Злобин окинул Салина холодным взглядом.
      - Не понял, это что - заказ?
      - Нет, Андрей Ильич. Заказ предполагает отсутствие другого интереса, кроме меркантильного. Я же не назвал фамилию потерпевшего. А вам она будет небезынтересна. - Салин выдержал паузу. - Мещеряков Владлен Кузьмич.
      Злобин с трудом скрыл удивление. Постарался сделать лицо непроницаемым, и от напряжения даже свело мышцы на скулах. В полученном задании и речи не шло о Мещерякове. Знал бы, не поехал бы за ключами, а час-два сидел бы в кабинете и прокачивал ситуацию.
      Полез в карман за сигаретами.
      - Здесь курят? - на всякий случай поинтересовался он.
      - Где пьют, там и курят, - изрек Решетников. - Сейчас принесут.
      И действительно, стоило Злобину достать пачку, как мигом у столика возник официант. Поставил пепельницу, замер, ожидая указаний.
      - Ступай, друг мой. Потребуешься - позовем, - не поворачивая к нему головы, распорядился Решетников.
      Официант испарился.
      Злобин закурил, потер тлеющий край сигареты о кромку пепельницы так, что образовался огненно-красный клинышек. С удовлетворением отметил, что пальцы не дрожат. Думать мешала ладонь Салина, мерно постукивающая по столу. От этого в голове образовалась странная вязкость.
      - Вы пока качайте ситуацию, качайте, - подсказал Салин. - А я продолжу. Как вы заметили, мы обладаем некоторыми возможностями. Поэтому не составило труда вьшснить, что по последнему делу, которое вы вели в Калининграде, свидетелем, а точнее - экспертом, проходил Мещеряков.
      - Кто он вам? - спросил Злобин.
      - Был экспертом, - коротко ответил Салин.
      Злобин глубоко затянулся. На секунду закрыл глаза. Дал себе слово больше не смотреть на гипнотизирующую ладонь Салина. По привычке стал под столом тихо постукивать ногой. В голове сразу же прояснилось.
      Собеседник плыл, это Злобин отчетливо почувствовал. Все сразу же стало на свои места, пусть и обстановка не подходящая для допроса, но сидели они с Салиным как полагается - лицом друг к другу. И Злобин ощутил в себе готовность по-прокурорски врезать вопросом.
      - В делах, что у американцев называли "Гарвардским проектом"?*
      * Широкомасштабные научные исследования в области управления сознанием человека, центром которых стал Гарвардский университет в США. Результаты работ стали основой принципов и методик "психологической войны" против СССР, пиком которой стала "перестройка". Воздействие на широкие массы и отдельные группы населения осуществлялось путем искусственного создания ситуаций, вызывающих запрограммированные психические реакции через специально подобранных "агентов влияния" - лиц, пользующихся авторитетом у разных социальных групп (известные деятели науки, культуры и искусства, диссиденты и "преследуемые за убеждения", разрекламированные политиканы), частично с использованием различного рода технических устройств. Более подробно о "Гарвардском проекте" и его реализации см.: Норка С. Русь окаянная. ОЛМА-ПРЕСС, 2000.
      Удар оказался мощным и точно в цель. Но эти двое, как оказалось, умели держать удар. На их лицах Злобин не прочитал никаких эмоций.
      - Я бы не стал так громко употреблять специальные термины. И вам не советую, - бесцветным голосом произнес Салин. - И тем не менее ваша осведомленность делает вам честь. Приятно иметь дело с компетентным человеком, который отдает себе отчет в важности и опасности проблемы.
      "Предупредил так предупредил, - мысленно усмехнулся Злобин. - Так боксер-тяжеловес двумя хуками в воздух отгоняет противника. И невольно отпрыгнешь, когда знаешь, что каждый удар весит полтонны".
      - Не стану томить ваше прокурорское чутье, Андрей Ильич, - продолжил Салин. - Пересечений в этом плевом дельце об исчезновении мальчика масса. Начну по порядку. Мещеряков действительно наш человек. Следующее. До Калининграда он уже попадал в поле зрения правоохранительных органов в связи с загадочными смертями.
      - Была у него такая мания - свидетелем по делам проходить, - с сарказмом вставил Решетников.
      Салин, казалось, не обратил на ремарку напарника никакого внимания.
      - Первая смерть - его ученик Виктор Ладыгин. Вторая - крупный чин из Службы безопасности президента Подседерцев. Оба выпали из окон. Скажем так, не по своей воле. - Он сквозь очки уперся взглядом в Злобина. - Пересечения?
      - Возможно, - немного подумав, кивнул Злобин.
      - Возможно, прокурорский мальчик тоже уцепился за эти пересечения и не поверил в то, что Мещеряков случайно вывалился из окна. И как всякий, узнавший больше положенного, пропал. Версия?
      - Хорошая версия. Не хуже, чем причастность марсиан к краже огурцов с огорода бабы Кла
      вы. - Злобин употребил любимую фразу своего учителя, осаждавшего ею буйную фантазию моло
      дых следователей.
      Решетников зашелся кхекающим смехом, пер вым оценив шутку.
      - Сомневаетесь? - Салин лишь мягко улыбнулся. - Вот и развейте наши сомнения.
      - Надеюсь, не в письменном виде? - с иронией уточнил Злобин.
      - Что вы, достаточно устно, - в тон ему ответил Салин. И без всякого перехода стал серьезным. - Мне очень хочется, чтобы сомнения так и остались сомнениями. В противном случае я решу, что кто-то через Мещерякова пытается атаковать нас. Старые дела, архивы, связи законсервированные и действующие... Возможно, у кого-то опять потекли слюнки.
      - Придется опять дать по сусалу, - вполголоса встали Решетников.
      Злобин последний раз затянулся, тщательно загасил окурок в пепельнице. Не поднимая глаз, задал вопрос:
      - А чем вы развеете мои сомнения, что полет Мещерякова и пропажа следователя, сунувшего нос не в свои дела, не ваших рук дело?
      "Начнет юлить или нет? Скорее всего еще раз сунет меня носом в свои безграничные возможности. Имея такие связи, я бы полгорода завалил, и никаких концов не осталось бы", - подумал Злобин, пока тянулась пауза.
      - Право развеивать сомнения я предоставляю вам, Андрей Ильич, - произнес Салин. - Любые. Включая самые невероятные. Со своей стороны гарантирую полную лояльность и посильную помощь.
      "Вот змей, а!" - мысленно восхитился Злобин.
      Он убрал в карман сигареты и зажигалку, давая понять, что разговор окончен.
      - Пойду я, с вашего разрешения.
      - "Никто не заходит так далеко, как тот, кто не знает, куда идет". Оливер Кромвель*, - пояснил Решетников в ответ на недоуменный взгляд Злобина. - Надо думать, знал, что говорил.
      * Деятель Английской буржуазной революции XVII века, свергнувший и казнивший короля Якова I; опираясь на республиканскую армию, жестоко подавил национально-освободительные движения в Шотландии и Ирландии, репрессировал политических противников и установил режим единоличной военной диктатуры протекторат. Казнен в 1658 году.
      Злобин решил полупредупреждение-полуугрозу оставить без комментариев. Но к сведению принял.
      - Визитку не забудьте, Андрей Ильич, - напомнил Салин. - Мало кто может похвастаться, что у него есть такая же. Звоните по любому нок меру, после сигнала добавьте три тройки, соединят со мной, где бы я ни находился.
      Злобин покрутил между пальцами визитку с эмблемой фонда "Новая политика" две слившиеся в рукопожатии ладони, заключенные в овал венка из дубовых листьев. Подумав, сунул в нагрудный карман пиджака.
      - М-да, организация у вас, Виктор Николаевич. Невольно позавидуешь.
      - Именно. Организация, - с расстановкой повторил свою недавнюю фразу Салин.
      Злобин встал. Решил, что раз при встрече рук друг другу не жали, то и сейчас ручкаться необязательно. Да и выглядело бы, будто заключает сделку. Ограничился кивком и пошел между столиками к выходу.
      Старые львы
      По настоянию Решетникова они все-таки сделали заказ. Принесли какие-то пахнущие морем и специями комочки и трубочки. Салин вяло поковырял чужеземную еду и отодвинул тарелку. - Плоды твоей страны не насыщают меня, как сказал Христос, - пробурчал Решетников с набитым ртом. - Тут я с ним согласен. Есть надо то, что растет на твоем огороде. Кстати, сам ем исключительно из-за первой стадии стресса. Организм требует.
      Салин сделал глоток апельсинового сока, запивая тминную горечь соуса.
      - Не комплексуй, Павел Степанович, - сказал он с ироничной улыбкой. - Ешь на здоровье.
      - Какое тут здоровье, когда ты сидишь с таким лицом. - Решетников пощелкал палочками, умело поддел очередной кусочек и, обмакнув в пиалу с соусом, отправил в рот. - Заработаю несварение - ты будешь виноват, учти. Чем ты так озабочен?
      Салин вытер губы салфеткой.
      - Не чем, а кем, - ответил он.
      - Вот тебе раз! - сыграл удивление Решетников. - Я ему элитный человеческий материал поставляю, а он недоволен. Да при нынешнем дефиците этот Злобин - раритет, штучная работа. Полезное ископаемое, можно сказать. Ты вон туда посмотри.
      В ресторан ввалилась группа людей партикулярного вида. Очевидно, челядь из соседнего здания выскочила на деловой завтрак. Оживленно переговариваясь, уселись за столик и сразу же распахнули папочки с меню. Официанты завились вокруг них, как пчелы над распустившимся цветком. За столом сразу же выделился дядечка провинциальной наружности, с ухватками мелкопоместного дворянчика. Он слушал, что заказывают люди в серых пиджаках, и вальяжно кивал метрдотелю. Платить по всем раскладам придется ему.
      - Бизнес-ланч с провинциалом. - Салин презрительно скривил губы.
      - А Злобин с голоду помрет, а не одолжится, - добавил Решетников.
      - Ты обещал Д'Артаньяна, а он... - Салин пошевелил пальцами, подбирая нужное слово. - Ланселот какой-то.
      - Рыцарь без страха и упрека? - Решетников - пожевал, будто пробовал фразу на вкус. - Согласен. Страха в нем нет, но есть осторожность. Упрекнуть пока не в чем. По первому разу собрать компромат не удалось. Кстати, может, человечка отрядить в Калининград? Пусть копнет глубже. Не помешает, а?
      Салин в это время полировал стекла очков уголком галстука. Бросил на Решетникова полный тревоги взгляд.
      - Ни в коем случае! Начнем копать, его там и закопают, не найдешь.
      - Думаешь, Злобин родные пенаты заминировал?
      - Мне он показался человеком серьезным. - Салин водрузил очки на нос. Владислав знаки подает. Позовем?
      Решетников отложил палочки, кивнул Владиславу, сидевшему за дальним столиком лицом ко входу.
      Владислав подошел к ним плавной, размеренной походкой уверенного в себе человека.
      - Передали, Злобин отсюда поехал в Медведково. Сейчас находится у матери следователя Шаповалова. Какие будут указания?
      Салин с Решетниковым переглянулись.
      - Наружку не снимать. Иди заводи машину. Перебираемся в офис, распорядился Решетников.
      Салин утвердительно кивнул.
      Едва Владислав отошел от их столика, Решетников азартно потер руки.
      - Началось. Видал, сразу на след встал. А ты куксился!
      - Как бы нашего Ланселота раньше срока из седла не выбили, - с сомнением покачал головой Салин.
      - А мы на что? - Решетников бодро усмехнулся.
      - Ну-ну. - Салин умел читать намеки.
      Владислав и его люди - лишь внешнее кольцо наблюдения. Многого на расстоянии не уловить. Нужен человек, вошедший в близкий контакт. И в самое ближайшее время рядом со Злобиным такой окажется. Все произойдет случайно, логично и объяснимо и никаких подозрений не вызовет. В умении плести паутину интриги Решетникову не было равных.
      Глава третья
      СЕРДЦЕ МАТЕРИ
      Ланселот
      Бывает, что крошки со стола взять нельзя, век не расплатишься. А случается, что не принять приглашение, означает смертельно обидеть, да и неловко отказываться, если от самого сердца. Пусть даже не будет разносолов, а от сердечного тепла, что шатром накрывает бедный стол, становится такое застолье дороже всех пиров.
      Злобин не смог найти в себе силы отказаться от предложения матери Шаповалова перекусить на скорую руку. Вслед за чашкой чая на столике появилась тарелка с бутербродами и керамическая плошка с пирожками.
      Мать Шаповалова, Ирина Алексеевна, села в кресло напротив.
      - Может, зачерствели, вы уж извините. Вчера пекла. Когда работаешь, забываешься как-то. Сердце не так болит.
      - Нет, что вы, очень вкусные. - Злобин с показным аппетитом откусил полпирожка.
      - Давно домашнего не ели, - покачала головой женщина. - Вот и рубашку сами гладили.
      - Как догадались? - удивился Злобин. Рубашку гладил действительно сам, гостиничным утюгом, но в качестве был уверен.
      - Женщина иначе гладит. А вы не разведенный, нет?
      - Нет, слава богу. Семья пока в Калининграде осталась. К Новому году, надеюсь, переберутся в Москву.
      Ирина Алексеевна относилась к тому типу женщин, у которых сердце болит за всех и вся. Было в ней что-то исконное, деревенское, столицей не подпорченное. Простой ситцевый халатик, прическа, какую носили в детстве Злобина школьные учительницы - прямой пробор и клубок косы на затылке, - а глаза... Злобин не смог смотреть в них больше секунды. Столько там плескалось горя и невыплаканных слез.
      Едва войдя в квартиру, он сразу же определил, что живут здесь трудно, но честно. Пахло домом. И еще бедой. Валерианкой или какими-то сердечными каплями. Мебель старая, еще сэвовских времен, чешский гарнитур расставили по всем трем комнатам. Цветной телевизор с полированными боками, последний шедевр советской радиоэлектроники. Вышедшие из моды шторы, обои давно следовало сменить, но тем не менее, надо отдать должное хозяйке, смотрелось все уютно и аккуратно.
      Злобин скользнул взглядом по полочкам серванта. Между посудой стояли семейные фотографии. Обычная семья. Из такой идут в армию. Но редко - в тюрьму.
      Обычный набор книг в шкафу, какой появляется в любой семье ко второму десятку жизни: полные собрания сочинений классиков шестидесятых годов издания, серенькие томики "ЖЗЛ", купленные в педагогическом порыве, детские книжки в ветхих переплетах и школьные учебники литературы. Само собой - детективы. От Си-менона до Марининой. Особняком стояли новенькие томики юридической литературы.
      - Валентин - первый юрист в семье? - спросил Злобин.
      Ирина Алексеевна сморгнула, промокнула пальцем уголок глаза.
      - Да, - кивнула она. - Я, конечно, хотела, чтобы он шел в медицинский. Но Валя настоял
      на своем.
      - Почему "конечно"? Вы врач?
      - Нет, не сложилось. Фельдшер-акушер. Теперь, правда, на пенсии.
      - А у меня жена - кардиолог, - подхватил тему Злобин. - Друзья подкалывали: женился на медичке. А мы уже сколько лет вместе, и тьфу-тьфу-тьфу. Может, для прокурорского это идеальная пара. Врач и следователь. По себе скажу, доброта докторская помогает. Озвереть не дает... У Владислава девушка есть?
      - Была - Леночка. Не сложилось у них, - тяжело вздохнула Ирина Алексеевна. - Жалко. Хорошая девочка.
      - И других не было?
      - Откуда им взяться с такой работой! - с неприкрытой болью ответила Ирина Алексеевна.
      Злобин отхлебнул чай. Следующий вопрос напрашивался сам собой, но он тянул время, давая матери собраться перед новой порцией боли.
      - Ирина Алексеевна, Валентин сильно пил? - тихо спросил он.
      Она лишь кивнула и закрыла глаза ладонью.
      - М-да, у нас это вроде профессионального заболевания, - попытался неловко смягчить горечь Злобин.
      - И Валя так говорил! Слово в слово. А сам уже без бутылки пива не засыпал, - запричитала Ирина Алексеевна. - Придет за полночь, а от него уже водкой разит. Выключит на кухне свет и сосет свою "Балтику девятую". Потом ногами прошаркает в свою комнату и рухнет как мертвый.
      Злобин встал. Положил руку на вздрагивающее плечо Ирины Алексеевны.
      - Ну-ну, не плачьте. Все через это прошли. Я тоже пил до чертиков. А потом в момент бросил.
      - Правда? - глухо спросила она, вытирая глаза.
      - Пять лет не пью, честное слово.
      Злобин в эту минуту был противен сам себе; ничего не мог поделать с прокурорской натурой: одна часть ее утешала, искренне сострадая горю матери, а другая находила и цепляла в памяти мелкие детали, из которых потом сложится полная картина.
      Дверь в комнату Валентина была открыта, и Злобин тщательно обшарил ее взглядом. Ничего выпадающего из общего стиля квартиры. Ни дорогой радиоаппаратуры, ни компьютера, ни календарей с голыми девочками. Или Валентин жил, как научили отец с матерью, или у него была своя норка, обставленная и оборудованная на нетрудовые доходы.
      - А у вас дети есть, Андрей Ильич? - спросила Ирина Алексеевна.
      - Дочка, - машинально ответил Злобин.
      - С дочкой проще. Маме помощница... Выдать замуж за порядочного и работящего, все на сердце легче. Хотя порядочным и работящим сейчас хуже всех приходится.
      Злобин поморщился. Не хотелось переходить к формальной процедуре, но ничего не поделаешь.
      - Ирина Алексеевна, извините меня... Но Валентин, скажем так, пропал... Мы начинаем розыскные мероприятия. Полагается осмотреть жилище пропавшего. Ну, на предмет установления... Может, он паспорт с собой взял зимнюю одежду. Значит, уехал. Вы понимаете?
      - Я понимаю. Конечно, конечно. - Она в последний раз всхлипнула, достала из кармана платочек и быстро промокнула глаза.
      - С вашего разрешения, - скороговоркой пробормотал Злобин и шагнул к дверям комнаты Валентина.
      - Андрей Ильич, вы в сны верите? - остано вил его на пороге тихий голос Ирины Алексеевны.
      "Черт, истерика началась... Не дай Боже", - с тоской подумал Злобин. Но тут предчувствие больно укололо под лопатку. Он повернулся.
      - Да, Ирина Алексеевна, верю. Особенно если это сны матери.
      Ирина Алексеевна терзала в пальцах платочек,
      - Мне сон приснился. Валик... Живой, улыбается. Говорит: "Мама, никому не верь. Никаких денег я не брал". - Она подняла на Злобина измученный взгляд. Поверьте, он не брал этих денег. Мой Валик просто не мог!
      Злобин вернулся на свое место. Сел, протянул через стол руку и накрыл ладонью ее пальцы, все еще комкающие мокрый платочек.
      - Ирина Алексеевна, какие деньги?
      Женщина высвободила руку, сунула в карман, чуть помедлив, достала и выложила на стол пластиковую карточку. "Виза" с фамилией и инициалами владельца. Латиницей, выпуклыми буквами значилось "Валентин С. Шаповалов".
      - Так! Уже кое-что.
      Злобин потянул карточку к себе. За отпечатки на пластике уже не беспокоился, все затерто матерью.
      - Где нашли? - быстро спросил он.
      - В столе у Вали. Верхний ящик. Под коробочкой с карандашами.
      - Потом покажете. Когда нашли?
      - Сегодня ночью. Как сон увидела.
      Злобин нагнулся. У ножки стола лежала папка, в ней он по привычке носил комплект бланков. Достал нужный.
      - Ирина Алексеевна, сейчас я оформлю протокол изъятия. Чтобы у нас все по правилам было. - Злобин щелкнул ручкой, приготовившись писать. - Но перед этим скажите, кто еще входил в комнату сына, кроме домашних?
      - Ребята с его работы. Вчера приезжали. Задавали те же вопросы, что и вы.
      - Кто именно?
      - Леша Пак, его Валя Корейцем называл. Второго не знаю. Молодой парень, из новеньких.
      - Пак служит в прокуратуре?
      - Нет, в нашем ОВД, заместитель по розыску.
      - Ясно.
      Злобин достал еще один бланк - протокол допроса свидетеля.
      Ирина Алексеевна тяжело откинулась на спинку стула и прижала ладонь к сердцу.
      - Что же теперь будет, Андрей Ильич?
      - Ничего. Искать будем вашего сына. Сходите, пожалуйста, за соседями, за теми, кто не болтлив. Карточку следует изъять в присутствии понятых.
      - Господи, позор-то какой! - выдохнула Ирина Алексеевна.
      Злобин не удержался и посмотрел в ее страдальческие глаза.
      - Ирина Алексеевна, не изводите себя. - Он ткнул ручкой в карточку. - Это еще ничего не значит. В то, что ваш сын честный человек, я верю и буду верить до последней минуты.
      "Бедная. Только бы выдержала. Скоро начнем таскать по моргам, предъявлять на опознание все бесхозные трупы, подходящие под описание. Тут даже стальное сердце в клочья разлетится, а материнское и подавно".
      Злобин с трудом заставил себя вывести первую строчку в протоколе.
      Глава четвертая
      ЗАСАДНЫЙ ПОЛК
      Ланселот
      Злобин стоял на остановке и курил, нещадно теребя фильтр зубами. Иных проявлений эмоций он себе не позволил.
      Вокруг в осенних лучах плескалась жизнь. Ветер гонял по асфальту золотые листья пополам с серебристыми упаковками и рекламными листочками. Гости с Украины расставили вдоль тротуара коробки с экзотическими фруктами, лузгали семечки и вяло перебранивались. Сын солнечного Азербайджана махал картонкой над мангалом, разгоняя шашлычный чад. Из ларьков неслась интернациональная музыка на все лады и на всех языках. Под нее перебирала ломкими тонкими ножками группа школьниц. Все как одна сосали пиво из бутылок, между глотками успевая сделать по паре затяжек. Разговаривали развязно и визгливо, как стайка сорок на ветке. Само собой, мат шел вместо знаков препинания.
      В двух шагах от Злобина готовились к трудовой вахте наперсточники. Коробку с тремя стаканчиками установили посреди тротуара так, что не обойти. Катала уже разминался, но игру не начинали. Очевидно, ждали группу обеспечения. Пару человек из нее Злобин уже вычислил. В публике, снующей на пятачке у остановок автобусов, особняком держались три девицы с наглыми глазами и пяток угрюмых молодцов все как один в однотипных кожаных куртках и кепочках.
      "Так, девки у нас шли сто пятьдесят девятой, а мальчики, по малолетке сходив за хулиганку, норовят с почетом сесть по бандитским статьям. - Злобин имел привычку определять, по какой статье шел человек и, возможно, по какой суждено сесть. Как правило, угадывал. - Ну их к лешему! Один хрен, по двести десятой* их не загребешь. Вон уже и ангелы-хранители прилетели".
      * Статья 210 УК РФ - Организация преступного сообщества; статья 159 УК РФ - мошенничество.,
      Из-за ларьков появился наряд милиции. Два сержанта продефилировали мимо коробки напер-сточника, едва не задев ее бутсами, но на каталу никакого внимания не обратили. Будто и не было его вовсе.
      Злобин сплюнул окурок под ноги. В глазах опять потемнело от злости. Всю дорогу от дома Шаповалова она, буро-красная, то и дело поднималась изнутри и застила глаза.
      "Едреный в корень... Тридцать две районные прокуратуры, московская городская, военная. Минимум пять сотен следаков. А больше всех досталось одному Шаповалову. Сами дерьмо развели, а потом пацана, как кутенка, в нем утопили. Злобин остановил себя. - Ладно, не расходись. Знаешь же, любого могли утопить. И наверняка топят сейчас. И тебя самого топили не раз. Спасибо добрым людям, вытянули, не побоялись измазаться. Только поэтому ты стоишь здесь живой и чистенький. А что всей страной бултыхаемся в дерьме, не новость. И борешься не за чистоту, а чтобы не утонуть".
      На память пришла цитата из полного собрания сочинений Ленина, накрепко вбитая в голову на тягомотных курсах марксизма-ленинизма: "Нельзя жить в обществе и быть от него свободным". Вместе со всеми в кулак хихикал над глубиной и нео-хватностью мысли вождя. Оказалось, прав был лысый черт. Зрил в корень и на век вперед!
      Он с тоской посмотрел на многоэтажку, в которой еще жила надеждой мать Вальки Шаповалова.
      У Злобина ни иллюзий, ни надежд не было. Если парень действительно попал в жернова, что крутят подобные Салину с Решетниковым или те, кто легко подбрасывает кредитки "Виза", дай Бог к снегу найти труп. Да и то надежда слабая. Вращающие жернова и не таких бесследно перемалывали. Ибо знают прокурорскую истину: нет тела - нет и дела.
      У обочины притормозил блеклого цвета "жигуленок". Сразу же распахнулась дверца.
      - Слышь, служивый, тебе куда? - раздался бодрый голос.
      Злобин нагнулся, чтобы лучше разглядеть бодрячка. Оказалось, за рулем сидел дядька - вылитый кот Бегемот, только осунувшийся немного. Улыбался заразительно, скаля зубы в стальных коронках.
      - Почему "служивый"? - по привычке уточнил Злобин.
      - Так, прикид такой: кепочка, курточка, папочка. Сразу видно - на службу человек спешит. Садись, подброшу.
      Злобин посмотрел на толпу, собравшуюся на остановках, потом - вдоль по улице. Автобусов не предвиделось.
      - Мне, в принципе, к метро.
      - К какому, командир?
      - Надо бы к "Проспекту Мира". Но подбрось к ближайшему.
      Дядька поскреб подбородок.
      - Садись, подвезу к "Проспекту", - решил он.
      Злобин уселся на сиденье, с трудом захлопнул разболтанную дверцу.
      - А к чему такая милость? - поинтересовался он.
      - Да у спорткомплекса я всегда клиента найду. Там книжный рынок. Ну, интеллигенты наши, сам знаешь, умные, но дохлые. Книжек накупит, а дотащить сил уже нет. Или оптовик какой подвернется.
      Злобин привычно осмотрел руки водителя. Наколок не было. Да и не смотрелся он на сидельца. Скорее отставник. Из-под летной куртки выбивалась уставная рубашка защитного цвета.
      - Сам-то служил? - спросил он.
      - Ага, служил, - с готовностью отозвался дядька. - Страна у нас такая: в начальники не выбился - либо служи, либо воруй. Вот я и служил, как тузик. Куда палку бросят, туда и бегу. Не скули и не тявкай без приказа.
      - Из военных?
      - Из прапоров, если точно. - В полумраке салона вспыхнула металлическая улыбка. - Служил, пока ноги и руки носили. А как стало нечего нести, меня и поперли. А вы, как погляжу, из милицейских?
      - Не угадал, - ответил Злобин.
      - А вопросики по-милицейски задаете. - Дядька бросил взгляд в зеркальце заднего вида. - Я тут одного мента вез. Цельный полковник, ага. Пьяный, правда, в хлам. С Маяковки до самого Ясенева вез. Я его, гада, чуть ли не в подъезд ввез. А он мне - пять долларов и визитку сверху. - Дядька обиженно причмокнул губами. - Спорить я не стал, но осадок остался. Утром, думаю, позвоню. Ага! Поднимает трубку и как рявкнет: "Тимо-хин, слушаю!" Блин, наш комполка танкового тише орал. Ну я вежливо говорю: "Здрасьте. Водитель, что милость вашу в жопу пьяную вез, беспокоит". А он: "Что надо?" Я возьми от балды и скажи: "Техосмотр". А он рыкнул: "ГАИ Центрального округа. Скажи, от меня". И трубку бросил. Не веришь? Вон талон. - Дядька указал на цветную картонку в углу лобового стекла.
      Как травят байки на Балтфлоте, Злобин знал, но с фирменным трепом московских водителей столкнулся впервые. От беззастенчивого этого вранья комок под сердцем разжался, и Злобин беззаботно рассмеялся.
      - Не верите? Сейчас визитку покажу. Сами можете позвонить, вдруг чего-нибудь обломится.
      Дядька круто вывернул руль, по встречной полосе обошел едва тащившийся грузовичок, по крутой дуге, заложив левый поворот, влетел на перекресток и вклинился в поток, вползавший под светофор на противоположной стороне дороги.
      - Вот так мы их. Мертвая петля, как у Чкалова. Тютелька в тютельку, - с гордостью прокомментировал он. - А как не нарушать? Москва, брат... Хочешь ехать - будешь нарушать. Все как в жизни. Кругом одни законы и заборы, а жить надо... И дураки, мать их! - Он вспугнул гудком бабку, прыгнувшую под колеса. Дома надо сидеть, старая! - послал он ей вслед сквозь приоткрытое окошко.
      Нагло растолкав соседей, он выкатил "жигуленок" на трамвайные пути, рванул с места, за минуту догнав громыхавший по рельсам трамвай. Обогнал его, едва не чиркнув по фарам, за что заработал отчаянную трель звонка и яростную жестикуляцию женщины в кабине.
      - Дома на мужа махай, дура! - глядя в зеркальце, ответил дядька.
      Вильнул к обочине и резко притормозил. Взялся за ключ зажигания.
      - Случай у меня был. Дружок девицу подвозил, ага. Выскочил за сигаретами, а ключи забыл. ' А эта лахудра дрыгалки свои перебросила, за руль села - и ага. Дружок до сих пор хрен в газете курит.
      Он выключил мотор.
      - Так я же не девица вроде бы, - возразил Злобин.
      - Ну, причиндалы мужские в этом деле не главное. - Дядька не гасил улыбку, но кошачьи глазки настороженно обшарили пассажира. - Руки есть, рулить сможешь, ноги есть - на педаль нажмешь. Поскучай минутку, я и ларек и назад.
      Злобину ничего не оставалось как согласиться. От нехорошего предчувствия в зашарпанном салоне, пахнущем сырой картошкой и бензиновой ветошью, стало холодно и неуютно. Дверцу дядька не закрыл, и на том спасибо.
      Вернулся он через минуту, как обещал, с пачкой "Явы" в руке. Плюхнулся на сиденье так, что "жигуленок" заходил ходуном. Стал отколупывать пленку на пачке, при этом тихо хихикал, постреливая в Злобина глазками.
      Злобина это немного заводило, но виду он не подал. Мало ли сумасшедших за рулем в Москве.
      Дядька сунул в рот сигарету и вдруг стал серьезным.
      - А за вами хвост, Андрей Ильич. От самого дома Шаповалова пасут, ага.
      Упреждая вопрос Злобина, он из нагрудного кармана куртки выудил удостоверение, раскрыл у себя на коленях.
      "Генеральная прокуратура. Управление по надзору за соблюдением закона в органах дознания и следствия прокуратуры. Оперативный уполномоченный Барышников Михаил Семенович", - прочел Злобин каллиграфические буковки. Под таким велеречивым названием шифровалась служба собственной безопасности Генпрокуратуры. У Злобина в кармане лежало такое же удостоверение.
      * * *
      Старые львы
      Срочно т. Салину В. И.
      После посещения адреса "Искателя" зафиксирован контакт объекта "Ланселот" с Барышниковым М.С. - старшим оперативной группы, приданной "Ланселоту". Барышникову присвоен псевдоним "Мишка".
      На машине "ВАЗ-2101" (гос. номер МО 347 Л, регион 77) "Ланселоту" удалось оторваться от наблюдения. Принял решения не преследовать.
      Владислав
      * * *
      Двор был угрюмый и запущенный, как квартира обнищавшего да к тому же и крепко пьющего москвича. Пыльные окна смотрели на мир заспанно и осоловело. С обветшалых, больных тополей ветер сбивал листву. Истошно скрипели покореженные качели, на которых качались, забравшись с ногами на сиденья, две малолетки.
      Злобин с Барышниковым курили, выпуская дым через низко опушенные стекла.