Решетников глазами дал команду Владиславу, тот беззвучно выскользнул в соседнюю комнату, прикрыв за собой дверь. Через пару секунд там ожил ноутбук.
      - Э-хе-хе, - зашевелился Решетников.
      Выудил из кармана плаща портмоне, тяжко вздохнув, достал стодолларовую купюру, продемонстрировал Иванову, с натугой сложился пополам, придвинулся к столу и положил банкноту перед Салиным.
      - Эдак ты, милок, меня по миру пустишь, - обратился он к Иванову. Понадеялся на тебя и проспорил.
      - Павел Степанович побился об заклад, что такого профессионала, как вы, на мякине не взять, - пояснил Салин. - Раз доложили, что произошла трагическая случайность, так оно и было. У меня сложилось мнение, что не так все просто. Пришлось просить Владислава проверить. Владислав! - чуть громче произнес Салин.
      Тихо скрипнула дверь. Иванов решил не поворачиваться.
      - Что там? - спросил Салин.
      - Проект "Водолей" в полном объеме, - коротко ответил Владислав.
      Салин кивнул, и дверь вновь скрипнула, закрывшись.
      Решетников шумно выдохнул. Опять достал портмоне, выложил на стол еще одну купюру.
      - М-да, милок, разоришь ты меня, - протянул он. - Не денег жалко, отношения портить не хочется. Садись уж, что истуканом стоять!
      Иванов сел на стул, сложил руки на коленях. Стул стоял слишком далеко от стола, в полосе света, бьющего из окна. Сразу же понял, что "кураторы" по мере сил постарались воспроизвести в коттедже обстановку кабинета в спецбоксе "Матросской тишины", так называемой "тюрьмы Партии"*. Отдельный стул, свет в морду, двое сбоку, вертухай за дверью.
      ##* Отдельный корпус СИЗО 48/4, в котором в годы существования СССР содержались высокопоставленные партийные функционеры, уголовные дела в отношении их во избежание нежелательной огласки велись особо уполномоченным органом - Комитетом партконтроля.
      Последними "партийными" заключенными спецбокса по иронии судьбы были члены ГКЧП.
      Салин снял очки, тщательно протер стекла уголком галстука, водрузил их на нос, спрятав глаза за дымчатыми стеклами.
      - Как вы себя чувствуете, Василий Васильевич? - поинтересовался он.
      - Нормально, - ответил Иванов.
      - По лицу не скажешь, - обронил Салин, покачав головой.
      - Не красна девица, не расклеюсь.
      - Значит, вы в состоянии выдержать весьма нелицеприятный разговор, подхватил Салин. - Он будет менее жестким, чем тот, что предстоит Колядину. За личную безопасность Матоянца отвечал он? - Салин дождался кивка Иванова. - Вот и придется расспросить его с пристрастием. Кстати, Василий Васильевич, вам не кажется странным, что мы лезем в дела Матоянца?
      Иванов заторможенно повел головой из стороны в сторону.
      - Нет? И правильно считаете. Как ответственному за экономическую безопасность холдинга вам, безусловно, уже давно ясно, на чьи деньги он создан. На "деньги Партии". Те самые мифические миллиарды, что растворились в воздухе в августе девяносто первого. Поэтому прошу считать нас с Павлом Степановичем представителями негласного совета акционеров. С соответствующими полномочиями.
      - Я вас по старинке называю "кураторами", - глухо вставил Иванов.
      Салин с Решетниковым переглянулись.
      - Э-хе-хе, - усмехнулся Решетников. - По старинке тебя, милок, следовало бы в камере "Матроски" попарить с недельку. А по нынешним временам уж не знаю что... Утюгом, что ли? Ты какого рожна, милок, следствие там затеял по горячим, так сказать, следам? Молодость свою вспомнил оперовскую? Так ведь напрасно. Сам запутался и нас в заблуждение ввел. Сидим тут и мозгуем, с умыслом или по глупости?
      Иванов невольно сжал кулаки. Спазм стиснул горло.
      - Ну я бы не стал так уж сгущать краски, - вступил Салин. - Благодаря усилиям Василия Васильевича мы сейчас четко себе представляем, что произошло хорошо спланированное преступление. Была ли смерть Матоянца лишь отвлекающим маневром, или преступник таким образом убивал сразу двух зайцев, сейчас не суть важно. Мы имеем два очевидных и неоспоримых факта: похищены материалы по важнейшему проекту и ликвидирован его руководитель. Что вам известно о проекте "Водолей"? - Вопрос был задан без паузы.
      Иванов, крякнув в кулак, выдавил спазм, отдышавшись, ответил:
      - Ничего конкретного. Просто знаю, что Матоянц так называл какие-то работы, проводимые с участием субподрядчиков.
      - Какие именно? Каких конкретно субподрядчиков? Персоналии? пулеметной очередью выдал Салин.
      Иванов задумался, подбирая ответ. Он отчетливо чувствовал скрещенные на нем взгляды.
      - Четкого ответа у меня нет.
      - Вот как? - Иронии в голосе Салина было ровно пополам с желчью.
      Иванов подумал, что двух допросов подряд для него многовато. Сначала Злобин прощупывал вопросами, как врач ланцетом тыча, где больнее, теперь эти рвут слаженно и умело, как пара лаек.
      Он усилием воли заставил себя собраться. Вилять на таких допросах себе дороже.
      - Матоянц был уникальным человеком. Конструктивистом, - как я его называл. Он мог из уже существующих частей сконструировать нечто принципиально новое. И эта конструкция была эффективной и надежной, пока он этого хотел. Отходил в сторону - она рассыпалась на составляющие.
      - Это называется комбинаторно-аналитический склад ума, - своим прежним, мягким, чуть вальяжным голосом подсказал Салин.
      - Возможно, я не знаю... Что такое "Водолей"? - Иванов пожал плечами. Скорее всего, что-то скомбинировал из имеющегося в наличии. Меня, во всяком случае, в известность не поставил. И конкретной задачи опекать именно проект "Водолей" не ставил.
      - То есть ты, милок, бдил добросовестно, а над чем - не знаешь, вставил Решетников. - Хорошая работа, завидую. И отвечать, получается, не за что. Что делать будем? - обратился он к Салину.
      Салин выдержал паузу. Сквозь мутные стекла очков несколько раз прожег Иванова взглядом.
      - Надо подумать, - произнес он.
      Решетников неожиданно оживился.
      - И правильно! Времени в обрез, а с кондачка, однако, решать резону нету. - Он повернулся к Иванову. - Ты, милок, выйди в соседнюю комнатку. Обожди немного. Мы тут посоветуемся с товарищем Салиным.
      Сказано все было ласковым до елейности голосом, но у Иванова в животе образовался ледяной ком. Фраза была из репертуара товарища Шкирятова*, под которого так настойчиво косил Решетников. Лично с партийным "Малютой Скуратовым" в силу разницы в возрасте Иванову свидеться не довелось, но кое-что слышал. Поэтому и обмер.
      ##* Шкирятов Матвей Федорович (1883-1954) - партийный деятель; в годы правления Сталина возглавлял органы контрразведки партии: с 1930 г. секретарь Партколлегии ЦКК партии, с 1939 г. - зам. пред., с 1952 г. председатель КПК. Прозвище Малюта Скуратов получил за участие в репрессиях высших партийных и государственных деятелей, прозвище Милок - за внешне демонстративно ласковое обращение с подследственными.
      Иванов встал, на негнущихся ногах прошел в соседнюю комнату. Здесь тоже, несмотря на заморский интерьер, было по-гостиничному неуютно. Широкая кровать у стены, рядом - кресло, стол у окна.
      За столом сидел Владислав, активно стуча по клавишам ноутбука.
      Оглянулся на вошедшего Иванова. Чиркнул острым взглядом по лицу.
      - Что-то взбледнул ты, мужик, - произнес он. - Водички хочешь?
      Владислав взял стоявшую на столе бутылку "Святого источника", развернулся и ловко кинул бутылку Иванову.
      Иванов поймал ее двумя руками, едва не уронив.
      - Твою... Тебе только в цирке выступать, - проворчал он.
      - А тебе за слоном выгребать! - беззлобно отбрил Владислав.
      Иванов облизнул шершавые губы. Странно, до этого пить не хотелось, а только увидел бутылку, жажда стала мучительной. Он отвернул пробку, бутылка была початой, газы через край не хлынули. Закинул голову, жадно присосался к горлышку.
      Краем глаза заметил, что Владислав бесшумно встал со стула.
      Потом в глазах помутнело. Темный абрис фигуры Владислава на фоне окна вдруг расплылся. Превратился в густо-черное размытое пятно. Пятно резко приблизилось, залепив глаза...
      Иванова опрокинуло в густую, вязкую, как смола, темноту. Он ничего не мог разглядеть, только чувствовал, что его подхватили чужие сильные руки...
      Кто-то, больно теребя руку, стал закатывать рукав. Обнаженную кожу на сгибе локтя обожгло холодом. Пахнуло спиртом. Иванов попробовал закричать, но воздух застрял в горле...
      ...Архитектор покачивался в мягко пружинившем кресле. Его округлое лицо с жесткой складкой губ то выплывало под луч света настольной лампы, то опять уходило в тень. Пальцы, лежащие в полукруге света, разлившегося по столешнице, медленно покручивали шариковую ручку. Когда ручка, поднимаясь вверх между пальцами, цепляла колпачком о стол, в кабинете раздавался цокающий звук. Будто невпопад постукивали шестеренки больших часов.
      - Я технарь, Василий Васильевич. До мозга костей - технарь. Архитектор говорил медленно, как дышит до смерти усталый человек. - А значит, не имею иллюзий. Когда строишь мост, доверяешь не фантазиям, а точному инженерному расчету. Как говаривал мой дед, постановление ЦК партии не в силах отменить силу тяжести. Для меня учебник сопромата был Библией, как для некоторых полное собрание Ленина.
      Как инженер в третьем поколении я отлично понимал, что перестройка окончится крахом. Два провинциальных партсекретаря устроили драку за власть, только и всего. Может, они и были сильны в политических интригах, но в сопромате - полные профаны. Цена Горбачеву как государственному деятелю премия "Лучший немец года". За Ельцина пришлось заплатить полтора миллиарда долларов из Международного валютного фонда. В противном случае русский народ второй раз такую обузу себе на шею не повесил бы. И он еще мнит себя царем-реформатором! Конечно, если целью реформ было превращение клана Ельцина в богатейшую "семью" мира, то тогда - да, цель достигнута. И слава богу!
      Что же касается меня, то я всегда знал: пока на Украине и в Узбекистане гайки измеряют в миллиметрах, а не в дюймах, ни о какой реальной независимости речи быть не может. Они читали Маркса, как политики, а я глазами инженера. Технологический базис - вот квинтэссенция его теории. Какая техника используется в производстве, таков и уровень отношений в обществе. Иными словами, раб может пахать только плугом, раб на тракторе нонсенс. Можно до паранойи контролировать идеологическую инфантильность подданных, чем занимаются все диктаторы, но как только ты допустил массовое внедрение новой техники, неизбежно изменятся общественные отношения.
      Архитектор пристально посмотрел в глаза Иванову.
      - Время позднее, вы устали и вам трудно следить за моей мыслью. - Ручка громко цокнула по столу. - Чтобы оживить вас, я использую не технический, а вполне житейский пример. Возьмем противозачаточные таблетки. - В глазах Архитектора блеснула искорка иронии. - Не будем спорить, что первично, яйцо или курица. Технологии породили спрос или спрос вызвал к жизни технологию, не суть важно. Важно другое: как только женщины получили в руки эффективное средство перехитрить природу, они обрели свободу. Свободу от необходимости расплачиваться беременностью за половой акт. Таблетка отделила личное удовольствие от необходимости продления рода, заложенного в нас природой. И вы думаете, женщина выпустит эту гарантию свободы из своих ручек? Нет, тысячу раз - нет. Проще изменить каноны морали и нормы сексуальной жизни, чем вернуть женщину в биологическое рабство, освященное религией и общественным мнением.
      Полистайте женский журнальчик и отдайте себе отчет, что вся феерия товаров и удовольствий в подоплеке своей имеет химический синтез препарата, влияющего на овуляционный процесс. Одна таблетка вызвала к жизни сонм технологий, удовлетворяющих желание женщины быть красивой, привлекательной и свободной. И так во всем!
      Человек биологически слаб. Свои потребности в пище, в жилище, в безопасности, в продлении рода, в знаниях, в насилии и в развлечении он удовлетворял и будет удовлетворять исключительно через технику. Но парадокс в том, что, раз возникнув и будучи внедренной, технология уже никуда не исчезнет. Никто сейчас не согласится греться у костра, если есть паровое отопление. Лампочка Эдисона, или Ленина, если вам угодно, не просто дала свет, а изменила Время. Пока она горит, - Архитектор указал на настольную лампу, - в нашем распоряжении двадцать четыре часа в сутках для работы. Телефон дал возможность общаться на расстоянии. Как только наше общение телефонизировалось, телефон никуда не исчезнет. С ним надо считаться, как с силой тяжести. Использовать можно, отменить политическим решением - нельзя.
      Архитектор замолчал. Стал медленно раскачивать кресло. В тишине спящего дома звук тихо вздыхающей гидравлики кресла показался Иванову неестественно громким.
      - Вернемся к политике. - Пальцы Архитектора нащупали ручку, стали вращать, передавая один другому, как в шестеренке. - Петр Первый за волосы втащил сонную Россию в восемнадцатый век. Сталин пинком сапога загнал в двадцатый - век электричества, легированных сталей и атома. Не будь этого монстра и душегуба, после Первой мировой войны Россия превратилась бы в аграрно-сырьевой придаток для западной цивилизации. Индустриализация, проведенная Сталиным, отбросила перспективу превращения России в колонию на пятьдесят лет. Все, кто пришел после Сталина, попросту паразитировали на его наследстве.
      А Горбачеву и Ельцину удалось сделать то, что оказалось не под силу Гитлеру. Германская армия, самая отлаженная машина уничтожения в истории, оказалась бессильна против индустриальной мощи СССР. А эти двое смогли! За десять лет они полностью угробили технологическую базу страны, люмпенизировали инженерный корпус и лишили прав на существование науку. За это им мое отдельное человеческое спасибо и проклятие потомков, презрительно, как выплюнул, скривив губы, произнес Архитектор. - И теперь ребром встает вопрос - кто перетащит полудохлую Россию через порог миллениума, в двадцать первый век?
      Архитектор бросил взгляд на Иванова и слабо улыбнулся.
      - Нет, Василий Васильевич, только не я. Увы, я не Христос. И даже не Иоанн с Предтеча. Я лишь мастер, обтесывающий камни для будущего Храма. Кандидатов порулить всегда в избытке. Каждый желает покрасоваться на капитанском мостике, в избытке есть и штурманы, ведающие правильный курс в светлое будущее. Но пароход придумывают и строят не они. Одна ошибка в расчетах инженера, и самый умный штурман и самый жесткий капитан не в силах будут отменить закон Бойля Мариотта. Судно по всем законам физики даст течь и - окажется на дне.
      Признаться, мне приятно считать себя технарем. Никаких иллюзий. Пусть мальчишка Кириенко, забравшись в кресло премьера, тешит себя мыслью, что рулит бюджетом, регулируя цены на нефть. Я-то знаю, что бюджет страны в руках инженера по технике безопасности Омского нефтеперерабатывающего завода. Недосмотрит инженер - рванет так, что Чернобыль покажется раем. И цены отрегулируются так, что опять дефолт объявлять придется.
      И как технарь я вижу свою роль в спасении страны не в политических драках подушками, а в создании технологической базы для будущего диктатора.
      Архитектор замолчал, поймав испуганный взгляд Иванова.
      - Что вас так напугало, дорогой Василий Васильевич? Ди-кта-то-ра! повторил он по слогам. - Иного способа мобилизовать страну на рывок в будущее я не вижу. Да и нет его, как подсказывает история. Диктатура мероприятие страшное и болезненное. Но и дальше увязать в болоте, теряя по миллиону жизней в год, страшно, болезненно и главное - бесперспективно! Нужен диктатор. Персоналии меня не волнуют. Это я оставил на откуп профессиональным политикам. Кто бы ни пришел к власти, моя обязанность дать ему в руки рычаг, чтобы он смог перевернуть мир. Тех-но-ло-гии! - по слогам произнес Архитектор.
      Он взмахнул ладонью, словно отметая вопросы, готовые сорваться с губ Иванова.
      - Да, наш холдинг является инновационным центром принципиально новых технологий. А зачем же я тогда его создал? Для удовлетворения личных нужд мне вполне хватило бы первого заработанного миллиона. Видимо, дело в наследственности. Дед работал по программе ГОЭЛРО, отец создавал полигоны для атомного оружия, я посчитал себя не вправе уклониться от решения очередной технологической задачи, обеспечивающей будущее моей страны. Мы уже так с вами воспитаны, Василий Васильевич, вне и без России себя не мыслим.
      Вот и я решил закрыть глаза на ту суету, что происходила вокруг, не митинговал, не интриговал, в объединительных и учредительных съездах не участвовал. Я зарабатывал деньги и вкладывал их в поиск новых технологий.
      Как всегда, новое - это хорошо забытое старое. Практически все, что нам нужно, либо давно изобретено, либо существует на бумаге. Основная работа свелась к маркетингу и организационным усилиям. Денег у меня меньше, чем у Сороса, но я знаю, где и что искать. И я такой же русский инженер, как и те, у кого я брал технологии для внедрения. Вы не поверите, но человек в заношенном пиджаке, работающий в полуподвале, первым условием ставил, чтобы его изобретение было внедрено в России! И за то, что т а к и х людей нынешняя политическая сволочь втоптала в нищету, отдельное ей "спасибо".
      Ладонь Архитектора, лежавшая в круге света, оторвалась от стола, поднялась в воздух. Указательный палец уставился на Иванова.
      - Вы отвечали за экономическую безопасность холдинга, в силу необходимости изучили технологические процессы во всех структурных звеньях и на всех участках. Признайтесь, вас ни разу не посещала мысль, что в холдинге что-то неладно? Ну, скажем, есть "левое" производство, если говорить языком ОБХСС?
      - Нет. "Левак", "цех" я нутром чую, - ответил Иванов.
      - Отрадно слышать.
      Ладонь Архитектора плавно опустилась на столешницу.
      - Я вас не обманывал, Василий Васильевич. Просто не превышал уровень информированности выше допустимого. Сейчас ситуация изменилась. Не скрою, она чрезвычайно опасна. Мы начинаем этап внедрения. Иными словами, все, что тайно копилось в рамках проекта "Водолей", станет явным. Техника попадет в руки к людям. И в этом я вижу главную опасность. Техника без человека мертвый кусок железа. Но и человек по глупости своей способен превратить станок в груду металла, а себя - в кусок мяса. Речь же идет не об отдельном станке, а о технологиях, способных перевернуть наше представление о мире.
      - Вы говорили о диктатуре...
      - Ай, ерунда! - отмахнулся Архитектор. - Не забивайте себе голову ужасами сталинизма. Оставьте это борзописцам и демшизоидам. Сталин не пил кровь стаканами ради собственного удовольствия, а жизнями платил за индустриализацию. И все, Англия, Франция, Германия и Америка, своей экономикой стоят на костях рабочих мануфактур. Они положенное количество жертв в жернова прогресса бросили раньше нас и успели об этом забыть. Только и всего.
      Смените один штамп на другой, и вам станет легче. Просто представьте себе, что на разворованный завод с облупившейся вывеской "СССР" над проходной придет новый директор, запретит воровать, пьянствовать и тунеядствовать. И сделает это не из гонора, а потому что будет уверен, что новые станки уже едут к нему по железной дороге, а сбыт новой продукции гарантирован мировым рынком. И либо он модернизирует производство, либо корпуса завода приспособят под химические отходы чужих производств. Вот так!
      Иванов хотел спросить у Архитектора, что-то очень и очень важное, ж и з н е н н о важное. Но лампа, дававшая мягкий свет, вдруг погасла.
      Все вокруг погрузилось в густую, как смола, темноту...
      * * *
      ...Он отчаянно барахтался в густой, как смоль, вяжущей темноте. Вдруг почувствовал, что тело, как пузырь воздуха, стало тянуть вверх, все быстрее и быстрее. Он вынырнул из тьмы и широко распахнул глаза...
      Свет так ударил в глаза, что Иванов стиснул веки и невольно застонал. Почувствовал, что жгучая влага выдавилась в уголках век и густыми каплями побежала по вискам. Поднял руку, чтобы стереть ее, но в кисть тут же вцепились чьи-то жесткие пальцы.
      - Не надо делать резких движений, Вася, - совсем рядом с собой услышал Иванов голос Владислава. - Просто лежи и слушай.
      Иванов облизнул мертвые шершавые губы и сиплым голосом спросил:
      - Глаза-то можно открыть?
      - Глаза открыть можно, - раздался голос Салина.
      Иванов приподнял гудящую от боли голову и осмотрелся.
      Оказалось, лежит на широкой кровати. Рядом сидит Владислав. В изножье кровати, в кресле - Салин. Решетников примостился на краешке стола.
      Шторы в комнате плотно задернуты. Яркий свет идет сверху, от галогеновой лампы под потолком.
      - Как вы себя чувствуете, Василий Васильевич? - участливо поинтересовался Салин, не глядя на Иванова. Он сосредоточенно полировал стекла очков.
      - Нормально. Голова только побаливает...
      - Это пройдет. Да, Владислав?
      - Минут пять на свежем воздухе, и никаких проблем, - ответил Владислав.
      - Значит, беспокоиться не о чем. - Салин надел на нос очки. - Итак, продолжим. Я мог бы сказать, что имел место обычный обморок. Вы которые сутки живете в нервном перенапряжении, поверили бы. Да и свидетели подтвердили бы. Но не хочется портить отношения примитивной ложью. Это первое. Второй аргумент: мне хочется, чтобы вы целиком и полностью отдавали себе отчет в ситуации. А она чрезвычайная. И требует чрезвычайных мер.
      Он дал знак Владиславу.
      Иванов почувствовал жесткие пальцы Владислава на своем локте. Только после этого осознал, что рукав рубашки закатан.
      - Да, пришлось сделать укол. Другого способа снять информацию в сложившейся ситуации у нас не было, - безликим голосом продолжил Салин. Катастрофически не хватает времени. Вы же сами проводили допросы, Василий Васильевич, и знаете, что иногда требуются не часы, а месяцы, чтобы снять нужные показания. А у нас на учете каждая минута. Не беспокойтесь, препарат проверенный, никаких побочных эффектов. И ничего, кроме интересующего нас по делу, мы у вас не выспрашивали. Если вас это успокоит - все заняло ровно пятнадцать минут. Столько действует препарат. Согласитесь, тратить таким способом купленное время на ерунду - непростительное мотовство.
      - Эх-хе-хе, милок, - раздалось от окна. - Поставил ты нас в положение...
      Салин повернулся к Решетникову.
      - Я разве не прав, Виктор Николаевич? - спросил Решетников. - Человек пять лет проработал рядом с Матоянцем, а чем он занимался - не просек. Ну полный ноль! Даже завидно, ей-богу.
      - Еще раз извините за способ, но он полностью снял с вас подозрения, Салин обратился к Иванову. - Под действием препарата человек дает точные ответы на конкретные вопросы. Не бредит и не несет все, что на ум пришло, а отвечает коротко и ясно. Вы не ответили ни на один вопрос, потому что ответов у вас нет. Плохо для нас, хорошо для вас. Что и поставило в тупик моего коллегу. Кстати, информацию о системе охраны дома вы никому не сдавали.
      - За исключением Злобина, - с трудом произнес Иванов.
      Решетников крякнул в кулак.
      - Слышали, милок. Сам рассказал.
      Салин кивнул.
      - Это делает вам честь, Василий Васильевич. Не только на химическом допросе, но и в обычном разговоре вы не врете.
      - Спасибо за комплимент. Я могу встать?
      Владислав отрицательно покачал головой.
      - Мы скоро уйдем, тогда и встанете, - вслух за него ответил Салин. Дела ждут. Да и вам разлеживаться особо некогда. - Он выдержал паузу. - Мы посовещались и решили, что вам необходимо сдать дела и отправиться на покой. Финансовый аспект мы решим корректно. Скажем, вы продадите свой бизнес, фирму "ЭКС" за разумную, но приемлемую для вас цену.
      - На круг выйдет такая персональная пенсия, что Горбик позавидует, вставил Решетников. - Давно тебе пора на пенсию, Вася. Мышей не ловишь.
      - Ну я бы не стал так формулировать... Но в целом поддерживаю. - Салин мягко шлепнул по подлокотнику. - Вы выходите из игры. Срок на передачу дел две недели. Начиная с сегодняшнего дня.
      Иванов приподнялся на локте. Странно, но вся муть из головы вышла, словно выспался всласть. И зрение стало четким.
      Он долго рассматривал Салина с Решетниковым. Прояснившиеся глаза видели привычные лица совершенно по-новому. А может, все дело в прояснившемся сознании? Во всяком случае Иванов четко отдавал себе отчет, что видит их последний раз в жизни.
      - Кто будет преемником? - глухо спросил он.
      - Ох-хо-хо, милок, - вздохнул Решетников. - Кем тебя заменить найдем. Полезных идиотов всегда навалом. Где бы нам второго Архитектора найти! Хорошо ты Матоянца назвал - "Архитектор". В самую что ни на есть точку!
      Повисшую тишину вспорол глухой вибрирующий звук.
      Владислав сорвал мобильный с ремня, как выхватил пистолет из кобуры, одним движением, резким и отточенным.
      - На приеме, - бросил он в трубку. - Да... Понял.
      Он убрал трубку на место.
      Иванов вверх не смотрел, лица Владислава не видел. Зато видел Салина, резко вскинувшего холеный подбородок.
      Луч света брызнул искорками, разбившись о дужку очков.
      - Можно, Владислав, - разрешил Салин в ответ на немой вопрос оперативника.
      - Злобин взял след.
      Короткая фраза, как выстрел, изменила все и сразу. Воздух в комнате стал плотным, звенящим от напряжения.
      Решетников сбросил с лица маску добродушного ерника. Оказалось, он умеет делать лицо первых командармов: лихих и беспощадных рубак, на взмыленных жеребцах ворвавшихся во власть.
      Он слез с угла стола, запахнул плащ.
      Салин, чуть помедлив, выбрался из кресла. Одернул пиджак, только после этого застегнул плащ, завязал пояс узлом.
      - Прощайте, - невнятно произнес он.
      Вышел первым. За ним - Решетников.
      Последним на пружинистых волчьих ногах выскользнул Владислав.
      Не попрощавшись и даже не оглянувшись.
      Глава десятая
      След оборотня
      Серый Ангел
      Иванов правильно сказал, у следователя всегда больше вопросов, чем он задает вслух. Просто на большинство вопросов он ищет ответ сам. Подследственному сам Бог велел крутится, как угрю на сковородке, не захочет, а соврет. А следователю Бог положил копать землю на три метра вглубь и не верить ничему, что не удалось трижды перепроверить.
      Злобин, сев в машину, замкнулся и демонстративно отвернулся от притихшей Ольги.
      Вопросы гудели в голове, как пчелы в улье.
      "Почему дом обнесен эшелонированной системой сигнализации? Не жилье, а спецобъект какой-то. Создалось впечатление, что Матоянц именно так его и проектировал. Причина? Если отбросить версию, что Матоянц страдал паранойей, то должно быть рациональное объяснение. Скорее всего, его следует искать в деятельности холдинга.
      А что есть холдинг "Союз-Атлант", если судить по справке, что мне сунул Игнатий Лойола? Восемь структурных подразделений различной специализации: от спецстроительства в нефтедобывающем комплексе до микробиологической лаборатории. Плюс блок управления. Всего - полторы тысячи человек. Обороты солидные, но не чета Газпрому. Только звучит красиво "холдинг", а так третье место в пятой сотне. Больше походит на хозрасчетный НИИ, чем на коммерческую структуру. И вдруг такая система безопасности.
      Почему смерть столь незначительного коммерсанта всполошила серьезных людей? Игнатий Лойола намекнул, что дело держат на контроле в администрации Президента. Им там что, больше делать нечего? Особенно когда Скуратов "копает" дефолт. Есть ли связь интриг вокруг дефолта со смертью Матоянца? И вообще, насколько Матоянц был связан с политикой? Лично, во всяком случае официально, "не состоял, не подписывал и не участвовал". А негласно? А через холдинг?
      Либо холдинг - химера, пустышка для прикрытия финансовых афер, либо, если он реально работал, на его базе осуществлялось нечто, достойное таких мер безопасности. И Матоянц имел основания считать себя ключевым звеном, поэтому так и озаботился личной безопасностью. Все ответы надо искать в делопроизводстве холдинга.
      Стоп, не увлекайся! Видеозапись... Она полностью блокирует дальнейшее расследование. Да еще пачка показаний свидетелей и экспертиз. Можешь расслабиться, никто постановление территориалов не отменит. Даже Игнатий Лойола. Да я сам буду против! Против очевидных фактов не попрешь. А будет желание - не дадут".
      В голову пришла мысль чрезвычайно интересная и опасная. И Злобин сразу же решил испытать ее на излом. Сломается, проще выкинуть из головы.
      Он повернулся к Ольге, с безучастным видом смотревшей в окно. Зажатая, замкнувшаяся, в служебной "Волге" она выглядела ребенком, оказавшимся на празднике взрослых. По всему было видно, что поездка ей уже не в радость.
      - Оля, кто в ту ночь был в доме из ближайших родственников?
      Ольга от неожиданности захлопала глазами. Потом собралась и четко ответила:
      - Жена, мать Матоянца, восемьдесят с хвостиком лет. Двоюродная сестра Белла, гостила неделю. Постоянно живет с мужем в США. Приезжала навестить родню в Армении. Собиралась улетать через день.
      - Был обратный билет?
      - Да. Я сама видела. Как обычно, держала в паспорте. Я попросила всех предъявить документы, ну и увидела.
      - Молодец. А кто из ближайших родственников участвовал в опознании?
      - Жена. - Оля нервным движением потерла пальцем висок. - Там Иванов пытался всем заправлять. Но я настояла, чтобы приехала жена.
      - Оленька, по сути там же опознавать нечего было. Ни лица, ни внутренностей... Труп-то обмыли, или как обычно?
      - В этот раз все было не как обычно. Идеально все было, как по инструкции.
      - "Эффект жареного петуха", - вставил Злобин, чтобы сбить Олю с едкого тона.
      - А?
      - Узкоспециальный термин. Не обращайте внимания. Итак, жена опознала его по... По чему она его опознала?
      Злобин краем глаза поймал ироничный взгляд водителя в зеркальце. Парню явно не терпелось вставить что-то в духе поручика Ржевского.
      - По кисти левой руки, - ответила Ольга. - У него был характерный шрам в виде трилистника. Потом, само собой, истерика, рвота, обморок. По полной программе.