— Принц? — переспросил Бьяджио.

— «Принц Лисса», — пояснил Келара. — Флагман Прак-ны. На самом деле «Устрашающего» не отпустили. Когда наши решили, что благополучно смогли уплыть, «Принц» вернулся под покровом ночи. И потопил их. — Капитан печально покачал головой. — Я все это видел, но был слишком далеко и ничего не мог сделать. И на «Быстром» нет орудий. Я смог только спасти беднягу Дарса.

Бьяджио слушал — и ужасался. Его не огорчило, что «Устрашающий» пошел ко дну, что погибла вся его команда. На чем сосредоточились его мысли — и что воплем взывало к нему, — это было известие о том, что Симон находится на Лиссе. Это было невероятно, и в то же время в его мозгу беспрестанно повторялось слово, которое лучше всего характеризовало случившееся.

Предательство.

— Не может быть! — ахнул он. — Зачем Симону понадобилось плыть на Лисе? Я не отдавал такого приказа!

— Клянусь, это правда! — повторил боцман Даре. — Все, до единого слова. Даркис захватил командование судном и заставил нас плыть к Лиссу. И там мы его оставили. — Молодой человек презрительно улыбнулся. — Этого вшивого пса! Он предал нас — и по вашему приказу, сэр! Он это сделал, и я буду утверждать это до самой могилы!

— Мне очень жаль, граф Бьяджио, — добавил Келара, — но это правда. Мы подобрали Дарса и сразу же поплыли к Кроуту. Я думал, что вы захотите как можно быстрее услышать эту новость.

Бьяджио молчал. Келара вопросительно посмотрел на него:

— Милорд?

— Да, да, — прошептал Бьяджио. — Конечно, ты сделал все как надо, капитан.

Келара с Дарсом недоуменно переглянулись. Бьяджио едва их видел. Он был словно в тумане. Он был раздавлен их известием — в эту минуту не смог бы даже встать с кресла. Симон его предал. Эта мысль была мучительной. О гибели Симона думать было больно, о предательстве — невыносимо.

— Спасибо, капитан Келара, — проговорил он наконец. — Однако вам следует вернуться и продолжить патрулирование.

— Да, милорд, мы так и сделаем, как только приготовимся. Мы возьмем кое-какие припасы и отправимся обратно. Я подумал, что мы могли бы отдохнуть один день или взять свежих людей с других кораблей.

— Как хочешь, — рассеянно ответил Бьяджио. Боцман Даре шагнул вперед.

— Сэр, — неуверенно сказал он. — Мне бы хотелось вернуться с «Быстрым». Я хочу отомстить этим лисским свиньям, насколько это в моих силах. С вашего позволения…

Граф Бьяджио поднял голову,

— Месть? — с горечью переспросил он. — Конечно. Почему же нет? Если у Келары найдется для тебя место, то я разрешаю тебе плыть с ним. Мсти сколько хочешь, моряк. Упивайся местью.

Двое моряков вежливо поклонились и вышли. Погруженный в печаль Бьяджио услышал, как закрылась дверь. Никогда ему не было так одиноко. Он посмотрел на рюмку — она была пуста. Он рассеянно посмотрел в окно, но в саду никого не оказалось. За стеклянными дверями была только тишина — не слышно было даже далекого птичьего зова. К Кроуту приближалась зима, готовясь замуровать его льдом.

— Зачем? — прошептал Бьяджио. — О мой милый друг! Зачем ты это сделал?

Ответа не было. Он дал Симону все, включая Эрис. Он осыпал своего любимого друга подарками. У него была полная свобода, роскошные одежды, масса дорогих украшений… И все-таки Симон его предал! Как множество глупцов до него, он подпал под чары Ричиуса Вэнтрана. Бьяджио смахнул со стола рюмку, которая ударилась о стену и разбилась, а потом встал с кресла, резко отодвинув его назад.

— Как ты смел так со мной поступить? — взревел он. — Я — граф Ренато Бьяджио!

Бутылка с хересом оказалась возле книжного шкафа. В ярости граф поднес ее к губам и начал пить огромными глотками, заливая вином атласную рубашку. К чертям манеры. Ему было наплевать, что о нем подумают. Эта игра давно стала неинтересной. Теперь он пил, как матросы Никабара, непрерывно и не переводя дыхания, пока не осушил всю бутылку. А потом швырнул бутылку в стену, попав в бесценную картину, безнадежно испортив ее осколками и пятнами.

— О, я с тобой не закончил, Симон! — пророкотал он. — Я любил тебя. А ты меня отверг!

Он быстро оглядел комнату, ища, чего бы разбить. Ближе всего к нему оказался бюст Аркуса из слоновой кости. Бьяджио двинулся к нему, внезапно преисполнившись ненависти к своему прежнему наставнику. Захрипев, он поднял статую с пьедестала и бросил ее сквозь двери, ведущие в сад. Стекло брызнуло во все стороны.

— Будь ты проклят, Аркус. И ты, и Симон!

Бьяджио не владел собой и понимал это. Херес прожигал дыру у него в желудке, пробираясь к мозгу. Это было сладкое безумие, и граф не пытался с ним справиться. Он был во власти отвращения и муки безответной любви. Однако буйство и крики не помогали ему прогнать нарастающую боль. Перед глазами вставали образы — Эллианн, жены, которая его бросила, и Аркуса, императора, который ушел от него в смерть. Но больше всего он думал о Симоне — и образ этого человека обжигал его и терзал его сердце. Огромная стена, которой окружил себя Бьяджио, начала разрушаться, а вместе с нею пропадала власть над собой.

— Делаешь мне больно? — прорычал он. — Нет, Симон! Это я сделаю тебе больно!

В слепой ярости он выбежал из комнаты, и слуги, попадавшиеся ему на пути, шарахались в стороны. Он мчался вперед, отшвыривая всех, кто не успевал посторониться. На Кроуте у Симона почти ничего не было. Конечно, у него было какое-то имущество, но оно ничего не значило — Рошанн почти не живет дома. Бьяджио подумал было сжечь его одежду, выбросить его безделушки в воду и запретить произносить при нем его имя. Но чем это повредит его другу — предателю? Ничем. А Бьяджио хотелось ему повредить. Граф находился в пограничном мире между здравым рассудком и сумасшествием: голова у него оставалась достаточно ясной, и он мог думать, но остановить себя не смог бы.

Неожиданно он оказался около музыкального салона. Двери были плотно закрыты, но граф не остановился. С громким воем он ударил в двери ногой. Как он и думал, там оказалась Эрис: она растягивалась у станка. Вторжение заставило ее испуганно вздрогнуть. Бьяджио увидел ее сквозь алую пелену.

— Господин! — ахнула она. — Что случилось? Бьяджио двинулся к ней:

— Ты отняла его у меня. Ты настроила его против меня! Эрис прижалась спиной к стене. Она была в ужасе. Длинная тень графа упала ей на лицо.

— Господин, пожалуйста! — пролепетала она. — Что с вами?

Он схватил ее, сжав локтем горло. Эрис испуганно закричала и стала вырываться из его ледяных объятий. У Бьяджио дрожал голос.

— Он был мне дорог, девица! — прошипел он, выхватывая из-за пояса кинжал Рошанна. — А теперь я отниму то, что дорого тебе!

Двадцать рабов слышали вопль Эрис. Ни один не посмел ей помочь.

Дьяна почти весь день провела в своих покоях, далеко от помещений рабов. Ее комнаты располагались в тихой части дворца, и после полуденной трапезы она сидела одна над томами из библиотеки Бьяджио, практикуясь в нарском языке. Теперь она говорила на нем практически безукоризненно. Но читать по-нарски и делать на бумаге странные знаки ей все еще было трудно, и, читая, она очень внимательно исследовала текст, иногда даже произнося его вслух, чтобы проверить правильность своей интерпретации.

Почти никого на Кроуте не зная, Дьяна редко выходила из своих комнат. После происшествия с Савросом она стала более тщательно избегать остальных нарцев. Если не считать Эрис, она почти ни с кем не разговаривала, а Эрис была занята ежедневным ритуалом репетиций. В этот день Дьяна решила не беспокоить свою подругу. Эрис сказала, что скоро они вернутся в Нар и ей следует усердно заниматься, чтобы ее танец был безупречен. Она станет знаменитостью. Так обещал ей Бьяджио. Дьяна оторвалась от книги и улыбнулась своей мысли. Они с Эрис были почти ровесницами, но танцовщица обладала невинностью, которая заставляла ее казаться намного моложе. Что бы ни делал Бьяджио, она отказывалась воспринимать его иначе нежели своим господином.

Взглянув в окно, Дьяна заметила, что становится поздно. И неожиданно она снова почувствовала голод. Полуденная трапеза прошла очень давно, и вскоре настанет время ужина. Поскольку она всегда ужинала с Эрис, то и сейчас решила найти подругу. В это время дня Эрис все еще должна была находиться в музыкальном салоне, без устали отрабатывая каждое движение.

Дьяна отложила книгу и вышла из комнаты. Тихие коридоры привели ее в более оживленные помещения дворца. Первое, что она заметила, — это вытянувшиеся лица слуг. Все они старались не встретиться с ней взглядами, все казались замкнутыми. Дьяна насторожилась. Дом Бьяджио был полон неприятных сюрпризов. Когда она наконец оказалась у дверей музыкального салона, то увидела собравшуюся там толпу. Здесь была и Кайла, служанка, приставленная к Дьяне. Дьяна остановилась, разглядывая печальное сборище. Несколько женщин плакали.

— Кайла! — окликнула ее Дьяна. — Что случилось?

— Ах, Дьяна! — вздохнула Кайла, поспешно подходя к своей госпоже. — Это Эрис. Господин… господин ее наказал. Это известие заставило Дьяну вздрогнуть.

— Что случилось? — отчаянно спросила она, глядя через плечо Кайлы на бестолково суетящихся слуг. — Где Эрис? Что с ней?

— С ней плохо, леди Дьяна. Господин Бьяджио… Девушка разрыдалась. Дьяна схватила ее за плечи.

— Что случилось, Кайла? — спросила она настойчиво. Дьяна встревожилась и хотела понять, что творится. — Где Эрис? Что с ней случилось?

— Она у себя в комнатах, — ответила Кайла, дрожа и не в силах собраться с мыслями. — Ее туда унесли, забинтовали. Боже, сколько крови!

Дьяна не стала медлить, выбежала из салона и бросилась прямо в комнаты Эрис. Ей рисовались самые мрачные картины. Бьяджио ее изнасиловал? Избил? Он был строг, когда речь шла о его требованиях. На бегу Дьяна сжимала зубы. Если он сделал ей плохо…

У дверей Эрис Дьяна обнаружила еще одну толпу женщин. Они молчали, словно на поминках. Дверь в комнату танцовщицы была закрыта. Дьяна пробилась сквозь толпу.

— Что случилось? — спросила она. — Что с Эрис? Немолодая женщина в запачканном кровью платье грустно покачала головой. Ее звали Бетия.

— Господин поднял на нее нож, — сказала она. — Ей очень больно. Я дала ей снадобье, которое должно помочь ей заснуть, но…

— Нож? — вскрикнула Дьяна. — Боже, он ударил ее ножом?

Бетия положила руку Дьяне на плечо.

— Он порезал ее, — мягко сказала она. — Ее ногу. Дьяна заморгала.

— Не понимаю… — пролепетала она. — Зачем он это сделал?

— Чтобы ее наказать, — ответила женщина. Она объяснила, что Бьяджио получил известие из Лисса о предательстве Симона Даркиса. Женщина пояснила, что он сейчас с мужем Дьяны и помогает лиссцам. Дьяна не верила своим ушам.

— Симон жив? — переспросила она. — А как же…

— Твой ребенок с ним, — сказала Бетия. На ее лице была широкая, но грустная улыбка. — Шани жива, Дьяна.

Дьяна расплакалась. Не стесняясь никого, она позволила слезам заструиться по лицу. Шани жива! И она в безопасности, с Ричиусом. Более счастливого известия невозможно было себе представить. Вот только…

— Что случилось с Эрис? Зачем он нанес ей рану? Женщина пожала плечами:

— Не знаю, девочка. Наверное, хотел наказать ее за то, что сделал Симон. Но это жестокая несправедливость. Он ее убил, вот что он сделал. Он отрезал ей полступни.

— О нет! — застонала Дьяна. — Ох, Эрис!

Она должна пойти к Эрис. Никто из слуг не пытался возразить, когда Дьяна направилась к двери. Собравшись с духом, она открыла дверь, не постучав. И оказалась в темной комнате с задернутыми занавесками.

— Эрис! — позвала она, стараясь, чтобы голос звучал обычно. — Это Дьяна.

— Уходи, Дьяна, — раздался умоляющий голос Эрис. — Боже, не смотри на меня такую!

Дьяна разглядела ее в темноте. Юная танцовщица лежала на кровати в дальнем конце комнаты. Почти все ее тело было закрыто одеялами, но раненая нога, плотно замотанная бинтами, высовывалась из-под них. Вокруг покрасневших глаз собрались горячие слезы. Увидев Дьяну, Эрис отвернулась. Дьяна не обратила внимания на просьбу уйти. Она вошла в комнату, закрыв за собой дверь. Когда дверь закрылась, темнота стала гуще. Дьяна осторожно прошла по неосвещенной комнате, медленно приближаясь к кровати, пока ее глаза привыкали к темноте.

— Эрис, не прогоняй меня, — мягко сказала она. — Я хочу тебе помочь.

— Мне никто не может помочь. Посмотри, что он со мной сделал, Дьяна! Посмотри, что он сделал…

В темноте Дьяна едва могла различить искалеченную ногу. Однако ей было понятно, о чем говорила Бетия. В каком-то смысле Бьяджио действительно убил Эрис.

— За что он меня так? — прорыдала Эрис. — Я ничего плохого ему не сделала!

— Ах, Эрис! — вздохнула Дьяна. — Мне так жаль!

— Я больше не смогу танцевать. Никогда. Он отнял у меня это. За что?

На этот мучительный вопрос ответа не существовало. Бьяджио безумен. Это было единственным объяснением. Дьяна встала на колени рядом с кроватью Эрис и нашла под одеялом ее руку. Пальцы Эрис были безжизненны. Ее глаза слепо смотрели на Дьяну.

— Эрис, будь сильной! — взмолилась Дьяна. — Пожалуйста! Ради меня. Мне нужно, чтобы ты была здесь, со мной. Кроме тебя, у меня никого нет.

— Не могу, Дьяна, — прошептала Эрис. — Я пропала. Он отнял у меня жизнь. У меня ничего не осталось. Я умру.

— Ты не умрешь! — возразила Дьяна. — Я не позволю тебе. И можно жить не только ради танцев. Симон жив, Эрис.

Девушка кивнула:

— Знаю. Вот почему господин сделал со мной такое. — Она отвернулась. — И теперь Симон не сможет меня любить. Я калека, уродец.

— Эрис…

— Уходи, Дьяна, пожалуйста! — вскрикнула Эрис. — Оставь меня!

Дьяна выпрямилась и неловко застыла у кровати. Ей хотелось утешить Эрис, но она не находила слов, которые бы умерили боль или помогли восполнить тяжелейшую утрату. Эрис была танцовщицей, телом и душой. А теперь она стала ничем — и казалось, будто на ее месте появился призрак.

— Я загляну к тебе попозже, — пообещала Дьяна. — А пока поспи.

Эрис не ответила. Она продолжала неподвижно лежать на кровати. Дьяна наклонилась и поцеловала несчастную в лоб, а потом повернулась и вышла из спальни.

Однако на этот раз она не собиралась возвращаться к себе. — Где Бьяджио? — рявкнула она на слуг. Они толклись на месте, словно овцы, и никто не решался ответить. — Говорите! — потребовала Дьяна. Она повернулась к немолодой женщине, которая разговаривала с ней раньше. — Бетия, где он? Ты знаешь?

— Дьяна, не ходи к нему. Он только сильнее разъярится.

— Не защищай это чудовище! — прогремела Дьяна. — Просто ответь мне, где он!

— Не знаю, — ответила Бетия.

— А я знаю, — вмешался тонкий голосок. Вперед вышла юная прислужница. — Я видела, как он вышел из южных ворот и пошел на берег.

Дьяна не стала благодарить девушку. Она гневно зашагала в южное крыло здания. Бетия что-то говорила ей вслед, но Дьяна не слушала. Она была разъярена и хотела схлестнуться с Бьяджио, пока храбрость не покинула ее.

У южных ворот стояли двое охранников. Дьяна приготовилась к стычке, но они, к ее изумлению, молча посторонились. За воротами дворца в лицо ей ударило солнце. Бьяджио сидел на песке и тупо смотрел на корабли у горизонта. У него был задумчивый и отрешенный вид, выглядел граф гораздо хуже, чем в ту ночь, когда она застала его за приемом снадобья. Дьяна подавила страх и направилась к нему. Ветер усилился, и волны бились о берег, обдавая Бьяджио брызгами. Было ужасно холодно. Вышедшая без куртки Дьяна начала дрожать.

«Мне не страшно», — сказала она себе.

— Бьяджио! — позвала она издали.

Услышав ее голос, он только покачал головой. Дьяна подошла к нему. Волосы у него разметались и намокли от прибоя, рубашка была залита вкном. Когда он наконец поднял голову и посмотрел на Дьяну, она заметила, как покраснели у него глаза, воспалившиеся от слез. Лицо его превратилось в маску безумца.

— Я знал, что ты придешь, — объявил он с насмешливо. — Будешь теперь меня бранить?

— Ах ты, подонок! — вскипела Дьяна. — Как ты мог это сделать?

— Граф Бьяджио делает все, что ему заблагорассудится, женщина. Он не спрашивает позволения.

Не задумываясь, она замахнулась и припечатала пощечину на это заносчивое лицо. Наступило потрясенное молчание. Дьяна отступила на шаг, не сомневаясь в том, что обрекла себя на смерть. Однако Бьяджио не впал в безудержную ярость. Вместо этого он прижал руку к покрасневшей щеке и, как это ни странно, выглядел пристыженным.

— Говори, когда я к тебе обращаюсь! — потребовала Дьяна. — Я тебе не рабыня. И я тебя не боюсь.

— Тогда ты похожа на своего мужа, женщина. Ничего не боишься. — Граф помолчал. — Ты знаешь, что случилось?

— Кажется, знаю. Симон жив.

— Он в Лиссе.

— Это не повод калечить Эрис. Бог мой, ты же ее зарезал!

— Он меня предал! — взорвался Бьяджио. — После того, как я дал ему все! Он и сейчас сидит на этих проклятых островах вместе с твоим мужем. Я просто отнял у него то, что он отнял у меня.

— Ты не имел права…

— Я имел полное право! — воскликнул он. Его трясло словно в лихорадке. — Я — граф Ренато Бьяджио! Эрис принадлежит мне, и я могу делать с ней, что захочу. На этом острове все принадлежит мне! — Тут он снова отвернулся и забормотал: — Скоро мне будет принадлежать вся империя. Все будет так, как должно было быть с самого начала. Я буду сидеть на Железном троне. Я верну к жизни Черный Ренессанс. Мой великий план осуществится!

Он едва мог связно говорить. Дьяна не знала, остаться ей или уйти. Однако охранники Бьяджио дали ей пройти не случайно. Значит, этому безумцу хотелось, чтобы она находилась здесь.

— Ты рассказал мне не все, — заявила Дьяна. — Твои охранники дали мне пройти. Почему? Бьяджио пожал плечами:

— Ты уже слышала новость.

— Какую новость?

— О Симоне. И твоем ребенке.

— Шани? Что о ней известно? Бьяджио досадливо покачал головой:

— Почему ты притворяешься тупой? Твой ребенок жив. Я решил, что тебе следует об этом знать. Вот и все.

Это невероятное признание лишило Дьяну дара речи.

— Ты хотел сообщить мне об этом? — тихо спросила она. — И поэтому разрешил мне выйти к тебе?

— Да, — резко проговорил Бьяджио. — А теперь можешь идти. До свидания.

— Я не уйду, — ответила Дьяна. — Пока не уйду.

Она опустилась на песок рядом с ним, так близко, что ощутила его дыхание. Выглядел он ужасно. Поток слез смыл всю его золотистую красоту. Но когда она придвинулась к нему, он с содроганием отвернулся.

— Ты мне здесь не нужна, — сказал он. — Уходи.

Дьяна попыталась улыбнуться. От этого безумца крайне трудно было добиться толку, но Дьяна считала, что у нее все же получается.

— Ты ее погубил, — сказала она. — Разве ты не понимаешь, как это ужасно?

— То, что я сделал с Эрис, — это мое право! — продолжал яриться он. — Она мне принадлежит, женщина. И ты тоже мне принадлежишь, признаешь ты это или нет.

— Я никому не принадлежу, — заявила Дьяна. — Я свободная женщина.

Бьяджио ехидно засмеялся:

— Ты моя пленница. И если ты не можешь отправиться в Люсел-Лор вплавь, то ты мне принадлежишь. И не считай меня таким мягкосердечным, женщина. Сегодня у меня появились новые основания ненавидеть тебя и твоего мужа. И если ты меня не боишься, то ты — дура.

Дьяна не сдавалась:

— Я тебя не боюсь. Уже не боюсь. Посмотри на себя: ты оплакиваешь того, кого любил. Раньше я бы в это не поверила, но теперь я вижу, какой ты на самом деле. Можешь сколько хочешь говорить, что ты не похож на других, но это не так. Ты — просто человек.

— Я не просто человек! — оскорбился Бьяджио. — Скоро я буду императором! И тогда ты будешь обращаться со мной с тем уважением, которого я достоин, и не посмеешь говорить со мной вот так. — Он смерил ее плотоядным взглядом. — Я заберу тебя с собой в Черный город, Дьяна Вэнтран. Не сомневайся.

Дьяна покачала головой:

— Как бы я ни старалась, ты ничего не желаешь слушать? Ты переполнен злобой.

— И у меня есть на это все основания. Твой муж продолжает отнимать у меня. Он отнимает, отнимает и отнимает! Сначала Аркуса. Потом Империю. А теперь… — Бьяджио оборвал свою тираду. — Ну, так на этот раз это я отниму у него. Ты будешь моей приманкой. И когда он явится тебе на помощь, я его поймаю. И заставлю его задержаться, даю тебе слово.

— Ты сумасшедший, — сказала Дьяна. Она поднялась с песка, понимая, что все ее усилия тщетны. — И ты прав. Я — дура. Мне казалось, что я смогу показать тебе, насколько ты заблуждаешься. Мне казалось, что я смогу пробиться сквозь твое безумие, заставить тебя услышать меня. Но у меня ничего не получается. И ни у кого не получится. — Она печально вздохнула. — Если ты собираешься везти меня в Нар, так вези. Но я не буду жить в страхе перед тобой, Бьяджио. И ты никогда не будешь мною владеть.

Бьяджио улыбнулся.

— У меня все еще хватает здравого рассудка, чтобы помнить наш уговор, Дьяна Вэнтран. И я не буду делать новых попыток захватить твоего ребенка. Мне это не нужно, раз здесь есть ты. Помни это.

Дьяна удивленно воззрилась на графа. Перед ней были будто два разных человека, будто две части расколотого зеркала. Он потратил столько усилий на то, чтобы захватить ее дочь — а теперь гарантировал ее безопасность! И, не в силах его понять, Дьяна просто пожала плечами, смирившись с тем, что граф останется для нее тайной.

— Не жди, чтобы я снова к тебе пришла, — сказала она. — Я больше не стану с тобой разговаривать.

С этими словами она повернулась и, оставив графа наедине с мрачными мыслями, направилась обратно во дворец.

Эрис лежала в постели, погрузившись в объятия наркотика. Лекарственный сбор, который дала ей Бетия, удивительно эффективно заглушил боль в отрезанной ноге, но не помог против боли от потери. Она всю жизнь училась танцевать: это умение дарило ей смысл жизни, определяло ее. Она не была просто рабыней: она была исполнительницей, почитаемой и любимой.

А теперь она стала никем.

Она не понимала, зачем господин сделал с ней такое. Она знала только, что это было сделано и что она больше никогда не сможет даже нормально ходить, а не то что танцевать или выступать в Черном городе перед толпой восторженных аристократов. Эти юные грезы исчезли. И теперь ее ждала только бесконечная пропасть забвения.

— Я никто, — сказала она себе. Ее голос прозвучал неожиданно громко и эхом отдался в мозгу, усиленный наркотическим опьянением. — И я не хочу быть никем.

Эрис с трудом слезла с кровати и стянула с нее простыню. Скрутив из нее длинную веревку, она закрепила один ее конец на крепком кольце для факела, вделанном высоко в стену. Работая, она не раздвигала занавесок. Собрав все силы, она придвинула к стене стул, неуверенно забралась на него и завязала второй конец веревки вокруг шеи.

До самого позднего вечера никто не знал, что она убила себя. Ее обнаружила Дьяна.