Девушка усмехнулась, наблюдая, как Дотти и Арабелла обращают тоскующий взор на верхнюю палубу, где уперев руки в бока, стоял возле судового компаса капитан Бладуил. Интересно, относились бы они к нему с тем же обожанием продолжала она размышлять, если бы увидели его, как она, пьяным в стельку и в каюте, выглядевшей так, словно по ней прошел тайфун? А что бы сказали они про жадность, которая заставила его гнаться по ее следам до самого Бродхерста?

Она вздохнула, понимая, что все же не вполне справедлива к нему. В конце концов он поступил достаточно честно, не скрыв от нее истинных мотивов своего поведения. Да и тут, на «Звезде Коулуна», его обращение с ней было, можно сказать, образцовым. Ей казалось, что она знает причины подобного отношения к ней со стороны капитана. Видимо, он постоянно помнит о том, что сыграл определенную роль в развернувшихся в Англии событиях, о которых она безуспешно старалась теперь позабыть. А может быть, просто жалеет ее, перенесшую утрату двух близких людей. Последнее особенно не устраивало Чину, не желавшую быть объектом жалости в какой бы то ни было форме. Ее утешало лишь то, что после завершения путешествия она никогда, ни разу в жизни не увидит больше его!

Солнце еще не успело сесть в недвижные океанские воды, а в воздухе уже пронеслись первые дуновения ветра. Закат представлял собой величественное зрелище, небо, окрасившись в багряно-красный цвет, напоминало окровавленную тушу огромного сказочного животного, косые лучи дневного светила скользили радужными полосами по быстро темневшей воде. Чина, выйдя из салона после ужина, с удовольствием подставила лицо прохладному ветерку, от которого на зеркальной поверхности моря поднималась легкая рябь.

– Разве это не замечательно, мистер Кварлз? – спросила она, обращаясь к стюарду, спешившему мимо нее по каким-то важным делам с целой охапкой разнообразнейших инструментов.

– Замечательно? Да я бы тысячу раз предпочел жару, нежели шторм, который у нас на носу! Теперь вот крутись тут, как какая-нибудь последняя баба, задраивай весь корабль, проверяй иллюминаторы, чисти камбуз... нет уж, благодарю покорно, мисс Чина, лучше уж в жаре, да в безопасности! – Он с отвращением сплюнул в водосточный желоб. – И вы называете это замечательным?

Чина ни капельки не обиделась на желчную реплику Нэппи. Девушка уже не раз имела возможность убедиться, что он обожает жаловаться, и давно поняла, что не стоит обращать на это внимания, учитывая его нервную, разбросанную натуру. Она относилась к Нэппи Кварлзу с явной симпатией, что выглядело несколько странно, поскольку команда капитана Бладуила представляла собой в основном причудливое сборище убийц и воров.

Нэппи обладал на редкость благородным сердцем и чистой, умудренной жизненным опытом душой, однако любому, кто посмел бы заподозрить его в этих достоинствах, он бы с презрением плюнул в лицо. Ростом не более пяти футов и вечно небритый, он носил на левом глазу черную повязку, которая, по мнению Чины, делала его похожим на настоящего, хоть и миниатюрного, пирата. Глаз он потерял, как успел уже сообщить Чине, во время тайфуна на Большом Барьерном Рифе, когда датский фрегат, на котором он в то время служил, получил пробоину и пошел ко дну.

– Ветер срезал к чертовой матери все мачты, мисс, и все перекладины и болты дождем посыпались вниз, на палубу. Половину людей, кто не успел спрятаться, поубивало, а половину искалечило, в том числе и меня.

Свалившаяся откуда-то сверху доска стукнула его по голове, да так, что он потерял сознание, а торчавший из нее металлический стержень выбил ему глаз. У него не было ни малейшего сомнения, что он должен был бы пойти ко дну вместе с кораблем, но вмешалось Провидение, и он, вовремя очнувшись, смог забраться в крохотную шлюпку и, как и остальные оставшиеся в живых члены экипажа, благополучно добраться до берега. Удар в голову не только стоил ему глаза, но и наделил его одной курьезной особенностью: теперь он мог заснуть внезапно в любое время суток, невзирая на работу, которой занимался в тот момент.

– Вот поэтому меня и называют Нэппи-соней, – рассказывал он девушке. – Никто не может сказать даже за минуту до этого, когда я снова свалюсь и засну, и если бы не капитан Бладуил, я бы никогда больше не смог пришвартоваться ни к одному кораблю. Он первоклассный парень, капитан Бладуил, лучше некуда. – Последние слова Нэппи произнес с подобострастием. – Ну кто еще взял бы к себе стюарда, который засыпает при исполнении своих обязанностей? Но капитан Этан не указал мне на дверь. И я ему за это очень признателен.

По правде сказать, Чине трудно было поверить, что капитаном Бладуилом управляли милосердные наклонности, когда он позволил одноглазому бедолаге «пришвартоваться» к «Звезде Коулуна». Скорее всего, считала она, все дело в том, что Нэппи нанять было попросту дешевле, чего не мог не знать Этан, судя по обветшалому состоянию бригантины, и сам капитан, и его пиратская команда едва сводили концы с концами. Данное обстоятельство, кстати, объясняло и тот факт, что капитан с такой жадностью набросился на ее двести фунтов.

Но что бы там ни было, справедливости ради нужно заметить, что «Звезда Коулуна» содержалась в безупречном порядке: каждый дюйм ее палубы был отдраен до зеркального блеска, про паруса и канаты даже помыслить было нельзя, чтобы имели они хоть малейший изъян. Однако пищу подавали здесь, прямо скажем, скромную, не выдерживавшую никакого сравнения с великолепными блюдами, украшавшими обеденный стол на клипере «Гонория», доставившем Чину в Англию так много лет тому назад. А уж про койки в скудно обставленных каютах не стоило и говорить: исключительно узкие, они были прикрыты к тому же грубыми одеялами!

– Лучше идите вниз, мисс Чина, и закрепите понадежнее свои вещи, – продолжал Нэппи, с нахмуренным видом разглядывая темнеющее небо. – Да уж, и впрямь замечательная погода! – И, негромко выругавшись сквозь зубы, он поспешил дальше по своим делам.

Преодолевая погруженный в полумрак коридор, Чина почувствовала резкое изменение погоды, на широкой верхней палубе еще не ощущавшееся. Море явно начало вздыматься, и ей приходилось теперь соблюдать осторожность, передвигаясь по раскачивавшемуся под ногами полу.

– Бедная Луиза! – прошептала она, добравшись наконец до своей каюты, где маленькая девочка лежала с несчастным видом в гамаке. Лицо у нее было бледное и измученное. Подойдя к ней поближе, девушка сказала: – Боюсь, это только начало.

– Меня это не волнует, Чина. Особенно, если ты рядом со мной.

Они занимали одну каюту с тех пор, как «Звезда Коулуна» впервые попала в шторм, что произошло еще в Ла-Манше, а мать и сестры Луизы почувствовали себя тогда так плохо, что не смогли ухаживать за ребенком. Чина, учитывая обстановку, убедила Нэппи повесить для девочки гамак у себя в каюте, и хотя он оказался очень узким и неудобным, а его ремни – жесткими и узловатыми, Луиза тем не менее попросила у Чины разрешения оставаться у нее и после того, как погода исправилась, и та с радостью позволила ей это. Благодарение Богу, часто говаривала Люцинда, что дражайшая мисс Уоррик взяла на себя заботу о Луизе до самого конца путешествия. А уж когда они прибудут в Калькутту, там их сразу же встретит Колин и отвезет домой, где у него целая армия слуг. Ах, дети, если подумать, доставляют столько хлопот!

– Мама тоже легла в постель, – ответила Луиза на вопрос Чины, осведомившейся о миссис Харлсон. – Не думаю, что она так уж хорошо себя чувствует. А что, погода совсем испортилась?

– Да нет, не совсем, а несколько минут назад и вовсе было прекрасно. – Взгляд, брошенный в иллюминатор, показал Чине, что за то время, что она спускалась к себе в каюту, обстановка резко изменилась, и при этом в худшую сторону. На западе все еще догорала заря, освещавшая клубившиеся черные тучи, которые, упорно надвигаясь из-за темных африканских холмов, постепенно затягивали все небо. На гребнях волн, угрюмо бившихся о борт бригантины, появились пененные барашки. Рев разбушевавшейся водной стихии почти заглушал далекие раскаты грома.

– Может быть, ты мне расскажешь какую-нибудь историю, Чина? – попросила Луиза.

– А что бы ты хотела услышать? – произнесла Чина, подходя к столу, чтобы зажечь лампу.

– Про твоего прадедушку, – ответила Луиза с готовностью.

Чина улыбнулась.

– Ты же уже слышала о нем, и много раз. Лукавая улыбка осветила бледное лицо девочки.

– Ну и что? А я еще хочу!

– Тогда слушай. Мой прадедушка Кингстон Уоррик был знатным и богатым человеком из старинного аристократического рода, – начала Чина неторопливо, усевшись на край своей койки и расправляя юбки. – Ему принадлежали прекрасные имения в Суссексе, унаследованные им от своего отца, и несколько домов в Лондоне. Он являлся депутатом парламента и членом Коринфского клуба, а правил четверкой лошадей так ловко, как никто другой из именитых джентльменов тех дней.

– И нарушал то и дело законы, – вставила Луиза, ерзая от нетерпения, несмотря на то что уже знала эту историю до мельчайших подробностей.

– Ну, это не совсем так, – заметила Чина. – Он просто был легкомыслен, что тоже, насколько я понимаю, не очень-то хорошо. Обожал азартные игры – все без исключения, – и, будучи молодым и глупым, тратил свое состояние безрассуднейшим образом до тех пор, пока у него не осталось ничего, кроме кучи долгов.

Чина никогда не скрывала постыдной биографии своего прадедушки. И мало того, если уж говорить правду, прямо-таки гордилась его подвигами и охотно упоминала о них даже в самой что ни на есть респектабельной компании. Никто не должен отказываться от своего прошлого, была убеждена она. Уоррики будут последними идиотами, если станут прятать его за ханжескими разглагольствованиями о непорочной крови, в то время как истинная история Кингстона Уоррика не является секретом ни для кого на свете. Подобного рода рассуждения Чины входили в полное противоречие с мнением ее кузины Кассиопеи, у которой соответствующие высказывания ее двоюродной сестры вызывали один лишь ужас, поскольку напоминали ей всякий раз, что Линвиллы связаны, хотя и не кровным родством, а только через брачные узы, с таким отъявленным негодяем, как Кингстон Уоррик.

– И его хотели повесить, да, Чина? – проговорила Луиза с круглыми глазами. – За то, что он что-то украл или кого-то убил, хотя в действительности никто так и не знает толком, что же такого он совершил?

– Все правильно. Однако его не вздернули все же на виселице: премьер-министр сумел убедить короля проявить милосердие, и он был отправлен на галеры в Ботнический залив.

Хотя ее мать и сестры только испуганно вскрикивали, знакомясь с суровыми фактами из жития неугомонного прародителя Чины, Луизе они казались куда занимательнее любых волшебных сказок, которые ей рассказывала Белла.

– А получилось так, что он так никогда и не попал в Ботнический залив, правда? – продолжала вещать Луиза. – Он удрал во время шторма, такого же, как сегодняшний, и поплыл в лодке вместе с одним своим товарищем.

– Послушай, мне кажется, что ты излагаешь эту историю гораздо лучше, чем я.

– Но я люблю слушать тебя! – заявила девочка протестующе. – Пожалуйста, расскажи остальное.

– Ну хорошо, будь по-твоему. Остров, на который высадились сэр Кингстон и его друг мистер Стэпкайн, оказался необитаемым, если, конечно, не считать обезьян, попугаев и диких свиней. На нем располагалось несколько потухших'' вулканов, и весь он был покрыт непролазными джунглями. Сэр Кингстон видел повсюду массу цветов с огромными-преогромными лепестками и столь красивых, что они производили на него сказочное впечатление. А здешние птицы обладали такими длинными и пестрыми хвостами, что и сами походили на волшебные цветы. На берегу он нашел раковины, которые были прекраснее, чем солнечный восход.

– Все это ему так понравилось, что он решил здесь остаться и построить дом, – продолжила Луиза радостным голосом, потому что это был ее любимейший раздел жизнеописания прадедушки Чины. – Расскажи мне, как раздобыл он шелковичных червей и начал делать на острове шелк.

Девушка улыбнулась: эти страницы из биографии своего предка она тоже любила больше всего.

– После того как прадедушка закончил расчистку джунглей и соорудил настоящий дом, он построил себе корабль и поплыл на нем в Китай. Там он познакомился с могущественным мандарином, одним из военачальников, и тот пригласил его пожить в Кантоне, хотя до этого ни один европеец не мог пройти за стену, отделяющую материковый Китай от моря. Как и прадедушка, мандарин обожал азартные игры.

В этом месте повествование Чины было прервано: «Звезда Коулуна» зарылась носом в воду, и от сильных толчков на маленьком письменном столике опрокинулась лампа, а на лице Луизы появилось испуганное выражение.

– С тобой все в порядке, милая? – спросила девушка заботливо.

– Кажется... пожалуйста, доскажи историю, Чина.

И та, решив отвлечь внимание Луизы от наклонившегося под ногами пола, заговорила оживленным голосом, перекрывавшим доносившееся сверху завывание ветра.

– Никто не знает, что за пари заключили между собой сэр Кингстон Уоррик и мандарин. В своем дневнике прадедушка не оставил об этом никаких записей и никогда не рассказывал о том никому, даже своему сыну, моему дедушке.

В данном случае, однако, Чина слукавила: ей прекрасно было известно, что дело касалось чести и достоинства некой придворной дамы, которой домогались одновременно обе упомянутые персоны. Но не все же можно рассказывать ребенку!

– И твой прадедушка выиграл, – продолжила повествование Луиза.

– Да, это так, и в качестве платы мандарин должен был отдать ему весь, вне зависимости от его ценности, груз, лежавший в трюмах одного из своих кораблей, который первым бы прибыл в Макао в тот месяц. Прадедушка мог получить, например, серебряные слитки или чай, или, скажем, свиней. Но вместо всего этого ему достались шелковичные черви. Престарелый мандарин ликовал, он был уверен, что прадедушка не имеет ни малейшего понятия о том, что с ними делать.

– И он оказался не прав, не так ли? Сэр Кингстон привез их домой на Бадаян, вырастил и сделал шелк, и после этого стал ужасно богатым.

– Ну, если говорить в общих чертах, то так и было, – засмеялась Чина. – А вскоре он познакомился с важными людьми. Одним из них был султан Джохора, владевший сингапурским портом. Так вот, мой прадедушка убедил этого правителя передать сингапурский порт сэру Стэмфорду Рафлзу, главе английской Ост-Индской компании, – рассказывала неспешно Чина, надеясь, что ее голос убаюкает Луизу. – За это сэру Кингстону простили все его прегрешения, но, несмотря на то, что теперь ничто не мешало ему вернуться в Англию и мирно там жить, он решил остаться на Бадаяне. И поступил очень мудро, потому что пять лет спустя голландцы отдали и остальную территорию Сингапура англичанам, и в Малайзию хлынул поток эмигрантов. А так как Бадаян лежит в Сингапурском проливе всего в двадцати милях от этого города, прадедушка смог нанять сколько угодно рабочих, чтобы они помогали ему и его другу Редьярду Стэпкайну выращивать шелковичных червей. Скоро он стал достаточно богатым для того, чтобы отправиться в Англию. Там он встретил и полюбил мою прабабушку, она согласилась уехать вместе с ним в Индонезию.

– Прямо как мама и... папа, – пробормотала Луиза сквозь сон. – Только мама едет не на Бадаян, а в Индию. Как ты думаешь, мы сможем когда-нибудь навестить тебя. Чина?

– Разумеется, сможете, – заверила ее Чина, касаясь заботливо горячего лба ребенка.

– Можно мне попить? – прошептала Луиза. Ее лицо выделялось на подушке белым овалом.

Чина, сидевшая возле нее, тут же встала, но из-за качки ноги у нее подкосились, и ей пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы удержать равновесие.

– Интересно, как ты сможешь это сделать? – спросила она, глядя на девочку с состраданием.

– Я... я постараюсь...

К сожалению, кувшин оказался пуст. Чина накинула на плечи плащ и вышла в коридор.

– Я скоро вернусь, – пообещала она Луизе. – Ты же лежи в постели и ни в коем случае не пытайся встать.

– Хорошо.

Чтобы добраться до узкой лестницы, ведущей наверх, к площадке, на которой стояли бочки с водой, и подняться по ней, Чине потребовалось столь много времени, что она чуть было не пришла в отчаяние. Гигантские волны швыряли «Звезду Коулуна» из стороны в сторону, словно то был не корабль, а жалкая щепка. И Чина получила несколько хороших синяков еще до того, как смогла открыть дверь на заветную площадку. Когда же она наконец ступила в сгустившуюся на палубе темноту, ветер подхватил ее с неземной силой, вырвал все шпильки из волос и парусом распустил юбки. Ливень в мгновение ока промочил ее до нитки. Это был не тот прохладный, легкий английский дождичек, к которому она уже успела привыкнуть, а ледяной поток, безжалостный и мощный, обрушивавшийся порывисто на все, что находилось внизу, и несметными брызгами бивший ее по лицу.

Кувшин выскользнул у нее из рук. Чина, объятая ужасом, опасаясь, что ее смоет за борт, судорожно шарила в темноте рукой в поисках надежной опоры. Волны, перекатываясь через поручни накренившейся палубы, алчно подбирались к юбкам Чины. Дверной косяк, за который она только что ухватилась, вдруг куда-то исчез. И в тот же миг ее отбросило со страшной силой к ближайшей переборке. Лишь теперь она поняла, что покидать каюту было чистейшим безумием.

Когда Чина пробиралась вслепую обратно к двери, ее с такой легкостью сбило с ног ледяной волной и швырнуло к перилам, словно весила она не больше, чем пустой кувшин. Пронзительно вскрикнув в смертельном испуге, девушка попыталась ухватиться за перила, но пальцы ее только скользнули по мокрому дереву. Она снова закричала, решив, что теперь-то уж наверняка окажется за бортом.

Внезапно из темноты выступил кто-то, пытаясь поймать ее за руки, но ухватил лишь за волосы. Чина застонала от боли. И в этот момент и она, и ее невидимый спаситель подверглись новому удару ледяного шквального ветра. Когда же они, придя немного в себя, стояли, стараясь откашляться, она обнаружила вдруг, что смотрит в искаженное гневом лицо капитана Этана Бладуила.

– Идиотка! Ты что, сумасшедшая? Какого черта делаешь тут?

Не дав ей времени на ответ, он начал решительно подталкивать ее по направлению к лестнице. Борясь с ожесточением за каждый шаг, они почти уже достигли двери, когда увенчанная белым гребнем волна вновь накрыла их и отбросила в безумной ярости к перилам. Чувствуя, как деревянные поручни ломают ей ребра, Чина издала громкий вопль и, пошатнувшись, начала падать.

– Держись! – услышала она крик капитана Бладуила, кинувшегося к ней на помощь, и бессознательно прижалась к нему. Запутавшись мокрыми юбками в его ногах, она ощутила вдруг, как бешено колотится его сердце в непосредственной близости от ее груди. Новый шквал, окативший их с головы до ног, резкий крен палубы заставил ее прижаться к нему еще теснее. Теперь она и сквозь его промокший плащ почувствовала явственно жар его тела. По спине у нее пробежала странная дрожь, и причиной тому был вовсе не ужас и тем более – холод.

Удивительно, но вода, отступив, не смыла их за борт. Чине пришлось смириться с тем, что капитан Бладуил взял ее на руки. Кашляя и плача, она старалась только не потерять сознание от боли в ребрах, которые, должно быть, были все же поломаны во время удара о перила.

– Глупая маленькая дурочка!

Наконец они достигли спасительной опоры в виде ведущего к каютам трапа, и все ужасы остались позади. Чина, снова дыша полной грудью и вновь обретя способность видеть, что происходит вокруг, осознала внезапно обидный смысл слетевших с уст Этана слов.

– Скажи-ка, во имя всего святого, куда это ты направлялась столь безрассудно? Даже младенец, и тот понял бы, что этого делать нельзя!

Чина молчала, и не только из-за смертельной усталости, но и главным образом потому, что с полной ясностью осознала, что все, что говорил он, абсолютная правда. Ее тысячу раз могло смыть за борт, и теперь она кружилась бы беспомощно во вспененном водовороте без всяких шансов на спасение. Кашель у нее не проходил, с левой стороны груди ощущалась острая пульсирующая боль. Находясь в состоянии, близком к оцепенению, девушка не имела ни сил, ни желания возражать против того, чтобы капитан Бладуил нес ее на руках. Сквозь складки насквозь промокшего плаща Этана она слышала биение его сердца. Между тем на ее беспомощную голову продолжал обрушиваться поток обидных эпитетов.

– Но это не моя каюта, – прошептала протестующее Чина, когда он распахнул ногой какую-то дверь и она увидела изысканную обстановку личных апартаментов капитана.

– Ты уже была однажды тут, не правда ли, моя милая крошка?

– Я вовсе не крошка и к тому же не ваша, – заявила она и тотчас же закусила губу, чтобы не закричать от боли, потому что он в этот самый момент опустил ее на кровать.

– Твоя каюта столь мала, что в ней за тобой будет трудно ухаживать. – Он выпрямился, пока говорил, и теперь встревожено смотрел на нее. Его темное мокрое лицо выражало гнев. – Надо полагать, ты сломала ребро или два, и сейчас необходимо будет сделать перевязку. Это несколько болезненная операция, однако, принимая во внимание обстоятельства, ты должна быть благодарна судьбе хотя бы за то, что осталась жива.

– Я очень сожалею о своем поступке, – промолвила она чуть слышно, едва узнавая в своем хриплом шепоте собственный голос. – Я понимаю, что ужасно глупо с моей стороны было выбираться наружу, но я хотела принести Луизе воды, не имея ни малейшего представления о том, что это так опасно.

Не веря тому, что услышал, Этан с недоуменным выражением лица мягко попридержал девушку, обрекая на провал ее слабые попытки приподняться в кровати.

– Мне и самому должно было быть ясно, что ты взобралась наверх вовсе не для того, чтобы ощутить вкус приключений, – произнес он холодно и вновь перешел на «вы». – Ухаживать за вами будет Нэппи. В будущем же, надеюсь, вы сумеете обуздать свой неуемный инстинкт милосердия... скажем, с помощью самой малости здравого смысла.

Она хотела было поспорить, но не смогла. Каждый вздох доставлял ей невыносимую боль, балки потолка поплыли перед ее глазами и начали удаляться куда-то. Ее охватила дрожь. Словно сквозь забытье она услышала вдруг, как выругался раздраженно капитан Бладуил.

– Что... что выделаете? – произнесла Чина слабым голосом, чувствуя, как его руки нетерпеливо возятся с лифом ее платья.

– Мне надо снять с вас эти мокрые тряпки, прежде чем вы окончательно испортите матрас на моей кровати, мисс Уоррик. И еще хотелось бы мне, чтобы вы не умерли тут у меня под руками от холода.

– Но я могу сделать это сама! – запротестовала девушка и тотчас обнаружила, что руки и ноги у нее будто стали тяжелее во сто раз и она просто не в состоянии пошевелить ими.

Наблюдая за ее беспомощными усилиями, капитан Бладуил разразился отвратительным надменным смехом, который она так часто слышала от него и так ненавидела.

– Вы желаете, чтобы это сделал Нэппи? Или все же отдадите предпочтение мне?

– Никогда!

– Успокойтесь, мисс Уоррик. У вас нет никаких причин цепляться при данных обстоятельствах за эти глупые предрассудки. Я, конечно, мог бы послать за миссис Харлсон, но у меня серьезные сомнения в том, что бедная женщина найдет в себе силы покинуть свою койку, даже желая искренне спасти вас от скандала. – Чине показалось, что она разглядела сквозь окружавшую ее туманную дымку ехидную усмешку, искривившую его рот при этих словах. – Замечу также, что, как говаривали в старину, не увижу ничего такого, чего не видел бы раньше.

– Да вы совершенно... совершенно бесстыдный человек! – Она, зайдясь от кашля, пыталась воспротивиться Этану, но безуспешно, сильные его пальцы прижали ее к кровати. – Дайте уйти мне, вы слышите?

– Моя милая юная барышня, отпускать вас не входит в мои намерения.

Полное безразличие капитана к такому ее свойству, как стыдливость, настолько взбесило Чину, что она подняла руку, дабы ударить его по лицу, но, обессилев, смогла лишь покачать слегка кулачком перед ухмылявшейся физиономией Этана. Капитан Бладуил расхохотался. Его очень забавляли те противоречия, из которых была как бы соткана Чина Уоррик. Острый язык и рассудительность синего чулка могли мгновенно уступить место беспредельной скромности и чопорным манерам истинной викторианской девушки, вспыхивающей чуть что от стыда. И Этан не был в точности уверен, которую из этих двух сторон ее натуры он в ней предпочитал.

Скорее всего ни ту, ни другую, решил капитан, ощутив внезапно острое недовольство, поскольку ему приходилось возиться тут с этой девчонкой, вместо того чтобы находиться на палубе. Заметив, что она погрузилась в тяжелый сон, он быстро стянул мокрую одежду с ее дрожавшего тела и накрыл одеялом.

Брови его при этом беспокойно сдвинулись. Этан Бладуил не хотел себе признаваться, что Чина Уоррик обладала телом уже достигшей зрелости женщины – со всеми его округлостями и ослепительной, незапятнанной нежностью. То, что он начал думать о ней безотносительно тех двухсот фунтов стерлингов, которые воплощала собой Чина, никак не устраивало его, ибо он не желал, чтобы она значила для него нечто большее, чем обычная пассажирка.

– Вы меня звали, капитан? – раздался из дверей голос Нэппи Кварлза. Матрос весело улыбался, глядя на высокого ирландца, словно и не было никакого шторма, вовсю старавшегося разнести судно в щепки. Когда же взгляд его, брошенный через широкие плечи капитана, упал на лежавшую на кровати девушку, он в недоумении открыл рот. – Гром и молния! Что случилось с мисс Чиной?

– Она была настолько глупа, что отравилась наверх, – произнес капитан с недоброй усмешкой. – Надо полагать, что у нее сломаны ребра. В общем, легко отделалась. Ты не мог бы ее перевязать, Нэппи?

Маленький стюард вглядывался в него подозрительно.

– Какого черта ей понадобилось на палубе?

– Уж не собираешься ли ты во всем винить меня, дорогой? – проговорил капитан Бладуил выразительно. – Я не имею к ее поступку никакого отношения. Это безголовое существо пошло за водой для Луизы. Мне только оставалось...

– Я уже отнес малышке попить, – перебил его Нэппи. – Я, разумеется, присмотрю за мисс Чиной. Можете полностью положиться на меня и возвращаться к рулю.

Этан повернулся и молча вышел из каюты. Мисс Уоррик находилась теперь в надежных руках. Было бы славно, подумал он, если бы девчонка очнулась в тот самый момент, когда Нэппи будет перевязывать ей ребра, а у нее под руками не окажется ничего, чем она могла бы прикрыть свою наготу. Это послужило бы ей хорошим уроком. Пусть знает, как покидать каюту в такой страшный шторм даже из самых добрых побуждений.

Капитан покачал головой, увидев ее на палубе наедине с разъярившимися волнами, он решил было, что грезит: ведь и из бывалых его матросов Не каждый отважится в такую бурю высунуть нос из кубрика. К счастью для них обоих, мисс Уоррик, проявив наконец благоразумие, не стала сопротивляться, когда он схватил ее за волосы, ибо в противном случае ее непременно смыло бы за борт. И она повиновалась ему беспрекословно, когда он приказал ей не метаться из стороны в сторону, а держаться покрепче за поручень: стоило им только, оступившись на промокших, скользких досках, потерять равновесие, и оба они оказались бы в водной пучине.

Зато как же она прижималась к нему после того, как была спасена! Этан закусил губы, отгоняя от себя непрошеное видение ее тонких рук, крепко обхвативших его за шею, и теплого ее тела, оказавшегося неожиданно в такой близости от его, и про себя выругался, не желая признавать тот неприятный факт, что тело мисс Уоррик заставило его вспомнить множество других тел, которые он имел удовольствие лицезреть в своей жизни.

Плотнее завернувшись в плащ, капитан распахнул дверь на палубу и, шагнув в ревущую темноту, отдал распоряжения своему первому помощнику голосом столь же озлобленным, как и разыгравшаяся вокруг непогода.