Александра Маринина
      Шестикрылый Серафим
      Пролог
      1
      16 июля 1977 г., Москва
      Мягкие ковровые дорожки заглушали шаги. Секретарша предупредительно открыла дверь в кабинет.
      - Пожалуйста. Вас ждут.
      Традиционные часы-штурвал на столе раздражали. Создавалось впечатление, что разговариваешь с рулевым. Впрочем, в определенном смысле так оно и есть.
      Хозяин кабинета вышел из-за стола, протянул вошедшему руку.
      - Здравствуй, дорогой. Извини, что потревожил в неурочное время. Как семья? Все ли здоровы? Как служба?
      Вопросы задавались подряд и не требовали ответа. Обычная форма приветствия - Спасибо, все нормально. - Ну, тогда к делу. Тут один из моих мальчиков-референтов наткнулся на любопытную статью в ведомственном сборнике. Эти сборники, конечно, мало кто читает, но все равно неприятно. Дело, видишь ли, в том, что в этой статье описаны некоторые механизмы, которыми мы пользуемся уже не первый год. Естественно, никаких фамилий там не упоминается, судя по всему, автор ни о чем не догадывается. Однако некоторые нежелательные аналогии просматривается. Есть мнение, что тема, затронутая в статье, не должна стать предметом обсуждения. Какого бы то ни было обсуждения. Какого бы то ни было обсуждения вообще. Я ясно выразился?
      - Да, вполне. А что с автором?
      - Я дал команду: тираж уже аккуратно изъят. А автор, дорогой мой, это ваша забота. Посмотрите на него со всех сторон. Судя по статье, он далеко не глуп. Как знать, может быть, он нам пригодится. В общем, проработайте несколько вариантов. Вот сборник, вот данные об авторе. Еще раз подчеркиваю - мы не должны допустить, чтобы эти методы получили огласку и, не дай Бог, попали на Запад. Мне страшно даже подумать о тех последствиях, которые могут наступить для вас, если мы услышим об авторе и об этих методах по "Голосу Америки", "Свободе" или "Немецкой волне". Этого нельзя допустить категорически. Я верю в вас. Мы работаем вместе не первый год. Я заверил товарищей, что вы не подведете.
      Хозяин кабинета встал и протянул руку. Здесь возражения не принимались.
      - Рад был видеть вас в добром здравии.
      - Спасибо. Разрешите идти?
      - Ну, зачем же так официально? Супруге привет. Массивные двойные двери закрылись, за спиной остались улыбка секретарши, мягкие ковровые дорожки, вежливый кивок милиционера у дверей подъезда...
      2
      11 ноября 1978 г.
      Начальнику Черемушкинского РУВД г. Москвы полковнику милиции Акимову Е. Н.
      РАПОРТ
      Докладываю Вам, что 10 ноября 1978 г. я был дежурным инспектором УР в 27-м отделении милиции г. Москвы. Около 20.00 я попросил дежурного по27-му отделению милиции капитана милиции Голубева В. К. отпустить меня на ужин и попросил находившегося в это время в отделении милиции старшего инспектора УР старшего лейтенанта милиции Мишина В. Н. подменить меня до 22.00. В 22.00 я приехал-с ужина, дверь кабинета В. Н. Мишина была заперта, свет в кабинете не горел. Я решил, что он ушел домой, не дождавшись меня.
      11 ноября в 9.00 капитан милиции Волков М. Д., занимающий один кабинет с В. Н. Мишиным, открыл дверь своим ключом и обнаружил труп Мишина, лежавший около стола на полу. Каких-либо следов борьбы, а также присутствия посторонних лиц в кабинете не обнаружено. Мною была вызвана оперативная группа РУВД и доложено руководству отделения милиции. При осмотре трупа Мишина В. Н. и кабинета не были обнаружены ключи от двери служебного кабинета и от сейфа, при нем также не оказалось личного жетона и печати. На момент осмотра кабинета сейф опечатан не был, однако, как сказал Волков М. Д., имевший второй ключ от сейфа Мишина, порядок в нем не нарушен, ничего не пропало.
      Инспектор УР 27-го отделения милиции г. Москвы лейтенант милиции Никитин Ю. К.
      25 ноября 1978г. Гор. Москва, ул. Петровка, 38. Кабинет начальника инспекции по личному составу.
      - Вы, Волков, покрываете своего соседа по кабинету, и это понятно. Но это ложное чувство товарищества, Нам известно, что Мишин был пьян, это заключение судмедэкспертизы. Нас интересует, с кем он пил на рабочем месте и куда делись ключи от его кабинета и сейфа, где его личный номер и печать?
      - Я не могу спорить с заключением медэкспертов. Но я никогда за четыре года совместной работы не видел Мишина в нетрезвом состоянии на рабочем месте. Он вообще к выпивке относился равнодушно. У вас есть заключение о причине его смерти?
      - Заключения у меня нет, но вы мне зубы не заговаривайте. Где бутылка?
      - Какая бутылка?
      - Слушайте, Волков, вы, конечно, сыщик со стажем, но и мы работаем. Когда вы вошли в кабинет, на столе стояла бутылка "Столичной". Между прочим, с винтом. Там примерно еще треть была недопита. Кого вы покрываете? Кто взял эту бутылку? Я понимаю, что вы спасаете репутацию покойного, но зачем же своих обманывать?
      - Да, товарищ, майор, бутылка там действительно была. И оставалось в ней, как вы правильно заметили, где-то граммов 150. Но это была моя бутылка. Она была открыта к тому моменту уже недели две. Я ее держал для своего человека, у которого по утрам сердце останавливается, а "полечиться", кроме как у родного сыщика, негде. Он ко мне зайдет, с утра что-нибудь интересное расскажет, я ему граммов 50 и налью. Это вы с офицерами дело имеете, и вам все бесплатно рассказывают. А нам за каждое слово платить надо.
      - Не зарывайтесь, Волков.
      - А что зарываться-то? Даже если и выпил Мишин 100 - 150 граммов, ему же это как слону дробина. Он ведь мужик огромный, под два метра, весит больше центнера. Ну что ему эти сто граммов? А вот с давлением у него было неважно.
      И все-таки, Волков, куда вы дели бутылку?
      - Никуда, Она так и стоит у меня в сейфе. Я не пью совсем, как вам, наверное, известно. С удовольствием бы, конечно, да язва не дает. А человек мой приболел, так что бутылка его дожидается.
      - Бутылку придется изъять. Может быть, там чьи-то "пальцы" есть, ведь не один же он пил.
      - Это правильно, товарищ майор, осмотреть бутылку надо. Я принес протокол ее осмотра с участием эксперта и в присутствии понятых. Между прочим, от 12 ноября. Вот, пожалуйста. Нет на ней ничьих пальцев, кроме Мишина.
      - А где же ваши отпечатки? Бутылка-то, вы говорили, ваша?
      - Бутылка действительно моя. Но у нас такая привычка была: после того, как графин разбился, бутылку в сейфе всегда держали на всякий случай протертой, без пальцев. Понятно, для чего? А вот ключи пока не нашлись. Была, правда, у Мишина дурацкая привычка оставлять их в замке с наружной стороны двери. появилась она недавно, с тех пор, как нам новый замок в дверь поставили. Несколько раз Мишин захлопывал дверь, а ключи с собой забывал взять. Замок приходилось отжимать. В тот день я вообще у него ключей не видел. Я пришел 10 ноября на работу раньше Мишина, к его приходу дверь была уже открыта. Целый день у нас был народ, обедать мы ходили вместе. Точно не помню, но, кажется, дверь отпирал я.
      - Вы считаете, что исчезновение ключей никак не связано со смертью Мишина? Вы хотите сказать, что он мог их где-то оставить, потерять?
      - Я хочу сказать, что это вполне возможно. Если вас интересует мое мнение, то, по-моему, вы ищете криминал там, где его нет.
      19 сентября 1986 г., пос. Дагомыс
      Пос. Дагомыс, Сочинский р-н, Краснодарский край.
      Протокол осмотра трупа
      Осмотр начат в 10 часов 10 минут, окончен в 11 часов 10 минут.
      Я, оперуполномоченный УР отдела милиции пос. Дагомыс старший лейтенант милиции Коимшиди Ф. А., в присутствии приглашенных в качестве понятых: Тихоненко Петра Ивановича, проживающего по адресу: пос. Дагомыс, ул. Приморская, дом 10, Коваль Оксаны Сергеевны, проживающей по адресу: пос. Дагомыс, ул. Приморская, дом 8, с участием: спасателя лодочной станции "Дагомыс" Конюхова Н. Ф., фельдшера "скорой помощи" Лавровской И. Г. произвел осмотр трупа гр-на Ахундова Сахиба Али-оглы, 1936 г. рождения, уроженца г. Баку, проживающего: г. Баку, ул. Фиолстова, д. 26/15, кв. 7, начальника отдела снабжения Бакинского нефтеперерыбатывающего завода.
      К моменту осмотра труп гр. Ахундова С. А. извлечен из воды и лежит на спине на берегу. Труп мужчины на вид 50 лет, рост 165 см, телосложение нормальное, волосы черные с проседью, вьющиеся, высокие лобные залысины, нос большой, с горбинкой, глаза карие, рот малый, в верхней челюсти на втором и третъем зубе слева надеты коронки желтого металла, в нижней челюсти справа отсутствуют 6, 7 и 8-й зубы, слева на 4-м зубе коронка желтого металла. На подбородке слева родинка размером с булавочную головку.
      Кожные покровы чистые, на правой руке цепочка желтого металла с заклепкой-пластинкой, на ней гравировка: "Ахундов С. А. (ГУ)".
      На левой руке браслет желтого металла и часы желтого металла марки "Rollex" в исправном состоянии. Циферблат бледно-зеленого цвета. На обратной Стороне крышки часов номер 88047942.
      На трупе надеты плавки темно-синего цвета с белым фирменным клеймом "La Costa". Следов борьбы или телесных повреждений на трупе внешним осмотром не обнаружено. Смерть констатирована нарядом "скорой помощи" в 10 ч. 20 мин. 19 сентября 1986 г.
      К протоколу осмотра прилагаются: Находившиеся на пляже личные вещи гр. Ахундова С. А. рубашка с короткими рукавами белого цвета с надписью "La Costa", брюки от спортивного костюма "Adidas" темно-синего цвета с тремя белыми полосами, носки белые фирмы "Adidas", кроссовки комбинированные "Adidas Torion", сумка-визитка черного цвета, в которой находятся паспорт на имя Ахундова С. А., выданный РОМ Центрального р-на г. Баку 8 июня 1976 г. Серия II-A3 No 568945. Деньги в сумме 830 руб. 56 коп, различными купюрами, визитная карточка отдыхающего и ключ от номера с брелоком No 1208 комплекса "Дагомыс".
      Осмотр проводился при естественном освещении, дополнений и замечаний со стороны участников осмотра и понятых не поступало. Протокол прочитан вслух. Записано верно.
      Подписи понятых: Тихоненко, Коваль, Конюхов. Участвующие: Лавровская.
      Глава 1
      1
      "Я, Маринина Александра Борисовна, 1957 г. рождения, родилась в г. Москве. Мать - Маринина Галиновна Федоровна, доцент Политехнического института, умерла в 1979 г. в г. Москве. Отец - Маринин Борис Львович, адвокат, умер в 1969 г. в Ленинграде. После окончания средней школы в 1974 году поступила на юридический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова, который закончила в 1979 году. В 1978 году перевелась на вечернее отделение факультета и поступила на работу в органы внутренних дел. Работала с 1978 по 1981 год в инспекции по делам несовершеннолетних в 27-м отделении милиции г. Москвы, с 1981 по 1991 год обозреватель журнала "Криминальный вестник"
      В 1975 году вступила в брак с гр. Ясновым С. А., в 1977 году брак расторгнут, детей от брака нет.
      Проживаю по адресу: Москва, 103287, 5-й Хуторской проезд, д. 6, кв. 23".
      Главный редактор отложил листок с моей автобиографией.
      - Александра Борисовна, у меня к вам несколько нескромных вопросов, если позволите. Я кивнула.
      - На последнем курсе вы перешли на вечернее отделение.
      - Это история, с одной стороны, обычная, с другой - романтическая. Если у вас есть время и желание выслушать, я могу рассказать.
      - Буду признателен.
      - Обычность состоит в том, что нам с мамой не хватало денег. Последние два года жизни она почти все время провела в больнице. А поскольку работала почасовиком, то жить приходилось на мою стипендию и на то, что она получала по больничным листам.
      - Это понятно. Меня интересует несколько иное. Я сам живу в Черемушкинском районе рядом с 27-м отделением милиции, на Профсоюзной улице. Вы в то время жили там же, где и сейчас, в Хуторском проезде?
      - Да, конечно.
      - Неужели рядом с вашим домом нельзя было найти работу? Что же заставило вас ездить на службу через весь город?
      И здесь пришлось рассказать про Славу.
      Мы познакомились со Славой летом 1977 года. В это время я проходила практику в Черемушкинском нарсуде. Судье, к которому меня прикрепили, я явно надоела своими вопросами, и он все время отправлял меня куда-нибудь с поручениями. В один прекрасный летний день по его просьбе я вместе с судебным исполнителем Натальей - молоденькой девушкой чуть старше меня - поехала в 27-е отделение милиции описывать автомашину, подлежащую конфискации.
      Машина стояла в гараже, ключи от которого были у кого-то из сотрудников отделения. Время было обеденное, мы с Натальей сели на лавочку около гаража, спешить нам было некуда. Примерно через час нам надоело ждать, и я все-таки пошла к дежурному по отделению выяснить, у кого могут быть ключи. Дежурный оторвался от газеты и недовольно пробурчал:
      - Я же вам сказал, он скоро подойдет.
      - А может быть, он уже пришел? Позвоните, пожалуйста, узнайте, - не унималась я.
      - Не пришел он... Я бы увидел. И вы тоже.
      - Что - тоже?
      - Увидели бы. Его всегда видно, дежурный почему-то засмеялся. - Он большой такой...
      И я его действительно увидела...
      Судебный исполнитель Наталья давно ушла, а мы все сидели на заднем сиденье подлежащей конфискации автомашины "Volvo". Я чувствовала, что начинается "большой роман". В тот день Слава работал до 24 часов. Как-то само собой получилось, что я досидела до конца его смены, потом он поехал меня провожать.
      Утром я поняла, что безоглядно влюбилась. А Слава сразу сказал, что женат, растит ребенка и слово "развод" на сегодняшний день в его лексикон не входит. Но меня это не испугало. После неудачного замужества я вовсе не стремилась к семейной жизни. Я была влюблена, и все трудности меркли перед моим чувством. Позже я поняла, что отсутствие матримониальных планов с моей стороны, наверное, и было тем, что позволило мне удержать Славу около себя. Тогда же я мало разбиралась в мужской психологии и тешила себя иллюзией, что он меня любит. Впрочем, грех жаловаться, Слава относился ко мне хорошо, был нежен и даже заботлив, насколько это позволяла служба.
      Он стал своим человеком в нашем доме. Мама отнеслась к нему, как ни странно, благосклонно. Видимо, несмотря на некоторую старомодность взглядов, она сочла, что я уже выросла и извлекла достаточное количество уроков как из ее, так и из своего неудачного опыта. Мама тяжело болела и, наверное, хотела, чтобы рядом со мной был человек, на которого можно опереться. Ощущение надежности и защищенности возникало само собой, когда Слава находился рядом - двухметровый гигант с широкими плечами и крепкими бицепсами. Может быть, мою настороженную к людям маму подкупила его откровенность: о своем семейном положении Слава сообщил ей сам в первый же день, когда я их познакомила. Как бы там ни было, но двери нашего дома всегда были открыты для него, а спустя несколько месяцев у Славы уже был ключ от нашей квартиры.
      Общение со Славой на многое открыло мне глаза. Мне казалось, что оперативная работа очень опасна, что он ежедневно рискует жизнью, имея дело с преступниками. Если он обещал прийти в 10 вечера, а приходил в час ночи, я сходила с ума от беспокойства, рисуя в воображении страшные картины задержаний, нападений и перестрелок. Слава же всегда был невозмутимо спокоен.
      - Ну что ты беспокоишься, дурочка? Я прошелся по территории, посмотрел, все ли в порядке.
      - Ночь ведь на дворе. Неужели ты не боишься?
      Слава пожимал плечами:
      - Кого мне бояться?. Добрые люди вреда не причинят, а злые - они знают, что я, во-первых, сыщик, а во-вторых, просто здоровый мужик. Враги не всегда среди чужих, Шурик. К сожалению, они чаще бывают среди своих. Вот их я действительно боюсь.
      Так я сделала свое первое открытие: Слава не любил "своих" и опасался.
      Второе удивившее меня открытие состояло в том, что у Славы полностью отсутствовал интерес ко всяким нашумевшим в городе криминальным историям. Однажды мама, знавшая об этой его особенности, все-таки решила спросить о том, что волновало в то время всю Москву.
      - Скажи, Слава, а что с тем маньяком, который убил двадцать женщин в красном? Его еще не поймали?
      Слава поморщился.
      - Это слишком преувеличено. На самом деле - две, и одна из них действительно была в красном. А маньяк ли он - трудно сказать. Поймаем - узнаем.
      Периодически город потрясали разные слухи: то обокрали известную актрису, то убили олимпийского чемпиона. На все мои вопросы Слава отшучивался, никаких комментариев не давал. Первое время я обижалась.
      - Ты что, скрываешь от меня профессиональные секреты? Не доверяешь мне?
      - Да Бог с тобой, Шурик, ну какие тут секреты? Людям нравится обсуждать кровавые убийства и миллионные ограбления. Ты пойми, меня интересует только то, чем я занимаюсь. Все остальное меня не касается. Это для вас убийство народного артиста - сенсация, у меня же на территории убивают не таких знаменитых людей, но каждый случай одинаково важен, потому что это случилось у меня. Мне некогда интересоваться тем, что случается у других, если это не имеет отношения к моей непосредственной работе.
      Поводом для третьего открытия послужила моя ревность. Как-то накануне 8 Марта я увидела Славу на улице в обществе молодой женщины. Спутница Славы была одета элегантно, в дорогие наряды. И я вдруг увидела себя рядом с ней: советские джинсы, старый свитер, жалкие немодные сапожки... Несколько дней я дулась на Славу, потом не выдержала:
      - А что это за дама была с тобой на Калининском проспекте? - Я старалась, чтобы мой голос звучал холодно и равнодушно.
      Слава долго молчал. Потом ответил:
      - Это моя ошибка. Я должен был предупредить тебя сразу. Никогда не подходи ко мне на улице или в любом общественном месте. Никогда не узнавай меня. Ты поняла?
      - Нет, - мне очень хотелось быть гордой. - Ты стыдишься меня? Боишься, что на работе узнают? Может быть, мы прекратим наши отношения, если для тебя это так обременительно?
      Слава обнял меня, погладил по плечу.
      - Девочка моя, я работаю 24 часа в сутки, за исключением того времени, когда я у тебя или дома. Если ты подойдешь ко мне на улице, это могут увидеть люди, которым вовсе не нужно знать, что мы с тобой знакомы. Каждый близкий мне человек - это брешь в моей защите. Я не боюсь за себя. Но я не хочу, чтобы кто-нибудь пытался делать больно мне, сделав больно тебе.
      Много позже, оглядываясь назад, я поняла, что Слава так и остался мне чужим. Он ничего не рассказывал мне не только о работе, что было бы вполне понятно, но и о своих друзьях. Не знаю даже, были ли они у него. Да и с моими приятелями знакомиться не хотел. Теперь я понимаю, что все это ему было не нужно. Просто был дом, где ему всегда были рады, не задавали никаких вопросов и ничего не требовали, где ему было тепло и спокойно. Видимо, сыщику необходим такой дом. Но один ли? Я не раз задавалась этим вопросом, после того, как однажды обратила внимание на его ключи. Это была тяжелая связка, кроме ключей, на ней были печать и жетон.
      - Зачем ты таскаешь с собой такую тяжесть? - удивлялась я. - Неужели все эти ключи нужны тебе каждый день?
      - Ну, смотри, - иногда Слава был удивительно терпелив со мной, как с неразумным ребенком. - Это ключ от кабинета, этот - от сейфа, эти два - от моей квартиры, вот этот - от почтового ящика, а этот - узнаешь? - твой.
      - А вот эти?
      - А., да так, тоже от разных нужных дверей, - он махнул рукой.
      Вопрос об этих "нужных" дверях долго еще не давал мне покоя.
      Слава обладал удивительным качеством - он умел не отвечать на вопросы. Так же, как и его сосед по кабинету, Михаил Дмитриевич. То есть на самом деле на заданный вопрос обязательно следовал ответ по существу. Но уже через две-три секунды я понимала, что мне так и не ответили.
      Михаил Дмитриевич Волков был первым коллегой Славы, с которым я познакомилась. Произошло это так. Примерно через две недели после нашего знакомства Слава вдруг исчез. Я ждала его звонка, сначала недоумевая, сердясь. Потом не на шутку испугалась и решила позвонить ему на работу. Мне ответил вежливый мужской голос:
      - Вячеслав Николаевич вышел. Ему что-нибудь передать?
      - Вы не знаете, когда он вернется?
      - Как только позволит оперативная обстановка. Сам жду его с минуты на минуту. Если хотите - оставьте телефон, по которому он сможет вас найти.
      - Передайте, пожалуйста, что звонила Маринина из МГУ. Он знает мой телефон.
      - Непременно передам, Александра Борисовна. Всего вам доброго.
      Я сидела у телефона и слушала короткие гудки в трубке, забыв, что с ней надо делать. Может быть, я подвела Славу? Вдруг на работе узнали про нас? Может быть, у него из-за этого неприятности?..
      Несколько минут я пережевывала эту мысль, разглядывая телефонную трубку. Как только я положила ее на рычаг, телефон зазвонил.
      - Шурик, детка, у тебя все в порядке? Ты что, меня ищешь? Случилось что-нибудь?
      Я обомлела. Тогда мне это показалось верхом наглости. Заикаясь, я начала лепетать что-то о том, как я беспокоюсь за него, жду...
      Слава моментально прервал:
      - Не обо мне речь. У тебя ничего не случилось? Я сейчас работаю. Освобожусь - позвоню, - и повесил трубку.
      Через несколько дней мы встретились, и я поинтересовалась:
      - А с кем я разговаривала, когда звонила тебе? И откуда он меня знает?. Слава улыбнулся.
      - Разговаривала ты с великим человеком. Это человек-легенда. Михаил Дмитриевич Волков. Самый хитрый и самый больной сыщик Москвы и Московской области. То, что он самый хитрый - это правда. А то, что самый больной легенда. Из болезней него только язва, из-за нее он не пьет. Зато курит как паровоз.
      - Так при язве же курить тоже вредно...
      - Михаил Дмитриевич говорит, что он не может лишать себя последнего удовольствия, а язва умрет вместе с ним.
      - А почему ты назвал его великим человеком?
      - Этот человек работает в розыске тридцать пять лет. Дольше, чем я на свете живу. Через его руки прошло много людей. И представь себе, за тридцать пять лет он не нажил врагов. Я сначала не понимал, как у него так получается. Потом он мне объяснил, что у него есть правило: вести себя так, чтобы каждый человек, вышедший из его кабинета, захотел в этот кабинет вернуться. Преступления он раскрывает в основном по телефону. И хотя живет он очень скромно, у него пол-Москвы в "должниках". Ему я доверяю.
      - Поэтому и про меня натрепался?
      - Не натрепался, а предупредил, что если будешь, звонить, то меня нужно найти. Он знает, как это сделать. Мы работаем в паре. Ты входишь в круг лиц, для которых меня ищут в первую очередь.
      - И велик ли этот круг? - извинительно спросила я. - Много ли в нем дам?
      - Дурочка ты все-таки, - засмеялся Слава.
      Когда бы я ни звонила Славе на работу, Михаил Дмитриевич всегда был ко мне любезен, спрашивал про учебу, про здоровье мамы, и у меня создалось впечатление, что он радуется мне, как родной. Однако ни разу я не могла узнать у него ничего конкретного о том, где находится Слава и когда вернется, если его не было на месте.
      15 марта 1978 г., г. Москва
      - Послушай, старина, мне нравится, как ты работаешь. И поэтому именно с тобой я бы хотел поговорить на сугубо интимную тему. И Не делай удивленное лицо. Разговор пойдет о любви. Ты ведь любишь свою работу, особенно ту часть, которая касается наркоты. Я это чувствую. Чувствую твое серьезное отношение к делу. Ты на этой линии уже три года, и надо отдать тебе должное - ты активно набираешь информацию. Не сегодня-завтра тебя заметят люди, которые играют с наркотиками по-крупному. Тебя попытаются купить. Под тебя попытаются "подвести" человека, тебе могут подсунуть девку. Ты должен быть к этому готов. Ты должен определиться сейчас. У тебя есть три пути. Первый - ни шатко ни валко вести свою работу, не вдаваясь в особые подробности и не обостряя ситуацию. Ты будешь жить долго и скучно. Есть второй путь. Ты еще чуть заматереешь, пару раз откажешься взять, а потом сломаешься на сумме тысяч, эдак в тридцать-сорок и пойдешь в "клетку". Тебя быстро и недорого продадут те, которые тебя купили, которые еще вчера благодарили тебя и клялись в вечной дружбе и любви. Когда ты освободишься, отбыв срок, тебе будет лет сорок. И если ты еще не окончательно подорвешь здоровье, что вполне возможно, поскольку парень ты крепкий, у тебя будет один путь - к тем, кто тебя купил, а потом продал. И, наконец, третий вариант, который предлагаю тебе я. С сегодняшнего дня, с этой минуты ты начинаешь строить мощные оборонительные сооружения вокруг себя и очень, я подчеркиваю, очень близких тебе людей. Только хорошо защищенным ты сможешь работать. И тебя нельзя будет "достать" из-за угла.
      А работать я тебе предлагаю по разработке двух направлений. Первое - путь ампулированного морфия от Чимкентского завода до близкого и знакомого тебе Черемушкинского рынка. И второе - путь шприц-тюбиков с промедолом и омнопоном со складов гражданской обороны до того же рынка. Меня, да и тебя, наверное, интересуют не только продавцы и покупатели, но и те, кто за этим стоит: перевозчики, хранители, производители, а главное - те, кто финансирует эту деятельность и кому она приносит наибольшую выгоду. Тебе это интересно?
      - Да, конечно. Я думал об этом, писал об этом справку руководству...
      - Тебе сказали "спасибо". Ну, может быть, и не сказали. Твоей информацией воспользовались?
      - Нет, у них что-то не получилось...
      - Значит, продали с потрахами. Или ты сам недостаточно грамотно сработал. Скорее всего твоя информация ушла к тому, кто за нее больше заплатил,
      - И что вы предлагаете?
      - Я предлагаю тебе настоящую оперативную разработку. А она может быть реализована успешно и достичь своей цели только в том случае, когда проводится в обстановке строжайшей секретности. Никто из твоих товарищей по работе, родственников, друзей и подружек не должен не только знать, но даже подозревать о твоем интересе. Ты должен не только установить всех основных лиц, стабильно и профессионально занимающихся наркобизнесом, но и их связи, а при необходимости и связи их связей. Знать их привычки и интересы. Окружить их оперативным вниманием. Знать не только каждый их шаг, не только слышать каждое их слово, но научиться их чувствовать и предугадывать. Смею тебя уверить, на эту работу у тебя уйдет не один год. Проводя ее, ты раскроешь параллельно массу преступлений, приобретешь определенный авторитет у профессионалов как с той, так и с другой стороны. Но, если хоть кто-нибудь, кроме нас двоих, узнает о той оперативной разработке, которую ты начал, считай, что время потрачено тобой впустую. С каждым днем эта работа будет тебе все дороже и дороже, эту ношу будет тяжело нести и жалко бросить. Ты будешь любить и одновременно ненавидеть ее. Ты будешь относиться к ней, как к женщине... Вот почему я назвал тему нашего разговора интимной.
      - Я согласен.
      - Я в этом почти не сомневался. Потому и начал этот разговор. Единственное требование, но очень жестокое, ни с кем не советоваться по поводу выбранного тобой пути. Ты сам понимаешь, что от этого заисит прежде всего твоя безопасность.
      - Я должен расценивать это как угрозу или как предупреждение?
      - Как напоминание об общем принципе нашей совместной деятельности. Повод для встречи мы найдем. Место встречи менять не будем, если оно тебя устраивает. Я это место облюбовал давно. У него масса преимуществ. Сюда легко прийти, а главное - отсюда легко уйти. Поэтому, когда будем договариваться о встрече, называть будем только время. Естественно, я имею в виду только те встречи, которые будут связаны непосредственно с темой нашего сегодняшнего разговора. Скрывать очевидность нашего знакомства и взаимность, симпатии, я надеюсь, было бы по меньшей мере странным...
      ...Осенью 1979 года мама легла в больницу с очередным обострением. Я ездила к ней почти каждый день, периодически навещал ее и Слава, но, как правило, один, без меня.
      В самом конце октября и я свалилась с ангиной. Днем пришел Слава и принес небольшой коричневый фибровый чемодан, довольно обшарпанный. В первую секунду сердце у меня замерло: "Неужели с вещами? Неужели?!" На мой немой вопрос Слава сказал:
      - Переезжаем в другое здание. Барахло собрал кое-какое, бумажки всякие. Пусть пока полежат у тебя, ладно?
      Он поднял чемодан и легко забросил его на антресоли, в самую глубину. Только поднявшись на цыпочки, мне удалось разглядеть поблескивающий в темноте замок. Через неделю я об этом чемодане забыла. Много лет потом я корила себя за то, что не позволила женскому любопытству возобладать над Славиным категорическим запретом лезть в его дела. Но было поздно. Ни чемодана, ни Славы уже не было...
      4
      25 октября 1979 г.
      Послушай, старина, есть одно дело неотложного характера. Одни не в меру ретивые ребята поторопились и, толком не подготовившись, попытались зацепить бригаду с известного тебе завода в Чимкенте. Шуму понаделали много, толку, естественно, почти никакого. Кроме вреда. Во-первых, растревожили "гнездо", а во-вторых, заставили их предпринять дополнительные меры по обеспечению собственной безопасности. У тебя на это "гнездо", насколько я помню, должно быть солидное досье. Верно?
      - Да, листов 700 - 800 наберется. - Как мы с тобой раньше договаривались, я не хочу пока знать, где они находятся. У меня к тебе только одна просьба, которую ты можешь считать требованием. Немедленно поменяй место хранения этих документов. На старом месте поставь химловушку. И будь поосторожней. Мафия там серьезная. Они сейчас напуганы, если их контрразведка "вычислит" твоих людей, то не только за их, но и за твою безопасность поручиться будет крайне сложно. Я прилагаю все усилия для того, чтобы контролировать ситуацию в Чимкенте. В случае чего сразу поставлю тебя в известность. Берегись "своих".
      - Я все понял. Спасибо, что предупредили.
      5
      10 ноября 1979г. 27 час. 46 мин. (по телефону)
      - Вячеслав Николаевич? С праздником тебя, дорогой. Поговорить мне с тобой надо. Ты домой не сильно торопишься?
      - Спасибо, взаимно. Что, срочное что-нибудь?
      - Подожди меня, будь добр. При встрече объясню. Как там Дмитрия?
      - Да осень же сейчас, язва его замучила. Вот он ее домой и повел.
      - Ну, до встречи. Часикам к семи постараюсь быть.
      - Жду.
      10 нобяря 1979 г. 19 час. 05 мин. (по телефону)
      - Двадцать седьмое? Это розыск?
      - А что?
      - Это дежурный из девяносто шестого.
      - Ну, я - сыщик дежурный. Никитин, Юра меня зовут.
      - Слушай, Никитин, кто у тебя дежурит по отделению?
      - Капитан Голубев.
      - Скажи этому старому козлу, что к вам едет "Бахус" с Петровки. Сейчас вас "продувать" будут. И с праздником его поздравь. Понял, Никитин? Давай, бегом.
      - Спасибо. И вас тоже с праздником.
      10 ноября 1979г. 19 час. 42 мин. 27-е отделение милиции г. Москвы
      - Слав, а ты чего домой не идешь? Сейчас же "продувать" приедут. С Петровки. Слава Богу, предупредили. Нет уже никого в конторе.
      - Да дело тут у меня, Никитин. А ты-то сам чего здесь?
      - Я не пил, я ж дежурный. Слушай, раз ты все равно здесь будешь, может, подменишь меня на пару часов? Сбегаю домой, горяченького пожую.
      - Ну, дуй. Только недолго. И Голубева предупреди, чтобы по пустякам меня не дергал. Оружие брать не буду.
      - Тебе чего-нибудь принести?
      - Нет, спасибо. Я тут долго не застряну. А домой приду - там будут ждать с ужином, приду сытый - опять скажут, у бабы был.
      10 ноября 1979 г. 20 час. 00 (по телефону)
      - Алло, Слава? Я подъехал. Будь добр, открой мне дверь паспортного. Не хочу мимо дежурного идти. У тебя ключ-то есть?
      - Сейчас открою. Подожди пару минут.
      - Я весь продрог. Как похолодало-то резко. Утром еще ничего было. Не заболеть бы, Слав, у тебя ничего не найдется для профилактики?
      - Да нет у меня. Но у Дмитрича там, внизу, заначено. А ты чего хромаешь?
      - Колено. Как погода меняется - иногда прямо шагу не сделаешь. Ну давай расколем его на шестнадцать капель. Праздник сегодня все-таки.
      - Не могу. Я же за дежурного.
      - А чаю-то хоть горячего дашь?
      - Чаю навалом.
      - Ну чуть-чуть капни мне. Хоть чаем с тобой чокнемся, трезвенник ты мой. Конфетку-то тебе можно дежурстве?
      - Конфетку? Давай. Конфетки я люблю. Красивая какая. Откуда?
      - Из Прибалтики ребята были - угостили. Смотри, она с ликером, не захмелеешь?
      - Не захмелею, не захмелею, давай... Какой-то вкус у нее странный.
      - А то ты много таких ел.
      10 ноября 1979 г. 20 ч. 40 мин (по телефону)
      - Алло!
      - Будьте добры Александру. - Я вас слушаю.
      - Извините, Саша, это товарищ Славы. Меня зовут Валерий. Дело в том, что Слава находится в больнице.
      - О Господи! Что случилось?!
      - Его немного зацепило, но ходить он пока не может. С врачом реанимации я договорился, вас к нему пропустят. Он вас очень ждет.
      - Да, конечно, конечно. Куда мне ехать?
      - Знаете седьмую горбольницу на Каширке? Это недалеко от метро. Из последнего вагона - направо. Я вас буду ждать через час в приемном отделении. Слава просил вас сделать две вещи. Во-первых, потеплее одеться, потому что вы только после болезни, а на улице сильно похолодало. И, во-вторых, ничего не говорить маме. Не надо ее волновать.
      - Но мама же в больнице.
      -Я в курсе. Но вдруг она вам сейчас позвонит? Значит, без двадцати десять я спускаюсь за вами в приемное отделение.
      - А как я вас узнаю?
      - Я вас сам узнаю. До встречи.
      6
      Я замолчала и стала искать в сумке сигареты. Главный редактор терпеливо ждал.
      - Можно, Георгий Александрович?
      - Курите, курите. И что же было дальше?
      - А дальше началось совсем непонятное. В приемном покое меня никто не встретил, а в справочной сказали, что никакой Мишин к ним не поступал. На следующий день я позвонила Славе на работу. Незнакомый голос начал выяснять, кто я, откуда я звоню. Я повесила трубку. Потом мне позвонил Михаил Дмитриевич и сказал, что Славу нашли мертвым в кабинете. Видимо, у него было что-то с давлением. Волков сказал, что ему надо со мной встретиться и он ко мне приедет. Приехал он на следующий день, успокаивал меня как мог. Передал мне подарок от Славы - вот эти часы. Он купил их ко дню моего рождения и держал в сейфе. Я рассказала ему про телефонный звонок, про больницу и про чемодан. Михаил Дмитриевич захотел взглянуть на чемодан, но на антресолях его не оказалось. Видимо, Слава его забрал, когда меня не было дома. Михаил Дмитриевич сказал, что Славины ключи пропали, спрашивал, не находила ли я их дома. Такая огромная связка вряд ли могла затеряться, но мы, тем не менее, вместе перерыли всю квартиру. Да и вообще, в ночь перед смертью Слава у меня не ночевал. Официальная версия - гипертонический криз. Но ведь был же еще этот странный телефонный звонок. Волков объяснил мне, что рассказывать об этом бесполезно. Телефонные звонки следов не оставляют. Найти того, кто звонил, практически невозможно.
      - И что же, на этом все и закончилось? - спросил главный редактор.
      - Я чувствовала, что здесь что-то не так. Но Михаил Дмитриевич мне объяснил, что это случай, не имеющий судебной перспективы. Что если я буду пытаться докопаться до истины, то ничего, кроме издерганных нервов и неприятностей, я не наживу. Но это Волков рассказал мне значительно позже, когда я уже работала в милиции. Тогда же я узнала, что звонил мне этот таинственный Валера не случайно. Дело в том, что сразу после моего рассказа о чемодане Михаил Дмитриевич вместе со своими приятелями обошли все близлежащие дома и нашли-таки парня, который в тот очень холодный вечер не смотрел по телевизору концерт, посвященный Дню милиции, а гулял с собакой около нашего дома. Он-то и видел мужчину, который около половины десятого вечера вышел из нашего подъезда с чемоданом. Я уже потом, работая в милиции, узнала, что это время - "мертвое": большинство людей смотрят спортивные новости в программе "Время" и ждут прогноз погоды. К сожалению, наш собачник оказался близорук, плохо видел в сумерках и, кроме того, что мужчина был худощав и одет явно не по погоде, слишком легко, ничего определенного сказать не смог. Ему еще показалось, что мужчина слегка прихрамывал. Таким образом, можно было предположить, что чемодан у меня все же украли, воспользовавшись Славиными ключами. Разыскивать чемодан было бессмысленно, потому что я не знала, что в нем. Да и видела его лишь. Мельком, поэтому не смогла бы подробно описать. Михаил Дмитриевич настаивал на том, чтобы я никому об этом чемодане не рассказывала. На мой вопрос, почему, он ответил: "Или его найду я, или его не найдет никто, А если Славу убили из-за этого чемодана, а ты начнешь его активно искать и, не дай Бог, найдешь, то поручиться за твою безопасность я не смогу". Ничего так и не нашлось.
      - А как вы попали в милицию?
      - Простите, Георгий Александрович, мне кажется, я и так отняла у вас много времени. Вы не устали меня слушать?
      В тот год был большой набор в милицию. Юристов там катастрофически не хватало, а платили сравнительно неплохо. Основную роль сыграло, конечно, то, что меня не покидала надежда докопаться до причины Славиной смерти, так и оставшейся для меня таинственной. Согласитесь, Георгий Александрович, ведь это же ненормально, когда здоровый двадцативосьмилетний мужчина внезапно умирает вследствие гипертонического криза. Мне, во всяком случае, трудно было в это поверить. Когда я сказала Волкову, что хочу пойти работать в УР, он назвал меня самонадеянной дурой. И предложил мне, прежде чем принимать окончательное решение, посидеть недельку в камере. На мой вопрос, в качестве кого, он ответил: "В качестве административно арестованной. Устроить это очень просто. Вот посидишь суток десять вместе с теми, с кем ты собралась работать, а потом скажешь, хочешь ты с ними работать или нет". Я тогда на него обиделась. В тот же день пошла к начальнику отдела кадров Черемушкинского РУВД и спросила, на что может претендовать юрист с незаконченным высшим образованием. Не прошло и месяца, как я была назначена на должность участкового инспектора по делам несовершеннолетних.
      Несчастные семьи, несчастные дети, несчастные учителя и родители - так продолжалось два года. Я отплакала маму, закончила университет, прошла неплохую школу практического социализма и с каждым днем все яснее осознавала, что работа в милиции не для меня. Видимо, надо мной все время тяготел груз Славиных слов о том, что он боится своих. Поэтому с самого начала я попыталась поделить окружающих меня людей на тех, кому можно доверять, и тех, кому доверять нельзя. Наверное, это было неправильно. Такое деление не может быть априорным, оно должно основываться на реальном опыте. Но это я сейчас понимаю, а тогда... Так или иначе, друзей я в милиции не приобрела, а жить в обстановке мною же созданой враждебности было тяжело. Я не могла понять даже Михаила Дмитриевича: как он мог шутить и смеяться, как мог позволить какому-то сотруднику занять место Славы в кабинете... Мне казалось, что все мысли и действия сотрудников отделения должны быть сосредоточены только на Славиной трагической смерти, что ничего важнее просто не может быть. Когда я сказала Волкову об этом, он буквально обрушился на меня. Он говорил, что мне не место в милиции, что он меня предупреждал об этом, и сейчас еще раз убедился в своей правоте. "Ты сопля, а не офицер! Уходи с этой работы! Я вижу перед собой-всех тех, кого я потерял за время работы в розыске. Но если бы я все время убивался по ним, то не смог бы работать. Уверяю тебя, что многие из них были мне значительно ближе, чем Слава - тебе". И когда вытекли из меня последние слезы обиды, Михаил Дмитриевич тихо сказал: "А теперь, деточка, давай поговорим спокойно. Но на практической работе тебе делать нечего. И ты сама прекрасно это понимаешь, только не хочешь себе признаться. Не твоя это работа, уж поверь мне. Есть у меня приятель - главный редактор журнала "Криминальный вестник". Давно меня зовет к себе обозревателем. Да поздно мне масть менять. И за правописание свое иногда стыдно бывает. А для тебя. я думаю, такая работа будет в самый раз. По стране поездишь, на людей посмотришь, прикинешь, что к чему. Ты ведь еще молодая. Вот повзрослеешь - вернешься на практику, если захочешь. А пока - не твое это".
      Так я Оказалась в журнале, где и проработала девять лет...
      Глава 2
      18 сентября 1986 г., пес. Дагомыс. 19 час. 10 мин.
      - Не нравится мне все это. Весь этот съезд, ну прямо выездная партучеба. Море, пальмы, песок и пляж... Только светимся даром. Замашки какие-то барские, Дагомыс, разговор на десять минут, а путевка на два лица, оплаченная на десять дней. Кто он есть? Откуда взялся? Сильно смахивает на комитетчика. Речь какая-то странная: то ли ученый, то ли блатной, то ли покупает, то ли пугает. Как думаешь?
      - Да не думаю я. Никак. Свалилась на голову путевка в Дагомыс, двухместный номер-люкс оплачен, взял куклу и поехал. И ей радость, и мне удовольствие. Ну пришел, ну послушал. Ты чего так засуетился-то?
      - Я не пойму. У меня же серьезное дело. Если я его сейчас остановлю, мне придется, - он начал загибать короткие пальцы, - тысяч сто пятьдесят людям отдать, чтобы тихо разойтись.
      - Всего-то? Жлоб ты, однако. Раньше таким не был. Стареешь, что ли? Завод твой пашет днем и ночью, продукция течет буквально рекой, из реки этой непосредственно тебе накапывает совсем немало. А человек дело говорит. Осторожнее надо быть. Система в этом деле нужна. Строить ее надо, а не каждому около своей делянки трястись и ждать, что тебя или менты схапают, или придут свои и башку откусят, Ты мне честно скажи, чего ты больше боишься? Что молчишь? Ясное дело, своих. Они тебя где хочешь достанут.
      - Не знаю. Не верю я ему. Вот он сказал, что мы незнакомы и только сегодня впервые друг друга в лицо увидели. А мы-то с тобой уж сто лет знакомы. И дела вместе делали. И не заваливались ни разу. И как-то без всей его системы обходились. Не так, что ли?
      - А помнишь, милый мой, кудрявый, как ты ноги еле унес с Чимкентского фармзавода? В каком году это было-то? Не помнишь? Я напомню. В одна тысяча девятьсот семьдесят восьмом. По первому, можно сказать, снегу рванул. А почему, не в обиду тебе, восточному человеку, будь сказано, тебя не взяли тогда? Думаешь, потому, что ты такой прыткий оказался? Нет, милый. Как раз потому, что начала работать система.
      - Что же ты про нее раньше не говорил? Мы же с тобой вместе работали и рисковали тоже вместе, и не один раз,
      - Тоже мне, напарник героя-разведчика. Рисковали мы каждый сам по себе. И сидели бы каждый за свое. Мне, например, чужого не надо.
      Так и я про то же. Не хочу лезть ни в какую организацию. Буду потихоньку, как раньше, гнать им ацетон. А в случае чего всегда в сторону отойду. У меня хороший человек есть в республике, в обиду не даст.
      - На этих твоих хороших людей, которые тебе, кстати, немалых денег стоят, сейчас надежда слабая. Сегодня они у власти, а завтра - хорошо, если на пенсии. А то и рядом с парашей. И чтобы себя выгородить, тебя за собой потянут. Так что ты подумай. Ну ладно, пойдем коньячку попьем. Обмоем, так сказать, встречу...
      Январь 1980 г., г. Ленинград
      - Скажите, пожалуйста, как пройти к доктору Орлову?
      - Сюда, пожалуйста.
      - Юрий Романович, здравствуйте. Можно, к вам на минуточку?
      - Извините, я занят.
      - Ну, а на правах старого знакомого?
      - Простите, не припоминаю.
      - Я вижу, не вспомнили. Ну, а Олю, Олю-то Гусеву помните?
      - А, ну конечно... Простите, вы, кажется, ее муж? Да-да, теперь вспомнил. Саша?
      - Доктор, у вас поразительная память!
      - Ну да, я вас помню, но уж никак не ожидал увидеть здесь, в Ленинграде, да еще в клинике. Проходите, присаживайтесь.
      - Спасибо. С удовольствием.
      - Вы что же, специально ко мне? У вас лежит здесь кто-нибудь?
      - Да, Юрий Романович, я специально к вам. Взгляните на эту фотографию. Вот он здесь и лежит. Вы не его сейчас ждете?
      - Нет, он в другом корпусе, на процедурах. А что у него случилось? Почему такая таинственность?
      - Случилось, дорогой Юрий Романович, не у него. А у вас. С ним случилось.
      - Простите, не понял.
      - Повторяю. У вас, Юрий Романович, с вашим больным, или, если вам будет угодно, из-за вашего больного, случилась беда. Беда - это я. Поскольку в свободное от исполнения супружеских обязанностей время исполняю иные обязанности в известной вам пока только по отечественным детективам организации, расположенной по адресу: Москва, улица Петровка, 38. Там, Юрий Романович, находится Управление московского уголовного розыска, то бишь МУР, где я имею честь трудиться. Документы показать?
      - Да, да, Оля мне что-то говорила... Но это было так давно.
      - Полюбопытствуйте, вот мое удостоверение. В Ленинграде такие нечасто встретишь.
      - Интересно, Капитан милиции. Состоит на службе в Управлении уголовного розыска. Владельцу удостоверения разрешено хранение и ношение огнестрельного оружия. А применение?
      - И применение.
      - Страшный вы человек, Саша.
      - Ну что вы, Юрий Романович. Зачем же вам меня бояться?
      - Одну-то неприятность вы, Саша, мне уже причинили - увели у меня невесту.
      - Это дело поправимое. Что, вернуть хотите? Я шучу. У вас же жена красавица. Молодая, двадцать шесть лет. Натуральная блондинка, глаза - голубые, машина, квартира в центре, гараж, мама в Москве в "Елисеевском" работает. Неужели вам все это надоело?
      - Я не шучу. Вы действительно страшный человек, Александр. Простите, не запомнил вашего отчества.
      - Да ладно, мы же старые знакомые. К чему этот официоз? Я хочу, чтобы беседа наша протекала непринужденно, так сказать, по-домашнему.
      - Ничего себе "по-домашнему". У меня такое впечатление, что я у вас "под колпаком", как у Мюллера.
      - Правильное впечатление, Юрий Романович. Как говорит известный философ, ваше впечатление правильно, потому что оно верно.
      - Шутить изволите?
      -Не изволю я шутить. Плохи ваши дела, Юрий Романович. Как говорится, беда пришла в ваш кишлак. Друг-то ваш, который сейчас на процедурах, не в соседнем корпусе, а в ресторане "Метрополь", что напротив Гостиного двора, "лечение", принимает. Очень он нехороший человек.
      - С чего вы взяли?
      - А вы послушайте, Юрий Романович, послушайте. Прямо скажу, плохой человек. Потому как совершил он хищение продукции родного Чимкентского химфармзавода, препаратов, которые являются наркотиками. Хищение это непростое, а золотое, то есть в особо крупных размерах. И грозит ему, коли попадет он в суд, справедливое неминуемое наказание. От восьми лет до "дыма".
      - Простите, что значит до "дыма"?
      - А это значит, что от него только дым и останется - до высшей меры социальной защиты от таких нехороших людей, то бишь расстрела.
      - А я-то тут при чем?
      - Вы, Юрий Романович, тут, к моему сожалению, очень даже при чем. Да еще как. С одной стороны, вы являетесь соучастником этого нехорошего дела. Соучастие ваше проявляется в форме пособничества. Вот дружок ваш лечится у вас при своем завидном здоровье уже полтора года. И все эти полтора года, почитай, все время с небольшими перерывами находится у вас в больнице, а точнее - в вашем отделении. Лечите вы его консервативно, и особый, очень хитрый режим, который вы, видимо, рекомендовали вашему больному, позволяет ему не только кушать коньяк в "Метрополе", но и делать то же самое в Чимкенте, Баку, Москве и некоторых других городах нашей необъятной родины, В эти города в период фактического пребывания там вашего больного его люди доставляли по фиктивным накладным, которые он же и подписывал, похищенные наркотики. В случае обнаружения накладных ваш приятель опротестовал бы свою подпись, сказал бы, что она поддельная, и представил документ о том, что находился на лечении у вас в больнице. И, естественно, никуда, кроме как в соседний корпус на процедуры, не отлучался. Кстати, вот ксерокс двух таких справок, выданных вами по запросу Главного следственного управления МВД СССР. Надеюсь, вам знакомы эти документы? Или это не ваша рука? Ваша, ваша. Но вы их потом внимательно рассмотрите. Я вам их дарю. А то, я смотрю, вы такой интерес к ним проявили, как будто видите впервые.
      - Да, похоже
      - Конечно, похоже. Просто очень похоже. У нас, знаете ли, прекрасный ксерокс. Так вот. Справки эти, Юрий Романович, стоили вашему приятелю денег, и немалых. Первая - пять, а вторая - аж десять тысяч. Кстати, хотелось бы уточнить, почему такая разница. Ведь текст-то одинаковый, числа только разные. У меня есть одно предположение, но об этом разговор особый. А ведь дружба ваша начиналась, прямо скажем, безоблачно. Врач вы действительно от Бога и диагноз в свое время только вы ему правильный поставили. Не будь вас, не поставь вы ему вовремя правильный диагноз, открылось бы у него кровотечение, а при его четвертой группе крови да положительном резус-факторе в одночасье бы преставился. Вы его, можно сказать, от смерти спасли. А он вам за это такую свинью подложил! Машину подарил краденую. С поддельными документами и фиктивной доверенностью на ее продажу с правом получения денег. Сам же помог ее продать и новую купить. Так что дорогой подарок вы приняли. И стал он вам дорогим другом. А дорогому другу отказать неудобно. Приезжает этот друг в город Ленинград и говорит вам примерно вот так: "Юра, дорогой! Полежать хочу у тебя в больнице. Поправить хочу свое здоровье. Недельки на две - на три. Но, поскольку мне надо будет уходить из больницы, когда захочу, дела у меня, понимаешь, я тебя прошу положить меня в палату отдельную, девушку-медсестру приставить ко мне скромную и неболтливую. Я за это ей хорошо заплачу, она очень довольна будет". А вы ему, Юрий Романович, на это отвечаете:
      "Дорогой ты мой друг! Девушка такая у меня на примете есть и палата такая у меня есть в отделении, и понимаю я, что заплатишь ты, но сделать ничего сейчас не могу - палата эта занята. Подожди недельку, и все будет. Я тебе телеграмму пришлю куда скажешь". Тут вы и о коде вашем договорились, телеграфном. Поскольку больше месяца он у вас не лежал, то телеграмма ваша такого, например, содержания "Пиши мне по адресу: ул. Мира, д. 8, кв. 25" означала, что с 8 по 25 марта отдельная палата и медсестричка Лора ждут дорогого гостя. И восемь телеграмм ваших у нас есть. Ксерокопии подарить?
      - Не надо.
      - Ну не надо - так не надо. За каждую такую "лежку" получали вы немало. Прямо как в шикарной гостинице. Да все наличными. По пятьсот рублей день. Ну и Лоре, конечно, перепадало. Вот с Лорой-то у вас и произошел прокол. Наркоманка ваша Лора, и вы ведь об этом знаете не хуже меня. Друг ваш Лору быстро раскусил и начал ее вместо денег товаром подкармливать. А она, добрая душа, подружке своей помогла как-то раз, между прочим, из соседней больницы. Ну, а что знают двое - знает и свинья. Тут потихоньку вся ваша конструкция и посыпалась. Так что если взять вас, Юрий Романович, то пойдете вы по двум статьям - и за хищение в особо крупных размерах, и, само собой, как взяточник.