- Так что вообще-то я знаю немногим больше, чем вы, мистер Скотт.
      - Шелл.
      - Шелл. Вы поможете мне, не так ли?
      - Сделаю все, что в моих силах.
      Тодди снова потянулась за сумочкой.
      - У меня тут несколько фотографий папы, мистер... Шелл. Может, они вам понадобятся. Возьмите.
      Она протянула мне два моментальных снимка.
      На одном я увидел высокого темноволосого, довольно крепкого мужчину лет сорока пяти, худощавого, с резким, угловатым лицом. На второй уместились только голова и плечи. Я положил снимки в конверт, а конверт сунул в карман.
      Тодди, подарив меня тысячедолларовой улыбкой, вручила мне стодолларовый гонорар. Я пообещал заняться этим делом в часы, остающиеся после работы для комиссии. Перед уходом Тодди сообщила, что у нее заказан номер в "Билтморе", где она и останется. Девушка просила меня прийти туда, если появятся новости, и обещала не запираться на замок.
      Глава 6
      Проводив Тодди, я сел за стол и несколько минут думал о ней. Затем начал звонить повсюду, пока не нашел Джо Рула.
      - Как продвигается проверка писем Тодхантера, Джо?
      - Разве не помнишь, о чем я тебе говорил?
      - Что именно?
      - Мы оба были очень заняты в тот день. Я сказал тебе, что, по всей вероятности, восьмидесятилетняя леди, питающаяся глазами пауков, больше не будет писать писем, поскольку ее упрятали в сумасшедший дом. Ты признал это разумным и заявил, что я проделал большую работу.
      Я застонал!
      - Откуда, черт побери, мне было знать... Ладно, не важно. Объясни попроще, что ты обнаружил.
      - Парня упрятали в психушку.
      - Через день или два после того, как ты дал мне письма, я проверил его. Когда-то он был адвокатом, но ушел в отставку совсем молодым. Выяснив, что его собираются поместить в клинику для душевнобольных, я отправился в суд, когда там проводилось слушание о психической полноценности под председательством судьи Свита.
      - Значит, ты видел этого человека?
      - Да. Высокий парень с гривой каштановых седеющих волос. Выглядел бы прекрасно, если бы не был чокнутым.
      - Как он вел себя во время заседания?
      - Черт возьми! Конечно, как сумасшедший, и притом совершенно безнадежный.
      - Послушай, Джо. Это очень важно. Есть ли хоть один шанс, что парень психически нормален?
      - Ни намека на то, что он нормален и притворяется психом. Абсолютно безнадежен: выпученные глаза, стремление спрятаться, периодически заговаривался. Медицинский диагноз - шизофрения, но на любом языке вердикт гласил бы, что он невменяем.
      Я задумался, сопоставляя слова Джо с запиской под клапаном конверта и рассказом дочери Тодхантера.
      - Ты раскопал что-нибудь еще, Джо?
      - Не слишком много. Кое-какие мелочи. Хочешь узнать?
      - Да.
      - Минутку.
      Рул, молодой и энергичный, работал тщательно и эффективно. Если есть хоть какая-нибудь информация об этом парне, Джо сообщит ее мне.
      - Больше ничего, кроме маленькой биографии, Шелл, - продолжал Рул. Вот она. Гордон Реймонд Тодхантер. Как я уже сказал тебе, он был адвокатом. Сейчас ему сорок семь. Был женат на некоей Маргарет Брюс, разведен. Дочь Барбара, двадцать два года. Ее здесь сейчас нет, видимо, куда-то уехала. Тодхантер имел немало денег, но я не изучал его налоговую декларацию.
      - Ты удивил меня, Джо. Спасибо. Никто не рассказал бы мне больше.
      Мы попрощались.
      Мне показалось, что сейчас самое время отправиться в "Равенсвуд", но моя машина стояла в гараже, поэтому я вызвал такси. Поджидая его, я достал свой кольт 38-го калибра из наплечной кобуры с пружиной и взглянул на оружие. Обычно я оставляю пустой камеру под бойком. Но сейчас достал дополнительный патрон из коробки в письменном столе, загнал шестой заряд в револьвер и почувствовал себя несколько лучше.
      Водитель такси ехал в "Равенсвуд" впервые и был очень доволен. Это сулило ему хорошую оплату и пассажира в два конца по двадцать миль каждый. Водитель без умолку болтал, пока мы добирались по Эвкалиптам до поворота к "Равенсвуду". Эвкалипты - одна из самых тяжелых для проезда улиц, если не считать Фривей, а свернули мы на простую узкую грязную дорогу, ведущую только в "Равенсвуд", и не заметили поблизости ни одной машины.
      Проехав по этой заброшенной дороге четыре или пять миль, мы миновали рощу эвкалиптовых деревьев и увидели больницу. Дорога, делая петлю вокруг здания, заканчивалась. Казалось, больница находится на необитаемом острове. В четырех-пяти милях от нас шумела и бурлила жизнь, но здесь возникало ощущение, что цивилизация в тысяче миль отсюда. "Равенсвуд" выглядел вполне мирным. Но смерть тоже довольно мирная с виду.
      День выдался мрачноватым, воздух был душный, тяжелый и неподвижный, листья на деревьях поникли, небо - серое и низкое. Именно в такие дни человек чувствует беспокойство, подавленность, тоску.
      Увидев людей, которые двигались вокруг большого двухэтажного здания, белого, как кости, обработанные хлорной известью, я почему-то вспомнил о маленьких живых существах, копошащихся возле мертвого тела. Перед больницей зеленела трава, какая-то нездоровая на вид. Местами она пожелтела и пожухла, и эти признаки увядания напоминали оспины на лице больного.
      Шофер остановил машину перед входом в больницу:
      - Хотите, чтобы я подождал, приятель?
      - Было бы неплохо.
      Я вышел из такси и поднялся по четырем цементным ступенькам на маленькую площадку перед широкими двойными дверьми. Двери были закрыты, но не заперты, поэтому я вошел внутрь и увидел навощенный до блеска пол. В нескольких ярдах от меня, справа по коридору, располагалась стойка. Сидевший за ней молодой человек что-то писал. Когда я приблизился, он взглянул на меня:
      - Да, сэр?
      - Я хотел бы повидать мистера Тодхантера. Гордона Тодхантера.
      Молодой человек внимательно осмотрел меня:
      - Как вас зовут?
      - Шелл Скотт.
      - Гм... Одну минуту.
      Он выбрался из-за стойки, прошел по коридору, исчез в одной из комнат и вскоре вернулся, но уже не один.
      С ним пришел мужчина лет пятидесяти, седой, с маленькими пронзительными глазками. Он был на три-четыре дюйма выше меня и гораздо полнее. Голос у него оказался глубоким, низким и успокаивающим.
      - Мистер Скотт?
      - Да.
      - Вы хотели бы видеть мистера Тодхантера?
      - Верно.
      Он улыбнулся мягко, как человек, который нюхает розу и ощущает полную гармонию с миром. Казалось, ничто не выведет его из равновесия. Вот если только пырнуть ножом...
      - Я доктор Бичем, директор, - представился он. - Пожалуйста, пройдемте со мной в мой кабинет, сэр.
      Его голос обволакивал меня, будто сироп.
      В кабинете Бичем сел за стол, а я опустился в кожаное кресло. Доктор поинтересовался, почему у меня возникло желание повидать мистера Тодхантера.
      - Вам следует понимать, что сюда нельзя заходить просто так и встречаться с нашими пациентами.
      - Вы хотите сказать, что я не могу его видеть?
      - Не сегодня.
      - Почему?
      - Он очень болен. Страдает шизофренией. Мистер Тодхантер замкнут и необщителен. Сегодня мы готовим его к лечению электрошоком.
      - Что это значит, доктор?
      - Мы подводим к мозгу очень слабый электрический ток. Это вызывает судороги вроде эпилептических. - Бичем говорил очень медленно. - Благодаря этой кажущейся жестокости... иногда... помутившийся рассудок проясняется. Мы надеемся, что после электрошока мистер Тодхантер станет более восприимчив к лечению. В настоящий момент этого не наблюдается.
      - Я хотел бы увидеть его.
      - Это невозможно.
      - А когда будет возможно?
      - Не раньше чем через несколько недель. То есть...
      - Минуточку, - перебил я, - боюсь, несколько недель для меня слишком долго. Сегодня или, на худой конец, завтра. Возможно, я не сообщил вам, что это официальный визит. Я работаю на комиссию по изысканию фактов лоббирования при сенате штата Калифорния и должен выяснить, способен ли мистер Тодхантер обсудить со мной кое-какие дела.
      Бичем покачал головой:
      - Мистер Тодхантер не в состоянии...
      - Каким бы ни было его состояние, мне необходимо поговорить с ним.
      - Весьма сожалею.
      - Доктор, я во что бы то ни стало добьюсь своего.
      Бичем пристально посмотрел на меня:
      - Вы действительно добьетесь своего?
      - Да.
      Он пожал плечами.
      - Что ж, тогда завтра, мистер Скотт. Завтра утром, в десять. Вас это устроит?
      - Вполне.
      - Возможно, - добавил доктор, - сегодняшняя терапия поможет мистеру Тодхантеру. Искренне надеюсь на это.
      Не знаю почему, но Бичем показался мне фальшивее самого изворотливого политика, ведущего предвыборную кампанию.
      Дверь открылась, и вошла сестра в белом халате:
      - Доктор Бичем, что с мистером Ховардом? Доктор Меллор хотел сделать ему инсулиновый шок. Но доктора сегодня нет.
      - Пригласите доктора Ганта. Он свободен сегодня после обеда.
      Сестра вышла, и Бичем повернулся ко мне:
      - Как видите, я очень занят, мистер Скотт.
      - Только один вопрос.
      - Да.
      Бичем рассматривал бумаги, лежавшие перед ним на столе, поэтому не сразу взглянул на меня. При его медлительности, он пробежал бы дистанцию в сто ярдов лет за восемь.
      - Кто оплачивает счета Тодхантера?
      - Счета? - переспросил Бичем. - Вряд ли это вас касается.
      - Еще как касается, поверьте мне.
      - С чего вы взяли, будто кто-то оплачивает его счета?
      - Это не государственная больница, а частная. Значит, кто-то платит.
      - Я не могу разглашать эту информацию.
      - Что ж, я вернусь через час. Полагаю, тогда вы мне расскажете.
      Бичем разглядывал меня так, словно мысленно обнюхивал розу.
      - Вы вспыльчивый человек, - заметил он. - Ладно... Доктор Парка, Лос-Анджелес.
      - Он оплачивает счета?
      - Да.
      - Встретимся завтра в десять, доктор. Благодарю за информацию.
      Бичем скорбно улыбнулся:
      - Рад помочь вам.
      Я вышел. Таксист отвез меня в город. Там я отыскал в телефонной книге адрес доктора Парки, а затем посетил его кабинет. Проведенные у него десять минут мало чем помогли мне. Доктор Парка сообщил, что лечит Тодхантера более года. Тот для него не только пациент, но и друг вот уже много лет. Но Парка не видел Тодхантера два или три месяца перед тем, как того поместили в лечебницу. Внезапно осознав, что давно не встречался с другом, доктор навестил Тодхантера и нашел его в ужасном состоянии.
      - Грязный, голодный, в доме беспорядок. - Парка умолк и скорчил гримасу. - Я, конечно, сразу принял меры, чтобы поместить его в "Равенсвуд".
      - А что его дочь, Тодди? Ее поставили в известность?
      Доктор пожал плечами:
      - Барбара? Признаться, я даже не знаю, где она. Слышал только, что она путешествует по Европе. Понимаете, все случилось так быстро. Ради Тода пришлось поспешить.
      - Понятно. Я только что из "Равенсвуда". Не самое веселое место на земле, как вы полагаете?
      - Вы правы, оно несколько подавляет меня... своим внешним видом. Парка помолчал. - Но в "Равенсвуде" исключительно квалифицированный персонал. Что-нибудь еще, мистер Скотт?
      - Нет. Благодарю вас, доктор.
      - Не за что.
      Уже темнело, когда я расплатился с таксистом возле отеля "Билтмор". Заработанная им сумма неплохо снизила мой подоходный налог. Я позвонил Тодди из вестибюля.
      - Что с папой? Вам удалось его увидеть? - спросила она.
      - Нет. Но я договорился о встрече завтра утром. Я беседовал с директором и врачом вашего отца.
      Тодди попросила меня подняться. Ей не пришлось повторять свою просьбу. Девушка открыла дверь, и я оказался в одном из больших номеров "Билтмора" с высоким потолком. Обычная блузка и юбка смотрелись на ней как роскошный наряд.
      Девушка указала на стул:
      - Что вы узнали, Шелл? С ним все в порядке? Они не причинили ему вреда?
      - Тодди, это запутанное дело.
      Я сообщил ей о своей поездке в "Равенсвуд" и добавил:
      - Я увижу вашего отца утром. Вы понимаете, о чем я, не так ли?
      Она прикусила губу и покачала головой:
      - Думаете, он сумасшедший?
      - Пока не знаю...
      - Уверяю вас, он совершенно нормален. С ним все в порядке. Перечитайте его записку. Папе, должно быть, пришлось писать ее в страшной спешке, но разве она не разумна?
      - По-моему, вполне разумна. - Я сделал паузу. - Директор сказал, что они готовят мистера Тодхантера к лечению электрошоком и...
      - Электрошоком?
      Тодди вскочила. Заметив, что девушка очень взволнована, я взял ее руки в свои и попытался успокоить. Наконец она с возмущением проговорила:
      - Разве вы не понимаете? Он совершенно нормальный. Неужели вы не представляете, как ужасно для здорового человека находиться в клинике для душевнобольных? В сумасшедшем доме? - Тодди запнулась. - А что сделает электрошок с нормальным человеком?
      Не только ее слова, но и настойчивый тон поразил меня.
      - Тодди, - начал я, - успокойтесь немного. Есть еще одна проблема. Я говорил с доктором Паркой. По его словам, он уже давно лечил вашего отца и, когда обнаружил...
      - Кто?
      - Парка. Доктор Парка, врач вашего отца.
      - О чем вы? Да я никогда не слышала о докторе Парке!
      Я быстро взглянул на нее:
      - Странно. Вы же уезжали, путешествовали почти год. Разве ваш отец не мог посещать Парку в этот период?
      Девушка нахмурилась:
      - Не знаю. Это не... похоже на правду. И я сказала вам и снова повторяю: он нормален. С ним все в порядке!
      Тодди была раздражена. Я понимал ее и обещал навестить завтра же, как только узнаю что-нибудь новое. Она пошла проводить меня.
      У двери девушка подняла на меня глаза:
      - Простите, если... устроила вам сцену, Шелл, но это потому, что очень беспокоюсь.
      Судя по всему, Тодди готова была расплакаться. Мы стояли рядом, глядя друг на друга. Она сделала то, что казалось естественным в этой ситуации: шагнула ко мне, опустила голову и прижалась к моей груди. Я обнял ее и нежно привлек к себе. Вот и все. Ни о чем другом я и не помышлял.
      Но потом Тодди подняла голову и посмотрела мне в лицо:
      - Я так боюсь за папу. Вы поможете ему, правда, Шелл? Поможете мне?
      Я кивнул.
      Девушка продолжала смотреть на меня, ее губы приоткрылись и задрожали. Ее груди прижались к моей груди, а руки обхватили меня.
      - О, Шелл! - нежно произнесла она и повторила: - О, Шелл!
      Мраморная статуя и та поцеловала бы ее, а я не статуя. Я крепко обнял Тодди, ощущая упругость ее бедер, и нашел дрожащие губы девушки. Мне показалось, что в этот момент они перестали дрожать и прильнули к моим губам. Руки Тодди обвили мою шею, и ее восхитительное тело приникло ко мне.
      Ее поцелуй растаял на моих губах, словно жидкий бархат, теплый, сладостный, неповторимый. Ни одна женщина не одаривала меня таким поцелуем.
      Внезапно Тодди вырвалась и отпрянула, тяжело дыша. Ее огромные темные глаза расширились.
      - Что ж, - проговорила она, - это ничего не значит. Вам лучше уйти, Шелл, - мягко добавила она.
      Я предпочел бы остаться, но Тодди ясно дала понять, что не хочет этого. Я удалился, но всю дорогу до дому чувствовал вкус ее губ, тепло и нежность ее тела.
      Когда такси приблизилось к отелю "Спартан", я заставил себя думать о Гордоне Тодхантере и записке под клапаном конверта. Черт возьми, если этот человек не сумасшедший, нельзя позволить никому проделывать с ним такое! И я не допустил бы этого, даже если бы не располагал информацией о людях, пытающихся убить меня. Впрочем, для этого были и другие причины. Такси остановилось поблизости от "Спартана", наискосок через улицу, в темном месте. Я заплатил водителю и видел, как он отъехал.
      Мой мозг, вероятно, фиксировал мелочи, не замеченные мной, чтобы вовремя подать сигнал тревоги. Проследив, как такси свернуло за угол, я повернулся и сделал шаг к дверям "Спартана".
      Вдруг меня словно обдало холодом. Я испытал не реальную тревогу, а лишь неясное предчувствие. Это продолжалось полсекунды, не больше. Между первым и вторым шагом я почувствовал холод, затем в моем мозгу вспыхнули образы и звуки, которые усилились, когда я на самом деле увидел и услышал их.
      То были едва различимые гудение мотора приближающегося автомобиля и темный силуэт машины вдали. Машина, окутанная темнотой, двинулась вперед, не включая фар; я ощутил что-то еще, некую неосознанную реальность, возбудившую во мне желание действовать, испуг, напряжение. Я знал: что-то происходит справа от меня.
      Фасад "Спартана" смотрел на неосвещенные площадки загородного клуба "Уилшир". Территория не слишком светлая, но и не совсем темная. Я не заметил ничего, что заставило бы меня насторожиться, но внезапно понял: мне нужно двигаться, и побыстрее.
      Я перешел улицу, направляясь к "Спартану", и, едва сделал второй шаг и моя нога коснулась тротуара, уперся ею посильнее и качнулся в сторону, бросив весь вес влево. Раздался нарастающий звук. Справа вспыхнул свет. Я ударился об асфальт с такой силой, что перехватило дыхание, и, перекатившись в сторону, сунул руку под пиджак в поисках револьвера. Снова послышался грохот, и что-то ударилось о мой пиджак, обожгло мне запястье и предплечье.
      Звук и вспышка возникли справа от меня, от угла "Спартана". Я больше удивился местонахождению, чем самому факту их существования. До последней доли секунды я ожидал грохота или неприятностей от медленно двигавшегося автомобиля. Обхватив рукоятку револьвера, я вытащил его и встал на одно колено.
      В тусклом свете был различим человек, бегущий к машине из укрытия возле здания, где он, вероятно, поджидал меня. Машина приближалась с жутким воем. Я вскинул револьвер и выстрелил в бегущего, но промахнулся.
      Он выскочил на улицу, огибая меня, и направился к машине. Фары автомобиля вспыхнули в тот момент, когда я снова нацелил на него револьвер, и ослепили меня. Однако при этом они выхватили из тьмы фигуру моего врага, в руке которого был большой пистолет. Свет ударил ему в лицо. Возможно, поэтому я и промахнулся, ибо узнал его.
      Это был тот, кто едва не прикончил меня на Фривей, - парень без двух пальцев на левой руке, назвавшийся Робертом Гейтсом.
      Глава 7
      Я выстрелил дважды, когда автомобиль притормозил и его дверца распахнулась. Однако мой враг прыгнул внутрь, не замешкавшись ни на секунду. Машина чуть дернулась, когда водитель повернул руль, выровнял ее и направил на меня подобно двухтонному тарану.
      Мне, почти ослепленному фарами, автомобиль казался четырехэтажным домом, летящим на меня. Повинуясь инстинкту самосохранения, я вскочил, рванулся в сторону и бросился вдоль по улице. Но тут же велел себе собраться. Чего я испугался? У меня за спиной всего лишь автомобильные покрышки. Я расставил ноги, обернулся и поднял револьвер.
      Машина находилась ярдах в десяти от меня и быстро приближалась. Казалось, она вот-вот расплющит мое тело, но я заставил себя выстоять неподвижно еще секунду, тянувшуюся невероятно долго.
      Когда водитель надавил на акселератор, рев мотора перешел в визг, который едва выдержали мои барабанные перепонки. Я вытянул правую руку перед собой, словно собираясь коснуться капота автомобиля, и дважды нажал на спусковой крючок. На ветровом стекле в трех-четырех дюймах друг от друга образовались отверстия - именно там, где сидел водитель, пытавшийся покончить со мной.
      Машина приблизилась ко мне настолько, что мы стали почти единым целым. Лучи фар били мне в глаза, как нечто материальное. Но, сделав второй выстрел, я оторвался от асфальта и бросился вправо. Мне бы это не удалось, если бы автомобиль вдруг не накренился и не дернулся. Я услышал лязг и скрежет - это он ударился обо что-то, невидимое мне. Боль пронзила мое правое плечо, когда я снова ударился об асфальт. Правая нога горела огнем, брюки порвались, и я проехался голой ногой по асфальту.
      Я встал, опираясь на левую руку, и тут же вскинул правую, все еще сжимавшую револьвер. Машина скользила вдоль обочины. Выровнявшись и притормозив, она снова набирала скорость. Я прицелился и выстрелил, но боек щелкнул по пустой камере. Я судорожно нажимал на спусковой крючок, чувствуя, как лязгают мои зубы, и лишь через несколько секунд понял, что исторгаю проклятия вслед исчезающему автомобилю.
      - Что случилось? Что?.. Я могу помочь?
      - Убирайтесь к чертовой матери! - рявкнул я.
      Дрожащей рукой я сжимал рукоятку револьвера. Незнакомец отступил и направился в другую сторону.
      - Постойте! - крикнул я.
      Извинившись за резкость, я заверил его, что все в порядке.
      Когда он удалился, я тряхнул головой, пытаясь избавиться от красной пелены боли и ярости, застилавшей мои глаза. Потом выпрямился, почувствовав при этом боль в правой ноге. Казалось, ее облили горящим бензином от бедра до лодыжки. И тут послышались сирены.
      За пятнадцать минут я рассказал свою историю три или четыре раза, и один из полицейских передал информацию по радио. Прежде чем все закончилось, прибыли три машины с рациями и появились зеваки.
      Посреди всей этой суеты я вдруг вспомнил о Гордоне Тодхантере. И в ту же секунду понял, что он так же нормален, как и я, а может, и более. Так или иначе, теперь мне было точно известно: не прочти я его предупреждения под клапаном конверта сегодня утром, лежать бы мне сейчас посреди Норт-Россмор, прошитому пулями. Ведь именно он заставил меня задуматься о том, что кто-то хочет разделаться со мной.
      Поэтому не так уж важно, нормален Тодхантер или спятил. Я слишком многим ему обязан. Возможно, должен ему больше, чем смогу заплатить.
      Один из сержантов работал в отделе по расследованию убийств. Его звали Киннинз.
      - Вы ничего не упустили? - спросил он.
      - Нет, сержант. Это все.
      - Вы узнали этого человека?
      - Да.
      Он просто сменил грузовик с трубами на пистолет, оставаясь все тем же потенциальным убийцей, молодым, крепким, стопроцентно подлым сукиным сыном. "Дайте мне только время пристрелить этого подонка", - подумал я.
      - Извините, сержант, - сказал я, - но мне нечего больше сообщить вам о модели автомобиля. Признаться, было некогда изучать ее внимательно.
      Киннинз ухмыльнулся и оглядел меня. Я являл собой ужасающее зрелище: нога торчит из разодранной брючины, пиджак порван, в нем два отверстия от пуль, глубокая царапина на руке.
      Мне обработали ушибы и порезы, так что всерьез меня беспокоила только жгучая боль в руке и ноге. В душе тоже пылал костер.
      Сержант повернул голову, прислушался и направился к своей машине, стоявшей неподалеку. Спокойный женский голос повторил его позывные. Киннинз наклонился, взял микрофон и, проговорив несколько секунд, поманил меня рукой:
      - Садитесь, Скотт. Наша машина обнаружила новый синий "форд" в нескольких милях отсюда. Брошенный.
      - Это тот "форд", в который я стрелял?
      - Да, Скотт. Новый "форд" и мертвый парень лет тридцати пяти с дыркой в горле.
      Такую большую дыру с неровными краями, по-моему, едва ли могла проделать пуля 38-го калибра. Однако она прошла через ветровое стекло и лишь потом угодила в шею водителю, зацепив сонную артерию.
      Так или иначе, все вокруг было залито кровью: ветровое стекло, руль, приборная доска и, конечно, грудь мертвеца. В луче фонарика я увидел маленького человека с торчащими зубами и черной родинкой в уголке рта, совершенно мне незнакомого.
      Я подозвал сержанта Киннинза:
      - Помните убийство Джорджа Стоуна?
      - Стоун? Да, меня информировали.
      - Помните метрдотеля, описавшего коротышку, который спрашивал, где Стоун, как раз перед убийством?
      - Конечно, но что, собственно... - Киннинз бросил взгляд на труп. Понимаю, о чем вы.
      Киннинз позвонил в полицию. Они обнаружили бы эту ниточку через час-другой, а может, и раньше. Но нет ничего удивительного в том, что я опередил их. У меня было больше оснований сопоставлять факты.
      Эксперт-дактилоскопист посыпал порошком отделение для перчаток и открыл его. Внутри лежали два револьвера и немного патронов. После того как эксперт проверил оружие, его осмотрел Киннинз и показал мне. Один из пистолетов был стандартным тяжелым армейским автоматическим оружием 45-го калибра. А вот второй оказался куда интереснее.
      Я увидел пистолет 22-го калибра с наружной резьбой на дуле для глушителя, которого на нем не было.
      - Мы направим его в криминалистическую лабораторию, - сообщил сержант. - Но могу сказать вам, не дожидаясь результатов баллистической экспертизы: перед нами тот пистолет, из которого убили Стоуна.
      Часом позже я отправился вместе с Киннинзом и другими полицейскими в морг, куда привезли и метрдотеля из клуба "Мелоди". Ему показали труп.
      - Да. Это тот, кто спрашивал о Стоуне. - Метрдотель, покачав головой, добавил: - Сейчас парень выглядит иначе, но это точно он.
      Метрдотель заметил меня:
      - А, здравствуйте, мистер Скотт.
      Пробормотав это, он упал в обморок.
      Я задержался на полчаса в отделе по расследованию убийств и продиктовал им отчет. Потом Киннинз отвез меня в "Спартан". На этот раз в меня никто не стрелял. Я поднялся к себе и лег в постель.
      Но заснул далеко не сразу, пытаясь собрать в одно целое части головоломки. Веселый выдался вечер. И весьма странный. Несколько человек отправились убить Шелла Скотта. Один из них тот, кто почти наверняка прикончил Джорджа Стоуна. Другой, вероятно, тоже замешан в этом и уже пытался убить меня крайне сложным и совершенно бездарным способом. Задремывая, я подумал, что это, конечно, соединяет отдельные фрагменты. Я оказался в эпицентре какой-то истории.
      В моем мозгу мелькали мысли и образы, требующие осмысления. Комиссия по расследованию. Прекрасные женщины. Сумасшедшие письма и предупреждение на конверте. "Равенсвуд". Наконец все они слились, съежились в точку и начали вращаться. Тогда я заснул.
      Утром я с трудом выбрался из постели, морщась от боли и ожогов, принял душ и съел завтрак. Если бы не приступы боли, я чувствовал бы себя неплохо. Сегодня я надеялся увидеть Тодхантера, и у меня возникло иррациональное ощущение, что при этом очень многое разъяснится.
      Я позвонил в гараж, но мой "кадиллак" еще не подготовили. Новое ветровое стекло поставили, но предстояло починить руль и капот. Мне обещали отдать машину сегодня днем. Значит, снова придется брать такси.
      Другой водитель повез меня по другому маршруту - по улице, параллельной Эвкалиптам. Потом мы оказались на перегороженной дороге с парочкой знаков объезда и стрелок, указывающих вправо. Водитель выругался, объясняя, что он давно здесь ездит, но это новые знаки. Я едва расслышал его слова, занятый собственными мыслями.
      Револьвер 38-го калибра, вычищенный и заряженный, приятно тяжелый, разместился возле моей левой подмышки. Я не предполагал, что вскоре придется воспользоваться им после вчерашней заварушки, но снова уложил в барабан шесть патронов. Мои нервы и мускулы чуть дрожали от напряжения. Я размышлял о Тодхантере, хотя почти не представлял себе этого человека. Вместе с тем мне было ясно: если он что-нибудь знает о людях, жаждущих моей крови, и о причинах этого, важнее всего для меня поговорить с ним.
      Я позвонил Тодди перед тем, как уехать в "Равенсвуд". Ее голос, низкий и чуть невнятный после сна, возбудил во мне резкое и внезапное желание, удивившее меня.
      - Шелл, дорогой... Ой, извините. Я не то хотела сказать!
      Она пробормотала что-то еще, чего я не разобрал, но я попросил ее не извиняться. Тодди объяснила, что я разбудил ее и она еще в постели... Воображение мое разыгралось.
      Этот поразительный, ошеломивший меня разговор завершился, когда я сообщил, что еду в "Равенсвуд" и сразу по возвращении навещу ее. Тодди тут же сказала:
      - Действуйте, Шелл. И возвращайтесь. - Я услышал подавленный зевок. Обычно я сплю допоздна, но... постараюсь вылезти из постели и одеться.
      - Вы... Не стоит беспокоиться, особенно для меня.
      Тодди засмеялась:
      - Он, да ладно. Увидимся, когда вернетесь.
      Но потом ее тон стал грустным. Совсем проснувшись, девушка попросила меня выяснить, что происходит в "Равенсвуде", но быть поосторожнее. В ее голосе прозвучала тревога. Тодди, похоже, наконец все вспомнила.
      После этого разговора я был на подъеме до самого "Равенсвуда", поэтому не обратил внимания на объезд и прочее. Но при виде тоскливого белого здания на поляне с пожухлой травой мой энтузиазм поубавился.
      Таксист остался ждать меня. За стойкой сидел тот же человек. Он ушел по коридору и привел директора Бичема.
      - А, доброе утро, мистер Скотт, как раз вовремя.
      - Как мистер Тодхантер?
      - Так же. Конечно, для успешного действия электрошока обычно нужно две-три недели и несколько сеансов. А мы провели лишь один.
      Он довольно долго излагал мне эту скудную информацию. Казалось, Бичем взвешивает каждое слово, прежде чем произнести его.
      - Может, навестим его?
      - Что ж, идемте.
      Бичем прошел по навощенному полу коридора, до того места, где он разветвлялся, и повернул налево. Справа от нас были закрытые двери с номерами от сотого до сто десятого. Бичем остановился перед сто девятым.
      - Видите ли, - мягко начал он, - надеюсь, вас не слишком встревожат перемены в нем.
      Я насторожился:
      - О чем вы? Разве за несколько недель он изменился?
      Директор внимательно взглянул на меня:
      - Конечно. В известном смысле. Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. Глаза... осанка... поза...
      Его слова, голос, лязг ключа в замке насторожили меня еще больше. Мне стало неуютно; я ощутил легкий озноб, как в прохладный влажный день, когда солнце внезапно прячется за облако.
      Бичем открыл дверь, вошел, впустил меня и закрыл за мной дверь.
      Высокий человек с густыми каштановыми волосами, тронутыми сединой, сидел на краю маленькой кровати. Он даже не взглянул на нас - я увидел его в профиль. Поразительное лицо! Черты резкие, угловатые, сильные. Он напоминал незавершенную скульптуру в камне, со следами резца.