Когда я прошел через стеклянную огромную дверь "Джаз Пэда", Лилли Лорен пела голосом, дрожащим от эмоций, слова падали в прокуренный воздух, как искры.
      Она стояла в центре небольшой танцевальной площадки в голубом луче прожектора, ее голова была откинута назад, глаза закрыты, губы целовали согласные и как будто кусались при низких гортанных гласных. Она была замечательной певицей, и, когда начала "Люби меня, или оставь меня", все затаили дыхание.
      Это был прекрасный вечер середины марта. До настоящей весны в остальном Лос-Анджелесе оставалось несколько дней, но здесь, в "Джаз Пэде", уже царило знойное лето. Лилли вливала в уши своих слушателей "оставь меня для кого-то другого", но никто из ее почитателей мужского пола, разумеется, не согласился бы на это.
      Я узнал Домино по его любительским снимкам.
      Он сидел за боковым столом в компании трех других парней, высокий красивый дамский угодник и сердцеед. С другой стороны, с точки зрения мужчин его правильнее было бы назвать просто убийцей. У него были блестящие вьющиеся волосы, которые женщинам очень нравится пропускать через свои пальцы не только на руках, но и на ногах. Так они мне сами говорили.
      Мои собственные волосы я беспощадно стригу, когда они достигают длины в один дюйм, так что едва ли в них можно запустить женские ручки. Кроме того, они белые и жесткие, как щетина. И...
      Ладно, вернемся к Домино.
      Никки Домейно, которого все на скачках называли Домино, пожирал Лилли глазами человека, получившего от нее приглашение и пославшего в ответ записку: "Ты и я, мы оба, крошка!" Нельзя сказать, что у него был вид хулигана или худа, как принято величать таких людей в нашем городе. Но трое его приятелей выглядели настоящими худами.
      Я их не знал. Кстати, Домино я тоже не знал. То есть, до сих пор мы не сталкивались. Например, я знал, что, возможно, он сегодня уже убил одного парня. Я не был уверен, но это казалось вполне вероятным. Что касается жертвы, то этот парень наверняка был мертв: в него всадили четыре пули.
      – Бурбон и содовую, Шелл?
      Шелл – это я. Шелл Скотт.
      Я оглянулся на бармена.
      – Да, как обычно. Благодарю.
      Он знал мои вкусы. Я бывал здесь и раньше. Поразвлечься, Но сегодня я пришел по делу. Моя забота – парни типа Никки Домейно и трех "обезьян" вместе с ним.
      Я – частный детектив, офис – на Бродвее, на окраине Лос-Анджелеса, трехкомнатная холостяцкая квартира с ванной – в Голливуде. Я высокого роста, поджарый, у меня загорелое лицо, про волосы вы уже знаете: они цвета зимы, отнюдь не мягкие и никогда не бывают длинными. Вас интересует все остальное? Пожалуйста! Серые глаза под светлыми кустистыми бровями, едва заметный шрам над правым глазом, от мочки левого уха отстрелен небольшой кусочек, что, как я считаю, уравновешивает недостатки, и нос, который мне казался даже красивым, пока его не сломали.
      Ах да, я же рассказывал вам о Никки Домейно.
      Он был одет в черный костюм, который, вероятно, приобрел за двести пятьдесят долларов, белую рубашку с воротником, который только что не полностью скрывал его уши, и белый шелковый галстук с искоркой.
      Он походил на щеголя, который с удовольствием вырядился бы в шорты с монограммой. Или даже в шелковое белье, на котором полностью вышито его имя. И, возможно, его портрет. Портрет в шортах.
      Вы уже догадались, что к Никки Домейно я не питаю дружеских чувств.
      Более того, это был не самый приятный и веселый вечер за всю неделю. Я-то предвкушал ночное свидание не то с египетской, не то с иранской исполнительницей "танца живота" по имени Сивана, которая обещала рассказать мне о самых подходящих драгоценностях для пупка. И даже собирался принести собственные драгоценности.
      А вместо этого я оказался здесь.
      Здесь, благодаря совершенно очаровательной Зазу, юному созданию с непредсказуемым мышлением и потрясающей фигуркой. Я оказался жертвой ее вымогательства. Она задурила мне голову, говоря попросту, я не смог отвертеться.
      Ближе к делу.
      Лилли распахнула свои огромные глаза, осмотрелась, увидела меня и слегка покачала головой справа налево, отреагировав таким образом на мой приподнятый в честь нее бокал. Я указал на ее костюмерную в конце клубного коридора, и она согласно кивнула, заканчивая свою песню и широко раскинув руки. Возможно потому, что ей нравилось демонстрировать свою потрясающую грудь, которая казалась мне чертовски привлекательной и, конечно же, всем остальным мужчинам в зале, глазевшим на нее блестящими глазами и раздувающимися ноздрями.
      Однако один из парней рядом с Домино глазел не на Лилли, а на меня. Он отвернулся, но тут же медленно повернулся вновь.
      Я уже говорил, что еще не встречался ни с одним из этой четверки, но меня довольно хорошо знают в городе и его округе, в особенности в преступном мире. К тому же меня не трудно узнать даже в темную туманную ночь.
      Этот тип был как-то несуразно широк и телом и головой. Особенно нелепо выглядело его лицо: расстояние от скулы до скулы намного превосходило расстояние от скулы до подбородка, как если бы его неоднократно сдавливали и утрамбовывали. Судя по лисьему выражению, он постоянно помнил об этих операциях, которые не доставляли ему удовольствия.
      Наконец он отвернулся и заговорил с соседом справа, тщедушным седовласым созданием лет на двадцать старше плоскоголового. Я бы дал тому лет пятьдесят. Толстяку было лет тридцать, как и мне.
      Некоторое время четверка за этим столом пялила на меня глаза, не скрывая своего интереса. Но ни один из них не помахал мне приветливо рукой.
      Я допил свой бурбон, отодвинул стул и направился в дальнюю половину клуба. Маленькая тесная уборная Лилли находилась в конце темного узкого холла, желтый свет из ее открытой двери падал ярким пятном на пол.
      – Привет, Лилли, – сказал я. – Ты сегодня великолепна. Как и всегда.
      Она оторвалась от зеркала над туалетным столиком и повернулась ко мне с улыбкой.
      – Откуда тебе знать? Ты же присутствовал на половине одного номера, Шелл!
      – Зато я слышал, как дышит публика. И видел, как глаза у мужчин лезут на лоб. Я чувствовал, что... Этого я тебе не скажу.
      Она засмеялась.
      – Ты мне нравишься, Шелл. Я не верю ни одному твоему слову, но мне приятно тебя слушать. Однако, могу поспорить, что ты пришел сюда не для того, чтобы мне сообщить все это.
      – Нет, к сожалению. Есть дело. Хотел бы расспросить тебя о некоторых постоянных посетителях. О'кей?
      Ее большие голубые глаза немного сощурились, подкрашенные веки опустились. Я чувствовал, что она догадывается, кто меня интересует, но все же ответила: "О'кей".
      Лилли Лорейн была высокой, внешне горячей особой с чертиками в глазах и губами, которые ей здорово помогали вложить жар в джазовые мелодии. Тоненькой я бы ее не назвал, но даже те, которые считали, что ей невредно было бы сбросить лишний вес, я не был в их числе, должны были согласиться, что каждый грамм отличался исключительным здоровьем и находился именно там, где и полагалось.
      Ей было под тридцать. Ее кожа напоминала крем, а волосы были цвета персика. Длинные ноги, крутые бедра подчеркивались тоненькой талией, которой обычно отличаются женщины, носящие "грации", только ей она не требовалась. Все это делало ее неотразимой.
      На ней было голубое платье под цвет глаз с большим вырезом на груди, чтобы каждому было ясно, что она не признает никаких бюстгальтеров, ибо не нуждается в исправлении того, чем наделила ее природа.
      Да, наши взгляды и вкусы с Лилли совпадали во всем, за исключением одного момента: она обожала всякого рода худов, в то время как я их не выносил. Являясь "антихудом", я оказался парнем не ее круга. Но мы с ней были на дружеской ноге, частенько вместе выпивали и весело болтали, но не больше. Я был для нее, видимо, слишком пресным, общение же со всякого рода мерзавцами ее возбуждало. Возможно, все дело было в давно известной истине, что запретный плод сладок. К тому же имела место известная доля бравады.
      Я сказал:
      – Когда пару месяцев назад банда Александера перестала здесь толкаться, я подумал, что, возможно...
      – Я бы не хотела, чтобы ты называл их бандой.
      – Все мошенники намерены оставить в покое "Джаз Пэд" и...
      – Ты не должен называть их мошенниками.
      – Дорогая, Александер и его ребята образуют крепкую группу обманщиков и мошенников, которую иначе не назовешь, как бандой. Поскольку их невозможно считать честными людьми даже с большими оговорками, то почему тебе не нравится, что я называю их бандой гангстеров?
      Она пожала плечами.
      Я продолжал:
      – Так или иначе, но, как я понимаю, вот уже неделю, если не больше, здесь все время ошивается новая банда.
      – Полагаю, ты имеешь в виду Домино?
      – Правильно. И поскольку ты девушка, которая притягивает мужские глаза посильнее магнита, то могу поспорить, что ты, коли пожелаешь, сможешь мне кое-что рассказать о Домино и его своре бандитов.
      Она снова пожала плечами, глядя в потолок, а я подумал, что бы ей такое сказать, чтобы заставить пожать плечами, но не стал искать подсказки на потолке.
      Внезапно Лилли произнесла:
      – Да, они здесь околачиваются дней десять. Я бы сказала, симпатичные парни.
      – Потрясающе!
      – Меня пробирает дрожь, когда я говорю с ними.
      – Черт возьми, тебя пробирает дрожь!
      – Они собираются стать большими людьми в нашем городе, так они мне сказали.
      – Помнится, они никогда не были мелкими сошками, об этом тоже они сказали тебе?
      – Точно. И, очевидно, не мне одной. У них грандиозные планы, о которых они говорили со многими людьми.
      – Продолжай.
      – Как я понимаю, это не тайна.
      – Видимо, нет.
      – Во всяком случае, они не делают из этого секрета. Они говорят, что подчинят себе весь Лос-Анджелес.
      – Говори помедленней. Я не совсем понимаю...
      – Я вообще-то думаю, что они шутят.
      – Тебе лучше знать.
      – И позволь тебе кое-что о них сказать, Шелл.
      – Валяй!
      – Они не просто серьезны, они могут осуществить свои планы. Поверь, таких напористых людей я еще никогда не видела... По-настоящему несгибаемые и целеустремленные.
      – Я этому не верю.
      – Тебе лучше поверить. Боюсь, что если ты встанешь у них на пути, они тебя застрелят.
      – Одну минуточку. Похоже, я схожу с ума. Да, наверное именно это и происходит. Оно и неплохо. Фактически, даже весьма здорово. Говори дальше. Я всегда вел рискованный образ жизни. Почему? Почему они меня застрелят?
      – Просто им нужен весь город, только и всего. И они говорят, что никто и ничто их не остановит.
      – Потрясающе!
      – Почему ты так заинтересовался?
      – Я всегда был любопытным. С раннего детства.
      – Я имею в виду заинтересовался ими?
      – Ну, они же бросаются в глаза. Такие колоритные фигуры. Черт побери, ты задала мне странный вопрос.
      – Они же пробыли тут немногим более недели. Возможно, дней десять. Прилетели откуда-то издалека.
      – Ха!
      – Вроде бы из Питсбурга или из города с похожим названием. Но, полагаю, ты все это уже знаешь.
      – Нет. И мне кажется, ты морочишь мне голову, тогда... Нет, этого не может быть.
      – Я говорю тебе только то, что слышала от них. Они говорят об этом совершенно открыто, Шелл.
      – Серьезно? Ты не думаешь, что они скажут такое и мне, а?
      – Почему нет? Но будь осторожен, разговаривая с ними.
      – Раз ты предупреждаешь...
      – Я думаю, что они, возможно, уже убили одного человека.
      – Полагаю, такое могло случиться.
      – Ты собирался что-то предпринять по отношению к ним сегодня вечером, Шелл? Поэтому ты здесь?
      – Ну... я немного сбит с толку. Ты говоришь, они прилетели из Питсбурга?
      – Так я поняла.
      – Не хочешь ли ты сказать, что это ты их вызвала?
      – Нет, конечно! Я раньше их не знала. Это была их собственная идея.
      – Ты мне морочишь голову.
      – Почему ты снова это повторяешь? Ты сегодня какой-то другой, Шелл. Сам не свой.
      – Наверное, так оно и есть. Это не я, а кто-то другой. Я бы не стал слушать всю эту ерунду, которую ты...
      Лилли обиделась.
      – Зови это ерундой, если тебе угодно. Но я все это слышала от самого Никки. То есть, от Домино. А он главарь их банды, как ты считаешь.
      – Домино. Ага. Помолчи минуту. Ясно, до меня дошло. Конечно, моя старая пята, моя всегдашняя ахиллесова пята.
      – Ахиллесова пята?
      – Да. Все дело в том, что ты тогда пожала плечами, ну и я стал думать совсем о другом. Но теперь я вернулся, снова стал сам собою.
      Я помолчал, задумавшись.
      – В известной степени мне жаль... Я предвкушал долгий разговор...
      Она прервала меня:
      – Почему ты заинтересовался Никки? Из-за полиции? Или тебя науськал твой приятель капитан?
      Она знала Фила Сэмсона, капитана из Центрального отдела по расследованию убийств. Знала, что он мой лучший друг, который вместе со многими своими сотрудниками частенько помогал мне, когда я работал по делу.
      Я сказал:
      – Нет, Лилли, полиция тут ни при чем. Клиент, можно сказать, нанял меня, чтобы я, если удастся, разделался с бандой Домино. Во всяком случае, я намерен сделать все, что в моих силах, чтобы отправить кое-кого из них на тот свет. Или, как минимум, сделать этот город для них настолько непривлекательным, чтобы они убрались отсюда раз и навсегда.
      Я подмигнул:
      – Улетели назад в Питсбург.
      Я тут же перестал улыбаться, подумав, не сказал ли я слишком много. Возможно, Лилли разболтала о намерениях Домино в надежде, что я проболтаюсь и сообщу нечто важное, что она позднее передаст Никки?
      Я в этом сомневался, но такую возможность нельзя было полностью отвергать. Я был не в ее вкусе, а вот Никки мог ей нравиться.
      Я медленно оценивал то, что она сказала мне о нем и что нужно было бы еще у нее узнать.
      Но тут Лилли удивленно произнесла:
      – Шелл, мне казалось, что ты закрыл за собой дверь, когда сюда вошел.
      – Я опре...
      Я оглянулся.
      Дверь я закрыл, но сейчас она была полуоткрыта на дюйм. Минуту или две назад я мог бы задуматься, не слушает ли кто-нибудь под дверью, но не теперь. Если кто-то прижался ухом к образовавшейся щели, то единственное, чего мне хотелось, это щелкнуть наглеца по носу.
      У меня сразу же непроизвольно напряглись ножные мышцы, когда распахнулась дверь и Никки Домейно просунул внутрь голову, приветливо кивнул мне и обратился к Лилли:
      – Не мог бы я поговорить с тобой минуточку, ласточка?
      Голос у него был слаще меда. Поколебавшись, она ответила:
      – Конечно, Никки, – и поднялась.
      Я тоже поднялся. Домино распахнул перед ней дверь, и она вышла.
      Секунд через десять она вернулась, за ней шагало двое молодчиков. Один из них был широкоплечий, толстощекий, плоскоголовый с мрачной физиономией. Другой, четвертый из компании Домино, высокий, узкобедрый тип, сидевший справа от Домино. У него было бледное лицо и небольшая родинка на левой щеке. В общем лицо было ничем не примечательно, если бы не глаза.
      Я раньше не видел этих глаз, но мне доводилось видеть немало им подобных. Они были глубокими, пустыми, как космическое пространство, и холодными, как центр преисподней, я считаю, что там должно быть холодно. Огонь – это энергия, энтузиазм, сила, теплота. Ничего этого не было в этих глазах, никакого намека на человеческое тепло. Можно было подумать, что они похищены у трупа.
      Он тоже был молод, не старше двадцати пяти лет. Я подумал о том, что могло за это время сделать эти глаза такими ледяными.
      Заговорил Домино, его голос все еще звучал приторно, сладко:
      – Вы ведь Шелл Скотт, не так ли?
      – Правильно.
      Я сделал шаг назад, чтобы иметь возможность видеть всех троих одновременно. Домино стоял примерно в ярде справа от меня, плоскоголовый рядом с ним напротив меня, а "холодная рыба" – примерно в ярде слева, руки были скрещены у него на груди – наполеоновская поза.
      – Ну, я знаю вас, Скотт. Мы находимся, фигурально выражаясь, по разные стороны баррикад.
      – Угу, так мне говорили.
      – Мне пришлось услышать то, что вы говорили Лилли, прежде чем я вошел.
      – Да, совершенно случайно, очевидно?
      – Совершенно верно. Вернулся, чтобы повидать Лилли. Не знал, что у нее кто-то есть. Да и вообще я услышал лишь самый конец разговора, к тому же я из тех людей, которые считают, что беседа куда лучше драки или стрельбы. Правильно?
      – До сих пор все разумно.
      – Если ты занят переговорами, значит ты не стреляешь, верно?
      – Да, для этого существует ООН. Итак?
      – Я не хочу никаких конфликтов с вами, Шелл. У вас известная репутация. Про вас знают даже в том месте, откуда я приехал. Мне просто хочется, чтобы всюду царил мир и дружба, давайте все жить в полном согласии и счастье.
      – Мир – это изумительно.
      Я вовсе не пришел в такой восторг, как ему, очевидно, хотелось. Я подозрительный сукин сын. Не верю решительно ничему, что мне говорят люди. Если это худы. Или же лжецы.
      Поэтому я продолжал:
      – Итак, вы вернулись сюда, чтобы сообщить мне об этом? Не так ли? Вы и двое ваших приятелей. Получается всего трое.
      Раздраженное выражение промелькнуло на его красивом лице. Красивом в смысле смазливом... как у сводника. Разумеется, у него были шикарные черные волосы, волнистые, как шторм на море, но, к сожалению, излишне щедро покрытые бриллиантином. Римский нос, но тонковатый. Полные губы, крупные белые зубы, хороший подбородок. В отдельности в его наружности не было ничего плохого, но собранные воедино черты физиономии говорили о слабоволии. Не знаю, возможно, я был необъективен, завидуя тому, что он гораздо красивее меня. Впрочем, последнее едва ли, потому что практически любой мужчина – красивее меня.
      – Вы болтливый хвастун, верно?
      – Так некоторые считают.
      На его физиономии вновь появилось благодушное выражение.
      – Впрочем, это не имеет значения. Говорю вам правду: мы не хотим неприятностей ни с вами, ни с кем-либо другим. Я привел с собой ребят, чтобы вы с ними познакомились, узнали, кто они такие, чтобы впредь все было ясно.
      Помолчав, он спросил:
      – Полагаю, вам известно, что я Никки Домейно?
      Я кивнул.
      – Вот это Чарльз.
      Он кивнул на ширококостную мускулистую "обезьяну".
      – Чарльз Хейвер. Обычно его называют Чанком, толстым локтем. Возможно, вы слышали о нем?
      – Нет, не доводилось.
      Чанк глуповато улыбнулся и протянул руку:
      – Вы отвечайте напрямик... Никто из нас не хочет неприятностей.
      Возможно, эти парни говорили искренне, но я сильно в этом сомневался. Однако пожал ему руку. Сначала, разумеется, хорошенько уперся ногами в пол, потом захватил его пальцы, чтобы он не смог сжать мою, а сам уголком глаза наблюдал за Домино.
      Ничего подозрительного.
      Как я уже говорил, я человек недоверчивый. Возможно, излишне недоверчивый.
      – А вон там Джей, – продолжал Домино, – Джей Верм.
      Я взглянул на Джея, который быстро направился ко мне. Слишком быстро. Я мог по-прежнему уделять внимание Домино вместо того, чтобы отвлечься на это неожиданное передвижение, если бы в этот момент у меня в голове не промелькнула новая мысль. Домино сказал, что он захватил с собой этих двух "обезьян", чтобы я мог с ними познакомиться, а за секунду до этого заявил, что он не знал, что кто-то был у Лилли. Так как же он мог привести их познакомиться со мной, если он не знал, что я здесь?
      Но было не время заниматься умственными загадками и уделять все свое внимание Джею Верму. Комбинация моих раздумий и его неожиданное движение заставили мои глаза взглянуть на него и задержаться лишнюю секунду, так что я оказался спиной к Домино.
      Именно этого и ждал сладкоречивый Никки Домейно. Ему нужен был мой затылок. И он получил его. Я буквально подставил его ему. Я услышал не то свист, не то взмах, который исходил либо от его одежды, либо от движения воздуха. Не знаю. Но потом я уже не слышал, я чувствовал. Удар обрушился мне на голову, и невероятная боль пронзила от спины все мое тело до самых ног.
      Я знал, что колени у меня подогнулись, но я этого не почувствовал, только ощутил удар, когда упал на пол. Джей не остановился. Размахнувшись, он ударил меня носком ботинка по ребрам. Свою долю внес, разумеется, и Чанк. Я стоял почти прямо на коленях, но когда его огромный кулак пришелся мне в правое ухо, я свалился.
      Не знаю, отключился ли я на какое-то время или нет, но следующим номером было лицо Никки Домейно возле моего, которое как бы летало в воздухе. Он нежно улыбался, а голос его был мягким и сладким:
      – Я же вам сказал, что мы не хотим никаких неприятностей, Скотт. Но, возможно, вы не поняли, что я имел в виду. Теперь понимаете?
      Должно быть, я лежал на боку, потому что почувствовал острую боль в спине. Вероятно, снова носок того же ботинка. В тот момент я еще неясно соображал. Меня мучил другой вопрос: как бы добраться до Домино. Но я не чувствовал своих рук.
      – Я не люблю неприятностей, особенно с полицией, Скотт. Поэтому я ненавижу убивать людей, это слишком накаляет обстановку, а я пытаюсь этого избежать, ясно? Вот почему вы еще не мертвы. Уйдите с моей дороги, не вмешивайтесь в мои дела, иначе в следующий раз вы умрете. Поняли?
      Я все же ощутил одну руку, выпрямил ее, хотя пальцы меня не слушались, и попытался вцепиться ему в глаза.
      Это мне не удалось сделать, я всего лишь поцарапал ему щеку, оставив на ней довольно глубокую борозду. Я видел, как она быстро наполнилась кровью.
      Увидел также и свинчатку. Потом все растаяло. Боль утихла и исчезла. Вокруг меня сгустилась темнота, все исчезло из глаз.
      Мир и покой – удивительное состояние.

      Покой закончился. Война вот-вот должна быть объявлена.
      Я добрался до своей машины и плюхнулся на переднее сиденье. Минут двадцать я почти не шевелился, только ощупывал больные места, но одну вещь мне удалось сделать: я сумел сесть.
      Вроде бы все кости были целы, не считая головы.
      По крайней мере, они не убили меня. Более того, у меня под мышкой слева в кобуре все еще находился мой кольт 38-го калибра. И машина была моя – небесно-голубой "кадиллак" с откидным верхом.
      Значит они не были совсем плохими, всего лишь на девяносто девять процентов.
      Стрелки часов приближались к двадцати трем часам. Значит я отсутствовал почти три часа.
      Я посидел в машине еще немного, затем вылез наружу и, подумав, обошел ее кругом пару раз, ну, а водить ее я умею?! Пистолет у меня был заряжен. Я сунул его себе в карман пиджака, придерживая рукой, и вернулся обратно в "Джаз-Пэд".
      Столик Домино, как я и предполагал, был пуст. Их не было видно. Я вернулся в машину, завел ее и проехал фута три, затем вылез и взглянул на покрышки.
      Нет, я ошибся, говоря о девяноста девяти процентах, все сто, без сомнения.
      Четыре колеса выглядели такими плоскими, как моя голова. Даже более, потому что на голове было много шишек. Эти подонки не просто выпустили воздух. Острым ножом они искромсали покрышки, приведя их в полную негодность.
      Я сел за руль, посидел немного, закуривая сигарету и проклиная последними словами Домино и его молодчиков.
      Потом задумался. Как я угодил в эту историю? Почему я в нее угодил?
      Ах да, Зазу. Милая маленькая Зазу.
      Мне кажется, что на моей физиономии было точно такое же тупое выражение, как на физиономии Чанка. Во всяком случае, я сидел и вспоминал, какие грандиозные планы были на этот вечер. Пока не вмешалась Зазу...
      В 6.30 за окнами отеля "Спартанский" было уже темно, и все, включая меня, было готово к встрече с Сиваной, хотя до встречи оставался целый час. Эта несравненная исполнительница "танца живота" пока еще не была моею. Познакомился я с ней накануне поздно вечером в одном злачном месте.
      Во время одного особо эффектного движения внезапно отскочил ее рубин и покатился к моим ногам. Естественно, я подобрал его и сохранил для нее. Это было нетрудно сделать. К тому времени, когда она явилась за своей драгоценностью, я выяснил у бармена, что пьет Сивана, если пьет, и на моем столе ее ожидали два больших бокала "Талого жемчуга". Ну и два бокала бурбона с водой для меня.
      После того, как все было выпито, Сивана поведала мне, что она владеет абсолютным контролем над мышцами, что ее рубин никогда бы не отскочил от тела, если бы она сама его не вытолкнула. Она умела даже откинуть его в желанном направлении.
      – Абсолютный мышечный контроль? – сказал я, – тогда приходите в мою холостяцкую квартиру и не забудьте свой рубин, я раздобуду широко распространенную детскую игру в шарики, мы посостязаемся. – Как ни странно, это предложение показалось ей заманчивым.
      – Будет интересно, – заявила она.
      – Надеюсь, что да. Возможно, получится черт знает какая увлекательная игра, какой еще не видел Лос-Анджелес.
      – Что входит в "Талый жемчуг"? – спросил я у нее.
      – Молоко.
      – Молоко? Господи, вы пьете молоко?
      Только, когда работает. А завтра вечером она выпьет мартини. Сумею ли я смешать коктейль? Ха, сумею ли я смешать коктейль! Я сумею смешать такой мартини, что ее рубин выскочит сам по себе. Надо же задать такой нелепый вопрос...
      Но у нее будет всего лишь пара часов. Придется участвовать в десятичасовом шоу. Ух, пара часов. Ну... О'кей, значит мы начнем с пары часов.
      Так я думал в моей безукоризненно аккуратной квартирке в "Спартанском". Я сам все привел в порядок, купил изысканную закуску в ближайшей лавке деликатесов, выбрал несколько пластинок, которые, как мне казалось, должны прийтись по вкусу исполнительнице "танца живота", и смешал большой графин мартини. Графин, из которого я удалил весь лед, и один бокал коктейля, теперь охлаждался в моем холодильнике. Минус один бокал, потому что я испробовал творение своих рук и нашел его вполне пригодным.
      Оно начало играть у меня в животе, как сверкающий рубин. Я вошел в гостиную и приподнял пылесосом густой ворс на моем золотисто-желтом ковре, передвинул два кожаных пуфика на другие места, чтобы получился более элегантный ансамбль, затем опустился на низкий диван. На кофейном столике перед диваном на черном бархатном квадрате лежал, поражая своим великолепием, большой круглый агат. Я хотел, чтобы Сивана сразу поняла, что я не морочил ей голову, говоря об игре в шарики. Пусть поймет, что мне можно верить.
      Время тянулось так медленно, как будто его кто-то оттягивал назад. Через несколько минут я налил себе второй мартини.
      Клинг-клонг.
      Звонок в дверь моей квартиры.
      Я сообщил ей, где я живу. Она приехала рано. На целых полчаса раньше, чем я ожидал. Превосходно. Она даже не стала дожидаться, когда я за ней заеду. Сейчас еще не было семи.
      Я подбежал к двери и распахнул ее.
      – Добрый вечер, мистер Скотт.
      Это была не Сивана. Я не знал эту особу. Впрочем, меня это не трогало, раз это не Сивана.
      На пороге стояла маленькая блондинка и смотрела на меня ласковыми карими глазами. Возможно, "маленькая" – неподходящее слово. Вообще-то она была среднего роста, и не исключено, что у нее была хорошая фигурка. Но скрытая под белым пальто, застегнутым до самой шеи и маняще приподнимающимся у нее на груди. Просто она была совсем юная. Не старше двадцати, скорее всего, ей было девятнадцать. Черты лица у нее были правильные, и если бы она хоть немного подкрасилась, то не казалась бы таким робким мышонком.
      Я спросил с надеждой:
      – Вы не ошиблись квартирой, а?
      – Нет. Мне очень нужно с вами поговорить, мистер Скотт.
      – О чем?
      – Могу ли я войти? Пожалуйста.
      Я колебался, но мой домашний телефон и служебный имеются в городском справочнике, а на одной из желтых страниц к тому же, мое объявление. Вдобавок, у меня еще оставалось полчаса. Поэтому я мог уделить ей минут десять – пятнадцать.
      – О'кей.
      Я отступил в сторону и запер за нею дверь, когда она прошла в прихожую.
      Она уселась на диван, я же плюхнулся на один из пуфиков.
      – По какому поводу вы хотели меня видеть, мисс?
      – Потому что вы детектив. И хороший. Мне много про вас известно, мистер Скотт. Я считаю вас лучшим детективом в Лос-Анджелесе и, честное слово, уверена, что вы в состоянии сделать то, что не смог бы выполнить ни один человек на целом свете.
      Она говорила с покоряющим энтузиазмом школьницы, рассуждающей о произведениях своего любимого поэта. Мне, конечно, было лестно все это слышать, но между нею и мной лежал на кофейном столике агат, приготовленный для игры с Сиваной.
      Я сказал:
      – Благодарю вас. Какого рода задачу вы припасли для меня?
      – Я хочу, чтобы вы помогли моему папе.
      – Угу. Что за проблема у вашего папы и что именно, по вашему мнению, я смогу сделать для него?
      – Ну, он бизнесмен. А кое-какие другие бизнесмены пытаются вытеснить его из дела.
      Все, что она говорила, звучало крайне драматично, было усеяно восклицательными знаками. Теперь я уже видел, что она была хитрым мышонком. Живая, с красивым голосом, массой энергии и воодушевления. Если ей искусно добавить немного макияжа, она вообще была бы неотразимой. Но она была слишком юной. Особенно для меня.
      Правда мне самому всего тридцать. Не так давно, когда я занимался делом Джонни Троя, один негодяй убил в моей квартире молоденькую девушку. Сначала изнасиловал, а потом убил. Друзья этого подонка распустили слухи, что это моих рук дело, и хотя позднее мне удалось доказать лживость этого обвинения, а также застрелить убийцу, мне тогда пришлось не сладко! После этого я веду себя крайне осторожно, во всяком случае, на публике, в городе меня видят только в обществе вполне зрелых красоток.
      Сиване, к примеру, было двадцать три – двадцать четыре, если не двадцать пять. Да, Сивана... Пора кончать этот разговор и отправить девочку к папе-неудачнику.
      – Послушайте, дорогая, – заговорил я ласково, – ведь вы обратились не по адресу. Это не мой профиль. Обычно я работаю по делам о насилии или шантаже, расследую убийства. Вмешиваться в нормальную деловую конкуренцию? Нет, спасибо, это не моя стихия.