Сен-Жермен - Укрощение строптивых

На протяжении всего вечера Иден ловила себя на том, что все время ищет глазами Хью. Ей нравилось, как непринужденно он держится в черном фраке, хотя много привычнее ему были цвет хаки и бриджи из прочной ткани, в которых она видела его в Индии. Глядя на его улыбающееся загорелое лицо в мягком свете свечей, она почувствовала необъяснимую щемящую боль – от чего? Может, ей захотелось вновь очутиться на равнинах Раджпутаны, на ее безграничных просторах, которые когда-то были ее домом, ее и Хью, и в первый раз Иден задумалась, какая жизнь ожидает ее с этим человеком. Возможно, он увезет ее в Дели, а возможно, они останутся здесь, в Эрран-Мхоре, или уедут в Сомерсет, имение которого представлялось ей очень красивым.

Странно, что она никогда не думала об этом раньше, ни разу не задумалась, что за будущее ее ожидает. Иден сомневалась, что это будет счастливая жизнь. Она вспомнила недавнюю неприятную встречу с Хью на болотах и подумала, что скорее всего они никогда не поймут друг друга.

– О чем задумалась, моя дорогая? – поинтересовался Хью, кружа Иден в обязательном вальсе.

– О будущем, о нашем будущем, – откровенно призналась девушка.

Хью помолчал, потом сказал:

– Подходящая тема для размышления в день свадьбы. Тебя волнует, будем ли мы счастливы вместе?

– Да, – помедлив, ответила Иден, – волнует, будем ли мы когда-нибудь счастливы.

Хью стал серьезным, он внимательно посмотрел прямо в широко открытые синие глаза Иден, такие невинные и настороженные.

– Господи, да почему же нам не быть счастливыми? – спросил он у нее.

Иден тихонько покачала головой в ответ, и молчаливое отчаяние этого бесхитростного жеста только больше разозлило Хью. Хотя он ничего не сказал, лицо его замкнулось, а рука обнимала теперь ее талию совсем не нежно. Больше они ничего не сказали друг другу, и на протяжении оставшейся части вечера Хью меньше времени проводил в компании своей молодой жены, его чаще видели за карточным столом или среди мужчин.

– Боже, какой изумительный праздник! – вздохнула Джанет, разыскав племянницу позднее. – Должна признать, у меня были сомнения, но лорд Блэр, его сиятельство, образцовый хозяин и такой обворожительный! – Руки ее ни на секунду не замирали. – Я еще никак не могу поверить, что породнилась с графом, и у Анны теперь гораздо больше шансов найти себе хорошего жениха! Ты же пригласишь ее, дорогая, правда? – встревоженно добавила она. – В Сомерсет, я имею в виду. Я так мечтала, что Анна будет вращаться в английском обществе, но не представляла, как это сделать. А теперь... В чем дело, дорогая? Тебе нехорошо?

– Нет, думаю, просто устала.

– Что ж, это неудивительно, – пробормотала Джанет, похлопывая Иден по руке. – Нелегкий для тебя выдался денек, а я к тебе с такими пустяками. Но ты не забудешь, правда?

– Не забуду что? – с недоумением спросила Иден, осматривая залу, будто искала кого-то.

– Пригласить Анну в Сомерсет, я только что говорила тебе...

– Я совсем не уверена, что его... что Хью собирается вернуться туда, – перебила ее Иден.

– Конечно, вернется! – Джанет резко рассмеялась. – Почему нет? Ты думаешь, раз он женился на шотландке, он теперь осядет здесь? По-моему, Эрран-Мхор никогда не привлекал его так, как Англия. Да и как может быть иначе? – Она устремила взгляд на графа, который был погружен в беседу с прелестной, роскошно одетой молодой дамой. – Он совсем не похож на человека, который может посвятить себя разведению овец в этой горной глуши. – Джанет повернулась к племяннице, лицо ее вдруг наполнилось тревогой, будто она поняла что-то наконец. – Ты опасаешься, дорогая? Это естественно. Ты вышла замуж за очень богатого человека. Теперь ты графиня Роксбери, боюсь, прежней жизни уже не будет.

– Да, – медленно согласилась Иден, – начинаю догадываться. – Она повернулась и широко улыбнулась тетушке. – Но, тетя, конечно, Анна приедет ко мне в Сомерсет, почему же нет? Я уверена, Хью будет в восторге.

Ее взгляд вернулся к прелестной молодой даме, которая улыбалась Хью. Иден извинилась и покинула тетушку. Она не знала, примет ли Хью ее родных в Сомерсете, она даже не знала, будет ли сама сопровождать его туда, когда он уедет из Шотландии на зиму. «Мне все равно», – упрямо сказала себе Иден. Ей не хотелось оставлять дедушку и Изабел, и, если муж собирается разлучить ее с семьей, она просто скажет ему, что вернется в Индию, а не в Сомерсет.

Лампы и свечи почти догорели, экипажи, развозящие последних гостей, таяли в темноте. Иден стояла рядом с Хью на ступенях и молча наблюдала, пока последняя карета не скрылась из виду. В зале остались лишь одни зевающие лакеи, она выглядела странно опустевшей и покинутой, как это всегда бывает после бала. Иден стояла в дверях, окидывая взглядом пустые бутылки и фужеры, веселые украшения, ставшие теперь ненужными, цветы в огромных вазах, которые начали уже увядать. Разговоры и смех, музыка и шумные речи сменились тишиной, такой же холодной, как ее сердце.

Слегка нахмурившись, она повернулась и увидела, что Хью стоит у стола неподалеку и наблюдает за ней. Не сказав ни слова, она прошла мимо и начала медленно подниматься по лестнице в спальню, их общую спальню. Длинный шлейф праздничного платья тянулся по ступеням. Иден шла неуверенно и, подойдя к двери, долго стояла в темном коридоре, прежде чем открыть ее и войти.

На окне мягко светилась лампа, покрывала на огромной кровати были приветливо откинуты. Сонная горничная ждала Иден, чтобы помочь ей раздеться. Краснея и приседая, она объяснила хозяйке, что его сиятельство занимает смежную спальню, и поинтересовалась, не нужно ли ей еще чего-нибудь.

– Нет, спасибо, – устало ответила девушка и обрадовалась, когда дверь за горничной закрылась и она осталась одна.

Все было тихо. Иден раздвинула портьеры и прижалась лбом к холодному стеклу. Тучи разошлись, и над темными очертаниями гор сияли яркие звезды, сияли несравненно ярче, чем над пыльными, высохшими равнинами Раджастана. Сквозь тишину издалека доносилось журчание ручья, где водилась форель, ручей впадал в озеро за пределами имения. А потом вдруг тихонько щелкнул замок. Иден медленно повернулась и увидела Хью.

Она спокойно смотрела на него, не выдавая ни своих страхов, ни опасений. Хью молча смотрел на нее, вспоминая, как часто он мечтал, что она появится перед ним вот так, с распущенными волосами, в шелковой сорочке. Мечтал, но даже в самых дерзких мечтах не мог представить, что она так прекрасна. Волосы свободно спадали с ее плеч, окутывая девушку золотистым покрывалом. В полумраке ее пронзительно синие глаза казались темными, и ему до боли хотелось поцеловать ее в нежные алые губы. Но Иден смотрела на него очень серьезно.

– Ты устала? – спросил Хью.

– Немного.

Хью помолчал, только улыбнулся в ответ. Он поставил на столик фужер, который держал в руке, и подошел к ней.

– На какое-то мгновение мне показалось, – произнес он после паузы, – что ты была готова перерезать мне горло в церкви, лишь бы не выйти за меня. Или ты предпочла бы отравить меня? Кажется, этот способ предпочитают в Раджпуте.

Он увидел в глазах Иден неуверенность и осторожность и вдруг понял, что она просто испугана. Но чем? Не предстоящей же близостью? Не может она бояться того что доставило им обоим такое наслаждение. Она ведь не притворялась тогда ночью, в этом Хью был уверен. Он улыбнулся своим воспоминаниям и опять увидел испуганный, неуверенный взгляд ее синих глаз.

Наконец до него дошло: Иден просто не понимает, что он дразнит ее, и это рассердило его.

– Бог мой, – хрипло проговорил он, – неужели ты и вправду думаешь, что вышла за такое чудовище? Неужели я дал тебе повод предположить, что наша жизнь будет столь ужасной, Иден? Неужели?

Ждать ответа Хью не стал. Он быстро обхватил ее за талию и, не удержавшись, застонал от блаженства, когда прижался к ее надушенному теплому телу. Сняв с нее сорочку, прильнул к ее губам, даже не догадываясь, что его поцелуй убеждает Иден лучше любых слов, и его прикосновение разогнало все сомнения, которые одолевали ее. Он успокоил ее, и Иден стояла перед ним обнаженная, не стыдясь своей наготы.

– Я боялась, что ты не... – Иден не договорила. Хью коснулся ее груди и погладил ее. С этим прикосновением земля и все сущее на ней перевернулись, он поднял ее на руки и бережно опустил на кровать.

Кровать скрипнула и просела под его весом, когда он склонился над Иден и обхватил ладонями ее лицо.

– Иден, – торжественно начал он, – теперь мы муж и жена. Клянусь перед Богом любить и беречь тебя. Надеюсь, ты уже поняла, что я держу свое слово.

Это было необычное объяснение в любви, если вообще объяснение. Но для Иден, смотрящей в его лицо, которое сейчас стало таким нежным, этих слов оказалось достаточно. Внутреннее напряжение покинуло девушку, она протянула руки ему навстречу и улыбнулась.

Лицо Хью озарила ответная улыбка, неотразимая улыбка, которая начисто смыла все обиды, сомнения и разочарования прошлого. Хью притянул ее к себе, наслаждаясь прикосновением нежного тела. У него был большой опыт общения с женщинами, но очарование Иден, неопытность, которую она не пыталась скрыть, желание научиться всему, что знает он, – все это придавало их отношениям новизну и бесконечную прелесть. Хью понимал, что перед ним незаурядная женщина редкого обаяния, настоящее сокровище, которым так щедро наградила его судьба. Он ласкал ее с необычайной нежностью, боясь поверить в чудо.

...Хью вошел в нее осторожно, наслаждаясь каждым мгновением обладания. Его прикосновения будили в Иден жгучее желание стать его частью. Она открылась ему, чувствуя, как он выходит из нее и тут же опять наполняет ее. Ее руки ласкали Хью, притягивали, оживали от его ласк.

– Милая моя, – шептал Хью. – Иден...

– Хью... – вырвалось у нее в это же мгновение, но ни один не закончил то, что хотел сказать. Слова были не нужны, только ласки и чувства, горько-сладкая страсть. Она все нарастала, и у Иден невольно вырвался крик, когда Хью прижался к ней всем телом. Волны экстаза несли их к головокружительному концу, когда Иден, прильнув к Хью, забыла обо всем на свете.

Глава 15

Осень 1861 года оказалась исключительно удачной для дальнейшего процветания и расширения Британской империи. Даже в самых отдаленных уголках Шотландии чувствовался рост благосостояния, который сопровождал эпоху королевы Виктории: печально известная чистка в Сазерленде с массовым исходом шотландцев в Америку закончилась, Шотландия получила определенную политическую свободу, которой не знала со времени подписания союзного договора. Хотя полотно и хлопчатобумажные ткани стали основой оживающей экономики, шерсть тоже не потеряла своего значения, и те имения, которые сменили хозяев и перешли на разведение овец, неуклонно процветали.

Эрран-Мхор не был исключением, и Хью Гордон удивлялся и радовался, что работы становится все больше, что быстро растут стада овец. Поначалу он собирался отбыть в Сомерсет до наступления зимы, но все больше понимал, что негоже оставлять имение без присмотра, хотя не задумываясь делал это раньше. И потом, были другие, более существенные причины, по которым отъезд откладывался, среди них – его жена.

Хью не нужно было смотреть на Иден, чтобы понять, что одиночества, которое причинило ей столько боли после смерти отца и потом, в Дели, больше не было. Кровные узы, связывающие ее с Фрезерами, оказались куда сильнее, чем дружба с обитателями зенаны во дворце Маяра, и Хью не хотел отрывать ее так быстро от вновь приобретенной, любящей семьи.

Хью вообще все больше сомневался, что Иден согласится уехать с ним в Сомерсет. Последние дни она выглядела довольной и умиротворенной, как никогда раньше. В ней появились удивительная безмятежность и какое-то сияние, которых не было в том беспокойном, воинственном создании, что Хью повстречал в Раджастане. Глядя, как она смеется и болтает на ломаном гэльском со слугами или играет в шахматы с сэром Хэмишем с не меньшим рвением, чем тот, он удивлялся: как он мог подумать, что она подходит в жены маярскому радже? В Иден текла настоящая шотландская кровь, чего бы никогда не подумали те, кто знал о годах, проведенных ею в Индии. И Хью не был уверен, что строго регламентированная жизнь в Сомерсете доставит ей такое же удовольствие.

«Но мне нужно поехать, – сказал себе Хью, лежа в постели однажды ночью, прислушиваясь, как бьется ветер в окно и потрескивают тихонько поленья в камине. – Поеду после Рождества или после Нового года», – решил Хью, глядя на профиль спящей жены. Но тут же вспомнил, что зимние бураны после Нового года засыпают горные дороги такими сугробами, что, наверное, лучше дождаться весны.

Иден что-то тихо пробормотала во сне, прервав его размышления. Хью повернулся к ней и нежно обнял. Она вздохнула, прижалась к нему, и Хью почувствовал, как ее тело обмякло и она погрузилась в глубокий сон.

«Обдумаю это завтра, – решил он, склоняя голову и лаская губами ее волосы. – Или послезавтра, а лучше – на следующей неделе...»

Через шесть часов он встал, оделся и в ожидании, пока приведут из конюшни коня, пил чай. На востоке уже голубело холодное осеннее небо, и сэр Хэмиш после короткого старческого сна потирал руки, жалуясь на холод:

– Да, знаете ли, никак не могу привыкнуть к холоду. Так и тянет в Индию – к жаре и зимним муссонам на северо-западной границе. Никогда не замерзал там так, как здесь, до самых костей... Видел из окна, как твоя жена отъехала полчаса назад на своем шальном жеребце, – добавил он, меняя тему разговора. – Не годится ей разъезжать в одиночестве, особенно так рано. Неприлично, я бы сказал.

– Поверьте мне, дядя, – с улыбкой отозвался Хью, – Иден вполне способна постоять за себя.

Генри внимательно посмотрел на племянника.

– Черт побери, – задумчиво произнес он, – да ты, кажется, влюбился в нее, Хью? Так не похоже на тебя давать женщине столько свободы. Совсем не похоже.

Хью пожал плечами, загадочно улыбаясь.

– Спорю, что на такой поворот событий ты не рассчитывал, когда контрабандой вывез ее из Маяра, – проницательно заметил сэр Хэмиш. – Я прав?

Хью с любовью поглядел на старика:

– Сэр, вы неизлечимый романтик, несмотря на всю свою военную выправку.

– Это все из-за Индии, дорогой мой! Иначе и быть не может после стольких лет жизни среди такой соблазнительной красоты.

– Красоты или красоток? – понимающе улыбнулся Хью.

– И красоток тоже, – согласился сэр Хэмиш. – Как офицер и джентльмен, я просто не мог не содержать несколько красавиц в bibigurn позади своего бунгало. – Он уставился в свой кофе с мечтательным выражением, потом вздохнул и заметил, что славные дни правления Компании были лучшим временем его юности и, будь он на десять – двадцать лет моложе, ничто бы не помешало ему вернуться на Восток с первым же пароходом. – Послушай моего совета, держи ее в руках, – добавил он, опуская чашку на стол и надевая пиджак. – Своенравное создание, которому нужна твердая узда.

– Постараюсь, – пообещал Хью, – насколько Иден позволит.

Через пять минут он уже ехал рысцой по прихваченной морозцем траве, выдыхая клубы пара. Холодное голубое небо на горизонте окрашивалось в нежно-розовый цвет, а последние звезды медленно таяли на утреннем небосклоне. Из окна одинокой хижины струился свет, но скоро скрылся за поворотом. Хью свернул на длинную аллею, ведущую от усадьбы к овечьим загонам. Еще издалека он услышал собачий лай и возбужденное блеяние. Переехав через выгнутый мостик, Хью остановился у свежепобеленного хлева и посмотрел, как Саймон Маккензи руководит маркировкой и разделением овец на зимние гурты. Загоны были уже полны овец, и одинокий пастух с помощью длинношерстной шотландской овчарки выбраковывал тех, которые были бесплодны. Животные в панике метались и блеяли, над загоном словно дым стояло облако пара, в воздухе витал запах сырой шерсти и свежего навоза.

– Мы с ними к обеду управимся, ваше сиятельство, – подходя к Хью, сказал Саймон Маккензи. Он был среднего возраста, говорил негромко, от многолетней тяжелой работы плечи у него ссутулились, но во всем облике безошибочно угадывались несгибаемая гордость и мягкий юмор – обязательные качества горных шотландских кельтов. – Ее сиятельство выбраковывает быстрее, чем мы успеваем их рассортировать, – добавил он, одобрительно кивая в сторону загонов.

– Кто? – переспросил Хью, нахмурившись, он не очень внимательно вслушивался в слова овчара.

Саймон показал рукой на загоны. Хью повернулся туда и посмотрел на одинокую фигуру, которую он вначале принял за одного из сыновей Маккензи. В это самое мгновение из-за гор выглянуло солнце, и его лучи озарили ярким светом стройную женскую фигурку и прелестное, чуть заостренное личико. Хью посмотрел еще раз и понял, что это Иден. На ней были теплая шерстяная накидка поверх синей шерстяной юбки и толстые рабочие сапоги, заляпанные грязью. Светлые волосы она собрала в плотный жгут и уложила на затылке в тугой узел, скрепив шпильками, как это обычно делают здешние доярки. Хью, никак не ожидавший увидеть свою жену в таком виде, совершенно растерялся.

– Она часто нам здесь помогает, – пояснил Саймон и, поймав взгляд Хью, поспешил отойти назад. – А вы не знали, ваше сиятельство?

– Нет, – угрюмо ответил Хью, – не знал.

Хью открыл калитку и подошел к Иден. Он никогда в жизни еще не был так взбешен, хотя сам не понимал почему. Быть может, из-за того, что Иден трудилась в загоне, как простая деревенская девушка, а возможно, потому, что ему вспомнились слова Хэмиша Блэра, хотя, когда он услышал их в то утро, он не придал им особого значения.

Иден обернулась на звук его шагов, ее глаза радостно искрились, но, как только она увидела мрачный взгляд Хью, улыбка исчезла с ее лица. Он еще ничего не сказал, но Иден сразу поняла его состояние:

– Что случилось?

– Какого черта ты здесь делаешь в таком виде? – набросился на нее Хью, отвечая вопросом на вопрос.

Иден покраснела и убрала со лба выбившуюся прядь.

– Прости, – торопливо начала она, – я понимаю, ты не одобряешь мой наряд, но...

– Твой наряд? А все остальное? – Хью резким жестом показал на толкущихся овец и стоящую у ног Иден собаку. – Подходящее занятие для графини, не правда ли?

– А тебе бы хотелось, чтобы я вышивала? – спокойно возразила Иден.

– В числе прочего – да.

– Чтобы я стала одной из бледнолицых, безжизненных аристократок, которые весь день едят сладости и ласкают своих собачек? – с вызовом отозвалась Иден, непонятно почему вдруг вспомнив леди Кэролайн Уинтон. – Тебе, кажется, такие женщины нравятся. – Она видела, как сжались губы у Хью, что было верным признаком гнева, но сейчас это только распалило ее. – Знаешь, Хью, я имею право на собственную жизнь, на свои интересы! Что такого ужасного в том, что я помогаю мистеру Маккензи управляться с овцами? Если мне нравится такая работа, это еще не значит, что я превращусь в простую крестьянку! Вообще я считаю, что ты ужасно высокомерен, чего-чего, а такого снобизма я от тебя не ожидала!

Она отвернулась и пошла прочь; собака побежала за ней, а Хью стоял и смотрел ей вслед, не в состоянии разобраться в чувствах: то ли он хочет обнять и поцеловать эти сердитые губки, то ли уложить ее себе на колени и выпороть, как непослушного ребенка.

– Кажется, и то и другое, – проворчал он, усаживаясь в седло и беря с места в галоп. В этот миг, однако, мудрее всего было не предпринимать ничего, потому что он не был уверен, какое чувство возобладает, когда он коснется ее. Бить жену не пристало, конечно, хотя однажды он и сказал Иден, что у него руки чешутся, а целовать ее сейчас совсем не хотелось. Вознаградить ее проявлением любви за такое представление? Черта с два!

Остаток утра прошел у Хью в хлопотах по хозяйству, он вернулся домой поздно, голодный, в грязи и все еще не остывший от утренней стычки с женой. Дандху сообщил ему, что госпожа поехала в Тор-Элш навестить родных и не сказала, когда вернется. Это ничуть не улучшило настроения Хью. Он метался по комнатам с таким выражением, что даже видавшие виды слуги не решались попадаться ему на глаза. Наконец Хью наткнулся на генерала, который робко заметил, что не может сосредоточиться на шахматах, когда его племянник мечется, как бенгальский тигр в клетке. Такого труда стоило усадить Дандху за шахматную доску, и, пока он еще хоть что-нибудь соображает, генерал попросил Хью спускать пары где-нибудь в другом месте. Десять минут спустя Хью уже несся как одержимый по дороге, ведущей в Тор-Элш.

Сэр Хэмиш откинулся в кресле и, прищурив глаза, посмотрел на Дандху:

– Ну, что я тебе говорил? Как два кремня эти двое!

– Ничего хорошего в том, что господин ссорится с женой так скоро после свадьбы, – решился высказаться индус.

– Чепуха! Для этих двоих это совершенно естественно! Не дает чувствам погаснуть. А что до Хью – может отрицать сколько угодно, поставлю свой последний шиллинг, – он влюблен в эту девчонку. Здорово она его задела, я бы... Черт тебя побери, темнокожий ублюдок! – разбушевался он в следующее мгновение, когда Дандху неожиданно взял его ладью, и сразу забыл о племяннике. Изучая позицию, генерал ворчал и ругался сквозь зубы, в конце концов пошел пешкой, ворчливо заметив, что с его стороны было большой ошибкой обучить слугу правилам игры.

– Приготовить саибу еще чашечку чая? – предложил Дандху, пытаясь успокоить генерала.

– Ничего подобного! – отрезал тот. – Будешь сидеть здесь, пока не сделаешь следующий ход. Ну ладно, иди и приготовь чай, если так настаиваешь, но на этот раз добавь побольше виски, идет?

Миссис Уолтерс, ужасно возбужденная, влетела в кремово-золотистую гостиную Тор-Элша объявить о неожиданном прибытии графа Роксбери. Такие важные гости заглядывали в Тор-Элш нечасто, и миссис Уолтерс не знала, как обращаться к нему, когда увидела на пороге. Огрубевшие от работы руки у нее дрожали и выдавали ее волнение, когда она принимала его протянутую меховую накидку.

– Садись, Хью, – проговорил Ангус Фрезер без малейшего намека на благоговение, охватившее экономку. – Сейчас миссис Уолтерc принесет нам чего-нибудь горячительного, чтобы согреться. Если я правильно понимаю, ты приехал за Иден? Боюсь, ты разминулся с ней. Она уехала минут десять назад.

– Она направилась в Эрран-Мхор? – спросил Хью нахмурясь.

– Не знаю, она ничего не сказала да и была здесь недолго. – Выцветшие голубые глаза, удивительно похожие на глаза внучки, внимательно смотрели на него. – Поссорились?

Вопрос был непростительно дерзкий, но задал его Ангус Фрезер, и Хью честно посмотрел на него с грустной улыбкой:

– Да, что-то в этом роде.

– Не удивляюсь, – сказал Ангус. – Если тебе нужна была послушная, смирная жена, женился бы на индианке. Часто слышал от Хэмиша, как они послушны и преданы мужьям.

– Наверное, я еще не раз пожалею, что не сделал этого, – согласился Хью, все так же грустно улыбаясь.

Старик пожал плечами, закрывая тему. Про себя он был доволен, что его своевольная внучка вышла замуж за человека, которому по силам приручить ее. Он со вздохом откинулся в кресле, глотнул виски, которое подала миссис Уолтерс, и ничего больше не сказал. В комнате воцарилось дружеское молчание. Хью, который, несмотря на долгие годы, проведенные в Индии, не потерял вкуса к хорошему шотландскому виски, с удовольствием потягивал содержимое стакана, оглядывая комнату. Он редко бывал в этом кабинете, ему было приятно увидеть, что здесь мало что изменилось. Та же старая мебель эпохи английского короля Якова I, толстенные ковры, картины в темных дубовых рамах висели на тех же местах, и даже Ангус Фрезер, хотя и постаревший и болезненно хрупкий, казался неотъемлемой частью воспоминаний Хью о прошлых визитах.

И все же что-то изменилось... Хью подумал минутку и наконец понял, что две картины Уилкинза, которые висели напротив камина, исчезли, их сменили другие, менее известного художника. Он заметил об этом вслух.

– Джанет сняла их, пока я болел, – объяснил Ангус. – Говорит, никогда не любила их. Считает, они плохо вписываются в обстановку, а ведь они – самые ценные из моих картин. Наверное, отнесла их на чердак, я не спрашивал. Хочешь еще виски?

– Спасибо, нет, – ответил Хью, поднимаясь. – Хочу вернуться домой засветло. Передайте мой привет миссис Джанет.

– Обязательно, – пообещал Ангус. – Она расстроится, что разминулась с тобой. И Анна тоже. Она – особенно! Уехали куда-то с утра, а Изабел... – Он нахмурился, пытаясь вспомнить. – Не помню, Изабел уехала с ними или нет. Такая тихая, знаешь, иногда я о ней вообще забываю.

Хью поднял воротник и вышел в холодный двор. Внезапно он услышал звук легких бегущих шагов за спиной и вовремя увернулся – из-за угла появилась закутанная фигура с корзиной только что собранных яиц, меховой капюшон скрывал лицо.

– Добрый день, мисс Гамильтон, – вежливо поздоровался Хью. Изабел от неожиданности шагнула назад.

– О! – вырвалось у нее, она залилась румянцем. – Ваше сиятельство, я не видела вас! Извините, пожалуйста... – Опустив голову, она прошла мимо него и исчезла в доме.

Это было больше похоже на отчаяние, чем на грубость. Хью постоял, задумчиво глядя ей вслед. Он не понимал, почему Изабел, такая прелестно застенчивая и милая на балу и потом на свадьбе, вдруг так расстроилась при виде его. Не Иден ли поделилась со своей впечатлительной кузиной невероятными россказнями о своем мерзавце-муже? Если он прав, радоваться нечему. Хью взобрался на лошадь и отъехал в таком же настроении, что и приехал.

– Черт бы побрал этих гамильтоновских женщин! – проворчал он себе под нос.

К тому времени когда он подъехал к хвойному лесу, разделяющему Тор-Элш и его собственные земли, гнев его несколько поутих и сменился неведомым ранее чувством полнейшей беспомощности. Он сознался себе, что держался утром с Иден как невоспитанный мужлан, еще хуже – как самый настоящий сноб, отвратительный напыщенный патриций с высокомерием, которое сам так не любил и открыто порицал в других людях своего круга. Конечно, он не возражает, пусть Иден помогает Маккензи с овцами. В целом его порадовало, что ей совсем не хочется становиться праздной светской львицей, бледной, безжизненной аристократкой, по определению самой Иден.

Хью не сдержал улыбки, он с ходу мог назвать не менее дюжины таких женщин, и, хотя некоторые из них были бесспорно очаровательны, они все же мгновенно утомляли его. По правде говоря, он предпочитал непредсказуемое поведение своей своенравной жены. Почему же тогда он прямо не сказал ей об этом? Почему разгневался из-за того, что на самом деле не имеет никакого значения?

– Ради Бога, – произнес он вслух, обращаясь к быстро темнеющему небу и к высящимся впереди горам, – может быть, она права, я действительно грубый, неотесанный мужик?

Эта мысль развеселила его. Подъехав к дому, он передал взмыленную лошадь конюху. Справившись у экономки, выяснил, что ее сиятельство вернулась домой полчаса назад и попросила, чтобы ужин подали ей в комнату. Хью понял, что Иден не хочет ужинать вместе.

Когда он поднимался к ней в покои, выражение лица у него было далеко не из приятных.

«Придется извиниться, конечно», – подумал он без всякого энтузиазма. Он не мог предвидеть, как отнесется Иден к такому неожиданному проявлению чувств с его стороны, но все же достаточно хорошо знал свою жену, чтобы понять, что она совершенно незлопамятна, и, если он честно признается, что не прав, она не посмотрит на него с презрением. Во всяком случае, он надеялся на это.

Портьеры на окнах были задернуты, и только лампа на столе слабо освещала комнату. Иден не любила полумрака, но сейчас Хью не стал задумываться над этим, потому что, как только вошел в комнату, его охватил совершенно неожиданный запах экзотических благовоний. Запах был хорошо знаком ему – он был такой же неотъемлемой частью Востока, как своеобразные звуки и краски Индии. Почувствовав этот запах и охваченный воспоминаниями, он остановился на пороге.

– Сандаловое дерево? – вслух произнес Хью. – Иден, какого черта...

Сзади послышалось шуршание шелка и легкое движение. Хью резко обернулся и замер, услышав нежный шепот на хиндустани:

– Саиб, к чему задавать лишние вопросы? Разве недостаточно, что мы здесь одни?

В тусклом свете лампы Хью разглядел перед собой девушку-индианку в сари из легчайшего шелка цвета розовых лепестков. Легкое покрывало с золотой каймой скрывало все ее лицо, кроме глаз, пронзительных синих глаз, которые в полумраке казались еще синее. Они дразнили и манили, заставляли забыть о мгновенном замешательстве, которое охватило графа при виде ее.

– Чем обязан такой чести, саиба? – спросил Хью, губы его задрожали. Он стоял неподвижно, ожидая, пока Иден приблизится. Ему не верилось, что она так легко простила его, он боялся надеяться, что она все правильно поняла и знала, чем вызвано его поведение.

– Тебе не нужно ни о чем спрашивать, – тихо сказала она грудным голосом у самого его лица, и тонкие руки обхватили его шею. Он откинул покрывало, посмотрел ей в лицо и крепко обнял, прижав к себе.

– Иден, – прошептал он, – я хочу, чтобы ты знала...

– Тише, – выдохнула Иден, приближаясь к его губам, – я же сказала, слова ни к чему...

Она запустила пальцы в его густые волосы и притянула голову к себе. Слова действительно были ни к чему, тишина окутала их, чувства и страсть, вызванные поцелуем, стерли все вокруг...

Это была ночь ничем не омраченной любви и страсти, затмившей восторг их брачной ночи и связавшей их навеки вместе.

За разрисованными морозом окнами начинался рассвет. Иден лежала на согнутой в локте руке Хью, она впервые в жизни поняла, что значит быть абсолютно счастливой. Она пошевелилась, вздохнула и почувствовала, как Хью обнял ее. Иден повернулась и прижалась щекой к его груди, слушая удары его сердца.

– Скоро утро, – проговорил Хью, вслушиваясь в петушиный крик. Рассвет набирал силу, и синий сумрак комнаты постепенно рассеивался, уступая место серому утру.