Примерно минуту я смотрел на нее, ощущая все сильнее боль и жалость. Эти чувства крайне редко одолевают меня, даже в присутствии смерти. Хотя мы были далеки друг от друга, я ее практически не знал, она показалась мне исключительной женщиной. Располагающая к себе, сильная, уверенная. Интеллигентная и элегантная, она мне понравилась, я был ею просто восхищен. Не говоря о том, что она выбрала меня для работы. Пока я скакал там в Фэйрвью, она лежала здесь мертвая.
      Все равно я закончу для нее расследование, закончу наверняка. И пусть это будет ее последним добрым делом.
      Наконец я приблизился к ней, прикоснулся к коже, взглянул в мертвые глаза. Трупное окоченение только началось, оно коснулось головы и шеи, но не распространилось дальше. Миссис Редстоун была мертва уже несколько часов. У ног трупа, возможно, выпав из ее рук на колени и соскользнув на ковер, валялся маленький револьвер «смит-и-вессон» тридцать второго калибра. На столике слева лежала газета, развернутая на центральной полосе. Большой заголовок был забрызган коричневыми пятнами.
      Заголовок удивил и поначалу показался даже не совсем понятным. Потом его смысл дошел до меня. «Красотка из высшего общества в лагере нудистов!» Далее более мелким шрифтом справа в две колонки следовала статья о том, что «дочь миссис Эллен Редстоун, одной из ведущих фигур высшего общества, — королева красоты в обществе любителей загара».
      Я быстро пробежал статью, не трогая газеты, затем подошел к телефону и набрал номер дежурного в здании городского управления, тот соединил меня с Сэмсоном.
      — Шелл? — удивился тот. — Что это за манера звонить человеку, когда тот только-только появился в офисе?
      — Сэм, — сказал я, — ты помнишь миссис Редстоун, пожилую леди, звонившую тебе пару дней назад?
      — Да. Это та, на которую ты работаешь, так, что ли?
      — Работал. Она умерла. Убита в собственном доме. Я сейчас там.
      Сэм выругался, задал мне несколько вопросов и спросил:
      — Что заставляет тебя считать, что это убийство?
      — Многое. Все обставлено так, будто это самоубийство, но в данном случае инсценировка не срабатывает. Во всяком случае, со мной. Все внешне выглядит прекрасно, револьвер у ног и так далее, но я не куплюсь на это.
      Я описал ему окружающую меня сцену. Он еще не видел «Кларион», статью, которую миссис Редстоун предположительно читала; было слышно, как он проревел приказ немедленно раздобыть и притащить ему экземпляр газеты.
      — Послушай, Сэм, — сказал я, — весьма вероятно, что здесь есть связь с убийством Йетса. По-моему, настало время задать свежеиспеченному зятю Эндону Пупеллу несколько вопросов. В частности, где он обретался прошлой ночью. Насколько я помню, обе дочери наследуют чуть больше пятнадцати миллионов, и наш Пупелл теперь сможет купаться в зеленых.
      — Ты прав. Спасибо.
      — Не мог бы ты выяснить, как появился материал в «Кларион»?
      — Да, я поговорю с кем надо. Позвони мне позже. — И он повесил трубку.
      Я тщательно выбирал место, куда встать, когда подошел к телу миссис Редстоун, наклонился над ним и перечитал первую часть статьи в «Кларион». Она была написана в разухабистом, сенсационном стиле и содержала намеки на якобы имевшие место грязные оргии.
      Имя Сидни Лорел Редстоун стояло в первой строке первого абзаца, однако название лагеря в статье не упоминалось.
      Я спустился на первый этаж и закурил, ожидая появления машин из полиции и морга. Мои мысли вращались вокруг Пупелла, Веры, Эда Нормана и, конечно, Лорел.
      Подъехала патрульная машина, и тут же в черном «крайслере» прибыли два детектива с лейтенантом Джеймсом Хансеном из отдела расследования убийств.
      Пока детективы и команда экспертов из лаборатории начали заниматься своими делами, Хансен пригласил меня в верхнюю гостиную и спросил:
      — Ты работал на нее, Скотт?
      — Да. — И я рассказал ему все, что, с моей точки зрения, имело значение.
      Он помрачнел и спросил:
      — И ее дочь обретается в лагере нудистов?
      — Место называется Фэйрвью, в нескольких милях от города.
      Он пожал плечами.
      — Мне представляется, что старая леди узрела статью и не перенесла позора. Она же большая шишка в высшем свете, ты это знаешь. А такой материал в обществе никогда не забывается. Почему ты не согласен с версией самоубийства, Скотт?
      — Я же уже сказал тебе, Хансен, миссис Редстоун знала, где ее дочь. Кроме того, она была не тот человек, чтобы из-за этого потерять самообладание.
      Он опять пожал плечами и похотливо ухмыльнулся.
      — Без дураков, Скотт? Ее юная доченька живет в нудистском лагере? Бегает голенькой?
      — Да, без дураков.
      Я не сердился на Хансена за то, что мысль о нудистском лагере приводила его в некоторое возбуждение. Он был честный, грамотный полицейский, который работал почти ежедневно по четырнадцать часов и видел больше покойников обоего пола, чем я увижу за всю жизнь. Когда кто-то умирал, для него он превращался лишь в еще один труп, в новую работу.
      Но поведение Хансена показывало, какой могла бы быть реакция остальных.
      Он был отличный полицейский, видевший много убийств, в том числе и убийств, выдаваемых за самоубийства. Тем не менее он не считал, что сейчас имеет дело с инсценировкой добровольного ухода из жизни. Его беспокоило слегка, что затронуты высшие сферы, и забавляли сопутствующие обстоятельства. Я вспомнил свои мысли после вчерашнего выстрела там, в Фэйрвью: если бы меня шлепнули, все повторяли бы не слово «убийство», а «лагерь нудистов». Впервые мне показалось, что я могу оказаться в одиночестве, поддерживая версию об убийстве миссис Редстоун.
      — Все-таки вы проведите парафиновую пробу, — предложил я.
      — Будь уверен. В шести точках, начиная с центра. Ты на самом деле настаиваешь на том, что она приняла смерть не от своей руки? — После паузы он добавил: — Конечно, ты работал на леди... Впрочем, какое это имеет значение после ее смерти. Ты теперь можешь...
      — Я ничего не могу. Просто наложи на ее руку парафиновую перчатку и выясни, сама ли она стреляла.
      Он согласно кивнул.
      — Ладно. Поговорим-ка лучше о дочери.
      Он был прав. Лорел пока ничего не знает. Так же как и Вера. Кроме меня и полиции, о смерти знал, вероятно, лишь убийца.
      — Хансен, разреши мне самому сказать ей.
      Он насупился, немного помолчал и сказал:
      — Ладно, это не принесет вреда. Действуй. Только не выпаливай все одним махом.
      — Я лишь скажу, что у меня скверные новости.
      Тело миссис Редстоун отнесли вниз, поместили в фургон, и мы прошли в спальню.
      Лейтенант Хансен спросил седоголового заместителя коронера:
      — Когда это произошло?
      — Думаю, около полуночи. Приблизительно, весьма приблизительно. Позже я скажу тебе больше, Джим.
      Мы остались вдвоем.
      Пока я набирал номер комнаты Совета в Фэйрвью, Хансен стоял рядом. Мне ответил мужской голос.
      — С кем я говорю? — поинтересовался я.
      — Боб Браун. Кто звонит?
      — Скотт. Дон Скотт.
      — А, наш энергичный директор. Чем могу вам помочь?
      — Пригласите, пожалуйста, к телефону Лорел Редстоун.
      Несколько минут в трубке царило молчание, затем послышался мягкий голос Лорел:
      — Мистер Скотт?
      — Да. У тебя все нормально?
      — Конечно. Ты как-то странно говоришь.
      — Надень... другой костюм и встречай меня у калитки примерно через двадцать минут.
      Хансен негромко хрюкнул, когда я произнес «другой костюм».
      — Хорошо, — сказала она медленно, — что случилось?
      — У меня для тебя плохая весть. Отвратительная.
      — Что именно?
      — Скажу, когда встретимся. Я еду с несколькими полицейскими. Возможно, им тоже захочется с тобой поговорить.
      — Полиция? Что случилось? Что случилось?
      — Не могу сейчас сказать, Лорел. Скоро увидимся.
      Она сказала: «Хорошо», — и повесила трубку.
      — Пошли, — бросил Хансен.
      Когда Хансен, сержант-детектив и я подъехали на полицейской машине к калитке, Лорел была уже там. Она выглядела свежей и здоровой, словно весеннее утро, в белом простом платье, единственным украшением которого служил коричневый пояс. В руках у нее была коричневая сумочка, на ногах туфли на низком каблуке и на лице выражение беспокойства.
      Когда машина остановилась, я вылез из нее и направился к Лорел, Хансен последовал за мной. Она дотронулась до моей руки, глядя на Хансена.
      — Шелл, что случилось? Твой голос по телефону звучал так зловеще.
      Хотя с момента нашего разговора прошло достаточно времени и Лорел была готова воспринять любое известие, я все же не решился сообщить ей ужасную новость. Вместо этого я сказал:
      — Лорел, познакомься. Этот джентльмен — лейтенант Хансен из отдела расследования убийств.
      — Убийств? С какой стати он...
      С трудом я выдавил:
      — Лорел, твоя мама умерла.
      Она взглянула на меня без всякого выражения и медленно улыбнулась.
      — Кончай, Шелл. Это довольно скверная шутка.
      — Это совсем не шутка. Все выглядит как самоубийство, но... в любом случае она скончалась от выстрела. Она мертва, Лорел. Я обнаружил ее тело.
      Ее лицо по-прежнему оставалось спокойным.
      — Не верю. И не поверю... пока не увижу ее собственными глазами.
      Хансен шагнул вперед и заговорил с Лорел. Предупредив ее, что это стандартная процедура, он поинтересовался, провела ли она в лагере ночь целиком. Она ответила утвердительно и добавила, что сможет это доказать. По крайней мере, большую часть ночи. При этом она взглянула на меня. Лорел подтвердила тот факт, что она сама и ее сестра Вера унаследуют все состояние матери. Но она все еще не верила нам, когда садилась в полицейскую машину, чтобы ехать в город.
      В пути я показал Лорел экземпляр «Кларион», который прихватил Хансен. Но до нее ничего не доходило. После того как я кончил читать статью, в машине воцарилось молчание.
      Окружной морг Лос-Анджелеса расположен в центре города во Дворце правосудия. Мы запарковались на Спринг-стрит и втроем, оставив сержанта за рулем автомобиля, вошли в здание. Там мы свернули направо, миновали дверь, на которой значилось «Коронер», и прошли в конец коридора.
      Слева была комната 106 — наша первая остановка, и, прежде чем мы вошли в нее, я успел посмотреть направо, на дверь с надписью «Зал идентификации». Тело миссис Редстоун должно было находиться там, за этой дверью.
      Потребовалась минута или две на выполнение формальностей, и мы направились к залу идентификации, к нам присоединился один из сотрудников коронера. Я молчал и поддерживал Лорел под руку. Ее мышцы под моими пальцами напряглись, лицо превратилось в неподвижную, почти мертвенную маску.
      На процедуру опознания ушло всего несколько секунд, которые показались годом мне и вечностью Лорел. Мы ступили в небольшую комнату, и я направил Лорел влево. За толстым стеклом на высокой каталке покоилось, покрытое простыней, тело миссис Редстоун. Простыня оставляла открытой лишь мертвое лицо. Хансен тихо спросил:
      — Это ваша матушка, мисс Редстоун?
      Хотя его голос звучал мягко и тихо, здесь, в маленькой комнате, с безжизненным телом в ярде от нас, слова эти казались жестокими и беспощадными, словно удары молотка, вгоняющего гвозди в крышку гроба.
      — Да, конечно, — ответила Лорел. — Да!
      Она посмотрела на меня пустыми глазами.
      — Это мама, Шелл.
      Ни слез, ни истерики. Лорел повернулась и направилась к выходу. Она шагала медленно на негнущихся ногах, переставляя их с преувеличенной осторожностью, словно больная, проведшая недели в постели. Я был рядом, поддерживая ее за руку.
      Когда мы подошли к машине, Хансен взглянул на часы.
      — Мы вам больше не нужны? — спросил я.
      — Сейчас нет. Позже мне будет необходимо встретиться с вами.
      — Конечно. Я позвоню, а сейчас мы возьмем такси, если не возражаете.
      Лейтенант посмотрел на Лорел, пожевал губами и кивнул.
      — Девушка? С ней ведь ничего не случится?
      — Я побуду с ней, пока она того хочет.
      Он кивнул опять, и полицейская машина отъехала.
      На углу мы поймали такси. Усевшись в него, я спросил:
      — Куда ты хочешь направиться?
      — Домой, конечно.
      Я попытался было отговорить ее, но она настаивала. Наклонившись вперед, я сообщил водителю адрес Редстоунов и откинулся на спинку заднего сиденья. Лорел не сводила с меня глаз.
      — Я хочу домой. Там ведь, наверное, сейчас никого нет? Совсем никого?
      Лед в ее глазах начал медленно таять. Едва слышно она прошептала:
      — О... о... Боже мой, — наконец к ней пришли слезы.
      Она упала лицом мне на грудь, маленькие кулачки прижались к щекам, и громкие судорожные рыдания сотрясли все тело. Я обнял ее, но у меня не было слов, которые могли бы ее успокоить. И что можно было сказать?
      Она не меняла позы всю дорогу, но рыдания постепенно стихли. Когда такси остановилось на покрытом гравием въезде, она оттолкнула меня, порылась в сумочке, вытерла с лица носовым платком следы слез и туши для ресниц. Я расплатился с таксистом, и мы вошли в дом.
      Думаю, я провел с Лорел полчаса. Она попросила, чтобы я повторил свой рассказ с самого начала. Оказывается, «смит-и-вессон» тридцать второго калибра принадлежал миссис Редстоун. Когда я спросил:
      — Родная, не думаешь ли ты, что она могла...
      Лорел уже полностью овладела собой, ее глаза были сухи, она могла рассуждать вполне трезво.
      — Убить себя? Идиотское предположение. Ее убили. Никогда, ни за что она не могла покончить с собой. Господи, Шелл, кто мог пойти на это? И почему? Почему?
      Она не ждала ответа, да я и не собирался отвечать, а лишь попытался убедить ее перебраться в другое место, упомянул даже, что в моей квартире ей будет безопаснее. Но она отвечала, что хочет побыть некоторое время дома. Через несколько минут Лорел попросила оставить ее одну.
      Я не решался ее покинуть, однако она сказала:
      — Поезжай, Шелл. Спасибо за заботу, но со мной ничего не случится: Просто мне не хочется никого видеть сейчас и говорить!
      Я поднялся на ноги, и Лорел приблизилась ко мне.
      — Обними меня, Шелл. Не целуй, только подержи немного, просто подержи.
      Она прижалась ко мне, потом повернулась и пошла прочь. Я вышел из дома. Мой «кадиллак» был все еще на месте, там, где я оставил его, когда вместе с Хансеном направился в Фэйрвью. Я завел мотор и двинулся в центр города. Мне надо было найти там одного человека. Убийцу. Парня, который надеялся огрести кучу денег. А может быть, и женщину.
      Предстояло многое выяснить, чтобы быть уверенным, что имеешь дело с кем надо. Ошибиться нельзя, потому что, когда мы повстречаемся, я уничтожу убийцу.

      Когда я вошел в отдел расследования убийств, сигара Сэмсона чадила полным ходом, однако сегодня мне было не до шуток о различных сортах табака.
      Он поднял глаза и, узнав меня, проворчал, не выпуская изо рта дымящейся сигары:
      — Хорошо, что ты зашел, Шелл, у нас есть кое-что интересное для тебя. Только-только из Вашингтона прибыли некоторые данные на Пупелла. — Он потянулся к каким-то лежащим на столе документам. — Что новенького по делу миссис Редстоун? Ты уже видел Хансена?
      — Да. Лишь недавно расстались.
      Я просветил его по наиболее важным вопросам своей деятельности и начал изучать бумаги, которые он мне передал. Пока я читал, Сэм суммировал наиболее важные моменты, сопровождая свои рассуждения клубами вонючего сигарного дыма.
      — Этот Пупелл — первоклассная гнида. Замешан в сексуальных аферах в Цинциннати, а также в Филадельфии. Устраивал дело так, что гостиничный детектив заставал его в постели с крошками. Женщины откупались, платили детективу, который делился прибылью с Пупеллом.
      — Он сидел?
      — Ни разу. В этом и заключалась прелесть его рэкета. Он подбирал себе подружек из сливок общества, из местной аристократии. Леди опасались, что положение, в котором их застали, повредит их положению в обществе, и не доносили на подонка. Однажды ему, правда, было предъявлено обвинение в Цинти и однажды в Фили, но в обоих случаях свидетели отказались давать показания и жалобы были отозваны. Так что, по нашим сведениям, он никогда формально не обвинялся в преступлении.
      — Может быть, мне удастся обвинить его, — ухмыльнулся я, — как только он попадет в мои лапы. Вы уже его допросили?
      Сэм кивнул.
      — Да, мы привезли его сюда вместе с женой Верой. Если тебя интересует, у них железное алиби. Они были в замке с тем самым Эдом Норманом, о котором ты упоминал вчера, и еще с дюжиной свидетелей. Оставались там пару часов после закрытия заведения, между прочим.
      — Значит, у троицы и еще у дюжины имеется алиби. Но, Сэм, убийца мог уехать из замка, прихлопнуть кого надо и вернуться. Никто не заметит временного исчезновения. Все дело займет час, а возможно, и того меньше.
      — К сожалению, их версия неколебима. Кроме того, мы имеем право задать им лишь вежливые вопросы. Против них нет улик, на них не поступали жалобы.
      — Как известие подействовало на Веру?
      — Разнесло вдребезги. Нам пришлось уложить ее здесь на некоторое время.
      Я пробежал глазами оставшуюся часть рапорта. Сэмсон практически мне его уже пересказал.
      — Похоже, наш клиент проходит по ведомству полиции нравов. Там, где замешаны большие деньги и не очень устойчивая дамочка, всегда появляются проходимцы, подобные Пупеллу, чтобы подтолкнуть колеблющуюся красотку. Всегда знакомый знакомого, парень со способностями в некоторой области, но не к игре в поло, конечно, обеспечивает себе безбедное существование. У меня с самого начала были серьезные подозрения насчет Эндона. Они остаются и сейчас. Кстати, алиби тоже пахнет весьма подозрительно.
      — Не спорю. Скорее всего они врут, сговорившись. Но у нас нет возможности давить на них, а без этого результата не будет.
      Я полез в карман. По дороге сюда у меня было время, чтобы заскочить домой, переодеться и взять доклад, который Йетс передал миссис Редстоун. Пришло также несколько телеграмм в ответ на мой запрос. Их я тоже прихватил с собой.
      — Ладно, Сэм, ты просветил меня по некоторым пунктам. Теперь моя очередь. Как ты это проглотишь?
      Я протянул ему напечатанный на машинке доклад и две телеграммы.
      — Вера говорила, что Пупелл был чем-то вроде брокера в Нью-Йорке, однако, как свидетельствует первая телеграмма. Там никто не слышал его имени. Вторая телеграмма из агентства Келлога, тоже в Нью-Йорке. Они кое-что проверили по моей просьбе и вышли на деятельность Пупелла в Цинциннати. Я заспешил сюда, но ты, оказывается, меня опередил.
      — Естественно.
      — Во всяком случае, мне кажется, что Вера не очень хорошо осведомлена о прошлом своего муженька. По крайней мере, это вытекает из ее слов, Взгляни-ка на результаты деятельности Йетса по расследованию прошлого нашего друга. Ты и я практически сразу выяснили, что за Пуппи тянется длинный хвост, Йетс же не обнаружил ничего. Ни слова в докладе о том, что Эндон трудился в качестве профессионального любовника, и вообще ничего такого, что могло повредить его репутации. Доклад — фальшивка, и от него разит сильнее, чем от твоих сигар.
      — Это очень хорошие сигары. Ты принес свежие данные, и мы не могли поспрашивать Пупелла о Нью-Йорке, но непременно спросим, и он будет изумлен. Жаль, что нельзя порасспросить Йетса.
      — Правда. Но я хотел потолковать с тобой еще кое о чем. Думаю, что вы тщательно поработали с собственностью Йетса. Дома, в офисе и т. д.
      — Да. Но не нашли ничего, что навело бы нас на след. Правда, теперь мы смотрели бы по-другому.
      — Это я и имею в виду. Мне хотелось бы сегодня поработать в его конторе, полистать досье. Надо проверить банковский счет Пупелла. Сможешь устроить это для меня?
      Сэм кивнул, и с его сигары свалился серый столбик пепла.
      — Все папки Йетса в офисе. Мы просмотрели их. Ничего, полный нуль. Там сидит человек, просто так, на всякий случай. Сержант Биллингз. Я предупрежу его о твоем приходе. Возможно, сумею обеспечить тебе и доступ к банковскому счету. Калифорнийский банк на Спринг-стрит. Что ты надеешься там отыскать?
      — Честно, не знаю, Сэм. Мне стало известно, что Пупелл крупно проигрался в замке Нормана и выписал необеспеченный чек. Может быть, отыщутся его следы. Может быть, и нет. Во всяком случае, сложились очень интересные отношения между Норманом и Пупеллом. — Я выждал мгновение и продолжил: — У меня начинает оформляться еще одна идея. Предположим, Пупелл кого-то прикончил, и об этом узнал Норман. Теперь он доит Пупелла. Эта версия объясняет многое.
      — Возможно, ты прав. Но можешь и ошибаться. К чему Норману шантажировать Пупелла? Как мне кажется, у Нормана куча денег, Пупелл же пуст.
      — Расчет на будущее. Эндон, может быть, и был пуст, но теперь нагружен до ушей.
      Сэм вынул сигару из своего большого рта и неторопливо затушил в пепельнице.
      — Да, как тебе это нравится? Те крутые ребята, которые навалились на тебя в ночном клубе, все четверо, работают на Эда Нормана.
      Некоторое время я не мог ничего сказать, затем поднялся, подошел к стене его тесного кабинета и оперся на нее.
      — Послушай, Сэм, короткий абзац. Значит, так, Пупелл прибывает на Западное побережье, характер его, в отличие от климата, не меняется, остается таким же подлым. Он проигрывает в замке и выписывает Норману недействительный чек. Примерно в то же самое время он втирается в клан Редстоунов. Старая миссис Редстоун раскусывает его и находит точную оценку — ноль. Хочет проверить свой вывод и пускает по следу профессионала — Йетса. Последний фабрикует доклад для миссис Редстоун, однако он не настолько туп, чтобы не узнать прошлого Пупелла, как это сделали мы. Предположим, Пупелл возвращается к своему старому бизнесу или, больше того, хочет жениться на куче долларов. Если Йетс доведет до сведения миссис Редстоун всю правду, партия расстраивается. — Я остановился.
      — И что?
      — Йетс мертв, не так ли?
      — Уж это-то точно. Твоя версия объясняет многое. Так все могло быть. — Он слегка нахмурился. — И миссис Редстоун тоже мертва. Хотя, может быть, она сама расколола себе черепушку.
      — Может быть, маленькие послушные девочки попадают прямо в рай. Кончай, Сэм. Ты же не думаешь всерьез, что она застрелилась.
      — Я сам не знаю, что я думаю, Шелл. Ведь я не частный сыщик, который все строит на догадках и что-то вынюхивает среди нудистов. Я полицейский, и мне нужен материал посущественнее предположений.
      — Нудистов? Этот изверг Хансен все тебе доложил?
      — Именно. — Сэм хихикнул и сунул в пасть свежую сигару. Я подумал, что Сэм подавится ею насмерть, если вдруг узнает все о моих приключениях среди нудистов.
      — У меня нет предрассудков, — бросил я и поспешил сменить тему беседы. — Странно, что Эд Норман так часто возникает в поле нашего зрения. Это он трепался с Гарликом позавчера у миссис Редстоун. — Я рассказал Сэму о моем разговоре с Норманом в замке. — Что же касается Пупелла, то он, скорее всего, очень остро нуждался в средствах. Ребятам вроде Нормана проигрыш надо платить, и уж совсем опасно обижать их пустым чеком.
      — Да, кстати, о револьвере Гарлика, — сказал Сэм. — Наука сделала свое заключение. Револьвер чист. Новое оружие.
      — Разумно. Вероятно, после каждого убийства он выбрасывает использованное. — Закурив сигарету, я заметил как бы между прочим: — Вчера в меня стреляли, и держу пари, что пуля вылетела из ружья, которое не выбросили после того, как с его помощью прикончили Йетса.
      Сэм, рисовавший чертиков на листке бумаги, бросил карандаш и резко поднял голову.
      — Что?! Самое время это сказать. Господи, Шелл, ты что, собирался держать это в секрете до того момента, когда в морге начнут привязывать бирку к большому пальцу твоей ноги?
      — Он промазал.
      — Где это произошло? Куда делась пуля?
      Будь я проклят, если скажу ему, где это произошло, во всяком случае сейчас. Пока бирка не болтается на моем пальце, я надеюсь продолжать плодотворно работать в тесном контакте с Сэмом и остальными ребятами из управления. Я уже видел блеск в глазах Хансена, читал грубые инсинуации «Кларион» о «любителях загара» и нудистах, я чувствовал, как внутреннее веселье одолевает Сэма при одной мысли о том, что я сшивался возле лагеря. Если всплывет вся правда, Сэм лично и без проблем доведет меня до морга. Я содрогнулся при мысли о том, как будут обсасывать пикантную новость мои многочисленные приятели, разбросанные по всем двадцати восьми этажам здания городского управления.
      И я ответил Сэмсону:
      — Это произошло за городом. Пуля в месте, которое совершенно недоступно, высоко в скале. Поверь мне.
      — Но почему бы моим ребятам не взглянуть на это место? Если пуля действительно из того ружья (у нас нет даже намека на его след!), она имеет огромное значение.
      — Сэм, пуля вне досягаемости. Я сознаю ее важность в деле. Но ее не извлечь ни с помощью лестницы, ни со всем оборудованием пожарной службы. Чтобы добраться до нее, следует преодолеть силу тяжести, а на это даже у меня не хватит таланта. Кроме того, может оказаться, что пуля вовсе не того калибра.
      Вдруг в моей голове пронеслась совершенно безумная мысль. Я припомнил, как сказал Лорел, что левитация — единственный способ достичь места попадания пули в скалу. Идея хоть и казалась бредовой, но все же не оставляла меня, пока я продолжал разговаривать с Сэмом.
      — Что с Бендером, тем жуликом, о котором я упоминал вчера?
      — Пока мы знаем очень мало, практически ничего. Известно лишь, что он из компании, сшивающейся постоянно в ночном клубе «Афродита», правда, его довольно давно там не видели.
      — Как давно?
      — Примерно с месяц. Последний раз был замечен первого июня, затем исчез. Я не вижу здесь никакой связи с Пупеллом.
      — А как насчет Нормана? Ведь Бендер из его банды, так же как Фу, Страйк и остальные?
      — Мы не знаем. Вполне вероятно, что он работал самостоятельно, за исключением тех случаев, когда вступал в сговор с себе подобными для конкретного дела.
      — Как он работал? Что за ним тянется?
      — На него заведены дела у нас и еще в половине штатов. В основном подпольное букмекерство, кроме того, считается крупным специалистом по «кровяным пузырям». В прошлом сезоне провел несколько крупных дел, зашиб вместе с друзьями тысяч восемьдесят пять.
      Люди Сэма поработали с сотрудниками «Кларион», допросили репортера, написавшего статью. Тот показал, что по телефону неизвестный сообщил детали об увлечении Лорел Редстоун нудистскими штучками и дал совет заглянуть в свой почтовый ящик. Там он нашел конверт с дополнительной информацией и несколько фотографий Лорел и других обитателей лагеря. Снимки были сделаны при помощи телеобъектива. Он едва успел закончить статью к верстке вечернего выпуска. Автор настаивал на том, что содержание статьи соответствует действительности, и на том, что звонил ему аноним. Я этому, конечно, не поверил, но полицейские были вынуждены проглотить сказанное.
      Это было все, что мог мне сообщить Сэмсон. Он позвонил в агентство Йетса и Калифорнийский банк, повесил трубку и сказал:
      — Счет Эда Нормана в этом же банке. Может быть, на него тоже нелишне взглянуть.
      — Да, это может помочь делу, — ответил я и направился к двери. — Спасибо, Сэм. Когда вы пригласите к себе Пупелла, помни, мне тоже хотелось бы спросить его кое о чем.
      — Хорошо. Не забуду. Не позволяй себя убивать.
      — Ни в коем случае. Я еще позвоню до конца рабочего дня.
      Я позвонил ему раньше, чем намеревался, потому что чуть было не получил бирку на большой палец ноги.

      Покинув городское управление, я заехал на бензоколонку, где воспользовался телефоном-автоматом, чтобы позвонить своему приятелю по имени Джей Картер, который занимался распродажей неликвидов из государственных запасов и у которого в прошлом я прикупил тысячи на две различного оборудования.