Миновала полночь, в этот унылый час почти не было уличного движения. Небо было обложено облаками, и тусклые звезды едва проглядывали сквозь дымку. Время от времени на нас надвигался свет встречных фар, разрастался, ярко освещал наши лица и проскакивал мимо. Затем тени вновь заполняли машину, и становилось темнее, чем раньше. Видимость все же поддерживалась уличными фонарями и фарами ехавшей за нами машины.
      Одинокий не отрывал глаз от дороги, а Детеныш сидел молча, посасывая сигарету и наблюдая за мной. Я мог видеть, что пистолет в его руке целил мне в живот.
      Было холодно и ветрено. Порывы ветра становились все сильнее и чаще, и “кадиллак” то и дело содрогался под их напором. Одинокий доехал по Риверсайд до шоссе Фриуэй, повернул направо и направился к центру.
      У Брида я основательно пропотел, и теперь влажная рубашка казалась ледяной. Холод просачивался в машину, пробегал по моей спине и заполнял мой желудок.
      Минут за пятнадцать – двадцать мы добрались от “финансовой” компании Брида до “Подвала”. Одинокий свернул с Седьмой улицы в переулок и остановился у лифта, ведущего в клуб Марти Сэйдера. Он оставил ключи в замке зажигания, и я это запомнил: вот он шанс, которым я мог бы воспользоваться. Сзади нас остановилась вторая машина. Фары погасли, и я выбрался в темноту переулка.
      Резкий сырой ветер пронизал меня насквозь, обжег мне лицо и вгрызся мне в легкие. Я задрожал, но не только от холода. Чем ближе мы были к “Подвалу”, тем больше становился ком страха в моем желудке. Росла и депрессия. Я попытался стряхнуть ее с себя. Какого черта, подумалось мне, я пока еще жив. Это меня взбодрило так, что чуть не стошнило.
      Благодаря своему трепу я выбрался из конторы Брида, но я не спешил погладить себя по головке. Еще бы! Сладкоречивый Скотт сумел, похоже, угодить из пасти льва в его брюхо.
      Хотел бы я знать, что произойдет, когда мы вывалимся толпой из лифта в клуб. Было множество вариантов: нас могла ожидать дюжина бандитов Сэйдера, готовых перестрелять нас; парни Брида могли застать Марти одного и пришить его, или они могли озвереть и застрелить любого, кто оказался бы внизу. В “Подвале” могло никого и не оказаться, хотя там, несомненно, был кто-то тридцать – сорок минут назад, когда я звонил туда и линия была занята. Но ни один из этих вариантов не обещал мне спасения.
      С тех пор как я стал частным сыщиком, и раньше, во время большой заварухи, завуалированно названной “Вторая мировая война”, в меня стреляли множество раз и даже чуть не убили. Но никогда еще не охватывала меня такая мертвящая безнадежность. Я чувствовал, что мне пришел конец. Я смертельно устал, боль пульсировала в моей голове, и мне было тяжело даже думать. Уже пятнадцать или шестнадцать часов я был на ногах, и это начало сказываться. Я ощущал такое жуткое физическое и душевное изнеможение, что мне уже было почти наплевать на то, что произойдет дальше. Почти, но не совсем. У человека всегда остается что-то про запас. И если был хоть какой-то шанс, я собирался обязательно использовать его и, если удастся, прихватить с собой хотя бы парочку из этих парней, собиравшихся спокойно прикончить меня.
      Мы все собрались у лифта. Дверь была открыта, и кабина находилась наверху. Мне подумалось, что внизу могло никого не остаться, и это немного взбодрило меня. Если Марти побывал здесь, поднялся на лифте и отправился куда-то еще, я мог бы задержать моих стражей на какое-то время, заверить их, например, что Марти вот-вот вернется. Во всяком случае, можно было бы попытаться что-то сделать.
      Парни затолкали Дятла и меня в лифт лицом к противоположной двери, которая откроется внизу, и забрались вслед за нами. Если кто-то будет стрелять внизу, нам достанется первым. Неплохая перспектива! Лифт должен был тронуться, но не ощущалось никакого движения. Я вспомнил, как совсем недавно я поднимался в нем с Айрис. Ну что ж, мое желание исполнилось. Тогда я хотел узнать, в чем все же было дело и что стояло за странными утренними происшествиями. Теперь я знал: Сэйдер пытался прибрать к рукам весь рэкет, большой босс Брид послал “выскочке” ультиматум, и он убил посланца Лобо. Затем Айрис и я оказались в гуще этого безумия, этой войны банд со мной на ничейной земле и даже без рогатки. Теперь я знал все, но уже не чувствовал себя так хорошо, как утром, когда мое любопытство еще не было удовлетворено.
      Лифт остановился, дверь начала отодвигаться, и тут я вспомнил о маленькой лампочке над дверью в кабинете Сэйдера. Она горела уже шестьдесят секунд. Спускавшиеся со мной парни могли и не знать об этом сигнале, но я-то понимал, что кто бы ни был в “Подвале”, он уже ожидал нашего появления.
      У меня пересохло в горле, когда дверь раскрылась и мы уперлись в темноту, царившую в клубе. Я все еще был посередине: Сэйдер – передо мной и Брид – сзади. Головорезы Брида окружали меня, а рядом со мной стоял Дятел, жаждущий пустить мне пулю в живот. Но никто из нас не мог ничего разглядеть в кромешной тьме.
      Кто-то толкнул меня, и я вывалился из лифта. Дятел рядом со мной. Один из парней задвинул дверь лифта и тем самым перекрыл последний луч света. Через несколько секунд глаза мои приспособились к темноте, и я разглядел узкую полоску света там, где должна была быть дверь в кабинет Сэйдера. Потом чья-то рука уперлась в мою спину, и все мы двинулись в сторону света.
      С каждым шагом убывали мои шансы, но мозг мой лихорадочно работал. Там кто-то был. Если это Сэйдер, – а я не мог представить кого-то еще, кто находился бы здесь так поздно, – меня ждет ад, и никакой надежды. Но если бы мне удалось уговорить этих мерзавцев пустить нас с Дятлом одних в кабинет якобы для того, чтобы увидеть, как его встретит Сэйдер, я мог бы... Что я мог бы? Выпрыгнуть через потолок? И все же это было бы лучше, чем ничего.
      Я попытался замедлить шаг и прошептать свою блестящую идею тому, кто шел за мной, но мозолистая рука зажала мне рот, а в загривок уперлось холодное и твердое дуло.
      Это решило дело, и мой страх стал перерастать в отчаяние. Мы дошли. Кто-то опередил меня, нащупал ручку и распахнул дверь. Чьи-то руки толкнули меня в спину и практически вбросили в комнату.
      Я споткнулся о край ковра, пролетел несколько метров и, чтобы не упасть, ухватился за край белого письменного стола. Я заморгал от неожиданно яркого света и взглянул над сверкающей поверхностью стола прямо в глаза Сэйдера. Его мертвые глаза.
      Не сразу нашел я дырку в его голове. Находка меня потрясла. Я-то ожидал услышать грохот выстрелов и увидеть смерть вокруг себя, включая, быть может, и свою. Но вид мертвого Сэйдера так меня ошарашил, что я замер с отвалившейся челюстью.
      Дятел захлопнул мне ее. С оскаленными зубами он кинулся на меня и схватил за горло. Костяшки его пальцев скользнули по моему подбородку, и зубы мои щелкнули. Я отбил его руку и потянулся к нему, но не успел. Большой и грузный Гарри обхватил меня сзади, а Гамлет и Одинокий вцепились в Дятла.
      Его лицо исказилось, и он выкрикнул:
      – Ты, изворотливый сукин сын! Одинокий заорал на него:
      – Заткни пасть, Дятел. – Бросив на него свирепый взгляд, он подошел к столу и всмотрелся в Сэйдера.
      Крики утихли. Только Гамлет еле слышно произнес:
      – О Боже, – пялясь на мертвеца и качая головой.
      Марти лежал на столе, его правая рука вытянулась вперед, а левая свесилась вниз. Его левая щека была прижата к столешнице, а открытые глаза таращились в пустоту. На столе в нескольких сантиметрах от головы лежали очки без оправы. Тщательно причесанные волосы слегка взлохматились и обнажили лысину, тускло блестевшую в ярком свете. Вид ее был почти непристойным.
      Не считая короткого взгляда на тело, Дятел не отводил глаз от меня. Он облизал губы и прищурил свои и без того маленькие черные глазки. Он, видимо, обдумывал свою защитную речь и заранее предвкушал, как я буду корчиться. Я тоже предчувствовал, что мне придется покорчиться.
      Одинокий небрежно приподнял за волосы голову Сэйдера, с любопытством осмотрел ее и грудь и показал другой рукой на затылок.
      – Смотри-ка." Совсем маленькая. Двадцать второго калибра, не больше двадцать пятого, – изрек он так, словно спрашивал, который час. Он отпустил голову, и она шлепнулась об стол. Глухой стук отозвался в моем позвоночнике.
      Ни Гамлет, ни Дятел не смотрели на покойника. Первому было достаточно комментария Одинокого, второй больше интересовался мною. Одинокий обнаружил красное пятно на своем пальце и вытер его о черный пиджак Сэйдера. Детеныш Клейн поглядел на Сэйдера и начал рыться в его столе. Другие осматривали комнату. По приказу Одинокого Гамлет прошел в соседнюю комнату и включил свет во всем клубе. Он оставил дверь открытой, и через плечо я мог видеть столы, стулья и кабины в зале.
      Детеныш выпрямился и позвал:
      – Эй, парни, взгляните-ка на это! – В руке он держал тонкий платок, явно женский. Он уставился на его уголок. – Тут что-то есть. К. А. Г., – прочитал он по буквам и хихикнул. – Что бы это значило?
      Я тоже прикинул, кто бы это мог быть, мысленно перебрал все женщин, которых я узнал по этому делу: Вивиан Сэйдер, Китти Грин, Айрис Гордон и Мая, как ее фамилия?.. Она сказала: “Вы все равно не сможете ее произнести”. Никто из них вроде не подходил.
      Я перестал об этом думать, ибо сообразил, что для меня это уже не имеет значения. До меня наконец дошло, чем может обернуться для меня этот новый поворот. Со смертью Сэйдера испарились все мои безумные надежды на то, что я смогу как-нибудь выкрутиться из этой передряги.
      Именно этот момент выбрал Дятел, чтобы обрушиться на меня.
      – Одинокий! – вскричал он. – Парни, послушайте! Теперь-то вы видите, чего добивался этот подонок Скотт. Я же говорил вам, что он брешет. Выслушайте меня сейчас.
      Остальные четверо подошли к Дятлу. У всех у них было оружие в руках, и они держали на прицеле и меня и Дятла, но они сгруппировались вокруг него и смотрели на меня. Я так и не убедил их до конца, и теперь они совсем не верили мне, а Дятел наседал. Он жаждал этого с того момента, когда я наплел о нем небылиц перед Бридом и его подручными. Сейчас он получил свой шанс.
      – Скотт, – проговорил он вкрадчиво, – облегчи себя. Помоги нам, умник. Где этот сейф со всеми бабками? Где эти треклятые списки, о которых ты нам пел?
      Он остановился и смерил меня взглядом. Я облизал губы, и язык мой показался жестким, как наждак. Никто уже не целился в Дятла. Я был единственной мишенью. Пять пар враждебных глаз пристально смотрели на меня. Четыре ствола целили в меня: три автоматических пистолета 45-го калибра и один револьвер 38-го в ручище Одинокого. Целый день я не мог сделать ни шага без того, чтобы не наткнуться на человека с пушкой. Каждый был вооружен, и каждый целил в меня.
      Сейчас эти парни со всеми их пушками ждали моего ответа на вопрос Дятла. Важно было не ошибиться, и я попробовал:
      – Не торопитесь, ребята. Не спешите с выводами. Ничего не изменилось.
      Пустые слова. Было видно, что они это понимают. Но я продолжал:
      – Послушайте, я не мог об этом знать. Это, должно быть, случилось после того, как я позвонил Сэйдеру и договорился с ним...
      Я смолк. Никакой треп, похоже, уже не помог бы мне. Я замолчал и по другой причине: на лице Дятла расплылась широкая улыбка. Очевидно, он ждал этого момента, а я попался в расставленную им ловушку.
      – Одинокий, ребята, вы все слышали, что он сказал? Дятел наклонился за столом к полу. Я не сразу понял, что он там делает. Когда он выпрямился, в его руках был телефон. Тот самый, что стоял на столе Сэйдера. В агонии он, очевидно, свалил его на ковер. Теперь Дятел показывал мне телефон, держа аппарат в одной руке и трубку в другой. Он ухмылялся:
      – Ты видишь, старина Скотт. Если кто-то позвонит сейчас Сэйдеру, что он услышит? Сигнал “занято”. – Он обвел глазами присутствующих. – Это и услышал Брид, когда звонил сюда. Ведь так? Как он мог быть не занят, если трубка была снята?
      Детеныш дернул себя за кривой нос, отделился от группы и зашел ко мне за спину, небрежно поводя пушкой в правой руке.
      Дятел взглянул на меня:
      – Ты ловкий сукин сын! Сейчас ты станешь покойным сукиным сыном. Ты разговаривал с мертвецом! Понимая, что это бесполезно, я все же сказал:
      – Он был жив, когда я с ним говорил. Черт возьми, ведь вы слышали, вы все присутствовали при этом.
      На безобразном лице Одинокого появилась ухмылка, смешок вырвался из широкой груди Гарри. Никто из них не произнес ни слова, и это было страшнее, чем если бы они орали на меня. В отчаянии я сказал:
      – Не поддавайтесь Дятлу, парни. Он хочет отыграться на мне, пытается спасти свою собственную шкуру. Подумайте, ради Бога...
      Бесполезно, красноречивый Скотт! Парни почуяли запах крови и уже предвкушали удовольствие. Меня пробрала дрожь, ведь они почуяли запах моей крови, а это было все, что я имел.
      Я силился придумать хоть что-нибудь, но ничего не приходило мне в голову. Да и присутствие покойника отнюдь не способствовало моим размышлениям – остекленевшие глаза Сэйдера таращились в ничто за моей головой.
      Дятел аккуратно поставил телефон на стол, нажал несколько раз на рычаг, поднес трубку к своему уху, крутанул один раз диск и проговорил:
      – Оператор? Я только что обнаружил, что трубка была снята с аппарата. Я жду важного звонка. Не могли бы вы мне сказать, как долго был разъединен мой телефон?
      Он ждал добрую минуту, которая для меня растянулась на полчаса. Я потерял ощущение времени, но не сводил глаз с трубки в его руке.
      Наконец Дятел улыбнулся, положил трубку и объявил:
      – Она не уверена, но прошло, видимо, не менее часа. Одинокий пробормотал:
      – Похоже на то, – сделал шаг в мою сторону и повел револьвером.
      Я проглотил ком в горле и напряг мышцы, готовясь к прыжку. Если он намеревался выстрелить в меня, я собирался по крайней мере разбить ему губы.
      Дятел тоже шагнул вперед и схватил Одинокого за руку. Он опять чувствовал себя своим среди парней.
      – Минутку, Одинокий. Что ты собираешься делать?
      – Брид сказал: если он нас обманул, не привозить его обратно.
      Тут вмешался Гамлет. Он все еще казался самым кроткий и нервным из всей компании.
      – Не лучше ли убраться отсюда? – Взглянув на тело Сэйдера, он добавил:
      – Мне это совсем не нравится.
      Гарри поскреб черную щетину на своем подбородке и прогудел:
      – Может, завезем этого типа куда-нибудь в лес? А? Эта братва была полна идей. И, к моему сожалению, не только идей.
      Снова заговорил Дятел, обращаясь к Одинокому – явному командиру здесь, стараясь быть убедительным:
      – Послушай-ка, Одинокий. Ты и все ребята мне друзья. А этот гад настроил вас против меня. Он даже босса убедил, что я – лазутчик. Так что теперь он мой.
      Я понял, что Дятел вот-вот добьется своего. А он продолжал:
      – Ты же слышал, Одинокий, что я говорил у Брида. Я поклялся, что всажу пулю в живот этому ублюдку. Да и сам Брид сказал: если Скотт нас дурит, он будет моим. Вы все слышали это!
      Одинокий принял естественное решение:
      – Конечно, Дятел. Отвезешь его в каньон Бенедикта? Дятел покачал головой, расплываясь в улыбке:
      – Ну уж нет. Я придумал кое-что получше. Он шагнул было ко мне, но остановился и обернулся к Гамлету, стоявшему слева:
      – Дай-ка мне твою пушку, приятель.
      Гамлет поспешно протянул ему пистолет, словно жаждал избавиться от него. Это был автоматический кольт 45-го калибра. Дятел нажал защелку, ловко извлек обойму, заполненную семью патронами, загнал ее обратно в рукоятку, отвел затвор и возвратил его со щелчком обратно. Теперь пистолет в его руке был готов к действию с взведенным курком и пятнадцатиграммовой пулей в стволе. Глядя на меня, он пояснил:
      – Вот как я себе это представляю. Скотт явился сюда и застрелил Сэйдера, но и сам получил пулю в живот. – Он смаковал. – Получил пулю в живот, ползком выбрался из комнаты и тут окочурился. Но сдохнет он не сразу.
      Из моего горла, пересохшего, как техасские прерии, вырвался хрип:
      – Ничего не получится, Дятел! Как бы я мог выстрелить Сэйдеру в затылок, затем получить пулю в живот да еще и ползать при этом. Это бессмысленно.
      Дятел заржал:
      – Кого это колышет, Скотт? Тебе-то разве не все равно? Ему было наплевать на то, что кто-то подумает. Он был уже сыт моей логикой. Да и мне-то что она дала? Просто он получал садистское наслаждение от моего отчаяния и жаждал продлить удовольствие.
      – Как тебе это понравится, Одинокий? Ползущий и корчащийся Скотт? Или вытащим его на танцплощадку и заставим поплясать? Окропим его кровью все вокруг?
      Моей кровью? Я выглянул в дверь справа от меня, размышляя, не рвануть ли мне отсюда. Но куда бы я побежал?
      Я, наверно, выглядел очень напуганным, и Дятел получал неподдельное наслаждение. Он резко дернул головой в сторону двери и велел:
      – Вперед, Скотт. Пришел твой час. Я не знал, чего он хотел, но медленно сделал два шага к двери дрожащими от напряжения ногами. Но он передумал:
      – Подожди-ка. Может, лучше заделать его тут. Я увидел, как Гамлет пожал плечами и махнул рукой, и Дятел решился:
      – Давай, Скотт, но не торопись. Я ведь могу всадить тебе пулю и в спину, если хочешь.
      Я вышел из двери. Дятел следовал вплотную за мной. За дверью он ткнул меня стволом в спину и заставил повернуть налево. Я сделал еще пару шагов. У меня мурашки бежали по спине. Этого он, видимо, и добивался.
      – Стой! – сказал он, и смешливость пропала из его голоса. Он прижал дуло к моей спине и проворчал:
      – Сейчас я расплачусь с тобой, сукин сын, за то, что ты со мной сделал.
      Он приставил дуло к моей спине и оставил его там.
      С того момента, когда несколько часов назад я сунул револьвер в спину Дятла, эта мысль сверлила мне мозг, и сейчас я действовал не задумываясь. На помощь мне пришла долгая тренировка в морской пехоте, приобретенные там навыки. Я резко развернулся вправо, напряженно согнув правую руку и поднимая левую. Большой палец оттянулся назад, остальные выпрямились, и вся ладонь приобрела предельную жесткость.
      Мой локоть отбил в сторону пистолет, и он разрядился с ревом, ударившим меня по ушам, пламя из ствола лизнуло мой рукав. Моя левая ладонь уже опускалась по крутой дуге и саданула по напряженным мышцам правого предплечья Дятла. Пистолет выпал из его парализованных пальцев, и крик уже рвался наружу из его горла.
      Как только край моей левой ладони коснулся его руки, я схватил ее и готов уже был сломать ее. Но нельзя было допустить, чтобы он крикнул. Несмотря на потерю равновесия, я ухитрился ткнуть прямыми пальцами правой руки в его горло, и крик вылился в бульканье. Пальцы мои обвились вокруг его шеи, сжали ее, пока не вздулись мышцы на руке. Я дернул его к себе и врезал левым кулаком по лицу.
      Кулак мой скользнул по его скуле, и удар оказался не столь сильным, как мне хотелось бы. Однако он выключился и сложился вдвое. Я упал на одно колено, подобрал с ковра пистолет и стал ждать неприятностей. Эхо выстрела еще перекатывалось по залу. Парни слышали его, и я думал, что сейчас они посыпятся в дверь.
      Я напряженно ждал несколько секунд, пока не пришел в себя и не сообразил, что они ожидали выстрела. Выстрела в мой живот. Но это была лишь передышка. Я стремился выбраться отсюда, но это было совершенно невозможно. Даже если бы мысль о механическом подавальщике не была столь идиотской, чтобы добраться до него, пришлось бы пройти мимо открытой двери кабинета. А по пути к слишком медленному лифту не миновать было другой открытой двери.
      – Эй, Дятел! – позвал кто-то из кабинета. – Ты в порядке?
      Это был грохочущий голос Гарри. Я не мог ему ответить, попытался представить себе, как бы поступил Дятел, и засмеялся тихо и злобно. Получилось похоже на блеянье голодного барана.
      Через какую-то минуту они выйдут из кабинета. Я не мог удрать, и мне оставалось только одно. Если бы я остался на месте, с тем же успехом я мог бы пустить себе пулю в лоб. Единственное, что могло мне помочь, – это внезапность. Парни предполагали, что я уже мертв или умираю. Так что я знал, что я сделаю.
      Я вернусь в кабинет.
      Я вернусь с пистолетом, отобранным у Дятла, нажимая на спусковой крючок и стараясь перестрелять всех этих кровожадных ублюдков прежде, чем они пришьют меня. Это может показаться жестоким, но не более, чем их намерение всадить мне пулю в живот. К тому же у меня не было выбора.
      Моя рука так вспотела, что я боялся выронить пистолет. Все же я встал на ноги, сжал пистолет в кулаке и зашагал к открытой двери кабинета, беззаботно и тяжело ступая по ковру, словно все на свете мне было безразлично.

      Я прижимался к стене, готовясь внезапно появиться в дверях. В нескольких дюймах от дверного проема я задержался на секунду и тут с болезненной яростью на самого себя понял, что не смогу ворваться туда, стреляя и убивая. Я стрелял в людей раньше, и, быть может, мне придется снова стрелять, но никогда я не делал этого так хладнокровно. Я не мог убить человека, не мог выстрелить ему в спину, если он не смотрел на меня и не ожидал выстрела.
      Даже если бы я себя заставил сделать это, я бы никогда не справился с четырьмя вооруженными людьми. Минутку! Их уже не четверо – я же держу в своей руке пистолет “Гамлета”, так что он безоружен.
      Я вновь услышал голос Гарри и его тяжелые шаги, направлявшиеся к двери. Мне в голову пришла неожиданная мысль: я мог бы несколько сократить их превосходство, если только Гарри...
      На какой-то миг я замер в нерешительности. Шаги Гарри приблизились вплотную к двери. Я поставил пистолет на предохранитель, высоко поднял его над головой, держа за ствол рукояткой вниз. Когда Гарри высунулся из двери, я резко опустил пистолет на его голову.
      Гарри начал падать, а я перехватил пистолет, снял его с предохранителя и бросился в комнату мимо ухнувшего тела.
      – Стоять! – крикнул я. – Не двигаться!
      Первым я заметил Одинокого, стоявшего у стола и крутившего диск телефона. Краем глаза я уловил какое-то движение справа от себя. Детеныш стоял лицом к двери, пистолет в его руке стремительно поднимался и поворачивался в мою сторону, с губ его сорвался крик.
      Он, видимо, двинулся к двери следом за Гарри, и сейчас остановить его можно было только одним способом. Я крутанулся вправо и почти конвульсивно нажал на спусковой крючок. Он был слишком близко, чтобы промазать. Пламя из дула почти коснулось его груди, тяжелая пуля шлепнулась в его тело, развернула и отбросила его назад через всю комнату под рокот его собственного пистолета. Он успел еще раз нажать на спусковой крючок, но ствол глядел уже в пол. Он врезался в стену, и пистолет выпал из его руки. Он начал сползать вниз, опираясь руками о стену. Но я уже отвел от него глаза, услышав грохот телефона, ударившегося об стол и упавшего на пол. Одинокий уже выхватывал свой револьвер, когда я повернулся к нему.
      Я прыгнул влево, наклоняясь в его сторону, нажал на спуск и промазал, в то время как он выстрелил почти в упор. Пуля попала мне в грудь или плечо высоко слева, развернула меня и припечатала к двери, но я успел еще раз спустить курок. Я еще не ощущал боли, когда пистолет в моей вытянутой руке изверг пламя. На какой-то миг мы застыли лицом к лицу. Я увидел, как блеснуло дуло его револьвера и как тут же потемнела его переносица, когда пуля сделала в ней дырку и проникла в его мозг, резко бросив его голову назад и впечатав его затылок в стену. Он пошатнулся и рухнул за столом.
      Гамлет стоял слева от стола лицом ко мне. Не раздумывая, с сердцем, бьющимся так, что содрогалось все тело, я навел на него пистолет и едва не спустил курок.
      Смертельно напуганный, он не сделал ни малейшего движения. Я почти забыл, что держал в руке пистолет, который Дятел взял у него. Я чуть было не выстрелил в безоружного человека. Если бы он был вооружен, я был бы уже покойником.
      Я шагнул в его сторону. Он, казалось, прирос к полу и не пытался доставить мне неприятностей. Держа его на мушке, я отбросил ногой пистолет, выпавший из руки Детеныша, к другой стене и осмотрел ящики стола Сэйдера. Я помнил, что во время моего предыдущего визита Айрис была связана липкой лентой. Наконец я нашел ее. Гамлет не пикнул, пока я упаковывал его, как рождественский подарок.
      Я огляделся, осознавая случившееся. – Мне еще не верилось, что все обошлось. Неожиданно меня замутило.
      Комната походила на римский цирк после очередного боя гладиаторов. У моих ног отдыхал Гамлет, спеленутый, как мумия. В дверях лицом вниз лежал Гарри. У противоположной стены Детеныш хрипло дышал широко открытым ртом. Он сполз по стене на пол и сидел с глазами, полными боли, и руками, прижатыми к правой стороне груди. Когда я взглянул на него, в горле у него булькнуло, красная пена выступила на губах и пузырилась в носу. Не хотелось и думать о том, что происходило в его груди.
      Одинокий не дышал. Лишившись затылка, он никогда уже не будет дышать. А Марти Сэйдер продолжал пялиться через открытую дверь за моей спиной.
      В грохоте выстрелов и среди всех этих чертовых тел я совершенно забыл о Марти. А ведь все началось с него. Ему захотелось немного больше денег, больше власти, чего-то еще, о чем я уже никогда не узнаю. Может, сытного обеда, может, большего влияния. “Что я могу сделать для вас, мистер Скотт?” – спросил он спокойно, невозмутимо. Ну что ж, теперь он потерял свою невозмутимость, и это меня не огорчало.
      Я вздохнул, переложил пистолет в левую руку и провел правой под пиджаком. Боль ударила по нервам, когда пальцы нащупали рану. Пуля попала в грудь рядом с подмышкой, разорвала ткани и, выйдя наружу, оставила короткую борозду на левой руке. Хорошо, что я наклонился в тот момент, еще бы пару дюймов и... И так уже шрам останется на всю жизнь, но, по крайней мере, у меня оставалась пока эта жизнь. Во всяком случае, была надежда на это.
      К моему удивлению, рана почти не кровоточила, и я поблагодарил судьбу за то, что Одинокий предпочитал 38-й калибр. Пуля, очевидно, не задела ничего жизненно важного – просто немного крови и сильное жжение.
      Я сделал все, что мог, чтобы остановить кровотечение, – подложил два носовых платка, один нарядный из пиджачного кармашка, другой из заднего кармана брюк, прижал руку к боку, – и подошел к столу.
      Я мог пользоваться левой рукой, хотя каждое движение вызывало жжение и боль. Я опустил пистолет в карман пиджака, поднял упавший телефон, взял трубку в левую руку и постучал правой по рычагу. Услышав гудок, я набрал номер полицейского управления. Я был готов наконец поведать длинную и мрачную историю ребятам из отдела по расследованию убийств.
      Но мне так и не пришлось ее рассказать.
      Я не мог не делать глупостей. Иначе я был бы не я. Все парни в комнате были у меня перед глазами и не могли ничего выкинуть, но я совершенно забыл о Дятле.
      Я был неосторожен. Мне следовало бы помнить, что в спешке и возбуждении я так и не убедился, достаточно ли сильно оглушил Дятла, но было уже поздно.
      Нет, он не ворвался в кабинет, беспорядочно стреляя по мне. Но, когда я поднес к уху трубку, мой взгляд остановился на лампочке, ярко загоревшейся над дверью, – лифт пришел в движение. Я бросил трубку на стол, прыгнул к двери и выглянул в зал. Дятла не было – он поднимался на лифте. Я вернулся бегом к визжащему телефону, схватил трубку и прокричал дежурному:
      – Перестрелка в “Подвале” на Седьмой. Масса трупов. – Когда я опустил трубку, свет над дверью погас.
      Я прыгнул к двери в углу кабинета, через которую в прошлый раз ушел Марти. Она была заперта, ручки не было, но я увидел замочную скважину, в которую Марти вставлял ключ. У меня не было времени искать ключи, я прекрасно понимал, что Дятел поспешит к Бриду, чтобы рассказать о случившемся, и что ждет Айрис. Я должен был перехватить Дятла или опередить его.
      Я выхватил пистолет из кармана и дважды выстрелил в замок. Дерево расщепилось, я ударил ногой в дверь, и она поддалась. Еще один удар, и она распахнулась. Я кинулся вверх по лестнице, выскочил в переулок и услышал полицейские сирены.
      Черный “кадиллак” исчез. Я побежал ко второй машине – “плимуту”, вытаскивая на ходу обойму из рукоятки пистолета, чтобы узнать, сколько патронов осталось. Магазин был пуст, я расстрелял все патроны, потратив последние на замок. Я сунул пустой пистолет в карман и рванул дверцу “плимута”, слушая, как нарастает вой полицейских сирен.

      Ключи торчали в замке зажигания.
      Я завел мотор, нажал педаль газа до упора, рванул прямо к выезду из переулка и тут же завизжал тормозами, поворачивая налево. Машина завиляла из стороны в сторону по Шестой улице, но я удержал руль и вновь вдавил акселератор в пол.
      Когда я пересекал Оливковую улицу, сирены взвыли совсем рядом. Краем глаза я заметил красный проблесковый фонарь полицейской машины, которая неслась во весь опор. Но я смотрел только вперед. Я добрался до Фигероа и по ней рванул к шоссе Фриуэй, не обращая внимания на одностороннее движение и стоп-сигналы. Через две минуты я уже делал восемьдесят миль в час по шестирядному шоссе. Далеко впереди маячили красные задние фонари. Я не был уверен, что это был Дятел. Но кто бы это ни был, он спешил так, словно черти за ним гнались. Я постепенно настигал его, что удивило меня, поскольку Дятел ехал в более скоростной машине. Но он ведь не знал, что я следую за ним.