У меня подкосились ноги, казалось, что они стали совершенно ватными.
      Я подскочил к Сильвии и встал возле нее на колени.
      Она была жива, ее маленький ротик распух, губы были окровавлены, нижняя губа отвисла, был виден выбитый зуб. По левой щеке тянулся рубец, а шея была свернута под устрашающим углом.
      Она приоткрыла глаза и заморгала. Потом зашевелились губы.
      – Шелл...
      – Сильвия, дорогая, не разговаривай, не старайся...
      Ее рука отыскала мою и ухватилась за палец.
      – Он...
      – Ш-ш-ш... Я сейчас вызову скорую.
      – Нет, нет.
      Она сжала мой палец очень слабо, но я все же почувствовал.
      – Должна сказать вам. Мужчина...
      – Знаю. Лысый, черные усы.
      – Да. Вошел, ударил меня пистолетом... Он искал вас. Потом...
      Она закрыла глаза. Я подумал, что она умерла. У меня снова сжалось горло. Ее глаза снова открылись, она продолжала:
      – Забрал пластинку. Не знаю, почему он забрал ее. Потом стал ждать. Вас. Я знаю... знаю, он собирался вас убить.
      – Олл-райт, маленькая. Успокойтесь и лежите тихо.
      – Шелл, он...
      Она помолчала и чуть слышно прошептала:
      – Он изнасиловал меня.
      Я был возле телефона. Прошло всего лишь несколько секунд, а мне казалось, что часы. Наконец ответил офицер из голливудского дивизиона.
      Я сказал:
      – Срочно присылайте скорую помощь и полицию сюда, в отель "Спартанский". Бога ради, поскорее!
      – "Спартанский?.." Шелл, это вы?
      – Да.
      – Голос не похож на ваш.
      – Заткнитесь, черт возьми, и вышлите скорую. Быстрее, девушку изувечили. Мне кажется, она умирает.
      Я бросил трубку на рычаг и вернулся к Сильвии.
      Спешить не нужно было больше. Она боролась со смертью ровно столько, чтобы рассказать мне. Ни минуты больше. Я встал, подошел к окну и высунулся наружу. Было видно, как люди шли по улице. Я так закусил губу, что почувствовал вкус крови. У меня хорошее зрение. Вот кто-то бежит. Блеснули светлые волосы. Это была блондинка. Я потряс головой, но смотрел, как она перебегала улицу по диагонали, меховое манто прикрывало ее плечи. Она спешила к машине, припаркованной почти на расстоянии квартала отсюда.
      Туда же подбежал и влез в машину грязный сукин сын – Билл Кончак. Я выхватил пистолет и стал стрелять ему в спину, пока не кончились патроны. В машину я точно попал, было видно, как полетели в разные стороны осколки стекла. А вот попал ли я в него – неизвестно. Потом машина рванулась вперед, завернула на ближайшую улицу и замерла у обочины. Блондинка выпрыгнула на тротуар. Внизу с улицы на меня глазела пожилая пара, какой-то мальчик открыл от изумления рот.
      Я сунул кольт в кобуру, повернулся, подошел к Сильвии, поправил юбку и выпрямил руки и ноги. Ее голова все еще лежала под этим странным углом. Сильвия была такая маленькая, хрупкая, ее шею было легко сломать. Я оставил ее, выбежал из отеля к своей машине и помчался по Россмору за Кончаком. По дороге я повстречался со скорой, ехавшей со включенной сиреной. Я не догнал его. Вообще-то я не ожидал, что мне это удастся, даже если бы я несколько минут не потратил на Сильвию. Кончак очень спешил. Уже стало смеркаться, а теперь вообще стало темно. Я не стал звонить в полицию по поводу Кончака, хотелось сначала попытаться самому схватить его. Никого другого не терпелось мне так поймать! Несомненно, его послал ко мне Джо Рэйс. Когда я немного поостыл, я продумал все с самого начала.
      Возможно, Джо Рэйс и отличался особым умом, но на этот раз ему не хватило сообразительности меня обставить. Он послал свою девицу к Кончаку с запиской. Она была написана на чеке. Мерзавец написал ее под моим носом. Я припомнил также еще одну подробность. Ту вещь, которая вывела его из равновесия и заставила прибегнуть к трюку с запиской. Это случилось, когда я впервые произнес имя Кончака. Вот тогда он выпрямился, написал записку и послал ее тому с блондинкой. Кончак тут же исчез куда-то и успел до 16 часов установить микрофон у меня в квартире и "поселиться" поблизости в маленьком отеле. Ну а Рэйс удерживал меня на месте интересным разговором.
      Возможно, наш снисходительный суд не посчитал бы все это доказательством, но я сам был полностью уверен в правильности своих выводов. Нет, ни по отношению к Рэйсу, ни к Кончаку я не чувствовал даже намека на необходимость быть гуманным и снисходительным. Если бы мне удалось догнать Кончака, я бы убил его, не моргнув глазом. Мог бы убить и Джо Рэйса, но я его тоже не нашел. Или блондинку. Я их искал, можете не сомневаться. Искал повсюду. Но им об этом было известно.
      Шел уже десятый час, когда я остановился перед большим белым домом в Беверли-Хиллз. Тут жил мой давнишний друг Стив Феррис, актер, а теперь он ставил фильмы. Ему было за пятьдесят, мы знали друг друга более десяти лет. До этого я звонил в десятки мест и наконец вспомнил о Феррисе. У него имелась, или когда-то имелась, как он считал, пластинка с "Аннабел Ли", и он предложил мне приехать, пока он будет рыться в своем шкафчике и искать ее. Я без промедления поехал к нему, потому что теперь мне особенно хотелось заполучить эту пластинку. Если Билли посчитал важным ее украсть, то она приобретала для меня особую важность. Кончак, разумеется, слышал мой разговор с Сильвией о пластинке по телефону. Но, конечно, он не полез бы ко мне в квартиру по собственной инициативе. Кто-то, скорее всего Джо Рэйс, должен был отдать ему распоряжение по телефону. Я подошел к входной двери и позвонил. Стив сразу же открыл мне. На его худощавом загорелом лице было странное выражение.
      – Входи, Шелл, – пригласил он.
      – Добрый вечер, Стив. Ну как, повезло с пластинкой?
      – Пока нет...
      После того, как он закрыл дверь, я услышал:
      – Что происходит? Что это за история с убитой девушкой в твоей квартире?
      Я заморгал глазами.
      – Где ты об этом услышал?
      – У меня же работает радио. Программа новостей. Вообще я не слышал все сообщение, но успел захватить часть об убитой девушке и твой адрес в "Спартанском". И...
      Он замолчал.
      – Заканчивай.
      – И что ты сбежал с места преступления. Так было сказано.
      – Я вовсе не сбежал, а бросился вдогонку за негодяем, который ее убил.
      – Значит, это действительно случилось?
      – Да.
      Стив нахмурился.
      – Ты выглядишь не в очень красивом свете, Шелл.
      Но меня это не слишком беспокоило. Я сказал:
      – Я лучше позвоню Сэму, пока они не забросили невод. Вплоть до этого момента я как-то не подумал об этой стороне дела. Черт побери, ведь я сам звонил в полицию и вызывал скорую.
      Он кивнул, а я продолжал:
      – Давай-ка проверим в отношении этой пластинки, о'кей?
      – Я как раз сейчас просматривал старые диски. Совершенно точно, что когда-то он у меня был.
      Я воспользовался телефоном, дозвонился до отдела убийств, но не до Сэма. Мне сказали, что он чертовски занят с кем-то. Я не стал допытываться с кем именно. Я не знал, с кем разговариваю, себя тоже не назвал. Поэтому положил трубку, решив позвонить еще раз через несколько минут. И как раз в этот момент Стив крикнул:
      – Вот она. Я знал, что она должна быть у меня.
      Я схватил пластинку. Точно такая же.
      – Будь добр, поставь ее, Стив.
      Он поставил и тут же сказал:
      – В 22 часа последние известия. Возможно, что-то скажут про тебя. Включить?
      – Да, конечно. Предупреди, когда начнется. Сначала я хочу прослушать вот это.
      Я внимательно прослушал пластинку, но она мне ничего нового не сказала. Это был голос Джонни Троя, но в зародыше, если можно так выразиться. Несомненно, пластинка, уступающая другим его пластинкам, которые были у меня. Но в то время он был гораздо моложе, не столь опытный, к тому же без лакировки Себастьяна и без электронного оборудования, которое так ловко сглаживает все шероховатости.
      Я почувствовал разочарование, мне казалось, что все прояснится, как только я доберусь до пластинки. Обратная сторона была такой же. Но почему она понадобилась Кончаку? Или она чем-то отличалась от этой? Возможно, ему необходима именно она. Я рассматривал пластинку, когда Стив закричал:
      – Начинается передача последних известий, Шелл.
      Я включил радиолу, положил на стол пластинку и удобно устроился в большом мягком кресле возле приемника. Сначала шли международные новости. Как водится, "лягнули" Советский Союз. Кто-то должен отправиться в поездку по странам Ближнего Востока, кандидатура еще не определена.
      – Хм, – подумал я, – все старье.
      Но потом характер известий изменился настолько резко, что сразу же испортил мне жизнь.
      Диктор обьявил:
      – Через минуту Гарри Бэрон с сегодняшними новостями "В последнюю минуту". История о местном частном детективе Шелдоне Скотте, об убийстве и изнасиловании.
      Он помолчал.
      – Слушайте все!

      Меня только интересовало, как будет преподнесено это дело. За себя я не волновался. Правда, я не дождался приезда полиции, но они знали, что я звонил им. По правилам, меня должны были сразу допросить в качестве основного свидетеля, потом я бы написал заявление.
      И все же мне не понравилось, что сообщение об этом деле поручено Гарри Бэрону. Все началось нормально. Человек, назвавшийся Шеллом Скоттом, позвонил в голливудский полицейский участок и попросил, чтобы немедленно была послана карета скорой помощи в "Спартанский" отель. По мере того как Бэрон говорил, телевизионная камера показывала на экране сначала здание отеля, затем вестибюль и наконец мои собственные апартаменты. Голос Бэрона комментировал все, что демонстрировалось, через каждые две фразы упоминая мое имя. Полиция прибыла, проверила апартаменты мистера Скотта и обнаружила труп (соответствующие кадры). Фотография Сильвии. Затем Чарли Вайта, брата убитой. Коронер установил, что Сильвия Вайт была изнасилована, ей сломали шею. Все это произносилось без излишних эмоций, спокойно и весьма убедительно. У Бэрона в распоряжении было всего десять минут. Не было только сказано, кто же совершил такое зверское преступление. Конечно, даже идиоту становилось ясно, что Шелл Скотт может иметь какое-то отношение к случившемуся, но меня ни в чем не обвиняли. Даже упомянули о том, что в прошлом я часто содействовал полиции, что помогало мне, а не полиции. После этого началось самое главное.
      "Вчера днем, – говорил Бэрон, – я сидел рядом с мистером Шеллом Скоттом в гостиной апартаментов Джонни Троя. Должен сознаться, что не стал протестовать, когда мистер Скотт принялся бередить старые раны, нет, свежие раны, ибо Чарли Вайт умер всего два дня назад, даже еще не был похоронен, почти насильно заставив Джонни Троя вспоминать о своем погибшем друге. Не проявляя ни малейшего сочувствия к переживаниям Троя, он напрямик говорил о самоубийстве и даже, смешно сказать, об убийстве. Я следил за тем, как мистер Скотт бесцеремонно оскорбил одного из наиболее блестящих звезд нашего литературного горизонта, молодого Рональда Дэнгера, автора "Ляг и умри". Но достаточно. Я упомянул об этом лишь потому, что Джонни Трои теперь мертв, а все эти три истории, как будто, увязываются в единое целое. То, что мистер Скотт допрашивал Джонни Троя вскоре после гибели Чарли Вайта, изнасилование и убийство несколько часов назад Сильвии Вайт, сестры покойного, конечно, всего лишь совпадение. Но совпадение, которое требует объяснения. Я уверен, что мистер Скотт будет найден и сможет пролить свет на это ужасное дело. Если он слышит меня, я умоляю его явиться в полицию и объяснить загадку смерти Сильвии Вайт".
      Неожиданно я переполошился, даже испугался.
      Я знал, что случится далее.
      И не обманулся в своих ожиданиях.
      Юлисс Себастьян: "Да, боюсь, что именно я устроил встречу мистера Скотта с Джонни. Иначе бы он к нему не попал... Он находился во власти идеи, что Чарли Вайта убили. Сбросили с балкона его квартиры. И... мне действительно неприятно об этом говорить".
      Снимок Бэрона крупным планом с микрофоном.
      – Мистер Себастьян, разве вы не считаете своим долгом сообщить нам все, что вы можете? В конце концов, мы никого не обвиняем. Но мы должны ознакомиться со всеми имеющимися фактами.
      – Да... видимо. Но мне не нравится...
      – Конечно, мистер Себастьян. Это можно понять. Но вы сказали, что мистер Скотт был убежден, что Чарли Вайта убили...
      – Да, похоже, что у него была идея-фикс, что Джонни Трои убил Чарли. Вы понимаете, в припадке гнева...
      Снова Бэрон важно кивает головой.
      – Понимаю.
      Юлисс Себастьян трясет головой, приглаживает ребром правой ладони серебристые виски.
      – Оглядываясь назад, я почти не сомневаюсь, что у него была – как психиатры это называют? – навязчивая идея. Но, конечно, мистер Скотт внешне был обаятелен. Приятный, остроумный...
      Я поражался, слушая Себастьяна. Вот так спокойно и уверенно лгать.
      – Но как, – подумал я, – как мне доказать, что он лгал? Мы были одни в его кабинете. Я не сомневался, что поверят не мне, если я обвиню его во лжи, несмотря на то, что люди, знающие меня, уверены, что я никогда не стал бы прибегать ко лжи для собственной выгоды. "Люди, знающие меня", не включая всех тех, кто сейчас смотрит эту передачу.
      Я наблюдал за остальным в каком-то тумане, не вполне понимая.
      На меня Бэрон потратил семь минут, все остальное уложил в три, и получилось это у него очень ловко.
      Сразу после Себастьяна на экране показался доктор Витерс. Не психиатр, а психоаналитик. Минуты две – три объясняли, в чем разница.
      – Да, мистер Скотт, так он мне представился, вчера навестил меня в моем кабинете. Мое профессиональное мнение (тут последовало длительное отступление о том, что он специально меня не обследовал, однако в силу долгого наблюдения за аналогичными субъектами уверен в правильности своего вывода), что он представляет типичный случай...
      Поколебавшись, Витерс продолжил так:
      – Он был исключительно взволнованным субъектом. Его основной проблемой, очевидно, был супидез с подавленным каннибализмом, который проявляется внешне в приверженности к насилию. Я не сомневаюсь, что если бы я мог наблюдать за ним более длительное время, я обнаружил бы доказательства прогрессирующего супидеза в явном конфликте как с ди-, так и с со-герепусом.
      Я не сомневался, что доктор обнаружил бы, ибо он находил это у всех и у каждого. Его пациенты не подозревали, что у них имеются такие страшные отклонения от нормы, потому что они упрятаны в их подсознании, а вот он смог все обнаружить!
      Закончил он свое выступление элегантно:
      – Как специалист я нашел его весьма интересным субъектом. Исключительно вспыльчивым и горячим. Почти устрашающим, опасным для окружающих. И я подумал...
      Розовощекое лицо доктора расплылось в улыбке.
      – Если мне разрешат высказать личное мнение...
      Лицо Гарри Бэрона.
      – Конечно, доктор!
      – Это одно из заболеваний или, скорее, нарушений человеческой психики, которые дуерфизм... может ликвидировать. Даже такой запущенный случай, как у мистера Скотта, вполне подается лечению, если бы он обратился к нам. Он избавился бы от своей враждебности, вспышек гнева, параксидных реакций и переполнился бы чувствами любви, понимания и миролюбия. Он бы потерял свою жуткую индивидуальность...
      Дальше я не стал слушать. Этот человек умел использовать любую возможность в целях саморекламы.
      Наконец Бэрон произнес:
      – Благодарю вас, доктор. Перед вами выступал доктор Мордехай Витерс, знаменитый в мире психоаналитик.
      Я подумал, что он отпелся. Но нет, это был еще не конец. Последовала серия десятисекундных интервью. Сначала с полицейским офицером, чувствующем себя не в своей тарелке. Я знал его хорошо, и он знал меня... Офицер говорил, что когда раздался звонок, он отвечал на него. Голос звучал не совсем, как у Скотта, что он сказал об этом человеку, позвонившему в полицию, и что он знает...
      Его отключили, рот у него продолжал открываться, и я уверен, что он сказал о том, что убежден в моей непричастности к этой истории. Он был одним из тех, кто знал меня. Конечно, ему заткнули рот, такое заявление не устраивало Бэрона. "Выкопали" и пожилую пару, видевшую, как я стрелял из окна по машине Кончака, и того мальчишку, который сумел только с восхищением повторить:
      – Да, сэр. Бах-бах-бах! Я не знаю, сколько раз.
      И в завершение всего – моя фотография.
      Я выглядел со своими белесыми волосами, перебитым когда-то носом и оторванной мочкой уха, как дракула, выползший на окровавленный берег. На снимке все казалось каким-то зловещим и неестественным. Где они только раздобыли этот снимок? Или же тут была пущена в ход специальная подсветка? А может искусная ретушь? Во всяком случае, этой фотографии я никогда не видел.
      Камера вернулась снова к трупу невинной жертвы, после этого нам опять показали свежее, красивое лицо Бэрона.
      – Разрешите мне напомнить вам еще раз, что пока нет никаких данных, никаких реальных оснований связывать мистера Скотта с этим отвратительным преступлением.
      Черта с два, не было. Вся эта передача была построена таким образом, чтобы зрители не могли даже сомневаться в моей виновности.
      – Но поскольку мертвая девушка была найдена изнасилованной в его апартаментах, и видели, как он стрелял из пистолета в двух прохожих, а затем, видимо, инкогнито позвонил в полицию, прежде чем поспешно удрать с места преступления в своей машине...
      Вот ведь мерзавец! И это не позабыл, чтобы представить меня проклятым капиталистом! Теперь у меня будут настоящие неприятности.
      – Полиция разыскивает его.
      Основной диктор сказал:
      – Благодарю вас, Гарри Бэрон.
      После этого нам показали смазливую девицу, сидящую в ванной, наполненной мыльной пеной. Реклама нового туалетного мыла.
      Я поднялся.
      – Стив, ты еще здесь?
      Вид у него был скверный. Наверное, не лучше, чем у меня.
      – Стив, – сказал я, – я этого не делал. Передачу подготовили умные негодяи... Мне придется самому со всеми разобраться. Но я не делал того, что они мне здесь приписали.
      – Очень рад, – голос его звучал глухо.
      – Я, разумеется, должен уехать. Тебя линчуют, если меня найдут в твоем доме. Но я хочу попросить тебя об одной услуге.
      – Конечно, конечно, – ответил он слишком торопливо.
      – Сначала разреши мне воспользоваться твоим телефоном. Потом я постараюсь уехать куда-нибудь подальше. Они считают, что я это уже сделал в своей машине. Не могу ли я воспользоваться твоей? Черт возьми, ты можешь заявить, что я украл ее. Мне безразлично.
      – Конечно, конечно...
      Я позвонил Сэмсону.
      – Боже! Где ты есть?
      – Сэм, не упоминай моего имени. Ты слышал вечерние известия?
      – Нет, но я...
      – Слушай, в моем распоряжении всего минута. Вот что случилось... Черт, ты намерен проследить этот звонок?
      – Шелл, ты должен приехать. Немедленно. Я встану за тебя...
      – Приеду, когда сам изобличу убийцу. Только так, Сэм. Даю тебе честное слово, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы разобраться в том, что творится.
      – Расскажи с самого начала...
      Я повесил трубку, хорошо зная моего лучшего друга. Честный, преданный коп, он не станет лгать ни за меня, ни мне. Он обязан разыскать меня, и он приложит все силы для этого. А потом будет самозабвенно сражаться вплоть до Верховного суда, помогая мне доказать, что я этого не делал.
      – Живее ключи, Стив! – сказал я.
      – Полиция выехала?
      – У Сэма не было времени проследить звонок, но я поехал. Послушай, если ты беспокоишься...
      – Нет, Шелл.
      Наконец-то он улыбнулся.
      – Я знаю, что ты не взорвал Сити Холл и не натворил ничего постыдного. Но, братец, это подавляет. Черт возьми, из-за чего все они на тебя набросились?
      Этот вопрос мучил и меня. Да, почему? Обрушились на меня далеко не все. Из-за чего? Выступали трое, однако они постарались, чтобы их мысли и мнения прочно вошли в сознание миллионов, именно миллионов, слушателей. И среди них находились те, кто "намотал на ус" все те "факты", которые преподнесла троица.
      Самое же непонятное было то, что все трое, Юлисс Себастьян, Мордехай Витерс и Гарри Бэрон, так убедительно и складно лгали. Конечно, они подействовали на многих людей. Но я вовсе не собирался тихонько лечь на постели, скрестить руки и умереть! Нет, я буду бороться!

      Я добрался до святилища, до своего временного убежища.
      Оно называлось "Браун-мотель". Это было старенькое, очень чистенькое заведение на Адамс-бульваре. По всей вероятности его владельца звали мистером Брауном. Догадайтесь, о чем я тогда думал? После всех переживаний, когда ночь еще не кончилась? Я думал о том, ох, до чего же я голоден и что ночь все еще не кончается.
      Когда вас мучает голод, все остальное отступает на задний план. Конечно, мне известно, что люди постились. Другие объявляли голодовки, не ели по десять, двадцать, пятьдесят дней, и это их не убивало. Но это было невесело! Меня мучило еще и то, что пустота в желудке, которая сопровождалась не только зловещим урчанием и "сосанием" под ложечкой, затрудняла также работу мозга. Конечно, я надеялся, что моя голова меня не подведет, хотя бы на то время, пока я не выберусь из этой заварухи.
      Мое положение казалось аховым.
      По дороге сюда я воспользовался двумя телефонами, оба раза, чтобы позвонить Сэмсону. Когда я положил трубку во второй раз, я успел рассказать ему всю историю, правдивую историю. Сэм во всем разобрался и поверил мне, в особенности потому, что он знал случившееся раньше на шоссе Бенедикт-Каньона и все последующее. Но сам он настаивал на том, чтобы я добровольно явился. А я твердо стоял на своем. После этого последовал примерно такой разговор:
      – Сэм, я прекрасно понимаю, что ты должен выполнять свою работу. И ты схватишь меня, если сумеешь. Но без моей помощи. Моя забота – не попасть к тебе в руки. Если хочешь мне помочь, приглядывай за этими людьми, ну и за их многочисленными сторонниками.
      – Почему они стараются меня убрать? Я не знаю. А ты?
      – Ты не должен на меня обижаться.
      – Я все понимаю. Но явиться к тебе не могу. Нет, Сэм, мой хороший, если только я не сумею внести ясность в происходящее, эти люди меня засудят...
      Помолчав, я добавил:
      – Вот и получается, Сэм, что ты против меня.
      – Да-а-а... – согласился он.
      – Я не стану желать тебе удачи. Помни все имена, в особенности Кончака.
      После этого я отыскал мотель. Я остановил свой выбор на нем потому, что при каждом коттеджике имелся индивидуальный гараж со скользящей дверью. А я хотел не только сам спрятаться, но и спрятать также машину Ферриса. Очень может быть, что к этому времени ее начнут разыскивать.
      Попасть внутрь было совсем нетрудно. Полусонный клерк, и у меня шляпа была натянута на самые глаза. Регистрационную карту я заполнил какими-то каракулями левой руки. Уплатил за три дня вперед – и меня провели в мою кабину. Нет, попасть в такое заведение совсем нетрудно. Куда сложнее бывает из него выбраться.
      Прежде чем оставить свою машину у Ферриса, я забрал из нее все, что посчитал нужным, и перенес в его машину, а затем – в кабину мотеля. Беспорядочный набор. Коробка патронов для кольта, коробка грима. Пушистая фальшивая борода, которую я однажды надевал на какой-то новогодней вечеринке и выглядел очень нелепо. Шляпа, чтобы прикрыть волосы. Еще какие-то пустяки. Сущая ерунда. В номере имелся телевизор. Приняв душ, я лег в постель и стал смотреть передачу. Мне показалось, что все последние известия были посвящены трем вопросам: выборам во вторник, непонятно связанным между собой смертям Чарли Вайта, Джонни Троя и Сильвии Вайт, ну и мне – угрозе для страны.
      Потом я выключил телевизор и лежал без сна, раздумывая над этим делом. Я был в недоумении, мой мозг не находил ответа на все те вопросы, которые я себе задавал. Утверждают, что подсознание работает безотказно, только надо суметь его подключить. В том-то и загвоздка: я не знал, как это сделать.