32

Бунт Пракны

Пракна стоял на палубе, глядя на черные волны. «Принц Лисса» бесшумно и уверенно рассекал океан, стремительно приближаясь к трем шхунам, стоявшим на якоре в гавани, и охраняемому ими нарскому дредноуту — тому, который носил название «Устрашающий». Нарское судно было их пленником с момента прибытия к Лиссу: оно не решалось бежать от более быстрых шхун. Пракна знал, что команда дредноута ждет на борту и тревожится за свое будущее. Он стоял на носу «Принца», подставляя ветру голову, и пытался представить себе, что будет, если он послушается Вэнтрана.

Шакал отдал Пракне ясный приказ. Ему было сказано отвести нарских моряков на берег в качестве пленных, а их корабль поставить к причалу. После вторжения на Кроут моряков предстояло вернуть в империю. И не раньше, как сказал Вэнтран, иначе план кроутской операции окажется под угрозой. Размышляя над этим приказом, Пракна кипел гневом. Ему было ясно, что Вэнтран по-прежнему питает слабость к своим соотечественникам.

Стоя на палубе рядом с Пракной, Марус направлял флагман к шхунам. Шхуны сигнальными огнями показали, что видят его приближение. По приказу Маруса «Принц» начал сбавлять скорость. Пракна вглядывался в темноту. «Устрашающий», все такой же уродливый, стоял между лисскими кораблями. На его палубе люди в мундирах нарского флота нервно переговаривались друг с другом. Пракна тоже пытался скрыть нервозность, но знал, что Марус это видит.

— Подойди к нему поближе, — приказал Пракна своему помощнику.

Марус передал приказ команде. Флагман накренился, поворачиваясь к шхунам бортом.

— Насколько близко подходить? — спросил Марус у своего капитана.

— Так, чтобы можно было разговаривать, — ответил Пракна. — Я хочу видеть этого капитана Н'Дека.

— Он ведь тебе не поверит. Командующий флотом пожал плечами:

— Ну и пусть не верит.

Их разговор прервал сильный порыв ветра. «Принц» скользнул мимо двух лисских шхун, подходя к «Устрашающему». Моряки нарского корабля повернулись, встревоженные приближением флагмана. Пракна перешел к борту, который, казалось, вот-вот зацепит дредноут. Но Марус сумел оставить между собой и нарцем полосу воды, и «Принц» замер на месте, покачиваясь на волнах.

Командующий флотом смотрел на потрясенных нарцев с каменно-суровым лицом. Противно было видеть их грязные рожи. Как стая крыс.

— Где ваш капитан? — крикнул Пракна. — Я хочу с ним говорить!

Из толпы выделилась одна фигура — мужчина с крючковатым носом и пристальным взглядом. Мундир на нем был грязный и рваный, правая рука замотана бинтами.

— Я капитан Н'Дек, — решительно объявил он. — А ты — Пракна?

— Командор Пракна, — ледяным голосом ответил тот. — Я твой господин и твой победитель, свинья. Не забывай.

Н'Дек гневно вспыхнул. Он был таким же невероятно заносчивым, таким же глупо самоуверенным, как и все нарцы.

— Что тебе нужно? — коротко спросил он.

Пракна откашлялся, поспешно припоминая слова, которые он приготовил заранее.

— Вы свободны, — сказал он. — Вы отпущены по приказу Ричиуса Вэнтрана и Симона Даркиса.

— Что? — выпалил Н'Дек. — Ты нас отпускаешь?

— Вытащи водоросли из ушей! — прорычал Пракна. — Ты все слышал. Твой корабль отпускают.

Нарские моряки изумленно загалдели. Н'Дек поднял руку, требуя молчания.

— Почему? — с подозрением спросил он. — Почему ты нас отпускаешь?

— Это вопрос не ко мне, — ответил Пракна. — Это не мое решение, а Вэнтрана.

— Вопрос остается тем же, — сказал Н'Дек. — Почему?

— А ты бы предпочел попасть в плен? — огрызнулся Пракна. — Потому что если это так, я с удовольствием тебе это устрою.

Нарский капитан обвел взглядом шхуны, окружавшие его корабль. Казалось, он размышляет, не зная, что ему делать. Пракна с трудом сохранял самообладание. Если нарец что-то заподозрит, он не станет отплывать.

— Поднимай паруса, — приказал Пракна. — Я требую, чтобы через час тебя не было в водах Лисса. И если твой курс не будет прямым и верным, я приплыву следом и всех вас утоплю.

Н'Дек вызывающе улыбнулся.

— Теперь я знаю, как ты выглядишь, командор Пракна. Знакомство было для меня честью. Передать адмиралу Никабару от тебя поклон?

Марус рванулся вперед:

— Ах ты, вшивый…

— Хватит! — потребовал Пракна, хватая своего помощника за плечо. Время отплатить за оскорбление еще не наступило. — Отплывай, нарец, — приказал он. — Я сам провожу тебя из лисских вод. Иди точно на восток. Если отклонишься с курса, умрешь.

Капитан отвесил ему насмешливый поклон:

— Слушаюсь, командор.

Он повернулся и отдал команду своему экипажу. Пракна продолжал стоять у борта, наблюдая за ними.

Нарцы быстро выйолняли приказы капитана, готовя корабль к отплытию. Марус подошел к Пракне и толкнул друга в бок.

— Хороший спектакль, Пракна, — заметил он. Командующий флотом позволил себе скромную улыбку.

— Отойдем подальше, Марус. Дадим нашему голубку место для полета.

Сопроводив «Устрашающего» за пределы территориальных вод Лисса, «Принц» повернул назад. Капитан Н'Дек, стоя на палубе, смотрел, как шхуна уходит в темноту. Он был рад, что остался жив, уберег жизнь своих людей и — что самое удивительное — сохранил свой корабль. С военной точки зрения это была победа. Н'Дек на секунду прикрыл глаза и глубоко вздохнул. У него ныла рука, живот сводило от голода, но сильнее всего была усталость. Только одно желание было у него сейчас: уйти в каюту и заснуть.

— Спать!

Он пропел это слово, как молитву. В последние несколько дней он спал, только когда позволял Симон, да и тогда ему приходилось лежать на холодном полу каюты. Вспомнив Ро-шанна, Н'Дек заскрипел зубами. По возвращении на Кроут он все расскажет Никабару. Адмирал будет в бешенстве.

«И прекрасно, — злобно подумал Н'Дек. — Может быть, тогда он займется Бьяджио».

Единственное, что не давало Н'Деку покоя, — это загадка, почему он остался жив. Вэнтран оказался на Лиссе? Невероятно. И по какой-то причине Шакал их отпустил! Н'Дек покачал головой. Такой поворот событий был ему совершенно непонятен. Может быть, у Вэнтрана есть своя роль в великом плане Бьяджио? Или это Симон убедил лиссцев их пощадить? Капитан пожал плечами, понимая, что ответа не узнает никогда.

«Радуйся, что остался жив», — сказал он себе и отправился в свою каюту.

«Принц Лисса» прошел две морские мили, и только тогда Пракна дал приказ поворачивать. В этот момент лисские шхуны были уже почти в пределах видимости. Приближался рассвет, а Пракне для его нападения нужна была темнота. Он стоял на палубе, когда флагман начал плавный разворот, снова направляясь на восток за уплывающим дредноутом.

Капитан Н'Дек не получит возможности передать его привет Никабару. Это Пракна себе обещал. Ему было наплевать на приказ Вэнтрана, и сама мысль оставить нарцев в живых была ему невыносима. Они вошли в воды Лисса, они были нарцами. Значит, они должны умереть.

— Марус! — приказал он своему помощнику. — Прибавь ходу, пока не встало солнце. Они не должны нас заметить.

Марус кивнул. Как и Пракне, ему самому и другим верным морякам «Принца» не было дела до приказов Вэнтрана. Здесь, на море, слово Пракны было законом. Когда они вернутся на Лисе, он объяснит Ричиусу, что дредноут пытался бежать, что команда не пожелала сдаться в плен. Пракна скажет, что у него не было выбора: он вынужден был их преследовать. Скорее всего Вэнтран ему не поверит, но и это его мало волновало. Это никого из них не волновало. Пракна знал, что его люди его не предадут.

«Принц Лисса» пожирал волны. Вскоре должен был показаться «Устрашающий». Пракна поднял воротник куртки и приготовился к недолгому ожиданию. Он уже предвкушал, как потопит дредноут. Давно уже не случалось ему отправлять нарцев на дно. Этот корабль он потопит в честь Джлари.

Уединившись в тесной каюте, Н'Дек завершил простую трапезу, состоявшую из холодного супа и пива, задул свечу и лег под одеяло. Мягкие объятия матраса стали для его утомленного тела похожими на прикосновение женщины. Устраиваясь поудобнее, он застонал от наслаждения. В каюте был всего один иллюминатор, в его восьмиугольное стекло смотрели звезды. Н'Дек дал приказ держать курс прямо на Кроут и был уверен, что все неприятности позади. Пройдет чуть больше недели — и он окажется в безопасных водах империи.

Капитан Н'Дек закрыл глаза и стал вспоминать одну проститутку, которую как-то имел в Казархуне, но в эту секунду до него донесся далекий крик. Он медленно открыл глаза и выругался, разъяренный тем, что его отдыху помешали. А потом он снова услышал крик — громкий и отчаянный. Н'Дек заморгал, не понимая, что это означает, и свесил ноги с койки.

— Лиссцы! — снова прозвучал крик с палубы. — С левого борта!

У Н'Дека оборвалось сердце. Он бросился к иллюминатору. Было темно, стекло заливали брызги, однако сквозь них он смог разглядеть очертания чего-то чудовищного и светящегося.

Н'Дек понял, что к ним стремительно приближается лис-ский таран. В следующую секунду он уже был мертв — жадный металл рассек его пополам.

Когда «Принц Лисса» врезался в ни о чем не подозревающий дредноут, Пракна и его команда завыли как сумасшедшие. Они вылетели из темноты, прицелились «Устрашающему» в середину борта и нанесли смертельный удар. Вода хлынула в пробоину дредноута, заливая нижние палубы. «Принц» откачнулся и высвободил свой клыкастый таран, вырвав при этом несколько досок. Океанская волна пронеслась по дредноуту, смывая людей и придавливая корабль вниз наподобие гигантской ладони. Торжествующий Пракна взметнул над головой кулак и крикнул, перекрывая милые его сердцу звуки:

— Передай мой поклон Никабару!

На тонущем судне матросы отчаянно цеплялись за что попало. Оно кренилось все сильнее. Вода наполняла корпус, и крики стихали по очереди. Пракна надеялся, что у нарских свиней есть жены, которые теперь станут вдовами. С полным равнодушием он смотрел, скрестив руки на груди, как тонет нарский военный корабль. Зрелище было приятное.

33

«Быстрый»

Келара, капитан корабля Черного флота «Быстрый», стоял на носу своего судна, стремительно выплывавшего из встающего солнца. В паруса дул попутный ветер, и корабль шел быстро, как дельфин. Уже три недели «Быстрый» патрулировал в водах Лисса, выполняя приказ Бьяджио.

Надо было дождаться момента, когда лиссцы поплывут к Кро-уту, а тогда на всех парусах возвращаться домой, чтобы предупредить графа о близящемся вторжении. Задача была как раз для «Быстрого», разведчика класса «Леопард», — только такие корабли могли тягаться в скорости с лисскими шхунами. У них был острый как нож киль и семь больших парусов, установленных низко на мачтах, а команда состояла всего из двадцати человек, поэтому ширина по миделю была достаточно мала. На разведчике не было брони и орудий, снижающих скорость, вообще никакого лишнего веса. Корабли этого класса строились с одной-единственной целью: не уступать противнику в скорости.

Капитан Келара восхищался графом Ренато Бьяджио и его тактическим гением, а потому гордился возложенным на «Быстрый» ответственным и опасным заданием. Благодаря тщательно продуманным и расчетливо поставленным приманкам Бьяджио смог внушить лиссцам чувство превосходства. Граф пообещал, что в ближайшее время лиссцы начнут нападение на Кроут. И Кроут должен быть к этому готов, а потому чрезвычайно важно будет получить своевременное оповещение. В этом и состояла задача Келары. Имея под своим командованием «Быстрого», капитан не сомневался в успехе.

Однако капитан Келара не рассчитывал на появление «Устрашающего», и, увидев, как этот корабль бесшабашно направляется к Лиссу, он растерял всю свою уверенность. Келара решил сопровождать дредноут издали, прячась в лучах солнца. Когда же «Устрашающий» подошел к Лиссу слишком близко и исчез, он не стал его преследовать. Это было почти пятнадцать часов назад.

А потом «Устрашающий» появился снова.

И не один.

В подзорную трубу Келара видел, как «Принц Лисса» про-гаранил ни о чем не подозревающий дредноут. Он уже готовился отдать приказ идти навстречу «Устрашающему», когда появился «Принц». Не успев предостеречь своих обреченных на гибель товарищей, Келара стал свидетелем стремительной смертельной атаки. «Принц» оставался на месте почти час, глядя на гибель «Устрашающего». Только когда лиссцы уплыли, Келара приказал «Быстрому» идти вперед.

И теперь, расставив наблюдателей на мачтах, нарский разведчик обшаривал место гибели дредноута, осматривая поверхность в поисках спасшихся, а горизонт — на случай появления лиссцев. К счастью, лисских кораблей не видно было. Келара постоянно окликал матросов, требуя, чтобы они смотрели внимательнее. Ему не хотелось приближаться к Лиссу при свете дня, и, побывав свидетелем кровавого убийства «Устрашающего», он не намерен был рисковать. На месте гибели дредноута плавали обломки и мусор. Келара приказал снизить скорость, осматривая темную воду. Удар лисского тарана был чудовищным — он разнес корпус «Устрашающего» в щепки. Дредноут раскололся, словно скорлупа.

А еще на поверхности плавали трупы. В ледяной воде они быстро окоченели и теперь медленно покачивались на волнах среди обломков корабля. Каждый труп посинел от холода.

— Семь кругов ада! — выругался Келара, качая головой.

Он опоздал. Если и были уцелевшие после тарана, то они погибли от холода. Капитан в досаде на себя ударил кулаком по раскрытой ладони. «Быстрый» был отличным кораблем, но что он мог без орудий против шхуны? Чувство собственной беспомощности захлестнуло Келару. Когда-нибудь Черный флот вернется на Лисе. И когда это произойдет…

— Капитан, смотрите!

Крик донесся с мачты. Келара посмотрел сначала вверх, потом туда, куда указывал матрос. Сначала он не видел ничего, кроме воды. Но потом, присмотревшись, он увидел далеко за бортом покачивающуюся черную точку. Капитан стремительно раздвинул подзорную трубу и поймал в нее предмет — это оказался живой человек, махавший рукой.

— Святые Небеса! — воскликнул Келара. — Лейтенант Нан, человек за бортом! Кто-то остался жив!

По приказу капитана «Быстрый» повернул в сторону размахивавшего руками человека. Сердце капитана затрепетало новой надеждой. Если выжил один, то могли выжить и другие! Он стал внимательно вглядываться в воду, высматривая живых — и не находя ни одного. Только распухшие посиневшие тела.

— Ладно, — проговорил Келара, — хотя бы один. По крайней мере к этому я успел. — Он стремительно повернулся к лейтенанту Нану, который осторожно подводил корабль к пловцу. — Быстрее! — гневно рявкнул капитан. — Его надо поднять на борт, пока он не умер от холода!

34

Открытие Дьяны

Дьяне, знавшей и богатство, и нищету, особняк графа Бьяджио казался чудом.

С момента своего прибытия на Кроут она вела жизнь лелеемой любимицы, а вовсе не пленницы. Ее окружала роскошь. Она восхищалась закрытыми для посторонних берегами, ела экзотическую пищу, одевалась в шелка — такие мягкие, каких она прежде не видела. Бьяджио ничего не жалел для ее удобства. Он объяснил, что не враждует с ней — только с ее мужем. И он приказал своим многочисленным рабам обращаться с ней хорошо. Он даже предоставил ей великолепную комнату — огромное помещение со старинной мебелью и стеклянными дверями, выходившими в сад. По ночам она слышала шум прибоя, а каждое утро просыпалась к вкусному завтраку, накрытому для нее Кайлой — молодой рабыней, с которой она встретилась в свой первый день на Кроуте. Дьяна не знала, сколько продлится ее плен или когда Бьяджио увезет ее в Нар, как он обещал. Одно было ясно: он явно решил сделать последние дни ее жизни как можно более приятными.

Не имея никаких дел, она целыми днями бродила по ухоженным садам дворца, восхищаясь деревьями и причудливо подстриженными кустами, и читала книги из богатой библиотеки графа. Она сторонилась остальных нарцев, которые, по словам Эрис, были изгнанниками, как и Бьяджио. Они были совсем не похожи на Ричиуса — бледнокожие и лоснящиеся, и даже мужчины красили себе губы. Как говорила Эрис, это были нарские аристократы. Дьяна не понимала, что это означает. В Арамуре Ричиус был королем. Однако он никогда не был женоподобным красавцем, как Бьяджио и вот эти. Дьяна опасалась поездки в столицу, о которой говорил Бьяджио. Ричиус рассказывал ей так много историй об империи, а она только теперь начинала им верить!

Среди нарцев был один, которого Дьяна боялась больше всех — худой мужчина по имени Саврос. Он наблюдал за ней. Иногда, когда она одна гуляла по саду или читала, она вдруг ощущала спиной его взгляд. Эрис посоветовала Дьяне держаться от Савроса подальше. Она сказала, что он пыточных дел мастер, один из ближайших советников Бьяджио и что его прозвали Помрачающим Рассудок. Эрис сказала, что он убивает ради удовольствия, и эти слова заставили Дьяну содрогнуться. В глазах Савроса читалась жажда убийства. Дьяна разглядела ее там вместе с ребяческим обожанием. Совершенно было непонятно, чего от него ждать, и Дьяна старалась с ним не встречаться.

Бьяджио она тоже почти не видела. Со времени ее прибытия на Кроут граф разговаривал с ней всего один раз, да и то о пустяках. Он спросил, нравится ли ей ее комната, показал ей свои великолепные сады, а потом удалился с царственной улыбкой, ярко сверкая сапфировыми глазами. Дьяна наконец встретилась с графом Кроута, но по-прежнему не понимала, что он за человек. Эрис утверждала, что он безумен, но не всегда был таким. Он умел быть добрым и мягким, объяснила она Дьяне, и Дьяна действительно была этому свидетельницей, хотя меньше всего ожидала найти в Бьяджио такие черты. И в то же время он обладал удивительной жестокостью. Он по-прежнему использовал ее в качестве приманки и, наверное, собирался ее убить, когда она будет уже не нужна.

Из всех обитателей особняка Дьяна подружилась с одной только Эрис и проводила с ней долгие часы. Они вместе ели и болтали о событиях, происходящих в империи за морем. Дьяна много рассказывала Эрис о Ричиусе и Тани, которых ей невыносимо не хватало, а Эрис исполняла для Дьяны свои самые любимые балеты, помогая подруге забыть о тех ужасах, которые ее преследовали. Когда Дьяна смотрела, как Эрис танцует, безупречно даже в отсутствии музыки, она изумлялась — и на время забывала о своих бедах, поражаясь тому, как может двигаться обученное тело. Танцы были жизнью этой девушки. Она их обожала — даже больше, чем любила Симона, — и казалось, ее нисколько не тревожит положение рабыни. По ее словам, Бьяджио сделал ее великой танцовщицей. Он обучил и выпестовал ее, потому что обладал музыкальным слухом и умел видеть гениальность. Еще в Наре он из своего огромного состояния оплачивал для нее уроки лучших учителей. Любовь Эрис к своему господину была не меньше, чем страх перед ним. И она искренне верила, что и он ее любит.

Дьяна понимала, что это такая любовь, какую коллекционер испытывает к драгоценному камню, но не говорила об этом девушке. Эта истина разбила бы Эрис сердце, а Дьяне не хотелось лишать ее иллюзий. И она не мешала Эрис заблуждаться, выслушивая ее рассказы и наслаждаясь ее танцами. Она рада была иметь подругу.

Однажды ночью — такой же, как все другие, — Дьяну разбудил шум далекого моря. Занавески на стеклянных дверях были раздвинуты, открывая вид на остров. Пригибаемая ветром трава отбрасывала тени на стены. Дьяна резко села, испытывая ужасный страх, — она ясно помнила приснившийся ей кошмар. Она плыла на корабле с Ричиусом и Шани. Налетевший шторм потопил их судно, и на берег выплыла она одна. Дьяна прижала ко лбу дрожащую руку. Ричиус и Шани действительно пропали. Где-то. И неожиданно она поняла, что больше не может. Ей хотелось плакать, но слез не было. Вместо этого она упала на подушки и стала смотреть сквозь стекло. Быть может, Шани все еще в пути к Кроуту, но чем дальше, тем меньше шансов на это. И Ричиус тоже потерян для нее — он уехал ради своей глупой мести. Дьяна осталась одна. Опять.

Понимая, что больше не заснет, она встала, ощутив настоятельную потребность в движении. Она машинально надела дорогую одежду, предоставленную ей Бьяджио, и сунула ноги в сафьяновые тапочки, в которых можно было идти бесшумно. Быстрый взгляд в зеркало показал ей измученное лицо, но она не обратила внимания на свой пугающий вид и вышла в гулкий холл. В обе стороны уходил выложенный мрамором коридор, украшенный скульптурами и орнаментами. В этот поздний час там царила глубокая тишина. Дьяна закрыла за собой дверь и быстро решила, в какую сторону идти.

Граф Бьяджио был весьма нелюдим. Хотя он предоставил ей право ходить по всему дворцу, у него было собственное крыло, где не разрешалось появляться никому, в том числе и его нарским подручным. Дьяна твердо решила увидеть эти помещения. Она сказала себе, что граф все равно собирается ее убить, так почему бы ей сначала не посмотреть, что он скрывает? Она быстро прошла по коридору, миновав помещения, в которых жили рабы, — они располагались довольно далеко от ее собственной комнаты, но были не менее красивыми. Даже рабы у Бьяджио были холеными. За помещениями прислуги она попала в огромную круглую комнату с белыми колоннами, в которой были развешаны портреты родственников Бьяджио, худощавых и золотистых, как сам граф. Дьяна приостановилась, разглядывая картины. У многих было сходство с Бьяджио, но больше ни у кого не было ярко-синих глаз и женственной красоты. Бьяджио производил гораздо более сильное впечатление, чем все его родственники.

Дьяна ушла из портретной галереи и вскоре оказалась у входа в личные покои графа. Арка из совершенно гладкого алебастра отделяла эти помещения от остального дворца. На стенах висели гирлянды цветов, наполнявшие воздух ароматом, в коридоре тихо журчал фонтан. Вода изо рта нимфы стекала по гладким белым камням. Дьяна прислушалась, наслаждаясь тихим звуком, но тут вдали услышала что-то еще. Музыка? Она наклонила голову, стараясь понять, что именно слышит.

Издали доносились звуки, похожие на пианино. Было очень поздно, и музыка, резкая и громоподобная, заглушала песню фонтана, но эта музыка манила Дьяну к себе. Она двинулась на звуки, следуя за ними по поворотам коридора, пока наконец не оказалась в глубине покоев Бьяджио, у приоткрытых дверей. Прямо из-за них неслась нервная музыка и решительные удары пальцев по клавишам. Дьяна скользнула ближе к дверям и заглянула внутрь. Музыка стала невыносимо громкой. За дверями оказалась комната с розовыми мраморными стенами и пушистыми винно-красными коврами, украшенная фарфоровыми бюстами и гневного вида портретами. Краем глаза Дьяна увидела белый рояль, но не того, кто на нем играет. В приливе смелости она шире открыла дверь — и к собственному изумлению, увидела обезумевшего Бьяджио.

Сгорбившись над инструментом, он с силой колотил по клавишам. По его лицу градом катился пот. Разметавшиеся золотые волосы вымокли. Рояль вопил под ударами, музыка сотрясала стены и хрупкие украшения комнаты. Граф весь ушел в мелодию, колотя по клавишам, словно безумец, и раскачиваясь в такт необузданному ритму. Он был облачен в привычные шелка, но один рукав рубашки был оторван, открыв золотистую кожу и торчащую из нее блестящую иглу. Из иглы шла трубка, соединенная со стоящим на рояле сосудом. При каждом аккорде сосуд подпрыгивал. Лицо Бьяджио было сведено гримасой, из глаз струились слезы, зубы стиснулись. Казалось, ему чудовищно больно, но он не кричал и даже не стонал.

Дьяна уставилась на него, потрясенная этим зрелищем, и еще чуть-чуть приоткрыла дверь. Стенки сосуда были слегка окрашены синим. Последние капли зелья текли по трубке в руку Бьяджио. Граф продолжал свою грозовую музыку, не замечая вторжения Дьяны. Он тяжело дышал, обильно потел, и казалось, вот-вот потеряет сознание. Его золотистая кожа стала бледной, болезненной на вид, волосы сосульками прилипли к шее и лицу. Дьяна не знала, что делать: броситься ему на помощь или бежать. Потом она догадалась, что это прием снадобья, который когда-то описал ей Ричиус. Она никогда не думала, что это окажется таким бурным актом, почти изнасилованием. У Бьяджио был совершенно ослабевший, опустошенный вид, и заплаканные усталые глаза делали его похожим на ребенка.

Вдруг игра смолкла, и в тишине слышалось только тяжелое дыхание графа. С мучительным стоном он поднял голову — и заметил Дьяну, застывшую в дверях. Он вскочил, как подброшенный пружиной:

— Что ты здесь делаешь?

Дьяна отшатнулась. Ей хотелось убежать, но она понимала, что уже слишком поздно.

— Входи! — приказал граф. — Немедленно!

Дьяна задержала дыхание, распахнула дверь и, войдя в салон, остановилась перед Бьяджио. Он трясся крупной дрожью, чуть не падал от изнеможения, но ярость удерживала его на ногах, и его грудь вздымалась от гневных вздохов. Граф потряс в воздухе кулаками, опустевший сосуд упал с рояля и разбился о камень пола.

— Эти комнаты мои! — прошипел он. — Мои! Что ты здесь делаешь?

— Извините, — пролепетала Дьяна. — Я ничего плохого не хотела. Я услышала музыку и пошла посмотреть, что это такое.

— И музыка тоже моя! — заорал Бьяджио. — Тебе здесь нечего делать!

— Извините, — еще раз повторила Дьяна. Она попятилась к двери. — Простите меня, граф. Я уйду.

— Не смей! — взревел он, бросаясь вперед и хватая ее за руку.

Его пальцы были крепкими и невероятно холодными. Когда он стиснул ее запястье, Дьяна вскрикнула.

— Вы делаете мне больно! — сказала она, стараясь оставаться спокойной. — Пожалуйста…

— Ты хочешь слушать музыку? — возмущенно спросил он. — Или ты пришла поглазеть на урода?

— Ничего подобного! — запротестовала Дьяна. — Я просто услышала вашу музыку, но я не знала, что это вы играете. — Она поморщилась от боли в запястье и умоляюще посмотрела на него. — Отпустите меня, — тихо сказала она. — Пожалуйста.

Лицо Бьяджио смягчилось. Его пальцы медленно разжались, выпустив ее руку. Первым порывом Дьяны было броситься бежать, однако она его подавила. Бьяджио, не сводя с нее глаз, неуверенно отступил назад и рухнул на табурет. И остался сидеть — с трясущимися руками и покрытой потом кожей.

Дьяна молчала. Бьяджио закрыл глаза, глубоко вздохнул, а потом ухватился своими изящными пальцами за иглу, выдернул ее из руки и хладнокровно швырнул на пол к разбитому стеклу. Дыхание его медленно успокаивалось, к коже возвращался здоровый оттенок. Когда граф открыл глаза, в них был прежний ярко-синий блеск.

— Музыка — это единственное, что мне помогает, — прохрипел он. — Иначе процедуры стали бы невыносимыми. Когда Аркус переносил процедуры, он, бывало, слушал арфистку. Он говорил, что музыка уносит боль.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Дьяна, рискнув сделать шаг в его сторону. Она опасалась новой вспышки, но уйти почему-то не могла.