И все– таки сперва сети создавались для того, чтобы экспериментально исследовать размах и мощь самих сетей. В 1971 году Боб Томас, сотрудник Bolt, Beranek and Newman, работал над распределенным программным обеспечением. Его группа занималась моделированием авиадиспетчерской программы, которая отслеживала бы передвижение самолетов. Идея заключалась в том, чтобы передавать контроль за самолетом от одного компьютера на другой и сообщать всем другим компьютерам об изменениях в местоположении отдельного самолета. Занимаясь этим, Томас написал программу, чья функция состояла в том, чтобы ползти по сети и выскакивать на каждом экране, оставляя сообщение: «Я -ползун! Поймай меня, если сможешь!». Когда об этой программе узнали хакеры, то стали вовсю писать подобные программы, причем некоторые размножались, пока прокладывали дорогу по сети (ползун не размножался, он просто двигался), а другие включали программы-риперы (жатки), отлавливавшие и уничтожавшие ползунов. Запуск таких программ стал на несколько месяцев пунктиком, и потом вышел из моды.
      В начале 80-х два сотрудника исследовательского центра компании Xerox в Пало-Альто начали экспериментировать с программами, которые они называли «червями». Черви могли прогоняться на многих компьютерах в локальной сети (Arpanet была глобальной сетью, соединявшей удаленные компьютеры). Термин «червь» они взяли из научно-фантастического романа «Оседлавший взрывную волну», классики научной фантастики, написанного Джоном Браннером в 1975 году. В книге описывалось авторитарное правительство, осуществлявшее тотальный контроль над обществом посредством всемогущей компьютерной сети, пока взбунтовавшийся программист не заразил сеть программой, названной «ленточный глист». Чтобы уничтожить программу – паразита, правительство было вынуждено выключить сеть, при этом лишившись своей власти. После этой книги Браннер стал культовой фигурой для всех читателей фантастики. Роман оказал сильное влияние и на зарождавшийся компьютерный андеграунд – неформальные объединения телефонных фриков и компьютерных хакеров в таких местах, как Кремниевая долина и Кембридж, – возникший одновременно с появлением персональных компьютеров. Джон Шок и Ион Хепп из Xerox искали способ сделать совместное использование вычислительных ресурсов в локальной сети более доступным. Они пришли к созданию 5 или 6 рабочих червей. Один назывался «червь-глашатай», его миссия заключалась в том, чтобы путешествовать по сети и оставлять объявления. Другой – «червь-диагностик» – должен был прыгать с машины на машину, постоянно проверяя, все ли в порядке. Конечно, самой распределенной из программ, которые они замыслили, должен был стать «червь-вампир». Такая программа, полагали они, получит преимущества почти безграничной автономности в сети рабочих станций. Ведь эти машины по ночам простаивают, а это время можно было бы использовать с толком. Вампир должен был автономно включаться, когда люди разойдутся по домам, и приступать к работе над сложными задачами, требующими больших вычислительных ресурсов. Утром, когда люди заявят свои права на машины, вампир уступит им поле деятельности и исчезнет до вечера.
      Но Шоку и Хеппу довольно быстро пришлось познакомиться с потенциальной опасностью червей. Однажды ночью неправильно функционировавшая программа вышла из-под контроля в локальной сети исследовательского центра Пало-Альто. Утром, когда программисты вернулись, они обнаружили, что зависли компьютеры во всем здании. Они стали перезагружать системы, но стоило им запустить машину, как дефективный червь тут же заставлял ее зависать. Ситуацию осложняло то, что многие машины находились в запертых комнатах и до них нельзя было добраться. Наконец они написали программу-вакцину, которая пошла по сети, делая каждому компьютеру электронную прививку.
      Кен Томпсон из Bell Labs пользовался Arpanet, экспериментируя с компьютерной защитой. В конце 70-х, когда Томпсон работал над статьей о взламывании парольной защиты, он использовал несколько узлов сети – Гарвард, МГГ, университет Карнеги-Меллона и Беркли, то есть те, где пароли были общедоступны, либо где у него был доступ к этим файлам. Его программа, взламывавшая пароли, сработала, и он обнаружил, что нечаянно захватил пароли нескольких ведущих администраторов Arpanet, людей с доступом ко многим машинам по всей сети. Он попробовал пароли и убедился, что они работают. В руках «плохих ребят» такой изъян в защите был бы весьма опасен, так что Томпсон предупредил владельцев паролей.

* * *

      Роберт проскочил изучение вычислительной техники в школе. В Делбартоне были первые компьютеры Apple, но Роберт с 12 лет имел доступ к машинам в десять раз более мощным, так что его освободили от занятий. В то время, как в школе раздавали награды ученикам за работу с Apple, Роберт уже писал сложные программы и технические статьи. Однако мало кто из преподавателей Роберта и его друзей по Делбартону подозревал, насколько этот застенчивый второкурсник разбирается в компьютерах. Компьютерная карьера Роберта началась дома. Когда он был на последнем курсе, старый друг Боба Фред Грамп взял Роберта на неполный рабочий день в Bell Labs. Шестнадцатилетний Роберт работал как любой из десятков студентов колледжа, стажировавшихся или подрабатывавших в Bell. В отличие от своего отца, он был необыкновенно тихим, но унаследовал отцовское ненасытное любопытство и интерес к окружающему миру.
      Благодаря его прежним несанкционированным путешествиям по компьютерам Bell Labs Роберт уже сделал себе что-то вроде имени. Но он был прилежным работником. У него был собственный проект, которым он занимался, – создание более защищенной и действенной реализации UUCP, программы, использовавшейся для передачи файлов с одной UNIX-машины на другую. Требовалось написать реализацию UUCP, которая могла бы справиться с интенсивностью и разнообразием траффика, развернувшегося в сети за годы. Не каждый студент университета смог бы переработать такой большой массив ПО. Несмотря на некоторые шероховатости, программа Роберта оказалась настолько хороша, что стала моделью для UUCP, в итоге принятой Bell Labs. Роберт написал статью о результатах своей работы, озаглавив ее «Ещё одна попытка UUCP».
      Неверно было бы думать, что Роберт целиком посвятил себя компьютерам. Он плавал за школьную команду и пел в хоре. Все же он оставался закомплексованным и, насколько могли судить его родители, по-прежнему не отдавал отчет в своих интеллектуальных способностях. Энн ничего не оставалось, как взять на себя разговор с директором школы. Она объяснила, что, как ей кажется, Роберту пойдет на пользу, если учителя будут его хвалить в присутствии других учеников. Через несколько дней, когда школа получила результаты ежегодного теста SAT, директор встретил Роберта и во всеуслышание объявил, что его результаты – 800 баллов по языку и 700 по математике – самые высокие за всю историю школы. С этого момента его уверенность в себе стала крепнуть. Для продолжения образования он выбрал Гарвардский колледж. Там учился не только его отец, но и несколько поколений его предков по матери. Роберт подал документы досрочно и был принят.
      В Гарварде Роберт оставался таким же застенчивым и неловко чувствовал себя в обществе. Он сразу же наметил себе вычислительный центр имени Эйкена. Эйкеновская лаборатория обслуживала отделение прикладных наук. Главный вычислительный центр, где от операторов не требовалось ничего, кроме умения заправить бумагу в принтер, находился в другом конце университетского городка, в помещении Центра информационных технологий. В Эйкене машины были посильнее, нравы посвободнее, поэтому Эйкен была куда более привлекательным местом для работы. Когда Роберт поступил в Гарвард, факультета компьютерных наук как такового там не было. Его заменяла кафедра компьютерных наук на факультете прикладных наук, где работало 17 преподавателей. Гарвардские студенты, серьезно интересовавшиеся вычислительной техникой, попадали по закону притяжения в Эйкен, где проводил все свое время и преподавательский состав.
      Кирпичный памятник утилитарной архитектуры, Эйкен соседствовал с величественным зданием факультета права. В вестибюле, занимая всю стену, стоял вклад Говарда Эйкена в современные вычислительные технологии – Марк I, автоматическая счетная машина, монстр длиной в 51 фут и высотой в 8 футов. В 30-е-годы профессор математики мечтал создать крупномасштабный калькулятор – смонтированное на распределительном щите устройство, которое производило бы арифметические вычисления без участия оператора. В 1944 году Эйкен, сотрудничая с IBM, собрал Марк I стоимостью в 250000 долларов. Это был первый в мире крупномасштабный электрический калькулятор. Со стандартной задачей, на решение которой у команды из четырех специалистов ушло бы три недели, Марк I справлялся всего за 18 часов. В конце 80-х вычисление, которое бы по-настоящему озадачило Марка I, можно было за одну-две секунды выполнить на программируемом карманном калькуляторе. Но для своего времени Марк I был революционным прорывом, и место Говарда Эйкена в истории науки бережно сохранялось в здании, названном в его честь.
      Напротив Марка за стеклянной стеной располагалась комната с терминалами и рабочими станциями, где работали студенты и персонал Эйкена. В 1983 году закоренелые компьютерщики, у которых не было своих комнат, проводили в ней по 18 часов, а другие дрейфовали туда-сюда. В свое время в этой комнате работал и Боб Моррис, помогая собирать Марка IV, четвертое поколение эйкеновских вычислительных машин.
      Вскоре после прибытия в Гарвард Моррис-младший зашел в кабинет эйкеновского администратора и попросил машинное время. Администратор, Элеонор Сакс, терпеливо объяснила, что первокурсникам это не разрешается, что Эйкен – вотчина профессорско – преподавательского состава и старшекурсников. Она любезно предложила ему присоединиться к другим новичкам в вычислительном центре, который находился в нескольких шагах. Однако Роберт не горел желанием слиться с массами в цокольном этаже центра, где океан компьютерных терминалов и ПК больше напоминал машбюро, чем лабораторию. Эйкен был не только более цивилизованным местом, где можно было сидеть и писать программы, он предоставлял больше вычислительных ресурсов. Роберт не пытался спорить и вышел из кабинета. Несколько дней спустя он сам разрешил свою проблему, превратил Эйкеновский VAX в однопользовательскую машину, сделал себе доступ и затем вернул VAXy многопользовательский статус. Его пароль остался тем же, что и во времена Bell Labs, – rtm. Вскоре знавший Боба Морриса сотрудник похлопотал за Роберта, и тот получил законный доступ.
      Ник Хортон, эйкеновский администратор, мало знал о UNIX, и вскоре Роберт прочно обосновался в Эйкене. Роберт был не из тех всезнаек, кто знает понемногу обо всем. Как и его отец, Роберт знал много о многим. Он с одинаковой легкостью справлялся как с отказами железа, так и с проблемами в ПО. Стоило в Эйкене узнать о его талантах, как его услуги стали пользоваться большим спросом.
      В Гарварде относительно немногие специализировались по вычислительной технике – примерно 30 студентов каждый год получали степень бакалавра компьютерных наук. Но они гордились тем, что получали гораздо более разностороннюю подготовку, чем их коллеги– выпускники МГГ. Роберт, возможно, был исключительно одаренным, но определенно не выделялся в Эйкене. Его окружали очень яркие личности. Стиль Эйкена лучше всего иллюстрировали студенты, которые подрабатывали здесь программистами. Один профессор, ждавший для выполнения какой-то программной задачи студента, был поражен тем, что увидел: студент сидел и ждал вывода данных, читая одновременно две книги – одну на французском, другую на немецком, просто чтобы убить время. Возможно, больше всего выделяло Роберта его впечатляющее знание UNIX. Он мог часами читать руководство по UNIX. Документация UNIX разрослась так, что занимала более 2000 страниц, и на каждой странице – новые детали, касавшиеся эксплуатации этой операционной системы. Многие держали документацию под рукой просто как справочник, но Роберт получал наслаждение от чтения. Вскоре его считали самым большим специалистом лаборатории по UNIX. Он был больше чем теоретик. Его способность помнить детали была потрясающей. Если у кого-то возникал вопрос по UNIX, проще было спросить у Роберта, чем искать ответ в справочнике. Одни с благоговением относились к его компетенции, другие удивлялись – неужели ему больше нечем заняться. Короче, Роберт был системным хакером до мозга костей.
      Как и его отец, Роберт умел наскоро написать программу, которая разрешила бы проблему. Был случай, когда одному профессору потребовалось программное обеспечение для нового компьютера. Он попросил Роберта, и тот, даже не набросав плана, сел за компьютер и начал печатать. Через несколько часов он закончил, и программа, несмотря на некоторые погрешности в коде, оказалась вполне на уровне. К концу первого курса Роберт проводил в Эйкене почти все свое время. Он делал всякую программистскую мелочевку и осуществлял техническую поддержку, все это бесплатно, и стал незаменимым. Когда у него спросили, почему бы ему не устроиться на работу в Эйкен и по крайней мере получать деньги, он ответил, что отец велел ему не торопиться с работой, чтобы ничего не отвлекало его от учебы. Таким образом, он держал слово, а в Эйкен ходил для развлечения. И поскольку ему не платят, он может сам выбирать, над чем работать.
      Лето после первого курса Роберт провел в родительском доме в Миллиштоне, работая в Bell Labs. В результате появилась его вторая статья, обращавшая внимание на бреши в защите берклийской версии UNIX. К этому времени Роберта уже так ценили в Эйкене, что компьютер в Bell Labs связали напрямую с Гарвардом, так что Роберт из Нью-Джерси мог заниматься диагностикой и удаленной эксплуатацией. Его сообщения были немногословными и почти всегда устраняли проблему. Он помогал даже тогда, когда его не просили об этом. Как-то он пасся по эйкенской системе и обнаружил, что какое-то «железо» установлено неправильно. Ник Хортон получил записку от Роберта: «Попробуй поменять местами платы А и Б». Проблема была решена.
      Когда пришло время выбирать специализацию, Роберт начал с математики, но вскоре переключился на компьютерные науки. На втором курсе его взяли в штат программистом. Он делал то же самое, что и раньше. Круг его обязанностей не изменился, но теперь он проводил в Эйкене еще больше времени и забросил почти все, включая и курсовую работу. Его успеваемость упала настолько, что его отправили в академический отпуск. Вместо того чтобы сразу сообщить домой, что у него неприятности, Роберт устроился программистом на полный рабочий день в Convex, свежеиспеченную компьютерную компанию в Далласе, и преподнес родителям свой академический отпуск как проблему, которую он уже разрешил. И снова, теперь уже из Далласа, Роберт консультировал Эйкен. Теперь, когда Ник Хортон задавал ему какой-нибудь технический вопрос, Роберт отвечал ему не просто коротким объяснением, но долгим рассказом с примерами и моралью.
      В Convex Роберт помогал запускать системы с разделением времени и писал ПО, которое анализировало и моделировало работу аппаратуры, разработанной компанией. Его часто посылали в командировки к заказчикам в качестве волшебного мальчика, который уладит все технические неприятности. Это было очень одинокое время для Роберта. На досуге он учился скалолазанию, плавал с аквалангом и играл в Photon, хайтековскую версию игры Capture the Flag. Навестив друзей в Эйкене, он признался, что мечтает вернуться. Одним из условий восстановления в Гарварде в январе 1986 года было то, что он не будет работать в Эйкене, по крайней мере какое-то время. Так что хотя он по-прежнему проводил время там, но формально не являлся сотрудником. Персонал в Эйкене менялся, но в начале 1988 года кастовый дух был особо силен, а команда подобралась на редкость интересная. Здесь были: Ник Хортон, специалист по психологии и общественный активист; Энди Саддат, олимпийский чемпион по гребле; Стив Кауфер, капитан университетской команды фехтовальщиков, на полпути к тому, чтобы открыть свою компанию по производству ПО; Карен Бьюси, будущий юрист; и Дэвид Хэндлер, один из самых близких друзей Роберта, лингвист, специализировавшийся на истории науки. Группа прекрасно сработалась и не расставалась за пределами лаборатории, вместе посещая музеи, вместе развлекаясь, и на каникулах вместе катаясь на горных лыжах. Они очень много знали о компьютерах, и очень много – о других вещах. Дэвид прекрасно готовил и некоторые из лучших своих рецептов нашел в «Поваренной книге» USENET – компьютерной сети, в которой обменивались рецептами. Ник Хортон тоже был заядлым абонентом этой биржи рецептов, и однажды на Рождество подарил всем в лаборатории по экземпляру той книги, которую сам распечатал и переплел. В Эйкене, среди друзей, застенчивость Роберта исчезала без следа. В своей стихии он был абсолютно раскованным.
      Работать в Эйкене означало перейти на ненормированный рабочий день и приспособиться к лихорадочной и временами драконовской обстановке. Эйкеновские сотрудники безропотно принимали эти условия. Компьютерные фирмы росли как грибы после дождя, и каждая рвалась использовать такие места, как Эйкен, как испытательный стенд для своего нового ПО и «железа». Эйкеновский персонал и кое-кто из профессорского состава стремились, в свою очередь, раздобыть оборудование новое и интересное, даже если не совсем надежное. Распространено было мнение: если что-то не работает, то можно сделать так, что оно заработает, и масса времени в Эйкене уходило на наладку. Если проблема была из области, в которой никто ничего не смыслил, то находился доброволец, которому предстояло за ночь стать экспертом.
      Роберт всегда находил время для каких-нибудь безобидных розыгрышей. Используя распространеннейшую опечатку, когда, запрашивая свою электронную почту, люди набирали «mial» вместо «mail», Роберт написал программу, которая каждый раз, когда кто-нибудь ошибался, выводила на экран вместо почты игру типа «замки и драконы». Университетское начальство он пощадил, и когда ошибался кто-нибудь из них, программа просто отвечала, что не знает такой команды. Это была милая и безобидная шутка, но некоторых игра достала так, что Роберту велели удалить ее из системы. К первому апреля Роберт написал программу, которая делала так, что каждому, кто входил в систему, казалось, что Гарвард провалился в дыру во времени на 10 лет назад и на давным-давно устаревшем оборудовании стоит не менее устаревшая операционная система.
      Потом наступил черед «Оракула». Каждому, кто регистрировался, предлагалось что-нибудь спросить у Оракула. Но прежде чем получить от Оракула ответ, надо было ответить на его вопрос. Одни вопросы касались всяких технических мелочей, другие были просто глупыми («Почему занятия начинаются в 8.30?»). И никто не мог сразу сообразить, что спрашивает не компьютер, а другие пользователи. Когда кто-нибудь регистрировался и печатал вопрос, компьютер передавал его следующему пользователю, его ответ передавался первому и т. д. Выглядело так, что отвечает компьютер.
      Друзья Роберта знали о его большом интересе к компьютерной защите. Он не особо афишировал свою компетентность, но это помогало объяснить его кропотливое изучение UNIX, Само по себе пристальное изучение кода было лучшим способом раскопать дефекты защиты. Роберт не щеголял своими глубокими знаниями и, разумеется, не заявлял, что собирается продолжить карьеру в этой области. Тем не менее одной из любых его присказок было: «Это не Беркли-UNIX, а решето!». При этом у Роберта было чутье. Он знал, где остановиться, когда зондировал защиту. Однажды они с Дэвидом Хэндлером обсуждали один из способов залезть в машины сети. Ухватив принцип, Дэвид стал подумывать о компьютере некоего Брайана Рейда в исследовательской лаборатории Digital в Пало-Альто, но Роберт решительно отговорил его. Дэвид знал Рейда как владельца коллекции рецептов и только, но Роберту было известно, что он страшный педант, и сразу же заметит, если кто-то начнет шарить у него в компьютере. У Роберта вошло в привычку взламывать только те компьютеры, чьи владельцы не придадут этому значения.
      Пол Грехем, необыкновенно энергичный и розовощекий гарвардский аспирант, привык считать себя самым умным. В свои 21 год он пока не успел убедиться в обратном. И тут он услышал от своего приятеля об еще одном таком же умнике. На одной из вечеринок в Эйкене, вскоре после того как Роберт вернулся из Далласа, Полу показали «блестящего молодого Морриса». Он подошел к нему:
      – Эй, вы случайно не Роберт Моррис?
      Молодой человек опустил голову, застенчиво улыбнулся и махнул рукой в другой конец комнаты:
      – Нет, вот он.
      Пол, может, и не понял бы, что его провели, да только личность, не признававшая себя Робертом Моррисом, находилась всегда в эйкеновской лаборатории, работала всегда до 3 часов ночи и всегда над чем-то, что выглядело сложным. Когда Пол начал бывать в Эйкене, Роберт писал программу под названием ray tracer для курсовой по компьютерной графике. Больше всего Пола поразило то, что хотя курс кончился и Роберт уже получил свою оценку, он продолжает совершенствовать свою программу из чистого интереса. Кстати, программа Роберта оказалась такой любопытной,.что вызвала интерес его соседа по общежитию Грега Куперберга, студента-математика, который помогал Роберту с высшей математикой, необходимой для построения жестких объектов. Прослеживание лучей требует работы большого количества циклов, и Роберт использовал их везде, где только была возможность. Однако Роберт не хотел мешать другим пользователям, поэтому написал слегка напоминавшую червя-вампира Джона Шока программу, чтобы пользоваться теми компьютерами, что стояли без дела. Когда пользователь садился за рабочую станцию и дотрагивался до клавиатуры, компьютер прекращал обслуживать Роберта и начинал работать на законного владельца. Другие студенты тоже могли пользоваться результатами этого справедливого перераспределения машинных благ.
      Пол стал называть Роберта по его паролю – rtm. Казалось, знания rtm безграничны. Он знал все о VAX, компьютерной графике и UNIX, но был совершенно не похож на примерного студента-зубрилу. Этот парень прочел все скандинавские саги и, подумать только, любил ходить в оперу! Роберт поразительно отличался от юных обывателей из пригородов, которые жить не могли без TV, видеоигрушек и гамбургеров. Когда Пол покинул Монровиль, пригород Питтсбурга, известный своим громадным торговым центром (послужившим съемочной площадкой для знаменитого фильма «Утро живых мертвецов»), годы, проведенные перед телевизором, давали о себе знать. В колледже ему пришлось наверстывать упущенное время и вообще завязать с TV. Один взгляд на экран мог обернуться недельным телезапоем. И вот – человек, абсолютно не интересовавшийся ни этим электронным наркотиком, ни видеоиграми. Пол чувствовал, что по сравнению с Робертом впустую растратил детство. Пол завидовал воспитанию, которое получил Роберт: жизнь на лоне природы, частная школа, полные приключений каникулы, замечательный отец. Он благоговел перед Робертом. Компьютерными науками Пол занимался нехотя и предпочел бы скорее изучать живопись, а на остальных аспирантов смотрел как на законченных компьютерных торчков с одной извилиной в голове. Встреча с rtm стала для Пола событием года. Пол понял, что они станут хорошими друзьями, когда открыл одну вещь, которая их объединяла, – оба не любили сидеть на занятиях, и если предмет не представлял интереса, оба частенько сдавали его экстерном. Как-то Пол сидел с книжкой на ступеньках Эйкена, в то время как должен был сидеть внутри и конспектировать лекцию об искусственном интеллекте. Роберт подошел к нему, взглянул на книгу – это была история итальянского Возрождения Якоба Буркхардта – и улыбнулся. Оба согласились, что читать Буркхардта – занятие куда как лучше. Остальные эйкенцы считали Пола слишком несдержанным, но Роберту это не мешало. Однажды он пригласил Пола погостить у своих родственников в штате Мэн, у которых был дом на острове. Когда моторная лодка уже приближалась к голому острову, где не было ни электричества, ни телефонов, Роберт сказал: «Тебе там понравится, ничего лишнего».
      Пола беспокоило, что у Роберта нет подружки. «Если тебе кто-то нравится, rtm, – не раз говорил он ему, – надо же ей об этом сказать. Не будешь ведь ты ждать,.что она прочтет твои мысли». «А что же еще остается застенчивым людям», – парировал обычно Роберт.
      Временами Роберта и его друзей так и подмывало сорвать большой куш, используя свои знания. Доведя до совершенства свой достославный ray tracer, Роберт и Куперберг загорелись было идеей открыть свое дело и заняться компьютерной графикой. С Дэвидом Хэнддером они лелеяли идею компьютеризации экономических прогнозов. Но самый несусветный бизнес-план Роберт вынашивал вместе с Полом: они решили, что станут большими и богатыми, предсказывая результаты скачек в Саффолке. Они часами вводили в компьютер горы информации по прошлым скачкам, но потолкавшись пару раз в толпе потерявших надежду мужчин среднего возраста, валом валивших из метро на ипподром, ребята решили, что игра не стоит свеч.
      Летом 1987 года, после 3 курса, Роберт опять работал в Digital, на этот раз в Пало-Альто. Предыдущие каникулы он провел в отделении корпорации в Нашуа, штат Нью-Гемшпир (в том самом центре, куда впоследствии вломится Кевин Митник), занимаясь рутинной программистской работой, которую он нашел только умеренно интересной. Но лето в Пало-Альто оказалось чудесным. Здесь он работал над графическими программами и языками программирования, пробуя свои силы в том, чем никто еще не занимался. Работа предъявляла исключительные требования, и Роберт расцвел.
      Тем временем семейство Моррисов распрощалось с Нью-Джерси и Bell Labs. Боба перестала удовлетворять его работа. Он месяцами ждал назначения на новую должность, означавшую руководство созданием новой, надежно защищенной версии UNIX. Дело тормозилось бюрократическими проволочками, и когда терпение Боба истощилось, к нему пришли из АНБ с предложением, от которого он не мог отказаться: стать ведущим специалистом в Национальном центре компьютерной защиты, не засекреченном подразделении АНБ. Центр был организован для усиления защиты информации в структурах министерства обороны, но в дальнейшем его полномочия были расширены и включили также введение стандартов компьютерной защиты на частных предприятиях. Эта работа была особенно привлекательной для Боба, поскольку в его деятельности всегда присутствовал какой-то аспект секретности.
      Боб и Энни продали старый дом в Миллингтоне и переехали в Арнольд, небольшой город в Мэриленде. Боб перешел от теоретических исследований к настоящей игре с настоящими игроками. Энн было жаль оставить свою работу директора Ассоциации комиссий по окружающей среде штата Нью-Джерси, но она знала, что речь идет именно о той карьере, о которой всегда мечтал Боб. В конце концов она нашла работу, связанную с экологией, в Вашингтоне и ездила туда каждый день.
      Четвертый курс для Роберта стал еще одним периодом интенсивной работы и веселого времяпрепровождения в Эйкене. Занятия снова были отодвинуты в сторону курс геометрии, который Роберт нашел невыносимо скучным, он практически не посещал, и несмотря на зубрежку на финише, завалил экзамен. Он почти не бывал в своей комнате в Дакстер-Хаузе (гарвардское общежитие, где когда-то жил и его отец), предпочитая спать на диванчике у Дэвида Хэндлера. Немало вечеров ушло на приготовление обедов из многих блюд и выпечку печенья, которое затем посылали друзьям. Во время весенних каникул Роберт по просьбе отца прочел лекцию в отделе Боба в АНБ обо всем, что знал о защите UNIX. На следующий день он повторил лекцию в исследовательской лаборатории ВМФ.
      Когда Роберт готовился к поступлению в аспирантуру, Стэнфорд стоял в его списке первым номером, затем шли Корнелл и Гарвард. В Стэнфорде была самая строгая программа; если в Гарварде аспирантов лелеяли, то в Стэнфорде и университете Карнеги-Меллона было обычным делом, когда аспиранты-первокурсники заваливали квалификационный экзамен. Поступить в Стэнфордскую аспирантуру было тяжелее всего. Каждый год из тысячи кандидатов поступали лишь 30. В Корнеллскую аспирантуру, входящую в десятку лучших в Америке, тоже было трудно попасть: принимали 40 человек из 550 или около того. Роберт собрал рекомендации от некоторых из наиболее уважаемых фигур в компьютерном мире. Одну написал Дуг Макилрой из Bell Labs; Марк Манасси, у которого Роберт работал в Пало-Альто, дал ему восторженную характеристику: «Я глубоко убежден, что Роберт добьется успеха в любом своем начинании». Тем не менее в Стэнфорд Роберта не приняли, отчасти из-за неровных отметок в дипломе, отчасти потому, что баллы, набранные по математике, хотя и высокие, для зверского конкурса в Стэнфорд не являлись чем-то выдающимися. Зато и Гарвард и Корнелл его приняли. Его научный руководитель не советовал ему оставаться в Гарварде. Нужно было сменить обстановку, а Корнелл был прославленным центром компьютерной теории. Единственное, за что можно было придраться к Роберту, было то, что его влюбленность в сами машины шла в ущерб теоретической подготовке. Напротив, у его отца была такая сильная математическая база, что он инстинктивно прибегал к математике при решении проблем, которые на первый взгляд казались совершенно с ней не связанными. Корнелл будет идеальным местом для того, чтобы приобрести хорошее теоретическое образование. Так что Роберт остановился на Корнелле.
      Лето 1988 года он провел на шикарной работе. По рекомендации Джейми Франкела, адъюнкт-профессора, который уже рекомендовал Роберта для одной из летних работ в Digital, Роберт провел свое последнее лето в Кембридже, работая в корпорации Thinking Machines. Одна из самых интересных компаний в Америке, Thinking Machines создала суперкомпьютер, базировавшийся на принципе «массового параллелизма», используя тысячи маленьких процессоров для того, чтобы разделить бремя особенно интенсивных в вычислительном отношении заданий. Этот компьютер, Connection Machine, нашел применение в расшифровке полученных со спутника фотографий земной поверхности, предсказании поведения молекул и создания трехмерных географических карт. Компания разрабатывала такое количество интересных проектов, что любая работа здесь обещала стать праздником.
      В Thinking Machines Роберт главным образом занимался тем, что совершенствовал один из языков, использовавшихся для обслуживания Connection Machine.