Команда разработчиков UNIX состояла из двух программистов – Кена Томпсона и Денниса Ритчи – и их окружения. Работа Боба над UNIX включала математические функции ПО. Что-нибудь простенькое, типа запроса «Который час?», влекло за собой вычисления. Но его основной вклад состоял в создании кодирующего алгоритма, процедуры, которая превращала некодифицированный текст файла в закодированный текст.
      Когда Боб написал программу crypt, его влюбленность в тайнопись стала еще сильнее. Теория чисел, которой он в свое время занимался, включала изучение простых чисел и генерирование случайных чисел. Криптография – это естественное дополнение к теории чисел, поскольку требует превращения текста в код путем манипулирования символами. Но для того чтобы стать незаурядным шифровальщиком, нужны еще и навыки лингвиста, отменная интуиция и недюжинное воображение. Все это у Боба было. Кроме того, он умел разглядеть бреши там, где остальные видели монолитную стену.
      В середине 70-х Моррис занимался тем, что «раскалывал» шифровальную машину, созданную в 30-е годы шведским криптологом Борисом Хагелином. Эта машина, известная как М-209, значительно превосходила германскую «Энигму», использовавшуюся немцами во второй мировой войне. Ключи к «Энигме» подобрали в 1939 году британские криптоаналитики, в числе которых был знаменитый математик Алан Тьюринг. Выглядевшая как кассовый аппарат, М-209 шифровала сообщения таким образом, что каждая буква заменялась одной из более чем 100 миллионов подстановок. Моррис изобрел изящный способ, позволявший без помощи машины преобразовывать отрывки текста, закодированного М-209, во внятный, удобочитаемый английский. В это же время появился Джон Риде, впоследствии математик в Калифорнийском университете в Беркли, со своим методом дешифровки с помощью компьютерной программы. Риде и Моррис ознакомились с работами друг друга и с помощью Денниса Ритчи написали программу – дешифровщик. Троица не преминула описать свой подвиг в статье, которую отправили в академический журнал Cryptology. Одновременно Боб зачем-то сделал любезный жест и отправил оттиск в Агентство национальной безопасности, чья деятельность (да пожалуй, и сам факт существования) была в то время практически неизвестна широкой общественности. АНБ раскинуло свои сети для сбора разведданных во все уголки мира. Например, когда в 1983 году южнокорейский авиалайнер отклонился от курса и был сбит советским истребителем, радиоперехватчики АНБ поймали переговоры между русским пилотом и руководителем полетов. А в 1989 году, когда Соединенные Штаты обвинили немецкую фирму в поставках материалов, позволивших ливийцам построить завод по производству химического оружия, данная информация была добыта благодаря масштабной и долгосрочной операции слежения за коммуникациями в Европе.
      Деятельность АНБ, которое до последнего времени было засекречено, требовала от сотрудников быть в курсе всех последних достижений криптографии. В АНБ придерживались мнения, что не в их интересах позволять наиболее передовым исследованиям в этой области становиться достоянием гласности. Так что нет ничего удивительного в том, что вскоре троих сотрудников Bell Labs посетил пожилой виргинский джентльмен, пожелавший обсудить с ними приближающуюся публикацию статьи. Разумеется,, это был отставной офицер контрразведки, до сих пор сохранявший тесные связи с бывшим начальством.
      Мнения в Агентстве разделились, рассказал отставной джентельмен. Одни не видели в публикации никаких проблем, но группа консерваторов выступает против любых сообщений, которые могут расширить познания общества в криптографии. Дружеская беседа за ланчем в Bell Labs оказалась не последней. Пришлось еще несколько раз ездить на встречи с сотрудниками Агентства. В конце концов они решили отозвать свою статью.
      Как вспоминал Ритчи, в это время и начался роман Боба Морриса с АНБ. Всем им было интересно, что происходит за стенами самого засекреченного разведуправления Америки, но Бобу – особенно. Кстати, АНБ было одним из заказчиков UNIX и сопровождавшего систему языка программирования С, разработанного в Bell Labs. Бобу предложили летнюю работу в Институте оборонных исследований, засекреченном мозговом центре Агентства. Но в то время все трое понимали, что, получив допуск к секретной работе, потеряют большую часть той свободы, которой наслаждались как «люди со стороны». Они решили сохранить свои контакты с компьютерными шпионами неформальными.
      Энн Бэрр Фарлоу происходила из старинного рода уроженцев Новой Англии. Круглолицая пухленькая девушка сразу после окончания факультета музыки в колледже Брин Мойр переехала в Кэмбридж и работала секретаршей на факультете геологии в MIT. К ее соседке по комнате иногда заходил Боб Моррис, гарвардский аспирант, но Энн не обращала на него особого внимания вплоть до того дня, когда он пригласил соседку на концерт. Та отказалась, и тогда серьезный молодой человек повернулся к Энн и спросил, не согласится ли она пойти вместе с ним. Она согласилась. Их двухлетний роман состоял из лыжных прогулок зимой и долгих плаваний под парусом летом. В июне 1962 г Боб и Энн поженились.
      Когда Боб решил прочно обосноваться в Bell Labs, молодая семья начала искать дом. Боб, чье детство прошло на ферме к северу от Хартфорда в Коннектикуте, хотел уединения и простора. Они выбрали сельский дом в Миллингтоне, маленьком городке в штате Нью-Джерси. Дом был построен в 1740 году, слегка модернизирован, и соседствовал с высоким лесистым холмом. Нетронутый уголок природы был для семьи лесными угодьями. Участок в? акров находился в тупике, а двухакровое поле отделяло дом от реки Пассайк.
      Мередит, их первый ребенок, родилась через три недели после переезда Моррисов в Миллингтон. Постепенно в доме появились три большие собаки и еще двое детей. Роберт родился в ноябре 1965 года, Бен – двумя годами позже. Семья обзавелась хозяйством: овцами, курами, гусями. Не меньше дюжины кошек, «рабочих кошек», как их называл Боб, вели свободную жизнь. Когда Мередит попросила лошадь, Боб пошел на компромисс и подарил ей поросенка. Позднее вся семья разделила с Мередит ее увлечение – дрессировку собак-поводырей. Большой огород давал свежие овощи, и через несколько лет семья почти наполовину обеспечивала себя продуктами. Каждого ягненка называли «Отбивная», чтобы дети не забывали о его предназначении.
      Энн всегда называла брак с Бобом «сложным». Боб был абсолютно лишен условностей. У него был странный распорядок – годами он работал заполночь и спал до 11 утра. Он мог часами ничего не делать и свято верил, что работа должна приносить удовольствие. Детям иногда было трудно понять, что их отец не собирается быть таким, как отцы их приятелей, нормальные мужчины «как все», в 8.00 пробегающие с портфелем в руке через кухню, и возвращающиеся ровно в 18.00. Беспорядочный режим Боба был обусловлен характером его работы. Но когда он завершал какой-нибудь большой проект, то проводил несколько недель дома и занимался хозяйством, что находил таким же захватывающим, как и работу в Bell Labs. У Боба была врожденная способность интегрировать в практику его обширный запас знаний. Например, одним из его наиболее амбициозных проектов было возведение загона для овец. Не удовлетворившись стандартными чертежами, которые он нашел в книге по фермерскому хозяйству, он обратился к известному манускрипту XV века Tres riches heures du duc de Berry, где обнаружил зимнюю сценку из жизни пейзан, изящно выписанную в голубых, белых и золотых тонах. В центре миниатюры был простой, но красивый загон для овец, соответствовавший эстетическим запросам Боба. Боб построил точную копию средневекового загона в Нью-Джерси.
      Хорошая зарплата, которую Боб получает в Bell Labs, позволяла Энн заниматься тем, что было для нее важнее, чем простое пополнение семейного бюджета. В первые годы это было воспитание детей. Потом она включилась в работу по охране окружающей среды. В итоге она стала исполнительным директором Ассоциации комиссий по охране окружающей среды Нью-Джерси, представлявшей интересы муниципальных властей. Что касается Боба, то его выбрали председателем местного совета по землеустройству.
      В их планы входило дать хорошее образование детям. Боб и Энн решили, что местные государственные школы этой задаче не соответствуют, поэтому всех детей отдавали в частные школы. Мало того, что это был серьезный удар по карману, это еще и значило, что Энн придется в течение 12 лет каждый день отвозить детей в школу. Чтобы оплачивать солидные школьные счета. Бобу и Энн приходилось экономить. Дом обставили вещами, которые оба получили в наследство либо попросту нашли. Стиральная машина и прочая бытовая техника были по большей части уже кем-то выкинуты по причине старости, но еще работали. Боб держал в сарае запас бытовых приборов разной степени ветхости, где как минимум один был в полной готовности на случай, если сломается тот, что в доме.
      Моррисы обеспечили своим детям идиллическую, хотя несколько причудливую жизнь. Семья была единым целым. Моррисы вместе играли в оркестрах, вместе пели в хорах, вместе регулярно ездили в Маихэттан. Если семья отправлялась в отпуск, то не на какой-нибудь курорт, а на месяц в Исландию, или в путешествие по каналам Англии. Работа Боба Морриса находилась на переднем крае тех наук, что определяли облик грядущего, однако друзьям, приезжавшим к ним из более урбанизированных районов, казалось, что они попадают в какую-то временную петлю. Дополняя картинку, терминал стоял в подвале рядом с огромной круглой печью, сохранившейся с восемнадцатого века.
      Воспитание детей Боб доверил Энн. Она считала, что детям надо предоставить все возможности для развития, поскольку в дальнейшем это облегчит им выбор деятельности. Бен, в конечном итоге, предпочел жизнь на природе и работает обрезчиком деревьев в Миллииттоне. Мередит выбрала гуманитарные науки и занимается исследовательской работой в библиотеке Конгресса. А то, что Роберту суждено пойти по пути своего отца, было ясно с самого начала.
      Это был достойный восхищения подход к воспитанию детей, но он требовал порядка в доме. Энн неукоснительно прививала детям трудовую дисциплину: утром каждый должен был сделать определенную работу по хозяйству, накормить животных, собрать яйца в птичнике, принести дрова. В основном дети выполняли свои обязанности без нареканий, да и в работе было что-то от игры. Например, сходить зимой за дровами значило лопатами расчистить тропинку к скованной льдом реке и на санках привезти дрова. Энн дала детям понять, что они полностью отвечают за порученное дело. Если Роберт забывал утром накормить овец, то днем он возвращался из школы под их голодное блеяние.
      Постепенно дом менялся, приобретая черты, отражавшие образ жизни Моррисов. Повсюду возвышались книжные полки. В семейной библиотеке насчитывалось 6000 томов – от книг по теологии и естественным наукам до справочников по навигации. Каждая книга была прочитана хотя бы одним из членов семьи. А однажды Боб принес домой «Энигму», одну из первых шифровальных машин. Во время одного из своих, уже ставших регулярными, посещений Форт-Мида Боб просто вышел из Агентства национальной безопасности, сопровождаемый заместителем директора АНБ, и вынес аппарат в коричневой бумажной сумке. В конце концов «Энигма» превратилась в очередной курьез в доме Моррисов.
      Карманных денег детям не давали. Вместо этого им платили за работу по дому, не входившую в их прямые обязанности, например, за рытье дренажных канав или установку изгороди. Энн всегда старалась не переплачивать, давая им понять, что в другом месте они могут заработать больше. У их ровесников денег всегда было больше, чем у младших Моррисов, а когда другие уже вовсю пользовались родительскими машинами. Боб и Энн сказали детям, что если им хочется ездить, пусть лучше придумают способ заработать на собственные машины. Роберт и Мередит приняли это спокойно, и только Бен тихо брюзжал.
      Как это и характерно для маленьких городков, детство младших Моррисов прошло без шайки соседских подростков, с которой можно было шляться по улицам, без дискотек и видеосалонов. Пока дети были совсем маленькими, в доме не было телевизора. Но когда выяснилось, что Мередит абсолютно безграмотна ''в смысле масс-культуры", как позднее рассказывала Энн, Моррисы купили крошечный черно-белый телевизор специально, чтобы смотреть сериал Sesame Street. Новый, с экраном побольше, появился только потому, что детям было трудно устроиться перед телевизором втроем одновременно. Вообще телевидение в доме не то чтобы осуждалось, но не приветствовалось Телевизор боролся за место в гостиной с терминалом, который наконец переехал наверх. Когда Энн попыталась протестовать против терминала в середине комнаты, Боб кротко напомнил, что мог бы поставить его там, где держат компьютеры некоторые из его коллег, – в спальне.
      Младшие Моррисы читать стали рано и запоем. Мередит научилась читать в 4 года. К третьему классу Роберт прочел «Властелина колец» и знал наизусть многие стихи оттуда. В? лет он проглатывал подшивки Scientific American, а к 11 годам его интересы включали классику, историческую литературу и массу научной фантастики. Интеллектуальная одаренность Роберта была несомненна с самого раннего детства Еще до школы он строил действующие модели автомобилей из всего, что попадалось под руку картона, канцелярских скрепок и скоросшивателей. Вскоре он стал, подражая отцу, разбирать и собирать электронное оборудование.
      Энн видела, что Роберт чувствует, что отличается от сверстников. Он понимал, что он другой, но не знал, почему. Однажды он признался матери, что думает, что он «странный». Энн пробовала выяснить, догадывается ли он, что его «ненормальность» заключается в его умственных способностях. Но даже когда всем стало ясно, что Роберт умнее одноклассников, самого Роберта эта разница только смущала, а иногда расстраивала.
      Роберт и Бен начинали учиться в местной школе в Фар-Хиллс. Роберту, конечно же, было скучно, и это отражалось на его оценках. Когда он перешел в 5-й класс, Боб взял дело в свои руки. Он пошел к директору школы и предложил перевести Роберта сразу в 6-й класс. Директор отказался, ссылаясь на школьные правила. В ответ Боб четыре дня не пускал мальчика в школу. Директор сдался, перевел Роберта в шестой класс, и его отметки немедленно улучшились. Тем не менее недовольные учебным планом Боб и Энн перевели мальчиков в школу в Морристаун.
      Роберт заметно улучшил свой табель. Он по-прежнему опережал своих одноклассников по большинству предметов. К седьмому классу Роберт читал фантастику запоем, проглатывая по 2-3 книжки в день. Боб и Бен тоже были прожорливыми фанами, но им до него было далеко. Роберт редко выходил из дому без книги. Когда Энн однажды пришла в школу, то увидела, что ее сын сидит в первом ряду, уткнувшись в какую-то фантастику. Когда его вызвали (это был урок математики), он оторвал глаз от книги, ответил и снова вернулся к чтению. Энн поняла, что это вовсе не дерзость. Похоже, что существовало устраивающее обоих соглашение между учителем и учеником, который может читать на уроке и все же на голову опережать свой класс.
      Высшая школа означала еще одну частную школу. Роберта отдали в Делбартон – привилегированную школу для мальчиков, принадлежавшую монахам – бенедектинцам. Делбартон славился своей кафедрой музыки, и проучившись там три недели, Роберт объявил, что будет учиться играть на скрипке. Как только он начал заниматься, Бен взялся за альт, Энн играла на фаготе, Мередит – на валторне, а Боб колебался, начав с гобоя и перейдя на виолончель. Энн и Боб сделали музыку стержнем семейной жизни. Каждого из детей, когда ему исполнялось 10 лет, возили в Нью-Йорк и знакомили с оперой. Из года в год на Рождество Боб вывозил всю семью на «Гензель и Гретель» в Метрополитен-оперу.
      Мередит и Бен любили компьютерные игры. Роберт же был просто фанатиком. Стоило Бобу отойти от терминала, как Роберт тут же занимал его место. Перед компьютером стояло удобное старое кресло, отгораживая его от остальной комнаты. Каждый, кто в него садился, тут же проваливался, а юный Роберт исчезал в нем с головой.
      Компьютеры породили такое явление, как электронную дружбу. Чтобы познакомить своих детей с возможностями компьютеров и электронных коммуникаций, некоторые сотрудники Bell Labs позволяли им пользоваться сетью. Не считая нескольких строгих правил, регламентирующих поведение в сети, самостоятельное знакомство с компьютерным миром поощрялось Сын Кена Томпсона, Кори, был постоянным пользователем сети. Временами до 25 детей пользовались компьютерами Bell Labs и общались по сети. Фактически, многие из них завязали крепкую электронную дружбу еще до того, как увидели друг друга.
      Поколение Роберта выросло в то время, когда компьютерные сети распространились повсеместно. Компьютер позволил 14-летнему Роберту впервые ощутить власть мгновенных коммуникаций и социальное равенство, которое сети сделали возможным. Использование вычислительной мощности машины, находившейся в 10 милях от дома, представляло огромный соблазн. Роберт стал постоянным пользователем, заводя друзей on-line и обмениваясь самодельными компьютерными играми. Они были не только хорошо написаны, но и требовали чрезвычайной искушенности в передаче данных. Эти игры напоминали ранние Zork и Adventure, диалоговые игры, позволявшие игроку действовать, набирая команды на клавиатуре. Действие обычно крутилось вокруг поиска сокровищ и волшебных слов. Один из подростков написал игру t4c (The Four Corners), дополненную подземными ходами. Лучшим в этой игре был ее многопользовательский характер. Игроки подключались друг к другу во время игры.
      Тогда Роберт написал игру Run-Me, улучшенную версию t4c. В t4c персонажи могли только разговаривать. В Run-Me игроки могли еще и обниматься, целоваться, драться и щекотать друг друга. С этой игрой к Роберту пришла слава мастера игр.
      Подростки не только узнавали компьютер, они усваивали законы компьютерного сообщества. Для некоторых компьютер Bell Labs был телефоном и телевизором одновременно, удовлетворяя и их социальные запросы, и потребность в развлечениях. Одним из лучших друзей Роберта в сети была необыкновенно одаренная дочь одного из сотрудников Веll Labs, одна из немногих девочек в сети. Некоторые элементы в Run-Me Роберт установил специально для нее. Например, алтарь в церкви начинал светиться, когда появлялся ее персонаж. Одним из наиболее впечатляющих достижений этой девочки была «программа гардероба», которая сообщала, что ей сегодня одевать. Таблица решений представляла собой комбинацию содержимого платяного шкафа и обувных полок. Каждое утро, когда девочка запрашивала программу, та сообщала, какие майки и брюки в последнее время не одевались, и предлагала несколько сочетаний на выбор. Хотя Роберт и эта девочка жили всего в 8 милях друг от друга, электронное ухаживание тянулось целый год, прежде чем они встретились.
      Дети очень редко переходили границы дозволенного в сети. Однажды Боб ворвался в офис, где сидели его коллеги, и с присущей ему категоричностью заявил, что все детские пароли должны быть немедленно ликвидированы. Решив, что за этим внезапным решением что-то кроется, присутствующие вынудили его рассказать, что один из детей получил статус привилегированного пользователя.
      – Ну так что же, лишите его пароля, – предложил кто-то.
      Боб покачал головой. После очередной серии вопросов Боб раскололся и сказал, что это его собственный сын.
      – Как же он ухитрился узнать системный пароль?
      – Он его не знал.
      – Так как же он сюда проник?
      В конце концов выяснилось, что Боб по рассеянности отошел от компьютера в тот момент, когда получил доступ ко всему компьютерному хозяйству в Bell Labs, оставив Роберту работающую систему. Роберт просто сел за машину и начал в ней копаться.
      Интересы Роберта явно простирались дальше компьютерных игр. Когда он перешел в предпоследний класс, отец познакомил его с UNIX, и Роберт тут же нашел в ней дыры. Вскоре он написал свою собственную оболочку для UNIX, изящную программу для выполнения команд пользователя. Как только исходный код UNIX появился в прямом доступе, Роберт начал изучать его с особым жаром. В 16 лет он показал своему лучшему другу Питеру, сыну Дуга Макилроя, как можно получить статус привилегированного пользователя на одной машине, а потом использовать эти привилегии на других машинах в лаборатории. Роберт даже модифицировал несколько файлов, прежде чем обратил внимание отцовских коллег на дыру в защите, которую он обнаружил. Если сотрудники Bell Labs и были озадачены или даже благодарны подростку, который нашел изъяны в их произведении, они этого не показали.
      Роберт уже в? классе был скорее коллегой отца, чем его учеником. У Боба хватало такта никогда не сажать Роберта перед собой со словами: «Слушай, я собираюсь прочесть тебе лекцию». Иногда у них завязывалась дискуссия, касавшаяся какой-нибудь технической проблемы, которая могла тянуться часами или даже днями. Когда они говорили о своем – это могло быть слабое место в защите UNIX или монтаж электронной схемы – они не замечали остальных членов семьи. Боб, поскольку он знал больше, иногда бывал неоправданно суров к Роберту и крайне требователен. Невольно слыша их беседы, Энн могла бы сказать, что Боб давит на сына. Но такова была его манера разговаривать. Боб привык выспрашивать, вытягивать информацию у любого, задавая вопросы коротко и сжато, что посторонним могло показаться резкостью и раздражительностью. Для тех же, кто его знал. Боб был совсем не грозным и даже веселым. По большей части они с Робертом обсуждали теоретические вопросы, однако Боб всегда поощрял сына в занятиях прикладным программированием.
      Посторонним могло даже показаться, что Боб поощряет его заниматься хакингом. В 1982 году Гина Колата, журналистка из Science, работавшая над статьей о компьютерной преступности для журнала Smitsonian, брала у Боба Морриса интервью. Он рассказал ей о «тигриных командах» и уверенно заявил, что, бегло просмотрев содержимое ее сумки, будет знать о ней достаточно, чтобы отгадать ее компьютерный пароль. Когда она спросила, не знает ли он каких-нибудь молодых хакеров, у которых она могла бы взять интервью, Боб предложил ей поговорить с его сыном (на основе полной анонимности) и пригласил домой. Роберт, которому было 16 лет, поразил Кодату необычайной застенчивостью и, казалось, почти боялся журналистки. Энн Моррис присутствовала при их разговоре и хотя и производила впечатление опекающей сына, у Колаты осталось ощущение, что отец и сын были тандемом. Роберт рассказал ей, что да, он просматривал конфиденциальную электронную почту и вламывался в компьютеры через сеть. «Я никогда не уверял себе, что в том, чем я занимаюсь, нет ничего плохого». Но, сказал он, продолжал это делать – ради азарта и риска. (Забавное совпадение: в том году Роберт занял на олимпиаде по физике 11-е место в штате. Его наградили подпиской на Smitsoniаn и в первом же номере, который он получил, была статья Колаты.)
      Статья в Smitsonian появилась в то время, когда осознание значимости компьютерной защиты постепенно росло. К началу 80-х сначала сотни, а затем тысячи компьютеров соединялись через сеть, и компьютерная идеология была «один пользователь – один компьютер». Но начинала оформляться новая идея: почему бы не создать вычислительную систему, которая находилась бы не в одном компьютере, а распределялась по компьютерной сети? Будет ли такая система столь разумной, что, когда потребуется выполнить какое-нибудь задание, она автоматически отправит это задание туда, где наиболее доступны вычислительные ресурсы? Компьютерная революция шла, но мало кто отдавал в этом отчет.
      Пока Роберт подрастал, сети в большинстве частных лабораторий использовались только для экспериментов с новыми путями использования компьютеров. Вещи, которыми занимался его отец, исследования, о которых говорили вокруг, только укрепляли это представление. Однако мир быстро изменялся, и на ближайшее десятилетие наиболее мощным инструментом перемен стала Arpanet. ARPA – Управление перспективных исследований Министерства обороны, в дальнейшем переименованное в DAPRA. Заправляли там скорее ученые, чем военные, и на управление были возложены задачи разработки высоко рисковых идей. Для американской компьютерной науки в университетах и частных исследовательских центрах DAPRA открыла совершенно новый мир. В 60-е и 70-е годы финансирование DAPRA сыграло решающую роль в наиболее значительных прорывах в компьютерной науке. Персональные компьютеры, компьютерные сети, искусственный интеллект, распознавание голоса – все это так или иначе своим появлением было обязано экспериментам, финансированным DAPRA.
      Сеть Arpanet, в свою очередь, была оригинальной разработкой программистов, которые в конце 60-х предвидели возможность совместного использования компьютеров и дорогостоящих вычислительных ресурсов инженерами и программистами вне зависимости от того, где они находились. То, что компьютерная сеть может служить одновременно и средством мгновенной коммуникации, и исследовательской лабораторией, было революционной идеей.
      В начале 1960 года Пол Баран из Rand Corporation искал способы сделать телефонные сети более надежными в случае ядерной войны. Из его исследований родилась идея разбивать преобразованные в цифровую форму сообщения на пакеты. Каждый пакет должен содержать электронный адрес, и каждый можно будет передавать по самому оптимальному маршруту. Пакетная коммутация существенно снизила расходы на передачу данных, сделав возможным появление малобюджетных компьютерных сетей. Идея включения в эти сети уже связанных компьютеров принадлежала Дж. С. Р. Ликлидеру, психологу, котopый стал первым директором отдела обработки информации и технологий в DARPA.
      Первый узел Arpanet был установлен в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе в декабре 1969 года, а следующие три – в Калифорнийском университете в Санта-Барбаре, Стэнфордском исследовательском институте, калифорнийском мозговом центре, и в университете штата Юта. В 1970 году прибавились еще три узла на Восточном побережье – в Массачусетсом технологическом институте, в лаборатории Bolt, Beranek and Newman в Кембридже, где разрабатывалась сеть Arpanet, и в Гарвардском университете.
      Во всех прочих проектах компьютеры соединяли в порядке эксперимента, но Arpanet предстояло вырасти в первую всеамериканскую компьютерную сеть. Arpanet соединила исследовательские центры, пентагоновские вычислительные центры и университеты. Поначалу все машины в сети были идентичными (почти все – PDP корпорации Digital) и практически все пользователи получали зарплату от правительства. Работать в вычислительном центре, соединенном с Arpanet, значило входить в элиту. Так соблазнительно было подключиться к сети, что зачастую предложение академической работы принимали или отвергали в зависимости от того, гарантирует она или нет доступ к сети. Для некоторых компьютерщиков такой доступ был необходимым условием их деятельности. Для них пойти работать в университет, не входивший в сеть, было то же самое, что микробиологу согласиться работать в школе, где нет микроскопа.
      Первые годы Arpanet представляла что-то вроде частного клуба. «Вы в сети?» – часто можно было услышать от самых элитарных компьютерщиков. Попасть в клуб было нелегко, но уж когда человек становился членом клуба, то мог развернуться вовсю. Понятия о какой-либо защите информации попросту не существовало. Кто угодно и где угодно мог прочесть любой файл в сети. Например, в университете Карнеги-Меллона любой файл в любом компьютере, за исключением тех, что были откровенно закрыты, был доступен для просмотра или копирования пользователями Arpanet. В таких местах аспиранты провели много счастливых часов, путешествуя по файлам «внешних» компьютеров в поисках чего-нибудь интересненького.
      В 1975 году сеть была передана Управлению связи Министерства обороны. Теперь в нее входило более 60 вычислительных центров, и рабочая нагрузка сети заметно возросла. Фактически, клубная обстановка, характеризовавшая раннюю Arpanet, определялась чисто техническими ограничениями сети. В 70-е годы Arpanet могла обслуживать только 256 машин. Но в 1982 году была разработана новая схема сетевой адресации, что сделало возможным рост сети по экспоненте. К середине 80-х Arpanet стала центром кристаллизации комплекса сетей, получившего название Internet и обосновавшегося более чем в 50 странах. Уж эту сеть никак нельзя было назвать техническим экспериментом. Компьютерные центры использовали эту сеть для технической поддержки, ученые гоняли статьи туда-сюда, и всевозможное программное обеспечение рекой заливало земной шар. Частные фирмы перенимали технологию сети и создавали собственные коммерческие сети, базировавшиеся на том же наборе протоколов обмена. Эти корпорации использовали и саму Internet, чтобы поддерживать контакт с раскинувшимися по всему миру филиалами. Internet, в свою очередь, объединялась через шлюзы с сотнями, а то и тысячами других сетей. Пошли разговоры о еще более масштабной концепции объединения сетей в сеть более высокого уровня. Такую суперсеть называли «Матрицей» – название было позаимствовано у окружившей весь мир компьютерной сети из романа Вильяма Гибсона «Нейромант».
      У пионеров Arpanet не вызывало восторга, что их сетью начали пользоваться все кому не лень. Если раньше год пользования сетью стоил 250000 долларов, то теперь уровень поддержки вырос настолько, что стоимость стала минимальной. Университеты и исследовательские центры корпораций по-прежнему составляли большинство связей, но к 1988 году функции сети существенно изменились. Когда-то предполагалось, что Arpanet будет прежде всего компьютерной лабораторией, но теперь она использовалась главным образом для отправки электронных сообщений всевозможного содержания. Ветераны сети были обескуражены и не на шутку раздосадованы, видя, что журналисты – их тут только не хватало! – пользуются сетью. Это было почти так же нелепо, как если бы в химической лаборатории университета вы обнаружили компанию репортеров, баловавшихся с бунзеновскими горелками и пипетками.
      Постепенно исходные связи Arpanet были вытеснены более быстрыми маршрутами, и к 1990 году сеть прекратила существовать как отдельный организм, будучи поглощена Internet. Считалось, что в сети находилось несколько сот тысяч машин, от суперкомпьютеров до ПК, и более чем 2 миллиона пользователей. С сетью работали ученые, бизнесмены, студенты, солдаты… Было ясно, что Америка на пороге новой индустриальной революции, которая породит новый бизнес, новое образование и новые развлечения.