40

Лиссцы

Нарский корабль «Быстрый» пробыл в водах Лисса меньше суток. Капитан Келара, утомленный переходами на Кроут и обратно, почти все время проводил на палубе, осматривая горизонт вместе с наблюдателями. Задача состояла в том, чтобы обнаружить лисские силы вторжения загодя — и остаться незамеченным.

Келара не ожидал увидеть свою цель настолько скоро.

В подзорную трубу он увидел на горизонте большую шхуну и прикинул дистанцию до противника и его скорость. Судя по размерам, это вполне мог оказаться «Принц Лисса». Спустя секунду наблюдатель с «вороньего гнезда» это подтвердил.

— Четыре корабля! — крикнул он. — По левому борту, в десяти градусах!

Боцман Даре, добровольно вызвавшийся плыть с Келарой обратно к Лиссу, бросился к капитану. Он заслонил глаза ладонью и стал всматриваться в океан.

— Я ничего не вижу, — с досадой сказал он. — Где они?

Келаре уже не нужна была подзорная труба, и он протянул ее Дарсу. Боцман поспешно направил ее, застыл на месте — а потом злобно выругался.

— Да, это они, гады! — Он резко сложил трубу и повернулся к Келаре. — И что теперь?

Капитан отошел от ограждения, готовясь отдать приказ.

— А теперь мы возвращается на Кроут, боцман, — объявил он. — Там-то и начнется потеха.

41

Тайны

Оставшись один в каюте, которую делил с Симоном, Ричиус сидел за крошечным откидным столиком и смотрел на свой дневник. Записи в дневнике были старой привычкой, которую он забросил по окончании трийской войны, однако скука долгого плавания заставила к ней вернуться. Это отвлекало от скуки и сомнений относительно будущего. «Принц» отплыл из Лисса уже четыре дня назад. По оценкам Пракны, до Кроута оставалось еще не меньше трех дней. Битва становилась все ближе с каждым часом. Сидя в неверном свете свечи, Ричиус мысленным взором видел ее будущие картины.

«Мы уже совсем близко, — писал он. — Пройдет еще три дня, и мы высадимся на Кроуте. Не знаю, что мы там увидим. Возможно, охранники Бьяджио сдадутся без боя. Если нет, то начнется избиение. Девятьсот сирот, которых я взял с собой, жаждут крови. Я изо всех сил пытался обуздать их ярость, но они по-прежнему рвутся отомстить. Глядя на них, я думаю о себе. Именно таким я не хотел быть».

Ричиус посмотрел на только что написанную строку. Он сожалел о своих чувствах, но деться было некуда: он записал их на бумаге, подтвердив их реальность. Когда-то давно отец дал ему бесценный совет: генералу необходимо любить тех людей, которых он возглавляет. Иначе солдаты это почувствуют и не пойдут за ним. Ричиус печально вздохнул. Любит ли он этих лиссцев? Пожалуй, нет. Он их уважает, он ими восхищается, но он их не любит. Испытываемое им чувство гораздо ближе к жалости. Эта мысль неприятно поразила Ричиуса. Он отложил перо, понимая, что больше ничего написать не сможет.

В Арамуре — если Арамур все еще существует — он был бы королем. Он не искал этого титула и не жаждал его. Ему вовсе не хотелось идти против воли императора, или сражаться в Люсел-Лоре, или заработать себе прозвище Шакал. Ричиус внезапно ощутил стремительный бег времени.

— Я изменился, — прошептал он.

Впервые в своей молодой жизни Ричиус почувствовал себя старым. Ему было страшно плыть на Кроут, страшно встречаться с Бьяджио. Как бы ему ни хотелось вырвать у графа сердце из груди, он не менее сильно хотел бы повернуть корабль и уплыть обратно в Фалиндар, увидеть радостное лицо Дьяны. Не смерти он боялся, он тревожился за свою душу и здравый рассудок. Иногда ему казалось, что он теряет и то и другое. Возможно, ему придется доживать свою жизнь безумцем, подобно герою одной нарской сказки, которого не мог убить ни один клинок, но чей разум постепенно пожирал самого себя.

— Хватит! — сказал он себе, сбрасывая перо на пол. — Надо сосредоточиться.

Внезапно дверь каюты распахнулась, и в нее ввалился Симон. Было очень поздно, и при нормальных обстоятельствах они оба уже спали бы, но из-за морской болезни Симон не мог спать и постоянно поднимался на палубу.

Лицо нарца покрывала нездоровая бледность. Закрыв дверь, он со стоном рухнул на свою койку. Ричиус заметил на его куртке пятна рвоты.

— Ты ужасно выглядишь, — заметил он.

— Ты специально не ложился, чтобы мне об этом сказать? — огрызнулся Симон.

— Нет, — ответил Ричиус, закрывая дневник. — Просто сидел и думал.

— У меня весь живот горит! — простонал Симон. — Тебе не следовало заставлять меня есть.

— Морить себя голодом бесполезно. Ты только потеряешь силы. А мне надо, чтобы ты приехал на Кроут сильным.

Симон перевернулся и возмущенно посмотрел на Ричиуса. Глаза у него стали тусклыми.

— Сидеть целыми ночами и тревожиться тоже бесполезно, знаешь ли. Ты можешь хоть тысячу раз просмотреть все планы и все равно не будешь знать, что случится, пока оно не случится. Мудрые слова, парень. Я пришел к ним трудным путем. — Симон прищурился на дневник Ричиуса. — И вообще, что ты там пишешь?

— Просто так, — уклончиво ответил Ричиус. Симон улыбнулся:

— Брось: я же вижу, что тебе хочется поговорить. В чем дело? Что не дает покоя твоему острому уму?

Ричиус ответил ему не сразу. Он прислушивался к плавному покачиванию корабля, сопровождающемуся бесконечным скрипом, и вглядывался в человека, с которым он делил каюту. Несмотря на все случившееся, Симон Даркис продолжал ему нравиться. Ричиус развернул стул к своему соседу, решив ему довериться.

— Симон, ты когда-нибудь задумываешься о себе? — тихо спросил он.

Симон засмеялся:

— Что?

— Я видел тебя, когда ты приплыл в Лисе, — настаивал Ричиус. — Ты помнишь, какой у тебя был печальный вид?

Симон отвел взгляд. Они еще ни разу по-настоящему не говорили об этом, и Ричиус думал, что и не стоит. И все же необычайная печаль Симона в тот день не давала ему покоя.

— Помню, — ответил Симон. — Мне тогда было не до радости.

— Это сожаление тогда владело тобой?

— Ричиус, я тебя не понимаю, — с досадой сказал Симон. — О чем ты меня спрашиваешь?

Ричиус пожал плечами:

— Может, ни о чем. Я просто немного тревожусь, вот и все.

— О Кроуте?

— И о себе, — ответил Ричиус.

Он отвел взгляд, не зная, как объяснить свои чувства. Дьяна не хотела, чтобы он уезжал. Она предупредила его, что месть это глупость. И когда он увидел Джелену и остальных лисских сирот, то он по-новому оценил совет жены.

— Если ты беспокоишься о том, не делаешь ли ошибки, то перестань, — заявил Симон. — Я знаю, что Бьяджио сделал с твоей женой. Я слышал об этом, когда был на материке. Он — зверь, Ричиус.

Ричиус нахмурился:

— Он твой господин.

— Это ничего не значит. Значит, я повиновался зверю. Может, это и меня делает зверем. — Симон закрыл глаза. — Ты это имел в виду, когда говорил о сожалении? Если так, то ты прав. Я не могу гордиться тем, что делал.

— А тем, что мы делаем сейчас? — спросил Ричиус. — Когда мы убьем Бьяджио, ты будешь этим гордиться?

— Если мы убьем Бьяджио, — уточнил Симон. — И — нет, не буду. Ты не понимаешь, что значит быть Рошанном, Ричиус. Бьяджио сделал меня личностью. Он дал мне нечто, во что можно было верить.

— Тогда почему ты делаешь это? Только ради Эрис?

— В основном. Но еще и потому, что Бьяджио изменился. Снадобье сделало его неуправляемым. Лично я считаю, что он сумасшедший. Может быть, убив его, мы окажем ему благодеяние.

— Благодеяние? — рявкнул Ричиус. — Я не намерен убивать его из человеколюбия, Симон. Думай что хочешь, но для меня это просто месть и больше ничего.

— И он этого заслуживает, — согласился Симон. — Я с этим не спорю. Только не жди, чтобы я по этому поводу ликовал. Бьяджио всегда будет означать для меня нечто хорошее. И этого, наверное, никак не изменишь. — Он понимающе посмотрел на Ричиуса. — Если бы ты знал Бьяджио десять лет назад, ты бы, наверное, относился к нему иначе.

— Сомневаюсь, — недовольно проговорил Ричиус. Перспектива смерти Бьяджио была единственным, что не вызывало у него угрызений. — Не знаю, как ты можешь называть его хорошим человеком, после того как он сделал столько зла. Может быть, я ошибаюсь насчет тебя, Симон. Может, ты ничуть не изменился.

— Полегче, парень! — предостерег Симон. — Мне не настолько худо, чтобы я не мог выкинуть тебя через иллюминатор. И я вовсе не называл его хорошим человеком. Я просто сказал, что он не тот, каким был. Люди меняются, Ричиус. Иногда к лучшему. Иногда к худшему, как Бьяджио.

— Люди меняются, — подтвердил Ричиус, кивая. — Вот это меня и тревожит. — Он откинулся на спинку стула, наблюдая за пламенем свечи, пляшущим под ламповым стеклом. — Перед моим отъездом Дьяна просила меня быть осторожным. Я решил, что она говорит об осмотрительности, чтобы я не дал себя убить. Но теперь я, кажется, понял, что она имела в виду. Она увидела во мне перемену.

— Какую перемену?

— Это непросто объяснить, — вздохнул Ричиус. — Так влияет на человека месть. Я ведь тоже не всегда был таким, как сейчас. Наверное, я тоже изменился — точно так же, как Бьяджио.

— И как я, — напомнил ему Симон. Ричиус улыбнулся:

— Наверное.

Симон сел, спустив ноги на пол.

— Ричиус, послушай меня. Ты хороший человек. Закончив свои дела с Бьяджио, ты сможешь вернуться к жене и ребенку и начать все заново. Ты сможешь оставить всю эту грязную историю позади. После смерти Бьяджио о тебе в Наре забудут. Никто больше не будет на тебя охотиться.

Ричиус закрыл глаза.

— Звучит чудесно!

— И твоя дочь сможет вырасти сильной и здоровой, и тебе больше не придется думать о войне или о том, что к тебе в окно может заползти шпион. У тебя начнется новая жизнь. Ты сможешь забыть о Бьяджио и Наре. Забыть об Арамуре…

— Что? — вскрикнул Ричиус, открывая глаза. — Симон, я никогда не смогу забыть об Арамуре!

— Ты должен о нем забыть, — упрямо повторил Симон. — Или это будет вечно тебя преследовать. Он больше не твое королевство. Забудь о нем.

— Не могу, — возразил Ричиус. — Это невозможно.

— Забудь, — не отступался Симон. — Будешь дураком, если не забудешь. Потому что Арамур больше никогда не будет принадлежать тебе, Ричиус. Никогда.

Его слова повисли в воздухе. Ричиус судорожно сглотнул. Он не смел признаться себе в том, о чем сказал Симон, — что Арамур потерян навсегда.

— Тогда к чему все это? — тихо спросил он. — Зачем я вообще здесь?

Симон ухмыльнулся:

— На это ты знаешь ответ, дружище. Ричиус кивнул.

— Нанеси удар за Арамур, — посоветовал Симон. — Успокой свою совесть, как сможешь. Убери Бьяджио, а потом уйди.

— Не знаю…

— Чего ты не знаешь? — загремел Симон, подаваясь вперед. — Не знаешь, хочется ли тебе прожить остальную жизнь в мире? Или видеть, как растет твоя дочь? Позволь мне кое-что сказать тебе, Ричиус. По-моему, ты дурак, что сюда приехал. Лиссцам следовало бы вторгаться на Кроут без твоей помощи. Они тоже дураки. Но ты-то умнее их! У тебя должно было хватить ума не слушать Пракну, когда он явился в Фалиндар. Но кровная месть была для тебя важнее любви хорошей женщины. По-моему, это невероятно глупо.

Симон резко упал на койку и повернулся к Ричиусу спиной. В каюте наступило неловкое молчание. Ричиус изумленно смотрел на Симона.

— Ты не понимаешь, — сказал он.

— Правильно, — отозвался Симон. — Бедненького Ричиуса никто не понимает. И так всю жизнь.

— Симон, будь справедлив! Ты не король. Ты не понимаешь, каково мне.

— Спокойного сна, Ричиус.

— Ты не предавал королевства!

— Задуй свечу, хорошо?

Ричиус с досадой дунул на фитиль, а потом остался сидеть в темноте, молча глядя Симону в спину. Неужели ему нравится Симон? Теперь он уже не был в этом уверен. Нарец был груб и бесцеремонен.

Но невероятно проницателен.

Стянув с себя сапоги, Ричиус забрался на свою койку и укрылся с головой. Сквозняк вызвал у него озноб. Этой ночью сна не будет — его осаждает слишком много мыслей.

— Я не такой, как лиссцы, — прошептал он.

— Ты прав. Не такой. А теперь спи.

— Я не такой! Ты слышал, что я сказал Джелене. Я только хочу убить Бьяджио, а потом я возвращаюсь домой.

— Я слышал.

— И ты мне не поверил?

— Правильно.

— Почему?

Симон досадливо выругался.

— Боже правый, ты что, не слушал? Ты должен был бы удовлетвориться отправкой лиссцев на Кроут. Они бы убили за тебя Бьяджио, и ты это знаешь. Но тебя это не удовлетворило. И ты не будешь удовлетворен и тогда, когда вернешься в Фалиндар. Ты вечно будешь ныть, что предал«Арамур. Тебе следовало бы послушаться Дьяну, Ричиус. Ты больше не король. Чем скорее ты это поймешь, тем скорее сможешь снова начать жить. А теперь спокойной ночи!

Ричиус ничего не ответил. Вспышка Симона лишила его дара речи.

«Я только убью Бьяджио, — сказал он себе. — Обязательно. А потом уеду домой».

Эти слова бесконечно повторялись у него в мозгу. Но и слыша их, он все равно сомневался в их правдивости.

На другом конце сонной шхуны командующий флотом Прак-на тоже не спал у себя в каюте. Он сидел за письменным столом, ожидая посетителя. С ним дожидалась открытая фляга вина и две кружки. Час был очень поздний, и Пракна устал. Он предпочел бы лечь спать, но его дело можно было сделать только тогда, когда любопытные глаза закрыты. Пракна был уверен, что Марус справится с управлением «Принцем» и без его участия, поэтому ушел с палубы несколько часов назад. Он провел время за письмом к Джлари. В нем он снова писал, как сильно он ее любит и как по ней скучает. Опять. Командующему до тошноты надоело писать эти рвущие сердце записки. Каждая давалась с трудом. Они напоминали ему о том, как он стар и как много потерял. Они напоминали ему о том, что Джлари изменилась.

Всего через три дня они достигнут Кроута. И потом никто не посмеет называть его родину Лиссом Изнасилованным.

— Больше никогда! — мрачно пообещал он.

Их ждет работа. Они захватят Кроут стремительным налетом, а потом устремят свои глаза на запад, на материк. Услышав о захвате Кроута, нарцы содрогнутся. Пракна мрачно улыбнулся. Ему нравилось думать о дрожащих нарцах. Когда-то дрожали его люди — несмотря на всю свою храбрость! Пришла пора возмездия.

Пракна налил себе вина, и тут раздался долгожданный стук в дверь.

— Входи! — негромко позвал он и налил вина во вторую кружку.

В открытой двери возникла Шайа и нерешительно застыла на пороге.

— Вы хотели меня видеть, сэр? — спросила она.

— Входи, Шайа, — пригласил ее Пракна. — Закрой дверь.

Шайа повиновалась сразу и не задавая вопросов. Было заметно, что на нее действует его высокое звание. Она стояла перед командором, дожидаясь, чтобы он заговорил первым. Когда он предложил ей вина, она вежливо отказалась:

— Спасибо, не надо. Пракна улыбнулся:

— Ты волнуешься. Не надо. Ты ничего дурного не делаешь.

— Да, сэр.

— Ты это понимаешь, правда?

— Да, сэр.

— Прекрасно. — Пракна вложил ей в руки кружку с вином. — Тогда выпей со мной.

Встав, он предложил ей единственный в каюте стул, а сам устроился на краю койки. Шайа еще несколько секунд помедлила, но потом все-таки села и отпила глоток вина, явно пытаясь успокоиться. Пракна пристально наблюдал за ней. Шайа была хорошим солдатом. Она была предана — Лиссу и своему лорду Шакалу. И неприятно было видеть ее смущение.

— Шайа, пожалуйста, чувствуй себя свободно, — попросил он. — Я просто хотел с тобой поговорить, вот и все. Бояться нечего.

— Я не боюсь, — возмущенно сказала она. — Просто… — Она помолчала, подыскивая нужные слова. — Вы велели мне не рассказывать лорду Шакалу о нашей встрече. Мне это неприятно.

— Понимаю, — отозвался Пракна. — Вэнтран хорошо с тобой поработал. Со всеми вами.

— Он превратил нас в армию! — гордо объявила Шайа.

— И я это ценю. И когда мы прибудем на Кроут, вы дадите ему основания вами гордиться. Я просто хотел убедиться, что ты понимаешь нашу задачу.

Шайа побледнела.

— Сэр?

— Нашу задачу, Шайа, — повторил Пракна. Он наклонился к ней, и его голос стал серьезным. — Ты ее понимаешь?

— Да, конечно, — ответила Шайа. — Мы должны захватить Кроут.

— И?…

— И что? — не поняла Шайа. — Это все. Мы захватываем остров и укрепляем его для Лисса. Вы будете использовать его как базу для флота. — Она с любопытством посмотрела на командующего. — Разве не так?

— В основном так, — согласился Пракна. — Но наша задача состоит не только в захвате Кроута. Мы хотим дать урок всей империи. Захватив остров Бьяджио, мы скажем всему Нару, что Лисе перестал быть игрушкой империи. И мы нанесем удар за всех, кого мы потеряли. — Он подождал, чтобы его последнее заявление оказало свое воздействие. — Ты меня понимаешь, Шайа?

Молодая женщина кивнула:

— Я знаю, что такое потеря, командующий флотом. Вот почему я вызвалась служить под командованием лорда Шакала.

— И это решение достохвально, — сказал Пракна. — Весь Лисе гордится вами. Но не забывайте, что все вы — лиссцы. У вас есть обязанности перед вашим народом. Лорд Шакал — не один из нас. Он может не понимать всего, чего нам необходимо добиться.

Шайа смутилась.

— Извините, сэр, я вас не понимаю. Что вы имеете в виду?

Усталый Пракна решил говорить прямо.

— Я намерен полностью уничтожить Кроут, Шайа, — заявил он спокойно. — После нашего ухода во дворце Бьяджио не должно остаться ни единой живой души. Когда мы приплывем на Кроут, за нами будут наблюдать наши погибшие сыновья. Я не хочу их разочаровать.

Бедная женщина поморщилась:

— Сэр, я получаю приказы от Шакала. Он ничего мне об этом не говорил. Я знаю, что он хочет взять остров с минимальными потерями.

— Шакал не с Лисса, — напомнил ей Пракна. — Империя должна за многое ответить перед Сотней Островов. Я не хочу разочаровать моих сыновей, когда они будут смотреть на меня с Небес. А ты? Разве твой маленький сын не заслуживает отмщения?

Шайа колебалась.

— Да или нет? — не отступал Пракна.

— Да! — вскрикнула Шайа. Она поставила кружку и гневно встала. — И не заставляйте меня это повторять!

— Таких, как он, были тысячи, — сказал Пракна. — И все мертвы. Подумай об этом. Тысячи матерей больше не смогут взять своих малышей на руки. Думаешь, в Наре знают такое горе? Они водят своих детишек гулять, кормят их, играют с ними. Делают все то, чего ты уже никогда сделать не сможешь.

Шайа отвернулась. Пракна видел, что у него все получается.

— Это — справедливость, — тихо проговорил он. — Некоторые называют ее местью.

— Мне все равно, как ее называют, — огрызнулась Шайа. — Но мне она нужна.

Пракна мысленно улыбнулся.

— Она нужна нам всем, девочка, — мягко заметил он. — Даже Шакалу. Вот почему он здесь, с нами. Ради мести. Я его знаю. Он хочет вырвать у графа из груди сердце — за то, что сделали с его женой. И почему бы ему этого не хотеть? Разве Бьяджио этого не заслуживает?

— Да, — прохрипела Шайа. Она готова была разрыдаться от ярости.

— А ты не думаешь, что убившие твоего сына нарцы заслуживают смерти?

Шайа не могла говорить, а только резко кивнула. Пракна подошел к ней. Положив руки ей на плечи, он нагнулся к самому ее уху.

— И я тоже, — прошептал он. — Вот почему мы плывем на Кроут.

Закаленная молодая женщина под его ладонями словно растаяла. За несколько минут ему удалось ее сломать. Ужасные воспоминания обладают таким свойством. Он мягко заставил ее повернуться лицом к себе. Она подняла на него полные муки глаза.

— Настало время, — тихо сказал он. — Мы в долгу перед твоим сыном и перед моими сыновьями. Перед всеми нашими сыновьями. Ты это знаешь. Ты со мной, Шайа?

Шайа не смогла заставить себя отвести взгляд. Перед ней стоял командующий флотом Лисса, еще больший герой, чем сам Шакал. Пракна знал, какую власть он имеет над людьми. Он видел, как эта власть отражается в глазах впечатлительной Шайи.

— Я с вами, — наконец сказала она.

— И это правильно, — похвалил ее Пракна. — Через три дня мы станем слугами справедливости.

Не задумываясь, он нежно поцеловал ее в лоб. Шайа растаяла. Пракна вздохнул. Ему неприятно было превращать этих прекрасных молодых мужчин и женщин в пешки. Шайа легко поддалась его воле, почти расплакалась, ощутив его ласковый поцелуй. Пракна прижал ее к себе. Она жаждала прикосновений. Вот во что превратила война этих детей Лисса — в одиноких, изголодавшихся по прикосновениям сирот. Таких, как Джелена.

— Успокойся, Шайа, — тепло прошептал он. — Через три дня твоя боль начнет проходить.

— Правда? — с надеждой переспросила Шайа. Пракна долгие мгновения думал над ответом. И в конце концов решил солгать.

— Да, — мягко сказал он. — Боль не может длиться вечно.

42

Встреча монархов

Всего через два дня после отплытия из Черного города «Бесстрашный» и сопровождавшие его дредноуты прибыли на Кроут. Бьяджио смотрел с берега на корабли, испытывая глубочайшее удовлетворение. Вокруг него стоял отряд телохранителей: холеная группа разряженных кроутов, не вынувших мечей из ножен. Граф не ждал неприятностей, но хотел устроить демонстрацию. Он все еще не знал, сколько нарских правителей находится на борту кораблей, но надеялся, что их окажется достаточно, чтобы оправдать затраченные усилия. В любом случае Эррит на корабле был — это Бьяджио знал точно. Никабар уплывал с Кроута, имея четкие указания: не возвращаться без епископа.

День был солнечным, и Бьяджио хорошо видел направлявшиеся к берегу баркасы. Некоторые еще только спускались с бортов, загруженные нарскими аристократами и их телохранителями. Первая лодка отплыла от «Бесстрашного». На ее носу стоял Никабар, лично командуя гребцами. С ним рядом стоял седоволосый мужчина в одежде священнослужителя: его едва можно было разглядеть за мощной фигурой адмирала. Бьяджио облизнул губы, предвкушая встречу с Эрритом. Он дернул много веревочек, чтобы это произошло, управлял танцем множества марионеток. Он даже испытал некое сожаление: Форто был прекрасным генералом. С его смертью управление империей сильно осложнится. Граф вздохнул, отбрасывая мысли о последствиях. Несомненно, Эррит захочет начать с ним словесный поединок. Бьяджио на секунду закрыл глаза, готовя свое оружие.

После известия о предательстве Симона Бьяджио никак не мог прийти в себя. Он расхаживал по дворцу, словно разъяренный леопард, проходя по коридорам и замерзая в саду в одной только накидке. Он чувствовал себя одиноким и глубоко непонятым. Дьяна Вэнтран сдержала свое слово и сторонилась его, не отвечая на вежливые улыбки. Она заперлась в своих покоях и ни с кем не виделась. Самоубийство Эрис было для нее сильным ударом. Настроение Бьяджио резко испортилось. Если бы он знал, что его драгоценная танцовщица покончит с собой, он не действовал бы так безоглядно.

«Самообладание, — напомнил он себе. — Необходимо самообладание».

Сейчас это стало главной проблемой. В последнее время его разум соскальзывал в грезы и вспышки ярости. Бьяджио понимал, что дело в напряженности и важности его великого плана, но это не извиняло некоторых его поступков. Он рассеянно ковырнул песок носком сапога. В последнее время он часто думал о Дьяне Вэнтран. Она не давала ему покоя, как слепень, заставляя думать о том, о чем хотелось забыть. Безумие приходит только к глупцам — он всегда был в этом уверен. И Аркус не был безумным, так ведь? Поддерживавшие его жизнь снадобья не повредили его разума.

По крайней мере Бьяджио предпочитал думать именно так.

— Ведьма! — фыркнул он мрачно. — Она пытается меня отвлечь.

Граф расправил плечи. Баркас Никабара подходил к берегу. Уже был виден Эррит, смотревший на Бьяджио. Глаза у епископа были тусклые. Бьяджио нахмурился. Разве Эррит не воспользовался снадобьем? Никабар должен был его снабдить. Граф постарался успокоиться. Рано или поздно епископ все равно сдастся и начнет принимать снадобье. Эррит такой податливый!

Когда баркас подошел к берегу, двое матросов спрыгнули в воду и вытащили лодку на песок. В лодке рядом с Эрритом оказался еще один человек, которого стало видно, когда Никабар вышел на берег.

Кивис Гэйго.

Военный министр Нара прибыл на Кроут. Такого приятного поворота событий Бьяджио не ожидал. Как и Эррит, Кивис Гэйго всегда ненавидел Бьяджио. Граф постарался справиться с улыбкой торжества. Он дал знак своим телохранителям держаться позади. Охранники Гэйго вышли из баркаса первыми, заслонив своего господина, и сразу же обнажили мечи, образовав стальную сеть. Эта глупая показуха вызвала у Бьяджио раздражение, однако он не стал мешать, а просто смотрел, как Кивис Гэйго выходит из лодки и бредет по воде. Лицо Гэйго напоминало ледяную маску. Он сильно изменился с того дня, когда Бьяджио видел его в последний раз. Синева его глаз исчезла, сменившись естественным — и гораздо менее впечатляющим — серо-коричневым цветом. Кроме того, он похудел — это явно было последствием абстиненции.

— Добро пожаловать на Кроут, Гэйго, — сказал Бьяджио, адресуя своему врагу любезный поклон. — Я бы сказал, что рад тебя видеть, но не хочу лгать.

Гэйго застыл на месте, потрясенный этой фразой. На его лице отразилась ненависть.

— Ты все такой же нахальный красавчик, Бьяджио, — сказал он. — А я-то надеялся, что изгнание изменит тебя к лучшему! Но вижу, что ты только озлобился.

Бьяджио его не слушал. Он смотрел через плечо Гэйго на Эррита. Старый епископ в эту минуту с трудом вылезал из баркаса. Отказавшись от протянутой Никабаром руки, Эррит шел один, с высоко поднятой головой, несмотря на явную слабость. Позади него со стоическим выражением лица шел Никабар.

— Кто еще приехал? — рассеянно спросил Бьяджио.

— Клоди Вое, Тепас Талшайр, Дебоко, — ответил Гэйго. — Всего одиннадцать правителей. У Бьяджио радостно забилось сердце.

— Хорошо, — спокойно проговорил он. — Я рад. Может быть, нам удастся чего-то добиться.

— Не слишком на это надейся, Бьяджио, — предупредил его Гэйго. — У нас не все настроены на переговоры.

«Но вы все равно приехали, так? — удовлетворенно подумал Бьяджио. — Дурак ты, Гэйго».

— Давайте отбросим предубеждения, — предложил он и направился навстречу Эрриту.

Как это ни странно, Бьяджио почувствовал легкий трепет страха. Как бы ни был унижен Эррит, что-то в нем внушало благоговение. Бьяджио постарался приветствовать своего заклятого врага вежливо, поклониться особенно низко.

— Приветствую вас, Эррит, — почтительно произнес он. — Вы оказали мне честь своим приездом. Спасибо вам, мой старый друг.

У Эррита был вид человека, пережившего трагедию. Он устремил на Бьяджио пустые глаза. Граф улыбнулся и попытался вызвать его на разговор.

— Я хочу, чтобы вам здесь было удобно, — сказал он. — Ничего не бойтесь. Мы собрались для переговоров, и только.

— Твой вид мне отвратителен по-прежнему, — проговорил наконец Эррит. — Не зови меня другом, Бьяджио. Мы не друзья и никогда друзьями не будем. Да проклянет тебя Бог за то, что ты сделал. Да сожжет Он тебя Своим огнем.

Это проклятие задело гордость Бьяджио. От него не укрылось нахальное хихиканье Гэйго. Телохранители министра не убирали своих мечей. Бьяджио призвал к себе на помощью все свое искусство дипломата.

— И все равно я благодарю тебя за приезд и за то, что ты привез остальных. Гэйго говорит, что Вое тоже с вами. Это хорошо. А Оридиан?

— Он на борту «Черного города», — сообщил Никабар. — Этот хорек отказался сесть на «Бесстрашный».

— Ну, не огорчайся, Никабар, — весело ответил Бьяджио. — Старые ссоры. Вскоре мы все уладим.

— Нет, — ледяным тоном произнес Эррит, — этого мы не сделаем, граф. Я согласился приехать, чтобы положить конец кровопролитию. И только.

Бьяджио кивнул. Что Эррит знает о кровопролитии!

— Как ты утверждаешь в своих проповедях, Эррит, мир — это путь к Небесам. Давай же начнем прямо здесь и сейчас. — Он посмотрел на Гэйго. — Путь к миру?

Гэйго ухмыльнулся:

— Поживем — увидим, грешник. Бьяджио посмотрел на Гэйго в упор.

— Мы все грешны, Кивис, — заявил он. — Не заблуждайся.

— Но некоторые грешнее других, граф, — парировал Гэйго. Он поднял руку, и по его сигналу телохранители вложили мечи в ножны. — Однако ты прав, по крайней мере отчасти. Мы тебя выслушаем. Только не трать наше время даром.

— Видишь, Эррит? — сказал Бьяджио. — Мы можем забыть свои споры — хотя бы на время. Нам надо говорить. И еще нам надо слушать.

Епископ нахмурился.

— Есть кое-что, что я хотел бы услышать, — проворчал он. — Объяснения. Это — прежде всего. И я не даю тебе никаких обещаний, дьявол. Я здесь. Этого достаточно.

Ядовитый тон Эррита ужасал. Бьяджио ожидал этого — но не предвидел, что будет ощущать его настолько остро. Он проглотил так и просившиеся на язык слова и одарил Эррита улыбкой.

— Пройдем со мной, Эррит, — спокойно сказал он. — Пожалуйста.

Граф отошел вдоль берега на несколько шагов, остановился, поджидая Эррита. Епископ вопросительно посмотрел на него, но потом, смягчившись, последовал за графом. Бьяджио подождал, пока они отойдут подальше, где их не услышат, и только потом заговорил. Постоянный шум прибоя помогал заглушить его слова.