Когда я прошел через стеклянную огромную дверь "Джаз Пэда", Лилли Лорен пела голосом, дрожащим от эмоций, слова падали в прокуренный воздух, как искры.
      Она стояла в центре небольшой танцевальной площадки в голубом луче прожектора, ее голова была откинута назад, глаза закрыты, губы целовали согласные и как будто кусались при низких гортанных гласных. Она была замечательной певицей, и, когда начала "Люби меня, или оставь меня", все затаили дыхание.
      Это был прекрасный вечер середины марта. До настоящей весны в остальном Лос-Анджелесе оставалось несколько дней, но здесь, в "Джаз Пэде", уже царило знойное лето. Лилли вливала в уши своих слушателей "оставь меня для кого-то другого", но никто из ее почитателей мужского пола, разумеется, не согласился бы на это.
      Я узнал Домино по его любительским снимкам.
      Он сидел за боковым столом в компании трех других парней, высокий красивый дамский угодник и сердцеед. С другой стороны, с точки зрения мужчин его правильнее было бы назвать просто убийцей. У него были блестящие вьющиеся волосы, которые женщинам очень нравится пропускать через свои пальцы не только на руках, но и на ногах. Так они мне сами говорили.
      Мои собственные волосы я беспощадно стригу, когда они достигают длины в один дюйм, так что едва ли в них можно запустить женские ручки. Кроме того, они белые и жесткие, как щетина. И...
      Ладно, вернемся к Домино.
      Никки Домейно, которого все на скачках называли Домино, пожирал Лилли глазами человека, получившего от нее приглашение и пославшего в ответ записку: "Ты и я, мы оба, крошка!" Нельзя сказать, что у него был вид хулигана или худа, как принято величать таких людей в нашем городе. Но трое его приятелей выглядели настоящими худами.
      Я их не знал. Кстати, Домино я тоже не знал. То есть, до сих пор мы не сталкивались. Например, я знал, что, возможно, он сегодня уже убил одного парня. Я не был уверен, но это казалось вполне вероятным. Что касается жертвы, то этот парень наверняка был мертв: в него всадили четыре пули.
      – Бурбон и содовую, Шелл?
      Шелл – это я. Шелл Скотт.
      Я оглянулся на бармена.
      – Да, как обычно. Благодарю.
      Он знал мои вкусы. Я бывал здесь и раньше. Поразвлечься, Но сегодня я пришел по делу. Моя забота – парни типа Никки Домейно и трех "обезьян" вместе с ним.
      Я – частный детектив, офис – на Бродвее, на окраине Лос-Анджелеса, трехкомнатная холостяцкая квартира с ванной – в Голливуде. Я высокого роста, поджарый, у меня загорелое лицо, про волосы вы уже знаете: они цвета зимы, отнюдь не мягкие и никогда не бывают длинными. Вас интересует все остальное? Пожалуйста! Серые глаза под светлыми кустистыми бровями, едва заметный шрам над правым глазом, от мочки левого уха отстрелен небольшой кусочек, что, как я считаю, уравновешивает недостатки, и нос, который мне казался даже красивым, пока его не сломали.
      Ах да, я же рассказывал вам о Никки Домейно.
      Он был одет в черный костюм, который, вероятно, приобрел за двести пятьдесят долларов, белую рубашку с воротником, который только что не полностью скрывал его уши, и белый шелковый галстук с искоркой.
      Он походил на щеголя, который с удовольствием вырядился бы в шорты с монограммой. Или даже в шелковое белье, на котором полностью вышито его имя. И, возможно, его портрет. Портрет в шортах.
      Вы уже догадались, что к Никки Домейно я не питаю дружеских чувств.
      Более того, это был не самый приятный и веселый вечер за всю неделю. Я-то предвкушал ночное свидание не то с египетской, не то с иранской исполнительницей "танца живота" по имени Сивана, которая обещала рассказать мне о самых подходящих драгоценностях для пупка. И даже собирался принести собственные драгоценности.
      А вместо этого я оказался здесь.
      Здесь, благодаря совершенно очаровательной Зазу, юному созданию с непредсказуемым мышлением и потрясающей фигуркой. Я оказался жертвой ее вымогательства. Она задурила мне голову, говоря попросту, я не смог отвертеться.
      Ближе к делу.
      Лилли распахнула свои огромные глаза, осмотрелась, увидела меня и слегка покачала головой справа налево, отреагировав таким образом на мой приподнятый в честь нее бокал. Я указал на ее костюмерную в конце клубного коридора, и она согласно кивнула, заканчивая свою песню и широко раскинув руки. Возможно потому, что ей нравилось демонстрировать свою потрясающую грудь, которая казалась мне чертовски привлекательной и, конечно же, всем остальным мужчинам в зале, глазевшим на нее блестящими глазами и раздувающимися ноздрями.
      Однако один из парней рядом с Домино глазел не на Лилли, а на меня. Он отвернулся, но тут же медленно повернулся вновь.
      Я уже говорил, что еще не встречался ни с одним из этой четверки, но меня довольно хорошо знают в городе и его округе, в особенности в преступном мире. К тому же меня не трудно узнать даже в темную туманную ночь.
      Этот тип был как-то несуразно широк и телом и головой. Особенно нелепо выглядело его лицо: расстояние от скулы до скулы намного превосходило расстояние от скулы до подбородка, как если бы его неоднократно сдавливали и утрамбовывали. Судя по лисьему выражению, он постоянно помнил об этих операциях, которые не доставляли ему удовольствия.
      Наконец он отвернулся и заговорил с соседом справа, тщедушным седовласым созданием лет на двадцать старше плоскоголового. Я бы дал тому лет пятьдесят. Толстяку было лет тридцать, как и мне.
      Некоторое время четверка за этим столом пялила на меня глаза, не скрывая своего интереса. Но ни один из них не помахал мне приветливо рукой.
      Я допил свой бурбон, отодвинул стул и направился в дальнюю половину клуба. Маленькая тесная уборная Лилли находилась в конце темного узкого холла, желтый свет из ее открытой двери падал ярким пятном на пол.
      – Привет, Лилли, – сказал я. – Ты сегодня великолепна. Как и всегда.
      Она оторвалась от зеркала над туалетным столиком и повернулась ко мне с улыбкой.
      – Откуда тебе знать? Ты же присутствовал на половине одного номера, Шелл!
      – Зато я слышал, как дышит публика. И видел, как глаза у мужчин лезут на лоб. Я чувствовал, что... Этого я тебе не скажу.
      Она засмеялась.
      – Ты мне нравишься, Шелл. Я не верю ни одному твоему слову, но мне приятно тебя слушать. Однако, могу поспорить, что ты пришел сюда не для того, чтобы мне сообщить все это.
      – Нет, к сожалению. Есть дело. Хотел бы расспросить тебя о некоторых постоянных посетителях. О'кей?
      Ее большие голубые глаза немного сощурились, подкрашенные веки опустились. Я чувствовал, что она догадывается, кто меня интересует, но все же ответила: "О'кей".
      Лилли Лорейн была высокой, внешне горячей особой с чертиками в глазах и губами, которые ей здорово помогали вложить жар в джазовые мелодии. Тоненькой я бы ее не назвал, но даже те, которые считали, что ей невредно было бы сбросить лишний вес, я не был в их числе, должны были согласиться, что каждый грамм отличался исключительным здоровьем и находился именно там, где и полагалось.
      Ей было под тридцать. Ее кожа напоминала крем, а волосы были цвета персика. Длинные ноги, крутые бедра подчеркивались тоненькой талией, которой обычно отличаются женщины, носящие "грации", только ей она не требовалась. Все это делало ее неотразимой.
      На ней было голубое платье под цвет глаз с большим вырезом на груди, чтобы каждому было ясно, что она не признает никаких бюстгальтеров, ибо не нуждается в исправлении того, чем наделила ее природа.
      Да, наши взгляды и вкусы с Лилли совпадали во всем, за исключением одного момента: она обожала всякого рода худов, в то время как я их не выносил. Являясь "антихудом", я оказался парнем не ее круга. Но мы с ней были на дружеской ноге, частенько вместе выпивали и весело болтали, но не больше. Я был для нее, видимо, слишком пресным, общение же со всякого рода мерзавцами ее возбуждало. Возможно, все дело было в давно известной истине, что запретный плод сладок. К тому же имела место известная доля бравады.
      Я сказал:
      – Когда пару месяцев назад банда Александера перестала здесь толкаться, я подумал, что, возможно...
      – Я бы не хотела, чтобы ты называл их бандой.
      – Все мошенники намерены оставить в покое "Джаз Пэд" и...
      – Ты не должен называть их мошенниками.
      – Дорогая, Александер и его ребята образуют крепкую группу обманщиков и мошенников, которую иначе не назовешь, как бандой. Поскольку их невозможно считать честными людьми даже с большими оговорками, то почему тебе не нравится, что я называю их бандой гангстеров?
      Она пожала плечами.
      Я продолжал:
      – Так или иначе, но, как я понимаю, вот уже неделю, если не больше, здесь все время ошивается новая банда.
      – Полагаю, ты имеешь в виду Домино?
      – Правильно. И поскольку ты девушка, которая притягивает мужские глаза посильнее магнита, то могу поспорить, что ты, коли пожелаешь, сможешь мне кое-что рассказать о Домино и его своре бандитов.
      Она снова пожала плечами, глядя в потолок, а я подумал, что бы ей такое сказать, чтобы заставить пожать плечами, но не стал искать подсказки на потолке.
      Внезапно Лилли произнесла:
      – Да, они здесь околачиваются дней десять. Я бы сказала, симпатичные парни.
      – Потрясающе!
      – Меня пробирает дрожь, когда я говорю с ними.
      – Черт возьми, тебя пробирает дрожь!
      – Они собираются стать большими людьми в нашем городе, так они мне сказали.
      – Помнится, они никогда не были мелкими сошками, об этом тоже они сказали тебе?
      – Точно. И, очевидно, не мне одной. У них грандиозные планы, о которых они говорили со многими людьми.
      – Продолжай.
      – Как я понимаю, это не тайна.
      – Видимо, нет.
      – Во всяком случае, они не делают из этого секрета. Они говорят, что подчинят себе весь Лос-Анджелес.
      – Говори помедленней. Я не совсем понимаю...
      – Я вообще-то думаю, что они шутят.
      – Тебе лучше знать.
      – И позволь тебе кое-что о них сказать, Шелл.
      – Валяй!
      – Они не просто серьезны, они могут осуществить свои планы. Поверь, таких напористых людей я еще никогда не видела... По-настоящему несгибаемые и целеустремленные.
      – Я этому не верю.
      – Тебе лучше поверить. Боюсь, что если ты встанешь у них на пути, они тебя застрелят.
      – Одну минуточку. Похоже, я схожу с ума. Да, наверное именно это и происходит. Оно и неплохо. Фактически, даже весьма здорово. Говори дальше. Я всегда вел рискованный образ жизни. Почему? Почему они меня застрелят?
      – Просто им нужен весь город, только и всего. И они говорят, что никто и ничто их не остановит.
      – Потрясающе!
      – Почему ты так заинтересовался?
      – Я всегда был любопытным. С раннего детства.
      – Я имею в виду заинтересовался ими?
      – Ну, они же бросаются в глаза. Такие колоритные фигуры. Черт побери, ты задала мне странный вопрос.
      – Они же пробыли тут немногим более недели. Возможно, дней десять. Прилетели откуда-то издалека.
      – Ха!
      – Вроде бы из Питсбурга или из города с похожим названием. Но, полагаю, ты все это уже знаешь.
      – Нет. И мне кажется, ты морочишь мне голову, тогда... Нет, этого не может быть.
      – Я говорю тебе только то, что слышала от них. Они говорят об этом совершенно открыто, Шелл.
      – Серьезно? Ты не думаешь, что они скажут такое и мне, а?
      – Почему нет? Но будь осторожен, разговаривая с ними.
      – Раз ты предупреждаешь...
      – Я думаю, что они, возможно, уже убили одного человека.
      – Полагаю, такое могло случиться.
      – Ты собирался что-то предпринять по отношению к ним сегодня вечером, Шелл? Поэтому ты здесь?
      – Ну... я немного сбит с толку. Ты говоришь, они прилетели из Питсбурга?
      – Так я поняла.
      – Не хочешь ли ты сказать, что это ты их вызвала?
      – Нет, конечно! Я раньше их не знала. Это была их собственная идея.
      – Ты мне морочишь голову.
      – Почему ты снова это повторяешь? Ты сегодня какой-то другой, Шелл. Сам не свой.
      – Наверное, так оно и есть. Это не я, а кто-то другой. Я бы не стал слушать всю эту ерунду, которую ты...
      Лилли обиделась.
      – Зови это ерундой, если тебе угодно. Но я все это слышала от самого Никки. То есть, от Домино. А он главарь их банды, как ты считаешь.
      – Домино. Ага. Помолчи минуту. Ясно, до меня дошло. Конечно, моя старая пята, моя всегдашняя ахиллесова пята.
      – Ахиллесова пята?
      – Да. Все дело в том, что ты тогда пожала плечами, ну и я стал думать совсем о другом. Но теперь я вернулся, снова стал сам собою.
      Я помолчал, задумавшись.
      – В известной степени мне жаль... Я предвкушал долгий разговор...
      Она прервала меня:
      – Почему ты заинтересовался Никки? Из-за полиции? Или тебя науськал твой приятель капитан?
      Она знала Фила Сэмсона, капитана из Центрального отдела по расследованию убийств. Знала, что он мой лучший друг, который вместе со многими своими сотрудниками частенько помогал мне, когда я работал по делу.
      Я сказал:
      – Нет, Лилли, полиция тут ни при чем. Клиент, можно сказать, нанял меня, чтобы я, если удастся, разделался с бандой Домино. Во всяком случае, я намерен сделать все, что в моих силах, чтобы отправить кое-кого из них на тот свет. Или, как минимум, сделать этот город для них настолько непривлекательным, чтобы они убрались отсюда раз и навсегда.
      Я подмигнул:
      – Улетели назад в Питсбург.
      Я тут же перестал улыбаться, подумав, не сказал ли я слишком много. Возможно, Лилли разболтала о намерениях Домино в надежде, что я проболтаюсь и сообщу нечто важное, что она позднее передаст Никки?
      Я в этом сомневался, но такую возможность нельзя было полностью отвергать. Я был не в ее вкусе, а вот Никки мог ей нравиться.
      Я медленно оценивал то, что она сказала мне о нем и что нужно было бы еще у нее узнать.
      Но тут Лилли удивленно произнесла:
      – Шелл, мне казалось, что ты закрыл за собой дверь, когда сюда вошел.
      – Я опре...
      Я оглянулся.
      Дверь я закрыл, но сейчас она была полуоткрыта на дюйм. Минуту или две назад я мог бы задуматься, не слушает ли кто-нибудь под дверью, но не теперь. Если кто-то прижался ухом к образовавшейся щели, то единственное, чего мне хотелось, это щелкнуть наглеца по носу.
      У меня сразу же непроизвольно напряглись ножные мышцы, когда распахнулась дверь и Никки Домейно просунул внутрь голову, приветливо кивнул мне и обратился к Лилли:
      – Не мог бы я поговорить с тобой минуточку, ласточка?
      Голос у него был слаще меда. Поколебавшись, она ответила:
      – Конечно, Никки, – и поднялась.
      Я тоже поднялся. Домино распахнул перед ней дверь, и она вышла.
      Секунд через десять она вернулась, за ней шагало двое молодчиков. Один из них был широкоплечий, толстощекий, плоскоголовый с мрачной физиономией. Другой, четвертый из компании Домино, высокий, узкобедрый тип, сидевший справа от Домино. У него было бледное лицо и небольшая родинка на левой щеке. В общем лицо было ничем не примечательно, если бы не глаза.
      Я раньше не видел этих глаз, но мне доводилось видеть немало им подобных. Они были глубокими, пустыми, как космическое пространство, и холодными, как центр преисподней, я считаю, что там должно быть холодно. Огонь – это энергия, энтузиазм, сила, теплота. Ничего этого не было в этих глазах, никакого намека на человеческое тепло. Можно было подумать, что они похищены у трупа.
      Он тоже был молод, не старше двадцати пяти лет. Я подумал о том, что могло за это время сделать эти глаза такими ледяными.
      Заговорил Домино, его голос все еще звучал приторно, сладко:
      – Вы ведь Шелл Скотт, не так ли?
      – Правильно.
      Я сделал шаг назад, чтобы иметь возможность видеть всех троих одновременно. Домино стоял примерно в ярде справа от меня, плоскоголовый рядом с ним напротив меня, а "холодная рыба" – примерно в ярде слева, руки были скрещены у него на груди – наполеоновская поза.
      – Ну, я знаю вас, Скотт. Мы находимся, фигурально выражаясь, по разные стороны баррикад.
      – Угу, так мне говорили.
      – Мне пришлось услышать то, что вы говорили Лилли, прежде чем я вошел.
      – Да, совершенно случайно, очевидно?
      – Совершенно верно. Вернулся, чтобы повидать Лилли. Не знал, что у нее кто-то есть. Да и вообще я услышал лишь самый конец разговора, к тому же я из тех людей, которые считают, что беседа куда лучше драки или стрельбы. Правильно?
      – До сих пор все разумно.
      – Если ты занят переговорами, значит ты не стреляешь, верно?
      – Да, для этого существует ООН. Итак?
      – Я не хочу никаких конфликтов с вами, Шелл. У вас известная репутация. Про вас знают даже в том месте, откуда я приехал. Мне просто хочется, чтобы всюду царил мир и дружба, давайте все жить в полном согласии и счастье.
      – Мир – это изумительно.
      Я вовсе не пришел в такой восторг, как ему, очевидно, хотелось. Я подозрительный сукин сын. Не верю решительно ничему, что мне говорят люди. Если это худы. Или же лжецы.
      Поэтому я продолжал:
      – Итак, вы вернулись сюда, чтобы сообщить мне об этом? Не так ли? Вы и двое ваших приятелей. Получается всего трое.
      Раздраженное выражение промелькнуло на его красивом лице. Красивом в смысле смазливом... как у сводника. Разумеется, у него были шикарные черные волосы, волнистые, как шторм на море, но, к сожалению, излишне щедро покрытые бриллиантином. Римский нос, но тонковатый. Полные губы, крупные белые зубы, хороший подбородок. В отдельности в его наружности не было ничего плохого, но собранные воедино черты физиономии говорили о слабоволии. Не знаю, возможно, я был необъективен, завидуя тому, что он гораздо красивее меня. Впрочем, последнее едва ли, потому что практически любой мужчина – красивее меня.
      – Вы болтливый хвастун, верно?
      – Так некоторые считают.
      На его физиономии вновь появилось благодушное выражение.
      – Впрочем, это не имеет значения. Говорю вам правду: мы не хотим неприятностей ни с вами, ни с кем-либо другим. Я привел с собой ребят, чтобы вы с ними познакомились, узнали, кто они такие, чтобы впредь все было ясно.
      Помолчав, он спросил:
      – Полагаю, вам известно, что я Никки Домейно?
      Я кивнул.
      – Вот это Чарльз.
      Он кивнул на ширококостную мускулистую "обезьяну".
      – Чарльз Хейвер. Обычно его называют Чанком, толстым локтем. Возможно, вы слышали о нем?
      – Нет, не доводилось.
      Чанк глуповато улыбнулся и протянул руку:
      – Вы отвечайте напрямик... Никто из нас не хочет неприятностей.
      Возможно, эти парни говорили искренне, но я сильно в этом сомневался. Однако пожал ему руку. Сначала, разумеется, хорошенько уперся ногами в пол, потом захватил его пальцы, чтобы он не смог сжать мою, а сам уголком глаза наблюдал за Домино.
      Ничего подозрительного.
      Как я уже говорил, я человек недоверчивый. Возможно, излишне недоверчивый.
      – А вон там Джей, – продолжал Домино, – Джей Верм.
      Я взглянул на Джея, который быстро направился ко мне. Слишком быстро. Я мог по-прежнему уделять внимание Домино вместо того, чтобы отвлечься на это неожиданное передвижение, если бы в этот момент у меня в голове не промелькнула новая мысль. Домино сказал, что он захватил с собой этих двух "обезьян", чтобы я мог с ними познакомиться, а за секунду до этого заявил, что он не знал, что кто-то был у Лилли. Так как же он мог привести их познакомиться со мной, если он не знал, что я здесь?
      Но было не время заниматься умственными загадками и уделять все свое внимание Джею Верму. Комбинация моих раздумий и его неожиданное движение заставили мои глаза взглянуть на него и задержаться лишнюю секунду, так что я оказался спиной к Домино.
      Именно этого и ждал сладкоречивый Никки Домейно. Ему нужен был мой затылок. И он получил его. Я буквально подставил его ему. Я услышал не то свист, не то взмах, который исходил либо от его одежды, либо от движения воздуха. Не знаю. Но потом я уже не слышал, я чувствовал. Удар обрушился мне на голову, и невероятная боль пронзила от спины все мое тело до самых ног.
      Я знал, что колени у меня подогнулись, но я этого не почувствовал, только ощутил удар, когда упал на пол. Джей не остановился. Размахнувшись, он ударил меня носком ботинка по ребрам. Свою долю внес, разумеется, и Чанк. Я стоял почти прямо на коленях, но когда его огромный кулак пришелся мне в правое ухо, я свалился.
      Не знаю, отключился ли я на какое-то время или нет, но следующим номером было лицо Никки Домейно возле моего, которое как бы летало в воздухе. Он нежно улыбался, а голос его был мягким и сладким:
      – Я же вам сказал, что мы не хотим никаких неприятностей, Скотт. Но, возможно, вы не поняли, что я имел в виду. Теперь понимаете?
      Должно быть, я лежал на боку, потому что почувствовал острую боль в спине. Вероятно, снова носок того же ботинка. В тот момент я еще неясно соображал. Меня мучил другой вопрос: как бы добраться до Домино. Но я не чувствовал своих рук.
      – Я не люблю неприятностей, особенно с полицией, Скотт. Поэтому я ненавижу убивать людей, это слишком накаляет обстановку, а я пытаюсь этого избежать, ясно? Вот почему вы еще не мертвы. Уйдите с моей дороги, не вмешивайтесь в мои дела, иначе в следующий раз вы умрете. Поняли?
      Я все же ощутил одну руку, выпрямил ее, хотя пальцы меня не слушались, и попытался вцепиться ему в глаза.
      Это мне не удалось сделать, я всего лишь поцарапал ему щеку, оставив на ней довольно глубокую борозду. Я видел, как она быстро наполнилась кровью.
      Увидел также и свинчатку. Потом все растаяло. Боль утихла и исчезла. Вокруг меня сгустилась темнота, все исчезло из глаз.
      Мир и покой – удивительное состояние.

      Покой закончился. Война вот-вот должна быть объявлена.
      Я добрался до своей машины и плюхнулся на переднее сиденье. Минут двадцать я почти не шевелился, только ощупывал больные места, но одну вещь мне удалось сделать: я сумел сесть.
      Вроде бы все кости были целы, не считая головы.
      По крайней мере, они не убили меня. Более того, у меня под мышкой слева в кобуре все еще находился мой кольт 38-го калибра. И машина была моя – небесно-голубой "кадиллак" с откидным верхом.
      Значит они не были совсем плохими, всего лишь на девяносто девять процентов.
      Стрелки часов приближались к двадцати трем часам. Значит я отсутствовал почти три часа.
      Я посидел в машине еще немного, затем вылез наружу и, подумав, обошел ее кругом пару раз, ну, а водить ее я умею?! Пистолет у меня был заряжен. Я сунул его себе в карман пиджака, придерживая рукой, и вернулся обратно в "Джаз-Пэд".
      Столик Домино, как я и предполагал, был пуст. Их не было видно. Я вернулся в машину, завел ее и проехал фута три, затем вылез и взглянул на покрышки.
      Нет, я ошибся, говоря о девяноста девяти процентах, все сто, без сомнения.
      Четыре колеса выглядели такими плоскими, как моя голова. Даже более, потому что на голове было много шишек. Эти подонки не просто выпустили воздух. Острым ножом они искромсали покрышки, приведя их в полную негодность.
      Я сел за руль, посидел немного, закуривая сигарету и проклиная последними словами Домино и его молодчиков.
      Потом задумался. Как я угодил в эту историю? Почему я в нее угодил?
      Ах да, Зазу. Милая маленькая Зазу.
      Мне кажется, что на моей физиономии было точно такое же тупое выражение, как на физиономии Чанка. Во всяком случае, я сидел и вспоминал, какие грандиозные планы были на этот вечер. Пока не вмешалась Зазу...
      В 6.30 за окнами отеля "Спартанский" было уже темно, и все, включая меня, было готово к встрече с Сиваной, хотя до встречи оставался целый час. Эта несравненная исполнительница "танца живота" пока еще не была моею. Познакомился я с ней накануне поздно вечером в одном злачном месте.
      Во время одного особо эффектного движения внезапно отскочил ее рубин и покатился к моим ногам. Естественно, я подобрал его и сохранил для нее. Это было нетрудно сделать. К тому времени, когда она явилась за своей драгоценностью, я выяснил у бармена, что пьет Сивана, если пьет, и на моем столе ее ожидали два больших бокала "Талого жемчуга". Ну и два бокала бурбона с водой для меня.
      После того, как все было выпито, Сивана поведала мне, что она владеет абсолютным контролем над мышцами, что ее рубин никогда бы не отскочил от тела, если бы она сама его не вытолкнула. Она умела даже откинуть его в желанном направлении.
      – Абсолютный мышечный контроль? – сказал я, – тогда приходите в мою холостяцкую квартиру и не забудьте свой рубин, я раздобуду широко распространенную детскую игру в шарики, мы посостязаемся. – Как ни странно, это предложение показалось ей заманчивым.
      – Будет интересно, – заявила она.
      – Надеюсь, что да. Возможно, получится черт знает какая увлекательная игра, какой еще не видел Лос-Анджелес.
      – Что входит в "Талый жемчуг"? – спросил я у нее.
      – Молоко.
      – Молоко? Господи, вы пьете молоко?
      Только, когда работает. А завтра вечером она выпьет мартини. Сумею ли я смешать коктейль? Ха, сумею ли я смешать коктейль! Я сумею смешать такой мартини, что ее рубин выскочит сам по себе. Надо же задать такой нелепый вопрос...
      Но у нее будет всего лишь пара часов. Придется участвовать в десятичасовом шоу. Ух, пара часов. Ну... О'кей, значит мы начнем с пары часов.
      Так я думал в моей безукоризненно аккуратной квартирке в "Спартанском". Я сам все привел в порядок, купил изысканную закуску в ближайшей лавке деликатесов, выбрал несколько пластинок, которые, как мне казалось, должны прийтись по вкусу исполнительнице "танца живота", и смешал большой графин мартини. Графин, из которого я удалил весь лед, и один бокал коктейля, теперь охлаждался в моем холодильнике. Минус один бокал, потому что я испробовал творение своих рук и нашел его вполне пригодным.
      Оно начало играть у меня в животе, как сверкающий рубин. Я вошел в гостиную и приподнял пылесосом густой ворс на моем золотисто-желтом ковре, передвинул два кожаных пуфика на другие места, чтобы получился более элегантный ансамбль, затем опустился на низкий диван. На кофейном столике перед диваном на черном бархатном квадрате лежал, поражая своим великолепием, большой круглый агат. Я хотел, чтобы Сивана сразу поняла, что я не морочил ей голову, говоря об игре в шарики. Пусть поймет, что мне можно верить.
      Время тянулось так медленно, как будто его кто-то оттягивал назад. Через несколько минут я налил себе второй мартини.
      Клинг-клонг.
      Звонок в дверь моей квартиры.
      Я сообщил ей, где я живу. Она приехала рано. На целых полчаса раньше, чем я ожидал. Превосходно. Она даже не стала дожидаться, когда я за ней заеду. Сейчас еще не было семи.
      Я подбежал к двери и распахнул ее.
      – Добрый вечер, мистер Скотт.
      Это была не Сивана. Я не знал эту особу. Впрочем, меня это не трогало, раз это не Сивана.
      На пороге стояла маленькая блондинка и смотрела на меня ласковыми карими глазами. Возможно, "маленькая" – неподходящее слово. Вообще-то она была среднего роста, и не исключено, что у нее была хорошая фигурка. Но скрытая под белым пальто, застегнутым до самой шеи и маняще приподнимающимся у нее на груди. Просто она была совсем юная. Не старше двадцати, скорее всего, ей было девятнадцать. Черты лица у нее были правильные, и если бы она хоть немного подкрасилась, то не казалась бы таким робким мышонком.
      Я спросил с надеждой:
      – Вы не ошиблись квартирой, а?
      – Нет. Мне очень нужно с вами поговорить, мистер Скотт.
      – О чем?
      – Могу ли я войти? Пожалуйста.
      Я колебался, но мой домашний телефон и служебный имеются в городском справочнике, а на одной из желтых страниц к тому же, мое объявление. Вдобавок, у меня еще оставалось полчаса. Поэтому я мог уделить ей минут десять – пятнадцать.
      – О'кей.
      Я отступил в сторону и запер за нею дверь, когда она прошла в прихожую.
      Она уселась на диван, я же плюхнулся на один из пуфиков.
      – По какому поводу вы хотели меня видеть, мисс?
      – Потому что вы детектив. И хороший. Мне много про вас известно, мистер Скотт. Я считаю вас лучшим детективом в Лос-Анджелесе и, честное слово, уверена, что вы в состоянии сделать то, что не смог бы выполнить ни один человек на целом свете.
      Она говорила с покоряющим энтузиазмом школьницы, рассуждающей о произведениях своего любимого поэта. Мне, конечно, было лестно все это слышать, но между нею и мной лежал на кофейном столике агат, приготовленный для игры с Сиваной.
      Я сказал:
      – Благодарю вас. Какого рода задачу вы припасли для меня?
      – Я хочу, чтобы вы помогли моему папе.
      – Угу. Что за проблема у вашего папы и что именно, по вашему мнению, я смогу сделать для него?
      – Ну, он бизнесмен. А кое-какие другие бизнесмены пытаются вытеснить его из дела.
      Все, что она говорила, звучало крайне драматично, было усеяно восклицательными знаками. Теперь я уже видел, что она была хитрым мышонком. Живая, с красивым голосом, массой энергии и воодушевления. Если ей искусно добавить немного макияжа, она вообще была бы неотразимой. Но она была слишком юной. Особенно для меня.
      Правда мне самому всего тридцать. Не так давно, когда я занимался делом Джонни Троя, один негодяй убил в моей квартире молоденькую девушку. Сначала изнасиловал, а потом убил. Друзья этого подонка распустили слухи, что это моих рук дело, и хотя позднее мне удалось доказать лживость этого обвинения, а также застрелить убийцу, мне тогда пришлось не сладко! После этого я веду себя крайне осторожно, во всяком случае, на публике, в городе меня видят только в обществе вполне зрелых красоток.
      Сиване, к примеру, было двадцать три – двадцать четыре, если не двадцать пять. Да, Сивана... Пора кончать этот разговор и отправить девочку к папе-неудачнику.
      – Послушайте, дорогая, – заговорил я ласково, – ведь вы обратились не по адресу. Это не мой профиль. Обычно я работаю по делам о насилии или шантаже, расследую убийства. Вмешиваться в нормальную деловую конкуренцию? Нет, спасибо, это не моя стихия.
      – Это вовсе не нормальная конкуренция, – возразила она, широко раскрыв глаза. – Другие бизнесмены в скором времени выпрут папу из его "малины".
      – Выпрут из "малины"?
      Это выражение не вязалось со столь юным созданием.
      – Они чудом не "ухлопали" его сегодня.
      – "Ухлопали?" Они?
      – Ну да, они сегодня попытались его застрелить.
      У меня появилось такое странное ощущение, как если бы я сел в лужу. Мне было известно про сегодняшнее убийство, но...
      – Они пытались застрелить его? – наконец переспросил я, – сегодня?
      Она энергично закивала головой.
      – Ну да!
      Я почувствовал, как у меня по спине пробежал холодок. Как будто кто-то шутки ради налил мне за шиворот мартини.
      – Дорогая, – спросил я вкрадчиво, как вас зовут?
      – Зазу.
      – За... Будьте добры повторить имя.
      – Зазу. Я – Зазу Александер.
      Ее имя мне ничего не говорило, а вот фамилия – о многом. Во всяком случае, это было возможно.
      – А... ваш папа? – спросил я.
      – Мой папа – Сирил Александер.
      Час от часу не легче.
      Сирил Александер был крупнейшим гангстером в городе. Мобстером, как их часто называют. Лос-Анджелес более чистый город, чем большинство других в отношении рэкета. Но в любом крупном городе масса дерьма. А Александер контролировал почти все это дерьмо. А то малое, что не подчинялось ему, просто не стоило контролировать. Фактически, последние два-три года у них даже не было конкурентов, о которых стоит упоминать, другие крупные мошенники держались на почтительном расстоянии от города Ангелов.
      Вплоть до сегодняшнего дня, возможно. Сегодня днем Сирил Александер и один из его телохранителей, невероятно жирный, смуглый силач с черными усами, умеющий молниеносно открывать стрельбу из своего пистолета, вышли из заведения по продаже подержанных машин, принадлежащего Александеру. Кто-то, медленно проезжающий мимо них в черном "седане", неожиданно выпустил шесть пуль, четыре из которых поразили охранника Гизера: две угодили в его колоссальное брюхо, одна – в сердце и одна – в голову. Александер, если не считать того, что он перепачкался с головы до ног, прыгнув в водосточную канаву, не пострадал.
      – Зазу, дорогая, – сказал я ей все еще ласково, но твердо, – твой отец не бизнесмен, а мошенник.
      Она и глазом не моргнула.
      – Какая разница, как вы его зовете? Он попал в беду, и я хочу, чтобы вы ему помогли.
      – Я не помогаю мошенникам.
      – Мне это известно. Но я подумала, что на этот раз вы согласитесь. Всегда бывает первый раз. Я все продумала очень тщательно, все предусмотрела, мистер Скотт.
      – Может и так. Но в этом деле не должно быть первого раза.
      – Вы же действительно хорошие друзья с капитаном Сэмсоном, правда?
      Я кивнул.
      – Его тревожат несколько убийств, о которых писали газеты? В особенности то, что произошло сегодня?
      – Без сомнения.
      Сэм как капитан отдела по расследованию убийств, помимо множества других дел, отвечал также за расследование всех убийств. На нем висели два все еще нераскрытых недавних убийства, причем одной из жертв был известный богач. Естественно, что все газеты поносили полицию Лос-Анджелеса, в особенности отдел по расследованию убийств. Сэма несколько дней назад даже вызывали к шефу на ковер, где ему досталось на орехи.
      В этом деле не было ничего сенсационного, хотя само по себе оно было скверным. Но сегодня новое преступление. И новый труп на улице. Все это носило характер гангстерской междоусобицы. Гангстерские бои со стрельбой на улицах и в общественных местах вывелись десятилетия назад. Но все еще существуют худы, которые иногда разрешают свои разногласия таким путем.
      Возможно, дневное происшествие относилось к таким случаям. До полиции дошли слухи, что в Лос-Анджелесе находятся какие-то иногородние мобстеры, так что могут начаться беспорядки. Однако ничто вроде бы не подтверждало этих слухов, если только жирный Гизер не пал первой жертвой в гангегерской войне. Так ли это – никто пока этого не знал: ни Сэм, ни полиция, ни я.
      Но если так, то важным для меня и Сэмсона был тот факт, что месть с неизбежной пальбой может стать причиной смерти не только худов, но и невинных людей. Пара пуль, выпущенных сегодня утром, чудом не угодила в старичка, который находился поблизости, поскольку намеревался купить себе подержанную машину. Он немедленно утратил интерес к покупке, его увезли в больницу с приступом.
      Там ему сделали надлежащие уколы, дали успокоительные пилюли, и теперь он находился дома. Но в другой раз все может кончиться иначе. Кто поручится, что пуля не угодит в случайного прохожего, женщину или ребенка. Например, вот в эту Зазу.
      Она продолжала:
      – Если бы вы помогли мне избавиться от других бизнесменов...
      Она запнулась и в первый раз улыбнулась. Улыбка у нее была чудесная, можете мне поверить.
      – ... от этих мошенников, – продолжала она, – то помогли бы своему приятелю Сэмсону, не правда ли?
      Надо отдать ей должное, довод был неплохой.
      – Правда, но это дела не меняет.
      Мне нужно было сказать ей что-то более убедительное. Заявив, что она все хорошо продумала, она не обманывала меня. Я уже с беспокойством подумывал, что она еще успела приготовить.
      – Папа вам часто оказывал услуги.
      – Тоже правильно. Помогал, но не по доброте душевной, если у него вообще имеется душа.
      Она имела в виду тот факт, что Сирил Александер несколько раз сообщал мне или полиции об операциях других головорезов, которые вторгались, как считал он, в его сферу влияния. В результате несколько парней скучали сейчас в Сан-Квентине. А у него осталось меньше противников в Лос-Анджелесе. Конечно, полученная от него информация помогла мне закончить два или три трудных дела, но беспокоился Сирил не обо мне, а только о себе.
      Зазу какое-то время помолчала.
      Наконец, она произнесла:
      – Имеется много причин, чтобы вы помогли папе, мистер Скотт.
      – Оставим это. Прежде всего мы даже не знаем, существует ли другая банда.
      – Я знаю. Банда Домино. Никки Домейно. И пятнадцать его человек.
      Я заморгал. Голос у нее окреп, звучал настойчивей. Она даже стала выглядеть решительней. Самое главное, что ее слова совпадали с внутренней информацией, полученной полицией. Никки Домейно и его парни. Только полиция не знала, сколько их.
      – Это очень интересно, – сказал я. – Что еще ты можешь мне рассказать?
      – Ни словечка, если вы не пообещаете мне помочь.
      – Должен внести полную ясность в этот вопрос прямо сейчас. Я не собираюсь вам помогать. Я не работаю на мошенников. И не намерен выполнять для Сирила Александера грязную работу. Мой ответ – нет.
      Она произнесла почти равнодушно:
      – Я знала, что вы так ответите.
      Я посмотрел на часы. Господи, если не закрутить гайки, то опоздаю. А я не хотел опаздывать на свидание с Сиваной, я предчувствовал, что у нее бешеный темперамент. И такой же характер. Дразнить и обманывать такую особу опасно.
      – Итак, дорогая малютка Зазу, – заговорил я бодрым тоном, – думаю, теперь вам пора идти. Вы хорошая девочка, меня трогает ваша забота об отце, но... Черт побери, что это значит?
      Она встала с дивана, как будто собираясь уходить, но не ушла.
      Я обратил внимание на большие пуговицы на ее закрытом до шеи пальто. Оказывается, они были для красоты, перед ними находилась молния. Она раздернула ее и выскользнула из пальто. Под ним была измятая юбчонка и порванная в клочья блузка, практически полностью обнажавшая грудь.
      Именно грудь, а не бюстгальтер. Она разорвала его. Посредине виднелось розовое кружево комбинации сквозь большую прореху в ее кофточке, одна крупная, твердая грудь до половины высунулась наружу.
      Я был шокирован. В основном, от неожиданности. Несколько секунд я с глупым видом таращил глаза, затем пришел в себя и медленно произнес:
      – Крошка, этот номер не пройдет... Эта штучка стара, как...
      – Не сомневайтесь, пройдет! – отпарировала она.
      Она снова уселась на диван, положив рядом с собой пальто одна ее рука оказалась в кармане.
      Я наклонился к ней, она сразу возмутилась:
      – Не смейте! Даже не пытайтесь дотронуться до меня, я сразу же закричу.
      – Не сомневаюсь.
      – Я умею громко кричать. Так, что всюду будет слышно.
      – Тоже не сомневаюсь, но все равно это вам ничего не даст.
      – Еще как даст. Можете не сомневаться.
      Она вынула руку из кармана пальто, в ней были зажаты розовые трусики. Тоже порванные. Не слишком, немного сверху.
      Зазу бросила их в конец дивана.
      Наверное, я немного пошевелился, потому что она закрыла обеими руками лицо и широко раскрыла рот.
      – Прекратите! – сказал я презрительно. Мне хотелось разобраться в этом.
      Она улыбнулась. Отнюдь не насмешливо, улыбка была милой.
      – Ведь я все прочитала про тот случай, – заговорила она вкрадчиво, – так же, как миллионы других людей.
      – Вы прекрасно знаете...
      – Думаю, что вы этого не сделали. Большинство людей знает. Большинство, но не все. И многие из них на этот раз поверят. Многие. Я все продумала. Весь день я этим только и занималась. С того момента, как они попытались убить папу.
      Я пытался придумать, что ей ответить, но ничего умного не приходило в голову. Я посмотрел на дверь.
      – Вы не стали запирать дверь, да? – сказала она. – А было бы лучше. Если я закричу, они придут и найдут дверь запертой и меня в таком виде...
      Я открыл рот и тут же закрыл его. Мне все еще не удалось придумать, что следует сказать. Я не сомневался, что в конце концов найду правильное решение. Оно должно было быть где-то. Очевидно, это маленькое чудовище не может преуспеть со своим шантажом, иначе ее поведение не назовешь. Нет, со мной у нее не получится!
      Продолжая улыбаться, она сказала:
      – Конечно, мистер Скотт. Вы можете попытаться силой надеть на меня трусики. Возможно, вам это удастся. Конечно, я буду противиться. И кричать, кричать, кричать. А если они появятся и увидят, что вы вот так боретесь со мной...
      Ей не надо было ничего добавлять.
      Поверите ли мне, но у меня от волнения моментально пересох рот. Я попытался глотнуть и чуть не проглотил свой язык.
      Она поймала меня.
      Вне всякого сомнения.
      Я это чувствовал.
      Разразится страшный скандал, возможно, в газетах появятся снимки и соответствующие заголовки. Но, возможно, мне удастся все это перенести.
      – Валяйте, кричите! – сказал я сурово. – А когда все утихнет, я примусь за вашего папочку. И не сомневайтесь, он-таки угодит в КВ.
      – KB? – спросила она. – Сан-Квентин?
      Да, она все знала. И в этом не было ничего удивительного. Я стал подниматься. Она не заорала, вместо этого сказала:
      – Мистер Скотт, именно туда вы и угодите, в Сан-Квентин. Мне только семнадцать. И они, несомненно, отправят вас туда. Если папа сперва не убьет вас. А все люди...
      Она продолжала в том же духе, но я ее больше не слушал. Как уже говорил, я начал подниматься, но в критический момент замер в полусогнутом состоянии.
      Медленно до меня дошло.
      То, что определенно расслышал, было "дцать".
      Девятнадцать? Нет.
      Восемнадцать? Тоже нет.
      Замерев от ужаса я взмолился:
      – Не кричите и не шумите. Минуточку. Сейчас во всем разберусь. Только не затевайте скандала.
      Семнадцать, вот что она сказала, но моя нервная система должна была прийти в себя, вернуться к действительности, прежде чем я смог взглянуть в лицо случившемуся.
      – Бэби, – произнес я, – на самом деле, бэби. Вам всего лишь...
      У меня не поворачивался язык.
      – Семнадцать.
      – То есть вам нет еще восемнадцати?
      – Исполнится ровно через двадцать два дня.
      – Грандиозно! Потрясающе! О, господи!
      – Вы хорошо себя чувствуете, мистер Скотт?
      – Конечно. Просто впервые в жизни я повстречался с таким отвратительным созданием, как вы, милочка!
      Взглянув на нее подозрительно, я сказал:
      – Теперь я вижу, дорогуша, что вы на самом деле все рассчитали и обдумали. Мне только что пришло в голову... Послушайте, уж не набросились ли вы на какого-нибудь бродягу-парня и не заставили его...
      Мне не понравилась ее улыбка. Я не хотел ничего знать. Хотел только мартини... и Сивану. Что ж, об этом лучше не думать. Все мои планы разлетелись вдребезги.
      – Ну что ж, Зазу, – сказал я, – когда твой папочка отдаст концы, его "бизнес", судя по всему, перейдет к тебе?
      – Полагаю, да, – ответила она, не моргнув глазом. Потом добавила почти ласково: – Я почти сожалею, мистер Скотт. Да что там, я сожалею. Но думаю о папе. Я очень люблю своего папу, мистер Скотт.
      – Ради бога, перестаньте меня так называть!
      Я понизил голос.
      – В конце концов, ведь я только что вас изнасиловал, верно?
      Она снова улыбнулась.
      – Значит, вы поможете?
      Я посмотрел на нее, на торчавшую соблазнительную грудь.
      – Знаете, вы выглядите значительно старше.
      – Я стала развиваться, когда мне было всего лишь двенадцать лет. Это меня страшно конфузило. И сбивало с толку других.
      – Да-а.
      – Когда мне было четырнадцать, все мальчики постарше...
      – Да, понятно.
      – Вы не поверите, сколько у меня из-за этого было неприятностей.
      – Да-а, – снова протянул я, подумав, что ее неприятности – пустяки по сравнению с тем, что придется пережить мне.

      Я сидел недалеко от "Джаз-Пэда" в своей машине со спущенными покрышками, время от времени ощупывая шишки на голове, и при этом громко стонал. Не от боли в голове, ребрах и фактически во всем теле, хотя это тоже не было пустяком, а потому, что мысли о Зазу грызли мой мозг, как настоящие термиты.
      И дело было не в одной Зазу. Имелась еще и Сивана. Когда позвонил ей, опоздав при этом всего на десять минут, и сказал, что придется отложить игру в шарики, потому что потерял свои, я узнал, что такое иракско-египетский характер. Я оказался прав: хорошим его никак не назовешь.
      От ее крика у меня заболели барабанные перепонки. Вообще-то мне не следовало слушать ее, но я надеялся ее утихомирить. Так что, когда она швырнула телефонную трубку на рычаг, я вздохнул с облегчением. Ее голос все еще звенел у меня в ушах даже после того, как я сделал то же самое. И тут я подумал: "Черт с ней и с ее знаменитым пупком. Есть и другие пупки".
      Прежде чем уйти из дома, я разговаривал с Зазу минут десять. Ей и правда было многое обо мне известно. Например, она знала, что если я что-то пообещал, то сдержу обещание, если только меня не ухлопают. Вот почему мне надо было вести себя осторожно и не разбрасываться обещаниями. В итоге я заявил, что посвящу ей двадцать четыре часа. И, конечно, сама Зазу никогда не переступит порог моей квартиры. Возможно, я вообще никого не стану пускать, разве что по предъявлению свидетельства, что это шлюха. Посему у Зазу больше не будет подобного шанса. Она может согласиться на мое предложение или нет, дело хозяйское.
      Потом она пожаловалась мне, что банда Домино стала вертеться в "Джаз-Пэде", который когда-то был штаб-квартирой ее папочки и его худов. Она также сказала, что ей известно, кто пытался убить Александера и вместо этого "ухлопал" Гизера. Это меня интересовало. Она сказала, что Александер видел этого человека, он его знает, так что она скажет мне его имя, когда я вернусь. Непременно, когда я вернусь.
      Да-а, Зазу все еще оставалась в моей квартире. Пальто, разумеется, снова было на ней.
      Я оставил "кадиллак" там, где он находился, и вызвал такси. Потом позвонил в гараж, работающий всю ночь, заказал четыре новых покрышки, попросив, чтобы все было сделано быстро.
      По дороге домой я думал о многих вещах. Дела мои шли не блестяще.
      Я работал на мошенника. Одно это мне здорово не нравилось. Предполагалось, что я вселю страх в сердца других негодяев. А что получилось вместо этого?
      Когда я снова вошел в свою квартиру, Зазу вскочила с дивана. Она осмотрела меня с ног до головы. С широко раскрытыми глазами она смотрела на то, что со мной стало. Она рассматривала мою голову, пиджак, огромную шишку немного левее середины лба.
      Затем воскликнула:
      – О, Господи! Вы их нашли...
      Как вам это нравится? Разве она не была очаровательной малюткой?
      – Убери отсюда свою семнадцатилетнюю задницу! – рявкнул я. Вообще-то я редко ругаюсь. Я никогда не обижаю молоденьких девушек, даже если они так же хорошо развиты, как Зазу. Но я был не в себе, вы же знаете. Сегодня я побывал в аду. Возможно слишком сильно сказано, но об этом еще можно поспорить.
      – Убери свою...
      – Что случилось? – спросила она. – Что стряслось?
      Похоже, она была в самом деле заинтересована.
      – А как ты думаешь, что случилось? – спросил я ласковым голосом. – Они побили меня, только и всего.
      – Очень сожалею. Вы... Вы кого-нибудь убили из них?
      – Ага. Вот оно. Тебе хотелось, чтобы я отправился туда с пулеметом и всех изрешетил, да? Или чтобы я вспорол им животы большим ножом, извлек их сердца и съел их? Ты...
      Она прервала меня:
      – Мистер Скотт, я...
      – Не смей называть меня "мистером Скоттом"! Я пожертвовал тебе лучшую ночь в своей жизни. Пожертвовал тебе свою голову, как минимум, одно ребро и, возможно, печень. Как ты не понимаешь? Мы приятели.
      – Шелл, – сказала она, – Шелл, я же надеялась, что все будет иначе. Я говорила, что искренне верю, что вы способны совершить то, что никому не под силу во всем мире. Вот почему я сюда пришла. И я знаю, что если кто-то...
      – Лесть тебе не поможет.
      – ... способен помочь папе, то только вы один.
      – К черту твоего папу!
      Ее все же проняло.
      – Что?
      – К черту папу! Если мне удастся, я погублю твоего папу.
      – Вы хотите сказать... Вы отказываетесь от данного вами слова?
      – Нет. Я обещал тебе потратить двадцать четыре часа на то, чтобы разгромить банду Домино. Правда с этим ничего не вышло. Времени не хватило. Теперь на эту задачу я отведу остаток своей жизни, если такой у меня имеется. Но не ради Сирила Александера. Ради самого себя... Если это осчастливит твоего папочку, замечательно. Он может петь и плясать от радости. Но лучше ему не попадаться у меня на пути. Я сделаю тебя сиротой. Правда, не круглой, но...
      Я замолчал, припоминая. Ну да, он был женат. Или уже успел овдоветь?
      Но я был уверен, что упоминали в разговоре о миссис Александер. Горластый боевой топорик, если верить слухам.
      Я посмотрел на нее.
      – Твоя мамочка не будет беспокоиться? Уже поздно, а тебя нет дома. Ты на квартире у холостяка.
      Я похвалил себя за находчивость, но Зазу сразу же разочаровала меня.
      – Ох, мама знает, где я. Идея принадлежит мне, но мама помогла мне спланировать отдельные моменты.
      Что я мог сказать на это? Я подошел к одному из пуфиков и поддал его ногой. Он отправился прямиком к фальшивому камину на стене, где висела Амелия, ослепительная красавица в костюме Евы, которую я подцепил на каком-то аукционе. Амелия смотрела с полотна чуть насмешливо на меня и мой криминальный гений. Даже она не казалась мне сейчас особенно привлекательной.
      Я подошел ко второму пуфику и плюхнулся на него.
      – Что мне делать? – спросил я. – Что мне делать? Я знаю, что я должен был что-то сделать. Возможно, все дело в женщинах, которых я...
      – Шелл!
      Зазу шла ко мне по золотисто-желтому ковру.
      – Всех тех женщин, которых я...
      – Шелл, расскажите мне что-нибудь.
      – Разве вам не хочется послушать об этом? Вам понравится.
      – Шелл, вы действительно намерены и дальше заниматься этим делом? Действительно?
      – Я уже сказал, не так ли?
      – Ох, до чего же я рада! – она сияла, – именно этого я и хотела.
      – Именно этого я и хотела, – передразнил я ее. – Я хотела. Чего именно?
      – Шелл, я счастлива.
      – Замечательно. Давайте поедем куда-нибудь отметить это дело. Я отвезу вас в Трокадеро. Я могу сделать все, что угодно. Или же мы отправимся прямиком в "Ховен"? Я смогу договориться... Нет, кое-что я не сумею сделать. Но все в разумных пределах...
      – Шелл, вы просто чудо! – сказала она и, быстро наклонившись, поцеловала меня в губы. Это не был поцелуй маленькой девочки. Правда, она сама мне сказала, что начала развиваться с двенадцати лет.
      – До свидания, – сказала она мне от двери.
      Щелкнул замок.
      Я сидел, барабанил пальцем по краю стола. Потом медленно поднялся, прошел в ванную и стал охлаждать и прогревать под душем свои синяки и ссадины.
      В постели я довольно долго лежал без сна. Завтра надо будет многое сделать. Позвонить Сирилу Александеру, это раз. И, черт возьми, я позабыл спросить у Зазу, кто же убил Гизера. Ничего удивительного. Впрочем, сейчас меня ничем нельзя удивить. Я бы даже не поразился, если бы она в пятидесятилетнем возрасте, если только она доживет до такого возраста, стала владычицей мира.
      Меня даже не удивили мои сны. Вы, наверное, догадываетесь, какого они были содержания.

      Я проснулся сердитым и неотдохнувшим. Мне показалось, что у меня началось трупное окоченение, но приостановилось. Снова утро. Прекрасно. Великолепно. Все, как всегда, день за днем.
      Я долго стоял под душем. Горячий, холодный, затем снова горячий на полную мощность. Это помогло. Я не стал выглядеть лучше, мне удалось насчитать шесть болевых точек на боку, спине и груди, но чувствовал я себя гораздо лучше, а это уже было неплохо. Вода закипела, я выпил три чашки крепкого кофе, одновременно разговаривая по телефону.
      Через полчаса я положил трубку на рычаг. Я переговорил с семью моими лучшими источниками информации: четверо бывших осужденных, полицейский в отставке, дамский парикмахер, женщины рассказывают своим парикмахерам все, что угодно, и бармен.
      Этого будет достаточно, они распространят разговор среди других. К полудню пятьдесят человек будут работать на меня в расчете на удачу. То есть, им будет уплачено или же они получат вознаграждение в какой-то другой форме только в том случае, если сообщат мне что-то ценное. Это свободное предприятие.
      Было сказано, что Шелл Скотт нуждается в сведениях о Никки Домейно и членах его шайки, главным образом в таких, которые эти голубчики не хотели бы мне сообщить. Я не мог уточнять этот момент, но подобного намека было достаточно. Важно то, что они знали об объявлении войны и о том, что мои агенты были на поле.
      Я попросил собрать подобную информацию, если удастся, о Сириле Александере и его шайке. В подобном случае всегда имелась возможность оказаться в роли куска мяса между двумя стаями диких гиен, но если Александер решил отомстить, скажем, за смерь Гизера и выступить против Домино, я хотел знать об этом заранее, если возможно.
      Покончив с этим делом, я зашел в гараж отеля посмотреть, доставили ли сюда мой "кадиллак". Он был на месте. Я сел в него и отправился в полицейское управление на окраине Лос-Анджелеса встретиться с Сэмсоном.
      Он сидел на четвертом этаже, там дежурило двое офицеров. Они пили кофе из бумажных стаканчиков. Я помахал им рукой и прошел к запертой двери капитана Сэмсона. В этот момент кто-то произнес у меня за спиной:
      – Здорово, Шелл. Что привело вас сюда?
      Он замолчал, как только я повернулся к нему лицом, и он смог хорошенько его рассмотреть. Фактически, оно уже не было таким устрашающим. Правда, шишка на лбу оставалась достаточно крупной, но слегка побледнела. Правое ухо все еще было красным и в царапинах, а на правой припухшей щеке выступили синяки. Ну, и огромный синяк под глазом.
      – Доброе утро, Билл, – сказал я.
      Это был лейтенант Роулинс, другой мой друг в полиции. После Сэмсона я считал его одним из наиболее опытных детективов, которых когда-либо знал. Он носил гражданский костюм: недавно отутюженный синий пиджак, серые брюки, белоснежную рубашку и светло-серый галстук. Красивый парень, выглядевший моложе своих лет, хотя и был на два года старше меня.
      – Что вы тут делаете? – продолжал я, – я не знал, что вы дежурите днем.
      – Я не дежурю, просто после вчерашней стрельбы вызвали дополнительных сотрудников.
      – Вы говорите о Гизере?
      – Да. Подлинное имя Гарри Дайк, если вас это интересует.
      – Да. Что-нибудь прояснилось?
      Он покачал головой.
      – Ничего стоящего.
      – Возможно, позднее что-то будет у меня. Всего лишь возможно, я не уверен.
      Билл приподнял бровь.
      – Вы имеете в виду убийцу Дайка?
      – Угу. Но пока на это нельзя рассчитывать. Предполагается, что я узнаю это имя от, ну, скажем, от одной ведьмы.
      Он был давно со мной знаком, поэтому не стал ничего говорить по этому поводу. Только "да-а, прекрасно".
      – Сообщите мне, когда разрешите дело. Вы не рассказали, что с вашим лицом. Кто его обработал?
      – Никки Домейно и пара его ребят.
      Неожиданно он насторожился.
      – В самом деле? Полагаю, вы этого заслужили.
      – Ходил по злачным местам.
      – Мы считаем, что с Гизером расправился он, но уличить его не удается. Почему он набросился на вас?
      Он наклонился ближе, вглядываясь в мою физиономию.
      – Но ведь он вас не убил, правда?
      Я рассмеялся.
      – Заходите послушать, что я расскажу Сэму. Он у себя?
      Он кивнул, мы подошли к двери, постучались для порядка и вошли.
      Сэмсон сидел за своим столом и казался таким же широким и солидным, как его стол. Он – рослый и сильный человек с упрямой челюстью, при взгляде на которую тебе приходит в голову, что она бы вышла победительницей из столкновения с грузовиком. Он поднял голову от заваленного бумагами стола, его карие глаза задержались на моей физиономии.
      Потом взял незажженную сигару из пепельницы и сунул себе в рот.
      – Ну, – проворчал он сквозь зубы, – вид у тебя потрясающий.
      – Главное, что я чувствую себя неплохо, – отпарировал я, потом наклонился и изучил его лицо точно так же, как Роулинс только что рассматривал мое.
      – Сэм, ты забыл побриться сегодня утром?
      Он, конечно, не забыл. За долгие годы нашего знакомства я видел всего дважды щетину на этих щеках. Просто он просидел за своим столом всю ночь.
      – Я сломал свою бритву, – проворчал он. – Какого черта тебе надо?
      Я подтянул стул к себе. Роулинс облокотился о стену, и я подробно описал им события прошлого вечера, ничего не упуская. Заканчивая, я сказал:
      – Так что, уйдя отсюда, я позвоню Сирилу Александеру. Если повезет, я натолкнусь на его чудовищную доченьку и выпытаю у нее имя парня, "ухлопавшего" Гизера. Вообще-то она сама могла бы это сделать.
      Сэмсон засмеялся. Я не сказал ничего особо забавного. Его смех становился все более громким, раскатистым. Приоткрылась дверь, дежурный коп просунул голову, его физиономия выражала растерянность, но он тут же втянул ее назад. Видимо, такие приступы веселья у капитана Сэмсона случались не часто, возможно, вообще не случались. И коп, видимо, подумал, что капитан не выдержал напряжения.
      – Может так оно и было?
      Он почесал свои с проседью волосы, пару раз еще усмехнулся и наконец успокоился.
      – Ох, это замечательно! Великолепно!
      Я подумал, что он заведется снова, но капитан взял себя в руки.
      Сэм выдвинул ящик письменного стола, достал конверт из толстой бумаги, открыл его, нашел какой-то листок и взглянул на него.
      – Да, вот оно. Я так и думал. Шелл, ты доставил мне огромное удовольствие. Поверишь ли, я совсем упал духом и вдруг такое...
      Он снова захохотал.
      – Забавно, – сказал я.
      Сэм вытер слезы, выступившие на глазах, потом снова посмотрел на бумагу, которую держал в руке.
      – Зазу Александер, это правильно, – заговорил он уже серьезно, – это его дочь. Вчера вечером, дай-ка посмотреть, ей было двадцать два года и семнадцать дней.
      – Да нет, Сэм, семнадцать лет. Ты переставил цифры. Она сама мне сказала, что ей семнадцать, а...
      Я замолчал. Сэм снова захохотал.
      – Ну...
      И тут я произнес до того непристойное слово, что мне стало стыдно.
      – Черт бы ее побрал!
      Мне казалось, что Сэм свалится со стула.
      Когда он более или менее успокоился, я мрачно сказал:
      – Я с ней разберусь!
      Роулинс фыркнул:
      – Мне кажется, у тебя уже был шанс это сделать, Шелл.
      – Заткнулся бы ты, приятель!
      Сэмсон подмигнул мне.
      – Давно я не слышал ничего более забавного, – произнес он со счастливой усмешкой. – Вот ты теперь работаешь на одного мошенника, руководящего, как есть все основания считать, самой кровожадной бандой преступников, причем тебе за это даже не заплатили.
      – Нет, конечно, – огрызнулся я. – Я люблю свою работу. Занимаюсь этим из спортивного интереса.
      Роулинс сказал:
      – Подожди, когда все остальные ребята узнают об этой штуке.
      Я буквально подпрыгнул:
      – Ты, сукин сын! Посмей только кому-то об этом сказать.
      – Такой анекдот жалко хранить в тайне.
      – Я "ухлопаю" тебя, только открой рот!
      – Валяй! – Он подмигнул. – До конца дней своих буду всем говорить, что Скотта успешно шантажировала одна девчонка из компании мобстеров, он даже не сумел разобраться...
      Не договорив, Сэм повернулся к Роулинсу:
      – Позвони-ка всем, в отдел разбойных нападений, наркотиков, в администрацию...
      – По борьбе с преступностью! – добавил Роулинс, потирая руки.
      – Квартирные кражи, транспортный отдел, дивизион по борьбе с несовершеннолетними преступниками. Этим надо звонить в первую очередь!
      – И телефонистам.
      – Точно. Телефонистам обязательно. Это приказ, лейтенант.
      Я перестал злиться.
      – Спасибо, друзья, – сказал я, натянуто улыбаясь. – Вы испортите мне жизнь, но для этого и существуют друзья!
      Прошло не менее пяти минут, прежде чем мы смогли перейти к делу, но наконец я сказал:
      – Хватит, позубоскалили. Сэм, могу ли я воспользоваться твоим телефоном? Мне бы хотелось отсюда позвонить Александеру.
      – Возможно, неплохая идея. Такие тупоголовые парни, как ты, нуждаются в полицейской поддержке.
      Я чувствовал, что они меня еще долго будут подкусывать.
      Сэмсон добавил:
      – Я сам тебя с ним соединю.
      Это было весьма любезно с его стороны. Вообще-то он был хорошим парнем. Да и к тому же люди, которые постоянно имеют дело с теневой стороной жизни, обладают, как правило, довольно грубым чувством юмора. Их шуточки часто бывают с казарменным душком.
      Сэм соединил меня с поместьем Александера, иначе чем поместьем его жилище не назовешь. Десять акров, тридцать с лишним комнат, одна лужайка перед особняком в три акра. Сэм назвал себя и сказал, что желает поговорить с хозяином по телефону.
      Немного послушав, он передал трубку мне.
      – Сейчас ответит. Сегодня он уже побывал у нас.
      – Ты чего-нибудь добился от него, Сэм?
      – Где там, обычные песни, четыре адвоката.
      Затем у меня в ушах зазвучал характерный гнусавый голос Александера, я слышал его несколько раз до этого.
      – Капитан Сэмсон?
      – Теперь нет, – ответил я. – Звонил он, но разговаривает с вами Шелл Скотт. Просто я говорю из кабинета капитана.
      Наступило молчание. Затем:
      – Скотт, ха? Хэлло. Чем обязан такой чести?
      Звучало это весьма вежливо, но вам сразу становилось ясно, что он имеет в виду.
      – Я хотел бы подъехать к вам сегодня утром и немного поговорить. Хорошо?
      – Э-э... Ну, конечно же. Конечно, вы можете приехать, о чем пойдет речь?
      – Я сообщу об этом, когда буду у вас. Примерно через час. О'кей?
      – Прекрасно. Меня устраивает.
      – Скажите своим молодчикам, что я беловолосый парень с синяком под глазом. Это на тот случай, если у вас есть новые молодчики, которые меня еще не знают. Мне не хотелось бы, чтобы меня подстрелили по недоразумению.
      – Чего вы не хотите, я не расслы...
      Сэм сказал:
      – Дай-ка я с ним потолкую.
      Я протянул ему трубку.
      – Мистер Александер? – сказал он. – Я буду лично вам благодарен, если вы окажете мистеру Скотту всяческую поддержку. Это капитан Сэмсон. Вы меня узнали?
      С минуту послушав, он продолжал:
      – Уверен, что вы точно так же, как и мы, жаждете схватить убийцу мистера Дайка. Мистер Скотт как частное лицо тоже заинтересован в этом деле. Весьма заинтересован. Он... Он...
      Сэм начал ухмыляться:
      – Он...
      Сэм не смог закончить, потому что я вырвал у него трубку.
      – Встретимся через час, – сказал я коротко...
      Я затормозил перед витиеватыми, но весьма прочными воротами, преграждающими доступ на подъездную дорогу Сирила Александера. Тощий тип открыл их и махнул мне.
      Я ехал сюда без особой спешки через Голливуд, затем по Беверли Хилз. Несколько миль шоссе пролегало по менее населенному участку земли, ибо местные обитатели обладали достаточными средствами чтобы, так сказать, расширить свои владения. У Сирила Александера участок земли был не менее десяти акров.
      За воротами с правой стороны стояли два небольших коттеджа комнат на пять каждый, а на порядочном расстоянии за изумрудной изгородью, на идеально подстриженной лужайке, на фоне голубого неба розовел большой двухэтажный дом. Ярдах в тридцати от входа в дом, на лужайке, в тени многоцветного парусинового навеса расположилась группа людей. Сирил, разумеется, и часть его подручных.
      Я поставил машину и зашагал по траве к этой группе. Сирил восседал на стуле с парусиновой спинкой, в руке у него был стакан с выпивкой. Вокруг сгруппировались шестеро молодчиков. "Вполне достаточно, – подумал я, – на меня одного. Вообще-то где-то поблизости должно быть еще несколько вооруженных теней, чтобы защитить его от других теней".
      Сирил помахал мне рукой, когда я подошел, и один из молодчиков ногой придвинул для меня стул. Я сел, поздоровался и кивнул всей компании. Со всеми я когда-то встречался и знал их хотя бы с виду.
      – Хотите выпить, мистер Скотт? – спросил Александер.
      – Нет, благодарю.
      – Сейчас Клара принесет еще. Все уже приготовлено. Смешивать не надо.
      "Здорово, – подумал я, – высокий класс", – но вслух сказал:
      – Нет, я хочу только немного поговорить.
      Сирилу было около пятидесяти, он был среднего роста с худым, жилистым телом и цветом лица, который говорил о массажах и лечебных ваннах, настоянных на травах. Загар у него был какой-то искусственный, по всей вероятности, он мало бывал на солнце, и мне было известно, что его редкие черные волосы были крашеными.
      Одет он был в розовые брюки и широкую красную шелковую рубашку, на ногах – желтые сандалии. Все вместе выглядело ужасно. У него были очень большие глаза какого-то мутно-карего цвета, над ними – светло-серые мешки. Короче говоря, даже близорукий не назвал бы его интересным мужчиной.
      И все же, по сравнению с остальными, он был наиболее пристойным. Примерно в ярде от меня сидел Стейси с физиономией такой красной и лоснящейся, что она походила на лоскут от рубашки Александера. То ли у него было повышенное кровяное давление, то ли какие-то неполадки с гландами, но, казалось, что он до того обгорел на солнце, что через пару дней с него сойдет вся кожа.
      За ним сидел Стифф, "одеревенелый", названный так с полным основанием. Стифф был гораздо выше Стейси, но весили они одинаково. Если Стейси был краснокожим, то Стифф белым, как мел. Когда он шевелился, невольно приходила в голову мысль, что он умер. Он выглядел так, как будто ему доводилось долго голодать, потом он продал всю кровь, чтобы купить еды, но потерял деньги.
      Справа от меня рядом с парнем, которого звали Омаром, это был подручный Александера, занимающийся бухгалтерией, счетами, книгами, сиделками, трюками, чтобы отвертеться от уплаты налогов, ну, и тому подобными делами, сидел негодяй по имени Корк, который, как мне было доподлинно известно, убил трех человек. Он отсидел за нападение, но не за убийство. Корк был высоким, здоровенным, с огромными кулачищами, физиономия у него была перекошенная, очень жестокая. Сломанный нос, одно ухо деформировано, рядом шрам от ножевой раны. Одна бровь выше другой.
      Согласитесь, ни один из этих типов, не мог вызвать теплых чувств.
      Рядом с Александером сидел Мэтью Омар, его подручный, у него был наиболее интеллигентный вид из всей компании. О нем с некоторой натяжкой можно было бы сказать, что он "ничего". Омар находился при Александере не для того, чтобы работать кулаками или пистолетом, как другие, он был башковитым малым, счетоводом. Ему было лет сорок, но он был, возможно, самым дельным из всей безликой команды и, несомненно, единственным, кто сумел бы взять бразды правления в свои руки, если бы Сирил отправился в далекое путешествие, в тюрьму или мир иной. Фактически он был управляющим и с этой работой прекрасно справлялся. А следить приходилось за многочисленными предприятиями. Лично я считал, что Александер владел или контролировал не менее двух десятков предприятий в Южной Калифорнии: магазины по продаже подержанных машин, предприятия химчистки, ночные клубы, рестораны, пару заведений для мойки машин, многоквартирные дома.
      Короче, сказать, что он не был бизнесменом, было невозможно.
      Двое других парней, присутствовавших на этом очаровательном сборище, Дадди и Доуп, были просто цепными псами, от которых ничего не требовалось, кроме умения драться. Широкоплечие, с грудью, как у обезьян, тупые до тошноты, со здоровенными руками и железными мускулами. Все же, как я считаю, Доуп был чуточку умнее Дадди.
      Мы сидели в непринужденных позах. Дадди ковырял в носу. Доуп следил за ним. Краснокожий Стейси сыто рыгал в самое ухо Стиффу, но даже это не могло нарушить олимпийского спокойствия последнего. Омар приятно улыбался, Корк глазел на меня, одна его постоянно приподнятая бровь придавала ему удивленно-вопрошающее выражение.
      – Так вот значит как живут богачи! – заметил я.
      Александер был явно польщен.
      – Да. Переплюнул всех жителей города, верно?
      – Очевидно.
      – Вам бы следовало прийти сюда раньше. Почему вы не приходили?
      – Мне не хотелось, чтобы меня застрелили.
      Он рассмеялся:
      – Я бы не стал в вас стрелять.
      – Ну... это мог сделать кто-то другой.
      Дадди перестал ковырять в носу, чему я страшно обрадовался. Но Доупа это почему-то разочаровало. Полагаю, его мало что интересовало, а вот процедура очистки носа чем-то привлекала.
      Я продолжал:
      – Это одна из причин, по которой я приехал сегодня, мистер Александер.
      – Хотите, чтобы вас застрелили?
      – Нет. Совсем не это. Наоборот. Я хотел сообщить вам, что работаю на вас... в некотором смысле. Я буду вертеться поблизости, кое-что выясняя тут и там. И, если до вас дойдут такие слухи, я решил, что вам и вашим парням следует знать, на чьей я стороне.
      – Не верю своим ушам. Вы работаете на меня?
      – В известном смысле.
      – Как же это случилось?
      – Ну, это не имеет значения. Во всяком случае сейчас. Факты таковы: я постараюсь избавить этот район от Никки Домино и его банды. Если смогу. А это не должно вас огорчить.
      – Конечно, я буду счастлив. Я бы сам хотел прикончить этого ублюдка. И вместе с ним его прихвостней.
      – Дальше, вот о чем еще я хочу с вами поговорить. Я знаю совершенно определенно, что, если вы всех их поубиваете, капитан Сэмсон не придет в восторг. Он просил меня передать вам, чтобы вы разрешили полиции и мне, если дело повернется таким образом, справиться с Домино и его бандой. Он просит вас не хвататься за оружие, в противном случае произойдет настоящая бойня. Понятно?
      Александер раскрыл еще шире свои огромные глаза:
      – Я никогда не балуюсь с оружием, Скотт. Берусь за него только в случае необходимости, за что человека не осудишь... Живи сам и дай жить другим – вот как я рассуждаю.
      – Угу, только Гизера больше нет в живых, не так ли?
      – Да, этого я не отрицаю. Хоронить его мы будем завтра Очень жаль, что вы не сможете там присутствовать.
      Я подумал: "А что он имеет в виду?"
      Он продолжал:
      – Дело сугубо личное. Только члены семьи и деловые друзья. Ну, и его товарищи по работе. Вроде нас. Один гроб стоит две с половиной сотни. Специальный катафалк, лучшее место на кладбище, всевозможные цветы.
      – Не знаю, нужно ли все это покойнику? – спросил я задумчиво. – Меня-то сейчас больше всего интересуют слухи о том, что Гизер был убит одним из прихвостней Домино. И что вы хотите с ним поквитаться, затеяв перестрелку. Именно эту ситуацию капитан и имеет в виду.
      – Ему не следует за нас волноваться.
      Он поочередно посмотрел на свою гвардию.
      – У нас нет никаких дурных намерений, верно, ребята?
      Со всех сторон послышались заверения, что они не такие, у них и в мыслях нет ничего подобного, а физиономии олицетворяли такую невинность и чистоту помыслов, что я не поверил ни единому слову. Они походили на детей, пойманных с пригоршней сладостей, которые удивленно спрашивали: "О чем это ты, мамочка?"
      Я больше не сомневался, что они задумали прикончить этого ублюдка Домейно и вместе с ним его прихвостней.
      Но я сказал:
      – Ну что ж, я рад слышать, что трупы не будут устилать улицы. Лос-Анджелес и без того достаточно неприятен. Но вы не возражаете, если я слегка нажму на Домейно и его дружков?
      – Почему я должен возражать? Я сразу же подумал, что вы захотите с ним рассчитаться.
      – Рассчитаться?
      Он посмотрел куда-то в сторону и наверх, как будто следил за полетом пчелы, потом повернулся ко мне и спросил:
      – Разве кто-то другой разукрасил вас так бесстыдно?
      – Уместный вопрос. Нет, это сделал Домино и его головорезы. Может вы сможете мне подсказать, где они находятся днем?
      Он покачал головой.
      – Мы сами пытались выяс...
      Он осекся и сердито нахмурился, недовольный собой. Если бы он был более сообразительным, чем в действительности, я бы заподозрил его в том, что он знает убежище Домино, но пытается меня обмануть. Но, очевидно, ему на самом деле это было неизвестно.
      Он смотрел куда-то мимо меня, и я оглянулся. Из дома к нам шла женщина, она несла большой поднос, уставленный бокалами.
      – Кларе давно пора прийти сюда, – проворчал Александер.
      Клара, его жена, поставила поднос на стол, повернулась, не произнеся ни единого слова, и тяжело зашагала обратно к дому.
      – До чего же веселая, верно? – произнес он, ни к кому не обращаясь.
      На нее стоило посмотреть, скажу я вам. Маленького роста, ширококостная, мускулистая, с фигурой борца, который не знает поражений. А лицо! Ах, это лицо! Оно в точности соответствовало ее фигуре. Не знаю даже, как его описать. Оно бы не претерпело большого изменения, что бы с ним не случилось. Физиономия тяжеловеса – и этим все сказано.
      Да, правильно – деньги не все. Правда, я никогда не утверждал неоспоримость этого заключения. Лично я не смог бы послать ей воздушный поцелуй и за миллион долларов.
      Александер роздал всем по бокалу и снова спросил меня:
      – Хотите чего-нибудь крепкого?
      Я бы с удовольствием выпил, но все же твердо ответил:
      – Нет, благодарю... Так вы не знаете, где я смогу отыскать кого-нибудь из банды Домино?
      – Провалиться на этом месте, Скотт.
      – Гизера "пришил" кто-то из его парней, верно?
      – Не знаю. Я ведь успел нырнуть в какую-то дыру у подъездной дороги.
      – Но вы же там были. Вы должны были видеть...
      – Я ничего не видел, кроме той ямы, которая оказалась значительно больше, чем мне это представлялось.
      – Послушайте, Александер. Одной из причин моего прихода сюда была надежда, что вы мне немного поможете. Хотя, должен признаться, наше сотрудничество с вами явилось бы чем-то новым и удивительным в мире.
      Он засмеялся.
      – В этом нет сомнения.
      – Если вы знаете, кто застрелил Гизера, хотя бы только подозреваете, вы не ошибетесь, сказав мне об этом. Если полиция уличит кого-то из его банды, у вас только сократится работа. Разве вас это не устроит?
      – Еще как устроит. Просто я ничего не знаю, Скотт.
      С меня было достаточно. Вообще-то я и не рассчитывал на какую-то реальную помощь с его стороны или со стороны его команды. Они все себя чувствовали не в своей тарелке, как если бы им тошно было находиться рядом со мной и не иметь возможности ударить меня.
      Я узнал достаточно, чтобы не считать этот визит бесполезным. Во всяком случае, было заключено что-то вроде временного перемирия. Никто лучше меня не представлял, насколько оно недолговечно, но все же так было легче, чем беспокоиться сразу о двух бандах, между которыми находился я.
      Однако подручные Александера волновались. Корк свел свои брови так, что они оказались почти на одном уровне. Дадди снова ковырял в носу, остальные зашевелились, меняя положение.
      Единственный, кто, казалось, чувствовал себя нормально, был Мэтью Омар. Он откинулся на спинку стула, скрестив короткие ножки, руками ощупывая подбородок, и слегка улыбался, как будто какой-то тайной шутке. Омар, несомненно, видел иронию создавшейся ситуации, и один из всей группы подтрунивал над ней.
      Когда Клара принесла спиртное, я заметил Зазу, вернее, догадался, что это была она. Она шла из дома по дорожке в пляжном костюме. Я подумал, что она решила искупаться, хотя нигде не видел бассейна. Но в том направлении, куда она устремилась, виднелся красный кирпичный забор футов шести высотой. До забора от двух коттеджей, мимо которых я прошел, было ярдов пятьдесят. Возможно, там и находился бассейн, и Зазу там купается.
      Поэтому я поднялся и сказал:
      – Я передам капитану Сэмсону то, что вы мне ответили, Александер.
      – Да, непременно.
      – Когда состоятся похороны Гизера?
      – В 14.30... А что?
      – Просто подумал... Это "Вечный покой", не так ли? 178
      – Черт возьми, откуда вы знаете?
      – Из утренних газет. Я просто позабыл время завтрашней службы.
      – Из газет? Проклятие, почему они напечатали об этом в газетах?
      – Не знаю. Но там написано, что панихида по местному бизнесмену Гарри Дайку и все остальное...
      – Я не думал, что они поместят это в газету, – вздохнул он.
      У Александера был озабоченный вид, и я знал почему. Если Домино и его дружки на самом деле хотели найти банду Александера, собравшуюся где-то не за стенами этого укрепления, то теперь они знают, где вся банда будет в сборе.
      Ну что ж, в том случае, если гангстерская война неизбежна, то кладбище для нее самое подходящее место. Я сказал:
      – У вас здесь прелестное местечко, Александер, вы не против, если я поброжу вокруг?
      Поколебавшись, он ответил:
      – Вы имеете в виду самостоятельно?
      – Да, совершенно верно. Я уже ухожу.
      – Конечно, посмотрите. На обратном пути.
      Я припарковал свой "кадиллак" сбоку у подъездной дороги, мощеной дробленой скальной породой, вышел из машины и, бесцельно осмотревшись, убедился, что вся семерка, сидевшая под навесом, удалилась в дом.
      Вторично я остановился возле тропинки, которая вилась по траве к красному забору. Я подошел по ней к забору и обнаружил широкие ворота. Они не были заперты. Поэтому я распахнул их и вошел вовнутрь.
      Это был не слишком большой бассейн. Возможно, его соорудили в то время, когда строились коттеджи. Я знал, что Александер купил их вместе с поместьем, потом построил свой дом приблизительно посредине участка.
      Я пошел к бассейну.
      Не успев еще дойти до лестницы, я заметил Зазу, плывущую под водой к бортику. Поверхность воды была покрыта рябью, в глаза били солнечные лучи, отраженные от нее, но вода была удивительно прозрачная, настолько, что я хорошо видел Зазу.
      Во всяком случае, мог предполагать, что это была она. В том, что это была она, сомнений уже не оставалось. На ней было либо бикини новейшего выпуска, либо не было вообще ничего.
      Достигнув лестницы, она стала подниматься, не догадываясь о моем присутствии. Беззаботная, как веселая птичка.
      Я оказался прав во всех отношениях.
      Никакого купальника.
      И это была Зазу.

      Она высунула голову из воды, откинула назад мокрые волосы и тут краешком глаза кого-то заметила.
      Конечно, меня.
      Издав пронзительный вопль, она повернулась ко мне лицом и закричала:
      – Вы же знаете, что вам не разрешается сюда ходить! Вы прекрасно это знаете!
      Она все еще не узнала меня. Она моргала, стряхивая воду с ресниц, очевидно воображая, что я один из подручных ее папочки. Ничего удивительного, что им не разрешалось сюда заходить.
      Она успела подняться до половины лестницы, вот почему мне удалось детально разглядеть ее "костюм". Теперь она начала поспешно спускаться в воду, продолжая возмущаться:
      – Когда папа узнает, он... ох-ох...
      Она узнала меня.
      – Привет! – сказал я весело.
      Она замерла на середине лестницы, капли воды слегка покрывали ее грудь.
      – Как видите, я уже работаю, – заявил я, – но вы забыли вчера мне кое-что сообщить, Зазу. Помните нашу договоренность? Кто убил Гизера?
      Рот у нее округлился, карие глаза широко раскрылись. Она пока молчала. Я обратил внимание, что утром она успела подмазать губы. Это ей шло. Она выглядела интересной молодой особой.
      – Выкладывайте, – сказал я.
      Она шумно втянула в себя воздух и тут же выдохнула его. Глаза снова заморгали. Потом она сообщила:
      – Человек по имени Верм. Джей Верм. Он высокий...
      – Я его знаю. Мы с ним встречались вчера вечером, как раз перед тем, как... я набросился на вас.
      – Ох, ну... ох!
      – Откуда вы знаете, что это был он?
      Она спустилась еще ниже, пока вода не достигла ее подбородка, подняла на меня глаза и объяснила:
      – Его видел папа. Папа уверен, что это был он. Я не могу это доказать, но так он мне сказал.
      – Для меня вполне достаточно, Зазу.
      Я обратил внимание на то, что она вновь заговорила голосом маленькой девочки, стоило мне упомянуть о своем "нападении" на нее. Очевидно, решила продолжать прежнюю игру. Напрасные старания. Даже если бы я продолжал верить, что она приближается к своему восемнадцатилетию, я бы все равно не сомневался, что она развита не по годам и использует приемы самоуверенной, весьма опытной женщины.
      – Ну что ж, – произнес я горестно, – похоже нам больше не о чем говорить.
      Она скромно опустила глаза, потом снова взглянула на меня.
      – Вы всегда купаетесь нагишом, дорогая? – спросил я у нее.
      – Да. Кроме меня, этим бассейном никто не пользуется по ут...
      Она не договорила, задумавшись. А думать она умела.
      – Так плавать куда приятнее. Стану постарше и откажусь от этого удовольствия.
      – Я тоже думаю, что такое себе разрешают только молоденькие девушки.
      – Говорю вам, что такое купанье доставляет большое удовольствие. Совсем другое ощущение.
      – Послушайте, Зазу, мне что-то тоже захотелось прыгнуть в воду. Здесь достаточно места для двоих. Почему бы и мне не познакомиться с... этим ощущением?
      – О, Господи, не надо!
      Это у нее получилось ненатурально: у нее не было времени на подготовку.
      – Я не стану заплывать на вашу половину бассейна... Постараюсь этого не делать.
      Она опустила глазки, потом подняла их на меня и кокетливо отвела в сторону.
      – Зазу, – попросил я ласково, – поднимитесь наверх.
      – Что?
      – Поднимитесь по лестнице. Нет, не до самого верха. Чуть-чуть, на пару перекладин.
      – Зачем?
      – Я вам скажу, когда вы поднимитесь ко мне, я вам прошепчу.
      Она сощурила глаза и чуть вытянула вперед губы. Передо мной был капризный ребенок. Что ж, выполнено безукоризненно.
      – Вы вовсе не должны мне ничего говорить. Я... ммм... не хочу знать.
      По-моему, она уже догадалась.
      – Вверх по лесенке. Ну же, раз, два.
      – Я не...
      – Ну что ж, в таком случае придется нырять мне!
      Она начала подниматься.
      – Прекрасно, – похвалил я, – достаточно. Ведь мы не хотим переусердствовать, не так ли?
      Вода скатывалась с ее бедер, струилась с больших белых грудей. Я наклонил голову в сторону, потом в другую.
      – Именно так я и думал. Как мне кажется...
      Я понизил голос до шепота:
      – Вроде бы 38-21-36-22.
      Карие глаза смотрели на мои губы.
      Она тоже шепотом повторила:
      – 38-21-36...22. Что же такое 22?
      – Вы прекрасно знаете, что это означает!

      Я возвращался назад в Лос-Анджелес, опустив верх своего "кадиллака", ветер охлаждал мое лицо. Время от времени я улыбался. Зазу вспыхнула, да еще как, даже грудь порозовела. Стала такой же, как дом ее отца. Нет, это заявление я беру назад. Цвет был вовсе не таким вульгарным.
      Поел я на Стрипе и воспользовался платным телефоном, чтобы позвонить Сэмсону и сообщить о Верме и обо всем остальном. Мне не хотелось ехать в полицейское управление, так как в этом не было особой необходимости.
      Сэм поинтересовался, как реагировал Александер. Я ответил:
      – Сама любезность и благожелательность. Он не питает зла к человеку, который всадил четыре пули в Гизера. Живи сам и не мешай жить другим. Беспокоиться не надо.
      – Скверно.
      – Можешь мне не говорить. Если бы он бушевал и ругался, я бы чувствовал себя гораздо спокойнее.
      – Мы получили сведения о том, что что-то определенно готовится. Шелл, решительно все, что тебе удастся разнюхать, сообщай сразу же, хорошо? Даже если это не кажется важным.
      – Конечно, Сэм. А все, что требуется от тебя, это всунуть кляп в рот Биллу Роулинсу, прежде, чем он его раскроет...
      – Слишком поздно.
      – Слишком поздно?
      – Вот именно.
      – Я этого боялся.
      – Могу тебе сказать, Шелл, что я очень беспокоился.
      – Я тоже. Уж этот Билл. Нельзя ли его упрятать за решетку?
      – Ох, заткнись! Мы получили сообщение от пары наших информаторов, что Домейно и его парни что-то собираются организовать сегодня или завтра, одним словом, очень-очень скоро. Александеру это понравится не больше, чем убийство Дайка... Если в знать, что именно, возможно, нам бы удалось остановить. Но пока мы ничего не знаем.
      – Вы не задержали никого из молодчиков Домейно?
      – Не можем их найти. Это тоже беспокоит меня. Их нет ни в одном из злачных мест, где они обычно слоняются.
      – Странно. Я спросил Александера, где смогу их найти, он ответил, что не знает. Более того, я верю ему. Еще кое-что, Сэм. Вчера Александер отдал распоряжения относительно похорон Гизера, и я видел соответствующие объявления в газетах. А когда я упомянул об этом Александеру, тот, как мне показалось, переполошился. Очевидно, он не предполагал, что газеты так быстро поместят это. Возможно, если не вероятно, что банда Никки намерена показаться там.
      – Естественно, мы думали об этом... Лично я в этом сомневаюсь, но на всякий случай поблизости будут находиться две радиофицированные машины. Кроме того, я лично сообщил Александеру, что полиция будет присутствовать, если не внутри во время отпевания, то снаружи, и что появление вооруженных людей на похоронах категорически запрещено. Это требование распространяется на всех без исключения.
      – Ну что ж, я попробую кое-что выяснить по своим каналам. И если что-то подцеплю, сразу же позвоню тебе.
      – Заходи, коли будет время. Кое-кто из твоих друзей хочет с тобой поговорить.
      Я повесил трубку.
      К десяти часам вечера я совершенно обессилел. Не из-за беготни, но главным образом потому, что ничего не происходило. Это обескураживало и одновременно настораживало. Я проехал на машине не менее пятидесяти миль, разговаривал со своими осведомителями, стараясь выяснить, где находится Никки Домейно и члены его банды, но никто ничего не знал.
      Был понедельник, а по понедельникам "Джаз Пэд" бывает закрыт.
      В десять вечера я отдыхал у себя дома с бокалом спиртного в руке, ломая голову над тем, что творится, чего следует ожидать. В том, что произойдет что-то весьма неприятное, я не сомневался.
      Зазвонил телефон.
      Я потянулся к трубке, схватил ее и произнес традиционное "алло?"
      – Скотт?
      – Да.
      – Это Мэт Омар.
      Я выпрямился. Впервые кто-то из людей Александера звонил мне.
      – Что случилось? – спросил я.
      Он начал ходить вокруг да около, говорил о моем визите к Александеру сегодня утром. Наконец я не выдержал:
      – Прекратите. Вы позвонили мне из каких-то соображений, Омар. Так объясните, в чем дело.
      Он тяжело вздохнул в трубку.
      – Да-а. О'кей.
      Его голос звучал странно, но это был нормальный, холодный и собранный Мэтью Омар. Говорил он тоном выше, напряженно, как будто нервничал, был взвинчен или чего-то опасался.
      – Дело в Алексе, – сказал он. – Я жду его у себя с минуты на минуту. Поднимется черт знает что, как только...
      Мне было слышно его тяжелое дыхание.
      – Что там с Сирилом?
      Снова молчание, но было слышно, как он тихонько ругается, как дышит. Интересно, что он пытался сообщить? А потом я услышал, как нас разъединили.
      Я положил трубку и подождал.
      Тишина.
      Я не знал, откуда звонил Омар, но мне было известно, что он жил вместе с Корком в маленьком домике в Голливуде, в районе Пайнхерст Роуд. У меня в спальне в записной книжке был его адрес и номер телефона. Я поднялся, но тут снова раздался звонок.
      Я схватил трубку:
      – Омар?
      – Кто? Это вы, Шелл?
      – Да. Кто это?
      – Билл. Билл Роулинс.
      – Вы все еще дежурите?
      – Они вызвали меня обратно, когда я уже ехал домой. Вернее, Сэм, он еще у себя.
      – Что-то случилось?
      – Можно сказать, что да. Мы нашли Джея Верма. Его только что застрелили.
      – Будь я проклят! Дело плохо?
      – Для него да, он убит.
      – Где это случилось?
      – "Маделяйн". Высоко, в одной из фешенебельных квартир на крыше небоскреба.
      Это был шикарный многоквартирный дом в северном Голливуде. Совсем не то место, где, по-моему, должен был жить Верм.
      Роулинс продолжал:
      – Я отправился туда и звоню уже отсюда. Сэм говорит, что вы захотите приехать и посмотреть, поскольку знаете их обоих, Верма и девицу, которая уверяет, что застрелила его.
      – Девица?
      – Да. Лилли Лорейн.
      – Я выезжаю.
      Когда я прибыл туда, эксперты все еще работали. Роулинс и детектив по имени Госс, оба в гражданской одежде, стояли рядом возле бара из темного дерева, отделанного темной кожей, и разговаривали. За ними через стеклянную стену сверкали и переливались миллионы огней Голливуда. Комната была выдержана в светлых тонах: светло-серые стены, серый, но посветлее ковер, тяжелая темная мебель, голубоватый диван справа у стены. На диване сидела Лилли, изредка всхлипывая. Возле нее сидел третий полицейский в гражданской одежде и что-то негромко ей говорил.
      Тело Джея Верма лежало приблизительно в двух ярдах от дверей в гостиную, под ним на сером ковре чернели небольшие пятна крови. Пятнадцатью футами дальше, в гостиной возле открытой двери, через которую виднелась кровать, покрытая пестрым шелковым одеялом, находилась вторая лужа крови, впитавшаяся в густой ворс ковра.
      Верм лежал на животе, его левая рука была безвольно откинута в сторону, а правая подвернута под него, слегка приподнимая тело. Одной щекой он прижимался к ковру, челюсть выдвинута вперед, глаза широко раскрыты, и выражение лица было такое же, каким я его запомнил: пустые и холодные глаза.
      Роулинс увидел меня, когда я вошел в комнату и, обогнув тело Верма, слегка наклонился над ним. Билл вскинул голову, и я подошел туда, где он стоял.
      – Миленькое дельце, верно? – спокойно произнес он, когда я встал рядом с ним.
      – Что случилось?
      – Скандальная история...
      Он взглянул на Лилли, потом на Верма.
      – Она сообщила нам историю со многими неясностями, которая могла иметь смысл, если бы это был не Верм.
      – Она застрелила его?
      – Говорит, что да. Пришла домой... – Он взглянул на Гросса. – Будь добр, забери пистолет. – Потом продолжал:
      – Вошла сюда, двинулась к спальне, ей показалось, что она что-то слышит, достала свой пистолет и включила свет. Там находился Верм, – он ткнул пальцем в открытую дверь спальни. – Верм двинулся на нее и довольно ясно дал понять свои намерения. Тут она выстрелила в него.
      – Где, черт возьми, Лилли держала оружие? И для чего?
      – Пистолет был у нее в сумочке. Говорит, что она без оружия никуда не ходит. Похоже, что она знакома кое с кем из современных молодчиков, которые не признают отказов на свои требования. Некоторым даже не нужно слышать "да", они берут то, что им нравится. А у нее ценные украшения.
      – Украшения?
      – Я этим займусь. Верм упал вон там, возле двери в спальню. Поднялся и снова упал на том месте, где лежит сейчас, больше не поднимался.
      Возле того первого кровяного пятна на сером ворсе ковра поблескивало с полдесятка маленьких предметов. Я не сразу их заметил.
      – Вот эти украшения? – спросил я.
      – Да. Она уверяет, что они были в руке вора. Должно быть, он намеревался улизнуть с ними в тот момент, когда она вернулась, и выронил их. Вот пистолет.
      Гросс принес тупоносый свирепого вида "Смит и Вессон" 38-го калибра. Конечно, все огнестрельное оружие выглядит свирепо... Это был обычный револьвер бизнесменов: ни тебе хрома, ни позолоты, ни перламутра.
      – Где она взяла оружие? У нее есть на него разрешение?
      – Нет, конечно. "Вы хотите сказать, что необходимо иметь разрешение?" – заявила она. Совсем так, как если бы спросила: "Вы хотите сказать, что нельзя стрелять в людей?" – Наивное дитя и только. Пистолет ей дал один из ее приятелей. Уже очень давно, она затрудняется сказать, когда именно. И, естественно, кто ей его дал тоже.
      Глаза Билла были прикрыты ресницами, у него был сонный вид. Я не сомневался, что он безумно устал.
      – Действительно, скандальная история, – согласился я. – Насколько мне известно, Верм был лучшим стрелком у Домейно. И этим все сказано. Телохранитель и, вне всякого сомнения, убийца, но не квартирный вор. Если только он не принес драгоценности... Ладно, с этим потом... Если он приходил сюда, готов поспорить с кем угодно, то лишь ради того, чтобы кого-то убить.
      – Конечно. Но кого?
      Я открыл было рот и тут же закрыл его.
      – Билл, я разговаривал с Лилли вчера вечером, как раз перед тем, как Домино с Чанком и вот с ним, – я кивнул головой в сторону трупа, – ворвались туда. Знаю, что они услышали часть того, что она говорила мне, а сказала она многое. Я не обратил особого внимания на ее сообщение. И напрасно. Но насколько припоминаю, все это было не в пользу Домейно.
      – Ты думаешь, что он мог послать сюда этого типа, чтобы охладить ее?
      – Не исключено. Я бы хотел с ней поговорить.
      – Я и сам хочу, чтобы ты с ней поговорил. Ты ее знаешь гораздо лучше, чем любой из нас. И, возможно, сумеешь выяснить что-то такое, чего не смогли мы.
      – Вообще-то у меня с ней не особенно близкие отношения. Просто "здравствуй и прощай", иной раз пропустим пару бокалов.
      Он усмехнулся.
      – Ты хочешь сказать, что это совсем не то, что твои отношения сразу...
      – Билл...
      – Да?
      Он посмотрел в сторону дивана, поймал вопрошающий взгляд парня в штатской одежде и слегка качнул головой. Детектив вскочил с дивана и подбежал к нам. Билл перебросился с ним парой слов и отослал прочь.
      – Она в твоем распоряжении.
      – Пусть посидит минуту – другую. Пусть подумает о случившемся наедине и сообразит, в какую скверную историю попала.
      Он кивнул.
      – О'кей. Каково твое впечатление?
      Я посмотрел на два пятна крови в пятнадцати футах одно от другого:
      – Здесь с ней мог кто-то быть. Они обменялись выстрелами. Верму не повезло.
      – Мы возьмем анализ крови и, если это кровь разных людей, значит Лилли наврала. Не так ли?
      – Конечно.
      – Ни в стенах, ни в мебели нет следов выстрелов. Если был сделан еще один выстрел, значит пуля в кого-то попала.
      – Таким образом, вы, конечно, можете проверить врачей. Пуля должна все еще находиться в... Обождите минуточку.
      Я замолчал, задумавшись.
      – Когда же все это произошло, Билл? Я понимаю, что пока нет точных данных, но все же?
      Он вытащил записную книжку и перелистал ее.
      – В полицию позвонили в 21.45. Я ехал домой на своей машине. Сэм вызвал меня по радиотелефону в 21.49. Сюда я приехал в 21.54. Переговорил с Сэмом, позвонил тебе в 22.05.
      – Лилли позвонила в отдел жалоб?
      – Точно.
      – И это было в 21.47. Допустим, что Верма застрелили как раз перед этим за несколько минут... Билл, в самом начале одиннадцатого, как раз перед твоим звонком, я разговаривал с Мэтью Омаром.
      – Ты ему звонил?
      – В том-то и дело, что он мне позвонил. Вот почему я предполагаю, что это может быть важным.
      Я рассказал ему о странном разговоре.
      Он хмыкнул.
      – Забавно.
      – Возможно, в действительности все еще забавнее. Позволь мне высказать довольно дикое предположение.
      – Валяй!
      – Омар находился здесь с Лилли. Приходит Верм, чтобы разделаться с Лилли, и обменивается выстрелами с Омаром. Вообще-то, Омар парень с мозгами, силен в расчетах и книгах, но едва ли он ходит без оружия. Верм свалился на том самом месте, где он лежит сейчас. Омар тоже был ранен, он потерял немного крови вон там.
      Я ткнул пальцем в пятно перед дверью спальни.
      – Потом он живенько сочинил историю для Лилли и был таков, пока она еще не вызвала полицию.
      – И позвонил тебе? Зачем? Алиби?
      – Возможно. Зависит от времени. Он сказал, что находится дома. Он мог там быть, насколько мне известно. Туда он мог добраться отсюда минут за пятнадцать – двадцать. Но вообще-то он мог позвонить мне из любого места, из уличного автомата, из аптеки...
      – В твоей теории несколько дыр...
      – Возможно. Но, возможно, мы сумеем их заштопать. Меня настораживает прежде всего его звонок. Ведь он так и не объяснил мне, что ему было нужно.
      – И голос у него звучал...
      – Он нервничал, волновался, чего-то опасался, держался напряженно. Меня это еще тогда удивило. Но, возможно, он был просто ранен.
      – Надо это проверить.
      Я назвал Биллу улицу, на которой жили Омар и Корк. Он сказал, что номер дома узнает, повернулся и пошел к телефону на темном баре с кожаной отделкой.
      Я же пересек комнату, где на нежно-голубом диване сидела Лилли Лорейн.

      – Хэлло, Шелл, – сказала она, когда я сел рядом с ней.
      – Хэлло, Лилли.
      – Ты выглядишь ужасно.
      – Да? Зато ты великолепно.
      Таково было начало. Каждый раз, когда я приближался к этой женщине на десять футов, у меня возникало какое-то теплое, неясное ощущение, наверное, так себя чувствует созревающий персик. Я чувствовал себя так, как если бы в ней находился скрытый электромагнит, который меня притягивал к ней и совершенно лишал воли.
      Она была одета в жемчужно-серое платье, сшитое из одной из этих новых чудо-тканей, в котором она была убийственно хороша. Платье имело У-образный вырез, доходящий чуть ли не до пупка, но внизу стороны конуса были стянуты крошечными блестящими пряжечками. Разумеется, никакого комбине или бюстгальтера под платьем не было.
      Я посмотрел на лицо Лилли, на ярко-красные губы, молочно-белую кожу, искрящиеся глаза. Правда из-за пролитых слез, они были менее блестящими, чем обычно.
      – Вы убили его, да? – спросил я.
      – Да. Я чувствую себя ужасно, просто ужасно.
      – Ты хорошая девочка, Лилли.
      – Какой-то кошмар. Это было что-то жуткое. Ох...
      Она немного всплакнула, несколько самых настоящих слезинок покатились по щеке. Штуки три, пожалуй.
      – Ох! – простонала она снова. – Шелл, у меня не расплылась тушь?
      – Нет еще, но боюсь, что это скоро случится. Расскажи мне об этом.
      – О чем?
      – Об убийстве.
      – Я никого не убивала. Просто в кого-то выстрелила. Но я не убивала...
      – Не надо волноваться. Я имел в виду стрельбу.
      – Ну, я вернулась домой. Он, видимо, рылся в моих ящиках и нашел маленькую зеленую шкатулку.
      – Зеленую?
      – Да. Там я держу свои драгоценности.
      – Вот оно что?
      – И тогда я выстрелила в него.
      – Я не виню тебя.
      – Я включила свет в гостиной, а он как раз выходил из спальни с зеленой шкатулкой. Я увидела, как сверкают камни, ну и догадалась, что у него есть пистолет. Я, конечно, была перепугана.
      – Да?
      – Поэтому я выстрелила в него. Он упал, затем поднялся и вновь пошел на меня. Я попятилась к двери, а он продолжал идти. И все же он упал, не дойдя до меня. После этого я вызвала полицию.
      – Лейтенант Роулинс сказал мне, что у Верма не было оружия. А он всегда имел при себе пистолет. Что же с ним случилось?
      – Не знаю, Шелл.
      – О'кей. Кто был с тобой, когда ты его "ухлопала"?
      – Со мной? Не понимаю, что ты имеешь в виду?
      – Кто, не считая Джея Верма? Твой приятель, любовник, подруга, тетка...
      – Никого.
      – О'кей. Ты сказала, что куда-то ходила и вернулась домой. Где ты была?
      – В кино.
      – В этом платье?
      – Конечно.
      – О'кей. Что за фильм ты смотрела?
      – Новый. "Веселое времяпрепровождение", так он называется. Про студентов, которые написали петицию об отмене занятий. Потом они устроили забастовку, и веселье кончилось... Фильм оказался очень даже тяжелым.
      – Понятно.
      Она еще говорила на эту тему, ясно, подробно описала сцену, когда подростки подожгли университет. Она, несомненно, видела этот фильм, но он не сходил с экранов уже вторую неделю. Кто мог доказать, что она отправилась смотреть его именно сегодня, в свой свободный вечер?
      Мы еще немного поговорили, потом я поднялся и подошел к Роулинсу.
      – Ну, что-нибудь узнал? – спросил он.
      – Да. Она этого не делала.
      – Каким образом ты это выяснил?
      – Сам не знаю.
      – Ну, что ж, мы отвезем ее в управление и там допросим.
      – Возможно, в дальнейшем она будет откровенней... Скажи, ты выяснил что-нибудь в отношении Омара?
      – Да, мне только что звонили. Проверили его дом. Его дружок Корк там, а Омара нет. Корк уверяет, что сам он только что вернулся и не имеет понятия, куда тот отправился. Сам он здорово напился. Наша бригада продолжает осмотр дома. В углу общей комнаты стоит письменный стол. Под ковром, который выглядел совсем не к месту возле этого стола, и наши ребята сдвинули его поэтому в сторону, была свежая кровь.
      – Угу. И никаких следов Омара.
      – Есть еще кое-что интересное. Эта самая мисс Лорейн живет здесь два последних месяца, до этого – в отеле "Билмингтон". Ты представляешь, сколько стоит вот такая квартирка, а? Тысячу в месяц.
      – Возможно, у нее есть приятель. Она, несомненно, умеет расположить к себе мужчину.
      – Это последний, четырнадцатый этаж. Фактически в здании всего тринадцать этажей, но этаж ниже именуется двенадцатым, а этот уже четырнадцатый... Отдельный лифт на две квартиры.
      – Две?
      – Да, это другая через холл. Два месяца назад некий мистер Зэмес снял вторую на шесть месяцев, заплатив за нее вперед. Высокий человек приятной наружности с непропорционально короткими ногами. Глубокий голос.
      Роулинс помолчал.
      – Возможно, я бы не обратил на это внимание, если бы мы с тобой недавно не говорили о человеке с такой наружностью.
      Он перечислил мне другие приметы этого Зэмеса, полученные им от управляющего. И даже не забыл упомянуть о глубокой ямке на подбородке.
      – Мэтью Омар, да? – спросил я.
      – Вроде, как он. И это вписывается в общую картину.
      – Полностью.
      Роулинс взглянул на Лилли.
      – Ты говорил серьезно, уверяя, что она этого не делала?
      – Полной уверенности, конечно, нет. Вернее сказать, не было. А теперь появилась. Одно несомненно: Верм не явился сюда, чтобы "свистнуть" несколько брошек, колец и сережек. Она либо застрелила его по другой причине, либо его убил кто-то другой, а она взяла вину на себя, покрывая этого человека. Лично я придерживаюсь второго предположения.
      – Я тоже.
      Роулинс пожевал нижнюю губу.
      – Меня тревожит, что Верм был без оружия. Если он явился сюда, чтобы убить ее, то не верится, чтобы она так легко справилась с ним. Если только на самом деле она не является превосходным стрелком.
      – Да. Но учитывая опытность Верма, его острый глаз... Как угодно, не верится.
      Труп уже убрали.
      Мы с Роулинсом поговорили еще пару минут. Он обещал сообщить нам результат анализа пятен крови и обо всем, что будет выяснено об Омаре и его местонахождении.
      После этого я отправился домой. Когда я сел в свою машину, от здания отъехала машина скорой помощи с останками Джея Верма. Она отправилась в морг. Туда, куда недавно отвезли тело Гизера.
      Утром я снова пил черный кофе, когда зазвонил телефон у меня в спальне. Этот мой номер не значился в телефонном справочнике. Значит, мне звонил один из моих осведомителей.
      – Вас интересует, что случилось с Мэтью Омаром вчера вечером, не так ли? – спросил он.
      – Конечно. Что у вас есть?
      – Говорят, что трое головорезов Домино изрешетили его. Он был один, в противном случае они могли бы расправиться и с другими. Вы уже слышали об этом?
      – Впервые слышу.
      – Прекрасно, что я первый сообщил вам об этом.
      – Запомню. Что значит "первый"? Думаете, я могу еще раз услышать об этом?
      – Весь город гудит об этом событии. Вроде бы, это не секрет.
      "Это было чуточку странно", – подумал я. Мне не надо было насиловать воображение, чтобы представить, как трое бандитов Домейно ухлопали Омара, хотя другие из банды Александера находились неподалеку, но отсюда едва ли следовал вывод, что они передали по радио сообщение об убийстве. Нельзя было забывать и о вечернем звонке Омара ко мне.
      – Вам не доставило большого труда раздобыть эти новости? Не беспокойтесь, мне безразлично, как вы их получили. Самое главное – информация.
      – Черт подери, мне об этом рассказали уже в трех местах!
      Было похоже, что историю намеренно распространяли. И я подумал, не является ли ее творцом сам Омар, которому надо залечить рану в каком-то укромном месте. Вот он и постарался разнести по всему городу сообщение о том, что его изрешетили, естественно, члены банды Домино.
      – Где находится труп? – поинтересовался я.
      – Не знаю. А где он должен быть?
      – Мне известно, что его не нашли у него в доме. А ведь стрельба, предположительно, происходила там?
      – Да-а. Наверное, они куда-то увезли его.
      – Возможно, если Омар сам не ушел.
      Он рассмеялся.
      – Что-то не припоминаю, чтобы трупы разгуливали по городу.
      – Известно ли, кто в него стрелял?
      – Нет. Только то, что это парни Домейно.
      – Когда это случилось?
      – Не знаю. Вчера вечером или ночью. Узнать это?
      – Нет... Думаю, я знаю, когда это произошло.
      Я поблагодарил его, сказал, что свяжусь с ним и выражу свою благодарность более существенным образом, затем положил трубку.
      За завтраком, еще две чашки черного кофе, я думал о происшествии в "Маделяйне" накануне вечером, об этом звонке и еще кое о чем.
      В восемь часов я позвонил капитану Сэмсону. После обычных приветствий я сообщил голые факты о предполагаемом убийстве Омара, на что он ответил:
      – Да, пару часов назад мы слышали то же самое. Даже пару имен нам назвали. Парень по имени Чанк и злодей, которого они почему-то зовут Ту-Тайм.
      – Чанка я знаю. Во всяком случае, познакомился с его кулаками. А вот про второго никогда не слышал.
      Закурив, я добавил:
      – Возможно, это правда.
      – Что ты имеешь в виду?
      – Просто думаю вслух, Сэм. Есть еще какие-нибудь новости?
      – Да, кое-что. Кровь в квартире Лилли и обнаруженная на квартире Омара все еще анализируется. Пока есть только то, что это человеческая кровь. Нулевой группы. Но это почти ни о чем не говорит. Позднее мы получим новые данные.
      – Обе лужи в "Маделяйне" нулевой группы?
      – Точно.
      Я знал, что более сорока процентов людей имеют кровь этой группы, так что анализы пока ничего не дали. Но все же это был шаг в правильном направлении. Меня бы больше устроило, если бы эти лужицы были разных групп крови.
      – Никаких следов ни Мэтью Омара, ни его трупа?
      – Нет.
      Он выругался.
      – И я надеюсь, что он объявится живым. Еще один труп нам ни к чему. Беспокоит меня так же то, что мы до сих пор не вышли на Домейно и его типов. Как было бы замечательно, если бы они все друг друга перестреляли!
      – Едва ли это возможно. Сэм, с возрастом ты становишься пессимистом.
      Он хмыкнул.
      – Возможно, но я буду чувствовать себя намного лучше, когда они похоронят Дайка.
      – Дайка? Ах да, Гизера!
      Конечно. Его должны похоронить сегодня.
      – Ты предупредил Александера, что его молодцы должны оставить свои пушки дома?
      – Конечно. Говорил с ним лично.
      Он вздохнул:
      – Я договорился, что поблизости будут находиться две машины. Я тоже туда поеду. Мне не по душе, что все отребье собирается в одном месте, в особенности после распространения упорных слухов о том, что банда Домино прикончила Омара. Вроде бы теперь вся банда Александера кипит, они и без того наказаны гибелью Дайка.
      Взрывоопасная ситуация, ничего не скажешь, но я не стал говорить это Сэму.
      Вместо этого, я сказал:
      – Я улетучиваюсь, не забудь, что я с тобой.
      – И это меня беспокоит. Я бы хотел, чтобы ты присоединился к нам и...
      Я прервал его:
      – К тебе привезли вчера Лилли Лорейн, Сэм?
      – Продержал ее здесь пару часов, проверил обе руки. Ничего. Либо у нее были перчатки, что она категорически отрицала, либо она не стреляла из пистолета. Однако мне не удалось поколебать ее показаний.
      Других новостей не было, поэтому я пообещал ему позвонить позднее, затем заглянул в холодильник и выпил стакан молока.
      В девять часов я был готов отправиться в путь. До этого меня удерживал телефон: либо я сам кому-то звонил, либо ждал чьих-то звонков. Действительно, еще позвонили двое на ту же тему, но ничего нового в их сообщениях не было. И вот в девять часов я сидел у своих аквариумов и кормил рыбок.
      Покончив с этим делом, я надел свою "сбрую" с пистолетом, прикрыв ее сверху пиджаком, и тут раздался новый звонок. Снова в спальне.
      Я схватил трубку.
      – Скотт?
      – Да.
      – Не могу себя назвать. Но три месяца назад я вас предупредил весьма удачно в отношении одного типа о готовящейся им операции. Припоминаете?
      – Ну...
      Голос был знакомым, но я не знал его.
      – Вы дали мне сто долларов. Примерно три месяца назад.
      Это помогло. Маленький, тщедушный человек по имени Кан. Бен Кан. Целый год он довольно успешно промышлял грабежом на улицах, потом его отправили отдохнуть на пару годочков в Сан-Квентин. Он отсидел положенный срок и решил завязать, поскольку природа наделила его сообразительностью и острым умом. Он по-прежнему знал многих своих старых друзей и получал от них ценные сведения, "позабыв упомянуть" о том, что порвал со своей прежней жизнью.
      – Да-а, – протянул я, – припоминаю.
      – Ждите меня на прежнем месте.
      – О'кей. Сейчас выезжаю. Я буду там через двадцать минут.
      Он повесил трубку.
      Выходя из комнаты, я снова посмотрел на оба своих аквариума. Рыбки поели и веселыми стайками плавали в воде.
      Иногда я часами наблюдал за этой прелестной, мирной картиной. У меня при этом успокаивались нервы и понижалось давление. Лечение, которое я проверил на себе, если можно так выразиться, – рыботерапия. Я хотел бы захватить с собой немного их покоя и беззаботности.
      "Возможно, – думал я, – сегодня будет не обычный, а тихий, безмятежный день".
      Конечно же, я ошибался.
      Прежним местом была станция обслуживания на Кахуэнга.
      Через девятнадцать минут после звонка Бена Кана я вышел из машины возле бензоколонки, попросил наполнить бак и вошел в мужской туалет.
      Никого не было видно, но дверь одной из кабинок была закрыта.
      – Бен? – негромко позвал я.
      Он вышел, закуривая сигарету.
      – Привет, Скотт. Возможно, я заработал еще сотню.
      – Надеюсь на это, Бенни.
      И это было правдой. Бен не только порвал с преступным миром, но и заботился о семье, отдал дочь в колледж, и я надеялся, что его информация действительно будет стоить сотни.
      Он не стал напрасно тратить время:
      – Вас ведь еще интересует, где прячется Домино и его люди?
      – И еще как!
      – Я не вполне уверен, но мне кажется, что я знаю, где это. Примерно час назад я ехал по Сайпресс. Меня обогнал большой "империал" с несколькими парнями. Мне удалось рассмотреть крайнего. Это был Пит Питере, они зовут его Питером-Ирландцем, потому что тот пьет только ирландское виски. Знаете его?
      Я покачал головой.
      – Работает на Никки. Был в саперных войсках в армии, подрывал мосты и укрепления, а когда демобилизовался, начал вскрывать сейфы. Знаток, может рассчитать до унции сколько нужно взрывчатки, чтобы коробочка раскрылась. Чертовски ценный человек. Главное, что он работает на Никки.
      – Вы видели только его?
      – В машине было еще четверо, но знаю я одного Питера. Вполне достаточно, как я считаю. Примерно в миле впереди меня они свернули влево на неасфальтированную дорогу. Я не стал следить за ними, но примерно в полумиле от шоссе, на холме, стоит одинокое здание. Снаружи несколько деревьев да кустов. Возможно, там они и скрываются. Хотя бы кое-кто из них.
      – Хорошо. Вы не представляете, почему они там прячутся?
      Он покачал головой.
      – Эта новость стоит сотни?
      Я подумал, прежде чем ответить:
      – Да, если вы уточните место.
      – Очень просто. Недалеко от того места, где они свернули, я проехал мимо большого деревянного дома-развалюхи, перед домом копал ямы старик, еле державшийся на ногах от старости. Он объяснил, что делает вывеску: "Зооферма Ибена". Проехав это единственное строение на дороге, вам останется ехать еще милю, может, чуть меньше. И тут вы увидите грунтовую дорогу, сворачивающую влево.
      – Зооферма? Дикие животные?
      – Я не знаю, какие у старика животные, с шоссе было видно несколько небольших загонов для скота и птицы. Оттуда уже просматривалось место, куда направлялись молодчики Никки, поэтому я остановился и поговорил со стариком. Спросил, кто живет поблизости, не замечал ли он в последнее время, что по дороге разъезжают парни вроде тех, что только что проезжали мимо. Он ничего не знал. Недавно перебрался из какой-то еще большей дыры в пятидесяти милях к Западу, где он вводил в расход доверчивых фермеров, показывая им свой зверинец. Как я думаю, посади его самого в клетку, он будет самым интересным экспонатом в своей коллекции.
      Я вытащил сотню и протянул ему. Когда я собрался спрятать бумажник, Бен заявил:
      – Не прячьте его, – воскликнул он, – я собираюсь заработать еще одну сотню.
      Я улыбнулся. Возможно, не слишком радостно, но улыбнулся.
      – Оставили главное напоследок?
      – Это же бизнес, Скотт!
      Я нашел пятьдесят, две по двадцать и десять, достал их и спрятал бумажник.
      – Так что же осталось на закуску?
      – Ваш телефон прослушивается.
      Я вскинул голову.
      – Вы уверены?
      – Абсолютно. Фактически, прослушиваются оба ваших телефона.
      Я отдал ему вторую сотню.
      – Вы ведь знаете "Тропики", да? – поинтересовался он.
      – Разумеется.
      Это был бар с автоматом-проигрывателем на окраине города, принадлежавший неудачнику, обожавшему окружать себя птицами своего полета. Туда мог зайти любой бродяга, только что вышедший из тюрьмы, и почувствовать себя среди друзей. Случайно попавшие туда туристы, вероятно, найдут заведение убогим и бесцветным. Но, если тебе известен жаргон и ты не турист, иногда ты можешь услышать содержательный и яркий разговор.
      – Вчера вечером я был там, – пояснил Бен. – Зашел выпить кружку пива и послушать, не узнаю ли чего-нибудь такого, что заинтересует вас. И кто же туда входит? Один из ваших бывших коллег, Нил, не знаю его второго имени. Невысокий, круглолицый тип со здоровенными мускулами.
      Я понял, кого он имеет в виду. Бывший частный детектив, утративший свою лицензию, но не растерявший своих потрясающих знаний в электронике, подслушивающих устройствах и их установке. Раньше мы были, можно сказать, в дружеских отношениях, но это, очевидно, кончилось.
      Бен продолжал:
      – Он был с блондинкой на две головы выше его. Возвышалась над ним, как башня.
      Он подмигнул мне:
      – Могу поспорить, такая красотка если бы стукнула его, ему был бы конец... Они проскользнули в кабину в конце зала. Оба были на взводе и сразу же принялись снова пить.
      Отворив дверь туалета, Бен швырнул окурок в унитаз.
      – Возле их кабины расположен мужской туалет, только так его назвать нельзя. Но это к делу не относится. Я прошел туда и не запер плотно дверь. Мне было слышно, как Нил восхвалял себя перед этой крошкой, но она что-то не поддавалась на уговоры. Под конец он сообщил ей, что только что вмонтировал подслушивающее устройство в квартире Скотта. Он сказал: "Я так накрутил провода, что этот сукин сын не сможет теперь даже ругнуться без того, чтобы не разбудить эхо". Это произвело впечатление на его великаншу.
      – Прекрасно. Так он назвал меня сукиным сыном, да?
      – Да. Для начала. Хотите знать, как он закончил?
      – Не имеет значения. Он установил аппаратуру для подслушивания только телефонов или вообще в квартире?
      – Только телефонов. Я слышал достаточно, чтобы быть в этом уверенным.
      – Он сказал, кто ему поручил это сделать?
      – Нет.
      – Почему вы не позвонили мне вчера вечером, Бен?
      – Я звонил. Нил с блондинкой появились около одиннадцати, я же позвонил в полночь. Никто не ответил. Мне не хотелось вторично звонить вам по прослушиваемому телефону. Поскользнись я на этом... Скажите спасибо, что я вообще позвонил.
      – Спасибо.
      – Я провел сорок минут в этом проклятом сор... сорок минут, прижимая ухо к щели и зажимая нос.
      Он оглянулся на светлые стены туалета.
      – Вся моя жизнь связана с этими заведениями.
      – Вы хотите получить еще немного, Бенни?
      Он покачал головой.
      – Нет, я хотел две сотни и получил их. Достаточно. Я доволен. А вы?
      – Весьма.
      – Вот и хорошо. Все получилось так, как мне хотелось. – Он снова подмигнул мне:
      – Теперь я хочу жить без обмана.
      Время приближалось к полудню, когда я поехал по Фривей снова к Голливуду, повернул на Сайпресс Роуд и взглянул на место, где, возможно, сейчас находилась штаб-квартира Никки Домейно и его банды.
      Остальную часть утра я бегал, отвечал на звонки, поступившие в мой офис в Гамильтон Билдинге, и разыскивал приятеля Нила. Звонки оказались пустыми с точки зрения дела Александера – Домино, но я должен был их проверить.
      В "Тропиках" я узнал имя блондинки, с которой накануне был здесь Нил, но ни ее саму, ни Нила мне не удалось найти. Когда же я все-таки нашел Нила и разделался с ним, у него появились все основания считать меня "сукиным сыном".
      Свернув с Фривей, я круто завернул на Сансет. Погруженный в думы, я не был достаточно внимателен, очухался только при звуке клаксона, который звучал, как паровозный гудок. Я нажал на все тормоза, и огромный красный грузовик промчался мимо в каком-то футе от переднего бампера.
      Мне удалось влиться в поток движения на Сансете без столкновения или сердечного приступа, но я подумал: "Боже, для того чтобы умереть, вовсе не обязательно получить пулю. Человека можно убить всяческими способами. Скажем, если он немного отвлечется..."
      Именно в этот момент до меня дошло.
      Мысли проносились у меня в голове, словно малюсенькие красные грузовики.
      Говорят, что тонущий или умирающий иногда видит, как прошла вся его прежняя жизнь. Со мной этого не случилось, но промелькнувший рядом грузовик немного сдвинул умственные тумблеры, и все, что произошло с того момента как Зазу позвонила мне, ожило у меня в мозгу, да так, что я громко воскликнул: "Ну да, черт побери, да! Почему бы и нет?"
      Я вновь все пересмотрел в обратном порядке, взвешивая каждый факт, а когда вновь вернулся к началу, нырнул под приборную доску "кадиллака", схватил там радиотелефон, сообщил свое имя и номер, чтобы вызвать отдел по расследованию убийств. Операцию с телефоном я проделал у перекрестка, когда горел красный свет, а когда загорелся зеленый, я уже слышал голос Сэма:
      – Сэм, это Шелл. Я думаю, что знаю, как мы сможем найти тело Мэтью Омара.
      – Тело? Вроде ты был не уверен, что он убит.
      Он выругался. Разумеется, ему сейчас меньше всего хотелось иметь еще один труп с пулевыми отверстиями.
      – Полагаю, ты можешь это доказать?
      – Нет, но...
      – Давай договоримся так, Шелл. Я должен повидаться с шефом через десять минут. А через сто минут на похоронах Гарри Дайка соберется человек сорок головорезов, все они имеют основания возмущаться Домейно и его парнями. Гибель Дайка их взбудоражила, потом был убит Верм, а теперь, если окажется, что и Омара "ухлопали"...
      Внезапно связь оборвалась. Я понимал, что дело было не в Сэме, а снова задурил мой радиотелефон. Я не силен в аппаратуре, но знаю, что если удачно стукнуть по ящику с лампами, телефон снова заработает.
      – Одну минутку, Сэм, я тебя не слышу.
      Бесполезно, он меня тоже не слышит, конечно. Я поднял ногу, нацелился каблуком и стукнул! Все получилось превосходно. Связь восстановилась.
      – О'кей, Сэм, я знаю, что ты занят. Не обращай внимания, все это пустяки!
      Он редко бывал в таком состоянии. Я понимал, что на него давят со всех сторон. Газеты изводили департамент, а шеф наседал на Сэма. Поэтому, как я считал, он, несомненно, не спал уже вторые сутки, а то и больше. Во всяком случае, он был не в настроении выслушивать мои весьма сбивчивые объяснения.
      Я ехал по Сансету. Вайн-стрит была еще далеко впереди, поэтому я свернул в левый ряд и сказал:
      – Плюнь на все, что я тебе сказал, Сэм. У меня уже возникла другая идея.
      – Мне не нравится...
      – Какие новости из лаборатории?
      – Кровь в обоих местах в квартире нулевой группы, резус отрицательный. А под ковриком на квартире Омара резус положительный. Но это все равно мало что дает. Мы ведь не знаем группу крови Омара, так же, как не знаем, где его тело.
      – Я разыщу его для тебя... полагаю. Не переживай из-за этого, Сэм. Только сделай мне одно одолжение, хорошо? Оставайся возле этого телефона, пока я тебе снова не позвоню. Ладно?
      – Говорю тебе, что через десять минут, нет, теперь уже через пять...
      – Сэм, я в своей машине.
      Я затормозил перед светофором на Вайн-стрит. Через несколько кварталов она переходит в Норд Россмор, а на Норд Россмор стоит отель "Спартанский".
      – Мне нужно сделать еще одну мелочь, но я позвоню тебе, как только войду к себе в квартиру. Не пройдет и пяти минут, а то и того меньше. О'кей?
      Он еще раз негромко выругался, потом нехотя согласился.
      – О'кей. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь?
      – И не обращай внимания на то, что я сказал. Верь мне и только. Договорились?
      – Да.
      Помолчав, он повторил:
      – Дай бог, чтобы ты знал, что делаешь.
      Я тоже на это надеялся, но не стал расстраивать его. Сказав ему "до скорого", я сунул на место телефон, повернул влево на Вайн, а там снова вытащил его наружу.
      Было пять минут первого. Три минуты ушло на поиски нужного мне человека, Джима Нелсона, из телецентра, местный канал четырнадцатый. Каждую неделю он вел получасовую передачу в 7.30. Пятиминутный телефильм или шоу, затем городские новости.
      В его распоряжении был вертолет, с помощью которого он снимал пожары, разрушительные паводки, транспортные пробки на дорогах и тому подобное. А когда не было ничего катастрофического или особенно захватывающего, они просто снимали с воздуха разные районы города и демонстрировали их с небольшими комментариями, в которые включались какие-то исторические сведения.
      К тому времени, когда Джим ответил по телефону, я успел припарковать машину и осмотреться. Это вошло у меня в привычку, поскольку я не пользуюсь особой популярностью у определенных групп населения Лос-Анджелеса, в особенности в настоящее время, как мне казалось.
      – Джим, – заговорил я, – это Шелл. Шелл Скотт.
      – Привет, Шелл. Что ты...
      – Джим, я чертовски тороплюсь. Пожалуйста, выслушай меня, я хочу просить тебя об огромном одолжении. И ответь положительно.
      – Даже если бы это был не ты, я бы...
      – Я хотел, чтобы ты прислал за мной своих ребят на вертолете.
      – Одну минуточку. Куда именно?
      – Я сейчас в "Спартанском", так что все, что от них требуется, это посадить машину напротив через улицу на площадке Уилширского Кантри Клуба и взять меня.
      – Ты сошел с ума?
      – Да нет, что ты. Площадка плоская, очень удобная, я буду там ждать.
      – Ты определенно помешался.
      – Джим, возможно и так, но, пожалуйста, не прерывай меня, пока я не закончу.
      Часы показывали десять минут первого. Возможно, сейчас Сэм уже сидел или стоял, а может, отдавал честь перед внушительным письменным столом еще более внушительного начальника полиции Лос-Анджелеса.
      Я торопливо продолжал:
      – Послушай, я знаю, что ты мне ничем не обязан. Но выполни мою просьбу, и я буду у тебя в неоплатном долгу. Даю слово, что каждый раз, когда тебе потребуются услуги частного детектива, ты только позвони мне, и я буду в твоем распоряжении. Бесплатно. Днем и ночью. Столько, сколько ты захочешь, и независимо от характера просьбы.
      Я заставил себя успокоиться, услышав, как он сказал "ух", а потом задумался.
      – Забавно, я как раз думал... Ну да ладно, сейчас не время. Зачем тебе понадобился вертолет?
      – Я хочу, чтобы твои ребята подобрали меня и доставили туда, куда я скажу, пока не могу точно назвать место. Но, если я прав, они смогут сделать совершенно бесподобные снимки для вечерней телепередачи, я бы даже назвал их уникальными. О том, как кое-какие парни отрывают могилу с трупом.
      – Что за парни?
      – Я... пока в точности не знаю... Вообще-то я совершенно уверен, но...
      Я пытался одновременно думать о слишком большом количестве вещей. Невольно возникли сомнения. Когда этот красный грузовик чуть не отправил меня на тот свет, все показалось таким ясным, логичным... Ах, к черту все сомнения!
      – Чью могилу? – спросил Джим.
      – Мэтью Омара.
      Это его заинтересовало.
      – Да, мы получили такое сообщение... Так он мертв, да?
      Я шумно вздохнул, еще раз прогнал все страхи и довольно твердо произнес:
      – Да.
      – И наша передача получит снимок мошенников, которые вырывают из могилы его труп?
      – Да.
      Я снова вздохнул и торопливо добавил: – Да, Джим, если только я окончательно не сошел с ума.
      – Что, как мне кажется, вполне возможно.
      – Если бы речь шла только обо мне, я бы сказал: девяносто процентов вероятности. Ну а для тебя фифти-фифти, пятьдесят на пятьдесят. Как минимум.
      Я помолчал.
      – Ну, подумай об этом, Джим. Если только ты получишь такой снимок, сделанный хорошей кинокамерой, тебе обеспечен успех...
      – Хватит!
      – Мошенники отрывают могилу, вытаскивают труп наверх! Ты можешь получить премию!
      – Премии не дают...
      – Тогда Оскара. А подумай о собственной рекламе...
      – Олл-райт, чуточку остынь... Дай мне подумать. Наверное, стоит подумать, верно?
      – Джим, второго такого случая не будет.
      – Я член этого клуба, вопрос с посадкой вертолета можно будет уладить... с руководством. Но как посмотрят на это рядовые члены?
      – У нас на это нет времени.
      – Шелл, на крыше Ли Тауэра есть специальная площадка для вертолетов. Почему бы тебе не отправиться туда? Оттуда мы тебя и возьмем.
      – Для этого у нас просто нет времени. После того, как я снова позвоню Сэму, у нас будет всего две – три минуты. Он ждет моего звонка. Возможно, мы уже опоздали. Они уже отправились на кладбище...
      Джим быстро спросил:
      – Так Омар на кладбище?
      – Нет, я думал о похоронах, Джим. Мне необходимо туда отправиться, что бы не случилось. Вызови сюда вертолет, пусть они вылетают. А за это время ты сумеешь уладить вопрос в клубе.
      Если не получится, их можно отослать назад.
      – Хорошо, Шелл. Но если это...
      Его голос оборвался. В телефоне раздалось слабое пищание. Я снова поддал его ногой. Ничего. Вроде бы, на этот раз ничего не получится.
      Я засунул телефон на место, выскочил из машины и помчался к отелю.
      Я набирал номер Сэма по своему телефону, часы показывали 12.14. Он ответил.
      – Сэм, Шелл, – сказал я. – Я...
      – Проклятие!
      Я боялся, как бы он случайно не сказал что-то не то в столь ответственный момент, поэтому торопливо заговорил:
      – Послушай минуточку, старина. Мы ранее говорили о Мэтью Омаре и пятне крови под ковриком в его доме.
      – Да, правильно.
      Он взял себя в руки.
      – Тебе нужен Омар, чтобы ты смог сравнить тип его крови с тем, что вы нашли в его доме. Ну что ж, я думаю, что скоро смогу добраться до него, вернее до его трупа.
      Наступило короткое молчание, потом голос Сэма:
      – Его труп, а? Ты думаешь, он мертв?
      – Да, мертв.
      Я сказал это точно так же, как несколько минут назад, слишком много минут назад, сказал ему же. – Я разослал людей по всему городу, и через несколько минут буду знать, где он похоронен. Сейчас я ухожу из дома, Сэм, за информацией. Понятно?
      – Понятно.
      Однако я хотел, чтобы было совершенно ясно, что я не рассчитываю получить эту информацию по телефону здесь, в моей квартире. Поэтому я еще раз повторил:
      – Я ухожу отсюда, как только положу трубку, Сэм. Через несколько минут я буду точно знать о местонахождении Омара. Когда в твоем распоряжении будет его труп, проверь тип его крови, конечно, и, как я думаю, тебе стоит проверить пули, извлеченные из него, с теми, которые у тебя уже имеются. Правильно?
      – Естественно.
      – Начни с пуль, извлеченных из Гизера.
      – Гизера?
      Он удивился, но тут же сообразил:
      – Ты имеешь в виду Гарри Дайка? Да, естественно.
      Он замолчал, в трубке послышались звуки, как если бы он двигался. Возможно, встал. Потом я услышал, как он сказал:
      – Хэлло, шеф.
      На этом разговор закончился. Шеф говорил своим тихим, спокойным голосом, и это было скверно. Но я решил закончить:
      – Я позвоню тебе, как только узнаю что-то стоящее. Спасибо. Извини, что я тебя задержал, Сэм.
      После этого я положил трубку, мысленно пожелал Сэму всего доброго и вышел.
      Когда я вышел из дверей отеля, над головой уже слышался стрекот вертолета. Я немного поранил себе запястье о проволоку, перелезая через ограду клуба, и оказался внутри. Вертолет уже находился в нескольких футах над полем для гольфа.
      Я побежал к нему. Он опустился, немного покачиваясь, боковая дверца открылась. Я быстро забрался внутрь.
      – Вверх! Вверх!
      И мы стали подниматься.
      Я испустил вздох, который, казалось, начинался у пяток. Потом я объяснил пилоту, куда хочу попасть. И попасть быстро. Я забрался на пружинящее сиденье за двумя летчиками на переднем сидении, пока наша "стрекоза" набирала высоту. Пилот повернулся и посмотрел на меня.
      – Может быть, вы все-таки скажете нам, в чем дело? – спросил он.
      Он был черноволосым крепышом лет сорока с обветренным лицом. Рядом с ним сидел фотограф, молодой человек с густыми бровями над маленькими глазками, плотно сжатыми губами и недоумевающим выражением лица. Я не знал ни одного из них, раньше мы не встречались.
      – Ну, – сказал я, – давайте познакомимся. Я – Шелл Скотт.
      – Это нам известно. Джим велел взять нам на борт некоего Шелла Скотта на территории Уилширского Кантри Клуба за забором напротив Россмора и выполнить все, что вы нам скажете. Больше он ничего не объяснил. Я заставил его дважды повторить свои распоряжения.
      – И вы узнали меня в воздухе?
      – Узнали вас, черт возьми? Кто еще стал бы ждать нас там?
      – Да, разумно. Ну, примерно через минуту...
      Я замолчал, вглядываясь вниз. Оказывается, находясь в воздухе на милю от земли, можно разглядеть очень многое. Мне казалось, что я уже нашел большой розовый дом Сирила Александера.
      – Есть у вас бинокли?
      – Конечно.
      – Вы не против, если я воспользуюсь одним из них?
      – Вы здесь босс.
      Говорил пилот, фотограф наклонился и извлек откуда-то тяжелый бинокль, который передал мне. Я отрегулировал его и нашел розовый дом. Правильно, это был особняк Александера. Я даже видел полосатый навес на лужайке и два коттеджа за воротами.
      Здесь все было спокойно. Как за оградой поместья, так и на Олеандр-Драйв дорога протянулась перед домом. По ней ехала одна единственная машина со скоростью миль тридцать в час, и это было не то, что интересовало меня. Тогда я посмотрел на бассейн. Пуст. И тут не повезло. Возможно, Зазу купалась только по утрам.
      Я направил бинокль налево.
      Я хорошо знал район Голливуда, но с земли. Сверху все выглядело иначе. Правда через несколько минут я нашел Сайпресс Роуд. От шоссе отходили три улицы. Разыскав их, я медленно стал ощупывать их биноклем в сторону океана.
      Дом находился милях в пяти – шести к западу от особняка Александера. Он стоял один на вершине пологого холма. Я не сомневался, что Бен Кан говорил мне именно об этом месте. Не только потому, что к нему вела грунтовая дорога, но и потому, что за ним стояли три... нет, четыре машины.
      В полумиле от этого строения, на самой Сайпресс, я заметил еще одно здание. Несомненно, тот старый дом, о котором упоминал он.
      Когда я снова посмотрел в бинокль на поместье Александера, сонного состояния там как и не бывало. Четыре человека бежали что было силы, будто участники состязания в беге, к светло-голубому "седану", стоявшему на подъездной дороге, казавшейся сверху тоже розовой. Она была из дробленого гранита. У каждого из бегунов в руках было что-то, казавшееся сверху зубочисткой. Но я-то знал, что это такое. Вовсе не зубочистки.
      Это были заступы.

      Я немного удивился, когда машина с бандитами свернула влево к Беверли Хилс и к Голливуду. Возможно потому, что думал о штаб-квартире Домейно, если она находилась в том доме на холме, милях в пяти дальше на запад. Я ждал, что они поедут в том направлении.
      Но они помчались с бешеной скоростью на восток к Олеандр-Драйв.
      В десяти милях от поместья находилось похоронное бюро "Вечный покой" и кладбище. С минуту я растерянно думал, что голубой "седан" на самом деле спешит туда, чтобы оказаться на месте за пару часов до назначенного времени свидания с Гизером.
      Но, не проехав и полпути, они свернули налево, в спешке срезая углы на асфальтированной аллее. "Седан" на повороте опасно занесло, но им все же удалось выбраться. Теперь мне стало ясно, куда они торопятся. В свою прошлую поездку они вынуждены были избрать такой путь, удаляясь в менее населенную местность.
      Оба мои компаньона были поразительно спокойны. Прошло несколько минут, и я сказал:
      – Вот они едут. Следуйте за этой машиной.
      Фотограф с поджатыми губами хмыкнул в ответ и сказал:
      – Ну, совсем, как в кино!
      Поэтому я решил, что лучше объяснить происходящее.
      – У вас много пленки? – спросил я.
      – Достаточно.
      – На каком максимальном расстоянии можно получить четкие снимки?
      – От двух до трех миль. Зависит от того, хотите ли вы видеть их рожи. То есть, если вас интересуют люди.
      – Да. Четверо живых и один труп. В этой машине бандиты.
      – Бандиты?
      Это спросил пилот, вторично обращая ко мне свое худое лицо.
      – Да, убийцы, головорезы, мошенники, как раньше выражались, душегубы. Возможно, не все четверо, а лишь кое-кто из них. Вчера ночью похоронили мертвеца, а теперь они собираются его отрыть. Вот этот фильм Джим хочет показать сегодня вечером. Возможно, не удастся сделать снимки их физиономий самым крупным планом, но все остальное будет очень интересно.
      Фотограф слегка расслабился.
      – Это серьезно?
      Кажется, он был доволен.
      – Мы это делаем?
      – Совершенно верно. Можете снять в настоящий момент машину, если хотите. Как вступление ко всему.
      Я предупредил пилота, чтобы он держался на порядочном расстоянии, пусть эти люди не подозревают, что их преследует вертолет.
      Проехав мили три – четыре вверх по дороге, машина остановилась.
      По обе стороны дороги росли эвкалипты, дальше вдоль дороги были разбросаны дубы и другие деревья. Местность была неровной: сначала небольшой подъем, затем ярдов через пятьдесят спуск в овраг или пересохшее русло реки, за которым новый холм и снова впадина. Люди в этом овраге были бы совершенно незаметны для проезжающих по дороге. Конечно, вчера ночью все было проще, учитывая темноту. Сейчас, при дневном свете, работа усложнялась.
      По всей вероятности водитель это тоже понимал. Он свернул с дороги и медленно поехал через поле к оврагу. Кое-где поверхность была достаточно ровной, но местами встречались кочки и канавы, потому что машину бросало из стороны в сторону. У нас в кабине жужжала кинокамера, поскольку оператора теперь заинтересовало задание. Мне больше ничего не надо было подсказывать.
      Я сказал:
      – Мы можем держаться в стороне, пока не станет ясно, где эти парни остановятся. Как только мы увидим, где они будут копать, я должен туда спуститься как можно незаметнее.
      Пилот спросил:
      – Вы предполагаете, что они едут вон в тот овраг?
      – Похоже на то.
      – Тогда почему бы не спуститься по ту сторону холма и не выпустить вас там?
      – Прекрасно. Да, так они нас не заметят. А я, признаться, не хочу, чтобы они меня увидели.
      – А зачем вам надо туда спускаться?
      – Вы спустите меня вниз, а сами сразу же поднимайтесь и не жалейте пленку. Все это заинтересует полицейское управление, в особенности капитана, которого я хорошо знаю. А как только вы увидите труп, либо звоните прямо в полицию, либо Джиму Нелсону, пусть он посылает сюда копов. Ну, а я задержу этих типов до их появления.
      Я достал свой кольт, открыл барабан и пересчитал патроны. Признаюсь, я нервничал.
      Пилот сказал:
      – Они преступники? Вы хотите сказать, что у них... – он смотрел на мой кольт, который я спрятал обратно в кобуру, – у них есть оружие?
      – Можете не сомневаться, есть.
      – Стрельбы не будет?
      – Надеюсь, нет. Но это возможно. Если все пойдет гладко, они будут настолько шокированы, что я сомневаюсь...
      – Очаровательная картина! – буркнул оператор.
      Я хмуро посмотрел на него. Думаю, что и вы бы сделали так же, имея за плечами столько всяких неприятностей, сколько я.
      Голубой "седан" остановился на полдороге к оврагу, до которого оставалось ярдов двадцать – двадцать пять. Их надо было проделать пешком туда и обратно. Самое сложное – путь назад.
      Типы вылезли из машины. Четыре человека, четыре заступа. Я сфокусировал бинокль на них. Они не смотрели вверх, а вертолет находился не так близко, как мне хотелось, хотя бы в этот момент, но я все же узнал двоих. Стейси было легко распознать по его красной роже. Еще один был таким высоким и широкоплечим увальнем, что им мог быть только Дадди или Доуп. Неожиданно он оглянулся. Мои сомнения рассеялись. Это был Доуп.
      – Полетели на другую сторону холма, – сказал я.
      Прежде чем вертолет опустился так низко, что вершина холма загородила от нас людей, мы увидели, что они начали копать. Это было прекрасное, открытое место, поблизости росло несколько развесистых деревьев, ничто не мешало снимать сверху. Но, с другой стороны, у меня не было почти никакого прикрытия, несколько деревьев да какие-то маленькие кустики.
      Вертолету не надо было приземляться. Я выскочил, когда он находился в трех футах над землей. Мотор взревел, и вертолет снова начал набирать высоту. Я помахал ему рукой, почувствовав себя немного одиноко.
      Затем я быстро повернулся и побежал на вершину холма.
      До половины расстояния спускаться было гораздо проще. Зеленая листва закрывала меня от них. Но потом я должен был пройти сотню ярдов по открытому месту, согнувшись в три погибели. Я не спускал с них глаз, они же не смотрели в мою сторону.
      Вертолет теперь находился с другой стороны примерно в миле от них, кружа там, словно ворона. Один из парней поднял голову и посмотрел, потом снова принялся копать.
      Последние тридцать ярдов я полз по-пластунски, упираясь в землю локтями и коленями. Пистолет был зажат в правой руке. И я был готов пустить его в ход, но до этого пока дело не дошло. Все были поглощены работой, копали и ругались, я же начал потеть. Что касается землекопов, они тоже были мокрыми от пота. День был жарким, а эта четверка не привыкла к физическому труду.
      Но сейчас они работали на совесть.
      Я воспользовался стволом дерева и его ветвями до самой земли, чтобы скрыться в тени и, в конце концов, мне удалось незаметно пробраться под самое дерево и прижаться к стволу. А четверо землекопов находились футах в тридцати от меня. Я ясно слышал, как заступы врезались в землю, стоны и ругань работающих.
      Я выглянул из-за дерева. Сразу же мне бросился в глаза Стейси: откинувшись немного назад, он одной рукой держался за область почек, второй опирался на лопату.
      – Похоже, что у меня защемило нерв между позвонками, – пожаловался он, – не могу ни согнуться, ни разогнуться.
      – Заткнись и берись за лопату!
      Холодный голос, жестокий человек. Это был Корк с перекошенными бровями и злобной ухмылкой на порочной физиономии. Взглянув на Стейси, он обтер пот со лба тыльной стороной грязной ладони. Тот энергично заработал, забыв и про нерв, и про позвонки.
      Они уже выкопали яму глубиной фута в четыре. Глубоко закопали. Это хорошо. Доуп находился в самой яме, выбрасывая из нее грунт, как настоящая землечерпалка. С другого края находился один из людей Александера, которого не было вчера на встрече. Я знал его. Брилл. Высокий, с сутулыми плечами и физиономией хищной птицы.
      Из тех, с кем я встречался в доме Александера, отсутствовали только Стифф и Дадди. Эта четверка была бы богатой добычей. Если мне только удастся их захватить.
      Внезапно мне страшно захотелось курить.
      Из ямы полетела земля. Потом из нее вылез Брилл, внизу остался только Доуп. Он работал до последнего, а трое других стояли наверху, наблюдая за ним. Дышали они, как паровозы. Эти молодчики определенно были не в форме.
      – Эй! – заорал Доуп из ямы. – Вот и он!
      – Ну а где, по-твоему, он мог быть? Естественно, – пошутил Корк. – Бери его и поднимай сюда, Доуп. Не можем же мы торчать здесь весь день.
      Корк поднял голову. Вертолет находился слишком близко. И мне, и им было бы спокойнее, если бы он отлетел подальше.
      Плюх!
      Доуп приподнял тело и швырнул его на край ямы. Оно окостенело. Если его убили около десяти вечера накануне, за пятнадцать часов наступило полное трупное оцепенение. Издали он напоминал мне замершего осьминога, одна нога повернута, другая отброшена в сторону, руки согнуты в локтях, пальцы скрючены.
      Нет, он не походил на человека, а ведь когда-то им был. И даже довольно приятной наружности.
      Доуп выбрался из ямы, они с Корком перекатили труп, и тут я убедился, что это на самом деле был Мэт Омар. На нем были темные брюки и когда-то белая рубашка, вся в грязи. Все же я смог разглядеть, куда угодили пули: одна в голову и две в сердце.
      – Эй, воскликнул Брилл, – мне не нравится этот вертолет. Может нам лучше перетащить его вон под то дерево?
      Разумеется, он указывал на мое дерево. Корк поднял голову. Вертолет удалялся.
      – Пошевеливайтесь. Давайте смываться отсюда!
      Наклонившись, он ухватил одну руку.
      Брилл и Корк тащили труп за руки, Доуп и Стейси за ноги. Стейси потратил еще несколько минут на то, чтобы тщательно обтереть ручки заступов, затем воткнул их в рыхлую землю вокруг ямы. А через несколько минут этот чудовищный караван уже удалялся от меня к своей машине.
      Они уносили прочь Омара.
      Даже для четверых это было не простым делом. Возможно, вдвоем они справились даже лучше. Помимо того, что труп совершенно не гнулся, почва была неровной и тело приходилось постоянно поднимать.
      Все они смотрели вперед и были полностью заняты своей ношей, поэтому я вышел из-за ствола дерева.
      Вышел и двинулся следом за ними.

      Когда они достигли вершины оврага, я находился всего в шести футах от них. Никто не оглядывался и никто не видел меня. Они вообще ничего не опасались.
      Я шел за ними, мне легко дышалось, разумеется, ведь я ничего не тащил, но все же держал кольт наготове. Как мне казалось, парни на вертолете наверняка наблюдали за происходящим и сообщали полиции, но мне хотелось быть в этом уверенным. Поэтому я помахал им левой рукой, затем поднес кольт ко рту, как будто говорил по телефону.
      Вертолет немного поднялся и тут же снова опустился. Значит, они видели меня. Сейчас они летели прямо на нас, но четверым "носильщикам" было не до этого. Во всяком случае, они все еще не встревожились.
      Я подумал, что для меня это оказалось чем-то вроде приятной прогулки по сельской местности, но тут Брилл повернул голову и сказал:
      – Ребята, я выдохся, не хотелось бы мне заниматься такой работой каждый день.
      Я нырнул в траву, скрючился в какой-то ложбинке и направил на него пистолет. Но, очевидно, он слишком быстро отвернулся и не успел меня заметить, так что мы продолжали наше шествие, однако, я уже не дышал так свободно.
      Местность теперь была более ровная, голубой "седан" находился уже ярдах в двадцати пяти впереди. Мы уже почти пришли, но Брилл снова заговорил:
      – Эй, остановимся на секунду, надо хоть восстановить дыхание.
      – Да, – отдуваясь согласился Стейси. – Мой проклятый нерв все еще не отпустило...
      – О'кей, всего на минутку, – разрешил Корк, и они все остановились.
      Я тоже остановился, но чуть запоздал, поддав при этом маленький камушек.
      Тот прокатился и остановился в паре футов от левой ноги Доупа. Он заметил это.
      – Эй! – воскликнул он.
      Ему никто не ответил.
      – Эй, что-то неладно! – снова сказал он.
      Не оглядываясь, Корк рявкнул:
      – О чем ты бормочешь, Доуп?
      Тот медленно повернул голову и посмотрел на меня, затем так же медленно отвернулся.
      – Эй, – сказал он, – обождите минуточку. Сколько нас здесь?
      – Ох, заткнись!
      – Да нет, вы не понимаете... Лесси, у тебя одна рука и вторая, у тебя есть нога и ... У меня тоже есть нога?
      Несколько секунд они оторопело молчали, наконец Доуп сказал:
      – А что ему, черт побери, надо?
      – Ему?
      – Да ему. Мы же все разобрали.
      Доуп снова посмотрел на меня. И на мой кольт. И, очевидно, на злую усмешку на моем лице.
      – Парни, – сказал он, – нас же пятеро!
      – Конечно, вместе с Омаром...
      – Я не считаю его.
      Это не могло бесконечно продолжаться, поэтому я сказал:
      – Он имеет в виду меня. Ребята, вы все арестованы. За ограбление могилы.
      Мои слова поразили всех, отреагировали они одинаково. Сначала замерли, потом разом выпустили свою ношу, потом повернулись ко мне и сразу же посмотрели на небо, ибо вертолет оказался почти прямо над нами.
      Корк грязно выругался, я предупредил:
      – Я пристрелю каждого, кто отойдет от Омара.
      Они разом о чем-то заговорили.
      – Тогда отходите от него по одному, – сказал я, – это облегчит мою задачу.
      Они прекратили споры.
      – Несите его к машине! – распорядился я. – И не вздумайте бросать на землю, когда придете туда.
      Они двинулись. Ругаясь, но двинулись.
      Возле машины Доуп посмотрел на меня и сказал:
      – Как вы узнали, что мы его выкапываем?
      – Я предчувствовал, что вы его перевезете в другое место.
      Странно, мы говорили об Омаре, как будто он был электрической лампочкой. В конце концов, конечно, Омара с нами больше не было, всего лишь его труп.
      – Мы его не убивали, Скотт! – очень серьезно продолжал Доуп.
      – А кто утверждает обратное?
      – Мне бы не хотелось, чтобы вы такое подумали, Скотт. Босс нам сказал, кто его застрелил. Чанк, Ту-Тайм и Ливер.
      – Откуда он это узнал?
      – Он приехал туда сразу после того, как это случилось. В дом Омара и Корка, я имею в виду.
      Припомнив пулевые отверстия в трупе Омара, я сказал:
      – Только не вздумайте меня уверять, что Омар все это доложил Александеру вместе с последним вздохом.
      – К черту, нет! Последнего вздоха не было. Просто босс видел, как эти негодяи удирали. Если бы они его заметили, ему бы тоже несдобровать. И мы бы тогда не знали, кто это сделал.
      Я припомнил телефонный звонок Омара. Он сказал, что ждет босса с минуты на минуту. Ожидает в доме, так он тогда выразился.
      – Как получилось, что Александер поехал туда? Начнем с этого.
      – Понятия не имею. Он сказал, что Омар хотел его видеть.
      Помолчав, Доуп продолжал:
      – Послушайте, вы должны нам верить. Мы его не убивали. Кого угодно, только не Омара!
      – Я вам верю.
      – Мы только захоронили его. Они его застрелили. Не могли же мы оставить его валяться на полу, чтобы об него спотыкались полицейские. Вот босс и приказал нам закопать его.
      – Знаю.
      Я действительно знал. Все получилось именно так, как и следовало ожидать. Было бы бессмысленно, если бы подручные Домино убили Омара, а потом утащили труп и похоронили. Логика подсказывала, что если они запланировали его убить, то они либо застрелили его там, где нашли, либо захватили живым, увезли куда-то подальше и там застрелили.
      Было очевидно, что независимо от того, как был убит Омар, или даже, если он сам застрелился, решив превратить себя в мишень, только люди Александера могли увезти его тело. И они же, естественно, должны были его откопать, чтобы потом перезахоронить.
      Стейси посмотрел на меня, его физиономия была воплощением дурного настроения.
      – Этот парень ужасно тяжелый, – сказал он. – К тому же у меня эта штука в спине...
      – И все же держитесь, приятель, – сказал я, – всем вам надо держаться. У вас будет сколько угодно времени для отдыха...
      Пилот не посадил вертолет снова на площадке Кантри Клуба, за что я его ни капельки не виню. Вместо этого он договорился приземлиться на крыше высокого небоскреба Ли Тауэр на Уилширском бульваре, выпустил меня и полетел обратно в студию. Оператору не терпелось поскорее проявить свои пленки.
      Я сам нервничал немного. Полагаю, мы все в душе очень тщеславны, так что я тоже с нетерпением ожидал, когда меня покажут по четырнадцатому каналу в вечерней программе. Я надеялся, что у меня будет бравый вид. Дай, бог, дожить до вечера!
      Спустившись на лифте вниз, я вызвал такси, купил газеты и вышел на улицу подождать. Мне казалось, что должно быть уже часов девять вечера, а на самом деле стрелки перевалили только за час дня.
      Не одна, а целых три полицейских машины прибыли на маленькое самодельное кладбище минут через пять после того, как я посоветовал Стейси и все остальным "держаться". Пилот вертолета позвонил еще до того, как появилось тело Омара, практически, как только эта четверка схватилась за лопаты.
      Так или иначе они были отправлены в полицию для допроса еще до того, как я сообщил все, что требовалось, паре сержантов и уехал. Точнее улетел на вертолете.
      Прибыло такси, я назвал адрес отеля и стал просматривать газеты. Ничего существенного, возможно, завтрашние газеты будут получше. Всего лишь несколько минут второго. Можно предположить, что банда Александера, точнее, то, что от нее осталось, облачается в темные костюмы и черного цвета галстуки, надевает бриллиантовые перстни, бриллиантовые булавки и запонки, собираясь на последнее свидание с Гизером.
      За исключением четырех захваченных и двух трупов, по моим подсчетам на кладбище должно было присутствовать около десятка членов группы Сирила, а также множество всевозможных воров, грабителей, наемных убийц, бандитов и прочего сброда, посчитавшее своим долгом достойнейшим образом проводить в последний путь бывшего коллегу.
      Кроме них, несомненно, будет черноглазый с тоненькими усиками Тамал Вилли, мексиканский убийца, который любит орудовать ножом, Биг Хорс, который забил до смерти камнем двоих людей, печальный Сэд Ганнон, отсидевший большой срок в Фокоме за то, что изрешетил нескольких своих приятелей из автомата в припадке ярости... Этот список можно продолжать до бесконечности. Это зрелище стоит посмотреть, и мне бы очень хотелось присутствовать на кладбище и наблюдать, как все они с постными физиономиями движутся к могиле.
      Если хорошенько подумать, для банды Александера это был трудный день.
      Такси свернуло с Беверли на Норд Россмор. "Спартанский" возвышался справа впереди, и я, по своей привычке, придирчиво осмотрел всю площадь, сначала поверхностно. Потом еще раз, но уже с интересом.
      Я обратил внимание на одну мелочь.
      Возле входа в отель на ступеньках, прислонившись к стене, стоял вроде бы мальчишка-посыльный. Во всяком случае у него был пакет, и одет он был в зеленую куртку и форменную фуражку. Пакет представлял собой продолговатую коробку. Из тех, в которых присылают дорогие цветы. Я даже разглядел гладиолусы, которые торчали с одной стороны. Так что ни у кого не могло возникнуть сомнения, что эта посылка была не что иное, как коробка с цветами. Именно это и поразило меня: я ни разу не видел, чтобы цветы торчали из коробки.
      Более того, посыльный был слишком взрослый для такой роли, ему явно перевалило за сорок. Он внимательно всматривался в улицу перед отелем, как будто она была выложена обворожительными красотками, а не асфальтом.
      Такси стало замедлять ход.
      Я откинулся на сиденье.
      – Поезжайте дальше.
      – Разве вам не сюда?
      – Теперь уже нет.
      Я сделал так, чтобы меня не было видно, проезжая по площади. Мой "кадиллак" стоял за отелем, так что если кто-нибудь высматривал меня, то, скорее всего, он ждет, что я подъеду на своей машине.
      Они, а не он.
      Так как с другой стороны улицы стоял грузовик, возле которого застыл другой парень, тоже наблюдавший за девушками. Я еще сильнее прижался к спинке сиденья, но ухитрился заметить, что на борту грузовика, который, вроде бы, доставлял товары на дом, не было никакой соответствующей надписи, вроде "Чудесные цветы".
      – Куда вы хотите поехать?
      – Вперед по улице два – три квартала, затем повернете обратно по Беверли бульвару до Россмора. Проделайте это дважды.
      – То есть, снова туда, где мы были?
      – Совершенно верно.
      Он покачал головой. Для него это казалось бессмысленным. Я не стал ничего объяснять. Я-то смотрел на это иначе.
      Если этот тип на ступеньках отеля ожидал какую-нибудь старушку, он мог уже вручить ей свой букет. Тогда бы я сел в свою машину и помчался бы на Сайпресс Роуд в поисках банды Домино. Но в том случае, если он ждал меня, то надо было это выяснить непременно.
      Когда какой-нибудь подонок поджидает вас с дурными намерениями, самое большее, что вы можете знать, это время и место. Если вы не знаете ни того, ни другого, вас безжалостно "ухлопают".
      В Беверли Хилс я нашел в бумажнике солидную купюру и сунул водителю.
      – Вот плата и намного больше.
      Он взял бумажку.
      – Эй, здесь гораздо больше...
      – Вы это заработали. Перед тем как подъехать к отелю, притормозите, но не останавливайтесь. Я выскочу на ходу. Как только я окажусь на улице, уезжайте. И не теряйте напрасно время.
      – Не понимаю, зачем мне удирать?
      Теперь он вторично свернул на Россмор, у меня не было времени с ним спорить.
      – Можете задержаться на площади, если желаете. Но есть определенный шанс в этом случае заработать пулю.
      Я вытащил кольт, обернул его газетой, которую придерживал большим пальцем. Шофер оглянулся и увидел, что я делаю.
      – Какого дьявола, – начал было он, но тут же замолк. Вновь глядя вперед, он отчеканил:
      – Да, сэр.
      "Мальчик-посыльный" по-прежнему был на ступеньках, а второй стоял рядом с грузовиком. Такси начало замедлять ход. Я держал пистолет с газетой в правой руке, левая вцепилась в ручку дверцы. Когда нос машины оказался в десяти футах от ступенек отеля, я распахнул дверцу и выскочил на улицу, потом побежал к двери отеля. Мне было слышно, как такси умчалось прочь на предельной скорости.
      Не стану уверять, будто я мчался, не чуя под собой ног. Нет, я бежал вприпрыжку к отелю. Если этот тип на самом деле был посыльным, то в его глазах я был обычным обитателем дома, спешившим к родному очагу. И пакет в моей руке выглядел весьма безобидно.
      Но он не был посыльным. Когда он хорошенько всмотрелся в меня, глаза его расширились, он даже что-то выкрикнул от удивления. Но тут же повернулся, опустил коробку, засунул правую руку в заднюю ее часть, наставив на меня цветастый перед.
      Все было ясно: он надумал убить меня цветами.
      Колени у него подгибались, а физиономия застыла в мучительной неподвижности. Коробка быстро поворачивалась, почти нацеленная на меня.
      И все-таки он опоздал, я успел раньше выпустить в него две пули.
      Он зашатался, отвернувшись от меня. Я прыгнул вправо. Букет взорвался. Он конвульсивно нажал на спусковой крючок. Громкий звук выстрела раздался одновременно с фонтаном растерзанных соцветий и картона, просвистевших мимо меня. Ясно – дробовик. Я услышал вопль за своей спиной. Неужели кого-то задело?
      Через улицу человек возле грузовика смотрел на свою левую руку. Ага, вот кому досталось! Он ухватился за ручку кабины и стал забираться. "Посыльный" стоял на коленях, но коробка все еще находилась в его руках. Его физиономия была перекошена от боли и ужаса, но он упрямо старался направить открытое дуло дробовика на меня. Я снова выстрелил, и он упал. Последняя пуля угодила ему в голову.
      Я услышал звук полицейской сирены в квартале от отеля. Через улицу человек в грузовике завел двигатель, и грузовик буквально прыгнул вперед. Я опустил кольт вниз, повернулся, но не сумел выстрелить в него. Завизжали тормоза, когда он завернул за угол. Сирена звучала гораздо громче и совсем уже близко. Я вошел в отель, поднялся по лестнице и завернул по коридору к своей комнате.
      Я готов был присягнуть, что машина с завывающей сиреной была уже на Россморе, практически перед отелем, но она не могла примчаться сюда на выстрелы за несколько секунд. Когда я добрался до своей квартиры и открыл дверь, сирена, загудев на своем самом низком регистре, стала замолкать. Мой телефон оглушительно звонил.
      Захлопнув дверь, я метнулся к телефону. По устланной ковровой дорожкой лестнице звучали слегка приглушенные чьи-то шаги.
      Прижав трубку к уху, я услышал:
      – Шелл? Ты в порядке?
      Это был Сэмсон.
      Шаги уже слышны были в холле.
      Я направил кольт на дверь, даже взвел курок. Дверь распахнулась – на пороге стоял Билл Роулинс тоже с пистолетом в руке.
      Я не заметил, как задержал дыхание, но теперь с шумом выпустил воздух и одновременно опустил оружие.
      – Да, Сэм, – сказал я в трубку, – это Шелл. Обожди секунду.
      – Ты в порядке?
      – Да-а.
      Я спрятал кольт обратно в кобуру.
      – Что, черт возьми, происходит? – спросил я у Билла.
      Он сказал то же самое, что и Сэм.
      – Ты в порядке?
      – Конечно, в порядке. Сомневаюсь, чтобы я даже "пустил" себе в штаны. Полагаю, ты видел мертвого парня внизу?
      Он кивнул, потом грудь у него опустилась, видно было, что он испытывает огромное облегчение. Убрав свой пистолет в кобуру, он пояснил:
      – Я не стал проверять, умер он или нет. Там внизу мой напарник.
      – Умер, к сожалению. Я не имею понятия, кто он такой. Никогда раньше не видел этого сукиного сына. Кстати, обрез у него в коробке.
      Билл кивнул. Казалось, он нисколько не удивился. Только тут я обратил внимание, что из трубки доносится едва слышный голос Сэмсона. Я прижал ее к уху и сказал:
      – Сэм, только что пришел Билл. Неожиданно. Что...
      – Благодарение богу! – воскликнул Сэм с такой неподдельной радостью, что у меня потеплело на сердце. – Шелл, каждый мошенник в городе собирается попытаться убить тебя до наступления темноты.
      Я засмеялся не слишком весело и возразил:
      – Ну уж, не каждый...
      – Все, у кого есть оружие, – прервал он меня. – Тот, кто прикончит тебя, получит двадцать пять сотен.
      – Ты морочишь мне голову.
      – Двадцать пять сотен. Без ненужных вопросов, чистоганом убийце. Не менее пятидесяти негодяев уже сообщили о своей готовности начать на тебя охоту. Пока у тебя не было неприятностей?
      – Ну... небольшие.
      Я замолчал, припомнив, что мой телефон прослушивается. Возможно, теперь это уже не имеет значения, но я решил, что разумнее закончить разговор. Я сказал:
      – Сэм, все остальное я услышу от Билла, поскольку он здесь. А позднее он ознакомит тебя с ситуацией.
      Роулинс пошел и запер дверь. Теперь он сидел в моем большом кожаном кресле.
      – Все хорошо, раз ты о'кей, – сказал Сэм. – Билл сможет сообщить тебе, чем мы располагаем. Я же должен отправиться на кладбище. Теперь уже поздно.
      Он был прав. Отпевание Гизера начнется в 14.30. Я взглянул на часы. Было уже 13.25.
      Сэм продолжал:
      – Пока у нас еще мало фактов, все проверяем. Кое-что нам сообщил один из этих четверых, которых ты прислал. Черт побери, как тебе все это удалось?
      – Ух, давай пока отложим это, Сэм.
      – Это было неплохо проделано, – сказал он ворчливо, – авантюрно конечно... но, во всяком случае, эта четверка изъята из обращения. И, благодарение богу, больше никого не убили.
      Для Сэма это была величайшая похвала. Я усмехнулся.
      – Значит, ты простил меня за то, что я немного подпортил твои отношения с шефом? Очень рад, Сэм. Мне бы не...
      – И ты называешь это "немного"? – загрохотал он. – Слышал бы ты...
      – Ну что ж, раз ты в таком боевом настроении, – бодро воскликнул я, – и поскольку ты как раз у телефона, то распорядись прислать сюда какую-нибудь колымагу. Я только что убил парня на ступеньках отеля.
      Наступила тишина.
      Я положил трубку.
      – Что в отношении двадцати пяти сотен за мой скальп, Билл?
      – Истинная правда.
      – Кто этот филантроп?
      – Согласно нашим данным, Сирил Александер.
      – Добрый старина Сирил? Я не знал, что он так расположен, во всяком случае, настолько сильно.
      – Пока это не подтверждено. Не исключено, что все это подстроено, фикция. Если это действительно Сирил, а не кто-нибудь другой, мы его сцапаем. Но для этого мы не можем основываться на донесении одного человека.
      – Какого человека? Сэм сказал, что один из приближенных Александера из той четверки, которую я вам отправил?
      – Да. Тип, которого зовут Доупом. Копы, забравшие их, отвезли всех на допрос. Доуп сразу же заговорил без всяких сомнений и колебаний. А трое других молчали.
      – Доуп? Ну, вообще-то он мог сказать и правду. Во всяком случае, то, что по его мнению, является правдой. Но его несложно ввести в заблуждение. Что именно он сказал?
      – Уверяет, что головорезы Домино вчера вечером застрелили Омара и что он, Дадди, Стифф и Брилл вчетвером утащили труп Омара из дома и закопали его ночью в укромном месте. Планировалось сохранить в тайне его смерть.
      Это совпадает. Похоронили его по распоряжению Александера, как я и предполагал.
      – Правильно. Так же по его указанию они отправились туда днем, чтобы выкопать его и захоронить в каком-нибудь другом месте. В тот раз, когда Александер отдавал им вот этот последний приказ, он обрушил на тебя проклятия, обвинил тебя в надувательстве и даже предательстве.
      – Я надул его?
      – Доуп уверяет, что он именно так и сказал им. Он обещал двадцать пять сотен тому, кто убьет тебя. И это было распространено не только среди них, но и среди всех, кому интересно было его слушать.
      – Угу. Умно. Перспектива получить небольшое вознаграждение заставляет человека лезть из кожи, верно?
      Тут мне в голову пришла одна мысль, и я довольно печально улыбнулся.
      – Как было бы забавно, если бы меня прикончил кто-нибудь из молодчиков Домино, с какой бы миной Сирил Александер выложил свои кровные денежки?
      – Если за этим действительно стоит Александер. До тех пор, пока мы не узнаем больше, Шелл, я советую тебе относиться к этому сообщению осторожно.
      Помолчав, он спросил:
      – Что здесь произошло? Кто этот человек внизу?
      – Не имею понятия. А ты его не знаешь?
      Он покачал головой.
      – Всего лишь самонадеянный бродяга, как я думаю.
      – С ним был второй тип...
      Я вкратце рассказал Биллу о происшествии. Под конец я произнес:
      – Несомненно, к этому времени он уже избавился от той колымаги, в которой приехал... Как случилось, что ты так быстро оказался здесь?
      – Ну, слух о том, что за твою башку назначена столь солидная цена, распространился более часа назад. Я услышал об этом в машине. Как только Доуп разговорился, Сэмсон передал мне сообщение. Он велел мне поспешить сюда.
      Он встал и подошел к телефону. Оттуда он сурово посмотрел на меня и сказал:
      – Шелл, тебе придется поехать со мной в управление.
      Мне это не понравилось. Если только я туда попаду, то они задержат меня до самого вечера. А это никак не вязалось с моими планами!
      – Нет, Билл, спасибо. Позднее куда ни шло, но не сейчас.
      – Проклятие, не начинай спорить. Я должен задержать тебя для твоей же защиты! Не вынуждай меня прибегать к строгим мерам.
      Я думал об этом. Разумеется, всякий сброд сейчас стягивается в Лос-Анджелес. Вот Билл в качестве дружеской услуги и заберет меня в своеобразную крепость.
      – Мой телефон прослушивается, – предупредил я.
      Он отдернул руку, нахмурился, хотел что-то спросить, но потом прошел в спальню, повернувшись ко мне спиной. Я тут же вышел из квартиры и бегом спустился по лестнице. Напарник Роулинса направился ко мне через лобби, в руках у него была черная книжечка.
      – Ах, вот и вы, – сказал я. – Билл сейчас докладывает капитану. Он воспользовался моим телефоном. Возможно, ему понадобится то, что вам удалось выяснить.
      – Что именно? – спросил он, но не задержал меня, когда я прошел мимо него к задней двери отеля.
      Я поспешил к "кадиллаку", а через несколько минут уже мчался по дороге к Сайпресс Роуд.

      На Олеандр Драйв я миновал похоронное бюро "Вечный покой". Там было весьма оживленно. На улице непосредственно перед серым низким строением стояло двенадцать – шестнадцать машин, я видел даже группу мужчин из шести человек, облаченных в черные костюмы, которые, возможно, меньше думали о Гизере, нежели о перспективе получить двадцать пять сотен, которая была куда более реальной, если бы они не должны были торчать на проклятых похоронах!
      За серым зданием протянулись многие акры кладбища, ровные и зеленые, как площадка для игры в гольф, но испещренные в сотнях мест надгробиями, мемориальными досками, памятниками. Богатые и бедные, нищие и воры, некоторые покоились под дорогими монументами, другие – под единственным клочком земли, который теперь принадлежал им. Дети, безвременно ушедшие из жизни, и даже типы, вроде Гизера.
      Через десять миль после "Вечного покоя" начинались владения Сирила Александера, на которых ярким пятном выделялся его розовый дом. Подумав, что Сирил уже наверняка на кладбище, я через минуту свернул направо и поехал дальше по Сайпресс Роуд. Затем – левый поворот. По словам Бена Кана и моим собственным наблюдениям с борта вертолета, дом, к которому вела грунтовая дорога, должен был находиться где-то миль через пять-шесть.
      Все было рассчитано с предельной точностью. Мой спидометр отмерил шестнадцать миль от кладбища, когда я увидел с левой стороны ветхое строение, перед которым торчал большой деревянный щит: "Зооферма Ибена". Ниже были заманчивые добавления: "Спешите увидеть диких животных. Цена за осмотр зверинца – всего двадцать пять центов!" В самом конце объявления сообщалось имя владельца – Гомер Ибен.
      Человек, которого я посчитал Гомером Ибеном, открывал перекосившиеся ворота, затянутые металлической сеткой, которые преграждали доступ к подъездной дороге, протянувшейся вдоль старого дома. Я остановил машину и вылез наружу.
      Перед домом стоял пикапчик с длинным прицепом и парусиновым верхом. Двигатель в машине не работал.
      – Добрый день, – сказал я, подходя к человеку, боровшемуся с воротами.
      Тот сердито пнул их сперва ногой, потом нажал плечом, и ворота со скрипом открылись. Только после этого человек повернулся ко мне. У него было продолговатое, худое лицо, густые белые усы и белый галстук в серую крапинку. Бабочка была крупная и несколько скрадывала длину физиономии.
      – Добрый день, – ответил он. – Мы еще не открылись. Заходите завтра.
      Я с минуту поболтал с ним, чтобы не приступать сразу к тому, ради чего я здесь остановился.
      – Въезжаете сюда? – спросил я.
      – Да, вот уже два дня занят переездом. Только что привез последний груз, так что завтра все будет открыто.
      – Груз?
      – Моих животных.
      Он повернулся. Мне показалось, что его бабочка указывает на прицеп.
      – Пришлось и им попутешествовать. Они уже почти готовы для первой демонстрации. Конечно, я не ожидаю большого наплыва людей, пока не распространится молва. Обычно на это уходит недели две.
      – Наверное... – Я посмотрел на прицеп. – Что там у вас?
      Я был почти уверен, что он назовет мне коз, свиней, задиру-петуха, ну и какого-нибудь прирученного волка. Но он меня сразу поразил:
      – Пара львов, медведь, зебра. Ей, однако, нездоровится. Наверное, климат.
      – Или, возможно, смог?
      – Возможно. Крокодил, ну и парочка молоденьких шакалов. Со временем они будут очаровательными. – Он подмигнул мне, обнажив неровные зубы. – У меня не было времени привести животных в порядок, но все же я их всех обработал, чтобы отбить дурной запах. Беспокоит меня одна Этель, остальные чувствуют себя превосходно.
      – Этель?
      – Это моя зебра.
      – Вы назвали ее Этелью?
      – Разумеется! – ответил он, глядя на меня так, будто я был дурачком.
      – Ну, – произнес я, не преувеличивая своего удивления, – у вас тут настоящий цирк!
      Он нахмурился:
      – Вовсе не цирк. С моей стороны было бы жестоко заставлять их проделывать всякие трюки.
      "Зато благородно держать в малюсеньких клетках", – подумал я.
      – Вон они там, можете на них взглянуть, – предложил Гомер.
      Выяснив все, что меня интересовало, я сказал:
      – Послушайте, я редко бываю в этих краях, но нет ли тут поблизости другого дома?
      Я ткнул пальцем в том направлении, где накануне с воздуха заметил дом с четырьмя машинами, спрятанными за ним.
      Гомер кивком показал.
      – Да, но до него не меньше мили, если не две.
      – Там кто-нибудь живет? Видели ли вы, чтобы туда или оттуда выезжали какие-нибудь машины?
      – Кто-то должен там находиться. Вчера тут останавливалась машина, полная людей. Они завернули вон на ту грунтовую дорогу, видите? Это было поздно, я разгружался. Там они остановились и немного со мной поболтали.
      – О чем?
      – Интересовались, что я надумал тут делать. Тогда я еще не установил свой щит с объявлением, укрепил его несколько минут назад. Я им ничего не стал говорить. Мне не понравилось, как они себя вели.
      – Довольно грубо?
      – Точно, настоящие грубияны. Вы бы послушали, как они обратились: "Эй, дед, – заорал один из них, – какого дьявола ты тут делаешь? Чего это тебя сюда принесло?". – Можно подумать, что ему принадлежит вся Калифорния. Даже если бы так и было, я-то ему не подвластен. Я посоветовал ему быть со мной повежливей, если он не хочет, чтобы я расквасил ему нос.
      Я мысленно застонал.
      – Ну и что он на это ответил?
      – Захохотал, как ненормальный. Да и все остальные гоготали, но сразу же уехали в такой большой черной машине.
      По всей вероятности, решил я, если это были люди Домейно, они поняли, что им нечего бояться сердитого старика. Я попросил его описать этих людей, он попытался, но получилось у него скверно.
      – Вы намерены повидаться с этими негодяями?
      – Точно. Вернее сказать, мне необходимо выяснить, не являются ли эти негодяи теми, кого я разыскиваю.
      – Да вон они опять сюда едут, – сказал Ибен, – остановите их и узнайте то, что вас интересует. Если хотите. Что касается меня, то мне пора заняться своими животными.
      – Точно, – сказал я, – в особенности Этелью.
      И тут только до меня дошел смысл сказанного.
      Они едут сюда?
      Да они практически были уже здесь.
      Большой черный "седан" с шумом мчался к городу. К кладбищу, возможно? Конечно, мне не следовало там стоять, думая об этом. Я должен был где-то спрятаться.
      Машина ехала со скоростью примерно восемьдесят миль в час, но такой скорости было недостаточно, чтобы я чувствовал себя в безопасности.
      Когда они поравнялись с нами, как минимум, две физиономии были повернуты в эту сторону. Разумеется, они узнал меня, пока я стоял там с глупой рожей, думая не о том, о чем следовало. Мне не составило никакого труда узнать великолепные черные волосы, красивый нос и надменное выражение лица Никки, сидевшего сзади с моей стороны, и куда более тяжеловесного тупого Чанка рядом с водителем.
      Сзади, кроме Никки, устроилось не то две, не то три фигуры, так что в общей сложности в машине было четыре или пять убийц.
      Даже если бы я не узнал их, все равно должен был сообразить, что что-то стряслось, потому что водитель яростно нажимал на тормоза. Машину сильно занесло, она закачалась, но не перевернулась, а потом...
      Впрочем, я не ждал продолжения.
      Я примчался, как олень, к своему "кадиллаку", сунул ключ в зажигание. Разумеется, им хочется меня видеть, говорил я себе. И, как мне показалось, хотя я не был в этом полностью уверен, им нужно это было для того, чтобы убить меня. Прежде всего потому, что за "мою голову" было обещано двадцать пять сотен. Но, как мне думалось, они бы это сделали и даром.
      Грохот выстрела. Просвистела пуля.
      Я больше не сомневался.
      Один из головорезов высунулся наружу, прицелился и выстрелил. Пуля ударила в дорогу и рикошетом отлетела в сторону.
      Нагнувшись, я ухватился за руль.
      Гомер Ибен сидел в своем грузовичке и вытаскивал свой прицеп на дорогу, чтобы потом завести его через открытые ворота на подъездной путь. Он как раз ухитрился сдвинуть прицеп с обочины, но моя машина стояла с той же стороны напротив, и мне пришлось объехать его.
      Впереди был свободный путь, я нажал на акселератор и посмотрел в зеркальце заднего обзора. "Седан" повернулся и помчался за мной. Прозвучали еще два выстрела, но я даже не слышал Свиста пуль. Грузовик Ибена в настоящий момент находился посреди дороги, двигаясь по дуге к своим воротам.
      Пока я ехал с небольшой скоростью, но знал, что смогу развить ее до ста тридцати, даже ста сорока при необходимости.
      Вслед мне прозвучали еще два выстрела, не причинивших никакого вреда, но тут же за ними последовал совсем другой. Какой-то сукин сын из дробовика ухитрился пробить правую покрышку моей машины, воздух со свистом вышел наружу, машину перекосило.
      Долго раздумывать я не мог. Практически у меня на это не было времени. Я не мог далеко уехать на машине со спущенным колесом. Поменять его тоже было невозможно. Я направил машину прочь с дороги, распахнул дверцу и побежал. По обе стороны дороги было много кустов и деревьев, слева они казались погуще.
      Я "спринтовал" туда.
      Едва я успел пробежать пару десятков метров, как сзади раздался визг тормозов, за которым последовал чудовищный стук и треск. Потом гул возмущенного металла, который ломали и сгибали. Короткая тишина – и снова те же самые звуки, к которым присоединился звук разбитого стекла.
      Я остановился и оглянулся.
      Длинный прицеп лежал на боку, "седан" соскользнул на край дороги и практически полностью повернулся назад в том направлении, откуда они ехали. Весь перед у него был смят и покорежен, металл капота торчал вверх, правая дверца болталась на одной петле. Чанк лежал на земле лицом вниз.
      Но он был жив. Когда он стал с трудом подниматься на ноги, открылась задняя дверца, и на дорогу вылез, слегка пошатываясь, Никки Домино. После него выползли еще двое. Эти вообще не пострадали.
      Когда раздался весь этот грохот, я на секунду подумал, что, если бы этим мерзавцам хорошенько досталось, я, возможно, сумел бы добраться до города и на спущенном колесе.
      Но мои надежды не оправдались.
      Три человека – я не стал терять времени, чтобы установить, кто именно, – уже бежали ко мне. Возможно, через пару секунд к ним присоединятся еще двое.
      Я выхватил свой кольт и взвел курок. Спешить к "кадиллаку" было глупо, это означало бы, что я бегу навстречу своим преследователям. А их было слишком много!
      Я побежал. В двадцати ярдах от дороги были густые заросли ивы, среди кустов было несколько берез. Я помчался к ним, пригибаясь как можно ниже.
      Эта мера оказалась отнюдь не лишней. Прозвучало несколько выстрелов, но мимо. Потом раздался куда более громкий, очевидно, стреляли из кольта 45-го калибра, и пуля просвистела почти по моим волосам. "Прекрасный выстрел", – подумал я без всякого восторга, как вы догадались, но надо отдавать должное и врагам.
      И все же этот выстрел сыграл положительную роль: он добавил адреналина в кровь и окрылил меня. Я уже находился среди деревьев, когда произошло что-то необъяснимое с моей ногой. Она отказала, и я растянулся на земле, чудом не ударившись о ствол ближайшего дерева.
      Подвернул ногу или ранен? Было чертовски больно. Я лежал неподвижно недолго, секунду или две. И не нарочно, черт возьми! Я лихорадочно старался подняться, нащупать руками что-то твердое, чтобы найти опору, но не мог отыскать.
      Наконец я все же нащупал руками кочку и подтянулся. Мне удалось подняться. Я сразу же взглянул на правую ногу. Что за чертовщина: с ботинка отвалилась половина каблука. Отстрелен, пуля пробила его насквозь! Скверно. Сначала пуля чуть не застряла у меня в волосах, сейчас чудом не оторвала пятку. Они пристрелялись.
      Они? Вот в этом была неясность. Кто же преследовал меня?
      Впрочем, сейчас это не столь важно. Самое главное, что они намерены убить меня и находятся где-то очень близко.
      Я понимал, что надо бежать дальше, но не знал, в какую сторону, так как потерял ориентацию. Только бы не побежать им навстречу!
      Свалившись, я, видимо, сильно ударился головой о корни дерева, потому что временно стал плохо слышать, но постепенно звуки вновь стали проникать в мои уши. Вот забухали тяжелые шаги за мной. Шаги нескольких человек. Крик, новый выстрел – и пуля вонзилась в ствол березы справа от меня.
      Вот тогда я взялся за кольт. Получилось это автоматически. Я увидел вытянутую вперед седовласую голову между деревьями. Более того, я заметил, что именно этот тип был вооружен кольтом 45-го калибра. Он шел первым, за ним, на некотором расстоянии – четверо других.
      Я тщательно прицелился, пуля угодила ему где-то посредине. Он не свалился, как подкошенный, а сначала выронил кольт и начал медленно опускаться на колени, прижимая руки к животу.
      "Лысоголовая обезьяна" была ближе всех к подстреленному мной типу. На этот раз я поспешил выстрелить в него и промазал. Стреляя вторично, я уже действовал осторожно и ранил его не то в плечо, не то в грудь. Точно я не видел, потому что раздались два ответных выстрела по мне, и я нырнул в сторону. Двое молодчиков спрятались за деревьями, но из моего укромного места хорошо был виден Никки. Он упал на землю, когда я начал стрелять, а теперь осторожно поднимался. Пистолет был у него в правой руке, но он не направлял его на меня.
      Итак, одну пулю я потратил на седого, две – на "лысую обезьяну", в запасе оставались всего три пули. Ну что ж...
      Я хорошенько прицелился. Не надо спешить. Прямо в сердце. Клик.
      Чанк высунулся из-за дерева, я выстрелил ему в голову. Клик.
      Что происходит? Неужели Никки все еще стоит?
      Я послал в него последнюю пулю.
      Безрезультатно.
      И тут я сообразил.
      Три пули я всадил в "посыльного" на ступеньках отеля. Затем сирена, разговор с Сэмом, Роулинс на пороге, все это произошло так быстро, что я совершил непростительную ошибку: не проверил и не перезарядил свое оружие.
      Вот здорово, ничего не скажешь!

      Фактически Никки сообразил это раньше меня. В то время как я размахивал своим пустым кольтом, угрожая бандитам налево и направо, он поднял вверх руку и что-то закричал. Я не разобрал его слов, в тот момент они меня не интересовали, но это, видимо, был какой-то приказ. Во всяком случае, выстрелов больше не было.
      Очевидно, Никки хотел доставить это удовольствие самому себе. И не исключено, что он намеревался получить те двадцать пять сотен, которые были обещаны за меня.
      Он приблизился ко мне.
      – Ну, как вам это нравится? – спросил он, ухмыляясь. – Счастливчику Шеллу перестало везти?
      Я подумал, что он был прав. Ну что ж, я поработал неплохо, выведя из строя многих вроде Домейно. Кто-то из них сидит за решеткой, кто-то лежит в могиле. Этого я не мог изменить. Убить меня он мог только раз.
      У меня не было ни единого шанса удрать. Бежать было бессмысленно. Он стоял от меня всего лишь в двух футах, а еще трое типов держали меня под прицелом. Седовласый, теперь-то я сообразил, что видел его за столом в "Джаз-Пэде" в тот вечер, когда заварилась эта каша, сидел на корточках, прижав руки к животу, и скулил.
      Но четверых с пистолетами было вполне достаточно. С такого расстояния они не могли промазать. Вот почему я оставил мысль о побеге. Уж если мне предназначена пуля, то не в спину!
      – Ты не хочешь немного поклянчить, Скотт? – спросил Никки тем сладким тоном, который я уже слышал раньше.
      – Катился бы ты со своими предложениями к ...
      Я не стану тут уточнять адрес, но Никки мой ответ не понравился. Он слегка дернул пистолетом, однако, сдержался. По всей вероятности, хотел продлить удовольствие. Я, конечно, не склонен был его радовать.
      Немного приподняв пистолет, он направил его мне в лицо. На него было тяжко смотреть. Есть что-то чудовищное в отверстии 45-го автоматического. Мысль же о пуле, которая сейчас проникнет в твой глаз, вызывает невольную дрожь в коленках, хотите вы этого или нет. Я старался не смотреть на пистолет, но мне это удавалось с трудом.
      – Я могу заставить тебя опуститься передо мной на колени, ублюдок! – повысил голос Никки, и вся его сладость исчезла. – Для этого мне нужно всего лишь отстрелить тебе ноги.
      Он мог бы это сделать.
      Я думал о том, есть ли у меня хотя бы маленький шанс прыгнуть на него и вырвать оружие, оставаясь в живых ровно столько, сколько потребуется, чтобы убить его самого. Возможно, нет. Но я все равно решил попытаться. Тем более, что незаряженный кольт оставался у меня в руке, а его можно было швырнуть в Никки.
      За группой моих врагов как будто что-то зашевелилось. Я не видел, кто идет, но решил, что новые головорезы Никки спешат повеселиться вместе с ним. Во всяком случае, я уже ясно различал чьи-то шаги.
      Заговорил Домино.
      – Черт возьми, мне говорили, что ты специалист по части речей. Способен убедить кого угодно. Не хочешь ли ты попытаться разжалобить нас, Скотт, и убедить отпустить тебя? Неужели не желаешь произнести речь, даже последнее слово?
      Или у тебя от страха прилип язык к гортани? Скажи нам что-нибудь в таком духе, что, к сожалению, у тебя всего одна жизнь, которую ты отдашь за...
      – Ну, – сказал я, – я знаю, что сказать.
      Сейчас я ясно увидел, что было причиной тех непонятных звуков, которые привлекли мое внимание, кто приближался к Домейно, явно намереваясь обнюхать его штаны, а также и одежду его подручных.
      – Валяй, приятель, валяй! Это, должно быть, интересно, – заговорил он.
      – Интересно и весьма любопытно, – продолжил я, – за вами находится большой лев.
      Сперва он нахмурился, затем на лице его появилась кривая усмешка, и он словно "закудахтал".
      – Как вам это нравится, ребята? Анекдот с длиннющей бородой! И это лучшее, что смог выдать нам Скотт. – Он засмеялся еще громче. – Надо отдать ему должное: он еще не сказал, что у нас за спиной человек с пулеметом или базукой.
      – Я не дурю вам голову. Вы, видимо, не желаете мне поверить?
      Вообще-то они не могли. Гомер Ибен не сказал им, чем он здесь занимается, свою рекламу он установил только что. А этим типам было не до рекламного щита, когда они устроили охоту на меня.
      Я сказал:
      – Никки, клянусь, вам лучше поскорее убраться отсюда. Напрасно смеетесь надо мной, я честно предупреждаю вас об опасности. Вас ведь сожрут, возможно, с потрохами. Здесь лев, нет, два льва и медведь.
      Они буквально плакали от смеха. Все, без исключения. Первый заржал, иначе не скажешь, остальные подхватили, один из них наклонился, держась за живот, и даже раскашлялся от хохота.
      – Проклятие, это правда! – заорал я. – Два льва, медведь и еще большая зебра по имени Этель.
      Видимо, я мог даже удрать от них, такой бурный восторг вызвала моя последняя фраза.
      Они стонали, кричали, размахивали руками, вытирали слезы грязными кулаками, стучали ногами.
      – Ах, ах, Этель... Скотт, замечательно! Ух, Скотт, молодчина, я бы мог даже тебя полюбить, если бы не собирался убить.
      Затем он выпрямился, провел по глазам левой рукой, вытянул правую руку и, я был абсолютно уверен, взвел курок.
      Тут и случилось непредвиденное.
      Рррррооооооооаааааарррррр!
      Нет, записать этот рев или рычание буквально – просто невозможно, в особенности, когда зверь выражает свое недовольство рядом с тобой. Звук был злобный, воистину звериный и громкий. Клянусь, что даже листья облетели с ближайшего дерева. Короче говоря, такой звук не мог не произвести впечатления!
      Эти звуки произвели потрясающий эффект. Никки просто откинул в сторону свой пистолет.
      Я не шучу, он отшвырнул его ярдов на пятнадцать в сторону, и я уверен, что получилось это у него чисто рефлекторно. Энергично взмахнув обеими руками от страха, он выронил пистолет из ослабевших пальцев. Одновременно он широко раскрыл рот, куда шире, на мой взгляд, чем позволяли законы анатомии, и завопил. Он был в таком шоке, что не мог сдвинуться с места, дергались лишь его глаза.
      Зато другие бандиты среагировали иначе: они незамедлительно пустились наутек, то и дело оглядываясь на двух львов, медведя и полосатую зебру по имени Этель.
      Один из них бежал, не разбирая дороги, и, несомненно, должен был врезаться в дерево.
      Конечно, было еще много забавного, но, признаться, я не стал наблюдать. Я побежал прочь. Когда Небо преподносит тебе такой подарок, мысленно вознеси молитву, но не искушай судьбу. Не проси, чтобы небеса разверзлись и поразили молнией твоих врагов. Радуйся счастливой звезде и беги прочь.
      Местность довольно круто поднималась вверх, я преодолел этот подъем и укрылся за холмом. Предполагаю, что мог бы просто забраться на дерево или бегать кругами, так как из укрытия было хорошо видно, что творилось внизу: типы поспешно удалялись.
      Один, два, три... ага, и четыре.
      Они достигли своего покореженного "седана", забрались в него и каким-то чудом заставили его двигаться к тому дому, что я и предполагал.
      Но уехало всего четверо, а прибыло пятеро. Значит, они оставили здесь седого мерзавца, которого я ранил в брюхо. Я добрался обратно до того дерева, под которым я видел его стонущим.
      – Фу, что за вонища! – Возможно, это была еще одна из причин, по которой эти четверо так поспешно удрали. Видимо, один скунс, хотя мне-то казалось, что пара десятков, изрыгнул из себя все, что съел. Несмотря на удушливый запах, я не мог осуждать его за это.
      Как я уже сказал, среди деревьев стояло зловоние, но и только. Раненый головорез исчез. Даже звери куда-то сбежали.
      Я не стал тратить время на поиски седого бандита. Не только из-за тошнотворного запаха, но и потому, что поспешно ретировавшаяся четверка могла в скором времени очухаться и вернуться назад.
      Я подбежал к машине, посмотрел на спущенное колесо, вздохнул, достал из багажника запасное и инструменты.
      Покончив с этой операцией, я завел машину и поехал в город. Но когда я проезжал мимо вывески Ибена, он сам вышел из дверей и направился к воротам.
      Я остановился, опустил стекло и высунулся наружу. Меня спасли его животные. Я мог ему сказать хотя бы, где их видел.
      Он подошел к машине.
      – Мне кажется, это неподходящее место для зоофермы, – мрачно заявил он.
      – Не падайте духом, все будет в порядке. – Я сообщил ему, где видел его зверье, и протянул пару сотен, сказав, чтобы он купил для них "гостинцы".
      Он взял деньги с благодарностью и добавил:
      – Они далеко не уйдут. Они же у меня ручные, держатся вместе и все поблизости от дома.
      – Ручные? Никому об этом не говорите, ладно?
      Мы перекинулись еще несколькими словами, потом я хотел уже сесть на свое место, но задержался. Я почувствовал знакомый отвратительный запах скунса. Выйдя из машины, я принюхался. Запах был не особенно сильным, но, несомненно, такое зловоние могло исходить только от этого зверька, ошибиться было невозможно.
      Заинтересовал меня не столько запах, сколько ветер. Он дул не со стороны тех деревьев, где скунсы испортили воздух, а практически в противоположном направлении. Либо кто-то из любимцев Гомера уже вернулся домой, либо притащился седой верзила с моей пулей в животе. Чтобы разрешить этот вопрос, мне нужно было положиться на свое обоняние, которое меня никогда не подводило.
      Если уж здесь задерживаться, то сперва надо бы кое-что предпринять. Меня не оставляла мысль, что Никки Домейно с его подручными в скором времени могут вернуться обратно.
      Поэтому я попытался оживить свой мобильный телефон, я его тряс и пинал ногами, старался изо всех сил, но, очевидно, он окончательно перестал меня слушаться. У меня ничего не получалось.
      Ибен пошел к дому. Я крикнул вдогонку:
      – Можно мне воспользоваться вашим телефоном?
      Он оглянулся через плечо.
      – У меня его еще нет, обещали поставить на следующей неделе.
      И он вошел в дом.
      Замечательно. Ждать до следующей недели я не мог. Задерживаться здесь мне не хотелось, но все же я отправился на поиски седого головореза. И нашел его. По запаху, как и предполагал.
      В старом доме имелась крытая галерея, раненый дотащился туда и забрался под навес. Я вытащил его наружу. Он застонал, зажимая рану обеими руками в боку, а не на животе, как я предполагал. Кровь струилась у него между пальцами. Выглядел он плохо. И, конечно же, от него отвратительно воняло. По всей вероятности, скунс направил на него свою зловонную струйку.
      Я проверил содержимое его карманов.
      Второго пистолета у него не было. Бумажник с небольшой суммой денег и кое-какими документами. Имя – Артур Силк, сорок девять лет, рост, вес. Я проверил его рану, заставив лечь на спину. Смертельной она не была. Конечно, он потерял порядочно крови и находился в шоке, но кровотечение почти остановилось.
      Впрочем, я не стал ему этого рассказывать. Пусть подрожит от страха. Он неистово вращал глазами и жалобно стонал:
      – Меня убили... Я умираю...
      Опустившись возле него на корточки, я покачал головой.
      – Ну что ж, нам всем суждено когда-нибудь умереть.
      – Привезите мне врача...
      – Не скули! Сначала ответь на некоторые вопросы, я еще посмотрю, стоит ли о тебе беспокоиться.
      Он начал ругаться. На меня это не произвело никакого впечатления.
      – О'кей, в таком случае заползай обратно под навес, раз ты не хочешь говорить со мной по-хорошему.
      Я выпрямился и пошел к машине. Не успел я сделать и пары шагов, как он истошно завопил:
      – Олл-райт.
      Вернувшись, я снова присел на корточки возле него.
      – Веди себя смирно, – сказал я. – Понятно?
      – Да, да. Только привезите мне доктора. Какого черта вы медли... – Он сильно застонал. – Ох, я кончаюсь. Я умираю. Я вижу большой яркий свет...
      – Это же солнце, идиот! А теперь внимательно слушай и не перебивай меня. Я не хочу оставаться здесь, когда вернется Никки и твои дружки.
      – Они не вернутся, потому что...
      Он резко замолчал, провел языком по губам. Очевидно, все еще не хотел говорить откровенно.
      Я поднялся.
      – Они не вернутся! – быстро проговорил он. – Который час?
      – Четверть третьего.
      – Нет, они не вернутся. Все парни от половины третьего будут торчать у телевизоров. – Он снова заохал. – Ведь я тоже должен там находиться. Вот почему мы и поехали к дому.
      – Вся банда собирается в доме, который находится в полумиле отсюда?
      – Ну, да.
      – Сколько вас всего?
      – Шестнадцать. Хотя нет, сейчас уже меньше. Четырнадцать, потому что меня с Джеем там не будет. Вызовите док...
      – Что должно случиться в половине третьего?
      Он не сразу решился, но потом, слишком резко пошевелившись, поморщился от боли и завопил.
      – В это время будут отпевать Гизера.
      Я сообразил, что он имел в виду. В половине третьего все дружки Гизера соберутся в одном месте, чтобы проститься с ним, в руках у них будут охапки цветов, на лицах скорбь. Мысль о цветах напомнила мне мнимого посыльного на ступеньках отеля и его смертоносные гладиолусы. Моментально кое-что сработало в мозгу, какая-то неясная мысль промелькнула, но тут же исчезла. Однако оставалось чувство беспокойства.
      – Кто из парней Никки "пришил" Гизера? – спросил я.
      – Джей, черт побери! Александер явно видел его, когда он выпустил первую пулю. Он знает, что это дело рук Джея.
      Это совпало с тем, что говорила мне Зазу. Но ведь она также сказала, что убийца-то охотился за ее отцом, а Гизера "ухлопали" по ошибке. Я сразу не был в этом уверен, сомнения оставались до сих пор. Джей всадил в него четыре пули, Александер не получил даже царапины. Для меня это было доказательством того, что убийца охотился как раз за Гизером.
      Но я ошибался.
      Когда я спросил у Силка, как получилось, что Гизера убили, а Александер, стоящий рядом, не пострадал, тот ответил:
      – Александер просто очень быстро среагировал, только и всего. Увидел, как приближается машина, и нырнул вниз, под машину. Гизер не мог так резво действовать, он был слишком толстым и неуклюжим, вот Джей и "уговорил" его. Полагаю, если бы он мог справиться с ними обоими, он начал бы с главного.
      Я на минуту закрыл глаза, потом продолжил:
      – Вот и получается, что Гизера подвело его большое брюхо. Обжорство никогда не идет на пользу.
      – Александер знает, что Джей Верм ухлопал Гизера и пытался до него добраться? Наверное поэтому Домейно и его парни скрывались?
      – Нет, они просто забились в дыру, чтобы без помех посмотреть, как оно получится сегодня, – ответил он. – Зачем рисковать без надобности? Они ожидали дома примерно до этого часа, как мне думается.
      Он замолчал и выругался.
      – Привезите мне доктора. Вы же не хотите, чтобы я умер у вас на руках?
      Он продолжал ныть, а непонятное беспокойство, которое я недавно почувствовал, еще больше усилилось. Я медленно наклонился к Силку, схватил его за ворот рубашки левой рукой и притянул к себе:
      – Кончай нытье. Выкладывай, в чем дело, и живо! Что ты тут толковал о большом брюхе Гизера?
      – Я ничего не...
      – Хватит! Я сейчас тебя так тряхну, что твое собственное брюхо расползется!
      Он вытаращил от ужаса глаза.
      – Никки начинил его таким количеством динамита, что его хватило бы на взрывные работы в горах. Гизер взлетит на воздух, как настоящий вулкан!
      – Динамит? В Гизере? Каким образом?
      Я резко схватил Силка и притянул его к себе. Мой кулак навис над ним угрожающе. Наверное, у меня была такая злобная физиономия, что он непроизвольно отпрянул назад. И сразу же торопливо заговорил:
      – Все это было просто устроить. Никки отправил Ирландца и пару других ребят в помещение, где лежал Гизер. Понятно? Они это сделали сегодня утром, еще до рассвета. Динамит был подготовлен заранее, протянут провод, подключено взрывное устройство. Они распороли ему пузо, засунули внутрь бомбу, потом его зашили. Под одеждой ничего не видно.
      Бенни Кан упомянул о том, что видел утром Пита Питерса, чаще именуемого Ирландцем, вместе с Домейно в машине. Мастер по взрывным работам, в прошлом сапер... Несомненно, это он все устроил.
      – Динамит? – спросил я, – и часы? Ты имеешь в виду бомбу замедленного действия?
      – Ну, да. Гизер теперь стал самой настоящей бомбой. Они выпотрошили его и начинили динамитом вместо кишок. В его брюхе его столько, чтобы взорвать весь похоронный павильон – или, как он там называется? – и половину соседнего квартала.
      – Но, господи... Люди...
      – Это самое главное. Никки придумал это вчера вечером после того, как убили Джея. Таким образом он поквитается не с одним человеком. Когда толстяк Гизер взорвется, вместе с ним взлетит на воздух вся шайка Александера. Быстро и без всякого риска. Куда лучше, чем убирать десяток людей по одному.
      Я машинально выпустил из рук ворот его рубашки, и он упал навзничь, громко при этом охнув.
      Я поднялся:
      – Но ведь пострадает не только Александер и его люди! – пробормотал я больше для себя, чем для него. – Там будут старики, дети...
      – Ну, как говорит Никки, нельзя одновременно зажарить яичницу и сохранить в целости яйца...
      – Когда?
      – Чего?
      – На какое время установлено часовое устройство?
      – Ну, Гизер предположительно взорвется...
      Он хмыкнул, закрыл глаза и отвернул голову.
      – Приблизительно сейчас... как я понимаю...
      – Проклятый ублюдок, ты скажешь или нет?
      – Часы установлены... Гизер, видимо, должен взорваться в 14.30, когда все соберутся в часовне.
      Я посмотрел на часы. Пальцы у меня дрожали. Уже было восемнадцать минут третьего. Оставалось всего двенадцать минут до взрыва. Я пришел в паническое состояние. Что же делать? Телефон, но у Гомера Ибена его не было, а мой радиотелефон не работал. Добраться вовремя я туда не мог. Должен же существовать какой-нибудь выход?
      Каким образом передать сообщение в полицию?
      Я впервые почувствовал, что такое, когда болит сердце. Я подумал о других, кроме Александера и его головорезов, которые будут в часовне или поблизости от нее в это время. Возможно, они все уже там собрались. Не только множество невинных людей, включая жен и детей, возможно, друзья Гизе-ра, которые не имели никакого отношения к рэкету.
      И капитан Сэмсон.
      Сэм...
      И я не мог их предупредить...
      Я уже сидел в "кадиллаке", завел его и помчался на Сайпресс Роуд.

      Было трудно дышать, мне казалось, что кто-то сжимает мне горло. Ехать шестнадцать миль, а оставалось двенадцать минут. Уже даже меньше.
      И даже, если я доберусь туда...
      Я не разрешал себе об этом думать.
      Я вцепился обеими руками в руль, нажал ногой на акселератор и вдавил его до самого пола.
      Мне пришлось немного замедлить ход и свернуть направо на Олеандр Драйв. После того, как я еще раз свернул влево, я уже не снимал ноги с педали газа. Я мчался со скоростью более восьмидесяти миль в час, когда проезжал мимо дома Александера, но больше я не смотрел на спидометр. Прежде всего потому, что не мог отвести глаз от дороги.
      К тому же, я просто не желал ничего знать ни о своей скорости, ни о времени. Какая разница, с какой скоростью я ехал и сколько времени оставалось. Я должен был продолжать лететь дальше еще быстрее.
      Я молил бога, чтобы ни одна машина не выскочила с боковой улицы, прежде чем я доберусь туда. Я понимал, что мне не остановиться. У меня не было ни малейшего шанса. Я слышал, как свистит ветер, чувствовал возрастающую вибрацию машины. В горле у меня пересохло, а сердце стучало, как молот.
      Наконец, я увидел справа плоские зеленые акры кладбища. Менее чем в полумиле показалось низкое серое здание, в котором сейчас собрались женщины и мужчины вокруг гроба в ожидании начала службы. Или, возможно, она уже началась. Но здание было на месте.
      Я начал снижать скорость, мои онемевшие пальцы плохо меня слушались. Впереди виднелся целый ряд машин, припаркованных с одной стороны перед зданием. А с левой, навстречу мне, шла другая машина. Она приближалась с пугающей быстротой. Полицейская машина, как я понимал.
      Я боролся с рулем, машину бросало из стороны в сторону, я снял ногу с тормозов и снова нажал на них. Покрышки завизжали по асфальту, я опасался, что они могут загореться. Похоронный зал маячил справа, машины мелькали, но теперь уже медленней.
      Я продолжал колдовать с тормозами, мне удалось настолько замедлить ход машины, что теперь мне казалось, будто я ползу после недавней гонки. Тем не менее мне все же удалось остановиться перед входом. Я проскочил вперед на несколько ярдов, а что-то в моем мозгу, отмечавшем секунды, подсказывало, что время истекло. Мне казалось, что я даже слышу тиканье в своей голове, становившееся все отчетливей.
      Я уперся ногами покрепче, круто повернул руль вправо и напряг мускулы рук. Правый передний бампер врезался в длинный "седан", отпихнул его в сторону и вперед, что сопровождалось скрежетом и грохотом металла. "Кадиллак" закачался и остановился. Я выскочил из машины еще до того, как она остановилась, и сразу взглянул на часы.
      14.30. Секундная стрелка давно прыгнула дальше, а минутная точно указывала вниз. Строго говоря, было уже более половины третьего.
      Я перебрался через темный "седан" и помчался к входу в зал. Оттуда доносились до меня скорбно-торжественные звуки органа. Я весь покрылся потом, еще хорошо, что при быстром беге воздух охлаждал мое лицо и шею. Справа в мою сторону повернулись двое, одним из них был Сэмсон.
      Двойные большие двери впереди были закрыты, но когда я приблизился к ним, одна половина распахнулась: очевидно, ее открыл человек, слышавший грохот столкновения машин. Музыка зазвучала громче. К дверям подходили четыре широких ступени. Я перешагнул через одну прыжком, подошвы ботинок скользнули по граниту. Человек в дверях метнулся в сторону, когда я промчался мимо него и вскочил в здание.
      Слева темно-красные занавески закрывали вход под аркой. Глубокие звуки органа неожиданно стихли, когда заговорил какой-то человек. Я подскочил к занавескам, отбросил их в сторону и оказался внутри.
      Впереди протянулись скамьи, ряд за рядом заполненные мужчинами и женщинами в траурной одежде. Они занимали вправо не менее десяти ярдов, а перед первым рядом было пустое пространство, посреди которого возвышался гроб. На невысокой платформе стоял преподобный отец, рот у него был открыт, он произносил речь, одна рука была приподнята. Он повернул ко мне голову, рот у него открылся, рука упала.
      Не теряя времени, я устремился вперед, потому что видел не только роскошный гроб, утопающий в цветах, но и тело Гизера. Был виден частично его профиль и огромный живот.
      Наверное, я с самого начала знал, что мне надо делать. Вернее, что я попытаюсь сделать. Проход между рядами скамеек, покрытый темно-красной ковровой дорожкой, тянулся от меня до передней части часовни, и я воспользовался этим проходом. Последние слова преподобного отца повисли в воздухе.
      Никаких других звуков. Пока там все замерли. У меня ушло секунд пять на то, чтобы ворваться сюда и добежать до гроба. Тут я остановился, широко расставив ноги, уперся торсом в металлический край постамента. Затем опустив обе руки в гроб, хорошенько ухватился за Гизера и поднял его вверх.
      Это было довольно нелегко сделать. Он оказался словно сидящим в гробу, его голова безвольно склонилась вниз.
      Тут раздались крики.
      Разразился настоящий тарарам.

      Я чуть было не надорвался.
      Но все-таки я сделал это и сделал быстро. Я вытянул его до половины из гроба, пригнулся сам, еще раз встряхнул тело и взвалил его себе на плечи.
      Его было трудно удержать из-за огромного брюха, но я обхватил его обеими руками и повернулся.
      В часовне собралось человек семьдесят, включая человек двадцать – тридцать самых отпетых подонков в штате.
      Смятение только теперь достигло своего апогея, а пока люди находились в шоковом состоянии. Случилось нечто неслыханное и невероятное, учитывая время и место, но на всю операцию ушли считанные секунды. Я двигался настолько быстро, насколько мог. Неожиданно закричали несколько человек. Вопли, вздохи, стоны – все смешалось в единое выражение изумленного недоумения.
      И снова тишина.
      Полнейшая, замороженная тишина.
      Ни звука, ни шепота, ни дыхания.
      И в этой тишине я услышал тиканье в брюхе Гизера.
      Я перебросил труп через правое плечо, живот оказался возле моего уха, так что я не мог ошибиться. Часовой механизм работал. Тик-так-тик...
      Я похолодел от ужаса. Мои нервы сначала напряглись, потом ослабли и задрожали. Я заволновался еще сильнее, невольно отгоняя прочь мысль о страшных последствиях своего поступка и о бомбе в животе Гизера. Я сосредоточил все мысли на том, как можно было еще попасть в эту часовню и сделать то, что я сделал.
      И вот теперь, услышав зловещее тиканье механизма возле своего уха, я уже не мог не думать о бомбе, о нескольких фунтах динамита.
      Если быть совершенно откровенным, то я на мгновенье заколебался, ведь каждому человеку хочется жить.
      Я понимал, что каждый удар часов в действительности означал секунду или долю секунды, которая с неумолимой последовательностью проходила, приближая тот момент, когда бомба взорвется. А вот моя уверенность ослабела.
      Мне не нравилось то, что я видел вокруг, точно так, как не нравились собственные мысли.
      Так или иначе, но меня убьют. Если мне не оторвет голову при взрыве, то тут собрались не менее тридцати парней, которые с радостью оторвут ее у меня. При условии, конечно, что у них есть огнестрельное оружие. Во всяком случае, я видел несколько физиономий, которые, как мне казалось, выхватят свои пушки и изрешетят меня.
      Ведь именно так они и поступают в обычных условиях, считая это единственным нормальным способом разрешения споров, а то и просто ради удовольствия.
      А теперь, кроме всего прочего, имелась перспектива получить двадцать пять сотен, а некоторые из этих головорезов за такую сумму согласились бы покончить даже с собой.
      Однако мне известно, что их предупредили: если начнется стрельба или поножовщина, их без разговоров упекут за решетку. Я не сомневался, что многих из них полиция самым тщательным образом обыскала, прежде чем впустить в зал. Так что, возможно, у них не было оружия. Но в их глазах я чувствовал желание отомстить.
      Правда оно было не у всех. Некоторые не определили еще свою позицию, не разобрались в происходящем. Они, услышав звук моих шагов по проходу, поворачивались ко мне с выражением полнейшего недоумения. Как принято говорить, не верили своим глазам, очевидно считая, что ни у кого не может возникнуть желание вытаскивать покойника из гроба. И это же выражение до сих пор сохранялось на их физиономиях. "Ну кому нужен покойник?" – думали они. Другие глазели на меня, вытаращив глаза и раскрыв рты.
      В переднем ряду Сирил Александер немного привстал со скамьи. Рот у него был открыт, подбородок прижат к шее, он облизывал пересохшие губы. Рядом с ним откинулась назад Зазу, сжав в кулачки руки и прижав их к щекам. Затем Клара Александер – солидная, тяжеловесная, хмурая, но в общем невозмутимо спокойная. Через три ряда от них сидел Дадди с мясистыми плечами и ничего не выражающими глазами. Но я не сомневался, что ему не терпится запустить палец себе в нос, однако он был не уверен, что на похоронах можно ковырять в носу. Слева от него вскочил на ноги Стифф, когда труп неожиданно "ожил" в гробу. Во втором ряду сидело двое маленьких детей, выглядевших близнецами, мальчик и девочка лет шести-семи. Рядом с ними была женщина, которая могла бы показаться хорошенькой, если бы не раскрыла так широко рот.
      Слева сзади заколыхались красные занавески, и в комнату вошел Сэм. А возле меня справа откуда-то возникли фигуры двух дюжих молодчиков, наемных убийц, старых приятелей Гизера.
      Да... Гизер.
      Тик!
      И все.
      Я повернулся и согнулся под тяжестью трупа. Зал наполнился криками, воплями, нецензурной бранью, стуком ног и грохотом. Это был настоящий ад. Все перекрывал пронзительный вопль женщины из второго ряда.
      Когда мужчины повскакивали со своих мест, Александер прыгнул мне наперерез. В конце зала, сорвав красный занавес с колец, капитан Сэмсон устремился вперед.
      Я же со своей ношей повернул к двери с правой стороны, возле которой стояло двое мужчин. Я не мог воспользоваться входом в конце зала. И вовсе не из-за Сэмсона, который, несомненно, постарается освободить меня. Просто на меня насело бы человек десять тупоголовых парней, а пускаться в объяснения я не мог: дорога была каждая секунда.
      Последнее, что я видел в часовне, когда завернул уже к двери, это спешившего ко мне Александера. Он забавно размахивал руками, как паяц из размалеванного картона, которого дергают за веревочку. Сэмсон бежал по проходу, а в четвертом ряду Дадди пытался выбраться наружу, пробираясь влево, Стифф двинулся в правую сторону.
      Тут я уже протиснулся в дверь, при этом оттолкнув телом двух мужчин, загородивших выход. После этого я прошел без препятствий между Маком Гэноном и Бигом Хорсом. Они отлетели в обе стороны от такого тарана. За дверью оказался длинный коридор, в конце которого виднелся солнечный свет. Я побежал туда, невольно склоняясь влево, чтобы сохранять равновесие с ношей на плече.
      Наружная дверь была распахнута, но перед ней была вторая, со стеклянным верхом. Я был вынужден снова использовать Гизера в качестве тарана. Дверь разлетелась с треском, будто она была тоненькая, как льдинка. Проход был свободен.
      И я снова услышал Гизера. Теперь тиканье было более частым, оно звучало громче, гудело в ушах, взрывалось у меня в мозгу. Я побежал вперед, думая только об одном, как бы не запутаться и не упасть. Ноги у меня болели, особенно левая, когда я наступал не нее, плечо совершенно онемело.
      Зеленая трава плясала и сверкала перед моими глазами. Но на ней я заметил всплески ярких красок, огромные охапки цветов. И черный шрам на изумрудной зелени. Свежевыкопанная могила.
      Она, несомненно, была приготовлена для Гизера. Впрочем, кому она предназначалась, не имело значения. Важно было другое: это была глубокая яма.
      Именно это и могло помочь, если я сумею добежать до нее.
      Яма находилась в тридцати футах от меня, значит мне надо еще сделать примерно сотню шагов. Я напряг последние силы, заставляя ноги бежать, но как же было трудно!
      В ушах у меня стоял какой-то рев, а возможно, шипение, как будто тысячи звуков слились в один. Мне даже казалось, что я слышу, как моя кровь струится по артериям, венам, капиллярам, стук сердца и шелест серого вещества в мозгу.
      Но все это перекрывалось тиканьем в Гизере, который был бомбой замедленного действия.
      С каждым новым шагом Гизер мысленно у меня взрывался, разлетался на куски. А я снова и снова слышал окончательный гром взрыва, за которым наступила бы смерть. Моя смерть.
      Двадцать ярдов, десять... Я изменил положение, опустил труп себе на руки и понес его перед собой, как спящего ребенка.
      Пять ярдов.
      Я наклонился вперед, отталкивая тело от себя. При этом я сам почувствовал, что у меня подкосились ноги, но, падая, толкнул его в последний раз. Он слегка повернулся в воздухе. Я видел, как он грохнулся недалеко от могилы и покатился.
      Тут я сам упал на траву и как можно быстрее стал откатываться в сторону. Но я совершенно обессилел и сам почти уподобился трупу. Как будто в это мгновение меня покинули все силы и отказали мышцы.
      Я перекатился в сторону, глаза у меня были широко раскрыты. Трава, небо, стволы деревьев и гранитные памятники поочередно мелькали передо мной.
      И Гизер тоже. В какой-то дымке я видел, как он докатился до края могилы и повис над ней.
      Я откатился еще дальше, потом стал хвататься руками за траву, стараясь остановиться. И, наконец, мне удалось это сделать. Левая рука глубоко ушла в землю, правая же ни во что не упиралась. Сначала я не сообразил, в чем дело, решив, что правая рука у меня была поднята вверх.
      Но потом я увидел Гизера.
      Оказывается, я лежал на самом краю могилы, правая рука была протянута поперек нее, пальцы скрючены, как если бы я пытался добраться до трупа. А он лежал на спине, совсем близко от меня, отвернувшись в сторону. Пиджак на груди распахнулся, огромное брюхо выпячивалось под белой рубашкой, галстук поднялся на самый подбородок. Глаза были открыты, черная прядь волос на лбу выглядела пучком морских водорослей. Веко на одном глазу опустилось, от этого казалось, что он подмигивает.
      Это зрелище я буду помнить до последнего часа своей жизни, а если существует загробная жизнь, то эта картина будет преследовать меня и там.
      Я торопливо откатился прочь, поднялся на ноги и побежал. Во всяком случае, мне так хотелось. Можете не сомневаться, я старался бежать изо всех сил, но я мог лишь довольно медленно передвигать ногами.
      И все же я двигался.
      Только тут до меня дошло, что я осуществил задуманное, справился с необычайно трудной задачей и что сам я не взорвусь.
      Но...
      Убегая от одной могилы, я, похоже, даже наверняка, спешил к другой. Я двигался навстречу всей толпе, присутствовавшей на похоронах и теперь устремившейся на меня.
      Я настолько обессилел и плохо соображал, что, когда понял, что меня могут разорвать в клочья, я не только не испугался, но во мне, наоборот, поднялась волна восторга. И хотя физически я приближался к состоянию полного изнеможения, умственно я был воодушевлен.
      Наверное поэтому вид приблизительно тридцати орущих парней, бегущих ко мне, меня развеселил. Я узнал Александера и его ребят, особенно стоило посмотреть на Стиффа, когда он перепрыгивал через могилы. Они рассеялись по всему кладбищу, но все до одного бежали в мою сторону, самый первый был не более, чем в двадцати ярдах от меня. У одного из парней был пистолет. Но и другие на ходу расстегивали молнии.
      Они с ума все посходили, что ли?
      Что тут происходит?
      Я не верил своим глазам.
      Такая картина могла кого угодно свести с ума. Все эти бандиты старались раздеться прямо на ходу, здесь, на кладбище. Этого не может быть.
      Не может быть, но было.
      Я понял, что существует всего один разумный логический ответ.
      Наверное, я умер.
      Гизер взорвался, я взорвался вместе с ним. А это... Это был ад.

      Умер.
      Я остановился.
      При этом поскользнулся, как если бы был жив.
      В том, что я умер, все же было что-то хорошее. Теперь эта толпа не сможет меня убить. Ну, как им это сделать? Я чувствовал, что стою на пороге величайшего открытия, но тут мое внимание привлекло нечто примечательное.
      Сразу несколько вещей.
      Во-первых, один парень с пистолетом в руке остановился и прицелился в меня. В нескольких футах за ним ко мне бежал Фил Сэмсон, вытянув вперед руки. А все остальные безумные, неуклюже бежавшие прямо к могилам, дергали себя за молнии.
      Вот один из них недалеко от меня ухитрился раздернуть молнию, запустить внутрь руку и вытащить оттуда маленький пистолет, который тоже направил в мою сторону. Подскочил и еще один с пистолетом.
      До меня дошло. Все было ясно.
      Я вовсе не умер.
      Мне еще предстояло прожить не менее четверти секунды.
      Мне почти хотелось, чтобы я был мертв. Да, жизнь прекрасна! Она кажется особенно прекрасной за четверть секунды до кончины. Но умереть так, как сейчас, в тысячу раз хуже, чем взорваться вместе с Гизером.
      Да, все понятно. Прояснилось сразу несколько моментов. Минимум десяток головорезов, а то и больше, явились на похороны вооруженными, чтобы отразить предполагаемое нападение банды Домино. Зная, что полиция будет проверять и не только отберет оружие, но и упрячет их за решетку, они, не долго думая, засекретили свои "пушки", спрятав их не в наплечных кобурах, как обычно, а в специальных карманах, пришитых к трусам. Они совершенно правильно рассчитали, что даже самый дотошный полицейский не станет обыскивать человека, явившегося на похороны, до трусов.
      Было ясно и еще кое-что.
      В данный момент на меня было направлено не менее полудесятка пистолетов. Даже если бы у меня было время убежать, я не мог бы бежать назад к Гизеру. Это исключалось. Не мог я бежать и навстречу этим типам. Это тоже было исключено. Но не менее бессмысленно было оставаться на месте и ждать, кто же выстрелит первым.
      Попытаться что-либо объяснить?
      Но кто бы стал меня слушать?
      Конечно, хорошо бы выхватить свой пистолет и... Нет. На этот раз я помнил. Там не было патронов. Ни одного.
      Я бывал и до этого в разных переделках. Да, неоднократно. Но что-то не припоминаю ни одного случая, который можно сравнить с этим.
      Момент, который совершенно не зависел от меня.
      Я понимал, что исход был предрешен, а мне оставалось лишь примириться с неизбежным.
      Ждать помощи не от кого!
      И тут это произошло!
      Взрыв прозвучал даже громче, чем львиный рев, гораздо сильнее и куда приятнее для моего слуха. Хотя практически я на какой-то момент оглох. Признаться, в тот миг такая мелочь меня даже не встревожила, коль скоро я знал, что сам буду жить дальше. А такая надежда появилась.
      Этот столь приятный для меня звук был не чем иным, как оглушающим грохотом, громом небесным, сопровождающимся землетрясением и шквальным ветром.
      Взорвался Гизер.
      Не сразу земля, небо и все вокруг вернулись на прежние места.
      Сказать, что Гизер взорвался, это все равно, что сказать, что Везувий прорвало в одном месте. Гизер распался, разделился на составные части, куски его разлетелись по всему кладбищу. Он заполнил воздух, покрыл землю... Но хватит об этом.
      Он спас мне жизнь. Во всяком случае, в данный момент. Никаких выстрелов, но я мог бы поспорить, что очень не скоро находящиеся здесь люди вспомнят, что они вооружены...
      Когда раздался взрыв, земля буквально ушла у меня из-под ног, а воздушная волна, куда сильнее морской, ударила мне в спину. Я упал, в ушах у меня зазвенело, тело онемело. Потом я оказался на коленях, неистово тряся головой.
      Половина людей в нескольких ярдах от меня распростерлась на земле, двое с трудом поднимались на ноги. У многих шла носом кровь. Правда, некоторые все еще сжимали в руках свое оружие, но, как мне кажется, это было бессознательно. На траве валялось несколько пистолетов.
      Я медленно поднялся на ноги.
      Во всех мускулах чувствовалась болезненная слабость. Мне казалось, что я за всю жизнь ни разу так не уставал. И меня это не удивляло. Все события этого дня были сплошным кошмаром, но все это было пустяком по сравнению с тем, как я преодолею пару десятков ярдов от Гизера навстречу толпе озверевших бандитов.
      Налево в стороне, ярдах в пятнадцати, стоял неподалеку от группы людей капитан Сэмсон. Стоял, выпрямившись, глядя то в одну, то в другую сторону. Еще трое парней поднялись с земли, немного покачиваясь, а еще через несколько секунд и остальные оказались на ногах. Большинство из них смотрело на меня.
      Естественно, они находились в шоковом состоянии. Мое первоначальное появление в часовне уже произвело неприятный эффект, тем более, что они были в траурном настроении, слушая слова преподобного отца. Но, конечно, никто из них не мог предположить, что их старый дружок взлетит на воздух. Поэтому они в данный момент были смущены, поколеблены и, конечно, нерешительны.
      Но я также помнил, какова была их последняя мысль. Убить! И когда шоковое состояние пройдет, последняя мысль может снова стать первой.
      Поэтому я пошел к Сэмсону.
      По пути я прошел мимо громадного глуповатого Дадди. Подбородок у него отвис, так что даже небольшой бриз мог бы раскачать его.
      – Эй, – обратился он ко мне тусклым голосом, – что это было? Гизер?
      – Правильно, – сказал я. – Гизер был, больше его нет. И ты, полагаю, можешь сообразить, кто начинил его взрывчаткой, не так ли, чтобы к чертовой матери взорвать вас всех до одного? Домино, конечно. Никки Домейно. Подумай об этом, Дадди, возможно тебе да и всем остальным захочется меня поблагодарить.
      Меня совершенно не интересовала их благодарность, но я говорил намерено громко, чтобы меня могли слышать и остальные, потому что мне хотелось, чтобы они переключили свои мысли на Никки. Пускай для разнообразия поразмыслят о том, как бы его убить.
      Сэмсон смотрел на меня, пока я подходил к нему. Несколько раз он порывался заговорить, но так ничего и не сказал, а только шевелил губами, совсем как корова, пережевывающая свою жвачку.
      – Сэм, – спросил я, – ты разговаривал за последнее время со своим офисом? Я имею в виду последние полчаса?
      Он хмуро посмотрел на меня и вроде бы щелкнул зубами, но ответил:
      – Конечно.
      Его глаза снова стали осматривать кладбище, переходя от могилы к могиле.
      – Я звонил туда, чтобы сообщить, что здесь все спокойно...
      На секунду он поднял обе руки и тут же опустил их:
      – Совершенно спокойно.
      Подбежала пара офицеров в штатском платье, у них был слегка ошарашенный вид. Сэм торопливо отдал им какие-то распоряжения, и они сразу же вернулись назад в здание, чтобы навести там порядок.
      Потом он осмотрелся снова, но теперь его внимание было обращено на собравшуюся здесь банду. Он одернул свой пиджак и достал пистолет.
      – Какие новости из лаборатории? Какие данные в отношении Омара?
      Он дал мне подробный ответ, суть которого сводилась к тому, что кровь Омара была нулевой группы, резус положительный, и это совпадало с пятном крови в доме Омара, а оба пятна, хотя и были нулевой группы, но резус отрицательный. Это в отношении крови в "Маделяйне". Кровь из этих пятен была идентичной, как определила лаборатория.
      Он подвел черту:
      – Так что в "Маделяйне" кровь Верма, а кровь Омара в его собственном доме. Пули в теле Омара совпадают с четырьмя пулями...
      Он замолк, потом спросил:
      – Как получилось, что ты так настойчиво просил сравнить их с пулями в теле Гарри Дайка?
      – Значит, это был Гизер?
      Он кивнул.
      – Тут нет никакого сомнения.
      Он снова осмотрелся, брови у него сошлись на переносице, упрямая челюсть выдвинулась вперед.
      – Я слышал, как ты говорил, что Домейно ответствен за то, что случилось с Дайком. Это правда?
      – Да-а, начинил его динамитом, превратил в бомбу замедленного действия с часовым механизмом. План был разделаться одновременно со всей бандой Александера.
      – Этот мерзкий сукин сын...
      Он замолчал и как-то странно посмотрел на меня:
      – Как я понимаю, ты страшно рисковал, когда ворвался в часовню и вынес оттуда эту бомбу, чтобы спасти шайку негодяев.
      Он закусил нижнюю губу.
      – Ты не подумал, что, может быть, я...
      Я прервал его, усмехаясь:
      – Даже негодяи заслуживают очереди в газовой камере. Кроме того, в первых рядах сидело несколько женщин и детей. Ты на моем месте сделал бы то же самое, Сэм.
      Он поднял руку и хотел опустить ее на мое плечо, потом уронил ее, как будто смутившись. Прокашлялся, выставил вперед упрямый подбородок и ворчливо сказал:
      – И натворил же ты, друг, тут... Черт знает, какая неразбериха!
      – И это называется человеческой благодарностью. Это беспокоит и напоминает мне о том, что эти типы не отличаются особой совестливостью. Они очень скоро очухаются. И неизвестно, что может придти им в голову.
      Я не шутил.
      Теперь я уже мог сосчитать собравшихся. Их было двадцать восемь человек, все до одного известные типы. Эта свора включала полностью всю банду Александера, или то, что от нее осталось. Я мысленно подсчитал: Гизер и Омар умерли, Корк, Стейси и Доуп, а также Брилл уже за решеткой. Шестеро минус. А остальные явились сюда. У всех, без исключения, были мерзкие рожи. И ничего удивительного в этом не было, ибо все они были подлецами.
      Понятно, вся эта группа, которая начала уже беспокойно переминаться с ноги на ногу, наверняка была уверена, что все они в скором времени окажутся в тюрьме, а кое-кто и в центральной, в зависимости от их досье.
      У некоторых в руках было оружие. Мне не верилось, что они долго будут так смиренно стоять вокруг, если только мне не удастся заинтересовать их и заставить продолжать вот так стоять и слушать меня.
      Я надеялся, что мне удастся это сделать. У меня был шанс, поэтому я сказал Сэму:
      – Я хочу поговорить с этими типами.
      – Сначала лучше поговори со мной. Я хочу знать...
      – Бессмысленно два раза повторять одно и то же. Кроме того, эти типы становятся беспокойными, что вполне объяснимо. До тех пор, пока сюда не прибудет самое малое два десятка копов, мы явно в меньшинстве.
      Он пожал плечами.
      – Так ты хочешь прикрыть меня, да? Это может оказаться очень рискованным.
      – А что еще остается делать?
      – Что ты задумал? – заворчал он. – Что еще?
      – С твоего разрешения, старина, я намерен произвести арест.
      Он потянулся за сигаретой, которая почти всегда была у него в зубах, сообразил, что ее нет, и угрожающе нахмурился.
      – Черт побери, ты собираешься втянуть меня... Ох, валяй! Арестуй хоть всех, посади их в тюрьму, или пригласи на пикник. Мне все равно...
      – Вовсе не всех, Сэм, – усмехнулся я, – только одного.
      Потом я подошел к группе бандитов и остановился перед Сирилом Александером.
      Я поднял свой незаряженный пистолет, направил на него и взвел курок. Затем произнес:
      – Вы арестованы, мистер Зэмес. За сожительство вне брака, за недозволенный пронос оружия, за создание опасной ситуации для жизни людей, за тайный сговор по скрытию мошенничества, за установку подслушивающего устройства на моих телефонах и за убийство Мэтью Омара. Стойте спокойно или я разнесу вам голову!

      Его рука нервно дернулась.
      Для меня это было довольно многозначительно, так как Сирил был одним из тех парней, в руках которого еще было оружие.
      Он держал большой автоматический пистолет 45-го калибра, а когда его рука дрогнула, то дрогнул и кольт. Если хотите знать правду, я тоже немного дрогнул, но этого никто не заметил. Момент был весьма ответственный.
      Он мог меня застрелить, мог попытаться бежать или же надменно заявить: "Какую чушь вы несете, это же абсурд!" – или что-нибудь в этом роде. Мог напустить на себя величие и сыграть в благородство. Но ничего этого он не сделал, а с глупым видом вытаращил на меня глаза и сказал:
      – А?
      Да, бандиты и только, ничего не скажешь.
      Его плечи сразу сгорбились, он попытался их распрямить, но тут же понуро опустил голову.
      – Дело плохо, пора держать ответ.
      – Не так быстро, Александер!
      Что за ублюдок! Я ведь еще ничего не объяснил. Он практически уже готов во всем признаться, а я даже не начал.
      – Попридержи лошадей! – сказал я, потом поочередно посмотрел на всех, стоявших возле часовни.
      – Прошу прощения! – крикнул я, чтобы привлечь к себе внимание, но это было излишне, так как все взгляды были устремлены на меня. Я продолжал:
      – Полагаю, вам всем известно, что человек Никки – Джей Верм, убил вашего Гизера.
      Я кивнул головой на то место, где был взрыв.
      – Но Сирил сказал вам, что молодчики Домино "ухлопали" также и Мэтью Омара. Так вот, он солгал. Потому что всадил три пули в своего дорогого друга сам Сирил Александер.
      Я ждал. Как я уже однажды успел заметить, в каждом из нас сидит пусть плохой, но актер. Конечно, было бы идеально, если бы у меня было время снова вызвать Джима Нелсона, чтобы он прислал сюда свой вертолет. Тогда бы я почувствовал себя более уверенно. Но нельзя предусмотреть решительно все. Я подождал еще немного.
      Наконец Дадди, стоявший справа от меня, ковырнул в носу и спросил:
      – Как это так?
      – Разве это не поразительно? Тебя это не потрясло?
      – Почему он его "пришил"?
      – Потому что Омар предупредил Джея Верма, что Сирил и Лилли Лорейн будут находиться в квартире на крыше "Маделяйна" и послал туда Джея убить Сирила, а может, и Лилли заодно. Но с точки зрения Сирила важным было то, что Омар покушался на его жизнь. Понятно, что раз ему удалось разделаться с Джеем, Сирил "убрал" и Омара.
      Александер вздохнул и заткнул свой пистолет за ремень.
      – Да, дело плохо! – повторил он еще раз своим гнусавым голосом, показавшимся мне более безжизненным, чем обычно.
      – Сирил, перестаньте, – сказал я.
      Я никогда не видел человека, который до такой степени старался во всем признаться. Но, черт побери, я не считаю признание действительно стоящим, если не знаю, каким оно будет. Если ты не перехитрил бандитов, у тебя нет ощущения радости победы, удовлетворения собственными действиями. Нет, не надо спешить с его признанием.
      Внезапно я засомневался в собственной правоте. Могло ведь случиться, что напряжение последних часов притупило мою сообразительность. Но тут же эти мысли исчезли.
      – Не понимаю, – сказал Дадди.
      Большинство остальных, как я заметил, медленно приближались к нам и теперь образовали неровный полукруг вокруг Александера, Дадди и меня. При других обстоятельствах я посчитал бы это окружение опасным, но теперь, я был уверен, они просто ловили мои слова.
      Тамейл Вилли расчесывал свои черные волосы ногтем большого пальца, глядя на меня глазами, блестевшими, как лезвие ножа. Биг Хорс посмотрел на Сэмсона, затем повертел головой на своей бычьей шее, пока не увидел меня снова. Его волосатая рука с пистолетом безвольно свисала вдоль туловища. Стифф подошел и встал рядом с Дадди, бросив на меня мимолетный взгляд.
      – Ну, – заговорил я снова, – сначала мы должны разобраться, жил ли Сирил с Лорейн или нет. Вполне допустимое предположение, что жил, верно? Все знают его Клару... Ладно, опустим это. Ходят слухи, что Лилли довольно часто заводит романы с типами... прошу прощения, с джентльменами удачи. Да-да, с джентльменами удачи... А Сирил вплоть до этого момента был мистером Биг в Лос-Анджелесе. Хозяином, боссом. Таким образом, эта связь могла возникнуть вполне естественно. Кроме того, довольно продолжительное время большинство из вас использовали "Джаз Пэд" в качестве своей неофициальной штаб-квартиры, где Лилли по вечерам с удовольствием демонстрировала свои прелести присутствующим. А вы знаете, что у нее есть, что показать, и она умеет зажечь кровь даже у монаха, и уж, конечно, у Сирила Александера...
      – Я тысячу раз думал о том, что надо кончать эту историю! – жалобно произнес Сирил.
      Я поспешил продолжить:
      – Но примерно два месяца назад Сирил по собственным соображениям, о которых вы, возможно, начали догадываться, перенес ваш штаб в другое место. А Лилли перебралась из "Билмингтона" в роскошную квартиру. Надо отдать ему должное, уж если он что-то делает, то делает основательно. У них были там две смежные квартиры.
      – Две сотни в месяц, а всего это стоило...
      – Отсюда мы и начнем, – сказал я, не желая, чтобы меня перебивали. – Затем в городе появилась банда Домино. Здесь идет хронология, голые факты. В воскресенье Домино послал своего парня номер один на "охоту". Джей упустил большую добычу – Сирила, но зато "ухлопал" толстяка Гизера. Вечером в понедельник он снова попытался добраться до босса. Верм оказался там, и поскольку он был не вором и не специалистом по драгоценностям, а убийцей, можно сказать с уверенностью, что он явился туда именно с этой целью. Убить мистера Зэмеса, как называли там Сирила, или Лилли, а может, и обоих. Мы можем предположить, что Верму было известно, что мистер Зэмес – это Сирил Александер. Но Сирил либо исключительно везучий, либо узнал, что кто-то подходит к квартире, и подготовился...
      – Никакого везения. Когда лифт проходит выше двенадцатого этажа, в спальне раздается зуммер...
      – Александер уложил Верма одним выстрелом из пистолета "Смит и Вессон" 38-го калибра. Возможно, там действительно есть какое-то сигнальное устройство. И когда кабина лифта поднималась выше двенадцатого этажа, в спальне звучал зуммер. Ну да, в спальне... Во всяком случае, расправившись с Вермом, Сирил в спешке бежал: торопился убить человека, который указал его убежище Верму и фактически послал его туда.
      И тут заговорил Стифф. Если подумать, вообще впервые на моей памяти.
      – Домино?
      – Нет, Омара. Судьба еще никогда не представляла ему такой прекрасной возможности избавиться от Сирила, а он, наверняка, давно мечтал об этом. Во всяком случае для того, чтобы убить доносчика, Александеру требовалось оружие. Не через час или позже, а немедленно, до того, как доносчик поднимет тревогу и сбежит, что, кстати сказать, Омар и собирался сделать. Ведь он позвонил мне и фактически сказал об этом, но только в тот момент я этого не понял.
      Итак, Сирилу нужен был пистолет, своим он не мог воспользоваться, так как из него только что был убит Верм. Вот почему пистолет Верма не был найден.
      Похоже, они заинтересовались. Мак-Гэнион, по прозвищу "Грустный", протиснулся вперед к Бигу Хорсу и принялся что-то нашептывать ему на ухо, а тот кивал в ответ. Стифф выглядел почти оживленным, а Дадди настолько внимательно слушал меня, что я даже стал обращаться непосредственно к нему.
      – Пока все ясно, Дадди?
      "Уж если до этого тупицы дойдет, – подумал я, – то все остальные сообразят".
      Он высунул кончик языка, соображая:
      – А почему он не взял свою "пушку"?
      – Потому что Лилли Лорейн согласилась немного солгать, впрочем, солидно солгать, заявив полиции, что она сама застрелила Верма. И если этой сказке каким-то чудом могли поверить, в таком случае пули в том пистолете, который был у нее и из которого, по ее словам, она застрелила Верма, должны были совпадать с пулями в теле. Кто бы ей поверил, если бы она ухлопала его из 45-го, а стояла бы и рыдала, держа в руке "игрушку" 22-го калибра?
      – Ага, – сказал Дадди, – да, я знаю, вроде, они кладут пули под микроскоп и рассматривают их. А...
      – Молодец, Дадди. Ты во всем разобрался. Пуля из пистолета и смертоносная пуля в теле Верма должны совпадать под микроскопом. О'кей. Сирил оставил свой пистолет у Лилли. Так какой же пистолет он взял с собой, когда помчался разделаться с Омаром?
      – Убей меня, не знаю.
      Неожиданно у меня появилось чувство глубочайшей жалости и сочувствия к преданным своему делу, низкооплачиваемым учителям, стремящимся вложить знания в головы своих тупых учеников.
      – Давай посмотрим на это дело вот с какой стороны, – терпеливо продолжал я. – Верм принес свою "пушку" туда, но не успел из нее выстрелить. Сирил воспользовался собственной "пушкой" и "пришил" Верма. Затем оставил свой пистолет Лилли и забрал...
      – "Пушку" Верма, так? Ну, а как же иначе?
      – Да, действительно, как иначе? Молодчина, Дадди. Выяснилось, что пули, которые Сирил всадил в Верма и Гизера, и пули, которые он потом выпустил в Омара, совпали под микроскопом, о котором ты только что упомянул. Как того и следовало ожидать.
      Дадди был польщен. Он задумался, высунув при этом кончик языка, как это делают нерадивые ученики. И в итоге он задал совершенно закономерный вопрос:
      – С чего это босс поехал стрелять в Омара?
      – Потому что он сообразил, что кто-то наверняка сказал Верму, что его, вашего босса, можно найти в "Маделяйне", где он проживает под другой фамилией. Зная это, ему было нетрудно вычислить, что это мог сделать только Омар. Ведь он практически все время действовал за Сирила, это он снял там квартиры для него и его любовницы. Он, несомненно, был одним из немногих людей, а, возможно, единственным человеком, кроме самого Сирила и Лилли, который знал об их связи. Омар, отличающийся необычайным честолюбием, был в курсе всех дел. Он занимался проектированием, планированием и всевозможными расчетами, но сам не убивал. Понятно, что Омар был лучше всех подготовлен и мечтал о том, чтобы взять верх во всех делах. Полагаю, от такого лакомого кусочка не отказался бы никто из вас?
      Дадди и все остальные, которые в свое время ощупывали Лилли жадными глазами, не только не помышляли отказаться от нее, но, как мне показалось, уже мысленно смаковали эту возможность. Маленький ростом Дадди принялся вздыхать и мечтательно почесывал себе шею. Стифф несколько раз моргнул, вроде бы стряхивая с ресниц густой слой пыли. Закончив вздыхать, Дадди неожиданно изрек:
      – Ублюдок!
      Я взглянул на него. Он продолжал:
      – Вы сказали, что Домино слышал, ваш разговор с Лилли о нем, она наговорила вам лишнего. Может быть, Верм отправился туда, чтобы "пришить" ее.
      – Возможно, но не одну ее. Если бы он отправился туда расправиться только с Лилли, Омар был бы в живых до сих пор.
      – Да?
      – Все очень просто. Сирил решился убить Омара потому, что знал, что Омар предупредил Верма о том, что он, Сирил, будет один, без телохранителей, с одной только Лилли в доме, где он выдает себя за мистера Зэмеса. Мы все это обговорили...
      Я помолчал.
      – Кроме того, восемь к пяти, что Верм сказал Сирилу прежде, чем умер, кто надоумил его туда явиться.
      – Кто говорит?
      – Говорят пятна крови на полу в квартире. Их два на расстоянии шестнадцати футов одно от другого. Значит Верм умер не сразу. Он упал, поднялся и пошел к выходу, а трупы не ходят. У него было время.
      – Время для чего?
      – Сам сообрази! – сказал я сердито, но тут же сменил гнев на милость. Дадди, несомненно, ломал голову над разными проблемами, такая задача была для него непривычной, вот он и задавал кучу вопросов, глупых, с моей точки зрения.
      Поэтому я снова поставил себя на место учителя и терпеливо стал разъяснять:
      – Послушай, мы можем сказать, что на Сирила донесли? Верно?
      – Я с этим согласен. Так оно и было.
      – О'кей. Ты можешь оспорить, что человек, который продал Сирила, должен был очень быстро, почти сразу же умереть? А кто неожиданно, очень быстро, почти сразу же отдал концы? Омар. Вот и получается, что он заложил Сирила.
      Глаза Дадди приобрели довольное выражение.
      – Омар!
      – До тебя дошло?
      – Мне это не нравится! – изрек Стифф. – Он стал почти словоохотливым. – Нет, совсем не нравится. Значит, Омара прикончили из пистолета Верма? Так, наверное, Верм и застрелил его.
      Вот и толкуй с такими тугодумами!
      – Ни в коем случае. Омара застрелили из пистолета Верма, это правильно. Но, когда это случилось, Верм был уже мертв, а в "Маделяйне" находилась полиция. Омар ожидал у телефона у себя дома сообщения от Верма, как я полагаю, который должен был сообщить ему, что дело сделано. Ну, такого звонка он не дождался и должен был понять, что это означает. Он позвонил мне, но недостаточно быстро. Дело в том, что именно тогда его и застрелили, у телефона. Умер он сразу же. Сегодня я видел его труп. В нем три пули и все смертельные. Естественно предположить, что Сирил находился очень близко от него, всего в нескольких футах. Можно сказать, что он стрелял в упор.
      Дадди, наконец-то почти полностью убежденный, пробормотал:
      – Да-а, да-а...
      И тут же сразу добавил:
      – Но ведь босс сказал, что это сделали подонки Домино. Он видел их...
      – Конечно, он сказал это не только вам, но и почти всей стране. Если бы это было делом рук Домино, могу поспорить, известие не распространилось бы с такой быстротой. А тут это было подобно паводку.
      Дадди посмотрел на Сирила.
      – Ну и сука же ты!
      Я победил. Что-то выиграл. Но что?
      Голова у меня трещала и от полученных ударов, и от усталости. Боль доходила аж до четвертого позвонка. Но мне надо было довести дело до конца.
      – Это далеко не все, – произнес я. – Начнем с того, что мне стало известно, что мои телефоны прослушиваются. Тогда я специально сообщил по телефону, что в скором времени смогу выяснить, где находится тело Омара. И уже через несколько минут четверо парней спешили к могиле Омара. Но не по поручению Домино, а от Александера. И одновременно было объявлено вознаграждение в двадцать пять сотен любому, который убьет меня, опять-таки, не Домино, а Александером. Черт возьми, все ясно! Александер распорядился установить подслушивающие устройства на моих телефонах. Он не хотел, чтобы был обнаружен труп Омара, или вернее, находящиеся в нем пули, обещал двадцать пять сотен тому, кто...
      Забавно, что каждый раз, когда я упоминал об этом вознаграждении, двадцать восемь человек потихоньку приближались ко мне. Даже не приближались, а просто понемногу двигались: тут толчок, там резкое движение, кто-то просто вертелся на месте. Их губы шевелились, ноздри раздувались. Вероятно, мне не следовало упоминать об этом. Говорить об этом было опасно. Во всяком случае, два раза подряд.
      Затем, это я четко понял, все действительно стали наступать на меня. Фактически их поведение становилось все более беспокойным. Смотреть на них было неприятно с самого начала, а теперь...
      Пора сворачивать свою "просветительскую" деятельность и убираться отсюда подобру-поздорову.
      Я посмотрел на Сирила Александера и сказал:
      – Так что, Сирил, ты сам себя погубил.
      – Все это дешевка, – ответил он. – Меня оболгали. Я требую адвоката.

      Я сказал:
      – Неужели?
      И посмотрел на Александера. Бандиты находились справа от меня, очень близко. Уподобляясь сказочному чудовищу с двадцатью восемью головами, эта толпа шевелилась, толкалась, фыркала, раздувала ноздри и постепенно надвигалась на меня.
      Однако чуть дальше, слева от меня, за Александером и даже за Сэмсоном, я заметил нечто приятное для себя. Сюда бежали четыре человека, за ними еще двое и еще четверо.
      Копы.
      Наши славные копы!
      А я-то прислушивался, не раздается ли вой сирены. Но, очевидно, они приехали сюда без лишнего шума. Возможно, это было разумно. Бывают такие моменты, когда случайный выстрел где-то сзади, а то и громкий крик вызывают катастрофические последствия. Вой сирены мог оказать на толпу такое воздействие.
      – Полиция! – завопил кто-то. – Спасайтесь, полиция!
      Момент был исключительно напряженный.
      Но через несколько минут все улеглось. А еще через пять – все оружие, а также парни Александера были окружены и за ними был установлен полицейский контроль. Впервые за целую неделю я внезапно почувствовал, что сила гравитации тянет меня к земле. Мне казалось, я все еще тащу мертвого Гизера на плече.
      Операцией руководил Сэмсон, было вызвано еще несколько машин, недавний хаос быстро был ликвидирован, поутихли крики.
      Я сидел на траве, прислонившись к гранитному надгробью, когда Сэм подошел и присел возле меня на корточки, посмотрел сначала на меня, потом на надгробье и пошутил:
      – Здесь покоится Шелл Скотт...
      – Я не лгун и не фантазер. Все, что я сказал, правда.
      – Да. Ты принял в расчет все, кроме цвета носков Александера. Ничего не упустил, правда?
      – Разумеется, упустил. Очень многое. Например, любовник Лилли, тип, разговаривающий с ней о Домино, сообщил ей, что он, Домино, уже убил одного человека. А Сирилу было известно, что меня отделали молодчики Домино. Конечно, все это они могли узнать где-нибудь еще, но, скорее всего, услышали друг от друга. И мы все знали, что Верм ни за что не отправился бы туда без оружия.
      – Извини, что я спрашиваю. Один момент. Александер заигрывал с Лилли Лорейн, а?
      – Ну... заигрывал. По моим представлениям, это обычно называется иначе.
      – Ты понял, что я имею в виду.
      – Да, несомненно, она была его любовницей. Но, признаться, я не могу его осуждать за это. В конце-то концов, ему приходилось тащить чудовищный крест по имени Клара. Ничего более страшного я никогда не видел!
      – Ты имеешь в виду миссис Александер? Я никогда с ней не встречался. Что она собой представляет?
      – Довольно трудно сказать, Сэм. Мне не приходит в голову, с чем ее можно сравнить. Я вот что могу сказать: она способна затмить комнату в яркий солнечный день. Она...
      – Ну, черт с ней. Мне достаточно. Ты не хочешь поехать в город? У тебя в машине спустило колесо...
      – Что за напасть! Снова?
      Это напомнило мне кое о чем. Не потому, что я действительно все позабыл, а просто отвлекся на время.
      – Есть еще одна вещь...
      – Да?
      – Никки Домейно. На свободе целая банда опасных преступников. Мы должны продолжить операцию, так сказать, ковать железо, пока оно горячо, первыми пойти в атаку...
      – Да-а. Каким образом ты узнал про эту бомбу? Знаешь ли ты, где скрывается банда Домино? Кстати, глаза у тебя какие-то тусклые.
      – Я знаю, где они были. Возможно, и сейчас еще там, сгрудились вокруг телевизора...
      Я помолчал.
      – Кроме того, наверное, один крайне вонючий тип лежит в том же месте, где я его оставил... Тусклые, говоришь?
      Было уже около половины восьмого вечера, совсем темно.
      Мы проехали с полмили по грунтовой дороге к северу от Сайпресс Роуд. Все было наготове. Приближался последний акт драмы. Это-то мы знали, но пока не имели полной ясности, чем все закончится.
      Зловонный тип, Артур Силк, действительно лежал на том месте, где я его оставил в последний раз. Точнее сказать, неподалеку от него. Он ухитрился продвинуться на сотню ярдов к западу и там остановился, потеряв сознание.
      Когда мы появились, он живо пришел в себя, был страшно напуган и поразительно разговорчив.
      "Домино и вся его банда находились в доме неподалеку отсюда", – заявил он. – Во всяком случае, так он считал. Они намеревались там оставаться, чтобы посмотреть последние известия по телевизору, не сомневаясь, что, если им удастся пустить на воздух похоронное бюро "Вечный покой", об этом непременно сообщат и по радио, и по телевидению. Они допускали, что их, вероятно, заподозрят в случившемся, но никто не сможет доказать, что это они начинили динамитом Гизера.
      Несомненно, они были болванами. Даже большими, чем я предполагал с самого начала.
      Силк снова и снова повторял, что на тот случай, если что-то сорвется, вся банда забаррикадируется в доме, вооруженная до зубов всеми видами оружия, за исключением противоракетных установок. Разумеется, у них и в мыслях не было добровольно сдаться кому-либо.
      Во всяком случае, так сказал Силк, а под конец добавил:
      – Вам лучше мне поверить.
      Я поверил. Если бы они с самого начала не были испорчены, они не стали бы подонками, в особенности такими безжалостными и наглыми, какими мы их знали. Апеллировать к их совести или разуму было бесполезно. А любой человек, который решится пожертвовать семью десятками честных людей, чтобы покончить примерно с десятком негодяев... Да, я верил Силку.
      Мы знали, что они все еще находятся там.
      Группа копов с полудня держала дом под наблюдением, в то время, как вся свора приспешников Александера была зарегистрирована, сфотографирована, отправлена в тюрьму и рассажена по разным камерам.
      Когда наша небольшая армия прибыла к дому после наступления темноты, в его окнах горел свет. Сэмсон использовал один из самых громких рупоров и предупредил их, что они все арестованы, приказал спокойно выходить наружу и выполнять все его приказы.
      Ничего не произошло, только в доме погас свет.
      Таким образом, мы не сомневались, что они заперлись изнутри. Они не могли знать, не могли быть твердо уверенными, почему мы здесь. Так как ни единого слова не просочилось ни в прессу, ни на радио о взрыве в похоронном бюро. А также о массовых арестах. Пока нет. Сэм при активной помощи шефа полиции ухитрился не поднимать шума.
      Да, они с шефом снова превратились в добрых друзей. Когда Сэм появился со всеми остатками банды Александера плюс немалое количество других бандитов и представил веские доказательства для того, чтобы упрятать их за решетку, шеф был, скажем так, весьма доволен.
      Так что теперь оставалось самое малое: захватить мерзавцев, которые, как уже было почти, но не вполне доказано, были повинны в самом крупном и кровавом массовом избиении в Калифорнии.
      Только это и мои личные альфа и омега в данном деле.
      Оно началось со смазливого Никки и его парней. И должно было так или иначе закончиться все тем же Никки и его сообщниками. Забавно, но моей первоначальной задачей было, по меньшей мере, задержать, если не удастся полностью уничтожить, банду. А Эверестом моих достижений был выстрел в живот одному небольшому человеку, но я не потерял надежду упрятать за решетку моего "клиента" и всю его свору мерзавцев, всех до единого.
      И получилось, что в то время, как банда Александера приближалась к своему заслуженному, но не слишком веселому концу, намеченный объект моей неприязни пока торжествовал победу. Сначала по наущению Никки его головорезы избили меня, да и сам он тоже не остался в стороне. Затем, с начала сегодняшнего дня, выпустили в мою сторону несколько пуль, и я был на волоске от гибели. По милости Никки и его динамита у меня был такой кошмарный день, о котором я никогда не смогу вспоминать без ужаса.
      Я лишний раз смог убедиться в справедливости старой пословицы, смысл которой в том, что если ты позволил кому-то обвести себя вокруг пальца, то ты не буквально мертв, а умираешь. Это справедливо в отношении любого человека, но особенно в отношении такого парня, как я.
      Если такой парень оставляет безнаказанно злодеяния, то он тигр без единого зуба. Поскольку ты живешь в джунглях, то ты либо кусаешься, либо тебя сжирают.
      Ну что ж, мне казалось, что мои зубы заострились.
      Примерно с воскресного вечера до настоящего момента, то есть, вот уже целых сорок восемь часов мучительная мысль о Никки Домейно не покидала меня. Даже когда я волок на спине Гизера, сосредоточив свое внимание на тиканье механизма, все же я думал о том, что во всем виноват он, и я твердил, стиснув зубы: "Никки, ублюдок, я доберусь до тебя!".
      Теперь пришло время.
      До сих пор события разворачивались совсем не так, как я предполагал. Фортуна смеялась над моими планами. Но, возможно, очень скоро мне удастся нанести самому ответный удар и посмеяться над ее происками.
      Или, как минимум, рассчитаться за прошлое.
      Конечно, я не мог действовать один, с моей стороны было неразумно переоценивать собственные силы. Задача была намного труднее. Я не знал в точности, сколько копов было здесь сосредоточено, но, как мне казалось, не менее полусотни.
      Но я все время говорю "я", потому что сигнал должен был исходить от меня. Сигнал, после которого будут сожжены все мосты.
      Мы все были наготове. Все было обговорено и решено. Как только я дам знак, начнется наступление. Из-за инцидента на кладбище и еще потому, что Сэму было известно, как я жаждал хотя бы частично рассчитаться с Никки, мне была оказана такая честь.
      Фактически в этом не было ничего особенного. Все, что от меня требовалось, это сказать: "Вперед!".
      Однако задача казалась мне гораздо шире.
      Я страшно нервничал, разумеется.
      Я услышал чьи-то тяжелые шаги в темноте, через секунду появился Сэм и остановился возле меня.
      – Ну, у нас полный порядок. Ты готов?
      – Готов.
      Я был готов уже в течение сорока восьми часов. Возможно, излишне долгий срок. Вглядываясь в склон холма, по которому предстояло пройти около пятидесяти ярдов мне и копам, о которых я не забывал ни на минуту, я думал, что нам всем, по сути дела, придется действовать на виду у противника. Почти никакого укрытия. Дом возвышался на голой вершине и едва виднелся в темноте.
      Слова Сэма означали, что все находились по обе стороны дома и за ним, ожидая сигнала. По этому сигналу половина собравшихся двинется вперед, остальные останутся на месте на случай, если нас всех поубивают.
      Во всяком случае, я так это понимал.
      Почти, как на войне...
      – Что? – спросил Сэм.
      – Что?
      – Что ты сказал?
      – Убей меня, не знаю. Разве я что-то сказал?
      – Что-то вроде "рат-тат-а-тат..."
      – Вот оно что. Фактически я думал о том, как мы двинемся в наступление. Как пойдем. По-моему нам нужна какая-то музыка. Военный марш "Вперед, ребята", что-то в этом роде.
      – Не так громко. Как ты себя чувствуешь, Шелл? У тебя был трудный день.
      – Отлично!
      Я говорил правду. Вроде бы превосходно... Во всяком случае, полностью исчезло недавнее чувство усталости. Вместо этого я был переполнен каким-то зыбким чувством. Частично из-за того, что я пережил, вообразив себя убитым, и все прочее. Напряжение сейчас нарастало. Мои гланды, работавшие без перерыва, наполняли кровь адреналином, кислородом, двуокисью углерода и, пожалуй, даже неоновым газом. Но на последнем не настаиваю, не специалист.
      Кстати, интересная вещь. У меня появилось ощущение, что внутри меня что-то включается и выключается, как неоновая надпись. Мне даже хотелось заглянуть в свой собственный рот и проверить, не освещается ли моя гортань изнутри.
      – Ты знаешь, как пользоваться "вокомом", не так ли? – спросил меня Сэм. – Новая модель, но по сути одно и то же.
      – Да, я получил его.
      Сэм говорил о компактном передатчике, который я держал в руках. "Воком", работавший на коротких волнах, походил на обычный полицейский передатчик, за тем исключением, что работал на ультракоротких волнах, которые не доступны человеческому уху. Он действует только на коротком расстоянии, его сигнал не мог перехватить никто другой, у кого не было аппарата.
      – Практически в нем нет ничего сложного, – сказал Сэм, – просто нажмешь вот эту красную кнопочку.
      – Да, знаю.
      – Ах, Сивана, – сразу же вспомнил я.
      – И говори вот в эту маленькую дырочку, отведя в сторону защитную планку, – инструктировал Сэм. Вообще-то он мог не делать этого, я все знал. Да и к тому же там имелась всего одна единственная дырочка. Кто бы ее не заметил?
      – Ух, Шелл, у тебя все в порядке? Твои глаза кажутся... Похоже, тебя лихорадит.
      – Наверное, все дело в луне.
      Я посмотрел на небо. Луна была всего лишь тоненьким серпиком. Человек никогда не знает, на что способен, пока не задумывается над этим... Но тут я повертел головой.
      – У тебя пылает лицо, Шелл. И твои глаза...
      – Да-да, мутные. Возможно, все дело в том, что мне сегодня пришлось много бегать. Перегрелся. При лунном свете кровь остыла.
      – Ты уверен, что ты в порядке?
      – Не сомневайся. Здоров и полон сил. Чувствую себя, как будто получил миллион.
      И я действительно так себя чувствовал. С каждым часом все лучше. Не мог унять в себе нетерпение, хотелось как можно скорее действовать. И это было хорошо. Я чувствовал себя более настороженно, все чувства были обострены, мозг работал... Голова слегка побаливала, как будто кто-то все же меня ранил. Нет, эта мысль вредна, она одурманивает. Хватит думать о своих болячках, об усталости... Хватит!
      – Ты уверен, что все понял? – спросил Сэм.
      – Понял.
      – Как пользоваться "вокомом". Это важно.
      – Могу поспорить, что очень важно.
      – Ты нажимаешь на маленькую красную кнопочку и говоришь в отверстие.
      – Маленькая красная кнопочка, – повторил я. – Красиво и удобно.
      Сэм щелкнул пальцами.
      – О'кей. Я буду ждать вместе с Роулинсом и другими вон там. И пойду вместе с тобой.
      – Правильно. Увидимся уже там, Сэм.
      Время приближалось к двенадцати ночи. Как забавно, – подумал я. Двенадцать это ноль, что значит – ничего. Приближался час огромного "ничего"... Боже, какая ерунда! Что за дурацкие мысли лезут в голову.
      Лучше мне поторопить людей.
      Я нажал на красную кнопочку и заговорил негромко. Все было отлично.
      – О'кей, – сказал я, – в таком случае ждите сигнала. Мы двинемся по счету три. Буквально через несколько минут.
      Я отложил аппарат и взглянул на часы. При лунном свете я в изумлении заметил, что до полуночи оставалось всего полторы минуты.
      А теперь вообще одна минута.
      Я чувствовал, как во мне растет нетерпение. Но, может быть, банда Домино в конце концов не станет сопротивляться и спокойно сложит оружие. На это, конечно, надеялся Сэм, ему хотелось, чтобы операция прошла без кровопролития. Если начнется стрельба, ничего хорошего не выйдет.
      У меня появилось знакомое чувство пустоты в желудке. Но с чего я вздумал нервничать? Со мной будет человек двадцать пять опытных полицейских. Слезоточивый газ, автоматы, другое подобное оружие. Когда ты намереваешься вступить в единоборство с бандой головорезов, чего лучше можно было желать?
      Осталось меньше минуты.
      Я взглянул на секундную стрелку своих часов, которая обегала циферблат последний раз. В полнейшей тишине я мог ясно различить ее ход.

      Это напомнило мне о том, как "тикал" Гизер. Мои часы также тикали, и я вообразил, что снова слышу тиканье бомбы с часовым механизмом. Я лениво подумал, не собираются ли взорваться мои часы. Взлетят вверх пружинки, колесики и все прочее. И мне тогда не поздоровится.
      Достаточно! Перестань думать о пустяках. Соберись и будь внимателен, Скотт!
      Тик-так, тик-так.
      Конечно, я был здорово взвинчен. В этом вы можете не сомневаться. Сегодня со мной творятся какие-то странные вещи. Да и вчера вечером, уж если быть точным. Пару раз мне казалось, что я задыхаюсь, погибаю, мне приходилось выйти, чтобы глотнуть свежего воздуха, как это бывает только во сне. Порой мне чудилось, что я могу видеть себя со стороны, с расстояния в три – четыре фута, как если бы я был огромной куклой.
      И я мог управлять этой куклой с помощью телепатии. Подчиняясь посылаемым мною сигналам, кукла двигалась.
      Тик.
      Ох! Я снова почувствовал быстротечную боль, но затем все пришло в норму. "Полный порядок, старина, – пробормотал я сам себе. – Еще должно пройти двадцать секунд. Затем можно готовить оружие. Хотя нет, предполагается, что мы незаметно к ним проберемся, не так ли?"
      Наблюдая, как беспокойно стрелки часов отмеривают последние секунды, я ясно ощущал, как кровь приливала к моему лицу, она поднималась во мне, как ртуть в термометре. Мне было хорошо известно, что эмоции способны творить чудеса с кровяным давлением.
      А вдруг случится какое-нибудь кровоизлияние?
      Только этого не хватало!
      Тик-тик-тик.
      Потом – пах-так-тик.
      Это мне не понравилось.
      Еще пройдет десять секунд, и затем атака!
      Пять секунд.
      Пах-тик... пах-тик... пах-тик!
      Две секунды.
      Пах...
      Что-то было не в порядке. Такого я не предвидел.
      Пах...
      Пружина заведена – повернуть назад невозможно. Пора.
      Я приблизил аппарат к губам и сказал:
      – Олл-райт, ребята. При счете три – атака. Раз... два... три!
      Потом я опустил аппарат и выскочил из укрытия. Уже на бегу я выхватил свой кольт из-под куртки, на этот раз он был заряжен. Бежать надо было всего около пятидесяти ярдов, если не меньше, но в гору. Впрочем, подъем был не особенно крутым. Я бежал быстро, постепенно ускоряя темп, что-то гнало меня вперед, сердце бешено колотилось, кровь бурлила.
      Скорее, скорее, медлить нельзя.
      – Вперед, ребята! – прошептал я сначала тихо, потом громче, а под конец уже громко выкрикнул этот призыв.
      – Вперед, ребята!
      Однако, никто не откликнулся, не поддержал меня. Я даже не слышал шума других шагов, кроме собственных, которые гулко отдавались в моей голове. Вот я уже почти на месте. Пятнадцать ярдов, десять...
      От напряжения перед глазами мерещился красный свет.
      Красный... Маленькая красная кнопочка.
      – Ну что за ерунда, – подумал я.
      Теперь-то я знаю, что на самом деле это была вовсе не ерунда. Тут нужно употребить какое-то совсем другое слово...
      От волнения я позабыл нажать на маленькую красную кнопочку!

      Сначала я решил вернуться, бежать обратно под защиту полиции, даже обернулся назад, когда вдруг вспыхнул ослепительный свет.
      Прежде всего в голове у меня мелькнула мысль, что этот яркий свет от прожекторов, установленных на крыше дома. Но потом мои мысли заняло куда более важное соображение о том, что перед зданием в действительности была совершенно голая площадка, на которой не было никого, кроме меня, разумеется.
      Я в ужасе смотрел на этот дом, отлично понимая, что не менее десятка злобных головорезов находилось за его стенами. И в тот же самый миг совершенно темное здание вдруг полностью осветилось. Не знаю, где было светлее, снаружи или внутри.
      Вроде бы мне не требовалось никакой иллюминации!
      Я искренне намеревался повернуть назад. Но тут увидел, кроме того, что в доме горел свет, входную дверь, к которой я так стремился, а потом внезапно передумал. Она находилась в восьми дюймах от моего носа.
      Было слишком поздно.
      Меня наверняка снова будут стараться убить.
      Так-то, старина. Никаких возвращений назад, даже если тебе этого хочется. А тебе, разумеется, хочется, не правда ли?
      Слишком поздно.
      Ну, если быть честным до конца, слишком поздно было уже тогда, когда я позабыл нажать на ту красненькую кнопочку.
      Теперь моей первоочередной задачей было как можно скорее убраться прочь с пустой площадки перед домом.
      Я напрягся и ударил в дверь головой. Нет, конечно, это не совсем точно. Я ударил в нее с разбега плечом, а уж затем головой.
      Дверь треснула и раскололась надвое. Как мне показалось, с головой моей произошло то же самое. Затем она распахнулась, я прыгнул вперед и ворвался в комнату. Мне показалось, что голова прыгнула впереди меня. Но я еще до этого убедился, что мои ощущения и впечатления в этот день не слишком надежны. В одном я совершенно уверен: от такого удара я чудом не потерял сознание.
      Спорный вопрос: полетели щепки в мою голову или наоборот, отскочили в сторону. Это не имело большого значения. Важен был тот факт, что я, сложившись вдвое, влетел в комнату, забитую бандитами.
      Мое столь эффектное появление в этом помещении было встречено многочисленными выстрелами, которые сопровождались моими охами.
      Поверите, в меня не попали. Пока нет. Конечно, это был всего лишь вопрос времени. Я это понимал.
      А охал я главным образом из-за заноз и щепок, вцепившихся мне в лицо. Это да плюс еще торможение, приземление, скольжение... Короче, мне было совсем не просто снова почувствовать под собой ноги.
      Я все это сделал! Ей богу, сделал! И оказался внутри. Один. Хотя нет... Не совсем один. Казалось, там были тысячи подонков. И все были с тысячами пистолетов. А их противники все еще находились далеко, ожидая моего сигнала. Какого черта, наверное, думали они, происходит там, в доме? Выстрелы, крики, шум, гам. Уж не воображают ли они, что преступники задумали взаимоистребление?
      Конечно, все эти мысли пронеслись у меня в голове, как молния, поскольку я двигался. Но не быстрее пуль. Пару раз они меня задели, но все это были сущие пустяки. Главное, что я был жив.
      Как я считаю, мне помогло то, что большинство головорезов продолжали смотреть не на меня, а на дверь, ожидая прибытия основной группы атакующих, которая должна была вот-вот ворваться через расщепленную дверь, всех тех парней, которых я звал с собой, повторяя неоднократно: "Вперед, ребята!"
      Конечно же, мой кольт "работал" почти с первой минуты, как я влетел в дом.
      Возможно, были еще и какие-то другие причины, которые помешали им расправиться со мной, но мне о них ничего не было известно. Пистолеты стреляли, как хлопушки, но попасть в меня в этой суматохе было трудно, да и я не стоял по стойке смирно. Во всяком случае, как вы уже успели заметить, я был жив, и это действительно было так.
      В такой неразберихе быть уверенным в чем-либо крайне затруднительно.
      Я больше не кричал.
      Зато вопил кто-то другой. Что ему было нужно? А вот что: "Какого дьявола! К черту лампочки. Выключите всюду свет!"
      "Зачем? – удивился я. – Может ли быть, что эти болваны до сих пор ничего не поняли и думали, что полиция не прибудет?"
      Эта мысль промелькнула у меня в голове и тут же сменилась другой, потому что я пробился внутрь комнаты почти к дальней стене и оказался против человека, который, повернувшись, приподнял тяжелый автомат с совершенно определенными намерениями. А рядом стоял Чанк и взводил курок своего 45-го.
      Мой кольт по-прежнему оставался у меня в руке, и две последние пули я всадил в волосатую грудь Чанка. А уж после этого бросился на своего соседа с автоматом.
      Это не было частью моего плана или хитроумным маневром с моей стороны, я просто не мог оставаться на месте. Воздух с шумом вырывался из парня. Я тоже рикошетом отлетел в сторону, когда тот стал оседать.
      Сильно покачнувшись и едва не упав на спину, я, чтобы удержаться на ногах, повернул влево и увидел в другом конце комнаты большое широкое окно. Я качнулся вбок, одна рука царапнула пол, и в этот момент комната внезапно погрузилась в темноту. И не только комната, но и все снаружи за этим окном. Кто-то "вырубил" свет.
      К счастью, когда это случилось, мои ноги уже освободились. Я прыгнул вперед, в темноту, прорезаемую вспышками выстрелов, которые раздавались во всех концах помещения, я прыгнул к этому окну.
      Надеялся, что туда.
      У меня не было времени хорошенько сориентироваться. Что, если я устремился к стенам вместо окна? Но, когда я подумал об этом, мои ноги были уже в воздухе. Да и как можно было что-то определить в этой кромешной тьме? Я просто стремился к чему-то сквозь черноту, в которой то там, то здесь освещалась чья-то гнусная морда и довольно часто раздавалась отборная ругань и стоны, когда чей-то выстрел попадал в цель.
      Когда мои ноги оторвались от пола, я, казалось, полностью утратил чувство ориентации. Впрочем, видимо, я утратил все чувства. В том числе и ощущение движения. Будто я был космонавтом, летящим в ракете... Ну, что за бредовая мысль, причем уже не первая! На земле не может быть невесомости. Хотя в тренажере...
      Господи, теперь я уже, слышал, как грохочут двигатели моей ракеты. Звуки были самые разнообразные. Может быть, двигатели не в порядке?
      Видно, дела мои плохи!
      А куда, собственно, мы летим? На какое-то опасное задание.
      Да-да, эти отвратительные типы...
      Краш!
      Черт возьми, мы же никуда не летим, мы приземлились. Преодолели небольшое расстояние и повернули назад. Во что-то врезались, посыпались стекла, снова полетели в стороны щепки. Я почувствовал боль в руках.
      И сразу же пришел в себя, бредовые мысли полностью исчезли.
      Все предельно просто: внутрь я вломился через дверь, а вырваться отсюда смог только через окно. Я точно знал, где нахожусь: ярдах в двадцати пяти от дома, бежал так, будто за мной гнались все силы ада.
      Да, я бежал, бежал под прикрытием темноты прочь от шума и криков позади себя.
      Но шум в доме не утихал. Пистолетные выстрелы. На какой-то короткий миг даже заработал автомат...
      Я бежал обратно к тем людям, которых совсем недавно звал за собой. Конечно, они не ждали меня, разбрелись вокруг дома в ожидании моего сигнала.
      Я разыскал группу из пяти-шести человек, о чем-то озабоченно шептавшихся. При неясном свете луны было видно, как они то утвердительно, то отрицательно качали головами. И сразу же вопрошающе повернулись ко мне.
      – Олл-райт, ребята, – сказал я, – давайте попробуем еще раз. И уж теперь...

      Последний выстрел прозвучал несколько секунд назад, отгремело последнее эхо. Ночь стала неправдоподобно тихой.
      Я стоял, тяжело дыша, зажимая пальцами небольшие царапины на щеке и подбородке, перед небольшой группой людей. Очевидно, они ничего не поняли из моего не слишком внятного обращения.
      Седовласый пожилой полицейский, сержант, посмотрел на притихший дом, потом обратился ко мне:
      – В кого они стреляли?
      – В меня.
      Он засмеялся, за спиной раздались тяжелые шаги. Я сразу догадался, что появился капитан Сэмсон. Подойдя, он осмотрел меня с головы до ног.
      Предчувствуя, что сейчас разразится гроза, я решил первым пойти в наступление.
      – Ну, – сказал я, – где же вы были?
      Номер не прошел. Мне был учинен такой разнос, что казалось летели пух и перья. Наконец он сказал:
      – И ты не нажал...
      – Сэм, прошу тебя, что уже прошло, то прошло...
      – На ту маленькую красную...
      – Сэм, прошу тебя. Считай, что сходил в разведку, старина. Мы так давно с тобой дружны. Ничего плохого не случилось, так стоит ли...
      – Ты...
      – Ах, Сэм, такое могло случиться с кем угодно. Людям свойственно ошибаться, а поскольку никто не...
      – А! – рявкнул он. – Если все это было...
      Он еще немного пошумел, закончив словами:
      – Итак, мы выступаем. Но на этот раз я сам подам сигнал.
      – Да, сэр! – отчеканил я.
      Ну что ж, финальная атака двадцати пяти копов вместе со мной, очевидно, еще долго будет считаться ярким событием в истории полиции Лос-Анджелеса.
      Мы пошли в атаку.
      Затрудняюсь сказать, где было мое сердце. Не в пятках, разумеется, но оно у меня совершенно замерло. И всю дорогу меня мучили сомнения, не изрешетили ли меня головорезы во время первой моей вылазки и не вытекает ли из меня потихонечку вся кровь и прочее.
      Но у меня не было времени осматривать собственные раны. Признаться, я боялся это делать. Ведь, если бы мои подозрения оправдались, я мог потерять сознание.
      А после смехотворной ошибки с Зазу и сегодняшним ляпсусом с "вокомом", если бы я еще упал в обморок, как слабонервная девица, в то время, как мы шли в атаку, я, наверное, должен был бы покончить с собой.
      На холм мы поднялись, не замедляя темпа. Первым сквозь дверь проскочил кто-то другой. Сэм не разрешил мне от него отдаляться.
      Включили свет.
      Не раздалось ни единого выстрела. Вы не представляете, что мы увидели. Кровь, побоище, стоны. Одним словом, какой-то кошмар. Будто мы вошли в музей восковых фигур, где были представлены кровавые злодеяния гангстеров. Дело в том, что у большинства парней лица напоминали восковые маски.
      Мертвых было всего четверо, но двое других были в тяжелом состоянии, а что-то с полдесятка – с обильно кровоточащими ранами.
      При свете Роулинс заметил меня, он разговаривал с Сэмсоном, а теперь двинулся ко мне.
      На его лице было странное выражение, как будто, одна половина его улыбалась, а вторая хмурилась. В голове у меня невольно мелькнула популярная песенка, я даже услышал музыку:
      "Одновременно смеюсь и плачу,
      Хотя не верю в свою удачу,
      Но ты вернешься... ля-ля, ля-ля"
      Вы эту песенку, конечно, знаете.
      – Шелл, – спросил он, – это все ваших рук дело?
      – Не только, – скромно ответил я, – они сами мне здорово помогли.
      На секунду задумавшись, я добавил:
      – Вроде бы компенсация за то время, когда они не соглашались мне помогать, не так ли?
      Ля-ля, ля-ля... Ей богу, я не помешался. Я на самом деле слышал музыку.
      И тут до меня дошло:
      – Эй, – закричал я, счастливо улыбаясь, – глядите-ка! Меня показывают по телевидению.
      Это была правда. Только что закончились последние известия, после них передали услышанную мною песенку и начали показывать то, что сегодня утром засняли с вертолета.
      "Удивляться нечему, – подумал я. – Парни ждали передачи новостей, а я как раз ворвался сюда в это время. Разумеется, они сразу утратили интерес к передаче, но не выключили телевизор. Единственное, что казалось странным, как я уцелел в этой каше?"
      Теперь-то был наведен полный порядок, мой возглас на мгновение перекрыл охи и стоны. Все одновременно посмотрели на экран. Панорама убегающей назад земли и...
      Да, это был я. Ох, дорогие, ох...
      Это было ужасно.
      "Как могло такое случиться? – подумал я. – В то время все это казалось вполне логичным и уместным, но теперь..."
      Смотреть стыдно.
      Четыре человека тащили что-то, выглядевшее с первого взгляда как мешок с картофелем, а за ними трусил я. Я как безумный помахал в камеру, фактически вертолету. Это когда я хотел убедиться, что они позвонили копам, а потом показали, будто я хочу "укусить" свой пистолет. После этого я снова зашагал и совершенно неожиданно упал, губы у меня растянулись до ушей, рот сделался необычайно зубастым, я неистово размахивал кольтом, а на меня никто не обращал внимания. Это было ужасно.
      Нет, я совсем не выглядел смелым. У меня был вид дурачка.
      – Выключите, пожалуйста, этот проклятый ящик! – взмолился я. – Кому охота смотреть телевизор в такое время?
      На экране худощавый полицейский защелкивал наручники на четырех опасных преступниках. Вот они действительно выглядели бравыми ребятами, тут не было никакого сомнения.
      Меня терзала не только эта передача. Как только я вторично оказался в этом помещении (в первый раз я, естественно, даже не заметил его, что совершенно понятно), меня мучил Никки Домейно. Прежде всего, он не был убит. Во-вторых, что было, пожалуй, даже хуже, он не был ранен. Меня угнетала мысль о том, что раз хорошие люди умирают молодыми, то Никки может дожить до глубокой старости. А я этого не хотел. Мне безумно хотелось его хотя бы ударить.
      Надо же случиться такому, что все эти дни я не имел возможности даже дотронуться до него. Разве это справедливо?
      Он был одет в ультрамодный светлый костюм, белоснежную рубашку с шикарным галстуком. Меня не удивило, если бы даже его пижамы были шикарными и имели воротнички до самых ушей. Глядя на него, можно было подумать, что он отлучался куда-то или катался на яхте.
      Боже мой, как мне хотелось "съездить" ему по самодовольной физиономии, но у меня не было предлога. Борьба была окончена.
      Неужели я не найду повод?
      Полиция выводила парней из дома по одному. Двое полицейских в форме подталкивали Никки к выходу. На нем не было наручников, но копы держали его за руки. Во всяком случае, у него не было счастливого вида. Нет, его физиономию перекосило от гнева и расстройства. Я заметил, что губы у него подрагивали. Спеси поубавилось.
      Мне стало чуточку легче.
      Когда эта троица проходила мимо меня, Никки повернулся и попытался что-то выкрикнуть, но копы заломили ему руки за спину, и ему уже было не до речей.
      – Все о'кей, – сказал я им, – пускай себе говорит. Разве у нас не свобода слова?
      Они ослабили хватку.
      – Ублюдок! Мерзкий предатель! Подонок! Тебе...
      В сердце у меня запели соловьи. Отступив на шаг, я размахнулся и "врезал" ему в морду. Он сам дал мне повод. Удар был не только сильный, но и звонкий. Роулинс, стоявший слева от меня, повернулся ко мне и к упавшему Никки.
      – Что случилось? Почему ты ударил его?
      – Должен же кто-то учить его вежливости, – буркнул я в ответ.
      Все во мне ликовало. Мне казалось, что я впервые нанес такой великолепный удар. Я его не убил. Наверное, пользы тоже не принес. Или все же немного? Во всяком случае, у него больше не было такого блистательного вида.
      Роулинс все еще стоял рядом, когда к нам подбежал Сэм.
      – Ну, а теперь-то что, черт возьми? – загремел он. – Ты успокоишься когда-нибудь?
      – Не волнуйся, Сэм. Не принимай все так близко к сердцу. Все кончилось, не так ли? Зачем беспокоиться?
      – О чем беспокоиться? Не о чем. Ты наломал столько дров, что теперь это уже настоящий ад!
      – Сэм, одну минутку. Несколько дней назад все говорили о том, что начнется кровавая междоусобица в городе между бандами Домино и Александера. Но в настоящий момент все они либо в тюрьме, либо направляются туда. Не так ли? Какого черта тебе еще нужно? Можно ли требовать лучшего конца? Они изолированы все до единого. Сэм, ты должен быть счастлив!
      Он побледнел.
      – В чем дело, Сэм? Скажи что-нибудь. Посмотри на меня, Сэм.
      Наконец, глядя сквозь меня, он произнес:
      – Я никогда не научусь смотреть на эти вещи таким образом.
      Глаза у него затуманились.
      – Все это ужасно. Но ты прав, я должен быть счастлив. Могло быть гораздо хуже.
      Он словно что-то оттолкнул от себя и сказал:
      – Братцы, я счастлив!

      Прошло несколько часов, время приближалось к полуночи. Я был у себя в отеле.
      Один.
      Пил. И спокойно сидел в кресле.
      Я потерял почти целиком кожу с одного колена, кусок мяса с левой руки, порядочно белых волос, минимум фунтов шесть веса и минимум полторы пинты крови, которая с таким остервенением текла из нескольких царапин, одна из которых была большой. Короче, я отделался пустяками.
      Теперь меня забинтовали, залепили пластырями, натерли всякими мазями.
      Обычно по окончании дела я не могу придумать ничего, что лучше восстанавливает силы, чем отдых в компании этакого симпатичного персика с томными глазами и многообещающими взглядами.
      Но в этот вечер мне нужно было что-то большее!
      Поэтому я тихонько сидел, маленькими глотками поглощая бурбон, и думал о только что прошедших двух ночах. О Зазу и о том, как все началось. Зазу! Юная мисс Александер, но вообще-то не такая уж юная. И Лилли... Она сыграла не последнюю роль в этой запутанной истории. Конечно, она никого не убила, если только ее великолепный трепещущий голос не сразил наповал какого-нибудь излишне чувственного старца.
      И Сивана.
      Да, особенно Сивана. И ее маленькая красная кнопка.
      Эти все, слава богу, были живы.
      А других, покойников, заметно прибавилось.
      Их похоронили, закопали, откопали...
      Нет, я говорю неточно: их хоронили, закапывали, переносили, передвигали, взрывали. Трупы преследовали меня везде и всюду. "Странствующие" трупы.
      В этом стоило разобраться. Практически я сам был таким "странствующим" трупом. "Живым" трупом. Это нечто новое, но мне это не нравилось. Однако приходится считаться с фактами. Я выдохся, во всяком случае Сивана решила, что хотя я еще могу двигаться под действием собственного пара, но для нее в старом бойлере осталось его недостаточно.
      Я хочу сказать, что с девушкой вроде Сиваны ты должен быть в лучшей форме.
      Конечно, имеются и другие исполнительницы "танца живота", но многие ли из них способны отбросить рубин на шестнадцать футов и угодить в башмак мужчине?
      Получилось, что о чем бы я ни думал, куда бы мои мысли ни устремлялись, они неотвратимо возвращались к несравненной, гибкой, соблазнительной ирано-египетской танцовщице.
      Меня так и подмывало ей позвонить, в конце-то концов телефон находился совсем недалеко, у противоположного края дивана. Но нет, только не сегодня, после беготни по холмам, да еще с таким неудобным грузом, как Гизер, да атаки на парней Домино. Сегодня вечером я намерен вести себя разумно.
      Я отдохну, расслаблюсь, немного подлечусь, добавлю пара в старый котел.
      Я знаю, пока не следует заходить слишком далеко. Нужно трезво оценивать свои силы.
      Зазвонил телефон.
      "Отвечать или нет? – подумал я. – А почему нет? Что я могу потерять? Еще немного крови, потому что слишком резко поднимусь с места? Но, черт возьми, у меня же еще ее много..."
      Я поднялся, сделал несколько шагов и взял трубку.
      – Алло?
      – Алло-о, Шелл?
      Женский голос. Женственный, певучий, кокетливый, знающий, как обольстить мужчину.
      – Лилли? – спросил я.
      – Да. Это вы, Шелл?
      – Да. Во всяком случае, я так считаю... если подумать, то от меня осталось все же больше, чем я предполагал...
      – Шелл, я должна была тебе позвонить. Все говорят о тебе. Все, что произошло, показывали по телевидению, передавали по радио, описали во всех газетах.
      – Ну, и что они говорят?
      – Про тебя, что ты делал вчера и сегодня. На кладбище, а потом с Никки и все прочее. Я же видела тебя по телевизору. Новости в 23.00.
      – Ох, я надеюсь, ты не смотрела двадцать четвертый канал и снимки, сделанные с вертолета. Боюсь, что они снова повторят это.
      – Именно так они и поступили. Шелл, ты выглядел... ты выглядел таким храбрым.
      – Да? – Я потряс головой. – Повтори-ка это еще раз.
      – Ты выглядел таким смелым и храбрым!
      – Значит, по-твоему, я не производил впечатления психа?
      – Ну, что ты говоришь? Это было замечательно. У меня по всей коже побежали мурашки.
      – Так уж и по всей?
      – Ты с пистолетом, рычащий, и все такое...
      – Вот-вот, я припоминаю, что я рычал, как самый настоящий псих!
      Разве можно было всерьез относиться к словам Лилли.
      Ах, до меня стало доходить. Должно быть, в фильме я походил на худа. Действительно, в моей внешности и поступках было что-то явно криминальное, если хорошенько подумать. А Лилли неравнодушна к типам такого плана. Вот и причина ее восторга... Она могла даже вообразить, что появился шанс мне постепенно примкнуть к таким типам.
      – Шелл, – сказала она, – надеюсь, у тебя нет ко мне претензий из-за Сирила? Ты на меня не обиделся?
      – У меня и в мыслях не было ничего подобного. Фактически единственное, с чем я считался...
      – Понимаешь, это ровно ничего не значит.
      – Что ты имеешь в виду?
      – Ну, это не было что-то... ты понимаешь...
      – Нет.
      – Знаешь, вообще-то я даже рада... Мне кажется...
      – Как прикажешь это понять?
      – А ты не знаешь?
      – Лилли...
      – Ты бы заглянул в "Джаз Пэд", Шелл. Он полупустой.
      Ага. Теперь я получил кое-что еще. Появилась надежда, что меня реабилитируют, ведь Сирил-то находился в тюрьме! Более того, все из ее потенциальных приятелей тоже угодили туда.
      Ну что ж, я не имею ничего против, чтобы на пару часов меня реабилитировали. Не сегодня вечером, разумеется. Но, возможно, в скором времени...
      – Как ты думаешь, сумеешь ли ты сейчас приехать в клуб, Шелл?
      – Ну... не сегодня. Однако, довольно скоро. Даже очень скоро.
      Я на секунду задумался.
      – Между прочим, Лилли, как у тебя дела с полицией? Принимая во внимание плачевное положение Сирила и...
      – Ох, я вроде бы получила испытательный срок. Должна хорошо вести себя.
      – Да, трудная задача.
      – Мне нельзя водить дружбу с... ну, ты сам знаешь.
      – Да, понятно.
      – Я сегодня ездила в управление и долго беседовала с полицейским начальством. Однако, они держались очень мило. Фактически я-то сама ничего плохого не сделала. Все это дело рук Сирила. Ну, а я перепугалась, почувствовала себя такой беззащитной...
      – Представляю.
      – Поэтому они даже не собираются сажать меня в тюрьму или как-то по-другому наказывать. Как мне теперь кажется, полицейские не такие уж страшные.
      – Полицейские тоже люди...
      Я закрыл глаза.
      – Как ты была одета, когда разговаривала с ними?
      – Точно так, как сейчас. В своем золоченном платье. Ты его не видел? У меня не было времени переодеться.
      – Естественно. Опиши мне свое платье, Лилли.
      Она описала довольно подробно. Должно быть, что-то сногсшибательное. Да, декольте впереди до самого пояса.
      Потом она сказала:
      – Мне нужно бежать, Шелл. Уже пора выступать. Обязательно приходи, когда сможешь. Я понимаю, что сегодня ты должен чувствовать себя ужасно усталым.
      – Да, вроде того. Но настроение у меня начинает... подниматься.
      – Пока, Шелл.
      – Пока, Лилли.
      Положив трубку на место, я обнаружил, что улыбаюсь. Это немного причиняло боль, но я улыбался.
      Я прикончил свой бурбон и принялся смешивать новый, но тут вспомнил о графине с мартини, который приготовил вечером в воскресенье. Вот чего мне хотелось! Ничто не сравнится с мартини, если ты уже начал улыбаться.
      Собственно, почему графин? Ведь я тогда разлил его по стаканам. Они уже замерзли, ведь я успел сунуть их на несколько минут в морозильник. Вечером в воскресенье. Понятно, что с той минуты я даже не заглядывал в него.
      Теперь я вытащил один стакан. Эти стаканы существовали у меня для ночей "полнейшего безумия".
      Телефон зазвонил в тот самый момент, когда я собирался сделать первый осторожный глоточек "Безумия" двухдневной давности.
      На этот раз я поднялся к телефону куда быстрее. Разумеется, нужно хоть немножко двигаться, что за идиотизм сидеть на одном месте, дожидаясь, когда онемеют руки и ноги!
      – Слушаю!
      – Шелл? Это Зазу.
      – Правда? Какими судьбами?
      Она тоже была хорошо информирована обо всех новостях, включая телепередачи, и сразу же мне об этом сообщила.
      Потом я услышал:
      – Шелл, я вас прощаю.
      – Вы что?
      Я передвинул свой едва не отмороженный язык в другую сторону рта:
      – Вы прощаете меня? Это мило, надо думать. За что?
      – За то, что вы сделали папе... Вы как-то странно говорите. У вас поврежден рот?
      – Нет. Откровенно говоря, я выпил переохлажденного мартини.
      Она ничего не ответила. Потом сказала:
      – Он в тюрьме, но это все равно должно было случиться. Мы с мамой знали об этом.
      – Мама тоже, да?
      – Да. И в конце концов, вы же спасли ему жизнь... Бомба... начиненный динамитом труп...
      Новая пауза.
      – Шелл?
      – Да?
      – А вы меня прощаете?
      – Ну...
      Мне пришлось немного подумать. В действительности я давно простил, хотя по ее милости мне пришлось пережить один из самых ужасных моментов в своей жизни. Однако, если встать на ее сторону...
      – Почему нет? – сказал я. – Черт побери! Конечно, я вас прощаю. Ведь вам в действительности двадцать два, верно?
      – Да.
      Это прозвучало очень вкрадчиво. И не менее вкрадчивым голосом был задан новый вопрос:
      – Полагаю, я была ужасной, Шелл?
      – Ну...
      – Но, в конце концов, он мой отец. И я должна была бороться за него, верно?
      – Полагаю, да. Вот что я вам скажу, Зазу. Если я когда-нибудь окажусь в настоящей беде и мне понадобится человек, чтобы выручить меня, я надеюсь, вы будете на моей стороне?
      – Я и так на вашей стороне, Шелл. В известном смысле.
      – Да? В каком?
      – О... Вы сами знаете.
      Опять это проклятое "сами знаете".
      Мы поговорили еще несколько минут. Когда она повесила трубку, для меня многое прояснилось.
      Я прошел на кухню и вернулся со своими стаканами. Усевшись на диван, сделал еще осторожный глоток и поморщился. Напиток был все еще холодным. И потом в нем чего-то не хватало. Чего?..
      Говорят, что улучшает вкус опущенная в вино маслина.
      Как раз в тот момент я смотрел на маленький столик возле дивана. Посреди него по-прежнему лежал квадратик черного бархата, в центре которого красовался мой агат.
      Я ничего не мог поделать. О чем бы я ни думал, мои мысли возвращались... вы знаете к чему.
      Поэтому я взял агат и опустил в мартини. Поверьте, он его сразу немного согрел. Вино даже приобрело лучший вкус, а мне казалось, что я вижу танцующую Сивану.
      И это было прекрасно.
      Допив стакан до конца, я поставил его на столик и задумался. Все плохие мысли куда-то исчезли.
      Опять зазвонил телефон.
      Я вскочил с места и совершил прыжок к аппарату, которому могла бы позавидовать газель. Прыжку, разумеется. Клянусь, я чувствовал себя превосходно.
      – Хэлло, – сказал я уверенно в трубку, – Сивана?