— Ты говоришь неправду. Ты что-то от меня скрываешь. Я в этом уверена. И я не уйду, пока ты все мне не расскажешь. — Встав с табуретки, она упала у ванны на колени. — Леди Вэнтран, я знаю, что Симон уехал, чтобы шпионить за вами по приказу господина. Я понимаю, что ты должна очень сильно его ненавидеть. Я прошу только, чтобы ты сказала мне, что ты его видела, что он жив и здоров. Неужели ты этого не сделаешь?
— Вот что ты думаешь? — сказала Дьяна. — Что Симон поехал в Фалиндар в качестве шпиона? Дитя, ты дурочка. Твой возлюбленный поехал, чтобы украсть мою дочь. И сейчас она где-то с ним.
— О нет! Это невозможно. Симон поехал шпионить за твоим мужем. Он сам мне сказал!
— Он тебе солгал, — возразила Дьяна. — Он убил няньку моей малышки и украл ее у меня. Вот что он сделал. И если ты мне не веришь, можешь спросить у Бьяджио. Он уже это признал.
Свет, горевший в зеленых глазах Эрис, замерцал — и погас. Ее рот изумленно приоткрылся, но из него не вырвалось ни звука — только долгий вздох ужаса.
— Это правда, Эрис, — повторила Дьяна. — Вот почему я здесь. Я поехала искать Симона и мою дочь, и меня поймали другие люди, которых прислали с Симоном. Я не знаю, где сейчас Симон. Я не знаю, где моя малышка. Но когда я его найду, я его убью. Клянусь!
— Нет! — сказала Эрис, отчаянно мотая головой. — Это невозможно. Симон никогда бы такое не сделал! Я знаю, что не сделал бы!
— Ты ошибаешься, — безжалостно заявила Дьяна. — Он это сделал. Он очаровательный человек, твой возлюбленный. Он всех нас провел. Он заставил нас полюбить его и внушил нам, будто он нас полюбил. А потом украл нашу малышку. Может, он и тебя обманул тоже.
— Нет! — воскликнула Эрис. Она закрыла ладонями лицо, не желая слушать слова Дьяны. — Ты лжешь. Ты ненавидишь Симона из-за Бьяджио. Но он не такой. Он добрый!
— С тобой он, может, и добрый, — ответила Дьяна. — Но к нам он был невероятно жесток. — Она подняла мокрую руку и поманила Эрис к себе. — Это правда,
Эрис. Можешь думать про Симона все, что тебе угодно, но я тебя не обманываю. Он украл Шани. А теперь они оба пропали. Если ты потеряла мужчину, то я потеряла дочь.
— О боже! — простонала Эрис. — Это Бьяджио! Он заставил Симона сделать это. Мы собирались пожениться! Бьяджио заставил его ехать, я это знаю!
Эрис гневно разрыдалась. Дьяна положила руку девушке на плечо. Ей хотелось успокоигь рабыню, хотя она и не могла понять почему. Наверное, потому что та была не виновата, ее, как и всех, обманул хитрый агент Бьяджио. Всего за несколько минут между ними возникло странное сродство.
— Возможно, он еще жив, — предположила Дьяна. — И Шани тоже. Мы не имеем права так себя вести, девушка. Не имеем права отчаиваться. Мы должны надеяться.
— Но ты его убьешь! — хлюпнула носом Эрис. — У тебя не получится, но ты попробуешь. Ах, леди, пожалуйста, постарайся понять! Он сделал это ради меня. Это единственное, что могло бы заставить его украсть вашу девочку. Поверь мне: я знаю Симона, как никто. Он не чудовище.
— Он не такой! — упорствовала Эрис. — Я хочу, чтобы ты это знала.
— Не получится, — ответила Дьяна. Она попыталась убрать руку, но Эрис успела за нее ухватиться.
— Леди Вэнтран, я не думаю, чтобы Симон тебя ненавидел. Или твоего мужа. Он делает то, что ему приказывает господин, вот и все. Если твоя дочка действительно с ним, то я уверена, что она в безопасности.
Дьяне пришлось судорожно сглотнуть, чтобы не разрыдаться. Мысль о том, что Шани может находиться в безжалостных руках Симона, была ей невыносима. Ей отчаянно хотелось поверить Эрис. Она вспомнила те редкие случаи, когда она сталкивалась в Фалиндаре с Симоном. Он всегда был непроницаем, и она гадала, есть ли под этой маской хоть что-то челoвеческое, хоть что-то, что сделало бы его неравнодушным к тому, умрет ли Шани или останется жива. Казалось, Эрис в этом уверена. Дьяне тоже хотелось в это верить.
— Что с твоим господином? — спросила Дьяна. — Он безумен. Я это поняла сразу, как его увидела. А его глаза! Они синие и блестят, как бриллианты. Почему?
Эрис мрачно кивнула.
— Это из-за снадобья. — Она объяснила Дьяне, как Бьяд-жио стал зависеть от состава, который поддерживает в нем жизнь. Они с Симоном считают, что это вещество съело кусок его мозга, сделало его безумным. Дьяна знала о снадобье от Ричиуса, но рассказ девушки и взгляд неестественных глаз Бьяджио поразили ее в самое сердце. Эрис рассказывала это шепотом, боясь, как бы их не услышали. — Он не всегда был такой, — добавила она. — Когда он был моложе, он был нормальный. Но теперь им управляет снадобье. И он так и не оправился после смерти Аркуса.
— Аркус! — простонала Дьяна. — Вот имя, которое я знаю даже слишком хорошо. Твой господин винит в его смерти моего мужа. Я попыталась сказать ему, что он ошибается, но он не желает этого слышать.
— Он никого не слушает, когда речь идет об этом, — согласилась Эрис. — Он все еще оплакивает императора. Старик был ему как отец. Симон говорит, что эта смерть сломала Бьяджио. У него ведь ничего нет, понимаешь? Ни семьи, ни родных. Только Железный круг.
— Его подручные, те, кто встал на его сторону против Эррита. — Эрис улыбнулась. — Тебе надо многое узнать, Дьяна Вэнтран. Иначе тебе не понять Бьяджио.
Дьяна кивнула.
— Тогда ты будешь меня учить, Эрис. Чтобы здесь выжить, мне нужно все это знать. Бьяджио намерен везти меня в Нар. Я хочу, чтобы ты рассказала мне все, что знаешь.
По лицу девушки скользнула озорная улыбка.
— Я очень много знаю, — прошептала она и начала рассказывать все, что ей было известно о Бьяджио и его неразделенной любви к Симону.
28
Праздник Сеским
Ярким солнечным днем в центре столицы Нара неподалеку от Собора Мучеников начался великий праздник Сеским. По обычаю открыла праздник зажигательная речь архиепископа Эррита. Это был единственный день в году, когда святой отец ходил среди своей паствы без охранников, словно он один из них и заботится о них. Улицы были украшены цветастыми флагами и длинными струящимися вымпелами На переулки взирали изображения святых, длинные и неприветливые. Играли музыканты, торговцы громко расхваливали свои товары. Воздух был полон незнакомых запахов, толпу развлекали невиданные звери и фокусники. Вдоль тротуаров сидели нарские аристократы со своими семьями, наблюдая за шествиями и наслаждаясь чистым воздухом: по приказу епископа в этот день были закрыты все литейные, чтобы их изрыгающие дым трубы не портили праздник.
На всей Высокой улице царственные принцы, съехавшиеся с разных концов империи, приставали к незамужним девицам, хвастаясь своим богатством, а богатые торговцы дарили своим любовницам платья и безделушки. Все лавки были открыты, чтобы ухватить свою долю денег, которые в этот день заливали столицу. Сеским был не просто религиозным праздником. Это был главный отдых Нара от самого себя, когда аристократы выходили из своих башен и встречались с бедняками. И в празднестве участвовали все без исключения.
По приказу Эррита были распахнуты двери сиротского приюта. Высокая улица была заполнена осиротевшими детьми, чьи щеки горели от возбуждения. Многочисленные причетники собора ходили по толпе, внимательно приглядывая за ребятней и стараясь напомнить горожанам, в чем заключается суть праздника. Крейн был временем поста и размышлений, периодом покаяния, который завершала Истрейя, самый святой день нарской церкви. Весь ближайший месяц верующим полагалось проводить в молитве, регулярно посещать богослужения и приносить церкви самые богатые дары. И, что самое главное, они должны были молить Бога о Его бесконечной милости и о прощении их грехов. Эррит знал, что в Наре множество грешников. Он не принадлежал к их числу, но даже ему необходимо было соблюдать смирение перед Небесами. Во время крейна Небеса были особенно бдительны.
Завтра люди начнут свой спартанский путь к Истрейе, но сегодня у них была возможность наслаждаться всеми благами, которые дал им Бог. И Черный город вышел на улицы. Зверинцы из Дории заняли центральное место на Высокой улице: поразительное собрание животных, при виде которого открывали рты не только дети, но и взрослые. Тут были слоны с бивнями, гривастые львы, танцующие собаки и смеющиеся обезьяны. Укротители и смотрители обращались к собравшимся, рассказывая о своих странных подопечных и предлагая детям покататься на слонах. И пока они
управляли своими великолепными животными, играла музыка, торговцы демонстрировали свои товары, и Высокая улица утратила свою обыденность. Произошло ее ежегодное преображение: из оживленного и ко всему привычного проезда она превратилась в уголок рая.
Архиепископ Эррит с удовольствием прогуливался в толпе, даря улыбки любопытным нарцам, умолявшим о разрешении прикоснуться к краю его одежд. С ним шла Лорла Лон, держась за его руку. В левой руке у нее было купленное Эрритом замороженное лакомство: кусок сладкого льда с фруктовым вкусом. Она жадно его лизала, причмокивая от удовольствия. Вид дорийского зверинца ее заворожил. Эррит уже наелся пирожными из кондитерской лавки. Его живот был набит до отказа, до полной сытости. С тех пор как он начал принимать снадобье Бьяджио, у него снова проснулся аппетит, настоятельно требовавший удовлетворения. Ему ничего не стоило проглотить дюжину лучших пирожных.
Эррит подвел Лорлу к скамейке на тротуаре. Там сидела какая-то семья, но при виде святого отца поспешно встала, освобождая место епископу и его подопечной. Двое причетников, таскавшихся за Эрритом в течение всего дня, встали по обе стороны скамейки. Эррита не положено было охранять, но его спрятавшиеся под капюшонами священники никогда не рисковали. У этих послушников под рясами были длинные ножи. Лорла уселась на скамейку первой, болтая коротенькими ножками. Она нетерпеливо вытянула шею, пытаясь разглядеть выставленных зверей. На ней было голубое платье, купленное Эрритом специально к празднику, и в нем она походила на ангелочка — или на одну из прекрасных холеных девушек Нара. Эррит уселся рядом с нею, подоткнув под себя длинную рясу. Толпа, заметившая святого отца, немного раздалась, чтобы ему лучше было видно.
— Нравится, дитя? — спросил Эррит, с трудом перекрывая шум.
Лорла кивнула:
— О да, отец! Это просто чудесно!
Это действительно было чудесно. Для Эррита это стало осуществлением его мечты. Как Божий слуга, он не женился и не знал женщин с тех пор, как принес обет. Он был лишен семьи и детей — таких, как Лорла. Но теперь он получил то ощущение нормальной жизни, которого так ему не хватало. У него были Бог и ребенок, которых он мог обожать, и он был счастлив. Лорла привязалась к нему — сильнее, чем он мог надеяться. Она не просто называла его «отец». Поселившись в соборе, она действительно стала ему дочерью. Между ними возникли благословенные узы, и Эр-риту не было дела до того, что кто-то это замечает — и смеется у него за спиной. Сплетни существуют всегда, даже среди священнослужителей. Некоторые люди говорили о нем гадости. Однако Эррит знал, что сердце его чисто. Глядя на Лорлу, он видел только жизнь, которую мечтал бы назвать своей, и огромный потенциал юности. Бог любит детей. Бог призвал человечество любить детей. И Эррит был уверен, что его поведение соответствует Божественному закону.
Он снова взял Лорлу за руку, показывая ей разных зверей, удивляя ее своими знаниями. Он бывал на множестве празднеств, и каждый год на них приезжали зверинцы из Дории. Эррит наизусть знал все их программы. Но знакомство с трюками животных не притупляло его удовольствия, и когда слоны встали на задние ноги и гулко затрубили, Эррит расхохотался вместе со всеми, зажимая себе уши.
— Ох! — радостно воскликнула Лорла. — Как громко!
Так громко, что она чуть не уронила свое лакомство, но все-таки успела его поймать раньше, чем оно упало ей на платье. Решив, что самое надежное место для ледышки — это рот, она снова начала сосать сладкий замороженный сок, радостно раскачиваясь в такт музыке. И пока она ела, Эррит краем глаза смотрел на нее, наслаждаясь возможностью быть с нею. Всего через несколько дней у Лорлы будет день рождения. Ей исполнится девять лет. Ему хотелось сделать этот день для нее особым. Для ребенка в таком возрасте каждый год — настоящая веха. Эрриту хотелось, чтобы у Лорлы не было сомнений относительно его привязанности к ней. Именно поэтому он разрешил ей ходить по всему собору, не запретил время от времени мешать Дараго и любоваться его росписью, хотя его самого смотреть фрески не пускали. Лорле уже пришлось пережить так много бед — в таком нежном возрасте! Черный Ренессанс превратил ее жизнь в пустыню, лишил ее родителей и близких. Но теперь у нее в соборе началась новая жизнь, а у Эррита — еще один повод раздавить Бьяджио с его мерзким стремлением к власти.
— Лорла, смотри! — сказал Эррит, указывая на группу клоунов, начавших представление на другой стороне улицы.
Клоунов было трое. Они стояли на высоких ходулях, а лица у них были размалеваны белой краской со злобными рубиновыми улыбками. На всех были длинные яркие одеяния, расшитые лентами и широкими полосами материи всех цветов радуги. На плечах тряслись пряди ярко-зеленых париков.
Лорла нахмурилась.
— Они страшные, — сразу же решила она. — Они мне не нравятся.
— А ты знаешь, кто они? — спросил он, уверенный в том, что она не знает. Своими белыми лицами и ужасными улыбками они больше походили на демонов, чем на клоунов. — Это клоуны Истрейи. Они символизируют грехи. Один — Гордость, второй — Похоть, а третий — Ненависть. Это то, чего мы должны избегать во время крейна.
Лорла с громким хлопком вытащила изо рта сладкую сосульку.
— Клоуны Истрейи? Я никогда о них не слышала. Почему у них такой гадкий вид?
— Чтобы напомнить нам, что они всегда с нами. Каждый год клоуны Истрейи ходят в толпе. Они пытаются напугать детей так, чтобы они запомнили их лица. Так дети учатся. — Эррит благодушно засмеялся. — И некоторые взрослые тоже.
— Они противные! — твердо заявила Лорла. — По-моему, им здесь не место.
— А вот и место, — возразил Эррит. — Они должны напомнить нам, чтобы мы всегда их опасались, даже в такое приятное время, как это.
— А кто из них кто? Эррит рассмеялся снова:
— Не знаю. А ты как думаешь?
— Скажи еще раз, как их зовут?
— Похоть, Ненависть и Гордость, — ответил Эррит. — Три главных греха Нара. Думаю, что вон тот — Похоть. — Он указал на меньшего, у которого ходули были короче, чем у других. Этот клоун щурил глаза так, что Эрриту представилось нечто нечистое. — Как ты считаешь? Лорла понизила голос. — А вон тот — Ненависть, — уверенно сказала она.
— Правда? — Встревоженный ее серьезным тоном Эррит внимательно посмотрел на нее. — Откуда ты узнала?,
— Я его уже видела. — Девочка оторвала взгляд от клоунов и посмотрела вдоль улицы. — Я его узнаю.
— Где ты могла его видеть, Лорла? — мягко спросил Эррит. Он понимал, что вступил на скользкую почву, но не смог удержаться. Лорла была такая непонятная девочка, в ее голове пряталось столько тайн… Эррит был твердо намерен раскрыть эти тайны. — Ты можешь мне рассказать, — попросил он. — Я больше никому не скажу. Даю слово.
Лорла серьезно задумалась над его словами. И наконец, подняв на него глаза, она сказала:
— Такое лицо бывает у герцога Энли, когда он думает о своем брате. И сейчас он такой.
Это пугающее признание заставило Эррита выпустить Лорлину руку. Она вдруг похолодела, унеслась куда-то далеко. В ее удивительных глазах, так похожих на его собственные, вспыхнула скрытая ярость. Эррит сразу же пожалел о своем вопросе. Она видела, что произошло на Драконьем Клюве, и это изменило ее. Она перестала быть просто маленькой девочкой.
— У герцога Энли все будет хорошо, — заверил он ее. — На всем Драконьем Клюве будет мир, как только генерал Форто одержит победу. А он ее одержит, даю тебе слово. — Он неловко улыбнулся. — Ты ведь мне веришь, правда?
— Наверное.
— Не сомневайся, малышка. У Форто хватит солдат, чтобы снова отвоевать Драконий Клюв для Бога. У герцога Энли все будет хорошо. Скоро он будет править всем Драконьим Клювом. И может быть, когда-нибудь ты снова его увидишь: когда на Драконьем Клюве снова будет спокойно. Если хочешь, я смогу это устроить. Не сейчас, конечно. Но когда-нибудь.
— Я не хочу возвращаться на Драконий Клюв, — ответила Лорла. — Никогда. Теперь мой дом не там… отец. Эррит улыбнулся:
— Тогда ты навсегда останешься жить здесь, в соборе. Как Элиоэс.
При упоминании о сиротке встревоженное лицо Лорлы прояснилось.
— Расскажи мне о ней еще. Хоть одну историю!
— Л орла…
— Ну пожалуйста! — взмолилась она. — Любую.
Эррит растерялся. Он уже рассказал Лорле все, что он знал о сиротке. И Лорла жадно впитывала его рассказы. В маленькой калеке она нашла свою святую покровительницу, и рисунок Дараго ее не удовлетворял. Ей хотелось большего. Как и любой ребенок, она все время хотела чего-то еще.
— Я уже рассказал тебе все, что знал, — признался Эррит. — В святых книгах про нее написано совсем немного. Только то, что ты уже слышала.
— Тогда расскажи мне еще раз, — мечтательно проговорила Лорла. — Расскажи, как она была сироткой, как встретила нашего Господа и как Он ее исцелил. Это хорошая история. Она мне нравится.
На самом деле это была единственная история про Элиоэс, но Эррит рассказал ее снова. И когда он говорил, Лорла, казалось, забыла о шумящем вокруг празднестве, не обращая внимания на зверинец, на крики разносчиков. Рассказывая, Эррит наблюдал за ее глазами, и всякий раз, когда он произносил слово «сиротка», за изумрудной пеленой ее взгляда словно вспыхивал свет. Лорла обожала простую историю Элиоэс, историю, которая должна была утешать детей и убеждать их в святом могуществе Бога. Но Лорла слышала не просто незамысловатую притчу. Она слышала правду.
— Бог увидел в Элиоэс нечто особенное, — закончил наконец Эррит. — Так же как Он видит нечто особенное в каждом из нас. Даже в тебе и во мне.
— А что особенного Он видит в тебе? — спросила Лорла. Дожидаясь ответа, она лизнула конфетку. Эррит беспомощно перебрал набор штампов, но потом решил сказать ей то, что он думает на самом деле.
— Я Его слуга, — гордо объявил он. — Ему известно, что я беспрекословно исполню Его волю. Вот почему Он возлагает на меня бремена. Он предназначил мне великую задачу.
— Уничтожить Бьяджио.
— Правильно. Он слуга дьявола. Я должен уничтожить его и все его греховные дела. Вот чего требуют от меня Небеса. Чего бы это ни стоило. — Эррит отвел взгляд. Эта задача его пугала. Страшное ощущение бессилия заставило его понуриться. — Лорла, я делал вещи, которыми не могу гордиться. Ужасные вещи. И мне приходится продолжать делать ужасные вещи, потому что этого хочет от меня Бог. Вот почему Он призвал меня в церковь, может быть, я даже именно для этого и родился. Я единственная надежда Нара. Я его спаситель.
Маленькая девочка криво улыбнулась. Эррит не мог определить, поверила ли она ему, но ее теплый взгляд был ему утешением.
— И поэтому на Драконьем Клюве война? — спросила она. — Потому что этого хочет Бог?
— Бог хочет, чтобы на земле наступило Его царство, — ответил Эррит. — Если нам приходится сражаться за это, если приходится приносить жертвы и умирать — что ж, так тому и быть. Бог показал мне это очень ясно, малышка. Именно поэтому Он убил императора Аркуса, именно поэтому дал мне в руки оружие, необходимое для исполнения Его планов. А теперь… — Эррит заставил себя весело улыбнуться, — мы больше не будем об этом говорить. На размышления у нас будет целый месяц. А сегодняшний день — для веселья.
Не успел он договорить, как через улицу перебежала обезьянка, вспрыгнув Лорле на колени. Лорла испуганно вскрикнула, уронила лакомство на тротуар и подняла руки, не решаясь дотронуться до любопытного существа. На громкий окрик Эррита стремительно бросился дрессировщик.
— Бобо! — воскликнул этот молодой дориец в нарядных одеждах.
Он виновато поклонился епископу, а причетники незаметно придвинулись ближе. Обезьянка прыгала у Лорлы на коленях. Как и ее хозяин, зверюшка была наряжена в зеленую рубашку, а на ее лохматой головке была красная шапочка колоколом. Обезьянка закричала, показывая желтые зубы, но девочке она не угрожала. Казалось, ее больше заинтересовала уроненная на землю ледышка.
— Все в порядке, — поспешно проговорил Эррит, успокаивая Лорлу и дрессировщика. Он бросил быстрый взгляд на своих сопровождающих, и те осторожно отступили. — Не бойся, Лорла. Она тебе больно не сделает.
— Бобо никогда никого не обижает, святой отец, — поспешил заверить их молодой дрессировщик. Он улыбнулся, а потом и рассмеялся при виде Лорлиного восторга. — Не беспокойся девочка. Он просто здоровается.
— Здравствуй, Бобо, — сказала Лорла, глядя на озорную обезьянку. Услышав свое имя, Бобо снова запрыгал, а потом протянул руку, чтобы пощупать Лорле лицо. Она засмеялась: крошечные пальцы защекотали ей губы. — Можно мне его потрогать? — спросила она. — Он меня не укусит?
— Давай! — пригласил ее дрессировщик. — Почеши ему голову. Он это любит.
Лорла потянулась к обезьянке и нежно погладила ей головку. При этом она широко улыбнулась.
— Он такой мягкий! — изумленно сообщила она.
— Бобо из Казархуна, — объяснил дрессировщик. — Он ехал так далеко только для того, чтобы поздороваться с тобой и со святым отцом. Он тебе нравится?
— Очень нравится! — проворковала Лорла. Она непрерывно гладила Бобо по голове. Это успокоило обезьянку, так что ее сморщенные веки начали опускаться. — Он такой милый!
— И умный, — заметил дрессировщик. — Он умеет считать до десяти. И он знает свое имя — лучше, чем некоторые люди. Бобо даже помогает мне управляться с другими зверями. Его даже слоны боятся!
Эррит наблюдал за тем, как Лорла ласкает обезьянку, и у него зародилась идея. Девочке не годится быть в соборе такой одинокой. В отсутствие других детей она общается только со священниками. Ребенку нужны любимцы. Он ухватил дрессировщика за рукав, заставляя его пригнуться.
— Сколько ты просишь за обезьяну? — спросил он. Тот растерянно заморгал:
— Что, святой отец?
— Я хочу ее купить, для ребенка. Сколько?
— Правда, отец? — возбужденно спросила Лорла. — И он будет мой?
— На твой день рождения, — объяснил епископ. Он наслаждался радостью, озарившей лицо девочки. — Особый подарок для тебя. Хочешь?
— Святой отец, Бобо не продается, — сказал владелец. — Простите, но он мой.
Голос молодого человека звучал несколько неуверенно, и епископ решил, что его можно будет переубедить. Эррит безмятежно улыбнулся ему, откидываясь на спинку скамейки.
— Ну же, сын мой. Это ведь просто животное. Что оно может для тебя значить? Я заплачу тебе вдвое больше того, что дал за него ты сам. И это более чем щедро.
— Э-э… отец? — Лорла застенчиво дернула его за рукав. Эррит не обратил на нее внимания.
— Вдвое, сын мой, — повторил он, поднимая два пальца. — Назови свою цену.
— Извините, ваша милость, но дело не в деньгах. Бобо не просто животное. Он скорее друг. Я не могу его продать.
— Отец, я не хочу обезьяну, — резко сказала Лорла, дергая Эррита за рукав сильнее.
Епископ недоуменно уставился на нее.
— Не хочешь? — переспросил он. — Почему?
Она пожала плечами:
— Не знаю. Просто не хочу. Не как подарок на день рождения. Я хочу что-нибудь другое.
— А что же?
— Просто что-нибудь другое, — повторила она, хмуро глядя на обезьянку. — Хотя обезьяна очень милая. — Продолжая поглаживать Бобо, она посмотрела на его дрессировщика, на лице которого было написано нескрываемое облегчение. — Тебе повезло. Наверное, он хороший друг.
Дрессировщик благодарно ей улыбнулся.
— Да, очень, — сказал он, беря Бобо с колен Лорлы.
Обезьянка проворно вскарабкалась на плечо к своему хозяину и устроилась там, словно птица. Оттуда она помахала рукой Лорле и епископу.
— Попрощайся, Бобо, — приказал дрессировщик.
Бобо проскрипел что-то непонятное. Лорла помахала вслед паре, быстро исчезнувшей в толпе. Ее взгляд не отрывался от обезьянки, пока зверек не скрылся из виду.
— Я подумал, что тебе захочется иметь товарища, — сказал Эррит. — Зверушка была бы хорошим подарком тебе на день рождения. Ну, что же… — Он встал, взял Лорлу за руку и помог слезть со скамейки. — Кажется, я знаю, где можно купить тебе что-то хорошее.
— Где это? — спросила Лорла.
— Увидишь.
Эррит повел Лорлу по тротуару, продолжая держать за руку. Они прошли мимо дрессированных зверей, мимо уличного фокусника в длинной мантии и со стопкой карт, которые постоянно исчезали у него из рук. Епископ не обращал внимания на шум, на поздравительные возгласы окружающих. То, что ему было нужно — и перед чем, как он не сомневался, Лорле было не устоять, — находилось на углу Высокой улицы, между свечной и кузнечной лавками. Пройдя половину улицы, Эррит увидел магазинчик, в который он направлялся.
Лавка игрушек Дудочника.
У витрины стояла толпа детей: они прижимались носами к стеклу, чтобы лучше рассмотреть расставленные за ним чудеса. Несмотря на шум, до Эррита уже доносились слабые звуки музыки, которую исполнял механический флейтист. Он указал Лорле на лавку.
— Вон там, — сказал он. — Вот куда мы идем. Лорла прищурилась:
— Что это?
— Лавка игрушек. Таких игрушек ты никогда не видела, малышка. Поверь мне, там ты найдешь свой особенный подарок на день рождения.
— Правильно! — радостно воскликнула Лорла, сжимая Эрриту руку. — Да, конечно, найду!
Теперь она вела его по улице — буквально тащила его, стремясь поскорее попасть в лавку игрушек. Когда они подошли к витрине, Лорла отпустила его руку и нырнула в толпу детей, пробиваясь к стеклу. Стиснутая с обеих сторон детскими телами, она прижала ладони к витрине и заглянула в нее. Эрриту не нужно было видеть ее лица, чтобы ясно представить себе, какое изумление на нем отразилось.
Лорла задержалась у витрины, заглядывая в лавку игрушечных дел мастера. Вокруг нее кричали и смеялись дети, но она молчала. Ее заворожили механический флейтист и чудесные кукольные дома. В глубине лавки Эррит заметил Редрика Бобса, владельца магазина. На секунду их взгляды встретились, но мастер почти сразу же отвернулся, чтобы заниматься покупателями. Как и следовало предполагать, лавка Дудочника была полна посетителей. Нарские аристократы и их балованные отпрыски заполнили магазинчик до отказа, жадно хватая удивительные игрушки, созданные мастером. Эррит пожал плечами, отгоняя мысль пробиваться сквозь толпу. Он — архиепископ Нара. Ему не надо дожидаться своей очереди. Пока Лорла смотрела на игрушки, Эррит смотрел на игрушечных дел мастера. Несчастный человек, в сущности. По-своему великий художник, но после смерти жены стал затворником. Детей нет. Эррит закрыл глаза и прошептал короткую молитву за Редрика Бобса. Наверное, он очень одинок.