39

Одиннадцать правителей

Через два дня после истрейской трагедии Эррит и верные ему нарские правители отплыли на Кроут, остров Бьяджио.

Это решение далось епископу удивительно легко: он понимал, что другого выхода у него просто нет, и нарские правители с этим согласились. Бьяджио мог до них добраться даже со своего острова. С помощью четко разыгранного убийства Форто и разрушения собора Бьяджио продемонстрировал, что им нельзя пренебрегать. И Эррит, убитый гибелью Лорлы, уже не думал о собственной безопасности. Он только надеялся убедить Бьяджио, что Черный Ренессанс — безбожная ересь, что после смерти императора в империи стало лучше. Он не собирался вручать Бьяджио Железный трон. На это не согласится ни один из нарских правителей. Это плавание будет лишь началом диалога, исход которого никто не пытался предсказывать.

Архиепископ Эррит выбрал в качестве спутников одиннадцать правителей Нара: самых влиятельных людей столицы. Среди них были барон Риктер, властитель Башни Правды, Клоди Вое, бывший главный архитектор Аркуса, Тепас Талшайр, самый крупный торговец столицы, обладатель собственного дворца, соперничающего по роскоши с королевским, и Кивис Гэйго, министр вооружений, представлявший гражданские интересы военной машины империи. После гибели Форто Гэйго деятельно взялся за перестройку структуры командования легионов, пытаясь доказать разъяренным солдатам, что способен ими командовать. Военное командование требовало голову Бьяджио в наказание за убийство Форто, и Гэйго должен был их убедить, что это просто нереально — по крайней мере сейчас. Бьяджио сидит у себя на острове под защитой всего Черного флота. Эта ситуация более всего другого склонила одиннадцать правителей сопровождать Эррита на Кроут. Бьяджио их всех загнал в угол.

Серым утром Эррит и его знатная свита в сопровождении толпы телохранителей вышли на причал Черного города. «Бесстрашный» и дредноуты сопровождения ждали далеко у входа в гавань, и Никабар прислал за своими пассажирами несколько баркасов. Эррит был единственным, кто не взял с собой телохранителей. Даже отец Тодос не сопровождал епископа к причалу. После разрушения Собора Мучеников все священники, весь причт нужен был в городе. Надо было залечивать глубокие духовные раны: неожиданное нападение ошеломило все население столицы.

— Вот именно сейчас, — сказал Тодосу Эррит, — мы действительно делаем богоугодное дело.

Может быть, Богу угодно, чтобы он вел переговоры с Бьяджио. А может быть, и нет. Эррит этого не знал: его молитвы оставались без ответа. Он быстро терял веру. Дрожа от холода в ожидании баркаса, он думал, не оставил ли его Бог. А может быть, это он сам оставил Бога. На далеком «Бесстрашном» блестели на солнце орудия. Корабль держал город под прицелом огнемета. Никабар обещал, что достаточно одной неосторожности — одной попытки повредить его кораблям — и он откроет огонь. Он будет день и ночь обстреливать столицу в отместку за любое нападение. Это сообщение получили и Эррит, и Гэйго. Гэйго в свою очередь сообщил о нем легионам — и те вынуждены были согласиться. По крайней мере на время было объявлено перемирие.

Эррит надеялся, что оно продлится достаточно долго. Он поднял воротник пальто, злобясь на ветер. Он был болен и слаб, и при мысли о долгом морском плавании у него к горлу подступала желчь. Действие снадобья окончательно прекратилось, и все его тело восставало, адски желая новой дозы. Ему казалось, что ветер вот-вот переломает ему все кости. Епископ глотал болеутоляющие отвары, надеясь притушить невыносимую боль. Лекарства были бесполезны. Эррит уже один раз переживал синдром абстиненции и знал, какое испытание его ожидает.

В сторону причала поплыл очередной баркас. Настороженным взглядом Эррит заметил на нем эмблему «Бесстрашного». Епископ и Кивис Гэйго должны были плыть на флагмане Никабара. Очевидно, адмирал собирался подготовить их к мирным переговорам. Другие правители Нара, решительно отвергнувшие гостеприимство Никабара, будут размещены на «Черном городе» и «Внезапном». Баркас с четырьмя людьми во флотских мундирах подошел к берегу, и Эррит подобрался. Один из сидевших в баркасе моряков, явно офицер, выпрыгнул на причал и направился к архиепископу. Кивис Гэйго напрягся, готовый защищать своего господина.

— Архиепископ Эррит, — громко объявил моряк, — я лейтенант Реджинн. Мне приказано отвезти вас на борт «Бесстрашного» вместе с министром Гэйго. — Он вежливо поклонился министру. — Адмирал Никабар просит вас не беспокоиться. Он дает слово, что не прибегнет ни к каким уловкам и что на борту всех его кораблей с вами ничего плохого не случится.

— Надеюсь, это правда! — огрызнулся Гэйго. Он был высок, заносчив и склонен к цветистым угрозам. — Если со мной что-нибудь случится, за Никабаром будут охотиться так, как ни за кем не охотились с сотворения мира!

Моряк никак на это не отреагировал.

— Вы можете взять с собой своих телохранителей и любое имущество. Адмирал Никабар желает, чтобы плавание доставило вам удовольствие.

— Я нигде не бываю без телохранителей, щенок! — с издевкой заявил Гэйго. — И не нуждаюсь в дозволении Никабара.

— А со мной телохранителей нет, — добавил Эррит. — Так что вези нас на борт.

Лейтенант нахмурился. Он посмотрел на ссутулившегося епископа, и Эрриту показалось, что в его взгляде мелькнула жалость.

— Хорошо, — сказал моряк. — Позвольте мне вам помочь.

Ослабевший Эррит не стал отказываться от помощи. Еще двое моряков вылезли на причал, чтобы помочь ему забраться в баркас. Каждый шаг был для него мукой. Голова у него кружилась, суставы пылали жаркой болью, и когда он поставил ногу в лодку, то качка заставила его застонать. Лейтенант помог ему сесть на банку. Эррит устало вздохнул. Он чувствовал себя невообразимо дряхлым.

Приняв на борт Кивиса Гэйго и половину его телохранителей, баркас отчалил. Ему навстречу прошел другой баркас, направлявшийся к причалу. Этой лодке предстояло увезти на «Бесстрашный» остальных охранников министра. Гэйго сел рядом с Эрритом, и баркас под его весом закачался.

— Вонючие предатели! — бросил он так громко, чтобы моряки его услышали. Гэйго всегда был сварлив, и Эррит жалел, что вместо него с ним не поехал кто-нибудь другой из правителей. Он никого из них не мог бы назвать другом, но Гэйго был ему наиболее неприятен. Подобно генералу Форто, Гэйго не чувствовал, когда следует помолчать. Эррит посмотрел в сторону моря, где стоял нарский флагман. Он еще никогда не бывал на борту дредноута и не знал, что его там ждет. Никабар в Железном круге был среди лучших. Эрриту было грустно, что адмирал встал на сторону Бьяджио.

«Бьяджио — дьявол, — думал он с мукой. — Чудовище, которое совокупляется с мужчинами и наслаждается всеми пороками».

Всего этого не должно было случиться. Когда Аркус умер, Эррит захватил империю, руководствуясь вескими причинами. Теперь эти причины казались неубедительными. Пролились моря крови, и Эррит уже не мог себя уговорить, что дело того стоило. По его приказу были убиты тысячи людей, и теперь Эррит не знал, что ему скажет Бог.

И еще — Лорла.

При воспоминании о своей драгоценной приемной дочке в горле у епископа встал тугой ком. Неужели она была частью замысла Бьяджио? Вполне вероятно. Ангелоподобная девочка оказалась злобным творением Бовейдина. Военные лаборатории дали Нару кислотометы, огнеметы и безжалостную, разъедающую мир смесь Б. Эррит не сомневался, что Бовейдин способен был направить свое мерзкое воображение на ребенка. Карлик уже сотни раз доказывал свою порочную природу. Пройдя по развалинам собора, Эррит обнаружил искореженные остатки устройства Бовейдина.

Он не понимал его сущности, но знал, что создать его мог только Бовейдин.

Эррит вспомнил слова Лорлы о том, что она — совсем особенная. В тот момент он только расплылся в улыбке, словно гордый отец, и согласился с ней. Но теперь он понимал темную истину, таившуюся в этих словах. Это было единственным логическим объяснением. Лорла заманила его в лавку игрушек, попросив, чтобы ей подарили кукольный дом. А попала она к нему через Энли, в предательстве которого сомнений не оставалось. Однако ее любовь к Эрриту не была притворной.

«Она действительно меня любила», — сказал себе епископ.

Возможно, сначала она притворялась, но под конец Лорла его любила. Она даже пыталась его спасти.

«Бесстрашный» был уже близко. Баркас резал волны, спеша к своему кораблю. Эррит и Гэйго смотрели на вырастающий дредноут, завороженные его размерами. Корабль был настоящим гигантом. Многочисленные орудия торчали из бортов, словно шипы прекрасной, но смертельной розы. Лейтенант Реджинн направил баркас к борту корабля. Оттуда спустили длинный веревочный трап. Эррит заметил, что с палуб на них глазеют люди. Появление священника нарушило их профессиональную невозмутимость, и на Эррита указывали пальцами, удивляясь — а может быть, и радуясь его появлению.

«Они все — моя паства, — напомнил себе Эррит. — Даже если они служат порочному господину».

— Архиепископ! — окликнул его лейтенант. — Вы сможете подняться по этому трапу?

Эррит мрачно глянул на веревочные ступени.

— Бог меня испытывает, — пробормотал он.

— Я буду вам помогать, — ободрил его Реджинн. — Полезу следом за вами.

— Хорошо, — согласился Эррит.

Он подождал, пока баркас остановится, и с трудом встал на ноги. Лейтенант Реджинн и еще двое моряков подхватили его под руки и помогли вылезти из лодки. Маленькая ступенька дергалась и качалась, и у Эррита закружилась голова. Он собрался из последних сил, не желая показывать слабость, и взялся за трап. Сильно выдохнув, он поднялся на первую перекладину. Реджинн и матросы помогли ему, подтолкнув сзади. Кивис Гэйго заржал и захлопал в ладоши.

— Молодец Эррит! — насмешливо воскликнул он. — Ты можешь!

Этого оскорбления оказалось достаточно. Эррит собрал последние силы и полез по трапу — только для того, чтобы доказать этому заносчивому аристократу, что может подняться. Карабкаться пришлось долго, но благодаря поддержке следовавшего за ним Реджинна он поднялся на борт, не оступившись. Когда два матроса с палубы помогли ему перелезть через леер, у епископа на лице сияла широкая улыбка. Однако эта улыбка мгновенно погасла. Перед ним стоял адмирал Данар Никабар.

— Добро пожаловать на борт, Эррит, — сказал командующий. — Это большая честь для нас.

Как ни странно, в тоне Никабара не слышно было злорадства. На его каменном лице не было и тени высокомерия. Тяжело дыша, Эррит кивнул адмиралу.

— Похоже, ты оказался прав, Данар, — сказал он. — Я здесь.

— Это Бьяджио оказался прав, — уточнил Никабар. — Я сам никогда не думал, что вы сядете на мой корабль.

— Мною руководит стремление к миру, Данар, а не к собственной выгоде. Мир — это единственная причина, по которой я согласился разговаривать с твоим порочным господином.

Никабар улыбнулся:

— Ну и хорошо, Эррит. Как я уже сказал, я рад тебя видеть на борту. Мы постараемся сделать твое плавание как можно более приятным. Я приготовил тебе каюту. Одну из самых больших.

Эррит недоверчиво фыркнул:

— Не сомневаюсь, что не такая большая, как твоя.

— Достаточно большая, — сказал Никабар. — Обещаю, что о тебе будут заботиться.

— Я не комнатная собачка, чтобы обо мне заботиться. Никабар вздохнул:

— Хочешь посмотреть свою каюту? Или хочешь как дурак стоять на холоде? Лично я считаю, что тебе следует отдохнуть. Выглядишь ты ужасно.

— Да, в последнее время мне пришлось немало пережить, — съязвил Эррит, пристально глядя на Никабара. — Но ты ведь об этом уже знаешь?

— Потери военного времени, Эррит, — отозвался адмирал. — И не страшнее, чем кое-что из того, что делал ты. Это была правда, и Эррит спорить не стал.

— Отведи меня в мою каюту, — сказал он. — Давай отплывать как можно скорее. Я…

Слова замерли у него на языке. На палубе он заметил крошечную фигурку Бовейдина. Ученый шел к ним.

— Ты?! — взревел Эррит, теряя всякую власть над собой. — Ты, маленькое чудовище! Бовейдин поднял руки:

— Спокойнее, Эррит…

Эррит бросился вперед и схватил карлика за воротник, приподняв в воздух. С воем он подтащил Бовейдина к краю палубы и прижал к леерам. В порыве гнева к его мышцам вернулась вся сила снадобья. Задыхаясь, карлик пытался вырваться.

— Эррит, перестань! — крикнул он. — Прекрати! Никабар кинулся ему на помощь и оттащил Эррита от борта. Епископ не выпускал Бовейдина, продолжая его трясти.

— Ах ты, злобный палач! — кипел он. — Ты ее убил!

— Эррит, прекрати! — приказал Никабар.

Он резко оттолкнул епископа от Бовейдина. Трое матросов вмешались в драку, встав между Эрритом и карликом. Когда Эррита потащили прочь, он продолжал рычать на Бовейдина.

— У нас с тобой еще есть дело, карлик! — клялся он. — Я еще увижу, как ты горишь в аду!

— Мы там с тобой встретимся, Эррит! — парировал гном, Никабар удерживал его одной рукой, но Бовейдин отчаянно вырывался, осыпая Эррита проклятиями. — Это твоя война! Ты ее начал.

— Замолчите оба! — загремел Никабар, отшвыривая Бовейдина, словно букашку. — Убирайся, Бовейдин. Я говорил тебе, чтобы ты сюда не поднимался!

— Данар…

— Убирайся!

Ученый бросил на Эррита еще один злобный взгляд, а потом ушел, качая головой. Никабар повернулся к епископу.

— Ты сильнее, чем можно было подумать, — иронично бросил он. — Но я не допущу повторения этого спектакля. Это мой корабль. Хочешь убить Бовейдина? Сделай это, когда приплывешь на Кроут.

— Может, и убью, — прошипел Эррит. — А может, и тебя заодно.

Адмирал Никабар проворчал:

— Идем со мной. Давай я запру тебя в каюте.

Ослабевший после собственной вспышки, Эррит охотно пошел с ним. Никабар провел его через узкий люк, потом спустился по короткому деревянному трапу и прошел по тесному и темному коридорчику. В конце коридора адмирал остановился у двери, открыл ее и жестом пригласил Эррита войти.

— Это твоя каюта, — резко объявил он. — Думаю, тут ты найдешь все необходимое.

Эррит заглянул внутрь. Помещение было нелепо тесным: там были только прикрепленная к стене койка, небольшой столик и стул. На столе лежало письмо со знакомой печатью графа Бьяджио. При виде него Эррит застыл. К столу письмо было прижато необычным пресс-папье — небольшим флаконом с синей жидкостью.

— Ох, нет! — прошептал Эррит. — Ради бога…

— Это от Бьяджио, — объяснил Никабар. — Он знал, что оно тебе уже понадобится. Устройство для введения хранится под койкой. — Адмирал торжествующе улыбнулся. — Поправляйся, Эррит, — сказал он и посторонился, пропуская епископа в каюту.

Эррит заковылял к столу и взял пузырек, ужасаясь необходимости принять решение.

— Тебе следовало бы выбросить его за борт, — сказал он. — Это яд, Данар.

Синие глаза адмирала смеялись.

— Для меня — нет.

— О, ты ошибаешься, — сказал Эррит. — Ты глубоко ошибаешься.

— Отдыхай, — посоветовал Никабар. — До Кроута плыть два дня. После отплытия я пришлю стюарда, чтобы он за тобой ухаживал. Если тебе что-нибудь понадобится, обращайся ко мне.

Никабар был исключительно вежлив, что вызвало у Эррита подозрения.

— Я не хочу, чтобы меня беспокоили, — сказал он. — Когда мне что-нибудь понадобится, я сам за этим схожу.

— Перестань глупить, Эррит. Ты не знаешь расположения корабельных помещений, а мои матросы не станут слушать твоих приказов. Пусть стюард о тебе заботится. Для того он и существует.

Никабар вышел из каюты, закрыв за собой дверь. Эррит бессильно опустился на неудобный стул. Он рассматривал флакон, испытывая к нему ненависть и любовь, отчаянно желая влить его содержимое в свои вены. Его тело требовало снадобья. Он облизал губы, не зная, что ему делать, а потом вспомнил о письме Бьяджио. Дрожащей рукой он поставил флакон на стол и вскрыл конверт.