А это значит, что на короткое время я снова должен принять официальный тон. Извините. Мое правительство хочет, чтобы за заслуги в деле укрепления мира вы приняли орден Боевого Красного Знамени. И я тоже прошу вас об этом, мистер Бонд.

– Это очень благородно со стороны вашего правительства, – улыбнулся Бонд. – И с вашей тоже. Но в нашем подразделении запрещается принимать награды. Даже от имени собственной нации.

– Понимаю, – Ермолов грустно кивнул. – Я ожидал такой ответ. И говорил об этом товарищу Косыгину. Что ж, это было честное предложение, выражающее искреннее чувство. Может быть, кавалерство в этом ордене кажется вам недостаточно почетным. Или престижным. Конечно, если в будущем вы столкнетесь с нашей контрразведкой, как это уже бывало, вам оно не поможет. Действительно, – тут Ермолов доверительно подался вперед, – даже наших людей, кавалеров этого ордена, он не очень-то защищал... от разного рода неприятностей. Но простите старику его цинизм. Уж больно быстро привыкаешь к человеческому разговору.

Он встал и протянул руку, Бонд пожал ее.

– Если вам потребуется моя помощь, мистер Бонд, дайте мне знать. Может ведь так случиться, что вы приедете в Россию... как турист, конечно?

– Не сейчас. Но я буду помнить.

– Я тоже. Прощайте.

Ариадна теперь вырвалась из кружка русских и разговаривала с Лицасом. Бонд подошел к ним.

– Благодарю тебя за все, что ты сделал, Нико. Я уже говорил это, но сейчас, кажется, не лишне повторить это.

Лицас хлопнул его по спине.

– Не стоит благодарности. Я был счастлив. Не колеблясь, повторил бы все сначала. Кроме одной вещи.

– Я знаю, – помрачнев, заметила Ариадна.

– Как я отвратительно себя чувствовал, Джеймс, когда вернулся с... прогулки с фон Рихтером. Я был, как ребенок. Я не смог заставить его понять, Джеймс. – Его карие глаза были грустны, как никогда. – Он думал, что действовал в Капудзоне, как надо. Карательная акция против гражданского населения в наказание за действия партизан, как сказано в приказе. Я спросил его про детей, и он сказал, что... сожалеет. Я хотел заставить его понять, что он сделал. И раскаяться. Он не захотел. Он так и не понял. Пока я не застрелил его, он считал меня чудаком. Я собирался свершить акт возмездия, справедливости. Но я просто убил его, потому что был в гневе.

– Значит, это было не просто убийство ради убийства, – Бонд отчаянно старался успокоить друга.

– Верно. Я должен был подумать об этом, – С нескрываемым трудом Лицас улыбнулся. – Ты, похоже, уже совсем оправился. Снова обаятельный секретный агент. Наверное, твой костюм напичкан мини-радиопередатчиками, скрытыми камерами и тому подобными вещами.

– Напичкан до последнего шва, – с легким удивлением, впервые с момента своего возвращения Бонд вспомнил о тех приспособлениях, которые были установлены в секции Кью – отмычки, пилки, миниатюрный передатчик. Он был совершенно прав, считая их бесполезными и бессмысленными, когда дело действительно принимает серьезный оборот.

Лицас проглотил содержимое своего бокала.

– Я должен идти. О Ионидесе дам знать. Всех, кого знаю, попросил быть настороже. Видно, он продал “Альтаир” в Египте или еще где и решил пока переждать. Но странно. Я готов был поручиться за его честность.

– И я тоже, – сказала Ариадна.

– И я, – присоединился Джеймс, вспоминая невинный взгляд Георгиса, его гордую осанку.

– Ну, ладно... Уезжаешь утром? Приезжай в Грецию еще, Джеймс. Когда за тобой не будут гнаться ни китайцы, ни русские. Есть еще много мест, которые я хотел бы тебе показать.

– Я вернусь. До свидания, Нико. Мужчины пожали друг другу руки. Лицас поцеловал Ариадну и ушел.

Бонд посмотрел на ее сильное, живое лицо.

– Как дела, Ариадна?

– Отлично. Разве по мне не видно?

– Видно. Но я имел в виду... после той ночи? Она улыбнулась.

– Все было не так уж страшно. Как я ненавидела их! Но я позаботилась о том, чтобы лишить их всякого удовольствия. Я так и не уступила им. В конце концов они выкинули меня из постели, один из них заснул, а другой ушел. Все позади, милый. Идем. Бьюсь об заклад, ты голоден.

– Ужасно. Куда пойдем?

– Конечно, не в ресторан Диониса. – Они оба засмеялись. – Найдем, куда. Кстати, ты не поблагодарил меня за помощь, как поблагодарил Нико.

– Конечно, не поблагодарил. Ты ведь на службе. Агент ГРУ. Или уже нет?

Она спокойно посмотрела на него.

– Да, я осталась. Это моя работа.

– После всего? После Аренского и его тупости?

– Да, и после этого. Я поняла, насколько важна эта работа.

– Если ты действительно так считаешь, то, конечно, не должна менять своего решения.

Ариадна положила руку ему на плечо.

– Не будем сегодня говорить о делах. У нас мало времени. Тебе обязательно нужно завтра ехать?

– Обязательно. Но ты ведь веришь, что я не хочу, правда?

– Да. Да, милый. Идем.

Когда пятью минутами позже они оказались на площади, и вокруг них уже бурлили вечерние Афины, Бонд сказал:

– Поедем в Лондон вместе, Ариадна. Ненадолго. Уверен, тебе дадут отпуск.

– Точно так же, как ты не хочешь уезжать, я хочу поехать с тобой. Но не могу. Я знала, что ты попросишь меня, и уже готовилась сказать “да”. Но потом я поняла, что не должна так поступать. Кажется, Аренский был прав, когда сказал, что я буржуазна. Я по-прежнему связана предрассудками среднего класса. По-твоему, я говорю глупости?

– Нет. Но мне от этого грустно.

– Мне тоже. Такова наша работа. Другие думают, будто нам хорошо, будто мы свободны. Но мы-то не свободны, да?

– Да, – подтвердил Бонд. – Мы заложники. Но будем наслаждаться нашей несвободой, пока это в нашей власти.

Примечания