«Так ты сделал все, что мог, вот как?» — сказал я себе. — Бьюсь об заклад, что ты сделал это, доктор, черт меня подери, если это не так!"
      Доктор Фишер поглядел на меня сквозь свои роговые очки с выражением удивления на лице.
      — Что вы сказали?
      — Я... нет, ничего! Не имеет значения... — Я изо всех сил старался привести в порядок мысли, бешеным водоворотом вращавшиеся у меня в голове. Кровь неожиданно принялась стучать молотками у меня в висках. Но я сделал усилие и придал своему лицу безразличное выражение: — Не повезло Лайму, доктор?
      — Вы имеете в виду того человека, которого подстрелили? Нет, к сожалению, у него не было ни малейшего шанса... Я сделал все...
      Он внезапно замолк и нахмурился.
      — А что вы, собственно, делаете здесь? Что вам здесь нужно? И кто вы такой?
      Я ответил, глядя ему прямо в лицо, чтобы наблюдать за его реакцией:
      — Я — Шелл Скотт...
      Он с безразличным видом пожал плечами и отвернулся, потеряв ко мне, казалось, всякий интерес. Разумеется, он не мог знать, что я видел его в «табачном ящике» прошлой ночью, но было вполне возможно, даже вероятно, что он знал о том, что я там был. Он обернулся к своему спутнику, до сих пор молча наблюдавшему за нами, и сказал: — Мне уже пора, — и зашагал прочь.
      Второй врач молча повернулся и возвратился в операционную. А я продолжал стоять в коридоре. Я не был способен ни на что, я мог только дышать и думать, но я чувствовал себя как человек, только что побивший рекорд на стометровке, словно кто-то всадил мне в вену полный шприц адреналина. Взвинченный до последнего нерва, я не заметил, как спустился вниз и вышел из больницы. Я оставил «кадиллак» на Стейт-стрит, проходящей мимо территории госпиталя. Направляясь к машине, я курил сигарету, не замечая вкуса табака и пытаясь привести мысли в порядок.
      Возможно, все это было просто плодом моей фантазии... Голова у меня шла кругом, и я старался поймать за хвост какую-то очень важную идею, которая все время исчезала. У меня просто не было времени свести все концы воедино. Я был уверен, что если бы я имел возможность как следует поразмыслить над всем этим, я понял бы нечто очень важное, во что можно было бы вцепиться зубами. А я как раз очень нуждался в этом сейчас.
      Глянув в сторону «кадиллака», увидел какого-то типа, поспешно отошедшего от машины.
      Он появился у «кадиллака» словно из-под земли, торопливо прошел по Стейт-стрит, сел в машину и быстро уехал. Я успел заметить, что автомобиль, в котором уехал незнакомец, был «меркурий» светлого цвета, и это обстоятельство словно включило тревожный сигнал в моем мозгу.
      Я так торопился, сначала в Центральный госпиталь, потом сюда, что принимал значительно меньше мер предосторожностей, чем обычно. Когда я отъезжал от корпуса неотложной помощи в Центральном госпитале, я заметил автомобиль, выехавший из-под угла и последовавший за мной. Затем мне показалось, что я увидел его за собой в районе Мишэн Роуд, но я не обратил тогда на это внимания. Теперь же я вспомнил об этом автомобиле, потому что это был «меркурий» светлого цвета.
      Слишком много мыслей теснилось одновременно в моей голове. По всей видимости, парень не просто околачивался возле моего «кадиллака», но определенно забирался внутрь машины. Зачем? Прошло всего несколько секунд после того, как «меркурий» отъехал от тротуара. Если я последую за ним немедленно, я еще успею сесть ему на хвост. Внезапно мне ужасно захотелось выследить этого парня. Я бросился к «кадиллаку», вскочил в него и сунул руку в карман за ключами. Они оказались на месте, и я быстро вставил ключ в замок зажигания. В поле моего зрения попала серебряная стрела на капоте моего «кадиллака», она показалась мне чуточку выше, чем обычно, словно капот не был полностью закрыт. Я взглянул за ключ и...
      Ледяная рука ужаса сдавила мое сердце. Я совершенно явственно почувствовал, как волосы зашевелились у меня на голове. Я словно оцепенел. Холодный пот выступил по всему телу, дыхание пересохло, и я вдруг понял, что не в состоянии оторвать руки от ключа...
      Неимоверным усилием воли мне удалось заставить себя разжать пальцы и осторожно отвести руку от замка зажигания. В течение последующих нескольких секунд я сидел бессильно откинувшись на спинку сидения, понемногу приходя в себя, чувствуя, как дрожат мелкой дрожью внезапно ослабевшие руки, и ледяная вода в моих жилах постепенно превращается снова в горячую кровь. Наконец я перевел дыхание и аккуратно вынул ключ из замка. Я выскользнул из машины, подошел к капоту и поднял крышку. Нет, я не ошибался!
      Все было очень просто: четыре динамитных палочки, перевязанные обыкновенной черной изоляционной лентой. Да, с динамитом не нужно никаких премудростей... Когда я увидел это, сердце у меня заколотилось, как паровой котел, и я вспомнил одного человека в Лас-Вегасе, моего хорошего и близкого друга, который сел в свой старый желтый «кадиллак», включил мотор и разлетелся вместе с машиной в кровавое ничто, разбрызганное по стенам ближайших домов и свисающее грязными ошметками с веток деревьев и уличных проводов. И все это сделала такая вот примитивная бомба... Если бы я несколько секунд назад повернул ключ, меня ожидал бы точно такой же конец. А ведь я находился всего в какой-нибудь доле секунды от этого...
      Я поближе наклонился к мине, стараясь разглядеть все поподробнее, прежде чем к чему-нибудь прикасаться. Колпачок электрического детонатора был вставлен в конец одной из четырех невинно выглядевших грязновато-бурого цвета палочек, два проводника от детонатора подсоединялись к контактам зажигания. Поворот ключа — и ток от аккумулятора пойдет по проводам в детонатор, взорвет его и приведет в действие мину. Вот и все. Просто и надежно. Шелл Скотт никому больше не причинит беспокойства...
      Осторожно, почти, наверняка, осторожнее, чем доктор Фишер «оперировал» сегодня своего пациента, я отсоединил проводники от контактов зажигания. Затем я отнес мину в багажник, уложил смертельный груз на бухту смотанного провода рядом с переносной радиостанцией и инфракрасным прожектором и захлопнул крышку.
      Я снова вернулся в машину, сел за руль и закурил сигарету. Руки у меня все еще продолжали дрожать. Горло пересохло, а рубаха была мокрой, хоть выжимай. Добром это не кончится, за последнее время я стал чересчур впечатлительным. Впрочем, это, возможно, объяснялось не только тем, что я чуть было не открыл ключом от зажигания дверь в загробный мир, я все еще видел перед собой кровавые лохмотья, свисавшие с изуродованного человека, жуткий, неестественный оскал черепа, сменивший живую и веселую улыбку парня из Лас-Вегаса, который так любил смеяться и который был моим другом...
      Не знаю, что было этому причиной, но только в моей душе царила такая безысходная и мрачная пустота, словно я уже умер. Словно я свалился в пропасть и только в последнее мгновение повис на краю бездны, каким-то чудом уцепившись за нее зубами...
      Сколько я так провишу — неизвестно, может быть, долго. Но конец будет один, я неизбежно свалюсь в нее. Смерть очень неохотно расстается со своими жертвами, а мой приговор уже был произнесен. Сегодня или завтра, в машине или телефонной будке, на улице или в ресторане за углом — мой убийца уже поджидает меня. Чтобы избежать этой участи, мне нужен был усиленный полицейский кордон, пуленепроницаемое убежище или танк. Мне нужна была большая помощь. А откуда, во имя дьявола, я мог ее ожидать?
      Я попал в тупик. Последнее звено цепи уничтожено. Банда убийц хладнокровно обсуждает способы и сроки моей смерти. Полиция угрожает мне пятилетним заключением за отказ от сотрудничества... А, будь оно все проклято!..
      Я внезапно почувствовал страшную злость. Лед в моей крови, казалось, растаял, и она начала закипать. Я разразился отчаянными ругательствами. Просто сидел в машине и ругался. Я обзывал этих гнусных и вонючих ублюдков всеми именами, которые приходили мне на ум, хотя их настоящих имен я по-прежнему не знал. Впрочем, это мне не мешало: я отводил душу с наслаждением, во весь голос, чувствуя неожиданный приток сил после каждого удачного эпитета или сравнения. Прохожие останавливались, собирались полукругом и прислушивались к странным звукам, доносившимся из машины. Недоставало только, чтобы из дверей госпиталя появились дюжие молодцы в белых халатах и утащили меня с собой, аккуратно запеленутого в смирительную рубашку...
      Это было совсем как взрыв, но с результатом, противоположным тому, на какой рассчитывали убийцы, подкидывая бомбу в мою машину. Ибо, когда он прекратился, я снова почувствовал себя самим собой. Не то чтобы все чудесным образом изменилось — нет, но я больше не был отчаявшимся, испуганным и дрожащим сосунком, впавшим в истерику при виде обыкновенного динамитного заряда. Я весь кипел от ярости и злости. Я представлял собой двести шесть фунтов перегретого пара, готового вырвать предохранительный клапан. Вот как, друзья, — вы хотите заполучить Шелдона Скотта? О'кей, вы его получите и полной мерой!
      Я нажал на стартер и повел машину вдоль улицы по направлению к Голливудскому шоссе, затем свернул на него, сам не зная куда и зачем я еду. Я знал только, что не могу сидеть на месте без движения, и мчался сломя голову, куда нес меня мой «кадиллак».
      Потом я задумался над тем, как эти парни умудрились меня выследить, да еще с готовой бомбой под руками. Случайность тут исключена: как-то неприятно разъезжать в машине, держа на коленях ящик с динамитом на всякий случай. А если уж они взялись за доставку груза по назначению, они должны были побеспокоиться и о точном адресе. Кто мог сообщить им, куда я поехал и где я нахожусь? Доктор Фишер? Если мои подозрения в отношении его справедливы, как он сумел так быстро все устроить? Пожалуй, слишком быстро, чтобы это был он. Но если не он, так кто же?
      Я вспомнил Госса, и мне вдруг очень захотелось снова врезать ему как следует по его толстой бычьей физиономии. Не было ни малейшего сомнения в том, что он стоит за всеми этими темными силами ада, брошенными против меня. И, тем не менее, я не мог выбросить из головы Сильвермана. Я не мог забыть, как он стоял передо мной и хладнокровно рвал на части драгоценный манускрипт, чтобы произвести «впечатление»...
      О'кей! Он произвел впечатление. Может быть, мне удастся когда-нибудь пристукнуть его же собственной книгой, просто чтобы восстановить справедливость!..
      Забавно иногда бывает проследить цепочку человеческих рассуждений: мысль о справедливости ассоциировалась в моем мозгу с законом, закон — с целой армией его служителей: юристов, прокуроров, адвокатов — крючкотворов и ловкачей, способных белое сделать черным, а черное — белым. И все это заставило меня вспомнить о Ральфе — Ральфе Митчелле, как представила мне его Эрлэйн, который вышел из дома Сильвермана прошлой ночью, когда я явился туда. Адвокат Сильвермана, по крайней мере, один из его адвокатов или даже единственный из них, потому что для жульнических махинаций крупного масштаба, включающих в себя проведение сложных легальных и полулегальных маневров, абсолютно необходим человек, разбирающийся в подобных делах. А Ральф, по словам Эрлэйн, являлся членом корпорации юристов: Сильверман был его наиболее важным клиентом. Возможно также и то, что я иду по ложному следу, а игра даже еще и не начиналась, возможно, что Сильверман — это ангел во плоти... Впрочем, я в этом сомневался. Зато я теперь знал совершенно точно, куда я еду!
      Эрлэйн приглашала меня вчера вечером навестить ее, но второпях позабыла сообщить мне свой адрес. У поворота на Сассет бульвар я съехал с шоссе и попытался отыскать фамилию Митчелл в телефонной книге у ближайшей бензоколонки. Я чувствовал, что мне надо торопиться. Нельзя было терять ни минуты времени, мне надо было закончить это дело немедленно, сейчас, сегодня, иначе завтра я уже буду мертв.
      Какой-то Ральф Митчелл значился в книге по Мейлвуд Вэй, и я попробовал позвонить по этому номеру. После нескольких безрезультатных звонков, когда я уже готов был повесить трубку, кто-то подошел к телефону. Голос был женский, но звучал он хрипло и глуховато.
      — Эрлэйн? — спросил я.
      — Да-а... К-кто это?
      — Шелл Скотт.
      — О-о, Скотт... Хи-и... — даже по телефону ощущалось, что она нагрузилась до самых бровей.
      — Ральф дома?
      — Ральф?.. Не Ральф, а вонючка! Ослиный зад!
      — Что такое? В чем дело? Вы что, поссорились?
      — Угу, поссорились... И черт с ним! Не порть мне настроение... Я сейчас шикарно пьянствую! Давай приезжай, составишь мне компанию...
      — Сейчас приеду, Эрлэйн. Но только не напивайся в стельку, ладно? Мне надо с тобой поговорить.
      — А я уже добралась до с-стельки...
      — Так протрезвей!
      — Хо-хо, бой! Ты что, серьезно, Скотт... Скотти?
      — Да, очень серьезно.
      — Ладно... — несколько минут в трубке царило молчание, во время которого она думала. Или добавила очередную порцию. — Пожалуй, я могла бы немного попариться... Хотя не думаю, чтобы это принесло пользу....
      — Что бы ты смогла?
      — Попариться. У Ральфа здесь большая паровая комната. Входишь в нее и пускаешь пар. Здорово, верно?
      — Конечно, здорово! Иди попарься или делай все что хочешь, но только протрезвей! Будь умницей! Я приеду через пять минут!
      — О'кей!
      — А ты уверена, что Ральфа нет дома?
      — Если бы он был дома, разве я бы пригласила тебя приехать и разделить со мной выпивку?
      — Верно. Да, и приготовь побольше черного кофе!
      — Ладно... — она объяснила мне, как до нее доехать.
      — Гуд бай, Скотти! — сказала она.
      — Гуд бай, — бросил я в трубку.
      Я бы мог добраться до нее быстрее, но я не спешил, так как надеялся, что несколько минут помогут Эрлэйн как следует просвежить мозги. Она была молодец, хотя я здорово опасался, что она скатится еще ниже, чем было до сих пор.
      Дом Ральфа Митчелла находился довольно далеко в незнакомом мне районе. Эрлэйн сказала, что он расположен на Мэйлвуд Вэй, не доезжая нескольких кварталов до частной больницы «Мартин Мемориал Госпитал», что находится он в стороне от дороги и скрыт за деревьями и кустами. Несмотря на такие точные координаты, я, конечно, пропустил дом Митчелла и с трудом нашел этот госпиталь, названный в честь какого-то Мартина. Пришлось разворачиваться и возвращаться назад. Перед домом не было ни указателя, ни таблички с номером, почему я, очевидно, и пропустил его, но выглядел он шикарно.
      Это было массивное двухэтажное здание, выстроенное из дикого камня и кирпича, куда солиднее, чем госпиталь. На мой взгляд" в нем было никак не меньше сорока комнат. Дом утопал в густой зелени обширного парка, окруженный тенистыми лужайками и очаровательным ландшафтом. Я никак не ожидал, что у простого адвоката может быть такая роскошная резиденция. Дом был расположен в северном конце квартала и кроме него, никаких зданий здесь больше не было. Железная ограда окружала усадьбу со всех сторон, а от ворот до дома тянулась бетонированная автомобильная дорожка.
      Я остановил машину у высоких ворот и нажал кнопку звонка. Через минуту замок щелкнул и ворота открылись, пропустив меня в парк. Я вошел, захлопнув за собой ворота, и направился к дому.
      Эрлэйн встретила меня в дверях, одетая не то в просторную белую рубаху, не то завернутая в махровую турецкую простыню — я не разобрал в полумраке прихожей.
      — Эй! — сказала она. — Вот и ты!
      — Вот и я, — сказал я.
      — А я не ожидала тебя так скоро. Я хочу сказать, так скоро после нашей вчерашней встречи... Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.
      — Кажется, понимаю, — ответил я.
      Она отступила в сторону, и я вошел в просторную гостиную, уставленную широкими диванами, креслами и деревянными столиками.
      Только теперь я как следует разглядел Эрлэйн. На ней была действительно белая простыня, махровая, наброшенная наподобие римской тоги, которую она придерживала рукой на груди. Кожа ее влажно поблескивала от испарины.
      — Я сделала так, как ты просил, — сказала она, прищурив на меня свои большие зеленые глаза. Желтые волосы ее в беспорядке рассыпались по плечам. — И, конечно, у меня ужасный вид!
      — Вид у тебя превосходный! — возразил я. Действительно, кожа у нее была розовая, гладкая и блестящая, и улыбалась она чертовски очаровательно. Она выглядела как девушка, только что вышедшая из душа. А вы представляете, как выглядит хорошенькая девушка, выходящая из душа!
      Казалось, она была более трезвой, чем раньше, но даже сейчас глаза ее с трудом находили нужный фокус. Они словно плавали в воздухе на некотором расстоянии от моего лица.
      — Я еще не совсем на месте, — сказала она.
      — Не совсем на месте?
      — Ну да, не пришла в себя окончательно. Но я стараюсь! Была в парилке: так все вокруг пропиталось мартини. Наверное, придется включить вентилятор. Проходи сюда, я сейчас немного отдышусь, — здесь она жестом поправила рассыпавшуюся копну волос на голове. — Что тебя привело сюда, Скотти?
      — Как так, ты ведь сама меня приглашала!
      — Я имею в виду, что еще, кроме этого?
      Я решил действовать напрямик.
      — Я пришел сюда в надежде, что ты сможешь рассказать мне кое-что о Ральфе. И каким образом он связан с Сильверманом. Откровенно говоря, какие-то люди изо всех сил пытаются убить меня, и ты, возможно, сможешь помочь мне узнать, кто они.
      — Убить... тебя? — Это, кажется, еще немного протрезвило ее.
      — Да. Всеми доступными средствами.
      — Но Ральф? Он же не может быть замешан в это, верно?
      — Не знаю, может быть, не непосредственно. Косвенно, может быть. Если он связан с Сильверманом.
      — А кто такой Сильверман?
      Верно: она ведь сказала мне, насколько я помню, прошлой ночью, что не знает, кто живет на Страда Веччиа Роуд, — просто «клиент».
      — Тот тип, которого Ральф навещал прошлой ночью, когда мы встретились.
      — О... Я не знаю. У Ральфа тут в сейфе миллион бумаг и прочих вещей. Если он во что-то впутался, то это, наверное, скрыто здесь, в этом чудовище. Оно похоже на фальшивый склеп, где похоронены милые сердцу тайны... — она нахмурилась. — Но... я ничего не знаю.
      — Ты говоришь, что у него в сейфе бумаги? Здесь, в этом доме?
      Она поморщилась, словно от головной боли, и кивнула. Затем взяла меня за руку и потащила за собой.
      Чтобы взять меня за руку, ей пришлось отпустить простыню, которая моментально соскользнула с ее плеч. Это длилось всего одно мгновение, пока она снова не поймала простыню, которое продемонстрировало мне настоящую Эрлэйн! Словно вспышка магния сверкнула в темноте, запечатлев на моей сетчатке ослепительно гладкую обнаженную кожу, и пикантные округлости ее фигуры. Как я только не ослеп — не знаю!
      Она подхватила простыню и снова закуталась в нее.
      — Ай! Я чуть не потеряла это проклятое полотенце!
      — Да... Ты чуть не потеряла...
      За последнее время я прошел через множество эмоциональных потрясений, словно меня распинали на нервной дыбе. Я видел Эрлэйн танцующей, я сам танцевал с ней — это было грациозно! Но даже все это вместе взятое не потрясло меня так, как мимолетный взгляд на обнаженную Эрлэйн. Зрение у меня нормальное, 20x20, но я готов был смотреть на нее во все сорок, жаль только, что простыня снова была на ней.
      Мы расположились на диване. У одного конца его стоял стол, на котором удобно разместились ведерко со льдом, высокий стакан и несколько бутылок. Когда Эрлэйн села, простыня опять соскользнула с нее, не так откровенно, как в прошлый раз, но достаточно, чтобы обнажить одну из ее ног до самой поясницы. Я почувствовал себя, как грешник на костре, только костер этот был внутри, а не снаружи. Я сознавал, что улыбаюсь самым дурацким образом, глядя на ее голое бедро, но ничего не мог с собой поделать. В подобных ситуациях я просто бессилен: обнаженные женские бедра оказывают на меня магическое действие. Эрлэйн на сей раз даже не позаботилась, чтобы прикрыться, очевидно, считала, что нечего беспокоиться из-за одной ноги. Да, это была всего лишь одна нога, но какая!
      — Эрлэйн, — пробормотал я. — Я пришел сюда... чтобы... Послушай, зачем я сюда пришел?.. Ах, да, — Ральф!
      Я глядел куда-то в сторону, в пространство, пытаясь собрать воедино разбегающиеся мысли... «Возьми себя в руки, Шелл! — убеждал я себя. — Это очень важно. Смотри... и... нет, лучше не смотри! Ты ведь не хочешь, чтобы тебя убили, верно?»
      Эрлэйн наклонилась ко мне и протянула стакан. От меня как-то ускользнуло, что она уже успела налить мне чего-то из бутылки, стоявшей на столе.
      — Это «бурбон», — сказала она. — Мне помнится, ты предпочитаешь именно его. Судя по твоему лицу, стаканчик тебе не повредит.
      — Да, да, конечно! — жидкость в стакане была коричневого цвета. — Я пью с водой, — скромно заявил я. — Я не какой-нибудь пижон, чтобы...
      — А он уже с водой.
      Я глотнул. Жидкость потекла по моим жилам, как холодная лава, и немного расслабила натянутые нервы. Я сделал еще один глоток и повернулся к Эрлэйн.
      — Милая, если Ральф...
      Она засмеялась:
      — Ты раньше никогда не называл меня милой!
      — Ну, мы... не были тогда такими близкими друзьями! Так вот, милая, послушай. Если у Ральфа имеется здесь сейф, то я бы отдал все, чтобы взглянуть на него. В него. Нельзя ли его взорвать или что-нибудь в этом роде? Может быть, можно налить эту жидкость из стакана в замок и расплавить...
      — Я знаю цифровую комбинацию, но я ни за что не смогу открыть его.
      — Ты знаешь?
      — Я несколько раз подглядывала, когда он думал, что я не смотрю. Да, я знаю ее, но я ни за что не посмею...
      — Милая! Дорогая! Ты не представляешь, какая ты прелесть! — постепенно я снова обрел способность рассуждать здраво. — А что произошло между тобой и Ральфом? Твой голос звучал не очень-то приветливо, когда ты упоминала по телефону его имя!
      — А мы повздорили, даже подрались. И все из-за тебя!
      — Из-за меня! А я-то здесь причем?
      — Он спросил, кто был тот мужчина, который подходил ко мне в машине прошлой ночью. Он хотел знать, где я с тобой познакомилась, и так далее, и тому подобное. Ну, я и рассказала, как мы с тобой танцевали на яхте, вот и все. Он взвился чуть ли не до потолка. Ух! Бах-трарах! С этого все и началось, потом я назвала его старой тощей свиньей, в общем, дала ему как следует! Так что скоро в усадьбе Митчелла будет новая экономка.
      — Мне очень жаль, но... я, право, не имею ни малейшего намерения...
      — Нечего жалеть. Мы и так уже... как ты говоришь? Пффт? Вот-вот: мы были уже «пффт»! Просто это оказалось удобным предлогом.
      — А я все-таки хотел бы заглянуть в сейф.
      Она засмеялась немного натянуто.
      — Это поможет мне расквитаться с ним? — Кажется, она снова начала пьянеть. — Э? — повторила она. — Если ты найдешь то, что ты там ищешь, это поломает всю его телегу?
      — Угу. Поломает так, что ни одна фирма не возьмется ее отремонтировать.
      С минуту она размышляла, затем покачала головой:
      — Я боюсь... Я сначала должна это хорошенько обдумать...
      Она потянулась к столику и схватила высокий стакан, до половины наполненный коктейлем. Прежде чем я успел ее остановить, она одним глотком осушила стакан и поставила его обратно на стол.
      — Ваше здоровье... — сказала она.
      — Эрлэйн! — воскликнул я, неожиданно сообразив, почему она снова покатилась под гору. Мартини действует на человека, как горная лавина: сначала один незаметный камешек, а потом все валится ко всем чертям!
      Она слегка откашлялась и посмотрела на меня осоловевшими глазами:
      — Кажется, я на этот раз проглотила маслину... Гей-ха-хо, бой!
      — Эрлэйн... — я начал приходить в отчаяние. Если эта очаровательная пьянчужка достигнет критического пункта или просто ускользнет от меня, растворившись в мартини, чудовище-сейф и я никогда не встретимся!
      От волнения я проглотил остатки «бурбона» в стакане и схватил Эрлэйн за руку:
      — Милая, дорогая Эрлэйн, я серьезно прошу тебя! Я должен проникнуть в этот сейф! И если ты не откроешь его, у меня очень мало шансов на то, что я сумею сделать это сам!
      Такого рода довод показался мне вполне логичным и убедительным. Эрлэйн тоже согласилась с этим, кивая головой, как китайский болванчик.
      — Угу... верно, бой!
      Она отдернула руку и потянулась за бутылкой. Я попытался было ее остановить, но не успел. Она налила полный стакан «бурбону» и вручила его мне.
      — Ты же на разбавила его, детка! — напомнил я.
      Она посмотрела на меня очень пристально, если неуверенный и плавающий в хмельном тумане взгляд можно назвать «пристальным», и заявила:
      — А он уже разбавлен... В бутылке! Разве ты не знал?
      — Н-нет... я не имел понятия...
      — Ну, так оно и есть!
      Мне пришло в голову, что это очень разумно — разбавить «бурбон» прямо в бутылке. На вкус, правда, он напоминал чистый «бурбон», но Эрлэйн должна была знать, о чем говорила. Она была чертовски хорошенькой, эта Эрлэйн, настоящая прелесть!