Ринама Волокоса, или История Государства Лимонного

А пролетариат сопротивляется счастью, и ни он один; он, видите ли, хочет управлять страной вместе с крестьянами – так его учил Нилен. А разве Линтас против? Пусть управляет, во всём соглашаясь с Линтасом. Разве не этого хотел бывший вождь Нилен? Именно этого, только Линтаса не учёл – и в этом была его ошибка. А Линтас себя учёл, он готов признать, что в коммунизме Нилен разбирался лучше его; зато он лучше разбирается в жизни. Спасаясь от тюрем и ссылок, Нилен много лет прожил за границей, а Линтас, когда не сидел, всё время вращался в гуще народных масс. Кто лучше его может знать, что этим негодяям и мерзавцам нужно для счастья? Чтобы осчастливить, приходится их много обманывать. Но тут уж ничего не поделаешь, сами напросились. Не могут забыть своего Нилена – приходится выдавать себя за его преемника; желают управлять государством – приходится делать вид, что это они управляют под его мудрым руководством; хотят жить в могучей стране – а он и сам не прочь; все, как один, ударились в просвещение – ему тоже не мешает подучиться; мечтают о бесплатной жизни – и он мечтает, разве он не коммунист? Разве он злодей какой-нибудь? Разве он не хочет процветания для своей собственной страны и своего собственного народа? Ну, конечно, хочет, только не для всего. Всего народа слишком много; непонятно, как Нилен с ним управлялся? Ведь на всех не хватит процветания! На половину должно хватить, на ту самую, которая верит в коммунистического царя, принимая его за вождя, или делает вид, чтобы не попасть во вторую половину. Вторая половина не достойна коммунистического процветания, пусть посидит в тюрьмах и поработает в лагерях; а если не любит коммунизм и не хочет на него работать – то можно и в расход пустить. Так даже лучше. Меньше народа – больше добра и меньше риска. Как Нилен его не боялся?

Все боятся, и Линтас тоже, как любой опытный руководитель. Только народ этого не знает, он не должен знать лишнее. А «лишнего» было очень много. Армия пропагандистов работала в поте лица, чтобы скрыть лишнее за горами непроходимой лжи. Чего только не напридумали! Разнообразные социализмы, контрасты капитализма, единство ниленизма-линтасизма… Особенно тяжело пришлось с врагами народа – тут нужен был глаз да глаз. Грань между героями и врагами практически стёрлась. Прозеваешь тот момент, когда герой стал врагом, а враг – героем, – и сам окажешься среди врагов – в тюрьмах, лагерях или на том свете.

Прожорливая революция питается людьми – это давно известно, но знание не останавливает людей, которым она нужна. В 17-ом году революция была нужна пролетариату. Он предпочитал кормить её своими врагами, но и сам частенько попадал в её пасть. Что думал пролетариат о насилии? В общем-то его никто не спрашивал. Да он и не смог бы внятно ответить на этот философский вопрос, потому что в 17-ом году он был поголовно неграмотным. За него отвечала интеллигенция – а она за всех отвечает, потому что постоянно суёт свой нос туда, куда её не просят. Не вся, только самая интеллигентная. В те годы она отвечала чуть ли не за всю Луну, так как вся планета погрязла в насилии. Перед революциями была мировая война, которая приучила людей к насилию. Оказывается, нас можно приучить к убийствам – и это очень страшно и опасно. Два изумительных лунных писателя не на шутку испугались за человечество. Один из них – водяной писатель Рийгокь, другой – цинафрийский писатель Лалнор, – которые не могли молчать. Они доверились друг другу, излили на бумагу свои опасения, гнев, предвидение; однако их предостережения прозвучали, как глас вопиющего в пустыне. Нет, пролетариат относился к Рийгокю очень хорошо, как к родному, пролетарскому писателю, но прислушивался только к Нилену и к самому себе. Благодаря революции, он возвысился над собой, воспарил к высокой мечте и под руководством Нилена начал по-своему обустраивать своё государство. И здесь он готов был жертвовать собой – лишь бы получилось, он был счастлив сознанием своей великой миссии. Нилена убили – пролетариат сжал зубы и достойно пережил трагедию. Линтас заверил пролетариат, что сумеет заменить вождя; но коварный зиргун всех обманул, даже самого себя. Он жаждал власти над народом, которого боялся, как огня, и в безумном страхе косил его, как сорную траву. Обманутый и обескровленный, неиссякаемый пролетариат продолжал строить социализм. Так что же всё-таки получилось? Очень просто: у Линтаса – тоталитаризм, а у пролетариата – социализм. Мировая буржуазия, по понятным причинам ненавидевшая Линтаса, пролетариат и социализм вместе взятых, не вдаваясь в подробности, назвала этот строй коммунизмом. Но до коммунизма было ещё далеко. Лимонный народ, образовываясь и развиваясь, растил человека, который должен был отделить зёрна от плевел, а социализм – от тоталитаризма. Вместе с народом образовалась и развивалась великая страна, очень быстро превращавшаяся в супердержаву. Когда в былые времена Лимония была великой супердержавой? Да никогда.

5

В общем и целом она не жаловалась на отсталость; как и все, двигалась вперёд; кое в чём опережала варварскую Певору, пока на неё не напали артато-гноломы. Они предварительно захватили полмира – и выдохлись в большой Лимонии, с её пресловутыми плохими дорогами и героическим сопротивлением. Дальше в Певору артато-гноломы не пошли, а из Лимонии пили соки два столетия. Пока Лимония зализывала раны, Певора успешно развивалась. Ей стало скучно одной, и любопытство завело её на край Луны, где оказалась Акимера. Как и подобает варварам, певорейцы извели львиную долю аборигенов, а их богатства присвоили себе. Добра оказалось очень много; хватило и тем, кто остался в Акимере, и тем, кто вернулся на родину. Разбогатевшая Певора ускорила своё развитие, Лимония от неё явно отстала. Но лимонцы не собирались мириться со своим положением, они стали искать выход. Резкий скачок удалось совершить Каменному царю. Так его прозвали, вероятно, за то, что он создал себе памятник из камня – новую столицу Лимонии Каменногорск. Каменный царь просто заставил Певору поделиться с Лимонией певорейским развитием. Бывшие варвары, превратившиеся в просвещённых певорейцев, не пожалели для отсталой страны своего образа жизни, тем более что водяной царь ничего не имел против.

Хорошо это или плохо? И хорошо, и плохо. Было бы идеально, если бы удалось найти золотую середину, но никто не знает, где её искать. Откровенно говоря, это не первый и не последний случай в истории человечества. Зачастую вместе с прогрессом отсталые народы перенимают у передовых их образ жизни и мыслей. Хотя известны и другие случаи. Это было очень давно. Тогда люди тоже воевали, потому что они всегда воевали, грозясь уничтожить друг друга, то есть самих себя. Древний Мри воевал с Древней Циергей – с переменным успехом. В глазах Циерги Мри был варварским государством. В конце концов варвары одержали победу над цивилизацией, взяли её себе и стали цивилизованными. Циергиских богов они переделали в мриских, а некоторым даже изменили пол, чтобы их никто не узнал. Другими словами, Древний Мри подмял под себя чужую цивилизацию, и получилась циергиская цивилизация с мриским человеческим лицом. Через несколько тысячелетий выяснилось, что оба государства были великими и у них есть чему поучиться потомкам. Таким образом, потомкам пришлось изучать одного и того же бога два раза, так как он приобрёл двойную национальность. Но это, скорее, исключение из правил. История привыкла к двум альтернативам: или прогресс приспосабливает к себе отсталость, или отсталость уничтожает прогресс.

Чтобы Певора не заблудилась, Каменный царь прорубил в неё большую арку. Без сомнения, арка лучше «железного занавеса»; и это похвально, когда народы знают, где им следует общаться. Хорошо, когда через арку они обмениваются своими лучшими достижениями; а если пытаются подбросить друг другу свои худшие недостатки? Высокообразованный, талантливый, но грубый и неотёсанный Каменный царь не всегда отличал достижения от недостатков – и в Лимонию хлынули издержки цивилизации. Одним издержки понравились, другим понравилась цивилизация, третьи возненавидели цивилизацию вместе с её издержками. Но Каменного царя мнение народа не интересовало – он был прогрессивный деспот. Пропагандистов Каменный царь не держал, поэтому пропустил в историю много правды о себе и о своём времени. Тем не менее он воспринимается потомками как положительный исторический персонаж, который много сделал для Лимонии. Особенно по вкусу он пришёлся демократам за то, что прорубил арку, через которую они гурьбой бегают в вожделенную Певору. А те, которые по недоразумению остались на родине, тащат через арку всё, за что могут уцепиться, и живут себе припеваючи в певроремонте, для которого наворовали предостаточно денег. Впрочем, к другим царям они тоже хорошо относятся, особенно к последнему, Ликойану II, который от всех пострадал, но больше всего – от коммунистов, которые его убили. Создаётся впечатление, что всё, что делали коммунисты, они делали целенаправленно для демократов, которые отменили всё, что до них делали коммунисты, и стали делать с точностью до наоборот. Ликойана они возвели в ранг святого за то, что он пострадал от коммунистов. Кажется, это было его единственное достоинство. В Лимонии были другие убитые цари, но они пострадали не от коммунистов, поэтому на святых не тянули. Впрочем, они и не были святыми, они были лимонными царями, и каждый, в меру сил и способностей, исполнял свои царские обязанности. У них не получалось так эффективно, как у Каменного царя, больше таких рывков Лимония не делала. Тем не менее она старалась не отставать от Певоры, и ей это удавалось. Всегда выручал талантливый народ. Он дал миру блестящих учёных, мореплавателей, военных, художников, писателей. Это при всём при том, что огромная масса народа была безграмотна. Подавляющее меньшинство жило благополучно за счёт «тёмной» массы – как в Лимонии, так и в других странах. Но масса считала себя людьми. Обездоленные и униженные люди, не желавшие мириться с положением дойных коров, шли долго и тяжело от победы к победе, преодолевая рабство, уничижение, страх, бедность, обречённость, ничтожность, безграмотность. В 1905-ом году они предприняли очень серьёзную попытку освобождения через революцию, но она не удалась. Они пошли дальше – и дошли до первой мировой войны 14-го года. Ликойан II послал свой народ на мировую бойню, разве мог он отстать от Певоры? Под флагом патриотизма тысячи людей гибли за передел Луны, который им был совершенно не нужен. В этой войне патриотизмом прикрывались все страны, но Лимонии он был особенно дорог. Огромная империя держалась на боге, царе и патриотизме, как Луна на трёх китах. Водяные привыкли любить своё Отечество; если чужой хотел попасть в привилегированные имперцы, он должен был стать водяным. Остальные народы жили в национальных окраинах, пользовались всеми правами порабощённых народов, любили, что хотели, если, конечно, их чувства не мешали водяному царю. И вдруг в Лимонии нашлась партия, осудившая патриотизм, посылавший людей на бессмысленную смерть. Это была партия Нилена, повсюду искавшая повод для долгожданной революции. Она выиграла у Ликойана II революцию и войну, обескровив агонизирующую власть. Впрочем, кто кого обескровил? Кто же всё-таки виноват?

Как любят в Лимонии этот вопрос, на который никто не знает ответа! Безрассудно благородный водяной народ во всех мировых грехах всегда готов обвинить самого себя, возможно, ещё и потому, что весь народ наказать невозможно. А может быть, виновата история, которую тоже невозможно наказать? А может быть, никто не виноват, потому что так должно быть, потому что иначе быть не может, и тогда это – хорошо? Неужели это хорошо? Никчёмный царь всем проиграл войну – с вытекающими из этого последствиями; война довела до ручки народ, у которого лопнуло терпение, – у того народа, который остался в живых; отчаянный народ вооружился партией Нилена, которая вовремя подвернулась под руку, всегда готовая к революции; партия Нилена с помощью народа приступила к строительству принципиально новой страны – на месте абсолютной разрухи, то есть на пустом месте, предварительно избавившись от всего, что мешало строительству новой жизни. Ещё один вечный вопрос: что такое это «всё» и как от него избавиться? Кто бы на него ответил?

Партия Нилена оказалась лицом к лицу с незаконченной мировой войной, которую Ликойан II с треском проиграл; с родным народом, обнищавшим и обозлённым до беспредела, который несколько лет войны приучили к насилию; с яростным врагом, терявшим своё благополучие и благосостояние, то есть всё, то есть смысл жизни, то есть саму жизнь. Вопреки всему, расправившись со старой властью, новая власть начала создавать новое общество, убрав с дороги всё, что мешало, и даже намного более всего. Она не дотянула до восьмидесятилетия, потому что сама себя уничтожила. Власть называлась рабоче-крестьянской, но на самом деле она таковой не являлась, потому что Линтас выхолостил её суть, заменив народную власть тоталитарной, то есть властью коммунистического царя, так называемого ксегена. За семьдесят лет ксегенская власть возвела на месте разрухи великую супердержаву – со всеми вытекающими лимонными и лунными последствиями. Она выучила неграмотную страну, состоявшую, в основном, из крестьян и рабочих; воздвигла высококачественную образовательную систему и всеобъемлющее здравоохранение; раскрепостила женщин, которые с энтузиазмом бросились в исконно «мужские» дела; построила мощную промышленность и мощное сельское хозяйство; защитила себя лучшим в мире оружием; воспитала непобедимый народ, который во вторую мировую войну спас от фашизма себя и весь мир; первой преодолела земное притяжение; создала прочную систему социальной защиты под названием «уверенность в завтрашнем дне» и высокую степень безопасности; вынянчила великое ксегенское искусство и литературу; распространила ксегенскую власть на другие страны, объединив их в так называемый «социалистический лагерь» – в противовес капиталистическому; начала осуществлять мечту революционных рабочих и крестьян о бесплатной жизни. Она заразила ксегенской идеологией полмира, а вторая половина, сохранившая своё здоровье, не собиралась с этим мириться. Здоровый капитализм отгородился от заразного социализма сразу же после Ноябрьской революции. Нилен понимал, что для опасного государства очень опасно находиться в изоляции от всего мира, и ему удалось пробить брешь в глухой ограде. Но по-настоящему опасной для капиталистического мира Лимония стала после второй мировой войны, которую она выиграла у фашистской Миянгеры.

Фашистская война была очень страшной. Миянгера поработила полмира и стала резать людей, как скот. В её коллекции не хватало чужеродной и притягательной Лимонии, на которую она напала самонадеянно и необдуманно в 1941 году. Окружённая враждебным капитализмом Лимония давно готовилась к обороне, хотя юной стране, строившей светлое будущее, война была противопоказана. В надежде избежать нападения Миянгеры или хотя бы его оттянуть Линтас заигрывал с фашистским лидером Лертигом. Но он перехитрил самого себя, поэтому Лертигу нетрудно было его перехитрить. Комичный и страшненький главный фашист, облапошивший весь цивилизованный мир, не сомневался в молниеносном успехе. Но он не знал, что в новой Лимонии новые люди стали непобедимыми. Это был удивительный народ, самозабвенно любивший свою новую страну и яростно ненавидевший бесчеловечный фашизм. Только в страшном сне ему могли присниться демократы, которые через пятьдесят лет с удовольствием полезут в клоаку в надежде отыскать сходство между фашистской Миянгерой и ксегенской Лимонией, между Лертигом и Линтасом. В чём же было это сходство? Может быть, в том, что Лертиг целенаправленно уничтожал чужие народы, а Линтас – свой собственный? А почему бы не сравнить Лертига с Наполеоном Бонапартом, Юлием Цезарем, Александром Македонским, которые тоже напали на многие страны, мечтая завоевать весь мир? Тогда главный фашист попадёт в историческую когорту выдающихся мужей и военачальников. Впрочем, и тут не всё так гладко, ибо в истории Луны Наполеон занимает, скорее, промежуточное положение – между блестящим полководцем и вероломным узурпатором. Кстати сказать, Линтас не нападал на многие страны с целью завоевать весь мир. Может быть, Лимония и Миянгера имели тождественное государственное устройство? Неужели Миянгера строила социализм? Миянгерский капитализм не являлся ни тоталитарным, ни развитым, ни недоразвитым социализмом, ни даже общенародным государством. Миянгера была капиталистической страной с реальной выборной системой, в которой народ недальновидно избрал себе фашистского лидера, заразившего фашизмом всю нацию. Линтаса в реальной действительности невозможно было ни избрать, ни переизбрать, потому что он был коммунистическим царём. Выходит, Линтас – ещё больший диктатор, чем Лертиг? Значит, он – ещё хуже фашиста? Действительно, какой лунный диктатор лучше или хуже другого? Возможно, Цезарь, или Македонский, или Наполеон? – все они были диктаторами. Нет, они вне игры, они выдающиеся военачальники. А разве Лертиг не выдающийся военачальник? Возможно, Каменный царь? – ещё тот диктатор. Боже упаси! Он прогрессивный правитель и тоже выдающийся.

Очень сложно разложить диктаторов по полочкам, тем более что на Луне их было и есть видимо-невидимо. Нередко очень трудно отличить диктатора от недиктатора. Вот, например, Нилен: он – кто? Демократы уверяют, что он – диктатор, потому что устроил в партии – партийную диктатуру, а в стране – пролетарскую. А коммунисты утверждают, что он – любимый вождь и учитель, надежда всего лунного человечества. Был ли Линтас диктатором? Без сомнения, был – как самодержец, сосредоточивший в своих руках неограниченную власть над страной и над народом. Был ли он любимым вождём и учителем? Боже мой, кем он только не был! Даже «отцом народов» и «другом физкультурников» – в соответствии со своей разыгравшейся фантазией полуобразованного и совсем не культурного человека. Его отеческие чувства и дружеские намерения внушала вся лимонная пропаганда с раннего утра и до позднего вечера. Тех, кто не верил громогласно, вождь и учитель убивал или отправлял в места не столь отдалённые; тех, кто не верил молча, он беспокоил время от времени; а тех, кто верил громогласно, – награждал по заслугам. История умалчивает о том, кто из почитателей «друга физкультурников» был искренен в своей привязанности. Наверняка всеохватывающая и всепроникающая линтасская пропаганда одурманила немало полуграмотных и полукультурных мозгов. Чем она их запудрила? Любовью к диктатуре, то есть тоталитаризмом. Но тоталитаризм – это далеко не фашизм, а фашизм – далеко не всегда тоталитаризм. Если бы лимонцы сороковых знали, что их «продвинутые» внуки станут сравнивать их с фашистами, они бы, наверное, не стали рожать детей – те, которые выжили в борьбе с миянгерским фашизмом.

6

Что же это был за народ – лимонцы сороковых годов XX столетия? Невиданное и неслыханное сообщество людей, живших в пределах одного государства. В нём больше не было привилегированной, то есть имперской, нации. Между тем в Лимонии насчитывались сотни наций, которые все были равны перед коммунистическим монархом. Лукавый «отец народов», выделяя бывшую имперскую нацию – водяных, сам себя называл «водяным» – правда, с сильным зиргунским акцентом. На деле он благоволил к родной зиргунской нации, к той её части, которая принимала его за великого; окружил себя зиргунами; наводнил ими лимонную столицу, искусство, культуру – вообще всё, что мог наводнить. Впрочем, он старался не только для своего маленького, но гордого народа, а для всех многочисленных народов, населявших необъятную Лимонию.

В новую жизнь разные лимонные народы вступили по-разному: каждый – со своим историческим багажом. У одних этот багаж был цивилизованным, у других – средневековым, а у третьих – пещерным. В новой стране новые люди должны были стать одинаково цивилизованными. В царской Лимонии, которая переводилась, как «страна водяных», водяные были имперцами. Лимонный царь, который сам был водяным, ориентировался на свою нацию; другие нации при лимонном царе жили так же, как жили до него, – царь им не мешал, но и не помогал. Лимония была мягкой империей; нацмены имели право жить, как привыкли: южные народы – в средневековье, а северные – в обнимку с белыми медведями. Самой цивилизованной была, естественно, водяная нация. По замыслу новой власти, которая ориентировалась не на водяных, а на угнетённое человечество, бывшие имперцы обязаны были поделиться с нуждающимися своей цивилизацией, умом, опытом, талантом. Неиссякаемая нация, сильно поредевшая и обедневшая после революций и войн, порастерявшая своё просвещённое и культурное достояние, со счастливой улыбкой легла на социалистический алтарь – под звуки хвалебной линтасской пропаганды и атеистических псалмов. Водяной пролетариат, превратившийся в героический символ революции, готов был потом и кровью доказывать своё высокое предназначение – открыть дорогу в коммунистическое счастье для всего братского лунного пролетариата.

У пролетариата нет национальности, потому что мир делится не на нации, а на пролетариат и буржуазию, которую надо победить. По дороге к победе попадается кто-то ещё, с которым приходится считаться. У этих «лишних» людей, выпавших за рамки коммунистического учения, естественно, нет пролетарской сознательности; их необходимо просветить и, слившись со всем лунным пролетариатом, рвануть в невозможное счастье, прихватив с собой все несознательные, но достойные элементы. Такова лунная миссия водяного пролетарского мессии.

Он всё время мешал ксегену строить тоталитарное государство, никак не хотел понять, что на Луне не может быть двух мессий. Казалось, Линтас смирился со статусом – кво: наследник Нилена строил тоталитарное государство, а ученик Нилена – коммунистическое. Водяной пролетариат всё больше сливался с лимонными рабочими и с лимонными «лишними» людьми; растворялся в них, неся в лимонные массы свои знания, опыт и энтузиазм. В конце концов интригану, фарисею и убийце Линтасу удалось приспособить водяной пролетарский раствор к своему тоталитарному государству. Низвергнутый мессия занял почётное место застрельщика и вперёдсмотрящего, а вместе с ним – вся водяная нация, ядром которой он являлся в ксегенском государстве. Ксегенская Лимония жила не для водяной нации, а за счёт водяной нации, другими словами, страна перестала быть империей.

Не будем жалеть водяных, тем более что бывшая имперская нация ощущала себя не жалкой, а великой и счастливой строительницей коммунизма, пока не раскусила обман. Лучше послушаем демократов с водяной душой, которые нашли другой объект для жалости и защиты. Конечно же, это ейверы – вечно обиженная нация. Логика у демократов всё та же – сногсшибательная: раз Лертиг целенаправленно истреблял ейверов в печах, душегубках и концлагерях, значит, Линтас – такой же фашист. Но ксеген не уничтожал целенаправленно ейверскую нацию. Он запугивал все лимонные народы, чтобы боялись, любили и уважали, чтобы не мешали создавать тоталитарную страну, а, наоборот, помогали. Испытывал ли он ненависть к какой-нибудь нации? Кто его знает? Он прятал глубоко в себе свои чувства, а вот страх постоянно выходил наружу. «Отец народов» погубил столько людей, что ему было, кого и чего бояться. Он царствовал тридцать лет, его патологический страх всё больше граничил с шизофренией; и под конец жизни, пугая всю страну, он сам напугался насмерть. Больной ксеген, следуя своей особенной логике, вместо того, чтобы лечиться, расправлялся с врачами – по сложившейся у него привычке. Случайно или не случайно врачи оказались ейверами? Не исключено, что хитроумный политик решил сыграть на обывательских чувствах лимонцев, которые недолюбливали ейверов, как, впрочем, остальные жители Луны.

В глазах мировой общественности каждая значимая нация имеет свой обывательский и исторический облик. Например, цинафрийцы-лягушатники, алияитцы-макаронники, водяные – пьяницы, а ейверы-бесстыжие приспособленцы. Насколько этот облик соответствует действительности? Настолько, насколько прав обыватель. Это – обывательский облик. В глазах лунных обывателей ейверы – бессовестные ростовщики, способные выжимать деньги из любой ситуации. Исторический облик наций – гораздо сложнее и, как правило, намного положительнее. Правда, ейверам и тут не повезло. Они умудрились предать своего соотечественника Христа, который после смерти стал любимым богом лунатиков.

Христианская церковь не могла простить это ейверам две тысячи лет; а вместе с ней – многочисленные нации, поклонявшиеся Христу. В этих невероятных исторических условиях ейверы выжили, пройдя небывалый естественный отбор. Как всем остальным лунатикам, ейверам хотелось жить, и жить – хорошо, а для этого подходили все разрешённые средства. Как ни странно, ейверам нередко удавалось жить хорошо; они не церемонились с людьми, которые с ними не церемонились. Выживая, ейверы боролись, приспосабливались и снова боролись. Естественный отбор выдерживали самые сильные, хитрые и талантливые. Они приспосабливались и боролись на всей Луне, в том числе – в партии Нилена. Партия была радикальной, она собрала самых обиженных и угнетённых. В имперской Лимонии ейверы были самыми обиженными и угнетёнными. Для них светская власть придумала черту оседлости, чтобы, как собакам, указать на место; а церковная власть, слившаяся со светской, периодически устраивала погромы, чтобы отомстить за погубленного Христа, который не стал бы богом, если бы не умер.

У партии Нилена был другой бог – пролетариат, а значит, она не делила людей по национальному признаку. В ней было много обиженных ейверов, немало представителей разных народностей, также обиженных имперской властью. Их всех собрал под своё крыло водяной имперец Нилен. Среди них был недоучивший Христа Линтас, объегоривший даже ейверов. Избавиться от Нилена властолюбивому зиргуну помогли враги партии. Но впереди было очень много работы по созданию нового тоталитарного государства. Ему мешали водяные – великая имперская нация; пролетариат, возомнивший себя мессией; партия, не признававшая зарвавшегося выскочку; короче говоря, ему все мешали. Но не мог же он, право слово, уничтожить всех; кем бы он тогда руководил? Пришлось убивать выборочно: одних – больше, других – меньше. Кому досталось больше других – сказать трудно, тем более что Линтас не был заинтересован в статистике. Одно очевидно: тем, кого ксеген боялся больше других. Может быть, это ейверы? О коварстве и вероломстве ейверов, которые расправились с самим Христом, недоучившийся богослов узнал ещё на ученической скамье. Позже он убедился в этом на собственном опыте, когда вступил в партию Нилена. Хотя Нилена ейверы слушались, признавая его превосходство, Линтасу они уступать не собирались. Претендуя на авторитет и влияние, они для начала выбили себе преимущества под национальную убогость и угнетённость, получая привилегии в то время, как водяные их лишались. Для Линтаса ейверские карьеристы представляли большую опасность. А разве меньшую опасность представляли зиргуны? Неужели он меньше боялся водяных, которые теряли всё под громкие крики о том, что они приобретают весь мир? Так кто же всё-таки больше всех пострадал от Линтаса?

Милые мои! «Сочтёмся славою, ведь мы свои же люди, пускай нам общим памятником будет» неприятие всех тоталитаризмов и деспотий. Я беру на себя смелость в начале XXI века выступать от имени водяной нации, которая ни на кого не обижается, кроме Линтаса, и то – не за себя, а за другие народы. Великой нации не пристало обижаться, ныть и скулить; ей пристало действовать и бороться. За что? За государство. Против чего? Против государства. Государство – своеобразный аппарат, аппарат власти, защиты и насилия. Он создан людьми, чтобы над ними властвовать, их защищать и насиловать. Он властвует всегда, защищает в соответствии со своими интересами, а насилует, чтобы свои интересы защитить от людей, которые его создали. В государстве жить тяжело, но без государства жить невозможно. Мы обречены жить в государстве и подвергаться его насилию, когда его интересы не совпадают с нашими. Для этого государство располагает армией, полицией – всеми силовыми структурами. Но ни в коем случае нельзя забывать: государство нас насилует в такой степени, в какой мы это ему позволяем. Государство и Родина – не одно и то же. Государство приходится терпеть, Родину нельзя не любить. Родиной может быть двор, улица, город, страна, планета и даже – вся Вселенная. Водяные всегда любили свою Родину. В сороковые годы XX столетия для них Родиной была ксегенская Лимония. В ксегенской Лимонии водяная нация стала терять своеобразие; она цементировала собой все нации ксегенского государства, превращая это уникальное сообщество в так называемое общенародное государство во главе с коммунистическим государем. К этому времени в Лимонии подросло молодое поколение новых людей, с молоком матери всосавших ксегенскую пропаганду, потому что другой пропаганды они не знали. Подобно своим родителям, они беззаветно любили своё сообщество, свою Лимонию, своего лимонного государя и своё светлое будущее, которое было не за горами. Необъятная любовь и потрясающие успехи нового государства вселяли в ксегенский народ оптимизм, уверенность в своих силах, энтузиазм, святую атеистическую веру в неминуемую победу. Несмотря ни на что, это был народ – победитель. Он раздавил фашизм и привёл в восхищение весь мир. Авторитет Лимонии и ксегенской власти непомерно вырос на Луне. Линтас моментально этим воспользовался и помог ряду лунных стран сориентироваться в нужном политическом направлении. Благодарные народы, освобождённые Лимонией от бесчеловечного фашизма, полагали, что выбрали социализм гениального Нилена, но это был тоталитарный линтасский социализм. Некоторым вновь испечённым ксегенам очень понравилась их власть, и они служили ей верой и правдой до самого конца социалистического лагеря. Другие начали потихоньку разочаровываться, тяготиться навязанным лимонным лидерством – их грубо возвращал на место сначала Линтас, затем другие лимонные ксегены, пришедшие ему на смену.

Такая перспектива привела в ужас не поддавшиеся страны, и они начали скрупулёзную борьбу за родной капитализм, получившую название «холодной войны». Для начала они возвели «железный занавес» между капитализмом и социализмом. Капитализма Линтас не боялся – он без промедления принял вызов. Казалось, ему даже понравился «железный занавес», за который можно было прятаться самому и прятать свой народ, который был опаснее лунного капитализма. Кто мог предвидеть, как поведёт себя народ-победитель, узнавший правду о своём коммунистическом идоле?