Каменская (№25) - Соавторы

Так и есть. Мифический мужчина, с которым она рассталась, мучительно переживала разрыв, а потом этот мужчина возник на горизонте, узнал, что она вышла замуж и ждет ребенка, и не справился с ревностью. Красиво. Главное – трудно проверить. Наверняка ведь никакого такого мужчины на самом деле нет, но достоверно установить, что его нет, практически невозможно. Кто бы что ни говорил, всегда есть вероятность того, что только сама Елена точно знает ответ на этот вопрос. Даже самая близкая подруга иногда не знает всех тайн женщины. Кстати, о подругах…

– Егор Витальевич, когда в субботу вечером Елена не пришла вовремя домой, кому из ее подруг вы звонили?

Эти сведения были в материалах, но сейчас подруги погибшей интересовали Настю в несколько ином аспекте.

– У Лены не было подруг в полном смысле этого слова. У нее были знакомые. Приятельницы. Я звонил Нине Клевцовой, это второй администратор в моем салоне.

– А еще кому?

– Наташе Разгон. И еще Уразовым звонил. Алик Уразов – мой партнер, мы вместе владеем кафе, а Нора, его жена, дружила с Леной.

– Дружила? – уточнила на всякий случай Настя.

– Именно дружила, – сердито повторил Егор. – Нора с Леной дружила, а Лена с Норой – нет. Знаете, как это бывает?

Настя молча кивнула. Еще бы ей не знать! Маша любит Ваню, а вот Ваня Машу совсем не любит, хотя и встречается с ней. А бедная Маша об этом даже не догадывается и считает, что Ванечка относится к ней так же нежно и страстно, как и она к нему. В любви такое встречается сплошь и рядом. А в дружбе? Да точно так же. Чем любовь отличается от дружбы? А ничем. Те же самые глубоко личностные отношения двух людей. И один из них видит эти отношения так, а другой – вовсе даже эдак. И одному эти отношения в радость, а другому – в тягость. Обычное дело.

– Значит, вы звонили Клевцовой, Разгон и Уразовой. Больше некому было позвонить?

Сафронов некоторое время смотрел на Настю молча и как будто оценивающе, потом негромко произнес:

– Знаете, у меня иногда возникало ощущение, что Лена, выйдя за меня замуж, словно начала жизнь с чистого листа. Никаких старых связей, давних знакомых, никаких воспоминаний и рассказов о прошлом. Я ее в шутку называл Инопланетянкой. Вот будто бы в ноябре прошлого года она прилетела на Землю на летающей тарелке и никогда прежде здесь не жила. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Чего ж тут непонятного. Господин Сафронов хочет сказать, что в прошлом его покойной жены полным-полно тайн, которые она от него тщательно скрывала. Тайны эти ему неизвестны, но милиции стоит в них покопаться, ибо убийство наверняка связано именно с ними. Хорошая мысль! Богатая. Вполне последовательным будет со стороны Егора Витальевича намекнуть на то, что его супруга могла оказаться иностранной шпионкой, внедренной в российский бизнес, отсюда и нежелание говорить о прошлом. Ну же, Егор Витальевич, давайте, мы готовы и это проглотить.

– Как Елена оказалась в вашем салоне? Ее вам кто-то рекомендовал? Или она просто пришла, как говорится, «с улицы» и попросила взять ее на работу?

– Ее привела Нина Клевцова. Я уже говорил, это наш второй администратор.

– А Нина откуда ее знала? Как давно они были знакомы?

– Какое-то случайное знакомство. Помнится, когда я пытался выяснить, не встречалась ли Лена с другим мужчиной, я первым делом поговорил с Ниной, думал, она мне расскажет что-нибудь о личной жизни Лены. Но оказалось, что они познакомились чуть ли не за неделю до того, как Нина привела ее в салон ко мне на собеседование.

– А Наташа Разгон? Она давно знает вашу жену?

– Давно. Но Лена редко с ней общалась.

– Почему, не знаете?

– Я вам уже сказал: у нее не было подруг. Они были ей не нужны.

– Егор Витальевич, вы сами-то в это верите?

– Верю, – твердо ответил Сафронов.

«Не верит», – подумала Настя. Но вообще-то ситуация странная. Если у Елены Сафроновой были подруги, но ее муж это скрывает от милиции, то здесь есть о чем подумать. Если подруги были, но муж о них не знает, тоже есть о чем поговорить. А вот если их действительно не было, то тут уж впору плотно заниматься прошлым Елены Михайловны Сафроновой, в девичестве Щеткиной. Ибо человек, о прошлом которого никто не может ничего рассказать, вызывает некоторые, мягко говоря, подозрения.

Она сделала очередную пометку в блокноте и перешла к следующему блоку заранее намеченных вопросов.

– Вернемся к квартире, где была убита ваша жена. Почему вам пришло в голову искать Елену именно там?

– Это было последним, о чем я подумал. Уже после приятельниц, после больниц, моргов и милиции. Лена все никак не могла окончательно переехать ко мне. Понимаете, когда мы решили жить вместе, было лето, она собрала свои летние вещи и всякие там мелочи, и я перевез ее к себе. Потом, когда похолодало, она несколько раз привозила со старой квартиры то куртку, то плащ, то осеннюю обувь. Я постоянно предлагал ей: давай потратим один день, поедем к тебе, соберем все вещи, упакуем и перевезем. А Лена все откладывала, мол, не к спеху, успеется… Когда я ее нигде не нашел, я подумал, что она могла поехать на квартиру за чем-нибудь, а там что-то случилось. Упала, сломала ногу, или плохо стало, с ребенком что-нибудь, а она лежит и доползти до телефона не может. Я схватил ключи и помчался туда.

– Сколько комплектов ключей от квартиры вашей жены?

– Два. Один здесь, другой Лена постоянно носила с собой на тот случай, если понадобится что-то взять. Ну и для других целей тоже.

– Для каких? – насторожилась Настя.

– Будто сами не понимаете, – Сафронов неодобрительно фыркнул. – Нина Клевцова вела активную личную жизнь. Лена систематически давала ей ключи от той квартиры.

– Третьего комплекта точно нет? Обычно к любому замку прилагается не меньше трех ключей.

Если Настины подозрения не беспочвенны, сейчас прозвучит песня о том, что третий комплект, наверное, был, только Егор Витальевич никогда его не видел. Тем самым будет подкрепляться версия о таинственном мужчине из таинственного прошлого Елены. О мужчине, разрыв с которым Елена так болезненно переживала и у которого остались эти самые ключи. Дело в том, что Елену Сафронову преступник не только задушил, но и покинул квартиру, аккуратно закрыв дверь на замок. Не захлопнув, а именно закрыв: дверь в квартире Елены имела незахлопывающийся замок сувальдного типа, его ригель полностью утапливался в гнездо, и, чтобы закрыть дверь, необходимо было воспользоваться ключом. Без ключа дверь оставалась притворенной, но не запертой, и от малейшего сквозняка распахивалась настежь. Егор же Витальевич, вызвавший на место происшествия милицию, уверял, что открывал дверь при помощи ключа. Значит, ее при помощи ключа и закрывали. Или он лжет?

– Был третий комплект, – кивнул Сафронов. – Но он куда-то делся. Ваши коллеги уже спрашивали меня, я тогда уверенно сказал, что комплектов три, один у Лены и два здесь, а когда они попросили показать ключи, я смог найти только одну связку.

– Обе связки лежали в одном месте?

– Да, в ящике, в стенке.

– Интересно, – протянула Настя. – А когда вы брали ключи в воскресенье рано утром, чтобы проверить, нет ли вашей жены на старой квартире, сколько комплектов было в ящике?

– Я не обратил внимания. Очень волновался, нервничал. Схватил ключи и помчался.

– Припомните, когда в последний раз вы видели обе связки?

– Не могу сказать. В том ящике лежат все запасные ключи: от этой квартиры, от Лениной, от гаража, от квартиры моих родителей. За последние месяцы у меня не было нужды доставать какие-нибудь запасные ключи, и я в ящик не заглядывал.

У нее было еще много вопросов, но почему-то Настя почувствовала, что именно сейчас нужно остановиться. Сделать вид, что заинтересовалась тайнами, сокрытыми в прошлом Елены, и уйти. Она не понимала, откуда взялась эта уверенность, но знала, что так будет правильно.

Выйдя на улицу, Настя посмотрела на часы. Если рейс, которым должен был прилететь Саша с семейством, прибыл вовремя, то сейчас на кухне в квартире Каменских уже жарится мясо, режутся салаты и витают умопомрачительные запахи. В конце концов, как-то глупо возвращаться на работу в девятом часу вечера.

* * *

Владимир Иванович Славчиков давно уже поймал себя на том, что перестал радоваться возвращению домой. Чувство это, сперва слабенькое, едва ощутимое, было поначалу принято им за обыкновенную хандру, которая время от времени посещает любого человека. Просто есть какое-то ощущение, что все неладно, все не в радость… Что ж, бывает, можно и внимания не обращать. Но спустя некоторое время он заметил, что противное ощущение появляется только на пути с работы домой. И никогда – по дороге из дома на службу. Тут было над чем призадуматься.

Профессор Славчиков «прожил» в науке без малого тридцать лет и привык все раскладывать по полочкам, анализировать, классифицировать и логически обосновывать. Это было не потребностью, а привычным стилем мышления. Обдумывание странного графика, по которому просыпалось и засыпало неприятное чувство, довольно быстро привело его к выводу о том, что в семейной его жизни далеко не все в таком уж большом порядке. И дело, оказывается, в Катерине. Вернее, не в ней самой, а в отношении к ней Владимира Ивановича.

Десять лет назад он женился на женщине, которая потеряла все, кроме ребенка от первого брака. Семья, работа, деловая репутация – все было утрачено, потеряно безвозвратно. Владимир Иванович хорошо помнил, как потрясло его то мужество, с которым несчастная Катерина приняла все удары судьбы, то достоинство, с которым она держалась, та сила духа, которая не позволяла ей во всем винить других и проклинать их. Она даже о муже своем, бросившем ее в первую же трудную минуту, не сказала ни единого худого слова, напротив, отзывалась о нем с благодарностью за то, что не бросил их дочь совсем уж на произвол судьбы, какую-никакую помощь оказывал. Восхищение душевными качествами Екатерины Сергеевны было столь сильным, что профессор по ошибке принял их за несколько иное чувство, что и подвигло его сделать ей брачное предложение. Они жили хорошо, дружно, отлично понимали друг друга и никогда не ссорились, в браке родились двое мальчиков… Катерина открыла в себе способность сочинять детективные романы, и это стало приносить деньги, не сумасшедшие, конечно, но более чем приличные для обеспечения благополучия и достатка в доме. И вдруг Владимир Иванович отчетливо осознал, что не любит свою жену. И вовсе не потому осознал, что встретил другую женщину и получил возможность сравнивать чувства, испытываемые к обеим. Нет, не потому. Просто он перестал радоваться возвращению домой.

Вот и сегодня он поднимался в лифте на седьмой этаж, будучи не в самом лучшем расположении духа. Но, помимо уже ставшего привычным неприятного чувства, душа его маялась еще по одной причине. Владимир Иванович повел себя в служебной ситуации, как ему казалось, некорректно и теперь казнился, то ища оправдания своему поведению, то обвиняя себя во всех смертных грехах. В течение нескольких дней он так и не решил, рассказывать ли об этом жене или промолчать. В принципе, его служебные дела никак ее не касались, но с другой стороны…

«Надо сказать», – как-то отстраненно подумалось ему в тот момент, когда рука автоматически достала из портфеля ключи от дома.

Квартира встретила Владимира Ивановича почти непереносимым шумом. Из Юлиной комнаты доносился оглушительный рок, Антошка в гостиной смотрел по телевизору мультики, самый младший – Вовчик-второй – носился по всему свободному пространству, весьма достоверно изображая самолет-истребитель и сопутствующие его полету звуки. Няня Евгения Семеновна суетилась между мальчиком сидящим, мальчиком летающим и включенным на кухне телевизором, по которому шла очередная серия чего-то латиноамериканского. Появления Владимира Ивановича в первый момент никто и не заметил, пока юный летчик-истребитель не наткнулся в бреющем полете на ноги отца.

– Папа! Я сбил фесть амеликанских лакет!

– Почему именно шесть? И почему американских? – удивился Владимир Иванович, подхватывая сына на руки и целуя в покрытые румянцем нежные щечки. – Разве у нас война с Соединенными Штатами? Что-то я об этом ничего не слышал.

– Не, у нас нет войны. Это они в Илаке воюют! А я их сбиваю!

– Очень хорошо, – строго произнес профессор. – А ты-то тут при чем? Разве ты житель Ирака?

– Нет, – честно ответил подрастающий воин-интернационалист, – я житель Долголуковской улицы, дом тли, квалтила солок пять.

– Вот видишь, – отец бережно поставил мальчика на пол, – значит, ты вмешиваешься в чужие конфликты, а это нехорошо.

– Почему нехолофо? Я фе помогаю. А лазве помогать нехолофо?

Вопрос показался профессору излишне философским для обсуждения с маленьким ребенком, и от дискуссии он уклонился. Поздоровался с няней, потрепал по затылку Антошку, который так и не оторвался от экрана с мельтешащими на нем и орущими дурными голосами чудищами, и прошел в самую дальнюю комнату, совмещавшую функции одновременно спальни и кабинета. Тесновато у них, что и говорить, Юльке нужна отдельная комната, она уже большая, поэтому мальчики спят в гостиной, а уроки Антоша делает где придется, то на кухне, то в спальне у родителей, благо рабочий столик, хоть и небольшой и почти целиком занятый компьютером, там имеется. Ничего, осталось подождать совсем недолго, во всяком случае, Катерина уверяет, что еще пара книжек в рамках проекта – и денег хватит на новую квартиру, более просторную и удобную. А ведь когда-то эта трехкомнатная квартира, где Владимир Иванович проживал со своей первой женой и сыном Васей, казалась ему огромной, и всем места хватало, и никто друг другу не мешал.

Катерина сидела в спальне-кабинете за столом, склонившись над какими-то бумагами. Если она работала, то обычно на компьютере, но экран не светился, а жена, судя по тому, что успел увидеть Владимир Иванович, чертила какие-то схемы. Зрение у профессора Славчикова было, несмотря на возраст, отменным, и он успел увидеть надписи на схеме:

Нач. УВД

Упр. Минюста

ОВИР – паспорт?

Именно успел увидеть, а не рассмотрел, потому что вошел тихо, и за заполнившим квартиру шумом жена не сразу заметила его появление, а как только заметила, сразу скомкала листок и сердито бросила на пол.

– Работаешь? – улыбнулся Владимир Иванович. – Новое преступление придумываешь? – Да, – ответила Катерина рассеянно и улыбнулась.

Улыбка показалась Владимиру Ивановичу почему-то виноватой. Или смущенной? Или даже растерянной?

– Может, тебе помочь? – предложил он. – У тебя опыт, конечно, на собственной шкуре пережитый, но зато у меня он обширнее. Все-таки я много лет изучаю преступления.

– Спасибо, Володюшка, я уже все придумала, – Катерина говорила весело, но в голосе ее мужу почудилось непонятное напряжение. – Пойдем ужинать.

Пока он переодевался, снимал костюм и натягивал домашние брюки и куртку от спортивного костюма, жена торопливо собрала бумаги в пластиковую папку, и это тоже показалось ему не то чтобы странным, но… неоправданным, что ли. Зачем, если после ужина она снова сядет за работу?

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.