- Шел, - спросила она, - а вы не могли бы остаться? Что, если... Вы понимаете, что я хочу сказать.
      - Понимаю. Однако остаться не могу. Я уже объяснил.
      Единственное, в чем я был теперь уверен, - это то, что кто-то здесь пытался убить меня, и мне надо было выбраться из Фэйрвью, чтобы на свободе попытаться выяснить мотивы покушения. Я был убежден - в лагере мне это не удастся. Не могу же я поочередно спрашивать каждого из пятидесяти нудистов, не он ли стрелял в меня.
      Определенно целились не в Лаурел, и вполне вероятно, что ее жизнь вообще вне опасности. Если даже принять за правду рассказ о двух неудавшихся попытках, маловероятно, что сегодня произойдет третье покушение.
      В любом случае я не мог оставаться, у меня были другие дела. Необходимо, в частности, потолковать с бывшим директором оздоровительной программы. Я горел желанием побеседовать с миссис Редстоун о ее дочери Сидни.
      - Вы вернетесь? - спросила Лаурел.
      Она сидела на кушетке, скрестив ноги, ее сцепленные руки покоились на коленях, голубые ясные глаза неотрывно смотрели на меня.
      Ладно, подумал я, человеку все едино, где спать, я так же хорошо смогу провести ночь здесь, как и дома.
      - Полагаю, что вернусь, - сказал я. Она поднялась. - Какого черта? Почему вы решили, что я вас брошу?
      На ее губах появилась слабая улыбка. Первая за последние полчаса.
      - Мне так хотелось бы вас лучше понять, Шел.
      - Имя моего предшественника Элмер, если я не ошибаюсь? Где он сейчас?
      - В больнице Пальмера, в Пасадене. - Лаурел слегка нахмурилась. - Шел, а почему вы меня спросили о бассейне? Вернее, о том холмике, где мы сидели?
      Я решил все превратить в шутку и сказал весело: - Да, наверное, просто потому, что там я превращался в замечательную мишень. Почему же еще?
      Шутка не сработала. Лицо ее застыло как маска. Ни улыбки, ни озабоченности. Голубые глаза пристально и спокойно смотрели на меня, и гдето в их глубине я смог заметить легкую печаль.
      - Я провожу вас до калитки, - произнесла она.
      - Лучше оставайтесь здесь. Я хочу сказать, будьте среди людей.
      - Нет, я пойду с вами. Кроме того, я должна показать вам хижину, где вы будете спать, если вернетесь.
      Лаурел повернулась и пошла. Мне ничего не оставалось, кроме как плестись следом. Выйдя из здания, она повернула направо, прошла за угол и, остановившись у группы деревьев, спросила: - Видите вон тот маленький белый домик?
      - Ага. Это мой?
      - Нет. Мой. Ваш в пятидесяти ярдах позади него. Я устроила так, чтобы вы были поблизости от моей хижины. На тот случай... если возникнут неприятности...
      Лаурел протянула мне ключ от калитки, и мы молча зашагали к выходу. Она показала место для парковки машин - чуть дальше по дороге.
      Я прошел через калитку и повернулся к Лаурел.
      - Встретимся позже.
      - Конечно, - сказала она.
      - Возможно, мне удастся кое-что узнать о нашем друге там. - Я кивнул в сторону лагеря.
      - Не лучше ли попробовать поискать в самом лагере?
      - Не уверен. Мне все это кажется очень необычным, надо проверить пару версий.
      После короткой паузы я спросил:
      - Может быть, вы припомните что-нибудь о детективе по имени Пол Йетс?
      Она отрицательно покачала головой.
      - Из-за него вы должны ехать?
      - Частично.
      - Каковы другие причины?
      - Вы спрашиваете, как заправский детектив, - улыбнулся я.
      Помолчав секунду, девушка сказала:
      - Счастливо, Шел.
      - Пока, Лаурел.
      Она пошла по тропе и вскоре исчезла за деревьями. Я подождал еще несколько минут и завел мотор. Путь лежал по Траверс-роуд, где желтая пыль вилась хвостом за "кадиллаком", и по Мейпл - до самого города.
      По совести говоря, у меня нет серьезных причин сомневаться в правдивости рассказа Лаурел. Она говорила так честно и искренне, а некоторые мои реплики ее явно обижали. Во всяком случае, было совершенно ясно - мне очень хотелось ей верить.
      Глава седьмая
      Эндон Пупелл и его молодая супруга обитали в "Горгоне" - дорогом отеле-пансионате на Сансет-бульвар между Голливудом и Беверли-Хилл.
      В паре кварталов от отеля я остановился на заправочной станции и, пока заливали бензин, позвонил из автомата миссис Редстоун. Хозяйка сама подняла трубку, и я назвал себя.
      - О, хэлло, - сказала она весело, - я рада, что вы позвонили, мистер Скотт. Удалось что-нибудь узнать?
      - Откровенно говоря, не уверен. Мне хотелось бы вас спросить насчет Сидни.
      - Сидни? Что вы хотите знать о ней?
      - Во-первых, я хотел удостовериться, что это она. Вчера вечером я думал, вы говорите о юноше.
      - Нет. Сидни - моя дочь.
      - Сидни Лаурел Редстоун?
      - Да. Откуда вам известно ее полное имя?
      - Я видел ее.
      - Надеюсь, не в Фэйрвью!
      - Именно. Вы знаете, что она там?
      - Ну конечно. Сегодня утром мы говорили по телефону. Кстати, я упомянула, что прибегла к вашим услугам.
      - Это меня несколько озадачило. Лау... мисс Редстоун слышала чтонибудь о Поле Йетсе?
      - Ни одной живой душе, даже ей, я не говорила о нем. - После паузы она продолжила: - Вы, конечно, понимаете, что я не очень распространяюсь о местонахождении Сидни. Вовсе не потому, что я против...
      - Понимаю. Полагаю, что Вера и ее муж знают, что она в Фэйрвью.
      - Вера, безусловно. Эндон тоже может знать, если Вера ему сказала. Я не уверена. - Она вновь выдержала паузу. - Как вы ухитрились узнать, где Сидни? Я думала, об этом никто не знает.
      Я не выдал источник информации, но попросил ее дать словесный портрет Сидни. Ее Сидни и моя Лаурел - мне очень понравилось это словосочетание "моя Лаурел" - явно были одним и тем же лицом. Удовлетворив любопытство миссис Редстоун о странных событиях прошедшего вечера, разбитом "паккарде" и Гарлике в обмороке и пообещав возместить все убытки, я повесил трубку. По правде говоря, я повесил трубку после того, как миссис Редстоун приказала мне выкинуть из головы идею возмещения убытков.
      Дверь открыла Вера Пупелл. Дежурный из роскошного фойе "Горгоны" позвонил наверх, и жалкий плебей получил позволение вступить в роскошные апартаменты. Вера была очень хороша вчера вечером, да и сейчас она оставалась в полном порядке. Но после того как я видел ее сестру, и особенно в натуральном виде, Вера была лишь еще одной прикрытой одеждой крошкой. Она была облачена в платье серого шелка с очень глубоким вырезом. Ну и что? Всего несколько минут назад я находился в окружении бесконечно глубоких декольте, и это меня слегка испортило.
      Ее коротко остриженные светлые волосы выглядели так,- будто были уложены кем-то чрезвычайно модным и дорогим по имени Пьер или Артибелл. Искусно нарисованные губки контрастировали с бледностью лица.
      Она явно принадлежала к типу урбанистической женщины.
      - Я вас приветствую, - сказал я.
      - Что вам угодно?
      - Дружеский визит. Хочу задать пару вопросов. Не возражаете, если я войду?
      - Пожалуйста, входите, мистер Скотт.
      Вера явно не была вне себя от счастья, но, кажется, сердиться тоже перестала. Она подвела меня к невысокому дивану длиной футов восемнадцать и сама уселась рядом.
      - Откуда-вам известно, что моя фамилия Скотт? Мне кажется, я не называл ее вчера вечером.
      - Некто сообщил мне вашу фамилию снизу из фойе. А я-то думала, вы детектив, - улыбнулась она.
      Я растерянно поморгал.
      - Иногда я и сам на себя удивляюсь. Боюсь, теперь я вынужден спросить - откуда вам стало известно, что я детектив? Это тоже сообщил некто?
      - Эндон сказал. Вчера. Вы тот самый человек, который напал на большого, дурно пахнущего типа?
      - Я привел его в бессознательное состояние, если вы это имеете в виду. А нападал он. Кстати, он не из числа ваших друзей?
      - Никогда не видела его раньше. И, надеюсь, никогда больше не увижу. Она презрительно сморщила носик.
      Вера - очень милая девочка, между прочим. Там, в дверях, ее кожа казалась ужасно бледной, я же предпочитаю загорелую, и как можно больше.
      Но сейчас еe кожа была скорее цвета свежих сливок, а вoвсе не мертвеннобледная, как я поторопился ее охарактеризовать вначале. Все-таки, надо признаться, я довольно ветреный тип.
      - Эндон сообщил обо мне какие-нибудь сведения, кроме того, что я детектив? - поинтересовался я.
      - Нет. Но, по правде говоря, он не был о вас чрезвычайно высокого мнения. - Помолчав секунду, Вера спросила: - Если вы детектив, что вы здесь делаете? И что вам надо было вчера в мамином доме?
      Пришлось заняться сочинительством.
      - Я оказался здесь в связи с человеком по кличке Гарлик. Мне надо обязательно его найти. Я обежал уже все возможные места. Но он либо уехал, либо залег на дно и не дышит.
      - Ну, я уж точно ничего не знаю об этом типе.
      - И слава Богу. Эндон дома?
      - Нет, но может в любую секунду вернуться.
      Я спросил Веру как бы между прочим, давно ли она знакома с Эндоном, и не узнал ничего нового из ее рассказа. Все совпадало с той информацией, которую я получил от Лаурел. Каждый раз, когда Вера упоминала имя Эндона, она вспыхивала энтузиазмом, словно туристская лампа фирмы "Колеман", и меня стали немного утомлять ее восклицания о том, какое замечательное создание ее муж. Все говорило о том, что она безумно влюблена в своего Пуппи, поэтому я ставил вопросы как можно мягче.
      - До мая вы совсем не знали его?
      Она отрицательно покачала головой.
      - Откуда он? Из Лос-Анджелеса?
      - Нет, он приехал из Нью-Йорка, где занимался финансовыми операциями. Что-то связанное с акциями и облигациями.
      - Вы знаете Пола Йетса?
      - Йетс? Нет. Кто это?
      - Один из моих приятелей. Я думал, он может быть нашим общим с Эндоном знакомым. Ваш муж никогда не упоминал его?
      -Нет.
      - У вас, кажется, есть сестра?
      - Да, Лаурел. Почему вы спрашиваете?
      - Где она сейчас?
      Вера не ответила, она слегка прищурила глаза.
      - Думаю, вы суете нос не в свои дела, мистер Скотт, во всяком случае, вас это не касается.
      - Возможно, вы правы. Меня лишь интересует, известно ли вам ее местонахождение. Я-то знаю, где она.
      Ее глаза округлились, а губы презрительно поджались.
      - Вы имеете в виду это? - Она указала в направлении океана.
      - Совсем нет, - рассмеялся я и ткнул пальцем в противоположном направлении, точно туда, где находился Фэйрвью. - Я имею в виду то.
      - Фэйрвью, - бросила она.
      Я утвердительно кивнул, и Вера спросила: - Как вам это удалось узнать?
      - Разве это секрет? Кстати, Эндон знает, что она в Фэйрвью?
      - Надеюсь, что нет. То есть хочу сказать, что не думаю.
      - Значит, вы ему не говорили?
      - Не задавайте глупых вопросов. Я думаю, что это... отвратительно.
      - Что именно?
      - Как что? Они же там все голые.
      - Многие милые люди, из тех, кого я встречал, тоже бывали иногда обнажены. И это, представьте, случалось и не в Фэйрвью.
      Мои слова, однако, не развеселили ее.
      - Мистер Скотт, вы пришли для того, чтобы отпускать шутки весьма дурного вкуса или у вас имеется более серьезная причина? Я вовсе не намерена обсуждать с вами вопросы... наготы.
      - Вообще-то я хотел повидать вашего супруга, и совсем по другому делу.
      Можно было подумать, что он подсматривал в замочную скважину.
      Дверь распахнулась, с силой ударившись в стену, и в комнату ворвался Пупелл.
      - Убирайся отсюда, ты, недоносок! - взревел он.
      Я поднялся на ноги.
      - Мне хотелось бы поговорить с вами.
      - Нам не о чем разговаривать, легавый! Вали отсюда!
      Откровенно говоря, мне показалось, что стиль его речи не совсем соответствует тому, как должен был бы выражаться специалист "по акциям и облигациям". Пожав плечами, я направился к двери. Эндон последовал за мной в коридор, как я и надеялся.
      Он с шумом захлопнул дверь и выпалил: - Больше никогда не появляйтесь здесь, мистер.
      - Уделите мне минуточку. Вы вроде бы приятель Гарлика и того верзилы, которые были на ужине. Может быть, вы будете так добры...
      Моя вежливость совершенно доконала его, лицо Эндона стало лиловым, и он прошипел:
      - Я буду настолько добр, что спущу тебя с лестницы пинком в зад.
      - Пуппи, в один прекрасный момент ты перегнешь палку, и у тебя окажется значительно меньше красивых зубов, а торчать они будут в твоей пасти довольно далеко один от другого.
      Его азарт несколько увял, и я спросил:
      - Почему Гарлик решил напасть на меня в тот вечер у Редстоунов?
      Он проглотил слюну.
      - Не знаю. Убирайтесь отсюда немедленно.
      Пожевав немного губами, я поинтересовался:
      - Скажи мне, Пуппи, просто так, для справки, как котируются в наши дни акции "Америкен телефон энд телеграф"?
      Он резко повернулся и скрылся в своих апартаментах, опять хлопнув дверью. Думаю, если он не оставит эту привычку, соседи скоро начнут жаловаться. Я спустился к "кадиллаку". Необщительный парнишка этот Пупелл. Но кое-что он мне все-таки сказал, впрочем, как и Вера.
      Потребовался почти час, чтобы добраться до Пасадены, посетить больницу Пальмера, поговорить пару минут с перебинтованным мистером Элдером.и вернуться в Лос-Анджелес. Элдер не сообщил ничего нового, а лишь подтвердил в основных чертах рассказ Лаурел. Он увидел камень, бросился к девушке, успел ее оттолкнуть и сам получил удар. Больше он ничего не знал.
      Мой офис расположен в центре Лос-Анджелеса, на Бродвее, между Второй и Третьей улицами, на втором этаже Гамильтон-Билдинг. Я вошел в контору и понаблюдал за гуппи в аквариуме на книжной полке. Маленькие рыбки сильно волновались, пока я засыпал им корм, после этого я уселся за письменный стол и вплотную занялся телефоном. За полчаса я сделал дюжину звонков своим информаторам: хулиганам, мошенникам, парикмахерам и барменам. Мне нужны были сведения об Эндоне Пупелле, Поле Йетсе, Гарлике и его корешах; меня также интересовали слухи и сплетни о семействе Редстоун. Я был готов платить за информацию. Большую часть работы, которую мне предстояло проделать, уже проделала полиция, и гораздо лучше меня. Однако мои контактанты ни за что не будут беседовать с властями, но всегда готовы поделиться знаниями со мной. Так что мой труд не напрасен. Покончив с телефоном, я внимательно изучил полученный от миссис Редстоун доклад Йетса о Пупелле. Несколько абзацев содержали конкретные сведения о местах и датах, которые можно было проверить. Я позвонил на телеграф, послал пару депеш для проверки фактов и, добавив еще одну телеграмму в частное сыскное агентство НьюЙорка, покинул офис.
      Мне предстоял длинный путь через задние комнаты вонючих баров, свалки и притоны. Некоторые из моих приятелей никогда не приближались к телефонам, а часть была постоянно настолько пьяна, что не имела сил совладать с трубкой. Этот путь, который мне довелось проделать не один десяток раз, всегда навевал на меня печаль. Нижние части Мэйн-стрит и Спринг-стрит, Лос-Анджелес-стрит, весь этот район вселял ужас, если вы появлялись там днем. Ночью слабое освещение и тени скрывали частично нищету, но при солнечном свете она выступала во всем своем безобразии.
      Я видел седобородых старцев, торчащих в дверях в облаках винного перегара, мальчишку с пустыми глазами и расстегнутой ширинкой, сидящего на деревянных ступенях у входа в грязную ночлежку, блевотина засохла на его подбородке и груди. Я разговаривал с удивительно тощей немолодой женщиной, ее мослы выпирали во все стороны, а лицо походило на череп, обтянутый кожей. Она бормотала невнятно, уставившись на меня черными горящими глазами. Мне не удалось раздобыть ни грамма полезной информации. Как ни странно, но у этих человеческих отбросов - хулиганов, бродяг и алкоголиков - можно найти разгадку тысяч преступлений. Существует неизвестный нам "подпольный беспроволочный телеграф", к которому они имеют доступ. Если что-то серьезное произошло в Майами около полудня, шепот и пересуды начнутся в преступном мире Лос-Анджелеса еще до захода солнца. Я продолжал свой путь, покупал пиво и разбрасывал четвертаки. До четырех тридцати я не имел никакой информации. Но и после этого времени я не был уверен в значительности того, что услышал.
      Примерно в половине пятого мелкий мошенник по кличке Игги Парик, абсолютно плешивый бродяга, всегда завернутый в плед, встретился со мной на Мэйн-стрит в пивнушке "У Джерри". Он был одним из тех, с кем я сумел перекинуться несколькими словами раньше по телефону. Мы сидели у стойки, я заказал пару пива и передал одну кружку ему.
      Игги мгновенно ополовинил ее и произнес: - Об этом Йетсе я чего-то слышал. Не шибко много, но зато я, кажется, знаю, кто мог бы вам рассказать больше. Дайте мне подумать минутку. - Он отхлебнул пиво. - Сколько будет стоить, если я чего-нибудь надумаю?
      - Пятерку.
      - Может, десятку?
      - Пятерку, Игги. Выкладывай все или сливай обратно бесплатное пиво.
      - Скотт, десятка - это не деньги. Тот, которого я знаю, заломит с тебя не меньше сотняги. Так он мне сам сказал.
      Я чуть не рухнул с табурета.
      - Он что, собирается в путешествие по Европе? За такие деньжищи он сам мог укокошить Йетса.
      - Не... Ну, соглашайся, Скотт, хорошо?
      Я кивнул, сдаваясь.
      - Трехглазый. Ты ведь его знаешь?
      - Я его знаю.
      Конечно, мне был известен этот тип средних лет с одним работающим и вторым стеклянным глазом. Я никогда не мог понять, как такое состояние зрительного аппарата могло .превратить его в Трехглазого. Он был хилый, тощий, как веретено, бледный и слабый. Всегда казалось, что он только что вышел из донорского пункта, и белые халаты забыли перекрыть ему поток крови из вены. Несколько раз у него заводились хорошие деньги, иногда очень хорошие, но кончал Трехглазый неизменно, с пустыми карманами перед пустой бутылкой.
      - Обычно он болтается между Третьей и Мэйн? - спросил я.
      - Уже нет. Перестал. Что-то нагнало на него страху, поэтому он снял комнату. Я его смогу найти и привести сюда. За две десятки. Как, Скотт, согласен?
      - Чего он боится?
      - Не знаю точно. Ходят всякие слухи и о Пупелле, о каком-то вымогательстве. Трехглазый стоит где-то у истоков этих разговоров. Может, он тебе расскажет. Уж что-то он знает, это точно. Соглашайся, Скотт.
      Я вздохнул. Не зря этот Игги считался мошенником. Он начал с того, что запросил пятерку, дал понять, что Трехглазый обойдется мне в сотню, и вытянул у меня двадцатку.
      - Ну ладно. Получай.
      Я протянул ему две десятки, и он соскочил с табурета.
      - Займет некоторое время, - сказал он. - Надо туда добраться. Как насчет оплаты за такси?
      - Катись, Игги.
      - Ну ладно. Встретимся здесь, скажем, в шесть.
      - В шесть.
      Наконец он ушел. Я прикончил пиво, обдумывая дальнейшие действия.
      "Афродита" находилась всего в трех кварталах отсюда, и я решил продолжить свой пеший маршрут. Как же звали эту девушку, которой так восхищался любитель развлечений Карлос? Можно было не напрягать память.
      Афишами с ее именем были облеплены все стены здания клуба: "Хуанита", "Хуанита и Кубанерос". Хуанита поющая, танцующая, развлекающая. Все слова и ни одной фотографии.
      Клуб "Афродита" расположился в подвале на Шестой улице. Несколько бетонных ступеней вели вниз к двустворчатым деревянным дверям. Двери оказались закрыты, и мне пришлось барабанить кулаком по одной из половинок. Изнутри до меня доносились неразборчивые голоса, но двери оставались запертыми. Пришлось пару раз трахнуть по ним ногой. Голоса смолкли, послышался топот и скрип отодвинутой металлической задвижки. Мужчина в белой куртке, вероятно бармен, приоткрыл одну створку и сквозь щель посмотрел на меня.
      - Слушаю!
      - Клуб открыт?
      - Нет.
      Он попытался захлопнуть дверь и прищемил мой ботинок.
      - Нога, - сказал он, - уберите ногу!
      - Мне надо переговорить с вами, приятель.
      - Нога, уберите...
      Его прервал низкий голос, донесшийся из глубины помещения.
      -В чем проблема, Джо?
      - Здесь какая-то здоровая обезьяна сунула лапу в дверь. Хочет вроде бы поговорить.
      Низкий голос произнес:
      - Спроси, кто он?
      - Кто он? Я хочу спросить, кто вы?
      - Шел Скотт.
      Он передал информацию. Воцарилась тишина, прерванная оживленным разговором, содержание я не мог уловить. Почти через минуту последовало:
      - Впусти его, Джо.
      Глава восьмая
      Джо кивнул головой, отступил назад и широко распахнул дверь.
      - Вы слышали, что было сказано? - спросил он.
      "Афродита" породила у меня весьма странное ощущение. Хотя мне не доводилось здесь бывать раньше, я почувствовал, что нахожусь далеко не в восторге от заведения. Но все же мне пришлось войти. В помещении царила темнота или, по крайней мере, так казалось после слепящего солнца на Шестой улице. Когда глаза свыклись с полумраком, я почти пожалел, что здесь не стоит полная тьма. Я увидел, что напоролся на двух самых опасных типов городского преступного мира. Этих двоих я знал, двое других, неизвестных мне, выглядели тоже по меньшей мере зловеще. С ними была женщина, которую я видел с некоторыми рэкетирами.-Все пятеро сидели за столом чуть слева от меня.
      Обладатель низкого голоса произнес: - Будь я проклят, если это не Скотт. Нам, парни, оказана великая честь.
      Это был молодой, абсолютно лысый китаец чуть старше двадцати лет и, кажется, дюйма на два выше и фунтов на двадцать тяжелее меня.
      В свое время китаец здорово играл центровым в футбольной команде колледжа. Как-то он нес вокруг поля транспарант с надписью "Футбол", транспарант разорвался, и в его руках осталась лишь часть: "Фу". Это стало его прозвищем, которое он пронес через все годы учебы и притащил с собой в преступную среду. Там, поскольку он был молод и лыс, как куриное яйцо, его окрестили Свежее Яйцо Фу.
      Фу так долго играл центровым, что у него произошло разжижение мозгов. Он перестал кому-либо доверять. К этому надо добавить, что Фу был начисто лишен чувства юмора и малейшего намека на воспитанность.
      Спросите его - который час, и он в ответ трахнет вас часами по черепу.
      Вот такой обаятельный тип этот Фу.
      Рядом с ним расположился второй мой знакомый - лопоухий бандит по кличке Страйк. Я припомнил, что девица с ними была раньше королевой бурлеска. Пять лет назад она была знаменита и популярна. Ее все звали Бэби-киска, теперь "киска" трансформировалась в "сиську", что служило предметом многочисленных шуток в ее окружении.
      - Привет, Фу, - наконец сказал я.
      Ответа не последовало, меня приветствовало молчание, и я прошел к стойке бара.
      В стене позади меня за толстым стеклом в мягком свете вырисовывалось несколько макетов деревьев, увитых искусственными лианами, на них перепархивало полдюжины необычных тропических птиц со сверкающим оперением. Я уселся на табурет перед стойкой, слева от меня и чуть сзади находилась маленькая танцевальная площадка.
      Белая куртка оказалась с другой стороны стойки, и я спросил:
      - Пиво имеется?
      - Клуб закрыт до семи. О чем вы хотели поговорить?
      Фу скомандовал из-за стола:
      - Отпусти ему пива, Джо. За наш счет, Скотт.
      Я, не оборачиваясь, поблагодарил. Бармен откупорил бутылку "Акме" и пустил -ее ко мне по стойке.
      - Вы же не пользуетесь стаканами, не так ли?
      - Не в этом заведении. Скажите мне, Джо, насколько хорошо вы знали Пола Йетса в то время, когда он здесь ошивался?
      Он протирал поверхность стойки мягкой тряпкой и, когда я произнес "Пол Йетс", замер на секунду. В то же мгновение умолкли голоса за столом позади меня.
      - Я не думаю, что этот человек мне вообще знаком.
      - Вы должны его знать. Насколько мне известно, он частенько здесь бывал. Последний раз - в прошлую субботу. Он детектив.
      - Как и вы?
      - Почти. Различие в том, что он мертв.
      До меня долетели обрывки возобновившейся за столом беседы. За стойкой на стене влево и вправо тянулось зеркало, в полумраке можно было различить отражение пятерых. Все пятеро были на месте.
      - Нет, все равно не припоминаю такого, - сказал Джо.
      - Хорошо, попытаемся с другими: Эндон Пупелл? (Никакой реакции.) Гарлик? (Он продолжал вытирать стойку.) Хуанита? Может быть, вы когда-нибудь слышали это имя?
      - Боюсь, что нет, - осклабился бармен. - Не знаю никого из названных вами. И, боюсь, не буду знать, кого бы вам ни вздумалось упомянуть в следующий раз.
      Я медленно отпил из бутылки и лениво произнес:
      - Держу пари, Джо, что вы даже не знаете, какой сегодня день.
      Он явно был в недоумении. Я пояснил:
      - Это день, когда вы сильно пострадали. Вы так шутили и веселились, что у вас от улыбки сломалась челюсть. И это произошло... - я ухмыльнулся, посмотрел на него и на часы - было почти пять. - Это произошло ровно в пять, то есть через две минуты. Итак, я снова спрашиваю о Йетсе.
      На этот раз в зеркале было заметно какое-то движение. Пока Джо стоял и облизывал губы, как будто они были намазаны патокой, я не отрывал взгляда от зеркала. Я не слышал звука резко отодвигаемых стульев, но три фигуры уже стояли вокруг стола. За стеклянной стеной пара пташек захлопала крыльями. Двое из застольной компании вразвалку подошли к стойке. Еще один встал у входной двери, повернувшись к ней спиной.
      Свежее Яйцо Фу уселся на табурет справа от меня. Второй не принадлежал к числу моих знакомых. Он занял место слева, поставив с громким стуком металлическую пивную банку перед собой на стойку. Небольшого роста, широкий, как шкаф, он был одет в обтягивающую трикотажную рубашку с короткими рукавами, так что были видны могучие бицепсы и бугры мышц предплечья.
      Никто не промолвил ни слова. Я слегка отклонился назад вместе с табуретом, чтобы проверить, не прикреплен ли он к полу. Табурет двигался.
      Силач слева поместил банку между широкими ладонями и раздавил без видимого усилия.
      - Меня зовут Малыш, - сообщил он. - Просто Малыш. Хочу услышать, что вы счастливы познакомиться со мной. Как вам это понравилось? - Он держал сплющенную банку двумя пальцами.
      - Вы сжульничали, - сказал я, - употребив обе руки.
      Он оскалился от напряжения, стараясь вникнуть в смысл моих слов.
      Однако я обращал основное внимание на бармена, а не на Малыша. Джо в свою очередь смотрел не на меня, а на Фу, который был справа, вне моего поля зрения. Как только веки Джо неожиданно дрогнули, я оттолкнулся ладонями от стойки и отклонился назад, а когда мои ноги коснулись пола, быстро нагнулся, схватив табурет у нижней перекладины. Кулак Фу просвистел в пустоте, там, где только что находилась моя голова.
      Огромный кулачище казался еще больше из-за двухфунтового металлического кастета, надетого на пальцы. Если бы он попал в меня, то, наверное, раскроил бы череп, но он промазал, и я успел подняться и занести табурет для удара.
      Фу вытянулся вперед, потеряв равновесие после промаха, весь его вес был вложен в правую руку, он полулежал на стойке. Но окончательно Фу улегся после моего удара. Металлическая окантовка сиденья отскочила от его лысого черепа с радующим сердце звуком. Теперь он лежал на стойке, широко раскинув руки. Малыш хрюкнул, и я повернулся к нему лицом.
      Кулак врезался в грудь, отбросив меня назад, однако я сумел удержаться на ногах. Малыш наступал. Табурет все еще был в моих руках на уровне головы, ножки смотрели направо, я развернулся, и одна из ножек вошла в соприкосновение со скулой Малыша. Хотя на металлической ножке был резиновый наконечник, удар был достаточно силен, чтобы остановить моего противника. За моей спиной у стола послышался звук падающего стула, но времени оглядываться не было. Малыш тряс головой, и я не имел никакого права дать ему прийти в себя. Табурет описал в моих руках дугу и опустился на его череп. Малыш рухнул, словно бык под ударом молота.
      Теперь он долго не придет в себя. Я продолжал размахивать табуретом, однако на сей раз безрезультатно. Сзади на мою шею обрушился удар кулака и навалилось тяжелое тело. Я споткнулся обо что-то и упал, нападавший оказался сверху. Его пальцы вцепились в мое горло, я откатился от стойки по полу, но он висел на мне. Я поджал колени, свел обе руки вместе и с силой направил вверх между сжавшими мою шею кистями. Его ладони разлетелись в стороны, и я попытался ударить противника в солнечное сплетение, но промахнулся и ушиб пальцы о грудную кость. Этот удар не нокаутировал моего врага, он лишь заставил его отклониться назад. Сзади меня раздался топот, и чья-то нога ударила меня под ребра. Бок прорезала острая боль.
      Я успел вскочить, обернуться и увидеть, как Страйк поднял для удара обшитый кожей короткий металлический прут. Его рот ощерился в оскале.
      Я дал ему возможность кончить замах и нырнул в сторону. Дубинка задела лишь мои волосы. Двумя руками я захватил его руку, вывернул, повернулся, рванул на себя и бросил Страйка через бедро.
      Я швырнул его удачно, вложив в бросок всю свою боль и гнев. Подонок пролетел в воздухе футов шесть и с силой ударился в стеклянную стену. Послышался звон разлетевшегося стекла. Тип на полу стал приподниматься, и я ударил его ногой в челюсть, поймав на встречном движении. Момент удара был выбран точно, носок ботинка вошел в центр щеки, и его челюсть выскочила из сустава и сдвинулась в сторону, словно часть каучуковой маски. Слегка вздохнув, парень потерял сознание. Челюсть его на место не вернулась, что придавало лицу странное выражение.
      Я огляделся. Никто не нападал. Нападать было некому. Из всей их компании в целости осталась лишь Бэби.
      Некоторое время я не мог сообразить, что означает резкий, пронзительный гвалт, заполнивший зал. Потом понял - это птички. Они невротически кудахтали, вылетая сквозь разбитое стекло. Крылья хлопали по всему помещению. Несколько перьев, кружась, медленно опускалось на пол, придавая картине странный сюрреалистический вид.
      Правда, нигде не было видно Малыша. Хоть я и повредил его мозги, но на полу он не валялся. Дверь черного хода стояла распахнутой. Фу все еще висел на стойке, пытаясь подняться. До чего крепкий парень этот Фу!