Москва встретила угаром, истеричной суетой и бьющей в глаза показной роскошью.
      Людской водоворот подхватил Корсакова, смял, закружил и засосал в воронку станции метро.
      Стоя на эскалаторе, подрагивая ноздрями от специфического метрошного амбре, от которого, как оказалось, успел отвыкнуть на деревенском воздухе, отводя взгляд от аляповатых рекламных щитов и вскользь рассматривая ползущий вверх по соседнем эскалатор человеческий фарш, Корсаков пробормотал:
      «Эх, права провинция: москвич — это диагноз!»
      Чем дольше он жил в столице, тем больше она ему напоминала совковую эстрадную диву, на шестом десятке лет дорвавшуюся до бешенных гонораров, импортного гламура и супертехнологий по продлению молодости. Все у нее было, как у звезды международного уровня, и даже круче. И загородная резиденция, и счета в надежных банках, и розовый лимузин, и кудлатый молоденький кобелек, и стая преданных барбосиков и левреток.
      Только никого дальше «черты оседлости» в одну шестую часть мира ее песнопения не впечатляли. Пять шестых мира, как диву не шейпенгуй и макияжируй, видели в оплывшей даме провинциальную тетку с пафосом. Смялись в кулак и морщили носы. Но из political correctness на дверь не указывали. Тем более, что платила тетка за свои прихоти по евростандарту.
      И пока в Москву идут эшелоны импортной роскоши, проплаченные тюменской нефтью, сибирским лесом и тихоокеанской треской, быть Madame Brochkinoi похабной императрицей своей расхристанной страны.
      Пробежавший мимо по ступенькам молодой парень коленом пнул кофр, едва не сорвав его с наплечного ремня. Корсаков успел прижать кожаный короб к боку. Мысленно пожелал скакуну сломать себе шею, ноги и отбить все прочее.
      В кофре, который носят особо продвинутые фотографы, лежали тюбики с английской масляной краской, набор немецкой пастели и рулон дорогой бумаги ручной выделки. Все — подарок Ивана. Марина сунула в кофр пакетик с чем-то съестным, одуряюще вкусно пахнущим.
      Бесов убедил отнекивающегося Корсакова, что без солидного аксессуара в своем прикиде вольного художника Игорь будет выглядеть подозрительно. У любого мента зачешутся руки пошмонать по карманам неформала в поисках предметов, запрещенных к употреблению, хранению и перевозке. А так, открыл кофр, кстати, запредельно дорогой на вид, и сразу ясно — художник высокого полета. Ну а что касается остального, так то не внешний вид, а имидж, к уровню доходов и социальному статусу отношения не имеющий. Понимать надо, товарищ сержант!
      На станции, куда его подвез Бесов на новенькой «Ниве», Корсаков получил еще один подарок — ключи от московской квартиры Ивана. Марина при этом согласно кивала, по глазам было видно, что это была ее инициатива.
      И уже у на перроне, обняв Корсакова, Иван преподнес последний сюрприз.
      — Кофром особо не тряси, — прошептал он в ухо Корсакову. — На дне найдешь петельку, дерни за нее — ларчик откроется.
      — И что там? — спросил Корсаков, отстранившись.
      — От Славки кое-что. Девять миллиметров, пятнадцатизарядный, — тихо прошептал Иван. Широко улыбнулся. — На сутки тебе хватит.
      Глаза, впрочем, остались тревожными.
      Корсаков перевесил кофр на другое плечо, поправил «стетсон», сбил с плеча прядь волос, колор — «перец с солью».
      — Ва-ау! — глубокий вагинальным контральтом мяукнула девчонка на соседнем эскалаторе и ткнула в бок подружку.
      Обе уткнули густо насурменные глазки в Корсакова.
      Корсаков с достоинством принял на себя их восхищенные взгляды. Посмотрел из-под полей шляпы, как давний предок из-под козырька кивера гусара лейб-гвардии: со светской томностью, за которой, как вода сквозь лед, виднелась шалая удаль.
      Барышни за неимением чепчиков в воздух ничего не подбросили, но явно были под впечатлением. Даже губы-бантики раскрылись, как лепестки цветка, готового принять пчелку.
      «Эх, любовь! Единственная иллюзия, за которую не жалко умирать», — подумал Корсаков.

* * *

      У него был план действий. Но первый же пункт в нем таил неимоверную опасность. Сорвется, весь план полетит к чертям. Точнее, уже некому будет его исполнять.
      Требовалось разведать обстановку на Арбате. Как ни крути, а Арбат долгое время был постоянным местом обитания Корсакова, и самые актуальные новости могли поступить только оттуда.
      С учетом пожара в сквоте, бойни в особняке и смерти Трофимыча, в которой Корсаков уже не сомневался, новости ожидались пренеприятные, как раз для криминальной колонки в «МК». Что-то типа «маньяк-художник запалил хазу» или «кровавая инсталляция в Столешниковом переулке».
      Корсаков решил не соваться на Арбат. Среди информаторов могли оказаться и такие, кто первым делом, увидев его, побежит в милицию, а потом уже подрулит здороваться-обниматься и стрелять на водку.
      С Тверского он свернул на тихую улочку Алексея Толстого. Нашел таксофон.
      Сунув карточку в щель, набрал номер коммутатора МТС, а когда соединили, добавил заученный наизусть номер мобильного участкового.
      У Сергея Семеновича, в силу возраста и житейской мудрости, отношение к службе было чисто потребительское. Он явно не горел на работе, а работа чуть-чуть подогревала жизнь капитана Федорова.
      В дежурную часть звонить было бесполезно, так заученно отвечали «Федоров на участке». В опорном пункте, где располагался офис участкового, телефон никогда не отвечал, а если и снимали трубку, то из нее басом Федорова раздавалось: «Федоров на участке». Самым надежным средством связи был мобильный, его Федоров таскал с собой и всегда отзывался на звонок. Объяснял он это тем, что во-первых, номер знали только доверенные люди, а во-вторых, мобильный — не телекамера, абоненту не видно, где ты находишься: кушаешь халявный шашлык в опекаемом кафе, а скажешь, что на спецмероприятии — никуда не денутся, поверят.
      Номер таксофона не определился, и в голосе участкового прозвучало неприкрытое раздражение:
      — Але. Кто это?
      — Сергей Семенович, я у вас интересовался, к чему кандалы сняться. Помните?
      После паузы участковый протянул:
      — А-а-а! Помню. А ты чего конспирируешься?
      — А разве не надо? — спросил Корсаков и затаился.
      В трубке было слышно тяжкое дыхание участкового.
      — Есть разговор, — наконец, выдавил из себя Сергей Семенович. — Ты сейчас где?
      Первая часть фразы Корсакову не понравилась, а вторая — еще больше.
      Он покосился на табличку на углу дома. И ответил:
      — В гостях у одного писателя.
      — Я его знаю?
      — Вряд ли.
      Сергей Семенович засопел в трубку.
      — Когда сможешь подойти ко мне?
      — В околоток не пойду. Нечего мне там маячить. — Корсаков сделал вид, что размышляет. — Если не сочтете за труд, подходите к «Дому книги». Это же всего-то — Калининский перейти. Договорились?
      Теперь задумался участковый.
      — Ладно. Через полчаса.
      Корсакову ответ очень не понравился. Жил Сергей Семенович на Арбате, выправил себе квартирку, использовав служебное положение. Большую часть времени курсировал по вверенному ему участку или дремал в опорном пункте. Получалось, что даже ползком к «Дому книги» он добрался бы раньше, чем полчаса.
      — С тыльной стороны у дверей служебного входа стоит скамейка. Я буду там через полчаса. Ну, плюс пять минут на опоздание.
      — Лады, — угрюмо согласился участковый.
      В трубке запиликал сигнал отбоя.
      Корсаков с грохотом повесил трубку на рычаг.
      Облизнул пересохшие губы. От нервного напряжения жутко хотелось выпить. Хотя бы пивка. Для разгона.
      «Даже не думай! — осадил он себя. — Сейчас даже минералки нельзя. Чтобы мочевой пузярь был пуст. Иначе обмочишься со страху».

* * *

      На первом этаже «Дома книги» Корсаков прошел в секцию, торгующую компьютерным софтом. Минут десять ходил среди полок с коробками, беря время от времени некоторые в руку и с глубокомысленным видом читал названия компьютерных программ. Изображал из себя художника, решившего пойти по стопам гения «Фотошопа» Сержио Валледжо. Раскрашивать фотки грудастых калифорнийских телок, сидящих верхом на чешуйчатых спинах драконов, сейчас престижнее и доходнее, чем рисовать купающихся колхозниц.
      К компьютерам и всему, что с ними было связано, Корсаков был абсолютно равнодушен. Когда в компаниях заходила речь о «дигатал-арте», сканерах-принтерах-плотерах и прочих новомодных штучках, пренебрежительно отмахивался от энтузиастов: «Мне еще руки не оторвало. Я карандашом лучше рисую».
      В отдел вошел только потому, что сквозь его витринное стекло был виден выход из подземного перехода. Если Сергей Семенович вошел бы в него на той стороне — у гастронома «Новоарбатский», то вынырнул бы только здесь.
      — Вам помочь?
      Бледный парень в белой рубашке и униформенном галстуке изобразил на лице «чего изволите». На груди приказчика болтался бейджик «менеджер-консультант торгового зала».
      Корсаков как раз держал в руке коробку с неким мудрым продуктом, с названием «Oracle». Почему-то в голове Корсакова название расшифровалось как «орал за у.е.».
      — М-да. — Он навел задумчивый взгляд на приказчика. — Братец, а… На «пентиуме четвертом» виснуть не будет? — Корсаков выдал первое пришедшее на ум.
      Бровки консультанта взлетели над дужками очков.
      — На нем он летает! — как о собственном изобретении выдохнул приказчик.
      Из перехода вышел угрюмый Сергей Семенович. Из уставной одежды на нем были только штаны с тонкими лампасами. Поверх неуставной рубашки он накинул кожаную куртку. Судя по лицу, Сергей Семенович был озабочен и выпившим.
      «Ах, да! Он же в командировку отправлен!» — вспомнил Корсаков.
      — Занятно. Буду иметь ввиду, — обращаясь к менеджеру произнес Корсаков.
      А думал он о том, что участковый прибыл на место гораздо раньше срока. Десяти минут после звонка не прошло, а он уже нарисовался
      Корсаков поставил коробку на место, оставив компьютерного мальчика без процента с продаж, и поднялся на второй этаж. На полпути развернулся. Увиденного в узкое окошко на лестничном пролете вполне хватило.
      В переулке никаких машин с мигалками и уазиков. Что же касалось остальных припаркованных машин, то Корсаков полагался на профессиональную память. Если через пятнадцать минут подъедут новые, он их без труда вычислит.
      Игорь спустился на первый этаж, потолкался в отделе канцтоваров и прошел в отдел, запруженный особо интеллигентной публикой. Здесь тихо роились букинисты, библиоманы и спекулянты. Даже пахло здесь по-особому, не клеем и суперобложками, а дорогими переплетами и пыльными корешками.
      Посмотрев на девушек за прилавком, Корсаков почувствовал себя Штирлицем, перехитривших всех, включая товарища Сталина.
      Протиснувшись к прилавку, он снял шляпу, за секунду вошел в роль, и окликнул миниатюрную девушку, верткую и живую, как белка.
      — Девушка, а у вас прижизненное издание Леонида Брежнева есть?
      — Чего?! — Девушка замерла, на беличьей мордочке проступила тяжелая гримаса раздраженного работника прилавка. — Ой, Игорь!
      Она приложила руку к солидной, не по росту груди, и захохотала.
      — Леночка, привет! — Корсаков посмотрел ей в глаза взглядом Джека Николсона.
      Реснички Леночки затрепетали.
      — Давно не заходил, — играя смущение, произнесла она. — Забыл, да?
      Забыть трехдневный секс-марафон, который ему устроила эта худышка с четвертым размером бюста, было невозможно. Корсаков относил свидание с Леночкой к своим личным рекордам. Правда, после него пришлось неделю питаться сметаной с пивом.
      — Заработался. Сейчас самый сезон, день год кормит. — Корсаков навалился грудью на прилавок. — Могла бы и сама на Арбат заскочить.
      — Решила тебя здесь дожидаться.
      — Я уже здесь.
      Леночка фыркнула. С тревогой стрельнула глазками по сторонам. Достала из-под прилавка толстый фолиант, положила перед Корсаковым.
      — Сделай вид, что смотришь. Нас тут пасут, хуже чем в «Макдональдсе». Совсем житья нет.
      Корсаков раскрыл книгу.
      — Ого!
      Книга была репринтом издания начала девятнадцатого века. Изящная вязь шрифта на фронтисписе гласила: «Карты демона Бафомета или Таро Люцифера». Текст рябил от «ятей», иллюстрации в точности соответствовали рисункам на картах, что лежали в кармане плаща Корсакова.
      — Откуда такая роскошь?
      — Ай, несут всякую ерунду!
      Леночка наклонилась, предоставив на обозрение щедрое содержимое выреза халатика.
      — Нравиться?
      — Угу, — кивнул Корсаков, с трудом переведя взгляд с выреза на раскрытую книгу. — Гравюры интересные.
      — Бери. Две с половиной.
      Корсаков чуть не потянулся к карману. Но вовремя спохватился.
      — А отложить можно?
      Леночка блеснула глазками.
      — А что мне за это будет?
      — Смотря, что ты хочешь.
      — Смотря, сколько ты сможешь. — Леночка первой рассмеялась собственной шутке.
      — Во сколько ты заканчиваешь? — спросил Корсаков.
      Леночка бросила взгляд на золотые часики, болтавшиеся на запястье. Поморщила носик.
      — Ужас! Еще час. А потом еще полчаса отдел сдавать. У меня завтра выходной. — Она подняла взгляд на Корсакова. — Но я могу отпроситься пораньше.
      Корсаков задумался.
      — В восемь я буду ждать у служебного выхода. В «Спорт-бар» пойдем?
      По губам Леночки пробежала беличья улыбочка.
      — Давай сразу ко мне, — скороговоркой прошептала она.
      — Никаких возражений! — Корсаков выдержал паузу и достал из кармана связку ключей. — Небольшое дополнение. Ключи от мастерской моего друга.
      Слово «мастерская» произвело ожидаемый магический эффект. Леночка, как все барышни ее возраста, испытывала пиетет перед роскошью, но трепетала перед творчеством. Им если предложить на выбор квартиру с джакузи и мастерскую непризнанного гения, в качестве места для разового любовного свидания без колебаний выберут мастерскую. Правда, для тихого семейного счастья, безусловно, предпочтут квартирку с джакузи и всем прочим.
      От восторга Леночка чуть не выпрыгнула из халатика.
      Корсаков наклонился ниже, в лицо ударил жар разогретого девичьего тела.
      — Леночка, выручай! — Корсаков перешел на заговорщицкий шепот. — У входа ждет неприятный мне человек. — Упреждая возможное подозрение в неверности, он уточнил: — Кредиторы обложили, лапочка. Денег у меня — исключительно на удовольствия, но ему это не объяснишь.
      Леночка задумалась.
      — Выведи служебным, — подсказал Корсаков.
      Леночка в секунду просчитала варианты.
      — Ты мне должен, Игорь, — подытожила она.
      Корсаков в ответ подарил ей улыбку Дастина Хоффмана.
      Женщин он не обманывал, но к долгам относился, как правительство России. С державной небрежностью.

* * *

      В темном коридорчике, где вдоль стен стояли упаковки книг, Леночка грудью навалилась на Корсакова, впечатала в стену, нашла жадным ртом его губы и запечатлела такой поцелуй, что Корсаков невольно запаниковал. Если это следовало воспринимать как обещание и предвкушение, то подумалось, что ждет его смерть, мучительно сладкая, и не далее как через пару часов.
      Оторвавшись, Леночка перевела дыхание. Заглянула в глаза Корсакова.
      — Знаешь, за что я тебя люблю? — спросила она.
      — Не знаю, — честно ответил Корсаков.
      — И я — не знаю.
      Леночка оттолкнула его и указала на поворот коридорчика.
      — Налево и прямо. Если там охранник, сошлись на меня. Через час, да?
      Корсаков водрузил на голову «стетсон».
      — Не торопись, я люблю подождать, — сказал он, поправляя кофр на плече.
      — Гуса-ар! — покачала головой Леночка.
      — А то!
      Корсаков подмигнул ей и пошел по коридорчику.
      В тамбуре перед выходом никого не было. Кисло пахло табачным дымом. Вокруг урны вкруг валялись бычки с помадными отпечатками на фильтрах; очевидно, девочки сюда бегали на перекур.
      Корсаков отжал собачку электронного замка, приоткрыл дверь и в щель осмотрел переулок. Насколько смог рассмотреть, новых машин не появилось. Кто сидел на скамейке у стены магазина было не разглядеть, но Игорю хватило краешка брючины с милицейским лампасиком.
      Он приказал себе собраться и быть готовым ко всему.
      Толкнул дверь и шагнул через порог.

* * *

      На улице уже смеркалось, но было не настолько темно, чтобы Сергей Семенович принял Корсакова за приведение.
      Участковый дрогнул животом и выронил из пальцев сигарету.
      — Ты-ы?!
      — Привет, Сергей Семенович!
      Корсаков смазал взглядом по переулку и подошел к участковому.
      Федоров тяжело поднялся на ноги. Растопырил руки, как медведь. И замер на полусогнутых ногах. На лице его была написана крайняя степень запорного страдания.
      — Вы чего, Сергей Семенович? Живот прихватило?
      Участковый бросил взгляд через плечо Корсакова. Лицо его исказилось судорогой боли.
      — Дурак ты, Игорь! — прошипел Сергей Семенович. — Ну нафига ты приперся!
      — Мы же договорились…
      — Беги, идиот! — выдохнул участковый.
      Он попытался сграбастать Корсакова, но так неловко, что Игорь легко увернулся.
      Сергей Семенович продолжил имитировать атаку и, чуть не плача, выдавил:
      — Беги же, беги! — Глаза его видели за спиной Корсакова что-то страшное.
      Корсаков отскочил, увеличив дистанцию, и оглянулся.
      Из распахнутой двери черного минивэна выпрыгнули крепыши в темных костюмах. Не скрывая намерений, растянулись в цепочку и быстрым шагом двинулись через клумбу к Корсакову. Похожи они были, как братья, атлетического вида блондины с ничего не выражающими лицами. Пятеро. Из-за угла выскочили еще два близнеца, отрезав путь на проспект.
      Игорь закинул кофр за спину и побежал, петляя, как заяц под беглым огнем.
      За спиной послушались дробные удары бегущих ног и спортивный размеренный сип. Игорь понял, что долго от спортсменов не побегаешь. И тогда он совершил невероятное: круто петлей изменил направление и врезался в шеренгу бегущих. В прыжке выбросил ногу и опрокинул на землю ближнего, рванул в образовавшуюся брешь. Остальные близнецы среагировать не успели.
      Корсаков оленем перемахнул через ограждение и понесся по переулку. Преследовали его молча. Но судя по топоту, в полном составе.
      Бежать, собственно говоря, было некуда. Переулок шел параллельно проспекту и упирался в Садовое. Глухая стена института имени Сербского, гарантирующая покой психам, следом за ней — высоченный чугунный частокол датского посольства. Оба забора штурму не подлежали. Сворачивать в первую же подворотню домов по левую руку было бесполезно. Слишком заметно.
      Корсаков бросил взгляд через плечо. Вслед за цепочкой преследующих его близнецов устремился черный минивэн.
      Но какая-то стоявшая у обочины машины вдруг дрогнула, подставив ему бампер. Минивэн швырнуло к противоположному бордюру. Раздался визг рвущегося металла, из-под днища минивэна выбило сноп оранжевых искр. А машина, взревев мотором, понеслась на близнецов. Белобрысые качки дружно брызнули в стороны.
      Игорь приналег и первым свернул за угол. Первым же и понял, что пропал. Над сонными особняками, чуть ли не через один, вяло болтались разноцветные флаги суверенных государств.
      «Елки-палки, тут же одни посольства!» — с ужасом вспомнил Корсаков.
      А у каждого посольства даже самой занюханной державы есть будка с российским милиционером. Шепнет мент в рацию о подозрительном гражданине с подозрительной сумкой, с очумевшим видом пробежавшим мимо поста, через пять минут весь район осветится мигалками.
      Корсаков перешел с бега на спортивный шаг. Идти было неудобно, кофр бил по бедру.
      «Пора доставать Славкин подарок, или нет?» — спросил себя Корсаков. Решил, что еще рано. Уж очень партикулярного вида ребята бежали за ним.
      Оглянулся. Странно, но из-за угла никто не показался.
      «Рассыпались по району, — решил Корсаков. — Им, похоже, тоже цветомузыка не нужна».
      Его это вполне устраивало. Кем бы ни были «близнецы», вряд ли они знали местность лучше того, кто еще мальчишкой излазил все парадные, подвалы и чердаки.
      Он увидел подходящую подворотню и бросился через дорогу к черной арке.
      Влетел под ее гулкий свод, первым делом вцепился в край мусорного бака, развернул, заблокировав проезд машине.
      — Пешочком надо ходить, ребята, — прошипел от натуги Корсаков.
      Развернулся, чтобы бежать дальше. И замер.
      В арке, на границе темноты и сумеречного света четко прорисовалась фигура атлетически сложенного человека. Блондин ухмылялся, как чемпион по бодибилдингу на плакате. Добродушно и с высока.
      Игорь пожалел, что ничего уже не достать из кофра. А карате показывать такому качку — только смешить.
      — Ну? — еще шире усмехнулся белобрысый.
      Вдруг он резко дернул головой. Хлюпнул носом. Из распахнутого рта вылезло острое жало стрелы. А потом, пузырясь, хлынула темная кровь.