— Элиоэс? Нет, я ее не знаю. Дараго указал ей, куда смотреть.

— Вон там, — сказал он, направляя ее взгляд на незаконченную фреску в восточном углу зала. — Это — Элиоэс. Сиротка-калека, которую исцелил наш Господь. Она была от рождения хромой, пока Господь не сотворил чудо.

Лорла уставилась на фреску. На сухой штукатурке была изображена фигурка девочки, одетой в лохмотья, с неестественно вывернутой ногой. Ее светлые волосы висели неаккуратными сосульками. Однако на ее лице было выражение покоя, а в глазах горел свет Небес. Ее окружал пламенно-золотой ореол, и бесплотная рука протягивала к ней прозрачные пальцы, чтобы исцелить. Она была прекрасна. Это была не просто краска и штукатурка — как и все шедевры Дараго. Когда Лорла смотрела на Элиоэс, ей казалось, что она видит Бога.

— Она похожа на меня, — заметила Лорла. — У нее светлые волосы. И она одного со мной роста. Сколько ей лет, мастер Дараго?

Дараго пожал плечами:

— Честно говоря, не знаю. Может, десять? Сколько тебе лет, маленькая Лорла Лон?

Лорле очень не хотелось лгать этому человеку, но она ответила:

— Восемь. Скоро девять. Уже через несколько дней.

— О, тогда у тебя с моим панно будет общий день рождения, — сказал Дараго. — Мне осталось до конца всего месяц или около того. Эррит хочет продемонстрировать мое творение к концу крейна.

— Крейна?

Дараго укоризненно нахмурился:

— Ты и про крейн не знаешь? Ты уверена, что тебя опекает епископ?

— Я сирота, — снова повторила Лорла, словно этим все объяснялось. — А что такое крейн?

— Священный месяц, — объяснил Дараго. — Он начнется через три дня. — Выпрямившись, он взял Лорлу за руку и повел к лесам. — Крейн — это месяц покаяния. Мы постимся и просим, чтобы Бог простил нам наши грехи. — Он бросил на Лорлу хмурый взгляд. — Ты ведь знаешь, что такое грех, правда?

Лорла кивнула:

— Это то, что плохо.

— Проступки против мира и воли Небес. Да, то, что плохо. Во время крейна мы готовимся к празднеству Истрейи. До него тридцать три дня. Мне надо подготовить мои фрески к торжественному показу. Эррит обещал городу, что жители увидят мое творение. Им этого очень хочется, и я их понимаю.

Подмостки были снабжены колесами. Дараго отпустил руку Лорлы и покатил металлическое чудовище к восточному углу зала, где была неоконченная фреска с изображением Элиоэс. Подбежал подмастерье, попытавшийся помочь наставнику, но Дараго его прогнал.

— Лазить умеешь? — спросил Дараго у Лорлы. Лорла радостно кивнула:

— Я это делаю лучше всего.

Не дожидаясь Дараго, она начала карабкаться по скрипящей серебристой лестнице. Дараго полез следом, и когда они поднялись на пятьдесят локтей, то оказались на площадке лесов, лицом к лицу с сироткой. Лорлу пьянили высота и сияющие краски. Зная, что до свода не достать, она все-таки протянула руку вверх и вздохнула.

— Жаль, что я не могу до нее дотронуться, — печально проговорила она. — Она такая красивая!

Не задумываясь, Дараго обхватил ее за талию и поднял вверх, к Элиоэс. Лорла радостно заверещала. Стоявшие внизу подмастерья Дараго только таращили глаза.

— Она уже высохла, — сказал Дараго. — Можешь потрогать.

Лорла очень осторожно приложила пальцы к потолку. Казалось, ее прикосновение заставило Элиоэс улыбнуться. Лорла провела пальцами по шее девочки, едва к ней прикасаясь, потом потрогала великолепно выписанную ткань воротника. Кожа сиротки была розовой, живой. Она казалась настоящей, словно Дараго заточил в гипс настоящую девочку.

— Ох… Это чудесно…

— Это моя гордость, — прошептал Дараго. — Мне кажется, что она получилась более живой, чем все остальные мои фигуры. Когда ее покажут Нару, она растопит сердце этого города.

— Отец Эррит ее видел?

— Нет. Пока не видел.

— Он ее полюбит больше всех остальных картин потолка. Она будет его самой любимой. Я это знаю. — Лорла оторвала взгляд от изображения. — Поставь меня обратно, пожалуйста.

Дараго послушался, осторожно вернув ее на платформу лесов.

— Тебе понравилась моя нарисованная дочка, правда?

— Да, — сказала Лорла. — Мне хочется побольше о ней узнать. Расскажи мне все, что ты знаешь про Элиоэс.

— Я знаю только то, что я здесь нарисовал, — признался Дараго, рассмеявшись. — Она девочка. Я вернул ее из мертвых. К ней прикоснулся Бог, а теперь Бог прикоснулся и ко мне, чтобы я снова вернул ее к жизни. Со мной всегда так бывает. — Он продемонстрировал Лорле свои руки. Они оказались мозолистыми, огрубевшими, покрытыми высохшей краской. — Это руки Бога. Когда я работаю с красками или камнем, они мне не принадлежат. Мною владеют Небеса. Я инструмент ангелов.

Лорла кивнула, делая вид, будто понимает.

— Это Бог велел тебе нарисовать Элиоэс?

— Да, только по-своему. Все это я делаю не один, Лорла Лон. — Он широким жестом обвел потолок. Казалось, его слушают все изображенные им ангелы. — Те тролли, которых ты видишь внизу — те, кто мне помогают, — они ничто! Для Бога они что муравьи. Может быть, наступит время, когда они сами создадут нечто великое, но это случится лишь тогда, когда их подвигнет Бог. Как он подвигает меня.

— Мне нравится Элиоэс, — вздохнула Лорла. Она снова посмотрела на безмятежное лицо сиротки, которое стало таким умиротворенным в эти мгновения Божественного исцеления. — Мне хочется узнать о ней побольше. Пожалуйста, расскажи мне о ней, мастер Дараго.

— Ты обратила свой вопрос не по адресу. Спрашивай меня о красках и камне. А о ребенке спроси святого отца.

— Хорошо, — согласилась Лорла, — спрошу. — Она подалась вперед и неожиданно для Дараго поцеловала его. — Спасибо тебе, мастер Дараго. Большое спасибо.

Не дожидаясь художника, она полезла вниз так быстро, что леса закачались. Ее охватила знакомая жажда знаний. Лорла быстро шла по коридорам, мимо исповедален, где исповедники в закрывающих лицо капюшонах выслушивали прегрешения нарцев, по широкой пышной лестнице, ведущей к покоям отца Эррита. Лорла не видела Эррита после завтрака — и только сейчас сообразила, что вообще редко видится с ним в середине дня. Она решила, что сделает своему опекуну сюрприз. Он будет ей рад. Он всегда ей рад.

Лорлу переполняли вопросы о сиротке Элиоэс. Неужели она была действительно такая красивая, какой ее изобразил Дараго? Она и правда была сирота? И если она действительно святая, значит, Лорла нашла себе покровительницу.

«Святая покровительница сирот», — с улыбкой подумала Лорла.

В коридоре, ведущем к спальне Эррита, Лорла пошла медленнее. Величественный коридор подавлял. Статуи и портреты взирали на девочку высокомерно, но кроме них, в коридоре никого не было. В охранниках Эррит не нуждался, а его священники всегда были чем-то заняты. Даже отца Тодоса нигде не видно было. Это Лорлу обрадовало. Тодос ей нравился, но сейчас лучше бы оказаться с Эрритом наедине, чтобы расспросить его без помех. Комнаты Эррита располагались в конце коридора: вход в них закрывали большие двустворчатые двери на бронзовых петлях и с барельефами в виде химер. Лорла медленно приблизилась, идя на цыпочках, чтобы ее не услышали. Прижав ухо к двери, она прислушалась. В комнате слышалось дыхание, тяжелое и неровное.

Секунду она стояла в нерешительности, гадая, как ей поступить. Но любопытство пересилило сомнения, и она медленно и бесшумно повернула дверную ручку. Дверь не была заперта и легко открылась. Бронзовые петли поворачивались беззвучно, и между створками быстро образовалась заметная щель. Лорла одним глазом заглянула в комнату. В богатой спальне было полутемно из-за опущенных штор. Странное дыхание стало громче. Лорла опасливо увеличила щель, пытаясь разглядеть, что там в комнате. Она увидела парадную накидку Эррита, небрежно брошенную на пол. Рядом с ней валялся его белый воротник. А дальше был сам Эррит.

Архиепископ Нара стоял на полу на коленях, ссутулив плечи и уронив голову на грудь. Он был в одежде, но один рукав почему-то закатал почти до плеча. Крепко прижимая к груди обнаженную руку, Эррит стонал, медленно раскачиваясь взад и вперед. Из запястья этой руки торчала крошечная серебряная игла, и через нее в тело епископа сочилась из стеклянной трубки синяя жидкость. Эррит мычал себе под нос какую-то стонущую мелодию, нечто вроде гимна, прерываемого судорожными вздохами.

При виде его Лорла замерла.

Она стала открывать дверь — сначала осторожно, потом смелее, поняз, что епископ ее не слышит, вошла и закрыла за собой дверь. Эррит продолжал раскачиваться. Лорле показалось, что он плачет.

— Отец Эррит?

Эррит обернулся на голос. От потрясения у него открылся рот.

— Лорла! — прохрипел он.

— Что это? — спросила Лорла, не осмеливаясь приблизиться к нему. — Что с тобой случилось?

Торчащая в руке Эррита игла блеснула в луче света. Лорла почувствовала прилив тошноты — тяжелый удар нежеланного воспоминания. Она неловко попятилась, налетев спиной на дверь, не в силах оторвать глаз от аппарата, присоединенного к руке Эррита. Епископ протянул к ней скрюченные пальцы.

— Нет! — простонал он. — Ничего со мной не случилось. Не бойся.

Но Лорла не могла не бояться. Ее охватил какой-то непонятный ужас. При виде иглы и синего зелья живот свело судорогой, позывом на рвоту. Лорла закрыла глаза, пытаясь унять тошноту. Ноги ее не держали, и она тяжело привалилась к стене.

— Что это? — пронзительно вскрикнула она. — Что ты с собой делаешь?

— Лорла, пожалуйста! — настоятельно повторил Эррит. — Не бойся. Ничего со мной не случилось. Просто мне это нужно. Это лечение.

— Какое?

— Открой глаза и посмотри на меня! — потребовал епископ.

Лорла послушалась. Эррит по-прежнему стоял на полу, на коленях, с воткнутой в руку иглой. Встревоженное лицо покрылось каплями пота. Протянутая к ней рука молила ее приблизиться.

— Это я, малышка, — прошептал он. — Это все тот же я. Не бойся. С тобой ничего плохого не будет.

Лорла осталась на месте: она была не в состоянии пошевелиться. Что-то давным-давно забытое промелькнуло в ее голове: воспоминание о боли и монотонных голосах. Она вдруг оказалась в комнате без окон — и ей было очень холодно. Чьи-то руки держали ее, прижимали к постели. А она кричала.

Лорла раскрыла рот, чтобы завопить, но горло отказывалось издавать звуки. Эррит смотрел на нее с ужасом.

— Лорла! — Его голос донесся до нее откуда-то издалека. — Что с тобой, дитя?

— Не знаю! — зарыдала Лорла. — Я не знаю! Что ты делаешь? Что это такое?

Она проковыляла к Эрриту и встряхнула аппарат, держащий ампулы с жидкостью. Они задребезжали. Свободной рукой Эррит поймал ее и оттащил в сторону.

— Не надо! — сердито прошипел он.

Его прикосновение было словно пламя на льду. Лорла испуганно отпрянула. Но епископ не отпустил ее, потом притянул к себе и поставил перед собой на колени. Она плакал и смеялся — а в его вены вливалась яркая жидкость.

— Не бойся, девочка, — сказал он. — Я все тот же Эррит, которого ты знаешь.

— Нет, — возразила Лорла. — Ты другой!

— Я не другой. Я все тот же — и мне становится лучше. Верь мне, дитя. Верь мне.

В его голосе звучала такая мука, что Лорла невольно смягчилась. Она придвинулась ближе, всматриваясь в морщинистое лицо, в глубокие складки, похожие на красные полосы от ударов хлыстом, в глаза, горящие, как два сапфира. Все это напомнило Лорле нечто очень далекое, нечто забытое и отброшенное, что никогда не должно было возвращаться в ее сознание. Она попыталась вернуть то пугающее воспоминание — но не смогла. Чувствовались только ярость и боль.

— Отец Эррит, мне страшно.

— Ах, Лорла! — Ему было очень трудно овладеть собой — трудно было даже говорить. — Что ты тут делаешь?

Лорла не сразу смогла вспомнить.

— Я искала тебя, — сказала она наконец. — Хотела спросить кое-что насчет росписи.

— И ты меня нашла, — отозвался Эррит. — И узнала мою тайну. — Он огорченно покачал головой. — Да простит меня Бог за то, что я показал тебе этот ужас.

— Отец…

— Я знаю, что выгляжу ужасно. Но это… лечение, Лорла. Оно мне необходимо. Пожалуйста, посиди со мной. Ты мне нужна. Ты можешь мне помочь.

Лорла послушно выполнила просьбу епископа: она села напротив него, поджав под себя ноги. Он откинул голову и судорожно вздохнул, а потом попробовал криво ей улыбнуться.

— Иногда это бывает больно — то, что я делаю. Это средство очень сильное. Но оно мне необходимо, Лорла. Без него я умру, без него у меня не будет сил. А сейчас мне нужны силы. Мне предстоит важная работа. Ты понимаешь?

Лорла кивнула:

— Но что это такое? Откуда это?

— Этого я тебе сказать не могу. Это очень редкое лекарство, очень ценное. Больше я ничего не могу тебе рассказать. Но у меня его мало, и мне нужно его беречь. Вот почему я схватил тебя, когда ты за ним потянулась. — Он виновато посмотрел на нее. — Я не хотел сделать тебе больно. Прости меня.

— Святой отец…

— Отец, — поправил он ее.

— Да, отец. Что оно с тобой делает? Почему ты такой… — Она попыталась подобрать нужное слово, внимательно глядя на епископа. — Слабый?

Эррит протянул руку и погладил ее по щеке.

— Милая Лорла, это слишком трудно тебе объяснить. Ты просто должна мне поверить. И еще надо верить Богу. Я спрашивал Небеса, что мне делать, и ангелы сказали мне, чтобы я был сильным. Они доставили мне это лекарство. Сначала я решил, что его послал мне демон, но теперь я знаю правду. Его дал мне Бог, потому что Ему нужно приготовить меня к последней битве.

— С Бьяджио? — спросила Лорла. Она часто слышала, как епископ упоминает о ее Господине.

— Да. С Бьяджио и со всем Черным Ренессансом. — Эррит с трудом перевел дыхание. — Они как раковая опухоль, Лорла. Они погубят империю, ввергнут нас в ад. Только я могу им помешать. И я их остановлю, видит Небо. Остановлю обязательно!

Лорла спрятала свои чувства под маской безмятежности. Всякий раз, когда Эррит упоминал о ее Господине, она одаривала его ласковой улыбкой.

— Ты сильный, — сказала она. — Тебя никому не остановить.

— Бога никто не может остановить, — отозвался Эррит. — А меня ведет Его мощная рука.

— Как Дараго! — весело откликнулась Лорла. — Он тоже такой.

— Да, — подтвердил Эррит. — А откуда ты это знаешь?

— Я ходила посмотреть на роспись потолка. Я знаю, что мне нельзя было ходить, но ты не сердись. Я разговаривала с Дараго. Он кое-что мне показал.

Эррит расхохотался:

— Дараго с тобой разговаривал? С маленькой девочкой? Не могу поверить!

— Это правда! — немного обиделась Лорла. — Он взял меня на свою лестницу, чтобы показать потолок. Я до него дотронулась, отец!

Казалось, Эррит забыл о боли.

— Поразительно! — прошептал он. — Ты дотронулась до потолка? Это место священно, малышка. На тебе поистине благословение.

— Я видела картинку, где Элиоэс, — добавила Лорла. — Дараго сказал, что она сирота, как я. Это правда?

— Правда.

Эррит взглянул на ампулу, подсоединенную к игле, и увидел, что она уже пуста. Он облегченно закрыл глаза и вытащил иглу. Лорла снова сглотнула подступивший к горлу тошнотворный ком.

— Расскажи мне о ней! — попросила она. — Я хочу знать про нее все-все!

— В другой раз, — ответил Эррит. Он протянул руку. — Пожалуйста, дитя, помоги мне встать. Эти процедуры отнимают у меня много сил.

Лорла протянула ему руку и приложила все силы, чтобы помочь тучному епископу подняться на ноги. Секунду он качался на нетвердых ногах, но быстро обрел равновесие.

— Да, — выдохнул он. — Да, теперь я быстро приду в себя. Спасибо тебе, дитя. А теперь… — Он озадаченно посмотрел на нее. — О чем это ты меня спрашивала?

— Про Элиоэс! Дараго сказал, что ты можешь мне о ней рассказать.

— Могу, — подтвердил Эррит.

Он перешел из приемной в спальню, где оказалась невероятно пышная постель. Жалюзи были открыты, и в комнату лились потоки света. Епископ рухнул на мягкий матрас. Отдышавшись, он похлопал по кровати, приглашая Лорлу сесть рядом с ним. Лорла послушно умостилась рядышком и приготовилась внимательно слушать.

— Я расскажу тебе все про Элиоэс и научу всему, что я знаю про священную книгу. Ты будешь учиться и крепнуть, малышка. Но сначала расскажи мне о росписи. Ты видела ее целиком?

— Она была открыта, — ответила Лорла. — Дараго и его подмастерья над ней работали. Да, я видела ее всю.

— Она очень красивая? Ее почти закончили?

— Очень красивая, — подтвердила Лорла, тая от одного воспоминания. — Красивее всего на свете. И — да, по-моему, ее почти закончили. Дараго говорит, что скоро должен будет ее тебе открыть. Для твоего праздника. Крейна?

— Истрейи. Крейн — это месяц покаяния. Но ты почти не ошиблась. — Он нахмурился. — Ты знаешь, что такое крейн, Лорла? Или я забыл тебя просветить?

— Я заметила, что священники украшают храм. Но что такое крейн, я не знаю. Простите.

— Тебе не за что извиняться. Это я должен был тебе объяснить, но забыл, насколько вы были отрезаны от жизни у себя на Драконьем Клюве. — Он постепенно приходил в себя. С каждым вздохом его кожа остывала, складки лица расправлялись. Эррит обнял ее за плечи. — Перед началом крейна будет большой праздник, который называется Сеским. Весь Черный город будет пировать, готовясь к месяцу лишений. Будут музыка и танцы, лакомства и акробаты. — Он рассмеялся от радости. — Я сам тебя туда поведу! На улицах будет так красиво. Хочешь?

— Да, — ответила Лорла, обрадованная такой перспективой. — Это будет для меня большим подарком ко дню рождения.

— Ко дню рождения? — переспросил епископ. — Лорла, у тебя скоро день рождения?

Сделав вид, будто проговорилась случайно, Лорла отвела взгляд.

— Да, отец. Прости. Мне не надо было тебе говорить.

— Но почему же? Это радостный день, дитя. Я так доволен! Теперь мы сможем отпраздновать сразу и Истрейю, и твой день рождения. Как чудесно!

Лорлу снова охватили угрызения совести. С каждым днем обманов она ненавидела себя все сильнее.

— Это же ничего особенного, отец. Я хочу посмотреть на праздник. Вот и все.

— И посмотришь, дитя, обязательно посмотришь, — пообещал Эррит, одаривая ее улыбкой, полной обожания. — Мы отпразднуем Истрейю и твой день рождения, и в этот день я буду обращаться с тобой, как с принцессой. На улицах будут лоточники, можно будет купить прекрасные вещи. И все лавки будут открыты. — Он наклонился и поцеловал ее в макушку. — Подумай как следует, ты должна выбрать себе подарок. Что-то совершенно особое!

Лорла ответно ему улыбнулась. Она уже знала, что станет для нее идеальным подарком.