До сих пор я двигался, шел вперед. Теперь у меня появилось время подумать.
      То, что несколько минут назад казалось забавным, больше не выглядело смешным. Когда я направил палку на того коротышку, а он в ужасе отпрянул, мне хотелось рассмеяться, но теперь до меня дошло, что это означало на самом деле. А это означало, что люди, стоящие вокруг, способны поверить во что угодно, согласиться с чем угодно и ко всему готовы.
      Я повернул голову налево и посмотрел на утес, по которому проходила грязная дорога, а потом взглянул дальше, влево и за собой, на склон холма, отыскал густой куст, который приметил еще вчера. Сейчас он был почти скрыт спинами мужчин и жен-шин.
      Лин должна сидеть внизу, в машине, припаркованной у дальней стороны резервуара, в единственном месте, где можно было как-то спрятаться, не считая карьера, находящегося еще на милю дальше.
      Я глянул поверх голов людей, стоящих между мною и тем кустом, затем повернулся к площадке, на которой стояли «наставники».
      Я уже привык к несмолкающему гулу толпы, но теперь обратил внимание, что он начал как-то стихать, становился слабее, затем внезапно вообще прекратился. Понятно, как только стало тише, — это заметил не я один, — многие люди тут же перестали разговаривать — вполне естественная реакция. И все-таки все выглядело так, будто все одновременно затихли, по какому-то беззвучному сигналу. Но вскоре бормотание началось снова.
      И тут я вдруг подумал, что забыл об одной очень важной вещи. Ведь когда я брошусь на площадку, мне придется действовать быстро и уверенно, а на мне все еще эти неуклюжие, удлинявшие ноги ходули.
      Было без четырех три.
      Необходимо освободиться от ходулей. Но как это сделать? Нагнуться, отстегнуть их, затем подняться, став на девять дюймов ниже, на глазах у всех окружающих? Даже если ближайшие мои соседи этого не заметят, то уж «наставники» из виду не упустят!
      Они находились совсем рядом со мной. Крайний стоял всего лишь в пяти или четырех футах. Ни один из них не смотрел на гроб — «наставники» внимательно следили за толпой. Я разозлился от одной мысли, что это-то мне и помешает, но неожиданно придумал, как быть. Во всяком случае, подумал, что это может сработать. Немного поколебался, учитывая, что среди верующих наверняка есть и неверующие, и все же решился опуститься на колени, будто бы в молитвенном экстазе, чтобы незаметно отделаться от ходулей.
      Без трех минут три.
      Я медленно воздел руки вверх, сложил ладони, прижал их к груди, склонил голову. Затем опустился на колени и стал копаться под мантией, стараясь делать это незаметно. Нащупал ремешки, отцепил их от пряжек. Через секунду ноги были свободны. Я с облегчением вздохнул, а слева и справа от меня началось какое-то движение.
      Всего через несколько мгновений я понял, что происходит. Моя уловка была воспринята как некий совет, возможно, и как команда. Человек справа от меня тоже упал на колени. За ним опустился его сосед. Мгновенно повсюду началось шевеление. Как стадо баранов, за нами последовали и все остальные.
      Спустя полминуты на коленях стояли все. Все пятьдесят тысяч. Любой, оставшийся стоять, теперь бросался бы в глаза гораздо больше, чем я до этого на ходулях. Поэтому таких не было.
      Без двух минут три.
      Я взглянул налево, поверх склоненных голов рядом со мной и дальше, на склон утеса. Посмотрел на ровную землю, которую видел раньше, во сне, сквозь расплывчатые черты лица мертвой женщины. И в этот момент снова, совсем в ином свете увидел массу тел, сгрудившихся вокруг. Это была стена из людей! Разрабатывая мой план, я не подумал об этом, не учел этого.
      Я знал: если мне удастся сорвать маску с мошенника, толпа может выступить против меня. Продумал заранее, что сделаю в таком случае, рассчитывая в момент всеобщего потрясения убежать и скрыться. Однако не мог и предположить, что вокруг площадки люди будут прижаты друг к другу так крепко.
      Снова наступила тишина. Взглянув на часы, я увидел, как движется секундная стрелка. Вроде даже услышал тиканье.
      Без одной минуты три.
      Внезапно стемнело. По коже пробежал холодок. Я не мог понять, в чем дело, но потом поднял глаза, взглянул в небо. Солнце зашло за тучу. Только и всего. Обычное и нормальное явление, которое приходилось наблюдать много раз.
      Над толпой пролетел и быстро стих вздох. Шестеро в черном стояли неподвижно. Теперь они глядели на крышку гроба. Наступил ожидаемый момент. Было ровно три.
      И крышка гроба пошевелилась!
      Толпа дружно ахнула, прервав тишину. Я почувствовал, что и сам поддался толпе, — уставился вместе со всеми на гроб.
      Из-под крышки появилась белая костлявая рука с согнутыми пальцами. Шепот толпы смолк. Крышка приподнялась вверх, на мгновение опустилась, затем поднялась выше и вдруг с треском упала. В тишине этот грохот был пронзительно громким.
      За боковые деревянные стенки гроба ухватились белые руки. Человек, лежащий в нем, подтянул себя в сидячее положение. Его белое, спокойное лицо с отпечатком смерти застыло в неподвижности.
      Толпа зашевелилась. Раздался какой-то шелестящий звук, шум вздохов, нарастающая волна первых слабых голосов. Жен-шины завопили, мужчины стали кричать. Человек в гробу зашевелился.
      Я тряхнул головой и почувствовал, как сильно забилось сердце. Меня словно загипнотизировали, хотя я был к этому готов, ждал, что такое произойдет. Я встал и напряг мускулы ног.
      Человек в гробу был худым, с белой кожей. Не сомневался, что так и будет. Если «наставники» надеялись на успех, сходство с мертвецом должно быть совершенным.
      Пока толпа визжала и всхлипывала, я заставил себя холодно и спокойно рассмотреть этого человека.
      Он вылез из гроба, встал на землю. Я двинулся вперед. Вокруг меня раздавались грохочущие звуки, нарастающий рев непонятных слов и фраз, криков и визга. Женщины поворачивались, двигались, стонали и пронзительно вопили, падали на землю, снова стонали, визжали и всхлипывали.
      Я выпутал ноги, проскользнул под канатами, выпрямился и бросился на «воскресшего».
      Он повернулся в мою сторону, лицо его побелело еще сильнее. Когда я прыгнул на него, он отпрянул. И все же я дотянулся до него, схватил за лицо. В этот миг все звуки стихли.
      Моя рука застыла. Я не мог пошевелиться. Я был парализован, мой мозг завертелся в шоке.
      Передо мной стоял Артур Траммел!

      В первую секунду я ничего не мог понять, зная, что Артур Траммел мертв. Ведь сам видел его растерзанное тело в крови. Но теперь я так же твердо знал, что этот человек — Артур Траммел!
      Я уставился на его узкий череп, близко посаженные глаза, зубы и подбородок, волосы и губы. Затем еще раз вцепился в лицо, стал рвать длинный нос и щипать плоть, чувствуя, что мне не удастся оторвать фальшивые части, что он все равно останется вернувшимся к жизни мертвецом.
      Толпа онемела. Стояла тишина. Я ощутил, как руки Траммела, в свою очередь, вцепились в мое лицо, сорвали мои фальшивые брови и бороду, видел движение и чувствовал прикосновение его рук. Углом глаза заметил шевеление вокруг нас, какую-то безумную суматоху. Мужчины и женщины отпрянули в страхе и ужасе, некоторые поспешили отвернуться.
      И тогда Артур Траммел отступил, поднял левую руку, направил на меня длинный крючковатый палец. Голосом, прозвучавшим в тишине как трубный глас, он громко крикнул:
      — Вот стоит человек, который меня убил!
      Когда его слова стихли, раздалось тихое бормотание пятидесятитысячной толпы. Но гул стал нарастать с неправдоподобной силой. И вдруг толпа взорвалась. Это был разрывающий уши вой, крик страха и ненависти, какого я никогда не слышал.
      С того момента, как Траммел указал на меня и произнес свои слова, и до того, как меня оглушил этот звук, ни один человек не сделал ко мне ни шагу. Движение исходило не от толпы, оно началось на площадке. Один из «наставников», низкий коренастый человек, двинулся в мою сторону, ухватился за рясу, повернул меня к себе и вывел из состояния шока.
      Квадратный плотный «наставник» вцепился в меня, но еще до того, как я наполовину повернулся, моя левая рука оторвалась от середины туловища и выбросилась вперед. Жесткий толстый край моей ладони ткнул его в рот так, что хрустнули зубы.
      Вокруг меня расплывалось движущееся цветное пятно. Никто пока еще не перешел на площадку, но я знал, что скоро все бросятся вперед. Я решил, что все равно, в любом случае уже мертв, так какого же черта! Поэтому начал колотить этих бедняг руками и ногами, сколько хватало сил. А потом совершил действие, которое могло потрясти всех этих жаждущих крови крикунов, если бы они были способны чувствовать. В один прыжок я подскочил к воскресшему Артуру Траммелу, изо всех сил нанес ему удар в челюсть, и он снова оказался в положении невоскресшего.
      Потом наклонился над ним, схватил его хлипкое тело, поднял над головой, повернулся и, придав ускорение, швырнул за пределы ринга, ужасно при этом вопя.
      Эти последние десять секунд подействовали на людей по-разному. Многие из тех, кто был тесно прижат к канатам, ограждавшим площадку, отпрянули и бросились бежать, опасаясь вспышек молнии и языков пламени, которые, несомненно, должны были возникнуть вокруг меня. И все-таки тут еще оставалось достаточно народу. У меня не было времени наклоняться, пролезать под канатами — я просто разбежался и прорвался сквозь них. Столбики, к которым они были прикреплены, упали, веревки опустились.
      Некоторые из тех, в кого я швырнул Траммела, потеряли сознание, другие постарались увернуться ко всем чертям, опасаясь то ли Траммела, то ли меня. Ведь люди знали, что я сумасшедший, не хотели со мною связываться — это мне помогло.
      Внезапно я заметил, хотя сознательно не выбирал направления, что уже поднялся по склону и нахожусь на полпути до того странного куста, на который обратил внимание вчера. Между ним и мною было, правда, еще немало людей. Но большинство из них смотрело не на меня, а за мою спину, на Траммела. Я бросился к кусту.
      О боже! Мне и прежде приходилось бегать, но на этот раз я бежал лучше и быстрее, чем когда-либо. Благо был стимул. Мне бросились в глаза парень, катающийся по земле, затем женщина, которая бросала себе в лицо грязь. Думаю, вокруг было немало припадков такого рода, они облегчали мое непростое бегство.
      Неожиданно передо мной возникли два парня. То ли ошеломленные, то ли очень храбрые, они продолжали неподвижно стоять на моем пути, а потому получили кулаком в челюсть. Еще одного я двинул как следует плечом и, как ни ужасно это звучит, нанес сильнейший удар какой-то женщине. Правда, это была крупная, широкоплечая тетка, похожая на мужика, и, кроме того, мне мешала.
      Только позже я стал соображать, что, возможно, моя затея удастся. Конечно, осуществить ее было не такой уж сложной задачей. Но понятно, что прыжок с высоты шестифутового утеса трудно себе представить со спокойным сердцем.
      Я отклонился слегка от края утеса, чтобы лучше сломать куст. Люди продолжали разбегаться, я с криком промчался мимо других и наконец оказался почти прямо перед кустом. Резко повернув вправо, бросился на него.
      Несясь к краю утеса, я думал, разумно ли действую и действительно ли существовало то, что так тщательно было распланировано.
      Но в конце концов, все уже произошло. Правда, с открытым вопросом — в своем ли я все же уме? Достигнув края утеса, я прыгнул с него к солнцу, размахивая руками.

      Я летел не лучше «Возлюбленного» и в том же направлении, что и он. С той лишь разницей, что так и планировал и, хотя боялся смотреть вниз, твердо знал — там, прямо под кустом, открытый резервуар с водой, глубиной в несколько футов, резервуар, который накануне мы с Лин тщательно осмотрели. Сейчас от меня требовалось только одно — продолжать падать, что было совсем нетрудно. И если мои расчеты правильные... И тут меня пронзила страшная мысль: «Боже, а тот ли это куст?»
      Внезапно мне расхотелось совершать все это, стало ужасно страшно. Но я уже падал, отступать было некуда, поэтому все же взглянул вниз, как раз вовремя, чтобы увидеть воду. А в следующую секунду осознал, что, по-видимому, плюхаясь в резервуар, жутко визжал, так как сразу же наглотался воды.
      Удар на дне резервуара вытеснил, из моих легких воздух, но я не потерял сознания и, работая руками и ногами, начал подниматься вверх.
      Когда же голова вырвалась на поверхность, тут же услышал рев автомобильного двигателя и понял, что Лин видела мое падение. Я перелез через край резервуара, упал на землю, затем пробежал до машины и влез в нее, не открывая дверцы. Лин переключила передачу.
      Она не сказала ничего, только сильно нажала на акселератор и двинулась по намеченному нами пути. Лицо ее было белым, искаженным, губы плотно сжаты. Через двести ярдов от утеса Лин повернула вправо, к городской магистрали. Накануне мы ехали другой дорогой, которая заканчивалась в Холлисе. Лин быстро окинула меня взглядом и спросила:
      — Что случилось? Я слышала жуткие звуки.
      — Слышала жуткие звуки? Думаешь, что я...
      Мой ответ прервал резкий звук сирен. Справа, откуда-то из преисподней, как управляемый снаряд, навстречу нам вылетела полицейская машина, оснащенная радио.
      — Давай, — крикнул я, — жми, беби!
      Позади первой полицейской машины показалась вторая, за ней — третья...
      — Это убийство! — заметил я. — Через минуту за нами будет гнаться тысяча полицейских! Во... — И замолчал, потому что мы домчались до перекрестка. Я счел, что на нашей скорости мы скорее перевернемся, чем сумеем повернуть налево. — Жми на тормоза! — заорал я благим матом.
      Но Лин уже нажимала на них. Мы заскользили, покатились вбок, съехали с дороги в грязь, а когда ударились колесом об асфальт, машину тряхнуло, шины заскрежетали... Послышался запах горелой резины, затем машина накренилась набок.
      Я потянулся, чтобы схватиться за руль, но Лин вывернула его вправо, потом снова влево, мы проехали по краю обочины, разбрызгивая грязь, и чудом вернулись на магистраль. Раздался выстрел. Посмотрев через плечо, я увидел радиофицированную машину так близко, что разглядел дуло ствола в руке офицера, которую он высунул из машины. Казалось, оружие нацелено прямо в мой глаз.
      Я сунул руку вниз, нащупал между ногами мешок с железными колючками. Эти безделушки напоминали детские игрушки, но служили совсем иным целям. Во время войны их разбрасывали на дорогах, чтобы помешать движению вражеских машин. Но ведь сейчас тоже шла война, и парень, стрелявший в меня, был моим врагом.
      Прозвучал второй выстрел, пуля пробила лобовое стекло. Я захватил две полные пригоршни колючек, поднял руки и швырнул их через голову за нашу машину. Наклонился, взял еще, бросил их на дорогу, затем обернулся посмотреть.
      Офицер явно собирался выстрелить еще раз, но передние, а затем и задние колеса его машины наткнулись на кучу моих железок. Одновременно с прозвучавшим выстрелом лопнули сразу все четыре покрышки. Полицейская машина подпрыгнула и съехала с дороги. Какое-то мгновение казалось, что она перевернется, но осталась стоять на колесах.
      Однако позади на дороге было полно других машин. В погоню за нами к полицейским присоединилась часть неистовой толпы в пятьдесят тысяч человек. Я продолжал выбрасывать на дорогу колючки, пока мешок не опустел. Еще две полицейские машины вышли из строя. Одна съехала в кювет, а вторая накренилась и свалилась набок. Но масса других машин — сотня или около того — приближалась к участку, усеянному колючками. Я не мог на это даже смотреть, отвернулся, уставился вперед и стал думать.
      Лин прервала мои размышления:
      — В чем дело? Ты побелел как бумага. И почему ты все время это повторяешь?
      — Повторяю что?
      — Ты все время говоришь: «Траммел воскрес! Траммел воскрес!»
      Я вытер пот со лба:
      — Беби, хочешь верь, хочешь нет, но он действительно воскрес!
      — О господи! — воскликнула она. — Шелл, прошу тебя, возьми себя в руки!
      — Ха! Это он взял себя в руки. Вернулся! Не удивлюсь, если тоже окажется в резервуаре и начнет танцевать на воде.
      — Это не мог быть Траммел!
      — Будь оно проклято, он!
      — Значит, не умирал!
      — Нет, был мертв. А теперь жив. Я сбрендил, вот и все. Со мной кончено, беби. Я качусь к чертям! И знаешь что? Действительно в это верю.
      — Перестань нести чепуху!
      — Лин, — произнес я хрипло. — Ты не была там, ты его не видела. Послушай, глаза его были как неоновые трубки, а голос звучал как гром!
      Она сняла одну руку с руля и треснула меня так сильно, что у меня искры посыпались из глаз. В течение пяти секунд мы молчали. Потом я улыбнулся:
      — О'кей, беби, объясню тебе все попозже.
      Следующие двадцать минут были просто безумными. Дважды я угонял машины, соединив провода зажигания, а Лин продолжала ехать. Я догонял ее на угнанной машине, она пересаживалась ко мне. Два полицейских автомобиля с воющими сиренами пролетели мимо нас, когда мы сидели в «форде», три — когда мы мчались в «шевроле». В «шевроле» я включил радио и попытался объяснить Лин, что случилось. По радио как раз шла сводка новостей.
      "Передаем только что полученное нами сообщение, — говорил диктор. — Артур Траммел, основатель траммелизма, умерший три дня тому назад, сегодня после полудня воскрес... Простите... — Он ненадолго умолк. — Одну минуту, пожалуйста. — Откашлялся. — Это первое сообщение, пока оно не имеет подтверждений. Артур Траммел, основатель траммелизма и лидер «наставников», умерший три дня тому назад, сегодня после полудня воскрес и поднялся из гроба на глазах толпы, которая, по приблизительным подсчетам, состояла из ста тысяч человек. На него тут же напал некий пророк, которого обвинили в том, что это он убил Траммела. Как сообщают, возможно, пророк был Шелдоном Скоттом. — Последовала длинная пауза. — Тем самым Шелдоном Скоттом, который, как предполагается, сумел скрыться, улетев вверх. Он улетел в том же направлении и приблизительно с того же места, откуда недавно неудачно совершил полет «Возлюбленный пророк».
      Потом диктор сообщил другие подробности происшествия, включая тот факт, что я скрылся на автомобиле марки «крайслер», который вела женщина. Был назван номер машины. Теперь полиция, вне сомнений, уже ее обнаружила.
      Я съехал на обочину и остановился.
      — Достаточно. Дальше пошли пешком.
      Это заняло шесть часов дневного времени и, возможно, стоило года жизни. Только около десяти вечера, все еще под стоящие в наших ушах звуки сирен, мы увидели свет в окнах лачуги Рэндолфа Ханта. Я пошел первым, проверил все, договорился с Хантом, потом привел Лин.

* * *

      В следующий вторник в двенадцать тридцать Рэнди, Лин и я сидели перед камином с пылающими поленьями. Джо и Олив, учитывая обстоятельства, приглашены не были. Мы втроем прочли газеты, прослушали сообщения по радио, посмотрели телевизор, а Рэнди еще и передал, о чем говорят в городе.
      И раньше в новостях были странные сообщения, но теперь казалось, ненормальность стала нормой. Слухи расползались, как инфекционное заболевание. Траммел воскрес. Конечно, были скептики, нашлись и такие, кто корчился от смеха, но сути дела это не меняло. Самого «Всемогущего» очень вежливо допросила полиция и забросали вопросами другие граждане, однако никто не мог доказать, что он не воскрес. Поэтому люди продолжали об этом говорить.
      Среди тронувшихся, сектантов и просто слегка спятивших царило оживление. Ведь секты соперничали между собой, стараясь перещеголять друг друга. Люди надеялись и ждали новых чудес. Начали происходить несусветные глупости, которые шли по цепной реакции, как падающие один за другим карточные домики. Безумие захватило Калифорнию, как чума, и понеслось дальше на восток.
      В южной Калифорнии человек, называвший себя Великим Ваном, вошел в Тихий океан, пообещав превратиться в рыбу. Через несколько часов он выплыл на берег и перестал разговаривать. Некий Джога-Джонго, «Отец простых людей», возглавил марш трехсот человек на Вашингтон, требуя уничтожения всяческой роскоши, включая «кадиллаки». Какой-то король Рамонд прыгнул на голову, выбив себе мозги, с того места, откуда пытался взлететь «Возлюбленный» и где приземлился я. В газетах это не вызвало особого шума.
      Что касается «Возлюбленного», главного руководителя возлюбленных чад «Царства солнца», то было вполне авторитетно заявлено, что он все же летал. Его последователи, облаченные в белые мантии, утверждали, что видели, как он взмыл к Солнцу, и обещали, что он скоро вернется, принесет с собой свет и благополучие.
      Прозвучала еще тысяча подобных теорий, некоторые совершенно сумасшедшие, другие — просто глупые, однако ни одна не произвела фурора, как наша с Траммелом.
      Здесь, в хижине, мы просмотрели и обсудили все, но не придумали ничего, что могло бы мне помочь.
      — Могу уменьшиться или сделаться выше, — сообщил я Лин, — и тогда будут искать парня ростом от одного фута и до десяти с черными, красными, белыми или зелеными волосами.
      — Но должно же быть что-то...
      — Да, конечно. Этот Траммел очень хитрый пес. Я хотел сорвать с него маску, а в результате маску сорвал с меня он! Теперь, оглядываясь назад, припоминаю: когда он указывал на меня пальцем, на руке у него были часы. Тогда мне это ни о чем не сказало, но теперь может объяснить, как ему удалось воскреснуть в точно назначенное время. Даже вылезая из гроба, этот тип продолжал лгать. Сказал, что я его убил. Черт побери, возможно, я был единственным человеком в мире, который по-настоящему хотел, чтобы Траммел был жив!
      — Ну вот, теперь он жив.
      — Совершенно точно, жив, и на взлете. Постарается отплатить мне за все. Я его знаю.
      — Но, сынок, — вмешался Рэнди, — не лучше ли все-таки, чтобы он был мертв?
      — Лучше, если бы я знал, как обойтись без него. А теперь никогда не смогу убедить его паству, что он не воскресал. Пока они будут верить в его воскрешение, не поверят ничему, сказанному против их «Всемогущего». И сами не вымолвят ни слова. У меня достаточно фактов, чтобы его погубить, но как сделать, чтобы в это поверили? Смерти Фелисити и убийства Диксон хватает, чтобы отправить его в газовую камеру.
      — Между прочим, я так и не понял, откуда ты знаешь, что он убил Дикси? — пробормотал Хант.
      — Очень просто, Рэнди! Я видел Диксон около полуночи, за несколько минут до того, как застрелил Вулфа. Примерно час спустя нашел ее тело. Совершенно очевидно, что ее убил и зарыл кто-то другой, не Вулф. А поскольку все произошло так быстро, это означает, что она успела с кем-то связаться или кто-то сам связался с ней, а затем убил. А то, что Диксон оказалась в одной могиле с Фелисити, которую зарыл Вулф, говорит — человек, убивший Диксон, знал, где она находится. Не мог же просто случайно наткнуться на то же место. — Я встал и принялся мерить шагами комнату. — Это был Траммел. Вулф и Диксон занимались траммелитками, беременными от него. Когда Вулф умер, медсестра осталась единственным человеком, который мог рассказать об этом. А если бы такое всплыло, Траммел потерпел бы полный крах, разрушилась бы вся его империя. Все стали бы над ним насмехаться. Поэтому он разбил ей голову и успокоился, как вдруг — бум! — я нашел тело Фелисити. Естественно, он понял, что сначала я откопал Диксон. Следовательно, знаю все. Ах, будь оно проклято! По нему плачет виселица, а у меня нет доказательств. Если бы тогда удалось его схватить да потрясти как следует! А кто теперь поверит в мои слова, направленные против воскресшего Траммела?!
      Лин сидела нахмурившись.
      — Шелл, но в городе есть по крайней мере еще триста руководителей других сект, готовых умереть, лишь бы дискредитировать «Всемогущего». Следовательно, они в какой-то мере на твоей стороне.
      — Верно. Они ненавидят Траммела больше, чем меня. Небось сейчас все сектанты готовы переметнуться к Траммелу, и их несчастные руководители действительно огорчены. Если бы я только мог сообразить, как ему удалось выкинуть это чудо! Но я в тупике. Я практически... — И вдруг в моем мозгу, как ракета, взорвалась догадка, я тихо произнес: — Проклятье! Как можно было такое упустить из виду? И это я — бывший моряк! — Глянув на Рэнди, потом на Лин, рассмеялся. — Только, ради бога, не упадите! Я знаю, что он проделал!

      Была среда, почти девять часов вечера. Я опять лежал на животе, прижавшись к земле, между «Комнатой истины» и шатром траммелитов. Точно на том самом месте, где погиб Артур Траммел. Но он в данный момент красовался и бушевал на сцене. Я не мог его видеть, но слышал отлично.
      «Всемогущий» нес свой обычный бред, обращаясь к огромной толпе. На проповеди присутствовало не менее десяти тысяч старых и новых слушателей. Занавеси по обе стороны шатра были подняты, поскольку народу собралось столько, что многим пришлось расположиться прямо на земле. Меня еще никто не заметил, но когда собрание закончится и зажгутся огни, чтобы осветить шествие Траммела в «Комнату истины», прекрасно разглядят. Особенно когда я войду в шатер.