Я вспомнил, что девочка упомянула, что он работает на Сэйдера. Чем больше я думал об этой девахе, тем больше я жаждал пообщаться с ней и разузнать наконец, что это она пыталась мне сказать. И что-то еще, связанное с ее посещением, беспокоило меня, но я никак не мог понять, что именно. Казалось, я что-то упустил. Я постарался отделаться от этого ощущения, схватил парня за лацканы пиджака и хорошенько встряхнул. Я проделал это так свирепо, что голова его заходила ходуном, будто держалась на резине, а не на позвонках. Затем я бросил его обратно в кресло.
      - Давай говори, сукин сын, и побыстрей. Кто тебя натравил на меня?
      Дыхание его ускорилось, глазки забегали туда-сюда, но он не произнес ни слова. Мне хотелось вмазать ему хорошенько, но я никак не мог заставить себя это сделать. Пока он тыкал в меня своим пистолетом, это было нетрудно. И если б он был не так беспомощен, как сейчас, и хотя бы чуть побольше ростом, я, быть может, так и поступил бы. Что меня больше всего выводит из себя, так это типы, пытающиеся запугать меня своими пушками.
      Я сжал кулаки перед его миниатюрным личиком, почти закрыв его, проронил:
      - Пять секунд, жучок. Или ты заговоришь, или я начну выбивать тебе зубы.
      И ничего! Он всхрипнул пару раз, но не сказал ни слова. Разговора он боялся больше, чем меня. Мною овладело неприятное ощущение, что я напрасно трачу с ним время. Мне очень хотелось побеседовать с волнительной рыжей девахой. Я схватил телефон, набрал номер полицейского управления, сообщил дежурному о вооруженном типе у меня в конторе, повесил трубку и стал ждать.
      Малыш все еще молчал, когда на патрульной машине прибыли два полицейских и, вслед за ними, сержант сыскной полиции Дэнни Руссо. Я отпер дверь и впустил их в комнату.
      Дэнни смотрел на меня неодобрительно:
      - Никакого покоя там, где ты. Что еще случилось? Я кивнул на кресло:
      - Этот малый хотел меня "прокатить". - Я протянул Дэнни пистолет 45-го калибра. - Вот этим он пытался меня убедить. Ты знаешь его?
      Дэнни взглянул на человечка, еле видного за моим столом:
      - А как же! Уголовник Оззи Йорк, подручный Сэйдера. Что этот Сэйдер имеет против тебя, Шелл?
      Все-таки Сэйдер. Моя посетительница не ошиблась, когда сказала: "Он работает на Сэйдера". Интересно, не ошибалась ли она во всем остальном. Дэнни же я ответил:
      - Понятия не имею. Мне самому хотелось бы знать. Я даже никогда не встречал этого типа. Сделай одолжение - забери его.
      Дэнни поднял от удивления бровь, подошел к столу и спросил:
      - В чем дело, Оззи? Никакого ответа. Я вмешался:
      - Он играет в молчанку, Дэнни. Во всяком случае, до этого он не раскрыл рта.
      - Дэнни посмотрел через плечо на меня, потом перевел взгляд на Оззи.
      - Посмотрим, - сказал он спокойно.
      Я стал торопить ребят. Дэнни закрепил наручник на маленькую кисть Оззи и, выходя, пригласил:
      - Поехали, Шелл.
      - Послушай, Дэнни, вы поезжайте, а я заскочу в отдел попозже, хорошо? Он нахмурился:
      - Это ты послушай, Шелл. Ты сам сообщил об этом и...
      - Но у меня срочное дело, Дэнни. Как только освобожусь, заеду и напишу заявление о преступлении. Какая разница, сделаю я это сейчас или чуть позже?
      Он вздохнул:
      - Хорошо. Но не тяни с этим. Комната 42, приятель.
      - Я обязательно приду, Дэнни. Спасибо.
      Когда они вышли, я проверил свой специальный кольт 38-го калибра: освободил защелку, выдавил барабан, убедился в том, что все ячейки в нем заполнены, и возвратил барабан на место. И я, и мой револьвер были готовы действовать. Я запер дверь и отправился узнать, успокоило ли спиртное нервы моей рыжей посетительницы.
      Мне она нужна была спокойной. Я не очень-то разобрался в том, что она там выпалила, протискиваясь в дверь. Я припоминал сейчас слова, которые она выдавила в страхе: Сэйдер почему-то объявил на меня охоту, некто жаждет прикончить меня, и во всем виновата она. И все это она произнесла задыхаясь, будто уже приближался конец света. Мне показалось все же, что, успокоившись, моя нервная посетительница могла бы объяснить, кто стрелял в меня утром.
      Дверь в Гамильтон-Билдинг состоит из двух широких створок, которые распахиваются каждое утро. Я уже было пересек порог, когда мой взгляд привлекло что-то лежащее за правой створкой, нечто черно-красное. И я догадался, что это было, прежде, чем нагнулся и поднял ее. Да, это была черная сумочка с ярко-красными шнурами, стягивавшими ее верх. Я ее видел за несколько минут до того зажатой в руке рыжей посетительницы.
      Поднимая сумочку, я почувствовал внезапную досаду. Она могла обронить ее случайно, или это была другая, похожая сумочка. Как же!
      Я выскочил наружу и бросился направо в бар Пита. От нечего делать он лениво протирал стойку. От нечего делать в заведении не было ни одного клиента.
      Несколько напряженно я спросил:
      - Пит, куда делась та рыжая девица, которая зашла сюда?
      Он бросил свое занятие и уставился на меня:
      - Какая девица, Шелл? Не видел я никакой девицы. Он сделал пару шагов вдоль стойки и принялся опять полировать ее.
      - Ты уверен? Это очень важно. Длинные рыжие волосы, в брюках, прекрасная фигура?
      Пит бросил на меня слегка раздраженный взгляд:
      - Что это тебе взбрело, Шелл? За все утро у меня не было ни одного клиента. Дела идут...
      Но я уже не слушал его, а поторопился на выход.
      Глава 3
      Я перебежал тротуар, бросил сумочку на сиденье и нырнул за руль. Я завел машину, рванул с места и проскочил пару перекрестков, прежде чем сообразил, что не знаю, куда и зачем тороплюсь. Я затормозил, припарковался и выключил двигатель. Достал смятую пачку сигарет, зажигалку и закурил, ругая себя последними словами. Как же я был зол!
      Что больше всего меня огорчает - да, наверное, и любого, - это сознание того, что ты был не прав или совершил глупейшую ошибку. И первое, что нужно сделать, чтобы остыть и снова начать думать, это признаться - по крайней мере самому себе, - что ошибся, и понять почему.
      Нелестно пройдясь по своему собственному адресу, я попытался сообразить, что же все-таки произошло и при чем тут я. Конечно же я сделал глупость, когда выпустил девушку из своего поля зрения. Как только она произнесла: "Они хотят убить нас", я должен был связать ее слова с теми выстрелами, которые ранее были произведены по мне, и уже не отпускать ее от себя.
      И тут несколько запоздалый холодок пробежал по моему скальпу: она сказала, что они хотят убить не меня, а нас. Она была включена в состряпанное кем-то против нас дельце.
      Тут только я сообразил, что меня беспокоило с тех пор, как она протиснулась через дверь обратно в коридор. Мое подсознание трепыхалось в усилии заставить себя сложить очевидные два и два: девушка смертельно напугалась, когда увидела распростертого на полу Оззи, и, если он ее так напугал, следовательно, она была бы не менее напугана напарником Оззи. Конечно, если у него был напарник.
      А он был почти наверняка. Оззи и не пытался бы проделать в одиночку то, что он хотел проделать со мной. У него обязательно должен быть помощник, который поджидал бы его здесь, в здании, или снаружи в автомобиле. О Господи! Конечно же должна была быть и машина. Если Оззи собирался вытащить меня на "прогулку", он не предполагал проделать ее пешком. Так что нас ожидала машина, а в ней водила, который рулил бы, пока Оззи держал бы меня на мушке своего сорок пятого. Это было элементарно, совершенно ясно и очевидно.
      С тяжелым вздохом я взял сумочку, распустил стягивающий ее шнур и вывалил ее содержимое на сиденье. Перебирая всякий хлам, я не переставал удивляться, до чего же бестолковым я оказался в свои тридцать лет. Мою утреннюю глупость можно было бы объяснить моей конституцией. Я омерзительно здоров, но каждый раз мне стоит труда проснуться. Я еле передвигаюсь в отвратительном мире, который окружает меня по утрам, до тех пор, пока не перехвачу пару кусков и не выпью достаточно кофе. Этим утром я выбрался ощупью из своей квартиры в Голливуде, добрался до деловой части города, выпил чашечку кофе с тостом, просматривая утреннюю газету, и со все еще затуманенными глазами направился на работу. С тех пор произошло слишком многое и слишком быстро. Так что моя реакция постоянно запаздывала. Теперь я наконец проснулся. Но что это дало?
      В сумочке я обнаружил обычный набор: губную помаду, расческу, пудреницу и тому подобное. Но я нашел и чек, выписанный Мартином Сэйдером на имя Айрис Гордон. Там же были удостоверение личности и страховой полис на ее имя. Из водительских прав я узнал, что Айрис была пяти футов шести дюймов ростом, весила сто тридцать привлекательных фунтов и была двадцатипятилетней холостячкой. Прекрасно! Холостая, как и я. Прелестным был и отпечаток ее пальца. В удостоверении личности был указан ее адрес: Голливуд, авеню Де-Лонгире, Колдуэлл-Билдинг, квартира 7.
      Я откинулся на спинку сиденья и прикинул, что я уже знаю и что мне еще предстоит узнать до конца этого проклятого понедельника, если я намереваюсь отдалить свой собственный конец. Очевидно, кто-то желал моей смерти, но сегодня утром упустил свой шанс; Оззи, которого я собирался вновь повидать несколько позже, был замешан в неких неприятных для меня замыслах, а рыжая Айрис, явно как-то связанная с хозяином Оззи, пыталась предупредить меня о чем-то перед тем, как уехала или была увезена. Таким образом, двое из многочисленных обитателей Лос-Анджелеса - Оззи Йорк и Айрис Гордон - могли бы объяснить, почему в меня стреляли. Оззи не желал говорить, а Айрис жаждала это сделать, но была недосягаема для меня в данный момент.
      Я выбросил сигарету, вылез из машины, нашел телефон-автомат и позвонил в полицейское управление. Мне сообщили, что Оззи отмалчивается, и я попросил передать сержанту Руссо, что Оззи мог бы, видимо, многое рассказать о пулевых отверстиях в витрине Пита. Я вернулся в "кадиллак", зная, что полицейские замучают Оззи вопросами. Мне же предстояло найти Айрис. У нее могли быть свои трудности, но меня в данный момент больше интересовали мои дела и беседа с ней. Я еще раз посмотрел ее адрес в удостоверении личности и запустил двигатель. Я хотел повидать эту рыжую прелестницу. Я должен был найти ее. Но я уже наделал достаточно глупостей для одного дня. И прежде чем предпринять какие-то решительные шаги, необходимо было разузнать побольше об очаровательной Айрис.
      Я поехал в сторону авеню Де-Лонгире и Колдуэлл-Билдинг. Седьмая квартира была на втором этаже. Я поднялся по лестнице, подошел к двери и постучал.
      Я не ожидал застать дома Айрис или кого-либо еще. И уж совершенно не ожидал увидеть то, что увидел.
      Передо мной предстала девица, одетая лишь в верхнюю половину пижамы. Вот так-то! В верхнюю половину пижамы!
      Это была не Айрис Гордон. Эта девушка была выше и пышнее. Лицо ее производило странное впечатление, которое как бы застало меня врасплох. Она приоткрыла дверь и вопросительно посмотрела на меня.
      - Доброе утро, - поздоровался я. - Меня зовут Шелл Скотт. А... Айрис дома?
      - Нет, - ответила она, спокойно глядя на меня и воздержавшись от какого-либо пояснения. Дело было за мной, и она ждала, рассматривая меня.
      Я сказал:
      - Я - частный сыщик. У Айрис.., э.., у мисс Гордон, похоже, большие неприятности, и я каким-то образом замешан в этом. Я пытаюсь помочь нам обоим и подумал, не могли бы вы...
      - Так вы ее друг? Поколебавшись, я ответил:
      - Нет. Я приехал сюда в надежде узнать, где ее можно найти. Мне кажется, она... - Я вовремя остановился. Я собирался сказать, что, по моему мнению, она была похищена, но вдруг мне самому это показалось глупым. Я продолжил:
      - Она хотела сообщить мне нечто очень важное и вдруг исчезла. Я думаю, ей грозит серьезная опасность.
      Она слегка нахмурилась, но затем распахнула дверь и пригласила:
      - Зайдите, пожалуйста, мистер Скотт.
      Тут-то я и увидел, как она одета. При других обстоятельствах я бы бросился внутрь и забаррикадировал бы за собой дверь. Но я вошел не спеша, и она кивком пригласила меня сесть на стул. Она не казалась смущенной тем, как она была одета, вернее, неодета. Ее, похоже, не беспокоили даже мои вылезшие из орбит глаза.
      Пижама была ей велика на несколько номеров, но маловата, на мой взгляд. Она оставляла обнаженными ее стройные ноги и восхитительную белизну ее бедер.
      Я сел, с трудом проглотив слюну, и она улыбнулась, вернее, изобразила намек на улыбку, чуть шевельнув полными губами. Затем извинилась и вышла в другую комнату.
      Я наблюдал, как она идет легкой и грациозной походкой, двигаясь медленно, с ленцой. У нее была крупная фигура, но не неуклюжая или нескладная, а сильная, немного полная, с пышной грудью и бедрами. На высоких каблуках она была бы не намного ниже меня.
      Когда она вернулась, на ней все еще красовалась верхняя половина пижамы, но уже заправленная в темную юбку, а на ногах появились домашние тапочки. Я оценил тот факт, что она задержалась не более полминуты и даже не подкрасилась. Другая женщина непременно сделала бы это, несмотря на то, что я явно торопился. Она села на диван напротив меня и спросила:
      - Так что же вам нужно, мистер Скотт?
      - Прежде всего, мне хотелось бы убедиться, что мы говорим об одном и том же человеке, - ответил я. - Мисс Гордон - это рыжая и очень привлекательная девушка.
      Она подтвердила кивком:
      - Мне кажется, что утром она надела темно-синие брюки и светло-голубой полусвитер.
      - Это она. Она живет здесь, не так ли? Она опять кивнула:
      - Мы живем здесь вдвоем. Мы обе работаем в одном и том же ночном клубе и платим поровну за квартиру.
      Я уже знал, о каком ночном клубе шла речь, но все же спросил:
      - А как называется клуб?
      - "Подвал".
      Клуб Марти Сэйдера. Снова речь шла о нем. Все больше и больше я убеждался в необходимости повидать Сэйдера, и как можно быстрее. Я припомнил тот вечер, который провел в его клубе. Он произвел на меня весьма тягостное впечатление, напомнив мне клубы, которые я видел в Сан-Франциско. Через центр квартала проходил переулок, соединявший Седьмую и Шестую улицы. Шагах в десяти от Седьмой улицы справа в стене была дверь в лифт. В нем можно было спуститься в клуб, и это нравилось посетителям. Лифт двигался очень медленно, и уходило около минуты на то, чтобы спуститься на двадцать футов ниже уровня улицы. Когда лифт останавливался, у вас создавалось впечатление, что вы опустились на милю под землю. Это был обыкновенный ночной клуб, без карточной игры, без каких-либо причуд. Но в нем царила атмосфера интимности, защищенности от шума города, оставшегося наверху.
      Из-за своей удаленности от центра клуб был мало известен и, как я помнил, имел чуть ли не самую плохую кухню в городе. Поэтому-то я в нем больше не появлялся. Однако в клубе давалось довольно лихое представление, о котором мне напомнила темноволосая и черноглазая девушка, сидевшая напротив меня. Я вспомнил, как во время моего посещения "Подвала" главная танцовщица отплясывала так горячо, что у меня возникло опасение, не спровоцирует ли она пожар. Насколько знали посетители, лифт был единственным выходом из этой западни. Она напоминала скорее крепость, чем ночное заведение.
      - "Подвал" принадлежит Сэйдеру? - спросил я.
      - Да, Марти Сэйдеру принадлежит все здание, в том числе и клуб.
      - Еще одно, если вы не имеете ничего против. Как мне называть вас?
      - Мая. Не спрашивайте про фамилию - она итальянская, и вы не сможете ее произнести. - Чуть заметная улыбка вновь промелькнула на ее лице.
      - Мая, когда в последний раз вы видели мисс Гордон?
      - Точно не знаю. Но сегодня утром. Я еще была в постели, когда Айрис сказала, что собирается в клуб за своим чеком, который она забыла прошлой ночью.
      - Чек за работу в клубе?
      - Да. По понедельникам у нас выходной, поэтому нам выдают зарплату по воскресеньям перед уходом. Мне кажется, что Айрис забыла свой чек. Я думаю, что утром она позвонила в клуб и отправилась туда за чеком.
      - Понятно. - На самом деле мне было не очень-то понятно, хотя уже и виделся какой-то проблеск. Когда я вылезал из машины, то засунул сумочку в карман: Сейчас я достал ее, открыл и вынул чек.
      Мая уставилась на сумочку и впервые проявила беспокойство. Она нахмурилась и быстро спросила:
      - Где вы ее взяли? Она похожа на новую сумочку, недавно купленную Айрис.
      - Это она и есть, - ответил я. Я решил рассказать ей все, что случилось. Свой быстрый пересказ я закончил словами:
      - Айрис нигде не было, но я нашел ее сумочку. В ней был этот адрес, и я надеялся, что здесь смогу узнать, где мне искать ее.
      Мая поднялась с дивана и стала прохаживаться передо мной. Я вздохнул. Через минуту она вернулась на диван, покусывая полную нижнюю губу.
      - Вы представляете себе, что происходит? - спросил я.
      - Нет. Я не могу ничего понять. Хотела бы я знать, в чем дело.
      - Вам не приходит в голову, почему кто-то хочет убить ее или нас обоих?
      Она покачала головой:
      - Нет. Что вы! Это просто фантастика!
      - Вот именно: фантастика, которая может оказаться фатальной. - Я протянул Мае сумочку и чек:
      - Похоже, она успела забрать свой чек - вот он. Вы сказали, что у вас сегодня выходной. Значит, клуб сегодня закрыт?
      - Да, как каждый понедельник.
      - Не странно ли это?
      - Немного. Большинство таких заведений открыто всю неделю. Но я работала и в других клубах, которые закрывались на один и даже на два дня. Все зависит от хозяина.
      Так оно и было в самом деле. Марти было, вероятно, наплевать на доход одного дня. С минуту я раздумывал над тем, что мне рассказала Мая, потом спросил:
      - Вы сказали, что ночью она забыла забрать свой чек и что сегодня утром она позвонила в клуб, но он же закрыт? Она слегка нахмурилась:
      - Я как-то не подумала об этом. Я еще не совсем проснулась тогда. Конечно, Марти или кто-нибудь еще мог быть в клубе. Но я не уверена в том, куда она звонила. Мне кажется, что она говорила с Марти. Я слышала, как она звонила по телефону. Затем она зашла в спальню и сказала, что заскочит в клуб за чеком. Она собиралась сделать кое-какие покупки сегодня.
      Все это выглядело довольно просто: одна девушка отсыпалась после работы в ночном клубе, а другая собиралась поехать за своим чеком. Но это не проясняло, ни почему кто-то желал моей смерти, ни что происходило в данный момент с Айрис Гордон.
      - Насчет "Подвала", - сказал я. - Я в нем бывал. Он расположен в переулке, не так ли? В клуб надо спуститься на лифте?
      Она кивнула.
      - Это единственный выход и вход?
      - Это единственный вход, которым обычно все пользуются. Есть еще лестница, ведущая на Седьмую улицу. Что-то там связанное с противопожарными правилами.
      - А что вы с Айрис делаете в клубе?
      - Участвуем в представлении.
      - Вот как? Я был там месяца три назад, но вас почему-то не заметил.
      - Я там выступаю всего пару месяцев, а Айрис работает уже четыре или пять. Там мы и познакомились. Айрис поет, а я, - вновь чуть заметная улыбка тронула ее губы, - танцую.
      Она не походила на танцовщицу. Во всяком случае, не на балерину. Но что бы она ни делала на сцене, мне бы это наверняка понравилось.
      Глядя на Маю, я припомнил поразившее меня удивительное свойство ее лица. Некрасивое, оно было приятно спокойным, в нем проглядывала диковатость, как если бы спокойная поверхность скрывала примитивные эмоции, которые притягивали к ней внимание, будили воображение, вызывали скорее любопытство, нежели распутные мысли о том, какой она могла бы быть в постели. Она заставляла думать о мерцающем свете и грохочущих барабанах во влажных джунглях, и место ей было в этих джунглях. "Вот что, - подумалось мне, - проглядывает в ее лице: она не кажется достаточно цивилизованной".
      Во время нашего разговора меня поразил ее голос. В нем чувствовалась большая сила, но звучал он сдержанно, как шелест ветра в высокой траве. Это был задушевный голос, который, хотела она того или нет, звучал как еле слышное приглашение. Она уже все сказала, ответила на все мои вопросы и теперь скромно сидела, глядя на меня. В этом не чувствовалось никакого бесстыдства или вольности. Просто я был там, и она разговаривала со мной и смотрела на меня. Вот и все. Однако это смущало. Ее спокойный взгляд вызывал желание оказаться в темноте, чтобы не испытывать легкого беспокойства, которое он вызывал. И это была вторая причина, по которой мне хотелось задернуть шторы и погасить свет.
      Я вдруг сообразил, что мы пялились друг на друга уже две или три минуты, не говоря ни слова. Между нами возникло нечто темное, тяжелое, стихийное, от чего, казалось, воздух в комнате сгустился, и стало трудно дышать.
      - Мне пора идти, - сказал я. - Вы не могли бы вспомнить еще что-нибудь, что помогло бы мне найти Айрис.
      - Нет, ничего. Я встал:
      - Спасибо за информацию. Она может пригодиться.
      - Держите меня в курсе. Я постараюсь сделать все, что могу. - Она заколебалась. - Видите ли, мистер Скотт, мы очень дружны с Айрис.
      - Я буду держать вас в курсе.
      Я направился к выходу. Мая не пошла со мной к двери. Она осталась на диване, провожая меня взглядом. И хорошо сделала. У меня было ощущение, что я и так потратил слишком много времени.
      Глава 4
      Выйдя от Май, я подумал, что, не говоря уже об удовольствии от общения с ней, не напрасно потратил время. Я узнал, что она и Айрис работали в "Подвале" у Сэйдера, что Айрис звонила ему и, видимо, отправилась за своим чеком. Из отдельных деталей легко складывалась общая картина, которая мне отнюдь не нравилась. Пули, выпущенные по мне утром. Этот парень, Оззи, размахивавший перед моим носом своим сорок пятым калибром. Несомненно, Айрис встретилась утром с Сэйдером. Позже, задыхаясь от страха, она сообщила мне о намерении Сэйдера "достать" меня. Все это определенно указывало на то, что сам Сэйдер был замешан в исчезновении Айрис. Ее наверняка перехватил напарник Оззи. Мне совсем не нравился этот логический итог, ибо он ставил передо мной специфическую проблему. Вот как это выглядело: я был уверен, что рыжая Айрис была моим лучшим ориентиром в собиравшемся вокруг меня кровавом кошмаре. Я должен был найти ее, чтобы прояснить дело. Но если, как я полагал, Сэйдер не только имел зуб против меня и жаждал меня "достать", но и припрятал где-то Айрис, это означало: когда я найду Айрис, Сэйдер найдет меня!
      В моем стремлении найти Айрис я как бы расставлял ловушку самому себе. Но ведь вполне могло быть, что моя логика никуда не годилась и я напутал в сложении. Вот как я оказался у дома Сэйдера.
      Я оставил машину на обочине дороги Каньон Николса в полуквартале от своей цели. Перед этим я позвонил еще раз в управление и узнал, что Оззи или молчал как рыба, или требовал адвоката и защиты своих прав. Кроме Оззи мне могла помочь только Айрис, а до нее я мог добраться лишь через Марти Сэйдера. Вот почему я нашел в телефонном справочнике адреса "Подвала" и дома Сэйдера. Последний находился гораздо ближе к Голливуду, где я был в тот момент, чем "Подвал", расположенный в центре Лос-Анджелеса. И я выбрал домашний адрес.
      По мере приближения к дому у меня усиливалось оставшееся с утра ощущение холодка, пробегавшего по мышцам и нервам спины. Как раз в том месте, куда могла бы попасть одна из выпущенных в меня пуль. Так что не очень-то храбрым я себя чувствовал.
      Дорога Каньон Николса извивалась как змея в холмах к северу от Голливуда. Редкие дома располагались на их вершинах или лепились к обрывистым склонам. Дом Сэйдера находился ярдах в ста от других строений. Перед ним хватило места для большой лужайки. Но с боков дома земля полого опускалась, и он как бы повисал в воздухе. Это было большое двухэтажное каркасное деревянное строение давней постройки. Оно было свежеокрашено в белый цвет и торчало на фоне неба как взрыв. В нем было, наверное, комнат двадцать. Его плоская крыша резко прочерчивала небо. Несмотря на свои два этажа, дом выглядел приземистым и унылым. Фасад равномерно разрезали окна. Многие были открыты, и все занавешены. Мне дом совсем не понравился.
      Он отстоял ярдов на пятнадцать от дороги. К нему вела подъездная дорожка в форме дуги. Вдоль всего фасада тянулась лужайка, ограниченная с двух сторон живой изгородью. Я и не подумал воспользоваться дорожкой или пересечь газон напрямик, а пошел вдоль ближайшей изгороди.
      У самого дома я обнаружил аккуратную щель в зеленой изгороди. Прежде чем проникнуть в нее, я достал револьвер и положил его в карман пиджака. Если Сэйдер дома, здесь отнюдь не безопасно.
      Сжимая в кармане рукоятку револьвера, я подошел к крыльцу и нажал кнопку звонка. Никакой реакции. Я постучал. Тот же эффект. Нервы мои напряглись еще больше. Я повернул ручку, и дверь подалась внутрь.
      Что теперь, Скотт? Что будешь делать? Я знал что: войду. Я понимал, что могу свалять большого дурака, если Сэйдера вовсе не интересуют ни я, ни Айрис Гордон. Но я так не думал. Поэтому распахнул дверь и вошел.
      Я очутился в небольшой прихожей со старомодной вешалкой и дверьми слева и справа. Шаткая деревянная лестница вела на второй этаж. В доме не было слышно ни звука. Я вошел в левую дверь. За десять минут я обошел весь нижний этаж: кухню, столовую, библиотеку, кабинет, другие комнаты, даже ванную, и не нашел ничего, кроме пыли. Если это можно было назвать поисками Айрис, плохи были мои дела.
      У лестницы я задержался, соображая, выдержит ли она мои двести фунтов такой ненадежной она выглядела. Сэйдер, похоже, питал слабость к пожароопасным местам. Может быть, он был поджигателем в глубине души. Я двинулся вверх по лестнице, держась за деревянные перила, пока не увидел покрывавшую их грязь. Я точно не помнил, но мог поклясться, что ванна внизу была черной от грязи.
      Наверху слева и справа от лестницы протянулся коридор. В семи ярдах справа он заканчивался широким окном. Влево он тянулся ярдов на двадцать и кончался дверью. С ней я должен был быть особенно осторожным - чего доброго она вела в никуда, в пропасть.
      Я все еще никого не видел и не слышал. Постепенно во мне крепло чувство, что лучше было бы совершить более долгую поездку в "Подвал". Но раз уж я был здесь, то решил продолжать осмотр и проверил все комнаты со стороны фасада. Каждый раз, открывая очередную дверь, я опасался наткнуться на старую толстуху, занимающуюся аэробикой, или на Марти, заряжающего пистолет. Ничего подобного. Я добрался до конца коридора и приоткрыл ту самую дверь, чтобы посмотреть, не ловушка ли это. За дверью были небольшая комната и короткая деревянная лестница, ведущая на крышу. Я поднялся по ней. Черт возьми, я был готов на все. Она заканчивалась люком в потолке. Я открыл его и огляделся. На крыше не было ничего заслуживающего внимания, и я поспешил вниз, в комнату. Если эта груда бревен вдруг обвалится, не хотелось бы оказаться слишком высоко.
      Я пошел по другой стороне коридора, побывал во всех комнатах и не нашел ничего, кроме двух спален с неубранными постелями.
      Последняя комната, вторая из обнаруженных мной спален, несомненно принадлежала женщине. Глядя на обои в цветочках, я пытался понять, почему мне взбрело в голову стать детективом. В этот момент я услышал за спиной выстрел.
      Я резко обернулся и увидел в стене широко распахнутое окно. Когда я сделал шаг к нему, прозвучал еще один выстрел.
      Я добрался до окна к очередному выстрелу и сообразил, что выстрелы следовали через равные промежутки времени. Скорее это напоминало стрельбы в полицейском тире. Бочком я приблизился к окну и выглянул на площадку за домом.
      Обширное пространство отделяло дом от большого деревянного сарая, за которым простирались заросли кустарника и бурьяна, виднелись другие холмы. Метрах в пятнадцати от дома росло перечное дерево, в тени которого сидела дама среднего возраста, одетая в костюм для верховой езды, удобно развалившаяся в видавшем виды кресле. В ее правой руке блестел миниатюрный пистолет. На моих глазах она прицелилась чуть ниже окна, у которого я стоял, и маленький пистолет издал "крэк".
      Что это она вытворяла? Расстреливала дом? Четыре-пять попаданий в эту развалюху, и она обрушится.
      В левой руке она держала стакан. Сделав еще один выстрел, она положила пистолет на столик сбоку, поднесла стакан ко рту и жадно проглотила его содержимое. Уронив стакан на траву, она спокойно перезарядила пистолет, доставая патроны из коробки, стоявшей на столе. Кто знает, может, я столкнулся с какой-то странной особой. Не было ничего легче, чем убедиться в этом.
      Я скатился вниз по лестнице, выскочил из подъезда и поспешил вокруг дома туда, где сидела старая чудачка.
      Я остановился как вкопанный, когда она увидела меня и дружески помахала мне пистолетом (если только можно дружески махать пистолетом). Я подпрыгнул от страха и сказал: "Эй!" голосом на три октавы выше обычного.
      Она качнула головой. В конце концов я решил, что она не собирается в меня стрелять, и приблизился к ней.
      - Добрый день, - приветствовал я ее.
      - Д-добрый д-день, - ответила она старательно, как это делает крепко выпивший человек (а она пила отнюдь не кока-колу). - Кто вы такой?
      Сидя в старом глубоком кресле с пистолетом в правой руке, она с трудом держала глаза открытыми. На самом деле она была не старой: ей было около сорока, но она пыталась выглядеть на двадцать и давно проиграла эту битву. Смотреть на нее было тягостно. Ее волосы были в завитушках, окрашенных в отталкивающий коричневатый цвет, как если бы с головы Медузы срезали змей, оставив корешки.
      Амазонка придавала искусственную округлость ее бедрам. А глубокие складки с внутренней стороны брюк свидетельствовали о фигуре еще более неприглядной, чем я себе воображал. Она, похоже, скакала слишком долго и пахала, как потная лошадь. Она скакала настолько долго, что даже походила на лошадь.
      Я ответил на ее вопрос, не назвав тем не менее своего имени, а откровенно солгав:
      - Я друг мистера Сэйдера. Он дома?
      Она прищурилась и ответила ровным голосом:
      - Откуда мне знать? Я всего лишь жена паршивая! Она очень жалела себя. Как, наверное, и ее муж, Марта. Она еле внятно бормотала, и я не был уверен, сказала ли она "жена паршивая" или "жена паршивца".
      - Вы, вероятно, миссис Сэйдер? - спросил я.