамки были прикреплены чёрные ленты, собранные в розетки. На самой фотографии тоненьким почерком было написано: 4 апреля 1953 — 1 мая 1969.

Аллен достал из кармана медальон. Из горла миссис Чабб вырвался странный тихий стон.

— Боюсь, что Люси вернулась к своим старым проделкам, сказал он. — Мистер Уиплстоун объяснил мне, что есть у неe такая манера. Забавные существа эти кошки, верно? Если что-то вобьют себе в голову, ничто их не остановит. Это ваше, не так ли?

Она даже не шелохнулась, чтобы забрать медальон. На столе под фотографией лежал гвоздик. Аллен снова всунул его в дырку и повесил на него цепочку.

— Видимо, его выдернула кошка, — заметил он и добавил: Вам нехорошо, миссис Чабб? Мне очень жаль. Присядьте; я могу вам чем-нибудь помочь? Дать воды? Нет? Так по крайней мере сядьте.

Пришлось подхватить еe под локоть: женщина бессильно осела на стул, стоявший рядом. Она побелела, как мел, и вся дрожала.

Аллен придвинул ещe один стул и сел.

— Мистер Уиплстоун мне сказал, что вас очень расстроило происшедшее прошлой ночью. Боюсь, я ещe добавил, — извинился он.

Миссис Чабб не сказала ни слова, и он продолжал:

— Полагаю, вы ещe не знаете, кто я. Прошлой ночью я допрашивал вашего мужа. Я старый приятель мистера Уиплстоуна и знаю, как он высоко ценит ваши услуги.

Миссис Чабб прошептала:

— Вы из полиции?

— Да, но нет причин для беспокойства, поверьте.

— Он на него напал, — простонала женщина. — Тот… — она на миг закрыла глаза. — тот чёрный. Набросился на мужа.

— Знаю. Он мне говорил.

— Это правда, — и она настойчиво повторила: — Это правда, сэр. Вы верите, сэр? Верите, что это правда?

Аллен помолчал.

«Верю ли я? — подумал он. — Вечно спрашивают, чему человек верит. Это слово постепено теряет смысл. В такой ситуации важно только то, что человек знает.»

Он ещe минуту помолчал, потом сказал:

— Полицейский может верить только тому, что сумеет неопровержимо доказать. Если на вашего мужа напали, как он утверждает, мы разберёмся.

— Слава Богу, — прошептала она, а потом добавила: — Простите, что у меня так сдали нервы. Не знаю, что со мной творится…

— Ничего…

Он встал и подошёл к фотографии. Миссис Чабб высморкалась.

— Симпатичное личико, — заметил Аллен. — Ваша дочь?

— Да, — ответила женщина, — она была нашей дочерью.

— Простите. Давно она умерла?

— Четыре года…

— Болела?

— Несчастный случай. — Миссис Чабб собиралась что-то сказать, но потом вдруг взорвалась: — Она была нашей единственной отрадой… Наша Гленис.

— Очень похожа на вас.

— Да.

— Это был еe медальон?

Ответа не последовало. Обернувшись, он заметил, что миссис Чабб глядит в упор на фотографию, судорожно ломая пальцы.

— Если да, — продолжал Аллен, — вам, конечно, очень жаль было бы его лишиться.

— Это не еe.

— Нет?

— Я и не заметила, что его там нет. Потому так и удивилась, когда… когда вы его принесли.

— Простите, — извинился он ещe раз.

— Ничего.

— Несчастье случилось в Лондоне?

— Да, — коротко ответила она и плотно сжала губы.

Аллен продолжал, не обращая внимания:

— Медальон выглядит весьма необычно, вам не кажется? Это какой-то символ или амулет?

Женщина развела руками.

— Это моего мужа.

— Значит, это эмблема какого-то клуба?

— Можно назвать и так.

Она стояла спиной к дверям, когда те открылись и на пороге появился супруг.

— Я ничего не знаю, — громко заявила миссис Чабб. — Не думаю, чтобы это имело отношение к делу. Сожалею.

— Тебя ищут внизу, — сообщил ей Чабб.

Она встала и вышла из комнаты, даже не взглянув ни на Аллена, ни на мужа.

— Вы хотели поговорить со мной, сэр? — бесцветным голосом спросил Чабб. — Я только что вернулся.

Аллен рассказал ему про кошку и медальон. Чабб равнодушно слушал.

— Меня заинтересовал сам медальон, — закончил Аллен. — Я подумал, что это какая-то эмблема.

Чабб ответил тут же и без размышлений.

— Верно, сэр. Это маленькое сообщество, занимающееся духовными проблемами. Загробная жизнь и тому подобное.

— Мистер и мисс Санскрит состоят членами этой общины?

— Да, сэр.

— А мистер Шеридан?

— И он тоже, сэр.

— А вы? — вскользь поинтересовался Аллен.

— Они были так любезны и сделали меня кем-то вроде внештатного члена. Я их обслуживал во время некоторых заседаний, и они заметили, что меня это интересует.

— Вы имеете в виду загробную жизнь?

— Да, сэр.

— Ваш интерес разделяет и ваша супруга?

— Она тут ни при чем, — равнодушно отмахнулся Чабб. — Это скорее благодарность за мои услуги.

— Ага… Теперь вам для этой штуковины придётся подыскать другое место, верно? — невозмутимо продолжал Аллен. — Там, где Люси Локкет не достанет. Счастливо оставаться, Чабб.

Чабб что-то промямлил в ответ. Суперинтендант оставил его в комнате почти также побледневшего, как несколько минут назад — его жена.

Мистер Уиплстоун ещe чаёвничал. Люси на коврике перед камином лакомилась молоком.

— Поскорее наливайте чай, — приветствовал его мистер Уиплстоун. — И что-нибудь перекусите. Надеюсь, вы любите тосты с анчоусами? Похоже, они ещe не остыли. — Он снял крышку и от тарелки донёсся запах, который Аллену больше всего напоминал их холостую жизнь с Бумером. Он принялся за тосты с чаем. Потом вздохнул.

— Не могу задерживаться. Собственно, мне уже пора.

— А что с Чаббами? — отважился спросить мистер Уиплстоун.

Аллен коротко рассказал ему о своём визите в мансарду. Мистера Уиплстоуна его слова явно успокоили.

— Как видите, — заметил он, — это отличительный знак какой-то безобидной малой секты. Чабба сделали еe участником только за то, что он им подаёт бутерброды и напитки. Возможно, они рассчитывают, что из него может получиться хороший медиум. Вполне разумное объяснение, вам не кажется?

— Ну да, конечно. Занятно, что Санскрит, судя по полицейской картотеке, занимался мошенничеством именно в этой области, как фальшивый прорицатель и медиум, — сказал Аллен. А кроме того есть подозрения, что он замешан и в торговле наркотиками.

— Меня это совсем не удивляет, — энергично заявил мистер Уиплстоун. — Если речь зашла о преступлениях, полагаю, что он вполне подходящий субъект. Именно потому меня так огорчают контакты с ним Чаббов.

— И есть ещe миссис Кобурн-Монфор, которую начинают подозревать в соучастии при покушении на президента. Тоже не лучшее общество, верно?

— Черт побери! — воскликнул мистер Уиплстоун. — Но послушайте, дорогой друг: я эгоистичный старый холостяк и не хотел бы, чтобы с Чаббами случилось что-то плохое, поскольку они очень облегчают мою жизнь. — Тут он отвёл сердитый взгляд и напустился на кошку. — А что касается тебя, не лезь ты куда не надо, ничего бы и не случилось. Запомни это!

Аллен допил чай, доел тост и встал.

— Уже уходите, друг мой? — озабоченно спросил мистер Уиплстоун.

— Приходится. Спасибо за чай. Пока, дорогая Люси, — простился он с Люси Локкет. — В отличие от твоего хозяина я тебе очень благодарен. Все, ухожу.

— К миссис Кобурн-Монфор?

— Вовсе нет. К мисс Санскрит. Теперь она становится куда важнее.

III

Аллен в посольстве с Санскритами не сталкивался. Инспектор Фокс лишь отметил в списке имена и адреса и позволил им уйти домой. Поэтому Аллен считал, что мисс Санскрит вряд ли запомнила его лицо; а если и да, то наверняка не придала ему никакого значения.

Шагая по Каприкорн стрит, он миновал поочерёдно магазинчик «Наполи», цветочную лавку и гараж. День был тёплый, в воздухе плавал запах кофе, еды, гвоздик и красных роз, издалека доносился колокольный звон.

В конце Мьюс, где улица переходила в пассаж, ведущий на Баронсгейт, прежде была конюшня, а теперь помещалась лавка с глиняными поросятами. Фасадом она была обращена к Мьюс, и потому бросалась в глаза уже издали. У Аллена по мере приближения возникли образы бьющих копытами распалённых лошадей, прилежных конюхов, острых запахов и тарахтенья окованных колёс диккенсовских времён. Над головой летали голуби, время от времени они садились на каменный пол пассажа и прибавляли достоверности воображению.

Но вблизи очарование разрушила неподражаемая вывеска: «К. и Х. Санскрит. Поросята». Изнутри, из какой-то ниши в дальней стене помещения, разливалось багровое зарево, выдававшее присутствие печи для обжига. Над ней склонилась тёмная массивная фигура мисс Санскрит.

Аллен сделал вид, что хочет свернуть в пассаж, но потом передумал, остановился и уставился сквозь витрину на глиняные фигурки, расставленные на полках. Невероятно злобный боров с незабудками на спине взирал на него почти также мрачно, как мисс Санскрит, которая обернулась и следила за ним из тени. Отворив дверь, он вошёл и как можно любезнее поздоровался.

С трудом разогнувшись, хозяйка двинулась навстречу. Он подумал, что она вынырнула из ниши, словно динозавр из своей пещеры.

— Я подумал, — сказал Аллен, словно это только что пришло ему в голову, — что вы могли бы мне помочь. Я ищу, кто бы взялся сделать для меня несколько экземпляров небольшой керамической эмблемы. Она должна стать знаком нового клуба.

— Нет-нет, — прогудел удивительно низкий голос где-то внутри мисс Санскрит. — Мы заказов не принимаем.

— В самом деле? Жаль. Знаете, я давно уже собирался купить одну из ваших фигурок. Нет у вас, случайно, глиняных кошечек? С цветами, или хотя бы без цветов?

— Вон там есть одна сидящая кошка. На нижней полке. Я их перестала делать.

Там действительно была всего одна кошка: грустная, худая, вытянувшаяся, с серыми глазами и полосами на боках. Аллен еe купил. Фигурка оказалась тяжёлой и стоила пять фунтов.

— Просто изумительна, — расхваливал он, пока мисс Санскрит толстыми белыми руками неуклюже заворачивала фигурку. Знаете, это подарок для кошки. Она живёт на Каприкорн Уол, в доме один, и с вашей они просто близнецы, разве что у той кончик хвоста белый. Интересно, как она отреагирует…

Мисс Санскрит на миг оставила работу, но ничего не сказала, и он продолжал:

— Знаете, у неe очень независимый характер, и ведёт она себя скорее как собака, — таскает вещи, например. Не то, чтобы просто воровала…

Мисс Санскрит повернулась к нему спиной. Бумага шуршала. Аллен ждал. Обернувшись снова, она подала пакет. Ввалившиеся глаза под кошмарной копной волос свекольного цвета глядели в упор.

— Спасибо за покупку, — буркнула она.

— Вы случайно не знаете никого, — спросил он, — кто бы сделал мне эти эмблемы? Совсем маленькие, такую беленькую рыбку, которая держит в зубах собственный хвост.

Взгляд, которым она его одарила, чем-то вдруг удивительно напомнил Аллену разговор с миссис Чабб. Странный взгляд животного, которое сразу испугалось и насторожилось. Он хорошо это заметил. Было вовсе нетрудно вообразить, что она даже испускает защитный запах.

— Боюсь, — сказал женщина, — что ничем помочь не могу. Счастливо. — Она отвернулась и стала удаляться, но остановилась, когда он окликнул:

— Мисс Санскрит! Если я не ошибаюсь, вчера вечером мы были на одном приёме. В нгомбванском посольстве.

— Ох, — выдохнула она, но не обернулась.

— Полагаю, вы там были со своим братом. Я убеждён, что видел вашего брата несколько недель назад в Нгомбване.

Ответа не последовало.

— Странное стечение обстоятельств, — продолжал Аллен. Ну, до встречи.

Сворачивая за угол на Каприкорн плейс, он усомнился, было ли это хорошей идеей. Разумеется, она теперь встревожена, если только вообще такого кита может что-то встревожить. Обо всем расскажет своему Большому брату, и кто знает, что они затеют? Могут ли решить, что я пытаюсь попасть в их круг? В таком случае они свяжутся с остальными «рыбами», чтобы выяснить, что обо мне знают другие. Или укрепятся в наихудших подозрениях и начнут действовать на свой страх и риск. Если вздумают обзвонить весь кружок, чтобы предупредить, скоро узнают, что я полицейский. Достаточно будет позвонить хотя бы Кобурн-Монфорам. Значит нужно будет проследить, чтобы она и еe Большой брат не исчезли под покровом ночи.

«Бьюсь об заклад, — подумал он, приближаясь к цели своей прогулки, — что этот странный дом скрывает куда больше, чем какие-то глиняные поросята. Отказался ли еe брат от торговли наркотиками? Хорошо бы. Так, мы на месте.»

Дом номер девятнадцать на Каприкорн Плейс, хоть и куда больший, был построен в том же самом стиле, что и маленький дом мистера Уиплстоуна. Ящики за окнами выглядели побогаче, ибо в них пышно цвели пеларгонии. Переходя улицу, выглядела ещe хуже. На него она взглянула с испугом и тут же исчезла внутри.

Пришлось позвонить трижды, прежде чем появился полковник. Из дверей потянуло джином. В первый миг Аллен, как и у Чаббов, подумал, что двери захлопнут перед его носом. Внутри кто-то говорил по телефону.

Полковник спросил:

— Что вам угодно?

— Если не возражаете, я хотел бы поговорить с миссис Кобурн-Монфор, — любезно произнёс Аллен.

— Боюсь, это невозможно. Она неважно себя чувствует. Лежит в постели.

— Очень жаль. В таком случае я хотел бы поговорить с вами, если вы будете любезны меня принять и способны это выдержать.

— Сожалею, но сейчас мне это неудобно. Во всяком случае, мне нечего добавить к тому, что я сказал вчера ночью.

— Возможно, вы предпочитаете явиться в Ярд, полковник? Долго мы вас там не задержим.

Налитые кровью глазки уставились в пустоту. Потом он выругался:

— Черт бы вас побрал, ладно! Будет лучше, если вы войдёте.

— Благодарю, — с этими словами Аллен прошёл внутрь, миновав полковника, и оказался в холле с лестницей наверх и двумя дверьми; ближние были приоткрыты. Из комнаты доносился приглушённый голос, несомненно принадлежавший миссис Кобурн-Монфор:

— Это правда, Ксенни. Он здесь! Сейчас! Я должна повесить трубку.

— Не сюда, следующая дверь, — вскричал полковник, но Аллен уже был внутри.

Хозяйка была в современной версии одеяния, которое мать Аллена именовала капотом. Вычурного кроя пенюар был наброшен на пижаму и перетянут поясом. Волосы уложены наспех, так что выглядели ещe хуже, чем если бы она к ним вообще не прикасалась. Такое же впечатление производило и лицо.

Миссис Кобурн-Монфор курила. Заметив Аллена, она замахала руками, словно перед носом пролетела пчела, и отступила на шаг. В ту же минуту в дверях появился еe муж.

— Зачем ты спустилась, Крисси? — спросил он. — Нужно было оставаться в постели.

— Я… Я спустилась за сигаретой. — Дрожащим пальцем она ткнула в Аллена и протянула: — Снова вы! — стараясь придать словам презрительный тон. Но результат вышел жалкий.

— Боюсь, в самом деле это снова я, — согласился Аллен. Простите за вторжение, но нужно ещe кое-что выяснить.

Рука взлетела к волосам.

— Я не причёсана… Какой ужас! Что вы обо мне подумаете!

— Будет лучше, если ты вернёшься в постель, — грубо вмешался еe супруг. — Пойдём, я тебя отведу.

«Успела предупредить, — подумал Аллен. — Ничего не поделаешь.»

— Я только немного приведу себя в порядок, — заверила хозяйка, — и тут же вернусь.

Муж вышел с ней, поддерживая за руку повыше локтя.

«А теперь, — подумал Аллен, — она ему расскажет, что звонила мисс Санскрит. Наверняка это была мисс Санскрит, даю голову на отсечение. И могу догадаться, что она сказала.»

На лестнице хлопнули двери.

Аллен огляделся. Полу-традиционная, полу-современная комната. Разноцветные стены, сверхмодерновые безделушки и один или два коллажа, без разбора перемешанные с вышитыми подушками, слащавыми акварелями и фотографиями полковника; на одной он стоял в летней форме и шлеме перед строем нгомбванского полка. Внизу — резной столик, на котором дребезжал телефон.

Аллен стал рядом, поднял трубку и услышал, как кто-то набирает номер. Потом прозвучал гудок вызова. После долгой паузы ответил гнусавый голос:

— Да?

— Это ты, Ксеноклея? — спросил полковник. — Крисси только что тебе звонила, да? Хорошо. Он тут.

— Будьте осторожны. (Безусловно мисс Санскрит).

— Разумеется. Я только предупредить.

— Ты снова пил?

— Дорогая Ксенни! Послушай! Он может и к тебе заявиться!

— Почему?

— Бог его знает. Я скоро зайду. Или позвоню. Пока.

Щелчок, потом гудок.

Аллен положил трубку и подошёл к окну.

Когда полковник вновь вошёл в комнату, Аллен вглядывался в контуры далёкой базилики. С первого же взгляда он понял, что полковник решил полностью сменить тактику.

— Ну, — начал он, — дело в том, что Крисси продолжает настаивать, что должна привести себя в порядок. И спустится попозже. Говорит, что чувствует себя так же неважно, как выглядит. Полагаю, мы спокойно можем выпить по рюмочке. Что вам налить?

— Это очень любезно с вашей стороны, — вежливо поблагодарил Аллен, — но я не буду. Вы же наливайте себе.

— Ага, на службе вы не пьёте, да? Жаль. Я же выпью, чтобы вы видели, что я на вас не в обиде, — неловко пошутил полковник.

Открыв двери в противоположном конце комнаты, он вошёл в соседнюю, судя по всему, свой кабинет. Аллен заметил коллекцию оружия: на стене висели сабля, пистолет и массивное охотничье ружьё. Вернулся полковник с сифоном в одной руке и бокалом с изрядной порцией джина в другой.

— За ваше здоровье, — сказал он и залпом выпил половину джина из бокала.

Подкрепившись и, казалось, освежившись, он заговорил про убийство. Полковник считал очевидным, или по крайней мере делал такой вид, что человек с копьём убил посла по ошибке вместо президента. Заявил, что никогда не знаешь, чего ждать от чернокожих, хотя у него-то с ними богатый опыт.

— Они неплохие солдаты, но верить им стоит только в определённых пределах. Можно побиться об заклад, что когда президент со свитой вернутся в Нгомбвану, они все уладят своими методами, и в Англии никто ничего не услышит. На службу поступит новый млинзи и меня не удивит, если никто ни о чем не спросит. Но с другой стороны, вполне возможно, что президент решит вынести все на публику.

— Вы имеете ввиду публичную казнь?

— Не ловите меня на слове, старина, — отмахнулся полковник, который тем временем допил очередную двойную порцию джина. — Так далеко они ещe не зашли. И президент — не тот бедолага, которого сейчас оплакивают.

— Вы имеете в виду посла?

— Верно. Ведь у него было, между нами говоря, довольно тёмное прошлое.

— В самом деле?

— В молодости он командовал каким-то партизанским отрядом. Когда там ещe правили мы. Это никогда не попало на страницы газет, но я-то знаю. Лишь в последние годы он стал уважаемым человеком.

Вошла жена полковника, аккуратно одетая, причёсанная и до невозможности размалёванная.

— Ты предложил выпить? — спросила она. — Отлично. Налей и мне стаканчик, милый; это поможет.

«Да она уже пропустила парочку, — подумал Аллен. — Это просто неприлично.»

— Сию секунду, — заверил муж. — Садись, Крисси.

Жена повиновалась и неуверенно попыталась состроить весёлую гримасу.

— О чем сплетничали?

— Простите, — извинился Аллен, — что я обременяю вас в столь неудачное время, тем более когда вы неважно себя чувствуете, но я хотел бы вас кое о чем спросить, миссис Кобурн-Монфор.

— Меня? В самом деле? А почему?

— Зачем вы вчера выстрелили из «люгера» и потом бросили его в бассейн?

Она раскрыла рот и странно застонала. Почти как миссис Чабб. Но прежде, чем успела что-нибудь сказать, вмешался муж.

— Молчи, Крисси. Я все устрою. Ни слова.

Полковник повернулся к Аллену. Рука, державшая бокал, дрожала, но в целом он вполне прилично владел собой. Это был один из тех горьких пьяниц, которые редко напиваются в стельку. Пережив изрядное потрясение, он вполне прилично с ним справился.

— Моя жена не будет отвечать ни на какие вопросы, — заявил он. — Ваши слова совершенно необоснованы, просто смешны и даже оскорбительны. Мы это так не оставим, Аллен.

— Боюсь, вы правы, — ответил Аллен. — И я тоже. Счастливо оставаться. Не нужно меня провожать, я не заблужусь.

IV

— Самое удивительное во всем этом эпизоде, дорогой Фокс, что в телефонном разговоре между Кобурн-Монфором и мисс Санскрит, где речь шла обо мне, милая Ксенни совершенно очевидно лгала. Галантный полковник сказал:" — Он может и к тебе заявиться." А она, вместо того, чтобы сказать:" — Он уже был", вдруг бормочет:" — Почему?". Нечестно по отношению к друзьям, вам не кажется?

— Если эта тёплая компания, — осторожно заметил Фокс, — я имею в виду полковника и его жену, семейку Санскритов, мистера Шеридана и Чабба, — объединилась в какой-то клуб ненавистников чернокожих, и если они замешаны в этом деле, что вполне возможно, судя по тому, что большинство из них были на приёме, и по тому, как вела себя миссис Кобурн-Монфор… ему пришлось перевести дух.

— Я не могу ждать, пока вы разовьёте свою сложную мысль, — перебил его Аллен.

— Я хотел сказать, что учитывая все обстоятельства, не будет ничего странного, если они сразу начнут друг от друга шарахаться. — Он тяжело вздохнул, но продолжал: — С другой стороны, это может быть простым совпадением. Человек с копьём воспользовался своим оружием, а все остальное, происшедшее в темноте, не имеет с убийством ничего или почти ничего общего.

— А как насчёт миссис Монфор с «люгером» в дамском туалете?

— А, черт! — фыркнул Фокс.

— Все чертовски запутано, — пробурчал Аллен.

— Что, если мы коротко пробежимся по всем фактам? — предложил Фокс.

— Попробуем. Начинайте.

— Во-первых, — Фокс поднял палец, — во-первых, само происшествие. Посла закололи копьём. Носитель копья стоял у него за спиной в удобной позиции. Он утверждает, что его ударили и вырвали копьё из рук. Что он невиновен. Во-вторых, Чабб. Бывший десантник. Тоже стоит позади. Состоит в тайном союзе и не скрывает того, что ненавидит чернокожих. Утверждает, что на него напал официант-негр. В-третьих, миссис Кобурн-Монфор. Стреляет из пистолета в окно дамского туалета, вероятно холостым патроном. Для чего? Чтобы отвлечь внимание? Чтобы президент встал и чтобы его при этом могли проткнуть копьём? Но кто? Вот самый крепкий орешек, — признал Фокс. — Но если их союз или секта в самом деле направлен против чернокожих, стали бы они сотрудничать с чернокожим стражником или тем же чернокожим официантом? Ответ: едва ли. Это крайне неправдоподобно. Так к чему мы пришли?

— Продолжайте.

— К Чаббу, — продолжал Фокс. — Все однозначно нас приводит к Чаббу. Чабб, которого приняли в союз, нападает на носителя копья, протыкает посла и потом делает вид, что официант на него напал и задержал.

— Тот утверждает, что в темноте потерял равновесие и случайно налетел на Чабба. Если Чабб действительно овладел копьём, как быть с его показаниями?

— А что, если это правда? Может он и самом деле потерял равновесие и на миг опёрся на Чабба?

— Перед тем, как Чабб сбил с ног стражника и вырвал у него копьё, или только потом?

Фокс казался растерянным.

— Мне это очень не нравится, — признал он, — но по крайней мере тут есть какой-то смысл.

— Смелая мысль, Фокс, и она делает вам честь. Продолжайте.

— Боюсь, осталось уже немного. Перейдём теперь к Санскритам. Полагаю, вы слышали о мошенничестве с предсказаниями и о наркотиках. Пока нынешние власти их не изгнали, брат был крупным поставщиком в Нгомбану. Если мистер Уиплстоун не ошибается, утверждая, что видел у них тот медальон, значит и они — члены загадочного союза.

— Не только, — заметил Аллен, открыл ящик своего стола и извлёк оттуда глиняную кошку. — Взгляните на это, — он показал Фоксу еe нижнюю сторону. Там стояло клеймо изготовителя, волнистое "Х". — То же, что и на обороте медальонов, — заметил он. — "Х" как «Ксеноклея», я ручаюсь. Ксенни не только носит медальон, эта толстая ведьма сама их производит.

— Вижу, вы уже делаете выводы, мистер Аллен. Но кого вы подозреваете и почему?

— Пока ещe не знаю. Если ничего не выйдет с посольством, придётся обойти всю Каприкорн с расспросами про Санскритов. Разговоры насчёт того, что нам в этом случае нечего делать — глупости. Нам всегда есть что делать, разве что научимся делать вид, что это не так.

— Ну что вы! С вами такого ещe не случалось, мистер Аллен!

— В самом деле? Ладно, Фоксик, так держать. Ничего не могу поделать, я испытываю страшную нелюбовь к la belle Xenny и еe Большому Брату. Придётся это иметь в виду. Знаете что? Давайте ещe раз просмотрим полицейскую картотеку. Фред Гибсон тогда этим типом особо не занимался, перепоручил кому-то из своих людей. И если тот не нашёл ничего, интересующего Особый отдел, значит Гибсон сообщил ему не все детали.

Зайдя в полицейский архив, они взяли дело Санскрита. Уже держа его в руках, Аллен заметил:

— Тут лишь то, о чем упоминал Фред. Нелегальные махинации и предсказание будущего. Подозрение в торговле наркотиками. Все до того, как он стал поставщиком модных товаров в Нгомбвану и успел сколотить приличное состояние, пока не пришлось передать фирму государству.

— Давно это было?

— Нет, совсем недавно. Когда я летал в Нгомбвану, то увидел его перед зданием бывшей компании. Кажется, в глазах нынешних властей он не запятнал репутации, иначе не пригласили бы на приём.

— Все равно, вам не кажется странным, что их вообще пригласили?

— Возможно, — кивнул Аллен. — Это действительно странно.

— Полагаете, керамическую мастерскую сестры они приберегали на чёрный день?

— Вполне возможно.

— Она была замешана в какой-то из его предыдущих афёр?

— В полицейской картотеке ничего не значится. Подождите, тут есть какая-то пометка. «Смотри О. Маккиган.» Загляните в архив и взгляните на «Мак».

Дежурный сержант удалился.

— Вот оно, — через минуту сказал Фокс. — Смотрите!

И не дожидаясь, пока Аллен действительно заглянет в папку, продолжал спокойно читать вслух:

«Маккиган Оливия, мнимая вдова Шона Маккигана, о котором ничего не известно. Сестра Кеннета Санскрита (смотри выше). Позднее присвоила себе крёстное имя Ксеноклея. Подозревалась в торговле наркотиками, как и брат. Обвинение в мошеннических предсказаниях, арестована в июне 1953 года. Заявление в полицию о жестоком обращении с кошкой — в 1967 году. Вынуждена была уплатить судебные издержки.» Вот чего не заметил парень Фреда Гибсона. Нужно будет ему сказать, — заметил Фокс.

— Сэм Уиплстоун убеждён, что она мучила его кошку. Хорошенькая вырисовывается картинка! Мне с самого начала казалось, что Ксеноклея звучит слишком красиво, чтобы быть правдой.

— Это какое-то вымышленное имя?

— Нет, по крайней мере она его не выдумала. Ксеноклея была мифической пророчицей, которая не хотела предсказывать судьбу Гераклу, потому что он не выкупался. Кажется после того, как вычистил Авгиевы конюшни. Ручаюсь, что La belle Xenny сменила имя и вернулась к девичьей фамилии тогда, когда принялась предсказывать будущее.

— Где она живёт?

— Над керамической мастерской «Поросята». Кажется, там довольно большая квартира.

— Брат живёт с ней? Подождите, — спохватился Фокс, — где список гостей, который я составил вчера ночью?

— У меня в кабинете, но не стоит беспокоиться. Я помню, адрес у них общий. Раз уж об этом зашла речь, Фокс, давайте-ка посмотрим вместе, нет ли там чего про А. Р. Дж. Шеридана, проживающего на Каприкорн Уол, дом 1.

Но на Шеридана в полиции данных не было.

— Раз так, — заметил Аллен, — придётся проверить, не был ли он как-то связан с Нгомбваной, даже если спрашивать придётся самого президента. Разумеется, на приём его не приглашали.

Он снял трубку и попросил позвать к телефону суперинтенданта Гибсона.

— Что происходит, Фред?

— Ничего заслуживающего внимания, — не слишком любезно буркнул тот. — С виду в посольстве тишь да гладь. Мы отменили уборку. Обычная мера безопасности.

— Какую уборку?

— После приёма. Должны были прийти люди из фирмы «Вистас» и электрики. Глупо, что мы не можем войти внутрь. Но если ничего не произойдёт, можно и подождать.

— Никаких любопытных визитов? Никто не выходил?

— Почта, доставщики. Мы проверили все машины, обыскали шофёров. Кроме того, приходили с соболезнованиями. И, понятное дело, газетчики. Лишь одна неприятность…

— Какая?

— Хочешь верь, хочешь нет, с самим большим шефом.

— С президентом?

— Вот именно. Он вышел через главные ворота, ведя на поводке огромного мерзкого пса. Видимо, хотел выгулять его в парке.

Аллен выругался.

— Что вы говорите? — переспросил Гибсон.

— Ничего, не обращайте внимания. Что было дальше?

— Сержант, нёсший службу у входа, попытался его отговорить. Я сидел рядом в служебной машине, пока меня не позвали. И тоже пытался его отговорить, но бесполезно. Ерунда, сказал он, — мы зря волнуемся. Очень неприятно было, — заключил Гибсон.

— Нужно было что-то делать. Я предложил его проводить, а он ответил, что если нас волнует его безопасность, то у него есть пёс и личный телохранитель. Ворота открылись и вы знаете, кто появился? — без особого воодушевления спросил Гибсон.

— Носитель копья?

— Вот именно. Для меня — подозреваемый номер один. Его бы стоило арестовать прямо на месте преступления. А теперь он красуется во всем своём великолепии.

— Меня это не удивляет. И чем все кончилось?

— Можете представить. На президента тут же накинулись газетчики и парни с телевидения. Он кое-как отбился и отправился на прогулку с собакой, подозреваемым номер один и пятью моими парнями, которые следовали за ними в машине и изо всех сил пытались охранять. Они полюбовались собором Святого Петра, — горько продолжал Гибсон, — и ко всеобщему удивлению никто никого не застрелил и не бросил бомбу. Так и вернулись домой. А вечером отведут душу во дворце.

— Большого приёма там не будет.

— Верно. И привезти его нам предстоит втихую, даже маршрут изменили.

— По крайней мере, копейщика он с собой не берет?

— По моим сведениям — нет. Но я совсем не удивлюсь, если в конце концов он его прихватит.

— Бедный Фред!

— Да уж, от такой работы радости мало, — пожаловался Гибсон. — И кое-что ещё. Президент желает с вами встретиться. Или хотя бы поговорить.

— Не выяснили, почему?

— Нет, он просто бросил это через плечо, когда уходил. Ужасный тип.

— Возможно, он сократит программу своего визита.

— Жду — не дождусь, — хмыкнул Гибсон и отключился.

— Странный случай, — проворчал Аллен, повесив трубку. — Не знаю, Фокс, не знаю… Надо браться за дело, но с чего начать?

— А как насчёт Шеридана? — прикинул Фокс. — Мне кажется, он как-то не вписывается в наше тайное общество.

— Знаю. И на приёме он не был.

— И все же он состоит в их черт знает каком кружке…

— Единственное, что подтверждает версию о замешанной в деле их чёртовой секте, — то, что миссис Кобурн-Монфор выстрелила из пистолета в туалете. Судя по еe реакции и реакции полковника, это наверняка сделала она. Правда, все прочее кажется простым стечением обстоятельств. Но чтоб мне провалиться, если я поверю, что на протяжении пяти минут в посольстве разыгрались два совершенно независимых покушения на убийство.

— Следует ли понимать это так, что миссис Кобурн-Монфор и еe потешная банда попытались совершить убийство, но успели сделать только первый шаг, поскольку потом в дело вмешался человек с копьём, который ловил в этой мутной воде собственную рыбку?

— Пожалуй, звучит не так глупо, как мне казалось.

— Мне это кажется весьма странным.

— Не можете такого представить?

— Только с известным усилием.

— Кто знает, может быть оно и окупится. Знаете что, Фокс? Давайте попытаемся узнать побольше о Шериддане. Хотя бы для порядка. И выясним, как первого мая 1969 года погибла в Лондоне шестнадцатилетняя девушка по имени Гленис Чабб.

— Несчастный случай? Автокатастрофа?

— Не знаю. У меня такое впечатление, что хотя прозвучало слово «несчастье», но его использовали в ином смысле. Покопавшись в своей обветшалой памяти, я в ней обнаруживаю фамилию Чабб в связи с каким-то нераскрытым убийством. Возможно это глупо, не знаю. Мы этим не занимались, помню точно.

— Чабб, — пробормотал Фокс. — Да, что-то было. Но что? Погодите минутку, мистер Аллен. Потерпите.

Фокс уставился в пустоту; из сосредоточенности его вырвал Аллен, хлопнувший ладонью по столу.

— Ноттинг Хилл Гейт, — выдал он. — Май 1969. Изнасилованная и задушенная девушка. Видели убегавшего мужчину, но так его и не поймали. Вот оно. Нужно будет проверить, но ручаюсь, что я не ошибся. Дело все ещe нераскрыто. На месте преступления он оставил красный шарфик, и тот опознали.

— Черт, вы правы, помню я этот случай. Знали, кто это сделал, но так и не нашли.

— Да, верно.

— Он был цветным, — продолжал Фокс. — Это был цветной парень, верно?

— Да, — кивнул Аллен, — это был негр, и больше того… Подождите! Давайте заглянем в список нераскрытых преступников и сразу все увидим.

Долго искать не пришлось. В списке нераскрытых преступлений за 1969 год числилось только убийство шестнадцатилетней Гленис Чабб. Убил еe чернокожий мужчина, судя по всему родом из Нгомбваны.

I

Отложив перечень нераскрытых убийств за 1969 год, раздел «Изнасилования и удушения», Фокс заметил:

— Если недавно казалось, что у Чабба нет мотива, то теперь совершенно ясно, что вполне мог быть. Разумеется, дело прошлое, но…

Становилось все яснее, что загадочное сборище, которое они прозвали «рыбацким кружком», явно было направлено против чернокожих.

— Пожалуй, я начинаю подозревать Чабба, — заявил Фокс.

Задребезжал телефон. К великому удивлению Аллена звонила Трой, не имевшая обычая разыскивать его в Ярде.

— Трой, что-нибудь случилось?

— Ничего, и мне жаль тебя беспокоить, — стала она торопливо оправдываться, — но я подумала, лучше, если ты сразу об этом узнаешь. Звонил Бумер.

— Искал меня?

— Ты будешь удивлён, но нет. Хотел поговорить со мной.

— Ах, так! — довольно резко бросил Аллен. — Ему явно нетерпится. О чем, собственно, шла речь? Впрочем, можешь не отвечать. О портрете.

— Он едет сюда, чтобы позировать, естественно, при всем параде. Сказал, что может уделить мне полтора часа. Я попыталась что-нибудь сказать, но он совершенно заглушил мой жалкий писк своим громогласным рыком. Заявил, что ему ужасно не хватает времени, поскольку визит придётся сократить, так что разговор мы сможем продолжить через несколько минут, после его приезда. И с тем повесил трубку. Мне кажется, я уже слышу его шаги.

— Господи, ну и подарочек! Я через полчаса, а то и раньше, буду дома.

— Не обязательно. Я не затем звоню, что меня это волнует. Просто подумала, что тебе лучше быть в курсе.

— Разумнее ты поступить не могла. Проводи его в студию и не волнуйся. Я скоро буду.

Аллен положил трубку и повернулся к Фоксу.

— Вы поняли, в чем дело? Вызовите машину, Фокс, и попытайтесь связаться с Фредом Гибсоном. Наверняка он знает об этой президентской выходке, но на всякий случай проверьте. Вы останетесь тут, если вдруг что-то случится, звоните мне домой. Я ухожу.

Когда он прибыл в тихий тупичок, где стоял их дом, у тротуара уже красовался чёрный лимузин с нгомбванским флажком. За рулём с каменным лицом восседал чернокожий шофёр. Аллена не удивило, что по другую сторону улицы, чуть дальше, он обнаружил замаскированную полицейскую машину. На это раз грузовичок. В кабине сидели двое коротко остриженных парней. Ещё одного из людей Гибсона он опознал за столиком маленькой закусочной. Перед самым их домом разгуливал полицейский в форме. Когда Аллен вышел из служебной машины, бравый бобби отдал ему честь.

— Давно вы наблюдаете за нашим домом? — спросил Аллен.

— С полчаса, сэр. Мистер Гибсон внутри, сэр. Он только что прибыл и приказал мне доложить вам об этом.

— Ладно, — кивнул Аллен, входя внутрь.

Гибсон ждал в холле.

Оживившись, он приветствовал Аллена. Похоже, Фред был близок к отчаянию. Первое, что он услышал о новейшей выходке президента, была спешная радиограмма, что перед воротами миссии стоит посольский «роллс-ройс» с развёрнутым нгомбванским флажком. Дежурный сержант обратился к шофёру, который заявил, что таков приказ президента. Сержант по радио связался с Гибсоном, но пока Фред сумел туда добраться, президент в сопровождении личного телохранителя вышел из здания, отразил все попытки отчаявшегося сержанта его задержать, назвал шофёру адрес и машина сорвалась с места. Гибсон и люди из Особого отдела, дежурившие перед посольством, последовали за ними и быстро рассредоточились вокруг дома Аллена. Но когда они прибыли, президент и его млинзи уже вошли внутрь.

— Где они теперь?

— Миссис Аллен отвела его в студию, — сообщил Гибсон и деликатно кашлянул, — и просила вам это передать. Президент весьма саркастически комментировал моё присутствие. Кажется, это его забавляло.

— А наш подозреваемый номер один?

— Снаружи перед дверью студии. К сожалению, я не могу его оттуда удалить. Не применять же силу! Миссис Аллен это не мешает. Эх, надо было взять парня под арест. Прямо там, в павильоне, — сплюнул Гибсон.

— Ладно, Фред. Посмотрим, что удастся сделать. Налейте себе выпить. Бар в столовой. Возьмите бутылку и бокал и располагайтесь в кабинете.

— Спасибо, — устало поблагодарил Гибсон, — вы и не знаете, как мне это будет кстати.

Студия помещалась во дворе, в отдельной постройке. Построили еe для некоего академика викторианских времён, слывшего чудаком. Ступеньки вели к совершенно абсурдному по архитектуре фасаду с навесом, подпираемым весьма самодовольными кариатидами. Трой они казались слишком забавными, чтобы их убрать. Между ними необычайно контрастно смотрелся гигант млинзи в тёмном костюме, почти столь же впечатляющий, как прежде в львиной шкуре и с браслетами. Держа правую руку за бортом пиджака, гигант заполнял почти весь проход.

— Добрый день, — поздоровался Аллен.

— Добрый день, сэр, — ответил млинзи.

— Мне нужно… внутрь, — тщательно выговаривая слова, сообщил Аллен. Стражник даже не шелохнулся. Пришлось повторить ещe раз, постучав себя в грудь и показав на дверь.

Млинзи заморгал, поспешно обернулся, постучал в дверь и заглянул внутрь. Его могучему голосу ответил ещe более звучный, а потом прозвучал комментарий Трой:

— Ох, это Рори.

Млинзи отступил в сторону и Аллен, сам удивляясь, насколько он раздражён, вошёл в студию.

Постамент, предназначенный для модели, стоял в другом конце помещения. На полотне, которое Трой использовала как задник, была подвешена львиная шкура. Перед ней, в парадном мундире, сверкающем орденами, золотым шитьём и аксельбантами, расставив ноги и уперев руки в бока, стоял Бумер.

Трой за четырехфутовым холстом возилась с палитрой. На полу валялись два наспех сделанных наброска углём. В зубах она держала кисть. Обернувшись, рассеянно кивнула мужу, похоже, целиком сосредоточившись на работе.

— Хо-хо, — вскричал Бумер. — Прости, дорогой Рори, что я не спущусь к тебе. Как видишь, мы заняты. Ну пошёл, пошёл, крикнул он млинзи, и что-то добавил на своём языке. Парень вышел.

— Я приношу за него извинения, — прочувствованно заявил Бумер. — Со вчерашней ночи он нервничает, опасаясь за мою безопасность. Я позволил ему меня сопровождать.

— Кажется, у него что-то с рукой.

— Да. Оказалось, у него сломана ключица.

— Это случилось вчера?

— Да, когда на него напали.

— Был он у врача?

— Да, заходил к доктору, который обслуживает посольство. Доктор Гомба, довольно приличный врач. Учился в колледже Святого Луки.

— Он что-нибудь говорил о ранении?

— Утверждает, что скорее всего — удар ребром ладони, никаких следов оружия нет. Впрочем, там не перелом, только трещина.

— А что говорит сам млинзи?

— Он подробно мне рассказывал, как все произошло. Утверждает, что кто-то ударил его по шее и вырвал из рук копьё. Кто это был, не имеет понятия. Нужно извиниться, — величественно произнёс Бумер, — что я ввалился так неожиданно, старик. Моё пребывание в Лондоне сокращено. Я решил, что портрет обязательно должна писать твоя жена, и горю нетерпением получить его поскорее. Потому я нацепил конский хвост — как говаривали мы у Дэвидсона — и, как видишь, я тут.

Трой вынула кисть изо рта.

— Оставайся, если хочешь, дорогой, — она одарила супруга одной из тех прелестных улыбок, которые все ещe заставляли ему радостно трепетать.

— Если не помешаю… — сказал он, стараясь, чтобы эти слова не прозвучали сардонически.

Трой покачала головой.

— Нет, что ты, — милостиво кивнул Бумер. — Мы рады твоему обществу. Можем даже поговорить. Правда, — добавил он с громким смехом, — при условии, что ограничимся лёгкой светской беседой. Я прав, мэтр? — спросил он Трой, которая оставила вопрос без ответа. — Не знаю, как сказать «мэтр» женского рода, — признался Бумер. — Ведь нельзя же сказать «мэтресса», это просто безвкусно и совсем не о том.

Трой шмыгнула носом.

Аллен сел в старую качалку.

— Раз уж я здесь, и если не помешаю,.. — начал он.

— Мне не помешаешь, — перебил его Бумер.

— Ладно. В таком случае я хотел бы знать, может ли Ваше превосходительство кое-что рассказать мне про двух гостей с вчерашнего приёма.

— Моё превосходительство попытается. Он такой смешной, заметил Бумер Трой, — с этими своими «превосходительствами». И опять повернулся к Аллену. — Я рассказывал твоей жене о временах у Дэвидсона.

— Парочка, которую я имею в виду, это брат и сестра Санскриты.

До тех пор Бумер улыбался, но тут его губы плотно сжались, скрыв ослепительный блеск зубов.

— Полагаю, я немного шевельнулся, — заметил он.

— Нет, — ответила Трой, — вы стоите исключительно спокойно. — Широкими быстрыми мазками она стала наносить на полотно краску.

— Санскриты, — повторил Аллен. — Оба исключительно толстые.

— Ах, да. Помню я пару, о которой ты говоришь.

— У них есть какие-то контакты с Нгомбваной?

— Да, коммерческие. Они поставляли нам модные товары.

— Поставляли?

— Да, — подтвердил Бумер, не моргнув глазом. — Эту фирму уже продали.

— Ты знаком с ними лично?

— Мне их представили.

— Они решили покинуть Нгомбвану?

— Нет, не думаю, раз они возвращаются.

— Что?

— Полагаю, они возвращаются — видимо, планы переменились. И, насколько я знаю, собираются вернуться как можно скорее. Проблем нет — они не слишком видные фигуры.

— Бумер, — спросил Аллен, — у них есть какие — то причины тебя ненавидеть?

— Никаких. А что?

— Просто спрашиваю. В конце концов, у меня сложилось впечатление, что тебя кто-то пытался убить на твоём собственном приёме.

— Ты пошёл по ложному следу. Они скорее должны быть мне благодарны.

— Почему?

— Потому что им позволили вернуться. Предыдущие власти их довольно поспешно выставили.

— Когда было решено, что они могут вернуться?

— Подожди… Около месяца назад. Может даже раньше.

— Но когда я две недели назад тебя навещал, то случайно увидел Санскрита на крыльце дома, когда-то ему принадлежавшего. Его имя как раз замазывали краской.

— Ошибаешься, дорогой Рори. Вероятно, рисовали заново.

— М-да… — Аллен помолчал, а потом спросил напрямую: Тебе самому Санскриты нравятся?

— Нет, — ответил Бумер. — Они безобразны.

— Тогда почему…

— Человека выдворили по ошибке. Теперь мы хотим исправить ошибку, и он это понимает — после краткого замешательства пояснил Бумер. — У него есть все причины чувствовать себя в долгу и никаких оснований относиться ко мне враждебно. Можешь выбросить его из головы.

— Тогда скажи мне, были у него причины испытывать враждебные чувства к послу?

Последовала ещe более продолжительная пауза.

— Испытывать вражду? Ну нет, — заявил наконец Бумер. — Не было. — А потом добавил: — Не знаю, что ты о нем думаешь, Рори, но уверен, ты идёшь по ложному следу, если полагаешь, что такой человек способен на убийство. Между прочим, — вернулся он к своему прежнему любезному тону, — нам не стоило бы говорить о столь прискорбном происшествии при миссис Аллен.

— Она нас не слушает, — улыбнулся Аллен.

С того места, где он сидел, видно было, как работает Трой. Её внутренняя энергия вливалась в руки, в пальцы, в кисть и изливалась на полотно. Ещё никогда он не видел, чтоб жена работала так быстро. Потихоньку она что-то мурлыкала под нос, как он говаривал, молитву о даровании вдохновения. А получалось у неe превосходно: полотно дышало чудом.

— Она нас не слышит, — повторил он.

— В самом деле? — спросил Бумер. — Ах да, понимаю. Прекрасно понимаю.

Аллена охватила дрожь непонятного предчувствия.

— В самом деле, Бумер? — спросил он. — Верю.

— Вы бы передвинулись немного влево, — попросила Трой. Рори, помоги мне, пожалуйста, с этим креслом. Да, вот так, спасибо.

Бумер терпеливо застыл в новой позе. Минуты шли, а разговор у них никак не клеился. Воцарился какой-то хрупкий покой.

Часам к семи Трой сообщила, что позировать больше не нужно. Президент повёл себя весьма любезно, поинтересовавшись, нельзя ли взглянуть, что получается. Она оторвала сосредоточенный взгляд от картины и подвела его к мольберту.

Смотрел он молча, и только после долгой паузы сказал:

— Я весьма вам благодарен.

— А я — вам, — ответила Трой. — Могли бы вы прийти завтра утром, пока краска ещe не высохнет?

— Приду, — пообещал Бумер. — Все остальное брошу и ни о чем не пожалею.

Он распрощался, и Аллен проводил его к выходу. Млинзи стоял у подножия лестницы. Спускаясь по ступеням, Аллен споткнулся и налетел на него. Стражник болезненно крякнул, но тут же взял себя в руки. Аллен огорчённо вскрикнул и Бумер, который шёл впереди, обернулся.

— Я был так неловок, что сделал ему больно. Скажи, пожалуйста, что я очень сожалею, — попросил Аллен.

— Переживёт, — хмыкнул Бумер, что-то бросил парню и тот ушёл в дом. Бумер рассмеялся и обхватил плечи Аллена могучей рукой.

— У него в самом деле сломана ключица, — сказал он. Спроси доктора Гомбу или, если хочешь, убедись сам. Я тебе советую, не забивай больше голову моим млинзи. Только даром тратишь своё драгоценное время, серьёзно.

Аллену пришло в голову, что и Бумер, и мистер Уиплстоун, хотя каждый на свой лад, тут же начинают защищать подчинённых, стоит только за них взяться.

— Как хочешь, — ответил он. — Но ведь главные проблемы создаёшь ему ты. Последний раз прошу тебя: перестань рисковать. Я совершенно уверен, что вчера ночью мы стали свидетелями заговора с целью твоего убийства, и покушение может повториться в любой момент.

— Каким образом, по-твоему? Бомба?

— Может быть. Ты уверен, ты совершенно уверен, что можешь доверять всем сотрудниками посольства? Прислуге…

— Уверен. Не только сотрудники твоего нудного, но неутомимого Гибсона, но и мои люди весьма тщательно осмотрели все посольство. Нет там никакой бомбы. И ты не найдёшь там ни единого слуги, на которого бы пала хоть тень подозрения.

— Как ты можешь быть настолько уверен? Что, если кому-то предложили приличную сумму, просто кучу денег?

— Тебе никогда этого не понять, дорогой мой. Ты не знаешь, кто я для своих людей. Их бы меньше испугал риск погибнуть самим, чем посягнуть на меня. Я клянусь, если действительно существовал заговор с целью моего убийства, никто из моих людей в нем замешан не был. Нет! — воскликнул Бумер и его могучий голос прогудел как гонг. — Никогда! Это просто невозможно!

— Хорошо. Положим, если в здание не впускать подозрительных типов, тогда в посольстве безопасно. Но, ради Бога, не ходи ты выгуливать собаку!

Бумер рассмеялся.

— Прости, — извинилося он, схватившись за живот, как клоун. — Но я не мог сдержаться. Это было так смешно. Как это их ошеломило и перепугало! Как вокруг меня забегали эти огромные глупые парни. Было так смешно, что описать невозможно.

— Полагаю, меры безопасности на сегодняшний вечер кажутся тебе не менее глупыми.

— Не утомляй, — вздохнул Бумер.

— Хочешь выпить на дорожку?

— Рад бы, но полагаю, мне уже пора возвращаться.

— Подожди минутку, я скажу Гибсону.

— Где он?

— В кабинете. Заливает обиду. Прости, я на минутку.

Аллен заглянул в кабинет, где удобно расселся Гибсон с бокалом пива в руке.

— Он уходит, — сообщил Аллен.

Гибсон встал и вернулся с Алленом в холл.

— А-а, — протянул Бумер, — мистер Гибсон. Опять проблемы?

— Вы правы, ваше превосходительство, — бесцветным голосом подтвердил Гибсон. — Опять проблемы. Извините.

И вышел на улицу, оставив двери за собой открытыми.

— Я рад буду ещe позировать, — сказал Бумер и почесал ладонь. — Очень рад. Встретимся утром, старик?

— Боюсь, что нет.

— Нет?

— У меня полно работы, — вежливо пояснил Аллен. — Трой примет тебя от имени нас обоих, если не возражаешь.

— Ладно, ладно, — бодро согласился президент. Аллен проводил его к машине. Млинзи левой рукой распахнул дверцу. Подъехала полицейская машина, в неe сел Гибсон. Люди из Особого отдела засуетились. В конце тупика полицейские сдерживали приличную толпу народа, да и здесь уже собрались кучки зевак.

Смуглый плешивый мужчина в тёмном костюме, читавший газету за столиком перед маленькой закусочной, надел шляпу и ушёл. Кое-кто вышел на проезжую часть. Полицейские просили освободить дорогу.

— Что все это значит? — спросил Бумер.

— Возможно, ты не обратил внимания, что газеты не теряли времени. Первые станицы вечерних изданий полны кричащих заголовков.

— Я считал, что место на газетных страницах можно использовать с большей пользой, — он похлопал Аллена по спине, сел в машину и прогремел: — Желаю удачи! Утром в половине десятого я буду здесь. Постарайся остаться дома!

Машина тронулась.

— Это я тебе желаю удачи! — пробурчал Аллен при виде Бумера, бодро приветствовавшего толпу. — Тебе она ох как понадобится!

Полицейская машина, шедшая впереди, свернула в узкую горловину, ведущую на главную улицу. Президентская машина шла за ней. Из толпы в дальнем конце тупика раздались возгласы разочарования и постепенно стихли. Аллен, полный сомнений, вернулся в дом, смешал два коктейля и забрал их в студию. Трой, все ещe в рабочем халате, сидела, удобно вытянувшись в качалке, и хмуро смотрела на полотно. В такие минуты она всякий раз напоминала ему маленького мальчика. Короткие локоны падали на лоб, руки были в краске, на лице — задумчивое недовольство. Потом Трой вдруг встала, вернулась к мольберту и быстрым взмахом кисти нанесла чёрный мазок на голову, выделявшуюся на жёлто-коричневом фоне. Отступив на несколько шагов, она едва не столкнулась с мужем, и лишь тогда наконец его заметила.

— Ну, и что скажешь?

— Никогда не видел, чтобы ты работала так быстро. Просто ужас.

— Слишком быстро, чтобы вышло хорошо?

— Как ты можешь говорить такое? Это восхитительно.

Она прижалась к мужу.

— Он великолепен. Символ чёрной расы. И нем есть что-то… что-то почти отчаянное. Трагизм? Одиночество? Не знаю. Надеюсь, мне хотя бы часть этого удастся передать на полотне.

— Тебе уже удалось. Так он больше не кажется комичным?

— Если бы! Разумеется, он ужасно смешон. Почти как персонаж викторианской оперы. Но это все снаружи, а внутри… Бокал мне?

— Дорогая Трой, я хотел бы попросить тебя о некоторых не слишком приятных вещах.

Она перенесла бокал к мольберту и поверх него хмуро взглянула на полотно, рассеянно протянув:

— Да? О чем же?

— Завтра утром Бумер опять приедет тебе позировать. Я хочу, чтобы от сей минуты и до завтрашнего утра ты не пускала в дом никого и ничего незнакомого. Никаких газовщиков или мойщиков окон, никаких пакетов, адресованных чужой рукой, никаких торговых агентов. Никого и ничего, что нельзя проверить.

Трой, ещe блуждавшая мыслями Бог весть где, кивнула.

— Хорошо…

И сразу насторожилась:

— Ты имеешь в виду бомбу?

— Да, именно.

— Господи Боже!

— Ты же знаешь, зря я говорить не стану.

— Знаю, но так неприятно…

— Обещай мне!

— Обещаю, — кивнула Трой и выдавила немного красного кадмия на палитру. Потом отставила бокал и взяла кисть.

Аллена поражало, как она умела погружаться в работу. Он любил наблюдать, как нервная рука, перепачканная красками, долго примеривается кистью, и вдруг наносит краску точными, уверенными движениями виртуоза-скрипача.

«Мы с ней такие разные, как две звезды, — подумал он, а вместе счастливы. Как возможно такое чудо?»

Трой обернулась и взглянула на него.

— Я слышала, — сказала она. — Обещаю.

— Спасибо, любовь моя, — кивнул он.

II

Тем же вечером, пока Бумер ужинал с королевой в Букингемском дворце, Аллен с Фоксом собрались взглянуть на мистера Шеридана и его квартиру в полуподвале на Каприкорн Уолк. Отправились они в полицейской машине без опознавательных знаков, снабжённой многоканальной радиостанцией. Аллен вспомнил, что мистер Уиплстоун будет ужинать с сестрой, приехавшей в Лондон погостить; потому можно было не опасаться привлечь его внимание.

Постовой сообщил им, что обитатель полуподвала дома, но шторы у него на окнах были, видимо, очень толстыми, поскольку совершенно не пропускали свет. Ален с Фоксом подъехали со стороны Каприкорн Сквер и остановились в тени платанов. Вечер был душным и пасмурным, вокруг царило обычное спокойствие. Из «Солнышка в лесу» долетал слабый гул голосов.

— Знаете, Фокс, я постоянно ломаю голову над одним вопросом, — заметил Аллен. — Участвовал во вчерашнем покушении весь их кружок, или миссис Кобурн-Монфор с полковником действовали на свой страх и риск. Если это была совместная акция, они могли уже созвать всех своих, чтобы обсудить ситуацию. И, вполне возможно, попытаться затеять все заново.

— Или переругаться между собой, — предположил ФОкс.

— Вы правы, или поругаться.

— Предположим, например, — развивал Фокс свою мысль, — что грязную работу выполнил Чабб, убеждённый, что убивает президента. Тогда они не успокоятся. Думаю, вам уже говорили, что он нервничал.

— И очень сильно.

— О чем вы ещe думаете?

— Полагаю, нам стоит немного подождать. Увидим, не придут ли к мистеру Шеридану гости, или наоборот, не выйдет ли он сам подышать свежим воздухом.

— Вы знаете, как он выглядит?

— Сэм Уиплстоун говорил, что довольно смуглый, плешивый, среднего роста, хорошо одевается и немного хромает. Сам я никогда его не видел. О, уже выглядывает.

В полуподвальном окне блеснула узкая полоска света и через секунду-другую исчезла.

— Я не думаю, что местом встречи они выберут эту квартиру, — усомнился Фокс. — При подобных обстоятельствах, с мистером Уиплстоуном над головой и вообще…

— Согласен.

Фокс довольно засопел и устроился поудобнее. По Каприкорн Уол проехали несколько машин. Последним было такси, которое остановилось перед домом номер один. Между наблюдателями и такси проехали ещe с полдюжины машин. И сразу встали, видимо из-за пробки на Бэронсгейт. Это было одно из редких и внезапных вторжений транспорта в тишину ночной Каприкорн. Когда улица опять опустела, они увидели, как калитку перед ступенями, ведущими в полуподвал, миновал мужчина в тёмном костюме, с шарфиком на шее и в котелке. Ступив на тротуар, он зашагал в сторону Бэронсгейт. Аллен немного подождал, потом завёл мотор. Они свернули за угол, миновали дом номер один и остановились немного дальше.

— Он идёт на Мьюс, — заметил Аллен.

И в самом деле, Шеридан перешёл через улицу, повернул направо и исчез.

— Собрался в гости к поросятам? — рассуждал Аллен. — Или навестить галантного полковника Монфора и его супругу? Подождите, Фокс.

Оставив Фокса в машине, он перебежал через улицу и торопливо зашагал по Мьюс. Прошёл добрых двадцать ярдов, потом остановился и вернулся к маленькой лавчонке с хозяйственными товарами. Сквозь витрину открывался вид на всю Мьюс: он видел «Наполи», начало Каприкорн Плейс, где обитали Кобурн-Монфоры, и в самом конце улицы — магазин керамики. Мистер Шеридан шагал все ещe прямо, то в ярком свете фонарей, то в тени, пока не дошёл до магазинчика. Там он остановился у бокового входа, огляделся и протянул руку к звонку. Двери распахнулись, из тёмной глубины вынырнула массивная фигура. Шеридан вошёл и двери вновь закрылись.

Аллен вернулся к машине.

— Значит так, — сказал он, — магазин керамики. Пошли отсюда. И поаккуратнее, Шеридан явно настороже.

Возле гаража, где мистер Уиплстоун впервые встретил Люси Локкет, был тёмный проезд во двор. Аллен сдал туда машину и выключил зажигание. Оба распахнули дверцы, рассмеялись, снова их захлопнули и уселись поудобнее.

Долго ждать им не пришлось. С Каприкорн Плейс появились полковник Кобурн-Монфор с супругой; миссис Кобурн-Монфор покачивалась на абсурдно высоких каблуках, полковник шагал типичной походкой хронического алкоголика.

Двери им открыла все та же могучая фигура.

— Не хватает ещe одного, — заметил Аллен. — Разве что он уже прошёл.

Нет, одного ещe не было. Некоторое время на улице вообще никто не появлялся. Часы на базилике пробили девять. И с последним ударом донёсся звук шагов, приближавшийся по их стороне улицы. Аллен с Фоксом поглубже просели в креслах. Одинокие шаги были по-военному чёткими — мимо них прошёл Чабб. И тоже направился в мастерскую.

Когда он прошёл, Аллен заметил:

— Между прочим, их могло быть и больше. Скажем, в их команду мог входить некто, до сих пор нам неизвестный.

— Что будем делать?

— Подождём — увидим. Знаете, Фокс, весьма полезно дать им возможность немного разогреться, а потом нанести официальный визит. Так бы мы предупредили любые дальнейшие попытки покушений на Бумера, по крайней мере в этом квартале. Полагая, правда, что среди них не найдётся одержимого фанатика. Но не думаю, что им мог быть, например, Чабб.

— Так что, попробуем?

— К сожалению, нет. Ни на одного из них нет оснований для ареста, зато шанс до них добраться мы бы сразу потеряли. Такого допустить нельзя.

— Что тогда будем делать?

— Подождём, пока разойдутся, а потом, хотя бы даже ночью, можем навестить Шеридана. Ещё кто-то идёт, — заметил Аллен.

— Наш неизвестный?

— Кто его знает…

На этот раз лёгкие шаги быстро приближались по противоположной стороне Мьюс. На углу Каприкорн Плейс стоял фонарь. Прохожий появился в пятне света и направился через улицу прямо к ним.

Это был Самюэль Уиплстоун.

III

«Ну разумеется, — подумал Аллен, — старик выбрался на вечернюю прогулку. Но почему он мне сказал, что ужинает с сестрой?»

Фокс тихо сидел рядом. Они ждали, пока мистер Уиплстоун повернёт и пройдёт мимо.

Но мистер Уиплстоун вместо этого остановился и посмотрел прямо в проход. Аллен на мгновение испытал неприятное чувство, что они смотрят прямо другу другу в глаза. Потом мистер Уиплстоун приблизился, проскользнул возле капота и деликатно постучал в боковое окошко.

Аллен опустил стекло.

— Можно к вам? — спросил мистер Уиплстоун. — Полагаю, это может быть важно.

— Хорошо, но если кто-то будет проходить рядом, не разговаривайте и не хлопайте дверцей. Что случилось?

Мистер Уиплстоун очень быстро заговорил почти шёпотом, наклонившись вперёд, так что его голова оказалась между головами слушателей.

— Я сегодня рано вернулся домой. У сестры Эдит мигрень. Отпустил такси и как раз входил в дом, когда услышал, как в полуподвале захлопнулась дверь и кто-то поднимается по лестнице. Должен признать, я стал слишком любопытен ко всему, что происходит внизу. А потому вошёл в салон, не включая света, и увидел, как Шеридан открывает калитку. Я хорошо его видел. Шляпа затеняла лицо, но на миг его осветили фары одной из машин, которые там стояли из-за пробки. Видел я его вполне отчётливо. Даже очень отчётливо. Он был мрачен. Полагаю, я уже говорил вам — мне казалось, что я его прежде где-то видел. Впрочем, об этом чуть позже.

— Хорошо, — кивнул Аллен.

— Я все ещe стоял у окна, когда машина выехала из тени под деревьями сквера, свернула направо и остановилась немного дальше. Я запомнил номер.

— Ах, вот как! — обронил Аллен.

— Это было как раз когда Шеридан исчез в Мьюс. Шофёр вышел из машины… но продолжать, я думаю, нет нужды.

— Вы меня разоблачили.

— Ну конечно. Можно сказать и так. Я видел, как вы постояли на углу и вернулись к машине. А потом машина тронулась и въехала на Мьюс. Разумеется, я умирал от любопытства, но поверьте, Аллен, не собирался отвлекать вас или как-то мешать… гм…

— Слежке?

— Ох, дорогой друг! Пойдём дальше. Я отвернулся от окна и как раз хотел включить свет, когда вдруг услышал, что по лестнице спускается Чабб. Слышно было, как он шёл через холл а потом остановился перед дверью салона. Только на миг. Я не мог решить, включить ли свет, сказать: "Я здесь, Чабб… " или что-то в этом роде, или дать ему уйти. Но атмосфера была настолько неприятна, что я решил оставить его в покое. Он вышел, запер дверь на два замка и ушёл в ту же сторону, что и Шеридан, и вы. На Мьюс.

Мистер Уиплстоун помолчал; непонятно, то ли ради пущего эффекта, то подбирая нужные слова.

— И вот тут — продолжал он, — я вспомнил. Понятия не имею, почему именно в тот момент, но вспомнил.

— О чем вы вспомнили?

— О Шеридане. Вспомнил, где его раньше видел. С тех пор прошло больше двадцати лет. И было это в Нгомбване.

Фокс тихонько присвистнул.

— На судебном процессе. В то время, разумеется, в британском судебном присутствии. И Шеридан там был в роли обвиняемого.

— В самом деле?

— Тогда его звали по-другому. Говорили, что он выходец с португальского востока и звали его Мануэль Гомес. Ему принадлежали обширные кофейные плантации. Обвиняли его в непредумышленном убийстве. Одного из работников, которые взбунтовались, по его приказы привязали к дереву и избили так, что тот умер от гангрены.

Фокс сочувственно прищёлкнул языком.

— И это не все, дорогой Аллен. Обвинителем был молодой нгомбванский юрист, обучавшийся в Лондоне; полагаю, первый в своей стране.

— Господи Боже, Бумер!

— Вот именно. Помню, он настаивал на суровом приговоре и требовал смертной казни.

— Как же звучало заключение присяжных?

— Не помню точно, но получил он пятнадцать лет. Плантации перешли в руки государства, но ходили слухи, что Гомес где-то спрятал большие деньги. Полагаю, в Португалии, или даже в Лондоне. В таких подробностях я не уверен.

— А насчёт него вы уверены?

— Абсолютно. И насчёт прокурора тоже. Я сам участвовал в том процессе, есть дневник, который я вёл в то время, и объёмистая пачка вырезок. Можете проверить, но у меня сомнений нет. Когда на него упал свет фар, он хмурился. И мне все стало ясно, правда только через пару минут.

— Актёры это называют запоздалой реакцией.

— В самом деле? — неуверенно протянул мистер Уиплстоун и продолжал: — Когда зачитали вердикт присяжных, у него случилась истерика. Это была отвратительная сцена, никогда ни раньше, ни потом я ничего подобного не видел. На меня это произвело потрясающее впечатление.

— Он был в ярости?

— Пожалуй, да. Орал, грозил. Ему вынуждены были надеть наручники, но и потом… вёл он себя как дикий зверь, — вздохнул мистер Уиплстоун.

— Это хорошо! — воскликнул Фокс, следуя какой-то собственной мысли.

— Вы не хотите спросить меня, — промямлил мистер Уиплстоун, — почему я пришёл к вам?

— Почему?

— Я был уверен, что вы следили за Шериданом, потому что как и я думали, что эти люди где-то устроят встречу. У Кобурн-Монфоров или у Санскритов. И к несчастью я был уверен, что Чабб тоже идёт туда. Не имел и не имею понятия, собирались ли вы вторгнуться на их сборище, но предполагал, что эта новость для вас важна. Я видел, как Чабб вошёл в керамическую мастерскую, пошёл дальше, полагая, что вы будете где-нибудь на Мьюс, и заметил ваш автомобиль. И вот я тут, закончил мистер Уиплстоун.

— Вы тут, а человек, который на первый взгляд был совершенно чист, оказывается мог иметь первоклассный мотив.

— И я так подумал, — признал мистер Уиплстоун.

— Если речь идёт о мотивах, — рассуждал Фокс, — можно сказать, что теперь на каждого есть минимум по одному. Чабб — дочь, Санскриты — утраченный бизнес, Шеридан — знаете сами. А как же с полковником и его женой?

— Бумер мне сказал, что полковник был глубоко уязвлён, получив отставку. Уже видел себя в мундире фельдмаршала или что-то в этом роде. Вместо этого ему осталась только выпивка.

— Эти мотивы одинаково связаны и с президентом, и с послом. Полагаю, оба с одинаковым успехом могли стать жертвами покушения.

— В случае с Шериданом так не получается.

— Верно, — подтвердил мистер Уиплстоун, — в его случае это не подходит.

Долго они сидели молча. Наконец Аллен сказал:

— Полагаю, мы поступим следующим образом: вас мы оставим здесь, Фокс, и вы будете, хотя судя по всему и напрасно, наблюдать за керамической мастерской. Мы не знаем, к какому они придут решению, да и зачем вообще собрались. Попытаются вновь покушаться на Бумера? Или ликвидируют свой рыбный Ку-Клукс-Клан? Мы вообще ничего не знаем. Но вполне возможно, что-то произойдёт. Если вы сегодня сможете подольше продержаться на ногах, Сэм, я хотел бы взглянуть на ваши вырезки.

— Разумеется, рад буду помочь.

— Тогда пойдёмте?

Они вышли из машины и Аллен вновь просунул голову в окно.

— Санкриты сюда не вписываются.

— Нет? — переспросил Фокс. — У них нет мотива?

— Нет. Бумер мне сказал, что они возвращаются в Нгомбвану. Им вернули фирму. Не помните?

— Гм, в самом деле, — вздохнул Фокс, — совсем забыл.

— По крайней мере есть о чем подумать, — сказал Аллен. Оставайтесь на связи.

Он сунул в карман переносную радиостанцию и отправился с мистером Уиплстоуном на Уол.

На столике в холле лежала карточка с аккуратно напечатанными словами «Я ВЫШЕЛ».

— Это чтобы знать, — пояснил мистер Уиплстоун. — Из-за цепочки на двери.

Он перевернул карточку другой стороной, где стояла надпись «Я ДОМА», провёл Аллена в салон, закрыл дверь и включил свет, сразу предложив:

— Давайте чего-нибудь выпьем. Виски с содовой? Я схожу за содовой. Присаживайтесь, я сейчас вернусь.

И бодрым шагом удалился.

Люстра освещала картину, висевшую над камином. Трой написала еe довольно давно. Это был весёлый пейзаж, отчасти склонявшийся к абстрактности. Аллен очень хорошо его помнил.

— А, — промолвил мистер Уиплстоун, вернувшийся с сифоном содовой в руке и Люси, путавшейся под ногами, — любуетесь моим сокровищем! Я приобрёл его на одной выставке вскоре после женитьбы. Ради Бога, малышка, осторожнее! Пойдёмте в столовую, там можно будет разложить вырезки на столе. Но прежде выпьем. Можете начинать, пока я разыщу вырезки.

— Поосторожнее с виски. Мне бы нужно сохранить ясную голову. Не возражаете, если я позвоню Трой?

— Да на здоровье. Телефон на столике. Шкатулка с вырезками у меня наверху, в мансарде. Так что нужно время, чтобы еe найти.

Трой подняла трубку почти сразу.

— Алло, ты где? — спросил Аллен.

— В студии.

— Творишь?

— Вот именно.

— Я у Сэма Уиплстоуна и задержусь ещe на час. Есть под рукой карандаш?

— Подожди минутку.

Он словно видел, как она роется в карманах своего рабочего халата.

— Есть кусочек угля.

— Я просто хочу, чтобы ты записала номер телефона.

— Подожди. Давай.

Он продиктовал номер, пояснив:

— На случай, если я кому-то понадоблюсь. Например, тебе.

— Рори?

— Да?

— У тебя проблемы? Из-за того, что я пишу Бумера… Ты понимаешь?

— Понимаю, не волнуйся. Я рад, что ты это делаешь, но зол на обстоятельства, которые этому сопутствуют.

— Видишь, — заметила Трой, — это называется прямой ответ на прямой вопрос. Спокойной ночи, дорогой.

— Спокойной ночи, милая.

Мистер Уиплстоун отсутствовал слишком долго. Наконец он вернулся с большим старомодным альбомом и конвертом, полным газетных вырезок. Отворив дверь в столовую, положил все на стол и согнал с него Люси, которая проявляла к вырезкам необъяснимый интерес.

— В те времена я был страстным собирателем таких вещей, заметил он. — Все рассортировано, на каждой вырезке есть дата. Так что не должно быть никаких проблем.

И действительно их не было. Аллен просматривал альбом, вызывавшей, как и все подобные собрания, изрядную меланхолию, пока мистер Уиплстоун копался в содержимом конверта. Вырезки, относившиеся к фотографиям в альбоме, были заботливо наклеены рядом с ними. Удачливее оказался Аллен.

— Вот! — воскликнул он и показал на три фотографии, к которым пунктуальный мистер Уиплстоун аккуратным почерком приписал дату и дополнил пожелтевшей страничкой из «Нгомбвана Таймс» с кричащим заголовком: «ПРОЦЕСС НАД ГОМЕСОМ. ПРИГОВОР ВЫНЕСЕН. СКАНДАЛ В ЗАЛЕ СУДА».

Первая фотография запечатлела судью в парике, вторая — толпу людей, ожидающих перед залитым солнцем зданием суда, а третья — открытый автомобиль с чёрным шофёром и двумя пассажирами в тропических костюмах. В одном из них, ухоженном, приличного вида мужчине лет сорока можно было узнать мистера Уиплстоуна."По дороге на процесс" — гласила подпись под фотографией. Снимки из газет оказались содержательнее. Молодой чернокожий в парике и мантии не мог быть никем иным кроме Бумера. «Мистер Бартоломью Опала, государственный обвинитель.» На другой фотографии был уже тогда изрядно плешивый, дочерна загорелый взбешённый мужчина в наручниках. Он шёл между двумя чёрными гигантами-полицейскими, которые охраняли его от грозных толп нгомбванцев. «После вынесения приговора. Узник покидает здание суда,» — гласил текст под фотографией.

Заметка сообщала о процессе и подчёркивала его драматический финал. Ему же была посвящена и передовая.

— Вот ваш Шеридан, — сказал Аллен.

— Вы его узнали?

— Да. Я полагал, что впервые, да и то издалека, увидел его сегодня вечером, но в действительности встречал и прежде. Сегодня, когда Бумер навестил Трой, он сидел перед кафе на улице.

— Явно вам не раз ещe придётся его увидеть, — сухо заметил Уиплстоун. — Мне это не нравится, Аллен.

— А вы думаете, мне нравится? — поднял Аллен взгляд от альбома. — Он тогда всерьёз угрожал отомстить?

— Нужно было вам это слышать! Все угрозы он адресовал именно Бумеру, — сообщил мистер Уиплстоун, склоняясь над альбомом. — Я не видел этих вырезок уже добрых лет десять. На старой квартире они канули в ящике с множеством других вещей. Все же я должен был вспомнить его куда раньше.

— Полагаю, он изменился. Как-никак, прошло двадцать лет!

— Что касается внешности — не слишком, и не верю, чтобы сильно изменился характер.

— Вы случайно не знаете, что с ним стало после выхода из тюрьмы?

— Нет. Вероятно, вернулся в португальские колонии на востоке. Или в Южную Америку. Или сменил имя. Во всяком случае, легально или нелегально, получил британский паспорт.

— Чем он занят в Сити?

— Может быть, импортирует кофе, — пожал плечами мистер Уиплстоун.

— Хорошо говорит по-английски?

— Да, без всякого акцента, если не считать шепелявости, видимо, врождённый дефект. Налить вам ещё?

— Нет, спасибо, Сэм. Мне нужно сохранить ясную голову. Аллен поколебался, но потом продолжал: — Вам стоит знать ещe кое-что. Касается это Чаббов. Но прежде пообещайте, что это никак не повлияет на ваше к ним отношение. Если нет, я предпочту держать язык за зубами.

Мистер Уиплстоун спокойно поинтересовался:

— Это может их дискредитировать?

— Нет, — не сразу ответил Аллен, — во всяком случае, не лично. Нет.

— Знаете, при моей профессии мне приходилось хранить секреты.

— Знаю.

— Так что можете на меня положиться.

Тогда Аллен рассказал мистеру Уиплстоуну о девушке с фотографии. А умолкнув, стал ждать реакции. Мистер Уиплстоун долго разглядывал комнату, потом произнёс, больше сам себе, чем Аллену:

— Ужасно. Мне их очень жаль. Бедные Чаббы… — И после изрядной паузы: — Разумеется, вы в этом видите мотив.

— Возможный мотив, не более.

— Мда… Спасибо, что вы мне сказали. На моё к ним отношение это никак не повлияет.

— Хорошо. А теперь не смею вас больше задерживать. Уже почти полночь. Только вот свяжусь с Фоксом.

Голос Фокса звучал по рации громко, ясно и спокойно.

— Жду приказов, мистер Аллен. — До сих пор ничего не происходило, но мне кажется, они уже расходятся. В окне на лестнице я заметил свет. Оставайтесь на связи.

— Все в порядке, — ответил Аллен и стал ждать. Мистеру Уиплстоуну он сообщил: — Посиделки кончились. Через пару минут оба вернутся, и Чабб, и Шеридан-Гомес.

— Алло? — отозвался Фокс.

— Да?

— Расходятся. Кобурн-Монфоры идут по противоположной стороне улицы. Молча. Чабб идёт по моей стороне, торопится. Продолжу, пока пройдёт.

— Ладно.

Из динамика донёсся звук шагов и опять все стихло.

— Прошёл, — перевёл дыхание Фокс. — Сейчас будет у вас. Теперь идёт мистер Шерилан, он один. По другой стороне улицы. Кобурн-Монфоры свернули за угол. Я уловил еe реплику: «Я была дурой, и знала это»; кажется, полковник еe успокаивал. Все, конец связи… нет, подождите…

— Что случилось?

— Двери у Санскритов приоткрылись. За ними темно, но щель видна ясно. Видимо, следят за уходящими.

— Продолжайте наблюдать, Фокс. Вызовете меня, если ещe что-то произойдёт. Я буду минут через пять. Конец связи.

Аллен с Уиплстоуном ждали ещe несколько минут, пока не услышали перед домом торопливые шаги Чабба и скрежет ключа в замке.

— Хотите с ним поговорить? — прошептал мистер Уиплстоун. Аллен покачал головой. Слышно было, как звякнула цепочка. Чабб с минуту постоял в холле, потом поднялся по лестнице.

Прошла ещe минута, и снаружи скрипнула калитка. Шеридан спустился по лестнице и отпер дверь.

— Пришёл, — буркнул мистер Уиплстоун, — и будет торчать там, как невзорвавшаяся бомба. Эта мысль мне очень не нравится.

— И мне тоже. Если вас это утешит, не думаю, что ему долго тут оставаться.

— Полагаете?

— Полагаю, да. Преде чем уйти, я попытаюсь, если не возражаете, позвонить Гибсону. За Шериданом — Гомесом придётся следить непрестанно.

С бесконечными извинениями Аллен вырвал Гибсона из глубокого сна и рассказал тому, что удалось узнать, что он предлагает и о чем хотел бы попросить.

— А теперь, — повернулся он к мистеру Уиплстоуну, — я вернусь к моему старому, терпеливому Фоксу. Спокойной ночи. И спасибо. Если можно, держите ваши вырезки под рукой.

— Разумеется. Я вас провожу.

Когда мистер Уиплстоун снимал с двери цепочку, Аллен обратил внимание, что он старается не произвести ни малейшего шума. Двери за ним мягко закрылись.

Теперь он шагал по Каприкорн Мьюс уже не скрываясь, уверено и спокойно. На улице прибавилось стоящих машин, а большинство домов уже погрузились в сон. Не горел свет и в квартире над гончарной мастерской. Когда он сел за руль, Фокс сообщил:

— Двери оставались приоткрыты секунд десять, потом закрылись — на бронзовом молотке отразился свет. Вероятно, ничего тут нет, но выглядело довольно странно. Заканчиваем?

— Прежде вам кое-что стоит услышать.

И Аллен рассказал Фоксу о вырезках и прошлом мистера Шеридана.

— Это же надо! — спокойно заметил Фокс. — Только представьте! Оказывается, в этом сборище двое отчаянных мерзавцев, — Шеридан и Санскрит. Чем дальше, тем интереснее, верно?

— Рад, что вы на это смотрите с юмором, Фокс. Что касается меня… — он умолк, потом шепнул: — Смотрите!

Двери жилища Санскритов отворились и оттуда вышла слоноподобная фигура, которая могла принадлежать только самому Санскриту. На нем был длинный плащ и мягкая шляпа.

— Вот тебе на! Что он задумал? — выдохнул Фокс.

Санскрит запер двери и обернулся. На крупном бледном лице, похожем на огромный бурдюк, на миг отразился свет. Лёгким шагом, каким часто ходят тучные люди, он прошёл по Мьюс и через мгновение исчез на Каприкорн Плейс.

— Там ведь живут Кобурн-Монфоры, — заметил ФОкс.

— Но это ещe и путь в Плейс Парк Гарден, где остановился Бумер. Давно ни за кем не следили, Фокс?

— Ну…

— Потренируемся, чтоб не утратить формы. Пошли!

I

Машина медленно миновала поворот на Каприкорн Плейс.

— Вот он. К Кобурн-Монфорам не зайдёт, я в этом уверен, сказал Аллен. — У них уже погашен свет, а он идёт по другой стороне, в тени. Притормозите на минутку, Фокс. Не хочу рисковать. Взгляните…

По Каприкорн Плейс медленно приближалось запоздавшее такси. Шофёр явно разыскивал нужный номер дома. Огромная фигура Санскрита, терявшаяся в тени, стремительно метнулась вперёд и, прикрываясь машиной, проскользнула мимо дома Монфоров.

— Давайте дальше, Фокс. Он направляется к кирпичной стене в конце улицы. Поедем прямо, потом свернём налево, ещe раз налево, потом направо и снова налево. Остановитесь прежде, чем мы опять окажемся на Каприкорн Плейс.

Фокс занялся сложными манёврами. У дома номер один по Уол, где за затянутыми шторами сияла люстра в спальне мистера Уиплстоуна, они свернули на Каприкорн Сквер, а возле «Солнышка в лесу», теперь было погруженного во тьму, двинулись направо, в противоположный конец квартала; там развернулись влево, проехали ещe несколько метров и остановились.

— Перед нами Каприкорн Плейс, — сказал Аллен. — Кончается она кирпичной стеной, где есть проход в узкий переулок. Тот тянется вдоль базилики, и оттуда можно пройти к Плейс Парк Гарденс. Ручаюсь, он направился туда, но не боюсь признаться, что это лишь догадка. О, уже идёт…

Толстяк прошёл мимо неспешной походкой, смахивая на разгуливающий по улице шатёр. Подождав несколько секунд, они двинулись следом.

Когда свернули за угол, его и след простыл, но из-за стены доносились шаги. Аллен кивком указал под арку. Они успели как раз вовремя, чтобы заметить, как толстяк исчезает за поворотом.

— Видите? — шепнул Аллен. — Быстрее, Фокс, и на цыпочках!

Они проскочили переулок, на углу сдержали прыть и спокойно повернули в очередной закоулок. Теперь прекрасно был виден Санскрит, уже приближавшийся к его противоположному концу. За ним неясно рисовалась поперечная улица и угол импозантного здания. С балкона на втором этаже торчал флагшток. Перед входом стояли двое полицейских.

Укрывшись в тени арки, Аллен с Фоксом следили, что будет дальше.

— Идёт так спокойно, что дело явно нечисто, — прошептал Фокс.

— Вот именно.

— Хочет что-то передать, или как?

— Показывает что-то полицейским. Гибсон придумал особые пропуска в здание. Их получил персонал посольства и ближайшие сотрудники. На всех стоит подпись президента. Возможно, он показывает такой пропуск.

— Но где он мог достать?

— Меня не спрашивайте. Смотрите, что он делает!

Санскрит извлёк какой-то пакет, один из полицейских посветил фонарём, скользнув лучом по лицу Санскрита, по его рукам. Некоторое время ничего не происходило, потом полицейский кивнул своему коллеге и тот нажал кнопку звонка. Открыл нгомбванец в ливрее, вероятно ночной привратник. Санскрит что-то коротко бросил ему, негр забрал пакет, отступил назад и закрыл за собой дверь.

— Быстро, однако, — заметил Фокс.

— Теперь он объясняется с полицейскими.

Они расслышали слабый тонкий голос и ответ обоих полицейских:

— Спокойной ночи, сэр.

— Да, смелости ему не занимать, — признал Аллен.

Они зашагали переулком в сторону посольства. Тротуар был так узок, что могучей фигуре, во тьме гротескно походившей на шатёр, пришлось отступить на середину улицы.

Минуя еe, Аллен сказал Фоксу:

— Если взглянуть на причины всей истории, ручаюсь, все прошло нормально. Надеюсь, вы не скучали.

— Нет, — ответил Фокс, — я бы даже сказал, мне это понравилось.

— В самом деле? Я рад.

Они шагали дальше, пока не подошли к посольству. Шаги Санскрита затихли вдалеке. Вероятно, он вернулся тем же путём.

Подойдя к двум постовым, Аллен представился:

— Суперинтендант Аллен, отдел "С".

— Да, сэр, — кивнул полицейский.

— Прошу как можно точнее и подробнее рассказать, что здесь произошло. Вы записали фамилию этого человека? — обратился он к полицейскому, который проверял документы Санскрита.

— Нет, сэр. У него был специальный пропуск, сэр.

— Ладно, вы его хорошо разглядели?

— Да, сэр.

— А фамилию не прочитали?

— Я… Как следует разобрать не удалось, сэр. Начиналось на С и в нем ещe К. Сан — и как-то дальше, сэр. Пропуск был в порядке, и с фотографией, как на паспорте, явно его. Входить он не собирался, сэр. Хотел только передать пакет. Если бы он хотел войти внутрь, я бы записал фамилию.

— Вы и так должны были это сделать.

— Да, сэр.

— Что он вам говорил?

— Что должен передать пакет для первого секретаря посольства, сэр. Показал мне пакет, я его осмотрел. Тот был адресован первому секретарю, в углу написано «Для его превосходительства президента». Большой конверт из плотной бумаги, но содержимое казалось тонким.

— Что было дальше?

— Я сказал, что довольно необычно вручать пакеты в такое время и предложил оставить мне, чтобы я передал, но он ответил, что обещал вручить лично. Там, мол, фотография, которую велел срочно сделать президент. Она стоила немалого труда и работу закончили каких-то полчаса назад. Якобы ему сказали отдать еe ночному привратнику.

— Продолжайте.

— Я взял пакет, сэр, просветил снизу фонариком и заметил контуры какого-то прямоугольного плоского предмета. Вроде картонных обложек. Во всяком случае, там не могло быть никакого пластического свинства, сэр. К тому же у него был специальный пропуск, вот мы его и пропустили. Это все, сэр.

— А вы, — обратился Аллен ко второму, — позвонили?

— Да, сэр.

— Что сказал ночной привратник, когда открыл дверь?

— Не похоже, чтобы он говорил по английски, сэр. Они с посетителем обменялись несколькими словами на их языке — по крайней мере я думаю, что говорили по-нгомбвански. Потом он просто забрал пакет и запер двери. Человек, который принёс пакет, пожелал нам доброй ночи и ушёл.

Во время беседы Фокс испытующе поглядывал на полицейских, а потом сочувствующим тоном заметил, что не удивится, если из всего происшедшего будут сделаны должные выводы. При этих словах постовые буквально окаменели.

— Вы должны были тут же доложить об этом, — заметил Аллен. — Вам жутко повезло, что Гибсон ничего не знает.

— Спасибо, сэр, — в один голос ответили оба.

— За что? — спросил Аллен.

— Вы сообщите Фреду Гибсону? — спросил Фокс, когда они возвращались тем же маршрутом.

— Об этом происшествии? Да, придётся, но не стану особенно напирать на то, как вели себя постовые. Ведь ситуация была не из простых: Санскрит имел пропуск, подписанный президентом, а полицейским говорили, что каждый его владелец — persona grata. Не пойди они ему навстречу, многим рисковали бы. — Аллен положил руку на плечо Фоксу. — А этот откуда тут взялся?

В глубокой тени в конце переулка впереди них двигалась какая-то фигура. Заметили они еe в последний момент — тут же она завернула за угол и скрылась из виду. Был слышен только топот поспешных шагов. Как не спешили они к перекрёстку, но никого уже не увидели.

— Возможно, кто-то вышел из дому и догонял такси, — предположил Фокс.

— Нигде нет света.

— Вы правы.

— И машин не слышно. Вы запомнили, как этот человек выглядел?

— Нет. Он был в шляпе, в плаще. И явно на резиновых подошвах. Ещё брюки. Но я не могу поклясться, что это был мужчина. Слишком быстро он исчез.

— Черт, — процедил Аллен. Дальше оба шли молча.

— Хотел бы я знать, что в том конверте, — заметил наконец Фокс.

— Вот полицейский до мозга костей!

— Вы спросите?

— Ну разумеется.

— Президента?

— Кого же ещё? И с утра пораньше, понравится это ему или нет, — пообещал Аллен. — Мне пришла в голову весьма любопытная мысль…

— В самом деле? — бесцветным голосом спросил Фокс.

— И буду благодарен, если вы подождёте, пока я не напомню все обрывки самой разнородной информации, которую мы собрали о кошмарном толстяке, и лишь потом скажете, что обо всем этом думаете.

— С удовольствием, — согласился Фокс.

И в самом деле слушал он с явным удовлетворением. Когда, погрузившись в пустынные глубины Каприкорн, они уже сидели в машине, Аллен закончил:

— Вот так-то, Фокс. Какой же вывод напрашивается?

— Понимаю, к чему вы клоните, — протянул тот. — По крайней мере думаю, что понимаю.

— Я совершенно уверен, — продолжал Аллен, — что…

II

Свою угрозу объясниться с Бумером с утра пораньше Аллен не принимал всерьёз. В действительности разбудил его Гибсон, который хотел знать, правда ли, что президент договорился с Трой о следующем сеансе на половину десятого. Когда Аллен это подтвердил, в трубке раздался разочарованный вздох. Тот полагал, что Аллен видел утренние газеты. Когда Аллен заверил в обратном, Фред сообщил, что во всех бульварных листках на титульной странице по меньшей мере три столбца заняты фоторепортажами о вчерашнем визите Бумера. Потом унылым тоном принялся цитировать некоторые наиболее пикантные заголовки: «Что мы видим? Прекрасная жена суперинтенданта и африканский диктатор.» Аллен, сжав зубы, попросил его прекратить. Гибсон ему посочувствовал и только заметил, что принимая во внимание все обстоятельства он удивлён, почему Аллен не положит конец этой истории с портретом.

Аллен чувствовал, что неуместно объяснять: прервать работу над портретом означало совершить своего рода убийство. Потому он предпочёл перейти к истории с Санскритом и узнал, что Гибсон уже в курсе. Аллен поделился с ним своими наблюдениями и даже познакомил с выводами, к которым пришли они с Фоксом.

— Мне кажется, что-то наконец стронулось с места, — проворчал Гибсон.

— Не сглазьте. Я выпишу ордер. На всякий случай.

— Конечно, по крайней мере будет видно, что мы не спим. Между прочим, трупа уже нет.

— Что-что?

— Несчастного посла уже увезли. Скорее всего на рассвете тихонько вынесли чёрным ходом в машину без опознавательных знаков и отвезли на аэродром к специальному самолёту. Все прошло гладко. Одной заботой меньше, — заметил Гибсон.

— Возможно, вам придётся стеречь и аэропорт, Фред. Рейсы на Нгомбвану.

— Когда угодно. Только дайте команду, — невесело согласился тот.

— Начинайте прямо сейчас. Я буду держать с вами связь, закончил Аллен и оба положили трубки.

Трой была в студии, прописывала фон. Аллен предупредил, что снова предстоят те же меры безопасности, что и накануне. Если получится, он вернётся ещe до прихода Бумера.

— Это хорошо, — обрадовалась она. — Тогда сядешь там, где вчера, ладно? Он так великолепен, когда смотрит на тебя.

— Твоей смелости позавидуешь. Знаешь, все, кроме тебя, считают, что я сошёл с ума, когда это позволил.

— Ну, ты же знаешь, как обстоят дела. Но скажи мне, только откровенно, как тебе… нет, ничего не говори, но я права?

— Права, — согласился он. — Возможно, это звучит странно, но я едва отваживаюсь смотреть. Словно все перенеслось на холст.

Она поцеловала мужа.

— Не представляешь, как я тебе благодарна. Нет, представляешь, верно?

В Ярд он шагал со спокойной душой. В кабинете нашёл записку от Уиплстоуна, тот просил сразу ему позвонить. Набрал номер, и на другом конце линии тут же услышал знакомый голос.

— Полагаю, вам следует это знать, — начал мистер Уиплстоун словами, ставшими Аллену уже привычными, и поспешно продолжал рассказ: в доме лопнула водопроводная труба и потому утром, минут в десять десятого, он посетил своих агентов по недвижимости, фирму «Эйбл и Вирт», чтобы те порекомендовали ремонтников. В конторе он обнаружил Санскрита. При виде Уиплстоуна тот умолк на середине фразы, заявил, что оставляет все на усмотрение фирмы — пусть делают то, что сочтут нужным. Ему ответили, что это несложно, поскольку Каприкорн всегда пользуется спросом. Санскрит что-то неразборчиво буркнул и поспешно ушёл.

— Я спросил, так, словно мимоходом, — продолжал мистер Уиплстоун, — не хочет ли владелец сдать дом, где расположена керамическая мастерская. Мол, у меня приятели ищут жильё. У секретарши это вызвало до странности растерянную реакцию: мол, дом официально не освобождается, но даже если так случится, вряд ли его можно будет снять, ибо он пойдёт на продажу. Но нынешний владелец не желает огласки.

Меня это заинтересовало. Выйдя из агенства, я направился по Каприкорн Мьюс к лавке с поросятами. На дверях болталась бумажка с надписью:"Закрыто — приём товара". Витрину закрывала ветхая штора, но посередине оставалась небольшая щель. Я заглянул внутрь. Там было мало света, но мне показалось, что кто-то весьма тучный складывает вещи.

— Господи Боже!

— Вот именно. Возвращаясь назад я заглянул в «Наполи», хотел купить какой-нибудь паштет. И тут вошли Кобурн-Монфоры. Мне показалось, что полковник был уже изрядно на мази, но держался как обычно. Она же выглядела ужасно.

Мистер Уиплстоун так надолго замолчал, что Аллен не выдержал:

— Вы ещe там, Сэм?

— Да, — подтвердил мистер Уиплстоун. — Если честно, я не знаю, что вы подумаете о моем следующем шаге. Тихо, Люси. Я вообще-то не имею привычки действовать необдуманно, понимаете…

— Полагаю, это действительно не в вашем стиле.

— Хотя в последнее время… Ну, как бы там ни было, в ту минуту я поддался порыву. Хотел увидеть их реакцию. Я, разумеется, пожелал доброго утра, а потом, как бы мимоходом, когда миссис Пирелли подавала мне паштет, заметил: «Кажется, вы теряете соседей, миссис Пирелли.» Она, казалось, не поняла, и я добавил: « Тех, из керамической мастерской. Я слышал, они собираются в ближайшее время уехать.» Ну, разумеется, это была не совсем правда…

— Я в этом не уверен.

— В самом деле? Ну ладно. Тут я обернулся и оказался лицом к лицу с Кобурн-Монфорами. Не могу описать, как выглядел полковник. Лице его отражало явное смятение чувств: шок, недоверие, удивление, ярость. Он жутко побагровел. Миссис Монфор выдохнула: «Я вам не верю!» и тихо застонала. Муж схватил еe за руку и сжал до боли. Потом, не говоря ни слова, развернул и вывел из магазина. Я видел, как они поспешили к мастерской. Казалось, она его о чем-то умоляет. На полпути повернулись и, скорее всего, отправились домой. Миссис Пирелли что-то бросила по-итальянски, потом добавила:" — Я буду только рада, когда они отсюда уберутся".

Я вышел из магазина. Переходя Капорикорн Плейс, видел как Кобурн-Монфоры поднимаются на своё крыльцо. Полковник все ещe держал жену за локоть и, полагаю, она плакала. Это все.

— Когда это случилось? Полчаса назад?

— Примерно.

— Поговорим об этом позже. Спасибо, Сэм.

— Я совершил ошибку?

— Полагаю, нет. Возможно, кое-что ускорили.

— Я собираюсь поговорить с Шериданом о ремонте. Он сейчас дома. Сказать ему?

— Можно, но я убеждён, что Кобурн-Монфоры вас опередят. Попробуйте.

— Ладно.

— А как насчёт Чаббов? — предложил Аллен.

— Ладно. О, Господи… Но если вы хотите…

— Сделайте это ненавязчиво. Так, просто мимоходом, как перед этим.

— Да…

— Если потом вы захотите со мной поговорить, примерно через четверть часа я буду дома. Если не позвоните, я свяжусь с вами сам, как только смогу, — сказал Аллен.

По рации он связался с сотрудником, который следил за керамической мастерской, и узнал, что Санскрит вернулся, как только покинул контору по сдаче недвижимости, и с тех пор не показывался. Мастерская закрыта и шторы все ещe задёрнуты.

Через пять минут Аллен с Фоксом обнаружили, что проезд в тупичок, как и во время предыдущего президентского визита, перекрыт кордоном полиции. Перед ним сгрудилась толпа зевак во главе с целой командой фоторепортёров, которые отравляли жизнь суперинтенданту Гибсону крикливыми репликами о самоволии и грубости полицейских. Аллен перекинулся с Гибсоном парой слов, вошёл в дом, отправил Фокса в кабинет, а сам прошёл прямо в студию Трой. Она уже изрядно поработала над фоном.

— Трой, — окликнул он, — когда Бумер придёт, нам нужно будет кое о чем переговорить. Не думаю, что это займёт много времени, но не знаю, не расстроит ли это его.

— Ч-черт… — процедила Трой.

— Знаю, тебе это удовольствия не доставит, но ничего не поделаешь.

— Да что ты? Ладно…

— Мне очень жаль, но ты же знаешь…

— Не волнуйся, знаю. Он уже тут, лучше иди встречай.

— Мы придём к тебе. Надеюсь, вместе.

— И я надеюсь. Желаю удачи.

— И я тебе, прекрасная фея, — Аллен побрёл ко входу.

Там он оказался одновременно с Бумером, который появился в обществе млинзи; стражник держал в руке большой букет алых роз, а на кожаном поводке вёл белую афганскую борзую. Бумер пояснил, что пёс слишком скучает по хозяину.

В своей обычной бодрой манере президент поздоровался с Алленом, потом искоса взглянул на него и заметил:

— Мне кажется, что-то не так.

— Вы правы, — кивнул Аллен. — Нам нужно поговорить, сэр.

— Хорошо, Рори. Где?

— Тут, если не возражаете.

Они прошли в кабинет. При виде Фокса, к которому тем временем присоединился и Гибсон, Бумер поморщился.

— Не лучше ли остаться с глазу на глаз? — спросил он.

— Это служебный вопрос, и мои коллеги в курсе.

— В самом деле? Доброе утро, господа.

Он что-то бросил млинзи. Стражник передал ему розы, вышел, забрав собаку, и закрыл за собой дверь.

— Не желаете присесть, сэр?

На этот раз Бумер не стал возражать против официального тона Аллена.

— Сам знаешь, что сяду, — согласился он и разместился в белом кожаном кресле. В парадном мундире при всех регалиях, как на портрете, выглядел он просто роскошно. Алые розы придавали его облику сюрреалистический оттенок.

— Можешь их куда-то пристроить? — повернулся он к Аллену, и тот положил букет на стол.

— Это для Трой? Она будет очень рада.

— О чем пойдёт разговор?

— О Санскрите. Можете вы сказать, что было в конверте, который он вскоре после полуночи принёс в посольство? Тот был адресован первому секретарю. С пометкой, что содержимое предназначено вам.

— Ваши люди ревностно исполняют свои обязанности.

Гибсон кашлянул.

— Судя по всему, на них не действует и специальный пропуск с моей подписью, — добавил Бумер.

— Не будь у человека пропуска, они скорее всего вскрыли бы конверт, — заметил Аллен. — Надеюсь, вы нам скажете, что в нем было. Поверьте, я бы не спрашивал, не будь убеждён, что это очень важно.

Бумер, который не спускал с Аллена глаз, ответил:

— Его вскрыл первый секретарь посольства.

— Но он сказал вам, что там было?

— Там было заявление. С некоей просьбой.

— Какой?

— Касательно возвращения того человека в Нгомбвану. Ведь я уже упоминал, что он к нам возвращается.

— Не говорилось ли там, что он хочет вернуться немедленно и просит ускорить формальности? Въездные визы, вид на жительство и все прочее? В нормальных обстоятельствах это занимает несколько дней.

— Да, — признал Бумер, — речь шла об этом.

— Не знаете, почему он сказал полицейским, что в конверте лежит фотография, которую вы лично распорядились срочно отпечатать?

Секунду-другую Бумер выглядел крайне рассерженным. Потом однако сказал:

— Понятия не имею. Это смешно. Я не заказывал никакой фотографии.

— Мистер Гибсон, не будете ли вы с мистером Фоксом любезны нас покинуть? — попросил Аллен коллег.

Они вышли с серьёзными озадаченными лицами.

— В чем дело, Рори? — спросил Бумер.

— Он был твоим информатором, да? — спросил Аллен. — Тем, кого Гибсон неизящно, но по делу назвал бы шпионом?

III

Вопреки своей врождённой жизнерадостности, Бумер с детства обладал талантом неожиданно умолкать. И теперь им воспользовался. Пауза, за время которой он не шевельнулся и не издал ни звука, длилась так долго, что часы в кабинете успели прокашляться и пробить десять. Лишь потом он всплеснул руками в белых перчатках, опер на них подбородок и заговорил.

— В старые времена у Дэвидсона, — начал он, и необычайно звучный, драматически модулированный голос придавал словам ностальгическую окраску, — как-то раз пасмурным вечером мы болтали — как это бывает у мальчишек — обо всем на свете. И когда добрались до темы власти и насилия, уже не знаю как, оказались по разные стороны непреодолимой пропасти. Припоминаешь?

— Да, припоминаю. Нас очень удивило и взволновало, что мы оказались в такой ситуации. Помню, я сказал что-то вроде того, что мы наткнулись на врождённый барьер, древний, как разошедшиеся процессы развития. В те времена мы любили высокие слова. А ты сказал, что существует ещe немало неоткрытых земель, которые мы можем вместе исследовать и не натыкаться при этом на такие барьеры, и что куда умнее придерживаться этого принципа.

— С того вечера мы оба придерживались уговора. До сих пор. До этой самой минуты.

Аллен возразил:

— Сейчас не время предаваться воспоминаниям. И если ты хоть на минуту задумаешься, поймёшь, почему. Я полицейский, который выполняет свой долг. Один из законов нашей работы — личная незаинтересованность в деле. Если бы я знал, куда заведёт эта история, то попросил бы своё руководство отстранить меня от расследования.

— А куда она завела? Что вы… обнаружили?

— Сейчас расскажу. Позавчера ночью некая группа людей собралась тебя убить. Хотели сделать так, чтобы подозрение пало на твоего млинзи. Некоторые из них — фанатики, и все в известном смысле немного тронутые, каждый отмечен незаживающей травмой, которая порождает мотивы поведения. Вот именно о них я собираюсь с тобой поговорить. Первый — Санскрит. Я прав или ошибся в своих догадках о Санскрите? Он твой информатор?

— Дорогой Рори, боюсь, что на этот вопрос я не могу ответить.

— Я так и думал. Далее следуют Кобурн-Монфоры. Мечты полковника о воинской славе разрушены твоим режимом. И он чувствует себя бесконечно обиженным. Скажи, не обязан ли он тебе лично тем, что вынужден был уйти в отставку?

— Ну да, — холодно кивнул Бумер. — Я от него избавился. Он совершенно спился и в конце концов стал абсолютно ненадёжен. Кроме того, моя политика — продвигать на высшие посты нгомбванцев. Об этом мы уже говорили.

— Он тебе угрожал?

— Не напрямую. Добился у меня аудиенции, но там лишь только жаловался. Я слышал, что по пьянке он высказывал угрозы в мой адрес. Но эти глупости давно забыты.

— Зато он не забыл. Ты знал, что его пригласили на приём?

— Это была моя идея. В прошлом он оказал нам известные услуги. И отмечен наградами.

— Ладно. А помнишь случай с Гомесом? Наконец-то Бумер казался поражённым.

— Разумеется помню. Он очень нехороший человек. Зверь. Убийца. И мне доставило удовольствие обеспечить ему пятнадцать лет. Могли бы осудить и на смерть. Он… — Бумер запнулся. — Что ты о нем знаешь?

— То, о чем твои источники, видимо, тебе не информировали. Возможно, просто не знали. Гомес сменил фамилию на Шеридан и живёт в пяти минутах ходьбы от вашего посольства. Его не было на приёме, но он входит в ту же компанию и судя по тому, что я о нем слышал, очередная неудача его не остановит. Он просто начнёт сначала.

— Возможно, — кивнул Бумер. Впервые он казался обеспокоенным.

Аллен продолжал:

— Пока ты вечером позировал Трой, он наблюдал за домом. Могу побиться об заклад, что занят этим и сейчас. Мы внимательно за ним приглядываем. Как считаешь, способен он действовать на свой страх и риск и бросить бомбу тебе в машину или через окно сюда?

— Если в нем сохранилась ненависть, бушевавшая на процессе, — начал Бумер, но не договорил: задумался, потом рассмеялся, но смех звучал неубедительно. — Что бы он ни сделал, это закончится провалом! Бомба! Нет, бессмыслица!

Аллен почувствовал, что вот-вот взорвётся. С трудом владея голосом, он совершенно спокойно заметил, что если даже попытка покушения закончится провалом, это будет исключительно результатом предосторожностей, принятых Гибсоном и его людьми.

— Почему вы его не арестуете? — спросил Бумер.

— Потому что, как сам ты прекрасно знаешь, нельзя арестовывать людей на основании необоснованных подозрений. Шеридан не сделал ничего, за что его можно посадить за решётку.

Казалось, Бумер его едва слушает. Он словно отсутствовал, что отнюдь не улучшало настроение Аллена.

— В этой группе есть ещe один, — продолжал Аллен. — Слуга по фамилии Чабб. Ты с ним знаком?

— Чабб? Чабб… Ага! Да, думаю, я о нем слышал. Не человек ли это твоего Уиплстоуна? Он подходил к нам с шампанским, когда я разговаривал с его хозяином, теперь припоминаю. Но ты же не хочешь сказать…

— Что Сэм Уиплстоун тоже замешан? Ни в коем случае. Но мы выяснили, что Чабб — да.

Бумер словно не слышал. Огромная фигура вдруг очутилась на ногах. Это был единый координированный порыв, словно прыжок хищника.

— О чем я вообще думал! — воскликнул он. — Прийти сюда! Навязаться твоей жене, имея за спиной преступника, который способен бросить сюда бомбу или совершить Бог весть какое свинство! Я удаляюсь. Если позволишь, зайду только на минутку, извинюсь и сразу исчезну.

— Ты еe не обрадуешь, — сказал Аллен. — За невероятно короткой срок Трой проделала немалую работу над картиной, которая могла бы стать лучшим портретом в еe карьере. Страшно даже подумать, что он останется неоконченным.

Бумер подозрительно покосился на него, потом вдруг констатировал:

— Все-то я делаю не так.

Именно эти слова когда-то произнёс одинокий чернокожий школьник в начале первого, неудачного для него полугодия. Тогда это означало начало их дружбы. Аллен едва сдержал желание сказать:" — Не говори так". Вместо того он поднял большой букет роз, вложил БУмеру в руки и пригласил:

— Пойдём со мной.

— Ты думаешь? — спросил президент, все ещe полный сомнений, но с радостью в голосе: — В самом деле? Хорошо.

Шагнув к дверям, он распахнул их, крикнув:

— Где мой млинзи?

Фокс, стоявший в холле, спокойно ответил:

— Он перед студией миссис Аллен, ваше превосходительство. Видимо думал, что понадобится там.

— Слава Богу, — заметил Аллен, — что он не прихватил с собой копья.

IV

Аллен проводил Бумера в студию и проследил, как тот устраивается на постаменте. Трой, даже изнемогая от нетерпения, поблагодарила за розы и поместила их в подходящую вазу. Её привела в восторг афганская борзая, которая, проявив явное чувство прекрасного, взобралась на постамент и села у левой ноги Бумера. Трой тут же принялась набрасывать на холсте еe контуры.

Аллен, полный всяческих опасений и сомнений, исчез со сцены и в холле присоединился с Фоксу.

— Все в порядке? — спросил Фокс, кивая в сторону студии.

— Если по вашему все может быть в порядке, когда моя жена осталось в комнате, где пишет великого чёрного диктатора, под дверью стоит человек, которого мы подозреваем в убийстве, а пёс несчастной жертвы при этом позирует в качестве модели, — тогда все в полном порядке.

— Чудная ситуация, — признал Фокс. — И что вы будете делать?

— Пошлю кого-нибудь покараулить перед входом в студию. Пусть составит млинзи компанию. Я на минутку вас покину, Фокс.

Он вызвал с улицы полицейского в форме и объяснил, что нужно делать.

— Парень тот не слишком силён в английском, если вообще его знает, — напомнил Аллен. — Скорее всего, будет просто наблюдать за вами и греться на солнышке. Он не вооружён и обычно достаточно миролюбив. Вашей задачей будет не спускать с него глаз до того момента, когда они с хозяином сядут в машину.

— Да, сэр, — кивнул полицейский и двинулся в сторону студии.

Аллен вернулся в Фоксу.

— Не проще в этих обстоятельствах отменить сеанс? — несмело предложил тот.

— Послушайте, Фокс, я делал все, что в моих силах, чтобы удержать свою работу подальше от глаз жены. Правда, на этот раз напортачил. Но вот что я вам скажу: если когда-нибудь моя работа посмеет помешать еe кистям и полотну, я тут же подам в отставку и открою школу детективов.

Фокс удивительно долго молчал, потом задумчиво произнёс:

— Она должна быть счастлива, имея такого мужа.

— Не она, — возразил Аллен. — Все как раз наоборот. Между прочим, что происходит? Где Фред?

— Снаружи. Полагаю, он рвётся с вами поговорить. О текущих событиях, сами знаете.

Гибсон сидел в полицейской машине, стоявшей неподалёку от кафе. По всей улице были расставлены полицейские в форме, жильцы выглядывали из окон. Толпа в начале тупика изрядно поредела.

Аллен с Фоксом подсели к нему.

— Что происходит? — спросил Аллен.

Гибсон сообщил, что по его сведениям все члены преступной группы сидят по домам. Миссис Чабб выходила за покупками, но уже вернулась. Весь квартал патрулируют его люди с рациями.

Он ещe толком не закончил, когда двери в доме Аллена распахнулись и полицейский что-то бросил своему коллеге, стоявшему на улице. Тот показал в сторону машины.

— Это меня, — сказал Аллен. — Сейчас вернусь.

Звонил мистер Уиплстоун, спокойный, но спешивший поделиться новостями. Он навестил Шеридана по поводу лопнувшей трубы и нашёл того в необычном состоянии.

— Губы у него побелели, всего трясло; лишь невероятным усилием он заставил себя меня выслушать. Похоже, он собирался выйти из дому. Вначале я решил, что он меня вообще не пустит внутрь, потом он все же торопливо выглянул на улицу, сразу отступил и кивнул, чтобы я входил. Стояли мы в прихожей. Мне кажется, что он на самом деле не слышал ни слова из того, что я наговорил о ремонтниках, но все кивал, и… я не могу сказать, что улыбался, но время от времени криво щерил зубы.

— Прекрасно!

— Уверяю вас, это вовсе не было приятно. В душе я перенёсся назад через все эти годы в зал суда в Нгомбване. Такое впечатление, словно он опять сидел там на скамье подсудимых.

— Не слишком приятная картина. Вы ему что-нибудь сказали о Санскритах?

— Да, сказал. Уже собравшись уходить. Убеждён, что выглядело это ненавязчиво. Я спросил, не знает ли он, могут ли в керамической мастерской на Мьюс починить китайский фарфор. Он на меня взглянул, как на сумасшедшего, и покачал головой.

— Он вышел из дому?

— Боюсь, что не смогу сказать. Я хотел было проследить за ним, уже собрался занять место у окна, но в холле встретил миссис Чабб. Она сказала, что Чаббу нездоровится, и спросила, не рассержусь ли я, если обед подаст она. Мужу придётся зайти в аптеку за лекарствами. Разумеется, я заявил, что сам займусь обедом, а за лекарствами сможет сходить она. И чтобы снять с неe заботы, даже предложил пообедать не дома. Несчастная женщина была так взволнована… Не мог же я просто так отодвинуть еe и войти в салон! Так что я не могу ручаться, что Шеридан — он же Гомес — ушёл. Едва избавившись от миссис Чабб, я тут же поспешил к окну — калитка стояла настежь. А я вполне уверен, что перед тем еe закрыл.

— Хорошо. А что с Чаббом?

— Вот он действительно ушёл. Я спрашивал об этом миссис Чабб. Муж настоял, что пойдёт в аптеку сам. Она сказала, что лекарство будет готово не сразу, и Чаббу там придётся подождать.

— Вернулся?

— Ещё нет. И Шеридан тоже. Разумеется, если выходил.

— Вы ещe последите там, Сэм?

— Разумеется.

— Хорошо. Думаю, я скоро загляну к вам.

Аллен вернулся к машине, рассказал Фоксу и Гибсону новости мистера Уиплстоуна, и они коротко обсудили ситуацию.

— По-моему, — заметил Аллен, — важен тот образ мыслей, который свойствен нашим заговорщикам. Если мои догадки верны, в тот вечер на приёме они пережили шок. Ведь все было готово. Прогремел выстрел. Погас свет. Возникло замешательство, как они и рассчитывали. Но когда вновь вспыхнул свет, убитым оказался совсем не тот. Хотя убит он был орудием, которое выбрали они сами. Преступника никто не видел. Они оказались в ужасной ситуации. И как отреагировали? На следующую ночь собрались у Санскритов. Все взвесили и нашли единственный ответ: крыса в трюме.

— Как это? — переспросил Гибсон.

— Кто-то из них — предатель.

— Ага, понял.

— Наверняка им пришло в голову именно это. Я многое бы дал, чтобы узнать, что там происходило, пока мы с Фоксом сидели в машине на улице.

Кого они могли подозревать? И почему? И что планировали? Новую атаку на президента? Кажется неправдоподобным, чтобы Шеридан-Гомес сдался. Узнал ли кто из них, что Санскрит вчера ночью был в посольстве? И, черт возьми, что за тень заметили мы мельком в том проулке?

— Ну-ну, и какова же ваша версия? Кто, по-вашему, это был?

— Я вам скажу, Фокс, — кивнул Аллен.

И сказал.

— Но если кто из вас, — закончил он, — позволит хоть шепнуть, что это лишь догадка, велю его арестовать за непристойное поведение.

— Давайте прикинем, что мы имеем в результате, — предложил Фокс. — Станут они готовиться к новому покушению на президента или захотят свести счёты с предателем, кто бы им ни был. А может быть разделятся и попытаются оба дела провернуть одновременно. Или, — добавил он, словно ему это только что пришло в голову, — придут к выводу, что им несдобровать, распустят свой рыбий ку-клукс-клан и разбегутся кто куда.

— Верно. Вот с этой мыслью расстанемся и мы. И разлетимся по свету, Фокс. Кто — в тишине лелеять розы, другие — ловить шмелей с красным брюшком, что пьют нектар…

— Это ещe что такое? — холодно спросил Гибсон.

— Цитата, — ответил Фокс.

— И кто же автор этой ерунды?

— Феи. Мы будем на связи. Пойдёмте, Фокс.

Они вернулись к своей машине без опознавательных знаков полиции и отправились на Каприкорн, где незаметно приблизились к одному из людей Гибсона, сержанту в штатском, у которого были для них новости. Рыбье братство не собиралось. Кобурн-Монфоры уже с полчаса пили в салоне и притом отчаянно ссорились; их было видно через окно. Другой сержант, переодетый художником, следовал за Чаббом до аптеки на Бэронсгейт; тот видел, как Чабб отдал в окошко рецепт и сел, очевидно приготовившись ждать, пока приготовят лекарство, а сам вернулся на Каприкорн Мьюс.

Развернув этюдник, парень сел на брезентовый складной стульчик и углём начал набрасывать эскиз керамической мастерской. Дома у него собралась уже целая коллекция эскизов, некоторые даже завершённые и раскрашенные акварельными красками, другие остались только в грубых набросках, поскольку прежде чем он закончил работу, подозреваемого арестовывали или ему приходилось перебираться на новое место. На эти случаи он надевал джинсы, грязный свитер и великолепный парик типа «маленький лорд Фаунтлерой». Именовался он сержант Джейкс.

Никто не показывался — ни Шеридан, ни Кобурн-Монфоры, ни Санскриты.

Фокс поставил машину на том же месте, что и прошлой ночью, под платанами на Каприкорн Сквер, откуда виден был дом номер один по Уол, а Аллен пешком отправился на Мьюс. Остановившись за талантливым сержантом, с видом случайного прохожего следил, как тот справляется с нелёгкой перспективой, а сам раздумывал, что может делать в эти минуты Трой.

— Что происходит? — спросил он.

— Двери заперты, сэр, но внутри кто-то расхаживает. За магазином. Посередине шторы довольно широкая щель, и сквозь неe бывает заметно движение. Но ничего конкретного. В дом никто не входил и никто не выходил.

— Я буду в пределах досягаемости радиосвязи, на Каприкорн Уол, номер один. Сообщите, если что-то произойдёт. Вызывать меня можете из подворотни.

— Да, сэр.

Двой парней из гаража остановились за спиной художника. Аллен заметил:

— У меня бы на это не хватило терпения. Смотрите не нарисуйте там и меня. — Такие замечания Трой чаще всего слышала от любопытных. — Это на продажу?

— Эх, — только крякнул сержант, которого последние слова явно вывели из равновесия.

— Возможно, я на обратном пути ещe раз взгляну, как получается, — заметил Аллен и удалился, оставив парней с разинутыми ртами.

Надвинув шляпу на глаза, он торопливо зашагал вдоль Каприкорн Сквер на Уол. У машины, стоявшей под платанами, остановился и перекинулся парой слов с Фоксом, потом перешёл через улицу. Мистер Уиплстоун явно заметил его издали и отворил дверь.

— Сэм, — приветствовал его Аллен, — Чабб в самом деле пошёл в аптеку.

— Я очень рад это слышать.

— Это не значит, что он не зайдёт к Санскритам.

— Вы так думаете?

— Не удивлюсь, если от стрессов, пережитых за последние сорок восемь часов, у него изрядно разболелась голова.

— Я тоже.

— Его жена дома?

— Да, — подтвердил мистер Уиплстоун и по лицу его скользнула тень сомнения.

— Я бы хотел поговорить с ней.

— Поговорить? Но это… это еe очень расстроит.

— Я сожалею, Сэм, но боюсь, это неизбежно.

— Вы хотите выжать из неe сведения о муже?

— Вероятно, придётся попробовать.

— Это весьма… безжалостно.

— Работа полицейского порой бывает безжалостной.

— Знаю. Я часто поражался, как можете вы этим заниматься.

— В самом деле?

— Вы всегда мне казались человеком деликатным.

— Сожалею, что я вас разочаровал.

— А я сожалею, что был нетактичен.

— Сэм, — негромко произнёс Аллен, — разница между работой в полиции и в других, более благородных учреждениях, кроме прочего состоит ещe и в том, что грязное бельё мы стираем сами и не подбрасываем его другим.

Мистер Уиплстоун порозовел.

— Я этого заслужил, — сокрушённо признался он.

— Нет, не заслужили. Это были грубые и неуместные слова.

Люси Локкет, которая умывалась с тщательностью хирурга, отпустила одно из своих двусмысленных замечаний, положила передние лапки Аллену на ногу и вскочила ему на колени.

— Не боишься? — рассмеялся Аллен и почесал еe за ушами. — Хорошие девочки так не делают.

— Вы даже не представляете, — заметил мистер Уиплстоун, насколько должны быть польщены. Это нечто невероятное.

Аллен подал ему кошку и встал.

— Пойду, надо поскорее с этим разделаться. Не знаете, она наверху?

— Полагаю, да.

— Я надеюсь, много времени это не займёт.

— Но если… Если я могу вам как-то помочь…

— Я дам вам знать, — кивнул Аллен.

Поднявшись в мансарду по лестнице, он постучал. Когда открывшая миссис Чабб его увидела, отреагировала она точно также, как и при предыдущем визите: замерла в дверях, онемев от испуга, приложив пальцы к губам. Когда он спросил, можно ли войти, отшатнулась в сторону. Он вошёл и взгляд его упал на фотографию девушки с открытым лицом. Медальона, как и прошлый раз, на месте не было. Он спросил себя, не у Чабба ли тот.

— Миссис Чабб, — начал он, — я не буду вас долго задерживать и надеюсь, что не напугаю. Садитесь, пожалуйста.

Точно как накануне она упала на стул и уставилась на него. Придвинув поближе свой стул, Аллен наклонился вперёд.

— Со времени нашей вчерашней встречи, — начал он, — мы узнали о трагедии в посольстве и о людях, в ней замешанных, гораздо больше. Я хочу вам рассказать, какова была роль вашего супруга.

Губы еe дрогнули, словно пытаясь произнести:" — Он никогда… " — но с них не слетело ни звука.

— Я только хочу, чтобы вы меня выслушали и потом сказали, прав ли я, прав отчасти или полностью ошибаюсь. Я не могу, как вы понимаете, заставить отвечать, но полагаю, вы все решите сами.

Выждав некоторое время, он продолжал.

— Все было примерно вот как. Полагаю, ваш муж, как член группы, о которой мы вчера с вами говорили, решил принять участие в покушении на президента Нгомбваны. Полагаю, согласился он потому, что ненавидит чернокожих, и особенно нгомбванцев. — Аллен покосился на смеющееся девичье лицо на фотографии. — Ненависть его родилась из трагедии, и все пять лет только углублялась.

Когда стало известно, что ваш муж будет одним из официантов, обслуживающих гостей в павильоне, родился план. Чабб получил от своих руководителей подробные инструкции обо всем, что нужно делать. Группа заранее получила подробную информацию о распорядке приёма от агента внутри посольства. И план действий Чабба был основан на ней. Ваш супруг когда-то служил в десантных частях и очень хорошо подходил для задачи, которую предстояло выполнить. Когда свет в павильоне и в саду вдруг погас, а из здания донёсся выстрел, он должен был обезвредить и обезоружить телохранителя с копьём, вскочить на помост и проткнуть президента.

Миссис Чабб энергично трясла головой и протестующе разводила руками.

— Нет? — спросил Аллен. — Не так? Или вы об этом не знали? Ни тогда, ни потом? Но ведь знали вы, что-то готовится, верно? И боялись. А потом узнали, что ничего не вышло, так?

Она прошептала:

— О нет. Он этого не сделал.

— Да, ему повезло. Все получилось наоборот: другой официант вывел его из игры. А то, что произошло потом, уже не его рук дело.

— Вы не можете его обвинить. Ничего не сможете ему сделать.

— Потому я к вам и пришёл, миссис Чабб. Вашего супруга мы спокойно могли бы обвинить в соучастии в покушении на убийство. Но само убийство нас интересует гораздо больше. Если Чабб порвёт с той компанией — между прочим, миссис Чабб, это настоящая банда, — и правдиво ответит на вопросы, полиция не станет слишком настаивать на его ответственности за ложные показания и соучастие в заговоре. Не знаю, верите вы мне или нет, но очень прошу, попытайтесь уговорить мужа решительно порвать с теми людьми, не ходить больше ни на какие сборища, и прежде всего отказаться от всяких дальнейших затей, ни против нгомбванцев, ни против белых. Скажите ему, пусть заканчивает с такими делами, миссис Чабб. Вы должны ему это сказать. И чтобы не вздумал совершить очередную глупость, например, попытаться сбежать. Это для него хуже всего.

Аллен уже начал думать, что так и не дождётся ответа, как вдруг лицо еe сморщилось и миссис Чабб разрыдалась. Поначалу почти невозможно было разобрать, что она пытается сказать. Обрывки слов срывались с уст без всякого смысла. Но вскоре речь стала более связной. Она утверждала, что в событиях вчерашней ночи вина того, что произошло пять лет назад. Без конца повторяла, что не мог он выбросить это из сердца, что никогда не говорил ни слова, но она знала, как муж страдает. О гибели дочери они никогда не упоминали, даже в еe день рождения, — для них он всегда был самым ужасным днём. Что касается еe самой, у неe всегда сжималось сердце при виде чёрных мужчин, но Чабб, как понял Аллен, реагировал совсем иначе. И доходило до инцидентов. Бывало, он вёл себя весьма странно и страдал от головных болей. Врач выписал какое-то лекарство.

— То, за которым он сегодня отправился в аптеку?

Миссис Чабб подтвердила. И добавила, что если речь идёт банде, ей никогда бы в голову не пришло, что муж окажется среди таких людей.

— Всегда он все держал в секрете, — продолжала она, — и каждый раз, когда пыталась что-то разузнать, тут же обрывал. Я знала, что-то не в порядке, раз происходит нечто странное. Они его заманили, использовали его чувства, память о нашей Гленн. Это мне было ясно. Но никогда не знала толком, в чем дело.

Потом Аллен узнал, что после происшествия в посольстве Чабб стал немного разговорчивей. Он даже бросил, что дал выставить себя идиотом. Мол, выполнял приказ, и что за это получил? Он, с его опытом? Был зол, и шея у него болела.

— Он говорил вам, что на самом деле произошло? Все?

— Нет, — покачала она головой. — Лишь вспоминал, что кого-то «устранил по плану», но тут его сзади кто-то «вырубил» и все пошло прахом.

Аллен едва удержался от возгласа.

Миссис Чабб это казалось полной бессмыслицей. Она смутно понимала, что Чабб, должно быть, рад, если убили чернокожего, но одновременно вне себя, что с ним так поступили. Когда Аллен заметил, что еe рассказ нисколько не противоречит его версии, женщина безнадёжно уставилась на него заплаканными глазами и только покачала головой, соглашаясь.

— Пожалуй…

— Из вашего рассказа я понял, что вы уже пытались уговорить мужа порвать с ними. Значит, моё предложение запоздало. И все-таки, когда он вернётся из аптеки…

— Он уже должен был вернуться! — перебила она. — Не мог он там так долго ждать, давно пора была вернуться. Господи, где же он?

— Не нужно сразу терять голову, — успокаивал еe Аллен. Радуйтесь, что могло быть и хуже. Вот именно, миссис Чабб, вам ещe нужно благодарить судьбу. Если бы вашему мужу удалось совершить то, что они замышляли, — тогда пришлось бы плакать! Когда придёт домой, повторите ему мои слова. Скажите, мы за ним следим. И не пускайте никуда. А теперь заварите чай покрепче и соберитесь с силами. До свидания.

Он сбежал вниз по лестнице. В дверях салона появился мистер Уиплстоун.

— Вот так-то, Сэм, — заметил Аллен, — не по своей воле ваш Чабб не совершил убийства. Правда, я не хочу сказать…

Зазвонил телефон. Мистер Уиплстоун обеспокоенно заворчал и снял трубку.

— О! — протянул он. — Да, он здесь. Разумеется. Да.

— Это вас, — сообщил он. — Миссис Аллен.

Едва услышав голос Аллена, Трой воскликнула:

— Рори, это очень важно! Только что сюда звонил кто-то явно изменённым голосом и сообщил, что в президентской машине бомба.

I

— А, чтоб его… — не выдержал Аллен, но Трой не дала договорить.

— Нет, слушай. Дело в том, что он уже уехал. Минут пять назад. В той самой машине.

— Куда?

— В посольство.

— Хорошо. Оставайся на месте.

— Срочное дело, — сообщил Аллен мистеру Уиплстоуну. — Скоро увидимся.

Из дому он вышел в ту же минуту, когда Фокс выскочил из машины, стоявшей под деревьями, и кинулся навстречу.

— Анонимный звонок, — сообщил Фокс. — Бомба в его машине.

— Знаю. Поехали в посольство.

Они вскочили в машину. По дороге в посольство, оказавшейся куда сложнее, чем через проход в стене, Фокс объяснил Аллену, что кто-то изменённым голосом позвонил в Ярд. Оттуда сообщили Трой и подняли на ноги Гибсона и всех, кто был в этом районе.

— Президент уже на обратном пути, — сказал Аллен. — Аноним позвонил и Трой тоже.

— В автомобиль сопровождения уже сообщили.

— Надеюсь.

— Как вы думаете, розыгрыш?

— Трудно сказать. Все это в целом выглядит довольно странно. Разумеется, нам придётся отнестись к сообщению всерьёз. Но у меня недоброе предчувствие, Фокс, что если это розыгрыш, то кроется за ним нечто большее. Иными словами, некто хочет отвлечь наше внимание. Заглянем к Фреду, а потом вернёмся к нашим баранам. Наш пейзажист на Мьюс должен быть начеку. Так, мы уже на месте.

Выключив сирену, они свернули на Плейс Парк Гарденс, где перед посольством из полицейского автомобиля сопровождения выходил Бумер, сопровождаемый млинзи и афганской борзой. Аллен с Фоксом тоже вышли из машины и приблизились к Бумеру, который бурно их приветствовал.

— Привет, привет! — воскликнул он, — ну, повороты как в романе! Думаю, вы уже слышали последнюю новость!

— Слышали, — кивнул Аллен. — Где посольская машина?

— Где? На полпути сюда. Ваш добряк Гибсон и его топтуны роются под сиденьями в поисках бомбы. Твоей жене я уже не был нужен и уехал чуть раньше. Зайдёшь?

Аллен извинился и остался на месте, с облегчением следя, как Бумер входит в посольство. Человек за рулём полицейской машины говорил в микрофон:

— Мистер Аллен только что прибыл, сэр. Да, сэр.

— Все в порядке, — Аллен опустился на сиденье рядом с ним.

На связи был Гибсон.

— Вы уже в куре? — спросил он. — Мы пока ничего не нашли, но ещe не закончили.

— Вы слышали голос?

— Нет. Он звонил в Ярд. Вероятно, говорил через платок.

— Мужчина или женщина?

— Очень странный голос. Какой-то пискливый шёпот. Утверждают, что звучал он перепуганно или возбуждённо. Вот что передали — в дословной записи:" — Это Скотланд Ярд? В машине нгомбванского посольства бомба. Ждать осталось недолго." Откуда звонили, выяснить не удалось. Полагали, что машина ещe стоит перед вашим домом и потеряли несколько минут, пока выяснили, где она на самом деле. Все мои ребята по тревоге моментально собрались на месте. Да, вот ещё: аноним немного шепелявил.

— Черт возьми, но это совершенно естественно! Как ещe он мог бы говорить через платок? Кто сейчас в Каприкорн?

— Парень с этюдником и красками.

— Я его знаю. Больше никого?

— Нет, — ответил Гибсон, — остальных я отозвал сюда. — И хмуро добавил: — Моя задача — охранять это проклятого чёрного жеребца, от которого у меня уже голова болит. Работёнка — не позавидуешь.

— Знаю, Фред. Чертовски противная работа. Я вернусь на Каприкорн. А вы?

— Пойду снова к этой чёртовой машине. Признаюсь, — пожаловался Гибсон, — я бы предпочёл, чтобы на него совершили настоящее покушение. Ей-Богу.

Аллен был уже готов сказать что-нибудь в утешение, когда его позвали к рации в его машине. Докладывал одарённый сержант Джейкс.

— Сэр, — возбуждённым голосом начал он, — должен вам кое-что сообщить.

— Что?

— Перед тем, как возникла паника вокруг бомбы, сюда пришёл тот полковник, простите, не помню фамилии, и начал жать звонок на двери. Тут началась вся эта паника. Парень, который караулил в машине возле входа в пассаж, проезжал мимо, и так, мимоходом, через окно машины мне сказал, что объявлена общая тревога. Пока я с ним говорил, из гаража выехал большой грязный грузовик и закрыл мне вид на керамическую мастерскую. Поскольку я получил от вас указание ни при каких обстоятельствах не трогаться с места, пришлось остаться там. Коллега в машине уехал. Между тем перед грузовиком образовалась пробка. Я все ещe не видел мастерскую, но слышал, как полковник ругается. Он выкрикивал что-то вроде «Черт возьми, откройте эти проклятые двери и впустите меня!» Шофёра принялись жать на клаксоны и все это продолжалось минут пять, не меньше, сэр.

— Мог ли кто-то… могли за это время выйти из мастерской две весьма тучные особы?

— Полагаю, нет, сэр, ибо когда улица очистилась, полковник все ещe стоял у дверей мастерской и продолжать жать на звонок. Он занят этим до сих пор. И все ещe кричит, но уже не так громко. Полагаю, он изрядно набрался. Что мне делать, сэр?

— Где вы?

— Торчу за своим мольбертом. Подумал, что могу рискнуть и доложить. Останетесь на приёме, сэр?

Из наушника донёсся уличный шум. Потом снова раздался голос сержанта.

— Я в пассаже перед гаражом, сэр. Пришлось спрятаться. Человек из подвала по Уол, дом один, миновал Каприкорн Плейс и направляется к мастерской.

— Возвращайтесь к этюднику и продолжайте наблюдение.

— Слушаюсь, сэр.

— Я скоро буду. Конец связи. — Аллен повернулся к шофёру. — На Каприкорн Сквер. Так быстро, как сможете, только без сирены.

— Что все это значит? — спросил Фокс. Аллен объяснил, и Фокс заметил, что художник — сообразительный парень, хоть и одет на манер бродяги. Фокс страдал предрассудками в отношении «карикатурно разодетых полицейских». Его собственный вкус, если речь шла о маскировке, ограничивался старым рединготом из донейгельского твида и старомодной матерчатой шляпой. Этот реквизит с удивительной эффективностью скрывал его внешность.

На Каприкорн Сквер Аллен сказал:

— Будет лучше, если мы разделимся. Шеридан — Гомес — единственный член банды, который нас не знает. Остальные могли запомнить по допросу после приёма. У вас с собой ваша ночная рубашка?

— Если вы имеете в виду мой редингот — да. Сзади в машине.

— А головной убор?

— Свернут в кармане.

— Когда переоденетесь, пройдитесь через сквер и Каприкорн Плейс к мастерской. Я пойду по Уол и Мьюс. Перед керамической мастерской встретимся.

Фокс оделся и ушёл; выглядел он как североирландский бакалейщик на каникулах. Аллен, свернувший на Каприкорн Уол, походил на себя самого.

Люси Локкет, которая грелась на солнышке перед домом номер один, заметила его и выгнула спину.

«Люди Гибсона скоро вернутся на свои места,» — подумал Аллен. Пока их видно не было.

На Каприкорн это были самое оживлённые часы. В обе стороны непрерывными потоками тянулись автомобили. Аллен воспользовался этим, чтобы незаметно приблизиться к магазинчику с товарами для дома на углу Мьюс. Оттуда открывался вид на всю Мьюс до самой керамической мастерской на противоположном конце. Время от времени в поле зрения появлялся и талантливый сержант Джейкс у мольберта, но чаще его закрывали машины, выезжавшие или въезжавшие в гараж. Керамическая мастерская тоже появлялась и исчезала, как заставка телевизионной рекламы. Там все ещe торчал полковник Кобурн-Монфор, прислонившийся к входной двери, а рядом с ним — Гомес. И тут, как по мановению волшебной палочки, рядом появился Чабб и они о чем-то заспорили. По Мьюс проехал грузовик, остановился перед «Наполи» и грузчик принялся снимать коробки и ящики, совершенно закрыв обзор.

Между «Наполи» и гаражом, рядом с цветочным магазином, помещалось маленькое бистро, которое именовалось «Бижу». В хорошую погоду хозяин выносил на тротуар четыре столика и подавал тут кофе и сладости. Один столик как раз освободился. Аллен миновал грузовик и цветочный магазин, подсел к столу, заказал кофе и закурил трубку. К керамической мастерской он был обращён спиной, но все прекрасно видел отражённым в витрине.

Гомес и Чабб все ещe стояли неподалёку от двери. Полковник опирался на неё, явно утратив способность соображать. Чабб едва не кусал пальцы. Гомес, очевидно, заглядывал внутрь сквозь щель в шторах, закрывавших витрину.

Потом к ним присоединилося инспектор Фокс, пришедший с Каприкорн Плейс. Вёл он себя так, словно искал нужный адрес. Подойдя к дверям, Фокс надел очки и прочитал объявление:

«Закрыто — приём товара.»

Видимо, он о чем-то спросил Гомеса, но тот пожал плечами и повернулся спиной.

Фокс побрёл дальше по Мьюс. Остановился у талантливого сержанта Джейкса, снова надел очки и склонился над этюдником. Аллен с наслаждением наблюдал, как его коллега выпрямился, со знанием дела склонил голову к плечу, оступил на шаг — другой, извинился перед прохожим, которому преградил дорогу, и продолжил путь. Подойдя к его столику, инспектор спросил:

— Простите, здесь не занято?

На что Аллен ответил:

— Нет, располагайтесь.

Фокс сел, заказал кофе, а когда его обслужили, спросил Аллена, который час.

— Да плюньте вы на это, — не выдержал Аллен. — Никто за нами не следит.

Но оба продолжали делать вид, что идёт случайный разговор между чужими людьми.

Фокс заметил:

— Странная компания. Ведут себя так, словно друг друга не знают. Полковник окончательно готов. Достаточно ткнуть в него пальцем, и рухнет на землю.

— А что с мастерской?

— Ничего не видно. Витрина почти целиком затянута шторой и внутри темно.

Подув на пену, он пригубил кофе.

— Они в весьма плачевном состоянии. Гомеса бьёт дрожь и он смертельно бледен. Похоже, с ним могут быть проблемы. Полагаете, Санскриты улизнули, сэр?

— Вряд ли, это должно было произойти совсем недавно, но ведь Санскрита видели возвращавшимся домой в пять минут десятого.

— Наблюдатель с красками убеждён, что за время его дежурства уйти они не могли.

— Но он же помнит, что бегал в пассаж, чтобы связаться со мной. К тому же, как только объявили тревогу, все люди Гибсона покинули свои посты. Нет, я не думаю, что они улизнули. Надеюсь, нет. По-моему, они там что-то затевают.

— Что тогда будем делать? — спросил Фокс у своего кофе.

— У меня есть ордер на обыск. И можете быть уверены, Фокс, что в этой ситуации я им воспользуюсь. Понимаете, продолжал Аллен, спокойно глядя на облака и посасывая трубку, — возможно, там мы угодим в какой-то переплёт. Вернитесь к машине и вызовите подкрепление. Люди Фреда уже должны вернуться. Как только они будут на месте, мы начинаем. Сигнал получите по радио.

— Что делать с Гомесом и полковником? И что с Чаббом?

— Незаметно и предельно вежливо задержим их всех. До встречи перед мастерской.

Фокс отставил пустую чашку, осмотрелся кругом, встал, поклонился Аллену и зашагал к Уол. Аллен подождал, пока тот исчез за углом, допил кофе и неспешным шагом приблизился к сержанту Джейксу, который работал над архитектурными деталями.

— Сворачивайтесь, — бросил он. — И оставьте все барахло в пассаже. Через несколько секунд вас вызовет инспектор Фокс.

— Начинаем, сэр?

— Возможно. Если эти люди попытаются скрыться, мы их задержим. Но только тихо. Когда получите команду от Фокса, выйдите из пассажа, чтобы я вас видел, и возьмёмся за дело. Ясно?

— Ясно, сэр.

В сторону «Наполи» по Мьюс громыхал грузовик; перед гончарной мастерской он с трудом развернулся и покатил туда, откуда приехал. Аллен двигался в сторону мастерской.

На Бэронсгейт завыла полицейская сирена. Другая, громче, доносилась откуда-то с окраин Каприкорн.

Сержант Джейкс вышел из пассажа перед гаражом. Фокс с Гибсоном поспешали вовсю.

Гомес торопливо зашагал по Мьюс, по противоположной от Аллена стороне. Аллен перешёл улицу и преградил ему дорогу. Сирены, завывавшие уже совсем близко, умолкли.

— Мистер Шеридан? — спросил Аллен.

Растерянная физиономия мужчины средних лет Аллену на миг с невероятной точностью напомнила его же на пятнадцатилетней давности фотографии из альбома мистера Уиплстоуна. Он побледнел до такой степени, что синеватый отлив дочиста выбритых щёк казался гримом.

— Да, меня зовут Шеридан, — нервно бросил он. — И что с того?

— Вы собирались навестить Санскритов, верно?

Гомес незаметно шевельнулся: перенёс вес с одной ноги на другую, как это делала кошка мистера Уиплстоуна, готовясь прыгнуть или убежать. За спиной Аллена появился Фокс. Двое парней Гибсона в форме свернули с Карприкорн Плейс на Мьюс. Около мастерской уже собрался народ. Сержант Джейкс разговаривал с Чаббом, а Фред Гибсон возвышался над полковником Кобурн-Монфором, который все ещe подпирал двери в жилище Санскритов.

Гомес перевёл испытующий взгляд с Аллена на Фокса.

— Что это значит? — прошепелявил он. — Что вам нужно? Кто вы такие?

— Полиция. Мы собираемся войти в мастерскую и предлагаем вам следовать за нами. Лучше избежать ненужных сцен на улице, как по-вашему?

Гомес, казалось, как раз и собирался устроить сцену, но потом только процедил сквозь зубы:

— Я к ним хотел зайти.

— У вас есть шанс, — заметил Аллен.

Тот нахмурился, немного поколебался, наконец буркнул: — Ладно, — и зашагал между Алленом и Фоксом.

У Гибсона с сержантом проблем не было. Чабб замер, напряжённо выпрямившись, и всхлипывал. Полковника Кобурн-Монфора оттащили от звонка, ловко развернули и прислонили к косяку. Глаза полковника тупо уставились на них, губы бессильно обвисли, но в нем по-прежнему чувствовалась армейская выправка.

Пришли четверо полицейских в форме и тут же вокруг стали собираться зеваки.

Аллен позвонил, потом постучал в дверь. Подождав с минуту, сказал одному из полицейских:

— Тут йельский замок. Надеюсь, без засова. У вас что-нибудь найдётся?

Полицейский покопался в нагрудном кармане и вытащил целлулоидную линейку с напечатанным переводом английских мер в метрическую систему. Аллен засунул еe в щель между дверью и косяком и немного там пошевелил.

— Есть, сэр, — воскликнул констебль, когда двери распахнулись.

Аллен повернулся к Фоксу и Гибсону.

— Вы не подождёте здесь минутку с этими господами?

Потом кивнул полицейским, чтобы следовали за ним; трое вошли внутрь, один остался перед дверью.

— Хэлло, — крикнул Аллен. — Есть кто дома?

Его звучный голос в душном жилище прозвучал глухо. Они стояли в узкой прихожей, стены которой покрывала тёмная ткань явно африканского происхождения. Пахло пылью и застоявшимся ароматом сандалового дерева. Слева, сразу за дверьми, начиналась крутая лестница. Двери в дальнем конце прихожей, вероятнее всего, вели в магазин. У стены стояли перевязанные ремнями два огромных чемодана, пестревшие наклейками.

Аллен повернул выключатель и под потолком пробудилась к жизни псевдовосточная люстра красного стекла. Наклейки на чемоданах гласили:"Санскрит, Нгомбвана".

— Пошли, — скомандовал он и повёл всех по лестнице. На последней ступеньке Аллен снова окликнул хозяев.

Тишина.

На площадку выходили четверо дверей, все запертые.

Две вели в маленькие спальни с экзотической обстановкой, в которых царил ужасный беспорядок. На незастланных постелях валялось бельё, полупустые шкафы и комоды распахнуты настежь. На полу лежали два чемодана поменьше, ещe не собранных. И повсюду пронзительный, неприятный запах.

Грязная ванная, покрытая горячей мокрой плесенью. Запертый шкафчик на стене.

И напротив — большая, обставленная тяжёлой мебелью комната с диванами, толстыми коврами, овальными лампами с кораллами и шёлковыми абажурами, плошками для благовоний и множеством сувениров из Африки. Но Санскритов там не было.

Пришлось спуститься вниз. Отворив двери в конце прихожей, Аллен прошёл в мастерскую. Где и нашёл хозяев.

Там было темно. Только сквозь щель в занавесях проникал тонкий луч света.

Аллен замер в дверях, полицейские — у него за спиной. Когда глаза привыкли к полутьме, перед ним стал вырисовываться интерьер комнаты: стол, груда обёрточной бумаги и шпагата, открытые коробки. На полках проступали силуэты нескольких глиняных поросят. Конец бывшей конюшни переходил в какой-то закуток, смахивавший на устье пещеры, где поместились печь и длинный рабочий стол. Оттуда разливался слабый красноватый свет.

Его вдруг охватила слабость, что-то вроде ночного кошмара, который лишает человека способности пошевелиться.

Слабость эта продолжалась всего несколько секунд, но оставила ощущение, что за ними кто-то следит.

Кто-то сидевший на скамье в противоположном конце комнаты, в закутке, следил за ним: во тьме вырисовывалась масса, которую он по ошибке принял за тень.

Тень начала приобретать конкретные очертания. Это была массивная фигура с кокетливо опёртым на плечо подбородком и широко раскрытыми глазами.

Аллен нащупал выключатель и в комнате вспыхнул свет.

Кокетливо склонив голову к плечу, на него смотрела широко раскрытыми глазами мисс Санскрит.

За скамьёй, спиной к ней, нырнув плечами в ящик и задрав тучный зад, словно толстая кукла, переброшенная через край, лежал еe брат.

Оба были мертвы.

Между ними на полу и на скамье валялись окровавленные глиняные черепки.

А в ящике лежала безголовая туша большого глиняного поросёнка.

II

У одного из полицейских сорвалось негромкое проклятье, но когда Аллен шагнул в закуток, констебль умолк и побрёл следом.

— Останьтесь там, где стоите, — велел Аллен, но потом передумал. — Нет! Один из вас пусть заберёт всю эту публику с улицы внутрь и запрет двери. Проведите их в комнату и оставайтесь с ними. Записывайте все, что будут говорить.

А вы позвоните в отдел расследования убийств и передайте новости. И попросите Фокса с Гибсоном, чтобы пришли сюда.

Полицейские вышли, закрыв за собой двери. Потом Аллен услышал, как хлопнула дверь и загремели шаги по лестнице.

Войдя, Фокс с Гибсоном нашли Аллена, стоящего между телами Санскритов. Направившись было к нему, они остановились, когда Аллен поднял руку.

— Кошмар, — протянул Фокс. — Что тут произошло?

— Идите посмотрите, только осторожно.

Обогнув стол, они заметили, что череп мисс Санскрит был разможжен, как скорлупа яйца. Волосы свекольного цвета, тёмные и мокрые, были вдавлены глубоко в рану. Платье на спине насквозь пропиталось кровью, а на столе под еe локтем блестела тёмная лужа. Одета она была так, словно собралась на улицу. На полу валялась окровавленная шляпка, а на столе — сумочка.

Аллен обернулся, взглянув на огромный зад еe брата, прикрытый рыжим пиджаком. Ничего больше видно не было.

— Тот же случай? — спросил Гибсон.

— Да, глиняный поросёнок. Его голова отломилась при первом ударе, остаток после второго упал в ящик.

— Но каким образом?.. — спросил Фокс.

— Взгляните на столе. Под еe рукой.

Там оказался листок бумаги с грифом: «Гончарная мастерская „Поросята“. Каприкорн Мьюс, 12». Ниже стояло:

"Господам Эйблу и Вирту. Убедительно просим вас… "

— Зеленые чернила, — заметил Аллен, — ручка у неe все ещe в руке.

Фокс коснулся пальцев.

— Ещё тёплая, — заметил он.

— Да…

Неподалёку от печи валялся лоскут какой-то пёстрой ткани. Аллен прикрыл им окровавленную голову.

— Ужасное зрелище, — пробормотал он.

— А что делал Санскрит? — спросил Фокс.

— Паковал оставшихся поросят. Стоял согнувшись над ящиком, и так в него и рухнул.

— Как видится вам ситуация в целом?

— Пока что так: она пишет, он снимает поросят с полок и укладывает в ящик. Кто-то к ним приходит. И предлагает помочь. Человек, чьё присутствие их никак не настораживает. Этот тип поднимает поросёнка, наносит два мощных и быстрых удара — налево и направо — и уходит.

Гибсон возмутился.

— Уходит? Как? И когда он мог войти? Мои люди не спускали глаз с этого сарая больше двенадцати часов.

— Только до того, как вспыхнула паника из-за бомбы, Фред.

— Но сержант Джейкс-то оставался на месте.

— Но между ним и этим зданием проезжали грузовики.

— Господи, что за проклятая работа, — сплюнул Гибсон.

— А на пороге стоял наш галантный полковник, — добавил Аллен.

— Полагаю, этот бы ничего не заметил, даже если мимо него промаршировал туда и обратно целый полк королевской гвардии, — заметил Фокс.

— Увидим, — протянул Аллен.

Они помолчали. В комнате было жарко и душно. Между шторой и стеклом витрины жужжали мухи. Одна вылетела сквозь щель в шторе и как пуля помчалась в противоположный конец комнаты.

Так неожиданно, что все даже вздрогнули, на столе зазвонил телефон. Аллен обернул руку платком и снял трубку, ответив необычно высоким голосом. Чей-то голос, явно принадлежавший чернокожему, сказал:

— Это из посольства. Вы не пришли на встречу.

Аллен неопределённо хмыкнул.

— Я говорю, — настаивал голос, — что вы не пришли на встречу. Вы же должны были получить паспорта. Самолёт вылетает в пять тридцать.

Аллен прошептал:

— Не могу, нам помешали. Умоляю вас, пришлите их сюда. Очень прошу вас.

Последовала долгая пауза.

— Хорошо. Это не лучшее решение, но сделаем. Вам их бросят в почтовый ящик. Через несколько минут. Согласны?

Аллен уже ничего не ответил, услышал в трубке беспокойное ворчание и потом щелчок, — там положили трубку.

Он сделал то же самое.

— Не знаю, имеет ли это значение, — пробормотал он, — но теперь по крайней мере ясно, что в конверте, который Санскрит передал в посольство, были их паспорта. Собственно, это почти подтвердил и президент. Через несколько минут их опустят в ящик. Санскрит не пришёл на встречу, где ему должны их были вручить.

Фокс покосился на торчащий толстый зад Санскрита.

— Вряд ли это ему помогло бы, верно?

Задребезжал звонок у двери. Аллен выглянул сквозь щель в шторе. Прибыла машина с сержантами Бейли и Томпсоном, шофёром и их оборудованием. Полицейские оттесняли кучку людей с Мьюс в пассаж, ведущий на Бэронсгейт.

Полицейский, дежуривший в прихожей, впустил Бейли и Томпсона. Аллен заметил:

— Как следует все осмотрите, особенно осколки.

Томпсон острожно прошёл по стеночке в закуток и там остановился.

— Что, сразу двое? — спросил он, доставая фотоаппарат.

— Давайте за дело, — поторапливал их Аллен.

Бейли подошёл к столу, неверяще взглянул на гигантские тела, а потом на Аллена, который молча кивнул и отвернулся. Тогда сержант осторожно приподнял клетчатую тряпку и выругался.

— Да, зрелище не из приятных, — согласился Аллен.

Шокированный Бейли дал волю фантазии.

— В них что-то нереальное. Как надувные куклы, которых выставляют в луна-парках. Гиганты. Просто как в фильме ужасов.

— Насчёт ужасов точно, — подтвердил Аллен. — Не знаете, сэр Джеймс уже в курсе?

— Да, сэр. Он уже в пути.

— Хорошо, тогда приступайте. — Аллен повернулся к Гибсону. — Я предлагаю тем троим дать посмотреть на эту сцену.

— Тактика шока? — спросил Гибсон.

— Что-то в этом роде. Согласны?

— Дело ваше, — фыркнул Гибсон, все ещe хмурый и расстроенный. — Моё дело только обеспечивать чёртову безопасность.

Аллен знал, что лучше не обращать на него внимания.

— Вы не поднялись бы наверх? — спросил он Фокса. — Возьмите с собой констебля, что стоит в холле. Пусть подождёт в комнате, а вы в коридоре спокойно побеседуйте с тем парнем, который сторожит их сейчас. Если он слышал что-то нам полезное, передайте мне. Если нет, пока останьтесь там. Но не рассказывайте им, что случилось, ладно?

— Ладно, — кивнул Фокс и стал подниматься по лестнице.

Фотоаппарат Бейли щёлкал и полыхал вспышками. Жуткое лицо мисс Санскрит внезапно возникало из тьмы и вновь терялось во мраке смерти. Томпсон собрал глиняные черепки и раскладывал их на противоположном конце рабочего стола. Через комнату промчались ещe две любознательные мухи. Аллен продолжал смотреть сквозь щель в шторе.

Перед входом остановилась машина. Из неe вышел нгомбванец в штатском, перекинулся парой слов с постовым полицейским и опустил что-то в почтовый ящик. Аллен услышал, как лязгнула заслонка. Когда машина ушла, он вышел в холл и забрал из ящика пакет.

— Что там? — спросил Гибсон.

Аллен вскрыл конверт: два подписанных и старательно проштемпелёванных британских паспорта и письмо на бланке с грифом посольства на нгомбванском языке.

— Не удивлюсь, если тут сказано, что к ним подобает относиться как к особо важным персонам, — заметил Аллен и убрал документы в карман.

Расследование шло полным ходом. Прибыл сэр Джеймс Кертис с секретарём. Сэр Джеймс довольно ядовито заметил, что хочет знать, позволят ли ему на этот раз поступать, как принято, и сможет ли он произвести вскрытие когда и где сочтёт нужным. При виде трупов он испытал почти физическое отвращение, чего Аллен за ним ещe никогда не замечал. И огорчённо спросил, дадут ли в его распоряжение бульдозер.

Потом заключил, что смерть, скорее всего, наступила не меньше часа назад, согласился с версией Аллена о способе убийства, выслушал его предложения и уже собрался уходить, когда Аллен его остановил:

— Когда-то этого парня подозревали в торговле наркотиками. Но сами они их не потребляли, верно?

— Я обращу на это внимание, но так бывает нечасто.

— Можно ожидать, что на убийце мы найдём кровь?

Сэр Джеймс призадумался.

— Не исключено, — протянул он наконец. — Если речь идёт о женщине, орудие убийства могло благодаря своим размерам послужить своего рода щитом; в случае с мужчиной этому могло помешать положение головы.

— Могло орудие убийства на мужчину упасть, или мог быть удар нанесён сверху вниз? Это исключительно тяжёлый предмет.

— Вполне возможно.

— Понимаю.

— Пришлёте мне потом этих чудовищ, Рори? Счастливо оставаться.

Едва он ушёл, Фокс с полицейским, который сторожил на лестнице, спустились вниз.

— Я полагал, что лучше подождать, пока сэр Джеймс не управится, — сказал Фокс. — Я был там с ними в комнате. Чабб спокоен, но заметно, что ему не по себе.

В его устах это могло означать что угодно, от раздражения до ярости или даже самоубийственных наклонностей.

— Он только что спрашивал, — продолжал Фокс, — где Санскриты и почему мы их задерживаем. Я поинтересовался, для чего он хотел их видеть, и Чабб заявил, что вообще не собирался этого делать. Просто шёл из аптеки домой и встретил полковника с мистером Шериданом. Полковник, по его словам, выглядел весьма неважно, и потому он попытался забрать его домой, но тот все жал на звонок.

— А что он делает сейчас?

— Трудно описать. Невероятно возбуждён. Бормочет что-то в том духе, что Санскрит — ядовитая гадина, и должен был предстать перед военно — полевым судом.

— А Гомес — Шеридан?

— Тот решил разыгрывать справедливое возмущение. Требует объяснений. Он позаботится, чтобы о столь вопиющем случае стало известно на надлежащем уровне. Мы про него ещe услышим. С виду совершенно нормальная реакция, только у него при этом дёргается левый глаз. И все все время спрашивают, где Санскриты.

— Самое время им узнать об этом, — кивнул Аллен и обернулся к Бейли и Томпсону. — Пахнет палёной кожей. Придётся покопаться в печке.

— Ищете что-то определённое, мистер Аллен?

— Нет. Впрочем… нет. Просто мне любопытно, не отыщутся ли следы чего-то, что пытались уничтожить. Пойдёмте.

Они с Фоксом поднялись по лестнице.

Когда Аллен открыл дверь и вошёл, ему показалось, что Гомес поспешно вскочил на ноги. Он стоял лицом к Аллену, втянув плешивую голову в плечи, и глаза словно чёрные пуговки выделялись на бледной козлиной физиономии. Гомес вполне мог сойти за актёра в захудалом латиноамериканском фильме.

В другом конце комнаты стоял Чабб и смотрел в окно с отчаянной дисциплинированностью солдата на гауптвахте, и все, о чем он думал, делал или чувствовал, оставалось скрытым за маской покорности.

Полковник Кобурн-Монфор лежал в качалке и, развесив губы, громко храпел. «Он был бы менее противен, — подумал Аллен, — если бы не облик офицера и джентльмена: строгий костюм, перстень с печаткой на нужном пальце, туфли ручной работы, галстук его полка, довольно элегантные носки и шляпа с Джермин Стрит, которая сейчас валялась на полу возле кресла.» Все было в полном порядке. А сам полковник Кобурн-Монфор — далеко отсюда.

Гомес тут же взвился:

— Видимо, вы несёте ответственность за это безобразие. Объясните, почему меня тут беспричинно задерживают и никто не желает ни объясниться, ни извиниться?

— Разумеется, — кивнул Аллен. — Потому, что мы полагаем, что вы поможете в нашей работе.

— Полицейские штучки, — фыркнул Гомес. Под глазом у него задёргалась жилка.

— Ну, не надо так, — возразил Аллен.

— Какую работу вы имеете в виду?

— Мы расследуем некоторые обстоятельства, касающиеся той пары, что живёт в этом доме. Это брат и сестра по фамилии Санскрит.

— Где они?

— Далеко они не ушли.

— У них какие-то проблемы? — спросил он, оскалив зубы.

— Да.

— Меня это не удивляет. Они просто преступники. Чудовища.

Полковник захрапел и открыл глаза.

— Что? — спросил он. — О ком вы говорите? О чудовищах?

Гомес презрительно фыркнул.

— Спите, — бросил он. — Вы просто отвратительны.

— Да насрал я на такие замечания, — заявил полковник зычным командным голосом. И закрыл глаза.

— Откуда вы знаете, что они преступники? — спросил Аллен.

— У меня надёжная информация, — буркнул Гомес.

— Откуда?

— От друзей из Африки.

— Из Нгомбваны?

— Из одной так называемой независимой страны. Полагаю, она так именуется.

— Вы должны бы это знать, — заметил Аллен, — раз так долго там жили. — А сам подумал: «Он сейчас очень похож на ящерицу.»

— Глупости, — пробурчал Гомес.

— Не думаю, мистер Гомес.

Чабб отвернулся от окна и уставился на него, разинув рот.

— Меня зовут Шеридан, — громко заявил Гомес.

— Ради Бога, если вы предпочитаете это имя…

— Послушайте, — требовательно спросил Чабб, — что все это значит? С именами?

— Идите сюда, Чабб, и сядьте, — подозвал его Аллен. — Я вам должен кое-что сказать, и в ваших собственных интересах слушать как следует. Садитесь. Хорошо. Полковник Кобурн-Монфор…

— Разумеется, — промычал полковник и открыл глаза.

— Вы способны меня слушать или послать за чем-нибудь, что вас сможет воскресить?

— Разумеется, я в состоянии вас слушать. Хотя и сомневаюсь, что в этом есть смысл.

— Хорошо, я вам кое-что скажу: вы все трое — члены банды, которая возникла на почве рассовой ненависти, точнее из ненависти к людям из Нгомбваны. Позавчера ночью вы хотели убить президента.

— Что за идиотские заявления? — взорвался Гомес.

— У вас был информатор в посольстве — сам посол, который верил, что после смерти президента он с вашей помощью сумеет прорваться к власти. И в обмен за услугу вас, мистер Гомес, и вас, полковник Монфор, должны были вновь с почётом принять в Нгомбване.

Полковник взмахнул рукой, словно эти слова были слишком несерьёзны, чтобы обращать на них внимания. Гомес, элегантно заложивший ногу на ногу, молча наблюдал за Алленом поверх переплетённых пальцев. Чабб замер, напряжённо выпрямившись на краю кресла.

— Брат и сестра Санскрит, — продолжал Аллен, — тоже были членами вашей шайки. Мисс Санскрит изготовила в мастерской ваши медальоны. Однако они были двойными агентами. С самого начала вашего заговора и до той минуты, когда он должен был осуществиться, без ведома посла они сообщали о каждом вашем шаге и замыслах представителям Нгомбваны. Наверно, вы тоже это почувствовали, когда план провалился. Полагаю, что вчера ночью, когда кончилась здешняя встреча, один из вас тайком проследил за Санскритом до посольства и издалека увидел, как он передаёт конверт. Он прошёл мимо вашего дома, полковник Монфор.

— Последнее время ночью я не выхожу из дома, — заявил полковник почти печально.

— Тогда, может быть, ваша жена? Не впервые ей пришлось вас заменить. Ну, впрочем это не имеет значения. Полагаю, какую роль сыграли во всем случившемся Санскриты, вы окончательно поняли лишь сегодня утром, когда узнали, что они закрыли мастерскую и собрались уезжать.

— Это им удалось? — тут же спросил Чабб. — Они скрылись?

— Вернёмся к самому покушению. Все сначала шло по плану до той самой минуты, когда прозвучал выстрел, который отвлёк внимание гостей, а вы, Чабб, атаковали стражника с копьём. Вы ударили его сзади, вероятно стоя при этом на стуле, чтобы лучше достать. Но в критический момент на вас, тоже сзади, напал слуга — нгомбванец. Ваш удар обрушился не на голову телохранителя, а на его ключицу. Он все ещe способен был воспользоваться своим копьём и сделал это. Обеими руками, прекрасно понимая, что делает, он проткнул посла.

Аллен посмотрел на троих мужчин. Ни в их позах, ни в лицах ничего не изменилось, только у Чабба запылал бледный румянец да вечно лиловая физиономия полковника ещe больше посинела. Они молчали.

— Вижу, мы друг друга понимаем. Вы не возражаете.

— Ничего подобного, — тут же возразил Гомес. — Вся история — плод вашей фантазии и оговор. Это глупость, которая не заслуживает ответа.

— Чабб?

— Я не обязан отвечать на ваши обвинения, сэр. Повторю только то, что уже говорил. На меня напали.

— Полковник?

— Что? Мне нечего сказать.

— Зачем полчаса назад вы все рвались сюда?

— Это наше дело, — заявили все трое в один голос, и Чабб снова повторил, что не собирался заходить к Санскритам и остановился только чтобы предложить полковнику проводить его домой.

Полковник пробурчал нечто вроде: «Вовсе ни к чему.»

— Вы настаиваете на своих словах? — спросил Аллен. — Вы уверены, что не пришли сюда, чтобы устроить небольшое торжество по случаю отъезда Санскритов и оставить им, или по крайней мере брату, подарок на долгую память?

Они молчали. Не смотрели ни на Аллена, ни друг на друга, но на миг могло показаться, что по лицам пролетела тень ехидных улыбок.

Снова задребезжал звонок у дверей, и трещал не переставая. Аллен вышел в коридор.

На улице стояла миссис Чабб, настаивая, чтобы еe впустили. Дежурный полицейский обернулся, взглянул на лестницу и заметил Аллена.

— Все в порядке, — сказал тот. — Скажите, пусть поднимется наверх.

Это была совершенно иная миссис Чабб. Она взлетела по лестнице с воинственно поднятой головой и в коридоре подступила к Аллену, едва переводя дыхание.

— Где он? Где Чабб? Вы мне велели не пускать его из дому, а теперь держите его здесь. И к тому же с этими людьми! Разве не так? Я знаю, что он здесь. Я была на Мьюс и видела его. И что вы с ним хотите сделать? Где мой муж? — вновь и вновь повторяла миссис Чабб.

— Проходите, — пригласил еe Аллен. — Он там.

Она заглянула в комнату. Муж встал, она подошла к нему.

— Что ты тут забыл? Пойдём со мной. Нечего тебе тут делать.

— Не надо, не вмешивайся, — сказал Чабб. — Тут тебе нечего делать, Мин.

— Как это мне нечего тут делать? Я стою тут со своим собственным мужем!

— Послушай, дорогая…

— Молчи! — она обернулась к его сообщникам. — А вы, господа, не имеете права затягивать его в свои дела только потому, что он на вас работает, вечно напоминать об этом и подсовывать дурные мысли. Её это не воскресит. Оставьте нас в покое! Сид, пошли со мной, пойдём домой.

— Не могу, — покачал он головой. — Не могу, Мин.

— Почему это ты не можешь? — она закрыла рот рукой. — Тебя арестовали! Они узнали, что…

— Заткнись! — взревел Чабб. — Дура чёртова! Сама не знаешь, что несёшь. — Они в ярости уставились друг на друга, но он тут же сдался. — Прости, Мин. Я не хотел грубить. Меня не арестовали. Все не так.

— А где эти двое?

— Чабб, вы не можете справиться со своей женой? — прошипел Гомес. — Избавьтесь от неё!

— Не говорите ерунды! — зло покосился на него Чабб.

Из глубины кресла удивительно резким и чистым голосом отозвался полковник Кобурн-МОнфор.

— Чабб!

— Да, сэр?

— Вы забываетесь.

— Простите, сэр.

— Миссис Чабб, — вмешался Аллен, — все, что я вам сказал, сегодня утром, было всерьёз. Но с тех пор ситуация решительно изменилась; выяснились обстоятельства, о которых вы понятия не имеете. Скоро обо всем узнаете. А пока прошу оставаться в этой комнате и вести себя спокойно.

— Послушай, Мин… — перебил его Чабб.

— Или, — продолжал Аллен, — просто идите домой и ждите там. Много времени это не займёт.

— Лучше иди, Мин. Так будет лучше.

— Я остаюсь, — заявила она, прошла в противоположный конец комнаты и села там.

Гомес, дрожа от ярости, взревел:

— Последний раз вас спрашиваю: где они? Куда они девались? Уехали? Я требую, чтобы вы мне ответили. Где Санскриты?

— Они внизу, — спокойно сказал Аллен.

Гомес вскочил со стула, что-то выкрикнул — Аллену показалось, что по-португальски — потом на миг замялся, не зная, что сказать, и наконец с заметным замешательством спросил:

— Вы их арестовали?

— Нет.

— Я хочу их видеть, — заявил он. — И настаиваю на этом.

— Увидите, — кивнул Аллен и многозначительно покосился на Фокса. Инспектор вышел из комнаты и стал спускаться по лестнице. Гомес двинулся к дверям.

Констебль, дежуривший в коридоре, вернулся и загородил ему дорогу.

— Пошли? — спросил Аллен и вышел первым.

III

С этой минуты события в керамической мастерской превратились в трагический и ужасный фарс. Позднее, много дней спустя, Аллен вспоминал о них как о самом удивительном эпизоде своей профессиональной карьеры. С той минуты, когда труп мисс Санскрит принял первого посетителя, все трое подозреваемых стали превращаться в кукол, манекены, карикатуры на самих себя. При других обстоятельствах все могло бы походить на чёрную комедию.

Комната внизу ждала первого посетителя. Бейли с Томпсоном стояли у окна, Гибсон опирался о стол, а Фокс с блокнотом в руке пристроился в углу. Двое полицейских в форме замерли внутри у дверей, третий — в глубине закутка. Тела Санскритов оставили в прежнем положении. В комнате было ужасно душно.

Аллен присоединился к Фоксу.

— Входите, мистер Гомес, — пригласил он.

Гомес остановился в дверях. Аллен подумал, что тот смахивал на осторожного зверя, который, навострив уши, колеблется на границе незнакомой территории. Даже не шевельнув головой, он осмотрел всех присутствующих. Казалось, на миг заколебался, словно охваченный какими-то подозрениями, а потом крайне осторожно вошёл в комнату и, остановившись перед Алленом, спросил:

— Ну, что дальше?

Аллен небрежно показал рукой. Гомес повернулся в ту сторону и увидел Санскритов.

Звук, который он издал, был чем-то средним между позывом к рвоте и стоном. На миг он окаменел. Казалось, они с мисс Санскрит уставились в упор друг на друга. И в том, как голова трупа склонилась к плечу, было что-то кокетливое, а в мёртвых глазах блестела издёвка, словно мисс Санскрит играла Банко в Макбете и как раз мастерски перехитрила Гомеса.

Он прошёл через всю комнату в закуток. Полицейский у печи прокашлялся и почесал подбородок. Гомес обстоятельно осмотрел оба тела, потом прошёл вдоль скамьи и заглянул в громадный ящик. Походил он в этот миг на посетителя в музее. В комнате стояла мёртвая тишина, нарушаемая только тихими его шагами по деревянному полу и жужжанием мух.

Закончив, Гомес повернулся спиной к нише, ткнул пальцем в Аллена и сказал:

— Послушайте! Чего вы хотели этим добиться? Рассчитывали, что у меня сдадут нервы? Что я до смерти перепугаюсь и скажу такое, что потом вы сможете выдать за признание? Нет, дружище. Вы покажите мне человека, который это сделал, и я расцелую его в обе щеки как брата; но я тут ни при чем. И ничего вы мне не пришьёте.

Он умолк, дрожа всем телом, словно в лихорадке. Шагнул было к дверям, заметил, что у них стоит охрана, и закричал:

— Прикройте их! Это бесчеловечно! — потом отошёл к зашторенной витрине и остался там, спиной к комнате.

Аллен взглядом дал понять Фоксу, чтобы тот поднялся за следующим подозреваемым. Томпсон тихонько шепнул ему:

— Можете уделить мне несколько секунд, мистер Аллен?

Они вышли в прихожую. Томпсон достал из кармана конверт и вытряхнул из него на ладонь два округлых плоских предмета величиной со старый шестипенсовик. С одной стороны они были слегка выпуклыми, с противоположной на одном было отверстие, на другом — выступ.

Лакированная их поверхность вспузырилась, к бокам прилипли обгоревшие остатки неопознаваемого вещества.

— Из топки? — спросил Аллен.

— Да, сэр.

— Хорошо, я ими займусь.

Ссыпав их обратно в конверт, Аллен убрал его в карман и взглянул на лестницу, где ждал Фокс.

— Следующего, — бросил он и подумал:" — Как в приёмной у зубного врача."

Следующим был полковник. Спустился он совершенно спокойно, расправив плечи и выпятив челюсть. Входя в комнату, подкрутил кончики усов.

После истерики Гомеса свидание полковника с телами Санскритов прошло совершенно спокойно. При взгляде на них он поморщился, несколько секунд стоял молча и потом почти спокойно сказал:

— Это безобразие.

— Безобразие? — переспросил Аллен.

— Их ведь убили.

— Как видите.

— Следовало прикрыть тела. Это просто недопустимо. И неприлично. Мне даже плохо становится, — и в сам деле у него заметно изменился цвет лица.

Повернувшись спиной к Санскритам, он присоединился к Гомесу. Но после небольшой паузы заявил, успешно справившись с непростой фразой:

— Категорически протестую против вашего образа действий и хотел бы удалиться отсюда.

— Боюсь, не получится, — заметил Аллен, а когда Гомес шагнул к дверям, добавил: — Это относится к вам обоим.

— По какому праву вы тут нас держите? — взорвался Гомес. На это у вас нет никаких оснований!

— Если вам это так важно, — спокойно произнёс Аллен, — мы можем зафиксировать вашу жалобу. Как видите, инспектор Фокс этим уже занят. Если вы так хотите уйти отсюда, вскоре мы вам предоставим такую возможность; разумеется, в таком случае мы попросим вас отправиться в Ярд. Но пока что нас ждёт Чабб. Будьте так добры, Фокс…

Реакция Чабба была в своём роде классической. В комнату он вошёл так, словно вместо Фокса его сопровождал воинский эскорт, выполнил идеальный поворот налево, заметил мисс Санскрит, побледнел, не веря своим глазам спросил: — Кто это сделал? — и упал в обморок.

Полковник, с которым Чабб соперничал в армейской выправке, злобно фыркнул и заметил:

— Безвкусный спектакль!

Чабб пришёл в себя почти сразу. Один из полицейских принёс стакан воды. Беднягу отвели к единственному в комнате креслу и усадили спиной к нише.

— Мне очень жаль, сэр, — пробормотал Чабб, адресуясь не к Аллену, а к полковнику. Потом взглянул на Гомеса и глаза его сверкнули.

— Это ваших рук дело! — заявил он, весь вспотев и трясясь всем телом. — Ну что? Вы говорили, что разберётесь с ними, и вот — разобрались!

— Вы выдвигаете против мистера Гомеса обвинение? — тут же спросил Аллен.

— Гомеса? Не знаю я никакого Гомеса!

— Тогда мистера Шеридана?

— Не знаю, что вы подразумеваете под словами «выдвигать обвинение», и понятия не имею, как он мог это сделать. Но вчера ночью он сказал:" — Если окажется, что они нас предали, я с ними разберусь". И я подумал, что он сдержал слово. Разобрался.

Внезапно Гомес прыгнул на него, словно подброшенный пружиной, так неожиданно и с такой яростью, что Гибсону с двумя констеблями с трудом удалось его задержать. Он что-то бессвязно вопил, вероятно по-португальски; по синеватому подбородку уже стекала пена, а он все ещe кричал что-то Аллену. Наконец, видимо исчерпав запас ругательств, Гомес затих и на лице его появилось насторожённое выражение, с которым он стал выглядеть ещe опаснее.

— Такое представление вы уже когда-то устроили в Нгомбване, — заметил Аллен. — Лучше бы вам утихнуть, мистер Гомес. Иначе придётся вас держать под замком.

— Дерьмо! — прошипел Гомес и плюнул в сторону Чабба.

— Безвкусный спектакль. Чертовски безвкусный спектакль, повторил полковник, который в этом представлении изображал хор.

— Никто из вас не терял пары перчаток? — спросил Аллен.

В комнате повисла тишина. Долго никто не шевелился, пока наконец Чабб не встал с кресла. Гомес, которого все ещe держали за руки, разглядывал пальцы, поросшие чёрной шерстью, полковник сунул руки в карманы. А потом все трое принялись бессвязно и безжалостно обвинять друг друга в убийстве Санскритов. Кто знает, как долго они кричали бы друг на друга, если бы не раздался звонок. Словно запустили вспять звуковую дорожку старой киномелодрамы: за дверьми снова раздались причитания какой-то женщины.

— Я хочу видеть своего мужа! Прекратите, оставьте меня. Я иду за своим мужем.

Полковник прошептал:

— Нет, ради всего святого, не пускайте еe сюда. Не пускайте её!

Но женщина была уже в комнате и полицейский, карауливший в прихожей, напрасно тянул к ней руки.

Его коллеги, стоявшие у дверей, оцепенели от удивления, и уставились на Аллена, словно ожидая приказа.

Аллен схватил женщину за руку. Она была растрёпана, глаза безумные. Тяжело сказать, чем от неe пахло сильнее — джином или духами.

Он развернул еe спиной к телам хозяев, лицом к супругу. И почувствовал, как у неe подломились ноги.

— Хьюго! — воскликнула она. — Ты же не сделал этого, Хьюго? Хьюго, поклянись, что ты им ничего не сделал! Хьюго!

Она рвалась из рук Аллена, любой ценой стараясь пробиться к мужу.

— Я не могла больше оставаться одна, Хьюго, — жаловалась она. — После того, как ты сказал, что с ними сделаешь. Я должна была прийти сюда. Должна была убедиться…

И точно также, как на свою жену напустился Чабб, заорал на жену и полковник, только совсем другим тоном.

— Заткнись! — загремел он. — Ты пьяна!

В схватке с Алленом миссис Монфор удалось повернуться лицом к закутку с печью, и теперь она кричала, не переставая, только теперь лился поток проклятий. Полковник попытался кинуться на неё, и Фоксу с Томпсоном и Бейли пришлось его задержать. Перепуганная женщина принялась умолять Аллена, чтобы мужу не позволяли к ней приближаться, и наконец упала в обморок.

Поскольку в комнате положить еe было некуда, пришлось отнести миссис Монфор наверх по лестнице в гостиную, где находилась миссис Чабб. Придя в себя, она принялась бессвязно рассказывать, как дурно муж с ней обращался, и что она знала, когда муж в ярости уходил из дому, что он выполнит свои угрозы. Полицейский, карауливший там, все записал.

Внизу в магазине Аллен, не имевший ордера на арест, предложил полковнику Кобурн-Монфору поехать с ними в Ярд, где ему официально предъявят обвинение в убийстве Санскритов.

— И должен вас предупредить, что все, что вы скажете…

I

— С той минуты, как мы нашли трупы, — начал Аллен, — стало ясно, что убийца — Монфор. Гончарная мастерская была под строгим наблюдением с того момента, когда Санскрит вернулся из конторы по торговле недвижимостью. Единственное исключение — когда людей Гибсона отозвали по телефонному звонку о бомбе. На улице с оживлённым движением сержанту Джейксу по меньшей мере минут пять закрывал вид на Монфора грузовик, который никак не мог выехать из гаража. В это время кто-то из хозяев открыл Монфору дверь, потому что тот затеял на улице скандал и Санскриты пытались его успокоить.

Они спешили, чтобы успеть на аэродром. Собирались выйти через четверть часа; осталось только запаковать оставшихся поросят и написать письмо господам Эйблу и Вирту. Оставив пьяного полковника нести околесицу, они вернулись к работе. Санскрит вложил предпоследнего поросёнка в коробку, сестра села писать письмо. Монфор подошёл к ним, зашёл сзади, схватил со стола последнюю фигурку и в пьяном гневе ударил — налево и направо. Шок от того, что он наделал, его отчасти протрезвил. На перчатках осталась кровь, потому он сунул их в топку, вышел наружу и то ли был настолько хитёр, то ли настолько ослаб, что вновь опёрся о звонок. Грузовик все ещe загораживал Джейксу обзор. А когда тот проехал, полковник по-прежнему стоял под дверью и звонил.

— Кто поднял ложную тревогу из-за бомбы? — спросила Трой.

— Я убеждён, что один из Санскритов. Им нужно было убрать с дороги людей Гибсона, чтобы исчезнуть в Нгомбване. Ведь они тряслись от страха, что мы выясним, как обстояло дело с убийством посла; ещe больше они боялись рыбьей банды. И должны были догадываться, что разоблачены.

— Видимо, — сухо заметил мистер Уиплстоун, — они не переоценивали свои способности.

— Вы правы.

— Рори, этот несчастный был настолько пьян? — спросила Трой.

— А можно вообще говорить о степени опьянения у алкоголика? Пожалуй, можно. По словам жены, а в них нет оснований сомневаться, полковник был пьян в стельку. И вышел из дому, весь кипя от бешенства.

— Полагаете, он действовал спонтанно? И речь не шла о предумышленном убийстве? — спросил мистер Уиплстоун.

— Пожалуй, нет. У него не было точного плана, даже когда он уже жал на звонок. Он просто был в припадке слепой пьяной ярости и рвался с ними посчитаться. На столе стоял глиняный поросёнок, орудие убийства словно подвернулось само собой. Ударив дважды наотмашь, он ушёл. И как это бывает, пьянице повезло. Затор на улице его едва не спас. Но я убеждён, что он его не замечал и повёл бы себя также в любых обстоятельствах.

— Но у полковника хватило все-таки ума бросить в печь перчатки, — заметил мистер Уиплстоун.

— Это против него единственная стоящая улика. Не берусь судить, насколько пережитый шок его протрезвил и не преувеличивал ли он своё опьянение. Мы сделали анализ крови. Уровень алкоголя был чудовищно высок.

— Видимо, это сочтут смягчающим обстоятельством, — прокомментировал мистер Уиплстоун.

— Разумеется. Но готов держать пари, ему это не слишком поможет.

— А что же будет с моим несчастным Чаббом?

— В нормальных обстоятельствах его бы обвинили в соучастии в покушении на убийство. Если до этого дойдёт, в его пользу зачтётся история со смертью дочери и факт, что остальные заговорщики играли куда большую роль. С хорошим адвокатом…

— Я о нем позабочусь. И внесу залог. Я обещал.

— Не уверен, что ему вообще предъявят обвинение. Если не считать ключицы млинзи, улик-то нет. Вот расскажи нам Чабб о заговоре, ему бы точно гарантировали безнаказанность.

Казалось, мистеру Уиплстоуну и Трой немного не по себе.

— Да, понимаю, — кивнул Аллен, — но вспомните о Гомесе. Не считая самого Монфора, Гомес единственный, кто в результате пострадает. И можете мне поверить, что если жил когда на свете негодяй, заслуживающий самой суровой кары, так это он. Пока его мы обвинили лишь в использовании фальшивого паспорта. Это позволит продолжать расследование. При обыске его так называемой конторы по импорту кофе обнаружены весьма сомнительные махинации с необработанными алмазами. Ему зачтётся и прошлый срок, полученный в Нгомбване за жестокое избиение — фактически убийство — его работника.

— А что происходит в посольстве? — спросила Трой.

— Что ты имеешь в виду? Все, что разыгралось в его стенах, вся эта комедия, — их проблема, хотя и будет фигурировать мотивом в деле Монфора. Выводы придётся делать Бумеру. Желаю ему как следует при этом позабавиться.

— Я слышал, он завтра отбывает, — заметил мистер Уиплстоун.

— Да, в половине третьего. Но прежде он зайдёт к Трой. Последний раз позировать.

— Но послушайте! — воскликнул мистер Уиплстоун, с деланным ужасом глядя на Трой, которая громко рассмеялась.

— Не смотрите так сердито, — сказала она и ко всеобщему и даже своему собственному удивлению поцеловала старика в темечко. Заметив, как розовая кожа под редкими прядками волос вдруг обрела карминовый оттенок, она поспешно продолжала: Не обращайте внимания. Я так возбуждена своей работой…

— Не разрушайте моих иллюзий, — с отчаянной решимостью заявил мистер Уиплстоун. — Я-то подумал…

II

— С какой стороны не смотри, — говорила Трой на другой день в половине двенадцатого, — это неоконченный портрет. Даже предложи вы мне ещe один сеанс, я не успею.

Бумер, стоявший рядом, разглядывал плоды еe трудов. Все время, пока она его писала, он не испытывал стеснения, не боялся, что будет говорить банальности, и их не говорил.

— В вашем подходе к живописи есть что-то африканское, заметил он. — Сейчас у нас нет приличного портретиста, но если бы он был, наверняка смотрел бы на вещи так, как вы. Не заметно, что автор картины не из нашего народа.

— Вы не могли бы больше мне польстить, — смутилась Трой.

— В самом деле? Я рад. Но мне уже пора: нужно ещe поговорить о чем-то с Рори да и переодеться. Так что до встречи, милая миссис Аллен, и спасибо вам.

— Прощайте, дорогой президент Бумер, — ответила Трой, — и спасибо.

Подав руку, заляпанную краской, она проводила его в дом, где ждал Аллен. На этот раз Бумер пришёл без млинзи, который, по его словам, был занят подготовкой к отъезду.

С Алленом они выпили.

— В известном роде необычный получился визит, — заметил Бумер.

— Несколько необычный, — согласился Аллен.

— С твоей стороны, дорогой Рори, понадобилось тактичное сглаживание острых углов.

— Я сделал все, что мог. С помощью, так сказать, дипломатического иммунитета.

Бумер попытался улыбнуться. Аллен счёл это редким случаем. Обычно Бумер или заливался громоподобным хохотом, или оставался совершенно серьёзен.

— Значит, тех неприятных типов убил полковник Кобурн-Монфор, — констатировал президент.

— Похоже на то.

— Они были ужасно неприятны, — задумчиво продолжал Бумер. — Жаль, что приходилось иметь с ними дело, но не было другого выхода. Наверняка и в вашей работе возникают такие моменты.

Ну что тут скажешь?

— И без всякого удовольствия нам пришлось посулить им возможность вернуться в Нгомбвану.

— Теперь вы от обязательств свободны, — сухо заметил Аллен.

— Вот именно, — почти весело воскликнул Бумер. — Не было бы счастья, да несчастье помогло, как говорится. И избавило нас от Санскритов.

Аллен молча смотрел на него

— Что-то не так, старина? — спросил Бумер.

Аллен покачал головой.

— А-а, уже понимаю. Мы опять с тобой у края пропасти.

— И опять можем договориться когда-нибудь встретиться.

— Ты не задал мне некоторых вопросов. Например, что я все-таки знал про успешную акцию против посла — предателя. Имел ли я лично дело с отвратительными, но полезными Санскритами. Или зачем я водил за нос бедного Гибсона.

— Не только Гибсона.

На огромном чёрном лице появилось выражение глубочайшей печали. Бумер сжал своими лапищами плечи Аллена и его громадные глаза, изрядно налитые кровью, наполнились слезами.

— Постарайся меня понять, — сказал он. — Это справедливость, которая совпадает с нашими потребностями, исходит из наших корней, из нашего духа. Со временем мы переменимся, приспособимся, станем иными. Но пока, дорогой мой приятель, ты должен нас воспринимать, как…

На мгновенье он запнулся, а потом совсем другим тоном закончил:

— Как неоконченный портрет.