МАКЛАЙ ЕДЕТ НА РОДИНУ

Снова Сидней и снова неустанная работа, бессонница, хлопоты в бухте Уотсон-Бей, где открыта морская биологическая станция.

Опять новый удар судьбы: умер шкипер Веббер, который должен был привезти в Сидней научные грузы последней экспедиции Маклая. Шкипер умер в море. Тело его зашили в парусиновый мешок и опустили за борт. Шхуна пошла прямо в Сан-Франциско. Пропали труды целого года. Фирма «Дюммлер и Ко» шлет Маклаю с Явы письма об уплате долга. Денег нет, не на что жить и издавать описание путешествий, не на что перевезти коллекции из Сингапура.

Маклай ходит, сжимая виски, по комнате коттеджа. Августовская ночь смотрит в окно. Океанский город шумит, сверкая огнями. Шелестят плодовые сады Параматты, в аллеях слышится веселый смех.

Но никто не знает того, что сегодня в солнечном Сиднее замышлено убийство двух тысяч людей. Начальник военного флота Австралии коммодор Вильсон отдал приказ приготовить к выходу корвет «Вульверин». Вильсон под флагом королевы поведет корвет к берегу Новой Гвинеи. Там, в деревне Кало, папуасы убили миссионеров. Коммодор Вильсон хочет строго наказать чернокожих негодяев. Он предложит выдать убийц, а в случае, если не найдет виновных, сожжет всю деревню. Маклай был в Кало в 1879 году, он знает поселян как мирных людей. Очевидно, хороши были миссионеры, если люди Кало пошли на убийство не только священников, но и их семей... И Маклай собирается в путь. Он едет вместе с Вильсоном на корабле, на котором все – пушки, матросы – приготовлено к уничтожению людей.

В каюте Вильсона «тамо-рус» горячо убеждает диктатора океана не трогать всех жителей деревни. Вильсон дал слово солдата быть справедливым. По приезде оказалось, что жители Кало были ни при чем: убийство миссионеров было делом рук одного лишь начальника деревни Квайпо. Вильсон сдержал слово: казнен был один Квайпо, и деревня Кало осветилась только одним высоким костром – пылающей хижиной убийцы.

За время этой пятой по счету поездки Маклая в Новую Гвинею он посетил несколько южных деревень и вывез оттуда новые материалы. А самое главное – он спас жизнь двум тысячам темнокожих людей. После этой поездки Маклай записал в своей тетради:

«...за миссионерами непосредственно следуют торговцы и другие эксплуататоры всякого рода, несущие с собой болезни, пьянство, огнестрельное оружие и т. д. Эти благодеяния цивилизации едва ли уравновешиваются уменьем читать, писать и петь псалмы...»

Наступал 1882 год. Неожиданно для Маклая в Австралию пришла русская эскадра. В Мельбурне развевались флаги кораблей «Вестник», «Пластун» и «Африка». Это был отряд контр-адмирала Асланбегова, завершающий двухлетний поход в океанах.

Одиннадцать лет не слышал русской речи Маклай. Корабли родины стоят в Гобсон-Бей напротив Мельбурна, русские матросы ходят по набережным столицы Виктории, в садах у реки Ярра-Ярра. На клипере «Вестник» Маклай – дорогой гость. Чем-то его встретит Россия? На «Вестнике» Маклай прибыл в Сингапур. Отсюда когда-то начинались пути его странствий по Малакке, здесь он лежал в лихорадке.

Переходя с одного корабля на другой – то на крейсер «Азия», то на броненосное судно «Петр Великий», – Маклай плыл к берегам России. В сентябре он увидел первый русский маяк.

Через месяц он выступил перед членами Русского географического общества с докладом о своих странствиях. В переполненном зале сидели бывалые люди, которых нельзя было, в сущности, ничем удивить. Во имя русской науки многие из них исходили пустыни, шли под пулями кокандцев по джунглям Сырдарьи, поднимались на заоблачные вершины, плыли в полярных льдах. Среда этих людей дала России Северцова, героя пустынь и азиатских вершин, Федченко, открывшего высочайшие вершины страны и погибшего в сверкающих обвалах вечного снега, Певцова, прошедшего по раскаленному щиту пустыни Гоби, Потанина, прославившегося походами в Центральную Азию, Пржевальского, совершавшего походы в Монголию и страну тангутов. Председательствовавший на этом собрании общества П. П. Семенов был первым, кто проник в Небесные горы и стал за это позже Семеновым-Тян-Шанским. Историческое заседание это происходило 1 октября 1882 года.

П. П. Семенов с ласковым одобрением смотрел на Маклая, который, как всегда, чувствовал себя неловко в большом обществе. Маклай начал тихим и неровным голосом рассказывать историю своих великих странствий. Просто и скромно, без всякой рисовки, он объяснял, почему так трудно было ему писать научные работы за все эти двенадцать лет.

Маклай приводил примеры. На Малакке он проходил пешком 176 дней, во время плавания по Меланезии он из 409 дней странствий 172 провел в море, а 237 дней – на берегах, среди людоедов. Все могут убедиться в том, что условия для научной, кабинетной работы были малоблагоприятными.

А болезни... Госпиталь в Амбоине, семь месяцев, проведенных в постели в Сингапуре, лихорадка на острове Четверга, новогвинейская малярия... В 1878 году болезнь так вымотала Маклая, что он потерял в весе 54 фунта и весил всего 93 фунта...

Маклай рассказывал мужам науки о всех своих двенадцатилетних походах, о днях, проведенных в хижине на Берегу Маклая, о папуасах, о людях Океании, сделавшихся жертвами рабства.

Все собрание с невольным уважением смотрело на героя русской науки, ученого без диплома, добровольца великой идеи. П. П. Семенов тут же заявил, что Географическое общество будет добиваться издания трудов Маклая. Но общество и на этот раз не дало никаких средств, хотя Маклай и просил о том, чтобы ему достали деньги на уплату долгов яванским банкирам.

Маклай поехал из Петербурга в тихую, занесенную снегами Москву. Там он, как и в Петербурге, выступал с лекциями о своих скитаниях. Общество любителей естествознания, антропологии и географии попросило его прочесть доклад и присудило Маклаю золотую медаль. Художник Маковский нарисовал прекрасный портрет «тамо-руса».

Так начиналась слава на родине, но лучше бы уж ее не было! Маклай ютился в темных номерах плохих гостиниц. Слушая стук бильярдных шаров, доносившийся из трактирных зал, он развертывал газеты. Журналисты строчили черт знает что – дешевые сенсации о людоедах, о папуасском короле Миклухо-Маклае, о том, что он нашел на Новой Гвинее золото и скрыл эту Колхиду, стараясь завладеть золотом один. На лекциях ему подавали записки – спрашивали, каково на вкус человеческое мясо.

Пусть об этом спрашивают лучше у комиссара Новой Каледонии!

Что делать теперь ему? Двенадцать лет жизни ушло на скитания в чужих краях, подорвавшие его здоровье. Что делать дальше? Ведь для того, чтобы разобрать сингапурские и сиднейские материалы, надо на два года отдать себя только одному этому делу. Географическое общество поддерживает издание его работ и даже настаивает на том, чтобы они были выпущены в 1885 году. Но вот выдержка из постановления Совета общества: «...К сожалению, Императорское русское географическое общество поставлено в полную невозможность оказать ему необходимую помощь как по недостатку собственных средств, так и потому, что предметы исследований М.-Маклая не входят непосредственно в круг деятельности Географического общества, точно определенный уставом и ограниченный лишь изучением отечества и стран сопредельных...»

Так кто же должен поддержать Маклая?

Наконец сам Александр III, склонив бычью выю, стал раздумывать о том, помочь или нет Маклаю. Самодержец милостиво пообещал обществу взять на свой личный, государев, счет издание работ Маклая. Но дальше обещания дело не двинулось.

Маклай был сильно озабочен судьбой своих друзей, оставленных им на Берегу Маклая. Он видел, как хорошо были снаряжены экспедиции Отто Финша. Германия видела всю выгоду от будущих владений в Океании и не жалела сил для осуществления своей мечты. Нищий, предоставленный самому себе Маклай все же решил бороться до конца против колонизаторских планов прусских юнкеров и гамбургских торговых домов. Он хотел видеть Александра III лично, рассказать ему о всей сложности обстановки, которая сложилась на Тихом океане. Он обращался к князю Оболенскому, гофмаршалу царя, просил назначить срок аудиенции у самодержца, но гофмаршал отклонил просьбу Маклая. Тогда он написал письмо Победоносцеву, всесильному царедворцу, интересовавшемуся вопросами мореходства и жизнью океанских стран. Царь принял Маклая, но это свидание не уменьшило тревог ученого за судьбы папуасского народа.

Декабрь, синий лед на Неве, мороз, снег... Маклай не смог даже съездить к матери и брату под Киев. Старший брат, мировой судья, сам приехал к Маклаю в Петербург. После свидания с братом Миклухо вновь пустился в путь.

Он заехал к Рудольфу Вирхову в Берлин. Великий врачеватель приветливо встретил Маклая. Вирхову шел седьмой десяток, но он был бодр и крепок. Неутомимость Вирхова удивляла его близких – он мог работать по четверо суток без сна. Патолог, антрополог, гигиенист, Вирхов расспрашивал Маклая о его работах. Немецкий ученый был уже знаком с итогами исследований храброго русского на островах Меланезии; он пригласил Маклая сделать доклад о гончарной промышленности папуасов. От Вирхова Маклай услышал скорбную весть о смерти Дарвина и узнал, что Эрнст Геккель путешествует по джунглям Индии. В зале заседаний Антропологического общества Маклай столкнулся лицом к лицу с Отто Финшем! Отто Финш совсем не зря явился в бисмарковскую Германию после четырехлетнего пребывания в Океании.

Как человек проницательный, Маклай прекрасно понимал, что появление Финша в Берлине вызвано какими-то срочными обстоятельствами. Так оно и было. В Берлине орнитолог собирал экспедицию для захвата Меланезии и Новой Гвинеи. Богатый капиталист Ганземан щедро отпускал средства на экспедицию, и орнитолог был погружен в расчеты, сколько нанять людей, где достать экспедиционное судно, и прикидывал, какими именами назвать будущие земли.

Как душно в большом зале Берлинского антропологического общества! В научных обществах Берлина все чаще стали появляться неведомые до этого люди с громкими голосами, с отличной выправкой, которые носят сюртук, как военный мундир. Вот Густав Нахтигаль, президент Берлинского географического общества, врач и лучший знаток Африки, первое светило в созвездии Африканского общества Германии. Кто эти господа с наружностью обер-лейтенантов, хвастающие, что они служили в неведомой «готтентотской инфантерии»?

Отто Финш знает их всех. Все они как бы проходят перед Маклаем. Это доктор Карл Петерс – мечтатель и творец солнечного африканского мифа. А это филолог, поэт и последователь Ницше, тончайший мистик – Ф. Ланге. Только что вернулся из Австралии журналист Гуго Целлер (Маклай встречался с ним в научном обществе Сиднея). Мечта жизни Целлера – поднять германский флаг «Черного орла» над Африкой. Капитан Дальман открыл землю Вильгельма в Антарктике, сейчас торопится в Сибирь. Гейзелер – командир канонерской лодки «Гиена», рейдера в Тихом океане. Директор Океанской компании капитан Боденгаузен... Евангелический богослов и публицист Фридрих Фабри – поборник колониальной идеи.

Какой-то прилизанный пруссак со свинцовыми глазами жмет руку Маклаю и, представляясь, поясняет: он пишет большую монографию о каннибализме, ему нужно знать некоторые детали в технике свежевания трупов. Господин Маклай, вероятно, не откажет в просвещенном совете автору. Автор – новатор. Он создал теорию пожирания дикарями в первую очередь лишь представителей просвещенных племен.

Отто Финш говорит, что Маклая хочет видеть сам «железный канцлер». Не будем повторять дешевых анекдотов о том, как будто бы ответил Маклай на приглашение Бисмарка. Важно то, что такое приглашение действительно было. Наверное, это была попытка привлечь Маклая на свою сторону или выманить у него драгоценные сведения о Новой Гвинее, что уже и делал знаток попугаев Отто Финш. Но он-то во многом преуспел... объявляя себя чуть ли не учеником Маклая. Отто Финш для достижения своих низменных целей не постеснялся, выведав у Маклая все, что ему было нужно, воспользоваться чужим великим трудом, чужим гениальным опытом. А коллега Финша, ботаник Фердинанд Мюллер, просто присвоил одно из открытий Маклая.

Маклай привез из Океании плоды и листья найденного им растения апис. Туземцы рассказали нашему путешественнику, что если соком аписа покрывать стенки сосудов, то они несколько лет подряд совершенно не будут пропускать воды. Маклай решил сделать опыт. Он пропитал этим соком ботинки, и они сделались непромокаемыми. Фердинанд фон Мюллер, правительственный ботаник Виктории и директор ботанического музея в Мельбурне, ухватился за открытие Маклая. Мюллер взял себе образцы листьев и плодов аниса будто бы для анализа и вскоре заявил, что они по какой-то случайности затерялись. Мюллер пошел на неприкрытую кражу... Он понимал, какое военное значение имело открытие Маклая и что дом Годефруа хорошо оплатит открытие нового каучуконоса.

Из Берлина Маклай выехал в Париж.

В Париже он пришел к Тургеневу, в дом пятьдесят по Rue de Donai.

Маклай просил больного писателя достать через своих знакомых брошюры, написанные борцами Парижской коммуны об их страшной жизни в Новой Каледонии. В то время многие из коммунаров вернулись во Францию.

Сохранилось письмо Тургенева к Петру Лаврову с упоминанием об этом посещении Маклая. В 1882 году Лавров, изгнанный французским правительством из Парижа, тайно возвратился туда и жил под фамилией Кранца. По просьбе автора «Отцов и детей» Лавров раздобыл для Маклая летопись страданий узников полуострова Дюкос. Из Парижа наш странник проехал в Шотландию для свидания с каким-то своим старым другом. Кто был этот друг – осталось неизвестным...

В дальнейшем мы опять видим Маклая в Океании. Его ждали в Сиднее, куда он обещал вернуться в марте 1883 года. Но сиднейцы не дождались путешественника к этому сроку. Он был в других местах.

«МАКЛАЙ ВЕРНЕТСЯ!»

Когда Маклай на паровом корабле достиг Батавии, он в волнении ходил по палубе и смотрел на очертания стройного военного корабля, стоявшего на рейде. Было уже поздно. В Батавии зажигались огни. Огни засветились и на корабле, так привлекавшем внимание Маклая. Сомнений не было – это был русский корвет.

Маклай попросил у капитана почтового парохода шлюпку. По темным медленным волнам рейда он поплыл к борту корвета и скоро мог уже различить его название – «Скобелев».

Он поднялся по трапу и узнал у вахтенного офицера, что на борту корабля находится контр-адмирал Копытов. Корвет везет адмирала во Владивосток. Копытов уже собрался было лечь спать, но Маклай умел быть настойчивым и добиваться немедленного приема. Через несколько минут он сидел в каюте адмирала.

Наутро командир корвета получил приказ от адмирала зайти на Берег Маклая. «Тамо-рус» стал устраиваться на корабле. Его не смущало то, что на «Скобелеве» не было каюты. Боцман корабля раздобыл брезент, куски корабельной парусины, и матросы ловко и быстро соорудили из всего этого каюту на палубе. В брезентовое жилье принесли стол, поставили койку. Маклай был доволен новым жильем. Можно теперь дышать чистым морским воздухом, смотреть по ночам на звезды, видеть, как за правой вантой мерцает Южный Крест. Сидя в кресле, Маклай разбирал свои заметки, рисунки, работал под брезентовой кровлей, как он мог работать всегда и всюду. Прибавились и хозяйственные заботы: на Макасаре, на целебесских рынках и в торговом квартале Амбоина наш путник ходил с боцманом «Скобелева» за покупками.

Маклай упросил Копытова купить подарки папуасам. На корабль сносили свертки красной китайки, зеркальца, бусы, топоры, длинные малайские ножи. Маклай сам закупил мешочки с семенами полезных растений. Он любовно разбирал и рассматривал их в своей каюте. Надо сделать так, чтобы всюду – и в Горенду, у хижины Туя, и на острове Витязь, во владениях Каина, – росли не только тыквы, но и кофейное дерево, манго, новые виды хлебного дерева, апельсины и лимоны, ананасы. Хорошо бы научить папуасов обсаживать плантации яванским кустарником с багряной листвой – такого кустарника боятся дикие свиньи.

Маклай приучит папуасов к разведению скота. Матросы «Скобелева» уже гонят к кораблю целое стадо, закупленное в амбоинских деревнях, – горбатого бычка зебу с двумя коровами, бородатого козла и пугливых коз. Как-то приживутся они в Новой Гвинее?

В эту свою поездку Маклай был особенно задумчив, грустен и сосредоточен. 16 марта 1883 года, опершись на релинги палубы, Маклай смотрел на знакомые зеленые берега Новой Гвинеи. К зелени и лазури примешивались дым и желтоватое зарево, отражавшееся в воде: это остров Вулкан выбрасывал горячую лаву. А вот и пролив Изумруд, и остров Каркар, и цветущие берега Архипелага Довольных Людей, где странствовали они с Каином...

Через день «Скобелев» бросил якорь в порту Константин, но Маклай медлил с отправлением в Бонгу, пережидая очередной приступ тропической лихорадки.

18 марта Маклай, Копытов и офицеры корабля пошли в Бонгу. Папуасы окружили Маклая. С бьющимся сердцем он обходил зеленые пустыри, заросшие густой травой. Что сталось с Бонгу? Цветущая когда-то деревня обращена в погост; многих хижин нет, на развалинах шелестит дикий кустарник. Не слышно смеха детей, пенья молодых женщин. В Бонгу остались одни старики. Вся молодежь ушла в леса, в глубину лесов уведены женщины и дети. Папуасы одеты в лохмотья, на них нет уже тех украшений, в которых они ходили раньше. Старый друг Саул идет плечо к плечу с «тамо-русом» и без умолку рассказывает новости этих лет. А новостей много. Не зря папуасы, по совету Маклая, поселили женщин и детей подальше от берега. Как только «тамо-рус» покинул в прошлый раз берег, его чернокожие друзья были встревожены появлением белых людей. Белые искали всюду золото и, объясняясь знаками с папуасами, допытывались, что делал здесь Маклай. Люди из Мельбурна были убеждены, что Маклай скрыл здесь золотые россыпи. Стуча прикладами ружей, они сидели на террасе дома Маклая и поглядывали на висячий замок – нельзя ли его открыть? Но лишь только один из золотоискателей взялся за запор, папуасы кинулись к пришельцам и заставили их покинуть дом Маклая. И золотоискатели ушли, удивляясь верности дикарей и тому порядку, в котором они поддерживали цветущий сад у дома «человека с Луны». Злых людей папуасы вежливо заставили убраться – так будет со всеми, не знающими великого «Знака Маклая».

Саул без умолку говорил, оглядываясь на русских людей. А где же старый приятель, верный Туй? Саул ответил, что Туя уже нет в живых. Когда он умер, его труп посадили на корточки, оплели пальмовыми листьями и три недели жгли костер около этого пальмового саркофага. Могилы Туя нет. Может быть, в хижине сына Туя, красивого и стройного Бонема, по обычаю, сохранилась только нижняя челюсть старика – все, что осталось от Туя.

Из старых приятелей нашлись горбоносый и бородатый Каин, Марамай с кольцом в носу и кабаньими клыками на груди, Гассан, с которыми когда-то «тамо-рус» исследовал Архипелаг Довольных Людей.

В том месте, где когда-то звучали исполинские эоловы арфы и желтели дорожки плантаций возле дома из сингапурских бревен, теперь торчали только остатки свай. Зато в гуще дикого леса, обители черного какаду, виднелись верхушки кокосовых пальм, банановых и дынных деревьев, посаженных когда-то Маклаем. Он поразился такому буйному плодородию.

С корабля пришла ватага веселых матросов с заступами. С песнями и шутками сыны русских деревень расчищали площадку, заросшую густыми кустами. Папуасы помогали матросам выдергивать деревца, разрыхлять благодатную землю. Маклай, два матроса и амбоинец Ян, слуга Маклая, начали садить деревца, бросать в землю Новой Гвинеи семена из Амбоина. Папуасы носили воду в бамбуках, поливая плантацию. Кофейные зерна Маклай велел Саулу унести в горные деревни, где они могли взойти лучше.

В Бонгу стучали топоры – матросы возводили там загон для скота. Маклай в раздумье пошел по лесной тропе в Горенду, но жалкий вид двух пустых хижин, развалин, пустырей настолько расстроил его, что он, не оборачиваясь, вернулся на корабль. После полуденного завтрака он снова пришел в Бонгу. В дневнике своем Маклай в этот день записал, что он никогда раньше не чувствовал такой любви к этим местам, какая проснулась в нем сейчас. Он считал каждое дерево близким, каждого жителя Бонгу старым другом.

С расширенными глазами, с печальной улыбкой на бледном лице Маклай сидел у жалких хижин папуасов. Старики, припадая курчавыми головами к плечу своего друга, плакали и перечисляли людей Берега Маклая, умерших за годы разлуки с «тамо-русом». Они опять просили Маклая остаться здесь навсегда.

Остаток этого дня прошел в веселой возне матросов, привезших с корвета бычка, коров и коз. При виде бычка, мотавшего рогатой головой, бедные папуасы ринулись на деревья, некоторые стали искать спасения в море. Горбатый бычок бунтовал весь день, а к вечеру вырвался вместе с коровой из-за загородки и убежал в лес. Солнце уже село, когда Маклай прекратил вместе с матросами поиски рогатого беглеца, – бычок исчез в густых зарослях, уведя свою подругу... Расстроенный неудачей, Маклай ушел на корабль.

На рассвете «Скобелев» поднял якорь и пошел к острову Витязь пенным синим проливом. «Тамо-рус» помогал мореходам проводить корабль по коралловым глубинам. Каин, Марамай, Гассан сопровождали Маклая в качестве лоцманов и переводчиков. Правда, они боялись корвета, и Гассан даже кинулся в море с палубы. Но Каина и Марамая удалось удержать ласковым словом и подарками – табаком и гвоздями. Обогнув остров Витязь, корабль пошел к острову Сегу. Когда «Скобелев» был на траверзе острова Голубей, Марамай и Каин показали Маклаю стройные пальмы, отражавшиеся в воде пролива. Это были деревья, посаженные когда-то «лунным человеком». Показывая на пальмы, Марамай и Каин повторяли слова: «Остров Маклая», «Кокосы Маклая». Он задумчиво смотрел на остров, где некогда собирался построить себе хижину. Может быть, он еще будет жить здесь – в самом сердце Архипелага Довольных Людей.

Каин стал доказывать Маклаю, что к острову Сегу можно пройти прямо узким, но глубоким проливом у острова Григера. Но адмирал из осторожности не согласился с Каином, и «Скобелев», дымя, медленно продвигался вдоль зеленой цепи архипелага.

Русские гидрографы сразу же начали делать промеры у западного берега Сегу. Перед ними был синий огромный залив порта Алексей, открытый Маклаем.

Между тем Каин и Марамай позорно сбежали с корабля и скрылись неизвестно куда. Без них съемка порта Алексей затруднялась. Тогда Маклай вызвал рулевого матроса и велел ему поймать одного из папуасов, проплывавших на пироге по заливу. Пленник отчаянно барахтался в руках дюжего матроса, но на корвете присмирел и успокоился при виде подарков Маклая. Простые русские матросы, добродушно посмеиваясь над «пленником», одаряли его, чем могли, и папуас из Сегу окончательно растаял.

Вернувшись на корабль, Маклай взял с собой «пленника» и вместе с ним побрел в деревню Сегу. Там он никого не застал. В одной из хижин Маклай нашел два щита, сосуды хорошей работы и скульптуру. И хоть соблазн был велик, Маклай не взял чужого.