Глава 12

— Надо избавиться от этого мерзавца Камерона. И чем скорее, тем лучше!

Миллисента Маккензи сидела в гостиной своих покоев за письменным столом. Служанка Целеста, которую она привезла из Лондона лет тридцать назад, изо всех сил старалась избавить комнату от каминного дыма. Но сторожевой домик старого замка Маккензи был построен по плохому проекту и дым от торфяного огня скапливался у закопченного потолка. Целеста закашлялась и выругалась по-французски.

—Я уже написала письмо кому следует, — сказала Миллисента. — Халл доставит его и вручит лично. Я должна быть уверена, что оно дойдет до адресата.

— Вы уверены, мадам, что письмо в Глазго, в эту тюрьму, поможет?

— Несомненно.

На лице Миллисенты появилось особое, хитрое выражение, увидев которое обитатели Драмкорри обычно понимали, что тетушка кое-что задумала.

Судьба всегда была благосклонна к Миллисенте Чайлдз Маккензи. Все началось много-много лет назад, когда сэр Дайамид Маккензи, шотландский посол при дворе короля Якова, обратил внимание на хорошенькую юную дебютантку Миллисенту Чайлдз.

Несмотря на сильное сопротивление родных, Миллисента предпочла Дайамида множеству не менее достойных поклонников-англичан. Недолгое ухаживание увенчалось триумфальным въездом молодой жены посланника в Глен-Чалиш. Но Миллисента быстро поняла, что жизнь в шотландском замке имеет мало общего с ее романтическими грезами. В замках вообще было не очень-то уютно, а этот вдобавок оказался еще и настолько варварским и нецивилизованным, что Миллисенте пришлось посылать в Лондон за нарядами, серебряной посудой, мебелью и благовоспитанной прислугой. Но все ее героические усилия и непоколебимая воля так и не смогли превратить это ужасное место в изысканный дворец ее мечты. Горцы были слишком замкнуты и провинциальны, слишком грубы и необразованны. Более того, очаровательный красавец жених, танцевавший с нею в бальном зале королевского дворца, тоже оказался грубым и неотесанным. Не прошло и года, как Миллисента поняла, что Дайамид Маккензи живет исключительно ради виски и охоты на оленей и намеренно сторонится модных салонов Эдинбурга, где Миллисента вскоре стала коротать вечера, чтобы развеять зимнюю скуку. Конец этому невеселому существованию положило восстание горцев в 1745 году. На смену ему пришло настоящее несчастье. В отличие от Маккензи из Драмкорри сэр Дайал решил лично принять участие в войне на стороне принца Карла. В результате он бесславно окончил свои дни на эшафоте. Мрачный замок его был разорен и сожжен дотла; клан его распался, а Миллисенту пощадили только потому, что она была англичанкой. Однако ей пришлось переселиться в маленький сторожевой домик — единственное, что осталось от замка.

К счастью, ей хватило времени, чтобы спрятать маленького сына у своих друзей в Эдинбурге. Кассандра тогда еще не родилась. Когда Дайамиду рубили голову, Миллисента даже не знала, что беременна. После тяжелых родов она вернулась в Лондон и, к своему ужасу, обнаружила, что светское общество, так радушно раскрывшее ей некогда свои объятия, теперь было для нее закрыто. Она оказалась отверженной. Вдову шотландского мятежника, оставшуюся без гроша, не желали принимать ни в одном приличном доме. Даже ее собственная семья не хотела пускать ее на порог. Миллисенте пришлось пустить в ход все возможные и невозможные доводы, чтобы уговорить своих родных приютить на некоторое время малышку Кассандру. Ей это удалось, и Касси получила приличное английское воспитание.

В своих детях Миллисента видела единственно возможный способ вернуть себе хотя бы частичку утерянного блеска. В последующие годы она неустанно строила планы, которые помогли бы Руану получить Драмкорри; не жалея сил, умоляла и упрашивала она Арчибальда Маккензи сделать племянника своим наследником. Несколько раз она даже поддалась на требования Арчибальда отблагодарить его в постели, но все оказалось напрасно. Дом и перегонный завод достались его дочери.

Тщеславная Миллисента всей душой презирала свою племянницу. То, что Джуэл была больше похожа на своего красавца дядю, очаровательного сэра Дайамида, чем на тучного коротышку-отца, лишь сильнее распаляло в Миллисенте ненависть к девушке. Джуэл, как и сэр Дайамид, оказалась упрямой и неуправляемой, хотя Миллисента приложила огромные усилия, чтобы приструнить ее.

Поначалу Миллисента хранила свои планы в тайне. Но по мере того как отчаяние ее росло, она перестала таиться и напрямую заявила о своих намерениях. А когда она поняла, что решимость Джуэл удержать Драмкорри не уступает ее собственной решимости владеть имением, было уже слишком поздно.

Смириться с этим поражением Миллисента не могла. Ветхий дом с жалкой прислугой интересовал ее мало, но перегонный завод она вознамерилась заполучить любой ценой. По ее мнению, Джуэл и ее прихвостень, этот мальчишка Сэнди Синклер, были слишком глупы, чтобы понимать, что перегонный завод — это настоящее золотое дно. Сам принц Уэльский был без ума от виски, изготовлявшегося в Драмкорри, и ему ежегодно поставляли партию продукции этого завода. Естественно, это делалось втайне: хотя война давно закончилась, в Англии еще были сильны антишотландские настроения.

Миллисента Маккензи возлагала на Драмкорри такие надежды, которые Джуэл и вообразить себе не могла. Она намеревалась отвоевать себе дорогу в лондонский свет, сыграв на пристрастии принца Георга к шотландскому напитку. Миллисента не сомневалась, что превосходные качества виски из Драмкорри помогут смыть с него клеймо шотландского происхождения. Даже самые лютые ненавистники шотландцев в Англии втайне питали слабость к шотландскому спиртному, а виски, выпускавшееся в Драмкорри, считалось одним из самых лучших.

Вернувшись в высшее общество, Миллисента собиралась выдать Кассандру замуж за какого-нибудь английского аристократа, которому шотландское виски и прелести Касси так вскружат голову, что родословная невесты не будет иметь для него никакого значения.

Но теперь это все оказалось невозможным. Все ее планы и надежды рухнули, когда Джуэл отправилась в Глазго и нашла там себе мужа. Миллисента Маккензи была не глупа. Она понимала, что Тор Камерон будет представлять реальную угрозу ее дальнейшим планам, как только к нему вернутся здоровье и здравый рассудок. Пока что он, похоже, еще не понял, что Драмкорри — это золотая жила, и не интересовался ничем, кроме непонятной борьбы за власть со своей женой… и опасной игры, которую он затеял с Кассандрой и которую Миллисента собиралась пресечь в корне.

— Насколько мне известно, — сказала Целеста, — этого мистера Камерона не так-то просто будет выжить.

Миллисента издала короткий неприятный смешок.

— Не смеши меня! Он просто червяк! Проследи, чтобы Халл сегодня же отправился с письмом. Мы избавимся от этого типа, не успеешь ты и глазом моргнуть.

Целеста в этом не сомневалась. Она слишком долго прожила бок о бок со своей госпожой, чтобы не верить в беспроигрышность всех ее планов. Если госпожа Миллисента считает мужа Джуэл Маккензи червяком, так оно и есть. Тем хуже для него. Ведь он еще не знает, что ему грозит!

Перегонный завод в Драмкорри бездействовал всю зиму. Прошлогодний урожай ячменя уже давным-давно превратился в золотистый напиток теперь хранился в глубоких погребах в дубовых бочках. Здесь он и останется еще на двенадцать лет, настаиваясь и приобретая свой неповторимый вкус и аромат.

В погребах всегда стоял крепкий запах дуба, торфа и виски. А сейчас, после затяжных дождей, к нему прибавились еще и запахи сырой земли и камня. Джуэл осторожно приподняла подол рабочего платья и по мокрому полу подошла к полукруглой двери, где ожидал ее Сэнди Синклер.

— Вот так, — проговорила она, выходя на свет и стряхивая с ладоней мел. — Все готово.

Последний час она занималась тем, что помечала бочки для продажи и пересчитывала остальные. Сэнди шел рядом, делая записи в блокноте.

— Погода сегодня неплохая, — заметил он, поднимаясь следом за Джуэл по обветшавшей лестнице.

— Тогда постарайся успеть до завтра с отправкой партии. Справишься?

Сэнди обиженно взглянул на хозяйку.

— Ну конечно!

Джуэл улыбнулась ему.

— Прости. Мне все время кажется, будто я опаздываю.

Действительно, в этом году, с тех пор как Тор Камерон вошел в ее жизнь, все словно перевернулось с ног на голову.

— Не волнуйтесь, мисс. Все будет хорошо, — успокоил ее Сэнди.

— Я знаю. Спасибо тебе. Ты всегда прекрасно справлялся со своими обязанностями.

Сэнди вспыхнул от смущения. Этим утром госпожа Джуэл была необычайно щедра на похвалы. Похоже, у нее исключительно хорошее настроение. Интересно, что же с ней случилось?

Джуэл и сама этого не знала. По правде говоря, ей сейчас следовало бы дрожать от страха. Ведь тетушка Миллисента скоро обрушит на нее свою месть, хотя никто не может сказать, когда и каким образом. И этого достаточно, чтобы Джуэл не находила себе места от дурных предчувствий. Однако она почему-то чувствовала себя очень бодро, даже весело. Не может же быть, чтобы причиной тому были их с Камероном занятия любовью минувшей ночью!

Но так оно и было. Когда Джуэл и Сэнди из подвалов, Тор уже стоял здесь, в огромном помещении завода. В тот миг, когда Джуэл увидела его, сердце ее заплясало в бешеном танце.

Тор еще не заметил их. Заложив руки за спину, он разглядывал большие медные чаны. Пока он шел по двору, волосы его растрепались от ветра. Проснувшись, он побрился, и Джуэл заметила, что теперь ямка у него на подбородке стала заметнее. Чувственные губы Тора изгибались в задумчивой улыбке. Взгляд Джуэл метнулся к ним, словно мотылек к свече. Она вспомнила, как ночью эти губы целовали и ласкали ее и как она отвечала на ласки без смущения и страха.

Наконец Тор повернул голову и увидел ее. На мгновение он застыл — точь-в-точь как Джуэл, когда заметила его, — а затем, медленно опустив руки, двинулся к ней с наигранной беспечностью. Джуэл уже давно заметила, что Тор умеет передвигаться совершенно бесшумно, что было весьма необычно для человека его комплекции. Где, интересно, он этому научился? Может быть в юности он охотился на оленей? Или освоил это искусство, скрываясь от погони, прежде чем его наконец схватили и посадили в тюрьму? Он как-то упомянул, что сражался в сорок пятом. Почти все горцы, выступившие тогда на стороне принца, подверглись после поражения безжалостным преследованиям. Как же Тору удалось спастись от мстительных английских солдат, убивших и покалечивших стольких его соотечественников?

«Я ничего о нем не знаю, — внезапно подумала Джуэл. — Ничего, кроме того лишь, что в постели он творит настоящие чудеса и что я похоже, в него влюбилась».

Что само по себе было нелепо и грозило катастрофой как ей самой, так и всем остальным жителям Драмкорри.

За завтраком Джуэл решила ни в коем случае не открывать Тору своего сердца. Она не могла по доброй воле вручить ему такое могущественное оружие против себя, тем более что Тор держался замкнуто и скрытно и намеревался бежать из Драмкорри, как только окрепнет.

О да, Джуэл прекрасно знала, что у него на уме. Ведь она и сама много лет прожила словно в тюрьме. Как же ей не чувствовать, о чем мечтает другой пленник?!

К счастью, теперь она уже не была пленницей в Драмкорри; Ее мачехи давно мертвы, отец тоже лежал в могиле. Она вышла замуж за Тора Камерона и тем самым спасла дом от цепких когтей тетушки Миллисенты. Если в детстве она больше всего на свете мечтала о том, чтобы покинуть Глен-Чалиш, то теперь этот дом был для нее дороже жизни. И никому, даже Тору Камерону, не удастся отнять у нее это сокровище.

Но сейчас, когда Тор Камерон шел ей навстречу через огромный полутемный каменный зал, Джуэл забыла обо всех этих мрачных мыслях. Сегодня утром она встала раньше мужа и теперь увиделась с ним в первый раз после того, как он нежно убаюкал ее после бесчисленных восторгов страстной ночи. Как она ни старалась, ей не удавалось отогнать нахлынувшие на нее соблазнительные воспоминания. «Интересно, не о том ли вспоминает и он?» — подумала Джуэл. Во всяком случае, глаза Тора были полуприкрыты тяжелыми веками, как всегда, когда он хотел скрыть свои мысли от окружающих. Джуэл уже успела немного изучить его привычки.

Она встряхнула юбками и двинулась ему навстречу. Хотя сердце ее и трепетало, как у влюбленной девочки, внешне она выглядела спокойной, самоуверенной хозяйкой поместья.

— Доброе утро, мистер Камерон. Что привело вас на завод?

Тор поморщился. Хотя Джуэл и была зрелой женщиной (в чем он убедился прошедшей ночью), временами она по-прежнему походила на избалованного ребенка, притворяющегося взрослым, особенно в те моменты, когда вот так задирала нос.

— Любопытство, — ответил он. — Я еще ни разу не видел этого места, а ведь оно сыграло в моей судьбе такую большую роль. В конце концов, ведь именно ради завода вы привезли меня сюда из Коукаддена!

— Да, конечно, — раздраженно отозвалась она. Неудивительно, что этот наглец не упустил случая поддеть ее! Она проворно нанесла ответный удар: — Что ж, значит, у вас была возможность убедиться, сколько сил потребуется для работы здесь. Надеюсь, зелья и припарки Анни вернули вас к жизни.

Глаза Тора вспыхнули от возмущения.

— Не сомневайтесь. Я готов ко всему.

Сэнди, неловко переминавшийся с ноги на ногу за спиной у хозяйки, наконец кашлянул и спросил:

— Вам еще нужно что-нибудь, мисс?

Джуэл одарила его улыбкой, на которую рассчитывал Тор.

— Спасибо, Сэнди. Я…

— Не мисс, а миссис Камерон, — ледяным тоном перебил ее Тор.

Оба повернулись и удивленно уставились на него.

— Странно, что в доме никто не желает признавать этого, — продолжил он. — Действительно странно! Ведь ты, Джуэл, моя жена, как по имени, так и во всем остальном.

Джуэл побагровела. Сэнди тоже. Объяснять, что значит «все остальное», было излишне.

Пробормотав что-то неразборчивое, Сэнди выбежал за двери. Джуэл подождала, пока шаги его смолкнут в отдалении, а затем повернулась к Тору:

— Это было чересчур, Камерон! Незачем втравлять окружающих в нашу войну!

— А разве мы воюем? Клянусь, я думал, что мы ведем переговоры… договариваемся о том, какое место я займу в твоем хозяйстве.

— В моем хозяйстве ты лишний! — заявила Джуэл. — Чем скорее ты поймешь это, тем лучше.

— Жаль, — язвительным тоном заметил Тор. — А в постели все было так хорошо!

Джуэл отвернулась, слезы жгли ей глаза. Она поняла, что теперь у Тора всегда будет возможность уязвлять ее. Достаточно будет лишь напомнить ей об этой ночи.

При мысли об этом ее захлестнула волна отчаяния. Зачем, зачем она показала ему, что он способен сломить ее волю и сделать ее покорной как глина, подарив ей всего лишь мгновение любовного экстаза? Теперь он приобрел власть над нею, и это было опасно. Джуэл понимала, что этому надо положить конец, иначе будет слишком поздно. Впрочем, и так уже было поздно: одной мысли о том, что она никогда больше не ляжет с ним в постель, хватало, чтобы ввергнуть ее в еще большее отчаяние.

«Я предана, — с горечью подумала Джуэл, — И всему виной то, что я всегда в глубине души считала своим величайшим недостатком: моя женская природа. Нельзя, чтобы он так легко справлялся со мной! Но что же мне делать?»

И тут она неожиданно поняла, что надо заставить его работать, Работать тяжело, так, чтобы к концу дня у него хватило сил только добраться до постели.

Джуэл ухватилась за эту идею как утопающий за соломинку.

— Что ж, если ты пришел на завод, — проговорила она, снова вскинув подбородок, — то пойдем, я все тебе покажу.

Внезапно Тор ощутил какое-то странное, словно предвещающее опасность покалывание в затылке. Интересно, откуда взялось это чувство обреченности?

«Джуэл Маккензи Камерон, — угрюмо подумал он, — ты что-то задумала. И я уверен, что твои тайные планы навлекут на меня беду».

Джуэл ждала его у шаткой лестницы.

— Пойдем, — повторила она дружелюбным тоном, впрочем, ничуть не обманувшим Тора в ее злонамеренности. — Начнем с солодовых помещений.

Тор услышал громкий лязг железа. На какое-то мгновение ему почудилось, будто за ним вновь захлопнулась дверь камеры Коукаддена.

Однако к тому времени, когда они завершили осмотр завода, Тор легкомысленно позабыл почти обо всех своих подозрениях. Хотя завод временно бездействовал, Джуэл так подробно и тщательно рассказала ему о процессе изготовления виски, что Тору показалось, будто он уже все это видит своими глазами. И ему стало очень интересно.

Осмотр начался с солодовой комнаты с медным полом, где снятый урожай ячменя отмокал в воде до тех пор, пока набухшие золотистые зерна не прорастут. Затем Джуэл объяснила ему, как зерно сушат и поджаривают, и рассказала, какие химические процессы происходят в больших медных котлах, где ячмень подогревают и превращают в кашицу. Затем эту кашицу кипятят, чтобы выпарить жидкость; жидкость подвергается дистилляции и капля за каплей собирается в старинные дубовые бочки, которые затем переносят в погреба. Там по прошествии должного времени она превращается в божественный напиток — в виски марки «Драмкорри».

Пока Джуэл вводила своего спутника в тонкости этого долгого, но увлекательного процесса, с ней произошла какая-то странная, едва заметная перемена. Это не ускользнуло от внимания наблюдательного Тора, хотя сама Джуэл едва ли замечала что-либо. С ее лица исчезла маска недоверия и надменности, а по блеску ее глаз Тор понял, что ею владеет искренняя страсть.

Теперь у него больше не осталось сомнений: для этой женщины Драмкорри действительно дороже жизни! Арчибальд Маккензи, должно быть, был круглым дураком, если пытался убить в своей дочери столь редкостный и ценный дар.

Выйдя наконец из дверей завода под ослепительно голубое небо, они оба застыли, любуясь прекрасным пейзажем; прежде им еще ни разу не удавалось вот так, по-дружески безмятежно, оставаться наедине.

— Мне будет приятно работать на заводе вместе с тобой, Джуэл Маккензи Камерон, — неожиданно проговорил Тор.

Джуэл удивленно посмотрела на него.

— Мне тоже, — честно призналась она.

Взгляды их встретились и задержались друг на друге без всякой враждебности. К дому они двинулись бок о бок, в миролюбивом молчании.

Глава 13

Само собой, долго это продлиться не могло. Джуэл и Тор Бан Камерон были слишком своенравны.

Когда из кабинета донеслись первые предвестия надвигающейся беды, Анни Брустер о чем-то болтала на кухне с Тайки. Сперва из-за стены послышались сердитые голоса, затем что-то упало на пол, а потом Джуэл с топотом помчалась вверх по лестнице.

Тайки отставил в сторону кухонный горшок, в котором он заделывал дыру, и недовольно заворчал.

— Начинается, — недовольно хмыкнула Анни. — А ведь в последнее время все было так хорошо!

Тайки нахмурился.

— Ох, ну перестань! Я не предательница! Она вышла замуж за этого человека. Чем скорее ты смиришься с этим, тем лучше. Ты поможешь им найти общий язык.

Анни уперла руки в бока. Тайки бросил на нее презрительный взгляд.

— Ну давай! — фыркнула Анни. — Ну скажи мне, что я предательница! Скажи, что я не забочусь о ее счастье!

Тайки яростно затряс лохматой головой, соглашаясь с ее словами. В ухе его зловеще блеснула золотая серьга. Лицо его сделалось еще угрюмее. Он явно подыскивал в уме какие-то новые обвинения.

Анни поморщилась.

— Тьфу, черт побери! Я тоже не выношу этого ублюдка, так что брось на меня так смотреть, не то я тебе уши пообрываю!

«Тогда в чем же дело?» — взглядом спросил Тайки.

— Ты тупее, чем я думала! Можешь хоть немного подумать своей головой?

Тайки попытался, но потерпел неудачу и смущенно поглядел на Анни.

— Миллисента Маккензи. Вспомнил? Что ты предпочтешь; воевать с Тором Камероном и его естественными мужскими потребностями или с Миллисентой Маккензи?

Тайки вздрогнул. Выбор был не из приятных. Однако воспоминания о нелегкой обратной дороге в Глен-Чалиш из Глазго и о том, как они с Тором Камероном дрались из-за Джуэл, тускнели перед лицом других, куда более печальных воспоминаний.

Любимая гончая госпожи Джуэл, корчившаяся в судорогах от яда, поднесенного чьей-то невидимой рукой.

Люси, горничная госпожи Джуэл, разбившаяся насмерть при падении с крыши завода, куда она забралась неизвестно зачем и неизвестно как. Конечно, все в Драмкорри знали, что глупышка Люси по уши влюблена в Руана Маккензи, но никому и в голову бы не пришло, что сам Руан способен был подстроить гибель этой девушки. Но вот его мать… О, это совсем другое дело!

А миниатюрная лошадка, которую госпожа Джуэл так терпеливо вырастила и воспитала? Ее пришлось убить, когда она сломала ногу, угодив в яму на лужайке, где прежде не было никаких ям! Джуэл так горевала, что впредь решила ездить на уродливой ломовой лошади, чтобы подобная трагедия не повторилась вновь.

Анни была права. Главным врагом был вовсе не Тор Бан Камерон. Но, с другой стороны, Тайки терпеть не мог слушать рассуждения Анни о естественных мужских потребностях Тора. Тайки был не слепой. Он прекрасно понимал, что его госпожа уже давно не девочка. Но думать о ней как о женщине Тайки не собирался. Равно как и смириться с тем, что она вышла замуж за этого похотливого каторжника.

Однако деваться было некуда: Анни была права в самом главном. Перед лицом угрозы, которую представляла собой Миллисента Маккензи, все прочие неприятности бледнели.

«Что же мы будем делать?» — спрашивал Тайки всем своим видом.

Анни озабоченно наморщила лоб. Усевшись за стол, она положила скулящего Козла себе на колени.

— Я много думала об этом. Похоже, пора посвятить Камерона в наши дела.

Изумление на лице Тайки мгновенно сменилось яростью. В горле его заклокотали нечленораздельные проклятия.

Анни укоризненно покачала седеющей головой.

— Нет, Тайки, Не от того ты защищаешь нашу девочку. Только все вместе, без ссор и споров, мы сумеем положить конец козням Миллисенты Маккензи. Нравится тебе это или нет, Камерон — наш союзник. Он не дурак. Кроме того, он такой же здоровый и сильный, как ты… по крайней мере будет таковым, когда я откормлю его.

Тайки встряхнул головой, по-прежнему враждебно глядя на Анни.

— Когда начнется работа в полях, он будет проводить с нашей девочкой больше времени, — продолжила та, — Готова поспорить, уж побольше, чем ты. Так что лучше уж ему узнать правду о Миллисенте Маккензи. Тогда он сможет присматривать за девочкой. Надо вооружить его знаниями, Какой нам прок от невежды?

Против этого Тайки не мог ничего возразить. Анни снова оказалась права. Но как же противно было думать о том, что придется посвящать этого ублюдка во все тайны!

— Прямо сейчас я поговорить с ним не смогу, — задумчиво произнесла Анни, чувствуя, что Тайки колеблется. — Кто его знает, от чего он на сей раз взбесился?